Lib.ru/Современная литература: Птушенко Анатолий Владимирович. Системная парадигма права

А.В. Птушенко

Системная

парадигма

права

О некоторых основополагающих проблемах

современного правоведения,

информациологии, экономики и эконологии

Москва

2004

Птушенко Анатолий Владимирович

В прошлом кадровый военный, полковник, специалист по глобальным проблемам и анализу сложных систем; окончил Суворовское училище, затем один курс Высшего Военно-морского училища, затем - полный курс 1-го факультета Военно-воздушной академии им. Жуковского. Служил на Северном Флоте в должности Инженера минно-торпедного авиаполка и Старшего инженера-конструктора в штабе Авиации СФ ВМС. Много лет проработал в качестве Компоновщика Специальной конструкторской группы Авиации ВМФ вместе с такими выдающимися авиаконструкторами как В.М. Мясищев, Р.Л. Бартини, А.Н. Туполев. Участвовал в проработках отечественного межконтинентального самолёта-амфибии, в том числе и с ядерными силовыми установками различных типов. Около 20 лет проработал в Центральном НИИ МО, где заведовал лабораторией, отделением и отделом системных исследований. Создал оригинальную методологию сравнительной экономико-эффективностной оценки конкурирующих систем; разработал принципы полёта крылатого космического аппарата по круговым геоцентрическим орбитам со сверхкруговыми скоростями. (Тема кандидатской диссертации). В тот же период участвовал в исследовании международных правовых проблем в области освоения космического пространства, в том числе проблемы делимитации космоса. (Тема докторской диссертации). Участвовал в разработке основ военной терминологии (пять статей в Советской военной энциклопедии). Получил несколько авторских свидетельств на изобретения. После выхода в отставку работал старшим научным сотрудником во Всесоюзном НИИ Государственной патентной экспертизы.

Опубликовал ряд работ по основным проблемам Гражданского общества, государственного и конституционного права. По заданию Госдумы РФ выполнил постатейный логико-системный и юридический анализ ныне действующей Конституции РФ, подготовил законопроекты о новой Конституции РФ, о правовой защите интеллектуальной собственности, о создании единой Информационно-терминологической службы РФ. По просьбе Госстандарта РФ подготовил предложения по основным принципам военной терминологии и её классификации.

Много лет занимался лекторской и преподавательской деятельностью: был лектором-консультантом Всесоюзного общества "Знание", лектором МГК КПСС, вёл в ЦНИИ МО семинары по философским проблемам освоения космоса и по юридическим аспектам отечественной экономики, более 10 лет преподавал правоведение, экономику, экологию и науковедение в Московском Государственном университете культуры. Был вице-президентом Всемирного Распределённого Университета, вице-президентом Отделения МАИ. Член научно-технического Совета Российской Федерации Космонавтики. Участник Великой Отечественной войны.

В 1990 г. баллотировался в депутаты Мосгорсовета и в Верховный Совет РСФСР. Был спецкорреспондентом газеты "Деловая Россия" и Парламентским корреспондентом журнала "Химия и жизнь", а также членом редколлегии журналов "Встреча" и "Наука-Образование-Культура". Член редколлегии журнала "Арабский мир и Евразия". Вице-президент Международного Университета гуманитарных наук. Известен как журналист-популяризатор и публицист.

Основные направления научной деятельности: оптимизация (экономико-эффективностная оценка) систем, экономика, теория государства и права, интеллектуальное право, информациология, культурология. Основатель учения о Концептуальной власти, автор концепций правовой защиты интеллектуальной собственности и информациологической сущности Гражданского общества.

Доктор юриспруденции, доктор экономических наук, доктор делового администрирования, Гранд доктор философии, кандидат технических наук, информациолог; профессор, академик Международной Академии Информатизации и Академии проблем безопасности, обороны и правопорядка.

Введение

Сегодня мы живём в быстроизменяющемся мире. Не успели оправиться от дискредитации коммунистической идеологии, как пришлось тут же осознавать, что безыдейное поведение -- ещё хуже. Человек, не обременяющий себя никакой идеологией, с удручающей неизбежностью начинает вести себя по-свински. И это в лучшем случае. В худшем -- преступно. Попутно выяснилось, что древняя панацея, раньше успешно ограждавшая общество от полной деградации -- религия, -- сегодня уже совсем плохо справляется со своими задачами. Если не сказать больше. Выяснилось также и то, что истинно-капиталистическая идеология ничего хорошего честному труженику не сулит: "в люди" прежде всего выбиваются циники, полукриминальные плутократы (они же "олигархи") и откровенные мошенники. Умные люди оказались "за скобками", процветают "сообразительные". И это -- во всём Мире, хотя России здесь, безусловно, принадлежит одно из первых мест.

Возникает самый вечный из всех вечных вопросов: "Кто виноват?" (и "Что делать?") --то есть, где корни зла и как выходить из ситуации окончательной деградации Общества.

Есть серьёзные основания полагать, что ответы на эти вопросы не лежат в области экономики: передовые учёные-экономисты (например, Ю.М. Осипов из МГУ) уже осознали, что современное экономическое учение потерпело полное фиаско. Сегодня вопрос стоит так: либо человечество найдёт принципиально новый способ управления Обществом, либо -- продолжая губительное для Земли "развитие" под руководством "экономистов" -- погибнет под развалинами родной планеты. Оставив после себя только пепел -- и в материальном, и в идейном плане.

Общеизвестно (хотя сегодня и далеко не всеми осознано), что политика -- это концентрированная экономика. Со всеми, следовательно, её, экономики, глупостями, подлостями и безобразиями (ВВП, частная собственность на невосполнимые природные ресурсы, ссудный процент). К тому же, как громогласно возвещают сами политики, она, политика -- дело грязное и малоидейное: "искусство возможного", так сказать. Так что было бы совершенно ненаучным искать ответы на вечные вопросы в политике.

О роли религии уже сказано. Трудно ждать от неё, занятой сегодня межконфессионными распрями, и хуже того -- впрямую порождающей разнообразные "джихады" одних "правоверных" против других, -- разумных, конструктивных, ответов на "проклятые вопросы".

Остаётся единственный конструктивный механизм -- право.

Правда, как показали проведённые автором исследования, и в этой области с идеологией далеко не всё в порядке. Устарели общепринятые представления о роли и месте государства в обществе. Есть весьма обоснованные возражения против широко распространённых трактовок понятия "гражданское общество". Немало возражений против духа и буквы ныне действующей конституции РФ. Вплоть до того, что она содержит, как показывает тщательный анализ, прямые системно-логические и даже лексико-грамматические ошибки. Массу всяческих возражений вызывают и гражданский, и налоговый кодексы. (Прежде всего, отсутствие необходимой большой рентной платы за использованные ресурсы, смешной -- "показательный" -- налог на недвижимость).

Но хуже всего обстоят дела в области интеллектуальной собственности. И самый вредный для общества подход оформился здесь в целенаправленное и настойчивое отрицание необходимости, и даже возможности правовой защиты идеи -- как основы всяческой идеологии и как основного объекта не только интеллектуальной собственности, но и собственности вообще.

Сегодня как никогда становятся актуальными философские основы права -- мировоззренческое объяснение смысла и предназначения права, его обоснования с позиций системоанализа, исходя из сути человеческого бытия, из концепции существующей в этом бытии системы ценностей. Необходимо, наконец, осознать, что право есть одна из подсистем Культуры, что самодовлеющее изучение лоббирующих чьи-то интересы законов под видом правоведения не имеет ни теоретического ни практического смысла; что "внеэкологичное" Право не имеет права на существование. Так же, как и внеэкологичная экономика. К сожалению, современная культурология отягощена непримиримыми внутренними противоречиями и не способна предложить какого-либо работоспособного алгоритма установления статуса Культуры как метасистемы, как системного базиса права. В силу этого сегодня столь актуальны любые "нетрадиционные" исследования в этой области.

Со времён Римской империи цивилистика признавалась основой правовой системы: "...именно гражданские законы -- это те главные факторы, с помощью которых идеалы свободы, требования демократической и правовой культуры фактически реализуются в повседневной жизни граждан, и тем самым с юридической стороны обеспечивается реальное формирование современного свободного гражданского общества" (С.С. Алексеев [1] ). Сегодня весьма актуально и другое наблюдение вышеупомянутого автора: римское право отнюдь не представляет собой результат сглаженной и усреднённой коллективной проработки (что столь характерно для сегодняшнего российского правоведения), римское право -- плод сильного и оригинального индивидуального ума. Этот подход и сегодня весьма актуален. И по сути, как показала и отечественная, и мировая практика, не имеет альтернативы. Истина не "лежит посередине" -- там может существовать только ещё одна проблема. Так реализуется один из основных принципов системоанализа.

Сегодня интеллектуальное право молчаливо (то есть без каких-либо серьёзных обсуждений и диспутов) признаётся подсистемой (частью) гражданского права. Серьёзных обоснований этого подхода нет ни у кого. Обсуждение этой проблемы -- вплоть до признания интеллектуального права самостоятельной ветвью системы права -- весьма актуально. Особенно на фоне возникших сегодня тенденций выделить в самостоятельную ветвь банковское право и признать необходимой для общества четвёртую ветвь государственного механизма -- банковскую власть. Исходя из сказанного, весьма актуальны исследования в сфере оптимизации структуры и функций четвёртой власти. Тем более, что по многим серьёзным соображениям, ею должна стать вовсе не банковская, а Концептуальная власть. (Быть ли ей четвёртой, или, напротив того, первой -- также весьма актуальная проблема для серьёзного исследования).

В рамках системы интеллектуального права сегодня правомерно признать наиболее актуальной проблему правовой защиты идеи.

Весьма актуальной является и задача применения интегральной мощи аппарата системоанализа ко всей сложной системе вышеописанных взаимосвязанных проблем.

Таким образом, наша первая цель заключаются в критическом анализе системно-логической ситуации, сложившейся на сегодня в сфере теории Права в целом и интеллектуального права в частности -- с учётом всех его сложных системообразующих пересечений и взаимосвязей, -- с последующей разработкой принципиально новой -- системной -- концепции правовой защиты интеллектуальной собственности.

Исходя из широкоизвестной теоремы Гёделя о неполноте, решить поставленную задачу в рамках отдельного рукава Права невозможно: её решение надо искать в анализе и переработке основ общей системы Права. Естественным образом на этом пути возникает ряд новых аспектов основополагающих проблем: соотношения Права и закона, государства и Общества, "центральной власти" и "местного" самоуправления. Самостоятельную проблему представляют правоотношения в сфере Интернета и компьютерных технологий.

Попутно преследуется дополнительная цель: разработать семиотические основы для построения новой, внутренне непротиворечивой системы взаимосвязанных дефиниций, необходимой для создания нового основополагающего юридического тезауруса.

Дополнительная цель состоит также в системно-логическом анализе наиболее заметных типовых ошибок, встречающихся в некоторых законах, принятых в РФ, начиная с 1992 г.

Ещё в 60-ые годы автором (в то время служившим начальником отдела системных исследований Центрального НИИ МО) была разработана принципиально новая методология сравнительной оценки конкурирующих систем, которая была применена для решения проблемы так называемой "делимитации космоса" (разграничения воздуха, где действует принцип государственного суверенитета, и космического пространства, -- где в силу незыблемых физических законов нельзя лететь иначе как не считаясь с какими бы то ни было государственными границами). Впервые (не только в СССР) автором было показано, что названная проблема не имеет никакого разумного решения в рамках использования каких-либо физических критериев и может быть решена только как чисто юридическая проблема. Данное положение нашло серьёзное отражение во многих комплексных НИР, выполненных в институте, и вошло составной частью в стратегически важные отчёты ЦНИИ для МО и Правительства СССР.

В последующем, в бытность автора старшим научным сотрудником ВНИИГПЭ, упомянутая методология использовалась при разработке конкретных методик оценки эффективности (и экономичности) предполагаемых изобретательских решений в сфере космических, ракетных и авиационных систем. Автором была показана насущная необходимость принципиального разделения эффективности заявленного технического решения и сложности решённой изобретательской задачи. Было показано, что эффективность автоматически выявится на рынке, но за сложность решённой изобретательской задачи изобретателю следует заплатить отдельно (независимо от оценки эффективности) -- в виде ранга выдаваемого ему патента (авторского свидетельства). Попутно была разработана новая методика (в духе ранее высказанных идей Г.С. Альтшуллера), позволяющая чётко отличить подлинное решение изобретательской задачи от нетворческого решения тривиальной конструкторской задачи. Все эти методики -- при, естественно, диком сопротивлении всех уровней иерархии Госкомизобретений (в то время во главе с Наяшковым) -- были всё-таки частично внедрены автором в практику ВНИИГПЭ (благодаря частичной поддержке его тогдашнего директора Блинникова).

Автором разработана принципиально новая теория четырёхзвенного механизма для правового государства: с Концептуальной ветвью, -- как оптимальное решение для подсистемы управления подлинно демократического Общества. Эта концепция признана достаточно новой и достаточно оригинальной для того, чтобы Палата регистрации Интеллектуальной новизны МАИ объявила А.В. Птушенко основоположником учения о Концептуальной власти (сертификат-лицензия N EIW 000178 от 06.12.1995).

Разработанная автором концепция информациологической сущности Гражданского Общества также признана Международной Академией Информатизации и удостоена соответствующего защитного документа (сертификат-лицензия N EIW 000132 от 27.11.1995).

Защищена аналогичным документом и принципиально новая концепция автора о правовой защите интеллектуальной собственности (сертификат-лицензия N EIW 000180 от 06.12.1995).

По предложению Председателя Комитета по законодательству Госдумы РФ в 1993г. автором был выполнен постатейный системно-логический анализ Конституции РФ. На базе этого исследования автором выполнена самостоятельная разработка принципов построения демократической конституции и сформированы основные статьи новой (юридически непротиворечивой) Конституции РФ. Эти материалы были опубликованы в периодике и переданы в Госдуму (Исакову В.Б.)

Позднее автором был разработан законопроект о введении в РФ Единой службы сертификации официальных документов на предмет их системно-логической и лексико-грамматической корректности. Законопроект также передан в Комитет по законодательству (Лукьянову А.И.).

Автором разработана принципиально новая концепция Гражданского Общества с полностью подчинённым ему правовым государством. Эта концепция неоднократно обсуждалась в периодике, она используется автором в его лекциях по теории государства и права, а также по правоведению.

Разработана концепция о сущности эколого-информациологических корней теории права и экономической теории. На базе этой концепции автором создаётся учение об эконологии -- интеграционной науке, изучающей в совокупности и взаимосвязи эколого-экономико-правовые проблемы (типа легитимной принадлежности невосполнимых природных ресурсов). Попутно автором разработана тезаурусная концепция информации. Положения последней теории многократно обсуждены в печати и используются автором в лекциях по информациологии и по праву.

Глава 1. Философия права. Методы исследования

Обычно авторы трудов и учебников по теории права не отвергают огромной роли философии в обосновании принципов и основополагающих аксиом права. И им трудно было бы вести себя иначе: "Право есть вообще свобода как идея" -- это сказал не кто-нибудь, а один из наиболее знаменитых философов (Гегель).

Философское осмысление права -- древняя традиция: Аристотель, Фома Аквинский, Гуго Гроций, Иммануил Кант немало усилий предприняли для разработки философии права. В их работах философский подход к осмыслению права состоит в попытке постигнуть основополагающую идею права, игнорируя все национальные и исторические различия во внешних формах его проявления.

Философские основания органически входят в содержание любой фундаментальной науки, определяют её мировоззренческое и методологическое значение. Очень часто от исходной философской идеи зависит степень обоснованности разработанной гипотезы или концепции. Это полностью справедливо и для теории права.

И современные теоретики-правоведы не оставляют без внимания философию права. Известный поборник идеи создания юридических систем, способных возвыситься над властью, С.С. Алексеев, в качестве основы выдвигает идею правозаконности: "Начиная с эпохи Просвещения философская мысль по вопросам права, развиваясь и оттачиваясь, в своём едином движении неизменно склонялась к одному -- к тому, что основой права, его стержнем и предназначением является свобода. И не просто свобода, не свобода вообще, не абстрактно понимаемая идея свободы, а...реальная, в живой юридической плоти свобода отдельного автономного человека. ...Именно соединение передовой философской мысли о сути человеческого бытия и реального развития политико-правовой действительности в последние два столетия даёт надёжное основание для вывода о том, что суммой философско-правовых идей (концепцией) о праве в жизни людей, отвечающей требованиям нынешней стадии человеческой цивилизации, должна стать ФИЛОСОФИЯ ГУМАНИСТИЧЕСКОГО ПРАВА -- ФИЛОСОФИЯ ПРАВОЗАКОННОСТИ".

При этом С.С. Алексеев подчёркивает два важных момента. "Гуманистическое" -- это не затёртый эпитет, к месту и не к месту употребляемый массовыми коммуникациями и разномастными политтехнологами, а термин в своём изначальном, точном значении: характеристика явлений в жизни Общества, сконцентрированных вокруг человека, человеческих ценностей и интересов. "Правозаконность" означает строжайшее, неукоснительное претворение в жизнь не любых и всяких норм, а начал гуманистического права, прежде всего основных, неотъемлемых прав человека. В отличие от этого термин "законность" характеризует лишь одно из имманентных свойств любого права, его общеобязательность -- категоричность, непременность соблюдения, претворения в жизнь действующих юридических норм -- неважно каких, в том числе как "революционных", так и самых что ни есть реакционных.

Такая философия права мне представляется более совершенной и более обоснованной, чем примитивная (хотя и реализованная сегодня во многих "развитых" странах) философия, основанная на якобы изначальном "праве государства".

В современном Гражданском Обществе философия правозаконности должна господствовать и править. Эта философия призвана определять приоритет прав человека по отношению к правам государства. Она должна определять содержание, смысл и направления деятельности всех судебных, законодательных, исполнительных (включая правоохранительные) органов по всем вопросам, на которые так или иначе распространяются права человека.

Изначальность прав человека -- важнейший философский принцип, его можно рассматривать как индикатор для проверки существа той или иной правовой системы. Если утверждается, что "Признание, соблюдение и защита прав и свобод человека и гражданина -- обязанность государства" (Статья 2 Конституции РФ), можно усомниться в системно-логической и философской квалифицированности авторов подобного утверждения. Либо -- признаться в лицемерности и фарисействе подобной правовой системы. Поскольку права человека возникают просто вследствие факта его рождения и являются таким образом априорными, не зависящими от воли какого-либо органа управления, эти права просто не входят в компетенцию государства. Для государства, важно одно: ни под каким предлогом оно не вправе нарушать права человека. И оно, государство, изначально лишено права решать эту проблему по-своему: признавать -- не признавать, защищать -- не защищать, считать это своей обязанностью или нет. Государство, не признающее такой максимы, конечно, может существовать (какое-то время -- пока Общество будет его терпеть), но в соответствии с законами философии, системоанализа и формальной логики подобное государство не может именоваться демократическим. Что бы ни говорила официозная пропаганда о сути такого государства, оно всё равно будет оставаться какой-либо разновидностью деспотии (диктатуры).

Предвидя возможное возражение, что де всё-таки лучше зафиксировать в конституции обязанность государства соблюдать права человека, ответим следующим образом. Записать такую обязанность государства можно, но не в такой форме (которая приведена выше). Эта формулировка вовсе не исключает такой трактовки: права человека дарованы ему по доброй воле государства. А вот это как раз и есть нарушение основного философского принципа изначальности прав человека: права человека выше прав государства. Первые даны человеку "от Бога", вторые -- дарованы государству Обществом. Поэтому для выражения демократической сущности государства в конституции следует писать так: "В демократическом обществе государство полностью подчинено обществу, а права и интересы человека выше прав и интересов государства".

Прежде всего, обратим внимание на одну, по-видимому, привычную, а потому практически никем не замечаемую, несообразность. Все авторы теоретических работ по праву единодушны в одном: основной принцип философии права -- признание самоценности и высшей роли во всех правовых построениях понятия справедливость. Но те же самые авторы молчаливо (а подчас и напротив того -- весьма велеречиво) соглашаются с положением, при котором автор некоего "вещественного" решения вправе жить на доходы от использования его решения другими людьми, в то время как автор интеллектуального решения (идеи) не только на практике, но и теоретически такого права лишён. При этом используются аргументы, которые, по нашему мнению, ошибочны как с философской точки зрения, так и с позиций системоанализа. Например, часто используемая псевдодихотомия "материальный -- идеальный". Любое "идеальное" решение -- а оно "по определению" всегда является информационным решением, -- столь же материально, как и любое вещественное решение. Проще говоря, столь распространённая аргументация против законодательной защиты идеи происходит от элементарного непонимания идей современной философии. Согласно этим новым основам философии, мир материален в том смысле, что он объективен и не является продуктом нашего воображения. Поэтому всё сущее -- материально.

Разумеется, для вульгарного материализма, утверждавшего: материя -- это объективная реальность, данная нам в ощущениях (известное ленинское определение), также нет никаких оснований. Во-первых, совершенно не важно, "дана" ли материя нам или кому-либо иному: не будучи "дана" никому, она продолжает оставаться материей. Остаётся материя материей и в том случае, если "дана" не нам. Что касается наших ощущений, то и здесь В.И. Ленин не был прав: нам даны только результаты нашего взаимодействия со всей остальной Вселенной. Ибо наше присутствие во Вселенной как-то деформирует её метрику. Как именно -- этого мы пока не знаем (хотя гравитационное взаимодействие вполне могли бы уже учитывать), но сей -- количественный, а не качественный, -- факт никакого значения не имеет для принципиальных философских определений.

Возвращаясь к философским основам права, вынуждены отметить, что сегодня укрепилась абсолютно несправедливая идея ненужности правой защиты идеи. Почему-то считается, что она, идея, изначально принадлежит всем. По моему убеждению, всем должны принадлежать невосполнимые природные ресурсы. Идея же -- она не "от Бога", она -- плод индивидуального труда. Не говоря уж о том, что идея вещи значительно важнее для Общества, чем сама вещь. Обладая идеей вещи, последнюю всегда можно воспроизвести; обратное, как правило, невыполнимо: миллиарды людей обладают и пользуются вещами, абсолютно не осознавая идеи этих вещей.

Мне представляется вполне убедительным приведённое доказательство возможности правовой защиты идеи -- как её дефиниции.

Перейдём к методологии исследований.

В современной правовой литературе принято выделять следующие основные методологические принципы: всесторонность исследования, комплексность исследования, применение диалектического метода; применение методов: восхождения от конкретного к абстрактному (и обратно), исторического, формально-юридического, метода сравнительного правоведения, правового моделирования, конкретно-социологического метода.

Между прочими методами, как бы между прочим, упоминается и системный метод. Это выглядит знаковым явлением: у нас изначально имеет место непонимание сути системоанализа, области применения системного подхода. Хотя их упоминание стало как бы правилом хорошего тона.

Неверно также и утверждение, что метод исследования якобы непосредственно вытекает из предмета исследования. Подобное утверждение впрямую нарушает один из основных законов формальной логики -- закон достаточного основания. (Который сам нередко понимается превратно: исключительно как необходимость обосновывать каждое положение в доказательстве). В правильном понимании закон достаточного основания утверждает, что метод доказательства должен быть обоснован независимо от доказываемого тезиса (следовательно, независимо от предмета исследования).

Удивляет, что ни в одном из рассмотренных источников (см. перечень использованной литературы) я не встретил однозначного и чёткого указания на абсолютную необходимость использования во всех юридических исследованиях всех без исключения законов формальной логики. Нелогичный юридический язык -- это, как минимум, странно. Тем не менее сегодняшняя ситуация именно такова.

Нигде не было замечено также упоминание о необходимости неукоснительного использования в теории и практике юриспруденции основного вывода известной теоремы Гёделя о неполноте.

Как указано во вводной части работы, автор по первоначальной специализации -- системоаналитик. Поэтому имеются все основания применить для настоящего исследования в качестве основной методологии именно системоанализ -- в оптимальном сочетании с классическим аппаратом формальной логики.

В своё время я приложил немало усилий к развитию теории системоанализа и созданию конкретных методов оценки эффективности и экономичности систем. Результаты этих многолетних исследований излагаются в следующей главе.

Глава 2. Системоанализ. Системный подход как наиболее обобщённая методология современной науки

Системоанализ (иногда называемый также системным анализом или анализом сложных систем) -- область науки, изучающая методологические принципы, концепции, практические методы для обоснования решений по сложным экономико-политическим, социальным, военным, научно-техническим, экологическим и правовым проблемам в условиях неопределённости, обусловленной наличием факторов, не поддающихся однозначной количественной оценке.

В процессе проведения системоанализа формируются варианты решения, на основе которых можно сделать окончательный выбор оптимального решения -- по определённым, заранее установленным критериям

Системоанализ включает и строгие математические методы, и неформализуемые практические приёмы, основанные на интуиции и широкой эрудиции авторитетных специалистов. Процедуры системоанализа ориентированы на выдвижение альтернативных вариантов решения проблемы, выявление масштабов неопределённости по каждому из вариантов. В итоге выполняется сопоставление всех вариантов по определённым критериям эффективности и экономичности.

Несколько важных предварительных замечаний. Нередко при решении какой-либо вроде бы понятной исследователю проблемы формируется тем не менее неверная постановка задачи. Случается, что принятый критерий эффективности не отражает существа задачи. Ввиду важности вопроса изложим суть концептуальной новеллы, рассказанной полвека назад основоположниками Исследования Операций Кимбеллом и Морзом.

В годы второй мировой войны американцы и англичане несли большие потери от немецкой авиации в морских судах. Эти "морские транспорты" (как их именовали американцы) везли из США в Великобританию (а иногда и в СССР -- в рамках так называемого "лэндлиза") вооружение, продовольствие и разнообразное оборудование. Для защиты от немецких подводных лодок транспорты объединялись в большие "конвои" и защищались кораблями охранения. Подводные лодки преодолеть этот заслон из кораблей охранения не могли. (Подлодка значительно тихоходней и менее манёвренна сравнительно с противолодочным кораблём). Но с самолетом ситуация диаметрально противоположна: немецкие пикировщики легко прорывались сквозь бреши в частоколе кораблей охранения и безнаказанно топили беззащитные транспорты. Увеличить численность кораблей охранения -- чтобы их зоны противовоздушной обороны надёжно перекрывали друг друга -- было весьма затруднительно по многим причинам.

И тогда возникло, как казалось, естественное решение: поставить зенитные пушки непосредственно на каждый транспорт -- пусть он защищает себя сам. Что и было сделано.

Однако корабль имеет определённое водоизмещение -- значит, из-за установки на него пушек надо что-то с него снять. Например, часть полезной нагрузки. А также и экипажа, поскольку орудийную прислугу надо кормить и надо её разместить в кубриках. В итоге увеличивается время простоя транспорта в порту под погрузкой - выгрузкой. Когда всё это было осознано американскими адмиралами, пришла мысль оценить эффективность тех самых зенитных пушек. Адмиралитет сформулировал задачу так: определить, сколько немецких самолётов сбито этими "транспортными" пушками. Исследование дало несколько неожиданный результат: абсолютный ноль. И эти зенитки чуть было не начали снимать с кораблей.

Однако в недрах адмиралтейства нашлись-таки продвинутые молодые люди (впоследствии заложившие основы системоанализа), указавшие адмиралам на их принципиальную ошибку: эффективность таких пушек вовсе не в сбитии вражеских самолётов. Она -- в предохранении транспорта от потопления вражеским самолётом. То есть считать нужно не сбитые самолёты, а потопленные транспорты. Когда провели соответствующее расследование, убедились: все сто процентов потопленных транспортов были без пушек.

И тогда всё стало понятным (что нередко случается, когда задача решена): если по летчику стреляют, он действует строго в рамках инструкции по бомбометанию: на заданной высоте, с заданной дистанции; и, разумеется, -- мимо. А вот когда пилот не чувствует никакого противодействия, он наглеет: выходит прямо на транспорт и без опаски пикирует на него. Результат в этом случае ясен. Был ещё и такой метод: "топ-мачтовое бомбометание". Топ -- это вершина мачты. На незащищённый корабль бомбардировщик выходит на малой высоте и над топом выполняет "горку". При этом он на мгновение как бы зависает над кораблём. Тут достаточно открыть бомбодержатели -- и бомба падает точно в дымовую трубу.

Отсюда один из главных принципов системоанализа: прежде всего нужно чётко уяснить существо решаемой задачи. В сегодняшней российской юриспруденции наиболее часты сбои именно в этом компоненте.

В семидесятые годы идея применения системного подхода к сложным проблемам управления стала очень популярной. (Юриспруденция же -- безусловно, именно система управления. Со всеми присущими системе атрибутами: прямыми и обратными связями, критериями эффективности и экономичности и проч.). Редактор переводной книги "Системы и руководство" ([27], Р. Джонсон и др.) писал: "Потребность в литературе, где излагались бы основы построения систем различного типа, в настоящее время весьма велика. Авторы выбрали в качестве такой основы системный подход. Весь мир, всё, что мы видим вокруг, состоит из взаимосвязанных и взаимодействующих систем. Эта точка зрения глубоко диалектична и исключительно плодотворна. Руководитель, овладевший системным подходом, по-новому "видит" предприятие и производственные процессы, он обладает фундаментом для научной организации всего процесса руководства и применения специальных методов.

Управление, основывающееся только на опыте и интуиции руководителя, становится всё чаще неэффективным. Для решения некоторых проблем руководства уже имеются хорошо разработанные методы. Они содержатся в таких дисциплинах, как системотехника, теория вероятностей и теория массового обслуживания, вычислительная техника, цифровое и аналоговое моделирование, линейное и динамическое программирование, анализ сетей (с вытекающими из него методами сетевого планирования), инженерная психология и т.д. Одно лишь это перечисление научных дисциплин, которые могут быть полезны руководителю в его практической деятельности, приводит к вопросу: как весь этот разнородный материал связать воедино? Какова та платформа, опираясь на которую руководитель сможет эффективно применять эти методы? Такую платформу и даёт системный подход. Его использование позволяет принять во внимание множество факторов самого различного характера, выделить из них те, которые оказывают на объект наибольшее влияние с точки зрения имеющихся общесистемных целей и критериев, и найти пути и методы эффективного воздействия на них. Системный подход основан на применении ряда основных понятий и положений, среди которых в первую очередь следует выделить понятия системы, иерархии, потоков материалов, информации и энергии".

Добавим: всё сказанное полностью справедливо и для управления Обществом с помощью государства. Следовательно -- и для общей теории Права.

Ещё одно чрезвычайно важное замечание: необходимо отучить и Общество, и подчинённое ему государство от привычного термина "власть", решительно заменив его термином "подсистема управления". Из этого проистекут не только весьма глубокие теоретические новации, но и остро потребные сегодня коренные практические выводы.

Как было отмечено выше, самой первой по времени дисциплиной этого междисциплинарного класса было Исследование Операций. Сложившись в годы второй мировой войны как инструмент оптимизации военных операций, в последующие годы ИО стало с большим успехом применяться и для решения чисто цивильных задач.

Из рассмотренных примеров можно сделать один общий вывод: задача Исследования Операций формулируется как оптимизация поведения уже созданной системы. (На корректном научном языке это называется так: поиск оптимального закона управления для заданной системы).

В те же годы сложилась и теоретическая часть системотехники -- общая теория систем. Её предмет -- упорядоченная теоретическая концепция, предназначенная для описания общих взаимосвязей реального мира. Если система не задана, то есть исследователь вправе менять её параметры (оптимизировать структуру и функции системы) -- это и есть проблема Системотехники. Иначе говоря, Системотехника исследует принципы и методы проектирования сложных систем, предназначенных для достижения вполне определённых, заданных, целей. Поскольку очевидно, что оптимальный закон управления для оптимальной системы существенно отличается от оптимального закона для неоптимальной системы, при определении наилучшего облика системы под заданные цели одновременно оптимизируются и закон управления, и параметры системы.

В общей задаче Системоанализа цели проектируемой системы тоже оптимизируются -- вкупе с параметрами и законом управления. Здесь ситуация такова: известны только ограниченные ресурсы. Какие задачи сможет решать некая наилучшая в пределах заданных ресурсных ограничений система -- это и есть вопрос, на который надо получить ответ. Вопреки злопыхательствам всё же существующих и ныне зоилов системоанализа, он даёт вразумительные ответы там, где любые другие подходы вообще не могут дать никаких содержательных ответов.

Таким образом, вполне резонно представлять Системоанализ как метасистему, включающую в себя как свои части (свои подсистемы) Исследование Операций, Системотехнику и Теорию Эффективности систем. Системоанализ -- одна из наиболее обобщённых междисциплинарных наук, исследующая принципы и методы оптимизации систем. Поскольку в Мире нет абсолютно ничего, что не являлось бы системой, эта наука должна рассматриваться как метасистема науки, как её философско-логический базис.

Следует заметить, что термин "системоанализ" может вполне закономерно использоваться и в локальном значении: как название процесса анализа и оптимизации некой конкретной системы.

Как известно, наука не кончается дефинициями. Но без них нет никакой науки. Поэтому начнём с разработанных нами дефиниций.

Система -- это совокупность элементов, объединённых для достижения общих целей в цельную структуру прямыми и обратными связями, определяющими наличие свойств системы, выходящих за рамки простой суммы свойств составляющих её элементов.

Пояснение. Свойства воды не равны сумме свойств составляющих его элементов -- водорода и кислорода. Свойства Общества не равны сумме свойств составляющих его личностей.

Элементы системы -- её подсистемы. Сама система -- элемент надсистемы (метасистемы). Системы подразделяются на "материальные" (вещественные) и абстрактные. Последними занимается наука семиотика.

Вещественные системы по одному основанию могут быть подразделены на живые и неорганические. По другому основанию можно различать статичные и динамичные (развивающиеся) системы; последние могут быть детерминированными или стохастическими (вероятностными). По характеру взаимоотношений со средой системы подразделяются на замкнутые (обменивающиеся со средой только энергией) и открытые -- ведущие постоянный обмен со средой не только энергией, но и веществом. Человек, Человечество, Экономика -- открытые системы. Многие открытые системы способны поддерживать гомеостазис -- постоянство своих внутренних параметров в условиях изменяющейся среды. Этим свойством обладают самоорганизующиеся системы. Человек, Человечество относятся к целеустремлённым системам.

Структурная схема общей декомпозиции систем представлена на рис. 1. (с. 13).

Сформулируем основной принцип системоанализа:

Чтобы понять сущность объекта, нужно представить его в виде системы: найти, в ряду
каких систем он находится, из каких подсистем он сам состоит, элементом какой ме-
тасистемы он является.

В ходе системоанализа строятся обобщённые модели, отображающие факторы и взаимосвязи реальной ситуации, которые способны реализоваться в процессе осуществления выработанного решения. На модели проверяются: эффективность и экономичность каждого из альтернативных вариантов решения, их чувствительность к различным нежелательным внешним воздействиям, возможность решения различных сопутствующих задач. Выбор наилучшего варианта выполняется на основе сравнительной экономико-эффективностной оценки альтернативных решений.

В отечественной науке (в юридической -- особенно) накопилось много устоявшихся заблуждений в этой области. Велика путаница в теории и практике экономики: здесь синкретично смешиваются эффект и эффективность, эффективность и экономичность; применяется ошибочный д р о б -
н ы й критерий -- в виде показателя эффективности (а нередко и просто эффекта), отнесённого к единице затрат; ошибочно ставятся и решаются поликритериальные задачи. Все эти ошибки присутствуют и в практике применения патентного права.

Системоанализ позволяет по-новому подойти ко всем вышеперечисленным проблемам и сформировать внутренне непротиворечивую систему основополагающих понятий (тезаурус), необходимую для ответа на самые общие и самые важные вопросы о роли и месте Права в целом и в частности интеллектуального права в демократическом информационно-сотовом Гражданском Обществе.

В литературе нередко наряду с термином "системоанализ" применяется и термин "системный подход". Причём эти термины нередко синкретично смешиваются.

В рамках разработанной нами теории, каждый из этих терминов имеет самостоятельный смысл и своё особое место в системе современной науки. Адекватное определение термина "системоанализ" -- как особой самостоятельной области науки (самостоятельной ветви научного знания) -- уже сформулировано нами выше.

Системный подход -- общенаучный методологический принцип, основанный на представлении исследуемого объекта в виде системы; он ориентирован на раскрытие целостности объекта, учёт всех его внутренних и внешних взаимосвязей, комплексный охват всех факторов, влияющих на искомое решение.

Системный подход способствует адекватной формулировке проблем и правильной постановке задач, а также выработке эффективной методики их решения.

Системный подход служит основной методологией системоанализа.

Ещё раз подчеркнём важность идеи о правильной постановке задачи.

В этом со мной согласны все ведущие системоаналитики. В частности, знаменитый Э. Квейд в его основополагающей книге "Анализ сложных систем" [28] пишет: "Опасность этого этапа заключается в том, что могут не уделить достаточного времени на выявление подлинного содержания проблемы. Как я уже говорил, основная трудность анализа систем часто заключается в том, чтобы уяснить, что надо делать, а не в том, чтобы определить, как это надо сделать.

Вместо того чтобы следовать по пути, который по мнению или указанию заказчика, считается лучшим, хороший специалист по анализу систем будет стремиться найти новый подход к решению задачи. Здесь очень опасен соблазн "развернуть работу", не обдумав как следует своей задачи.

Уже первые работы по анализу систем, в которых принял участие автор, показали, как важно думать об общих проблемах и задавать дополнительные вопросы". (Последнее требование, заметим кстати, непосредственно вытекает из уже упоминавшейся теоремы Гёделя).

Элементы системного подхода встречаются уже в античной философии. Но только в ХХ веке он начинает занимать ведущее место в научном познании. В ряде областей возникают проблемы организации и функционирования сложных объектов, техника всё больше превращается в технику сложных систем. В управлении Обществом вместо господствовавших прежде локальных отраслевых задач и принципов начинают играть ведущую роль крупные комплексные проблемы, требующие взаимоувязывания политических, правовых, экономических, социальных, экологических, психологических аспектов общественного устройства.

Изменение типа научных и практических задач сопровождается появлением общенаучных и специальных концепций, реализующих основные идеи системного подхода: появление глобальных проблем и глобальных систем в учении В.И. Вернадского о биосфере и ноосфере; выделение особого класса систем -- информационно-управляющих -- появление кибернетики, информатики, информациологии. Не будет преувеличением утверждение, что сегодня любая частная наука становится действительно наукой не столько благодаря использованию математики, сколько благодаря широкому применению системного подхода. Всё сказанное безусловно относится к юриспруденции.

В философском плане системный подход -- конкретизация основных принципов диалектики.

В системоанализе реализуются главные принципы системного подхода: задача формируется и решается комплексно -- с учётом всех существенных внешних условий; любой объект представляется в виде системы -- иерархически организованной многоуровневой структуры, включающей элементы (подсистемы), объединённые прямыми и обратными связями -- для достижения общей для всех элементов конечной цели.

Ещё в период работы в Центральном Институте Министерства Обороны я сформулировал собственные определения основных принципов системоанализа:

-- Любой объект может быть представлен в виде системы -- совокупности элементов, объединённых ради достижения неких единых, общих для всех элементов конечных целей в единую структуру с помощью прямых и обратных связей.
По прямым связям командные сигналы от подсистемы управления поступают ко всем остальным элементам системы, по обратным связям от элементов системы поступают в подсистему управления сообщения о результатах выполнения ранее поступивших команд. Устойчивая система обязательно располагает отрицательными обратными связями -- такими, которые парируют воздействие на систему в целом поступающих от подсистемы управления команд, "срезая" избыточную часть управляющего сигнала. Система, не имеющая отрицательных обратных связей, а культивирующая только положительные -- то есть усиливающие действие управляющего сигнала, -- такая деформированная система с железной необходимостью идёт вразнос. Об этом следует помнить всем, кто связан с формированием теории государства и права.

-- Любая система состоит из подсистем и сама является элементом (подсистемой) системы более высокого порядка (метасистемы).

-- Декомпозиция (разбиение системы на подсистемы) основывается на понимании существа задачи, для решения которой предназначена рассматриваемая система; при этом обязательно учитываются все системообразующие подсистемы -- такие, без которых рассматриваемая система не может существовать.

-- Свойства системы не равны сумме свойств её элементов.

-- Цели подсистем не могут противоречить цели системы.

-- Любая система с одной стороны характеризуется эффективностью, и совершенно с другой -- экономичностью. Эффективность в общем случае в деньгах не выражается. В деньгах выражается экономичность системы.

-- Критерии эффективности подсистем должны быть компонентами или частными производными критерия эффективности метасистемы.

-- Системный подход -- наиболее обобщенная методология всей современной науки.

Число верхних и нижних уровней системной иерархии, которые подлежат исследованию при создании системы, определяется решаемой системой задачей и конкретными целями исследования.

В практике проектирования систем к наиболее тяжёлым (тем не менее, широко распространённым) ошибкам принадлежат синкретичное смешение эффективности и экономичности системы, неверное представление о взаимосвязи эффективности и эффекта, применение дробных критериев и суперпозиций в поликритериальных задачах.

Каждая система характеризуется с одной стороны эффективностью, и совершенно с другой -- экономичностью. Для ясности и чёткости понимания начнём с примера.

Можно заколачивать гвозди фотоаппаратом. Можно, но не нужно: сие действие крайне неэкономично. (Фотоаппарат стоит столько, что всей жизни не хватит, чтобы окупить его стоимость путём заколачивания гвоздей). Весьма экономично заколачивать гвозди булыжником. Но весьма неэффективно. Эффективней всего заколачивать гвозди молотком. Ибо он в максимальной степени приспособлен к решению именно этой задачи. Следовательно,

Эффективность есть показатель степени приспособленности системы к решению
определённой задачи в определённой ситуации.

Экономичность системы тем выше, чем ниже (при заданной эффективности) суммарные затраты на создание и эксплуатацию системы.

Суммарные затраты определяются формулой:

Sс = sразр + sпр + sэ + А...(1)

Где:

Sразр = sф + sп + sокр + sи -- затраты на разработку

Sф -- затраты на фундаментальные исследования

Sп -- затраты на прикладные исследования

Sокр -- затраты на опытно-конструкторские работы

Sи -- затраты на испытания

Sпр -- затраты на производство

Sэ -- затраты на эксплуатацию

A -- "штрафная функция".

Фундаментальные исследования -- это поиск новых природных закономерностей.

Прикладные исследования -- поиск областей практического применения найденных закономерностей.

ОКР -- поиск оптимальных конструктивных решений по применению в определённых областях найденных закономерностей.

Испытания -- это комплексное тестирование опытных образцов создаваемой системы.

А -- это выраженная в деньгах плата за нерешение побочных для системы задач и за возможные потери при использовании системы (в людях, ресурсах, экологии, престиже).

Очевидно, что экономичность системы есть величина, обратная суммарным затратам.

Типовая зависимость эффективности системы от её экономичности показана на рис. 2. (Для удобства представления этой функции за аргумент приняты суммарные затраты). Оче видно, что существует определённое оптимальное значение суммарных затрат.

Удивительное непонимание приведённых соображений характерно для большинства сегодняшних российских "корифеев" от экономики. Более того, большинство экономистов не осознаёт принципиальную разницу между эффективностью и экономичностью (см. рис. 3); при этом для них абсолютно непонятно, что в общем случае эффективность никакого отношения к деньгам не имеет, а привычное для них словосочетание "экономическая эффективность" -- просто привычная несообразность. Повторим: любая система с одной стороны характеризуется эффективностью -- показателем степени приспособленности системы к решению определённой задачи (что в деньгах не выражается), и совершенно с другой стороны -- экономичностью, то есть той ценой, которую Общество вынуждено платить (в виде суммарных затрат) за решение данной задачи именно этой системой.

Причём подлинная суть (соответственно, название) как эффективности, так и экономичности полностью определяются назначением системы: если система решает боевую задачу, она обладает боевой эффективностью и боевой же экономичностью. Если задача народно-хозяйственная, то эффективность и экономичность -- народно-хозяйственные. Как уже сказано, "экономическая эффективность" -- либо просто глупость, либо под словом "экономическая" следует понимать "народно-хозяйственная".

Недопустимость дробных критериев типа dF/dS можно проиллюстрировать не только математически, но и на литературном, так сказать, примере.

Л.Н. Толстому принадлежит утверждение, что человек подобен дроби: в числителе то, что он представляет собой на самом деле, а в знаменателе -- то, что он о себе воображает. При всём кажущемся изяществе этой формулы Льва Николаевича, она принципиально ошибочна и идейно вредна. Если воспользоваться ею для реальной оценки людей, мы можем получить совершенно идиотический результат. Надо сравнить двух человек. Один -- крупный учёный, второй -- вор-рецидивист, душегуб и убеждённый мерзавец. В числителе у этого мерзавца, естественно, должна стоять большая отрицательная величина. Но этот мерзавец не вовсе идиот: понимает, что приносит Обществу не пользу, а вред; однако величину этого вреда существенно занижает (ну, подумаешь, порешил десяток человек -- что у нас людей что ли мало?). Таким образом, общая оценка этого мерзавца "по Толстому" будет положительной (минус на минус даёт плюс) и больше единицы (числитель толстовской дроби больше знаменателя). Не правда ли, странноватый результат?

Но с учёным получается ещё хуже. Он, конечно, уже облагодетельствовал человечество и в числителе у него огромная положительная величина. Огромная, но конечная. А вот в знаменателе -- актуальная бесконечность. Ну, самомнение у него такое! И что же получается по-Толстому: интегральная оценка учёного равна нулю! Не проще ли признать, что Лев Николаевич был не столь силён в логике, сколь в литературе? (Впрочем для меня и второе не вполне очевидно).

Так что вернёмся к строгой аргументации. Если воспользоваться приведённой на рис. 2 общей зависимостью критерия эффективности (F) от показателя экономичности (S), можно сделать весьма обоснованные и чёткие выводы.

Сегодня экономисты страшно любят критерии типа "прибыль на рубль затрат". Это и есть тот самый дробный критерий, против которого мы решительно возражаем. Действительно, в числителе здесь некое подобие критерия эффективности (прибыль; хотя, как уже сказано, эффективность в деньгах не выражается, но экономисты этого всё ещё не знают...), а в знаменателе -- чёткий критерий экономичности (затраты). Где же этот дробный критерий достигает максимума? Разумеется, в точке "p" -- там, где угол наклона касательной к кривой достигает максимума. (Эту точку называют точкой перегиба: и левее неё, и правее -- углы касательных меньше, чем в этой точке).

А где следовало бы находиться? Ну, конечно же в точке "m" -- там, где достигает максимума абсолютное значение критерия эффективности. Соответствующие затраты и являются оптимальными.

Вывод: уж если что-либо сравнивать, то либо по знаменателям -- при равных числителях (конечно, всегда приятнее иметь дело с менее амбициозным субъектом -- но лишь при одинаковой его значимости для Общества , что и у его самонадеянного оппонента), либо сравнивать по числителям при равных знаменателях. А сравнение по соотношению этих показателей либо бессмысленно (при попарном равенстве обоих показателей), либо даёт вышеописанный идиотский результат.

Правильный выбор критерия эффективности определяет саму возможность получения разумного решения: при неадекватном критерии (не отражающем существа решаемой системой задачи) результат ваших усилий всегда будет отрицательным. (Вспомните хотя бы "пушки на кораблях).

Нетрудно доказать (что и выполнено в соответствующих работах автора), что такой "основополагающий"критерий эффективности экономики (строго говоря, народного хозяйства), о котором небезызвестный Самуэльсен даже сказал, что он де "самое ценное из всего придуманного человечеством", как ВВП (валовой внутренний продукт), на самом деле -- очень плохой критерий: лукавый, некритичный и нерепрезентативный. Он лукав уже потому, что включает и необоснованное удесятерение численности и денежного содержания охраны-обслуги всех действующих и отставных президентов, и сведение г-ном Касьяновым лесов в какой-либо российской области, и проедание бюджетных средств многочисленными новыми нуворишами и чиновниками. Он абсолютно аморален: показывает якобы рост экономики, в то время как на деле имеет место повышение спроса на оружие, наркотики и проституцию. Он растёт, когда происходят различные природные, техногенные и социальные катаклизмы. Его можно считать тремя разными способами: по затратам, по доходам и по расходам. Даже в Штатах результаты расчётов сильно расходятся. О России и говорить нечего. Он нечувствителен к уровню жизни конкретных страт Общества: изображает нечто, подобное "средней температуре по больнице" (средней между моргом и палатой тифозников). И это называть критерием!

Автором показано: критичным, репрезентативным и релевантным критерием эффективности такой системы, как экономика, следует признать среднюю продолжительность жизни населения. Если удастся найти его адекватное математическое выражение, связывающее аналитически (или хотя бы корреляционно) со всеми аргументами, характеризующими эффективность всех подсистем Общества, зависящих от результатов функционирования экономики, и, в свою очередь, влияющих на условия жизни человека, -- задача оценки эффективности экономики будет решена в наиболее строгой и полной постановке. Именно в этом направлении сегодня и следовало бы ориентировать основные усилия экономической науки.

Правовая наука должна разработать законодательное обеспечение этой идейной перестройки.

Необходимо добавить: средняя продолжительность жизни характеризует не только оставшееся время, которое пенсионер может просидеть перед телевизором. (Для сегодняшней России это вопрос праздный: это время для россиян меньше нуля -- средний россиянин просто не доживает до пенсии). Однако средняя продолжительность жизни характеризует средний производительный потенциал поколения. Элементарные расчёты свидетельствуют: по этому показателю мы проигрываем Японии примерно в шесть раз (у них средняя продолжительность -- 85 лет, у нас -- 56). Что и объясняет экономическую разницу между нами -- учитывая, что в среднем от режима "всасывания" к режиму отдачи человек способен перейти к 50-ти годам.

Удивительно, что многие популярные ныне критерии ни у кого не вызывают сомнения -- несмотря на то, что явно не выдерживают критики с позиций системоанализа. Например, один из главных критериев в бывшем ведомстве Аксёненко: тонно-километры. Ведь достаточно было бы просто подумать о том, что переместить тысячетонный монолит на один километр -- далеко не то же самое, что перевезти одну тонну груза на тысячу километров. Или пресловутые "человеко-часы". Разве бригада землекопов в 24 человека за один час решит задачу, на которую один учёный потратил сутки? И нелепо возражать на это, что де надо же учитывать каждый раз "реальную ситуацию": одним из мощнейших методов доказательства в логике всегда был знаменитый Reductio ad absurdum -- сведение к абсурду. Поставив систему (в том числе и метод) в крайнюю ситуацию, вы сразу обнаруживаете все её органические недостатки -- принципиальные, неустранимые и опасные недостатки. Применение этой методологии в юриспруденции может дать немалые положительные результаты.

Один из важнейших принципов системоанализа -- комплексный подход, то есть совместное решение взаимосвязанных задач.

Следовательно, не без оснований подход Толстого мы предлагаем заменить системным подходом.

Делается это следующим образом. Первое: устанавливается конкретный вид критерия эффективности, соответствующего поставленной перед системой задаче. Второе: определяется потребная численная величина этого критерия. Третье: для каждой из конкурирующих систем определяется потребная численность группировки, обеспечивающей решение поставленной задачи с требуемой эффективностью. Четвёртое: рассчитываются суммарные затраты на создание и эксплуатацию каждой группировки (непременно, с учётом штрафной функции). Пятое: наилучшей признаётся система, обеспечивающая решение главной задачи, а также и полного набора всех попутных (вспомогательных) задач, -- с наименьшими суммарными затратами.

Естественно, те системы, которые не способны к решению вспомогательных задач, дополняются вспомогательными системами. Что, естественно, увеличивает для них потребные суммарные затраты (и делает в итоге сопоставление конкурирующих систем действительно абсолютно корректным).

Вышеописанная постановка проблемы обычно именуется "прямой". Она удобна при выборе наилучшей системы из числа предложенных ("задача военпреда"). В том случае, когда априори заданы выделенные ресурсы (ассигнования), удобнее "обратная" постановка: сначала создаются (рассчитываются) "располагаемые" группировки для каждой из конкурирующих систем (то есть такие группировки, которые точно -- ни больше, ни меньше -- "укладываются в смету"). Наилучший способ реализации выделенных ассигнований -- тот, который обеспечивает наибольшую эффективность по главной задаче -- при приемлемых показателях эффективности по всем вспомогательным задачам.

Между прямой и обратной постановками есть одно существенное различие. В первом случае (при прямой задаче) решение является абсолютным и не требует никаких дополнительных доказательств. Во втором случае придётся доказать, что достигаемый уровень эффективности достаточен. Но и не слишком избыточен.

Для ещё большей ясности по всей проблематике системоанализа, вернёмся к нашему примеру с забиванием гвоздей. Наиболее эффективную систему по этой задаче -- молоток -- можно выполнить из дорогостоящих материалов (вплоть до украшения рукояти рубинами и изумрудами -- поступали же так с оружием). Если при этом не менять никаких рабочих параметров молотка -- длины и диаметра рукояти, формы, веса и жёсткости бойка -- эффективность молотка не изменится. А его экономичность резко упадёт.

В принципе можно использовать молоток и по новому назначению. Например, как пресс-папье. (Этот случай даже предусмотрен в действующем законодательстве и охраняется по патентному праву). А можно -- как оружие. При этом можно увеличить эффективность такого оружия, заточив боёк на конус. (Или расплющив и заточив по всей ширине лезвия. Как у топора). Но по забиванию гвоздей эффективность "боевого" молока упадёт.

Вывод: эффективность не бывает "вообще" -- это характеристика приспособленности системы к решению определённой конкретной задачи. Второй вывод: эффективность и экономичность -- две принципиально различных характеристики. Поэтому и не следует употреблять оборот "экономическая эффективность". Будем надеяться, что наши славные экономисты когда-нибудь это всё-таки осознают.

Надо также осознать и принципиальную разницу между эффективностью и эффектом. Эффективность -- имманентная характеристика самой системы, непосредственно вытекающая из её параметров. (При оптимальных параметрах системы обеспечивается её максимальная эффективность). Эффект -- результат применения системы в некоторых внешних условиях, сложившихся случайным образом. Причём в принципе эти условия содержат как детерминированные, так и стохастические компоненты. И даже неопределённые -- которые невозможно описать и при помощи законов распределения. Эффективность однозначна: она -- функция системы и задачи. Эффектов же всегда неограниченно много: технический, экономический, экологический, политический и т. д.

Эффект, естественно, зависит от эффективности. Однако из этого вовсе не вытекает, что эффективность можно определить через эффект: это запрещено из-за влияния на эффект неопределённых внешних условий. И недаром в логике известно "правило необратимости силлогизма": если сегодня у меня нет денег, потому что я потерял свой кошелёк, то отсутствие денег вовсе не означает, что я потерял кошелёк, -- может, у меня его никогда и не было.

К сожалению, синкретичное неразделение эффекта и эффективности, попытки определять эффективность через эффект -- всё это у нас широко распространено. Проиллюстрируем сказанное одним давним, но весьма показательным примером. В середине 80-х Госкомизобретений издал "Инструкцию по расчёту единовременного вознаграждения за новые технические решения и изобретения". (Хотя, к слову, по определению, изобретение и есть новое техническое решение. Еще один пример "знания" логики). Первая глава той инструкции называлась: "Определение величины эффективности". Первый параграф этой главы назван: "Годовой экономический эффект". Для авторов инструкции что эффективность, что эффект -- нечто неразличимое. И, видимо, одинаково малопонятное, ибо далее идёт конкретный пример: электробритва. По мнению авторов инструкции, эффективность электробритвы определяется "годовым экономическим эффектом от её продажи".

Ну, а если я изобрёл новую бритву, но никому её не продаю -- бреюсь сам...неужто она, эта новая бритва, из-за этого начисто лишена эффективности?

Разумеется, нет. Эффективность электробритвы в чистоте бритья: её можно выразить либо частотой побритий, необходимой для сохранения заданной гладкости кожи, либо высотой остаточного волоса. А "годовой эффект" и "продажа" -- всё это здесь абсолютно не при чём.

Припомним ещё один замечательный пример. В романе О. Генри "Короли и капуста" двое симпатичных аферистов, попав в захолустный океанический городок, населённый босоногими туземцами, решили подзаработать на продаже башмаков. Однако туземцы покупать башмаки не пожелали. Они привыкли обходиться вовсе без башмаков. Но и аферисты были не промах: в одну из безлунных ночей по всем тропинкам разбросали несколько центнеров колючих репейников. Наутро туземцы осадили обувной магазин.

Спрашивается, пока туземцы башмаков не покупали, они (башмаки) были лишены эффективности? Ну, конечно же нет! Эффективность башмака возникает на листе ватмана (строго говоря, ещё раньше -- в идее): это толщина подошвы, прочность и пыле-влагонепроницаемость его швов -- всё то, что определяет степень защиты (на сей раз, не юридической, а физической) ноги от пыли, грязи, воды и колючек.

Ещё раз напомним: эффективность необходимо связать с параметрами системы. Иначе систему нельзя оптимизировать.

С продажей же связан только эффект: пока туземцы не имели нужды в башмаках, -- не было желаемого экономического эффекта; пошла продажа -- эффект появился.

Очень важно осознать следующее: эффективность имеет место и при полном отсутствии эффекта. Эффективность (боевая, разумеется) атомной бомбы огромна. Хотя эффекта -- слава Богу! -- пока-что не предвидится никакого. И что должны бы были сделать правоохранительные органы с тем упрямым конструктором, который не пожелал бы научиться определять возможности бомбы рассчётным путём -- через её параметры, -- а фанатично настаивал бы на её применении в порядке эксперимента над каким-либо городом -- неважно, своим или чужим?

Вывод: определять эффективность через эффект -- грубейшая системно-логическая ошибка.

Перейдём к поликритериальным задачам. Сегодня в подобных случаях у нас в ходу всяческие "взвешенные" критерии -- в виде суперпозиций или (что ещё хуже) дробей (дробных соотношений критериев типа "прибыль на рубль затрат"). Такой подход изначально порочен. Не только потому, что в ответе даёт физически бессмысленную величину (например, "полтора землекопа" или "25 человеко-часов"). Ещё и потому, что с помощью пресловутых "взвешивающих коэффициентов" (назначаемых, как правило, без каких-либо убедительных обоснований) можно провести оптимизацию системы всего лишь по одному критерию (скажем, из десяти), нагло утверждая при этом, что решена десятикритериальная задача.

О недопустимости дробных критериев всё необходимое уже сказано выше. Добавим лишь, что в условиях поликритериальной задачи недопустимость дробного подхода удесятеряется.

Рассмотрим наглядный пример: выбор личного оружия (пистолета или револьвера). Не станем углубляться в детали (например по поводу сравнительных преимуществ и недостатков барабанного и магазинного оружия), условимся только, что нам доступная любая из существующих сегодня моделей (систем) личного оружия. (Именно такую задачу решал в своё время небезызвестный Джеймс Бонд).

Пистолет характеризуется множеством параметров: размеры, вес, внешний вид (иногда и это важно: никелированное оружие блестит, воронёное -- нет), удобством (скоростью) перезарядки, количеством патронов в магазине, наличием или отсутствием курка, скорострельностью, наличием или отсутствием автоматического огня, точностью стрельбы (величиной среднеквадратичного отклонения точки попадания от точки прицеливания), дальностью прицельной стрельбы, калибром, пробивной способностью, наличием (или отсутствием) шокового эффекта, громкостью хлопка при выстреле. Можно было бы назвать еще немало важных параметров, но и названных вполне достаточно, чтобы понять главное.

Современный подход состоит в том, чтобы построить некий составной критерий, включающий суперпозиции (суммы) и отношения локальных критериев (т.е. характеристик). Ну, и что мы получим, просуммировав длину пистолета и его вес, вычтя из этого среднее отклонение и прибавив дальность прицельной стрельбы? Разумеется, ничего кроме глупости. И результат не станет вразумительнее, если далее мы поделим первую суперпозицию на другую (включающую, к примеру, число патронов, калибр и цвет покрытия).

Вывод однозначен: так поступать категорически нельзя.

Корректные действия при решении поликритериальной задачи таковы: провести ранжировку критериев, чётко представляя конечную цель функционирования системы. Затем провести оптимизацию системы (как описано ранее) по наиболее важному критерию, учтя все остальные критерии в виде ограничений (вес не более В, запас патронов не менее П, время перезарядки не более Т и т. д.).

Очевидно, что последовательность параметров при ранжировке зависит от решаемой задачи и данных будущего владельца: даме для самообороны более всего подойдет один пистолет (то есть для этого случая одни показатели окажутся превалирующими, например, размеры и вес, а дальность -- какую бог пошлёт), полицейскому нужен совсем иной пистолет (главное здесь -- останавливающий эффект), военному подойдёт третий, киллеру (извините за упоминание) -- четвёртый.

На третьем шаге снова проводится оптимизация системы. Но уже по критерию второго ранга. А перворанговый критерий "загоняется" в общую "компанию" ограничений.

Затем оптимизация проводится для третьего по важности критерия. И так далее -- пока не будут рассмотрены все критерии, вошедшие в ранжировку.

В итоге перед исследователем откроется полная картина: сколько будет потеряно в эффективности по первому критерию, если позаботиться и о приличном значении второго критерия; сколько потеряете в первом и втором критериях, озаботившись величиной третьего. И так далее. Окончательное решение имеет вид компромисса: наилучшее сочетание основных критериев при приличных значениях всех остальных. При этом, естественно, необходимо чётко представлять, чем вы готовы поступиться в эффективности по задачам более высокого ранга ради того чтобы обеспечить одновременно и достаточно высокую эффективность по всем вспомогательным задачам.

Только такой подход даёт вместо завуалированной чепухи достаточно обоснованное оптимальное решение поликритериальной задачи.

Теперь рассмотрим важные выводы, которые методология системоанализа должна сделать из ранее упомянутой теоремы Гёделя. Она относится к тем проблемам, которые в математике пользуются достаточной известностью, но традиционно признаются слишком сложными для включения в обязательное обучение: обычай относит такие проблемы к занятиям факультативным, дополнительным, специальным и т. п.

Несмотря на то, что многие математики (и нематематики) слышали об этой теореме, мало кто из них может объяснить, в чём именно состоит утверждение теоремы Гёделя. И тем более -- как она доказывается. Но результат столь важен, а причины, вызывающие неустранимую неполноту, столь просты, что теорема Гёделя могла бы изучаться на самых младших курсах.

Поскольку автор не является профессиональным математиком (и вряд ли кто-либо из них окажется читателем настоящей работы), нет нужды приводить здесь строгое математическое доказательство. К тому же оно уже было выполнено неоднократно -- не только самим Гёделем, но и многими другими математиками (см., например, [29] ). Поэтому вполне обоснованно -- оставить доказательство знаменитой теоремы на совести математиков, но воспользоваться её плодами в интересах развития методологии системоанализа (а в конечном счёте -- в интересах разработки общей теории Права и теории Интеллектуального права).

Переводя математическую формулировку теоремы на элементарный русский язык, суть теоремы Гёделя можно изложить следующим образом: в любой системе ("множестве", как говорят математики) могут содержаться элементы ("утверждения"), в отношении которых принципиально невозможно провести ни доказательство их истинности, ни доказательство их ложности. Однако в более полной системе -- частью которой является рассматриваемая система -- такие доказательства существуют. (Естественно, и в этой более полной системе существуют собственные элементы, сущность которых не может быть однозначно установлена в рамках самой этой системы. Но можно определить суть этих элементов в рамках метасистемы, охватывающей "более полную" систему. И так далее.).

Вообще говоря, если бы в своё время (в начале позапрошлого века) Гёдель не доказал бы своей теоремы, это всё равно сделал бы кто-нибудь из сегодняшних системоаналитиков. Сама логика системоанализа неизбежно ведёт к этому. (Еще раз посмотрите, к примеру, на седьмой принцип системоанализа на 12-ой странице: его вполне можно истолковать как одно из следствий теоремы Гёделя).

Самое же важное следствие из теоремы Гёделя -- применительно к поставленным в настоящей работе задачам -- состоит в том, что проблемы оптимизации интеллектуального права принципиально не могут быть решены исключительно в рамках самой этой частной отрасли права. Они могут найти решение только в рамках общей теории права. Иначе говоря, для оптимизации "права интеллектуальной собственности" необходимо оптимизировать его метасистему. Таковой является не гражданское право, а общая "теория государства и права". (Кавычки служат лишним напоминанием о том, что давно назрела необходимость как минимум поменять эти термины местами). Что касается сам'ой общей теории Права, то она тоже не может быть оптимизирована "внутри самой себя" -- для решения этой проблемы необходимо найти и оптимизировать метасистему Права.

Что касается практической реализации идеи нового подхода к построению системы правовой защиты интеллектуальной собственности, то, исходя из вышесформулированных следствий теоремы Гёделя, придётся признать справедливой следующую максиму: построение оптимальной системы правовой защиты интеллектуальной собственности в современной России возможно только в ходе оптимизации всего государственного механизма.

Как известно, сказав "А", всё равно когда-то придётся сказать и "Б". Поэтому, не откладывая эти сегодняшние проблемы в долгий ящик, начнём с двух необходимых предпосылок всех названных процессов:

-- Исследование системы "Культура" -- как основного системно-логического базиса права.

-- Исследование проблем информатизации общества -- как системно-информациологического базиса принципиальной перестройки механизма управления Обществом.

Глава 3. Культура как системный базис права

Какова культура Общества -- таково и действующее в нём право. Именно этот тезис мы намерены обосновать в настоящей главе.

В отношении личной культуры наше утверждение представляется даже и не нуждающимся в каких-то специальных доказательствах: ведь ничто иное как индивидуальные понятия о добре и зле, о справедливости, о правильности опредёленных позиций и поступков -- всё это и определяет истоки "естественного права". В свою очередь, "Рассмотрение естественного права как методологической категории имеет для философского освещения правовых проблем принципиально важное значение. Оно привносит в науку именно то, что призвана дать методология, то есть наряду со специально-научными методами познания (математическими, социологическими и иными), прежде всего -- общий подход к явлениям правовой действительности.

Философское видение правовых явлений -- это и есть их рассмотрение под углом зрения естественного права.

Основная ценность подхода к правовым явлениям с позиций естественного права заключается в том, что таким путём оказывается возможным выйти из замкнутого круга одних лишь юридических явлений и непосредственно с ними связанных (ещё с "эпохи мононорм") феноменов -- этики, религии -- и увидеть основы, точнее, быть может, первоосновы, предосновы права. Причём такие основы, или предосновы, которые действительно имеют для законов, правосудия, всех юридических явлений определяющее, базисное значение" [1].

Кроме личной культуры необходимо рассмотреть Культуру с большой буквы -- подсистему Общества, ответственную за формирование человека как социально активной и законопослушной личности. (Собственно, личную культуру правильнее называть не культурой, а культурностью).

Значение Культуры как общественной подсистемы у нас традиционно недооценивается. Большинство россиян (в том числе и в научной среде) осознаёт зависимость Культуры от состояния экономики, но в значительно меньшей степени осознаётся тот факт, что экономика сильнее и существенно жёстче зависит от состояния культуры, чем Культура -- от экономики. Первопричина этого явления кроется как в недостатках самой концепции Культуры, принятой в отечественной культурологии, так и во внутренних методологических слабостях этой локальной науки.

Никого не удивит утверждение, что Культура определяет уровень духовности народа. Но мало кто из профессиональных культурологов понимает подлинные взаимосвязи культуры с экономикой и правом. Прежде всего, потому, что наш "средний" культуролог -- как это ни покажется (на первый взгляд) парадоксальным -- не очень ясно осознаёт, что на самом деле представляет собой такая система -- Культура. Им всё мнится, что культура -- это кино, театр, библиотеки, художественные галереи, спортивные сооружения, да всякие руины и черепки (именуемые в культурологии " культурными ценностями"). На самом же деле Культура -- это всё -- за исключением "материального" производства, общественных отношений, биологического воспроизводства населения и подсистемы управления Обществом (государства). Культура -- это наука, искусство, мораль, право, религия, просвещение, образование, массовые коммуникации.

Именно Культура превращает человека в законопослушную и социально активную, а подчас и творческую личность. Личность, способную автоматически придерживаться определённых нравственных и экономических ограничений, не позволяющих строить собственное благополучие на прямом обмане и тотальном грабеже ближнего. Поэтому процветающая экономика может сформироваться только в высококультурном Обществе, где предприниматель не идёт на обман не потому, что боится полиции, а исключительно в силу своей органической неспособности к подобной беззастенчивой "активности". А в некультурном обществе половина населения сидит за решёткой, а вторая половина -- её сторожит (совсем как у нас). Работать, соответственно, некому. И это -- в лучшем случае. В худшем -- криминальная часть общества подминает под себя остальную, после чего разбазаривает все наличные (особенно, невосполнимые) ресурсы с единственной нечестивой целью -- обеспечить лично себе незаслуженно высокий уровень жизни. При этом злонамеренно умалчивают, что существует такой феномен как удельная платёжеспособность. В силу чего вовсе не справедлив пиаровский лозунг "Страна тем богаче, чем больше в ней богатых людей". Не надо бы забывать и о естественных законах сохранения: если где-то чего-то прибудет, то в ином месте ровно столько же убудет. На деле всегда реализуется "вывернутый" принцип: "с миру по нитке -- богатому рубашка". Сообразительные при этом перекрывают кислород действительно умным соотечественникам. Что неизбежно -- через два-три поколения -- закончится полной многофакторной деградацией Общества. Это касается не только России -- проследите тенденцию изменения IQ американских президентов.

Вступив на этот лживый путь, мы и имеем сегодня экономическую и политическую власть не первое десятилетие саморазрастающегося класса -- чиновничества. В своей массе -- по определению весьма малокультурного.

При советской власти у нас, конечно, не было никакого социализма. Была надобщественная система управления, которой всё принадлежало, интересы которой -- так называемые "государственные интересы" -- были превыше всего; система эта практически ни перед кем не отчитывалась, а несогласных уничтожала всеми мыслимыми способами.

Такая система управления Обществом весьма неэффективна. Она не позволяла талантливым людям реализовать их потенциал, она поощряла только раболепствующую малообразованную серость, она выдвигала наверх только ту же самую серость -- наиболее циничную и беспринципную её часть. Хозяйство эта система вела самым расточительным способом.

Впрочем, как выяснилось попозже, можно, оказывается, придумать и ещё худший способ хозяйствования.

Сегодня мы имеем именно такую ещё худшую систему управления Обществом -- псевдокапиталистическую. Она усвоила всё самое худшее от старой системы. Прежде всего, громоздкий и саморазмножающийся чиновничий аппарат, заинтересованный исключительно в самосохранении и использовании пресловутого "административного ресурса" в своих собственных шкурных интересах. Государство же как было, так и осталось тоталитарным. Только стало ещё более лживым и беспринципным. Тотальный обман Общества стал основой всей "государственной политики". Зависимость государства от народа стала ещё меньшей. Практически нулевой. Ради незаслуженного благополучия 3 % населения, 90% подвергаются подлинному геноциду (оставшиеся 7% -- мелкие прихлебатели, поддерживающие строй в надежде всё-таки урвать побольше для себя лично). Сегодня идёт бессовестный и неприкрытый откат к самым худшим временам "советского" псевдосоциализма. И в идеологии (флаг - гимн - помпезнизация "госотправлений"), и в практической недееспособности и безответственности всего общественно-политического строя, всё более явно устремляющегося к худшим образцам полицейско-криминального госаппарата.

Массовые коммуникации (по недомыслию именуемые "средствами массовой информации" -- что ярко свидетельствует о всеобщем непонимании сути этого фактора) либо переводятся в разряд беспринципных рыб-прилипал, либо бесстыдно и беспардонно уничтожаются.

Все официальные отношения строятся по формуле "деньги -- власть -- деньги". Отсутствие у них всего святого, "власти" прикрывают фарисейскими ритуалами религиозного экстаза. И всё -- за народные деньги. Ибо никаких иных в нормальном Обществе нет. Строятся дворцы и храмы для избранных, без зазрения совести размножаются охранные и обслуживающие "элиту" структуры, разрабатываются новые забавы и престиж-ритуалы для пресыщенных "собственников", растащивших по собственным карманам всенародное достояние. Всё это весьма далеко от подлинной Культуры.

Всяческими способами народу вдалбливают искажённые представления и привычки -- от разрушения русского языка до вдалбливания в умы населения мысли о богатстве страны, в которой много сверхбогатых. Замалчивая очевидный факт, что во-первых существует вполне определённый фактор перераспределения удельной платёжеспособности, а во вторых -- что непомерные (и незаслуженные!) состояния у нас наживаются вовсе не праведным трудом и не благодаря уму и образованию. Скорее наоборот -- самые подлые, самые необразованные, самые глупые -- выдвигаются узурпаторами власти в ряды "элиты". Сами власти рекрутируются практически из тех же маргинально-малокультурных слоёв общества. При этом самые крупные чиновники "прихватизировали" самые крупные куски бывшего "народного достояния". На фоне их быта бывшие "коммунистические бонзы" выглядят чуть ли не аскетами.

Как звено системы управления Обществом чиновник выполняет единственную функцию -- реле задержки. Подобное звено в системе управления полезно для синхронизации множества подсистем, отвечающих за разные физические органы управления. Например, при выполнении самолётом манёвра -- рули, элероны, триммеры и спойлеры должны сработать синхронно. Каждый из них имеет свои динамические характеристики (инертность, массу, время перемещения из одной позиции в другую). Задача реле задержки -- "попридержать" наиболее подвижные элементы, чтобы менее динамичные от них не отстали.

Но никто ведь не поручает реле задержки принимать содержательные решения. Например, о необходимости выполнения вышеописанного манёвра. Так же следует поступить и с чиновником: лишить его права принимать содержательные решения. Это -- прерогатива выборных представителей народа. Дело исполнительной власти -- исполнять. При этом чиновник осуществляет исключительно регистрационные функции. (Надзорные функции выполняет судебная подсистема Общества).

Во главе государства демократического Гражданского Общества должна стоять синтетическая, сформированная по отработанным Наукой критериям и принципам, коллегиальная Концептуальная власть. Ей Общество поручает определение конечных целей и методологии своего развития. И ей в стратегическом плане подчинены привычные три ветви государства: судебная, законодательная, исполнительная.

Следовательно, надо заново написать Конституцию РФ. Не ради продления президентского срока, и не для наделения его дополнительными полномочиями. Их у него и так неоправданно много.

Иначе нам никогда не избавиться от засилья чиновника и никогда не создать эффективного и человеколюбивого государства.

Процветающая экономика начинает складываться лишь тогда, когда всеми осознаётся, что обман клиента экономически невыгоден. Она невозможна при безграмотных законах, выходящих из-под пера не только продажного, но и малокультурного законодателя. В процветающей экономике необходима культура предпринимательства -- как принципиальная предпосылка успеха в условиях цивилизованного, а не дикого рынка.

Сложившиеся в "среднероссийском" менталитете понятия об экономике неадекватны: они сводятся к представлению о ней как о некоей выделенной области человеческой деятельности -- вплоть до пропаганды лозунга "Надо делом заниматься, а не политизировать население". На самом же деле политика и экономика принципиально неразрывны: политика -- это и есть концентрированная экономика. Политика всегда проводится в чьих-то экономических интересах. Невозможно изменить экономику, не меняя при этом систему управления Обществом (то есть политический строй). И обратно: оставив рычаги управления экономикой у правящей верхушки, невозможно изменить политический строй.

Вместе с тем и экономика, и политика неотделимы от науки и образования. Которые суть основные компоненты Культуры. Главнейший признак культурного Общества -- включение в общественный менталитет чёткого представления: никакой "чистой" экономики на свете нет. Есть клубок взаимосвязанных проблем: экономических, политических, культурных, образовательных, психологических, правовых и экологических.

Последняя группа (по месту в перечне) далеко не последняя по важности: корни и правовой, и экономической теории должны произрастать из теории рационального природопользования. Неэкологичная экономика не имеет права на существование. Как и неэкологичное Право. И самый кардинальный вопрос и правовой, и экономической, и экологической теории -- кому должны изначально принадлежать невосполнимые природные ресурсы. Нужно экологическое образование и воспитание общества.

Современная культурология, к несчастью, не наработала адекватных подходов к этой проблематике.

Самый слабый элемент сегодняшней культурологии -- само представление о собственном предмете. В культурологии отсутствует логически связанная, внутренне непротиворечивая система основополагающих понятий: "информация", "человек", "культура". Последнее понятие очерчено особенно расплывчато -- и в теории, и на практике. Вплоть до того, что большинством политиков, журналистов, коммерсантов и даже учёных не осознаётся, что широко у нас распространённое словосочетание "наука и культура" (также как и "литература и искусство") -- плод системно-логического невежества. Это грубое нарушение коренных системно-логических родо-видовых связей. И неверно думать, что якобы дело не в названиях. Путаница в словах есть отражение путаницы в понятиях. Следовательно, и в мышлении. А отсюда -- прямая дорога к искажению коренных основ права.

Культуре у нас особенно не повезло. Имеют хождение несколько сотен противоречивых, взаимоисключающих понятий. Ситуация вполне соответствует известной притче о слоне и пяти слепцах.

Однако методами системоанализа всё многообразие определений Культуры можно свести к пяти ключевым концепциям, частными случаями которых являются все остальные определения. Вот эти ключевые концепции: Предметно - ценностная; Деятельностная; Личностно - атрибутивная; Общественно - атрибутивная; Информационно-знаковая (семиотическая).

Наиболее распространённой всё ещё является первая концепция, самая старая из всех. Она основана на представлении о культуре как совокупности материальных и духовных ценностей, созданных людьми. Эта концепция включает несколько подвариантов. Первый в понятие "культура" включает всё, созданное человеком. В рамках этого подхода и родилось ошибочное деление Культуры на материальную и духовную. Этот подход базируется на прямом противопоставлении культуры и природы, что фактически приводит к отождествлению Культуры и Общества.

Вторая разновидность предметно-ценностной концепции рассматривает Культуру только как совокупность духовных ценностей и не включает в это понятие продукты материального производства и результаты других видов человеческой деятельности.

Третий вариант ещё больше суживает объём понятия, включая в Культуру только результаты творческой деятельности. (Хотя возникающий при этом немаловажный вопрос -- что именно считать творчеством -- как правило, просто вообще не обсуждается).

Так или иначе, все варианты предметно-ценностной концепции представляют Культуру только как результаты человеческой деятельности. Грубо говоря, здесь Культура предстаёт в виде некоего "экскремента Истории" -- ибо чем ещё может быть "совокупность предметов". Придерживаясь этой концепции, невозможно охватить Культуру в целом как исторический процесс. За пределами этой концепции и люди, и их отношения с духовными ценностями. В рамках этой концепции не раскрываются взаимосвязи культурных явлений. Наконец, здесь не учитывается, что предметы (ценности) -- результаты деятельности людей, обладающих определёнными личностными свойствами.

Именно из этих критических соображений и выросла деятельностная концепция Культуры: в качестве сущностного элемента определения принимается не ценность, а деятельность. Эта концепция также имеет варианты. В одном из них охватывается вся человеческая деятельность. В другом -- только творческая. (Как и прежде, определение понятия "творчество" остаётся за бортом концепции). По одному из вариантов в понятие "культура" включается не сама деятельность, а способы деятельности.

Очевидно, что и в деятельностной концепции вопрос о соотношении Культуры и Общества не приобретает необходимой чёткости. Если Культура -- вся человеческая деятельность, то Обществу за пределами Культуры ничего и не остаётся -- история Культуры превращается в историю Общества.

Если же признать Культуру совокупностью способов деятельности, она оказывается подсистемой Общества. Но тогда остаются не охваченными многие культурные явления: люди (осуществляющие эту деятельность), сама эта деятельность (а также и её результаты), институты, через которые осуществляется эта деятельность.

Если считать Культурой только творческую деятельность, очень сужается предмет исследований: ведь творчество в Обществе осуществляется не только для самореализации отдельных личностей -- существует общественная потребность в такой деятельности. При сведении понятия культуры к творческой деятельности история Культуры станет не только узкой, но и однобокой.

В деятельностной концепции нет ответа и на главный вопрос: является ли Культура реальной системой или же это просто нечто умозрительно сформированное для удобства изучения. (Как, например, пресловутые центробежные силы в физике: на самом деле причиной всех приписываемых им явлений является момент количества движения. Но в школе всегда борются за простоту объяснений).

Можно представить, как возникла личностно-атрибутивная концепция: из стремления парировать один общий недостаток двух предыдущих концепций -- их неспособность учесть в дефиниции Культуры самих людей как её субъектов. Личностно-атрибутивная концепция считает Культуру характеристикой конкретной личности -- иначе говоря, совокупностью черт человека.

Слабость этой концепции сразу же бросается в глаза: Культура Общества отнюдь не сводится к сумме личностных культур. Культурный потенциал Общества составляют и надличностные, аккумулированные ценности и структуры. (А для характеристики отдельной личности правильнее, как отмечено выше, употреблять термин культурность).

Общественно-атрибутивная концепция преодолевает некоторые недостатки личностно-атрибутивной, поскольку рассматривает Культуру как некое качественное состояние Общества на определённом этапе его развития. Однако и здесь речь идёт скорее о культурности -- пусть и Общества в целом. Для полной картины Культуры как явления, подобный подход явно недостаточен.

Самая молодая, семиотическая (информационно-знаковая) концепция, представляет Культуру как совокупность знаний, зафиксированных в виде знаковых систем. Несмотря на её видимую современность, эта концепция тоже не лишена существенных недостатков. Во-первых, не исключено существование знаков, лишённых какого-либо духовного содержания. А в Культуру входят не только знаковые системы, но и их содержание. И всё также не ясна в рамках этой концепции связь между Культурой и духовным производством.

Анализ всех распространённых ныне концепций культуры приводит к следующему частному выводу. Каждая из них отображает некоторые локальные стороны и свойства Культуры, но ни одна из них не даёт завешённого чёткого представления о Культуре как о реальной системе. Известны отдельные попытки эклектичного смешения двух или трёх известных концепций (например, в книге А.И. Арнольдова "Человек и мир культуры". -- М., 1992). Однако, прицепив к хоботу хвост, адекватного представления о слоне не получишь.

Как показал многолетний опыт автора, и в этом случае справиться с задачей поможет системоаналитический подход. В этих целях -- используя описанный выше аппарат системоанализа -- проведём системный анализ Общества.

Будем исходить из аксиомы: Общество и Культура -- реальные системы, каким-то образом взаимодействующие друг с другом.

Первый шаг: в каком ряду объектов находится Культура?

Анализ свидетельствует: среди подсистем Общества первого порядка -- системообразующих функциональных подсистем. Определим соседей Культуры в системной иерархии. Общество -- это прежде всего люди. Следовательно, в числе системообразующих подсистем Общества должна находиться система биологического воспроизводства людей. Воспроизведя человека, прежде всего его следует накормить, одеть, дать ему крышу над головой. Всем этим занимается система вещественного (как принято, хотя и необоснованно, выражаться, -- "материального") производства. Именно она отвечает за обмен веществ между человеком и Природой; она обеспечивает в целом физическое существование людей, удовлетворяя все их материальные потребности. Подчеркнём: именно все. Следовательно, другие подсистемы Общества выступают только как потребители вещественных ценностей. Именно из этого неопровержимого утверждения и вытекает вывод о бессмысленности (к сожалению, весьма распространённого) термина "материальная культура".

Заметим: в словосочетаниях типа "сельскохозяйственная культура", "культура риса в Японии", "Микенская культура", "чистая культура" (это -- о штамме бактерий или о вирусе СПИД'а!) -- во всех этих случаях слово культура употребляется в частно-локальных значениях, имеющих к термину Культура только весьма опосредованное отношение. (Почему в этих случаях и следует слово "культура" писать со строчной буквы). Точно так же локальное значение имеет это слово во вполне допустимых выражениях "культура речи", "культура пития". Здесь слово культура имеет значение "достигнутый уровень совершенства".

Ещё раз подчеркнём: методологическая культура предписывает полное исключение каких-либо терминологических синкретичностей. Следовательно, производство "материальных" ценностей -- в том числе и необходимых для функционирования Культуры -- целиком лежит на системе "материального производства". Как справедливо заметил Роберт Бёрнс, "Мятеж не может кончиться удачей/-- В противном случае его зовут иначе!".

Далее. Начав производить, люди вступают в производственные отношения. На их фоне складываются и все остальные общественные отношения: распределительные, экологические, бытовые, правовые, нравственные, идеологические, политические, отношения собственности -- то есть формируется вся система общественных отношений. Она обеспечивает необходимую социальную структуру Общества, его функционирование как целостной системы.

Подобно оркестру общество нуждается в дирижёре -- для координации взаимодействия своих подсистем, организации информационных и вещественных потоков. По своей сути это -- подсистема управления Обществом. Именно её и следует подразумевать под термином "государство".

Итак, мы человека воспроизвели, одели -- накормили, общественные отношения ему организовали и каким-то способом управляем им. Но, похоже, кое-что важное мы упустили. А именно: сформировать этого человека как социальное существо. При "коммунизме" считалось, что это -- забота партии. На самом деле, это всегда было и всегда останется главной задачей Культуры. В некоторых ограниченных рамках в формировании человека участвуют и остальные подсистемы общества. Но для них это не цель, а побочный и в значительной мере случайный продукт. Для Культуры же это -- главная задача, главное оправдание её существования. И только после решения этой главной своей задачи -- формирования личности -- Культура может позаботиться о её, личности, самовыражении и об удовлетворении её духовных потребностей. (Которые, к слову, ещё до того надо сформировать).

Главная цель Культуры -- формирование духовного мира человека, его мировоззрения и мироощущения (первое -- логическая, второе -- эмоциональная картина мира). Но Культура выполняет важнейшие функции и по отношению к Обществу в целом: она обеспечивает его теоретическими, техническими, технологическими, правовыми, социально-политическими и прочими знаниями, необходимыми для всех видов человеческой деятельности в определённый исторический период. Именно культура готовит для любой общественной системы кадры специалистов, без которых эта система не может существовать. При этом между функциями Культуры нет жёсткого разграничения: формирование человека и обеспечение Общества в целом неразрывно связаны.

Не может быть какого-либо конкретного Общества -- любой формации, любого уровня или этапа развития, -- которое не имело бы названных системообразующих подсистем. Именно эти подсистемы на каждом историческом этапе обеспечивают существование данного конкретного Общества как единой целостной системы.

Культура -- реальная система. Это не просто "часть общества", не "качество общества", не "срез общества". Это одна из системообразующих подсистем Общества, обладающая своими структурными, пространственными, временными и функциональными характеристиками. Как реальная система Культура включает собственные подсистемы: производство духовных ценностей; их хранение; распределение, потребление (освоение) духовных ценностей. Первая подсистема обеспечивает духовное освоение действительности в четырёх аспектах: повседневного практического опыта, концептуально-теоретического освоения, художественно-эстетического освоения, нравственного освоения действительности. В функции второй подсистемы входит накопление, сохранение созданных духовных ценностей и реализация преемственности в Культуре. Она опирается на живую память людей и на различные внебиологические хранилища (музеи, архивы, библиотеки и т. п.). Третья и четвёртая подсистемы Культуры реализует её основную функцию -- формирование людей и удовлетворение их духовных потребностей.

Структура Общества как системы представлена на рис. 4. Продолжение этой блок-схемы "вниз" практически не ограничено. Для наших целей анализа Культуры верхний уровень можно ограничить метасистемой Общество.

На наш взгляд, в современной Культурологии отсутствует чёткое представление о понятии "духовная ценность". Наша задача -- попробовать ликвидировать этот пробел. Пусть перед нами две картины. На обеих -- Даная (скажем, в версии Рембрандта). Информационно эти картины идентичны. Вещественно -- практически тоже (сегодня эта проблема вполне разрешима). Однако первая картина имеет вполне определённую, ограниченную цену -- стоимость работы опытного копииста. А вторая -- практически бесценна. Ибо это подлинный Рембрандт.

На основании изложенного сформулируем формальные определения

Духовная ценность -- результат творчества, поднимающий человечество или лич-
ность на новый уровень понимания мироустройства или эмоционального восприятия
себя и окружения.

Творчеством признаётся процесс, в результате которого из известных реалий
создаётся нечто объективно новое, либо обнаруживаются ранее не известные
реалии.

В качестве побочного, но в своей области важного результата настоящего исследования предложим решение известной проблемы установления основного различия между наукой и искусством. Вопреки распространённым взглядам, они не различаются ни по предмету, ни по методу: в обоих случаях (разумеется, речь идёт о Науке и об Искусстве, но не об их многочисленных конкретных подвидах) и там, и там -- всё, без каких-либо принципиальных ограничений. Искусство и Наука -- равноуровневые и равнозначные подсистемы Культуры (см. рис. 4); это два способа познания мира. Различие между ними только в принципе подачи результата освоения мира. При поиске научной истины учёный испытывает эмоции, подчас более сильные, чем переживает художник. Но когда учёный формулирует результат, он отбрасывает всё личное, оставляя только межличностно проверяемый "сухой остаток" -- объективную суть явления. Мало кого интересует, что переживал Эйнштейн, когда искал основы мироздания. А весь результат вошёл в формулу: Е=мс². И эта формула говорит сама за себя, она имеет самодовлеющее значение, абсолютно не зависящее от личности своего создателя.

Рис.4

Искусство отличается от науки диаметрально противоположным принципом: объективная истина подаётся через восприятие автора -- через личность. Нет личности -- нет и искусства.

Межличностная проверяемость -- один из важнейших критериев для оценки научного результата. Он входит в пентаду критериев, составляющих жёсткую конъюнкцию: предметность, проблемность, проверяемость, обоснованность, системность.

Первый критерий вытекает из того непререкаемого условия, что каждая наука имеет свой собственный предмет. Беспредметное построение не может признаваться научным. В литературе (да и вообще в искусстве) вполне возможен случай беспроблемного произведения. В эпоху "социалистического реализма" было немало беспроблемных произведений, и даже -- теоретических обоснований их правомерности и полезности для Общества. Однако наука не бывает без проблем -- в противном случае это не наука. О проверяемости мы уже говорили: это именно то, что отличает науку от искусства. А в общем случае -- и от всего остального. Обоснованность как принцип формальной логики уже обсуждалась выше. Тем не менее, напомним: этот критерий вытекает из требования обосновывать методы доказательства независимо от доказываемых положений (утверждений). Дабы не впасть в порочный круг (что нередко случалось в советских праве и философии и, к сожалению, столь же нередко случается и сейчас).

Системность означает, что новый научный результат либо автоматически укладывается в некую незанятую нишу в общей системе научного знания, либо всё это современное ему здание науки превращает в свой собственный частный случай, охватывая тем самым старую систему науки -- как метасистема охватывает собственную подсистему. Первый случай в особых разъяснениях не нуждается. Второй случай, разумеется, -- большая редкость в истории науки. В качестве примера можно привести общую теорию относительности Эйнштейна, превратившую Ньютоново мироздание в частный случай (справедливый при малых относительных скоростях взаимодействующих систем).

Вот теперь мы располагаем всеми необходимыми понятиями, чтобы сформировать корректным образом системную дефиницию понятия "Культура".

Культура-- это исторически изменяющаяся системообразующая функциональная подсистема Общества, формирующая человека как социально активную и законопослушную личность и удовлетворяющая его духовные потребности -- путём производства, хранения, распределения и потребления духовных ценностей.

Системная концепция Культуры позволяет "увидеть слона целиком": в ней -- и сам человек, и его деятельность, и отношения с Обществом, и функции, и способ достижения конечной цели. Эта концепция позволяет подойти к Культуре как к реальной системе: управлять ею (ни в коем случае не "руководить"!), прогнозировать и планировать её развитие, организовывать необходимые для её функционирования коммуникационные ("информационные") и финансово-вещественные потоки. Природа, Общество и Культура -- реальные целостные системы, не противостоящие друг другу, и не стоящие в одном ряду, а находящиеся друг в друге как иерархически соподчинённые системы: Природа -- Общество -- Культура (рис. 5, стр.13). Этот подход лежит в главном русле развития современной науки. Он обеспечивает выход на высший уровень обобщения знаний во множестве пересекающихся ныне самостоятельных ветвей научного древа.

Поясним блок-схему, представленную на рис. 4.

Как реальная система, Культура подразделяется на собственные подсистемы (второго уровня в иерархии; первый уровень -- производство, хранение, распределение и потребление духовных ценностей). К подсистемам Культуры относятся: Наука, Искусство, Общественная психология, Мораль, Право, Просвещение и образование, Массовые коммуникации (журналистика), Религия. Каждая из этих подсистем Культуры также состоит из собственных подсистем. В частности литература -- одна из подсистем Искусства. Также как Наука -- подсистема Культуры. Поэтому пора законодательно запретить (хотя бы в энциклопедиях и официальных документах) выражения "литература и искусство", "культура и наука", "искусство и культура": все эти словосочетания -- плод системно-логической ошибки, нарушение системных родо-видовых соотношений.

При этом в отношении науки следует сделать важную оговорку. Наука состоит из трёх самостоятельных рукавов: естественные науки, технические науки, общественные науки. Первые два включают теоретическую и технологическую части. Непосредственно в Культуру входят все теоретические компоненты науки. А технологические входят не в надстройку, а непосредственно в базис (производственные отношения).

Глава 4. Информатизация общества --
информациологический источник новой теории права

Информационно-сотовая организация Общества

На первом Международном Форуме информатизации 26 ноября 1992 г. была принята КОНЦЕПЦИЯ ЕДИНОГО МИРОВОГО ИНФОРМАЦИОННО - СОТОВОГО СООБЩЕСТВА (Информационной цивилизации). Этот международный документ отмечает, что мир вступил в период глобальных перемен, отмеченных исключительно противоречивыми тенденциями. С одной стороны, расширяется сотрудничество государств, ослабляется противостояние блоков, национальные границы стираются под воздействием современных коммуникаций; с другой -- всё чаще и безобразнее прорезаются националистические тенденции, амбициозные притязания на особый "национальный суверенитет", притязания на монополизацию невосполнимых ресурсов, притязания на монополизацию права управления всем Миром.

В начале третьего тысячелетия перед человечеством встала задача перехода к безопасному коэволюционному развитию. Решение этой наиважнейшей для всех государств, народов, индивидов задачи требует консолидации и признания следующих основополагающих принципов. 1. Информация есть первооснова мира. 2. Для вхождения человечества в новую эру процветания необходимы демократические преобразования на всех уровнях властных структур мирового сообщества, -- и непременным условием этого является всеобъемлющая информатизация Общества. 3. Главными признаками единого мирового информационного сообщества являются:

а) свобода личности от рождения; информационно-сотовое самоуправление; оно -- базис государственного управления;

в) любой индивид, группа, государство в любое время могут (бесплатно или за однозначно установленную плату) получить доступ к любым информационным ресурсам, необходимым для решения личных или социально-значимых общественных задач;

с) в Обществе производятся и доступны любому индивиду современные информационные технологии и средства связи;

d) имеются развитые инфраструктуры, обеспечивающие создание информационных ресурсов, необходимых для ускоренного социального и научно-технического развития;

е) информационные сети являются одновременно и источником самодисциплины, самоорганизации, источником духовного развития.

В информационном Обществе нет классов, нет разделения по расовому и национальному признаку: все люди -- свободные личности. В таком Обществе осуществляется народовластие на основе территориального информационно-сотового самоуправления. В будущем территориальный принцип самоорганизации заменится самоорганизацией на базе общности тезаурусов, личностных менталитетов, индивидуальных шкал ценностных приоритетов. Рис.6

Для вступления на этот путь необходимо уже сегодня незамедлительно повышать уровень информированности общественности, степень её обеспокоенности назревшими проблемами социально-политического, научно-технического

и культурно-экономического развития. Необходимо законодательно установить наивысшую приоритетность культурных (в том числе научных) и образовательных систем. Необходимо первоочередное экологическое образование и воспитание Общества.

Создатели концепции информационно-сотового Общества, И.И. Юзвишин и Э.В. Евреинов, под термином сот подразумевают первичную ячейку самоуправления. Автором настоящей работы установлены принципы организации сотов по соответствию менталитетов, ценностных ориентаций и тезаурусов (взамен простейшего "территориального принципа"). Установлена также структура механизма взаимодействия сотов с концептуальной ветвью управления Обществом: несколько сотов объединяются в метасот (по тезаурусно-территориальному принципу) и делегируют метасоту часть своих властных полномочий; этот процесс повторяется на всех иерархических уровнях государственного механизма. Его принципиальная схема представлена на рис. 6.

Концептуальная власть должна формироваться научными методами в порядке взаимодействия, самоорганизации и самоуправления научных и массовых коммуникаций. Проблемам самоуправления посвящена самостоятельная глава. Здесь же необходимо обсудить связанные с информатизацией Общества вопросы возникновения новой науки информациологии и системные представления о сути информации.

Информациология

Сегодня редко встретишь человека, который ни разу в жизни не произнёс бы слово "информация". Однако ещё реже встретишь такого человека, который на самом деле понимал бы, что это такое.

Более того. Как сказал некто из великих, "Все врут календари!". Проще говоря, в этом далеко не простом случае нельзя верить ни энциклопедиям, ни словарям. Которые, словно сговорившись, путают информацию с сообщением и не понимают, где информация, а где -- материальный носитель (не информации, а сообщения!). Сказанное относится и к закону об авторских правах, и ко многим другим ныне действующим в России законам.

Основатели кибернетики под информацией понимали нечто, уменьшающее энтропию. Они ввели понятие "количество информации" -- в виде числа, представляющего собой сумму произведений вероятностей состояний объекта и двоичных логарифмов этих вероятностей. (Величина энтропии определяет среднее число двоичных знаков, необходимое для записи возможных значений случайной величины). Однако, на наш взгляд, этот подход позволяет оценить только количество потенциальной информации, строго говоря, -- количество переданного с о о б щ е н и я.

Собственно информацией следует считать реализованную информацию. Она представляет собой функцию не только переданного сообщения, но и тезауруса приёмника сообщения. Как известно, тезаурус -- словарь ключевых терминов определённого языка, то есть замкнутая система взаимосвязанных активных понятий, которой располагает приёмник сообщения. Сообщение -- законченный текст, зафиксированный в некоем коде на каком-либо материальном носителе. На наш взгляд, нередко происходит смешение трёх принципиально различных понятий: собственно информации, сообщения и материального носителя сообщения. К примеру, в одном из авторских свидетельств (выданном ВНИИГПЭ в конце 80-х) значилось: "В нём с целью уменьшения потерь информации путём аэродинамического торможения аэродинамическая поверхность выполнена в виде крышки". На деле речь шла о сбрасывании с разведывательного ИСЗ капсулы с фотоплёнкой, которую следовало затормозить в атмосфере Земли, чтобы предотвратить разрушение капсулы при ударе о землю. С информацией же "путём аэродинамического торможения" вообще ничего сделать нельзя. В рассматриваемом случае капсула даже не является материальным носителем сообщения. Эту роль здесь играет фотоплёнка; роль сообщения играет фотография (то есть изображение), а информация зависит не только от сообщения, но и от априорной информированности приёмника сообщения: там, где опытный оператор увидит на этом фото аэродром с зачехлёнными самолётами на стоянках, -- там необученный "чайник" не увидит ничего. Ибо его ("чайника") тезаурус в этой области пуст. Весьма содержательное сообщение "Некоторые конформные преобразования неконгруэнтны" никакой информации не несёт для человека, никогда не слыхавшего таких слов, как `конформность' и `конгруэнтность'. Иначе говоря, при нулевом тезаурусе приёмника сообщения реализованная информация равна нулю. Но она окажется практически нулевой и в диаметрально противоположной ситуации -- когда локальный (для конкретной области знания) тезаурус приёмника сообщения будет достаточно полным. В последнем случае сообщение для данного приёмника окажется тривиальным. (В предыдущем случае сообщение недекодируемо).

Строго говоря, информацией следует признать лишь то, что изменяет тезаурус приёмника сообщения. Очевидно, существует такая величина тезауруса, при которой данное сообщение максимально увеличивает апостериорный тезаурус приёмника сообщения.

Таким образом, количество реализованной информации -- функция как сообщения (количества потенциальной информации, "зашитой" в сообщении), так и полноты тезауруса приёмника сообщения. Общий вид этой функциональной зависимости представлен на рис. 7а. Здесь I -- количество реализованной информации, Т -- величина (полнота) тезауруса, Т*** -- оптимальная величина тезауруса (при которой максимален прирост реализованной информации), S -- конкретное (не меняющееся с изменением тезауруса) сообщение.

Как видно из приведённого на рис.7а графика, кривая I = f(T) выходит точно из нуля; но справа кривая не пересекает ось абсцисс, уходя асимптотически в бесконечность. Между осью абсцисс и правой ветвью кривой заключена величина "прибавочной информации". Она возникает благодаря воздействию сообщения S на тезаурус приёмника сообщения -- хотя в самом сообщении её и не было. Для лучшего понимания рассмотрим такую ситуацию. В докосмическую эру среди ученых был популярен взгляд, согласно которому, из-за постоянной бомбардировки метеоритами поверхность Луны должен покрывать колоссальный слой пыли -- более километра толщиной. (Что так красочно описал Артур Кларк в своём известном романе "Лунная пыль"). Однако Нейл Армстронг эту гипотезу опроверг экспериментально -- первым из землян побывав на Луне. Теперь представьте, что по возвращении на Землю этот пионер открытого космоса получает сообщение: "А на Луне-то, оказывается, вовсе нет пыли!". Будет ли это сообщение для Армстронга содержать какую-либо непосредственную информацию? Нет, конечно! Он-то уже узнал об этом непосредственно на Луне. Но он может призадуматься: а не опередил ли его кто-либо в осуществлении первой посадки на Луну. Вот это и есть прибавочная информация. Она рождается из личного тезауруса Армстронга. Но, разумеется, -- вследствие взаимодействия этого тезауруса с полученным сообщением. Нечто похожее происходит в обыденной жизни, когда при соударении кресала с кремнем из огнива высекается искра.

Поясним вышеизложенное и другими наглядными примерами. Сообщение "Дважды два -- четыре" для взрослого образованного человека банально, но для школьника-первоклассника оно содержит определённое количество информации. Для "чистого" гуманитария сообщение "Как правило, хоккейные команды нетранзитивны" недекодируемо. Но если расширить тезаурус гуманитария, объяснив ему, что транзитивность -- логическое свойство величин, которые связаны соотношением: если А > B, & B > C, то A > C, тогда вся потенциальная информация из сообщения S для данного гуманитария превращается в реализованную. (Тезаурус гуманитария по сообщению S приобретает оптимальную величину).

Важное свойство информации -- её старение. Речь не о физическом старении материального носителя сообщения (что, разумеется, тоже имеет место) -- стареет сама информация: со временем абсолютно уменьшается количество потенциальной информации в конкретном сообщении. Темп старения информации определяется подвижностью отображаемой системы: старение тем интенсивнее, чем выше подвижность (изменяемость) объекта. На рис.7b в относительных величинах изображены графики изменения количества информации по ходу натурального времени в фотографиях (полученных в момент t = 0) для трёх разных объектов (сверху вниз): Эверест, человек, аэродром. Если необходимо поддерживать уровень информированности об объекте (например, об аэродроме) не ниже заданного (Iz), то придется организовать периодическое поступление новых сообщений об этом объекте.

Так можно, к примеру, определить потребное число ИСЗ в спутниковой разведывательной системе, отслеживающей состояние заданного аэродрома (рис.7с).

Те свойства, которые в теории журналистики обычно приписываются информации, -- релевантность, репрезентативность, нормативность, императивность, валюативность, дескриптивность, -- все эти свойства по сути принадлежат сообщению. Иное дело -- ценность: это свойство самой информации. Она определяется индивидуальной шкалой ценностных приоритетов субъекта (приёмника сообщения). Наглядный пример действия этого свойства информации в определённой ситуации представляет известный миф об Эгее. Довольно распространённая ошибка -- перепутывание ценности информации и количества информации; однако это разные понятия: при одинаковых тезаурусах у разных субъектов могут быть совершенно разные ценностные ориентации.

Учитывая вышеизложенное, полезно применять на практике следующие частные выводы.

1. Перед началом общения следует хотя бы ориентировочно оценить тезаурус собеседника.
(Если, разумеется, вы не намерены удивлять его недекодируемыми или банальными сообщениями).

2. Оперативность -- важнейшее свойство коммуникационной ("информационной") системы.
Потребный уровень оперативности определяется степенью динамичности отображаемого объекта.

3. Термин информация следует употреблять только в значении "Результат взаимодействия
сообщения с тезаурусом приёмника, расширяющий данный тезаурус и фиксируемый в виде
физических изменений в приёмнике сообщения, отображающих в определённом коде пара-
метры рассматриваемого объекта".

-- В каждом конкретном случае необходимо чётко различать (и выделять) вещественный ("материальный") носитель сообщения, само сообщение (текст, зафиксированный на носителе в каком-либо коде) и собственно информацию.

-- Поскольку информация -- функция индивидуального тезауруса, распространённое выражение "средства массовой информации" следует признать некорректным: правильнее говорить о массовых коммуникациях (или о средствах передачи массовых сообщений).

-- В нормативном языке следует избегать употребления термина информация во всех случаях, когда на деле речь идёт о сообщениях: сведениях, объявлениях, фактах и т. п. В философском смысле между людьми (как и между людьми и машинами, либо просто между машинами) происходит обмен сообщениями, но не непосредственно информацией (которая реализуется только в результате взаимодействия сообщения с индивидуальным тезаурусом приёмника сообщения).

Подчеркнём ещё один, чрезвычайно важный, момент. Огромную опасность для Общества несёт недооценка роли массовых коммуникаций (по дурной привычке ошибочно именуемых у нас СМИ). Это не "четвёртая власть", а подсистема Концептуальной власти. Данное положение должно быть отражено не только в законе о печати, но прежде всего -- в Конституции.

Сегодня вполне сложилась и неотложная задача для философии: переосознать, установить заново роль и место информации во Вселенной: вполне возможно, что изначальных категорий не две, а три -- информация, материя и мера (последняя категория -- расширение понятия `сознание').

Тезаурусную концепцию информации, по нашему мнению, можно рассматривать как внутренний концентр фундаментальной теории И. И. Юзвишина: то есть как определение информации на нижнем уровне -- определение реализованной информации.

Наука об управлении системами -- кибернетика -- компонент (подсистема) информациологии; (рис. 8); к её подсистемам следует отнести и такие науки:

-- Информатика -- обработка и хранение информации;

-- Информология -- технология коммуникаций;

-- Информономия -- собственные законы информации.

Компьютерному праву посвящена специальная глава.

Сама информациология -- по словам автора этого нового понятия -- "Генерализационная наука о всех информационных явлениях и процессах во Вселенной... она изучает её от бесконечно малых до бесконечно больших расстояний, времён, энергий". По моему мнению, предмет информациологии -- информационные аспекты (быть может, точнее сказать -- сущность) всех астрофизических, физико-химических, биофизических и социальных процессов во Вселенной.

Можно сделать ещё один важный вывод: необходимо безотлагательно создать в России единую терминологическую службу. Её первейшая задача -- отработать научно обоснованный общественный тезаурус. (Разумно этой же службе поручить и контроль за соблюдением всеми принятой терминологии).

В копилку этого проекта предлагаем обещанные дефиниции. Некоторые из них сформулированы выше. Но сведение всех итерационно связанных определений в единый ряд имеет самодовлеющее значение.

Право -- подсистема Культуры, непосредственно формирующая и контролирующая деятельность человека как социально ответственной и законопослушной личности и определяющая все запреты и ограничения, налагаемые Обществом на государство; представляющая собой систему взаимосвязанных идей, максим и принципов, определяющих и направляющих формирование законов.

Общество -- система, организующая на определённой территории -- от частного клуба до Планеты -- разумных и целенаправленных особей в интересах обеспечения их жизнедеятельности, направленной на достижение определённых духовных, экологических и вещественных идеалов.

Государство -- подсистема Общества, координирующая функционирование всех остальных подсистем и организующая все необходимые Обществу знаковые и вещественные потоки -- методами и в жёстких рамках правил, установленных Обществом.

Правовое государство -- законодательно признающее себя равнозначным субъектом права с гражданином.

Система -- совокупность элементов, объединённых в цельную структуру прямыми и обратными связями, определяющими свойства системы, выходящие за рамки простой суммы свойств составляющих её элементов.

Чтобы понять сущность объекта, нужно представить его в виде системы: найти, в ряду каких систем он находится, из каких подсистем он сам состоит, элементом какой метасистемы (надсистемы) он является.

Эффективность есть показатель степени приспособленности системы к решению определённой задачи в определённой ситуации.

Экономичность системы -- величина, обратная суммарным затратам на создание системы, её производство и эксплуатацию в составе группировки, потребной для решения определённой задачи в заданных условиях.

Культура -- исторически изменяющаяся системообразующая функциональная подсистема Общества, формирующая человека как социально активную и законопослушную личность и удовлетворяющая его духовные потребности -- путём производства, хранения, распределения и потребления духовных ценностей.

Культура -- системный базис Права.

Духовная ценность -- результат творчества, поднимающий человечество или личность на новый уровень понимания мироустройства или эмоционального восприятия себя самого и своего окружения.

Творчеством признаётся процесс, в результате которого из известных реалий создаётся нечто объективно новое или обнаруживаются ранее не известные реалии.

Нация -- целеустремлённая самоорганизующаяся на базе совпадения тезаурусов и менталитетов общность личностей, независимо от этнических и религиозных особенностей говорящих и мыслящих на одном языке и приобщённых к общей Культуре, основанной на общечеловеческих духовных ценностях.

Закон принципиально не может быть источником права, являясь следствием права. Право порождается Обществом (Наукой от имени Общества), закон -- порождение государства, представляющего собой подсистему Общества, наёмный механизм управления Обществом. Следовательно, право иерархически выше закона. Закон -- следствие права; не вытекающий из права закон ("неправовой закон") априори юридически ничтожен.

Закон есть предписание государства самому себе (чиновникам) и самодовлеющим членам общества (гражданам).

Корни теории права и теории экономики должны произрастать из основ рационального природопользования. Экология должна стать основой образования и воспитания современного человека -- в любой области его последующей деятельности. Необходимо создать новую системную науку, изучающую все объекты одновременно с трех позиций -- права, экономики, экологии. Предлагаем назвать эту новую междисциплинарную ветвь науки эконологией.

Интеллигенция -- основа Гражданского Общества, создающая необходимую для управления им отрицательную обратную связь; в отсутствие такой связи система идёт вразнос -- до полного физического самоуничтожения.

Интеллект -- свойство системы выделять себя из окружения, анализировать внешние стимулы, поддерживать гомеостазис, формировать идеи и создавать духовные ценности.

Идея -- это зафиксированное в каком-то коде представление об устройстве объекта, о сути процесса, о причинах и следствиях явлений -- всё то, что позволяет передать объективное сообщение об объекте, либо реализовать его неким объективированным способом.

Интеллектуальной собственностью признаётся любая, обладающая новизной, нетривиальностью и реализуемостью дефиниция идеи, способствующей развитию индивида или Общества и обеспечивающей удовлетворение их вещественных, духовных и экологических потребностей -- без каких-либо побочных эффектов, вредных для человечества.

И краткое промежуточное резюме. Уже сегодня мы живём в мире, насыщенном информационно-коммуникационными сетями. Если бы мы пожелали охарактеризовать нашу эпоху одним словом, вобравшим в себя всё самое важное (и в то же время, самое тревожное!) в нашей сегодняшней жизни, мы наверняка не нашли бы ничего лучше, чем слово и н ф о р м а т и з а ц и я. На всех распространённых языках это слово пишется и понимается практически одинаково: это и компьютеризация всех сфер жизни -- от науки до быта, -- и резкий рост значения и роли в Обществе массовых коммуникаций, и понимание информации как самого компактного, самого важного и самого дорогого товара. Это и понимание необходимости информационно-сотовой структурной организации Гражданского Общества с подчинённым ему Правовым государством, возглавляемым Концептуальной властью, сформированной по информациологическим законам путём интеграции научных и массовых коммуникаций. Это и новая философская парадигма о трёх китах, на которых стоит наш мир, -- материя, информация, мера.

И не случайно на пороге XXI века возникла новая наука ИНФОРМАЦИОЛОГИЯ: она создана для изучения всех этих объектов, всех связанных с ними процессов, происходящих в сегодняшней Науке, в человеческой цивилизации, уже несколько тысячелетий эволюционирующей на планете по имени Земля.

Глава 5. Новая концепция интеллектуального права

Проведённые мною исследования убеждают в следующем:

-- Господствующая в сегодняшней России концепция интеллектуального права внутренне противоречива и грешит множеством принципиальных и "мелких", но важных системно-логических ошибок.

-- Значительная часть этих ошибок влилась в теорию интеллектуальной собственности из общей теории права, в частности из "теории государства и права".

-- Пропагандируемая многими авторами идея замены понятия 'интеллектуальная собственность' словосочетанием "исключительные права" не обеспечивает никаких заметных преимуществ субъектам интеллектуального права, но служит непрерывным источником разнообразных противоречий и системно-логических ошибок -- как в теории интеллектуального права, так и в практике отечественного законодательства.

-- Действующий сегодня в Российской Федерации "пакет законов об интеллектуальной собственности" не защищает самые важные объекты интеллектуальной собственности (идеи) и плохо защищает те права создателей интеллектуального продукта, которые в этом пакете всё-таки признаны заслуживающими правовой защиты.

-- Совершенно не урегулированы законодательно отношения автора и редактора. Особенно -- в области популяризации современных достижений науки.

-- Взаимоотношения создателя интеллектуального продукта с государством всё ещё строятся на базе ошибочного принципа превалирования "государственных интересов" над интересами личности.

-- Законодательство в сфере интеллектуальной собственности существенно отстаёт даже от критикуемой нами -- сложившейся на сегодня в России -- теории интеллектуального права.

-- Преподавание права в вузах сегодняшней России имеет опасный дифферент в сторону бездумного изучения буквы действующего сегодня закона -- в ущерб общетеоретическим философским и системно-логическим проблемам теории права.

О некоторых общих положениях интеллектуального права

По моему убеждению, многие принятые на сегодня общие положения правовой теории настолько же нелогичны, насколько нелогичны вытекающие из них законы.

Само построение вышеприведённого предложения свидетельствует о несогласии автора с общепринятой трактовкой законов как "источника права".

В подобной трактовке явственно просматривается принципиальная системно-логическая ошибка.

Закон не может, закон не должен быть источником права.

Элементарная, типичная для России ситуация: Президент издал Указ; Конституционный суд признал сей Указ неконституционным -- то есть не имеющим права на существование. Смешной вопрос -- является ли этот указ источником права. Нет, конечно!

Мы, как известно, уже сделали немало шагов в направлении автократии (или -- плутократии). Как оценить те законы, которые способствовали движению в этом направлении? Разве их следует считать источниками права? Скорее -- бесправия.

Разумеется, если признавать государство аппаратом подавления, надстройкой над Обществом, придётся признать законными все "волеизъявления" властей. Только в рамках такого подхода можно смотреть на изданный в интересах государства (точнее, тех групп, которые каким-то путём установили свою власть в стране) закон как легитимное построение, способное стать источником чего-либо. Однако на этом пути легко прийти к полному абсурду, причислив, например, к источникам права не только "акты органов местного самоуправления" и "нормативные акты министерств субъектов", но и "приказы, постановления, инструкции министерств и других государственных комитетов бывшего СССР" [24].

Разве министерство -- законодательный орган? Разве его дело -- как исполнительного органа -- не соблюдать законы, а творить их? Где же тут пресловутое разделение властей?

Хорошенькое получается "право" -- творимое кем попало и когда попало.

Что же является критерием правозаконности закона? Только его соответствие праву. И ни в коем случае не наоборот!

Проведённый нами анализ показал следующее. Установившаяся путаница в системно-логических соотношениях понятий "право" и "закон" вызвана, прежде всего, ошибочным толкованием этих терминов. А также термина "источник".

Согласно БСЭ (т. 10), "источники права, юридическое понятие, охватывающее вопросы о силе создающей право, и силе, придающей ему общеобязательный характер. Термин "источники права" употребляется в научной литературе и в смысле источников познания права, т.е. материалов, которые содержат данные, позволяющие познать характер и содержание права различных государств в разные эпохи (тексты законов, записи обычаев, судебные дела, выступления юристов, летописи и исторические хроники, археологические памятники и т. д.)".

Приведённая цитата свидетельствует о двух вещах. Её автор (А.Ф. Шебанов) совершенно не заботился о соблюдении основных законов формальной логики. Что в энциклопедиях встречается нередко, но абсолютно недопустимо в научном языке, тем более -- в юридическом. Собственно, Шебанов просто честно отобразил устоявшийся синкретичный подход к природным и языковым феноменам.

Но если действительно кто-то некогда воскликнул: "Пусть рухнет мир, но победит юстиция!", то нам остаётся воскликнуть: "Пусть рухнет привычная концепция, но восторжествует логика!". Ибо во-вторых, цитата из БСЭ наглядно свидетельствует: не надо один и тот же термин использовать в разных значениях.

В образовании этой логической ошибки наверняка сыграло свою чёрную роль и привычно-неряшливое употребление термина "исторические источники" -- как всё, без какого-либо изъятия, "непосредственно отражающее исторический процесс и дающее возможность изучать прошлое человеческого общества, т. е. всё, созданное ранее человеческим обществом и дошедшее до наших дней в виде предметов материальной культуры, памятников письменности, которые позволяют судить о нравах, обычаях, языке народов".

Правда, историки, слава Богу! не претендуют на толкование "исторических источников" как "источников исторического процесса". Юристы, к несчастью, пошли в этом заблуждении дальше историков, причислив такие же по сути "исторические источники" (т.е всего лишь источники для процесса познания) к "источникам права".

Конечно, этот общеюридический алогизм родился не сегодня. Как утверждает БСЭ, "Впервые термин "источники права" применил римский историк Тит Ливий, назвавший законы двенадцати таблиц источником всего публичного и частного права". Если и не извинить, то понять Ливия можно: он был всё-таки не юрист, а историк; и хотя и жил много позже Аристотеля, но формальной логики почему-то не знал. Но для юриста это непростительно.

Ибо в естественных науках понятие "источник" не вызывает каких-либо логических заблуждений. Например, "источники света, излучатели электромагнитной энергии в видимой, ультрафиолетовой и инфракрасной частях спектра. Естественными источниками света являются Солнце, Луна, звёзды, атмосферные электрические разряды и др., искусственными -- устройства, превращающие энергию любого вида в энергию оптических излучений". (Строго говоря, в отношении Луны здесь допущена системно-логическая ошибка: Луна не источник, а всего лишь ретранслятор света).

"Источники тока, устройства, преобразующие различные виды энергии в электрическую".

Совершенно очевидно, что, с точки зрения логики, источник есть причина, порождающая определённое следствие. И эта схема необратима. Хорошо бы выглядело утверждение: "Ток -- источник аккумулятора"? А кто посмеет отрицать, что закон всё-таки -- следствие права, а не наоборот!

Следовательно, закон принципиально не может быть источником права, -- являясь следствием права.

Но закон и не должен быть источником права.

Трудно не согласиться с С.С. Алексеевым [32]: "14. Право как явление цивилизации и культуры. Как и в отношении государства, необходимо решительно преодолеть укоренившийся в науке и в общественном мнении нашей страны представления о праве, о его роли в жизни общества, т.е. изменить сам угол зрения на право.

Нужно всему российскому обществу утвердиться в том, что право не сводится к законам, иным актам, выступающим в качестве орудий государственной власти. Оно самостоятельный, высокозначимый феномен цивилизации и культуры. Право призвано оптимально регулировать общественные отношения в условиях демократии -- народовластия, экономической свободы, свободы личности. Как явление цивилизации и культуры оно способно "умерить", "обуздать" негативные стороны государственной власти, быть носителем и гарантом прирождённых естественных прав и свобод человека, дать гарантированный простор свободному развитию индивидуальности, раскрепощению автономной личности.

Существенное значение в современную эпоху развития цивилизации приобретают нравственная сторона жизни людей, начала гуманизма, духовные принципы и ценности. И эти духовные начала, принципы, ценности в нынешнее время в наибольшей степени могут быть выражены как раз в праве; именно в праве они реализуются в самых существенных для человека категориях -- свободы, справедливости, высокого достоинства, юридического равенства и юридической защищённости личности, незыблемости прирождённых прав и свобод человека. С этой точки зрения, право призвано стать своего рода стержнем развития общества, фокусом общественно-политической жизни".

На языке системоанализа сказанное Алексеевым означает следующее: право должно стать намордником, надеваемым Обществом на государство, -- чтобы оно, государство, работало на Личность, на Общество, а не на себя; и чтобы Общество всегда могло собственную подсистему -- государство -- осадить и поставить на место: единственное достойное для государства место -- место слуги народа.

Однако ещё важнее следующий аспект:

Право порождается Обществом (Наукой от имени Общества).

Закон -- порождение государства, представляющего собой подсистему Общества,

наёмный механизм управления Обществом.

Следовательно, право иерархически выше закона.

Право -- источник закона.

Не вытекающий из права закон юридически ничтожен.

Что касается источников самого права, то ими являются философские теории и взгляды, правовое самосознание народа, выводы и концепции правовой науки, социологические опросы; концепции и парадигмы, сформированные Концептуальной ветвью механизма управления Обществом и утверждённые на всенародных референдумах.

И пусть будущие историки изучают право прошедших эпох именно по этим источникам. Но отнюдь не по законам. Нередко написанным вопреки праву, узурпаторами власти и безграмотными законодателями, лоббирующими чьи-то малопочтенные шкурные частные интересы.

Представляете в качестве "источника права" сегодняшний закон об авторских правах (см. ниже системно-логическую критику этого корявого во всех отношениях документа). Или патентный закон. Право не может быть столь безграмотным.

Гораздо справедливее, а главное -- логичнее -- отнести к источникам права концепции С.С. Алексеева. 3акон не должен жить (да практически и не живёт) дольше, чем породившее его правительство (выражаясь в последнем случае фигурально-обобщённо). А они, эти правительства, такие недолговечные! Право же -- плод непрерывного прогресса Общества. И отражено оно вовсе не в законах, а в научных трудах, философских трактатах, национальных эпосах и сказаниях.

То есть в известном смысле право "отражено" в законе -- если закон правовой. (Сомневаюсь, чтобы кто-нибудь отважился утверждать, что неправовой закон может быть "источником"). Закон есть реализация права. И эта реализация чаще всего грешит искажениями. И что для чего является "лекалом", эталоном? Разумеется, право -- лекало для закона.

С системно-логических позиций, существуют две самостоятельные системы -- право и законодательство. Обратите внимание: даже в этом -- общности выражаемого понятия -- слово 'закон' "не тянет": оно неспособно соответствовать ситуации, пребывая в единственном числе. Только во множественном. В отличие от термина "право", прекрасно работающего во всех ситуациях.

Как две самостоятельные системы право и законодательство (система законов) могут соотноситься по разному: вообще ни в чём не совпадать (что, как понятно любому непредвзятому человеку, реализуется, когда власть в стране захватывает кучка узурпаторов и строит своё деспотическое государство); могут эти две системы с разной степенью полноты пересекаться. Но совпадать они в принципе не могут. Как идеальная модель и её "грубая" вещественная реализация.

Многие современные теоретики прекрасно понимают наше последнее утверждение. Например, В.И. Леушин [9] : "Стремление отождествить право и закон имеет определённое основание (правда, в данном случае правильнее было бы употребить слово 'объяснение' , АП): в этом случае рамки права строго формализуются, правом признаётся лишь то, что возведено в закон; вне закона права нет и быть не может (а вот это абсолютно нелогично, к чему мы ещё вернёмся, АП). Особо отметим, если под правом понимать только нормы права, то вывод о тождестве права и закона неизбежен, поскольку вне источников права юридические нормы не существуют (ошибочное утверждение, АП). Однако право нельзя сводить к нормам. Кроме норм оно (повторим) включает в себя социально-правовые притязания (естественное право) и субъективные права. В этой триаде назначение норм состоит в том, чтобы социально-правовые притязания трансформировать в субъективные права -- "юридическую кладовую" всевозможных духовных и материальных благ. Следовательно, право охватывает сферу не только должного (нормативные и индивидуальные предписания и решения), но и сущего (реальное использование юридических возможностей, реальное использование обязанностей). Право есть и регулятор, и появляющаяся в результате регулирования юридическая форма (Леушин здесь почему-то пишет "юридическая фирма", АП) общественных отношений, представляющих бытие общества.

При таком широком понимании права становится очевидным, что его содержание создаётся обществом и лишь придание этому содержанию нормативной формы, т.е. "возведение в закон", осуществляется государством. Формула "Право создаётся обществом, а закон -- государством" наиболее точно выражает разграничение права и закона. ...Закон может быть неправовым, если содержанием его становится произвол государственной власти. Подобные законы можно определить как формальное право, т.е. право с точки зрения формы, но не содержания. (Правильнее, разумеется, такие законы считать ничтожными, АП ). Жизнь показывает, что и законодательство в целом может не иметь ничего общего с истинным правом (тоталитарные государства) (см. схему)".

На упомянутой схеме Леушин приводит три случая: тоталитарное государство, либеральное государство, правовое государство. В первом случае круги, означающие право и закон, не соприкасаются. Во втором случае они пересекаются, образуя около 40 % общей площади. В третьем случае общая площадь доходит на схеме Леушина до 70 %. Последнее весьма примечательно: можно сделать вывод, что и Леушин чётко представляет невозможность полного совпадения права и закона. Для нас же этот вывод с железной необходимостью вытекает из системно-логических соображений: если бы совпадение было полным, мы имели одну систему вместо двух, и не было бы никаких оснований вообще говорить о праве и законе -- следовало бы толковать только о чём-то одном.

Тем не менее, вышеприведённая цитата содержит ряд логических противоречий. Утверждение "правом признаётся лишь то, что возведено в закон; вне закона права нет и быть не может" тут же опровергается ниже: "Однако право нельзя сводить к нормам. Кроме норм оно включает в себя социально-правовые притязания (естественное право) и субъективные права". Ёщё сильнее "самоопровержение" автора цитаты, приведённое им ещё дальше: "Право создаётся обществом, а закон -- государством". Ведь коль скоро последнее утверждение истинно, утверждение "вне закона права нет" ложно -- что неопровержимо вытекает из законов формальной логики.

Честно говоря, подобная манера рассуждений, которую нам демонстрирует В.И. Леушин, не просто нам не нравится; мы бы отважились назвать её малопригодной для изложения основ правовой теории в официально рекомендованном Мин.образования РФ учебнике (тем более "для студентов высших учебных заведений, обучающихся по специальности "Юриспруденция"). Хотя и нельзя не признать, что этот учебник, на наш взгляд, во многом превосходит все остальные ныне "действующие" учебники по теории государства и права. Что, как мы думаем, свидетельствует об общем уровне соответствия отечественного правоведения нормам формальной логики.

Я считаю совершенно необоснованным также и ходячее утверждение о неразрывности государства и права. То есть государство действительно не может существовать без права. Однако из этого вовсе не вытекает, что право не может существовать без государства. Может -- хотя бы уже потому, что право создаётся не государством, а Обществом. С этим согласен даже Леушин (см. вышеприведённую цитату). Общество -- более высокая ступень в системной иерархии организации жизнеобеспечения людей; государство --подсистема Общества. В Праве Общество формулирует свои предписания государству -- как ему следует себя вести в интересах Общества. Государство -- строго на основе Права -- формирует законы -- предписания самому себе (сиречь чиновникам) и отдельным членам общества -- "гражданам".

Такова идеальная системно-логическая картина Мира. А всяческие от неё отклонения ничего не доказывают. Кроме одного -- с ними необходимо решительно и целеустремлённо бороться. А не ограничиваться фиксацией разнообразных случаев узурпирования власти разномастными недобросовестными политиканами. Изучение всех случившихся аномалий -- это удел историков. А вовсе не правоведов.

Как известно, гипотез о происхождении государства не меньше, чем концепций Культуры. (Что само по себе говорит о явном неблагополучии в данной области науки). Однако бесспорно одно: только системный подход даёт удовлетворительные ответы там, где все иные подходы никаких членораздельных ответов выдать не в состоянии. Исходя из этого бесспорного положения, посмотрим на историю государства с системных позиций.

Государство есть подсистема Общества, которой последнее поручает управление собой на определённых (установленных Обществом) условиях. Резонно предположить, что государство и возникло именно тогда, когда Общество ощутило явную потребность в координации всех своих подсистем, в организации информационных и вещественных потоков, необходимых для оптимизации взаимодействия всех компонентов Общества. Это и составляет предназначение государства, именно в этом его суть. Всё остальное, как минимум, второстепенно. Когда говорят, что "государство -- политическая организация общества", забывают, что Обществу на деле вовсе не нужны никакие политики, нужны добросовестные и умелые управленцы, способные минимизировать общие потери, неизбежно связанные с управлением столь сложной системой как Общество. Политика -- всего лишь способ навязать Обществу в качестве управленца именно себя, любыми способами отпихнув (в самом буквальном значении слова) от кормила всех возможных конкурентов в борьбе за власть. Для подавляющего большинства политиков эта борьба становится самодовлеющей, власть -- единственной целью, а кормило превращается в кормушку.

В интересах Общества найти и узаконить внеполитические методы формирования собственной подсистемы управления -- государства. И уж конечно надо полностью исключить любые возможности лоббирования чьих-то частных интересов в каких бы то ни было органах управления Обществом. В них должны трудиться только высокообразованные профессионалы, способные осознать важность для всех оптимизации критериев эффективности надсистемы -- Общества -- ценой пресечения "проклятия субоптимизации", в процессе борьбы всех против всех, при безудержном стремлении максимизировать собственную платёжеспособность за счет снижения удельной платёжеспособности всех остальных. И этих профессионалов надо отбирать так же тщательно и по объективным критериям, как отбирают лётчиков и космонавтов. Ибо выбор политическими методами с удручающим постоянством приводит к власти далеко не самых лучших представителей человечества. (Если кому-то мало России, довольно взглянуть на сегодняшнюю Америку). Не случайно ещё в 1938 г. знаменитый Бернард Шоу заметил: "Двуногое животное, занятое политикой, не выдерживает звания человека. Сотворившие его силы обязаны создать что-нибудь более совершенное".

Никита Николаевич Моисеев в своё время описал наглядную модель рассматриваемой ситуации: экипаж утонувшего корабля в одной лодке. Существует единственная общая стратегия, максимизирующая вероятность доплыть до берега всем вместе (следовательно, и каждому в отдельности), исключающая борьбу интересов в порядке рыночной конкуренции. Как только кто-то из экипажа предпочтёт совместным усилиям поедание ослабевших соседей --этот несчастный сразу же снижает вероятность для себя лично добраться до берега.

К сожалению, сегодня превалируют рыночно-политические настроения и рыночная же манера взаимодействия всех подсистем Общества. При этом роль государства становится в основном отрицательной. В кибернетике существует один неприятный закон: если подсистема управления сама себя оценивает по своим "внутренним" критериям эффективности, никак не связанным с эффективностью управляемой системы, -- в этой ситуации неизбежно реализуется наиболее удобный для управляющей подсистемы закон управления: полная дестабилизация управляемой системы. Всё больше признаков, что в сегодняшней России сложилась именно такая ситуация.

Достойно сожаления, что ясные системно-логические подходы к анализу соотношения таких важнейших понятий, как общество и государство, не находят места в учебниках, где всё ещё предпочитают старые привычные "осторожно-многоаспектные" (хотя и весьма непоследовательные в смысле развития мысли) "исторические" рассуждения. Например, В.М. Корельский [9] пишет: "Соотношение общества и государства. Общество и государство, их отношения -- кардинальная для науки теории государства и права проблема, которая, несмотря на её несомненную важность и актуальность, изучена слабо. Долгое время научная мысль вообще не делала различий между обществом и государством. Лишь с наступлением буржуазной эпохи учёные стали (хотя сначала только терминологически) разделять политическое государство и общество, гражданское общество и правовое государство, рассматривать некоторые аспекты их взаимодействия. Марксизм трактует соотношение общества и государства главным образом под углом зрения учения о базисе и надстройке.

Общество возникло задолго до государства и длительное время обходилось без него. Объективная потребность в государстве появилась по мере усложнения внутреннего строения общества (социального расслоения), обострения в нём противоречий из-за несовпадения интересов социальных групп и увеличения числа антиобщественных элементов. Следовательно, государство пришло на смену отживающей свой век родовой организации как новая форма организации изменившегося и усложнившегося общества. Процесс возникновения государства был, по-видимому, полусознательным, полустихийным.

Весь опыт мировой истории доказывает, что обществу со сложной структурой, раздираемому противоречиями, имманентна (внутренне присуща) государственная организация. В противном случае ему неизбежно грозит саморазрушение. Значит, государство есть организационная форма структурно сложного общества, которое здесь выступает как государственно-организованное.

Государство -- социальный институт всего общества, оно выполняет многие функции, обеспечивающие жизнедеятельность последнего. Его основное назначение заключается в управлении социальными делами, в обеспечении порядка и общественной безопасности. Государство противостоит антисоциальным, разрушительным силам, а потому само должно быть мощной организованной силой, иметь аппарат (механизм) управления и принуждения. Иначе говоря, по своей глубинной сути государство -- явление общесоциальное и конструктивное, чем и обусловлена его великая жизнеспособность. Политическим и классовым оно становится постепенно, по мере развития в обществе классов, антагонистических отношений. С расколом общества на классы, с возникновением классовых антагонизмов экономически господствующий класс подчиняет себе государство. Но и в этих условиях оно выполняет в определённой мере конструктивно-социальные функции.

С появлением государства начинается сложная и противоречивая история его взаимодействия с обществом. Как форма организации общества и управляющая система, государство выполняет функции в интересах всего общества, разрешает возникающие в нём противоречия, преодолевает кризисные ситуации. Вместе с тем иногда оно может играть и деструктивную роль -- возвышаться над обществом, огосударствлять его, т. е. проникать во все общественные сферы, сковывать их, ослаблять и разрушать общественный организм. Но в общем и целом государство движется вместе с обществом вперёд, постепенно становится более современным и цивилизованным, сохраняя при этом относительную самостоятельность по отношению к обществу.

Именно в диалектическом единстве определяющего влияния общества на государство и относительной самостоятельности последнего заключена суть противоречивого их взаимодействия, имеющего принципиальное методологическое значение. Причём степень такой самостоятельности государства в силу разных причин может колебаться от минимальной до чрезмерной. Необходимая и разумная мера её предопределяется в конечном счёте объективными потребностями каждого исторически конкретного общества".

Эта длинная цитата оставляет неоднозначное впечатление. С одной стороны, она содержит несколько абсолютно верных утверждений, но с другой, -- изобилует внутренними логико-системными противоречиями. Нельзя не согласиться с утверждением, что отношения общества и государства -- кардинальная проблема. Но почему только для "науки теории государства и права"? На самом деле это главная проблема правоведения вообще -- как предельно общей теории права, так и любой её подсистемы (в строгом соответствии с Теоремой Гёделя, см выше). И почему В.М. Корельский не делает из собственных рассуждений логически из них вытекающий конечный вывод о том, что "теория государства" -- всего лишь подраздел общей теории права? Что давно назрела необходимость в университетских курсах "теории государства и права" как минимум переставить местами понятия "право" и "государство"? (Что, к слову, уже и делается иногда).

Многие последующие рассуждения Корельского (правильные с позиций системоанализа) категорически исключают допустимость такого словосочетания как "политическое государство". Остаётся предположить, что в устах автора цитаты это просто дань привычке, дань устоявшимся профессиональным штампам, произносимым без участия левого полушария.

Совершенно справедливо утверждение, что Общество возникло задолго до государства и длительное время обходилось без него. Системный подход предписывает сделать из этого однозначный вывод: Общество породило государство -- когда в последнем возникла осознанная Обществом потребность. Следовательно, Общество не только "первороднее" государства, но и выше его в иерархической структуре систем обеспечения человеческой жизнедеятельности. Отсюда -- неизбежный конечный шаг: признание государства подсистемой Общества.

Ибо две взаимосвязанных прямыми и обратными связями (о чём вспоминает и сам Корельский) системы всегда находятся в иерархическом соподчинении. При этом система, возникшая раньше, большая по объёму и важности для общих элементов систем, всегда будет надсистемой, а другая система -- с железной необходимостью --подсистемой первой системы. И разве кто-либо посмеет оспорить, что государство возникло не только позже Общества и никоим образом не иначе, как только из его "недр", но и что Общество безусловно больше и важнее для людей, чем государство. Ведь обходилось же Общество без государства "длительное время" -- по заявлению самого Корельского.

Но для конечного логически бесспорного вывода автору цитаты чего-то не хватает. Быть может, всё той же самой пресловутой "политической воли"? Или ему (как и всем иным авторам учебников) довлеет привычка к округло-осторожненьким, с "приседаниями", рассуждениям "исторического", а не системно-логического толка?

Нельзя не возразить автору цитаты и по некоторым чисто формально-логическим соображениям. Например, "Значит, государство есть организационная форма структурно сложного общества". Никакой вещественный объект не может считаться "формой" чего бы то ни было. Форма (наряду с содержанием) --характеристика объекта. Никакой объект не может быть "формой" другого объекта.

Согласно законам системоанализа, два объекта могут соотноситься только в трёх конфигурациях:

-- Как равнорядовые, равноуровневые подсистемы некой системы

-- Как система и её собственная подсистема

-- Как система и её метасистема.

Выше было однозначно доказано, что государство -- подсистема Общества. Писать о подсистеме как о "форме" системы ошибочно не только системно-логически, -- это нелепо даже чисто лингвистически.

Не совсем оправдано утверждение автора цитаты "Государство противостоит антисоциальным, разрушительным силам". "Должно противостоять" -- это было бы логически верно. Ибо несколькими строчками ниже автор противоречит сам себе: "Вместе с тем иногда оно может играть и деструктивную роль -- возвышаться над обществом,...ослаблять и разрушать общественный организм".

Трудно согласиться с цитатой и в этой части: "государство ...постепенно становится более современным и цивилизованным". Почему, собственно, постепенно? Разве это нужно Обществу -- терпеть, пока его собственное государство постепенно соизволит стать "более цивилизованным"? Что это за мистика такая? Почему бы Обществу просто не предписать государству (законодательно -- исходя из отработанного наукой Права) с завтрашнего дня стать настолько современным и цивилизованным, насколько это необходимо современному Обществу?

Ниже г-н Корельский пишет: "Существуют ли пределы самостоятельности государства по отношению к обществу? Такие пределы есть, но они тоже относительны, подвижны и оценочны". Вопрос -- кому это нужно? Государству? -- вероятно. Но разве интересы государства не ниже по приоритетности, чем интересы Общества? Без сомнения, ниже. Пределы "самостоятельности" государства на деле определены совершенно точно: это пределы самостоятельности подсистемы по отношению к своей надсистеме. Иначе говоря, критерии эффективности государства должны быть частными производными от критериев эффективности Общества, цели государства не смеют противоречить целям Общества, пресловутая "государственная безопасность" может приноситься в жертву безопасности Общества.

Поскольку государство -- слуга народа, вполне уместно применить к нему знаменитые законы роботехники Айзека Азимова. Вот эти законы:

Робот не может причинить вред человеку или своим бездействием способствовать причинению ему
вреда;

Робот подчиняется всем командам человека, если они не противоречат первому закону;

Робот заботится о собственной безопасности, если это не противоречит первому и второму законам.

Смею заметить: "стиль А. Азимова" -- это именно то, чего так остро не хватает сегодняшним законам Российской Федерации -- начиная с Конституции РФ. (Впрочем, и законам многих других стран).

Следует, на наш взгляд, решительно высказаться и против распространённого сегодня толкования столь важных понятий как "гражданское общество" и "правовое государство". Во всех (доступных мне сегодня) источниках гражданское общество (в конечном итоге непоследовательных и, как правило, маловразумительных рассуждений) толкуется как некий "сухой остаток" -- за вычетом из Общества государства. Правовое государство толкуется как такое, которое соблюдает законы. (Что особенно "приятно", если вспомнить, что в рамках подобных концепций эти законы само государство и пишет исключительно по собственным понятиям).

Ещё раз обратимся к цитате из г-на Корельского: "Отмеченное касается прежде всего гражданского общества и правого государства. Гражданское общество как система социальных, социально-экономических, социально-политических объединений граждан (институтов, структур), действующих на началах самоуправления, и правовое государство, где государственная власть функционирует на правовых началах, в рамках закона, логически и сущностно связаны между собой".

Сначала несколько предварительных замечаний формального характера. Во-первых, несколько удивляет утверждение автора, что "объединения граждан" якобы функционируют не на правовых началах. Неважно, что автор цитаты "имел в виду" -- важно, что у него получилось. Мы ведь проводим не что-нибудь, а именно системно-логический анализ. Во-вторых, не так уж просто сразу понять, что именно "связаны между собой". Юристу необходимо заботиться о строгости и ясности фразы. И наконец, как понимать это "логически и сущностно". Противопоставление здесь вряд ли корректно: ведь если формальная логика действительно не учитывает содержание высказываний, то диалектическая логика как раз и озабочена более всего именно сущностью изучаемых ею объектов.

Обратим внимание ещё на одну цитату из [9]: "С относительной самостоятельностью сопряжено воздействие государства на общество. В этом воздействии ведущая роль, несомненно, принадлежит обществу, которое выступает социально экономической основой государства, определяющей его природу, могущество и возможности". В рамках предложенной нами концепции Общество вовсе не какая-то неопределённая "основа" государства -- поскольку является совершенно определённой метасистемой государства. Со всеми вытекающими из этого структурными и функциональными последствиями (см. выше).

Ещё цитата : "Воздействие общества на государство принято считать прямой связью, а воздействие государства на общество -- обратной". В этой короткой цитате две системно-логических ошибки. Прямая связь та, по которой от системы управления к управляемым элементам поступают управляющие сигналы ("команды"), обеспечивающие гомеостазис управляемой системы или её переход из одних состояний в другие. По обратным связям от управляемых элементов поступают сведения ("доклады") подсистеме управления о результатах выполнения её ранее поступивших команд. По этим сведениям ("информации") подсистема управления корректирует свои последующие команды. При отсутствии отрицательных обратных связей -- противодействующих по определённым алгоритмам поступающим командам управления, -- вся управляемая система (метасистема по отношению к подсистеме управления) идёт вразнос -- вплоть до разрушения и полного прекращения функционирования.

Таким образом, в цитате показано полное непонимание сути прямых и обратных связей. Уж если говорить о воздействии общества на государство и о воздействии государства на общество, то в обоих случаях имеет место пара связей: прямая связь и обратная связь. Государство -- в рамках установленных для него Обществом полномочий -- осуществляет оперативное управление Обществом. В стратегическом плане -- через науку -- Общество управляет государством: устанавливает его оптимальную структуру, допустимые методы управления, круг обязанностей и соответствующих полномочий, запреты и ограничения; средства, выделенные на решение установленных задач.

Это и есть вторая ошибка автора цитаты. Ещё раз приходится убедиться в слабости системно-логических познаний сегодняшних российских юристов. (Возражения типа "Но это ведь всего лишь авторы учёбников" всерьёз принять нельзя. Ибо учебники должны как раз писаться лучшими из лучших -- исходя из принципа, что каждый учёный должен позаботиться о смене, то есть обязан трудиться и на педагогической ниве, а те, кто учит, должны это делать на собственных разработках, на накопленном "собственным горбом" научном опыте, а не тиражировать затёртые чужие банальности).

Сделаем ещё одно замечание о соотношении сфер компетенции государства и Общества.

М.Н. Марченко в [8] пишет: "Проблема соотношения права и закона существовала всегда, с древнейших времён, с тех пор, как появилось право. Рассматривалась эта проблема множество раз как в рамках зарубежного, так и отечественного права. Последние, весьма острые и в такой же мере бесплодные по своим результатам споры в нашей стране приходились на 60-е -- 80-е годы. Каждая из спорящих сторон приводила свои собственные, на её взгляд самые убедительные аргументы, стремилась склонить на свои позиции как можно большее число последователей, однако, в практическом плане всё оставалось без изменений.

Актуальность проблемы соотношения права и закона сохраняется и поныне. Более того, она не только сохраняется, но периодически, особенно в переходные, сопровождаемые усилением социальной напряжённости в обществе, периоды, значительно обостряется. Причина этого усиления внимания заключается в том, что эта, на первый взгляд сугубо "кабинетная", академическая проблема имеет не только и даже не столько теоретическое, сколько прикладное, практическое значение.

Разумеется, эта значимость обусловлена прежде всего характером и особенностями самой проблемы, суть которой кратко сводится к тому, что не все нормативные акты -- законы исходят (издаются или санкционируются) от государства и являются правовыми законами.

Существуют законы, соответствующие правовым критериям, которые следует, с точки зрения авторов -- сторонников данных суждений -- считать правовыми. Здесь право и закон совпадают. Но есть и такие законы, которые не отвечают правовым критериям, и, следовательно, с правом не совпадают.

Нетрудно заметить, что в данном случае, в разрешении проблемы соотношения права и закона, как и в случаях решения вопроса о соотношении государства и права, сталкиваются два различных взгляда и подхода. Один из них сориентирован на то, что государство является единственным и исключительным источником права, что всё то, о чём говорит государство через свои законы -- это и есть право.

Другой же взгляд или подход к разрешению проблемы соотношения государства и права, а вместе с тем -- права и закона основывается совершенно на других постулатах. А именно на том, что право как регулятор общественных отношений считается "по меньшей мере относительно независимым от государства и закона или даже предшествующим закону, например, в качестве надисторичного естественного права или в качестве права общественного, социально-исторически обусловленного, распадающегося в объективных общественных отношениях" (В.А. Четвернин. Демократическое конституционное государство: введение в теорию. М., 1933).

В данном случае, как нетрудно понять, мы имеем дело с совершенно иным правопониманием и с иным представлением о соотношении государства и права, а также -- права и закона. Государство и право признаются не только относительно самостоятельными друг по отношению к другу институтами, но и в равной мере производными от объективных отношений и условий, складывающихся в пределах гражданского общества.

Право при этом определяется не иначе, как форма выражения свободы в общественных отношениях, как мера этой свободы, форма бытия свободы, "формальная свобода". В развёрнутом виде оно представляется как "претендующий на всеобщность и общеобязательность социальный институт нормативного регулирования общественных отношений в целях разумного устройства человеческого общежития путём определения меры свободы, прав и обязанностей и представляющий собой воплощение в обычаях, традициях, прецедентах, решениях референдумов, канонических, корпоративных, государственных и международных нормах правового идеала, основанного на принципах добра, справедливости и гуманизма и сохранения окружающей среды" (С.А. Емельянов. Право: определение понятия. М., 1992).

Что же касается государства, то оно при таком правопонимании не только не рассматривается в качестве творца или источника права, но, наоборот, само представляется повсеместно связанным, или, по крайней мере, значительно ограниченным в своих действиях правом. Оно представляется в качестве института, который не столько устанавливает, сколько формулирует или выводит право, благодаря законотворческой деятельности, из объективно существующей экономической, социально-политической и иной действительности.

Государство представляется исключительным творцом и источником законов, но, отнюдь, не права. Оно монополизирует законотворческую, но вовсе не правотворческую деятельность, ибо законотворчество и правотворчество, а вместе с тем, закон как результат процесса законотворчества и право как продукт процесса правотворчества, согласно развиваемым при таком подходе воззрениям, отнюдь не всегда совпадают.

Каков же критерий "правовых законов"? Какие законы можно рассматривать как совпадающие с правом, а какие нельзя? Наконец, какие существуют объективные основания для отнесения одних законов к разряду правовых, а других -- к разряду неправовых? Что делает одни законы правовыми, а другие -- неправовыми?

Эти и другие им подобные вопросы издавна занимали внимание отечественных и зарубежных юристов и философов. Однако удовлетворительного ответа на них до сих пор не было найдено. Учёными-юристами и философами предлагались различные основания -- для разграничения права и закона, правовых законов и неправовых, но все они вызывали и вызывают лишь дальнейшие вопросы и дискуссии.

Ещё в конце 19 -- начале 20 веков в отечественной и зарубежной литературе в качестве такого критерия предлагалось, например, считать "общую волю", то есть волю всего общества, нации или народа. По логике подобных предложений следовало считать правовыми лишь такие законы или иные нормативные акты, которые адекватно отражают эту волю. Все остальные законодательные акты следовало причислить к разряду неправовых.

Подобная постановка вопроса, как и сам предложенный критерий разграничения правовых и неправовых законов в зависимости от содержания или, наоборот, отсутствия в них "общей воли" несомненно заслуживают полного одобрения и внимания. Но, вместе с тем, они вызывают и ряд других, ставящих порою под сомнение целесообразность, а, главное -- обоснованность и эффективность использования такого критерия. Среди них, в частности, такие вопросы, как: кто и каким образом может определить, содержится ли в том или ином законе "общая воля", или её там нет? Почему парламент как высший законодательный и представительный орган, призванный выражать волю и интересы всех слоёв общества, в одних случаях издаёт законы, отражающие "общую волю", а в других -- не отражающие её?

Возникают и иные, им подобные вопросы, на которые не всегда можно найти убедительные ответы. Один из них, очевидно, может заключаться в том, как писал французский государствовед и правовед (трудно не обратить внимание на по-своему знаменательный факт: если второй термин не вызывает никаких нареканий, то первый выглядит, как минимум, нелепо и искусственно-вычурно, АП) Леон Дюги, что "закон есть выражение не общей воли, которой не существует, и не воли государства, которой тоже нет, а воли нескольких голосующих человек. Во Франции закон есть воля 350 депутатов и 200 сенаторов, образующих обычное большинство в палате депутатов и в сенате. Вот факт. Вне этого имеются лишь фикции и пустые формулы. Мы не желаем их".

И дальше: "Если закон есть выражение индивидуальной воли депутатов и сенаторов, то он не может быть обязательным для других воль. Он может быть обязательным только как формулирование нормы права или как применение её лишь в этих пределах. В действительности все законы делятся на две большие категории: на законы, формирующие норму права, и на законы, принимающие меры к её исполнению. Я называю первые нормативными законами, а вторые -- конструктивными законами" (Л. Дюги. Общество, личность и государство. Спб., 1901).

Подобные рассуждения и государственно-правовые идеи Л. Дюги всегда вызывали живой интерес у его современников и у юристов последующих поколений. Однако они не дают ответ на вопрос о том, что есть правовой закон, а что не является таковым, каково соотношение права и закона.

Не дают удовлетворительного ответа на поставленный вопрос и другие, выдвигавшиеся в более поздний период, вплоть до настоящего времени, критерии и подходы. Пытаясь решить эту проблему и хотя бы в приближённом виде обозначить грань между правом и законом, авторы нередко обращаются, в частности, к различным моральным категориям -- справедливости, добру, гуманности, злу и др. Право при этом определяется не иначе, как "нормативно закреплённая справедливость".

В этих же целях -- решения проблемы соотношения права и закона -- иногда используется такая категория, как правовой идеал. В научной литературе он определяется как "порождение индивидуального, общественного, научного сознания о разумном устройстве общежития на принципах добра, справедливости, гуманизма и сохранения природной среды". Со ссылкой на известное высказывание римлян о том, что "справедливость и благо есть закон законов", делается вывод относительно того, что правовой идеал есть не что иное, как "закон законов". Следовательно, все другие законы, которые не содержат в себе правового идеала, сообразующегося с принципами добра, справедливости и иными им подобными принципами, не являются правовыми.

Стремление подвести моральную основу под законодательство в целом и отдельные законы несомненно является весьма благородным делом. Человечество может только мечтать о том, чтобы под каждым издаваемым в той или иной стране законом имелась солидная моральная база. К сожалению, это не всегда и не в каждой стране случается. Ярким подтверждением этому может служить законодательство фашистской Германии, фашистской Италии и ряда других тоталитарных государств.

Однако нельзя не заметить, что, стремясь подвести моральную базу под закон и таким образом отделить его, назвав правовым, от всех иных, неправовых законов, авторы невольно допускают смешение моральных категорий с правовыми. В отечественной юридической литературе правильно отмечалось в связи с попытками определения права как "нормативно закреплённой справедливости", что ссылки при этом на моральные категории справедливости, добра и зла важны при определении понятия и характеристики морали, но не самого права.

Таким образом, использование этих категорий при определении права, а тем самым -- и правового закона отнюдь не способствует решению проблемы соотношения права и закона. Более того, оно непроизвольно усложняет проблему, ведёт к смешению категорий права и морали.

Проблема остаётся не только не решённой, но и ещё более усугублённой. Очевидно, её удовлетворительное решение возможно лишь на принципиально новой методологической и мировоззренческой основе и является делом отдалённого будущего".

Безусловно, трудно не согласиться с последним абзацем этой длинной цитаты. (Цитата действительно длинна, зато в ней есть практически все взгляды, которые в разной степени заслуживают критики. По нашему убеждению, иные, более консервативные, взгляды сегодня уже просто нет никакого смысла вообще обсуждать конкретно -- достаточно заявить о принципиальном несогласии с ними).

Но, соглашаясь с оценкой наличия такой ситуации -- когда "проблема остаётся не только не решённой, но и ещё более усугублённой", -- я абсолютно не согласен с аргументацией, приведённой в этой цитате для обоснования каких-то возражений по поводу недостатков чёткого разделения системы права и системы законов. Прежде всего (видимо, по недостатку необходимого образования), автор цитаты не осознал, что для решения проблемы следует обратиться не к моральным, а к системным категориям.

Не вижу никакой возможности опровергнуть следующее умозаключение:

Либо приходится признать, что нет двух систем, а существует всего лишь одна -- "законы, за рамками которых нет никакого права",-- и тогда логически нелепо вообще говорить о каком-то соотношении права и закона.

Либо следует признать наличие двух систем -- права и закона. Причём эти системы, согласно законам логики, в принципе не могут полностью совпадать. Только во втором случае может рассматриваться вопрос о системной иерархической соподчинённости права и закона.

Исходя из соотношения Общества и государства как системы и её подсистемы, логически неизбежно признать закон (порождаемый государством) подсистемой правовой системы (порождаемой Обществом).

Признав все эти логически неопровергаемые умозаключения, мы получаем однозначный и чёткий критерий правозаконности закона: объективно правовым является единственный закон -- сформированный как следствие права. Все иные законы являются юридически ничтожными (то есть априори признаются неправовыми).

И не имеет никакого значения, чью пресловутую "волю" выражает закон. Просто он должен соответствовать системно-логически обоснованным требованиям науки. Хотя, конечно, воля Общества безусловно неизмеримо выше воли любого государства. Тот факт, что эту "волю общества" не так легко измерить, вовсе не повод для отвержения самой необходимости такого измерения. Иное дело, что подобные измерения ни в коем случае нельзя доверять властям предержащим -- эта задача по плечу только подлинной науке, -- ни административно, ни экономически не зависящей от исполнительной власти.

И пора, наконец, рассуждать более точными и чёткими категориями, чем это синкретичное "государство". Уж не говоря о том, что эту подсистему Общества нигде и никогда не следует смешивать со страной (или "нацией"), а тем более с логически абсурдной "формой организации Общества", необходимо рассматривать конкретные ветви наёмного механизма управления Обществом: Концептуальную, судебную, законодательную, исполнительную. Необходимо помнить, что каждая из этих ветвей государства должна быть только представительной. Что законы пишутся прежде всего именно для этих ветвей. Что они (законы) не просто "сдерживают", "ограничивают" государство -- они (законы) предписывают государству, какие задачи и какими методами оно должно решать в интересах Общества.

Аргументация противников такого подхода выглядит слабой и нелогичной. Например, рассуждение о "подведении моральной базы под закон", что якобы приводит к смешению моральных категорий с правовыми. Что именно хотел сказать автор цитаты? Что закону может повредить его "моральность"? Неужто аморальный закон предпочтительнее? Что значит это нелепое, на мой взгляд, утверждение: "ссылки на моральные категории справедливости, добра и зла важны при определении понятия и характеристики морали, но не самого права"? Хорошенькое представление о праве у автора цитаты! (Не говоря уж о его не вполне корректной стилистике).

Заслуживают системно логического порицания и другие конструкции автора цитаты. "Почему парламент как высший законодательный и представительный орган, призванный выражать волю и интересы всех слоёв общества, в одних случаях издаёт законы, отражающие 'общую волю', а в других -- не отражающие её?". По форме вопрос просто наивен. Ведь ответ на него может быть предельно прост: потому что в парламент прошёл капитал, потому, что действует пресловутая формула: "деньги -- власть -- деньги", потому, следовательно, что большинство в парламенте принадлежит представителям пяти процентов населения. И издаваемый этим парламентом закон отражает только шкурные интересы этих пяти процентов -- в ущерб всем другим. Но можно предположить, что даже этот парламент когда-нибудь выдаст закон, не противоречащий интересам большинства. Например, в преддверии нападения внешнего агрессора. Не говоря уж о том, что автор цитаты ещё раз допускает классификацию по разным основаниям: парламент -- как и все остальные ветви государства -- обязан быть только представительным. Поэтому писать "как высший законодательный и представительный орган" -- логически некорректно.

Не понятно, на каком основании автор цитаты делает столь удручающее заявление: "Человечество может только мечтать о том, чтобы под каждым издаваемым в той или иной стране законом имелась солидная моральная база". Выходит, он признаёт за государством (создающим в этой концепции законы) моральное право на любой произвол? Быть может, он (автор цитаты) хотел сказать совсем не это. Но тут уж ничего не попишешь: с логикой шутки плохи. Тщательнее надо быть, господа, как справедливо заметил Михаил Жванецкий.

Выше мы одобрили последний абзац рассматриваемой цитаты. Но не весь. Верно, что "удовлетворительное решение возможно лишь на принципиально новой методологической и мировоззренческой основе". Но почему же непременно это "является делом отдалённого будущего"?

Ибо мы как раз и предлагаем эту принципиально новую методологическую и мировоззренческую основу.

И нам представляется, что эта новая основа заслуживает поддержки научного сообщества.

Естественно, все недостатки общей теории, теории права и государства, сказываются и на теории интеллектуального права. Однако здесь есть и свои особенные положения, достойные самого решительного опровержения. Прежде всего, безапелляционное утверждение, что интеллектуальное право -- часть гражданского права. На наш взгляд, этакое заявление равнозначно, утверждению, что информациология -- часть информатики.(См. стр. 28-30). По значению для Общества, для развития технологии (вспомните "Сумму технологии" Станислава Лема), для уклада жизни и благоустройства жизнеобеспечения человека -- по всем этим направлениям интеллектуальное право на два порядка важнее гражданского права. Разве гражданскому праву приходится когда-либо возвышаться до обсуждения проблем околофилософского значения? Разве его, гражданского права, круг компетенции не ограничен производственно-торговыми и бытовыми отношениями граждан, разве государство здесь не предстаёт как непреодолимая потусторонняя инфернальная сила?

Интеллектуальное же право -- прежде всего отношения личности с государством. Не случайно же бывшее советское государство присваивало себе все права на интеллектуальную собственность, а сейчас речь идёт о возвращении этих прав создателю собственности. Неужто проблемы такого уровня могут решаться в рамках Гражданского кодекса? Да ему -- по его подходу к решению возникающих проблем -- просто не по плечу вопросы, встающие сегодня перед интеллектуальным правом.

Ввести интеллектуальное право в оборот как раздел Гражданского кодекса -- значит замотать, замазать эти самые проблемы. Интересно, кому этого хочется? И почему?

Почему, например, В.А. Дозорцев [25] без тени сомнения пишет: "Оптимальным местом для кодификации законодательства об исключительных правах является Гражданский кодекс, во всяком случае для стран с кодифицированным законодательством. Стало бы сразу очевидным, что исключительные права имеют гражданско-правовой характер и на эту сферу распространяются общие положения гражданского права -- о субъектах, договорах, ответственности и т.п.".

Почему он считает, что что-то "стало бы сразу очевидным" просто в силу того, что его, это "что-то", включили во "что-то". Если кому-то подобное кажется логичным, я готов ему (в индивидуальном порядке), математически доказать обратное. (А в пределе -- и на татами).

Неужели В.А. Дозорцев не видит (или не хочет видеть) принципиальную разницу между любыми договорами торгово-промышленного оборота и договорами между автором и государством, между автором и заказчиком интеллектуального продукта? С одной стороны, на каждом шагу назойливо подчёркивают сомнительную разницу между "нематериальной" интеллектуальной собственностью и "вещественной" "нормальной собственностью", -- а с другой, в упор не видят полнейшее несовпадение принципов, на которых базируются договор подряда и авторский договор.

Почему создателя принципиально нового упорно сводят к уровню тиражировщика вещей, которые можно пощупать? Я настаиваю на принципиальной разнице между ними -- естественно, в пользу первого. Ибо его работа для Общества важнее на много порядков. (В случае гения -- просто на бесконечность). Как говорят, в конце концов, классики, у Фарадея было много начальников ("работодателей" на языке сегодняшнего ГК), да только кто их теперь помнит!

Нелогично у Дозорцева даже это: "во всяком случае для стран с кодифицированным законодательством". Следовательно, он сам признаёт, что далеко не всегда ГК -- "оптимальное место" для интеллектуального права. Но сам этого не замечает. Во-вторых, не станет же он утверждать, что Россия -- та страна, в которой существует кодифицированное законодательство. А если не станет (на что я лично очень рассчитываю), то к чему все эти рассуждения, приведённые в цитате?

Тем более, что практически тут же он сам выполняет "приличествующие приседания": "Наличие в специальных актах норм публичного права -- уголовного, административного, налогового и т. п. -- не может поставить под сомнение направленности всей системы на гражданские права, ради которых она существует". Эта цитата свидетельствует, что и сам Дозорцев не лишён кое-каких сомнений. Тем не менее, он уверяет окружающих в их "недостаточности". Однако откуда взялось утверждение о "направленности всей системы (надо думать, имеется в виду система интеллектуального права, что из текста не вполне очевидно, АП) на гражданские права. Да ещё и ради которых она якобы существует.

Каких либо обоснований столь необычных утверждений Дозорцев не приводит.

Мы приведём соображения, опровергающие такие взгляды.

Начнём с того, что наше Общество и раньше, и в особенности сегодня страдало отнюдь не от избытка духовности. При советской власти было нормой, когда дипломированный инженер получал вчетверо меньше рядового рабочего. Долгие годы следовали полуцензурному высказыванию Ленина об интеллигенции (в смысле её экскрементального характера и статуса). Но в те годы хотя бы крупные учёные, хоть и под замком, но не бедствовали.

А сегодня учёный получает чуть ли не на порядок меньше мелкого банковского клерка (которого в недалёком будущем неизбежно заменят компьютером). Не говоря уж о "предпринимателе" -- субъекте, расходующем невосполнимые природные ресурсы, причем не столько на благо обществу, сколько ради собственного кармана (таковы ГАЗПРОМ, РАОЕЭС, ЮКОС, ЛУКОЙЛ, сотни крупных и мелких "экспортёров" -- в основном, нефти). Какие "достижения" принёс такой подход Обществу -- ясно последнему школьнику.

Между тем торговать патентами (тем более -- самими идеями) неизмеримо выгоднее, чем "материальными" товарами. (Даже не исключая оружие, наркотики и органы для трансплантации). Понятно, что идеи и патенты производят не предприниматели, не политики и не репродукторы вещественных благ. Их производит интеллигенция.

Однако её главная роль значительно важнее. Это роль отрицательной обратной связи для государства. Как было отмечено выше, при отсутствии таких связей любая система идёт вразнос.

Этого вполне достаточно, чтобы признать интеллектуальную деятельность наиважнейшей для Общества, а интеллектуальную собственность -- наиважнейшим видом собственности вообще.

Следовательно, более важная область права не должна рассматриваться как некий неопределённый придаток к существенно менее важному рукаву права.

Не только не следует рассматривать интеллектуальное право как часть гражданского -- следует создать основную ветвь интеллектуального права, стоящую в системной иерархии выше всех иных отраслей права, вплоть до конституционного. Ибо кто же помимо интеллигенции способен написать безупречную Конституцию -- "не чету" ныне действующей (где практически на каждом шагу -- лексическая, грамматическая или системно-логическая ошибка).

Необходимо немедленно принять Основной закон об интеллектуальной собственности. Он будет защищать самое ценное, самое важное для развития Общества -- идею. А её конкретные реализации останутся в юрисдикции привычных законов -- авторского, патентного и др. (которые, разумеется, необходимо радикально перестроить и провести их подчинительное согласование с основным законом).

Все эти положения далее будут детально рассмотрены и обоснованы в рамках системно-логического подхода.

На наш взгляд, привычная кодификация, предлагаемая Дозорцевым, при сегодняшнем состоянии отечественного интеллектуального права не может дать ни малейшего положительного эффекта. Пора пойти не привычным путём -- устраняя огрехи, слепливая из остатков отмершего некоего составного монстра, -- а логически безупречным путём дедукции -- от общего к частностям.

Недаром же и сам Дозорцев отмечает: "Но было бы неправильно задачи кодификации ограничивать юридико-техническими проблемами, они перекликаются с существом регулирования. Некоторые содержательные положения необходимо предрешить в кодификационном акте, с тем чтобы принципиальная направленность специальных актов, больше подверженных влиянию случайных факторов и лоббистскому воздействию, была предрешена". То есть автор цитаты понимает, как плох исходный материал. Но сойти с привычного пути -- это выше сил!

Право же, предлагаемое в этой цитате поведение очень напоминает поведение пользователя, вознамерившегося заменить свой старенький "Пентиум-ММХ" на современный "Пентиум-4", но при этом старающегося любыми ухищрениями сохранить свой привычный "ящик" -- корпус образца "Десктоп". Однако сколько бы он ни мучался, -- конец будет один: в старый корпус не влезет новая материнская плата, мощность старого блока питания окажется недостаточной, некуда будет установить новые накопители и кулеры (вентиляторы). Так что лучше было бы ему с самого начала всё начать принципиально по-новому. И от общего -- к частному: от процессора с корпусом -- ко всему остальному.

Не следует отечественной юриспруденции уподобляться этому неумелому пользователю.

Нам представляется необоснованной сегодняшняя тенденция именовать интеллектуальное право "исключительными правами". Все обычно фигурирующие в рассуждениях на эту тему "принципиальные различия" между "материальными" (правильнее -- вещественными, АП) и "идеальными" объектами выглядят при тщательном анализе надуманными (а подчас просто недобросовестными). Ведь, прежде всего, важно вовсе не то, легко ли защищать "идеальный" объект. И не то, как его защита "укладывается" в привычные нормы правозащиты вещественной собственности. Всё это -- дело тридесятое. Важно принципиально иное: что такое право? Это, безусловно, -- справедливость. Прежде всего -- к творцу. Затем -- к Обществу в целом. Затем -- к обороноспособности Общества. Затем -- к экономике Общества. И в последнюю очередь -- к государству (как наёмному механизму управления Обществом).

Исходя из этого бесспорного умозаключения, зададимся вопросом: кому это выгодно, что производитель вещественного предмета вправе настаивать, что его предмет -- буде он потребуется государству (всё же точнее -- Обществу, но "руками" государства) -- последнее может этот предмет у него приобрести. В рыночных условиях -- за договорную цену. Всякие иные (возможные, особенно у нас) "закидоны" государства -- априори противоправны. Всё это современным юристам представляется совершенно нормальным. И здесь у нас тоже нет никаких возражений.

Но почему же тогда такая же элементарная справедливость не соблюдается в отношении создателя интеллектуально-информационного объекта. Разве он (этот объект) не важнее для Общества любого вещественного объекта, из него вытекающего? Важнее, разумеется, -- информация сегодня важнее и дороже всего другого. Разве он -- создатель идеи -- не важнее для Общества, не выше по общественно-социальному статусу, чем любой плутократо-"олигархический" "магнат" -- репродуктор "материальных" благ, сумевший нажиться на использовании той самой идеи?

Почему государство не считает себя обязанным, если у него возникнет надобность в реализации этой новой идеи, нормальным рыночным путём купить её у создателя?

Было бы весьма справедливо при этом, чтобы госчиновники не смели "от лица государства" посягать на априорное "засекречивание" понравившейся им идеи: купите -- тогда у вас возникнет законное право распоряжаться этой идеей. В том числе, засекречивать её. К слову сказать, высокопрофессиональному специалисту-учёному значительно понятней, что представляет его идея для Общества -- в плане обороноспособности или технологической революции, -- чем безусловно менее знающим и хуже соображающим чиновникам. Творцу понятней, что секретить.

При этом наличие у чиновника, как это водится сегодня, всяческих степеней и званий ситуации абсолютно не меняет: никто в авиации не стал бы считаться с мнением, скажем, Жириновского, лишь потому, что Дума или Правительство назовут его не только "кандидатом в генералы", но и доктором технических наук. В естественных науках, в технике это рассуждение, уверен, не встретит никаких возражений. Но в общественных науках, похоже, далеко не так хорошо.

Скажем, почему мы, официально признав "коммунистический эксперимент" трагической ошибкой, признаём тем не менее действительными дипломы докторов юридических наук, выданные ещё Кирилловым-Угрюмовым -- явно по требованиям "марксистской" идеологии, предписывающей праву базироваться на "классовом сознании" и прочих изысках товарища Вышинского? Ни в какой демократической стране нет этого вопиющего безобразия -- монополизации государством системы аттестации учёных. Понятно, что это ведёт к одному: остепеняются исключительно те, кто лоялен к сегодняшнему государству; нелояльной науке развиваться не позволяют. Таким путём вместо науки Общество приобретает услужливую "доказательницу великих свершений" очередного "обожаемого правителя". Временщика, как известно по определению.

Не лучше ли Обществу приструнить своё "текущее" государство, объяснив ему популярно, что если уж рынок, то прежде всего -- именно в сфере конкуренции разных дипломов. Пусть жизнь, как водится при рынке, сама докажет, какой вуз выпускает лучших специалистов, какая академия "печёт" лучших докторов. Что, разве монополия АН СССР защищала общество от дипломированных дураков? Напомнить вам всяческих Лысенко - Цициных - Митиных? И разве в превозносимых нынешними демократами "Штатах" просматривается какой-то монопольный государственный ВАК? Разве там, в Штатах, диплом PhD Стэнфорда ниже диплома государственного университета штата Юта? Наоборот: любой наниматель всегда предпочтёт стэнфордского доктора.

Ну, откуда в нашем чиновнике эта поганая манера со всего мира собирать самые скверные обычаи и избегать самых эффективных и справедливых!? Нашему государству, видимо, не нужен самостоятельно мыслящий учёный -- оно желает иметь только послушного и дотошного разгребателя его, государства, законодательных экскрементов.

Вернёмся к создателю.

Многие авторы сводят всё к тому, что "идеальный" объект якобы по своей сути не может находиться во владении его создателя -- ибо он якобы априори "доступен всем". Во-первых, хотел бы я посмотреть на этот объект, если государство -- как это принято у нас сегодня -- наложит на него свою волосатую лапу. Затем: государство не покушается на вещественный продукт и на его производителя. Так почему же сегодняшние законы (да и правосознание -- тоже) отнимают аналогичную возможность у создателя? Тем более, что в нормальном Гражданском Обществе права личности изначальнее и выше прав государства.

При нормальной организации правозащиты такой порядок вовсе не будет ущемлять права и интересы Общества: просто кесарево будет отдано Кесарю (создателю), а богово -- Богу (сиречь Обществу) -- нормальным рыночным путём. Абсолютно так же, как принято сегодня поступать с репродуктором вещественных благ.

При этом автору интеллектуального продукта предоставляется серьёзный выбор: либо как и раньше не предпринимать ровным счётом ничего, уповая на защиту по нормам авторского права; либо прибегнуть к патентному праву; либо же по нормам Основного закона об интеллектуальной собственности защитить новую идею -- если она на деле имеется и того стоит. Но кто дал право сегодняшнему законодателю (как и сегодняшнему теоретику права) лишать автора этого права выбора?!

Короче говоря, точно так же, как наука не отличается от искусства ни объектом исследования, ни методом исследования, интеллектуальная собственность в чисто правовом плане ничем не отличается от вещественной собственности. Просто защита интеллектуальной собственности требует её формального определения -- как это делается, например, в рамках патентного права. Где, как уже отмечалось, охраняется вовсе не сам вещественный объект, а только его (субъективное!) идеальное отображение -- формула изобретения. (Которая кстати -- на самом высоком уровне заявленного решения -- и будет в чистом виде представлять собой именно новую идею).

Называя интеллектуальное право "исключительными правами" мы принижаем роль и значение для Общества интеллектуальной деятельности вообще и социальный статус творца в частности. Кроме того, следовало бы "отделить мух от варенья": законодательно установить критерии подлинного творчества, постаравшись также чётко вычленить из понятия "интеллектуальная деятельность" чисто репродукционный административный, менеджерский, "предпринимательский" и банковско-финансово-канцелярский труд.

Проанализируем, как в сегодняшней России решаются рассматриваемые проблемы.

Например, В.О. Калятин [25] пишет: "Российское законодательство прошло за несколько лет в развитии взглядов на исключительные права несколько этапов. Если в советское время теория интеллектуальной собственности была просто неприемлемой, то в начале 90-ых годов 'частная собственность' воспринималась во многом как наиболее универсальное и эффективное средство обеспечения прав. В результате и Закон СССР "О собственности в СССР от 6 марта 1990 г., и Закон РСФСР "О собственности в РСФСР" от 24 декабря 1990 г. прямо определили права на результаты интеллектуальной деятельности как 'интеллектуальную собственность'. Однако и разработчикам этих законов было очевидно своеобразие этого института. В результате законодательство сегодня стоит в основном на позиции исключительных прав, хотя в ряде случаев и употребляет выражение 'интеллектуальная собственность' (как, например, в ст. 44 Конституции РФ). Поскольку эта статья Конституции посвящена свободе творчества, такое положение нормы говорит о многом. Конституция подчёркивает определённую условность используемого понятия, своеобразие интеллектуальной собственности и невозможность отделить такой объект от культурной жизни общества. В то же время право возникает как результат творческой деятельности автора, т. е. не является милостью от общества, которую можно дать или не дать".

На мой взгляд, здесь г-н Калятин весьма произвольно толкует упомянутую им 44-ю статью Конституции РФ. Вот её полный текст: "Статья 44. 1.Каждому гарантируется свобода литературного, художественного, научного, технического и других видов творчества, преподавания. Интеллектуальная собственность охраняется законом. 2.Каждый имеет право на участие в культурной жизни и пользование учреждениями культуры, на доступ к культурным ценностям. 3.Каждый обязан заботиться о сохранении исторического и культурного наследия, беречь памятники истории и культуры".

Думаю, из текста Конституции даже при самом богатом воображении невозможно заключить, что она как-то "подчёркивает условность используемого понятия", -- ничего она не подчёркивает. Тем более, в тексте 44-ой статьи нет ни малейшего намёка на то, что якобы "невозможно отделить такой объект (надо полагать, интеллектуальную собственность, АП) от культурной жизни общества". Ничего подобного из Конституции извлечь невозможно. Следовательно, вся вышеприведённая цитата -- произвольные домыслы. Воистину странные методы доказательства демонстрирует нам В.О. Калятин!

Кроме того есть и принципиальные возражения автору цитаты. Он пишет: "В результате законодательство в настоящее время стоит на позиции исключительных прав". Поскольку мы ведём системно-аналитическое исследование проблемы интеллектуального права, позиция законодательства нас вообще волнует очень мало -- просто оно у нас сегодня весьма и весьма малоквалифицированное. Нас больше интересует позиция права. Но автор цитаты, похоже, вообще -- совершенно синкретично -- не разделяет понятия "право" и "законодательство".

Однако читаем далее: "Независимо от использования того или иного термина в законодательстве права на объекты интеллектуальной деятельности будут иметь определённые общие существенные черты.

1.Эти права по своей природе являются абсолютными: а) соответствующему праву соответствует обязанность всех третьих лиц воздерживаться от действий, не согласующихся с ним; б) обязанности пассивных субъектов имеют форму запрещения; в) нарушение права может последовать со стороны любого лица; г) иск для защиты может быть направлен против каждого лица, нарушающего право; д) право возникает независимо от воли пассивных субъектов. Такое право, как право абсолютное, должно иметь преимущество перед правом относительным. Я.А. Канторович пишет: "Цель юридической защиты клонится...к предоставлению известным лицам исключительных возможностей совершения известных действий, с запрещением всем прочим возможности подражания...эти права следовало бы назвать исключительными".

2.Исключительность этих прав -- другая сторона их абсолютности. Использование соответствующего объекта будет возможно либо самим правообладателем, либо с его прямого разрешения. Однако в отличие от такого абсолютного права, как право собственности (которое исторически возникло в результате развития права владения), здесь ведущую роль играет запретительный элемент. А. Пиленко отмечал по отношению к патентному праву, что позитивная возможность фабрикации есть не юридическое понятие, а экономическая функция правового института запрещения. Другой автор пишет: "Право положительное -- исключительное право на применение изобретения имеет ценность и приобретается именно для того, чтобы иметь возможность реализовать право отрицательное, не допустить применения третьими лицами этого изобретения". Для вещественных же объектов на первый план зачастую выходит возможность самостоятельного использования произведения.

3.Исключительные права имеют самостоятельную экономическую ценность. Конструкция таких прав должна предусматривать лёгкость вовлечения их в экономический оборот, в связи с чем необходимо обеспечить возможность обособить их от личности создателя соответствующего объекта (в отличие от неимущественных прав).

4.Однако во многих случаях исключительные права будут сохранять связь с личностью создателя соответствующего объекта. В таких случаях в связи с необходимостью защиты личного интереса автора придётся несколько ограничить и исключительные права. Даже страны, традиционно отрицавшие личные права автора (Великобритания и США), были вынуждены в последние 10 лет признать справедливость этого требования.

5.Конструкция исключительных прав должна отражать особенности объекта. Так, например, проводя различие, немецкий учёный Эйзенлер называл литературное произведение "оформленною идеею" в отличие от вещи -- "оформленной материи". В английском праве исключительные права обычно относятся к нематериальным вещам --"вещам в требовании".

6.Конструкция исключительных прав должна давать возможность построения достаточно сложных схем взаимодействия различных лиц. Очень часто объект интеллектуальной деятельности имеет достаточно сложное строение. В его состав могут включаться отдельные части иных объектов, права на которые могут принадлежать другим лицам. Наиболее отчётливо проявляется это в авторском праве. Обычным является, например, цитирование чужого произведения. Форма произведения может охватывать собой и некоторые части форм других произведений (как это происходит с переводом, когда новая форма, созданная переводчиком, не уничтожает, но поглощает форму, созданную автором оригинального произведения). Проявляется эта особенность и в отношении других объектов (изобретений, полезных моделей, промышленных образцов и др.).

7.Исключительное право имеет территориальный и временной характер (охрана объекта в каждой стране носит самостоятельный характер по отношению к предоставляемой охране в других странах). Объект интеллектуального творчества, в отличие от материального объекта, не имеет жёсткой привязанности к определённому пространству. Одновременно может существовать несколько вариантов охраны одного произведения, что невозможно в отношении материального объекта. Возникает и возможность параллельного использования объекта в одно и то же время неограниченным кругом лиц. Прежде всего это заметно в отношении объектов, подлежащих регистрации (изобретений, товарных знаков и т. д.), однако и в других случаях (например, в отношении произведений) охрана объекта в каждой стране будет самостоятельной.

8.Особенностью исключительных прав является охват не только строго определённого объекта, но и незначительно отличающихся от него вариаций. Права на нематериальный объект (произведение или изобретение) в отличие от прав на материальный объект охватывают и некоторые вариации объекта: литературное произведение будет оставаться самим собой, несмотря на пропуск некоторых фраз в тексте или замену ряда слов другими; законодательство о товарных знаках запрещает использование другими лицами обозначений, сходных до степени смешения и т.д.

9.Исключительное право всегда отражает изменение системы общественных ценностей. Объекты интеллектуальной деятельности человека имеют значительную общественную ценность, а их судьба небезразлична обществу. Практически на любое исключительное право накладывается целая система ограничений, которая довольно ясно показывает сложившуюся систему отношений между создателем объекта, обществом и правообладателем.

Таким образом, понятие "интеллектуальная собственность" является условным термином, обозначающим совокупность исключительных прав. Так же условно будет и любое определение таких прав, поскольку каждое законодательство по-своему устанавливает их состав и содержание. Исходя из существенных черт, перечисленных выше, права, входящие в эту совокупность, могут быть охарактеризованы как исключительные права в отношении нематериальных объектов (являющихся продуктами труда), имеющие экономическую ценность и способные свободно отчуждаться с учётом ограничений, установленных в интересах защиты личных прав создателей соответствующих объектов и публичных интересов общества. Данные права имеют территориальный и временной характер и допускают одновременную эксплуатации объекта охраны неограниченным кругом лиц".

Тщательный анализ этой цитаты убеждает в том, что её автор продолжает весьма свободно обращаться с нормами формальной логики. Вместо последовательных, вытекающих одно из другого умозаключений, он демонстрирует читателям набор произвольных перечислительных рассуждений, нередко внутренне противоречивых. Из рассуждений автора никоим образом не вытекает тот безапелляционный вывод, который завершает приведённый выше абзац из [25].

Опять-таки неважно, о чём думал автор, выбирая отобранные им слова и стилистические обороты, -- важно, что у него вышло в итоге.

Во-первых, он упорно толкует о законодательстве, совершенно не учитывая наличия двух соподчинённых систем: права и системы законов. Вторая, как мы показали выше, обязана быть следствием права -- и ни в коем случае не наоборот. Недопустимо строить рассуждения о праве, ссылаясь на чью-то практику, на какие-то конкретные законы. В подобных спорах могут считаться допустимыми аргументами только формально-логически безупречные системно-логические обоснования.

Лексико-логическая неряшливость автора цитаты видна уже в этаких словосочетаниях: "в законодательстве права на объекты интеллектуальной деятельности", "возможность фабрикации есть не юридическое понятие, а экономическая функция правового института запрещения". Понятно, что вообще некорректно некую "возможность" толковать как 'понятие'. Тем более сравнивать эту "возможность" с какой-то 'функцией'. И не слишком ли это вычурно -- "правовой институт запрещения". За мнимым блеском этих изысков порою полностью невозможно усмотреть некую последовательную нить рассуждений. И здесь же прямое нарушение элементарной логики: ведь если нечто есть "функция правового института" -- почему же это нечто "есть не юридическое понятие"?

Далее: "не допустить применения третьими лицами этого изобретения" -- почему автор уверен, что из подобного текста любому читателю будет ясно, кого автор имел в виду под "вторыми" лицами? Если он привык под этим всегда понимать государство, то из этого вовсе не вытекает, что каждый читатель согласен считать государство во всех правовых отношениях -- "вторым лицом" (см. выше).

Далее: "для вещественных же объектов на первый план зачастую выходит возможность самостоятельного использования произведения". О чём здесь, собственно, речь? То ли о том, что произведение есть вещественный объект, -- что само по себе весьма странно; то ли о том, что для вещественных объектов важна возможность их использования? Однако разве из чего-либо следует, что то же самое не важно и для невещественных объектов?

Пункт 3 цитаты из [25] с "ловкостью" профессионального фокусника -- как бы между делом, не утруждая себя никакими разъяснениями, -- подменяет одно понятие другим: "Конструкция таких прав должна предусматривать лёгкость их вовлечения в экономический оборот". То есть внезапно речь заходит не о самом интеллектуальном объекте, а о правах на него. О торговле не самим объектом, а некими "исключительными правами на него". Но с какой стати? Где доказательства, что в такой подмене есть для кого-то какой то особый смысл?. Автор цитаты не приводит никаких разумных обоснований такого шага.

В п7 Колпин сетует: "Объект интеллектуального творчества, в отличие от материального объекта, не имеет жёсткой привязанности к определённому пространству. Одновременно может существовать несколько вариантов охраны одного произведения, что невозможно в отношении материального объекта. Возникает и возможность параллельного использования объекта в одно и то же время неограниченным кругом лиц". А кто ему сказал, что сие невозможно с вещественными объектами? В построенном мной бассейне одновременно купается ("параллельно использует") сотня человек. А по построенной мною дороге параллельно едут миллионы. Всё это -- всего лишь показатель логической импотентности любителей "исключительных прав". И что мешает признать дорогу не только инженерным сооружением, но и отчуждённой землёй?

А разговоры о различиях "вещественных" и "невещественных" объектов так разговорами и остаются. По моему убеждению, любители подобных разговоров вообще путают физические различия объектов (можно пощупать -- нельзя пощупать) с их юридическими различиями. Которых на деле нет. И наличие которых адепты "исключительных прав" -- как показывает анализ их работ -- показать не в состоянии.

И почему г-ну Калятину не приходит в голову необходимость отчуждения имущественных прав от владельца вещественного объекта, а вот в случае создателя идеи (которая в сотни раз важнее для Общества, чем все вещественные объекты, из неё вытекающие) -- в этом случае почему-то сразу возникает идея обособить эти права от их создателя.

Трудно усмотреть какую-либо логику в рассуждении N 4: "Однако во многих случаях исключительные права будут сохранять связь с личностью создателя соответствующего объекта. В таких случаях в связи с необходимостью защиты личного интереса автора придётся несколько ограничить и исключительные права". Опять-таки -- о чём речь? Исключительные права -- это что: его, автора, права? Или тут Калятин имеет в виду права тех самых пресловутых "третьих лиц"? Во втором случае следует обвинить автора как минимум в нелогичности: где это сказано, что "исключительные права" -- это не права самого создателя? (Как справедливо говорят в народе, о таких вещах предупреждать надо!). Если же авторские права -- это всё-таки права автора, то как путём их ограничения можно добиться "защиты личного интереса автора"?!

Не вызывает особого восторга и пятый пункт. Что значит "Конструкция исключительных прав должна отражать особенности объекта"? А что, автор может предложить нам случаи, когда "конструкция не должна отражать"? Из требований логики вытекает однозначный ответ: подобного быть не может в принципе. Так для чего автор цитаты это написал?

Далее. И "оформленная идея", и "оформленная 'материя'" -- одинаково материальные объекты. Пора перестать путать материю с веществом. От этой путаницы происходит множество несуразностей и непониманий. С другой стороны, нельзя не отметить, утверждение Эйзенлера, что литературное произведение -- это есть оформленная идея. Но г-н Калятин почему-то не делает из этого конечного вывода -- необходимого вывода, -- что защищать следует вовсе не "форму литературного произведения", а именно его идею.

И наконец, удивляет конец пятого пункта: причём здесь английское право. Разговор идет о принципиальных, основополагающих понятиях теории интеллектуального права -- так какое значение имеет упоминание о каком-то неопределённом практическом частном случае. Да ещё в этаком контексте: "В английском праве исключительные права обычно относятся к нематериальным вещам -- 'вещам в требовании'". Разве подобная фраза может служить вообще доказательством -- чего бы то ни было!

Шестой пункт начинается с заявления о том, что "Конструкция исключительных прав должна давать возможность построения достаточно сложных схем взаимодействия различных лиц". Но разве конструкция любых прав этого не должна? Разве это есть тот отличительный признак, которого достаточно, чтобы вместо интеллектуального права говорить о каких-то "исключительных правах"?

Дальнейшее содержание этого пункта вообще не имеет прямого отношения к обсуждаемой проблеме: ну что из того, что в состав интеллектуального объекта могут включаться "отдельные части других объектов"?

Утверждение седьмого пункта о "территориальном и временном характере" никак не объясняет, почему же вместо самой интеллектуальной собственности (к тому же главного вида собственности вообще) следует оперировать какими-то надуманными правами на неё? Права должны быть самыми обычными: кто является создателем -- тому и принадлежат права на созданный им объект -- вне какой-либо зависимости от вещественной или невещественной природы этого объекта. Иное дело, что нематериальный объект всегда (как информационный объект) важнее и дороже материального объекта.

Следовательно, интеллектуальное право должно быть не слабее, а много сильнее "нормального" "вещного" права.

Суть восьмого пункта достаточно сомнительна. Вряд ли разговор о вариациях имеет какое-либо значение для проблемы превращения интеллектуальных прав в "исключительные права". Размышления автора о литературном произведении весьма некорректны. Как это "литературное произведение будет оставаться самим собой, несмотря на пропуск некоторых фраз в тексте или замену ряда слов другими"? А если выброшены ключевые фразы, составляющие идею произведения? По г-ну Калятину, нет разницы написать вместо знаменитого "Я памятник себе воздвиг нерукотворный..." -- нечто вроде "Ты особняк себе воздвиг нерукотворный!". Даже в отношении слов следует подчеркнуть: мысль существует только в конкретных понятиях. Сиречь, в словах: другие слова -- другая мысль!

И опять концовка пункта: "законодательство о товарных знаках запрещает использование другими лицами обозначений, сходных до степени смешения и т. д.". Эта фраза противоречит сути всего абзаца. В котором речь ведь шла о "нечувствительности" произведения к замене в нём слов и фраз. А эта последняя фраза толкует совсем о другом: о недопустимости "степени смешения".

В девятом пункте рассуждение поставлено с ног на голову: из того бесспорного факта, что "объекты интеллектуальной деятельности человека имеют значительную общественную ценность, а их судьба небезразлична обществу", никоим образом логически не вытекает, что "исключительное право всегда отражает изменение системы общественных ценностей". Должно отражать -- иное дело. Но ведь не отражает. У нас, в России. Общество уже созрело -- нравственно, интеллектуально, социально, -- чтобы признать идею главным объектом интеллектуального права. А ни законы, ни теоретико-юридический менталитет ничего подобного не признают: в каждом частном законе из "пакета законов об интеллектуальной собственности" наличествует специальная "исключающая" статья, предающая идею анафеме как объект, подлежащий правовой защите.

Весьма туманно звучит и второй абзац девятого пункта. "Практически на любое исключительное право накладывается целая система ограничений, которая довольно ясно показывает сложившуюся систему отношений между создателем объекта, обществом и правообладателем".

Во-первых, вовсе не ясно словосочетание "любое исключительное право". Идёт ли речь о том, что в разных странах понятие "исключительное право" формируется и толкуется неодинаково, но, несмотря на это, всем им (этим своеобычным правам) не избежать общей участи -- "наложения на них целой системы ограничений". (Кстати, почему "целой"? Ведь этот оборот даже в бытовом языке не поощряется: не то можно подумать, что бывает какая-то и "нецелая система" -- половинная, что ли!).

Или же автор имеет в виду, что пресловутое "исключительное право" распадается на ряд собственных подсистем: имущественных, неимущественных, следования и т. п.; и что любая из этих ветвей "исключительного права" может подвергнуться ограничению?

Не дело всё-таки -- писать загадками. Да ещё избегая при этом чётких дефиниций.

Ведь из того факта, что "каждое законодательство по-своему устанавливает их состав и содержание" (под "их" следует понимать эти самые "исключительные права", АП), вовсе не вытекает, что любой автор не обязан сформулировать собственные дефиниции всех используемых им самим понятий, прежде чем пускаться в рассуждения о чём бы то ни было.

Во-вторых, не следовало, на наш взгляд, делать подобное заявление -- "которая довольно ясно показывает сложившуюся систему отношений между создателем объекта, обществом и правообладателем", -- не озаботившись предварительно чётким изложением собственных представлений о терминах "создатель объекта" и "правообладатель"; собственного понимания, кому всё-таки принадлежат изначально эти якобы необычные "исключительные права" -- неужто они могут не принадлежать создателю?

На наш взгляд, поставленный нами вопрос довольно ясно свидетельствует о некорректности этой идеи -- вместо самого объекта оперировать (а потом и торговать) какими-то правами на этот объект. Разговоры о "нематериальности" интеллектуального объекта ничего не доказывают: разве права на этот объект "материальнее" его самого? Конечно же нет! Скорее уж наоборот.

А тогда в чём польза от замены интеллектуальной -- пусть и невещественной -- собственности ещё менее вещественными правами на неё?

Корень зла, по нашему мнению, в размытом (порой явно противоречивом) толковании термина "исключительный". В нашей скорбной жизни это не первый случай. Нечто похожее произошло с понятием "качество", -- используемым там, где следует говорить о свойствах. Или с термином "цифра" -- где следует говорить о числах. То же самое можно сказать об этой противной, но въевшейся в практику ВНИИГПЭ ошибке, -- перепутывании потребной аргументации с какой-то "мотивацией" ("мотивированное возражение").

Не следовало вообще запускать в оборот термин "исключительные". Уж лучше было бы говорить об исключающих правах -- если так уж неможилось подчёркивать именно эту сторону общественных отношений. (Хотя, как отмечено выше, лучше бы вообще о ней не говорить).

Слово 'исключительный' в русском языке довольно неоднозначно.

Начнём, как всегда, с такого "народного" словаря, как Ожегов: "ИСКЛЮЧИТЕЛЬНЫЙ , 1. Являющийся исключением, не распространяющийся одинаково на всех (книжн.). 2.Небывалый, необыкновенный. 3.Очень хороший, превосходный (разг.).

Слово с подобным разбросом значений не заслуживает применения в качестве термина. В бытовом языке вполне допустим и такой оборот: "исключительно противный" -- здесь понятие 'исключительность' предстаёт уже в четвёртом толковании. Ни второе, ни третье значения слова никакого отношения к какой-либо ветви права, скорее всего, иметь не могут -- разве что в шутливом (необязательном) обороте. Но и первое значение не совсем корректно в качестве юридического термина. Неясно (по Ожегову): то ли распространяется на всех, но на каждого по-своему, то ли на всех, на кого распространяется, действует одинаково, но на тех, на кого не распространяется, не действует вовсе. Как отмечалось выше, за Ожеговым подобное водится. К тому же он просто синкретично описывает сложившуюся языковую ситуацию. Но в юридическом языке подобному не место.

А и В.О. Калятин, и В.А. Дозорцев почему-то (на наш взгляд, ошибочно) полагают, что всё и так ясно -- без всяких строгих дефиниций, и свои собственные взгляды на происхождение и закономерность термина "исключительные права" тщательно скрывают от читателя.

Между тем, всё как раз совсем не ясно. Первое: чьи это права -- "исключительные права"? Надо думать, -- всё-таки самого создателя. А чем располагает упоминаемый Калятиным "правообладатель"? Его права безусловно не могут совпадать с правами создателя: личные неимущественные права непередаваемы, они неотъемлемы от личности создателя. Следовательно, у правообладателя иные права, чем у создателя, -- так какая же "логика" позволяет и то, и другое обзывать "исключительными правами"?

Потому и возникает отмеченная выше несообразность, когда путается, о чём, собственно, речь: "В этих случаях в связи с необходимостью защиты личных интересов автора придётся ограничить и исключительные права".

Словарь-справочник лингвистических терминов под редакцией Д.Э. Розенталя так толкует термин 'исключение': "Отклонение от языковой нормы (лексической закономерности, парадигмы склонения или спряжения, синтаксической модели, правила орфографии или пунктуации и т. д.)". То есть исключение -- просто аномальное отклонение: грубая ошибка. Почему творцы термина "исключительные права" не желают с этим считаться?

Как им быть со следующей ситуацией: "Исключительная лицензия -- лицензия, предусматривающая монопольное право лицензиата использовать изобретение, технологию и отказ лицензиара от самостоятельного использования запатентованных изобретений и ноу-хау и их продажи на оговорённой территории" (Толково-терминологический словарь-справочник "Маркетинг"). Напомним: лицензиар -- собственник изобретения, платежа, технологических знаний, выдающий лицензиату лицензию на использование своих прав в определённых пределах. Лицензиат, соответственно, -- приобретатель лицензии.

Совершенно очевидно: в данном случае "исключительность" состоит в том, что первоначальный правовладелец лишается каких-то возможностей. Но разве изначально "исключительные права" не обозначали суммарные возможности изначального правовладельца -- самого создателя? Это явное системно-логическое противоречие ясно свидетельствует о некорректности и недееспособности самого понятия 'исключительные права'.

Если бы г-н Калятин понимал под "исключительными правами" только отчуждаемую часть прав создателя интеллектуального продукта, это вошло бы в системно-логическое противоречие с его последующими заявлениями: "Исторически сложилось, что развитие каждой группы исключительных прав шло самостоятельно. Это объясняется тем, что эволюция исключительных прав в значительной мере выступает как реакция на развитие техники". Совершенно очевидно, что г-н Калятин в этом отрывке под "исключительными правами" понимает всю совокупность прав создателя.

Далее. "В результате исключительные права оказались раздробленными на множество самостоятельных групп прав". (Что само по себе тоже не свидетельствует об эффективности сложившегося подхода). Это заявление автора цитаты ещё раз подчёркивает нашу правоту.

И уж совершенно однозначным выглядит следующий факт: если бы Калятин (соответственно и все другие сторонники пропагандируемых им идей в сфере интеллектуального права) допускали понимание термина "исключительные права" в каком-то необщем, частном значении -- на каком основании тогда учебник [25] назван таким образом: "Интеллектуальная собственность (Исключительные права)"? Ведь тем самым автор учебника предлагает нам замену на пресловутые "исключительные права" всей интеллектуальной собственности.

Краткое резюме: С позиций системно-логической корректности, абсолютно недопустимо использование одного и того же словосочетания для обозначения целого и в то же время каких-то частей этого целого. Однако анализ литературы (т. е. не одного Калятина) свидетельствует, что применение термина "исключительные права" неизбежно ведёт к нечёткости терминологии и множеству разнообразных системно-логических ошибок именно такого плана.

Следовательно, значительно правильнее поддержать концепцию интеллектуального права -- как самостоятельной, надгосударственной, "надгражданской" области права. Надо восстановить в правах термин 'интеллектуальная собственность', имея в виду, что юридически не имеет серьёзного значения её так сказать "невещественность", а её защита должна иметь более жёсткий характер, чем это принято в патентном праве.

Системная концепция интеллектуального права

Проведённые нами исследования убеждают в следующем.

Пункт 2 статьи 6 Закона Российской Федерации "Об авторском праве и смежных правах" гласит: "Авторское право распространяется как на обнародованные произведения, так и на необнародованные произведения, существующие в какой-либо объективной форме: письменной (рукопись, машинопись, нотная запись и так далее)". Статья 15 названного закона добавляет: "1.Автору в отношении его произведения принадлежат следующие личные неимущественные права: право на защиту произведения, включая его название, от всякого искажения или иного посягательства, способного нанести ущерб чести и достоинству автора (право на защиту репутации автора)".

Сложившиеся сегодня в России отношения автора с редактором грубо попирают процитированные статьи Закона. Что касается названия вашей статьи, принесённой вами в какой-либо научно-популярный журнал, -- можете быть уверены: редактор не допустит выхода статьи с предложенным вами названием. Пусть это даже полностью исказит ваш изначальный замысел. Редактора последнее мало трогает (чаще потому, что суть от него весьма далека), но он всегда почему-то убеждён, что именно в этом и состоит его работа -- придумывать названия (до которых "тупому", в глазах редактора, автору никогда не додуматься). Что из этого получается, я испытал на собственной шкуре. И не раз. Например, моя статья для журнала "Встреча" была мною наречена весьма, на мой взгляд, изящно: "Светоч Культуры в системном освещении". Но вышла статья -- абсолютно без моего ведома -- под совершенно идиотским "титлом": "Земное, возвышенное и системный анализ". Как назавтра на меня посмотрели коллеги -- нетрудно вообразить. С редактора же -- как с гуся вода. Ибо закон на эту тему глумливо помалкивает.

Что касается текста, то тут ещё хуже. Во-первых, любой редактор считает себя не только "облечённым властью" по отношению к автору (хотя -- откуда: ведь закон и об этом молчит!), но он, редактор, считает себя (как генерал -- "по положению", исходя из древнего советского принципа: что кто охраняет, -- тот это и имеет) значительно умнее автора. Хотя на практике значительно чаще случается точно наоборот. Тем не менее, редактор может абсолютно самостийно выбросить кусок вашего текста, исказив статью до неузнаваемости. Или -- что ещё хуже -- заменить ваш текст собственными досужими рассуждениями на заданную вами тему.

И это почему-то российской юриспруденцией не рассматривается как "посягательство, способное нанести ущерб чести и достоинству автора". На наш взгляд, сие -- ещё одно наглядное свидетельство полной нелогичности действующего российского законодательства.

Понятно, есть авторы, которых без редактирования в печать не запустишь. Но, во-первых, встаёт вопрос: стоит ли вообще печатать подобного "автора"? А во-вторых, как защитить от недобросовестного редактора добросовестного автора -- когда заведомо автор лучше редактора знает обсуждаемую проблему и владеет русским языком как минимум не хуже редактора.

Теперь -- о создателе и о государстве. Разговоры о построении капитализма в России остались разговорами -- такими же лицемерными и фарисейскими, как и прежние разговоры о социализме. В итоге же, как и всегда, изо всех пор общественного жизнеустройства выглядывает нагловато-филистерская физиономия чиновника. Становятся модными разговоры о "вертикали власти" (читай -- исполнительной, что также весьма характерно для сегодняшней России). Совершенно не поощряются представления о государстве как о слуге народа. Напротив, государственные органы (в первую очередь, -- "компетентные") без всякого стеснения и прикрытия стараются подмять под себя не только все финансовые потоки, но и мыслеизъявления людей -- информационные потоки и сами средства массовых коммуникаций.

В советскую эпоху подход был очень простым: государство что хотело, то и объявляло государственной собственностью, -- прежде всего практически весь интеллектуальный продукт.

Сегодняшняя ситуация отличается де-юре, но практически всё та же де-факто. Если в Конституции РФ вторая статья вещает: "Человек, его права и свободы являются высшей ценностью. Признание, соблюдение и защита прав и свобод человека и гражданина -- обязанность государства", то на деле ни один сегодняшний российский суд не признает государство неправым в любой тяжбе между гражданином и всесильными "органами". Не учёный определяет потребный уровень секретности собственного интеллектуального продукта, а всё тот же невежественный, своекорыстный и злонамеренный чиновник, -- унижая и мордуя создателя, вплоть до доведения последнего и до сумы, и до тюрьмы.

Производитель вещественных благ "греет" государство, производитель интеллектуально продукта -- нет. Чтобы это доказать, довольно сравнить уровень удельной платёжеспособности того и другого. А ведь никто иной, как государство, поддерживает этакий порядок вещей.

Арбитражные суды, как и суды общей юрисдикции, завалены делами коммерсантов и промышленников -- у них нет ни времени, ни желания (а, быть может, -- и умения) для рассмотрения дел в чисто интеллектуальной сфере. Все кодексы сводят бледное подобие дел в области интеллектуального права "обратно" к нанесению имущественного ущерба.

Это вообще характерная черта сегодняшней российской юриспруденции -- ориентация в большей степени на вещественную сторону жизни, и небрежение к духовной её стороне. (Речь, разумеется, не о религии. Показушное благорасположение к ней властей предержащих тоже о многом говорит. Но совсем не о том, что представляется важным нам, -- в плане решения наболевших проблем интеллектуального права). Недаром же "новый" Гражданский кодекс РФ десятилетие существует без серьёзного упоминания интеллектуальной собственности, пробавляясь отсылками к нормам (всё ещё действующего!) коммунистического наследия.

Исходя из статьи 2 Конституции Российской Федерации, а также из более общего (и более важного) принципа системоанализа, определяющего государство как наёмный механизм управления Обществом, следует признать интересы создателя интеллектуального продукта более высокими в системной иерархии интересов -- по сравнению с интересами государства. Государство (которое именно мы все содержим на наши налоги) должно быть в экономической и правовой зависимости от создателя. И никогда -- наоборот.

Соответственно, в зависимости от создателя интеллектуального продукта должны быть и все производители (и перераспределители) вещественного продукта. В особенности -- потребители невосполнимых природных ресурсов. Они обязаны отдавать Обществу (не государству) -- в виде рентной платы -- до девяноста процентов своей чистой прибыли. 10% -- вполне достаточная норма личного дохода предпринимателя. Тем более при сегодняшних масштабах разбазаривания невосполнимых природных ресурсов.

Что касается взаимоотношений Общества и государства, то первое -- как метасистема второго -- назначает ему (государству) соответствующее "содержание", -- необходимое и достаточное для решения тех задач и исполнения тех обязанностей, которые Общество возлагает на своё государство. Как назначает? -- в основах Права, создаваемых Наукой и фиксируемых Концептуальной властью на базе всенародного референдума,. Исключительно на базе этих Основ Законодательная власть будет писать свои законы, -- рассматривая при этом указания Концептуальной власти как жёсткие "направляющие косинусы".

Разработка этой новой парадигмы -- основная задача отечественной правовой теории.

Об отставании отечественного законодательства даже от современного интеллектуального права уже было сказано достаточно в предыдущих разделах. К сказанному необходимо добавить следующее. Принятые на сегодня пять законов об интеллектуальной собственности не только грешат множеством системно-логических огрехов, главное -- они имеют принципиально ошибочную ориентацию, относя идею к классу объектов, не удостаиваемых правовой защиты. В целом действующие законы покрывают лишь небольшую часть поля интеллектуальной собственности, оставляя без правовой защиты как раз наиболее важные для Общества типы создателей интеллектуального продукта.

Для защиты идеи -- как самого важного объекта интеллектуальной собственности -- необходимо безотлагательно разработать специальный (общий) закон об интеллектуальной собственности и провести подчинительное согласование с ним всех ныне действующих частных законов (авторского, патентного и пр.).

В сфере преподавания правоведения (и других, частных, разделов теории права) в российской высшей школе целесообразно изменить акценты. Необходимо с самого начала прививать студенту чёткое представление о бренности и быстротекучести законодательства, о его вынужденной сиюминутности (с которой необходимо решительно бороться), об относительности и временной ценности любого конкретного закона. Необходимо приучать студента к анализу законов и выявлению в них внутренних и междисциплинарных противоречий, а главное, -- к пониманию Права как непрерывно накапливаемых и совершенствуемых Обществом принципов справедливости и оптимальных норм поведения граждан в их отношениях между собой и с государством. Необходимо укоренять в сознании будущих правоведов представление о Праве как источнике законов, -- эталоне, "лекале" для пригонки свойств закона к их требуемым для Общества оптимальным параметрам.

Необходимо разработать систему междисциплинарных курсов. В естественных науках подобный этап развития начался давно: совершенствуются физическая химия и химическая физика, появились экология и кибернетика, информациология и системоанализ -- последние как новые области знаний наивысшего уровня обобщения. (Недаром многие авторы полагают, что системоанализ выделился из философии).

Необходимо незамедлительно разработать новый классический курс -- курс эконологии (см. ниже). Этот курс целесообразно включить в основные предметы всех гуманитарных и всех технических вузов.

Необходимо переставить с головы на ноги представления о правозащитности идеи. В своей работе "Диалектика взаимосвязи общих и специфических законов познания" [33] Д.П. Горский справедливо, на наш взгляд, отмечает: "Специфические законы познания...складывались в ходе социальной эволюции и служили средствами познания внешнего мира, необходимыми условиями овладения им. В процессе отражения, познания внешнего мира в мозгу человека складывались и затем осознавались всё более сложные и совершенные, чем у высокоорганизованных животных, механизмы продуктивного отражения мира. Они составили на известном этапе развития общества и науки существенную часть методологии научного познания.

Известно, что без абстракции нет познания, нет науки. Существенной стороной абстрагирования является мысленное отделение свойств и отношений от соответствующих материальных предметов, отвлечение их от своих материальных носителей. Эти свойства и отношения в процессе познания превращаются субъектом в особые "абстрактные" предметы, с которыми мы начинаем оперировать как с самостоятельными предметами; например, они выступают в качестве субъектов единичных суждений...Такое отделение свойств и отношений от их материальных носителей является существенной стороной аналитической деятельности вообще...

В процессе познания очень важную роль играет идеализация, посредством которой в науку вводятся такие понятия, как "абсолютно чёрное тело", "идеальный газ", "абсолютно твёрдое тело" и т. п.".

Это положение общефилософской теории как нельзя лучше способствует пониманию важности для Человека и для Общества такого "идеального объекта" как идея.

Рассмотрим подетальнее это понятие и постараемся в итоге сформировать наше собственное представление о нём, включая его строгую дефиницию, необходимую для последующего использования её как в современной теории права, так и в практике интеллектуального законотворчества.

Вот что думает по этому поводу С.И. Ожегов: "ИДЕЯ, 1.Понятие, мысль, отражающая материальный мир в сознании человека и воплощающая ту или иную сторону мировоззрения. Передовые идеи. Политические идеи. 2.Основная, главная мысль, замысел, определяющий содержание чего-нибудь. Идея романа. 3.Мысль, намерение, план. В голову пришла счастливая идея. Кто подал эту идею? 4.Мысленный образ чего-нибудь, понятие о чём-нибудь. Идея добра".

Теперь мнение составителей "Словаря иностранных слов" И.В. Лёхина и Ф.Н. Петрова: "ИДЕЯ [< гр. Idea понятие, представление] -- 1) мысль, общее понятие о предмете или явлении; в идеалистической философии идея отрывается от реального предмета и превращается в самостоятельное существо (идеи как прообразы вещей у Платона, абсолютная идея у Гегеля); в противоположность идеализму и в полном соответствии с выводами науки материализм рассматривает идеи как продукт человеческого мышления, отражающего материальный мир; развитие идей определяется развитием общественного бытия (см. идеология)...2) главная мысль художественного, научного или политического произведения; вообще замысел".

Не можем мы оставить без должного внимания и такой авторитетный источник как БСЭ: "ИДЕЯ (греч. Idea), форма постижения в мысли явлений объективной реальности, включающая в себя сознание цели и проекции дальнейшего познания и практического преобразования мира. Понятие идеи было выдвинуто ещё в античности. Демокрит называл идеи неделимыми умопостигаемыми формами; для Платона идеи -- это идеальные сущности, лишённые телесности и являющиеся подлинно объективной реальностью, находящиеся вне конкретных вещей и явлений; они составляют особый идеальный мир. В средние века идеи понимались как прообраз вещей, принадлежащий божественному духу; бог творил вещи согласно своим идеям. В новое время, в 17 - 18 вв., на первый план выдвигается теоретико-познавательный аспект идеи -- разрабатывается учение об идее, как о способе человеческого познания, ставится вопрос о происхождении идей, их познавательной ценности и отношении к объективному миру. Эмпиризм связывал идеи с ощущениями и восприятиями людей, а рационализм -- со спонтанной деятельностью мышления. Большое место учение об идее занимало в немецком классическом идеализме: Кант называл идеями понятия разума, которым нет соответствующего предмета в нашей чувственности; по Фихте, идеи -- это имманентные цели, согласно которым "Я" творит мир; для Гегеля идея является объективной истиной, совпадением субъекта и объекта, венчающим весь процесс развития (см. Соч., т. 6, М., 1939, с. 214).

В марксистско-ленинской концепции исходным является материалистический тезис о познании как отражении действительности, об идее как специфической форме этого отражения. "Все идеи извлечены из опыта, они -- отражения действительности, верные или искажённые" (Энгельс Ф., см. Маркс К. и Энгельс Ф., Соч., 2 изд., т.20, с. 629). Однако идея не сводится к фиксации результатов опыта, но является отражением вещи, свойства или отношения не просто в их наличном бытии, а в необходимости и возможности, в тенденции и развития. В.И. Ленин рассматривал идею как высшую форму теоретического освоения действительности. Конспектируя Гегеля, он пишет: "Begriff ещё не высшее понятие: ещё выше и д е я = единство Begriff'а с реальностью" (Полн. собр. соч., 5 изд., т. 29, с. 151). В идее происходит наиболее полное совпадение содержания мысли с объективной реальностью, это -- объективное и конкретное, всестороннее знание действительности, которое готово для своего практического воплощения. Эти два момента в идее: отражение объективной реальности и постановка практической цели перед человеком, находящиеся в органическом единстве, определяют специфику идеи и её место в движении человеческого сознания. Таким образом, идея является активным, посредствующим звеном в развитии действительности, в процессе практической деятельности человека, создающей новые, ранее не существовавшие формы реальности.

В науке идеи выполняют различную роль. Они не только подытоживают опыт предшествующего развития знания в той или иной области, но служат основой, синтезирующей знание в некую целостную систему, выполняют роль активных эвристических принципов объяснения явлений, поисков новых путей решения проблемы. В зависимости от своего содержания идеи, отражающие общественное бытие, различно влияют на ход социальной жизни людей. Реакционные идеи, искажающие действительность и служащие уходящим с исторической арены классам, выступают тормозом общественного прогресса. Идеи, верно и глубоко отражающие процессы действительности, выражающие интересы передовых общественных классов, ускоряют социальный процесс, организуют, мобилизуют эти классы на свержение отжившего и установление нового, прогрессивного". (П.В. Копнин).

Анализ вышеприведённых цитат позволяет сделать вывод: значение идей для теории и практики жизнеобеспечения Общества настолько велико, что абсолютно непонятно упорное нежелание сегодняшнего научного сообщества однозначно и недвусмысленно признать насущную необходимость предоставления идее надёжной правовой защиты.

Без идеи невозможно никакое разумное действие. Человеческая деятельность отличается от поведения животного именно тем, что её предваряет чёткое представление об объекте действия и о способе действия. Безыдейное действие -- инстинктивное действие (мало чем отличающееся от действий животного).

Идея -- элемент абстрактно-логического, понятийного мышления. В отличие от образного предметно-конкретного мышления, способного только на одноплановые, принципиально необобщённые суждения, понятийное мышление даёт возможность перейти к обобщениям, к формулировке закономерностей и всеохватывающих законов. В этом и состоит отличие человека от животного -- в овладении понятийным мышлением. Любая приличная собака наверняка не хуже своего хозяина представляет образ двери в родную квартиру. Но только человек способен сформировать понятие "дверь в будущее". (Строго говоря, и не всякий человек).

Идея обладает особыми свойствами, которых лишены не только вещественные объекты, но и духовные ценности, не являющиеся идеями. Идеи уже потому лучше самих вещей, что занимают значительно меньше места. (Это справедливо заметил Фенимор Купер, более известный у нас не как философ, а как автор приключенческих романов о Кожаном Чулке и Чингачгуке. Но его замечательный философский роман "Моникины" почему-то мало известен в нашей стране).

Вещь может сломаться, её можно потерять. Идею -- никогда. Зная идею вещи, её всегда можно продублировать. Обратный порядок принципиально недоступен: миллиарды людей ежедневно с успехом пользуются вещами, идея которых им недоступна по множеству причин, в том числе просто по недостатку образования.

Только при обмене идеями происходит их у м н о ж е н и е. Если у вас есть яблоко и у вашего друга -- яблоко (почему-то человеческой цивилизации свойственна избирательная любовь именно к этому фрукту: адамово яблоко, яблоко раздора, молодильные яблоки, яблоки из садов Гесперид...), то в итоге после обмена яблоками между вами и вашим другом (конечно, здесь победит дружба), но у каждого из вас всё равно останется по одному яблоку. Если же каждый из вас в начале обладал одной идеей, -- в итоге обмена каждый будет располагать двумя идеями.

Формирование идей -- работа интеллекта. Как уже отмечалось, интеллект нередко трактуют как способность решать новые задачи. Однако и медуза наверняка решает какие-то новые персонально для неё, "медузьего" уровня задачи. Ожегов, как всегда, подходит к проблеме формирования дефиниций попросту и без затей: "ИНТЕЛЛЕКТ, Разум, мыслительная способность". Очевидно, что это вообще не дефиниция. Это в просторечьи называют "погнать зайца дальше": ведь и "разум" требует строгого определения ничуть не менее, чем "интеллект"; да и "мыслительная" -- тоже.

Чтобы, однако, не впасть в одностороннюю несправедливость (не забудем: несправедливое поведение -- неправовое поведение), предположим у Ожегова возможность итерационных приближений к истине. Итак. "РАЗУМ, Высшая ступень познавательной деятельности человека, способность логически и творчески мыслить, в противоположность чувству". Конечно, нельзя не отметить некоторых системно-логических ошибок, зияющих в этой дефиниции. Сомнительно, что можно вообще мыслить "творчески", но при этом не "логически". Здесь к тому же всё та же классификация по разным основаниям, где союз "и" абсолютно недопустим. Не говоря уж о том, что "творчески" -- это тоже пока-что "вещь в себе". Что качается "чувства", то неясно (в том числе, чисто грамматически), -- что именно ему "в противоположность".

Но главное вот в чём: эта дефиниция противоречит дефиниции интеллекта: здесь разум определён как "деятельность", в то время как в случае с интеллектом (который по Ожегову просто равен разуму) он, разум=интеллект, определён как некая "способность". Согласитесь, однако, что деятельность и способность ни в каких ситуациях не могут быть признаны тождественными.

Перейдём к "мыслительной" стороне дела. "МЫСЛИТЕЛЬНЫЙ, см. мышление". Смотрим: "МЫШЛЕНИЕ, 1.см. мыслить. 2. Способность человека рассуждать, мыслить, (?!, АП), представляющая собой процесс отражения (опять та же ошибка: "способность=процессу" -- такова "логика" и наших лингвистов [а не только юристов], АП) объективной действительности в представлениях, суждениях, понятиях".

Теперь "МЫСЛИТЬ, 1.Рассуждать, сопоставляя мысли (?!, АП) и делая из них выводы. 2.Думать, размышлять".

Как видите, круг замкнулся -- всё тот же пресловутый circulus vitiosus.

Словарь иностранных слов весьма лаконичен: "ИНТЕЛЛЕКТ [лат. Intellectus] -- ум, рассудок, разум; мыслительные способности человека" -- всё то же гоняние зайца. Но нам требуется содержательное определение: содержащее все необходимые и достаточные признаки определяемого понятия.

Заглянем в БСЭ. "ИНТЕЛЛЕКТ (от лат. Intellectus -- познание, понимание, рассудок), способность мышления, рационального познания, в отличие от таких, например, душевных способностей, как чувство, воля, интуиция, воображение. (Уже интересно: интуиция и воображение не включены в понятие 'интеллект', АП) и т. п. Термин "интеллект" представляет собой латинский перевод древне-греческого понятия нус ("ум") и по своему смыслу тождествен ему (учение Платона и Аристотеля о нусе как высшей, надындивидуальной разумной части человеческой души; "ум" как первая ступень эманации мира, его истечение из единого начала -- в неоплатонизме и т. д.). Это значение термина было воспринято и средневековой схоластикой (интеллект как божественный интеллект и т. п.). При этом в противоположность "разуму" (ratio) как низшей познавательной способности (к элементарной абстракции) термин "интеллект" употреблялся в схоластике для обозначения высшей познавательной способности (сверхчувственного постижения духовных сущностей). В обратном значении эти термины были употреблены у Канта: интеллект (нем. Verstand -- "рассудок") -- как способность образования понятий, а "разум" (нем. Vernuft) -- как способность образования метафизических идей. Это словоупотребление получило распространение в последующей немецкой философии и окончательно закрепилось у Гегеля в его концепции рассудка (интеллекта) и разума: первый в качестве способности к абстрактно-аналитическому расчленению является предварительным условием высшего "разумного", конкретно-диалектического понимания.

С конца 19 в. в экспериментальной психологии получают распространение разнообразные количественные методы оценки интеллекта, степени умственного развития -- с помощью специальных тестов и определённой системы их статистической обработки в факторном анализе (см. также Коэффициент интеллектуальности).

В зоопсихологии под интеллектом (или "ручным мышлением") высших животных понимаются также доступные главным образом обезьянам реакции, которые характеризуются внезапностью решения задачи, лёгкостью воспроизведения раз найденного решения, переносом его на ситуацию, несколько отличную от исходной, и, наконец, способностью решения "двухфазных" задач.

В современной психологии понятие интеллекта употребляется главным образом в теории индивидуально-типологических особенностей развития личности".

Из цитированного текста можно сделать один важный вывод: нет нужды (и нет оснований) для однозначной связи интеллекта исключительно с человеческим мышлением. Это тем более очевидно, что давно уже получило все права гражданства словосочетание "искусственный интеллект". И возникли две важнейшие для последующего развития человечества проблемы:

-- общения человека с машиной,

-- оптимального целераспределения между человеком и машиной в эргатических (человеко-машинных системах).

В конце семидесятых годов прошлого века в мировой науке проблема искусственного интеллекта была достаточно популярной. Обратимся к переводу с английского книги Э. Ханта "Искусственный интеллект". Там первая глава названа "Область искусственного интеллекта". А первый параграф так -- "Существует ли она?", что, разумеется, весьма знаменательно.

Далее просто процитируем: "В университетах США действует более 100 учебных программ в области вычислительных наук. По существу каждая из них включает курс под названием искусственный интеллект. Фактически, как оказалось, методами программирования, предназначенными для исследований по искусственному интеллекту, занимается больше людей, чем методами обработки коммерческих данных (Эллиот, 1968). Эти учебные программы отражают соотношение между соответствующими объёмами проводимых научных исследований...

Оказалось, что существует содержательная область знаний, общие принципы которой трудно выделить. Проблема, по-видимому, заключается в определении понятия интеллекта. Психологи, которые некоторое время занимались проблемой определения интеллекта, приняли прагматический подход, состоящий в том, интеллект -- это то, что измеряется в интеллектуальных тестах. Также поступлю и я. Для первых 90 % этой книги "искусственный интеллект" будет означать просто набор дисциплин, изучаемых в соответствующих курсах по искусственному интеллекту".

Таким образом, выудить из этого подхода что либо, подходящее для решения наших проблем, не удастся.

Известный русский системоаналитик Никита Николаевич Моисеев пишет [34]: "Заметим прежде всего, что зачатки интеллекта, безусловно, встречаются у существ, стоящих на ступенях эволюции ниже человека. И не только у высших животных, не только у обезьян, дельфинов, собак, но даже и у птиц. И тем не менее слово "интеллект" мы связываем с человеком. И только с ним. Сказанное требует комментариев.

Дело в том, что современная этология открывает удивительные образцы поведения животных, в которых они обнаруживают способность "предвидеть" результаты своих действий, легко "решать" те или иные "задачи". В этой связи в этологии и зоопсихологии сначала появилось выражение "ручное мышление", а затем стали говорить и о "разумности" поведения животных. Однако человеческий интеллект качественно отличается от "разума" животных: человек способен мыслить абстрактно, образовывать общие понятия, отрываться в мышлении от реальности, рефлексировать, т.е. уметь видеть и изучать себя со стороны. Поэтому я буду связывать термин "интеллект" только с человеком. Интеллект принято противопоставлять таким свойствам человека, как чувство, воля, интуиция...

Если понятие "интеллект" мы связываем только с человеком, то понятие "мышление" можно трактовать более широко -- как функцию любого (не только человеческого) мозга отражать действительность и использовать получаемую информацию для выбора образа действий, т. е. как способность порождать нерефлексность системы управления организмом. Мышление человека, обладающего интеллектом, -- это высшая форма мышления, т. е. отражения реальной действительности. Это уже не только физиологический, но и социально-исторический феномен.

Интеллект как порождение человеческого мозга возник, конечно, в результате развития нервной системы и тех обратных связей, о которых шла речь в предыдущих главах. Но как происходило их совершенствование? Как в результате развития нервной системы появилось мышление,
т. е. способность не только отражать действительность, но и предвидеть результаты собственных действий и анализировать альтернативные варианты своего поведения? И самое главное: как возникла способность познавать себя -- видеть себя со стороны, оценивать своё состояние, своё место в мире? Как появилась способность абстрагироваться -- что, наверное, в первую очередь отличает человека от других живых существ и является одной из основных характеристик интеллекта? Одним словом, как сложились все эти способности и какими были процессы их становления -- на эти и подобные им вопросы мы ещё долго не сможем получить необходимые ответы.

Изучение перечисленных проблем потребует согласованных усилий учёных разных специальностей. Не только физиологов и психологов. Для анализа вопросов, связанных с историей становления интеллекта, будет необходимо участие лингвистов, философов, физиков, специалистов в области информатики и теории управления. И любое продвижение, любая рациональная гипотеза, помогающая вскрыть механизм развития и становления интеллекта, может иметь следствия большого прикладного значения, прежде всего для информатики...

Я рассматриваю интеллект, интеллектуальную деятельность с позиции информатики. Поэтому те определения, которые здесь используются, несколько отличаются от общепринятых -- сформировавшихся в контексте психологических и философских исследований сознания. Под "интеллектом" я подразумеваю способность мышления предвидеть события, предвидеть результаты собственных действий, анализировать и оценивать своё состояние и окружающую обстановку и принимать решения, сообразуясь со своими представлениями об окружающем мире. Это и означает, на мой взгляд, "действовать сознательно"".

Вне всякого сомнения, чёткое представление о содержании и объёме понятия "интеллект" -- важнейшая проблема для построения научно обоснованной теории интеллектуального права. Анализ мнений многих авторов по данной проблеме приводит к следующим промежуточным выводам:

-- В современной науке нет единого, общепринятого взгляда на термин "интеллект". Представления Канта об этом понятии (интеллект "ниже" разума) радикально расходится и с представлениями Аристотеля, и с концепциями средневековой науки (интеллект "выше" разума). Более поздние определения в основном запутывают предмет.

-- Современные толковые словари вместо чёткой дефиниции понятия "интеллект" нередко приводят логически противоречивые построения итерационного характера, по сути остающиеся в сакраментальных рамках порочного круга.

-- Распространённый на Западе тест на пресловутый коэффициент интеллектуальности на деле определяет вовсе не тип и уровень ("силу") мышления испытуемого, а всего лишь полноту его специфических знаний (понятных экспериментатору). Причём и последнее -- не в чистом виде, а в синкретичной смеси с уровнем адаптированности испытуемого (его умением и желанием приспосабливаться к ситуации и мнению "вышестоящих").

-- Объём и содержание термина "интеллект", используемого в естественных и технических науках, во многом не совпадают с пониманием его аналогичных характеристик в гуманитарных науках.

-- Наиболее близкими к нашим представлениям о данной проблеме являются представления, распространённые среди системоаналитиков (см. выше высказывания Н.Н. Моисеева).

-- Не имея возможности воспользоваться какими-либо готовыми дефинициями термина "интеллект", мы вынуждены взять на себя смелость (и ответственность) создать собственную дефиницию этого наиважнейшего для теории интеллектуального права понятия.

Интеллект -- это свойство системы выделять себя из окружения, анализировать внешние стимулы, поддерживать гомеостазис, формировать идеи и создавать духовные ценности, адекватно оценивая возможные варианты собственного поведения.

Хотя для решения стоящих перед нами задач и не важны соотношения понятий "интеллект", "разум", "рассудок", попытаемся всё же сформулировать собственную точку зрения на затронутые вопросы.

Во-первых, нам представляется более предпочтительной позиция Аристотеля (сравнительно с Кантом) -- о более высоком положении интеллекта в системной иерархии по сравнению с разумом и рассудком. Это оправдано уже тем, что для технических устройств, способных решать те же "высокоинтеллектуальные" задачи, что и человек (например, в шахматах), закрепился термин "искусственный интеллект". Понятие "Внеземной разум" несколько расплывчато, и оно в явном виде не содержит указаний на представление, что внеземной разум окажется непременно "выше" земного. (В фантастических кинобоевиках нередко демонстрируют и обратное). Разумность уэллсовских марсиан очевидна, хотя наличие интеллекта -- сомнительно.

Нам представляется более обоснованным говорить о разумности инопланетного существа при первой встрече с ним земных астронавтов, чем о его интеллектуальности. Ведь здесь в первую очередь будет решаться вопрос: стрелять или не стрелять -- в зависимости от адекватности поведения незнакомого существа в ответ на поступки астронавтов. Что касается определения уровня интеллекта инопланетного существа, то такая задача явно представляется более отдалённой по времени (и по развитию отношений) -- когда вопрос "стрелять или не стрелять" давно уже будет снят с повестки дня.

Термин "рассудок", на наш взгляд, имеет скорее бытовой, чем научный характер, причём в некоторых оборотах -- с негативной окраской ("рассудочный человек"). Рассудок -- способность соразмерять свои действия с опредёленными априорными шаблонами поведения.

Разум -- свойство системы адекватно реагировать на внешние обстоятельства и поведение взаимодействующих с ней систем.

Интеллект -- основа Культуры. А как показано выше, Культура включает всё -- за исключением "материального" производства, системы общественных отношений, системы биологического воспроизводства людей и системы управления Обществом (государства). Разумеется, и в этих четырёх подсистемах Общества интеллект играет определённую роль. Но здесь эта роль не является ведущей: в этих подсистемах интеллект работает опосредованно -- за счёт наработанного им в подсистеме, именуемой "Культура". В этой последней (но первой по важности!) подсистеме Общества интеллект играет ведущую роль: только за счёт него человек осознаёт своё собственное место в мире, осознаёт незыблемость моисеевского императива "трое в одной лодке", полезность правопорядка и необходимость правозаконности любого "акта", издаваемого властью. Только интеллект позволяет подлинному интеллигенту всегда быть в оппозиции к любой власти -- выполняя тем самым свою святую миссию отрицательной обратной связи -- без чего (как показано выше) любая власть идёт вразнос.

При этом необходимо подчеркнуть: неверно смешивать интеллект и "умение делать деньги". Это всё-таки далеко не совпадающие свойства человека. Даже в политике и в предпринимательстве инстинкт важнее интеллекта: чутьё, интуиция, не поддающаяся никакой логической формализации хватка, инстинктивное (а не логическое!) ощущение опасности -- приоритетные свойства в этих, "внекультурных" областях человеческой деятельности.

Если же финансист, предприниматель, коммерсант или политик открывает нечто принципиально новое, совершая тем самым акт творчества, -- он уже оказывается потенциально в ином разряде, в ином измерении -- культурном.

В принципе, конечно, не исключено совмещение культурной деятельности и предпринимательства -- история даёт тому немало примеров. Но совмещение предпринимательства любого вида с работой в любом государственном органе должно быть законодательно запрещено.

Совместимо с чем угодно только производство идей.

Как выше сформулировано, интеллект порождает идеи. Для полной определённости подчеркнём, что у нас данный термин не имеет какой-либо связи с понятием "идея", свойственным коммунистическому вероучению, где под этим термином обычно понимается только какая-либо политическая концепция, какой-либо догмат веры, входящий в знаковую систему под названием "идеология". Мы предлагаем следующую (выше уже приведённую) дефиницию:

Идея -- это зафиксированное в каком-либо коде представление об устройстве объекта, о сути процесса, о причинах и следствиях явлений -- всё то, что позволяет передать объективное сообщение о предмете, либо реализовать его неким объективированным способом.

Как отмечено выше, в эпоху НТР радикально меняется роль науки, происходит информатизация общества, развивается новая область деятельности и наука, эту область изучающая -- информациология. Многие сложившиеся механизмы управления Обществом не отвечают современным требованиям, они способны поддерживать собственный гомеостазис исключительно за счёт полной дестабилизации управляемой системы (т.е. Общества).

Развитие информациологии привело к созданию модели информационно-сотового сообщества, на базе этого мною разработана идеология Концептуальной власти, трансформирована идея Правового государства и установлены некоторые общие законы управления Обществом. Объединение всех этих идей и позволило разработать информациологическую концепцию Гражданского Общества. В таком Обществе информация играет ведущую роль, а её правовая защита в качестве интеллектуальной собственности -- главная забота государства.

Как уже отмечалось, изгнание идеи из числа объектов правовой защиты, проведённое в ныне действующем "пакете законов об интеллектуальной собственности", -- большой промах законодателя: нет товара дороже, важнее и компактнее идеи. На идеях основана вся человеческая цивилизация. Никто не в силах организовать своё разумное поведение, не имея в голове априори чёткой идеи такого поведения. Производство идей не требует расходования невосполнимых природных ресурсов. Торговля идеями гораздо выгоднее, чем торговля любыми иными товарами.

Неумение создать общий закон об интеллектуальной собственности, защищающий саму идею любого творческого решения, -- один из самых тяжёлых грехов сегодняшнего российского законодателя.

Наш собственный подход к этой важнейшей для интеллектуального права проблеме представлен на рисунках 9 и 10.

На рис.9 показано место идеи в структуре собственности.

Как мы не раз подчёркивали, из всех видов собственности интеллектуальная собственность -- самая важная: кто владеет знаниями (а ещё важнее -- методами получения новых знаний), -- тот и будет определять в конечном итоге структуру Общества, распределение собственности, стратегию развития и всё остальное. Любой иной строй долго не удержится.

А из всех видов интеллектуальной собственности самый важный и самый ценный объект -- идея.

Её частные реализации -- вербальная, техническая и т. п. Эти частные реализации идеи могут охраняться частными законами: авторским, патентным и т. п.

Для охраны самого обобщённого и самого ценного вида интеллектуальной собственности -- идеи -- необходим обобщённый "основной" закон об интеллектуальной собственности. Чтобы не смешивать его с конституцией, назовём его так: Общий закон об интеллектуальной собственности.

На рис. 10 показана блок-схема системы законов об интеллектуальной собственности. На ней указаны охраняемые объекты -- с соблюдением соответствия латинских литер на рисунках 9 и 10. Общий закон должен защищать в самом главном всех создателей интеллектуальной собственности. При этом частные законы будут защищать локальные реализации идеи.

Ныне действующие частные законы нуждаются в кардинальной логико-юридической и системно-лексической корректировке. (Строго говоря, все они нуждаются в новой разработке). Все частные законы должны подвергнуться подчинительному согласованию с Общим законом об интеллектуальной собственности.

Охрана идеи не может строиться по принципам авторского права (которое, как показано ниже, номинально защищает только "форму" объекта, но по сути не защищает ничего). Охрана идеи требует принципов, ещё более жёстких, чем применяющиеся в патентном праве.

Мы предлагаем следующий основной принцип, на котором должен основываться Общий закон об интеллектуальной собственности:

Интеллектуальной собственностью признаётся любая, обладающая новизной, нетривиальностью и реализуемостью дефиниция идеи, способствующей развитию индивида или Общества и обеспечивающей удовлетворение их вещественных, духовных, экологических потребностей -- без каких-либо побочных эффектов, вредных для человечества.

Экологические, духовные и вещественные потребности при этом должны удовлетворяться не одна за счёт другой, а только совместно (и одновременно!) -- каждая на законодательно установленном уровне: способствуя удовлетворению любой из потребностей, идея не должна приводить к снижению уровня удовлетворения остальных потребностей ниже их законодательно установленного уровня.

Приведём строгие определения (дефиниции) всех используемых терминов:

-- Дефиниция -- точное логически завершённое определение, содержащее все необходимые и достаточные признаки определяемого понятия.

-- Новизна -- неизвестность идеи для неопределённого круга лиц до даты подачи заявки на эту идею.

-- Нетривиальность -- уровень сложности решённой интеллектуальной задачи.

-- Реализуемость -- возможность доведения идеи до конкретного решения: технического, математического, изобретательского, вербального; это решение обязано давать повышение эффективности какой-либо системы в любой области человеческой деятельности.

-- Неопределённый круг лиц -- всё человечество за вычетом "определённого круга", включающего лиц, причастных к прохождению, оформлению и экспертизе заявки на идею.

Дефиниции таких понятий как Общество, экологические, духовные и вещественные потребности, эффект и эффективность -- приведены в соответствующих разделах работы. Для удобства чтения и в целях большей системности продублируем их здесь.

-- Система -- совокупность элементов, объединённых для достижения общих целей в цельную структуру прямыми и обратными связями, определяющими наличие свойств системы, выходящих за рамки простой суммы свойств составляющих её элементов.

-- Эффективность -- показатель степени приспособленности системы к решению определённой задачи в определённой ситуации.

-- Экономичность -- величина, обратная суммарным затратам на создание и эксплуатацию системы, способной решать поставленные перед ней задачи.

-- Эффект -- результат применения системы в случайных внешних условиях.

-- Духовная ценность -- результат творчества, поднимающий человечество или личность на новый уровень понимания мироустройства или эмоционального восприятия себя и окружения.

-- Творчество -- процесс, в результате которого из известных реалий создаётся нечто объективно новое, либо обнаруживаются ранее не известные реалии.

-- Культура -- исторически изменяющаяся системообразующая функциональная подсистема Общества, формирующая человека как социально активную и законопослушную личность и удовлетворяющая его духовные потребности -- путём производства, хранения, распределения и потребления духовных ценностей.

-- Нация -- целеустремлённая, самоорганизующаяся на базе совпадения тезаурусов и менталитетов общность личностей, независимо от этнических и религиозных особенностей говорящих и мыслящих на едином общем для всех языке и приобщённых к общей Культуре, основанной на общечеловеческих ценностях.

-- Право -- подсистема Культуры, непосредственно формирующая и контролирующая деятельность человека как социально ответственной и законопослушной личности и определяющая все запреты и ограничения, налагаемые Обществом на государство; представляет собой систему взаимосвязанных идей, максим и принципов, определяющих и направляющих формирование законов.

-- Общество -- система, организующая на определённой территории -- от частного клуба до Планеты -- разумных и целенаправленных особей в интересах обеспечения их жизнедеятельности, направленной на достижение определённых духовных, экологических и вещественных идеалов.

-- Государство -- подсистема Общества, координирующая функционирование всех остальных подсистем и организующая все необходимые Обществу знаковые и вещественные потоки -- методами и в жёстких рамках правил, установленных Обществом.

-- Информация -- результат взаимодействия сообщения с тезаурусом приёмника, расширяющий данный тезаурус и фиксируемый в виде физических изменений в приёмнике сообщения.

-- Закон -- конкретно-формализованное системно-логическое следствие права; не вытекающий из права закон -- юридически ничтожен.

-- Космический императив -- философско-правовая парадигма, основанная на выводе современной науки о неизбежности решения всех наземных проблем (прежде всего, "глобальных проблем современности") только "через космос", то есть с использованием внеземных энерговещественных и информационных ресурсов.

-- Делимитация космоса -- исключительно правовая проблема разделения атмосферы Земли и "безвоздушного" космического пространства.

-- Эконология -- наука о эколого-экономико-правовых системах.

Общий закон об интеллектуальной собственности нужен не только интеллигенции, в первую очередь он требуется всему Обществу. Идея как самый эффективный, самый выгодный товар, как базис развития и Общества в целом, и отдельных людей, как гарантия коэволюции Общества и Природы -- более всего нуждается в надёжной правовой защите. И более всего её достойна.

Удивительно, почему нелогичность сегодняшнего отечественного законодательства не вызывает протеста у профессиональных юристов. Достаточно одного примера: под защиту закона о правах автора подпадает труд собирателя картотеки: "Автору сборника и других составных произведений (составителю) принадлежит авторское право на осуществлённые им подбор или расположение материалов..." (ст. 11). Но труд учёного, который извлечёт из этой картотеки новый закон природы, авторским законом не охраняется! Если угодно, это противоречит даже законам Истории. Ведь создателем законов небесной механики признан вовсе не Тихо Браге, который собрал фактические данные о движении планет ("картотеку"), а Иоганн Кеплер, который из картотеки Тихо Браге вывел математические выражения для этих законов (чистые идеи, с точки зрения наших сегодняшних законодателей).

Почему предано забвению известное положение: "Нет ничего практичнее, чем хорошая теория!"?

Частные законы -- после их кардинальной переделки -- можно сохранить.

В серьёзной переделке нуждается патентный закон. Следует решительно отказаться от ориентации на некий "прототип", от сопоставления с неопределённым (и системно-логически ошибочным) "уровнем техники": изобретение есть преодоление конкретного противоречия -- технического или физического.

Изобретения необходимо оценивать независимо с двух сторон: по эффективности технического решения и по сложности решённой изобретательской задачи.

Эффективность может автоматически выявиться на рынке. Но сложность задачи необходимо официально зафиксировать в ранге патента.

Рациональная последовательность проведения экспертизы должна быть следующей: оценка эффективности, (выполняется наиболее квалифицированным экспертом), оценка реализуемости (только тех новых решений, которые признаны более эффективными, чем существующие), определение работоспособности (только тех решений, которые признаны эффективными и реализуемыми), установление новизны. На завершающем этапе заявка вновь попадает к наиболее квалифицированному эксперту, определяющему ранг изобретения.

Таким образом, вводится превентивная ступенчатая (поэтапная) экспертиза. Принцип "отложенной экспертизы" -- как не обоснованный теоретически и практически вредный -- отменяется.

Я предлагаю следующую дефиницию изобретения.

Изобретением соответствующего ранга признаётся не известное до подачи заявки, реализуемое и работоспособное техническое решение, не приводящее к сопутствующим вредным эффектам, обладающее соответствующим его рангу уровнем сложности изобретательской задачи и обеспечивающее повышение эффективности сравнительно с известными решениями в любой области человеческой деятельности.

Реализуемость -- принципиальная возможность доведения идеи технического решения до его конкретного выражения: технического, математического, вербального, изобразительного.

Работоспособность -- отсутствие расчётных и конструктивных ошибок, исключающих в принципе выполнение объектом тех функций, ради которых он создан.

Кроме того, в патентном законе следует зафиксировать установленную шкалу ранжирования изобретений.

Наряду с защитой программ для ЭВМ необходимо признать первоочередную необходимость правовой защиты алгоритмов, послуживших теоретико-практической базой для этих программ, причём правовой статус алгоритма должен быть выше, чем у соответствующей программы.

Авторы научных произведений должны получить правовую защиту именно содержания своих работ (пресловутая "форма" здесь не только малосущественна, но и просто однозначно определяется содержанием). Авторы художественных произведений должны получить ничем не ограниченное право свободного выбора -- между априорной защитой своего произведения по выправленным нормам авторского права, либо (с приложением соответствующих целенаправленных усилий) -- по Общему закону об интеллектуальной собственности -- самого важного в своём произведении: его и д е и.

Необходимо детально проработать статьи закона об авторском праве, посвященные всем возможным случаям плагиата -- безотносительно к наносимому этим мерзким явлением вещественному ущербу. (Вред от нанесения вещественного ущерба при взаимодействии автора с государством и коллегами можно оставить в ведении гражданского права). В принципе вред от плагиата можно представить как разновидность морального вреда. О чём нужен специальный разговор.

Весьма не прост, разумеется, вопрос об организации системы регистрации и рассмотрения заявок в сфере действия Общего закона об интеллектуальной собственности. Проще всего, конечно, по устоявшейся привычке, создать некий новый государственный орган, наделённый правомочиями по регистрации и экспертизе заявок на идеи. Однако такой подход противоречит принципу подчинённости государства Обществу. По моему убеждению, в рамках рассматриваемой нами проблематики нельзя допустить очередной подмены интересов Общества привычными (но не всегда полезными для людей) "государственными интересами".

Создаваемый орган должен быть надгосударственным. Во всяком случае, на первом этапе своего развития он должен быть как минимум выведен из сферы компетенции исполнительной власти. Следует ещё раз вспомнить о теореме Гёделя: в идеале эффективная система контроля интеллектуальной собственности может быть построена только в развитом информационно-сотовом Гражданском Обществе с правовым государством.

Очевидно также, что необходимо принять решительные предохранительные меры, гарантирующие невозможность превращения этого органа в привычную для России бюрократическую организацию. В этом органе должны работать только высоко и разносторонне образованные специалисты самого широкого профиля. В основном, -- системоаналитики-юристы. Поскольку от их решений будет существенно зависеть прогресс Общества во всех без исключения областях человеческой деятельности, принципы и уровень оплаты их труда не должны уступать госчиновнику самого высокого ранга. (Вплоть до президента. От которого как раз зависит очень немногое -- из подлинно важного для будущего Общества).

На первом этапе возможно создание независимого от исполнительной власти фонда. Его типовой устав (написанный по ныне действующим нормам) приведён ниже.

УСТАВ

НАУЧНО - ОБЩЕСТВЕННОГО ФОНДА

"Регистр интеллектуальной собственности"

1. Общие положения

1.1. Некоммерческая организация Научно-общественный фонд "Регистр интеллектуальной собственности" (в дальнейшем "Фонд") создаётся в соответствии с Гражданским кодексом РФ и другими законодательными актами Российской Федерации.

1.2. Наименование Фонда: Некоммерческая организация " Научно-общественный фонд "Регистр интеллектуальной собственности""

1.3. Место нахождения Фонда: Российская Федерация,

1.4. Учредителями Фонда являются: Птушенко Анатолий Владимирович и Международный Университет
Гуманитарных наук.

1.5. Фонд является не имеющей членства некоммерческой организацией, учреждённой гражданами и юридическим лицом на основе добровольных имущественных взносов, преследующей научные, квалификационные, образовательные и иные общественно полезные цели. Имущество, переданное Фонду его Учредителями, является собственностью фонда. Учредители не отвечают по обязательствам созданного ими Фонда, а Фонд не отвечает по обязательствам своих Учредителей.

1.6. Фонд является юридическим лицом, не имеющим в качестве своей основной цели извлечение прибыли. В случае получения дохода он направляется на реализацию уставных целей. Фонд вправе заниматься предпринимательской деятельностью, необходимой для достижения общественно полезных целей, ради которых создан Фонд, и соответствующей этим целям. Для осуществления предпринимательской деятельности Фонд вправе создавать хозяйственные общества и участвовать в них. Фонд обязан ежегодно публиковать отчёты об использовании своего имущества.

1.7. Фонд приобретает права юридического лица с момента государственной регистрации. Фонд имеет самостоятельный баланс, круглую печать со своим наименованием, угловой штамп, расчётный, валютный и иные счета, действует на принципах полной хозяйственной самостоятельности, строго соблюдая требования действующего законодательства и свои обязательства перед Учредителями.

1.8. Фонд самостоятельно определяет направления своей деятельности, стратегию экономического, технического и социального развития.

1.9. Фонд вправе приобретать имущественные, а также личные неимущественные права и нести обязанности, быть истцом и ответчиком в суде, арбитражном и третейском судах.

1.10.Фонд на правах собственника осуществляет владение, пользование и распоряжение своим имуществом в соответствии с Уставом.

1.11.Фонд может создавать свои представительства в России и за рубежом. Представительства действуют от имени Фонда в соответствии с положениями, утверждёнными Советом Фонда.

1.12.Фонд отвечает по своим обязательствам имуществом, на которое может быть обращено взыскание.

1.13.Фонд не отвечает по обязательствам государства. Государство не отвечает по обязательствам Фонда.

2. Цели и виды деятельности.

2.1. Основной целью Фонда является выявление интеллектуальной новизны и регистрация объектов интеллектуальной собственности, обеспечивающая правовую защиту субъекту интеллектуальной собственности путем выдачи ему соответствующего охранного свидетельства (патента) и размещения необходимых данных на сайте Фонда в Интернете.

2.2. Видами деятельности Фонда являются: - Исследование проблемы интеллектуальной собственности в России и в Мире. - Научное обоснование принципов законодательной защиты идеи как главного объекта интеллектуального права. - Подготовка предложений в законодательные органы РФ и других стран мира о совершенствовании системы интеллектуального права. - Пропаганда в научных кругах концепции первоочередной правовой защиты дефиниции идеи. - Убеждение правоохранительных и правоприменительных органов в необходимости строгой законодательной защиты интеллектуальной собственности, прежде всего её главного вида -- идеи. -Установление научно-деловых контактов с российскими и зарубежными организациями -- как научными, так и всеми иными -- с целью перманентного выявления предполагаемых объектов интеллектуальной собственности и их последующего обсуждения в соответствующих экспертных структурах. - Установление соответствия предлагаемого предмета всем требованиям, предъявляемым к объекту интеллектуальной собственности. - Выполнение регистрации объекта интеллектуальной собственности, -- как в российских банках данных, так и в зарубежных регистрационных органах, включённых в сеть Интернет. - Предоставление консультационных услуг на платной основе потенциальным субъектам интеллектуальной собственности. - Взаимодействие с госучреждениями по правовой защите зарегистрированных владельцев интеллектуальной собственности. - Издательская деятельность, в том числе по пропаганде общественно-полезной деятельности Фонда. - Любая иная деятельность, не противоречащая настоящему Уставу и законам РФ.

Критика патентного закона Российской Федерации

Действовавшее до 1992 г. Положение об изобретениях и рационализаторских предложениях содержало существенно меньше системно-логических ошибок по сравнению с принятым Верховным Советом РФ "Патентным законом Российской Федерации" (N 3517-1 от 23 сентября 1992 г.). Обсуждение основных идей нового закона началось ещё в конце 80-х, и уже тогда были совершенно очевидны его основные недостатки. В 1989 г. журнал "Изобретатель и рационализатор" в рубрике "Обсуждаем проект Закона об изобретательской деятельности" опубликовал мою статью [30], отмечавшую указанные недостатки. Статья опубликована в августе 89-го. Закон был принят в сентябре 92-го. Считать ли это реакцией на сказанное в статье "подождать"? Автор (будучи в тот период по совместительству парламентским корреспондентом журнала "Химия и жизнь") уже в "Белом доме" пытался доказать (самому Хасбулатову и председателю спецкомиссии Алексееву) неразумность нового закона и нецелесообразность его принятия. Но все мои усилия оказались тщетными. Кому-то очень хотелось максимально упростить работу экспертов ВНИИГПЭ и снять с этой организации последние признаки ответственности за результаты принимаемых ими решений. Надо признать, что эти две задачи новый закон действительно решил.

Сам же закон, если не считать его нового названия, ни в чём не позволил себе уступиеь здравому смыслу, ни в чём не изменился.

В старом положении об изобретениях всё начиналось с дефиниции самого понятия "изобретение". И это было правильно (хотя принятое там определение и заслуживало серьёзной критики по существу). Но оно было. Это совершенно оправдано: абсолютно необходимо прежде всего дать критерий для различения изобретения и неизобретения.

Практика ВНИИГПЭ даже при наличии такого критерия изобиловала положительными решениями (которые с упорством проталкивались небезызвестным Контрольным Советом под управлением Крайнева) по поводу абсолютно нетворческих, безобразно пустяковых решений. Например, заявлялась ориентация (в градусах, т. е заявлялись именно эти градусы) выдавленных зигов на поверхности листа дюраля. Никаких прочностных, весовых или каких либо иных обоснований заявитель не приводил. А деятели КС и не считали их нужными -- им было довольно наличия хоть какого-нибудь "отличительного признака". Такое положение вовсе не способствовало развитию изобретательства. Напротив, вместо изобретательства развилась система подачи заявок на чисто конструкторские решения.

Если же заботиться не о благоденствии ВНИИГПЭ (ныне -- Роспатента) и некоторых проектно- конструкторских фирм (и даже не об "интересах государства"), а исключительно об интересах Общества, со всей очевидностью проявляется необходимость выделения подлинно изобретательских решений из мутного потока псевдоизобретений. Не выделяя из сомнительного потока подлинного изобретателя, вы отбиваете у него желание изобретать, и в то же время поощряете бесполезное штукарство.

Общество заинтересовано в рациональном расходовании всех ресурсов. Это происходит только в двух случаях: новый объект обеспечивает решение известной задачи с потребной эффективностью, надёжно гарантируя при этом существенное снижение суммарных затрат на решение этой известной задачи. Либо новый объект при тех же (что и раньше) затратах обеспечивает заметное повышение эффективности при решении известной задачи. Как сказано выше, во втором случае придётся ещё подумать, полезно ли это повышение эффективности. С налёта такое заявление не кажется самоочевидным, поэтому приведём поясняющий пример.

Один из важных компонентов эффективности -- надёжность. Какова потребная надёжность раскрытия для парашюта? Ответ бесспорен: самая высокая из доступных. А для зонтика? Вполне возможно (скажем, для обычных городских условий -- без кислотных дождей и радиоактивной пыли), что достаточна вероятность открытия около 0,75.

Более серьёзный пример. Расчётом установлено, что для поражения стратегически важной цели на территории противника за выделенные на решение этой задачи средства можно построить две абсолютно надёжных крылатых ракеты. (То есть вероятность долёта до зоны противоракетной обороны противника почти единица). Либо -- за те же деньги -- можно построить двадцать малонадёжных ракет (вероятность долёта 0,5). Иначе говоря, у некоторых из этих двадцати ракет в полёте откажут двигатели, у других под порывом ветра отломится хвост, у третьих откажет навигационное оборудование -- до зоны ПРО долетит лишь половина этих ракет. Известно также, что ПРО противника с высокой (близкой к единице) вероятностью способна поразить четыре ракеты -- т.е. у неё всего "четыре канала".

Если принять на вооружение абсолютно надёжную ракету, цель останется непоражённой: до ПРО долетят обе ракеты из построенных, и обе "лягут" в зоне. Если же принять заведомо ненадёжную (но более дешёвую) ракету, произойдёт следующее: до зоны ПРО долетят десять ракет. Четыре "лягут", а оставшиеся шесть надёжно поразят цель.

Итак два случая, когда новое решение имеет смысл реализовать. Есть, правда и третий случай: новый объект способен решить новую задачу, которая до него вообще не была известна, либо о ней в принципе знали, но средств для её решения пока-что не было. Такой случай возможен, но довольно редок. (В таком случае принято говорить о "пионерном решении").

Просто наличие каких-то отличий не может служить достаточной причиной для признания какого-то технического решения изобретением. Вообще этот подход -- сравнение с неким "прототипом" -- придуман для облегчения работы эксперта. И более ни для чего. На самом же деле изобретение отличается от всего остального тем, что оно, изобретение -- это преодоление противоречия. Либо технического. Либо физического (что ещё сложнее и весомее). Например, нужно запаять ампулу с лекарством. Чтобы запаять стеклянную ампулу, нужно её нагреть. Но нагревать нельзя: испортится лекарство. Это -- изобретательская ситуация. Противоречие отличает её от тривиальной конструкторской задачи: передать движение от одного элемента системы к другому, передать напряжение (механическое или электрическое), передать сообщение и т. п.

Изобретательскую ситуацию надо уметь отличать. Например, изобретение специального болтового соединения, снижающего вес подвески прибора на самолёте, -- весьма актуально и полезно (за каждый "выброшенный" килограмм авиаконструктору всегда платили дополнительно). Но если конструктор стационарной наземной установки (например, силосной башни) вместо применения стандартных (остированных) болтов начнёт придумывать дорогостоящий спецболт с уменьшенным весом -- его просто накажут.

Осознав наличие изобретательской ситуации, можно сформулировать изобретательскую задачу. Их может быть несколько для одной ситуации. Например, в случае с ампулой можно понять задачу как обеспечение нагрева горла ампулы при надёжном предохранении от нагрева её содержимого. Такое устройство не так уж сложно придумать. Например, установить ампулы с лекарством в лоток, охлаждаемый проточной водой, поверх ампульных горлышек установить асбестовую плиту с отверстиями -- каждое под своё горлышко. Теперь остаётся провести по торчащими над плитой горлышками паяльной лампой -- задача решена.

А можно представить задачу иначе: как закупорить ампулу, вообще её не нагревая. Тут масса вариантов. Найти быстротвердеющий пластик для закрытия горла. Вместо ампулы использовать флакон с притёртой пробкой. И т. д.

Процесс изобретательского творчества может проходить на разных уровнях. Согласно Г.С. Альтшуллеру, можно выделить пять уровней:

-- Использование готового объекта без выбора (или почти без выбора)

-- Выбор одного объекта из нескольких

-- Частичное изменение выбранного объекта

-- Создание нового объекта (или полное изменение исходного)

-- Создание нового комплекса объектов.

В своей книге "Алгоритм изобретения" [31] Генрих Саулович приводит конкретные примеры из практики ВНИИГПЭ (хотя, конечно, в этой организации никто ни о чём подобном никогда не задумывался). Итак.

Первый уровень (Авторское свидетельство N 157356): "Защитный колпак к баллонам для сжатых, сжиженных и растворимых газов, отличающийся тем, что, с целью значительного снижения стоимости и экономии металла, колпак выполнен из пластмассы и снабжён рёбрами жёсткости на внутренней поверхности".

Вполне возможно, что это изобретение может дать заметный экономический эффект. Тем не менее задача решена пустяковая: взята готовая задача (призыв к экономии металла во времена данного свидетельства содержался в любом темнике), использована готовая поисковая идея ("концепция"): заменить металл чем-нибудь подешевле; использовано готовое решение (выполнить колпак из пластмассы); никакой специальной информации собирать не пришлось (пластмассовые колпаки широко применяются -- вплоть до кухонной посуды); конструкция тоже готовая (ребра жёсткости на внутренней поверхности колпака).

По поводу этого уровня Альтшуллер пишет: "Подчёркиваю: я вовсе не хочу сказать, что на изобретения первого уровня не надо выдавать авторские свидетельства. Юридическая защита таких небольших конструктивных новшеств имеет, вероятно, смысл. Речь идёт о другом: с точки зрения психологии творчества в изобретениях первого уровня нет творческого процесса". Соглашаясь с Альтшуллером в главном, всё же вынуждены заметить: а разве справедливо автору такого "нетворческого" изобретения выдавать точно такое же свидетельство (тем более -- патент), что и изобретателю второго, а тем более пятого уровня? Ответ однозначен: разумеется, нет!

Рассмотрим Второй уровень (Авторское свидетельство N 210662): "Индукционный электромагнитный насос, содержащий корпус, индуктор и канал, отличающийся тем, что, с целью упрощения запуска насоса, индуктор выполнен скользящим вдоль оси канала насоса".

В этом изобретении уже имеется новая идея решения: опускать вдоль трубы сам индуктор и после захвата металла возвращать его в рабочее положение.

Третий уровень (Авт. св. N 163487): "Способ перекрытия светового пучка с использованием взрывного затвора, например, при скоростной киносъёмке, отличающийся тем, что, с целью многократного использования одного и того же прерывателя светового пучка, взрыв или искровой разряд производят в жидкости, помещённой между двумя стёклами так, чтобы её свободная поверхность в спокойном состоянии касалась светового канала оптической системы".

Здесь налицо уже изменение агрегатного состояния одного из элементов системы. Благодаря этому появляется принципиально новое свойство -- многоразовость. (Раньше просто разрушали стекло).

Четвёртый уровень (Авт. св. N 187135): "Система испарительного охлаждения электрических машин, отличающаяся тем, что, с целью исключения необходимости подвода охлаждающего агента к машине, активные части и отдельные конструктивные элементы её выполнены из пористых порошковых сталей, пропитанных жидким охлаждающим агентом, который при работе машин испаряется и таким образом обеспечивает кратковременное интенсивное и равномерное её охлаждение".

Обычные системы охлаждения действовали извне -- и потому были громоздкими и неэффективными. Здесь впервые предложена идея: заранее запасать хладоагент внутри металла. Таким образом, ценность этого изобретения много выше теплозащиты электрических машин: эту идею можно применить где угодно.

Следовательно, полезнее для Общества (тем более для изобретателя) было бы защи-
тить не устройство для охлаждения электромашин, а сам принципиально новый
принцип --идею сохранения хладоагента в теле пористого металла.

Пятый уровень (Авт. св. N 70000): "Способ получения порошков металлов, сплавов и других токопроводящих материалов, отличающийся тем, что, с целью использования при замыкании цепи электродинамических сил для вырывания из электродов порций диспергируемого материала и выбрасывания их в окружающую среду, подлежащие диспергированию материалы включены в качестве электродов в цепь электрического колебательного (разрядного) контура, который настроен так, что он работает в области искрового разряда (в области нестационарного электрического разряда)".

Как говорит Г.С. Альтшуллер, "С этого изобретения началась вся история электроискровой обработки материалов"

Я убеждён: только очень злобный и недальновидный чиновник посмеет настаивать, что заявки N157356 и N 70000 заслуживают одинаковых авторских свидетельств. Тем более -- патентов.

Для большей ясности припомним одну малоизвестную притчу. Жили-были два изобретателя. Один был ушлый малый -- хотя и весьма поверхностный, но ухватистый и активный. Другой был этакий интроверт - однолюб. В течение десяти лет активист настрогал несколько сотен заявок и получил свои сто авторских свидетельств. И стал Заслуженным изобретателем. Причём -- вполне заслуженно: несмотря на то, что задачи решал пустяковые -- где-то на уровне булавочных головок, -- но булавок производят миллиарды! И причинил он Обществу большую пользу (сиречь, экономический эффект).

А упорный однолюб все эти десять лет решал одну задачу. И решил. Поставив в итоге "на уши" всю человеческую технологию. Он, конечно, облагодетельствовал человечество. Но не сегодняшнее. А, скажем, через два - три поколения. До тех пор нашему интроверту явно не дожить. И получил он за свои труды одно авторское свидетельство. Каких у ушлого малого -- сотня.

Как по-вашему, не перейдет ли наш однолюб в следующем десятилетии на булавочные головки?

Но разве в его работе Родина меньше заинтересована, чем в работе активиста? Скорее -- наоборот. Вывод: изобретения -- для вящей пользы Общества -- необходимо дифференцировать по сложности решённой изобретательской задачи. Надо ранжировать патенты. Скажем, один патент пятого уровня равен ста патентам первого уровня. Тогда по истечении десятилетия оба изобретателя заслуженно станут Заслуженными изобретателями -- со всеми, естественно, вытекающими последствиями. И материальными, и нематериальными.

Тем более, если верить Альтшуллеру (а у нас нет никаких оснований ему не верить), статистика такова: Изобретений пятого уровня -- менее трёх промилле (т.е. около 0,3 % ); четвёртого ур. -- менее 4 %; третьего ур. -- 19 %; второго ур. -- 45 %; первого ур. -- 32 %.

Из чего следует, что в советские времена три четверти свидетельств выдавались на в общем-то нетворческие решения, полученные простым перебором весьма ограниченного числа в принципе уже известных вариантов. Тем важнее поощрить изобретателя, способного к подлинному творчеству. Ведь разница между усилиями изобретателей разного ранга весьма значительна. Если бы подлинно изобретательские (высокоранговые) решения можно было бы получить перебором (что, разумеется, вовсе не факт), то соотношения оказались бы такими: на первом уровне перебор нескольких вариантов, на втором -- десятка, на третьем -- сотен, на четвёртом -- тысяч, на пятом -- миллионов.

Из этого однозначно вытекает: получить решение пятого уровня простым перебором возможных вариантов принципиально невозможно. Как же получаются такие решения? Проще всего ответить: интуитивно. Но, на наш взгляд, это не ответ. Это традиционный уход от ответа. По нашему мнению (подкреплённому всем опытом Г.С. Альтшуллера), всякий изобретательский гений нарабатывает свои собственные приёмы целенаправленного поиска оптимального решения. Если все эти частные методы обобщить, можно построить работоспособный алгоритм изобретательства. Именно эту работу в период конца 50-х -- начала 70-х и проделал Альтшуллер. Он создал АРИЗ -- алгоритм решения изобретательских задач.

То есть он прекрасно понимал реальную дифференциацию изобретательских задач и изобретательских решений. Удивительно, что он не сделал последний шаг: признание необходимости дифференциации авторских свидетельств. Я ещё в начале 80-х пытался исправить это положение изнутри ВНИИГПЭ, однако под вредным воздействием В.Н. Дементьева процесс изменений в патентном праве начал упорно продвигаться в диаметрально противоположную сторону. В итоге мы получили новый патентный закон, который по самым важным критериям много хуже прежнего Положения об изобретениях.

Громадным недостатком ныне действующего патентного закона является нежелание его авторов дать прежде всего формально-логическое определение понятия "изобретение". В Положении оно было. Пусть и небезупречное, основанное всё на том же сопоставлении с "прототипом" -- вместо правильного установления сути и ранга преодолённого изобретателем противоречия. Вообще это привязывание к прототипу сильно вредило правильному пониманию изобретателями встающих перед ними задач. Но ещё хуже, когда в законе его предмет вообще не определён. Полагаю, это есть прямое нарушение основных положений теории права.

Вряд ли можно счесть серьёзной аргументацией утверждение кого-то из авторов [23] (быть может, всё того же Дементьева): "Так вот, под изобретением, как результатом человеческой деятельности, понимается любая выдумка, не являющаяся воспроизведением чего-то уже объективированного в окружающем человека предметном мире или источник информации. Однако из общей массы человеческих выдумок -- изобретений закон ставит под охрану лишь определённую их часть, накладывая различного рода ограничения на круг охраняемых изобретений". Как говорится, поп, дрова, молоко и луковица!

"Любая выдумка" может быть не просто пустой и глупой, но и вредной для общества, -- вряд ли следует называть её изобретением. Что такое "источник информации"? Согласно современным взглядам (см. раздел об информациологии), информация извлекается из сообщения; следовательно, сообщение и есть источник информации. Вот вполне содержательное сообщение: "Господин Дементьев, на наш взгляд, -- весьма малоквалифицированный специалист". Интересно, признает ли этот "источник информации" изобретением сам г-н Дементьев. А ведь обязан -- согласно вышецитированному утверждению.

Обратимся непосредственно к закону. Не дав никакого определения изобретения, посвятив все первые статьи всяческим бюрократическим штучкам, он внезапно заявляет: "Изобретению предоставляется правовая охрана, если оно является новым, имеет изобретательский уровень и промышленно применимо".

Тому, кто не читал дементьевских "разъяснений" (и вряд ли кто их станет читать), наверняка бросится в глаза полная алогичность приведённого текста. Из него следует что якобы могут быть изобретения новые, а могут быть и неновые (которым "не предоставляется"). Вздор какой-то получается: как может быть изобретением заведомо неновая "любая выдумка"? Раз не ново -- то это даже и не "выдумка" вовсе. А какое-то затёртое повторение. Такова правильная логика.

Из приведённого текста следует также, что якобы одни изобретения "имеют уровень", а другие и без оного обходятся, что есть "применимые" изобретения, но бывают и такие, которые применить нельзя. (Но если применить нельзя -- какое же это "изобретение"!).

И всё это -- вместо того чтобы дать чёткое определение рассматриваемого понятия. А уж потом указывать, что изобретению предоставляется правовая защита. Логика -- не самая сильная сторона наших патентоведов-законотворцев.

А что значит "новым"? Разве этот признак не нуждается в чётком определении? Скажем, таком: "Новым признаётся решение, сущность которого до даты подачи заявки не раскрыта для неопределённого круга лиц". Кстати опыт ВНИИГПЭ свидетельствует, что вопрос о новизне далеко не так прост и понятие это вовсе не самоочевидно: недаром же в 80-е годы (т.е. "при мне") в институте насильственно насаждалось смешение отказа по стопроцентному отсутствию существенных отличий с отказом по новизне. Начальство ВНИИГПЭ никак не хотело осознать, что может не быть новизны (по разным причинам) при стопроцентном наличии существенных отличий.

Определение новизны, данное в законе, никак нельзя признать корректным. Вот оно: "Изобретение является новым, если оно не известно из уровня техники". А если оно известно из неосторожной публикации самого изобретателя? Или из-за некорректных действий нахального чиновника? К сожалению, подобное случается. Я испытал такую ситуацию "на собственной шкуре", написав статью о сверхкруговых космических аппаратах для журнала "Наука и жизнь", когда моя пионерная заявка уже была принята к рассмотрению во ВНИИГПЭ. Расчёт был прост: в журнале статья проходит все чтения и согласования, как правило, не меньше года; а для заявки отведён официальный "крайний срок" -- полгода. И всё было бы именно так, если бы не "подвёл" журнал: статья так понравилась Главному, что её опубликовали в ближайшем номере -- и месяца не прошло. Ещё раз мне не повезло -- теперь уже с экспертом: попался этакий "читающий" субъект. (Вообще-то эксперты ВНИИГПЭ в те годы мало ссылались на периодику: поиск всё равно вести надо по семи странам -- тут не до популярных журналов). Короче, я получил отказ по новизне. И эксперт по сути был прав: новизну я потерял, -- хотя заявка от этого не стала менее пионерной: сверхкруговые космические аппараты существовали только в моей диссертации и в моей же заявке. Трагизм ситуации был в том, что и диссертация, и заявка были совсекретными. Тем самым (возможно, сам того не ведая) эксперт -- ни много, ни мало -- обвинил меня в разглашении государственной тайны. Что, разумеется, в те годы никак не могло пройти мимо внимания соответствующих органов. Угроза нависла не только надо мной, но и над Начальником ЦНИИ МО (без визы которого я не мог бы, конечно, отдать свою статью в редакцию журнала).

Слава Богу, мне удалось доказать, что эксперт не понял сути, что в статье -- совсем не то же самое, что в заявке. Через месяц после этого я получил свидетельство. А через год попался на плагиате вполне уважаемый тогда генерал И.И. Ануреев, целиком включивший мою статью -- даже с моими собственноручными иллюстрациями -- в свою книгу "Ракеты многоразового использования".

Строго говоря, "законное" определение новизны некорректно уже с семиотической точки зрения: известность чего-либо вырастает исключительно из патентов, бюллетеней, сборников, книг, журналов и прочего -- но никак не из какого-то "уровня": такое определение "тянет" просто на грубую логико-смысловую ошибку. По сути же "неизвестность из уровня" не исключает известность из-за неосторожного или недобросовестного разглашения сути заявки: это разглашение может быть реализовано методами, исключающими их попадание в "уровень техники". Всё таки принцип "мухи -- отдельно, варенье -- отдельно" всегда лучше синкретичного инфантилизма в терминологии.

Тот факт, что все сложности с понятием "новизна" как бы преодолены законодателем с помощью всё того же приёма, что и по поводу эффективности (плохо в этом разбираемся -- значит, это исключить), вовсе не отменяет теоретической важности корректного рассмотрения проблемы. Конечно, по новому закону (с учётом этого "не позднее шести месяцев"), вышеописанная коллизия могла бы сегодня и не возникнуть. Ну, а если всё-таки позже шести месяцев? Коллизия возникла бы всё с той же железной необходимостью. Иначе и быть не может: чисто количественные решения неспособны парировать качественные, принципиальные несообразности.

Само утверждение "Уровень техники включает любые сведения, ставшие общедоступными в мире до даты приоритета изобретения" вызывает всё те же справедливые нарекания. Можно согласиться с утверждением, что "уровень техники" представляет собой систему параметров, данных, характеризующих предельные возможности современных технических систем (моё определение, АП). Но утверждение, что "уровень техники" включает любые сведения -- и стилистически, и системно-логически нелепо.

Нелепо и следующее утверждение закона: "Изобретение имеет изобретательский уровень, если оно для специалиста явным образом не следует из уровня техники". (Дался им этот "уровень техники"!). И новизна -- из "уровня", и "изобретательский уровень" -- всё из того же "уровня"... А в чём, собственно, разница между "известностью из уровня" и "следованием из уровня"? Не слишком ли это неоднозначно и неопределённо, чтобы красоваться в каком бы то ни было законе? Тем более, что совершенно неоднозначно -- о каком именно "специалисте" речь? Они очень разные: для одного всё "следует" сразу, для другого -- из того же самого вообще ничего не следует. Так писать в законе абсолютно недопустимо.

Быть может, авторы закона полагали, что "явным образом" -- это вполне определённое выражение? Очевидно, и здесь они жестоко заблуждались: опять-таки -- что для одного явно, для другого -- отнюдь. Так о чём здесь речь?

Более всего бессмыслен этот так называемый "изобретательный уровень": нет ведь никакого одного "уровня", якобы отделяющего "изобретение" от "неизобретения" -- есть множество водоразделов, отделяющих изобретение одного уровня от другого уровня. Как показано выше, в том и суть, что изобретения необходимо дифференцировать по изобретательскому уровню. Плохо, что законодатель с упорством, достойным лучшего применения, не желает (или неспособен?) осознать это бесспорное положение.

А что такое "промышленно применимо"? По мнению законотворцев, вот что: "Изобретение является промышленно применимым, если оно может быть использовано в промышленности". Ну, просто -- выноси всех святых! Ведь ещё древние дали таким словесным выкрутасам чёткое определение: порочный круг. Однако дела здесь ещё хуже: применимость вообще не может быть критерием правоохраны. Зачем защищать нечто применимое, но много худшее, чем уже известное и действующее? Зачем загружать рынок заведомым барахлом и тратить на правовую защиту этого барахла время и деньги?.

Как уже отмечено выше, беда в том, что существующие в сегодняшней России патентные органы не умеют (а учиться не желают) определять эффективность предлагаемых им решений. Хотя безусловно, в интересах патентоискателя не получать патент на заведомо менее эффективное решение, чем существующие, -- чтобы не платить впустую немалую пошлину (с неизбежным последующим банкротством).

И кто же, кроме официальных органов, возьмёт на себя официальную оценку эффективности заявленного решения?

Конечно, современные органы на это не способны. Однако из этого вовсе не вытекает, будто бы эффективность следует изгнать из признаков правозащиты изобретения, -- правильнее заменить эти органы.

Я полагаю важным следующий частный вывод:

Изобретателю надо платить дважды и отдельно: за сложность (уровень) решённой изобретательской задачи -- в виде официального ранга (уровня) патента; и за эффективность его изобретения. Её необходимо найти теоретически до выдачи патента -- а эффект, в смысле -- денежный -- действительно, определится количественно уже на рынке.

Логически несообразно стремление законодателя во всех законах об интеллектуальной собственности помимо установления объекта правозащиты непременно привести ещё и перечень неохраняемых объектов. Во-первых, это не нужно: вполне достаточно знать перечень охраняемых объектов. Во вторых, это физически невозможно: неохраняемые объекты -- это вся Вселенная за вычетом охраняемых объектов.

Из-за всех этих "отвержений" очень уж явственно просвечивают мелкие внутриведомственные разборки и разногласия. Для чёткого и однозначного юридического языка закона никакого значения не имеющие.

Тем не менее пункт 3 статьи 4 раздела II Патентного закона РФ торжественно возвещает: "Не признаются патентоспособными изобретениями: (ещё один логический перл: а непатентоспособными изобретениями, следовательно, признаются? АП): Научные теории и математические методы; Методы организации и управления хозяйством; Условные обозначения, расписания, правила; Методы выполнения умственных (?АП) операций; Алгоритмы и программы для вычислительных машин; Проекты и схемы планировки сооружений, зданий и территорий; Решения, касающиеся только внешнего вида изделий, направленных на удовлетворение эстетических потребностей; Топологии интегральных микросхем; Сорта растений и породы животных; Решения, противоречащие общественным интересам, принципам гуманности и морали

Из всего этого перечня имеет серьёзное значение только последняя позиция: действительно, было бы странно, если бы государство охраняло вредные для Общества решения. Однако и здесь не обошлось без некоторых натяжек и недомолвок. Известно же, что во ВНИИГПЭ всегда был спецотдел, рассматривающий грифованные заявки. (Я сам проработал в нём после ухода в отставку немало лет). Львиная доля поступающих в этот одел заявок посвящена изобретениям в сфере военной техники. Которая, как известно, имеет целью причинять существенный вред людям. Изначально, конечно, предполагается -- противнику. Тем не менее она, эта военная техника, имеет неприятное свойство попадать в руки всяческих мерзавцев, в том числе мафиози, боевиков, террористов и пр. Ясно, что в последнем случае пожелание, заключённое в последней строчке вышеприведённого перечня, нарушается самым наглым образом.

Замолчать проблему -- естественно, не значит решить эту проблему. Сделать вид, что обычное (гражданское) законодательство не распространяется на военную сферу -- и опасно, и явственно не соответствует реальному положению дел: разве тот самый спецотдел рассматривает закрытые заявки по каким-то особенным нормам и правилам? Да нет -- всё по тем же, что и открытые заявки.

Можно, конечно, спорить, какой вариант выхода из описанной ситуации лучше. Но совершенно невозможно оспорить одно: действующий патентный закон -- сырой, непродуманный, противоречивый документ. Нуждающийся в самой радикальной корректировке.

Ведь оставляют желать много лучшего и последующие его разделы.

Пункт1 статьи 7: "Автором изобретения, полезной модели, промышленного образца признаётся физическое лицо, творческим трудом которого они созданы". Кто и как будет определять, где кончается труд нетворческий и начинается труд творческий? Что, в конце концов, является показателем "творчествости" труда? Оставить решение этой проблемы на усмотрение абсолютно нетворческого чиновника -- большая ошибка (если не преступление).

А ведь ясные подходы к этой проблеме чётко описаны выше (см. подраздел о дифференциации изобретений). Конечно, можно спорить с самими приведёнными нами определениями. Но это на два порядка лучше, чем делать вид, что проблема не существует. "Фигура умолчания" ясно говорит только ободном -- о безмерной системно-логической слабости отечественного законодателя.

Он, законодатель, тем не менее, продолжает настаивать всё на тех же своих системно-логических заблуждениях: "В качестве полезных моделей не охраняются: способы, вещества, штаммы микроорганизмов, культур клеток растений и животных, а также их применение по новому назначению;...".

К чему это писать, если на предыдущей странице они все уже перечислены как "объекты изобретения"? Кого законодатель априори считает недоумком -- заявителя? (Или всё-таки себя?).

Удивляет Патентный закон и некоторыми "юридическими новациями". Статья 2: "Государственное патентное ведомство Российской Федерации (далее -- Патентное ведомство) в соответствии с настоящим законом осуществляет единую политику в области охраны объектов промышленной собственности в Российской Федерации, принимает к рассмотрению заявки на изобретения, полезные модели и промышленные образцы, проводит по ним экспертизу, государственную регистрацию, выдаёт патенты, публикует официальные сведения, издаёт патентные правила и разъяснения по применению настоящего Закона и выполняет другие функции в соответствии с положением о нём, утверждаемым Президентом Российской Федерации".

Закон по уровню его правозаконности выше любого указа Президента. А здесь речь вообще о каком-то смутном "положении о нём" (т.е. положении о законе. АП). Но разве имеет право на жизнь какое-то "положение о Законе"? Если это допустить, получится, что какое то положение (написанное, надо полагать, самими деятелями патентного ведомства) юридически выше закона. То есть, полный абсурд.

Не исключено, правда, что законодатели вовсе не имели в виду покуситься на перетолкование основ юриспруденции. Просто они имели в виду положение о Патентном ведомстве. Но, господа, тогда надо бы научиться писать по-русски в строгом соответствии с грамматикой этого языка. (Кстати, следовало писать не "в соответствии с положением о нём, утверждаемым Президентом", а "утверждаемом").

Главное же в том, что плох тот закон, который разрешает, а тем более, требует каких-то "разъяснений" со стороны низших бюрократических инстанций. Этого не должно быть в логически непротиворечивой правовой системе.

Приглядимся повнимательнее к перечню объектов, "не признаваемых патентоспособными изобретениями". Понятно, что не охраняются по патентному праву топологии интегральных микросхем, сорта растений и породы животных, а также алгоритмы и программы для вычислительных машин -- под них свёрстаны свои специальные законы. Что такое "методы выполнения умственных операций" -- без дополнительных обсуждений и договорённостей установить трудновато. Но вот как быть с научными теориями? Неужто они в глазах законодателя менее значимы, чем "штамм микроорганизма"? Авторское право, заботясь только о форме произведения, научные теории также не одобряет. Недаром в сегодняшней России работник науки -- учёный -- живёт хуже последнего дворника. Не говоря уж о госчиновнике. Польза которого для общества как минимум неочевидна. И которого в подавляющем большинстве случаев возможно (и наверняка полезно) заменить компьютерной системой. А вот без науки Общество быстро деградирует (и при наличии столь вожделенного монетаристами "среднего класса" тоже), неумолимо превращаясь в тупоголовую эгоистичную толпу, торгующую исключительно "материальными" объектами. Которые без науки не только неконкурентны изначально, но вскорости и вовсе исчезнут.

И коль скоро современная система интеллектуального права способствует развитию подобных процессов в Обществе, вывод единственный: пора менять эту систему.

В патентном законе масса "мелких" системно-логических ошибок. Например: "Промышленный образец признаётся промышленно применимым, если он может быть многократно воспроизведён путём изготовления соответствующего изделия". Что значит это "соответствующего изделия"? Разве образец не является сам этим самым "изделием"? Из факта воспроизводства этого "изделия" логически никак не вытекает его, "изделия", применимость: разве не может кому-то втемяшиться производить в громадных количествах абсолютно неприменимые веши? Логически воспроизводимость и применимость -- не соподчинённые, а равноуровневые свойства объекта. Может реально существовать вполне применимый, но в принципе не воспроизводимый многократно объект. Такие объекты принято называть уникальными. А можно успешно выпускать никому не нужную вещь. И даже абсолютно неприменимую. Например, болт с не подходящей ни к каким существующим гайкам нарезкой.

Из патентного закона нельзя чётко и однозначно установить, защищает ли он не промышленные, а чисто дизайнерские решения. Ведь совершенно очевидно, что решение по дизайну конкретной квартиры никак нельзя (в здравом уме, разумеется) признать "промышленно применимым". Значит, законодатель считает полезным для Общества обездолить не только учёных, но и художников? (И неверно отсылать последних к авторскому праву. Далее мы докажем это утверждение).

Из закона не вытекает каких-либо осмысленных обоснований, почему на промышленный образец выдаётся, как и на изобретение, -- патент, а на полезную модель -- всего лишь свидетельство. Совсем как в Армии: почему генерал-майор младше генерал-лейтенанта, а генерал-полковник -- старше? Ведь если вторая часть звания "вычитается"из первой (что явно следует из взаимодействия понятий генерал-майор и генерал-лейтенант), то генерал полковник в эту схему не укладывается; если же признать, что вторая часть "прибавляется" (что следует из пары генерал-майор -- генерал-полковник), то в схему не укладывается генерал-лейтенант. Так или иначе, требования логики всё равно нарушены. (Если кто-то заговорит о числе звёздочек, пусть не забудет: у лейтенанта звёздочки маленькие, а у полковника и майора -- большие).

В выделении из числа изобретений этих самых недоизобретений -- "полезных моделей" можно усмотреть робкую попытку законодателя всё-таки как-то дифференцировать технические решения. Но сделано это неуклюже и нелогично. Надо было прежде всего найти достойный критерий ранжирования всех вообще изобретений (см. выше) и провести чёткую принципиальную границу между чисто конструкторским решением (где не преодолевается никаких противоречий) и изобретательским решением (где противоречия преодолеваются -- технические или физические).

Вот это и есть чёткий критерий творческого характера труда -- преодоление противоречий.

А пресловутый "изобретательский уровень" -- это на уровне всё того же генерал-лейтенанта.

Подчеркнём: противоречия свойственны изобретательским ситуациям. И там они необходимы. А в законе -- им не место. Тем не менее, Статья 10 Патентного закона противоречит Статье 3-ей. В десятой написано: "Патентообладателю принадлежит исключительное право на использование охраняемых патентом изобретения, полезной модели или промышленного образца...". В то время как третья утверждает: "Свидетельство на полезную модель действует...". Нужды нет, что выше написано: "Права на изобретение, полезную модель, промышленный образец охраняет закон и подтверждает патент на изобретение, свидетельство на полезную модель или патент на промышленный образец (далее -- патент).".

У патента и свидетельства -- принципиально разный юридический статус. Ради чьего удобства всё синкретично называть "патентом"? Да и сами авторы закона тут же нарушают только что принятое ими самими условие: "Свидетельство на полезную модель действует..." -- это пункт 3 всё той же Статьи 3 [а "(далее -- патент)" -- это пункт 1 Статьи 3]. Можно ли всё это назвать "юридическим языком"?

Ведь это "(далее -- патент)", с точки зрения семиотики, вполне равноценно утверждению: "В пьесе участвуют мужчины, дети и женщины (далее -- женщины)".

Не вызывает никакого сочувствия к законотворцу и его вечное стремление всё слабо им осознаваемое -- из рассмотрения исключить. Так исключили цель изобретения.

По новым правилам формула изобретения выглядит так: "Фильтр для очистки жидкости, содержащий корпус в виде участка напорного трубопровода с патрубком для отвода загрязнений и установленный по оси корпуса неподвижно сетчатый конусовидный фильтрующий элемент, имеющий на внешней поверхности спиральный грязеотвод, отличающийся тем, что спиральный грязеотвод выполнен в виде прямоугольного уступа на теле фильтрующего элемента".

Рядовому юристу этой абракадабры, конечно же, не понять. Что на чём установлено, где эта "внешняя поверхность" (по отношению к чему -- внешняя?), где этот "патрубок" -- внутри или снаружи "корпуса" (который сам -- в виде участка; как это вообще с позиций системоанализа и элементарной логики: "корпус в виде участка"?). Где установлен "по оси корпуса" фильтрующий элемент -- внутри или снаружи корпуса? По логике -- должен быть внутри. Но из текста формулы это вовсе не следует. А главное -- зачем всё это? Какой смысл в том, что грязеотвод "выполнен в виде уступа"? Почему прямоугольного -- чем хуже круговой (или, скажем, эллиптический)?

Быть может, прямоугольный уступ проще технологически? Или у него выше уровень очистки жидкости? Или стоимость этой системы ниже? А если всё это заявителю непонятно -- зачем он вообще напрягался? Скорее всего, тут вообще не просматривается изобретательская ситуация.

А зачем же ВНИИГПЭ выдал патент на этот, быть может, абсолютно бессмысленный замысел? Разве это правильный принцип, разве это шаг вперёд по сравнению с тем, что было раньше, -- не брать вообще в голову, для чего сделано сие решение?. И что оно даёт Обществу?

Я же убеждён твёрдо: если Обществу пользы от этого решения нет -- это решение вредно для него. (Для Общества, разумеется, а не для решения). А если вредно -- не имеет права на существование. (Польза для заявителя значения не имеет и роли не играет). Такая-вот логика.

Конечно, и раньше не всё было благополучно. Например, Авторское свидетельство N 184649: "Способ вибрационной очистки металлоизделий в абразивной среде, отличающийся тем, что, с целью упрощения процесса очистки движения вибрации сообщают обрабатываемой детали". Ни как лингвисту, ни как инженеру, выражение "упрощение процесса" не может представляться мне как допустимое. Может быть интенсификация процесса. Которая предпринимается либо для уменьшения времени обработки, либо для повышения чистоты очистки. Может быть снижение энергозатрат (что однако тоже важно не само по себе, а только как причина снижения стоимости операции). Может быть снижение расхода химикатов (или других компонентов этой самой абразивной среды). Но "упрощение процесса" -- это нонсенс.

Не меньший нонсенс представляет собой и такая (весьма нередкая в прежние времена) цель, как "упрощение конструкции". Это нигде и никогда не может быть самоцелью. Если это ведёт к снижению веса -- тогда пожалуйста. Хотя и это само по себе вовсе не всегда оправдано (см. выше). Между прочим, снижения веса (да и стоимости тоже) можно добиться вовсе не упрощением, а как раз усложнением конструкции. Достаточно вспомнить историю вычислительной техники. Первые -- примитивные -- ЭВМ были весьма простыми (с точки зрения научного уровня и технологии): они были ламповыми. Затем появились транзисторные ЭВМ, затем -- на интегральных микросхемах (к тому моменту термин "компьютер" уже повсеместно вытеснил первоначальное название -- ЭВМ). Без всякого сомнения, этот процесс вовсе не был "упрощением конструкции": это было типичное усложнение конструкции. Хотя оно и сопровождалось невиданным расширением возможностей компьютеров -- при громадном одновременном снижении их габаритов, веса, энергопотребления и стоимости.

Повторим ёще раз: подлинной (конечной, "истинной") целью изобретения могут быть только три предмета:

-- Снижение стоимости решения задачи при заданной эффективности;

-- Повышение эффективности системы по данной задаче при заданных затратах;

-- Решение новой (ранее не известной или известной, но нерешаемой) задачи.

И вовсе не выход из положения -- сделать вид, что это де не входит в обязанности регистрирующих органов. Глупо считать, что их дело зарегистрировать всё что угодно, а разбираться с эффективностью -- это уж будут дальше сами заявители. На так называемом "свободном рынке". Который по сути свободен только от здравого смысла -- поскольку страшно расточителен, нечувствителен к сути и абсолютно аморален.

И авторы, и эксперты нередко путают задачу, решаемую объектом, с целью изобретения. Вот яркий пример: Авторское свидетельство N 86560 "Наглядное учебное пособие по геодезии, выполненное в виде написанного на плоскости художественного панно, отличающееся тем, что, с целью последующей геодезической съёмки с панно изображения местности, оно выполнено по данным тахеометрической съёмки и в характерных точках местности снабжено миниатюрными геодезическими рейками".

Нужны учебные пособия? Безусловно.

Нужна геодезическая съёмка? Вне всякого сомнения.

Но причём здесь изобретательство? Где тут противоречия? Где тут творчество? Или кто-то станет доказывать, что копирование местности -- тоже творчество? (Но даже и в последнем случае -- а изобретение то здесь в чём?).

Понятно стремление Патентного ведомства выдавать много и легко. Однако кроме большого вреда Обществу из этой "стратегии" ничего не следует.

И ещё раз повторим: не в "отличительных признаках" суть изобретения. Не в "прототипе" дело. Ни один порядочный изобретатель не "работает по прототипу" -- он решет изобретательскую задачу. Только за это его следует поощрять. Если же задачи на деле нет и притянута за уши какая то неопределённая псевдозадача -- святой долг регистратора: пресечь.

А "прототипизация" -- сплошная диффамация и дискредитация изобретательства. Тем более, что этот подход неизбежно ведёт к представлению объекта изобретения в виде разрозненной компании "признаков", лишенных системных обратных связей (в особенности -- отрицательных, см. выше). В результате чего вместо живого изобретения рассматривается его "складированный" труп.

Тем не менее подчеркнём и лицевую сторону медали. Вовсе не сам объект изобретения (выполненный в металле) является предметом правовой защиты. Таковым является его идеальное представление -- формула изобретения.

Понятно, что у экспертов разной квалификации неизбежно сложатся разные формулы изобретения по поводу всё одного и того же объекта. В этом, собственно, и проявляется разница в уровне квалификации экспертов. Нередко также случается, что изобретатель неверно описывает в своей собственной формуле суть своего объекта изобретения. (Именно об этом свидетельствует весь многотрудный опыт многоступенчатой переписки ВНИИГПЭ с заявителем).

Об этом факте следует никогда не забывать. Особенно, когда речь заходит о якобы "нематериальности" интеллектуальной собственности.

Не всё благополучно, на наш взгляд, и в регламенте прохождения заявок. Точнее -- в самой идее подхода к оформлению охранных документов.

Свидетельство на полезную модель выдаётся "под ответственность заявителя без гарантии действительности". Во-первых, абсолютно не ясно, что, собственно, в рамках корректной русской грамматики могло бы означать это "без гарантии действительности". Действительности чего? Свидетельства? Если так, мы имеем дело с очередным системно-логическим нонсенсом: что это за документ, априори не являющийся действительным? Зачем он вообще выдаётся?

Если же подразумевается, что сим витиевато-бессмысленным оборотом обязанность доказать патентоспособность (а строго говоря, всё-таки "свидетельствоспособность") модели возлагается на самого заявителя, то возникают два резонных возражения: - сей смысл вовсе не вытекает логически из текста закона; -не всякий заявитель до такого осмысления приведённого текста самостоятельно додумается. В целом же сия манипуляция -- по всем статьям есть элементарное свинство по отношению к заявителю: для того ли он содержит своё государство (включая Роспатент), чтобы оно (государство) отпихивалось от ответственности, перенапрягая заявителя.

Собственно, та же нелепая и вредная идея реализована и по отношению к изобретению. В соответствии с п.7 ст.21 Патентного закона РФ экспертиза заявки по существу проводится по письменному ходатайству заявителя или третьих лиц. Причём на это даётся три года: если оное "ходатайство" не подано, заявка аннулируется ("считается отозванной" -- как в порядке расхожего эвфемизма вещает законодатель).

После формальной экспертизы заявки сведения о ней публикуются в официальном бюллетене "Изобретения". Логически этот сборник должен включать -- в соответствии с его названием -- исключительно изобретения. На самом деле он включает что угодно: и непризнанные в дальнейшем изобретениями решения, и отозванные (так сказать, "физически"), и "признанные отозванными". "Логика" законотворца такова, что вовсе не побуждает его задуматься о явной системно-логической ошибке, сквозящей в сложившейся ситуации. Всё рыхло, всё до конца не додумано в патентной епархии. Ибо раздумья шли в одном направлении: как всё упростить и облегчить жизнь регистратору.

Так называемая "отсроченная экспертиза" могла бы рассматриваться как паллиатив: не беря на себя ответственность за более высокую эффективность нового предложения по сравнению с уже известными, государство "милостиво разрешает" заявителю заняться этим нелёгким доказательством самому. Для того как бы ему и даются эти три года. На деле же всё, естественно, сводится к тому, что само представление об эффективности технического решения нагло вытесняется из оборота: дескать вполне довольно применимости. Логическая несообразность такой идеи показана выше.

Хотя и раньше понятие эффективности было слишком сложным для рядового эксперта ВНИИГПЭ, но оно содержалось в конъюнкции критериев изобретения -- именно соответствие этой конъюнкции отделяло изобретение от неизобретения. (Неизмеримо лучше, чем ныне принятый "изобретательский уровень"). Теперь же и из закона, и из практики Патентного ведомства изгнаны последние следы разумного подхода к изобретению -- как к объекту, обеспечивающему Обществу (а не Патентному ведомству и даже не заявителю) ощутимую, количественно измеримую пользу. Как показано выше, эта польза измеряется снижением затрат на решение известной задачи, повышением уровня приспособленности объекта к решению этой задачи, либо обеспечением решения ранее не решаемой задачи.

Конечно, корни этого безобразия зарыты глубже самого Патентного ведомства: сегодня возобладала концепция максимизации прибыли любого "хозяйствующего субъекта" -- результаты этого подхода мы и переживаем в виде развала всего и вся. Но с позиций строго системоанализа, максимизация доходов подсистем не только не является целью метасистемы, -- она этой цели противоречит. Цель -- в максимизации эффективности метасистемы. Как правило, она достигается при снижении частной доходности подсистем. К слову: не верьте слухам о росте богатства страны вместе с ростом в ней числа богатых -- есть такая неприятная штука, как перераспределение удельной платёжеспособности.

Сегодня всё это предано забвению.

Государство регистрирует фактически любую заявку (всего лишь удовлетворяющую "формальным требованиям", сводящимся к наличию всех установленных регистрационных бумажек), а затем пускает процесс на самотёк, не заботясь более ни о какой-либо осмысленности заявленных решений, ни о дальнейшей судьбе их авторов.

Правильный, по нашему мнению, подход к проблемам изобретательства изложен выше.

Критика закона РФ об авторских правах

Закон РФ "Об авторском праве и смежных правах" (N 5151-1 от 09 июля 1993 г.) вышел в свет почти на девять месяцев позже Патентного закона. Быть может, и поэтому он впитал большую часть типовых системно-логических ошибок последнего.

Хотя в нём содержатся и свои собственные, "оригинальные" огрехи.

Есть смысл начать анализ закона с постатейного чтения и разбора ошибок "в порядке их поступления" -- оставив их сопоставительную значимость на дальнейшую оценку.

Итак, ab ovo.

В первой же статье встречается пресловутое словосочетание "литературы и искусства". Это типовая (к несчастью, широко распространённая) системно-логическая ошибка: искажение родо-видовых связей рассматриваемых понятий. Искусство -- родовое понятие по отношению к собственным видовым понятиям. Таким как литература, изобразительное искусство, театр, кинематограф и т.п. Союз "и" недопустим между терминами, один из которых является подсистемой (частью) другого.

Если же авторы закона с этим устоявшимся в современной науке подходом не согласны, им следовало бы дать собственные чёткие и однозначные дефиниции всех используемых понятий. В том числе литературы и искусства.

Строго говоря, дефиниции всех понятий следует приводить всегда -- при начале любого серьёзного разговора. Тем более -- в законе. Это одно из основных требований формальной логики. Суждения, нарушающие законы формальной логики, по определению являются ложными.

В первой же статье содержится и ещё одна "популярная" системно-логическая ошибка: классификация по разным основаниям. "Настоящий Закон регулирует отношения, возникающие в связи с созданием и использованием произведений науки, литературы и искусства (авторское право), фонограмм, исполнений, постановок, передач организаций эфирного или кабельного вещания (смежные права)". Фонограмма -- элемент классификации объектов по способу их фиксации (точнее -- фиксации их параметров) в другой системе. Постановка -- элемент классификации объектов по форме их реализации. (Постановка синоним термина "спектакль". Который, кстати вполне может сопровождаться какой-либо фонограммой). Ну, а "передач организаций вещания" -- это вообще не по-русски. А по сути этого словосочетания: в эфир передаётся вовсе не какая-то "передача организации вещания", а исключительно сам спектакль, исполнение вокального или музыкального произведения, чтение исполнителем текста, реализация танцовщиком представления чего-то балетмейстером (на основе замысла хореографа) и пр.

Во второй статье читаем: "Законодательство Российской Федерации об авторском праве и смежных правах состоит из настоящего закона..., а также принимаемых на основании настоящего Закона законодательных актов республик в составе Российской Федерации". Спрашивается: зачем? Зачем республикам принимать свои "законодательные акты" -- разве что сам Закон недостаточно хорош. И что это за правовая система, которая априори предусматривает разнобой в своих собственных территориальных подсистемах!

Но, как справедливо заметил великий Шекспир, всякое безумие должно быть последовательным. В свете этого априори полезного принципа абсолютно непонятно, почему такое "вольнодумство" законодательно разрешается только республикам. Из восьмидесяти девяти субъектов Российской Федерации только 21 -- республики. Как быть с остальными шестьюдесятью восемью? Чем, к примеру, Республика Адыгея в плане правовой защиты интеллектуальной собственности лучше Алтайского края? Непродуманность конституции РФ (хотя и принятой позже закона об авторских правах на несколько месяцев, но обсуждаемой ещё задолго до того) -- это всё же не повод для повторения всё тех же системно-логических ошибок (см.раздел "Замечания к КРФ").

Статья 3 вызывает недоумение: "Если международным договором, в котором участвует Российская Федерация, установлены иные правила, чем те, которые содержатся в настоящем Законе, то применяются правила международного договора".

О каких договорах речь? Если о тех, что были заключены Россией до принятия её конституции, -- почему правила этих договоров просто впрямую не включены в конституцию? Это было бы логично.

Если же подразумеваются договоры, которые могут быть заключены в будущем (неважно, кем -- президентом, ведомством иностранных дел, либо всеми ими совместно) -- так это беззаконное попрание основ правовой теории: как может закон априори постулировать возможность нарушения самого себя!

Это тем более забавно, что впрямую противоречит Статье 79 Конституции Российской Федерации, гласящей: "Российская Федерация может участвовать в межгосударственных объединениях и передавать им часть своих полномочий в соответствии с международными договорами, если это не влечёт ограничения прав и свобод человека и гражданина и не противоречит основам конституционного строя Российской Федерации. (Полагаю, никто не будет спорить, что Конституция РФ и есть основа конституционного строя Российской Федерации).

Четвёртая статья закона целиком посвящена определениям. Казалось бы -- что здесь плохого? Напротив, мы сами только что призывали к непременному априорному формулированию дефиниций всех используемых понятий. Беда в том, что авторы закона чётко реализовали известную анекдотическую ситуацию: "В этой работе много верного и много нового. ...Только всё верное не ново. А всё новое -- неверно".

Статья 4 не содержит никаких потребных дефиниций: искусства, литературы, творчества, формы (помните расхожую фразу:"авторское право защищает только форму произведения" -- как его следует понимать?), культуры, науки, произведения, духовной ценности. Зато она включает массу определений, потребность в которых, мягко говоря, неочевидна; а также немало псевдоопределений, привычно (для законодателя) "тянущих" на всё тот же circulus vitiosus. Например, вот это:"автор -- физическое лицо, творческим трудом которого создано произведение". Без определения понятий "творчество" и "произведение" такое определение понятия "автор" -- пустое сотрясение. Типично для авторов закона: не дав нужного определения термина "произведение", они тем не менее дают "определение" производного (частного) понятия -- "произведение декоративно-прикладного искусства". Странная логика!

Далее: "аудиовизуальное произведение -- произведение, состоящее из зафиксированной серии связанных между собой кадров (с сопровождением или без сопровождения их звуком)". Хорошенькое аудиопроизведение -- "без сопровождения его звуком"!

Далее: "база данных -- объективная форма представления...". База данных -- никакая не "форма". (Ещё раз -- совершенно необходима чёткая и недвусмысленная дефиниция понятия "форма"). База данных -- система специализированных сведений (сообщений), подобранных и обработанных согласно определённым критериям, вытекающим из существа задачи, для решения которой создана эта система. (При этом совершенно не важно -- с помощью чего: ЭВМ, иной, разумной системы и т. п.).

Алогичны определения изготовителя аудиовизуального произведения и изготовителя фонограммы: "изготовитель фонограммы -- физическое или юридическое лицо, взявшее на себя инициативу и ответственность за первую звуковую запись исполнения или иных звуков; при отсутствии доказательств иного изготовителем фонограммы признаётся физическое или юридическое лицо, имя или наименование которого обозначено на этой фонограмме и (или) на содержащем её футляре обычным способом". Футляр не имеет никакой доказательной связи с фонограммой: любую "фонограмму" можно поместить в любой футляр -- в том числе и с противоправным умыслом. На фонограмме вообще невозможно "обычным способом обозначить имя или наименование". Ибо фонограмма -- абстрактное понятие. Что-либо обозначить можно исключительно на её материальном носителе (диске, дискете, валике, плёнке и т. п.). Тот печальный факт, что сегодня большинство называет фонограммой и её материальный носитель ничего не доказывает. Это самое большинство в девяноста девяти случаях из ста говорит "цифра" там, где речь идёт о числе. Из этого печального факта вовсе не вытекает, что надо менять все словари. Надо приучать людей уважать свой язык и выражаться на нём правильно, а не так "как большинство". Тем более -- если речь идёт о юридическом языке.

Не видно логики и в идее признавать изготовителем чего-либо того, кто имеет смелость (а если -- наглость?) "взять на себя ответственность" за содеянное. Такая формулировка открывает широкий путь для всяческих злоупотреблений. Здесь -- как и везде -- необходимы объективные критерии.

Мало логики и в следующем абзаце четвёртой статьи: "исполнение -- представление произведений, фонограмм, исполнений, постановок посредством игры, декламации, пения, танца в живом исполнении или с помощью технических средств (телерадиовещания, кабельного телевидения или иных технических средств)". Во-первых, фонограмма вполне может быть записью произведения. Например, музыкального. Следовательно, использованная законодателем грамматическая конструкция уже содержит явную системно-логическую ошибку. Во-вторых, если кабельное телевидение как-то можно отнести к "техническим средствам", то телерадиовещание -- никоим образом: это гораздо более широкое понятие (вплоть до его социально-политического значения); к техническим средствам здесь относятся передатчики, ретрансляторы, приёмники и тому подобное. Как говорят ещё с древних времён, жена Цезаря должна быть вне тени подозрений.

Кроме того, несколько неожиданна содержащаяся в тексте абзаца (быть может, и неосознанно для самого автора этого текста) идея "танца ...с помощью технических средств". Законодатель здесь явственно путает две совершенно разные вещи -- сам танец (исполнение танцовщиком замысла хореографа) и передачу этого действа в эфир. Сам же танец не может осуществляться никаким иным образом как только "в живом исполнении". В противном случае это будет не танец, а, скажем, компьютерная графика или нечто иное, столь же искусственное.

Вызывает системно-логические нарекания и следующее словосочетание: "в том числе эстрадный, цирковой или кукольный номер". Разве кукольный номер не может быть одновременно и эстрадным (т.е. поставленным специально для исполнения не в кукольном спектакле, а в качестве одного из номеров эстрадного концерта). Иначе говоря, снова всё то же "столы бывают письменные и деревянные" -- классификация по разным основаниям.

Ещё одно замечание: "режиссёр-постановщик -- лицо, осуществившее постановку". Это всё тот же (почему-то любимый законодателем) порочный круг. Тем более, что определение (действительно полезное) понятия "постановка" законодателем проигнорировано.

Ещё казус: "фонограмма -- любая исключительно звуковая запись исполнений или иных звуков". Кто посоветовал законодателю причислить понятие "исполнение" к "звукам"?

Интересно, слышал ли наш законодатель о семплерах и семплах -- представлении звуков в виде цифрового ряда? Вот это действительно открывает возможности для правовой защиты даже отдельных звуков.

Конечно, вопросы по интеллектуальной собственности, возникающие в сфере электронной музыки, -- это лишь один из аспектов более серьёзной проблемы, а именно проблемы оцифровки сообщений в контексте большого разнообразия массовых коммуникаций.

Вторгаясь в мир музыки, компьютерная техника позволяет обрабатывать огромное количество данных быстро, эффективно и экономично, что облегчает модификацию, накопление, передачу и воспроизведение звуков. Она предлагает неограниченные возможности по созданию неизвестных ранее звуков, по их эффективному воспроизведению и популяризации в мировом масштабе. Благодаря своим возможностям, компьютерная технология начинает выступать наравне с наукой и искусством, стирая границы между авторами, исполнителями и пользователями "нематериальных" благ, и, соответственно, изменяя сложившийся характер отношений между этими субъектами права.

Удивительно, что всё это прошло мимо сознания отечественного законодателя. Сие ещё раз свидетельствует о крайней сырости всех отечественных законов в сфере интеллектуальной собственности.

Сделаем следующие частные выводы из последних четырёх абзацев:

-- Оцифровка звука и музыки предоставляет композиторам и исполнителям возможность (как и в других сферах) выражать свои произведения и их исполнения в цифровом коде. Упрощение создания и воспроизведения отдельных элементов может оказать благотворное влияние на развитие музыкального искусства. В связи с этим должны быть пересмотрены критерии определения производных произведений и плагиата. (О котором наш законодатель так ни разу и не вспомнил).

-- Необходимо установить пределы минимальных единиц музыки, которые могут быть присвоены таким образом, чтобы не ограничивать свободу самовыражения, но гарантировать создание продуктов творчества, отвечающих эстетическим запросам публики.

-- Появление новых возможностей за счёт получения промежуточных высот звука между тонами и любых звуковых оттенков ставит вопрос о пересмотре критерия оригинальности в отношении музыкального произведения.

-- Целесообразно безотлагательно решить проблему правовой природы созданных компьютером "нематериальных" благ. Наличие различных критериев в позитивном праве, особенно на международном уровне, попустительствует свободному использованию этих благ. С другой стороны, охрана произведений, созданных компьютером (так же, как и охрана фотографий, сделанных из космоса, со спутника), выходит за рамки Бернской конвенции -- всё ещё "столпа" нашей сегодняшней мировой системы охраны авторских прав.

-- Совершенно необходимо (как из соображений целесообразности, так и для восстановления справедливости) распространить положения, касающиеся прав, известных в настоящий момент как "исполнительские", на действия и имидж каждого человека.

-- Поскольку и зарубежное законодательство, и судебная практика склоняются к более свободному использованию охраняемых элементов творческого выражения (например, коротких звуковых семплов), -- на основе предоставления законных лицензий, -- в интересах соответствующих правообладателей следует незамедлительно разработать систему контроля за использованием подобных элементов.

-- Поскольку способы культурного обмена в информационном обществе значительно отличаются от существовавших ранее, необходимо приложить все усилия для распространения и использования содержательных сообщений в мировом масштабе без ущерба для моральных прав авторов и исполнителей.

Вернёмся к последовательному постатейному анализу закона.

В целом четвёртая глава оставляет неприятное впечатление. Мало того, что она не содержит нужного и содержит массу ненужного. Но она как-то очень уж целеустремлённо ориентирована на представление интересов эстрадников, телевизионщиков, певцов. И совсем не отображает интересы людей пишущих и мыслящих. Если это следствие убеждённости законодателя в наличии полного благополучия в этой области, то это -- досадное заблуждение. Если же такой подход -- следствие качественной оценки законодателем сравнительной важности для Общества различных областей интеллектуальной деятельности, то это уже за рамками казуса: это где-то на грани системно-логического и социально-политического преступления.

Как только мы переходим во второй раздел закона, сразу же упираемся в полную неопределённость термина "творческая деятельность". В статье 4 определение этого понятия не дано. А между тем это понятие вовсе не является самоочевидным. Напротив -- оно всегда было (и, быть может, надолго ещё останется) предметом ожесточённых споров. Поэтому в любой дееспособной системе такие ключевые понятия, как творчество, должны быть строго определены. Иначе последующий разговор вообще не имеет смысла.

Академик Б.Н. Кедров считал творчеством преодоление ППБ -- познавательно-психологического барьера. Можно согласиться с тем, что подобное преодоление в процессе творчества действительно происходит. Но значительно важнее -- и для практики, и для теории вопроса, -- определить творчество через его результат. Для целей нашего исследования можно считать удовлетворительной дефиницию понятия "творчество", приведённую в настоящей работе.

Тем не менее, проблема, ввиду её важности, заслуживает более детального рассмотрения.

В 1909 г. американский философ и психолог Джон Дьюи в своей книге "Как мы мыслим" подробно описал пять стадий творческого мышления. Прежде всего человек опознаёт задачу или ставит вопрос. Вслед за этим начинается анализ задачи, более точное её определение и сопоставление с другими задачами. Затем наступает стадия выдвижения гипотез, перебора различных предположений, при помощи которых можно было бы решить поставленную задачу. После этого наступает стадия обсуждения и продумывания возможных выводов и следствий из гипотез и принятие решения. Наконец, имеет место оценка решения путём экспериментальных или других проверок.

В книге Грэхема Уоллеса "Искусство мышления" (1926 г.) выделены следующие стадии творчества.

-- Приготовление. На этой стадии человек собирает нужную информацию и разносторонне рассматривает проблему.

-- Инкубация. Эта стадия характерна тем, что человек сознательно не занимается решаемой проблемой.

-- Просветление, или озарение. На этой стадии появляется "счастливая идея", сопровождаемая соответствующими психическими состояниями (удовлетворением, радостью и т. д.).

-- Проверка. Взвешивается и рассматривается достоверность и ценность новой идеи.

Хотя в схеме Уоллеса стадий меньше, чем в схеме Дьюи, она содержит стадию, мимо которой прошли все прежние исследователи, -- стадию инкубации. Схема Уоллеса включает новый и важный психологический факт: решение творческой проблемы предполагает некоторое отвлечение от неё. Роль этой стадии объясняется тем, что в перерывах между сознательными актами мышления происходит бессознательная работа мысли. Кроме того, паузы в умственной деятельности снимают утомление. Но самое важное в следующем: временной интервал создаёт условия для нового подхода, новой установки, для применения новой стратегии.

Многие авторы для объяснения творчества привлекали понятие об аналогии. Так, Спирмен полагал, что выявление сходства лежит в основе всех фактов творчества. Создание Коперником гелиоцентрической системы стало возможным благодаря перенесению наблюдавшихся на Земле круговых движений на небесные тела, т.е. на сферу, где эти движения прямо не наблюдались. Уатт построил паровой двигатель, опираясь на наблюдения за крышкой чайника. Архимед заметил сначала уменьшение веса собственного тела в воде, а затем перенёс это наблюдение на все тела, погружённые в жидкость.

Тем не менее немало открытий сделано вопреки аналогии. Так, на примере изучения природы тепловых явлений мы видим, что аналогия (тепловых потоков с потоками жидкости) увела исследователей в сторону от молекулярной теории теплоты. Разгадка природы света затруднялась противоборством двух аналогий: волновой и корпускулярной. Однако, несмотря на отсутствие какой-либо "объединительной" аналогии, Эйнштейн сумел дать правильный ответ на вопрос.

В последней четверти прошлого века многие учёные полагали, что теория информации способна коренным образом решить проблемы психологии творчества. Однако эти надежды в основном не оправдались. Различия между умственной деятельностью человека и операциями, выполняемыми имитирующим устройством, показывают, что к существенным чертам фантазии (которая есть базис творчества) следует причислить активность, выражающуюся в постановке собственных задач и вопросов; оценочное отношение, выражающееся в предпочтении определённых способов осуществления деятельности, а также непредопределённость, выражающуюся в возможности отступать от заданной последовательности, видоизменять форму и характер полученной информации, менять оценку задания и само задание.

Все вышеприведённые рассуждения подтверждают наш вывод о достаточно высокой нетривиальности требования о введении в закон об авторском праве чётких критериев для разделения труда творческого и труда нетворческого.

Это, кстати, можно сделать за счет существенного урезания четвёртой главы, вместо системы взаимосвязанных понятий, находящихся в итерационно-иерархическом соотношении, содержащей бессистемный набор терминов, одни из которых практически понятны и без специальных определений (автор, запись, передача в эфир), а другие системно-логически некорректны.

Например, уже дав своё понимание термина "передача в эфир", автор закона почему-то избегает итерационных построений и приводит полным текстом разъяснение словосочетания "последующая передача в эфир". Точно так же "сообщать" и "сообщать для всеобщего сведения по кабелю". Это всё выглядит настоящей пародией. И приходят на ум некоторые очевидные аналогии. Например, с некоторыми народами Севера. У которых, как утверждают лингвисты, нет общего абстрактного понятия "снег". Вместо этого у них много специализированных слов: "снег, равномерно падающий с неба", "снег, лежащий на земле в сугробах", "снег, подтаивающий в лучах весеннего солнца", "снег, несущийся под порывами северного ветра".

Во многих статьях упрямо повторяется это системно-логически ошибочное словосочетание "произведения науки, литературы и искусства". Уже было показано: литература -- одна из подсистем искусства. Следовательно, союз "и" здесь абсолютно недопустим. Ибо нарушает истинные родо-видовые соотношения. (Искусство -- род, литература -- вид). Это тем более удивительно, что позже сами же авторы закона справедливо пишут: "право доступа к произведениям изобразительного искусства". (ст. 17). Так понимают или всё же не понимают авторы закона, что изобразительное искусство и литература -- равнорядовые, равнозначные подсистемы искусства? Которое само -- подсистема Культуры.

Так же часто встречается классификация по разным основаниям. Например, "(рисунок, эскиз, картина, план, чертёж, кино-, теле-, видео- или фотокадр и так далее);" [ст. 6].

Нет на свете объекта "просто план". План может быть представлен либо в виде текста, либо в виде рисунка, либо в виде чертежа. Причём все они вполне могут быть содержанием фотокадра, видео-, теле- "и так далее".

Точно так же из "...видеозаписи (механической, магнитной, цифровой, оптической..." следует как минимум неаккуратность законодателя: цифровая запись вполне может быть в то же время именно магнитной.

Особенно умиляет, конечно, эта постоянная приписка -- "и в других формах". Ведь других неограниченно много -- так чего стоит твоё предыдущее перечисление? Законодатель никак не желает осознать железное правило логики: перечень должен быть исчерпывающим. Если он не исчерпывающий -- он не перечень. Когда исчерпывающее перечисление невозможно -- и не надо ничего перечислять вообще: в этом случае необходимо напрячься и сформулировать критерии, в соответствии с которыми все возможные объекты (в том числе и на сегодня не известные) относятся к определённым категориям, классам, родам, видам. Разумеется, это много сложнее, чем просто назвать несколько первых объектов, случайно пришедших автору в голову. Тем не менее это необходимо.

Статья 7 "блестяще" иллюстрирует приведённое правило:

"1. Объектами авторского права являются: литературные произведения (включая программы для ЭВМ); драматические и музыкально-драматические произведения, сценарные произведения; хореографические произведения и пантомимы; музыкальные произведения с текстом и без текста; аудиовизуальные произведения (кино-, теле- и видеофильмы, слайдфильмы, диафильмы и другие кино- и телепроизведения); произведения живописи, скульптуры, графики, дизайна, графические рассказы, комиксы и другие произведения изобразительного искусства; произведения декоративно-прикладного и сценографического искусства; произведения архитектуры, градостроительства и садово-паркового искусства; фотографические произведения и произведения, полученные способами, аналогичными фотографии; географические, геологические и другие карты, планы, эскизы и пластические произведения, относящиеся к географии, топографии и к другим наукам; другие произведения.".

Этот первый пункт седьмой статьи -- типичный "недоперечень". И "другие" на месте. И тех, кто обязан быть, -- блистательное отсутствие. Вплоть до противоречия с предыдущей (шестой) статьёй. В ней (в ст. 6) сказано: "1.Авторское право распространяется на произведения науки, литературы и искусства...". В перечне ст. 7 наука "блистательно" забыта. Быть может, законодатель усматривает какие-то принципиальные различия между формулировками "право распространяется на" и "являются объектами права"? Если это так -- почему же он (законодатель, разумеется) утаивает это от всего остального населения России? Думаю, однако, что причина этого феномена значительно проще: ещё раз мы сталкиваемся всё с той же необязательностью и неаккуратностью законодателя. А также, по-видимому, с его превратным пониманием особенностей "подлинно юридического языка".

Это проявляется и в явном нежелании законодателя хоть как-то соотноситься с устоявшимися представлениями современной науки. Посмотрим ещё раз на перечень из п. 1 ст. 7. Чего ради "драматические" произведения выделены из общего вида "литературные произведения". Так ведь недолго договориться до того, что Шекспир и Шоу, будучи признанными драматургами, тем не менее не были литераторами. Ясно, что это вздор.

А вот назвать программы для ЭВМ литературными произведениями -- это вряд ли разумно. (Тем более, что существует принятый ещё до закона об авторских правах специальный закон о программах для ЭВМ). Зачем кое о чём повторять многократно, о другом, -- как минимум, не менее важном, -- вообще не вспоминая?

И в законах, и в литературе встречается ещё одно недопустимое выражение: "литературные и художественные произведения". В нормальном человеческом понимании, литературное произведение это и есть художественное произведение. Если же вы взялись считать литературой любой текст -- "независимо от назначения и достоинства произведения, а также от способа его выражения", возникают следующие резонные возражения: 1.Почему не сформулировали чёткие собственные дефиниции используемых понятий, коль скоро ваши представления о них расходятся с общепринятыми. 2.Как можно считать "результатом творческой деятельности" подобный текст -- неопределённо как выраженный, с сомнительными достоинствами и неясного назначения.

Кроме желания упростить участь чиновника, из этих новаций ничего не просматривается (помимо искаженной логики, разумеется).

Если же в словосочетании "литературные и художественные" "зашифровано" желание подразделить литературные произведения и произведения изобразительного искусства -- то почему бы именно так, правильно, и не выражаться? Тем более, что местами законодатель использует-таки это правильное выражение. Например, в ст. 17: "Право доступа к произведениям изобразительного искусства".

И не нужно ссылаться на Бернскую конвенцию, где можно встретить критикуемое словосочетание: у французского языка свои законы, у русского -- свои. Логика же для всех -- одна. Ведь никто не предложит школьнику считать нормальным для русского языка явлением известные "галлицизмы" Л.Н. Толстого. Например, это знаменитое: "Накурившись, между солдатами завязался разговор", -- написанное по нормам французского языка, и где по-русски следовало сказать: "Когда солдаты накурились, между ними завязался разговор", либо -- "Накурившись, солдаты завязали разговор". К сожалению, эта ошибочная для русского языка форма оказалась неумирающей, и сегодня встречается даже в юридических документах. Не пошло нам на пользу ироничное предостережение Чехова по поводу грамматической "толстовщины": "Сидя в вагоне и глядя в окно, на остановке у меня улетела шляпа".

Непонятно стремление законодателя некоторые самоочевидные вещи повторять многократно, в разных статьях закона. К примеру, п.2 ст. 6 начинает перечисление объектов, на которые распространяется авторское право: "рукопись,...рисунок,...картина,...скульптура". Тем не менее, ст.7 вновь начинается с почти того же перечисления: " произведения живописи, скульптуры...". Тот же трюк проделан и с "неохраняемыми" объектами: часть их указана в п. 4 ст. 6: "Авторское право не распространяется на идеи (что само по себе есть величайшее безобразие, АП), методы...факты", зато другая часть перечисляется в статье 8: "Не являются объектами авторского права: официальные документы, государственные символы и знаки, произведения народного творчества, сообщения о событиях и фактах...".

Видимо, законодатель, имеет всё-таки какие-то тайные резоны (хотя и непонятно, почему он их столь тщательно скрывает) не считать синонимичными обороты "право распространяется на следующие объекты:" и "объектами права являются:".

Думаю, однако, на самом деле никаких осознанных резонов на сей счёт у законодателя не было. Было же всё то же самое: непродуманность до конца используемых конструкций, недостаточные познания в языке и логике, замороченное представление о специфике юридического языка.

Несколько слов об излишней (неоправданной) "смелости" законодателя, без каких либо разъяснений и чётких критериев исключившего из числа подлежащих правовой защите объектов "произведения народного творчества". Что тут имелось в виду -- анонимность автора? Невысокий "творческий" уровень? "промышленный" характер воспроизводства? Такие вещи -- изъясняться загадками -- позволять себе в законе недопустимо.

Многие "авторские" произведения могут оказаться по всем параметрам ниже "самодеятельных". А за многими "безымянными" произведениями иногда стоят крупные художники (нередко даже -- официально "Заслуженные"). Так что "народность" как критерий разделения произведений -- никуда не годится. Всё-таки утаивает законодатель свои истинные мотивы и намерения. (Если же он просто не в силах их членораздельно выразить -- какой же он законодатель!).

И разве нет в этой идее -- не защищать анонимное произведение, если оно -- "народное", -- явного противоречия со ст. 9, пункт 3, где как раз толкуется опубликование произведения анонимно или под псевдонимом?

Рассмотрим конкретную ситуацию. Существует мстёрская миниатюра, вид русской народной миниатюрной живописи темперными красками на лаковых изделиях, главным образом из папье-маше (коробки, шкатулки, ларцы и др.). Среди создателей мстёрской миниатюры -- Н.П. Клыков, А.Ф. Котягин, А.И. Брягин, В.Н. Овчинников, И.Н. Морозов, Е.В. Юрин, И.А. Фомичёв и др.; в числе ведущих мастеров -- Н.И. Шишаков, Л.А. Фомичёв, Ю.М. Ваванов, П.И. Сосин и др. Вот перед нами конкретная картина: Н.П. Клыков. "На покосе". 1994. Картина хранится в Музее народного творчества (Москва).

Относится ли эта картина к произведениям народного творчества? Вне всякого сомнения -- об этом свидетельствует и её принадлежность ко вполне определённому жанру, и место её экспозиции. Является ли она безымянной? Нет, разумеется. Является ли она при этом объектом правовой охраны согласно рассматриваемому закону? -- Бог весть! Закон и здесь злостно уклоняется от чёткого и однозначного ответа.

Трудно согласиться с логикой третьего пункта девятой статьи. "При опубликовании произведения анонимно или под псевдонимом...Это положение действует до тех пор, пока автор такого произведения не раскроет свою личность и не заявит о своём авторстве". Ведь подобное "заявление" может сделать не только подлинный автор, но и кто угодно: как установить, что известный псевдоним -- не его псевдоним? Известно же, что и без всяких анонимностей и псевдонимов, между "открытыми" писателями случаются войны по поводу авторства прославившихся произведений. Вспомните "Тихий Дон". Даже о великом Шекспире не прекращаются споры.

Такой формулировкой пункта 3 ст. 9 законодатель не решил никаких проблем и только ещё раз всё запутал -- нужны критерии! А не произвольные, грамматически не вполне корректные словосочетания.

В чьих интересах и с какой целью в закон об авторском праве введена статья 25, которая почти дословно повторяет статью 15 закона "О правовой охране программ для электронных вычислительных машин и баз данных", введённом в оборот задолго до закона об авторских правах? Почему нельзя было просто ссылаться на тот специализированный закон? Тем более, если при скрупулёзном детальном сопоставлении двух законов между ними обнаружатся какие-либо принципиальные расхождения (что, вообще говоря, вовсе не исключено -- хотя мы утруждать себя этой работой не считаем необходимым).

И наконец, самое важное. Практически во всех статьях, работах, учебниках популярно утверждение, что если патентный закон защищает существо зарегистрированного решения, то закон об авторском праве защищает только форму произведения. На наш взгляд, закон не даёт достаточных оснований для подобных утверждений.

Пройдёмся по нему ещё раз. Ст. 1 говорит только о том, какие отношения регулируются данным законом: возникающие в связи с созданием неких объектов, -- здесь ни слова ни о каких формах. Статья 2 говорит исключительно о составе законодательства в данной области, не упоминая при этом никаких форм. Статья 3 приводит только соображения (на наш взгляд, ошибочные) по поводу приоритета "правил международного договора". Статья 4, целиком посвящённая определениям, не даёт однако никакого определения понятия "форма", ограничившись упоминанием вскользь "база данных --объективная форма..." (напомним ещё раз: база данных никоим образом --системно-логически, лингвистически, юридически не может быть никакой "формой", представляя собой систему, то есть совокупность элементов, объединённых прямыми и обратными связями в определённую структуру, которая характеризуется отнюдь не единственной формой, но также и функцией, иерархией, целями, пространственными и временными параметрами). Та же самая ошибка допускается в ст. 4 ещё раз: "программа для ЭВМ -- объективная форма...".

Ещё раз "форма" всплывает в заявлении: "репродуцирование (репрографическое воспроизведение) -- факсимильное воспроизведение в любых размерах и форме...оптической или иной машиночитаемой форме;". Не говоря уж о том, что союз "или" здесь совершенно недопустим: почему это "оптическая форма" признаётся только "машиночитаемой"?

Из приведённых цитат очевидно: слово "форма" законодатель понимает неоднозначно и употребляет его в совершенно разных смыслах. Далее понятие "форма" в законе никак не расшифровывается. (Не считая, разумеется, этого навязчивого, но бессмысленного рефрена, рассыпанного по многим статьям, -- "в других формах").

Собственно говоря, закон вообще не даёт чёткого определения объекта правовой защиты. Нигде впрямую не сказано, что таким объектом является форма произведения. И как видно из цитаты, законодатель допускает любые формы. Понятно также, что неисчерпывающие (по сути, совершенно случайные) перечисления исправить положение не могут.

Если бы даже закон и признал впрямую, без всяческих двусмысленных иносказаний, объектом защиты форму произведения, всё равно нашлись бы серьёзные возражения.

Прежде всего, следующее. В принципе невозможно защитить форму произведения, абстрагируясь от его содержания. Просто потому, что содержание и форма принципиально нерасторжимы: они находятся в диалектической, динамической, но неразрывной взаимосвязи.

Ввиду чрезвычайной важности этой проблемы (ведь в итоге от её решения зависит: признать ли всю современную систему авторского права принципиально ошибочной) рассмотрим её со всей возможной тщательностью.

"Содержание и форма, философские категории, во взаимосвязи которых содержание, будучи определяющей стороной целого, представляет единство всех составных элементов объекта, его свойств, внутренних процессов, связей, противоречий и тенденций, а форма есть внутренняя организация содержания. Отношение содержания и формы характеризуется единством, доходящим до их перехода друг в друга, однако это единство является относительным. Во взаимоотношении содержания и формы содержание представляет подвижную, динамичную сторону целого, а форма охватывает систему устойчивых связей предмета. Возникающее в ходе развития несоответствие содержания и формы в конечном счёте разрешается "сбрасыванием" старой и возникновением новой формы, адекватной развившемуся содержанию.

Разрешение противоречий между содержанием и формой может протекать по-разному -- от полного отбрасывания старой формы, переставшей соответствовать новому содержанию, до использования старых форм, несмотря на существенно изменившееся содержание. Но в последнем случае новое содержание подчиняет себе и перерождает эти старые формы.

Применительно к мышлению, проблема взаимоотношения содержания и формы рассматривается на основе принципа, согласно которому мышление отражает объективный мир как содержанием, так и формой. Содержание мышления -- это результат отражения в совокупной культуре человечества природных и социальных явлений. В содержание мышления входят все многообразные определения действительности, воспроизводимые сознанием, в том числе её всеобщие связи и отношения; эти последние при определённых условиях приобретают специфические логические функции, выступают в качестве форм мышления. Категориальная структура мышления развивается по мере развития познания, и чем полнее, глубже и всестороннее содержание мышления, тем в более развитых и конкретных формах оно выражается". [В.И. Кураев. БСЭ, т 24, 1976 ].

"Содержание и форма в искусстве, категории, служащие обозначению основных сторон художественного произведения (и искусства в целом), необходимых друг другу и находящихся в диалектическом взаимодействии как в процессе творчества, так и в историко-художественном процессе. Основной критерий различения содержания и формы в искусстве -- духовный характер содержания и материальный характер формы. Содержание охватывает те элементы произведения, в которых выражается познание сущности жизненных явлений (тема) и их интеллектуально-эмоциональная оценка, отношение к ним художника (идея произведения). В форме принято выделять два слоя -- внешнюю и внутреннюю форму. Внешняя форма непосредственно зависит от материала, которым оперирует вид искусства, -- словесного, звукового, пластического, жесто-мимического и т. д., поэтому составляющие её элементы оказываются в каждом виде искусства разными (например, аллитерация, рифма, строфа в поэзии, гармония и полифония в музыке, линия и цвет в живописи, архитектоника и формирование пространства в архитектуре и т. д.). Внутренняя форма теснее связана с содержанием, представляя собой его непосредственную образную конкретизацию; её основные элементы, например, в эпосе и драме -- сюжет и характеры персонажей, в музыке -- мелодические образы-темы, в пейзажной живописи или поэзии -- "характеры" образов природы. И содержание, и форма в искусстве имеют сложное внутренне строение, которое определяет структуру целостного произведения. Структура эта иерархическая, так как значение её слоёв неодинаково. Содержание, взятое в целом, является главной, определяющей стороной произведения, ибо оно для того и создаётся, чтобы воплотить мысли художника о жизни и передать их людям, а форма есть средство решения данной задачи и поэтому зависит от содержания, им детерминируется. Её первая функция поэтому -- коммуникативная, делающая форму "языком", призванным выразить содержание и "заразить" им, как говорил Л. Толстой, людей. Вместе с тем форма в искусстве имеет и относительно самостоятельную собственно-эстетическую ценность: она являет собой мастерство художника, его искусное владение материалом. Восприятие художественного произведения есть поэтому крайне сложный психологический процесс: оно включает в себя наслаждение эстетическими качествами формы, её понимание как особого языка, выражающего содержание, переживание самого содержания и его интеллектуальное осмысление, постижение и усвоение, наконец, момент сотворчества, поскольку воспринимающий должен с известной степенью активности "достроить" в своём воображении форму произведения, обогащая тем самым и его сообщение (явление "приращения информации" в процессе художественного восприятия).

Хотя и в искусстве, как и во всех других сферах бытия и человеческой деятельности, форма зависит от содержания и его "обслуживает", здесь она, однако, необыкновенно активна и оказывает на содержание решающее обратное воздействие, поэтому "соответствие формы содержанию", их единство (гармония) обычно рассматривается как критерий художественности. При этом необходимо отметить, что в искусстве само содержание должно обладать художественной, поэтической ценностью, а форма -- ценностью эстетической, иначе недостижимо их органическое слияние.

В искусстве содержание и форма конкретного произведения настолько слитны, что происходит их взаимное отождествление -- отсюда невозможность переложить содержание художественного произведения в другую форму, нехудожественную (в форму статьи, чертежа) или даже художественную (в форму другого вида искусства). В искусстве всякое изменение формы ведёт к изменению содержания, а изменение содержания требует коренной переработки формы, тогда как содержание научного сочинения, технического проекта или идеологического трактата допускает различные перекодировки, без ущерба для выражаемой информации." [ М.С. Каган. БСЭ, т. 24, 1976 ].

Следует сделать одно замечание по поводу последнего утверждения господина Кагана. Имея приличное естественно-научное и техническое образование, я не вправе оставить без внимания высказанную Каганом идею различения произведения науки и произведения искусства по возможности их "перекодировки, без ущерба для выражаемой информации". Как было показано выше, искусство и наука -- равноуровневые и равнозначные подсистемы Культуры. Они не отличаются ни объектом, ни методом; действительное их различие -- в способе (точнее, принципе) подачи результата освоения мира. Наука формирует межличностно проверяемый результат (лишённый личностных характеристик автора), искусство, напротив, -- подаёт свой результат познания мира только через личность автора (нет личности -- нет и искусства). Тем не менее неразрывная связь между содержанием и формой имеет место и в случае научного произведения -- форма, как и везде, и здесь соответствует содержанию, им постулируется. Что именно М.С. Каган понимал под термином "перекодировка" -- однозначно трактовать невозможно. Однозначно можно утверждать одно: наиболее важной частью научного произведения безусловно является его содержание, а в содержании -- идея.

Однако то же самое можно утверждать и относительно произведения искусства. Рассмотрим эту проблему на примере литературного произведения.

"Литература, один из основных видов искусства -- искусство слова. Термином "литература" обозначают также любые произведения человеческой мысли, закреплённые в письменном слове и обладающие общественным значением; так, различают литературу научную, публицистическую, справочную, эпистолярную и др.

Однако в обычном и более строгом смысле литературой называют произведения художественной письменности. Термин "литература" (или, как говорили раньше, "изящная литература" -- В.Г. Белинский) сложился сравнительно недавно; начал широко употребляться лишь в 18 в. (вытеснив термин "поэзия", "поэтическое искусство", который ныне обозначает стихотворные произведения литературы).

Литература в собственном смысле -- как письменная форма искусства слова -- формируется и осознаёт себя с рождением "гражданского", буржуазного общества. Словесно-художественные творения прежних времён также приобретают в эту эпоху специфически литературное бытие, переживая существенное преобразование в новом -- не изустном, а читательском восприятии.

В отличие от остальных видов искусства (живописи, скульптуры, музыки, танца и др.), обладающих непосредственно предметно-чувственной формой, творимой из какого-либо материального объекта (краска, камень) или действия (движение тела, звучание струны), литература создаёт свою форму из слов, из языка, который, имея материальное воплощение (в звуках и опосредованно -- в буквах), действительно постигается не в чувственном восприятии, а в интеллектуальном понимании. Таким образом, форма литературы включает в себя предметно-чувственную сторону -- определённые комплексы звуков, ритм стиха и прозы (причём, эти моменты воспринимаются в той или иной мере и при чтении "про себя"); но эта непосредственно чувственная сторона литературной формы приобретает реальное значение лишь в её соотношении и взаимодействии с собственно интеллектуальными, духовными пластами художественной речи. Даже самые элементарные компоненты формы (эпитет или метафора, повествование или диалог) усваиваются только в процессе понимания (а не непосредственного восприятия). Духовность, насквозь проникающая литературу, позволяет ей развернуть свои универсальные, по сравнению с другими видами искусства, возможности. "Поэзия есть высший род искусства. Всякое другое искусство более или менее стеснено и ограничено в своей творческой деятельности тем материалом, посредством которого оно проявляется... Поэзия выражается в свободном человеческом слове, которое есть и звук, и картина, и определённо, ясно выговоренное представление. Посему поэзия заключает в себе все элементы других искусств, как бы пользуется вдруг и нераздельно всеми средствами, которые даны порознь каждому из прочих искусств" (Белинский В.Г., Полн. собр. соч., т 5).

Всякое художественное произведение есть акт духовно-эмоционального общения между людьми и вместе с тем новый предмет, новое явление, "сделанное", сотворённое человеком, а также нечто п о з н а н н о е, открытое им. Эти функции -- общения, созидания и познания, равно присущи всем формам художественной деятельности, но разным видам искусства свойственно преобладание той или иной функции. В связи с тем, что слово, язык есть действительность мысли, в формировании словесного искусства, в выдвижении литературы на особое место наиболее полно выразилась главная историческая тенденция развития художественной деятельности -- переход от чувственно-практического созидания к с м ы с л о с о з и д а н и ю, к отображению бытия в духовно-мыслительных формах.

Художественная литература любой эпохи обладает огромным многообразием. Прежде всего литература делится на два основных типа (формы) -- поэзию и прозу, а также на три рода -- эпос, лирику и драму. Несмотря на то, что границы между родами нельзя провести с абсолютной точностью и имеется целый ряд переходных форм, основные особенности каждого рода достаточно определённы. В то же время в произведениях разных родов есть общность и единство. В любом произведении литературы так или иначе выступают образы людей -- характеры (или герои) в определённых о б с т о я т е л ь с т в а х, хотя в лирике эти категории, как и ряд других, обладают принципиальным своеобразием. Выступающую в произведении конкретную совокупность характеров и обстоятельств называют темой, а смысловой итог произведения, вырастающий из соположения и взаимодействия образов, -- идеей художественной. В отличие от логической идеи, художественная идея не формулируется авторским высказыванием, а изображается, напечатлевается на всех деталях художественного целого. При анализе художественной идеи нередко вычленяют две стороны: п о н и м а н и е отображённой жизни и о ц е н к у её, "познание и стремление (хотение)".

Отдельные элементарные действия и движения, из которых слагается произведение, имеют различный характер: это и внешние, объективные движения людей и вещей, и внутренние, душевные движения, и "речевые движения" -- реплики героев и автора, которые воплощают либо известное волеизъявление, либо опять-таки душевное движение. Цепь этих взаимосвязанных движений представляет собой сюжет произведения. Воспринимая по мере чтения сюжет, читатель постепенно постигает содержание -- действие и конфликт, фабулу и мотивировку, тему и идею. Сам же сюжет является содержательно-формальной категорией -- "внутренней формой" произведения. К "внутренней форме" относится и композиция.

Наконец, формой произведения в собственном смысле является художественная речь, последовательность фраз, которую читатель воспринимает (читает или слышит) прямо и непосредственно. Это отнюдь не означает, что художественная речь -- чисто формальное явление; она всецело содержательна, так как в ней-то и опредмечен сюжет и тем самым всё содержание произведения (характеры, обстоятельства, конфликт, тема, идея). Рассматривая строение произведения, его различные "пласты" и элементы, необходимо сознавать, что эти элементы можно выделить лишь путём абстракции: реально каждое произведение представляет собой нерасчленимую живую целостность. Анализ произведения, опирающийся на систему абстракций, отдельно исследующий различные аспекты и детали, в итоге должен привести к познанию этой целостности, её единой содержательно-формальной природы.

В зависимости от своеобразия содержания и формы произведения относят к тому или иному жанру (например, эпические жанры: эпос, повесть, роман, рассказ, новелла, очерк, басня и др.)". [В.В. Кожинов. БСЭ, т 14, 1973].

Анализ вышеприведённых цитат свидетельствует, что понимание термина "форма", принятое в современном авторском праве, совершенно не отвечает значениям этого термина, устоявшимся в философии, литературоведении и естественных науках -- значительно ранее появления авторского права вообще.

Авторское право разумеет под "формой" нечто весьма расплывчатое и неопределённое, но почему-то линейно-упрощённое. Во всех иных областях интеллектуальной, подлинно творческой человеческой деятельности форма рассматривается как весьма сложный, многоплановый, иерархически выстроенный феномен. С позиций этих высоких наук, сказать просто "форма" -- это ничего не сказать. Теория авторского права, неясно, на каких основаниях, полностью абстрагировалась от императива неразрывной взаимосвязи формы и содержания при абсолютном приоритете последнего.

Ещё раз подчеркнём: недопустимо формировать законы, не потрудившись сформулировать собственные дефиниции всех основополагающих понятий. Уже только в силу отсутствия у сегодняшних адептов авторского права этих дефиниций -- на нашу критику ничего содержательно обоснованного возразить они не могут. По сути, они лишили себя морального права на любые возражения. Мало интересно, о чём они думали, -- важно, что у них получилось.

Использование авторским правом определения "объективная" -- в словосочетаниях "объективная форма" -- положения ничуть не улучшает. С философской точки зрения, объективно абсолютно всё, что не входит в состав сознания конкретного наблюдателя. Таким образом, пресловутое словосочетание ничего содержательно определённого не отображает.

Если даже ориентироваться не на строгий язык науки, а всего лишь на обыденно-бытовой язык, всё равно не удастся реабилитировать авторов авторского права. Словарь иностранных слов пишет: "ОБЪЕКТИВНЫЙ -- 1) фил. существующий независимо от сознания; присущий самому объекту или соответствующий ему; объективная реальность -- материя, природа, всё, что существует в действительности, независимо от сознания; объективная истина -- познание, отражающее действительность такой, какова она есть; 2) беспристрастный, непредвзятый".

Даже непритязательный Ожегов утверждает практически то же самое: "ОБЪЕКТИВНЫЙ , -ая, -ое; -вен, -вна. 1. Существующий вне нас как объект (в1 знач.). Объективная действительность. Объективные причины. 2. Непредвзятый, беспристрастный. О. свидетель. Объективная оценка. Объективно отнестись к чему-н.".

Какое из этих бытовых значений имеет в виду сегодняшнее авторское право? Ответа нет -- никакого. Закон по этому поводу безмолвствует.

Мы вынуждены сделать единственный обоснованный вывод: сегодняшнее законодательство по авторскому праву "охраняет" всё что угодно и не охраняет на деле ничего.

Это очень нелепая идея -- охранять всё сущее, лишь по факту его появления на свет. Мало ли всякой мути есть на свете. Подчас, очень вредной.

Но главное в другом. Что же всё-таки конкретное в произведении охраняет закон об авторском праве?

Кто посмеет спорить, что для произведения науки важно только его содержание. И более всего -- идея. Форма же вытекает из содержания и ему соответствует.

Однако, как выяснилось из нашего анализа положений литературоведения, то же самое можно сказать и о литературном произведении. Оно принципиально не достигает своих целей -- воздействия на мировоззрение и мироощущение читателя -- помимо своего содержания. (Тем более, что и здесь форма -- подчинена содержанию, вытекает из него и принципиально не может охраняться независимо от содержания). И конечно, главное в содержании -- идея. Это именно то, что рождает в итоге автор. Сюжет -- фактор ходячий. Немалая часть сюжетов шекспировских трагедий заимствована у Саксона Грамматика. Но Шекспир от этого не перестал быть величайшим из драматургов. Не потому, что придумал какие-то новые темы. И даже не потому, что разработал какие-то новые формы. Главным образом -- потому, что создал новые идеи. Именно это и нуждается в первоочередной правовой защите.

Рассмотрим кинематографический пример. Некий певец в своём клипе использовал несколько кадров из кинофильма известного режиссёра: на одного из героев другой герой взирает сквозь прорезь прицела. Это сигнал для зрителя: сейчас произойдёт убийство.

Режиссёр возражал, суд судил -- ни к какому разумному результату не пришли. А ведь если бы эта великолепная идея в своё время была зарегистрирована, всем, в том числе нашим певцу с режиссёром (и разумеется, судьям) стало бы предельно ясно: нет повода для разбирательства между певцом и режиссёром. Ибо идея принадлежит кому-то третьему, жившему задолго до певца и режиссёра.

Какую-такую "форму" будет защищать авторский закон, если кто-то из современных скульпторов позаимствует идею Родена, столь блистательно реализованную им в знаменитом "Мыслителе"? Что именно закон считает "формой" в скульптуре? Материал? Форму пьедестала? Разворот плеч и угол подъёма указующеё руки?

Какую "музыкальную форму" собирается защищать Закон Российской Федерации "Об авторском праве и смежных правах"? Мелодию? Аранжировку? На деле, конечно же ничего конкретного. Разумнее перейти на охрану соответствующего цифрового ряда (см. выше о семплерах и семплах).

Слабость отечественного авторского права проявлялась во все времена. Автор обладает значительным личным опытом в этом отношении. В семидесятые годы в журнале "Наука и жизнь" была опубликована моя статья о (модных в то время) ядерных двигателях для космических аппаратов. Статья так непритязательно и называлась: "Ядерный двигатель в космическом пространстве". Как и всегда, статья иллюстрировалась в основном рисунками автора. Спустя полгода в переводе на немецкий язык статья появилась в гедеэровском журнале "Югенд унд Теккник" -- со всеми моими рисунками, -- как говорится, слово в слово. Но у немецкой статьи было два неприятных недостатка: отсутствовало упоминание имени автора оригинального текста и вместо ссылки на журнал "Наука и Жизнь" была сделана ссылка на журнал "Техника -- молодёжи". (Видимо, из соображений корпоративной солидарности: название немецкого журнала, естественно, ближе к названию "Техника -- молодёжи", чем к "Наука и жизнь").

Мои обращения к Главным редакторам обоих советских журналов успеха не имели. Как ни странно, и Болховитинов ("Н и Ж"), и Захарченко ("Т - М") отвечали примерно одинаково: эта ситуация их совершенно не волнует. Обращение к администрации Общества по охране авторских прав было не менее впечатляющим. Там мне любезно разъяснили: во взаимоотношениях со странами соцлагеря действует неписаное правило "о неприменении друг к другу каких-либо правовых санкций". Проще говоря, если они воруют у нас, это даёт нам право воровать у них.

Примерно в те же времена произошла описанная выше история с умыканием у меня генералом И.И. Ануреевым моей статьи "Космос и авиация". Казалось, здесь-то всё было в наших руках. И мне уже звонил злополучный редактор из Воениздата, падал на колени, оправдывался и молил о пощаде (ссылаясь при этом, как у нас принято в подобных случаях, на наличие у него жены и детей). Но однажды в конце одного из служебных разговоров Начальник ЦНИИ МО генерал Молотков сказал мне: "А, не кажется ли Вам, Анатолий Владимирович, что полковнику как-то неудобно судиться с генералом?... Давайте, я позвоню Ивану Ивановичу, выскажу ему наше неудовольствие по поводу включения Вашей статьи без Вашего ведома в его книгу!". Как оказалось, "просто" автор и автор-полковник -- это для нашего авторского права далеко не одно и то же.

Самая последняя из подобных историй случилась совсем недавно, в 1997 г. По заданию Первого Вице-президента Международной Академии Информатизации академика Евреинова я написал брошюру "Доктор философии. Гранд доктор философии. Подготовка, защита диссертаций, нострификация". По всем законам, божеским и человеческим, у брошюры был единственный автор -- А.В. Птушенко. Однако по настоянию 25-го Вице-президента МАИ А.С. Панфилова, на обложке брошюры красовалось чудаковатое утверждение: "Материалы брошюры подготовлены авторским коллективом: А.В. Птушенко, В.А. Зеленским, А.С. Панфиловым. Текст, редактирование, компьютерный набор: А.В. Птушенко". Казалось бы: ну, что ещё кроме текста, редактирования и набора входит в состав "преступления" по созданию произведения? (Кстати, какого именно? К этому вопросу мы ещё вернёмся). Участие В.А. Зеленского состояло в передаче А.В. Птушенко официальных материалов по созданию Международного межакадемического союза общественных организаций по поддержке науки и содействию подготовке научных кадров (ММС). Этот материал занял в брошюре менее полустраницы. Участие Панфилова заключалось в оплате (за счёт МАИ, разумеется) нескольких фотографий, где изображены "Участники весеннего выпуска 1997 г". При этом самые "сложные" фотографии -- В.С. Черномырдина, Е.С. Строева, Г.Н. Селезнёва, Ю.М. Лужкова (все они -- действительные члены Международной Академии Информатизации) -- все эти фотографии Птушенко добывал сам, всеми правдами и неправдами, в официальных "инстанциях". Правда, Панфилов нашёл "спонсора" (он же -- один из выпускников, В.Н. Старченко), оплатившего типографские расходы.

Всего этого Панфилову показалось мало. Спустя полгода он издал "собственную" брошюру "Международная Академия информатизации", где на правой половине страницы шёл известный текст Птушенко, а на левой -- его немецкий перевод. Подписана сия брошюра скромненько и без затей: "Материалы брошюры подготовлены авторским коллективом: В.А. Зеленским, А.С. Панфиловым".

Ясно, что ситуация явно противоправная. Однако добиться чего-нибудь по суду трудновато. Гражданский кодекс подобными делами не интересуется, давая советы исключительно по защите "вещных прав". Структура и компоновка Гражданского процессуального кодекса РСФСР вообще практически исключают возможность понять его (кодекса) отношение к проблемам интеллектуальной собственности. Арбитражный суд, согласно действующему Арбитражно-процессуальному кодексу РФ, заинтересуется делом лишь тогда, когда оно будет представлено в виде иска о причинении существенных убытков. В сущности, этот суд ориентирован на предпринимателей; учёные, писатели и пр. -- для арбитражного суда -- явления маловразумительные.

Остаётся только уголовный кодекс, содержащий статьи о нарушении авторских и смежных прав (Статья 146) и о нарушении "изобретательских и патентных прав" (Статья 147). Однако и здесь всё то же: "...если эти деяния причинили крупный ущерб". А если "не причинили"? Что у нас сам по себе плагиат уже не наказывается -- безотносительно к тому, что он причинил? И что это значит: "крупный" ущерб? Никаких критериев закон не даёт. И что такое вообще "ущерб"? Включает ли это словосочетание моральный ущерб -- который, вне всякого сомнения, для многих стоит гораздо больше, чем ущерб материальный.

Ну разве можно писать законы подобным образом?

Понятное дело, что Уголовно-процессуальный кодекс до таких "мелочей" как защита интеллектуальной собственности вообще "не опускается". Его компоновка этого просто не позволяет.

Понятное дело, что тяжба "Птушенко против Панфилова" -- дело весьма отдалённого будущего. Если вообще удастся когда-нибудь радикально перестроить основополагающие принципы отечественной юриспруденции.

Что характерно для сегодняшнего законодательства в сфере интеллектуальной собственности -- явственный (порою кажущийся даже нарочитым) перекос в пользу "рук" против "головы" (см. соответствующее четверостишие в приложении).

"Предоставляемая настоящим Законом правовая охрана не распространяется на идеи и принципы, лежащие в основе программы для ЭВМ или базы данных или какого-либо их элемента, в том числе на идеи и принципы организации интерфейса и алгоритма, а также языки программирования." (Пункт 5 статьи 3 Закона Российской Федерации "О правовой охране программ для электронных вычислительных машин и баз данных").

Сначала ещё одно формальное замечание об уровне стилистико-лексической подготовки законодателя. Его почему-то совершенно не волнует, как будет "смотреться" это словосочетание "организации интерфейса и алгоритма" на фоне употребляемого в Законе Российской Федерации "Об авторском праве и смежных правах" словосочетания "организации эфирного или кабельного вещания". Ведь в первом случае "организация" -- процесс (и, конечно, его результат); во втором случае "организация" -- учреждение, т.е. объект. Зачем же в смежных законах употреблять одни и те же слова в несовпадающих значениях? Это плохо даже в бытовом языке, и совершенно недопустимо в языке юриспруденции.

Теперь о главном. Алгоритм -- плод творческого труда. Его, как правило, создаёт учёный (теоретик, как у нас принято выражаться). Программа -- следствие алгоритма, без него она попросту не существует; программа создаётся программистом -- т.е. сотрудником низшего по отношению к "алгоритмисту" научного уровня (да и социального -- при отсутствии сегодняшних российских искажений). Как ни кричи, что бывают очень опытные программисты, это всё-таки ремесло. Так почему же закон защищает плод ремесленного труда и отвергает плод труда творческого? Ведь по части реализации в "какой-либо объективной форме" алгоритм не только не уступает программе --он значительно превосходит её в строгости и определённости выражений. Строго говоря, именно алгоритм есть решение задачи. А вовсе не программа -- она всего лишь перевод алгоритма на один из доступных для машины языков.

Но закон и языки программирования защищать не желает. Это верх логической нелепости: тот, кто пользуясь этим языком, соорудил нечто полезное (не будь языка -- не соорудил бы!), пользуется защитой, а создатель языка -- нет! Здесь явно проглядывает не просто нарушение всех законов логики, но какая-то садистски-извращённая , злобная глупость. Очень, между прочим, вредная для Общества.

Я имею право на подобные утверждения, ибо рассуждаю здесь не только как юрист, но прежде всего как весьма опытный инженер и системоаналитик, хорошо знакомый на личном опыте и с ЭВМ, и с созданием алгоритмов, и с программированием. (У меня в отделе космических систем программированием занимались средне образованные девочки, а решали задачи по созданию и применению боевых летальных аппаратов -- естественно, разрабатывая при этом не что иное, как именно алгоритмы, -- самые умные и самые опытные сотрудники, "обременённые" степенями и званиями).

И, похоже, не случайно пятый раздел закона об авторских правах (именуемый "Защита авторских и смежных прав") на самом деле обеспокоен больше защитой фонограмм, а не улучшением положения учёных, педагогов, литераторов и журналистов. Иначе говоря, закон об авторских правах работает не в интересах Концептуальной власти(см. выше, а также на стр. 165).

Нельзя не обратить внимания ещё на один показательный факт. Законы Украины и Белоруссии -- слегка урезанные копии российского закона об авторских правах. Причем, невзирая на различия в сроках принятия: если украинский закон принят спустя три месяца после российского, то белорусский -- спустя три года. Все типовые системно-логические ошибки остались нетронутыми в обоих законах.

Это уже не случайное совпадение. Это система. Которая свидетельствует о глубоком проникновении вируса алогичности в теории всех "национальных" юриспруденций бывшего Советского Союза.

Всё вышесказанное подтверждается и Законом Республики Казахстан "Об авторском праве и смежных правах": его единственное отличие от российского закона -- отказ от разбиения текста на пять разделов: в Казахстане разделы названы главами.

Строго говоря, российский закон содержит ещё одну нелепость (исключенную в казахстанском законе). Начало российского закона выглядит так: "Раздел 1. Общие положения. Глава 1. Общие положения. Статья 1. Предмет регулирования".

Однако в дальнейшем о главах забыто -- осталось разбиение только на разделы. Причем первый раздел состоит из единственной "Главы 1". Что, естественно, удивляет. Да неужто текст российского закона не попался на глаза ни одному корректору или хотя бы редактору? К стыду России, этой глупости не повторили ни Украина, ни Белоруссия.

Попробуйте после этого утверждать, что я излишне резок в оценке российского законодательства!

Тем более, что само прижившееся название "Закон об авторском праве и смежных правах" -- логическая несообразность. "Закон о праве" -- нонсенс. Разве право нуждается в каком-то законе? Разумеется, нет. Право существует до закона, оно является его причиной ("источником"). Право существует независимо от того, что изобретёт преходящий временщик -- законодатель. Напротив, писания этого временщика подлежат уничтожению (являются юридически ничтожными), если противоречат праву (то есть признаны неправовыми). Авторское право -- определённая область права, ветвь системы права; оно представляет собой подсистему интеллектуального права (см. рис. 11).

Поэтому не может быть закона об авторском праве. Точно так же, как не может быть закона о патентном праве. Как известно, существует патентный закон -- определяющий права изобретателя. Следовательно, разумно говорить о законе, регламентирующем права автора. Сиречь, авторские права. И закону следует называться так: "Закон об авторских правах".

Глава 6. Экологические корни права

Самое страшное проклятие в древнем Китае -- пожелание: "Чтобы жить тебе в эпоху перемен!". Сегодня все мы -- не одна Россия, а всё человечество -- вступили в такую эпоху. Эпоху смены парадигм, пересмотра основ мироздания.

Наивно полагать, что кризисы охватили только Россию, а на пресловутом Западе всё в лучшем виде. Ещё наивней -- уверять себя и других, что свои проблемы Россия способна решить сама. Не подумайте однако, что я намерен снова развивать эту тягомотину о "внешних" инвесторах, кредитах и займах. Отнюдь. Речь совсем о другом: пора, наконец, вспомнить о теореме Гёделя. Её суть, как известно, в том, что в любой системе возникают проблемы, в рамках этой системы принципиально не решаемые и требующие поиска решения в рамках надсистемы. Применительно к России это означает, что прежде надо думать об общечеловеческих проблемах (называемых сегодня "глобальными"), и лишь во вторую очередь -- о своих внутренних распрях и раздорах.

Есть, конечно, и оборотная сторона медали. Наивно думать, что Запад однозначно хочет мира. Правильнее было бы сказать: он хочет Мира. То есть всех оставшихся на Земле ресурсов -- исключительно для себя. Предоставив остальному человечеству, не попавшему в сакраментальный "золотой миллиард", тихо и мирно вымирать во благо "мировой элиты". А коль скоро надежд на мирное вымирание всего остального человечества маловато, Запад всерьёз готовится к четвёртой мировой войне. (Третью, "холодную", мы весьма "успешно" уже проиграли -- усилиями и Сталина, и Брежнева, и Хрущёва, и Горбачёва, и Ельцина, и....). Поэтому сегодня перед Россией во всей её неприглядной наготе встала дилемма: попытаться ли договориться со США о включении нас в тот пресловутый миллиард (вопрос -- какой ценой -- и для нас, и для всего остального Мира), либо (трезво глядя в лицо реальности) подумать, что противопоставить далеко зашедшей "вестернизации" Мира, -- какую "ось" попытаться создать в противовес уже сложившейся оси "Запад - Восток". Быть может, ось "Север - Юг"?

Главные проблемы современного человечества лежат в плоскости, содержащей два наиважнейших основополагающих принципа: кому принадлежат невосполнимые природные ресурсы и где взять недостающие. Первый актуализуется на пересечении экологии, экономики и юриспруденции; второй выводит нас на широко известный "Космический императив".

Не следует однако упускать из виду и некоторые частные -- как бы "мелкие", но тем не менее принципиально важные проблемы. Первая из них -- отсутствие единого информационно - терминологического пространства. Не только в практической жизни, но и в Науке. Все эти "ваучеры", "секвестры бюджета", "конверсии", "исполнительные и представительные власти", место и роль государства в обществе и прочее, -- понимаемые и "низами", и правящей "верхушкой" (не исключая и науки!) с точностью "до наоборот"; все органические пороки действующей Конституции РФ , искажённое представление о сути понятия "Информация" (пресловутые "СМИ" -- ярчайший тому пример), повальное непонимание в нужный момент, в каком же всё-таки веке мы сегодня продолжаем жить, -- на чём к общему стыду россиян ухитрились "засветиться" оба президента РФ, все каналы ТВ, почти все газеты и журналы. Не говоря уж о туристических компаниях, сколотивших на этом массовом заблуждении немалые, по-видимому, капитальцы.

Серьёзнейшая проблема -- крах "экономической цивилизации". Его можно было предвидеть давным-давно. Тысячелетиями все религии Мира (за исключением, правда, одной; какой именно -- догадайтесь сами) учили человечество: ростовщичество, ссудный процент -- порождение Дьявола. Тем не менее, сегодняшняя -- экономическая -- цивилизация упорно основывает свои истоки именно в сфере ссудного процента. Что поставило телегу впереди лошади: сегодня "двигателем развития" признаётся не производство (неосновательно обруганное корявым термином "реальный сектор"), а кредитно-финансовая система. Которая сегодня на 90 % озабочена валютными спекуляциями, а вовсе не обслуживанием производства.

Полагаю, господа "монетаристы" (как и прочие адепты "свободного рынка") ещё ответят за свои взгляды и действия перед судом Истории. Не верится, что Человечество сгинет с лица Земли, так и не осознав своей главной ошибки: "свободный рынок" -- очень плохой механизм управления человеческой жизнью: некритичный, нечувствительный, чрезмерно природорасточительный. Он плох уже потому, что он принципиально абсолютно аморален: он может расти и укрепляться (создавая тем самым вредную иллюзию процветания экономики), когда растёт спрос главным образом на проституцию, наркотики и оружие; когда процветает коррупция, а госмеханизм превращается в "нормальную" криминальную мафию, работающую на крайне узкий клан "олигархов" (точнее -- плутократов), во главе с какой-либо проворовавшейся "семьёй".

И Мир погибнет, господа, если мы с вами -- в первую очередь, учёные -- не успеем поумнеть и самим прибрать к рукам тех самых дураков. Пока они не расхитили на свои гнусные потребности всю нашу родную планету.

Глобальные проблемы современности

Сегодня уже мало кого удивишь сообщением, что деятельность человека на Земле сопряжена с загрязнением окружающей среды и с истощением невосполнимых природных ресурсов. Однако мало кто по-настоящему понимает значение современных глобальных проблем для человечества в целом и для каждого конкретного человека в частности. Многим всё ещё кажется, что ресурсы Земли беспредельны. На самом же деле Земля принципиально ограничена в размерах и в ресурсах. Как сказал поэт, "Огромная в ногах у пешехода / И малая песчинка -- во Вселенной...".

Характерно и то, что суть некоторых кризисов многими осознаётся, мягко говоря, некорректно. Так, энергокризис подавляющим большинством человечества воспринимается только как недостаток первичных энергоносителей. На самом деле проблема много глубже и опаснее для человечества. Если бы даже энергоисточников было в избытке -- это не сняло бы энергокризис с повестки дня. Ибо его глубинная суть -- в принципиальном ограничении, наложенном Природой на суммарную мощность наземных энергосистем. Если же превысить этот предел, человечество создаст опасность ряда глобальных катаклизмов. В первую очередь, подъёма уровня Мирового океана из-за перегрева атмосферы и последующего таяния материковых льдов.

Не так прост, как кажется многим, и вопрос о самих первичных энергоисточниках. Сторонники атомной энергетики убеждены, что без АЭС растущие энергопотребности человечества не обеспечить. Их противники резонно возражают: во-первых, в принципе неразрешима проблема захоронения радиоактивных отходов; во-вторых (в основном, вследствие во-первых), атомная энергетика не только экономически убыточна -- она убыточна энергетически: единственный по-настоящему радикальный выход из проблемы радиоактивных отходов -- убрать их с поверхности Земли в космос. Что потребует огромных энергозатрат. Не говоря уж о том, что убирать эти отходы придётся не куда попало, а в либрационные точки Лагранжа.

На сегодня единственное разумное решение проблемы энергокризиса выглядит, на мой взгляд, следующим образом: все энергосистемы вынести за пределы земной атмосферы. Сиречь в космос. И подавать оттуда энергию на поверхность Земли только в такой форме, которая с атмосферой не взаимодействует. К счастью, такая форма существует: это микроволновая электромагнитная энергия. США уже на пороге реального функционирования таких энергосистем. В давние (советские) времена мы практически не отставали в данной области от американцев. О сегодняшнем нашем состоянии и говорить не хочется.

Космические энергосистемы привлекательны ещё и тем, что для них первичным энергоисточником служит само Солнце -- основа основ всего живого и всякой энергии на Земле. Можно просто повернуть с помощью орбитальных зеркал к Земле бесполезно уходящий в космос солнечный свет -- и при этом вовсе не опасаться какого-либо вреда для земной жизни: ведь она родилась и эволюционировала именно в лучах Солнца. Чего никак не скажешь ни о каких других энергосистемах. Особенно -- об атомной. Правда, для "отражательной" гелиоэнергосистемы значительной помехой окажутся обычные атмосферные облака. Как уже сказано, избежать этого можно, переведя энергию солнечного света в высокочастотное (микроволновое) электромагнитное излучение. Соблюдение определённых условий (прежде всего, по используемой частоте и по удельной мощности излучения) гарантирует практически полное отсутствие какого-либо взаимодействия такого излучения с земной атмосферой.

Конечно, проблемы войны и мира в космосе перемешаны не слабее, чем в одноименном романе Л. Н. Толстого. Столь необходимые нам микроволновые гелиоэнергосистемы легко перестраиваются, превращаясь в ужасное психотропное оружие. Поэтому наш общий долг -- не оставить без профессионального системоаналитического и юридического внимания создание в космосе энергетических гелиосистем.

Не совсем адекватно осознаётся и экологический кризис: только как загрязнение суши, воды и атмосферы (да иногда как исчезновение некоторых видов животных и растений). Как и в энергокризисе, здесь много глубже и опаснее реальное положение дел -- в отличие от ходячих заблуждений по этому поводу. Сегодня из-за технологической деятельности человека на нашей планете нарушены не только биогеоценозные процессы. В планетарных масштабах нарушено само энерговещественное равновесие: сжигая безрассудно без разумных ограничений природные горючие материалы, наша земная цивилизация расшатала углеродный цикл. И без целенаправленного и самоограничительного вмешательства Человека самой Природе уже не по силам восстановить равновесие в цикле обращения углерода на Земле.

Любая экономика, любая политика, любое государство, любая страна, не желающие учитывать этого обстоятельства в собственных "планах роста" (главным образом, как повелось, -- уровня потребления), -- любая подобная система работает на приближение неизбежного печального исхода: полного исчезновения Жизни на нашей родной планете.

К сожалению, гибель земного человечества может произойти и без каких-либо военных катаклизмов. Например, вследствие протеинового голода. Наша земная жизнь -- в принципе белковая: он основной строительный материал, из него сложены все наши внутренние органы, мышцы, нервы; даже скелет не обходится без белков. Поэтому пресловутые "калории" для человеческого рациона -- дело сугубо третьестепенное. Прежде всего необходимо соблюдать "азотное равновесие", что сводится к необходимости непрерывного введения в организм полного набора незаменимых аминокислот, из которых слагаются белки нашего тела. Как известно, с белками на Земле всегда трудности: большая часть землян регулярно недоедает -- в этом, собственно, и состоит протеиновый голод. Решить эту проблему можно как и энергокризис -- через космос: подтолкнув производство белка земными растениями с помощью осветительных гелиосистем.

Естественно, все глобальные проблемы современности усугубляются вследствие пресловутого "демографического взрыва" -- резкого увеличения темпов роста человечества в прошлом веке. Это сопровождается весьма неприятной обратной зависимостью региональных темпов роста населения от уровня жизни в данном регионе. Проще говоря, темп роста населения меньше в развитых странах и существенно больше -- в отсталых. Что неизбежно ведёт к снижению среднего производительного потенциала человечества. Как известно, "отсталые народы" сегодня теряют способность прокормить себя сами. Печально, что в итоге непрерывных "перестроек для блага народа" Россия угодила в этот малопочтенный разряд.

Итак, развитие космонавтики необходимо для выживания человечества на Земле. Следовательно, вновь на повестку дня встанет проблема делимитации космоса (т.е. разграничения космоса и атмосферы: в первой среде по необходимости не имеют значения государственные границы, воздух же -- область государственного суверенитета). Ещё в 70-е годы автором было показано, что эта проблема не решается с помощью каких-либо физических критериев и носит исключительно юридический характер. Что и служит ещё одним подтверждением комплексности современных проблем человечества: ни чисто технические, ни чисто социальные меры не дают устойчивых решений. Не дают их и чисто экономические, и чисто юридические подходы. Сегодня необходим единый комплексный подход -- технико-системно-экономико-эколого-правовой.

Проблемы лидерства в современном мире

Экологические проблемы человечества резко усугубляются извращённой идеологией рыночного отбора "приспособленных" стран. В конечном счёте она провоцирует безоглядное и безответственное -- без разумных ограничений и каких-либо расчётов -- потребление невозобновимых природных ресурсов. Эта идеология насаждается сегодня во "втором" и в "третьем" мире беспринципными адептами "Западной Цивилизации", которые, уже ничуть не стесняясь и не прикрываясь более фиговым листком "просвещения", откровенно заявляют: "Сегодня в Евразии руководящую роль играет неевразийское государство, и глобальное первенство Америки непосредственно зависит от того, насколько долго и эффективно будет сохраняться её превосходство на евразийском Континенте". (З. Бжезинский. "Высокая шахматная доска"). Далее г-н Бжезинский калькулирует: "Около 75% мирового населения живёт в Евразии, и большая часть мирового физического богатства также находится там -- как на её предприятиях, так и под землёй. На долю Евразии приходится около 60% мирового ВНП и около трёх четвертей известных мировых энергетических запасов". Разумному человеку ясно: именно стремление заполучить названные ресурсы побуждает США "помогать" сегодняшней России -- то есть расколоть её на сотню удельных княжеств, движимых допотопными этническими амбициями и покорно подчиняющихся гегемонистским устремлениям Запада ради обещанной им чечевичной похлёбки. Для США сегодняшняя Россия -- последнее препятствие, мешающее замкнуть широтное кольцо вестернизации Мира, уже на три четверти охваченного полосой через Атлантику и Тихий океан благодаря компрадорско-фритредерскому предательству разномастными "восточными тиграми" исконных евразийских идеалов.

Нельзя упускать из виду, что пресловутая глобализация мировой экономики вовсе не сводится к чисто материальному завоеванию Мира "золотым миллиардом". Речь идёт о стремлении Запада полностью разрушить выработанную на протяжении тысячелетий структуру духовной организации общества континентально-евразийского типа, подменив её океанически-пиратскими основами жизнеустройства. С этой целью Запад проводит теракт разделения евразийского населения на "косных автохтонов" (консервативных аборигенов) и "европеизированную" "продвинутую" пятую колонну, готовую ради собственного большого куска от общественного пирога раскрыть ворота отечественной крепости заокеанским завоевателям.

Из-за этого сегодня элитой стали считать себя те, кто присваивает себе привилегию вести более лёгкое "западное" существование безотносительно к тому, что подобная перспектива принципиально закрыта для подавляющего большинства населения. Культура для подобной "элиты" -- всего лишь обременяющее наследие прошлого, мешающее полной и безоговорочной реализации вожделенного принципа вседозволенности. Сия элита прежде всего разыгрывает националистическую карту, мафиоизируя систему управления обществом. В итоге сегодняшние миссионеры модерна на деле несут населению Евразии не модерн, а архаику, неоварварство и всеобщую обездоленность. В подобной ситуации именно "туземные массы" оказываются заинтересованными в защите местного потенциала развития. Тогда как "внутренняя элита" не стесняется приторговывать этим потенциалом -- в обмен на обещанные лично им западные подачки. Вплоть до заключительной иммиграции.

Современная идеология либертаризма (новомодный западнический принцип: известная французская триада -- за вычетом равенства и братства) уже отравила многие незрелые умы подменой основных понятий: прогресс подменён рынком, ценности духовного развития -- торгашескими идеалами. Недаром же в своё время немецкие романтики называли Атлантическую цивилизацию торгашеской. Эта цивилизация враждебна Культуре, и сегодня она угрожает Евразии неслыханной варваризацией. Что становится вполне понятным, если вспомнить один из известных принципов кибернетики: менее сложной системой проще управлять.

В итоге всех этих безобразий сегодняшний Мир оказался на пороге новой мировой войны. К 1991 году завершилась "холодная" третья мировая война. Завершилась очевидной победой Запада: развален СССР, Россия оказалась в экономико-идеологической блокаде, её влияние в Мире упало практически до нуля. А сегодня, без малейшего преувеличения, на карту поставлено само существование России. Однако Западу этого мало. Теперь речь идёт о том, чтобы рассечь Евразию на горизонтальные полосы по линии: Украина - Грузия - Азербайджан - бывшая Средняя Азия - Китай. Не последнюю роль в этой затее играет нефтяной соблазн Каспия. Украина и Азербайджан уже превратились в ключевые плацдармы Запада в его экспансии на Восток.

Однако подобная экспансия вряд ли осуществима чисто "холодным" путём. И Запад уже продемонстрировал Миру, что вполне готов сойти с этого холодного пути. Это было нагло показано пока что оцепеневшему Человечеству в Косово, в Сараево, в Афганистане и во многих других "горячих точках". Россия, видимо, на очереди. Сегодня Буш-второй с упрямством носорога пытается оседлать нефтяные богатства Ирака -- нимало не заботясь, какую цену за это заплатит человечество. Что-то очень неладно в "Датском королевстве", когда вместо умного и образованного Гора, наплевав на все приличия, всеми неправдами продавливают недалёкого сыночка Буша-старшего, явно уступающего по всем статьям даже своему отцу.

И ради чего всё это было допущено российскими политиканами? Либеральная модернизация, которой совращали народы СССР, оказалась беспардонным блефом. Сложилось очевидное различие между Атлантической и Евразийской мировоззренческой системой: приоритет манипулятивно-виртуальных исчислений в первом случае и ориентация на показатели натурального приращения богатства -- во втором.

Отрыв производства денег из воздуха от "реальной экономики" позволяет создавать видимость экономического благополучия при полной деградации реальной жизни и дикой нравственной деградации новоявленных "экономистов", развращаемых сверхприбылями ростовщической экономики. Растёт "элита", чьё богатство в принципе не связано с ростом реальной экономики, от уровня которой зависит жизнь миллионов. В монетаристской системе торговля наркотиками более эффективна, чем производство необходимых народу "традиционных товаров". Но свойства физической экономики, производящей реальные товары, а не виртуальные "экономические ценности", неотделимы от нравственных свойств потребителя, заинтересованного не в росте числа проституток и не в росте "долларового содержания рубля", а исключительно в натуральных товарах, способных удовлетворить все материальные, духовные и экологические потребности общества. К несчастью, эти здравые соображения далеко выходят за рамки монетаристского сознания.

Поэтому главное сегодня -- вернуть человечество к изначальной основополагающей философии : роль экономики -- исключительно обеспечение людей средствами существования. И единственный разумный критерий эффективности экономики -- продолжительность жизни и уровень самореализации народных масс. Всё остальное -- от лукавого.

Не случайно союзниками Запада на всём постсоветском пространстве оказались далеко не самые лучшие представители "национальных культур". Трудно опровергнуть утверждение, что эти "западники" сегодня -- коррумпированное меньшинство, худшее по своим морально-психологическим свойствам. Если вчера эти люди прикрывались великими идеалами Просвещения, то сегодня они цинично выступают в роли компрадоров, которым плевать на демократию, которые алчут "твёрдой руки", способной оградить награбленное ими от грядущего возмущения обделённых народных масс. Для этой самозванной "элиты" главное -- их собственные привилегии и их банковские счета. Это их усилиями американские воротилы и работающие на них спецслужбы через подставных лиц скупают стратегически важные предприятия России. Например, 30% акций вертолётного завода Миля с помощью пресловутой российской компании МММ перешли в руки "Боинга" и "Сикорского". Теперь вот всплывает на свет божий "дело Чубайса" -- дело РАО ЕЭС. Как вы думаете, что предприняли бы ФБР и Госдепартамент США, попытайся кто-либо из российских плутократов скупить акции "Боинга"?

Итак, все социально-политические "новации" уходящего века в итоге принесли Евразии только относительное обнищание и размежевание Континента. На одной стороне вылупились амбициозные архаизованные этноцентрические образования, на другой остались крупные государства, основанные на больших экономико-правовых и образовательно-информационных пространствах. Первым предопределено превратиться в марионеток США. Вторые способны оказать серьёзное сопротивление американскому всемирному гегемонизму. К их числу относятся Россия, Китай, Индия, Иран. В неопределённой, промежуточной, позиции пребывают Япония, Германия, Франция.

Пора искать выход из тупика. Как справедливо заметил А. С. Панарин, сегодня как никогда "...человечеству необходима, наряду с системой инструментального знания, корректирующая и направляющая система нормообразующего знания, назначение которой -- удерживать от деструктивных видов активности или предотвращать превращение продуктивного активизма в разрушительный". Необходима добровольно принятая норма, предохраняющая Человека от скотского поведения. Лицо грядущего постиндустриального Гражданского общества должна определять нормативная доминанта, всегда связанная более с осёдлым континентальным мировосприятием, -- в отличие от чисто прагматически-авантюрного "морского" (Атлантического) мироощущения.

Перед Россией же встаёт жёсткая дилемма: по дурной привычке продолжать ориентироваться на "просвещённый" Запад, или же -- осознав, наконец, свою подлинную роль в современном мире, -- перейти к строительству духовно ориентированной оси "Север - Юг", способной пресечь однополюсные поползновения уже сложившейся прагматично-торгашеской, предельно эгоистичной оси "Запад - Восток". Включая новую редакцию Индо-Европейской идеи.

Для России необходимы также тесные связи с Арабским миром. Противостояние Западу немыслимо в условиях его превосходства в космосе. Необходимо быстрейшее освоение определённых областей ближнего космоса, в первую очередь -- геостационарной орбиты. Но территория России слишком удалена от экватора, в отличие от территории США, -- что и даёт американцам определённые преимущества в эксплуатации геостационара. Союз с Арабскими странами, расположенными недалеко от экватора, позволит лишить США вышеназванного глобально-стратегического преимущества. Ибо от возможности использовать геостационар зависит решение всех глобальных проблем. Прежде всего -- оборонных.

Поэтому одна из важнейших задач современной юриспруденции -- разработать системно-логически безупречное правовое и законодательное обеспечение процесса освоения околоземного космического пространства. В этой области важнейшую роль будет играть Интеллектуальное право.

И от того, какой путь предпочтёт сегодня Россия, в немалой степени зависят судьбы всего Мира.

Проблемы эконологии

Большая часть современных учёных пришла к выводу: человечество не выживет на Земле, если в ближайшие десятилетия не изменит своего отношения к Природе и к конечным целям развития земной Цивилизации.

На наш взгляд, чтобы выжить, человечеству прежде всего необходимо осознать неадекватность общепринятых основ экономической теории, неэффективность устоявшихся подходов к организации управления обществом. Необходима новая Концепция Правового государства как подсистемы Гражданского общества. Необходимо осознать: невосполнимые природные ресурсы не могут стихийно расточаться во благо узких группировок, лишая при этом всё остальное человечество права на существование. Необходимо отказаться от парадигмы "природоохранных мероприятий", заменив её принципом коэволюции и взяв на вооружение лозунг: "Неэкологичная экономика не имеет права на существование". Необходимо признать: государство в XXI-м веке не может быть ничем иным, как только слугой народа -- наёмным механизмом управления обществом. Иначе говоря, необходим системный подход к комплексной проблеме выживания на планете Земля человеческой цивилизации. Новая Концепция характеризуется, по нашему мнению, следующими основными чертами.

-- Революционным путём проблем земной цивилизации не решить: история наглядно показала, что всегда готовят революцию недоучившиеся фанатики, свершают революцию полукриминальные маргиналы, а пользуются её плодами мошенники и мерзавцы. Религия также не приспособлена к решению серьёзных задач и сама нередко вызывала братоубийственные войны. Остаётся наука. Конечно, и ей самой прежде придётся отказаться от схоластики и от привычки работать на предержащие власти.

-- Человечество выживет лишь в том случае, когда успеет до начала апокалипсиса развить эффективную, независимую от любых властей, науку и приучится следовать её установкам, игнорируя призывы разномастных политиканов. Следовательно, необходима система образования -- признанная важнейшей подсистемой Общества: снабжаемой в первейшую очередь (даже если это ослабит все остальные подсистемы, в особенности чиновный клан государства).

-- Над всеми привычными ветвями государственного механизма (судебной, законодательной, исполнительной) должна стоять Концептуальная ветвь, формируемая научными методами на базе оптимизированных научных и массовых коммуникаций и определяющая главные "направляющие косинусы": конечные цели общества, оптимальные пути к этим целям, запреты и ограничения, которые Общество налагает на своё государство.

-- Система "государственного образования" страдает множеством органических пороков и "по определению" не может решить задачу, сформулированную в п. 2. Следовательно, необходима новая система образования, неразрывно связанная с Наукой, контролируемая самим сообществом учёных, ограждённая законодательно от любого вмешательства государственного чиновника Ведь поставленная задача требует "обратного соотношения": не государство диктует науке свои требования, а Наука предписывает (через систему образования и просвещения) государству нормы и правила поведения. Наука создаёт право.

-- Главнейшим вопросом для самоорганизации Общества необходимо признать проблему принадлежности невосполнимых природных ресурсов. И только наука может обосновать, какие ресурсы и при каких условиях могут находиться в частной собственности. Наука должна обосновать перечень природных объектов, которые ни при каких условиях не могут принадлежать к частной собственности. Эти установки наука доводит до общественного мнения через подсистемы образования-просвещения и массовые коммуникации. Эта задача -- важнейшая для теории права.

-- Поскольку основой доктрины выживания человечества является неукоснительный переход всех без исключения областей человеческой деятельности на принципы рационального природопользования, Наука должна сформировать принципиально новые основы теории Права и государства, а также экономической теории. Корни Экономики, корни Права должны вырастать из принципов Рационального Природопользования. Именно это и составит предмет новой науки -- эконологии.

-- Из вышеизложенного можно сделать единственный разумный вывод:

-- Необходимо немедленно развивать новые комплексные области науки -- информациологию, системоанализ, эконологию, науковедение и культуроведение.

-- Необходимо безотлагательно создать Международную Академию Эконологии.

-- Необходимо начать развитие системы непрерывного комплексного образования, способной решить вышесформулированные задачи.

-- Эта новая образовательно-просветительная система должна ориентироваться на наднациональные ценности и обеспечивать подготовку докторов и магистров международной квалификации.

-- Необходимо принять ряд законов, направленных на правовую защиту Интеллектуальной собственности и создание единого информационно-терминологического пространства, постепенно охватывающего как РФ, так и страны СНГ и всего остального мира.

Экологические основы теории права и экономической теории

Экология -- наука о надорганизменных системах. Общество, вне всякого сомнения, является надорганизменной системой. (Фактически подобный тезис подтверждается разработкой такой дисциплины как социальная экология). Таким образом, Общество представляет собой непосредственный объект важнейшей науки XXI века -- экологии. Достаточно вспомнить экологический кризис, который при недостаточном внимании к этой проблематике может привести не только к прекращению земной цивилизации, но и к полному уничтожении жизни на планете по имени Земля.

-- Сегодняшний общественный (и даже научный) менталитет характеризуется явной недооценкой роли экологии в современном мире. Это особенно типично для современной России. При общей недооценке роли и значения науки очевидны деформации в оценке соотносительной важности отдельных областей науки: например, с нелёгкой руки Минобразования РФ преподавание дисциплин экологического цикла оплачивается на 60% хуже, чем преподавание юридических дисциплин.

-- Принятые на сегодня "природоохранные" подходы (с оценкой и последующей компенсацией "причинённого ущерба") основаны на системной ошибке в понимании сути рассматриваемой проблемы. Они напоминают поведение человека, бегущего впереди нещадно дымящего паровоза и озабоченного изобретением новых стиральных порошков и машин для поддержания в респектабельной чистоте "белизны своей сорочки" -- вместо того чтобы снять с рельсов паровоз, заменив его современным электровозом (лучше всего -- с перспективным линейным двигателем). Иначе говоря, и сама экологическая теория сегодня остро нуждается в радикальной концептуальной перестройке с заменой парадигмы "покорения Природы" новой "ноосферной" парадигмой коэволюции Природы и Человека.

-- Экология должна стать основой образования и воспитания современного человека -- в любой области его последующей деятельности: гуманитарной, технической, естественно - научной. Человечество не выживет на Земле, если не осознает, что его вмешательство в природные процессы давно уже настолько их дестабилизировало, что без участия человека возврат к природному равновесию больше невозможен. Человечество обязано немедленно потратить изрядную часть оставшихся ресурсов на восстановление природных балансов; оно обязано повсеместно перейти на полностью безотходные замкнутые технологии; оно обязано без промедления переходить на использование внеземных источников энергии и вещества.

-- Особенно важно исключить системно ошибочные подходы в таких критичных областях как атомная энергетика. Придётся признать, что главная проблема здесь не в области создания абсолютно надёжного и безопасного реактора -- она заключается в принципиальной невозможности обеспечить захоронение радиоактивных отходов с меньшими энергозатратами, чем количество энергии полученной, в результате "выработки" этих отходов (строго говоря, единственный допустимый способ "захоронения" радиоактивных отходов -- выведение их в глубокий космос). Не менее ошибочны устоявшиеся представления о гидроэнергетике. Корректная оценка потерь (в земельных ресурсах, флоре и фауне, преодолении кавитации на лопатках гидротурбин, шлюзовании теплоходов и др.) -- все это свидетельствует о невысокой (и даже вообще сомнительной) эффективности равнинных ГЭС.

-- Необходимо осознать (следовательно, внедрить во все учебные программы) неизбежность "Космического императива" -- решения всех "наземных" глобальных проблем современности (экологической, энергетической, протеиновой, демографической, военной) только "через Космос". Для чего необходимо признать космонавтику самой приоритетной научной, образовательной, технической и экономико-правовой областью деятельности. Необходимо немедленно парировать географические и стратегические недостатки положения России на Земле, не допуская господства в Космосе вероятного противника. Данный тезис должен стать основой новой военной доктрины РФ. Для решения названной проблемы необходимо немедленно возобновить в РФ НИОКР по созданию транспортных и боевых авиационно-космических систем с гиперзвуковыми самолётами-разгонщиками.

-- Общество, государство, экономика, право -- всё это суть сложные системы. Поэтому во все учебные программы по экологии, природопользованию, всем дисциплинам правового и экономического курсов следует ввести разделы, дающие студентам достаточные познания и навыки в области системоанализа. Поскольку неэкологичная экономика не имеет права на существование, целесообразно развивать синтетическую дисциплину, включающую основы экономики, экологии и права. Такую науку целесообразно назвать эконологией.

-- Поскольку основой доктрины выживания человечества на Земле является неукоснительный переход всех без исключения областей человеческой деятельности на принципы рационального природопользования, Наука должна сформировать принципиально новые основы теории права и государства, а также экономической теории. Выражаясь фигурально, можно утверждать, что корни Права и корни Экономики должны вырастать из теории Рационального Природопользования.

-- Целесообразно развивать новые комплексные области науки -- информациологию, системоанализ, эконологию, науковедение и культурологию (последнее важно и потому, что Культура -- подсистема Общества, ответственная за формирование человека как социально активной и законопослушной личности; иначе говоря, Культура -- системный базис Права). Необходимо безотлагательно создать Международную Академию Эконологии. Необходимо принять пакет законов, направленных на правовую защиту Интеллектуальной собственности и создание единого информационно-терминологического пространства.

МЕЖДУНАРОДНАЯ АКАДЕМИЯ ЭКОНОЛОГИИ (МАЭ)

INTERNATIONAL ECONOLOGY ACADEMY (IEA)

(Экология & Экономика & Право)

----------------------

Цель МАЭ:

Разработка и распространение новой парадигмы развития человечества в XXI веке на базе эконологического геокосмического мировоззрения.

Эконология -- наука о эколого-экономико-правовых системах

Задачи МАЭ:

А. Концептуальные

-- Развитие и распространение новой междисциплинарной концепции первичности рационального природопользования и вытекания основ теории экономики и теории права из теории коэволюции человека и природы.

-- Обоснование и распространение концепции определяющей роли науки в развитии человечества.

-- Обоснование ведущей роли космонавтики -- как подсистемы науки и как области практической деятельности.

-- Обоснование и распространение новых принципов управления обществом, исключающих сегодняшнюю роль принципа ссудного процента и Валового Международного Продукта как критерия эффективности Мирового Хозяйства.

-- Разработка и распространение теории Гражданского общества с правовым государством, включающим Концептуальную ветвь наёмного механизма управления обществом.

В. Стратегические

-- Изменение общественного менталитета в области пересечения философии, космонавтики, экологии, экономики и права.

-- Распространение в общественном сознании -- и в Мире, и в РФ -- новых эконологических парадигм, концепций и принципов.

-- Создание в РФ и в Мире автономных (надгосударственных) общественных структур, необходимых для развития эколого-экономико-правового образования и воспитания.

-- Поэтапный перевод механизма управления Обществом с рыночно-экономических на эконологические принципы.

-- Создание в России (затем -- и в Мире) верхней ветви правового государства -- Концептуальной власти.

-- Поэтапная самоорганизация Общества с итоговым созданием Гражданского общества.

-- Разработка системы требований, предъявляемых Гражданским обществом к своему государству.

С. Тактические

-- Организация при МАЭ учебных и квалификационных структур (как подсистем МАЭ) -- в первую очередь, Всемирного Университета Эконологии.

-- Получение государственных лицензий в РФ и других странах Мира на обучение и квалифицирование научных и практических кадров эконологов.

-- Государственная и общественная аккредитация ВУЭ.

-- Подготовка системы законопроектов по экологизации экономики, политики, права, системы образования и просвещения, а также по механизмам самоорганизации и самоуправления соответствующих подсистем общества.

-- Участие в работе законодательных органов РФ и других стран Мира, включая и подготовку своих кандидатов в депутаты парламентов разных уровней.

-- Организация общественного движения и партии Эконологии.

Глава 7. Системный взгляд на структуру права

Взгляды на сущность права сегодня неоднозначны. В своё время у нас главенствовало представление о праве (оформленное родоначальниками марксизма) как воле господствующего в политике и экономике страны класса. Многие "присяжные" российские правоведы и сегодня фактически придерживаются всё тех же представлений. Во всяком случае, когда настаивают на понятии о праве как порождении государства. При этом они упорно настаивают на том, что неотъемлемая характеристика права -- его "обеспеченность возможностью государственного принуждения" [132]. На наш взгляд, эти правоведы делают всё ту же системно-логическую ошибку -- смешивают право с законом. Ведь на самом деле государство настаивает на исполнении закона, а вовсе не нормы права. Иначе к чему бы наши нескончаемые стенания, что кому-то вечно не хватает каких-то законов? Пресловутая "воля государства" -- законы. Очень часто, как показывает наша убогая жизнь, -- противоправные.

Правда, и сторонники этих обскурантистских взглядов иногда чувствуют свою неправоту и нечёткость: в том же труде "132" написано: "содержание права создаётся обществом, форма права -- государством". Конечно, в общем-то это вздор. Как известно, форма неотрывна от содержания и всегда ему соответствует. Физически невозможно создать содержание чего-либо, не облекая это в какую-то определённую форму. А изменение содержания немедленно требует изменения формы. И уж конечно полная бессмыслица -- представление о какой-то "чистой" форме, лишённой всякого содержания. Однако сама эта неуклюжая и системно-логически порочная сентенция говорит о многом. Прежде всего, о неуверенности адептов исключительности "позитивного" права в собственной белизне и пушистости.

На самом же деле, конечно, Обществом (наукой от имени Общества) создаётся право, а государством -- законы. Все остальные кривотолки -- "от лукавого". Единственное, в чём они безусловно правы, -- в том, что "Право представляет собой сложное системное образование" [132]. Однако принципы декомпозиции системы право (т.е. подразделения этой системы на её элементы -- её подсистемы) весьма расплывчаты и совершенно бессистемны.

Во-первых, право "...делят на три элемента, на естественное, позитивное и субъективное право". Во избежание кривотолков, не будем интерпретировать эти позиции сами, а просто продолжим цитату всё из того же источника ("132"): "Первый элемент -- естественное право, состоящее из социально-правовых притязаний, содержание которых обусловлено природой человека и общества. Важнейшая часть естественного права -- права человека, или, иначе говоря, возможности, которые общество и государство способны обеспечить каждому гражданину". Здесь явная логическая несообразность: мало ли что государство способно обеспечить. Если неспособно -- это плохое государство. Какое же отношение это имеет к правам человека -- которые изначальны (принадлежат человеку "по факту его рождения"), государством необсуждаемы, и ни от каких решений государства не зависят? Ведь право это вовсе не то, чего оно хочет или что оно может, право -- это что государство обязано. А закон -- это всего лишь мнение государства по поводу того, как должен вести себя его же собственный чиновник, и чем он должен руководствоваться в решении проблем, возникающих между гражданами -- строго в соответствии с нормами права. Поэтому делить право на вышеупомянутые три якобы отдельные подсистемы бессмысленно.

Вторая несообразность: если права человека всё же -- часть естественного права, то где остальные его части? Короче, данное определение, мягко говоря, некорректно. И практически бесполезно. (Оно -- типичный образец бессистемного "юридического" словоблудия).

Тем не менее продолжим цитирование: "Второй элемент -- позитивное право. Это законодательство и другие источники юридических норм, в которых получают официальное государственное признание социально-правовые притязания граждан, организаций, социальных групп". Здесь всё та же логико-системная путаница. То, что авторы "132" называют позитивным правом, на деле является законами, принимаемыми каким-то государством. Как известно, многие подобные законы могут быть неправовыми. Закон есть следствие права -- и уже поэтому не может быть источником права. Источники права -- правовое самосознание народа; философские максимы, взгляды, концепции и общие теории; парадигмы и теории правовой науки. Реально существуют две системы: право и законы. Они могут вообще не совпадать (например, в тоталитарном или автократическом обществе), могут как-то пересекаться (в либеральном или в демократическом обществе) и могут в значительной степени пересекаться (в Гражданском Обществе с правовым государством). Но полностью совпадать -- как два разных объекта -- они не могут по определению: тогда не было бы никакого резона вообще говорить о разных объектах. И любому здравомыслящему человеку априори понятно, что право является "лекалом" для закона, а не наоборот. Надеюсь, вы слыхали про конституционный суд? Таким образом, и эта часть определения структуры права во взглядах сегодняшнего официального правоведения совершенно неадекватна.

Закончим цитату из "132": "Третий элемент -- субъективное право, т.е. индивидуальные возможности, возникающие на основе норм позитивного права и удовлетворяющие интересы и потребности его обладателя". Здесь мы видим к тому же и плохое знание норм русского языка. К чему относится это "его" -- если к "возможностям", то они другого рода (надо было хотя бы писать "их"); если же авторы "132" имели в виду "субъективное право", то это, конечно же, вздорное словосочетание -- "обладатель права" (в лучшем случае, -- "прав"). Если отнести "его" к "потребностям" -- получим совершеннейший вздор: обладатель потребностей. Не говоря уж о всё той же грамматической несуразице с перепутыванием притяжательных местоимений.

Краткое резюме по всему этому локальному анализу: так проводить первичную декомпозицию права не надо.

Устоялось деление права на частное и публичное. Первое де защищает интересы гражданина, второе -- государства. Это имеет смысл в единственном случае: когда государство оседлало Общество и свои корыстные интересы обеспечивает за счёт обнищания и обесправливания народа. То есть, как это было в имперском древнем Риме или у нас сейчас. При этом, разумеется, ситуация чисто ленинская: государство -- инструмент подавления властвующим классом всех остальных.

Но в подлинно Гражданском Обществе -- где государство подчинено Обществу и является слугой народа (выражаясь научно, -- подсистемой Общества, его наёмным механизмом управления), -- здесь нет никакого резона на подобное деление права. Ибо у государства не может быть никаких иных интересов кроме оптимизации управления Обществом -- в его, Общества, интересах, а не в "отдельных" интересах государства. У государства нет никаких иных интересов, кроме обеспечения интересов гражданина -- для того его, государство, Общество и нанимает.

Не говоря уж о том, что ни один упёртый "государственник" не посмеет отрицать, что даже при сегодняшнем подходе к декомпозиции права как системы "вылезает" масса рукавов ("областей") права, которые вынуждены использовать как нормы "частного", так и "публичного" права.

Следовательно, и этот подход (невзирая на всю его длинную историю -- errare humanum est!) не содержит в себе разумного начала.

Распространено также разделение права на отрасли и институты. Вот как об этом пишет коллектив авторов [133]: "Отдельные части системы права, разграниченные по предмету правового регулирования, называются отраслями права, под которыми понимается совокупность правовых норм, регулирующих однородные общественные отношения. Если нормативное предписание (норма права) есть исходный элемент, основная клеточка права, правовой материи в целом, то правовой институт представляет собой основной элемент отрасли права, первичное, самостоятельное структурное подразделение отрасли, где правовые нормы группируются по их юридическому содержанию". Далее даётся длинный перечень отраслей права: государственное (конституционное), административное, финансовое, трудовое, пенсионное, гражданское, хозяйственное, семейное, земельное, сельскохозяйственное, экологическое, уголовное, уголовно-исполнительное, уголовно-процессуальное, гражданско-процессуальное, международное. При этом не делается никаких попыток хоть как-то систематизировать этот (вообще-то далеко не полный) перечень. Ясно, что его составил человек, весьма далёкий от навыков системоанализа. А перечень -- от представления о едином основании классификации: ведь получился всё тот же (как и в Конституции РФ) оборот "столы бывают письменные и деревянные".

В юридической литературе встречаются отдельные попытки как-то сгруппировать отрасли права. Например, объединив их в несколько групп по формальным признакам: профилирующие отрасли, специальные отрасли, комплексные отрасли. Возможно, в этом и есть некоторый смысл. Но результаты такого объединения далеки от представления права как иерархически выстроенной системы. Продуктивность такой декомпозиции практически равна нулю. В самом деле, что можно извлечь из представления, что некоторые отрасли права "профилирующие", а другие -- "комплексные"? Только то, что мы снова встретились с давно известным логическим ляпом: классификацией по разным основаниям -- это всё те же "деревянные и письменные столы".

Мы предлагаем принципиально новый подход к декомпозиции права как системы.

Никто не станет отрицать, что разбиение системы на её подсистемы верхнего (первого) уровня должно выполняться по единому основанию, отражающему глубинную сущность подсистем. Никто не посмеет отрицать, что таким наиболее важным признаком подсистемы является область её функциональных взаимоотношений. Так человеческий организм прежде всего подразделяется на опорно-двигательную систему, нервную систему, пищеварительную систему. Общество подразделяется на подсистему биологического воспроизводства людей, подсистему "материального" (правильнее -- вещественного) производства, подсистему общественных отношений, подсистему производства и потребления духовных ценностей (Культуру) и подсистему управления (государство).

И вряд ли кто-либо отважится отрицать, что главной характеристикой подсистемы права является область рассматриваемых ею человеческих взаимоотношений. Вряд ли кто-либо усомнится, что таких главнейших областей три. Во-первых это область отношений по поводу "материальных" то есть вещественных объектов. Кавычки приходится ставить потому, что в серьёзной научной полемике недопустимо употреблять пусть и привычные для большинства, но принципиально ошибочные термины. Вселенная вся материальна. Нематериального нет ничего. Даже распространённый (к сожалению, не только в фантастике, но и в некоторых научных трудах) термин "антиматерия" должен выжигаться калёным железом и заменяться термином "антивещество". Строго говоря, и информация так же материальна, как и всё остальное. Она невещественна -- это так. Конечно, в нашем гимне информациологов мы позволили себе определённую "поэтическую вольность" в этом отношении. Но то, что допустимо в гимне, абсолютно недопустимо в научном диспуте.

К тому же пока не видно серьёзных обоснований, способных опровергнуть ту точку зрения, что информация, быть может, -- категория мироздания, ещё более основополагающая, чем материя. Так что гимн может оказаться вещим. (См. приложение).

Вторая важнейшая область человеческих взаимоотношений -- это общественные отношения. Причём не будем забывать, что правовое государство в Гражданском Обществе -- это равнозначный с гражданином субъект права. (Уже поэтому теряет всякий смысл деление права на частное и публичное).

Как известно, ко второй области принадлежат производственные, распределительные, потребительные, процессуальные и многие другие отношения, в том числе и уголовные.

Третья главная область человеческих отношений -- по поводу того, что выделяет Homo Sapiens из всего остального мира живого. Посмеет ли кто-нибудь отрицать, что это -- интеллект?

Таким образом, определены три первопорядковые подсистемы права: Вещественное право, Общественное право, Интеллектуальное право.

Подсистемами вещественного права являются: гражданское право, арбитражное право, трудовое право, жилищное право, земельное право, предпринимательское право, коммерческое право, финансовое (банковское) право.

К подсистеме права, названной нами Общественное право, относятся: конституционное ("государственное") право, административное право (вообще-то в большинстве цивилизованных стран такого права нет; оно сохранилось в РФ как тяжкое и, по-видимому, у нас неизживаемое проклятое наследие бывшего СССР), семейное право, "сельскохозяйственное" право, уголовное право, уголовно-процессуальное право, гражданско-процессуальное право.

К Интеллектуальному праву относится, прежде всего, та область права, которая призвана защищать Идею. То что у нас этого права до сих пор реально нет -- это наш общий позор и наша общая беда. Впрочем об этом мы уже писали (см. "ИС. Авторское право и смежные права" N 2, 2002. А. Птушенко. Правовая защита интеллектуальной собственности). Для тех, кто эту статью читал, добавим следующее. В ней мы отдали "нужный долг природе" -- из опасения слишком рано "раздразнить гусей" отнесли интеллектуальное право (по вредной, но укоренившейся у нас привычке) к подсистемам гражданского права. Приведённый выше анализ доказывает, что это есть серьёзная системно-логическая ошибка: интеллектуальное право в принципе, по определению, не может быть частью гражданского права, поскольку в системной иерархии интеллектуальное право занимает более высокую ступень, чем гражданское право. (См. рис. 11).

Из этого следует сделать немедленный важный практический вывод: надо предпринять всё возможное, чтобы исключить интеллектуальное право (и, разумеется, "интеллектуальную собственность" тоже) из сферы действия гражданского права. И предоставить Интеллектуальному праву самостоятельный статус -- более высокий, чем у гражданского права. Ибо не владение вещью, а обладание Идеей выделяет человека из мира животных. И если гражданское право -- всего лишь вещественные отношения граждан, то Интеллектуальное право сразу же ставит вопрос о взаимоотношениях творца с государством. Уже в силу этого статус Интеллектуального права неизмеримо выше гражданского права.

Важно все необходимые меры предпринять до "выхода в свет" пресловутой четвёртой части Гражданского кодекса.

В первую очередь, следовало бы создать научно-общественный фонд "Регистр интеллектуальной собственности". (См. выше, стр.67). Его основной целью является выявление идей ("интеллектуальной новизны", по определению Международной Академии информатизации) и регистрация объектов интеллектуальной собственности, обеспечивающая правовую защиту субъекту интеллектуального права путём выдачи ему соответствующего охранного сертификата (патента) и размещения необходимых сведений об этом на официальном сайте Фонда в Интернете. Важными видами деятельности Фонда следует признать:

-- Исследование проблемы интеллектуальной собственности в России и в Мире.

-- Научное обоснование принципов законодательной защиты идеи как главного объекта интеллектуального права.

-- Подготовка предложений в законодательные органы РФ и других стран Мира о совершенствовании системы интеллектуального права.

-- Пропаганда в научных кругах концепции первоочередной правовой защиты дефиниции идеи (см. выше).

-- Убеждение правоохранительных и правоприменительных органов в необходимости строгой законодательной защиты интеллектуальной собственности, прежде всего, -- её главного вида -- идеи.

-- Установление научно-деловых контактов с российскими и зарубежными организациями с целью перманентного выявления предполагаемых объектов интеллектуальной собственности и определения принципов построения соответствующих экспертных структур.

Остальные подсистемы Интеллектуального права представлены на рис. 11.

Следует пояснить некоторые детали блок-схемы на рис. 11. Стрелки подчеркивают то обстоятельство, что данные подсистемы второго уровня не являются результатом нашего собственного анализа и не входят в состав нашего предложения. Это "старые", давно сложившиеся "отрасли" права -- в составе той бессистемной картины права, которая стала привычной для подавляющего большинства сегодняшних правоведов. Тем не менее, только чрезвычайно необъективный и "упёртый" человек не увидит, насколько аккуратно и убедительно ложатся в предложенную схему декомпозиции системы права даже эти её подсистемы -- сложившиеся в результате неуправляемого и нецеленаправленного, фактически стохастического исторического процесса. Конечно, из этого не вытекает, что не следовало бы подумать и о совершенно новом подходе к именованию, структуре и областям действия этих уже сложившихся второуровневых подсистем права. В дальнейшем мы намерены вернуться к этой проблеме.

Что касается международного права, то оно, разумеется, тоже является подсистемой права. Но уже при ином основании декомпозиции -- по принципу сферы действия. В этом случае право подразделяется на две подсистемы -- регулирующую отношения между государствами (т.е. подсистемами управления разных стран) и множеством частных систем права, регулирующих частное законодательство каждой страны.

Структуру Интеллектуального права, показанную на рис. 11, следует считать предварительной. Ибо здесь возможны разные подходы. Можно считать все существующие на сегодня ветви Интеллектуального права его непосредственными подсистемами (что и отображено на рис. 11). Но можно подойти к вопросу и иначе. Как показано в [134], "Из всех видов собственности интеллектуальная собственность -- самая важная: кто владеет знаниями, а ещё важнее -- методами получения новых знаний, тот и будет определять в конечном итоге структуру общества, распределение собственности, стратегию развития и всё остальное. Из всех видов интеллектуальной собственности самый важный и самый ценный объект -- идея. Её частные реализации -- вербальная, техническая и т. п. Эти частные реализации охраняются частными законами -- об авторских правах, патентным и т. п. Для охраны самого обобщённого и самого ценного вида интеллектуальной собственности -- идеи -- необходим обобщённый "основной" закон об интеллектуальной собственности. Чтобы не смешивать его с Конституцией, назовём его так: Общий закон об интеллектуальной собственности.

Общий закон должен в главном защищать всех создателей интеллектуальной собственности. Частные законы защищают локальные реализации идеи.

Ныне действующие частные законы нуждаются в кардинальной логико-юридической и системно-лексической корректировке (проще говоря, все они нуждаются в новой разработке). Все частные законы должны подвергнуться подчинительному согласованию с Общим законом".

Естественно, каждая из этих областей законодательства обязана вытекать из соответствующей подсистемы права. Необходимая структура Интеллектуального права показана на рис. 12.

Эконологическое право нуждается в подробном обосновании (и без сомнения, заслуживает его).

Современное человечество принципиально неверным подходом к основам права, экономики и экологии само поставило себя в условия культурной и социальной деградации. Вполне реальны опасения, что этот

процесс может завершиться исчезновением разумной жизни (а быть может, и вообще жизни) на по- верх ности планеты по имени Земля.

Можно указать как минимум четыре основных причины грядущей катастрофы.

-- Технико-экологическая. Человеческая деятельность на Земле не просто ведёт к исчерпанию многих невосполнимых природных ресурсов, она уже привела к разбалансировке ряда коренных природных циклов, прежде всего -- круговорота углерода в природе. Тепловое загрязнение тропосферы неумолимо ведёт к изменению климатических условий и таянию материковых льдов, что в свою очередь чревато повышением уровня мирового океана и сокращением надводных территорий земных материков. Следовательно, -- уходом под воду многих и многих столиц Мира.

-- Теоретико-экономическая. Сегодняшние представления о критериях эффективности "экономики" (правильнее употреблять термин "народное хозяйство") основаны на заблуждениях и сознательной недобросовестности теоретиков экономики, полагающих, что ВВП -- замечательный критерий, что невосполнимые природные ресурсы могут быть в частной собственности, что пресловутый ссудный процент может превышать темп роста производительности труда в "реальном секторе экономики". Особенно опасно заблуждение о роли прибыли -- как якобы единственном "двигателе развития" народного хозяйства. Всё это ведёт к варварскому расхищению природных ресурсов -- исключительно ради незаслуженно высокого уровня удельной платёжеспособности замкнутой кучки узурпаторов при неограниченном падении удельной платёжеспособности всего остального населения Земли. Что и приводит к небезызвестной "концепции золотого миллиарда". В итоге это ведёт к вымиранию большинства и последующему вымиранию "избранных" -- как по причинам естественно-биологического, так и технико-социального порядка.

-- Теоретико-правовая. Неверные представления об истоках права, о соотношении права и закона, о соотношении и взаимодействии Общества и государства (на деле как Метасистемы и её подсистемы -- чего не понимает большинство сегодняшних юристов), о роли и значении интеллектуальной собственности, о легитимной изначальной принадлежности невосполнимых природных ресурсов, о правовой ответственности "кредитно-финансовой системы" перед "реальным производством". Всё это ведёт к безответственности разномастных монополий (не исключая и мафиозно-плутократические государства) в их стремлении к собственному обогащению ценой обнищания и прямой физической гибели всех "непосвящённых".

-- Природопользовательная. Ошибочное представление о разумности "природоохранной" деятельности, сводящейся к оценке "ущербов", наносимых природе, и последующей "рекультивации" разрушенных биогеоценозов. Вместо этого необходима новая -- коэволюционная -- концепция взаимодействия с Природой, имманентной частью которой является человечество. Экологическая экспертиза всё ещё не стала обязательной частью любого проекта. Она совершенно необходима, ни один проект, в отношении которого будет доказано, что его отдалённые последствия обойдутся Человечеству (а не частным лицам в ограниченном регионе!) потерями, превосходящими приобретения от реализации проекта, -- ни один такой проект не может реализовываться. В качестве примера подобной ситуации можно привести сегодняшние реалии атомной энергетики. (См., например, журнал "Интеллектуальная собственность. Промышленная собственность" N 9, 2001, стр. 58).

Сегодня никакая локальная, частная наука не только не может решать глобальных проблем -- она неспособна их адекватно сформулировать. Ни чисто правовой, ни чисто экономический, ни чисто экологический подходы к проблеме невосполнимых природных ресурсов не дают, и не могут дать в принципе разумный ответ на вопрос об изначальной легитимной принадлежности этих объектов. Кто кому должен платить за их использование -- "обыватель" (пользователь конечного продукта) монополисту-узурпатору, или же точно наоборот -- монополист-"разработчик" ресурса "потребителю" (которого по-справедливости следует считать изначальным -- "от Бога" -- совладельцем этого ресурса).

Многие "сильные мира сего" с пеной на губах будут доказывать, что ресурсы изначально не имеют цены, и должны считаться собственностью того, кто первый их "окультурил". Но по другой оценке, -- наложил на них свою мохнатую своекорыстную лапу. Правовики до сих пор не предложили какого-либо убедительного обоснования правильного взгляда на эту проблему. И никогда не предложат -- пока не перестанут утверждать, что государство порождает право, а закон является его, права, источником. Чтобы "чистый" юрист начал реально осознавать сущность проблемы, надо переучить его на иные -- системоаналитические нормы и принципы мышления. Надо научить его пониманию, что право -- не угодливая служанка сиюминутных властей предержащих, а система выработанных Человечеством представлений о Добре и Зле, что неправовой закон априори юридически ничтожен, а порождающие его органы подлежат немедленному расформированию. Но и этого мало. Не владеющий дисциплинированным естественно-научным мышлением юрист не способен к самостоятельному творческому труду: его удел -- казуистическое копание в законодательных экскрементах государства, не допуская при этом даже мысли о неправедности и неэффективности этого наёмного механизма управления Обществом.

Неэффективен и "чистый" экономист, со школьной скамьи приученный восхищаться глупостями типа "валового продукта", не видящий никакой несообразности в пресловутом "ссудном проценте", убеждённый, что можно управлять "качеством" и "человеческим фактором", верящий, что рынок якобы не является весьма неэффективным механизмом управления народным хозяйством, ведущим к разбазариванию природных богатств, и свидетельствующим о росте "экономики" когда на самом деле всего лишь растёт спрос на оружие, наркотики и проституцию.

Многое из вышеизложенного относится и к "чистому" экологу. Точнее -- к общественному менталитету в сфере экологии. Начиная с дурацкой привычки употреблять этот термин где ему совсем не место: когда речь идёт о чистоте чего-то ("экология спорта") или напротив о загрязнении ("в этом регионе Земли плохая экология"). Почему-то "чистый" эколог не считает нужным бороться с подобными искажениями, не считает нужным объяснять всем и каждому (прежде всего студентам -- любых специальностей), что экология -- это наука, а именно наука о надорганизменных системах (в отличие от биологии, интересующейся жизнью от молекулы до организма). И что эту науку следует преподавать во всех вузах -- технических, гуманитарных, естественно-научных. Между тем, мышление неразрывно связано с языком: плохо говорящий плохо мыслит и решения принимает необоснованные и вредные. Эколог, слабо разбирающийся в злонамеренных хитросплетениях экономической теории и сегодняшних завихрениях официальной теории права, так же мало эффективен, как и "чистые" экономист и правовед.

Только широко и разносторонне образованный специалист, владеющий принципиально новыми концепциями права и "экономики", к тому же обученный современным методам системоанализа и информациологии, -- только такой профессионал способен адекватно осознать современные глобальные проблемы (энергокризис, экологический кризис, военно-политический кризис, демографический "взрыв", "протеиновый голод"), правильно сформулировать требующую решения задачу и найти эффективные методы её решения. Естественно, такого специалиста надо специально готовить в специальном учебном, заведении. В таком заведении, которое в принципе надгосударственно (не учит по "госстандартам"), априори прививает специалисту смелость и нужные навыки для функционирования в Обществе в качестве отрицательной обратной связи, парирующей действие избыточного управляющего сигнала от государства.

Естественно, до того должны быть созданы соответствующие учебные структуры. Ещё до того должны быть разработаны программы курсов и современные методы преподавания. Но прежде всего, разумеется, должна быть создана новая наука -- эконология, -- изучающая свои объекты как системы одновременно со всех трёх позиций: права, экономики, экологии. Причём именно одновременно, а не последовательно по времени. Предметом этой системной науки станут не только невосполнимые природные ресурсы, но и вообще все объекты, имеющие отношение (причём не только непосредственное, но и опосредованное) к жизни Человечества, стран, личностей на нашей планете.

Не следует пугаться того, что предмет этой науки окажется практически безграничным. Во-первых, даже любой локальный объект "вниз" практически бесконечен (на чём давно настаивал ещё В.И. Ленин). Иначе говоря, ничего принципиально нового в этом нет: любой объект любой локальной науки уже безграничен. (Только в локальных науках не принято распространяться на эту тему -- подчас, и из-за прямого неосознавания этой бесспорной истины).

Во-вторых, Природа просто не оставляет нам выбора: либо создадим такую науку, либо исчезнем с лика Земли.

В третьих... Ну, а в третьих, как говорится, вполне достаточно во-вторых!

Вывод представляется однозначным: если мы не хотим исчезнуть (а мы этого конечно не хотим!), необходимо срочно создавать и развивать эконологию, МАЭ и ВУЭ (см. выше).

В локальных (но чрезвычайно важных) аспектах внутри нашей страны надо принудить наше ленивое, своекорыстное и неэффективное государство срочно принять неотложные меры:

-- Отменить НДС и ввести достойный налог на потреблённые невосполнимые ресурсы (на первом этапе можно это сделать -- следуя мнению академика Львова -- в виде рентной платы).

-- Законодательно установить, что каждый гражданин является совладельцем невосполнимых природных ресурсов (а также и ограниченно восстановимых -- типа земли) -- в объёмах, необходимых для жизнеобеспечения данного гражданина.

-- Законодательно обязать "разработчика" невосполнимых ресурсов (плутократа, магната, "олигарха", члена "семьи" и госчиновника) платить соответствующую ренту -- не государству, которое не смеет забывать, что оно само существует исключительно на наши налоги, и что изначально ему ничто не принадлежит, -- а лично гражданину как совладельцу этого ресурса. В конституции должен быть описан чёткий и однозначный механизм реализации этих неоспоримых правомочий гражданина.

-- Срочно разработать и законодательно утвердить кадастры по всем невосполнимым и частично восстановимым природным ресурсам, из коих и исходить при начислении ренты гражданину из чистой прибыли плутократа.

-- Определить и законодательно закрепить концепцию, согласно которой государство не может считать себя одним из хозяйствующих субъектов, ибо это лишает его возможности достойно выполнять обязанности, возложенные на него Обществом как на наёмный механизм управления (подсистему Общества) -- координации всех других подсистем Общества, обеспечения необходимых для этого вещественных и "информационных" потоков, обеспечения внутреннего правопорядка и внешней обороноспособности.

В этой области отношений и займёт самостоятельную нишу Эконологическое право.

Патентное право как подсистема Интеллектуального права имеет право на существование. Хотя и нуждается в серьёзной корректировке (см. выше).

Самоорганизационное право предлагается взамен разобщённых и подчас противоречивых фрагментов, связанных с правовой защитой товарных знаков, мест происхождения товаров, фирменных и всех прочих наименований, которые могут возникать в процессе информационно-сотовой самоорганизации и в последующем самоуправлении Общества.

Об авторском праве (как это ни парадоксально!) сказать что-либо положительное весьма затруднительно. По нашему мнению, оно на деле не защищает ничего. (См. выше). Проведённый нами анализ свидетельствует о необходимости коренной перестройки авторского права. (Невзирая ни на какие конвенции и соглашения, которые, к сожалению, ситуации ничуть не улучшают и путаницы в системе понятий не устраняют).

Теперь мы подошли к третьему объекту исследования -- "компьютерному" праву. Придётся решать вопрос -- снимать ли с него кавычки. Строгий ответ, на мой индивидуальный взгляд, -- "да". Но не для того, чтобы предложить его в качестве названия этой новой и чрезвычайно важной области права. Её разумнее (и обоснованнее) назвать так: Информациологическое право. После всего, о чём мы говорили выше -- об ошибках в толковании термина информация и о развитии новой науки Информациологии -- становится понятным, как нам представляется, предпочтение второго термина первому. В отличие от вездесущей и далеко не всеми разумно понимаемой "информации", Информациология представляет собой чёткую и определённую науку, совершенно прозрачно связанную с определённой областью человеческой деятельности. Принятие этого названия убережёт человечество (и Россию в частности) от множества уже устоявшихся и от ещё большего множества возможных дальнейших заблуждений.

Тем не менее (разбираясь в гидравлике и аэродинамике) я -- за "безударный вход": на первых порах разумно сохранить привычное многим слово "компьютерное" -- как поясняющий, демпфирующий (а также излишне укоренившийся) элемент тезауруса. То есть -- в скобках. (Не повторяя ниже рассмотренной ошибки типа "информационно-компьютерное").

О содержании этого права надо писать отдельную статью (быть может, не одну).

Однако мы не можем прервать на этом разговор, не рассмотрев хотя бы некоторых, но важных, по нашему мнению, аспектов проблемы.

Первый -- положение творца и ремесленника. В истории человечества второй почему-то всегда в большей степени был обеспечен благорасположением Общества (и государства в частности). Эта несправедливая ситуация сохранилась до наших времён. Кому-то всё ещё кажется, что производитель вещи заслуживает адекватной оплаты своих усилий, а производитель идеи может поработать на благо Общества и даром -- на его продукт априори разевает ненасытную пасть государство или "частный" работодатель. (Лучше он был бы честным. Впрочем, это относится и к государству).

Почему законодателю до сих пор не пришло в голову, что это нелепо -- защищать программу, но отказываться защищать алгоритм, по которому она сделана? Тем более нелепо отказывать в защите автору языка, на котором написана программа.

Следует подумать и о взаимоотношениях производителя и пользователя компьютерных программ. Чтобы не впасть в противоречие с самим собой, я вынужден тут же признать право программиста на достойную оплату его труда. Но почему это какие-то программы он предлагает "интернетчику" абсолютно даром, а за другие готов с него же содрать три шкуры? Не думая при этом, что может в корне подорвать всякую возможность "интернетчика" вообще существовать как человеческая разновидность -- подрывая тем самым существование собственного рынка.

Хакерство -- безусловно отвратительное явление. Тем не менее это не повод отказаться от расследования причин (и виновников!) ситуации, в которой "пиратский" диск с новомоднейшей программой стоит 70 - 80 рублей, в то время как розничный торговец за ту же самую программу (но в её "лицензионном" варианте) требует с пользователя на порядок больше. И уже не рублей, а долларов. (Подсчитайте сами, во сколько раз это будет больше).

"Экономика" тут чрезвычайно проста. Если некто -- со всеми накладными расходами -- не прогорает на рынке, продавая новейшую вариацию программы "CorelDRAW 11" всё за те же 70 р, значит, рыночная цена этой программы именно такова. Если же я захочу купить эту же программу в "официальном" магазине, я заплачу за неё 800 долларов. Понятно, что я, "простой советский полковник", могу себе позволить такое один раз в жизни. А нужных программ -- десятки. И устаревают ("морально") они чуть ли не ежегодно. Возникает дилемма: либо придерживаться строго юриспуризма, но практически прекратить свою личную компьютеризацию, либо -- терпеть хакерство и пиратство.

Конечно, это рассуждения практика. Теоретику же полезно поразмыслить вот о чём. А в чей, собственно, карман пойдут те самые 800 долларов? Сколько из них перепадёт разработчику программы? И перепадёт ли вообще что-либо создателю алгоритма, которым пользуется программист? Или же всё пойдет только торговцам -- розничнику и оптовику. И разнообразным "крышам" -- включая и мафиоизированное государство. Тут поневоле задумаешься о преимуществах сетевого маркетинга перед "линейным". Не знаю, кому как, но мне представляется бесспорным, что одна из актуальнейших задач на сегодня -- именно теоретические поиски правовых норм, наиболее справедливых с позиций и учёного (создавшего язык и алгоритм), и непосредственного разработчика "софта", и потребителя ("юзера").

Если же вы спросите меня, а кто будет защищать права продавца, то я, скорее всего, отвечу: коммерческое право. Которое, как уже сказано, наряду с гражданским, представляет собой подсистему вещественного права. (Впрочем, не исключено, что и здесь неплохо бы взвесить всё заново и с самых истоков).

Небольшое практическое отступление. Когда я попытался выяснить, кто же в Москве реально торгует лицензионным софтом, я получил обескураживающий результат: практически никто. И это при том, что "железом" торгуют сотни фирм и без малого тысяча магазинов. Те, кто торговал ПО год назад, сегодня закрылись (например, соответствующий отдел в "Библиоглобусе" на Мясницкой). Пройдясь по телефонному справочнику двухлетней давности, где под рубрикой "Программное обеспечение" даны многие десятки названий фирм, я выяснил, что половина из них сегодня торгует чем угодно -- кроме лицензионных программ, а другая половина просто не реагирует на звонки.

Кое-кто торгует операционными системами. Например, фирма DENSTEN. Но никаких других программ у них нет. Если вам нужны такие программы как CorelDRAW, Photoshop, Page Maker, QuarkXPress, Promt или Socrat -- единственное, похоже, место это Дом книги на Новом Арбате. О том, какие там цены, мы уже говорили: первая из вышеназванных программ стоит около 20.000 рублей, вторая -- столько же, третья -- 13.000 р. Четвёртой вообще в продаже нет (о ней даже не слышали, хотя это одна из самых надёжных издательских программ); по агентурным данным, цена такой программы "в лицензионном исполнении" у нас -- около полутора тысяч долларов. Ту же самую программу на уличном лотке -- если, конечно, её там найдёте, что вовсе не факт, -- вы можете купить всё за те же сакраментальные 70 рублей. Нет, что-то не в порядке в "Датском королевстве"!

Напрашивается без преувеличения страшный вывод. Сегодняшняя Россия компьютеризуется исключительно за счёт "чёрного рынка" программного обеспечения. Тут впору призадуматься не только практикам, но и теоретикам от юстиции: закрыть "Горбушку" -- дело нехитрое, но не приведёт ли это к недалёкой остановке всех российских компьютеров? Во всяком случае ясно, что сейчас надо не разгонять лотошников, торгующих программными дисками, а срочно решать комплексную экономико-компьютерно-правовую проблему разумных взаимоотношений программиста и пользователя. Думаю, однако, что сия задача не по зубам ни сегодняшним "чистым" юристам, ни таким же экономистам, ни одномерным компьютерщикам. Нужны специалисты принципиально иного уровня подготовки и типа мышления -- системные эконологи-информациологи (см. выше).

Кажется, теперь следует добавить необходимые уверения, что в состав информациологического права войдут все отдельные малосвязанные фрагменты, прикрывающие ныне базы данных, программы для ЭВМ, топологии интегральных микросхем и пр. При этом уберутся все вредные дублирования (например, авторского и "эвээмного" законов), уберётся малообоснованное приравнивание компьютерной программы к литературному произведению, учтутся многие неучтенные сегодня внутренние взаимосвязи в сфере компетенции информациологии.

Создателям информациологического права предстоит колоссальная работа. Прежде всего надо отработать основные принципы этого права. Один из них -- право на информацию. Мы будем продолжать пользоваться этим термином ввиду того, что он стал привычным для огромного количества людей. Если чётко представлять себе все наши положения о соотношении сообщения и реализованной информации, о тезаурусе и имманентных свойствах реализованной информации --то есть помнить обо всём, о чём мы подробно рассказали выше, -- в этих условиях использование этого термина (по крайней мере, на первом этапе распространения системной концепции права) можно признать допустимым (при категорическом запрещении, разумеется, таких вздорных словосочетаний как "средства массовой информации").

Статья 29 Конституции РФ сформулирована очень плохо ("Каждый имеет право свободно искать, получать, передавать, производить и распространять информацию любым законным способом"). Ведь всё дело в том, кто и по каким критериям будет устанавливать эти "законные способы". Особенно, когда речь пойдёт об Интернете или других международных коммуникационных сетях. Ясно, что нашим юристам, получившим свои дипломы из рук Кириллова-Угрюмова или Карлова (т.е. от несуществующей ныне и как бы дезавуированной власти -- от в принципе порочной юриспруденции), -- таким "специалистам" сформулированная нами проблема не по плечу и не по зубам. Требуются специалисты совершенно иного уровня подготовки и широты эрудиции. (См. выше). Ясно, что в информациологическом праве не место таким нечётким и малообязывающим декларациям как "Гарантируется свобода массовой информации. Цензура запрещается". "Массовая информация" -- это не только системно-логический нонсенс (см. выше), это вообще маловразумительное словосочетание: можно ли дать некий разумный критерий массовости (вспомните знаменитую логическую задачу о "куче"). Не говоря уж о том, что подобный "юридический" выверт как бы не гарантирует свободы всей "немассовой" информации. Принципы права вообще не могут формулироваться как прекраснодушные декларации маниловского толка, они должны доводить каждое положение до чётко сформулированных условий и требований к его реализации.

А запрещение цензуры "в общем виде", без однозначной дефиниции рассматриваемого понятия -- это просто безответственное сотрясение воздуха. Это особенно наглядно в условиях всё того же Интернета. Чья цензура запрещается? В каких объёмах, при каких условиях? Как это скажется на правах пользователя? -- всё это миллионная доля вопросов, которые придётся решать в рамках одного из направлений (подсистем) информациологического права.

Отдельная проблема -- защита первичной информации. В том числе и от противоправных покушений на неё со стороны государства. Права создателя должны занять в современном праве подобающее им место. Государство должно зависеть от творца, а не творец от государства. Ибо государство в современном обществе -- слуга народа (см. выше).

Заново следует рассмотреть и такую проблему, как регламентация доступа к персональным данным. Одно лишь перечисление всех проблем, требующих пересмотра и нового радикального решения заняло бы, по-видимому, не один десяток страниц.

Нам же остаётся закончить наш теоретический анализ системы права. Вполне логично признать, что подсистемы информациологического права будут соответствовать подсистемам информациологии как науки (см. выше, рис. 8 на стр. 30). На рис. 13 приведена соответствующая блок-схема.

Системное право покрывает область отношений, возникающих по поводу управления системами (что в структуре Информациологии соответствует подсистеме Кибернетика).

Объектное право (область Информатики) регулирует правоотношения создателей и потребителей "железа", "софта" и всех объектов, обеспечивающих их распределение и эксплуатацию.

Коммуникационное право (область Информологии) регулирует все сетевые отношения, в том числе возникающие в Интернете.

Номогенезное право -- так же как на своём уровне наука Информономия -- обеспечивает область изучения и наименования внутренних законов информациологии.

Нам остаётся свести воедино все вышерассмотренные фрагменты общей картины. Результаты этой операции представлены на рис. 14. Он ещё раз свидетельствует, что системный подход даёт удовлетворительный результат там, где все иные подходы ничего кроме сумятицы и неразберихи предложить не в состоянии.

В связи со сказанным ещё раз сопоставим две ситуации. Первая: нормы права создают специально обученные, широко эрудированные, владеющие методологией системоанализа специалисты (разумеется, не с "советскими" дипломами). Эти нормы создаются на базе серьёзных комплексных исследований во всех имеющих отношение к проблеме междисциплинарных областях -- с учётом всех сложных и многомерных межсистемных связей. Эти положения и признаются Обществом в качестве права. Которое и служит направляющими косинусами (кому понятнее так -- лекалом) для последующего законотворчества. Здесь право -- источник закона.

Вторая ситуация, ныне действующая: "закон -- источник права". Проще говоря, некое случайное сборище разнородных людей, мало приученных к мышлению системными, философскими, формально-логическими категориями; обуреваемых чисто лоббистскими устремлениями во имя интересов разномастных кланов и экономико-политических группировок, в спешке и суете, в мельтешении взаимоисключающих мелочных предвыборных амбиций и желания угодить многим "вышестоящим"; в малопочтенной -- вплоть до физической -- борьбе принимают некий кукишеобразный текст и называют его законом. Который, если его, вполне возможно, тут же не отменит Конституционный суд, умрёт через год при очередной смене власти в стране. И после всего этого находятся "теоретики", призывающие нас признать этот "кукиш в кармане" источником права.

Думается, любой непредвзятый человек предпочтёт первую ситуацию второй.

Рассмотрим конкретный пример. В последние годы очень активизировались телефонисты, непрерывно повышающие тарифы и с упорством, достойным лучшего применения, не оставляющие поползновений загнать небогатого российского интернетчика в яму "повремёнки". Ждать чего-либо разумного от отечественного правоверного правоведа, как показывает жизнь, сегодня не приходится. И никакие якобы "антимонопольные" законы не помогут.

Однако Общество заинтересовано не столько в выделенном процветании телефонистов, сколько в собственном развитии и безопасности. Следует глубоко и системно разобраться, могут ли частные интересы подсистемы противоречить интересам метасистемы. Любой системоаналитик знает: не могут. Остаётся провести исследование и показать, насколько развитие российского Интернета важнее для Общества, чем снижение удельной платёжеспособности работника телефонной связи. Под этим "насколько" мы подразумеваем не общие разговоры и прекраснодушные декларации, а чёткие числовые (бога ради, не "цифровые"!) данные сравнительного экономико-эффективностного анализа (см., например, [135]). И именно эти данные фиксируются Обществом как норма права. Из которой и произрастёт затем закон, умеряющий частнособственнический пыл работников связи, -- в интересах Общества в целом (но не государства!).

Ещё более важный пример -- налог на потреблённые невосполнимые природные ресурсы. И здесь только опытный эконолог (т.е. эколого-экономико-юрист -- "в одном флаконе") способен правильно сформулировать задачу и дать её оптимальное -- эколого-экономико-правовое решение. Это решение Общество зафиксирует в виде нормы права. По этой норме государство (его законодательная ветвь) и будет кроить соответствующий закон. При этом требования к законодателю снижаются до доступного на сегодня уровня -- определяемого нашей далеко не безупречной сегодняшней системой выборов "представительной власти".

Как видите, структура права как системы в немалой степени определяет и требования к современному правоведу, и регламент регулирования всех общественных отношений, и формы организации эффективной системы управления Обществом.

Так что есть из-за чего бороться с отжившими взглядами и привычками.

Естественно, международное право подразделяется на те же подсистемы, что и локальное право.

Глава 8. "Компьютерное право" сегодня

Анализ современной ситуации

Компьютером сегодня мало кого удивишь. Интернетом -- тоже. Городская молодёжь компьютеризована почти поголовно. Кто-то честно трудится, кто-то понемногу хакерствует, кому-то для самоутверждения и этого мало -- такие пишут вирусы (не исключено, что они же создают и антивирусы). Компьютерная жизнь кипит. Руководствуясь при этом в основном стихийно сложившимися нормами, правилами и ограничениями.

Конечно, на первый взгляд кажется, что и юристы тоже не дремлют. Понаписано немало книжек, многие -- со статусом учебника; сформировано немало перечней законов, по мнению авторов этих перечней имеющих прямое отношение к компьютерному праву.

Например, К.С. Скоромников [141] включает в этот перечень многие статьи Конституции РФ (29, 42 41, 24, 23, 44, 71, 72), утверждая, что "Всего в Конституции РФ содержится около 20 норм, в той или иной мере связанных с информационной средой". Затем он описывает и комментирует "Специальное информационное законодательство" (всего 10 разномастных законов).

Далее он приводит 9 указов Президента РФ и 10 постановлений Правительства РФ, а также немереное количество "отдельных информационно-правовых норм"

Очевидно, что в перечне г-на Скоромникова без разбору смешаны как документы, претендующие на какое-то регулирование правоотношений в некоторой области, так и простые сиюминутные указивки, касающиеся всего лишь обеспечения условий по исполнению некой предыдущей руководящей реляции. Похоже, основным критерием отбора документов, было любое упоминание в них слов информатизация, и информация. (К слову, этот термин употребляется у нас в совершенно искажённом понимании -- о чём мы подробно доложили выше). Очевидно и то, что вослед за многими авторами К.С. Скоромников путает право и законодательство, причисляя при этом к "источникам права" даже "нормативные акты" министерств и ведомств.

Тем не менее г-н Скоромников ни в чём не сомневается. Он абсолютно безапелляционно утверждает, что всё им перечисленное даёт полные основания полагать, будто бы "В настоящее время, можно сказать, сложилась своя система информационного законодательства, в широком смысле отражающая все многообразие сторон правового регулирования информационных отношений, в зависимости от которых его принято подразделять на следующие п о д о т р а с л и: - законодательство об интеллектуальной собственности; - законодательство об авторском праве и смежных правах; - законодательство о средствах массовой информации; - законодательство о формировании информационных ресурсов и предоставлении информации из них пользователю, которое в свою очередь включает законодательство: о правовой информации, о персональных данных, о международном обмене информацией; - законодательство о поиске, получении, передаче и применении информации; - законодательство о создании и применении информационных систем, их сетей, информационных технологий и средств их обеспечения; - законодательство об информационной безопасности; - законодательство об ответственности за правонарушения в информационной сфере".

В этом перечне "блистательно" отсутствует какое-либо упоминание о патентном законодательстве. Если же г-н Скоромников, быть может, благосоизволил отнести патентное право к "законодательству об интеллектуальной собственности", то неясно, почему же тогда он выделил из него авторское право? Быть может, он ещё не осознал, что интеллектуальная собственность -- это нечто более широкое, чем патенты и свидетельства? Не говоря уж о том, что "закон об авторском праве" (т.е. "закон о праве"!) -- это само по себе есть дичайший алогизм. Ибо право не нуждается в регулировании законом -- оно само является первопричиной закона, критерием его, закона, правомочности. Просто поразительно, что подобные бесспорные логические соображения не приходят в голову подавляющему (во всех смыслах -- подавляющему) большинству наших юристов. Впрочем, так же, как не приходит в голову присяжным патентоведам вместо бессмысленного "мотивированное..." писать правильное "аргументированное возражение".

Вызывают недоумение критерии отнесения закона к "информационной сфере". Так статья 72 Конституции РФ посвящена чему угодно -- кроме информатизации и компьютерных проблем. Тем не менее
г-н Скоромников считает возможным применить весьма своеобразную "логику": "Хотя в следующей статье (ст.72) и отсутствует прямое упоминание о совместном ведении Российской Федерации и её субъектов информационными ресурсами (похоже, здесь к тому же неладно с грамматикой. Во всяком случае, следовало бы, по-видимому, вообще исключить из обихода этот корявый термин "ведение", заменив его строгим термином "юрисдикция". АП ), тем не менее анализ содержания этой статьи позволяет утверждать, что документированная информация об упомянутых в ней предметах совместного ведения тоже должна относиться к их числу".

Воистину, конституции следует писать так, чтобы не только надобности, но и малейшей возможности не было для их истолкования -- всё в них должно быть прямого действия и без всякого "перевода с юридического на литературный язык" понятно любому грамотному гражданину.

Однако, несмотря на явное несоответствие наличной совокупности законов, описанной самим Скоромниковым, его же системе подотраслей "компьютерного законодательства", он отваживается на безапелляционное заявление: "Весь ход предыдущих рассуждений дает в конечном итоге основание утверждать, что компьютерное право как самостоятельная отрасль права сегодня существует и активно развивается в России. Наконец, можно сказать, что под компьютерным правом следует понимать совокупность правовых норм, регулирующих комплекс общественных отношений, возникающих в процессе разработки и применения компьютерных технологий для сбора, обработки и использования информации на машинных носителях".

Собственно, сам учебник К.С. Скоромникова так и называется: "Компьютерное право Российской Федерации". Что лишний раз свидетельствует о полной уверенности автора этого учебника в существовании такой самостоятельной ветви Права -- Компьютерного права.

Тем не менее далеко не все разделяют подобные взгляды.

В.А. Копылов убеждён, что следует говорить об Информационном праве [13].

При этом особенно примечательно то, что этот автор ссылается всё на те же отечественные законы, что и г-н Скоромников. С одной стороны, понять это можно: других-то законов у нас нет! С другой стороны, любопытно, как это из одних и тех же исходных посылок разные исследователи приходят к взаимоисключающим выводам. С позиций системоанализа это может означать только одно: представления об описываемых объектах не принадлежат к классу научных фактов. Ведь, как известно, независимость конечного вывода от личности исследователя -- один из пяти критериев научности (предметность, проблемность, проверяемость, объективность, системность -- жёсткая конъюнкция, т.е. произведение, пересечение всех пяти критериев: истинно лишь то, что удовлетворяет одновременно всем пяти критериям; неудовлетворение хотя бы одному из них -- достаточное основание для исключения данного построения из числа научных фактов).

Ещё интереснее, что всё на той же законодательной базе третий автор, О.А. Гаврилов, делает вывод, что есть смысл говорить только о Правовой информатике [150].

Случаются и комбинированные (по-видимому, компиляционные) решения: проф. В.А. Пахомов свой курс лекций (36 лекций и 18 практических занятий; цель курса "освоение правовых норм, регулирующих общественные отношения по поводу создания, передачи, получения, обработки, использования и защиты информации и средств информационных технологий" -- т.е. абсолютно то же самое, что и у Скоромникова и Копылова) назвал так: Информационное компьютерное право. Быть может, он был подвигнут известным принципом "Кашу маслом не испортишь!"? Однако анализ его курса свидетельствует также и о всё тех же системных ошибках, что и у ранее упомянутых авторов: синкретичное смешение интеллектуальной собственности и "информационных услуг", ошибочное представление о содержании понятия "информация", о соотношении понятий "право" и "законодательство".

А каковы представления о предмете непосредственно в Интернете? Похоже, здесь популярнее всего всё-таки термин "Компьютерное право". Например, известная компания РЕЛКОМ (http://www.relcom.ru/Archive/1977/ComputerLaw) так без затей и пишет: Компьютерное право в России. Эта страничка включает следующие рубрики: Международно-правовые акты, регулирующие защиту авторских прав. Информационное общество и государство. Информационные технологии и право. Интернет и право. Интернет и правовое регулирование. Преступления в сфере компьютерной информации. "Интеллектуальная собственность" в России. Судебная защита прав авторов программ для ЭВМ и баз данных. Авторский (лицензионный) договор. Оформление заявки на регистрацию программ для ЭВМ и баз данных в РосАПО. Законы Российской Федерации. Международные законодательные акты. Источники правовой информации в сети Интернет.

Во-первых, следовало бы понять, из каких соображений держатели этого сайта (Елена и Владимир Ивановы, ivl@relcom.ru ) интеллектуальную собственность заключили в кавычки. Эту проблему мы "берём на заметку" и непременно обсудим впоследствии. Во-вторых, отметим: рубрика "Законы Российской Федерации" указывает практически всё на те же законы, что и К.С. Скоромников. Характерное отличие -- наличие в релкомовском списке патентного закона, закона о рекламе и закона об архивном фонде.

Важно не то, что в одном списке на три закона больше, чем в другом. Принципиально важен сам факт расхождения. Это неопровержимое свидетельство неблагополучия в данной сфере. Тем более, что другие авторы предпочитают всё-таки иное название для нашего предмета. Так, на сайте http://www.aha.ru/~andrew_r/infolaw/ красуется: Информационное право со следующими подразделами: 1.Информационное право и информационные отношения. 2.Соотношение правовых отраслей. 3.Источники права (Правовая основа. Законы. Указы и постановления). 4.Библиографический указатель.

Отметим, что и здесь допускается всё та же типовая ошибка -- представление о законах (тем более, об указах и постановлениях) как об источниках права. На самом деле источниками права являются совсем иные объекты. Однако, как водится, и тут приводится всё тот же перечень законов.

Тем не менее, термин "компьютерное право" встречается в Интернете чаще всего. Например, каталог "ПИНГВИН" на сайте http://www.pingwin.ru/fld?id=1468 толкует не о чём-нибудь, а именно о Компьютерном праве в России ("Российские и международные законодательные акты, статьи, консультации специалистов. URL: http://www.relcom.ru/Internet/Computerlaw/ ). Компьютерное право (уже как программа курса, читаемого во Всемирном Распределённом Университете) пропагандируется на сайтах http://bak.2.narod.ru/cjmplawbk.html, http://agynch.narod.ru, http://ptoushenko.narod.ru.

Доводы в пользу такого взгляда на проблему, высказанные К.С. Скоромниковым, мы уже приводили выше. Рассмотрим обоснования их позиций, предлагаемые В.А.Копыловым и О.А.Гавриловым.

Первый пишет: "Повышение роли информации в совершенствовании государства и общества, развитие СМИ и информационных ресурсов в едином информационном пространстве, основанном на широком применении современных информационных технологий, средств вычислительной техники, связи и телекоммуникаций, привело как к трансформации сложившихся, традиционных для права социальных норм и отношений, так к появлению новых отношений, отражающих особые условия и правила поведения субъектов в информационной сфере, -- информационных отношений. В связи с этим активно формируется и развивается новая комплексная отрасль права -- информационное право.

Одним из первых рассмотрел термины, определяющие содержание этой новой отрасли (или её составных частей), Ю.М.Батурин. Он проанализировал термины, применяемые разными авторами, -- "программное право", "правовая информатика", "право информатики", "компьютерное право", "информационно-компьютерное право". При этом акцентировалось внимание на неоднозначности последнего термина в связи с тем, что без специальной оговорки наличие дефиса позволяет толковать его, (неясно, зачем здесь запятая -- АП) и в широком (а здесь нет нужной запятой -- АП) и в узком смысле. В широком смысле слова "информационно-компьютерное право" понимается как сумма или объединение множеств отношений, составляющих одновременно и "информационное право", и "компьютерное право", т.е. производное множество, в которое входят все отношения и из первого и из второго множества, (?) а в узком смысле слова -- как произведение или пересечение множеств, т.е. производное множество, в которое входят только те отношения, которые одновременно присутствуют и в первом и во втором множестве. (Похоже, что отсутствие нужной запятой -- не случайность, а система в "грамматике" В.А.Копылова. Но по сути он здесь прав. АП).

Информационное право находится в стадии становления и потому понятно разнообразие терминов, с помощью которых специалисты пытаются определить его содержание. Все эти термины выбираются исходя из предметов, по отношению к которым или в связи с которыми возникают общественные отношения, подлежащие правовому регулированию.

Так, в основе программного права лежат отношения, возникающие при создании, производстве, распространении и употреблении программных продуктов для компьютеров. В основе права информатики -- отношения, существующие в области информатики -- науки, изучающей проблемы производства, преобразования и потребления информации. В основе компьютерного права лежат отношения, возникающие при разработке, производстве, распространении и применении компьютеров. "Информационно-компьютерное право" в широком понимании -- это объединение множеств отношений, возникающих в области создания, преобразования и потребления информации -- и множества отношений по поводу создания, производства, распространения и применения компьютеров, а в узком понимании -- произведение этих двух множеств. Правовую информатику следует рассматривать как науку о производстве, преобразовании и потреблении правовой информации. В целом же перечисленные термины обозначают, как правило, составные части информационного права в комплексном его понимании.

Ю.А.Тихомиров уже использует термин "информационное право" для обозначения этой новой комплексной отрасли права и относит её к публичному праву. Рассуждая о содержании этой отрасли, что "можно вести речь о комплексе специфических правовых вопросов в рамках названной отрасли". И далее: "Имеются в виду информационные отношения как предмет правового регулирования, субъекты информационно-правовых отношений, правовой режим получения, передачи, хранения и использования информации, юридические режимы информации разного содержания, пользования банками и базами данных, информационные правоотношения, ответственность. Думается, в таком виде формирующееся информационное законодательство и право в полной мере охватят нормативный массив, который некоторые специалисты относят к компьютерному праву или кодексу информатики".

Это достаточно полная характеристика информационного права, однако при таком определении за его пределами остаются общественные отношения, возникающие по поводу создания или производства и распространения информации, в значительной мере регулируемые гражданским правом (например, в части интеллектуальной собственности), а также отношения по поводу создания и использования информационных ресурсов, которые также в значительной мере должны регулироваться нормами гражданского законодательства. Да и в целом информационное право как комплексная отрасль зиждется, на наш взгляд, как на публичном праве, так и на частном праве. (Обратим на это внимание: нечётко, как бы безвольно, но г-н Копылов уже сомневается, разумно ли оставить "за пределами информационного права...отношения по поводу создания и использования информационных ресурсов" --т.е. оставив эти отношения "в ведении" Гражданского кодекса. Мы, естественно, абсолютно уверены: нет, не разумно. К этой важной проблеме мы ещё вернёмся. АВП).

А.Б.Агапов также использует термин "информационное право" в учебном пособии "Основы федерального информационного права", хотя и не даёт его определения. (Что -- не утруждать себя чёткими определениями -- вообще характерно для авторов отечественных учебников. АВП). При этом отношения по поводу производства информации (массовой информации) он относит к информационным отношениям. (Отметим и это: информация в принципе не может быть массовой. См. выше стр. 29, АП. Пока же ниже продолжаем цитату из В.А.Копылова ).

В заключение рассмотрения термина "информационное право" отметим следующее. Анализируя содержание понятия "информационное право" или сходных с ним понятий, авторы исходят из различного понимания или подхода к определению предметных областей правового регулирования и их содержания. И часто подразумевается не информационная сфера в полном её объёме, а составные части, обеспечивающие её или ассоциируемые с ней -- информатика, программные средства, компьютеры, их системы и сети и т.п.

Если же в качестве предметной области рассматривать информационную сферу в полном объёме, те включающую замкнутый цикл движения информации (создание информации, её преобразование, потребление и, замыкая цикл, снова создание информации), а в качестве объектов -- общественные отношения, возникающие как при непосредственной реализации указанных процессов, так и при обеспечении их реализации (во всех их взаимосвязях и взаимозависимостях), то правильно было бы называть эту развивающуюся область права "информационным правом", а вышеназванные термины рассматривать в качестве понятий, характеризующих составные или, обеспечивающие части (подотрасли) информационного права.

Действительно, ведь информация и её движение вечны, а технические, программные, связные, телекоммуникационные и иные средства возникли и развиваются как средства, обеспечивающие и повышающие эффективность процессов создания, переработки и потребления информации. Они будут постоянно совершенствоваться в процессе развития творческой мысли человека, но обязательно в связи с потребностями создания, преобразования и применения информации. Совершенствоваться будут также социальные отношения, возникающие при создании и применении средств обеспечения, что потребует пристального внимания специалистов правотворчества в этой области.

Таким образом, следуя определению права, данному В.А. Тумановым, можно определить информационное право как систему охраняемых силой государства социальных норм и отношений, возникающих в информационной сфере -- сфере производства, преобразования и потребления информации. Основные объекты правового регулирования здесь -- это информационные отношения, т.е. отношения, возникающие при осуществлении информационных процессов -- процессов создания, сбора, обработки, накопления, хранения, поиска, распространения и потребления информации. Основополагающим предметом, по поводу которого или в связи с которым возникают информационные отношения, является информация во всех её видах и формах.

Нормативную базу информационного права составляет информационное законодательство, представленное совокупностью нормативных правовых актов и отдельных норм права, направленных на регулирование общественных отношений в информационной сфере. (Всё та же системно-логическая ошибка: телегу ставят впереди лошади. На самом деле законодательство должно вытекать из права, а не наоборот. Иначе что бы это было такое -- "неправовой закон"? АВП). Информационное право представляет из себя правовой фундамент информационного общества, активно формирующегося по всем странам и континентам с помощью глобальных информационных сетей и иных новых информационных технологий".

Таковы взгляды В.А. Копылова.

Их анализом, как уже отмечено выше, мы займёмся позднее. Пока же приведём иной, отличный от копыловского, взгляд на историю проблемы.

В 70-80-е годы прошлого века практически во всех развитых странах сложилось законодательство, регулирующее порядок обработки сведений ("информации") о населении, поскольку электронные банки данных о гражданах в большинстве стран Западной Европы и США связаны с органами налоговых ведомств, служб социального обеспечения и правоохранительных структур. Хотя такое законодательство и получило обобщенное наименование "компьютерное право" (Computer Law), по сути своей оно является совокупностью законодательных норм, создаваемых по мере внедрения компьютерных технологий в общественную практику (без правовой концепции, ориентированной на развитие процесса информатизации), -- в связи с проблемами, требующими тогда безотлагательного решения. К таким проблемам, в первую очередь, относятся: защита прав личности против злоупотреблений сведениями персонального характера при их обработке с применением ЭВМ, защита "государственных интересов" (о смысле этих кавычек мы ещё поговорим, АВП) в связи с необходимостью регулирования мировых "информационных" потоков. Первые законодательные инициативы, устанавливающие пределы вмешательства в частную жизнь, появились в 1970 г. в ФРГ (земля Гессен); а в 1973г. закон по проблеме защиты персональных данных был принят в Швеции.

В 1974г. Конгресс США принял закон о неприкосновенности частной жизни, который был призван урегулировать правовое положение банков данных о населении, создаваемых государственными ведомствами. Позднее аналогичные законы были приняты во Франции (1978г.), Англии (1984г.) и других странах. К настоящему времени количество государств, имеющих национальное законодательство по защите персональных данных, приближается к тридцати. Практически все индустриально развитые страны присоединились либо к Конвенции Совета Европы о защите личности в связи с автоматизированной обработкой персональных данных от 18 сентября 1980г., либо к Директиве Организации по экономическому сотрудничеству и развитию по защите неприкосновенности частной жизни и передаче персональных данных за границу от 23 сентября 1980г.

В отечественной юридической литературе термин "информация" в сочетании с термином "право" появился впервые в конце 70-х годов А.Б.Венгеров предложил понятие "информационного права", как совокупности норм о работе с "информацией" (строго говоря -- сообщениями. АВП) при автоматизации систем управления. Примерно через 10 лет И.Э. Мамиофа разработал концепцию "программного права", регламентирующего отношения в сфере индустриальной информатики.

И.З.Карась, Ю.М. Городецкий и В.П.Тихомиров высказывались за использование понятия "право информатики", где речь идет о праве, регулирующем отношения, касающиеся создания алгоритмов преобразования информации, функционирования информационных систем, создания систем искусственного интеллекта, экспертных систем, баз знаний. Практически в то же время И.Н.Грязиным предлагается понятие "информационно-компьютерного права", призванного регулировать отношения, связанные с сообщениями и программными средствами. В начале 90-х годов Ю.М.Батуриным достаточно детально разрабатывается идея "компьютерного права", обеспечивающего регулирование информационных отношений, связанных с созданием и использованием ЭВМ.

В 1995 г. А.Б. Агаповым вновь выдвигается предложение об "информационном праве", представляющем собой совокупность законов, инкорпорируемых в структуру федерального законодательства. В 1997г. к проблеме новой отрасли права обращаются И.Л.Бачило, поддерживающая идею гиперсистемного правового образования -- "информационно-компьютерного права", регулирующего сферу, в которой "информационный" (сообщательный) процесс реализуется и в которой информационное обеспечение создается, а также В.А.Копылов, отстаивающий понятие "информационного права" как системы норм и отношений, возникающих в информационной сфере http://www.law-and-politics.com/paper.shtml?a=2_2001&o=72118 - 11. Последняя позиция получила поддержку в октябре 1999г. на первой Всероссийской конференции по проблемам становления информационного общества в России. В 2000 г. О.А.Гаврилов предложил понятие федерального информационного права, регулирующего общественные отношения, возникающие в процессе производства и потребления информации.

Однако сегодня О.А.Гаврилов ратует за применение концепции "правовой информатики" [3]: "До 70-х гг. термин "информация" ни в общей теории права, ни в отраслевых юридических науках не применялся. Употребляли такие эквиваленты, как "данные", "материалы", "сведения", "сообщения" и др. (На наш взгляд, -- совершенно правильно употребляли. А потом -- "заблудились в трёх соснах". Хотя, разумеется, данные, сведения, сообщения и др. -- вовсе не эквиваленты термина "информация", см. выше, АП). Но с начала 60-х гг. в мире начинают развиваться исследования по правовой кибернетике, создаются первые информационно-поисковые системы по законодательству. Именно в лоне этих исследований стали использовать понятие информации и правовой информации. Были предприняты и первые попытки разработать теоретические проблемы правовой информации. (При желании, здесь можно увидеть явный алогизм: "До 70-х термин информация не применялся, но с начала 60-х стали использовать понятие информации и правовой информации, АП).

Так, А.Б. Венгеров выделял два вида правовой информации. Во-первых, ту, которую содержат нормативные правовые акты. "Эта информация носит прескриптивный (предписывающий) характер, она первична, имеет определённую структуру, выполняет функции ограничения разнообразия в поведении своих адресатов и т.д. Правовой её делают специфические качества -- установленные процедуры принятия, общеобязательность соответствующего понимания, предусмотренные способы использования и т.д."

Во-вторых, автор считал правовой и ту информацию о юридических документах, которую выдаёт документальная информационно-поисковая система. Эта информация вторична, она может содержать сведения о нормативных актах, их частях, объединении актов в систему, об источниках опубликования и т.д. "Правовая информация в данном смысле охватывает акты разных уровней (в том числе судебную и арбитражную практику), юридическую доктрину и позволяет говорить об информационно-правовой деятельности как новом направлении в юридической работе".

Более широкое понимание правовой информации было изложено в исследованиях одного из пионеров правовой кибернетики и информатики С.С. Москвина. Он считал, что "правовая информация является разновидностью социальной информации, тесно связанной с политической информацией", и что правовую информацию "можно определить как используемые в общественной практике знания, сообщения, сведения о правовой сфере жизни общества, о явлениях и процессах, происходящих в этой сфере". По мнению С.С. Москвина, правовая информация включает как "знания, сообщения, сведения о велениях, правилах, имеющих характер общеобязательных норм" (этой составляющей правовой информации уделяется основное внимание), так и "данные о правотворчестве, практике применения правовых норм, результатах научных исследований и т. д.".

Понятие правовой информации рассматривалось преимущественно через призму идей теории управления и кибернетики, которые господствовали в 70-е гг.

В 90-е гг. категории "информация" и "правовая информация" поднимаются до уровня категорий общей теории права. В теоретические исследования активно проникают понятия, производные от категории "информация": информационные процессы; информационные отношения; информационные системы и ресурсы.

Анализ законодательных и иных нормативных правовых актов последних лет указывает на наличие определённой закономерности: в федеральных законах, указах и распоряжениях Президента РФ, постановлениях Правительства РФ и иных правовых актах всё большее значение приобретает термин "информация".

В некоторых отраслях права используются новые понятия информации. Например, понятие служебной и коммерческой тайны (ст. 139 ГК РФ). УК РФ вводит в российское законодательство понятие "компьютерная информация" (гл. 28 "Преступления в сфере компьютерной информации").

Суммируя имеющиеся позиции и законодательные решения, правовую информацию можно определить как сведения (сообщения, данные) о фактах, событиях, предметах, лицах, явлениях, протекающих в правовой сфере, содержащиеся в различных источниках и используемые государством и обществом (последнее выражение косвенно свидетельствует об ошибочном понимании автором этого выражения истинных соотношений государства и Общества, АП) для решения задач правотворчества, правоприменительной и правоохранительной деятельности, защиты прав и свобод личности.

Правовая информация зарождается прежде всего в процессе правотворчества. Её источником являются такие формы проявления правовой активности, как толкование правовых норм (институтов) и обобщение правовой практики (например, судебной). Дополнительную информацию даёт логическое и систематическое толкование. В процессе обобщения правовой практики новая информация возникает за счёт разъяснения терминов, понятий, анализа типичных ситуаций в уголовно-правовой, гражданско-правовой и иных сферах судебной деятельности.

Процесс создания информации продолжается и в правоприменительной деятельности. В ходе конституционного, гражданского, арбитражного или уголовного производства создаётся особый вид правовой информации -- судебное доказательство, служащее основой для принятия решений. В результате этой деятельности создаются процессуальные документы (решение, приговор, определение), несущие информацию о принятом решении. (Снова всё та же типовая ошибка, см. выше, АП)

Следует иметь в виду, что правовые нормы сами по себе не являются правовой информацией. Право есть прежде всего средство социального управления. Правовые нормы становятся информацией, когда приобретают форму сообщения (сведений) и поступают в информационные системы". Таковы соображения О.А. Гаврилова.

По его мнению, правовая информация подразделяется на нормативную и ненормативную. Первая "...касается сведений (сообщений, данных) о нормах права, правовых институтах, противоположениях, санкциях, видах и формах юридической ответственности и т.д.". Ненормативная правовая информация "...служит задачам правоприменительной и правоохранительной деятельности, отправления правосудия по уголовным и гражданским делам, обоснованного разрешения арбитражных дел".

Предмет правовой информатики определяется О.А. Гавриловым следующим образом: "Первоначально идеи общей и правовой информатики развивались в лоне кибернетики как науки о законах управления сложными динамическими системами...правовая информатика представляет собой прикладную ветвь общей информатики. Это междисциплинарная отрасль знания о закономерностях и особенностях информационных процессов в сфере юридической деятельности, об их автоматизации, о принципах построения и методиках использования автоматизированных информационных систем, создаваемых для совершенствования и повышения эффективности юридической деятельности и решения правовых задач на базе комплексного использования теории и методологии правовых наук, средств и методов математики, информатики и логики. (Определение предложено профессором Н.С. Полевым)".

Очевидно, перед правоведением встаёт задача дать чёткие определения всем основополагающим понятиям.

Прежде всего, таким как "информация", "информатизация", "информатика", "кибернетика", "закон", "законодательство", "право", "система", "эффективность" и "экономичность". Для всех этих понятий выше мы уже сформулировали дефиниции (см. раздел "Информациология"). Пока же продолжим анализ ситуации.

До сих пор мы в основном исследовали положение в теоретической сфере. Рассмотрим взгляды некоторых практиков.

Генеральный директор Роспатента А.Д.Корчагин в статье "Система интеллектуальной собственности в РФ: состояние, проблемы, ближайшие перспективы" [129] удивляется некомпетентности наших ведущих учёных: "Одна из проблем действенности системы ИС -- понимание всеми к ней причастными её важности и актуальности. К сожалению, сегодня этого нет, что, в частности, было наглядно подтверждено на заседании Правительственной комиссии по инновационной деятельности, в работе которой принимали участие ведущие российские учёные, включая академиков Е.П.Велихова и нобелевского лауреата Ж.И.Алфёрова. Оказывается, наши учёные совершенно не представляют, какие существуют механизмы вовлечения результатов интеллектуальной деятельности в хозяйственный оборот, основанные на законодательстве. Они считают, что надо создать отдельное законодательство по интеллектуальной собственности, (совершенно правильно считают! АП) которое должно регулировать вопросы, связанные с доведением результатов интеллектуальной деятельности до промышленной реализации, имея при этом в виду получение материальной выгоды для всех участников этого процесса, включая государство. По существу ставится вопрос о том, что в России нет такого законодательства. На самом деле в этой сфере много законодательных актов, которые в целом в принципе регулируют всю систему ИС. (Разрядка наша, АП).

Поэтому такая постановка вопроса известными учёными удивляет: ведь это члены Президиума Академии наук, цвет национальной науки, её организаторы, т.е. люди, которые должны положить на алтарь Отечества важнейшие результаты интеллектуальной деятельности, служить интересам экономического развития страны.". (Р.н., АП).

Право же, эта цитата заслуживает отдельного рассмотрения. Поэтому сделаем это тут же (хотя и забегаем при этом несколько вперёд).

Конечно, мало удивительного в том, что подобные воззрения исповедуются "крупным" государственным чиновником. Удивительно иное: как сильно работает известный принцип noblesse oblige -- вот уж действительно "положение обязывает". Ведь я давно знаком с господином Корчагиным (с "Блинниковско-Наяшевских" ещё времён) и никогда не имел больших оснований считать его недостаточно умным человеком. Тем не менее удивляет, что он как бы не заметил подлинную логику описанной им ситуации. Дело ведь вовсе не в том, что наши ведущие учёные чего-то "не представляют". Просто им не нравится сложившаяся система взаимоотношений творца и государства (которое абсолютно противоправно старается подгрести всё под себя, нагло замалчивая при этом, что оно само -- всего лишь слуга народа). Тем более, что из выделенного нами курсивом места в цитате из г. Корчагина вовсе не вытекает сделанный им конечный вывод. То, что в наличии "много законодательных актов", ещё не означает, что это хорошие (справедливые и эффективные) законы. Тем более это не означает, что сии законы не являются разрозненными, бессистемными и взаимно противоречивыми. (Заметим кстати, что именно убеждённость в полной бессистемности нашего отечественного законодательства -- начиная с его основ -- и заставляет меня писать эту работу).

Удивляет и рассуждение о людях, которые должны положить на алтарь Отечества... Полагаю, что это не они должны, а прежде всего государство. Государство им должно. И немало. Я же как теоретик постараюсь доказать, что Гражданскому Обществу приличествует (т.е. довлеет) иметь такое государство, которое целиком зависит от Науки. А не наоборот -- Наука от государства.

И почему бы г-ну Корчагину с аналогичным призывом (насчёт "алтаря Отечества") не обратиться прежде всего к господам Абрамовичу, Чубайсу, Черномырдину, Потанину, Ходорковскому (и даже -- к Березовскому)? И наконец, почему у него не возникает очевидный вопрос: отчего по нашим законам производитель вещи процветает, а производитель идеи -- прозябает?

И почему бы не подумать о том, что "доведение результатов интеллектуальной деятельности до промышленной реализации" -- для творца дело тридесятое. Он должен получить своё от Общества (и прежде всего -- через государство) независимо ни от какой реализации. Ибо его творца дело -- порождать новые идеи. Никакой "реализатор" без них не получит нового эффекта. Творец же способен жить и творить независимо от потребителя его идей, причём последний (включая и государство) за потребление идей должен платить творцу. Ничуть не менее, чем за потребление любых ресурсов, тем более, вещественных. Ибо идея гораздо дороже своей "материальной" (строго говоря, вещественной) реализации

Справедливости ради следует заметить, что и не все практики разделяют убеждения Генерального директора Роспатента. В том же журнале [129] (в статье "К дискуссии об охране компьютерного программного обеспечения") Ю. Гульбин пишет: "...нельзя отбрасывать идею охраны программ для ЭВМ специальным правом...В пользу специального права говорит то, что в настоящее время компьютерная сфера прогрессирует особенно быстро. В обиход входит понятие "компьютерная индустрия" -- отрасль, которая небезуспешно стремится войти в число лидеров мирового производства. Развиваются компьютерные технологии, компьютерная инфраструктура и её функциональная организация. Продолжают формироваться объекты этой индустрии -- коммуникационные сети, операционные системы и пр. В 2000 г. США стали первой страной, более половины населения которой имеет доступ в Интернет. К 2003 г. количество пользователей сети Интернет в США достигнет 177 млн. человек (т.е. около 85-ти % населения, АП), а во всём мире -- почти 502 млн. Для сравнения: в России к началу 2000 г. сетью Интернет пользовалось около 5,4 млн. человек (то есть не более 3-х % народа).

В общих чертах сложилась...законодательная база по регулированию общественных отношений в сфере компьютерной индустрии. Вместе с тем охрана объектов компьютерной индустрии правовыми нормами, призванными регулировать отношения в сфере науки, литературы и искусства, часто не отвечает сложившейся реальности и порой становится тормозом в развитии отношений в компьютерной сфере.

В этой ситуации вполне логично выглядит возможность появления компьютерного права, которое должно стать институтом гражданского законодательства, как известно регулирующего товарно-денежные отношения.". (Разрядка наша, АВП).

Соглашаясь с основной идеей Ю. Гульбина о необходимости новой самостоятельной отрасли права -- компьютерного права, -- категорически возражаю против идеи считать его "институтом гражданского законодательства". Необходимые обоснования приведены выше. (Не говоря уж о том, что г. Гульбин делает здесь типовую ошибку -- путая право с законодательством).

Виктор Наумов, nau@mail.iias.spb.su, в статье "Особенности правового регулирования сети Интернет" (Law & Internet Researching) справедливо, на наш взгляд, подчёркивает:

"Интернет подвергается правовому регулированию, но либо оно недостаточно, либо несвоевременно, либо не совсем корректно... При постановке и исследовании вопроса о правовом регулировании сети возникает ряд специальных и общетеоретических проблем. Среди основных общетеоретических необходимо выделить проблемы юрисдикции сети, правосубъектности лиц, представляющих, распространяющих и потребляющих информацию в сети Интернет, а также проблему определения времени и места действия в сети Интернет.

При анализе механизмов действия сети Интернет и способов представления и распространения информации в ней также возникают уникальные и не имеющие аналогов в реальном мире специальные юридические проблемы. Во-первых, это проблемы регулирования электронной коммерции. К ним относятся вопросы заключения контрактов посредством сети Интернет, вопросы недобросовестной рекламы, спама, проблема налогообложения, предпринимательства в сети Интернет.

Тематикой следующей группы юридических проблем в сети является соблюдение авторских прав в сети. Здесь возникают неразрешенные и неоднозначно трактуемые по законодательству зарубежных стран и Российской Федерации вопросы использования фреймов, ссылок, мета-тэгов.

Очередная чрезвычайно полемическая проблема сети -- использование товарных знаков в ней, включая известную дилемму товарный знак -- доменное имя, а также вопрос злоупотреблений при регистрации доменов (cybersquatting). Именно по этой сетевой проблеме на Западе уже сейчас имеется большое количество судебных решений. Очень важной проблемой сети Интернет является определение ответственности провайдеров и владельцев сайтов за содержание находящихся на их серверах информации клиентов и пользователей. В ряде стран уже принято несколько специфических нормативно-правовых актов, регулирующих указанные отношения, и правоприменительная практика имеет ярко выраженную национальную дифференциацию, что вступает в противоречие с всемирным характером сети Интернет.

Пятой группой правоотношений, отражающей специфичность регулирования сети Интернет, являются многогранные вопросы информационной безопасности, включающие в себя криптографию, шифрование (эти аспекты детально регламентированы в России), обеспечение безопасности доступа к данным, охрану интересов частной жизни (privacy). К данной группе примыкают вопросы нравственности и цензуры (как частной, так и сетевых социальных групп, а также государств и организаций).

Таким образом, можно сделать вывод о том, что сейчас в России и в мире наблюдается становление новой отрасли права -- права телекоммуникаций. И сразу же возникает принципиальный философский вопрос о целесообразности приоритета принципа первичности норм реального мира, который необходимо решить как можно скорее.

Уже сейчас с учетом специфики российского правого поля возникают острые проблемы, относящиеся к сети. Они, в частности, освещены в известных дискуссиях о статусе сайта в Интернете как средства массовой информации и о вопросах системы обеспечения оперативно-розыскных мероприятий. Однако, следует заметить, что судебная практика по делам, имеющим отношение к телекоммуникациям и сети Интернет, в РФ отсутствует. В данной ситуации будет необходимо учитывать опыт иностранных государств и в области правоприменения, и в области нормотворчества, так как в последней уже преуспели ряд стран мира (США, Германия, Франция, Китай). При разработке норм права телекоммуникаций также необходимо учитывать уникальный характер социальной среды сети Интернет и те этические нормы, Полиси и Кодексы этики, которые были разработаны сетевым сообществом. Также подлежат учету возникшие, в том числе, и на территории государств бывшего СССР, обычаи делового оборота, относящиеся к развитию и использованию сети Интернет.

Вышеприведенные особенности правового регулирования использования информационного пространства порождают ряд предложений, раскрывающих возможные пути решения проблем взаимодействия реального и информационного мира. Среди них необходимо выделить следующие предложения: правовые -- создание рамочного акта, содержащего основные юридические определения и принципы использования норм права, технические -- разработка и внедрение общедоступных государственных систем поиска с индексацией информации, а также систем депонирования информации, организационные -- свободный доступ в сегменты сети с условием соблюдения законов и политические, заключающиеся в обеспечении участия России в создании протоколов и стандартов сети Интернет".

Таким образом, о сегодняшнем положении дел в области всемирной сети Интернет приходится заключить следующее. Существующие разрозненные законы РФ не обеспечивают ни нормальной работы пользователя, ни необходимой защиты создателя духовных ценностей.

Развитие Интернета в нашей стране ставит новые проблемы правовой теории и практики. Без решения указанных проблем уже в ближайшее время правовое регулирование, которое базируется на принципах, не учитывающих специфику развития и функционирования Сети, безнадежно отстанет от потребностей Общества.

Однако решение проблем правового регулирования "интернет-отношений" невозможно без разработки новых подходов к теоретическим правовым вопросам и их адекватному закреплению в соответствующих -- правовых -- законах, не забывая при этом, что не " закон -- источник права" (это типовая и, к сожалению, широко распространённая системно-юридическая ошибка), наоборот -- закон обязан вытекать из общетеоретических положений права.

Начнём с того, что в российском законодательстве отсутствует легальное определение базовых понятий. Таких как "Интернет", "сайт", "доменный адрес", "электронная торговля". А также и иных, повсеместно используемых при описании современных интернет-отношений. В то же время содержащиеся в действующих законодательных актах определения понятий "информационный ресурс", "информационная система", "средство массовой информации", "информационный обмен" характеризуются внутренней противоречивостью и с трудом могут быть применены на практике, если речь идет о правовых вопросах Интернета.

Не говоря уж о том, что в строгом юридическом языке совершенно недопустимо употребление широко распространённого, но тем не менее принципиально ошибочного оборота "средства массовой информации". Поскольку информация в принципе не бывает массовой. Массовыми могут быть исключительно сообщения. Доказательства этой максимы приведены выше.

В Интернете появились и постепенно вовлекаются в оборот различные новые, прежде неизвестные объекты. Часть из них можно, хотя бы по аналогии, соотнести с теми или иными существующими объектами регулирования (например, доменные адреса -- со средствами индивидуализации), часть из них представляют сложные, комплексные объекты с множественными составными элементами, разнородными по своему правовому статусу (например, Веб-сайты). Очевидно, что особенности правового статуса таких новых объектов должны быть корректно отражены в соответствующих специальных законах.

Гражданский кодекс Российской Федерации рассматривает информацию как отдельный объект гражданских прав, совсем не раскрывая это положение. Тем не менее, действующее законодательство об информации и информатизации -- вопреки положениям ГК -- распространяет на информацию режим вещных (имущественных) прав. Хотя под действие такого законодательства подпадает исключительно документированная информация.

Простота копирования объектов, размещаемых в Интернете, сложность их охраны в Сети, а также отсутствие эффективных практических методов применения норм действующего права -- всё это требует унификации действенных способов охраны на международно-правовом уровне. Требуется также изменение подхода к срокам и объему охраны.

Сегодня международное право -- основной источник принципов и общепризнанных норм для национального законодательства. Однако пока-что мы в России пользуемся нормами права, которые были созданы до появления Сети.

Между тем в международном праве сегодня произошли принципиальные качественные перемены. Наметился переход от индустриального общества к обществу информационному. Точнее -- к Гражданскому Обществу (см. ниже).

Всеобщая декларация прав человека 1948 г. была первым документом, в котором были закреплены основные права человека. Их действие не зависит от государственных границ и является универсальным. Это право может быть ограничено законом исключительно ради обеспечения прав других и общего благосостояния. Вокруг этих ограничений и разворачиваются споры сторонников теории свободного потока сообщений ("информации") и сторонников цензуры и фильтрации сообщений.

Важно и то, что с появлением интернациональной Сети стало возможным говорить о глобальном обществе. Сеть Интернет породила новое информационное пространство -- киберпространство (и даже новый тип субкультуры -- киберкультуру). В Окинавской хартии глобального информационного общества все государства принимают к исполнению следующий принцип: "все люди повсеместно, без исключения, должны иметь возможность пользоваться преимуществами глобального информационного общества".

Однако отношение к Интернету у наших и у зарубежных авторов весьма различно. В России, в основном, толкуют о "российском сегменте Интернета", о "Рунете" и предлагают закрепить суверенитет над национальным сегментом. Что касается западных работ, то основным их объектом является киберпространство. Его определение, по версии Верховного суда США, таково: "Уникальный носитель, известный его пользователям как киберпространство, не находящийся на определенной территории, но доступный каждому в любой точке мира через Интернет".

Даррелл Менте в своей работе [130] создает оригинальную концептуальную теорию, которую он называет "Теория интернациональных пространств". На данный момент таких пространств три: Антарктика, космос и открытое море. Менте предлагает рассматривать киберпространство в качестве четвертого интернационального пространства, на которое не распространяется государственный суверенитет. На первый взгляд, такая постановка вопроса кажется антиправовой, способствующей беззаконию и разгулу хакерства. Однако на самом деле, речь идет совсем не о лишении сети правового регулирования, а об определении правил юрисдикции, которые должны применяться к соответствующим общественным отношениям. Это крайне необходимо для решения таких вопросов, как установление границ государственного регулирования в данной области и ответственности лиц, использующих киберпространство. Например, может ли государство запретить другому государству размещение информации в Интернете, которое, по законам первого государства, незаконно? Или может ли оно запретить своим гражданам доступ к такой информации? Должен ли автор ресурса отвечать за нарушение правил использования фирменного имени, если правообладатель проживает за рубежом? Ответы на подобные вопросы вряд ли возможны, пока не будет построена единая теоретическая концепция киберпространства.

Нельзя оставлять без внимания и некоторые опасные свойства Всемирной Сети. Ничто ведь не мешает какой-либо стране добывать сведения о потенциальных противниках с применением технологий, наработанных отечественными хакерами. (Почему отношение к хакерам сегодня, видимо, не вполне однозначно. В политике, очевидно, никогда не умрёт печально известный принцип: "он конечно мерзавец, но он -- наш мерзавец"). Технически не исключено и перенесение "биологической" войны в киберпространство. Ведь для специалиста по созданию антивирусных программ "выдать" новый, беспредельно злокозненный и "неубиваемый" вирус -- вовсе не проблема. Что нас ждёт в недалёком будущем, -- быть может, создание технических возможностей по нанесению физического ущерба противнику -- и в программном, и в аппаратурном плане (а со временем, быть может, -- и в физиологическом)?

Современное международное право никаких сдержек в этой области предложить не может. Следовательно, оно остро нуждается в немедленных доработках (строго говоря -- в коренной перестройке).

Итак, проведённый нами анализ современной ситуации в рассматриваемой области заставляет нас сделать следующие промежуточные выводы.

-- Существующая совокупность законов не представляет собой единую систему, она сложилась стохастически, без общего замысла и какой-либо объединительной идеи.

-- Многие законы внутренне противоречивы и нередко противоречат друг другу (например, ГК и закон об информатизации).

-- Среди специалистов и должностных лиц нет единства в оценке сложившейся ситуации: одни считают её вполне благополучной, другие убеждены в полном несоответствии сегодняшнего законодательства требованиям компьютерной индустрии и международной коммуникационной сети.

-- Широко распространены нечёткие термины и представления, принципиально ошибочные с позиций современной информациологии.

-- Всё вышеизложенное относится не только к России, но и ко всему миру, хотя запущенность ситуации в нашей стране наибольшая.

-- Без пересмотра основ юриспруденции рассматриваемую проблему не решить. Об этом говорит и небезызвестная теорема Гёделя.

-- Нерешённость рассматриваемой проблемы весьма опасна для будущего всего Человечества и России в частности.

Что делать?

Исправление сложившейся ситуации путём "лечения" отдельных её прорех принципиально бесперспективно. Единственный эффективный путь -- разработка некоей новой области права с использованием принципиально нового, а именно системного подхода. Ибо, как известно специалистам в области системоанализа, только этот подход даёт удовлетворительные ответы в тех сложных ситуациях, где все иные подходы ничего кроме глупости выдать не в состоянии.

Разумно начать с определения предмета этой новой области права, её места в метасистеме права и её обоснованного (а также и удобного) названия.

Прежде всего рассмотрим последний вопрос. Можно попробовать заново придумать некое новое название. Можно остановиться на одном из уже существующих. Каждый из этих подходов имеет свои достоинства и свои недостатки. Для большей чёткости и убедительности новой концепции лучше всего совершенно новое -- ранее вообще не встречавшееся -- название. Это отсечёт все лишние вопросы о ином толковании привычных слов, а главное -- позволит сразу же отряхнуть весь мусор привычных заблуждений и рассыропленностей (т.е. инфантильно-бездумных, но привычных неопределённостей и размытостей). Однако и внешнее сопротивление в этом случае окажется наибольшим: ведь спорить придётся сразу со всеми -- сторонниками всех известных точек зрения.

Если стать на сторону одного из известных названий, мы сразу же заручимся поддержкой поборников соответствующего подхода. (Естественно, все другие останутся в оппозиции и при таком решении). Однако в данном случае мы наверняка столкнёмся с трудностями в части системного переосмысления кому-то уже привычных терминов и оборотов речи. (Прежде всего, разумеется, с необходимостью строгой дефиниции понятия "информация". А распространённое представление об этом понятии, на наш взгляд, абсолютно неудовлетворительно).

Прежде чем принять окончательное решение, проанализируем очевидные свойства всех уже используемых терминов.

И формально, и по его сути (по крайней мере в трактовке О.А.Гаврилова) термин "Правовая информатика" можно просто исключить из дальнейшего рассмотрения. Он имеет полное право на самостоятельное существование, но в строго определённой локальной области: там, где речь идёт об автоматизации процессов правотворчества, правоприменения и т.п., а также везде, где пересекаются технические, математические и юридические аспекты человеческой деятельности. Но этот термин конечно не может претендовать на роль названия для значительно более широкого рукава права -- который, являясь подсистемой интеллектуального права, предназначен для правового регулирования всех отношений, складывающихся в процессах создания, распределения и потребления "железа" и "софта" -- как в составе разнообразных международных (всемирных) коммуникационных сетей (не только Интернета), так и вне их.

Название "Информационное право" на первый взгляд кажется весьма привлекательным. Но на второй -- нет. Говоря "информация и её движения вечны", В.А.Копылов конечно прав. Но из этого вовсе не вытекает, что некоторую небезграничную область можно назвать информационной. Ибо информация как раз безгранична и вездесуща. Более того, она -- одна из самых основополагающих категорий нашего мировоззрения, а по мнению отцов Информациологии, -- и нашего реального Мироздания. Недаром "Гимн информациологов мира" [131] утверждает:

Наш мир всегда стоял на трёх китах.

К единому ведут и Знание и Вера:

Основа сущего и в Мире, и в умах --

Материя, Информация и Мера!

Обоснования и разъяснения приведены выше (в разделе "Информациология").

Честно говоря, в предыдущих своих работах (в том числе и опубликованных в Интернете) я использовал название "Компьютерное право". В его пользу можно сказать следующее. Во всех англоязычных странах (и конечно в самом Интернете) употребляется практически единственное словосочетание: Computer Law. Что в буквальном переводе на русский как раз и означает "компьютерное право". (Хотя у англичан -- как всегда у них бывает, и закон -- тоже "Law". Что и побуждает искать замену этому термину). Конечно такой довод можно и опровергать -- с позиции "мало ли что там у них...". Но есть и другие доводы. Информация существовала всегда. Но не будь компьютера, не было бы и никаких отношений по поводу её "автоматической" обработки, передачи, хранения и т. п. в "цифровой" (правильнее, конечно, -- в числовой) форме. Так что компьютер вправе претендовать на роль символа принципиального перелома в человеческой технологии (вспомните работу "Сумма технологии" Станислава Лема) и перехода в новую эру. К сожалению, отечественное изобретение -- аббревиатура ЭВМ -- не прижилось, и серьёзного следа в терминологии не оставило. И, как выше показано, в Интернете всё-таки преобладает термин, связывающий особую отрасль права именно с компьютером.

Так что оснований остановиться на названии "компьютерное право" достаточно. Тем не менее спешить почему-то не хочется...

Что касается неуклюжего словосочетания "информационно-компьютерное право", то в основном я согласен с его критикой, прокомментированной В.А.Копыловым (см. выше). Можно к этому добавить и следующие соображения. Глядя на подобное словосочетание, можно подумать, что коль скоро есть какое-то "информационное" компьютерное право, то значит, есть и некое "неинформационное" компьютерное право. Что, согласитесь, довольно нелепо. К тому же здесь нельзя не учесть и все те негативные соображения, которые уже высказаны нами против понятия "информационное право". И прежде всего, то, о котором мы не раз уже вспоминали, -- ныне распространённое представление о самой информации (как о сообщении по поводу неких фактов, событий и пр.) -- само это представление заслуживает серьёзной критики и нуждается в серьёзной коррекции. Ибо информация и сообщение -- это, как выражаются у нас в Одессе, -- "две большие разницы".

Судя по всему, окончательный выбор названия для новой отрасли права лучше всего обосновать системным путём -- в ходе системного анализа сущности этой отрасли, её предмета и места в общей теории права. Естественно, в ходе этого анализа мы старались получить и строгие дефиниции всех необходимых понятий (эффективности, Общества, государства, правозаконности закона и пр.), рассмотренных нами выше.

Наилучшим названием на сегодня следует признать Информациологическое право.

Подлинное место этой области права показано выше -- на рисунках 11 - 14.

Глава 9. Системная концепция самоуправления

Профессор А.А. Сергеев сформулировал резонный вопрос: достаточна ли существующая модель местного самоуправления [142]. И сам же дал на него чёткий ответ: нет, не достаточна. Ибо никакого иного ответа не может следовать из утверждения: "Может быть, действительно правы те, которые предлагают строить всю систему управления страной, в том числе и всю бюджетную систему, не сверху вниз, а снизу вверх?".

Автор настоящего исследования (АВП) имеет все основания причислить себя именно к этим системоаналитикам -- к "тем, которые" [94, 96, 102, 112, 114, 138]. У меня нет ни малейших сомнений, что государство должно расти снизу вверх -- в процессе самоорганизации Гражданского Общества.

Совершенно очевидно, что из подобного подхода проистекают весьма далеко идущие следствия, затрагивающие самые основополагающие, коренные принципы юриспруденции и теории экономики. Вставая на путь, предложенный А.А. Сергеевым (впрочем, АВП предлагал этот путь задолго до ААС), мы должны отдавать себе отчёт, что придётся покуситься на такие привычные (и для многих такие удобные) представления о природе Общества и государства, соотношении закона и права, об обосновании легитимного субъекта изначальной принадлежности невосполнимых природных ресурсов.

Казалось бы, такая "малость" -- самоуправление. Однако при подлинно научном подходе оно не может рассматриваться только "от сих и до сих". Потребуется пересмотр всей системы понятий и концепций, связанных с теорией происхождения власти, оптимизацией системы управления Обществом, необходимостью научно организованной Концептуальной ветви в составе этой системы.

Всё это нисколько не может удивить любого человека, хотя бы поверхностно знакомого с основами системоанализа: достаточно вспомнить широко известную теорему Гёделя "О неполноте". В переводе на обиходный язык, она утверждает: в рамках любой системы возникают проблемы, в этих рамках принципиально не решаемые. Их решение необходимо искать только в рамках метасистемы ("надсистемы", "сверхсистемы", "суперсистемы"). Очевидно, что для всех систем управления Обществом метасистемой является само Общество. Уже из этого вытекает, что государство не может быть ничем иным как только подсистемой Общества.

Является ли система самоуправления подсистемой государства, независимой от государства подсистемой Общества или чем-то принципиально иным -- здесь мнения специалистов расходятся. Забегая вперёд, сразу же объявим, что по нашим, системоаналитическим, убеждениям, самоуправление в демократическом, эффективно управляемом Обществе должно быть именно этим самым "принципиально иным". А именно -- фундаментальным базисом государства, строящегося снизу вверх на основе информационно-сотовой самоорганизации Общества.

А. Анализ современной ситуации

Как известно, ныне действующая Конституция РФ ("издания" 1993 года) предпочла объявить, что "Органы местного самоуправления не входят в систему органов государственной власти". Есть все основания полагать, что за этим решением не стоят какие-либо исследования и научные обоснования -- ничего, кроме желания тогдашней "федеральной" исполнительной власти найти какие-то "сдержки и противовесы" самоуправству и сепаратизму "региональных" властей.

Следует подчеркнуть, что такой взгляд на данную проблему разделяется не только автором настоящего исследования. Например, Владимир Гельман [143] пишет: "Что означают эти изменения для развития местного самоуправления в России? Происходит ли в этой связи действительный поворот политики Центра в сторону реального самоуправления либо речь идёт о тактических ходах различных субъектов политики на федеральном уровне и о ситуативном совпадении их позиций? Для ответа на эти вопросы необходимо проанализировать федеральную политику в области местного самоуправления в России за последние четыре года, имея в виду не столько экономические или правовые аспекты политического курса, сколько политические позиции, ценности и приоритеты тех или иных субъектов политики. (Разр. наша -- АВП).

Критическим моментом, во многом определившим последующее развитие местного самоуправления, стал 1993 год, когда в течение буквально двух месяцев федеральной исполнительной властью были реализованы два прямо противоположных друг другу по смыслу, но вполне сходных по механизму принятия решения: в октябре 1993 -- роспуск Советов и передача полномочий местного самоуправления назначенным "сверху" главам администраций, а в декабре 1993 -- принятие Конституции, декларировавшей независимость органов местного самоуправления от государства. Оба этих шага явились не итогом согласованных позиций различных политических сил общества, а результатом ситуативной расстановки сил в рамках исполнительной власти. Октябрьская десоветизация явилась отчасти способом устранения конкурентов в ходе передела собственности, отчасти платой российского Президента за лояльность к нему нижних этажей "исполнительной вертикали". Напротив, конституционный выбор модели местного самоуправления был вызван отсутствием явного интереса федеральной власти к местному самоуправлению, находившемуся на периферии внимания политиков на фоне масштабных преобразований в "большой" политике. В таких условиях произвольное конституционное решение, предложенное одной из заинтересованных групп (руководителей закрытых административно-территориальных образований) -- считать органы местного самоуправления не входящими в системы органов государственной власти Российской Федерации, не встретило сопротивления со стороны каких-либо иных политических группировок и было поддержано "утилитаристами", что согласовывалось с субрегиональной риторикой влиятельного в ту пору С.Шахрая, одновременно возглавлявшего Партию российского единства и согласия (ПРЕС). В результате нормы о местном самоуправлении в статье 12 и главе VIII Конституции России оказались закреплены в её тексте достаточно случайно -- не благодаря, а скорее, вопреки логике политического развития страны. Иначе говоря, с принятием Конституции 1993 года местное самоуправление в России было провозглашено "сверху" лишь два месяца спустя после того, как для него были разрушены условия развития "снизу".".

Столь большая длина приведённой цитаты полностью окупается её содержанием. Кроме того, как тут не воскликнуть: "До чего же это мерзостное дело -- политика в сегодняшней России!".

Об этом же пишет и С.Г. Родин: "Обращаясь к нынешним реалиям, можно добавить, что современный антинаучный подход к объяснению действительности, продвижению антинародных депутатов, губернаторов и даже президентов сопровождается мощной системой пиара, направленной на оболванивание массового сознания. Нынешняя пиаровская система внедряет в массовое сознание не переход от плановой, т.е. управляемой системы экономики страны к её неорганизованности и стихии, а к некой рыночной экономике; не переход от социализма к капитализму, а переход к обществу с социальной ориентацией (к примеру, германская модель); не переход от народной государственности к буржуазной, а от тоталитарной структуры власти к демократической.

...В такой неопределённости поведения высшего уровня государственной власти население страны просто вынуждено самоорганизовываться; оно вынуждено создавать собственные органы власти, чтобы защитить самих себя" [144].

Принято считать, что местное самоуправление зародилось в Англии 17-го века как форма городского самоопределения и борьбы с феодальной системой власти; в России этот термин появился в середине позапрошлого века в ходе городской и земской реформ Александра II. Уже тогда этот термин понимался как антипод бюрократического управления. Позднее сформировалось несколько теорий местного самоуправления: Свободной общины. Основана на представлении о существовании (наряду с известными тремя -- судебной, законодательной, исполнительной) четвёртой ветви власти -- муниципальной (общинной). При этом государство не создаёт общину, а признаёт самоорганизовавшуюся естественным путём. Община признаётся субъектом специальных прав, принадлежащих исключительно ей. Хозяйственная. (Возникла как реакция на критику общинной теории). Основывается на представлении о сугубо хозяйственном характере внутриобщинных дел; органы общины представляются как объединения предпринимателей и собственников. "Юстиционная". Считается, что органы самоуправления решают задачи государственного управления (и наделены соответствующими законодательными полномочиями), хотя и не входят в систему государства, а являются органами общины, которая есть субъект прав, делегированных ей государством. Политическая. Основана на противопоставлении земского (муниципального) и опричного (бюрократического) принципов. Население (и его представительство) не состоит из чиновников, а осуществляет самодеятельность, не зависящую от правительства и свободную в осуществлении местного самоуправления. Государственная. Местное самоуправление -- часть государства. Всякое публичное управление есть управление государственное; следовательно, всякий несущий обязанности по местному самоуправлению -- решает задачи государства. Органическая. Государство представляет собой сложную систему, включающую как собственные подсистемы различные социальные организмы. Низовое структурное подразделение государства -- община. Она имеет ряд полномочий. Но эти полномочия не делегированы ей государством, а принадлежат общине изначально -- как социальному организму.

Все эти точки зрения представляются в основном взаимоисключающими, хотя внешне и пересекаются по ряду позиций. Тем не менее, почему-то считается, что ни одна из них не противоречит распространённому в современной теории "джентльменскому набору" из четырёх признаков, характеризующих местное самоуправление: a)Местное самоуправление всегда организовано территориально и формируется путём выборов. (Последнее, по нашему мнению, и есть критерий представительного органа. Принятое сегодня выражение "представительные и исполнительные органы", на наш взгляд, основано на системно-логической ошибке -- это есть классификация по разным основаниям; в подлинно демократическом обществе (Гражданском Обществе) вообще нет места для непредставительной власти; и в первую очередь должна быть представительной именно исполнительная власть). b)Местное самоуправление имеет собственную вещественно ("материально") - финансовую базу. c)Подзаконность муниципальной власти, действующей в порядке и в рамках, "указанных" государством, -- в отличие от последнего, которое, по распространённому мнению, суверенно и самостоятельно. Последнее утверждение, по-видимому, нуждается в серьёзном опровержении. Достаточно хотя бы вспомнить ныне действующую Конституцию России (п.1 ст.3): "Носителем суверенитета и единственным источником власти в Российской Федерации является её многонациональный народ". Как сказано выше, именно пересмотр этого досадного заблуждения (о приоритете государства перед самоуправлением) является главной задачей настоящего исследования. (Не говоря уж о том, что из вышеприведённого постулата о подзаконности самоуправления логически вытекает, что государство якобы может быть неподзаконным. Что, естественно, абсурдно -- и юридически, и системно-логически). d)Разграничение "уровней компетентности". Сегодня принято считать, что этих уровней три: федеральный, субъектный, местный. Многие законы содержат конкретные списки полномочий органа соответствующего уровня. Тем не менее, нет общепризнанных критериев и алгоритмов подобного разграничения, а сам этот подход может быть оспорен в принципе.

Анализ этого набора признаков приводит к выводу о сомнительной совместимости политической теории с двумя последними признаками, а органическая теория им совершенно явственно противоречит. Однако нам не встретилось работы, где содержалось хотя бы упоминание об этом бесспорном факте.

Если не справедливость, то, по крайней мере, уместность наших замечаний по поводу принятого набора признаков местного самоуправления подтверждается тем фактом, что по отношению к моделям местного самоуправления в российском политическом "бомонде" никакого единомыслия нет, и явственно выделяются, как минимум, четыре группы деятелей ("акторов" по терминологии уже цитированного нами Владимира Гельмана): "Управленцы", "Утилитаристы", "Ресоветизаторы, "Самоуправленцы".

Первые -- представители федеральной бюрократии, принимающие в расчёт исключительно собственные понятия об управлении, сводящиеся к голому и неограниченному администрированию. Для таких акторов основа реформы местного самоуправления -- всего лишь сохранение и усиление контроля и управления деятельностью низовых звеньев управленческой иерархии. К этой группе принадлежат, прежде всего, российские министры. ("Ярчайший" их представитель -- В.С. Черномырдин. Что, очевидно, уже свидетельствует о "научном" уровне данной группировки).

Вторые -- деятели из федеральных политгруппировок. Для них сильное и независимое (от региональных властей) местное самоуправление -- только инструмент для ограничения чрезмерной самостоятельности региональных "лидеров", а потребность в "общественной" модели МСУ существовала лишь постольку, поскольку она отвечала целям и задачам преобразования всей системы управления. Не к их чести, следует добавить и соображения о той дополнительной "фиге в кармане", которую эти господа намеревались попутно подсунуть народу в виде "спихивания" на местное самоуправление всех социальных проблем, включая пресловутую жилищно-коммунальную реформу. К этим господам ранее принадлежал С. Шахрай, ныне -- А. Чубайс. Третья группа -- в основном, КПРФ и её союзники. Однако общение с А. Лукьяновым и Г. Зюгановым убедило автора, что они ведут речь не о независимом местном самоуправлении, а о восстановлении вертикально ориентированной системы, параллельной ныне выстроенной президентской "исполнительной вертикали". Только объективная потребность в противостоянии правящей ныне группировке вынуждала этих акторов признавать актуальной общественную модель местного самоуправления. Четвёртая группировка исходит из идеи самоуправления как института гражданского общества (в его сегодняшнем, усечённом понимании) при пересечении с идеями разделения властей и "представительного" правления. Сторонники этого взгляда на природу МСУ на сегодня организационно разрознены (ДПР, "Яблоко", часть "Регионов России").

Борьба этих группировок в новейшей истории России так описана С. Рыженковым: "Центр и регионы в лице различных коллективных и персональных представителей пытались усилить своё значение в политической системе за счёт... принципов организации местного самоуправления, которые отвечали бы этой цели. Местное самоуправление... отнимало часть власти у Центра и большую часть власти регионального уровня. Это означало, что Центр... пытался ослабить регионы за счёт разделения региональной власти по вертикали, а регионы пытались отстоять максимум своих властных полномочий, всячески минимизируя значение местного самоуправления. При этом, однако, надо иметь в виду, что федеральные акторы (как, впрочем, и региональные) в данном вопросе отнюдь не были едины, и если для "утилитаристов", равно как и для "самоуправленцев", данная проблема имела первостепенное политическое значение, то для "управленцев" и "ресоветизаторов" она, скорее, находилась на периферии внимания".

Как известно, местное самоуправление "прописано" не только в Конституции России. 28 февраля 1996 года была подписана Европейская хартия местного самоуправления. Спустя два года (11 апреля 1998 г.) эта хартия была ратифицирована Государственной Думой РФ.

Однако зарубежный муниципализм исповедует огромное количество разных взглядов и основных принципов; он включает множество разнообразных моделей и типов организации местного самоуправления. Различия в построении системы местного самоуправления зависят от многих факторов: политического режима, доминирующей идеи организации власти, административно-территориального деления страны. (Подчеркнём: именно страны, а вовсе не государства, как нередко пишут многие авторы и официозные акты). В современной теории самоуправления обычно выделяют четыре базовые модели местного самоуправления: англо-саксонскую, континентальную, смешанную и советскую. Первая принята в Великобритании, США, Канаде, Австралии, Индии, Новой Зеландии и некоторых других странах англо-американского мира. Главные черты этой модели -- формальная автономия МСУ и отсутствие на местах уполномоченных центрального правительства, "опекающих" органы местного самоуправления. Однако органы МСУ могут совершать лишь те действия, которые прямо предписаны законом. Все иные действия могут быть признаны судом неправомерными.

Представляет интерес новая история МСУ в Великобритании. Еще в 1965 году было реорганизовано местное самоуправление Лондона. В 1973 г. состоялась реорганизация МСУ в Северной Ирландии. Широкомасштабная реформа местного самоуправления Англии и Уэльса была проведена в 1974 году. Следующий год ознаменовался реформой в Шотландии.

В Англии существует три типа местного самоуправления: Большой Лондон, шесть муниципальных графских округов, немуниципальные графства. Большой Лондон состоит из тридцати двух типовых муниципальных единиц и одной уникальной -- City of London. Каждая из этих структур отвечает за благоустройство и поддержание порядка на своей территории. Однако ни общественный транспорт, ни лондонская полиция им не подчиняются. Сегодня популярна идея создать единое муниципальное правительство Лондона, которое будет решать общегородские проблемы и координировать работу муниципалитетов.

Каждый из шести графских муниципальных округов (Tyne and Wear, West Midlands, Merseyside, Great Manchester, West Yorkshire, South Yorkshire) разбит на шесть низовых округов. Органы МСУ этих округов отвечают за все местные дела, за исключением пожарной службы, уборки мусора и общественного транспорта, -- ими занимаются специальные объединённые управления (которые включают выборных представителей муниципалитетов).

Немуниципальные графства также делятся на округа. Графство отвечает за транспорт, планирование строительства, регулирование дорожного движения, образование, пожарную службу, библиотеки, защиту потребителей. Округ занимается проблемами окружающей среды, музеями и парками, а также всеми "мелкими" местными проблемами. Сверх того по всей Англии действуют приходские советы, решающие ещё более мелкие проблемы. В Шотландии работает одноуровневая система из тридцати двух муниципалитетов, отвечающих за всё. В Уэльсе 22 совета ведают всеми делами (кроме пожарных, подчинённых спецуправлениям). Существуют и мелкие общественные советы, представляющие интересы местных жителей в вышестоящих организациях. В Северной Ирландии за состояние окружающей среды, отдых и развлечения местных жителей отвечают 26 окружных советов. Все остальные заботы о населении берут на себя государственные министерства. В сегодняшней Великобритании в органах СМУ работает около двух миллионов человек.

В США конституционный статус МСУ определяется доктриной "муниципалитеты -- креатура штата". Вместе с тем, принцип самоуправления, закреплённый в конституциях большинства штатов, подразумевает право муниципальных органов решать вопросы "местного значения" самостоятельно, без вмешательства штата. Никаких назначаемых "из центра" чиновников для контроля СМУ не предусмотрено. Контроль осуществляется косвенно: через финансирование определённых видов их деятельности, инспекционными проверками (проводимыми министерствами), в форме судебного надзора. Используются "адаптивные законы": парламент принимает типовой закон, а местные органы вводят его в действие на своей территории с поправками, учитывающими местные особенности.

Заметно отличается от классической англо-саксонской модели континентальная модель организации власти на местах. Она применяется не только в странах континентальной Европы (Франция, Италия, Испания, Бельгия), но и в большинстве стран Латинской Америки, Ближнего Востока, франкоязычной Африки. Её отличительные признаки сводятся к следующему: сочетание МСУ и государственного управления на местах; сочетание принципов выборности и назначаемости; определённая иерархичность системы МСУ, подчинённость "нижестоящих" звеньев вышестоящим; наличие на местном уровне специального представителя центральной власти, уполномоченного осуществлять государственный контроль деятельности органов МСУ.

Родоначальницей континентальной модели считается Франция; долгое время в ней существовала многоуровневая система МСУ при высокой централизации и самоуправления, и управления. В настоящее время основным звеном местного управления во Франции является коммуна, имеющая совет и мэра, избираемого из числа депутатов совета. Мэр совмещает права и обязанности главы местного самоуправления и государственного служащего. И мэр, и депутаты работают на постоянной основе. Деятельность муниципалитета контролируется комиссаром Республики.

К смешанным моделям относятся системы МСУ Японии, Австрии, Германии, а также некоторых развивающихся и постсоциалистических стран. Главный признак этой модели -- сочетание достаточно автономного местного самоуправления на "низовом" территориальном уровне с государственным управлением на более "высоком" иерархическом уровне. (Смысл употребляемых нами кавычек будет позже детально объяснён и обоснован). Рассмотрим особенности этой модели на примере Японии.

В Конституции Японии МСУ посвящена восьмая глава. По нашему убеждению, совпадение нумерации с Конституцией РФ абсолютно случайно. В японской конституции самоуправлению посвящено всего четыре статьи. Ст.92. Положения в отношении организации и работы местных органов публичной власти устанавливаются законом в соответствии с принципом местной автонономии. Ст.93. При местных органах публичной власти в соответствии с законом учреждаются собрания в качестве совещательного органа. Главные должностные лица органов публичной власти, члены их собраний и другие местные должностные лица, которые определены законом, избираются населением, проживающим на территории соответствующих местных органов публичной власти, путём прямых выборов. Ст.94. Местные органы публичной власти имеют право управлять своим имуществом, вести дела и осуществлять административное управление; они могут издавать свои постановления в пределах закона. Ст.95. Специальный закон, применяемый в отношении только местного органа публичной власти, в соответствии с законом может быть издан Парламентом не иначе как с согласия большинства избирателей, проживающих на территории данного местного органа публичной власти".

Научная корректность призывает нас сопоставить приведённую выдержку из Конституции Японии с соответствующим местом в Конституции Российской Федерации. Ст.130. 1.Местное самоуправление в Российской Федерации обеспечивает самостоятельное решение населением вопросов местного значения, владение, пользование и распоряжение муниципальной собственностью. 2.Местное самоуправление осуществляется гражданами путём референдума, выборов, других форм прямого волеизъявления, через выборные и другие органы местного самоуправления. Ст.131. 1.Местное самоуправление осуществляется в городских, сельских поселениях и на других территориях с учётом исторических и иных местных традиций. Структура органов местного самоуправления определяется населением самостоятельно. 2.Изменение границ территорий, в которых осуществляется местное самоуправление, допускается с учётом мнения населения соответствующих территорий. Ст.132. 1.Органы местного самоуправления самостоятельно управляют муниципальной собственностью, формируют, утверждают и исполняют местный бюджет, устанавливают местные налоги и сборы, осуществляют охрану общественного порядка, а также решают иные вопросы местного значения. 2.Органы местного самоуправления могут наделяться законом отдельными государственными полномочиями с передачей необходимых для их осуществления материальных и финансовых средств. Реализация переданных полномочий подконтрольна государству. Ст.133. Местное самоуправление в Российской Федерации гарантируется правом на судебную защиту, на компенсацию дополнительных расходов, возникших в результате решений, принятых органами государственной власти, запретом на ограничение прав местного самоуправления, установленных Конституцией Российской Федерации и федеральными законами".

В дальнейшем мы вернёмся к анализу этих текстов по существу. Пока же отметим, что сопоставление японского и российского подходов и их конкретных текстовых реализаций, по нашему убеждению, складывается не в пользу Конституции РФ. В самом деле, "не иначе как с согласия большинства избирателей" -- это намного чётче, стилистически убедительней и юридически грамотней, чем "Изменение границ территорий, в которых осуществляется местное самоуправление, допускается с учётом мнения населения соответствующих территорий". А всяческим "и иные", "других форм волеизъявления", "решают иные вопросы" -- вообще нет места в подлинно научном и корректном юридическом языке.

Вернёмся к анализу существующих моделей МСУ.

Ещё совсем недавно в странах "мировой системы социализма" процветала так называемая советская модель организации власти на местах. Сейчас она частично сохранилась в считанном числе стран: Китай, Куба, КНДР, Беларусь, Узбекистан. Её основные признаки: единовластие "представительных" (о кавычках будет сказано позже) органов снизу доверху, жёсткая централизация системы управления, иерархическая соподчинённость всех её звеньев. Любой совет, начиная с самого "низового" звена, является органом государственной власти на соответствующей территории -- даже если формально он считается органом местного самоуправления. Реально же самоуправленческие начала ограничиваются правом населения выбирать членов (депутатов) представительных органов. Реальной властью при советской модели управления обладает, как правило, партийно-номенклатурная "элита".

Существуют и весьма специфические варианты советской модели. В таких своеобразных административно-территориальных системах как род или племя вожди (как единолично, так и в составе советов старейшин) продолжают управлять населением на "низовом" уровне (Малави, Свазиленд, Сьерра-Леоне, Новая Гвинея и др.).

Отдельно следует сказать об израильском киббуце. Это трудовая коммуна, преимущественно сельскохозяйственная, построенная на принципах добровольного членства, совместного владения средствами производства и бытовым имуществом, равенства в труде и потреблении. Высшим органом власти в киббуце является общее собрание. На нём решаются все вопросы жизни и развития коммуны, утверждается бюджет, принимаются законодательные нормы. При этом собрание выступает как арбитр в спорах и коллективного, и частного характера. Каждый совершеннолетний член киббуца имеет право голоса на общем собрании и соответственно влияет на принимаемые решения.

Итак, во всех зарубежных странах первичной ячейкой МСУ выступают коммуны, общины, муниципалитеты, создаваемые на территориях отдельных населённых пунктов. Самоуправляемыми структурами могут быть и объединения первичных ячеек (например, синдикаты коммун в Испании). Названия органов МСУ весьма разнообразны. В Македонии и Чехии это муниципальные ассамблеи, в Бразилии -- муниципальные палаты, в Киргизии -- кенеши, в Туркмении -- гегнеши. В качестве местной администрации выступают мэры, бургомистры и т.п. Есть и коллегиальные исполнительные органы: джунта в Италии, магистрат в Германии. Объём полномочий исполнительного органа во многом определяется способом его формирования: избрание непосредственно населением, избрание депутатами представительного органа (из своего состава), назначение "главой" государства, наём исполнительного директора по контракту.

Начавшийся в середине прошлого века процесс формирования власти на местах -- одно из наиболее важных явлений в государственном устройстве мирового сообщества. Общая тенденция этого процесса -- развитие самоуправленческих начал и децентрализация власти. Сегодняшняя Россия явно выпадает из рамок этих общих тенденций.

Уже цитируемый нами В. Гельман по этому поводу пишет: "В целом следует констатировать, что в большинстве регионов России местное самоуправление так и не стало влиятельным политическим институтом, и по ряду оценок, по крайней мере, в обозримом будущем трудно рассчитывать на его кардинальное усиление. Таким образом, планы федеральных политиков по проведению муниципальных реформ могут остаться нереализованными, и не случайно, что официальная риторика как "партии власти", так и оппозиционных политиков по отношению к развитию местного самоуправления становится всё более критической. Но, не отрицая значимости этой критики, следует, однако, задаться вопросом: означает ли нынешняя слабость местного самоуправления принципиальную исчерпанность муниципальных реформ "сверху", либо же речь идёт о принципиальных изъянах федеральной политики в сфере местного самоуправления, либо, наконец, эти проблемы являются естественными "болезнями роста" в условиях перехода? Опыт первого этапа реформы местного самоуправления пока оставляет этот вопрос открытым".

Не менее пессимистическая картина обрисовывается в новой работе мэра Москвы Ю.М. Лужкова [145]. Хотя соответствующая глава его книги и носит "жизнеутверждающий характер" ("Укрепление взаимодействия государственной власти и местного самоуправления"), и выводы, и сами рассуждения мэра весьма негативны: "Статья 12 Конституции Российской Федерации устанавливает, что "органы местного самоуправления не входят в систему государственной власти". Данная формулировка воспроизведена и в п.1 ст.1 Федерального закона "Об общих принципах организации местного самоуправления в Российской Федерации". Эти нормы и их догматическое понимание сегодня мешают отстраиванию эффективной системы местного управления и самоуправления. (Разр. наша -- АВП).

Реализация нынешней модели правового регулирования местного самоуправления привела к фактическому разрыву единой исполнительной вертикали. В отечественном праве к числу местных органов традиционно относились представительные и исполнительные органы краёв и областей. Российское же законодательство 90-х годов вывело края и области из системы местных органов, придав им в известных политических целях качества субъектов Федерации, в то время как само местное самоуправление было выведено за пределы государственного механизма. Невозможно дать сколько-нибудь вразумительный ответ на вопрос о том, почему, например, краевая администрация является органом государственного управления, а аналогичная ей по сути районная администрация таким органом не является. В итоге получилось, что Российское государство заканчивается на крае, области, а далее начинается нечто непонятное".

В своих стратегических устремлениях Лужков -- типичный "государственник" - управленец. Он убеждён, что разделение властей на муниципальном уровне должно заключаться лишь в размежевании полномочий совета и администрации. При этом местная администрация, по его мнению, должна рассматриваться и как составная часть вертикали исполнительной власти, неся определённую ответственность перед вышестоящими звеньями этой вертикали (по типу Франции, Германии, Италии и Японии). В качестве основных целей реформирования МСУ Лужков усматривает чёткое определение сфер компетенции местной власти, порядок её соподчинённости вышестоящим уровням власти, определение механизмов контроля местных властей со стороны государственных органов, законодательное закрепление разделения функций между различными уровнями местного самоуправления. Для решения поставленных задач мэр Москвы предлагает "законодательное подразделение полномочий (функций) муниципальных властей на обязательные и факультативные (добровольные)" -- вместо принятого сегодня подразделения их на вопросы местного значения и отдельные государственные полномочия, передаваемые законом. Лужков предлагает также вернуться к нормам Закона РСФСР 1991 года "О местном самоуправлении в РСФСР", предписывающих организацию местного самоуправления в рамках административно-территориальных единиц. Для крупных городов мэр предлагает двухуровневую организацию МСУ -- с признанием городских районов в качестве своеобразного низового звена административно-территориального деления. Общегородские органы самоуправления при такой системе решали бы общие для всего города задачи, а районные органы СМУ -- специфические проблемы, характерные для данной части города.

Лужков убеждён, что "Каждое муниципальное образование должно считаться с интересами вышестоящих уровней управления и самоуправления. Законные решения органов местного самоуправления более широкого муниципального образования должны иметь обязательную силу для находящихся на её (? -- АВП) территории муниципальных образований более низкого уровня. Вышестоящий уровень местного самоуправления призван не только координировать деятельность нижестоящих уровней, оказывать им помощь, но и контролировать выполнение ими определённых функций".

Как говорится, "здесь много верного и много нового,...но всё верное не ново, а всё новое -- не верно!". Лужковский подход приведёт к построению вертикально-иерархической "самоуправленческой" структуры параллельной пресловутой "вертикали исполнительной власти". Зачем нужно такое дублирование, Лужков не объясняет. Быть может только для того, чтобы "обозначить помывку пальцев" -- выполнить требования ст.12 закона РФ о принципах МСУ ("Местное самоуправление осуществляется на всей территории Российской Федерации...")? Какие-либо системно-логические, кибернетические обоснования эффективности подобного "сдвоенного" управления Обществом в книге "Путь к эффективному государству" не встречаются.

Единственное, в чём Лужков безусловно прав, это бедственное состояние самоуправления в сегодняшней России. "Современное состояние местного самоуправления характеризуется также усилением разрыва между объёмом полномочий, закреплённых за органами местного самоуправления, и их финансовым и материальным обеспечением. ...местные источники в 90-х годах могли покрыть не более 20 - 25 % минимальных финансовых потребностей муниципальных образований. Предлагаемый же Федеральным законом...механизм решения этих вопросов...фактически не работает. У самих же органов местного самоуправления часто отсутствует мотивация к увеличению собственных доходов ввиду укоренившейся практики перераспределения доходов или их изъятия в пользу субъектов РФ.

Провозглашаемая в подобных условиях хронического безденежья и нищеты самостоятельность муниципальных органов зачастую способствует лишь дискредитации идеи местного самоуправления в глазах населения. Ожидания, возлагавшиеся гражданами на местную власть, не оправдываются, что приводит к падению престижа не только местных и региональных, но и федеральных властей".

Совершенно очевидно: нужны принципиально иные подходы. И к местным, и к федеральным властям.

В. Место государства в Обществе

Я -- "крутой" государственник. То есть я знаю точно: государство должно знать своё место. Как небезызвестная шварцевская тень.

Проблема взаимодействия государства и Общества всегда была и навсегда останется ключевой при определении типа любой конкретной правовой системы. От её решения зависит политический строй, экономика, Культура, международный имидж Общества. Этот постулат вытекает и из теоретико-правовых посылок, и из системно-логических обоснований. В последнем случае он может быть обоснован даже математически -- как важнейшее следствие широко известной теоремы Гёделя о неполноте.

Сразу же поясним: мы преднамеренно пишем государство со строчной буквы, а Общество -- с прописной. Тем самым мы устанавливаем императив подчинённого положения государства в подлинно демократическом Обществе. То есть в Гражданском обществе. Легко предвидеть, что сказанное может вызвать непонимание и даже некоторое замешательство среди множества (и в математическом смысле -- тоже) "традиционно" воспитанных юристов. То есть не получивших, к несчастью, никакого иного образования, кроме локально-ограниченного "чисто юридического". Мир вступил в эпоху, когда локально-ограниченное образование, создающее "узкого специалиста", становится не просто малоэффективным -- оно становится общественно опасным. Особенно в сфере общественных наук.

Издревле самоуправление и государство были неразрывно связаны.

Возникновение государства определено самоорганизацией общества: на определённой стадии развития производительных сил возникла необходимость координации функционирования различных подсистем Общества, потребовалось централизованное использование общественных ресурсов для защиты общественных интересов от эгоистических поползновений отдельных антиобщественных лиц и групп, а также от внешней агрессии. Таким образом, по своей изначальной сути государство есть механизм управления Обществом -- такая подсистема Общества, которой Общество поручило на чётко оговорённых условиях управлять собой в интересах Общества, но не в интересах государства. При этом Общество содержит государство, а не наоборот. Уже поэтому государство -- слуга народа. И юридически государство -- не больше гражданина. Несмотря на то, что на Руси почти всегда было наоборот. Однако позднее суть государства была извращена. Оно стало основным орудием политической власти в классовом обществе, то есть стало охранять интересы именно антиобщественных групп -- почти всегда в ущерб интересам Общества в целом.

В развитом Обществе государство -- не единственное политическое учреждение: наряду с ним функционируют партии, союзы, религиозные объединения. Они могут представлять интересы и других страт Общества, а не только правящего класса. Но государство обладает узаконенными системами подавления общественного сопротивления. Теневые структуры подавления официально объявляются криминальными ("мафиозными"), хотя применяемые государством методы по своей сути могут и не отличаться от их методов, а сами эти мафиозные структуры начинают использоваться государством в антиобщественных интересах.

Основными признаками государства являются: а) Наличие особой системы органов, в совокупности и составляющих г о с у д а р с т в е н н ы й м е х а н и з м (включающий аппарат принуждения: армию, полицию и т. п.); в) Наличие п р а в а -- обязательных правил поведения, фиксирующих порядок взаимоотношений членов общества между собой и между ними и государством. Последнее и определяет тип государства. с) Наличие определённой территории, пределами которой ограничена данная государственная власть.

Признак "с" часто приводит к ошибочному употреблению термина "государство" в качестве синонима термина "страна". В нормативном языке подобная путаница абсолютно недопустима. На политической карте Мира изображены вовсе не государства. Там изображены страны. В каждой из них сменилось немало государств. "Блестящий" пример -- Россия. Не менее недопустимо забвение истинной сущности государства как наёмного механизма управления Обществом, одной из подсистем Общества. Самое достойное место государства в Обществе -- место слуги народа, а не его господина. Подчинённое Обществу положение государства -- главнейший признак Гражданского Общества.

Корректный механизм взаимоотношений государства с Обществом состоит в том, что Общество определяет тип, структуру и функции нужного ему государства, оставляя за собой легитимное право в любой момент -- согласно закону, без танков и революций, -- сменить прежнее государство на иное, изменив при этом тип государства. Иными словами, легитимно изменив "режим правления" (который следует, строго говоря, именовать р е ж и м о м у п р а в л е н и я).

В последние годы распространилось ошибочное (и в юридическом, и в логико-системном отношении) понятие "государство в государстве". Вместе с ним распространилось и ошибочное представление о термине "государственный суверенитет". Обе эти проблемы подлежат детальному анализу. В том числе в связи с насущной необходимостью корректировки Конституции РФ ("образца" 1993 года).

С. Функции и структура правового государства

Не только в бытовом языке, но и в специальной литературе встречается представление о правовом государстве как о таком, где соблюдаются законы. Действительно, несоблюдение законов -- это отсутствие государства. Но законы могут соблюдаться и в фашистском, и в рабовладельческом государстве. Подобное представление о правовом государстве противоречит основному принципу Гражданского Общества -- принципу подчинённого положения государства в Обществе. Следовательно, соблюдение законов (или как иногда говорят, "верховенство права") -- условие необходимое, но не достаточное для признания государства правовым: важно установить, какие законы соблюдаются -- в чьих интересах, как и кем принятые.

Правовое государство не может изменять законы по собственному произволу, не считаясь с общественным мнением, оно не вправе "на ходу менять правила игры" -- те правила, на основании которых оно нанято Обществом для управления собой -- в интересах Общества, а не государства. Соблюдение антиобщественных законов лишает государство права называться правовым.

Ещё более важное условие для признания государства правовым - принцип его взаимоотношений со своим гражданином (то есть членом Общества, исключительно на средства которого государство и существует -- никаких иных средств в природе нет). Государство, позволяющее своему гражданину "обращаться лично, а также направлять индивидуальные и коллективные обращения в государственные органы" (статья 33 Конституции РФ), вовсе не заслуживает названия правового государства. В правовом государстве любой гражданин имеет право не просто обращаться в эти самые органы -- он имеет право подать иск в суд на эти органы.

Гражданин и государство равны перед судом. Иначе говоря, правовое государство законодательно признаёт себя и "собственного" гражданина равнозначными субъектами права. Именно в этом состоит определяющая правовая черта правового государства. С другой стороны, воздействовать на законопослушного гражданина правовое государство может только по решению суда.

Главной функцией правового государства является защита интересов гражданина.

Государство, ставящее так называемые "государственные интересы" выше интересов личности, никак не может именовать себя правовым государством. Это положение доказывается следующим логическим умозаключением: Общество содержит государство; Общество есть система, состоящая из личностей; всё достояние Общества создаётся трудом личностей; личность есть основа Общества -- интересы личности имеют наивысший приоритет. Они выше интересов любых групп, классов и союзов -- национальных, религиозных, производственных и т. п. Правовое государство все свои действия оценивает применительно к шкале ценностных ориентаций, где первое место занимают интересы и права человека, второе -- интересы Общества в целом, третье -- развитие Культуры (наука -- как показано выше -- одна из её подсистем), четвертое -- требования экологии, пятое -- экономика; шестое -- обороноспособность, И только на седьмом месте по приоритетности находятся интересы самосохранения и поддержания необходимой работоспособности самого механизма управления обществом, именуемого государством. Наиглавнейшей функцией правового государства является защита интересов личности от любых противоправных посягательств на них -- в том числе и со стороны различных подразделений самого государства.

Права человека изначальны и принадлежат ему с момента рождения; они не могут быть не признаны или признаны по воле каких-либо управителей, функционирующих в составе государственного механизма. Вторая фраза статьи 2 Конституции РФ гласит: "Признание, соблюдение и защита прав и свобод человека и гражданина -- обязанность государства". Соблюдение и защита -- бесспорно. Но признание прав человека не входит в обязанности правового государства: эти права изначальны и более основополагающи, чем права государства. Эти права -- права человека -- необсуждаемы, они "по умолчанию" входят в систему правил и ограничений, налагаемых Обществом на нанимаемое им государство. Дело государства -- соблюдать права человека, которые действительно "являются высшей ценностью" ( КРФ, ст.2). Права человека выше и приоритетнее прав гражданина. Поэтому "человека и гражданина" -- не только неоправданно избыточно, но и юридически некорректно. В Гражданском Обществе все взаимоотношения законопослушного гражданина и государства строятся через суд, независимый от исполнительной власти.

В рамках этой концепции возникает ещё один немаловажный вопрос -- о соотношении закона и права. К сожалению, в отечественной теории государства и права распространено представление о законе как источнике права. Доводы, опровергающие, по моему убеждению, это досадное заблуждение приведены выше.

D. Место самоуправления в государстве. Общество и государство

Основной вывод из вышеизложенного сводится к следующему: в интересах Общества найти и узаконить внеполитические методы формирования собственной подсистемы управления -- государства.

Совершенно очевидно, что самым действенным методом решения этой проблемы является самоорганизация Общества на базе самоуправления. Любому непредвзятому человеку понятно, что подобное самоуправление должно быть решительно очищено от эпитета "местное".

И уж конечно надо полностью исключить любые возможности лоббирования чьих-то частных интересов в каких бы то ни было органах управления Обществом. В них должны трудиться только высокообразованные системоаналитики самого широкого профиля (и, соответственно, эрудиции), способные осознать важность для всех оптимизации критериев эффективности надсистемы -- Общества -- ценой пресечения "проклятия субоптимизации", в процессе борьбы всех против всех при безудержном стремлении максимизировать собственную платёжеспособность за счет снижения удельной платёжеспособности всех остальных. И этих специалистов надо отбирать так же тщательно и по объективным критериям, как отбирают лётчиков и космонавтов. Ибо выбор политическими методами с удручающим постоянством приводит к власти далеко не самых лучших представителей человечества. Не случайно ещё в 1938 г. знаменитый Бернард Шоу заметил: "Двуногое животное, занятое политикой, не выдерживает звания человека. Сотворившие его силы обязаны создать что-нибудь более совершенное".

Иначе говоря, путь к эффективному государству лежит совсем не там, где наметил его многоуважаемый Ю.М. Лужков. Только тщательный отбор кандидатов "во власть" (научными методами) в сочетании с личной выборностью каждого. Никаких "партийных списков". Каждый лично отвечает за себя перед избирателями -- за свою образованность, свой интеллект, своё здоровье, свою нравственность, свой жизненный и профессиональный опыт. Всё это должно освещаться задолго до выборов -- вместе с традиционной "программой" кандидата. И -- никаких "партий власти"!

Кроме того, следует чётко разобраться с критериями эффективности государства. А это -- безусловно, проблема системоанализа. Что и оправдывает название настоящего исследования.

Никита Николаевич Моисеев в своё время описал наглядную модель рассматриваемой ситуации: экипаж утонувшего корабля в одной лодке. Существует единственная общая стратегия, максимизирующая вероятность доплыть до берега всем вместе (следовательно, и каждому в отдельности), исключающая борьбу интересов в порядке рыночной конкуренции. Как только кто-то из экипажа предпочтёт совместным усилиям поедание ослабевших соседей -- этот несчастный сразу же снижает вероятность для себя лично добраться до берега.

Выше было показано, что, к сожалению, сегодня превалируют рыночно-политические настроения и рыночная же манера взаимодействия всех подсистем Общества. При этом роль государства становится в основном отрицательной. В кибернетике существует один неприятный закон: если подсистема управления сама себя оценивает по своим "внутренним" критериям эффективности, никак не связанным с эффективностью управляемой системы, -- в этой ситуации неизбежно реализуется наиболее удобный для управляющей подсистемы закон управления: полная дестабилизация управляемой системы. Всё больше признаков, что в сегодняшней России сложилась именно такая ситуация.

E. Гражданское Общество

Следует, на наш взгляд, решительно высказаться против распространённого сегодня толкования столь важных понятий как "гражданское общество" и "правовое государство". Во всех (доступных автору) источниках гражданское общество (в конечном итоге непоследовательных и, как правило, маловразумительных рассуждений) толкуется как некий "сухой остаток" -- за вычетом из Общества государства. Правовое государство толкуется как такое, которое соблюдает законы. (Что особенно "приятно", если вспомнить, что в рамках подобных концепций эти законы само государство и пишет исключительно по собственным понятиям -- да ещё и как "источники права"!).

Ещё раз обратимся к вышерассмотренной цитате из г-на Корельского: "Отмеченное касается прежде всего гражданского общества и правого государства. Гражданское общество как система социальных, социально-экономических, социально-политических объединений граждан (институтов, структур), действующих на началах самоуправления, и правовое государство, где государственная власть функционирует на правовых началах, в рамках закона, логически и сущностно связаны между собой". Она наглядно подтверждает наше утверждение. Хотя при том грешит множеством системно-логических ошибок. Во-первых, удивляет утверждение автора, что "объединения граждан" якобы функционируют не на правовых началах. Неважно, что автор "имел в виду", -- важно, что у него получилось. Во-вторых, не так уж просто сразу понять, что именно "связаны между собой". Юристу необходимо заботиться о строгости и ясности фразы. И наконец, как понимать это "логически и сущностно". Противопоставление здесь вряд ли корректно: ведь если формальная логика действительно не учитывает содержание высказываний, то диалектическая логика как раз и озабочена более всего именно сущностью изучаемых ею объектов.

Обратим внимание ещё на одну цитату из [148]: "С относительной самостоятельностью сопряжено воздействие государства на общество. В этом воздействии ведущая роль, несомненно, принадлежит обществу, которое выступает социально экономической основой государства, определяющей его природу, могущество и возможности". В рамках предложенной нами концепции, Общество есть вовсе не какая-то неопределённая "основа" государства -- поскольку является совершенно определённой метасистемой государства. Со всеми вытекающими из этого структурными и функциональными последствиями (см. выше).

Вообще все ветви государства в Гражданском Обществе независимы друг от друга. Исключая Концептуальную ветвь (которой подчинены в стратегическом плане все остальные ветви государства). Общество как система включает в себя собственные подсистемы. В том числе -- государство. (См. рис. 4 на стр. 25 и рис 6 на стр. 28).

Интегральные характеристики Гражданского Общества

-- Государство подчинено Обществу. Законодательно закреплено право Общества заменить государство на другое -- в том числе принципиально иного типа (легитимная смена "режима правления").

-- Государство законодательно признаёт гражданина равнозначным с собой субъектом права. (Гражданин может подать иск в суд на любой государственный орган).

-- Государственные органы формируются на основе самоуправления - путём делегирования части властных полномочий снизу вверх -- в процессе самоорганизации Гражданского Общества в иерархическую информационно-сотовую структуру по тезаурусно-территориальному принципу.

-- Государственный механизм кроме обычных трёх ветвей (судебной, законодательной, исполнительной) включает первую ветвь -- Концептуальную власть, которой в стратегическом управлении Обществом подчинены остальные три ветви.

-- Все ветви государственного механизма являются представительными: все они формируются и расформировываются только народом (Обществом в целом). Ни одна из ветвей власти не обладает правомочиями по созданию или роспуску других ветвей власти.

-- Все ветви власти функционально строго разделены. Законодательно запрещены любые пересечения властных полномочий разных ветвей государственного механизма.

-- Президент законодательно признаётся главой исполнительной власти. Не может быть иного гаранта конституции помимо того, кто априори является легитимным носителем всей полноты власти в Обществе. Полной неограниченной властью в Гражданском Обществе обладает только народ (Общество в целом).

-- Конституция Гражданского Общества является исчерпывающе полной, -- исключая не только необходимость, но и возможность какого-либо её истолкования. Её должен чётко понимать любой образованный гражданин -- армия чиновников-истолкователей полностью отменяется как социальный институт.

-- Доходы государственного чиновника-управленца любого ранга законодательно ограничиваются; ему запрещается любое совместительство -- исключая научно-педагогическую деятельность.

-- В процессе самоорганизации Гражданского Общества не применяется "голосование по партийным спискам" : каждый кандидат на занятие поста в механизме управления вместе со своей предвыборной программой опубликовывает результаты его официального освидетельствования в медико-биологическом, интеллектуальном и нравственном аспектах. Отменяются не только все религиозные, расово-национальные и половые, но и все возрастные ограничения.

11. В Гражданском Обществе жёстко разграничены функции и сферы компетенции всех силовых структур, любые пересечения караются по закону.

F. Разграничение полномочий ветвей власти

Статьи 77 и 95 Конституции РФ содержат словосочетание "представительные и исполнительные органы государственной власти". Это выражение логически некорректно: оно представляет собой классификацию по разным основаниям (нечто подобное выражению: "столы бывают письменные и деревянные"). Органы государственной власти, с одной стороны, делятся на концептуальные, судебные, законодательные, исполнительные; и совершенно с другой стороны -- каждый из них может быть либо представительным, либо непредставительным. Однако в Гражданском Обществе нет места никаким непредставительным органам (государство занимает подчинённое положение по отношению к Обществу): любой государственный орган правового государства является п р е д с т а в и т е л ь н ы м. Назначаемыми могут быть только работники аппарата, законодательно лишенные права принимать содержательные решения (те, кого в принципе, со временем, можно заменять на компьютерные системы).

В проекте конституции, разработанном в своё время "комиссией Румянцева", много места и внимания уделено так называемому "механизму сдержек и противовесов", якобы способному обеспечить баланс сил между ветвями власти. Идея этого "механизма" проста: наделить все ветви правами по расформированию друг друга (и наивно надеяться, что в итоге такие ветви власти будут тратить свои силы и время на что-либо иное, кроме междоусобных разборок). К сожалению, эта идея нашла отражение и в ныне действующей Конституции РФ. Если кому-то для доказательства полной неэффективности этой идеи мало событий Октября 1993г., остаётся воскликнуть: "Dixi et animam levavi!".

Единственное разумное решение этой проблемы -- логически последовательное доведение принципа "разделения властей" (никем в принципе не отвергаемого, почти везде постулируемого, но мало кем осознаваемого до обоснованных конечных выводов) до его логического конца -- полного и завершённого разделения властей: с законодательно закреплённым лишением их каких бы то ни было полномочий по формированию и расформированию друг друга. Такой принцип обоснован и логически, и юридически: в Гражданском Обществе все органы управления представительны. Только народ (Общество в целом) имеет неотъемлемое легитимное право на создание и роспуск органов управления Обществом. В выборах любого органа участвуют все граждане (всё "население", на языке сегодняшнего чиновника), коими впоследствии формируемый орган будет управлять. При этом голосование всегда будет "всенародным" -- соответственно тому уровню государственного механизма, к которому принадлежит формируемый орган.

Отечественная история последних полутора десятилетий наглядно показала, насколько наше уставшее от плохо продуманных экспериментов общество нуждается в жёстком и последовательном разделении властей. Альтернативы нет. Ибо сегодня ни один разумный человек не признает приемлемой альтернативой возврат к какой бы то ни было синкретичной диктатуре.

Сегодня мы, однако, не слишком от неё далеки. Всё больше современное российское государство смахивает на диктатуру класса чиновников. России незамедлительно нужна конституция, отменяющая власть чиновничества и гарантирующая подлинное народовластие. Сейчас же ситуация -- на грани фарса: никто в явном виде не рискует отвергать принцип народовластия; действующая Конституция РФ в статье 3 громогласно заявляет о власти народа.... Но, увы, последующие её главы мало согласуются с главой 3.

G. Концептуальная власть

Управление Обществом осуществляется на разных уровнях. Самый "нижний" -- силовой. На следующем уровне определяется последующее состояние общества. Этот уровень условно можно назвать "генетическим". Здесь работают наркотики, алкоголь, табак и т. п. Третий уровень принадлежит экономике. Четвёртый уровень -- идеологический. На пятом уровне работают объективные закономерности человеческой истории (этот уровень можно назвать историко-хронологическим). Шестой уровень -- концептуальный.

На концептуальном уровне осуществляется стратегическое управление Обществом: определяются конечные цели в развитии Общества, оптимизируются методы достижения этих конечных целей, устанавливаются все ограничения, налагаемые Обществом на государство. Решение всех этих проблем Общество поручает концептуальной ветви государственного механизма -- Концептуальной власти.

Концептуальная власть ответственна за формирование и отображение общественного мнения, которое служит основой для выработки Концептуальной властью "направляющих косинусов" для законодательной власти -- принципов функционирования государства, запретов на определённые методы решения текущих задач (например, на расстрел исполнительной властью собственного парламента из танковых орудий). Государство должно быть законодательно лишено права использовать армию во внутренних разборках между ветвями механизма власти. Дело Концептуальной власти -- сформировать для законодателя обоснования необходимости соответствующего закона и разработать ведущие правовые принципы, которыми законодатель должен руководствоваться при создании нового закона.

Сегодня принято именовать так называемые средства массовой информации (что само по себе некорректно) "четвёртой властью". Есть ли для этого какие-либо основания? Если судить по сегодняшней общественно-политической ситуации в России, такие основания безусловно существуют. Массовые коммуникации испортили не одну служебную и политическую карьеру; в довольно широких пределах продемонстрировали свою способность оказывать заметное давление на общественное сознание. В этом нет ничего необычного: именно в этом заключается главная функция массовых коммуникаций, их основная общественная роль. Более того, если последовательно стоять на демократических позициях, придётся признать, что массовые коммуникации -- отображающие глас народа, -- должны быть вовсе не четвёртой, а первой властью в правовом государстве Гражданского Общества. (Разумеется, речь не о нынешних "СМИ", в весьма большой степени заангажированных и коррумпированных, -- о них надо говорить в специальном исследовании. Мы ведём речь о том, что должно быть в неискажённом, подлинно демократическом Гражданском Обществе).

Однако массовые коммуникации по своей изначальной сущности, по своей организационной и функциональной природе, в принципе не способны (и не должны) формировать общественное сознание. Эта задача по плечу только Науке. Такую задачу нельзя доверять действующим политикам (невзирая на обременённость некоторых из них всевозможными учёными степенями и званиями) -- ибо политика есть самодовлеющий способ мышления, "искусство возможного" -- дело не слишком чистое, по словам самих политиков, озабоченных отнюдь не поиском истины, а исключительно достижением личного успеха любой ценой.

Формировать общественное мнение можно только на основании научно установленных истин. И только научно обоснованными оптимальными методами. Следовательно, во главе первой -- Концептуальной -- власти должны стоять научно подготовленные люди, научно организованные, функционирующие по законам науки структуры. Причём этим людям законодательно противопоказано участие в каких-либо иных управленческих (тем более -- коммерческих ) структурах. Им показан единственный вид совмещения: параллельная научно-педагогическая деятельность.

Никто, кроме Науки, не может определить оптимальные пути к поставленным целям, -- такие пути, которые гарантируют обществу минимально возможные потери в людях, ресурсах и международном престиже. Что всё ещё плохо понимается политиками вообще, и отечественными в особенности, -- необходимость одновременного, не одной за счёт других, а совместного, -- решения трёх групп проблем: материальных, духовных, экологических. Только подлинная (неангажированная, идеологически неподавляемая предержащими властями) наука способна правильно осознать проблему, сформулировать адекватную постановку задачи и найти эффективные методы её решения. Ненаучные коллективы, как правило, неспособны прежде всего правильно определить вставшую перед Обществом проблему, не говоря уж о последующих этапах анализа. (Именно из-за этой неспособности политиков и недопущения к кормилу лучших умов, наше общество с удручающим постоянством вместо достижения прокламированного результата добивается очередного "укорочения ног").

Концептуальная власть должна представлять собой иерархически организованный механизм взаимодействия научных и массовых коммуникаций. Он, естественно, должен быть представительным, но его формирование должно проходить не по произвольно кем-то (обычно всё теми же в данный момент действующими властями) назначенным правилам ("Закону о выборах"), а по отработанным в самой науке канонам и критериям, научно обоснованными и научно отработанными методами.

Место, которое должна занимать Концептуальная власть в механизме управления обществом, схематически показано на рис. 6 (см. стр. 28).

В истории человечества концептуальная власть сыграла огромную роль. Именно она определяла судьбы народов, государств, монархов и президентов. В некоторые эпохи она пересекалась с церковью. Но всегда в её руках было самое мощное оружие -- знания. И ещё более важное оружие -- методы добывания новых знаний. В определённой мере она делилась частью этих знаний и умений с ею же сформированными и негласно назначаемыми правителями. Те же, кто не был втайне избран концептуальной властью, царствовали недолго и неудачно. Иное дело, что истинная ситуация всегда оставалась вне поля зрения толпы и мало у кого из правящей элиты доставало времени и ума, чтобы начать смутно догадываться о реальном положении. Но далеко не всегда концептуальная власть институциировалась внутри того общества, за судьбы которого оказывалась ответственной в конце концов. Последнее обстоятельство заставляет очень внимательно присмотреться к ситуации в сегодняшней России.

H. Самоуправление и самоорганизация Общества

В ныне действующей Конституции РФ (принятой 12.12.1993г.) самоуправление изначально сопричислено к органам "местного самоуправления" (глава 8). Статья 133 однозначно разделяет "местное самоуправление" и "органы государственной власти". Согласно статье 132, самоуправление может наделяться "отдельными государственными полномочиями", реализация которых "подконтрольна государству". В очередной раз авторы КРФ употребляют термин "государство" не вполне корректно. Ибо самоуправление и есть основа любого демократического государства. В рамках последовательно демократической доктрины единственным легитимным носителем абсолютной власти в обществе является народ. Даже в самой КРФ постулируется это основополагающее положение: "...единственным источником власти в Российской Федерации является её многонациональный народ". Оставаясь в рамках демократической доктрины, невозможно не признать, что власть должна делегироваться от абсолютного носителя этой легитимной власти к выбранным им наёмным коллегиальным органам, а не наоборот. Причём этот принцип сохраняется на любом иерархическом уровне управленческой пирамиды, где чем выше уровень, тем ограниченнее объём компетенции (при безусловном укрупнении решаемых задач), тем уже властные полномочия (при безусловном повышении уровня ответственности перед Обществом). В правовом государстве Гражданского Общества каждый "более верхний" орган управления ответственен не перед "ещё более верхним", а перед непосредственно "нижним" -- тем, кто делегировал "верхнему" органу часть своих властных полномочий. Таким образом, наибольшими полномочиями (после народа, т.е. Общества в целом) обладают как раз органы самоуправления. И никакие "государственные" (верхние в иерархии государственного механизма) структуры не обладают легитимным правом "наделять органы местного самоуправления отдельными государственными полномочиями" -- только строго наоборот. Уже поэтому "местные органы" более "государственны", чем "центральные органы". Очевидно, необходимо упорядочить терминологию: в правовом государстве Гражданского Общества нет ни "местных", ни "центральных" органов -- есть верхние и нижние. При "обратном" порядке делегирования полномочий. И те, и другие органы суть органы государственного управления. "Нижние" -- даже в большей степени, чем "верхние".

Resume: самоуправление -- основа государства в Гражданском Обществе.

Исходя из вышеизложенного, следует признать статью 12 КРФ принципиально ошибочной. Что касается Президента, то в Гражданском Обществе он является просто высокопоставленным (наёмным!) чиновником -- со всеми вышеописанными ограничениями и запретами, -- а вовсе не "осуществителем Государственной власти" (ст.11 КРФ) и не "гарантом конституции" (ст.80 ). Ибо единственным гарантом конституции является сам народ -- как единственный легитимный носитель неограниченной власти в обществе.

В Гражданском Обществе власть должна вырастать как дерево -- естественным путём: снизу -- вверх. Этот рост представляет собой самоорганизацию Общества. То есть именно тот процесс, в результате которого исторически возникло государство как общественно-политический институт Общества. (А точнее и строже -- как одна из основных системообразующих функциональных подсистем Общества). Принципы информационно-сотовой самоорганизации Общества рассмотрены в гл. 4.

Глава 10. Моральный вред

Кое-что об исследуемом нами понятии упоминается в Международном билле о правах человека: "Каждый человек имеет право на защиту его моральных и материальных интересов, являющихся результатом научных, литературных и художественных трудов, автором которых он является" (п.2 статьи 27).

Но не понятно, радоваться этому или печалиться. Хорошо, что проблема названа. Но вот сформулирована ли она? На мой взгляд, нет.

Во-первых, огорчает повторение распространённой ошибки -- "литературных и художественных". Возможно, здесь вина переводчика. Но в естественном, незамороченном человеческом сознании "литература" -- это и есть художественное произведение. Похоже, авторы билля (впрочем, как и многие другие) путают "художественное" и "изобразительное". Между тем, литература и изобразительное искусство -- равноуровневые подсистемы искусства (см. А. Птушенко. Огрехи закона об авторских правах // ИС. Авторское право и смежные права N10, 2002).

Во-вторых, не ясно, почему "моральные интересы" однозначно связаны с результатами каких-либо трудов. Разве нельзя нанести моральный вред человеку, вовсе не являющемуся автором какого-либо труда? Мой личный опыт, история нашего отечества, свидетельствуют: ещё как можно! Иначе говоря, проблема требует чёткой формулировки -- принять за основу исследования представления авторов билля вряд ли допустимо.

Не говоря уж о том, что прежде всего надо бы определить содержание понятия "нарушение моральных интересов". И установить, синоним ли это распространённого в отечественном праве термина "моральный вред".

И главное, как этот вред измерить? Можно ли его измерить количественно?

В этом отношении весьма показательна статья Е. Климовича "Методика определения размеров денежной компенсации морального вреда при рассмотрении гражданских дел о нарушении авторских прав", опубликованная в N 2 журнала "Интеллектуальная собственность. Авторское право и смежные права" за прошедший год. Весьма показательно, на мой взгляд, что эта идея пришла в голову не "чистому" юристу, а человеку с дисциплинированным и незашоренным мышлением, сформированным естественно-научным образованием (г. Климович -- кандидат технических наук).

Конечно, размер морального вреда надо как-то измерять. Тут г-н Климович абсолютно прав. И мы должны его поблагодарить уже за то, что он обратил внимание общественности и специалистов на неблагополучие в этой сфере.

Вместе с тем трудно согласиться с основной идеей Климовича -- связать величину морального вреда с подсчётом "общих затрат времени (от досудебных действий до реализации вступивших в силу судебных решений)". Далее Климович пишет: "Именно время, которое автор, чьи права нарушены, вынужден затратить для реализации гарантированной Конституцией РФ "судебной защиты его прав и свобод" (п.1 ст. 46), предлагается считать основным объективным показателем для определения размеров денежной компенсации морального вреда. Кроме того, необходимо также учесть специфические, а иногда экстремальные условия, в которых происходит осуществление автором защиты своих прав".

Беда в том, что произвол чиновников и судей никак не зависит от деяний правонарушителя, причинившего автору моральный вред. Может ведь так случиться, что при наличии громадного морального вреда судьи окажутся в благорасположении к обиженному автору и решат его дело мгновенно, без традиционных проволочек. Тогда, по Климовичу, смертельно оскорблённый автор должен получить мизерную компенсацию (за огромный ущерб!). Может случиться и иное: за пустяковый моральный вред, следуя методе г-на Климовича, придётся насчитать огромную компенсацию -- лишь потому, что судьи оказались на сей (случайный!) раз недоброжелательными и недобросовестными.

Слов нет! -- оскорбления и произвол суд'ей автору надо компенсировать. И я за то, чтобы метод Климовича для этого использовать. Но только именно для этого -- для наказания суд'ей. (Для чего следует принять особый закон). Однако для количественного исчисления морального вреда, причинённого автору правонарушителем, нужен принципиально иной подход.

К тому же моральный вред может причиниться и не автору. Просто гражданину (мало ли в нашем диком отечестве для этого поводов!). Как быть в подобном случае? Неужто г. Климович намерен напрочь лишить неавтора всякой компенсации морального вреда?

Обратите, однако, внимание на то, что Гражданский кодекс РФ нацелен на защиту вообще морального вреда, т.е. вреда, причинённого человеку, а не специфически автору чего-то: "Если гражданину причинён моральный вред..." (ст. 151); "...вред причинён гражданину в результате..." (ст. 1100).

Во всяком случае, вряд ли кто-то осмелится утверждать, что "авторская" сфера на сегодня чётко определена. Скорее, наоборот. В этом со мной согласны и авторы статьи "Эволюция понимания интеллектуальной собственности на современном этапе" [152]. Интеллектуальная собственность -- и как объект Права, и как реальный компонент сегодняшних научных, производственных, социально-экономических и общественно-политических систем -- намного шире того, что охвачено на сегодня пресловутым "пакетом" из пяти законов (авторский, патентный, об ЭВМ, о микросхемах, о товарных знаках). Интеллект -- основа любой человеческой деятельности, интеллектуальная собственность -- важнейший объект собственности как таковой. Сфера интеллектуальной собственности на много порядков шире сферы вещественной собственности. Тем более, что сегодня у нас 90 % вещественных объектов принадлежат пяти процентам населения. Следовательно, владельцев ИС должно быть гораздо больше, чем "материальных" собственников. Уже поэтому нам не стоит ограничиваться исключительно вопросами, подведомственными сегодняшнему Роспатенту.

Во-вторых, права человека, вне всякого сомнения, приоритетнее авторских прав. Вред, наносимый человеку, не может считаться менее важным (как для практика правоохраны, так и для исследователя-теоретика), чем нарушение авторских прав. Нельзя упустить из виду и самое важное, системно-логическое соображение: следуя теореме Гёделя, вред автору следует рассматривать прежде всего как частный случай вреда человеку. (Недаром же я начал анализ с Билля о правах человека, а не с отечественных "авторских" законов). Таким образом, оставлять без внимания моральный вред неавтору неверно -- и идейно, и правоведчески, и с позиций корректной методологии.

В связи с этим и возникает необходимость формирования строгой дефиниции термина "моральный вред". Понятно, что применительно к человеку это на порядок сложнее, чем к автору.

Как у нас принято, ни один из ныне действующих законов до осознания даже просто наличия этой проблемы не возвышается. (По - чиновному, видимо, наоборот -- "не опускается").

Уголовный кодекс озабочен только клеветой и оскорблением. "Клевета, то есть распространение заведомо ложных сведений, порочащих честь и достоинство другого лица...". И "Оскорбление, то есть унижение чести и достоинства другого лица, выраженное в неприличной форме...". На мой взгляд, законодатель и здесь не очень-то блеснул глубокомыслием. По его мнению, выходит, что оскорбление от клеветы отличается исключительно "неприличной формой". Если поверить в этот вздор, придётся подумать, что все дуэли в позапрошлом веке происходили только после матерного оформления мнений дуэлянтов друг о друге. Как будто не умели люди оскорблять, сохраняя полные "приличия". Нет, у них были совсем иные критерии для опознания оскорбления!

Ясно однако, что моральный вред и оскорбление -- далеко не одно и то же. А уж с клеветой -- находясь в твёрдой памяти и в ясном рассудке -- его тем более не спутаешь. Хотя, разумеется, моральный вред вполне может быть следствием клеветы. (Впрочем, и оскорбления -- тоже).

Но любому непредвзятому человеку ясно, что моральный вред -- понятие намного более широкое, чем клевета и оскорбление (кстати, не помните, что такое "оскорбление действием"?).

Как это ни парадоксально, в законе об авторских правах термин "моральный вред" не встречается вообще. Похоже, остаётся один гражданский кодекс.

Впрочем, г-н Климович пытается обнаружить искомую дефиницию в Основах гражданского законодательства Союза ССР и республик от 31.05.1991г. N 2211-1: "Моральный вред (физические или нравственные страдания), причинённый гражданину неправомерными действиями, возмещается причинителем при наличии его вины.". Из этой цитаты можно сделать единственный полезный вывод: советский законодатель отождествил моральный вред с физическими и нравственными страданиями. Что конечно удивляет: как это "физические страдания" попали в разряд моральных явлений? Да и вообще -- как отличить уровень страданий от более "мелкого" уровня обиды, возмущения и нежелания видеть обидчика безнаказанным? Короче, юридическая (и системно-логическая) корректность этакого определения весьма и весьма сомнительна. Тем не менее, это противоестественное отождествление сохранилось и во всех законах Российской Федерации, в первую очередь, в ГК (статьи 151, 1100, 1101).

Далее г-н Климович обращает наше внимание на тот вроде бы бесспорный факт, что в случае признания факта вещественного ("материального") вреда, наличие сопутствующего морального вреда как бы уже и не нуждается в доказательстве: "В случае причинения морального вреда представляется целесообразным следующее: если при рассмотрении дела суд вынес решение, удовлетворяющее просьбу истца (гражданина), в части имущественного иска, то доказывать, что при этом истцу был причинён моральный вред, не требуется. В этой ситуации ответчик, безусловно, нанёс моральный вред истцу, который вынужден обратиться в суд за защитой своих прав, и далее речь должна идти об определении размеров денежной компенсации указанного вреда".

Но разве не может сложиться ситуация, в которой легко просматривается большой моральный вред при очевидном отсутствии вреда вещественного? Может, разумеется. Тем более, что ГК РФ настойчиво советует: "Суд должен также учитывать степень физических и нравственных страданий, связанных с индивидуальными особенностями лица, которому причинён вред" (ст. 151).

Поэтому нельзя исключить и такой случай, когда вещественный вред может и не сопровождаться моральным вредом. По-моему, именно об этом и подумал законодатель, сочиняя выделенную строчку в предшествующей фразе: как величина, так и само наличие морального вреда в конечном счёте определяется "индивидуальными особенностями лица, которому причинён вред".

В конце концов, даже буква действующего закона принципиально отрицает связь вреда морального с вредом вещественным: "Компенсация морального вреда осуществляется независимо от подлежащего возмещению имущественного вреда" (пункт 3 статьи 1099 Гражданского кодекса РФ). Так что в этом отношении г-н Климович ошибся -- когда всё-таки связал два вида вреда, утверждая, что признание факта вещественного вреда однозначно свидетельствует о наличии и морального вреда. Вопрос много сложнее, чем представляется г-ну Климовичу.

Все эти теоретические рассуждения я намерен подкрепить практическими примерами из собственной биографии.

В конце 1999 года многие пребывали в нелепой уверенности, что в ночь с 31-го декабря на 1-е января двухтысячного года они благополучно переместятся из второго тысячелетия в третье. Само по себе это было смешным и малопочтенным явлением, но не всегда приводило к какому-либо ущербу (хотя временами приводило, и к немалому -- как в случае некоей авиакомпании, отправившей своих клиентов якобы вдогонку за уходящим веком, -- за немалые, разумеется, деньги). Когда я пытался объяснить Дмитрию Диброву нелепость заявлений на НТВ о выходе его "миллионерской" программы (снятой в декабре 1999-го) на телеэкран уже в следующем веке, это не было для меня столь важно -- его ослиное упрямство и ссылки на какой-то комитет в оправдание его дикого утверждения, -- чтобы создать для меня эффект морального ущерба. Но когда бывший президент Ельцин объявил в новогоднюю ночь во всеуслышание, с экрана телевизора, что отрекается от власти не когда-нибудь, а именно на рубеже веков, я был твёрдо убеждён, что мне нанесён немалый моральный вред. Кто нами правит, в конце концов?! И не нашлось же вокруг него ни одного разумного человека, кто бы объяснил ему (президенту) безграмотность и нелепость занятой им позиции. Нелегко -- прежде всего, морально! -- жить в стране, где с удручающим постоянством к кормилу власти приходят далеко не самые умные и порядочные. И ведь потом, спустя год, никто даже не подумал извиниться -- ни Дибров, ни Ельцин! (А также и великое множество других наглых телевизионщиков и замороченных "простых" людей). Так что тот моральный вред жив и сегодня. Допускаю, что далеко не каждому "россиянину" демарш Ельцина нанёс моральный ущерб: не у всех кожа одинаковой толщины, да и знания не у всех одинаковы. Поэтому я целиком за подход ГК РФ к проблеме морального вреда с позиций "индивидуальных особенностей лица". И, похоже, ничто кроме психологии тут не поможет.

Ещё один пример -- нанесения большого морального вреда при малосущественном вещественном. За две недели до Нового года я получил по почте бумагу. Назвать её официальной -- рука не поднимается, ибо она подписана неким г-ном С.В.Топчиевым, всего лишь начальником управления по работе с клиентами открытого акционерного общества "Московская городская телефонная сеть".

Следовательно, г. Топчиев даже не является госчиновником. Тем не менее, ничтоже сумняшася, он считает вполне правомерным уведомить меня, что "...плата за телефон с января 2003 года должна вноситься Вами в полном размере в соответствии с установленными тарифами".

Неужто мы уже дожили до такого состояния, когда любой частный предприниматель может самостийно определять, согласно каким тарифам он будет драть плату со своих клиентов, полностью наплевав на все ныне действующие законы?

Не сомневаюсь, вы не забыли, что существует в России Федеральный закон Российской Федерации от 12 января 1995 года N 5 - Ф3 О ВЕТЕРАНАХ. Надеюсь, вы помните, как звучит пункт 9 статьи 14 ("Меры социальной защиты инвалидов войны"). Там сказано: "оплата в размере 50 процентов коммунальных услуг (водоснабжение, водоотведение, вывоз бытовых и других отходов, газ, электрическая и тепловая энергия -- в пределах нормативов потребления указанных услуг, установленных органами местного самоуправления); абонентной платы за телефон, услуг за пользование радио и коллективной телевизионной антенной...". Подчеркнём: по отношению к телефону законодатель не подразделяет инвалидов войны по каким-либо категориям или группам (хотя и делает это в других пунктах -- 17, 19, 22, 23, 24, 25, 26, 27). И для опытного юриста, и для "простого" гражданина РФ абсолютно ясно: телефон нужен в равной мере любому инвалиду ВОВ, потому законодатель и считает их равными перед лицом любых организаций типа МГТС.

Уместно припомнить и пункт четвёртый статьи 11: "Федеральные законы и иные нормативные правовые акты, законы и иные нормативные правовые акты субъектов Российской Федерации, ограничивающие права и льготы, предусмотренные для ветеранов настоящим Федеральным законом, являются недействительными". Притом статья 28 гласит: "Реализация прав и льгот ветеранов осуществляется по предъявлении ими удостоверений единого образца". Что лишает господ Топчиевых права по собственному усмотрению требовать каких-то дополнительных справок. (А ведь требуют! В том числе и сослуживцы Топчиева с Преображенского телефонного узла).

Почему это не ясно г-ну Топчиеву, гадать не будем. Видимо, он не относит себя ни к одной из двух вышеупомянутых групп граждан РФ. Но, как хорошо известно, незнание закона не освобождает от ответственности за его нарушение. Тем не менее, моих детальных разъяснений коллеги г. Топчиева, видимо, не приняли. Иначе зачем бы он послал мне эту пресловутую бумагу? (Если, разумеется, он не рассылал эти уведомления, не думая и не входя ни в какие "детали", -- а просто всем, кто подвернулся ему под руку).

Но сверх того, ему следовало бы прежде всего обратить внимание на то, что упомянутое им постановление Московского правительства N 784-ПП обращено всё-таки исключительно к "отдельным категориям граждан, получающим пенсию в органах социальной защиты населения г.Москвы". Неужто г-н Топчиев настолько безграмотен, что к названным органам причисляет и Министерство Обороны? Ибо г-ну Топчиеву должно быть хорошо известно, что не имея к "органам социальной зашиты" ни малейшего отношения, я получаю свою (заслуженную почти сорокалетней службой в Советской Армии) пенсию в Министерстве Обороны. Известно ему (Топчиеву), что я не только полковник в отставке, но и признанный всеми юридическими службами участник Великой Отечественной войны (все необходимые документы на сей счёт у Топчиева имеются). Знает он и то, что я "прохожу" в законе о ветеранах по выше упомянутой статье14, то есть являюсь инвалидом Великой Отечественной войны. Но не знает он (либо делает вид, что не знает), что никто не наделял его правомочиями по его собственному разумению перетолковывать положения закона. Ему всё кажется, что он вправе сам решать, каким группам инвалидов он соизволяет предоставлять льготы, а каким -- нет. При этом он упорно путает "собесовского" инвалида с инвалидом Великой Отечественной. Что по закону недопустимо.

Здесь наличествует и вполне определённый моральный аспект (которого Топчиев упорно не понимает). "Цивильных" (собесовских) инвалидов много, их число (к великому, конечно, сожалению!) будет непрерывно расти и дальше. Причём, судя по плачевным результатам деятельности нашего государства за последнее десятилетие, -- даже в процентном отношении ко всему населению. Как говорят в народе, все там будут. А вот инвалидов ВОВ осталось мало и скоро не будет совсем. Этого не осознают (или "придуриваются" -- хотя велика ли здесь корысть, учитывая сказанное о сегодняшнем количестве участников ВОВ) и другие многочисленные Топчиевы. В том числе торгующие разнообразными лекарствами. Всё норовят они уравнять всех и вся: для них что "рядовой" пенсионер, что участник ВОВ -- всё едино. Быть может и здесь скажет веское слово юстиция, как вы полагаете?

Что касается конкретного г. Топчиева, то против него я намерен возбудить в суде общей юрисдикции дело по статье 151 Гражданского Кодекса Российской Федерации о компенсации морального вреда. Учитывая известные прецеденты последнего времени, я предполагаю оценить нанесённый мне моральный вред в миллион долларов. В самом деле, сколько можно тратить времени и нервов на многократное разъяснение упрямым невеждам требований Закона! Величину морального вреда удваивает уровень фанаберии г. Топчиева и его коллег с Преображенского телефонного узла. Все коммунальщики безропотно воспринимают тот факт, что согласно требованиям закона я имею право не клянчить компенсацию, а оплачивать им половину их тарифа. А г. Топчиев "возникает"! Видимо, считает себя лучше других. Так пусть суд и разъяснит ему ошибочность такого поведения.

Летом прошлого года я удостоился от Министерства Обороны путёвки в Центральный военный санаторий. Дежурная медсестра в санатории потребовала от меня собесовскую справку об инвалидности. На мои попытки объяснить ей все вышеизложенные положения Закона, она с тупым упрямством ответствовала, что у неё есть инструкция, а знать законы -- не её дело. На следующее утро лечащий врач намерил мне систолическое давление за 160 мм при диастолическом в 120. До того давление у меня было как у космонавта: 120 на 80. Считать ли это теми самыми "физическими страданиями", которые упоминаются в статьях 151 и 1101 Гражданского кодекса РФ? Помнится, в тот момент я готов был с этим положением ГК согласиться безоговорочно.

Но сегодня, по трезвому размышлению, я пришёл к иному заключению. Всё-таки такие "страдания" никак нельзя отнести к физическим. Они -- физиологические. Если мы не признаем сего бесспорного факта -- поставим всю юстицию в крайне сложное положение. Хватит нам проблем с определением пределов правомерной самообороны. (Ещё раз вспомните об "оскорблении действием" -- ясно, что такие правонарушения "проходят" совсем по иным статьям УК, чем моральный вред).

Да и вообще: определять меру ущерба уровнем страданий -- дело безнадёжное. Особенно, если не сумеете предварительно строго (юридически!) определить, что такое страдание. Краткий словарь современных понятий и терминов данный термин вообще внимания не удостаивает -- видимо, считает его абсолютно несовременным. Старенький "Ожегов" как всегда предлагает нечто тавтологичное: "Страдание -- физическая или нравственная боль, мучение". В БСЭ между "Стравинский" и "Страделла" вообще ничего нет. (Вообще-то о БСЭ можно было бы сказать немало "хорошего"! Знаменитую картину Карла Брюллова "Гибель Помпеи" вы там не найдёте, хотя малоизвестная картина "Медный змий" Фёдора Бруни представлена во всём великолепии. Причём -- на фоне великого множества разнообразных Бубновых. О коих обычному пользователю энциклопедии вообще знать не обязательно).

Заглянуть в медицинскую энциклопедию, может быть, было бы несложно. Но вряд ли это дало бы что-то новое, полезное для нашего исследования. В конце концов, нам нужно не медицинское, а юридическое определение. И не страдания, а непосредственно морального вреда.

Кстати "о птичках". Вспомнился ещё один наглядный пример. Возникла потребность несколько листов упаковать в рамки. (Для вывешивания на стене). Я долго обзванивал разнообразные магазины, фотоателье и т. п. Чаще всего номер, указанный в справочнике, уже, по-видимому, устарел; некоторые абоненты не понимали, о чём речь (и предлагали багет на метры), некоторые были расположены далеко и неудобно... В общем, нравственные страдания (и немалые! и долгие) были налицо. Но разве мне кто-то нанёс моральный вред? Нет, конечно! Причём решилась проблема просто: нужные мне рамочки продавались в уличном киоске напротив моего дома. Мораль: наличие нравственных страданий -- вообще не повод для установления морального вреда. Вред есть результат целенаправленных или человеконезамечающих ("сановных") деяний, демонстрация наплевательства по отношению лично к вам либо к социальной группе, к которой вы сами себя относите. Наше государство не затрудняется с "выдачей" блестящих примеров на сей счёт.

Вернёмся к биллю о правах человека. Почему он начинает с неких "моральных интересов"? Есть ли таковые на деле? Обратимся к психологам. Хэрри Алдер [153] пишет: "Один человек, согласно своей жизненной модели, занимает потребительскую позицию (он озабочен только тем, чтобы иметь и приобретать, наибольшее значение для него имеют некие зримые, осязаемые свидетельства его успеха). А другой человек должен узнать обо всём, что касается любого предстоящего ему действия (будь то перемена работы или простая покупка), прежде чем приступить к делу. Третьего больше всего заботят отношения -- что подумают окружающие о каком-либо его поступке, как к этому поступку отнесутся дети, начальник, соседи и другие знакомые. А четвертый больше всего печётся о своём внутреннем мире, самочувствии и сохранении самоуважения. Делать или знать для такого человека менее важно, чем быть удовлетворённым жизнью, быть счастливым, быть хорошим инженером или кем-то ещё".

Из этой цитаты напрашиваются следующие локальные выводы:

-- Есть люди, имеющие исключительно вещественные интересы.
(Из чего, правда, ещё не следует, что все интересы, не входящие в круг интересов подобных людей, можно признать моральными интересами).

-- Интересы людей второго типа правильнее считать познавательными, чем моральными.

-- Люди третьего и четвёртого типа безусловно имеют интересы, которые так или иначе возможно сопричислить к моральным интересам. Хотя различия между этими двумя типами людей довольно значительны: третий обращён вне себя, в окружающую среду, а четвёртый -- внутрь себя. Значит, и моральные интересы могут быть разными.

-- Мы ещё раз -- на этот раз самостоятельно, на основе системно-логических соображений, а не из-за ссылок на несовершенные законы, -- наглядно убедились, что ущерб моральным интересам есть функция каких-то психических (может быть, и каких-то ещё) характеристик конкретного человека.

-- Наша задача чётко подразделяется на две относительно самостоятельных подзадачи:
а) как количественно связать величину ущерба, причинённого конкретному человеку, с его индивидуальными характеристиками;
б) как, в каких единицах, выразить общую ("объективную") составляющую морального вреда, определяемую внешними по отношению к потерпевшему условиями: общечеловеческой значимостью прецедента, уровнем активности и недоброжелательности правонарушителя, его социальным и административным статусом.

-- Необходимо обосновать, как математически (если возможно количественное выражение обоих компонентов) связать объективную и субъективную составляющие морального вреда.

Отметим, что по сути мы негласно уже как бы признали эквивалентность выражений "нарушение моральных интересов" и "моральный вред". Пока-что я не вижу никаких серьёзных оснований тратить время, усилия и внимание читателя на рассмотрение каких-либо различий между этими терминами.

Для начала попробуем решить первую подзадачу (отчасти и потому, что она представляется менее трудной). Как установлено современной наукой, личность человека прежде всего следует оценивать двумя его имманентными характеристиками: психической конституцией и стилем (типом) мышления.

О классификации людей по типам психической конституции в течение веков написаны тысячи томов -- начиная с Гиппократа. Затем были Кречмер и Адорно, Павлов, Юнг и Фрейд, Выготский и многие другие. Очень хочется разобрать подробно взгляды всех этих психологов. Но это заняло бы больше места, чем в итоге будет занимать вся эта глава. Ограничимся кратким заявлением, что с психологией сложилась та же ситуация, что и с Культурой -- помните притчу о слоне и пятерых слепцах (см. [154]). Однако мне хорошо известен системоаналитический подход к данной проблеме, разработанный американскими учёными Расселом Л. Акоффом и Фредом Э. Эмери [43]. По моим убеждениям, этот подход превосходит огромное большинство современных психологических теорий на порядок. А может быть, и на два. В отличие от всех остальных, он рассматривает человека не как примитивную заданность (холерик -- меланхолик, тормозной -- возбудимый, эндоморф -- экзоморф), а как личность, стохастически (т.е. вероятностно) выбирающую тип поведения в зависимости от внешних обстоятельств и того закона распределения его типажа, который изначально заложен в нём Природой. Проще говоря, трус очень редко, но может выдать неожиданную реакцию в условиях, когда спасуют все храбрецы. А храбрец просто выдаёт такую реакцию много чаще. Хотя и не застрахован на все сто процентов, что никогда не "спразднует труса". Как говорится, один боится пистолета, другой же -- острого словца.

Во вторых, подход Акоффа -- Эмери рассматривает человека не линейно (как все без исключения другие психологи -- на одной общей оси, по разные стороны от "нормы"), а двумерно: с одной стороны, характеризуя личность уровнем её чувствительности к внешнему стимулу, с другой -- степенью его реактивности, т.е. вероятностью выбора наиболее жёсткого ответа. Пример: наступили в трамвае пассажиру на ногу. Один на месте пассажира мягко попросит оппонента слезть с ноги. Другой -- без лишних разговоров -- сразу съездит обидчика по физиономии. (Мне кажется, это знаменитое русское "дать в морду" практически непереводимо на другие языки. А уж этот анекдот с "я подумал: настало время!").

Очень хочется изложить теорию Акоффа -- Эмери подробно и доступным языком. В своё время я это уже сделал (см. [151]). Но здесь по соображениям экономии места и внимания читателя попробую самоограничиться.

В координатах "интенсивность стимула" -- "вероятность отклика" строится график меры объективерсии, принимающей значения в диапазоне от нуля до единицы. Аналогично мера субъективерсии принимает значения от нуля до -1. Для знатоков и любителей математики привожу более общее и более точное выражение для определения меры объективерсии (формула 1).

V=2[ ₀₁? f(I_s ) dI_s - 0,5] (1)

Здесь I_s -- вероятность отклика на стимул определённой интенсивности; меняется в диапазоне от нуля до единицы. Ясно, на нулевой стимул субъект не реагирует, на стимул наивысшей интенсивности реагирует непременно (с вероятностью, равной единице).

Таким образом, объективерт -- это человек, чувствительный к своему окружению, а субъективерт -- нечувствительный. Причём объективерсия и субъективерсия проявляются как тенденции, а не как незыблемые приверженности.

Аналогично определяется функция влияния индивида на окружение W, связывающая совокупную вероятность его выбора какого-нибудь способа действия с интенсивностью влияния, оказываемого этим способом действия на его окружение. Формула для определения величины этой функции от формулы (1) отличается только видом подынтегральной функции -- там подстрочный индекс "s" меняется на "e". Экстерналист -- это тот, кто склонен изменять окружение в соответствии со своими нуждами. Интерналист сам адаптируется к окружению.

Пересечение этих двух характеристик даёт четыре типа личности: объективный экстерналист, объективный интерналист, субъективный экстерналист, субъективный интерналист. Как пишут авторы цитируемой работы, "Чистые типы ("крайние" в приведённом строчкой выше перечне, АВП) всецело поглощены либо своим внутренним, либо внешним миром, подобно героям романа Кёстлера "Йог и Комиссар", в то время как смешанные типы сохраняют, хотя и по-разному, некоторый контакт и со своей психической реальностью, и со своим окружением. Чистые типы с большим трудом, чем смешанные, приспосабливаются к самим себе, к своему окружению и особенно к другим лицам в своём окружении". Добавим: смешанные типы с возрастом (и в подпитии) приближаются к центроверсии (психическому равновесию), чистые, наоборот -- удаляются от неё. Иначе говоря, Йог становится всё больше йогом, а Комиссар -- комиссаром.

Методика Акоффа -- Эмери позволяет решать задачи, абсолютно недоступные подходам, распространённым в современной "официальной" психологии. Например, что полезного для практики можно извлечь из распространённой и сегодня (идущей ещё от Гиппократа! -- с 400-ых лет до нашей эры) классификации людей на холериков, сангвиников, флегматиков и меланхоликов? Скажем, вы -- холерик, а ваша жена -- меланхолик; можно ли сказать что либо разумное о поведении этой пары в разных внешних окружениях? А если пара пополнится ребёнком-сангвиником? Полагаю, мало кто станет оспаривать утверждение, что вряд ли из этого подхода можно что-то извлечь, полезное для реальных человеческих взаимоотношений. Между тем рассматриваемый нами подход (Акоффа и Эмери) позволяет решать все названные задачи -- вплоть до определения положения в пространстве личности целых государств: США -- субъективный экстерналист, Англия -- объективный интерналист, Индия -- субъективный интерналист. (В качестве объективного экстерналиста раньше приводили в пример СССР. О сегодняшней России пока-что ничего определённого сказать нельзя -- ввиду отсутствия чётких программ и недвусмысленной внешней политики).

Этот метод позволяет надёжно сформировать работоспособный и эффективный экипаж подводной лодки, космической или полярной станции, "экипаж" кафедры в университете. Думаю, не ошибусь, предположив, что именно нежелание использовать этот метод подбора экипажа и привело к трагедии с одним из наших космических кораблей (с Волковым, Пацаевым и при командире, фамилию которого я сегодня даже не могу припомнить). Как это ни парадоксально (поскольку современная "официальная" психология весьма далека от рассматриваемого подхода), психологами разработано великое множество тестов, с помощью которых несложно получить индивидуальные характеристики объективерсии и экстернализации для любого человека. При необходимости эти тесты (по выданным нами инструкциям) могут без затруднения проводить работники судов. Так что в этой части, как говорится, no problem!

Нам остаётся предложить определённые значения некоего коэффициента, устанавливающего относительную величину морального вреда, соответствующую типу личности (как иногда выражаются, "темпераменту") пострадавшего. Мне представляется вполне обоснованным такой приём.

Вначале для удобства введём краткие (и выразительные) условные имена. Как уже упомянуто выше, две крайних точки в поле личности разумно назвать так: объективный экстерналист = Комиссар; субъективный интерналист = Йог. Обоснования названий смешанных типов даны в [151] -- мы поверим автору и примем их без доказательств: объективный интерналист = Гамлет, субъективный экстерналист = Лаэрт. (Поверьте, в бессмертной трагедии Шекспира содержится масса доказательств этого -- надо их только там увидеть и вытащить на свет божий). Ниже приведена предлагаемая "ранжировка". (Обоснования, всё по тем же причинам, опустим. Хотя они прямо-таки "лежат на поверхности").

Таблица 1: Комиссар-1; Гамлет-2; Лаэрт-3; Йог-4

Рассмотрим классификацию людей по типам их мышления. Здесь тоже понаписано немало. И здесь мы тоже не позволим себе анализировать все эти писания, а ограничимся одним симпатичным подходом к проблеме, изложенном, например, в [155]. Авторы (А.А. Алексеев и Л.А.Громова) предлагают разделить людей по складу их интеллекта на пять типов: синтезатор, идеалист, прагматик, аналитик, реалист (заранее заявив, что никто в принципе не объявляется лучше других -- у каждого стиля мышления есть свои сильные и свои слабые стороны). (Для запоминания мнемоническая формула: СИПАР).

Синтезатору свойственен интегративный подход, поиск сходства во внешне несходных, несовместимых вещах, стремление к конфликту и синтезу, повышенный интерес к изменениям; он склонен к теоретизированию и безразличен к данным, лишенным чёткой интерпретации. К достоинствам синтезатора относятся: сконцентрированность на основополагающих принципиальных положениях и допущениях, искусность в предотвращении соглашательской политики и необоснованных уступок.

Идеалист (на мой личный взгляд, он ближе всего к системоаналитику) в любом деле предпочитает холистский (ассимилятивный) подход, способен рассматривать широкий диапазон мнений, стремится к идеальным решениям, культивирует интерес к человеческим ценностям, одинаково ценит и конкретные данные и теорию; его достоинства: сконцентрированность на взаимоотношениях, учёт мотивов и стремлений людей, он весьма искусен в чётком формулировании целей.

Прагматик склонен к эклектическому подходу: он полагает, что "годится всё, что работает" и "что-нибудь да сработает"; он всегда ищет кратчайший путь к получению прибыли и питает интерес к инновациям; он адаптивен и ценит любые данные, если они позволяют быстрее достичь цели. Его достоинства: сконцентрирован на отдаче, прибыли от вложений, не забывает указать другим на прорехи в тактике и искусен в отыскании способов влияния на ситуацию и людей.

Аналитик предпочитает формально-логический, дедуктивный подход и всегда ищет "самый лучший способ"; стремится к созданию моделей, дефиниций и формул; питает интерес к научным решениям и отдаёт предпочтение теории и методу перед конкретными данными. Его сильные стороны: сконцентрированность на плане и методе, отслеживание важных деталей и искусность в планировании и моделировании.

Реалист предпочитает эмпирический, индуктивный подход, полагается на мнения экспертов, стремится к решениям, удовлетворяющим неотложные потребности, интересуется исключительно конкретными результатами, отдаёт предпочтение фактам перед теорией. Достоинства: концентрация на результатах, учёт ресурсов и реальной обстановки; искусен в упрощении ситуаций, урезывании средств и "отшивании" просителей,

Каждый из этих типов имеет и недостатки. Синтезатор может проявлять безразличие к достижению согласия и грешить излишним стремлением к конфликтам; он может добиваться новизны только ради самой новизны. Идеалист способен затягивать принятие решения при большом выборе вариантов; может казаться излишне сентиментальным. Прагматик проявляет безразличие к долгосрочным аспектам дела и склонен излишне поспешно добиваться отдачи от вложений; излишне склонен к компромиссам. Аналитик проявляет безразличие к человеческим ценностям и слишком упорно добивается предсказуемости результатов. Реалист может проигнорировать расхождения во мнениях и грешить излишне упрощёнными решениями; может оказаться в плену у "фактов".

Чтобы повлиять на синтезатора, надо избегать всяческой бюрократии, опираться на "процедурную справедливость", и руководствоваться принципом дополнительности. С прагматиком следует без стеснения хвалить свой "товар", читать между строк и не мешать его потугам всем нравиться. Имея дело с реалистом, сразу берите быка за рога, будьте предельно краткими, поощряйте его стремление присваивать себе чужие идеи. У идеалиста непременно просите помощи, апеллируйте к идеалам, избегайте любого конфликта. Общаясь с аналитиком, тщательно готовьте материал, научитесь терпеливо слушать, ищите теорию.

Однако как и в области темперамента, в области стиля мышления встречаются не только "чистые", но и смешанные типы. Поскольку от перестановки слагаемых сумма не меняется, получается десять смешанных типов: ИА -- идеалист - аналитик, АР -- аналитик - реалист, СИ -- синтезатор - идеалист, ИР -- идеалист - реалист, ПР -- прагматик - реалист, ИП -- идеалист - прагматик, АП -- аналитик - прагматик, АС -- аналитик - синтезатор, СП -- синтезатор - прагматик, СР -- синтезатор - реалист.

В принципе можно проанализировать и трёхчленные комбинации. Однако нюансов здесь гораздо больше, чем в двучленных. Если учесть, что реально "трёхглавых" наберётся не более 2 %, то станет ясно, что можно упростить нашу задачу, ограничившись только "двуглавыми". Конечно, о них можно сказать немало; в наших интересах ограничимся описанием только самых главных черт.

ИА характеризуется широким взглядом на вещи, интересом к перспективным целям и высоким стандартам, потребностью в тщательном планировании и предсказуемости событий. В целом это довольно гармоничная, внутренне непротиворечивая комбинация. Чаще всего встречается среди людей с естественно-научным профилем деятельности. Возможности ИА значительно шире, чем у "чистых" И и А.

АР заинтересован прежде всего в получении конкретного результата, но не любым, а наилучшим путём. Опирается исключительно на проверенные данные; стремление к порядку "удвоено" (ибо присуще обоим слагаемым).

СИ внутренне противоречив.

ИР гармоничен (как это ни парадоксально, на первый взгляд), силён морально. Часто встречается среди учителей и сиделок. Более отзывчив и эффективен, чем "чистый" И.

ПР ориентирован на достижение результата, но, в отличие от АР, менее планомерен и целенаправлен, склонен действовать интуитивно, без анализа ситуации. Внешне импульсивен и излишне самоуверен.

ИП -- гармоничное сочетание, часто встречается среди дипломатов, предполагает хорошие организаторские способности. Однако их стиль общения может показаться (особенно АР) слишком либеральным.

АП всему предпочитает управляемый эксперимент; его главная проблема -- сохранить уважение и любовь окружающих; людям иных ориентаций кажется излишне расчётливым.

АС -- комбинация противоречивая, преклоняется как перед логикой, так и перед отрицанием всякой системы; очень труден в общении.

СП очень непостоянен, зато очень устойчив к любой неопределённости; однако ему не хватает обыкновенного терпения для анализа ситуации.

СР -- самая противоречивая (а потому и редкая) комбинация: может впасть в ситуацию "Буриданова осла", но иногда может и без оглядки настойчиво добиваться неожиданного и оригинального решения.

На мой взгляд, "чистым типам" следует назначить такие относительные коэффициенты:

Таблица 2: Реалист-1; Прагматик-2; Синтезатор-3; Аналитик-4; Идеалист-5

Сложнее со смешанными типами. Разумно назначить каждому полусумму коэффициентов их компонентов: ИА-4,5; АР-2,5; СИ-4,0; ИР-3,0; ПР-1,5; ИП-3,5; АП-3,0; АС-3,5; СП-2,5; СР-2,0.

Таким образом, личностные характеристики (как сумма двух показателей) могут изменяться в диапазоне от 2 до 9. Совершенно очевидно, что "толстокожесть" человека статистически связана с уровнем его образования: чем выше уровень, тем выше чувствительность. В том же направлении "работает" остепенённость и научно-социальный статус специалиста.

Таблица 3: неоконченная средняя школа-1; среднее образование-2; высшее образование-3; Магистр-4;

Кандидат-5; Доктор-6

Очевидно, получение учёного звания требует от человека не только физических, но и нравственных усилий, меняющих его личность в сторону её усложнения и повышения социальной ответственности, что и должно учитываться при оценке величины относительного морального вреда.

Таблица 4: Доцент-1; Профессор-2; Член-корреспондент-3; Академик-4

Следовательно, "образовательные" характеристики изменяются в диапазоне от 1 до 12. (Строго говоря, если человек имеет несколько учёных степеней, то будет справедливо и разумно просуммировать все соответствующие показатели. Тогда сумма может возрасти, скажем, до 25 -- если академик имеет три докторских степени и звание профессора. Особенно, если последнее связано с преподаванием).

Нельзя не согласиться с тем, что на глубину нравственных переживаний влияет и социальный статус потерпевшего. Его влияние целесообразно учесть по следующей шкале:

Таблица 5: сотрудник ФСБ-0,5; милиционер-0,7; администратор-1; предприниматель-1,1;

журналист-1,2; медик-1,3; педагог-1,4; военный-1,5; безработный-1,6; пенсионер-1,7;

учёный-1,8; участник Великой Отечественной войны-2

Этот показатель является не слагаемым, а сомножителем. То есть на него умножается вся ранее вычисленная сумма. Она будет меняться в диапазоне от уполовинивания до удвоения. Мне представляется, что не найдется противника идеи назначить участнику ВОВ максимальный коэффициент. О "левом" конце этой шкалы возможны разные мнения, однако мне вышеприведённая ранжировка представляется достаточно обоснованной: сотрудники "органов" просто в силу их профессии менее чувствительны к нарушению их личных прав -- видимо, подобный критерий так или иначе учитывается при их приёме на работу.

Далее необходимо оценить объективную составляющую морального вреда, зависящую от характеристик и вредной активности правонарушителя. Под последним надо понимать и вредное бездействие ответственного ("властного") лица.

Жизнь продемонстрировала нам реальный диапазон измерения этой величины: от нескольких тысяч рублей до миллиона долларов. Нижнее значение соответствует небольшому моральному вреду, нанесённому потерпевшему в ходе некриминальных гражданских правоотношений: партнёром по бизнесу, соседом, случайным встречным. Верхнее значение связано с потерей близких или утратой собственного здоровья по вине избранных нами органов управления Обществом (т.е. государства). Наглядный пример -- последствия событий в "Норд-Ост"е.

Таким образом, объективная составляющая морального вреда должна в денежном выражении измеряться в диапазоне от трёхсот до миллиона долларов. (Невзирая на сегодняшние безобразия в сфере торговли вокруг изменения соотношения доллара к евро, представляется разумным оставить в качестве единицы привычный для России доллар. При этом измерение цен в безобразных "у. е." необходимо без промедления законодательно запретить -- во избежание всяческих злоупотреблений и неуправляемого роста инфляции).

Внутри названного диапазона суды должны учитывать ещё один немаловажный фактор -- социальный статус правонарушителя:

Таблица 6: государство ("федеральная власть")-1; региональные органы-0,9; местные органы-0,5

предприниматель-0,9; обслуга (продавец, телефон, коммун. и пр.)-0,8: иностранец-0,2; гражданин-0,1.

Приведём вышеизложенное в компактную удобочитаемую математическую форму.

Полная величина морального вреда оценивается как произведение объективной оценки судом величины денежной компенсации причинённого ущерба М и коэффициента S, учитывающего -- в строгом соответствии со статьёй 151 Гражданского кодекса РФ -- индивидуальные особенности лица, которому причинён вред.

Личностные характеристики определяются по таблицам, законодательно утверждённым и применяемым в суде в ходе приёма иска от потерпевшего.

При этом учитываются: психическая конституция лица а (таблица 1), тип его мышления в (таблица 2), уровень образования с (таблица 3), наличие учёных званий d (таблица 4). Учитывается также социальный статус потерпевшего при помощи коэффициента к (таблица 5).

Тогда формула для определения количественной оценки величины морального вреда такова (2):

В = МS = М к (а + в + с + d)...............................(2)

где М есть установленная судом величина, поправленная на коэффициент, учитывающий статус правонарушителя (таблица 6).

Как справедливо заметил Алексей Константинович Толстой, "Хорошо, братцы, тому на свете жить,/ У кого в голове добра не много есть./А сидит там одно-одинёшенько,/А и сидит оно крепко-накрепко,/Словно гвоздь, обухом вколоченный./И глядит уж он на своё добро,/Всё глядит на него, не спуская глаз,/И не смотрит по сторонушкам,/А знай прёт вперёд, напролом идёт,/Давит встречного - поперечного./А беда тому, братцы, на свете жить,/Кому бог дал очи зоркие,/Кому видеть дал во все стороны...".

Похоже, моральный вред -- всё то же "горе от ума"!

11. Проект новой Конституции Российской Федерации

Основополагающие принципы

1.Права человека превыше всего -- прав гражданина, клана, страты, общественной, религиозной, го-
сударственной организации.

2.Гражданин и государство -- равнозначные субъекты права.

3.Государство подчинено Обществу. Оно является подсистемой Общества -- наёмным механизмом координации всех общественных систем, которому Общество на строго оговорённых в Конституции условиях поручает управление собой.

4.Общество оставляет за собой непререкаемое право легитимным путём заменить режим управления и тип государства на любом этапе его существования, если функционирование государства не обеспечивает в полной мере выполнение принципов 1 - 3. Несоответствие государства условиям, наложенным на него Обществом, устанавливается всенародным референдумом.

5.Абсолютной неограниченной легитимной властью обладает только народ (Общество в целом -- как единая самоорганизующаяся целеустремлённая система). Механизм управления обществом выстраивается снизу вверх -- путём делегирования части властных полномочий нижних структур верхним. При этом любая управленческая структура ответственна не перед верхней, а перед нижней, делегировавшей ей часть своих властных полномочий.

6.В концептуальном и стратегическом плане все ветви государственного механизма подчинены Концептуальной ветви, которой Общество доверяет формирование и отображение общественного мнения, на базе которого данная ветвь определяет конечные цели общественного развития и оптимальные пути к этим целям, а также все запреты и ограничения, налагаемые Обществом на государство.

7.Все ветви государственного механизма (судебная, законодательная, исполнительная) законодательно лишены каких бы то ни было прав в отношении формирования или расформирования друг друга. Области легитимной функциональной компетенции всех ветвей государства строго законодательно разграничены.

8.Для лиц, претендующих на занятие какого-либо ключевого поста в механизме управления Обществом, не устанавливается никаких возрастных ограничений -- вместо них претенденту предъявляется законодательно установленная система требований: медицинских, интеллектуальных, морально-этических.

9.Самоорганизация Общества осуществляется на первом этапе по территориальному принципу, при достаточном развитии Общества -- по соответствию личностных менталитетов, тезаурусов и ценностных приоритетов.

10.Государственные интересы важны лишь постольку, поскольку государство обеспечивает реализацию принципов 1 - 9. Финансирование собственных потребностей механизма управления Обществом (то есть государства) осуществляется в последнюю очередь: после обеспечения интересов науки, образования, медицины, системы обороноспособности, Культуры, экономики (народного хозяйства).

11.Все невосполнимые природные ресурсы законодательно признаются изначально принадлежащими Обществу, но не государству (последнему Общество выделяет научно обоснованную долю этих ресурсов - необходимую для эффективного управления Обществом). Общество поощряет удовлетворение всех демографически обоснованных потребностей личности и преследует по закону любые попытки удовлетворения необоснованных деградационных потребностей. Невосполнимые природные ресурсы не могут относиться к частной собственности.

12.Задачей экономики признаётся не создание прибыли, а исключительно удовлетворение всех материальных, духовных и экологических потребностей Общества -- на научно обоснованном уровне и при минимально возможном расходе невосполнимых природных ресурсов. Любые финансово-кредитные и банковские спекуляции преследуются по закону. Налог на прибыль заменяется налогом на потреблённые ресурсы.

Основной принцип конституции Гражданского Общества: никакие государственные акты не могут противоречить конституции, никакие новые международные соглашения не могут приниматься вопреки ей; любые нормы международного права, не учтённые в первоначальном тексте конституции, могут быть учтены только путём внесения в конституцию поправок, сформированных на основе всенародного референдума Концептуальной властью и утверждённых Законодательной властью. Никакие акты исполнительной власти, заменяющие или истолковывающие положения Конституции, не признаются легитимными, а сама исполнительная власть в такой ситуации подлежит замене. Все положения Конституции должны быть полностью исчерпывающими и не допускающими какую-либо возможность неоднозначного толкования. Институт чиновников - истолкователей признаётся вредным для Общества и аннулируется как общественная подсистема. Исполнительная власть не имеет права на собственное законотворчество.

Настоящая конституция является главенствующей и распространяется на всю территорию Российской Федерации, ей не могут противоречить никакие законы - как федеральные, так и субъектные; всякий субъект, нарушающий это принципиальное установление, де-юре выходит из состава Российской Федерации и вступает с ней в конфедеративные отношения (независимо от утверждения субъекта о сохранении им статуса субъекта Российской Федерации).

Раздел I. Государство и общество

Статья 1. Россия признаёт своей конечной целью построение самого демократического общества -- Гражданского Общества -- с полным подчинением государства Обществу. Интересы государства заключаются в охране интересов личности и Общества. Интересы самого государства имеют значение лишь поскольку оно обеспечивает решение задач, возложенных на него Обществом. Удовлетворение государственных интересов (т.е. интересов самого государственного механизма) допустимо только после надёжного обеспечения интересов Культуры (включающей, прежде всего, науку и массовые коммуникации), образования, здравоохранения, системы обороноспособности страны (России), экономики (народного хозяйства). Этот принцип является основополагающим при формировании "государственного" бюджета.

Статья 2. Государство - подсистема Общества, наёмный механизм координации функционирования всех подсистем Общества; Общество поручает государству управлять собой на определённых условиях, законодательно закреплённых в настоящем Основном законе. Общество оставляет за собой непререкаемое право легитимным путём -- согласно положениям настоящего Основного закона -- заменить режим управления и тип государства на любом этапе его существования, если государство не соблюдает предписанных ему Обществом условий и ограничений либо не обеспечивает должного уровня собственного функционирования. Несостоятельность государства устанавливается на всенародном референдуме, проводимом наиболее уполномоченными (т.е. наиболее близкими к народу) органами самоуправления.

Статья 3. Абсолютной неограниченной легитимной властью обладает только Общество в целом (народ); оно же является единственным легитимным гарантом Конституции. Высшим проявлением власти в РФ признаётся общественное мнение, формируемое и оцениваемое Концептуальной ветвью механизма управления и тиражируемое массовыми коммуникациями.

Статья 4. Механизм управления Обществом выстраивается снизу вверх -- путём делегирования части властных полномочий от "нижних" структур в иерархии систем управления к верхним, причём последние ответственны перед нижними (т.е. теми, кто делегировал им часть своих властных полномочий). Механизм управления формируется в процессе самоорганизации: на первом этапе создаются первичные информо-соты, объединяющие группы граждан, обладающих одинаковыми личностными менталитетами, ценностными приоритетами и тезаурусами (в начальный период становления Гражданского Общества учитывается и территориальный принцип самоорганизации); на втором этапе выборные представители информо-сотов объединяются в метасоты 2-го уровня; затем представители метасотов-2 формируют метасоты-3 и т.д. -- процесс повторяется до самого верхнего уровня государственного механизма. По мере повышения иерархического уровня решаемые органом задачи укрупняются, ответственность перед обществом возрастает, а круг делегированных данному органу властных полномочий автоматически сужается.

Статья 5. Государственный механизм высшего уровня включает четыре ветви (в порядке значимости для Общества): концептуальную, судебную, законодательную, исполнительную. Все ветви (в первую очередь -- исполнительная) являются представительными: в Гражданском Обществе вообще нет места непредставительной власти. Концептуальная ветвь ответственна за целеполагание и определение оптимальных путей к установленным целям, она отслеживает и формирует общественное мнение, на основе которого формулирует все условия и ограничения, налагаемые Обществом на государство; в стратегическом плане Концептуальной власти подчинены все остальные ветви государственного механизма. Концептуальная власть формируется в порядке самоорганизации на базе сложившихся в Обществе научных и массовых коммуникаций. Судебная власть контролирует законность функционирования всех подсистем Общества (в первую очередь, себя самой). Судейский корпус избирается пожизненно -- по чёткому законодательно установленному регламенту -- и полностью независим от других ветвей власти в оперативном плане. Законодательная власть в соответствии с основополагающими юридическими принципами, установленными Концептуальной властью, создаёт законодательное поле РФ. Исполнительная власть выполняет решения судебной и законодательной властей, осуществляя оперативное управление Обществом. Президент признаётся главой исполнительной власти и наделяется представительскими полномочиями во внешних отношениях РФ -- если пост президента будет признан полезным для Общества на всенародном референдуме.

Статья 6. Все ветви государственного механизма законодательно лишены каких-либо полномочий и прав в отношении формирования или расформирования друг друга; эти функции может выполнять исключительно народ: на каждом уровне сотовой организации общества, выборные представители общества имеют все легитимные права в отношении той "верхней" структуры механизма управления, которой они в процессе самоорганизации делегировали часть собственных властных полномочий. Области компетенции всех ветвей власти законодательно строго разграничены (см. ст......................настоящего Основного закона).

Статья 7. Для лиц, претендующих на занятие какого-либо ключевого поста в механизме управления Обществом не устанавливается никаких возрастных ограничений: вместо них претенденту предъявляется законодательно установленная система медико-биологических, образовательно-интеллектуальных, морально-этических требований, отображённых в научно обоснованной системе тестов и испытаний, проводимых по строго законодательно установленному регламенту (см. ст. ) выборными представителями самоуправляемых информо-сотов. .

Статья 8. Все невосполнимые природные ресурсы признаются изначально принадлежащими Обществу и не могут находиться в частной собственности. Перечень таких ресурсов определяется Концептуальной властью и законодательно закрепляется в дополнении к Основному закону (см.), принимаемом законодательной властью. Для осуществления функций, возложенных Обществом на государство, последнему выделяется законодательно часть невосполнимых природных ресурсов, обоснованная научно и установленная Концептуальной властью (см.). Общество поощряет (в действиях исполнительной власти) удовлетворение всех демографически обоснованных потребностей личности и преследует по закону любые попытки удовлетворения необоснованных деградационных потребностей, перечень которых устанавливается Концептуальной властью (см.).

Статья 9. Задачей экономики признается удовлетворение всех вещественных ("материальных"), духовных и экологических потребностей Общества -- каждой на научно обоснованном и законодательно закреплённом уровне (см.), причём не одной за счёт других, а одновременно всех вместе. Критерием эффективности народного хозяйства ("экономики") признаётся обеспечение научно установленного уровня средней продолжительности жизни народонаселения РФ при минимизации потерь в людях, невосполнимых ресурсах и международном престиже. Прибыль исключается из числа критериев эффективности экономики; финансово-кредитная система законодательно признаётся подчинённой системе вещественного ("материального") производства; финансово-кредитные и банковские спекуляции признаются нелегитимными и преследуются по закону. Налог на прибыль (равно и НДС) заменяется налогом на потреблённые невосполнимые ресурсы. За использованные ресурсы состав рентной платы может доходить до 90% чистой прибыли.

Раздел II. Защита от произвола государства

Статья 10. В Гражданском Обществе создаётся правовое государство -- законодательно признающее гражданина страны (т.е. России) равнозначным с государством субъектом права: гражданин и государство равны во всех правах перед законом в лице судебной системы ("судебной власти"); гражданин может подать иск против государства в судебные органы любого уровня (без "прохождения по судебным инстанциям"), государство (в лице его исполнительной власти) может воздействовать на законопослушного гражданина только по решению суда (факт нарушения гражданином какого-либо закона устанавливается только судом).

Статья 11. Права человека (права личности) выше всех других прав: гражданина страны, какой-либо общественной, религиозной или государственной организации, клана, класса, страты, нации или этноса. Права личности придаются ей самим фактом рождения и не требуют их признания (тем более - непризнания) государством. Государство просто обязано их защищать и охранять превыше всех иных прав. Перечень прав личности научно обосновывается и формируется с учётом международного права Конституционной властью (см. ).

Статья 12. Никакой закон не может нарушать права личности и права гражданина. Он не может также отрицать или умалять эти права, либо утверждать, что они являются следствием какого-то государственного акта. Гражданином РФ признаётся каждый дееспособный человек, родившийся на территории РФ, или представивший юридически обоснованное обращение о признании его по удовлетворительным мотивам гражданином РФ. (Перечень удовлетворительных мотивов устанавливается Концептуальной властью, см. ). Гражданин Российской Федерации имеет право сменить гражданство или приобрести дополнительное гражданство, в последнем случае он не лишается российского гражданства, которое может быть признано недействительным исключительно по решению суда.

Раздел III. Ответственность государства перед гражданами.
(в разработке)

12. Предложения по коррекции закона о выборе

Президента РФ

Сегодня перед народом России неумолимый выбор: либо перестать быть манипулируемым быдлом, либо смириться с беспределом тех, кто уже перешёл все границы, в борьбе за власть. Между тем Общество нуждается вовсе не в какой-то "гуманной Власти": Общество нуждается в подсистеме управления -- наёмном механизме, подчинённом Обществу, и действующем не в собственных интересах, но исключительно в интересах Общества. Такой механизм называется государством. Президент -- его часть. И пора, наконец, понять: беспредел нельзя остановить никак иначе, как поставив государство на единственное достойное его место -- место слуги народа. Решение этой задачи возможно только при двух условиях: заново написать Конституцию РФ и исправить законы о выборе всех "народных избранников". В первую очередь, -- Президента. Ниже даны научно обоснованные рекомендации о необходимых изменениях в законе о Президенте РФ.

-- Действующий Президент не может в качестве претендента участвовать в выборах нового Президента РФ.

-- В случае сложения с себя полномочий за шесть месяцев до выборов нового Президента, действующий Президент может предложить свою кандидатуру -- на общих основаниях -- в качестве кандидата на выборах нового Президента РФ.

-- Кандидат в Президенты РФ не может быть официальным лидером какой-либо партии или политического движения. Чтобы принять участие в выборах Президента РФ, лидер партии или политического движения должен за год до выборов официально выйти из партии или политического движения и в дальнейшем не принимать никакого участия в их деятельности. Нарушение последнего требования является достаточным основанием для исключения претендента из числа кандидатов на выборах нового Президента РФ.

-- Отменяются все возрастные ограничения, предъявляемые к кандидату на пост Президента РФ. Вместо этого кандидат за три месяца до выборов публикует результаты официальной оценки его медико-физиологического состояния, а также результаты выполненного по официально утверждённой методике обследования его интеллекта и морально-этических навыков.

-- Выдвижение кандидата на пост Президента РФ выполняется только путём многоступенчатого обсуждения -- в соответствии с информационно-сотовой структурой системы самоуправления Гражданского Общества. Никакой произвольный сбор подписей в пользу кандидата не допускается. Внесение денежного залога не допускается. Установление факта участия в выборной кампании кандидата, какого либо финансового спонсора служит достаточным основанием для исключения данного кандидата из списка претендентов на пост Президента РФ.

-- Все кандидаты пользуются равными финансовыми правами в ходе предвыборной кампании -- в рамках официально установленных бюджетных сумм. Установление факта перерасхода финансовых затрат в ходе предвыборной кампании какого-либо кандидата -- достаточное основание для исключения этого кандидата из списка претендентов на пост Президента РФ. Настоящее требование имеет силу не только в ходе предвыборной кампании, но и неограниченное время после неё.

-- Вновь избранный Президент РФ признаётся главой Исполнительной ветви механизма управления Обществом (государства). Президент РФ не наделяется полномочиями по законотворчеству: он не может издавать какие-либо указы, имеющие ту же юридическую силу, что и принятые Законодательной ветвью законы. В силу действующего принципа разделения властей, принятые Законодательной ветвью законы не нуждаются в подписи Президента. Полномочия Президента РФ ограничиваются организацией исполнения принятых законов -- сообразно с общими стратегическими принципами и ограничениями, устанавливаемыми Концептуальной властью.

-- Президент РФ не является гарантом Конституции РФ -- в силу того бесспорного принципа, согласно которому единственным легитимным носителем неограниченной власти в обществе является только само Гражданское Общество в целом ("народ"), а государство (частью которого является Президент) -- одна из подсистем Гражданского Общества.

-- Поскольку власть в Гражданском Обществе формируется исключительно путём делегирования властных полномочий (в ходе самоорганизации системы самоуправления) снизу вверх, Президент РФ подотчётен своим избирателям (Обществу). Периодические отчёты Президента перед народом публикуются в средствах массовых коммуникаций не реже одного раза в квартал. Отчёты Президента должны не только освещать достигнутые успехи в организации исполнения законов, но также и принципы, коими при этом руководствовался Президент, научные обоснования принятых им решений, разъяснения принятых на будущее планов по оперативному управлению обществом.

-- В случае нарушения Президентом требований к нему, установленных Обществом, Президент отрешается от должности в итоге всенародного референдума -- простым большинством поданных голосов при 51% -ой явке избирателей. Необходимость референдума устанавливается Концептуальной властью как следствие общественного мнения, подкреплённого подписями 10% избирателей.

-- В случае недееспособности Президента РФ (вне зависимости от её причины) его обязанности передаются Вице-президенту РФ, избираемому независимо от Президента по тому же регламенту, что и Президент (пункты 1 - 10).

12. Президент признаётся главой Исполнительной ветви государственного механизма. В связи
с этим должность Премьер-министра аннулируется. Если же в итоге референдума будет
признан ненужным для Гражданского Общества пост Президента, сохраняется один Пре-
мьер.

13. Замечания к Конституции РФ

Современная притча

Первый знает конституцию наизусть.

Второй написал на неё памфлет.

Третий провёл постатейный анализ конституции.

Первый считает себя самым важным для Общества человеком -- юристом.

Однако второй -- значительно важнее: он работает как отрицательная обратная связь в управлении Обществом.

Но третий важнее обоих. Он важнее тысячи вторых и многократно важнее всех вместе

взятых первых. Ибо только он способен отыскать выход из тупика.

И по смыслу, и в стилистическом плане вызывают возражения следующие строки преамбулы:

"сохраняя исторически сложившееся государственное единство" -- можно говорить о единстве страны, о единстве Общества; государство же -- всего лишь одна из подсистем Общества (система управления). На памяти одного поколения на территории России сменилось несколько государств. Иначе говоря, здесь имеет место типовая ошибка, распространённая в сегодняшней юриспруденции: смешение Общества (страны) и государства.

"возрождая суверенную государственность России" -- разве до 12.12.1993г. Россия не была суверенной? Разве СССР не был Россией в сознании миллиардов землян?

Ст.1. "Россия есть демократическое правовое государство". Вовсе не "есть". России ещё только предстоит стать правовым государством. Ибо это такое государство, которое законодательно признаёт себя и гражданина страны равнозначными субъектами права. А ст.33 КРФ гласит: "Граждане РФ имеют право обращаться лично, а также направлять индивидуальные и коллективные обращения в государственные органы". Это не правовой принцип. Граждане могут подать иск в суд на эти самые органы и на государство в целом -- вот это есть основной признак правового государства.

Если Президент имеет право вето на любой закон, принимаемый парламентом (а сегодня он его фактически имеет, хотя в Конституции это описано весьма смутно и непоследовательно), и если он вправе рассылать собственных представителей (уж не наместников ли?) и "является главой государства" (ст.80) -- такой строй Общества следует называть монархическим, а не демократическим. Тем более, что президент снабжён мощнейшим рычагом давления на Думу (ст.111 и 117), какого, пожалуй, не было даже у русских царей.

Ст.2. "Признание, соблюдение и защита прав и свобод человека и гражданина -- обязанность государства". Права человека возникают по факту его рождения. И совершенно не зависят от воли какого-либо государства. Так что, соблюдение и защита этих прав -- обязанность государства. Но в его компетенцию не входит признание или непризнание этих прав -- они выше прав государства. Которыми его, государство, может наделить только Общество. Всё другое -- насилие, деспотия и прочее, не имеющее никакого отношения ни к демократии, ни даже к Праву вообще. Причём не следует смешивать сиюминутный закон с Правом.

Самое смешное, что ст.2 противоречит пункту 2 статьи 17: "Основные права и свободы человека неотчуждаемы и принадлежат каждому от рождения".

И таких противоречий в КРФ немало. Слишком много разного народу писало КРФ. И никто не удосужился хотя бы внешне состыковать их друг с другом. Чёткие и непротиворечивые законы могут создаваться только одним всеобъемлющим умом, но никак не агрессивно-склочной, амбициозной и внутренне противоречивой толпою.

Ст.3. "Носителем суверенитета и единственным источником власти в РФ является её многонациональный народ". Суверенитет -- не столько "верховные права", сколько "независимость государства от других государств". Суверенитет -- характеристика государства, а не "многонационального народа". А вот народ не должен быть только "источником" власти (видимо, в смысле "вышли мы все из народа"). Ибо он, народ (Общество в целом), -- единственный легитимный носитель неограниченной (неделегированной) власти в Обществе. Все остальные, государство тоже -- обладают только делегированной (снизу - вверх) ограниченной властью. Государство -- не господин, а слуга народа.

Пункт 3 ст.3 "Высшим непосредственным выражением власти народа являются референдум и свободные выборы" не соответствует пункту 2 той же статьи "Народ осуществляет свою власть непосредственно". Ни выборы, ни референдум не способны реализовать "непосредственную власть народа". Это возможно только при исключении какой бы то ни было непредставительной ("назначательной") власти в Обществе. При этом "верхние этажи власти" должны отчитываться не перед ещё более верхними, а перед нижними -- делегировавшими им часть своих властных полномочий. Ибо, как уже сказано, всей полнотой власти обладает только народ в целом (т.е. Общество), частью которого является государство. Естественно, не часть делегирует власть целому, а наоборот.

Учитывая сказанное, необходимо признать ст. 12 КРФ принципиально ошибочной ("Органы местного самоуправления не входят в систему органов государственной власти"). Самоуправление -- базис государственного управления. В подлинно демократическом -- Гражданском Обществе -- прилагательное "местное" исключается из обихода: самоуправление должно быть не местным, а повсеместным. Вообще следует пореже употреблять термин "власть", заменяя его терминами "полномочия" и "управление". Самоуправление -- исходное звено управления Обществом, наделённое максимальными (после Общества в целом) полномочиями.

Необходимое пояснение: вопреки распространённому (но принципиально ошибочному) взгляду на термин "гражданское общество" как на "совокупность внегосударственных общественных отношений", мы полагаем правильным использовать этот термин в единственном достойном его значении -- как высший тип демократического Общества, с полностью подчинённым ему правовым государством, являющимся одной из системообразующих функциональных подсистем Общества. Общество поручает государству управление собой в своих (а не государства) интересах -- на установленных Обществом принципах и со всеми ограничениями, наложенными Обществом на своё государство.

Полномочия делегируются снизу вверх, что формирует систему управления как пирамиду, стоящую на основании. В противном случае пирамида власти неустойчиво "покоится" вверх ногами -- на собственной вершине.

Ст.4. "Суверенитет Российской Федерации распространяется на всю её территорию". На всю территорию России распространяется действие Конституции. Суверенитет же -- понятие "внешнее" по отношению к РФ (как независимость от других государств). Поэтому суверенитет относится не к территории, а к государственному механизму со всеми его подсистемами.

Многочисленные авторы Конституции РФ не отработали единое однозначное понимание словосочетания "Российская Федерация": иногда оно толкуется как "система элементов ("субъектов") федерации", иногда -- как "центральный аппарат управления федерацией". А иногда -- как территория России (страна). Что совершенно недопустимо. В любом законе все термины должны быть строго определены и обязаны сохранять подобие самим себе на всём протяжении закона. Несоблюдение этого требования есть грубейшее нарушение одного из основных законов формальной логики -- закона тождества. Нарушая этот закон, можно строить любые софизмы. Которые, естественно, недопустимы в любом законе. Тем более -- в основном законе Общества.

Между тем, на эту типовую ошибку указывала ещё БСЭ: "Поскольку государство строится по территориальному принципу, этот термин иногда неточно употребляют как синоним понятия "страна"".

Ст.5. Представляется недостаточно корректным п.2: "Республика (государство) имеет...". Государство -- независимое от других государств формирование, имеющее свою армию, собственную валюту, собственную внешнюю политику. Ни теоретически, ни практически ни одна из республик, входящих в РФ, подобными атрибутами не наделяется. Если бы наделялась, возникло бы дикое противоречие с пунктом 4 той же статьи, утверждающим, что "все субъекты Российской Федерации между собой равноправны", -- а никакая область или округ принципиально не могут иметь собственные армию, валюту и внешнюю политику. Как ни верти, просматривается явное нарушение требований формальной логики. Сам этот принцип -- "государство в государстве" -- выглядит, как минимум, системно-смысловой нелепостью. Если объединяются государства -- это называется конфедерацией. А не федерацией.

На этом примере (как и на многих других в тексте КРФ) явно просматривается не только низкая логико-системная квалификация законодателя, но и его скрытое иезуитское стремление любой ценой "и на ёлку влезть, и ягодицы не исколоть".

Ст.6. "Гражданство РФ приобретается и прекращается в соответствии с федеральным законом, является единым и равным независимо от оснований его приобретения". Вместо того, чтобы чётко сформулировать эти самые "основания приобретения" -- которым место именно в конституции -- законодатель по устоявшейся привычке "гонит зайца дальше", перелагая ответственность на последующие поколения. Невелика польза "отсылочной" конституции, содержащей одни голословные декларации и лозунги. Тем более, что сама КРФ запрещает законы, ей противоречащие. Где логика?

Какие соображения заставили законодателя даже возраст приобретения гражданства убрать из этой статьи и унести его куда-то на задворки, в 60-ую статью (ничего, кроме этого и не содержащую)? Почему речь о правах иностранцев и неграждан тоже убрана куда подальше -- в 62-ую статью? Думал ли вообще кто-нибудь о разумной композиции КРФ?

И если "Иностранные граждане и лица без гражданства пользуются в РФ правами и несут обязанности наравне с гражданами РФ" (ст.62), то какой смысл в лозунге "Каждый гражданин РФ обладает на её территории всеми правами и свободами и несёт равные обязанности, предусмотренные КРФ" (ст.6)? Почему, наконец, даже эти убогие соображения нельзя было объединить в одной статье?

Любовь к выспренним, но пустопорожним лозунгам -- огромный недостаток отечественного законодателя. А бесконечные повторения этих лозунгов свидетельствуют не только о низкой системно-логической подготовке законодателя, но и о его комплексе неполноценности: он всё время пытается не один раз подчеркнуть кажущиеся ему важными моменты (типа "через сколько дней из Совета Федерации закон поступает на подпись Президенту), -- упуская при этом всё действительно важное для жизнеустройства Общества

Ст.7. Эта статься содержит всего лишь выспренние декларации, пригодные для предвыборного лозунга, но не для серьёзного закона. Разумнее было бы изложить здесь чётко и последовательно сформулированные ограничения, накладываемые Обществом на государство. Например, запрещающие исполнительной власти расстреливать законодательную власть из танковых пушек. Не худо было бы чётко определить области компетенции каждой из трёх привычных ветвей государства и запретить им пересекаться (тем более узурпировать всю реальную власть в руках одной из них). Необходимо запретить ветвям расформировывать друг друга, оставив это исключительно в компетенции Общества в целом ("народа").

Необходимо сформировать Концептуальную ветвь и подчинить ей в стратегическом аспекте -- в области целеполагания и оптимизации путей и методов -- три остальные ветви.

Необходимо законодательно закрепить представительность каждой из ветвей государства -- в подлинно демократическом Обществе вообще нет места непредставительной власти. И в первую очередь обязана быть представительной исполнительная власть.

Ст.8. Пункт 2 двусмыслен. Что значит "и иные формы собственности"? Подобное заявление полностью дезавуирует предыдущее перечисление. Ведь под "иные" можно подогнать всё что угодно. Этим "и иные" (к сожалению, присутствующим во всех сегодняшних российских законах) вообще нет места в строгом юридическом языке.

Ст.9. П.1 -- пустая декларация. Что значит "природные ресурсы используются и охраняются как основа жизни и деятельности народов"? На какой правовой основе используются? Кому они изначально принадлежат? Могут ли они все оказаться в частной собственности? (Мы убеждены: нет, не могут!). Так что здесь в КРФ -- чёрная дыра. Способная -- как и реальная чёрная дыра -- втянуть в себя в итоге всё Общество. (Что уже явственно и происходит в наши дни).

Второй пункт ситуации не улучшает: "Земля и другие природные ресурсы могут находиться в частной, государственной, муниципальной и иных формах собственности". Что значит "могут находиться"? А могут и не находиться? Следовало бы чётко указать, что кому у нас в стране изначально принадлежит легитимно. Может ли всё (как было негласно внедрено) изначально быть государственным? Я полагаю, -- нет. Клан чиновников не должен быть собственником всего сущего; чиновник должен быть наёмным служащим, законодательно лишённым права принятия содержательных решений (его функция -- регистрационная). И ни в коем случае чиновник не имеет права быть одновременно собственником и предпринимателем. Если авторы КРФ считали иначе, почему не заявили об этом в открытую? И здесь -- всё те же "ёлки и ягодицы".

Но кому нужна Конституция, оставляющая главнейшие вопросы жизнеустройства Общества на усмотрение последующего чиновника?!

И опять эта вездесущая противоправно-противосистемная поганка: "и иные".

Ст.10. Эта статья сформулирована нечётко: "Государственная власть в Российской Федерации осуществляется на основе разделения на законодательную, исполнительную и судебную. Органы законодательной, исполнительной и судебной власти самостоятельны".

Никакая власть не может "осуществляться" "на основе" её разделения на какие-то части -- т.е. только по самому факту "разделения". Власть функционирует для достижения определённых целей, в определённой области, определёнными методами. Об этом и следовало писать. Разделение государства на ветви -- совсем иное дело. Это не столько функциональная, сколько структурная характеристика. Недопустимо их путать ни в каком законе.

К тому же ветвей должно быть не три, а четыре: высшая ветвь -- Концептуальная (формируемая научными методами по научно-обоснованным критериям), -- затем (в порядке их роли и их важности для Общества) -- судебная, законодательная, исполнительная.

Функционально эти четыре ветви институционируются так: Концептуальная определяет конечные цели в развитии Общества и оптимальные пути к этим целям; на основе этого она формирует направляющие косинусы для законодателя. Судебная отслеживает правозаконность функционирования всех ветвей государства (в первую очередь -- себя самой) и граждан, а также назначает меры пресечения нарушений. Законодатель на базе принципиальных установок Концептуальной власти и норм Права, отработанных правоведением, строит законодательное поле (любой неправовой закон априори является ничтожным). Исполнитель в строгом соответствии с этим полем осуществляет оперативное управление Обществом, реализуя решения судебной и законодательной ветвей. Ни на какое самостоятельное право- или даже законотворчество исполнительная власть Обществом не уполномочена.

Вызывает возражения и последняя фраза этой статьи. "Органы ветвей самостоятельны" -- двусмысленно: не то ветви действуют каждая сама по себе (что также вовсе не есть достоинство государства), то ли "внутри" каждой из трёх нижних ветвей каждый орган независим от иерархически верхних структур конкретной ветви.

Закон не должен содержать нечётких положений.

Однако, эта общая нечёткость свойственна большинству статей КРФ. Например, ст.95 "В Совет Федерации входят по два представителя от каждого субъекта РФ: по одному от представительного и исполнительного органов государственной власти" противоречит рассматриваемой статье (10-ой). Совет Федерации -- законодательный орган. В него не может входить "представитель исполнительного органа" -- это запрещено десятой статьёй, утвердившей самостоятельность ветвей власти.

А теоретически это абсолютно недопустимо -- позволять исполнительной власти самой писать для себя законы.

К тому же словосочетание "представительный и исполнительный органы" -- дичайшее системно-логическое нарушение. Классификация по разным основаниям. Это всё равно что сказать "Столы бывают письменные и деревянные". Любой орган (или ветвь) с одной стороны может быть исполнительным, законодательным или судебным, а совсем с другой -- представительным (выборным) или непредставительным ("назначательным").

Как уже сказано, в подлинно демократическом Гражданском Обществе вообще нет места непредставительной власти. И в первую очередь должна быть представительной исполнительная власть.

Ст.11. Первый пункт этой статьи абсолютно бессодержателен. Вместо него должно быть чёткое описание сфер компетенции и форм ответственности перед Обществом каждой из четырёх ветвей государственного механизма. Что касается Президента, то его роль описана в конституции двусмысленно. Либо он -- глава исполнительной власти. Тогда излишен пост Премьера. Либо его роль -- внешнепредставительная, как, например, у английской королевы (тогда, возможно, не нужен Министр Иностранных дел). Что касается "Главы государства" -- то это вообще не имеет отношения к демократии (и противоречит Преамбуле: "утверждая незыблемость её демократической основы"). В целом КРФ, в её сегодняшнем виде, постулирует в России квазимонархический строй. До полной монархии нам не хватает малого: наследственного престолонаследия. Похоже, пришедшие ныне к власти не прочь бы его установить. Не вдруг же Борис Николаевич однажды объявил себя "Борисом Первым" (что лишний раз свидетельствует об исторической культурности российских президентов).

П.2 ещё более бессодержателен. Если уж упомянуты некие "органы государственной власти "субъектов" РФ" -- то прямо здесь они и должны быть описаны: ради чего они формируются, кем конкретно и как формируются. Недопустимо из Конституции делать какой-то "рамочный", отсылочный закон. Необходимо полностью исключить не только надобность, но и саму возможность последующего перетолковывания Основного закона Общества. (Заметьте: именно Общества, а не государства).

Есть все основания полагать, что ст.11, называя первым "осуществителем" гос.власти в РФ Президента, никак не совпадает с предыдущей (10-й) статьёй, о наличии в РФ президента умалчивающей. Если законодатель полагает, что подобная "логика" допустима в юридическом языке, -- он глубоко заблуждается.

О статье 12 главное уже сказано выше: она принципиально ошибочна. Органы "местного" самоуправления не то что "не входят в систему органов государственной власти" -- они являются основой всяческой власти в Обществе. Только из них -- снизу вверх -- имеет право произрастать подлинно демократическая власть. И недопустимо было относить функции и полномочия самоуправления на "задворки", в 130-тые статьи.

Ст.13. Невразумителен п.4: "Общественные объединения равны перед законом" -- то ли между собой равны (объединения бывают разные), то ли все они равны перед законом с другими, например, государственными формированиями?. Безграмотная конституция плоха уже тем, что её опасно соблюдать.

Пункт 5 вызывает самые серьёзные возражения. Недопустимо запрещать "действия, направленные на насильственное изменение основ конституционного строя", не определив однозначно всякий входящий в этот лозунг термин. Как следует оценивать "насильственность" действий? В чём конкретно состоят "основы"? Где и как постулируется "конституционный строй"?

Кстати, статья 15 (в п.4: "иные правила, чем предусмотренные законом") грубо противоречит и букве, и духу анализируемого п.5 статьи 13.

Главное же возражение таково. Независимо ни от каких "государственных" запретов, народ изначально имеет априорное право на замену не устраивающего его политического строя на другой -- более справедливый и более эффективный. Государство -- для народа. А не наоборот. Конституция не должна навеки закреплять некий стихийно сложившийся, научно не обоснованный строй и выводить неких конкретных людей из-под ответственности перед Обществом. Последнее же всегда вправе легитимно, в рамках Права -- без стрельбы из танковых пушек и подковёрной грызни ветвей государства между собою -- заменить свою Конституцию.

Ибо Конституция -- основной закон Общества, а не государства. Государство же обязано жить по той конституции, которую сочтёт адекватной своим целям Общество.

Но даже и этот ущербный пункт 5 ст. 13 -- в его сегодняшней редакции -- говорит только о запрете действий и "целей", но он де-юре не запрещает идеологическую борьбу. Например, в средствах массовых коммуникаций. На этот факт следует обратить внимание ныне действующим "властям", весьма склонным зарываться, забываться и не считать обязательными для себя основные нормы Права.

Ст.14. Содержит ту же системно-логическую ошибку, что и статья 13: "Религиозные объединения ...равны перед законом". С кем вместе они равны? То ли католики, мусульмане и иудеи равны вместе с православными? То ли любые религиозные организации равны перед законом так же, как и все нерелигиозные объединения? Юрист не имеет права выражаться столь двусмысленно.

Ст.15. П.2 содержит распространённую типовую ошибку -- неправомерное отделение деятельности "должностных лиц" от "органов государственной власти". На самом деле "органы" состоят из "должностных лиц". Никакая "деятельность органа" физически невозможна помимо деятельности этих самых должностных лиц. Поэтому приведённое в п.2 перечисление "Органы государственной власти, органы местного самоуправления, должностные лица..." системно-логически некорректно. (Оно сильно напоминает рекламную дурость: "Это средство поможет Вам и Вашим волосам"). Но оно некорректно и юридически: "органы местного самоуправления" априори являются основным органом "государственной власти".

П.4 также содержит теоретико-юридическую ошибку. О ней уже сказано выше: закон не может разрешать нарушение себя самого. Международные договоры не могут заключаться вопреки конституции Общества -- государство не имеет такого права. А нормы международного права должны быть включены в саму Конституцию.

Составители КРФ даже не заметили, что п.4 этой статьи противоречит смыслу пункта первого этой же статьи: "Законы и иные правовые акты, принимаемые в РФ, не должны противоречить Конституции РФ".

Ещё больше сумбура в ситуацию вносит словосочетание "...установлены иные правила, чем предусмотренные законом,...". О каком законе речь? О самой Конституции? Ведь именно она есть предмет разговора. Или же законодатель исподтишка намекал на какие-то другие законы, для принятия которых -- вопреки Конституции -- он иезуитски развязывал себе руки на будущее?

К сожалению, эта юридическая несообразность автоматически перекочёвывает из Конституции в другие законы (патентный, об авторских правах, об общественных объединениях и пр.).

Не заметили "конституционисты", что этот их юридический выверт находится в явном противоречии и со статьёй 79: "Российская Федерация может участвовать в межгосударственных объединениях и передавать им часть своих полномочий в соответствии с международными договорами, если это не противоречит основам конституционного строя РФ". Как бы я ни относился к "написателям" КРФ, я всё же не могу допустить мысли, что они не осознавали того бесспорного положения, что "основы конституционного строя РФ" никак не могут формироваться "мимо" Конституции РФ. Тем более, что именно это и написано в следующей (16-ой) статье.

Ст.16. "1.Положения настоящей главы Конституции составляют основы конституционного строя Российской Федерации и не могут быть изменены иначе как в порядке, установленном настоящей конституцией. 2.Никакие другие положения настоящей Конституции не могут противоречить основам конституционного строя Российской Федерации".

Здесь явственны следы того сумбурного противоборства разных фракций пресловутого Конституционного собрания, которое происходило с начала 1992г. по декабрь 1993г. Ведь это "изящное" построение -- "никакие другие положения..." -- специально написано одной группировкой (писавшей первую главу) для "урезонивания" всех остальных. Но разве так пишутся конституции -- в агрессивно-амбициозном брожении незрелых умов под залпы танковых орудий по отечественному "Белому дому"!

Однако глава 1 КРФ хоть и названа "Основы конституционного строя", своему названию не соответствует. Как показано выше, она вовсе не описывает какой-либо реальный строй, а в основном состоит из общих деклараций, обходя при этом все существенные вопросы жизнеустройства Российского Общества. Забывая, что государство -- отнюдь не вся Россия, а только одна из её функциональных подсистем.

Ст.17. Лишнее свидетельство лоскутного характера КРФ (определяемого, конечно, разношёрстностью и неквалифицированностью Конституционного собрания) -- именно эта статья: "В Российской Федерации признаются и гарантируются права и свободы человека и гражданина...". Ведь это уже было написано -- теми же самыми словами -- в статье 2. Зачем же надо это повторять? Как известно, от повторения слова "халва" во рту слаще не станет.

Либо написавшие главу2 не читали главу1.

Приложенный к цитированному тексту "довесок" только ухудшает ситуацию: "...согласно общепризнанным принципам и нормам международного права и в соответствии с настоящей Конституцией". "Общепризнанные принципы" -- не юридический термин. Его можно толковать как угодно. "И нормам международного права" -- всё тот же "рамочный подход", вряд ли подходящий для Основного закона. А это "в соответствии с настоящей Конституцией" -- уже прямое нарушение норм Права, согласно которым, права человека приобретаются им по факту рождения, а вовсе не по милости какого-либо государства, закреплённой в каком-либо законе.

Тем более, что этот пассаж противоречит следующему же пункту этой же статьи: "Основные права и свободы человека неотчуждаемы и принадлежат каждому от рождения".

Конституционное собрание ухитрилось быть не согласованным даже в рамках одной статьи!

Ст.18. Из её текста вытекает идиотическое представление, что согласно КРФ, законодательная и исполнительная власть обязаны действовать согласно правовым нормам, а судебная -- нет: "Права и свободы человека и гражданина являются непосредственно действующими. Они определяют смысл, содержание и применение законов, деятельность законодательной и исполнительной власти, местного самоуправления и обеспечиваются правосудием". Неважно, что хотел сказать законодатель. Важно, что у него получилось.

Не очень понятно к тому же, как российский законодатель отличает "смысл" от "содержания".

Пора рассмотреть и эту постоянную присказку -- "человека и гражданина". Логически права человека изначальнее (об этом говорит и сама КРФ, см. ст.17, п.2): они приобретаются "от рождения", чего никак не скажешь о правах гражданина. Они, по КРФ, наступают только "с 18 лет" (ст.60). Однако конституция нигде не рассказывает нам, как эти права приобретаются. (Если не считать ст.6, которая тем не менее ничего не стоит, поскольку опять-таки является отсылочной). Быть может, здесь законодатель предусмотрел ещё одну лазейку для взяточника? Или он, законодатель, просто настолько безграмотен?

Конституция не имеет права обойти вопрос, "покрывают" ли права человека "нижестоящие" гражданские права. Если это так, "человека и гражданина" -- избыточный эвфемизм, уместный в оперной арии, но не в конституции. Ели нет -- это должно быть чётко сформулировано в конституции. (Хотя по сути такой ответ и может вызвать возражения опытного правоведа).

Тем более, что ст. 62 еще больше запутывает вопрос, уравнивая в правах гражданина с негражданином: "Иностранные граждане и лица без гражданства пользуются в РФ правами и несут обязанности наравне с гражданами РФ". К чему тогда гражданство? Похоже, наших законотворцев никогда не учили элементарной логике. (Или снова -- "ёлки и ягодицы"?).

Ст.62 говорит, что гражданин РФ может иметь двойное гражданство. Сегодня на это положение решила "наехать" Дума. По-моему, юридически безосновательно. Ст.135 приводит регламент поправок к статьям 1, 2 и 9; ст.136 рассуждает о порядке принятия поправок к главам 3 - 8. Внесение изменений в статью 65 описано в ст.137. Однако нигде ни словом КРФ не обмолвилась о порядке внесения поправок во все её иные статьи. В том числе и в ст.62. Следовательно, эта статья (как и все иные "неупомянутые" статьи!) никакой правке не подлежит, а муссируемый закон, посягающий отменить двойное гражданство, есть прямое нарушение Конституции Российской Федерации.

И снова: неважно, что хотел сказать законодатель, важно, что у него получилось.

У нас остаётся единственная альтернатива: либо плоха Дума, либо плоха Конституция. (Конечно, не исключено, что справедливо и то, и другое).

Ст.19. Указав "Все равны перед законом и судом", законодатель не удосужился пояснить, кого конкретно он понимает под этим "все". Ибо, если во "все" входит и государство, -- тогда мы имеем дело с правовым государством. Если же государство из этого "все" себя исключило, -- перед нами какая-то разновидность деспотии.

На какой счёт отнести эту "милую" нестрогость законодателя -- на его невысокую системно-логическую грамотность? Или же на злонамеренное сознательное замалчивание сути с целью последующего развязывания рук?

П.2 бессодержателен. Вместо перечисления, что и кому государство "гарантирует", здесь следовало бы чётко описать механизм защиты личности от произвола государства. Без этого снова осталась голая декларация.

Ст.20. В ней речь идёт о смертной казни. Здесь конституция снова перепасовала решение проблемы на некий виртуальный "федеральный закон". Снова законодатель "умыл руки", оставив решение на волю чиновника. А такие вопросы должны быть решены только в конституции. Ведь от чёткого решения этой проблемы зависит отношение в Мире к стране по имени Россия.

На наш взгляд, здесь нужны чёткие и глубокие критерии для определения степени вины. И вряд ли во всех без исключения случаях справедливо обременять Общество пожизненным содержанием субъекта, окончательно утратившего право называться человеком.

Ст.22. Она занята частностями и не определяет главное: структуру, ответственность перед Обществом, разделение сфер компетенции правоохранительных органов. И вообще всех "силовых" органов. В частности следует запретить пересечение сфер компетенции МВД и ФСБ. Первое должно заниматься только внутренними делами, вторая -- исключительно внешней безопасностью (прежде всего, Общества и Личности; а самого государства -- в последнюю очередь). Необходимо запретить использование Вооружённых Сил во внутренних разборках между ветвями власти и во всех сомнительных "антитеррористических операциях" -- для этих дел существуют спецподразделения, которые должны не стрелять по площадям, а уничтожать террористические структуры и мафию специальными средствами и методами.

Мы удивляемся плохому отношению к нам Запада. А чего мы вправе ждать, если наша "логика" допускает этакие выверты: "Задействована Армия, но войны у нас нет".

Ст.24. Толкуя о возможности ознакомления каждого гражданина с "документами и материалами, непосредственно затрагивающими его права и свободы", законодатель тем не менее иезуитски добавляет "если иное не предусмотрено законом". О безобразности этого "иное" в системно-логическом плане было сказано выше. Но здесь мы встречаемся и с юридическим нонсенсом. О каком "законе" идёт речь? Разве может быть закон, противоречащий Конституции? Это запрещено даже самой Конституцией: "В РФ не должны издаваться законы, отменяющие или умаляющие права и свободы человека и гражданина" (ст. 55). Похоже, противоречие одних статей другим статьям -- "норма" для КРФ.

Однако никто не в праве "толковать" Конституцию. Её текст должен быть абсолютно однозначен и понятен любому грамотному человеку -- без вмешательства многочисленных "авгуров" от чиновного клана.

Ст.27 сформулирована некорректно: "Каждый...имеет право выбирать место пребывания и жительства". Ваш выбор у нас в стране ничего не значит -- любой, даже самый мелкий, чиновник способен помешать вам ваш выбор осуществить. Поэтому здесь следует писать не о виртуальном праве выбора гражданина, а об уголовной ответственности чиновника за злостное препятствование в осуществлении этого выбора. Подчеркнём ещё раз: чиновник по закону должен быть начисто лишён права на принятие содержательных решений. Это -- прерогатива только представительных органов.

Ст.29. Пункт 1 "Каждому гарантируется свобода мысли и слова" сформулирован, по-видимому, недостаточно жёстко. Иначе наш Президент не имел бы возможности заявить с экрана ТВ, что у нас этой самой свободы слова никогда и не было. Следует сформулировать меры уголовной ответственности за нарушение бесспорного права человека на свободу мысли и слова.

П.2 содержит абсолютно неюридические термины: "возбуждающие...ненависть и вражду". Кто возьмётся сформулировать строгие дефиниции подобных понятий, пригодные для правоприменительных мероприятий? Что касается социального и прочего "превосходства", то лучше было бы здесь сформулировать конституционные положения о приоритете прав личности перед всеми иными правами -- государства, нации, этноса, коллектива и пр.

П.4 "Каждый имеет право свободно искать, получать, передавать, производить и распространять информацию. Перечень сведений, составляющих государственную тайну, определяется федеральным законом" вызывает, как минимум, два возражения. Первое определяется тем, что даже самый лучший человек не способен непосредственно ни "передавать", ни "распространять" информацию (кстати, сомневаюсь, что законодатель способен внятно объяснить разницу между этими двумя процессами). Ибо все мы обмениваемся вовсе не информацией, а только сообщениями. Информация же -- результат воздействия сообщения на тезаурус приёмника. Поэтому информация всегда индивидуальна, а распространённый термин "средства массовой информации" -- плод недомыслия. Не следует ни в каком законе допускать такие ляпы.

Значит, законодатель должен состоять только из широкообразованных, системно-подготовленных специалистов. А не из тех, у кого больше денег, наглости и "административного ресурса".

Что касается списка объектов гос. тайны, то его должны определять не неизвестно кем составленные законы, а исключительно непосредственные создатели этих объектов -- учёные, изобретатели, природоиспытатели. Закон должен всего лишь определить нормы ответственности за несоблюдение тайны. При этом он должен быть более направлен против чиновника, имеющего "по положению" доступ к тайне, чем против учёного, эту тайну породившего, -- исходя из того бесспорного положения, что второй заведомо лучше первого понимает суть и последствия разглашения всей тайны, или допустимость необходимого научного обсуждения с коллегами её отдельных элементов.

Вообще государство не в праве априори считать соей собственностью весь интеллектуальный продукт. Оно должно приобретать его у создателя -- точно так же, как оно при необходимости приобретает вещественный продукт у его производителя. Закон должен защищать идею даже более тщательно, чем вещественный продукт, на базе этой идеи производимый.

Ст.31. От неё за версту несёт духом фарисейства и двусмысленности. "Граждане РФ имеют право собираться мирно, без оружия...". А имеют ли они легитимное право на это самое оружие? -- вопрос даже не поставлен. Между тем он относится к тем, что формируют самоопределение, достоинство нации. Негоже его решать где-то за пределами Конституции. Тем более, что здесь нет ничего иного, кроме чёткой и однозначной альтернативы: либо -- да, имеют; либо -- нет, не имеют. В первом случае мы имеем американскую модель: "Бог создал людей разными, полковник Кольт уравнял их шансы". Во втором случае реализуется (как бы она сегодня ни называлась) советская модель: народ делится на быдло, которому всё запрещено, и "грандов", право имеющих. Каждая модель хороша по-своему. Американская хороша для свободных пионеров, привыкших самим избирать шерифов, губернаторов и президентов. Вторая модель хороша для "правителей", боящихся "своего" народа, хотя и готовых снабжать оружием разнообразные (удобные для создания всяческих ситуаций) мафии и откровенный криминал -- нередко и при погонах. Разговоры об "им только дай -- сами себя перестреляют" к делу не относятся. Хотя меня самого непереносимо оскорбляют: неужто я должен согласиться с мнением, что любой деревенский "Ванька" становится культурнее, умнее и ответственнее меня (сорок лет прослужившего в Армии) только потому, что его приняли на службу в милицию!

К тому же ещё свежи в памяти народа события августа 1991-го и октября 1993-го. Кто кого тогда "перестрелял"? Две "власти" -- друг друга. "Прихватив" по дороге немало ни в чём не повинного народа.

Так что не нужно думать, что я за безоглядную раздачу оружия кому попало. Наоборот. Не надо давать его мерзавцам -- безотносительно к их имущественному и социальному статусу. Создать алгоритм отличения порядочного человека от мерзавца -- задача вполне доступная для современной науки.

Важно, чтобы оружие было в правильных руках. А то сегодня развелось непомерно много всяческих "охранных" органов. Вот их число полезно резко сократить. (Не исключая и охранки бывших президентов).

Ст.32. П.1 "Граждане РФ имеют право участвовать в управлении делами государства как непосредственно, так и через своих представителей" -- излишнее "разжижение" пункта 2 статьи 3. И содержит всё ту же системно-юридическую ошибку: что значит "непосредственно" -- заменяя собой чиновников, меняя законы, применяя технологию импичмента не только к Президенту, но и ко всем министрам? Всё остальное -- выборы, референдумы, социологические опросы -- всё это к непосредственному управлению не относится. Это -- косвенная оценка результатов управления.

Не понимает законодатель и ёще один, важнейший, момент. Государство должно управлять вовсе не "делами государства", а Обществом. При этом интересы самого государства (как наёмного механизма управления -- подсистемы Общества) должны быть вовсе не первоочередными, а последними по приоритетности -- после интересов Общества, Личности, Культуры (включающей как свои подсистемы Науку и Право), Образования, Обороноспособности и Народного хозяйства ("экономики"). Точно, как в известной триаде законов роботехники Айзека Азимова. (1.Робот своим действием или бездействием не может причинить вред человеку. 2.Робот подчиняется всем командам человека, если они не противоречат первому закону. 3.Робот заботится о собственной безопасности, если это не противоречит первому и второму закону).

Сомнителен п.3 статьи 32 -- в том смысле, что он, по-видимому, в сегодняшней России неработоспособен. Он нередко нарушается, и граждане, "содержащиеся в местах лишения свободы", беззастенчиво включаются в самые разнообразные избирательные списки. И даже кое-где избираются.

Не работает и пункт 2 статьи 34. Сегодня львиная доля "экономической деятельности" как раз направлена на "монополизацию и недобросовестную конкуренцию" -- вплоть до отстрела конкурентов и работорговли -- всяческими футбольными и хоккейными командами. Следовательно, этот пункт сформулирован некорректно и недостаточно жёстко.

П.4 статьи 32 "Граждане РФ (а поскольку ст.62 приравнивает к ним и неграждан, то якобы все, что конечно уже абсурдно) имеют равный доступ к государственной службе" наводит на большие сомнения. Это чисто плакатная декларация, не подкреплённая никакими правовыми и экономическими условиями, способными на деле обеспечить прокламируемое положение.

Примерно то же можно сказать и о пункте 5 "Граждане РФ имеют право участвовать в отправлении правосудия": как, в каком качестве, при соблюдении каких условий? Без этого остаётся одно пустопорожнее сотрясение воздуха. Надо сказать, КРФ в значительной мере именно из них и состоит.

Ст.33. Выше уже отмечалось, что содержащийся в ней принцип не относится к правовому государству. В Гражданском Обществе с правовым государством гражданин представляет собой равнозначный с государством субъект Права и может не только "обращаться лично, а также направлять индивидуальные и коллективные обращения в государственные органы" -- он имеет неотъемлемое право подать иск в суд на эти самые органы. И даже на государство в целом. Например, в Страсбургский Суд. И не после последовательных отказов на всех ступенях внутренней судебной иерархии, а сразу. Даже не подавая предварительно иска в местный суд.

Ст.34. полностью голословна. Вместо содержащихся в ней лозунгов, следует чётко описать функции государства и его ответственность перед Обществом в сфере экономики -- с определением мер, предпринимаемых государством для недопущения "монополизации и недобросовестной конкуренции", упоминаемых в п.2.

Ст.35. Подобная статья должна содержать чёткие и однозначные дефиниции понятий "собственность" (в том числе интеллектуальная), "владение", "пользование", "распоряжение". Эти понятия вовсе не однозначны в юридической практике, и их толкование недопустимо оставлять ни на какие отдельные "федеральные законы", тем более -- на усмотрение своекорыстного чиновника.

Конституция вовсе не обязана быть "тонкой" -- за счёт её невразумительности и возможности перетолкования. Пусть она будет "толстой", но ясной, чёткой и исчерпывающей, -- исключающей надобность в каком-либо чиновном "истолкователе" (вплоть до Конституционного суда).

Что касается фразы "Принудительное отчуждение имущества для государственных нужд может быть произведено только при условии предварительного и равноценного возмещения", то она, как минимум, некорректна. По сути она внутренне противоречит предыдущей фразе "Никто не может быть лишён своего имущества иначе как по решению суда".

У нас власть в сознании большинства отождествляется с исполнительной властью. Поэтому мало кто не убеждён в том, что в сегодняшней России суд полностью зависит от исполнительной власти. Конституция обязана это заблуждение развеять. Должна она развеять и другое заблуждение: об абсолютной приоритетности "государственных нужд" На самом деле государственные нужды -- седьмые по приоритетности (см. замечания к ст. 32). Их состав и размеры должна определять не исполнительная ветвь, а Концептуальная. Поэтому отчуждение чего бы то ни было может выполняться только по принципам и в областях, установленных ею, а вовсе не по оперативным потребностям исполнительной власти. Вот всё это и должно быть чётко описано взамен всей статьи 35.

То же самое можно сказать и о статье 36. Надо ещё добавить, что вопрос о земле -- ключевой для любого общества. И его решать надлежит только в Конституции, а не в каких-то последующих "федеральных законах", формируемых, как правило, в интересах очередного думского лобби. Не следует забывать при этом, что под землёй лежат невосполнимые природные ресурсы, которые, вне всякого сомнения, не должны попадать в частную собственность, -- если речь идёт о действительно демократическом Обществе. Не могут они изначально быть и в государственной собственности. На решение порученных государству задач Общество выделяет определённый процент этих ресурсов ("квоту").

Статьи 37 - 41 написаны плохо. Как по стилю, так и по содержанию. Например, что значит "принудительный труд запрещён"? Да, если речь о законопослушном гражданине. Но вряд ли это утверждение без всяких оговорок применимо к осуждённому преступнику. Можно ещё примириться с лозунгом "Каждый имеет право на охрану здоровья и медицинскую помощь". (Помните анекдот: -- Я имею право на это? -- Да, имеете. -- Я могу это получить? -- Нет, не можете!). Но вызывают и недоумение, и раздражение бесстыдные декларации типа: "В РФ финансируются федеральные программы охраны и укрепления здоровья населения, принимаются меры по развитию ...". Где принимаются, кем финансируются? -- когда сегодня на деле закрываются больницы и с каждым годом урезаются бюджетные ассигнования на медицину. Не говоря уж о стиле: не следует в законе писать о чём-то в продолженном настоящем времени -- без утверждений "должны", "обязаны", "необходимы".

Ст.42 -- снова всего лишь пустая декларация: "Каждый имеет право на благоприятную окружающую среду". Здесь необходимы чёткие принципы, которыми должно руководствоваться государство. Например, такой: "Неэкологичная экономика не имеет права на существование".

Необходимы чётко прописанные критерии экологичности, экономичности и эффективности систем. Цель народного хозяйства ("экономики") не заключается в максимизации чьей бы-то ни было прибыли. Она состоит в удовлетворении вещественных, духовных и экологических потребностей Общества -- при минимально возможных потерях в людях, невосполнимых ресурсах и в международном престиже. Все потребности должны удовлетворяться не одна за счёт другой, а одновременно -- каждая на научно обоснованном уровне.

Важное дополнение: удовлетворяются исключительно демографически обоснованные потребности. Необоснованные, деградационные, потребности запрещаются по закону. (Типа потребности в наркотиках или в наручных часах стоимостью в два миллиона долларов). Невосполнимые природные ресурсы не должны расходоваться на малопочтенные и малокультурные блажи нуворишей и "высокопоставленных" чинуш.

Ст.43. "Основное общее образование" -- необщепринятый термин. До сего дня образование подразделялось на начальное, среднее и высшее. Следовательно, законодатель должен был привести дефиницию использованного им понятия. Не ясна надобность концовки п.3: "...в государственном или муниципальном образовательном учреждении и на предприятии" -- то ли он запрещает получить высшее образование в иных местах, то ли хотел сказать, что не отвечает за бесплатность образования в иных местах. Что касается получения высшего образования "на предприятии", то это излишне смелая "педагогическая новация".

Резкого осуждения заслуживает п.5: "РФ устанавливает федеральные государственные образовательные стандарты". Нигде в развитых демократических странах это не принято: недопустимо позволять чиновнику устанавливать, чему надо учить школьника и студента. Если это допустить, обученные "отстою" будут продолжать настойчиво учить "отстою" -- из поколения в поколение -- до полной деградации Общества. Не будет подлинной интеллигенции, способной быть в оппозиции к власти (любой власти, даже самой прекрасной), выполняя тем самым своё святое предназначение -- обеспечивать управление Обществом необходимейшей отрицательной обратной связью, срезающей избыточный управляющий сигнал. При отсутствии такой связи и подсистема управления (государство), и её надсистема (Общество) идут вразнос -- до полного физического распада системы.

Дело образования -- не набивать ученика (как мешок -- картошкой) быстро устаревающими знаниями, а научать его мыслить самостоятельно, изобретая самому всё более новые и более совершенные методы добывания новых знаний. О каких же стандартах здесь может идти речь?!

"Стандарты" нужны только трусливому государству, опасающемуся не удержать своих позиций во взрослеющем Гражданском обществе.

Необходимо также отобрать у государства и узурпированную им монополию на квалифицирование научных кадров. Это -- дело самой науки, и только её. И если уж захотели рынка, то он должен быть прежде всего именно в этой сфере -- науки и образования. Не государственная печать определяет рейтинг вуза, а способности и навыки его выпускников. И государству негоже вмешиваться в этот процесс. Между прочим, во всём остальном мире это так. Только в России -- во все времена -- было наоборот. И, к сожалению, осталось.

Мириться с этим -- недопустимо!

Ст.44. Негоже бросать как бы мимоходом: "Интеллектуальная собственность охраняется законом", не говоря при этом ни слова о собственном определении этого термина. А он вовсе неоднозначен. Есть даже дикие люди, почему-то убеждённые, что такой термин вообще не имеет права на существование и должен быть заменён нелепым словосочетанием "исключительные права". И сегодня -- к великому несчастью для Общества -- именно такие люди "наверху" и пишут учебники по теории государства, по праву и по правоведению. Путая при этом правоведение с самим правом, а право -- с сиюминутным законодательством. Эти люди готовы на корню угробить Интеллектуальное право, запихнув интеллектуальную собственность на задворки Гражданского кодекса.

Законодатель не вправе всего этого не знать -- иначе какой он законодатель!

Конечно, конституция -- не место для теоретических дискуссий. Но она не имеет никакого значения и не способна сыграть никакой роли в Обществе, если она неспособна чётко сформулировать определённую позицию в этой -- самой важной для Человечества -- области правоотношений.

Тем более, не указав при этом государству на недопустимость незащищённости Идеи, и нежелания чиновника покупать её у творца, -- как он тем не менее делает в сфере вещественного продукта, -- покупая его, по мере "государственной" (строго -- общественной) надобности, у производителя.

Не говоря уж о том, что интеллектуальную собственность (прежде всего -- Идею) следует не "охранять", а защищать.

Статьи 45 - 64 в разной степени содержат большую часть вышеотмеченных ошибок. Например, это безграмотное "или" в тексте ст.53: "органов государственной власти или их должностных лиц". Кроме того они грешат и другими, частными, ошибками.

Говоря о вреде, причинённом государством гражданину, законодатель забыл разъяснить, что речь должна идти не только о вещественном, но и о моральном вреде.

Невозможно согласиться с утверждением, что "права человека могут быть ограничены федеральным законом" (ст.55, п.3) -- это противоречит сразу нескольким предыдущим статьям (15, 16, 17, 18), а также второму пункту самой статьи 55: "В РФ не должны издаваться законы, отменяющие или умаляющие права и свободы человека и гражданина". "Логика" законодателя потрясающа.

Вместо лозунга "Каждый обязан сохранять природу и окружающую среду" следовало бы указать на ответственность (особенно чиновников) за нарушение экологических норм -- вплоть до принципа "Неэкологичная экономика не имеет права на существование". Причём ответственность за нарушение этих норм должна наступать ещё на стадии проектирования. При этом невозможно не удивиться "умению" законодателя каким-то способом отделять "природу" от "окружающей среды".

Так же как и "КРФ", термин "субъект федерации" не имеет в конституции чёткого однозначного толкования. То это вся территория со всем её населением, то -- только иерархическая структура органов управления.

Не дано никакого определения термина "воздушное пространство", хотя этот термин принципиально отличается от "территории субъектов" и "внутренних вод" тем особенным свойством, что относится не к двумерным, а к трёхмерному объекту. Следовательно, необходимо как-то установить его верхнюю границу, отделяющую его от космоса, где по международным нормам права государственный суверенитет теряет правомочность. Эта задача называется "проблема делимитации космоса" и, как было показано еще в шестидесятые годы автором этих строк, может иметь только юридическое решение. Похоже, законодатель не имел об этом никакого понятия. Что, естественно, наводит на сомнения в его праве писать любые законы. Тем более -- конституцию демократического Общества. Надо было лучше соображать, кого включать в состав пресловутого Конституционного собрания.

Удивляет ст.75: "Защита и обеспечение устойчивости рубля -- основная функция Центрального банка РФ, которую он осуществляет независимо от других органов государственной власти". Законодатель даже не заметил, что сим заявлением сопричислил ЦБ к органам государственной власти. Что, по зрелому размышлению, представляется противоречащим ст.10, утверждающей, что в РФ существует только три ветви: "законодательная, исполнительная и судебная". "Банковская власть" главой1 ("Конституционный строй РФ") не предусмотрена. Опять левая рука не ведает, что пишет правая.

Удивляет и взгляд законодателя на основную функцию ЦБ. Ведь разумный человек предположил бы, что она состоит прежде всего в обеспечении платежей в стране и оптимизации её финансов. Что касается "устойчивости рубля", то она меньше зависит от воли ЦБ, чем от политической стабильности и конкурентоспособности отечественных товаров -- и на мировом, и на внутреннем рынке.

Вызывает возражения и подход к налоговой системе: "Система налогов, взимаемых в федеральный бюджет, и общие принципы налогообложений и сборов в РФ устанавливаются федеральным законом". Полагаю, этого не должно быть. Это -- святая прерогатива Науки. А вовсе не какого-то "федерального закона", неизвестно кем и ради чьей выгоды написанного.

Ст.77 содержит всё ту же дикую системно-логическую ошибку: "принципами организации представительных и исполнительных органов" (см. выше).

Поскольку по нашему убеждению, жизнеустройство Общества, структура и функции государства должны быть принципиально иными, чем принятые в КРФ, постатейный анализ глав 3 - 8 для нас не имеет смысла. Следует только указать на ошибочность некоторых особенно режущих глаз фрагментов последних глав Конституции.

Вызывает недоумение утверждение (ст.80), что Президент является гарантом Конституции. Правильнее было бы так: он неотступно соблюдает букву и дух Конституции (о чем, собственно, и говорит 82-я статья). Однако гарантом Конституции не может быть субъект, временно наделённый ограниченным кругом делегированных полномочий. Гарантом может быть только носитель полной, неделегированной власти в Обществе. Совершенно очевидно, что таким легитимным носителем неограниченной власти является только весь народ (строго говоря, -- Общество в целом, как целеустремлённая система: народ -- понятие несколько системно размытое. Хотя и привычное). Ведь не зря же даже наша убогая Конституция в преамбуле пишет: "Мы, многонациональный народ РФ...принимаем Конституцию Российской Федерации". Не Президент, не государство, -- народ принимает Конституцию. Он и есть её единственный легитимный гарант.

Напомним ещё раз Конституция -- это Основной закон Общества. А никак не государства. Хотя, конечно, государство обязано жить и действовать только по Конституции.

Мелкая, но тоже довольно противная ошибка содержится в последнем пункте 80-й статьи: "Президент РФ как глава государства представляет РФ внутри страны и в международных отношениях". В международных отношениях -- это понятно. Но кого он представляет внутри страны? "Центральные органы"? Или саму РФ (страну Россию -- см. ст.1)? Последнее вряд ли можно признать достаточно логичным -- представлять саму страну внутри страны.

Удивляет логика законодателя, обеспечившего столь резкую несимметрию межу положением Президента и Думы. Президент может разогнать думу элементарно: трижды навязав Думе на пост премьера очередного Черномырдина (чего у нас найти нетрудно). А самого Президента убрать практически невозможно. Для этого надо дождаться, чтобы он, как минимум, совершил государственную измену. Тем более, что конституция не удосужилась дать этому понятию (весьма, скажем прямо, размытому) чёткого юридического определения. Мы помним историю с Ельциным, когда его действия в Чечне одни считали тягчайшим преступлением, зато другие их же признавали проявлением высокого патриотизма.

Мы убеждены, что для блага Общества необходимо запретить вообще эти игры: давать ветвям власти права по роспуску друг друга. Это приводит к легко предсказуемому итогу: для каждой из ветвей первоочередной (если не единственной) задачей становится упреждающий разгон других властей -- пока саму не разогнали. Как и формирование, так и роспуск любой ветви, на любом "этаже власти" -- это должно быть непререкаемой прерогативой народа.

Многие стилистические и системно-логические ошибки, рассмотренные нами выше, встречаются и в последних главах КРФ. Например, "Право законодательной инициативы принадлежит Президенту РФ, Совету Федерации, членам Совета Федерации, депутатам Гос.Думы, Правительству РФ, законодательным (представительным) органам субъектов РФ". Опять непонимание: Совет не может реализовать своё право инициативы никак иначе, как только через своих членов -- даже в том случае, если все они проголосуют единодушно. Кстати, а почему о членах Думы забыли? Как говаривал великий Шекспир, всякое безумие должно быть последовательным. Непоследовательное безумие -- это уже маразм.

Снова: законодательным = представительным. Всё та же классификация по разным основаниям. (Отождествление с представительной властью только законодательной -- это тоже своеобразный маразм).

Но главное возражение в том, что Правительство -- как исполнительная власть -- не должна вообще никак участвовать в процессе законотворчества. Мало ли, что ему чего-то хочется. Дело исполнительной власти -- исполнять.

Иначе всегда будет такой бардак, как у нас сегодня.

И ещё, и ещё раз: не может чиновник быть одновременно и предпринимателем.

С этих позиций, и подписание Президентом закона -- нонсенс и алогизм. Ибо президент -- прежде всего глава Исполнительной власти.

Краткое резюме

Ныне действующая Конституция Российской Федерации отнюдь не является демократической. Она предписала Обществу порядок, при котором установилась власть денег по формуле: "деньги -- власть -- деньги", и к власти пришли далеко не самые лучшие умы России. Те, кто при "тоталитарном" строе распоряжались всем достоянием Общества, сегодня растащили его в личную частную собственность. Сложившийся при "социализме" класс чиновников не только не утратил завоёванных тогда позиций -- он многократно вырос численно и стал практически монопольным собственником всего сущего. (Уже поэтому надо радикально иначе подойти к самому термину "государственная собственность").

Сложившийся в сегодняшней России квазикапиталистический строй оказался ничуть не справедливее, а главное -- не эффективнее псевдосоциалистического режима. Настала эра повального искажения представлений, распада самосознания и культуры Общества. К этому приложили руку и "власти", и пресловутые СМИ. Даже "нормального" плутократа (плутос -- богатство, кратос -- власть) у нас незаслуженно окрестили олигархом. Хотя в сегодняшней России олигархам просто неоткуда взяться: олигархия -- это правление избранных. А у нас любой чиновник, вплоть до губернатора, мечтает стать назначаемым -- чтобы совсем уже никак не зависеть от "опекаемого" им народа.

Незаконно прижившийся термин "средства массовой информации" свидетельствует о том же: об искажении самосознания общества. Ибо информация -- как функция индивидуального тезауруса -- принципиально не может быть массовой: таковыми могут быть только сообщения. А ведь не напрасно сказано в Библии: "Вначале было Слово"... Мы мыслим словами (и конструируемыми из них суждениями и умозаключениями). Оперируя ошибочными словами (т.е. понятиями) мы приходим к ошибочным выводам и взглядам.

Массовые искажения и заблуждения закрепились в сегодняшней отечественной юриспруденции: в представлениях о соотношении Общества и государства, Права и закона, вещественной и Интеллектуальной собственности. Сама структура системы российского права достойна сожаления и требует решительного системного пересмотра.

Не менее решительно должны быть пересмотрены устои экономической теории. Принятые на сегодня критерии эффективности народного хозяйства некорректны. Финансово-кредитная система должна быть поставлена на место -- придатка, а не хозяина "реального производства".

Должна быть создана новая область Науки -- Эконология, рассматривающая все объекты одновременно с трех сторон: правовой, экологической и экономической.

Конституцию надо писать заново. И как можно скорее. И не с помощью некоего аналога "облажавшегося" конституционного собрания.

Но раньше надо коренным образом исправить ситуацию в отечественном правоведении, изменить менталитет и шкалу ценностных приоритетов Общества. Для этого надо создать независимую от государства Науку и надгосударственную систему образования.

14. Предложения по совершенствованию закона
об Общественных Объединениях

1. Данный закон предназначен для регулирования правоотношений в такой сфере, где на сегодня в общей теории права отсутствует единый взгляд на обоснования правильного подхода к проблеме. Существуют два диаметрально противоположных подхода. Согласно первому, государство есть надобщественная система, создатель и гарант всех правоотношений в Обществе. Согласно второму, государство полностью подчинено Обществу и является его подсистемой, которой Общество поручает управление собой на принципах и методами, априори установленными Обществом. Первая ситуация в явном виде имела место при советском строе. Вторая ситуация пока-что остаётся чисто теоретической. Тем не менее, она не только имеет право на существование, но представляется более перспективной: не только более социально справедливой, но и более дееспособной в плане развития наиболее эффективного государства.

Разумеется, закон -- не место для теоретических споров. Тем не менее он обязан в явном виде обозначить для Общества, из какой правовой доктрины он исходит. При этом мы исходим из убеждения, что закон не является "источником права", поскольку и логически, и строго юридически он должен быть следствием права. А любой неправовой закон априори юридически ничтожен.

Поэтому, на наш взгляд, главный недостаток рассматриваемого закона -- отсутствие чётко прописанного принципа взаимоотношений государства и Общества. Утверждение, что такой закон может позволить себе обойтись без этого, что он занят "мелкими" проблемами негосударственных формирований, -- абсолютно ненаучно. Общественные объединения важны для Общества в целом уже потому, что включают в себя политические партии. И нам представляется совершенно недопустимым, что политические партии вынесены из компетенции данного закона и регулируются каким-то отдельным "специальным" законом. Вообще нам представляется малообоснованным подход, при котором под каждый частный случай лепится отдельный закон.

Отсутствие в законе общих принципов взаимоотношений государства и общественных объединений (безусловно представляющих Общество) сказалось и на конкретных ошибках, просматривающихся в законе. Так, ст.17 ("Вмешательство органов государственной власти и их должностных лиц в деятельность общественных объединений, равно как и вмешательство общественных объединений в деятельность органов государственной власти и их должностных лиц, не допускается") и ст.19 ("Органы государственной власти и органы местного самоуправления не могут быть учредителями, членами и участниками общественных объединений.") никак не согласуются со ст. 51 (Статья 51. Об общественных объединениях, созданных с участием государства. Впредь до принятия федеральных законов о государственно - общественных и общественно - государственных объединениях указанные объединения создаются и осуществляют свою деятельность в соответствии с нормативными правовыми актами органов государственной власти.")

Очевидно, что ст. 51 разрешает то, что в принципе запрещено статьями 17 и 19.

Очевидно также, что "осуществлять свою деятельность в соответствии с нормативными правовыми актами органов государственной власти" означает прямое нарушение основного принципа статьи 17 о недопустимости вмешательства государства в деятельность общественных объединений.

Нельзя не обратить внимания и на эту ошибку: авторы закона как бы отделяют деятельность государства от деятельности "органов государственной власти", а последнюю -- от деятельности "должностных лиц". На самом деле государство состоит из своих органов, а последние -- из должностных лиц. В силу чего абсолютно никакая деятельность государства невозможна помимо деятельности этих самых органов и их должностных лиц. В итоге всякая деятельность не может быть ничем иным, как только деятельностью определённых лиц. Подобные системно-логические огрехи недопустимы в законе. Указанная ошибка встречается и во многих других статьях закона (39, 40 и др.).

2. Вызывает серьёзные возражения ст. 53 ("Если международным договором Российской Федерации установлены иные правила, чем предусмотренные законом, то применяются правила международного договора."). Разумеется, эта статья переписана из Конституции РФ (пункт 4 статьи 15). Тем не менее сам по себе этот факт не делает эту статью юридически и системно-логически корректной. Никакой закон (тем более конституция) не может постулировать возможность нарушения самого себя. В сущности цитированное положение разрешает Министерству Иностранных дел заключать международные договоры в нарушение норм Конституции. Подобное недопустимо.

При этом совершенно не важно, что хотел сказать законодатель (но не сумел корректно сформулировать) -- важно, что получилось в итоге. Конечно, конституция продекларировала, что "принципы и нормы международного права являются составной частью нашей правовой системы". Однако последнее корректно юридически можно истолковывать единственным способом: те принципы и нормы, которые сложились до принятия конституции. Всё, что сформировалось позже, либо должно быть включено в действующую Конституцию -- открытым текстом -- в виде поправок (так поступают американцы), либо применяется только в том случае, когда не противоречит букве действующего "внутреннего" закона. И никакой орган (в том числе и государство в целом -- как орган Общества) не вправе нарушать этот принцип.

3. Некорректность формулировок свойственна и многим другим статьям закона. Например, ст.44 ("неоднократные или грубые нарушения общественным объединением Конституции Российской Федерации, федеральных конституционных законов, федеральных законов или иных нормативных правовых актов либо систематическое осуществление общественным объединением деятельности, противоречащей его уставным целям."). В законе не должны содержаться неопределённые определения. Что означает "неоднократные" -- двух-, трёх-, или двадцатикратные? Тем более не ясно, что значит "грубые". Какой единицей собирался измерять законодатель степень "грубости"? Оставлять оценку этих степеней на произвол чиновника (конкретного "должностного лица") категорически недопустимо -- иначе нам никогда не покончить ни с коррупцией, ни с бюрократизмом. Закон обязан максимально суживать поле деятельности чиновника (лучше, по нашему мнению, вообще законодательно лишить последнего права на принятие содержательных решений) и предоставлять Обществу максимально доступную ясность всех норм, не требующих вмешательства опытного юриста.

Вызывает недоумение сам факт, что своим текстом (опять-таки неважно, что он хотел сказать) законодатель как бы не возражает против однократных и "негрубых" нарушений Конституции. Это просто нонсенс.

4. Статья 55 Конституции РФ гласит: "В российской Федерации не должны издаваться законы, отменяющие или умаляющие права и свободы человека и гражданина". Однако закон об Общественных Объединениях явно нарушает это положение конституции. В частности ст. 27:"Статья 27. Права общественного объединения.

Для осуществления уставных целей общественное объединение, являющееся юридическим лицом, имеет право: (в ред. Федерального закона от 25.07.2002 N 112-ФЗ)

свободно распространять информацию о своей деятельности;

участвовать в выработке решений органов государственной власти и органов местного самоуправления в порядке и объеме, предусмотренными настоящим Федеральным законом и другими законами;

проводить собрания, митинги, демонстрации, шествия и пикетирование;

учреждать средства массовой информации и осуществлять издательскую деятельность;

представлять и защищать свои права, законные интересы своих членов и участников, а также других граждан в органах государственной власти, органах местного самоуправления и общественных объединениях;

осуществлять в полном объеме полномочия, предусмотренные законами об общественных объединениях;

выступать с инициативами по различным вопросам общественной жизни, вносить предложения в органы государственной власти;

участвовать в выборах и референдумах в порядке, установленном законодательством Российской Федерации. (в ред. Федерального закона от 12.03.2002 N 26-ФЗ)

абзац исключен. - Федеральный закон от 12.03.2002 N 26-ФЗ.

Для осуществления уставных целей общественное объединение, не являющееся юридическим лицом, имеет право:

свободно распространять информацию о своей деятельности;

проводить собрания, митинги и демонстрации, шествия и пикетирование;

представлять и защищать свои права, законные интересы своих членов и участников в органах государственной власти, органах местного самоуправления и общественных объединениях;

осуществлять иные полномочия в случаях прямого указания на эти полномочия в федеральных законах об отдельных видах общественных объединений;

выступать с инициативами по вопросам, имеющим отношение к реализации своих уставных целей, вносить предложения в органы государственной власти и органы местного самоуправления. (часть вторая введена Федеральным законом от 25.07.2002 N 112-ФЗ)

Осуществление указанных прав общественными объединениями, созданными иностранными гражданами и лицами без гражданства либо с их участием, может быть ограничено федеральными законами или международными договорами Российской Федерации.

Законами об общественных объединениях могут быть предусмотрены дополнительные права для конкретных видов общественных объединений.".

Необоснованно ограничение прав объединений, созданных иностранными гражданами и лицами без гражданства. Тем более, что оно противоречит статье 1 самого закона (Иностранные граждане и лица без гражданства имеют равные права с гражданами Российской Федерации в сфере отношений, регулируемых настоящим Федеральным законом). Ещё менее обоснованно лишение граждан ряда прав, предоставляемых юридическим лицам: участвовать в работе "госорганов", учреждать пресловутые СМИ (кои следует именовать в принципе иначе: массовыми коммуникациями, поскольку информация не бывает массовой, таковыми могут быть исключительно сообщения), участвовать в выборах и референдумах. Последнее особенно нелепо, поскольку право гражданина на участие в выборах и референдумах установлено Конституцией РФ (п.3 статьи 3).

Далее. Закон может предусмотреть дополнительные права. Но он не может отменить или умалить права, предусмотренные конституцией (п.2 статьи 55). Так что это ограничение прав гражданина по сравнению с правами юридических лиц есть прямое нарушение Конституции РФ.

Что касается ограничения "федеральными законами или международными договорами РФ" -- то это ещё и противоречие статье 17 самого закона: никоим образом ограничение федеральными законами нельзя не признать государственным вмешательством, -- что однако, запрещено статьёй семнадцатой анализируемого закона. Следовательно, закон содержит недопустимые внутренние противоречия.

5. В законе нет членораздельных указаний на принципы взаимодействия общественных объединений с органами "местного" самоуправления. Между тем сами эти органы в определённом смысле являются общественными объединениями.

С другой стороны, мы убеждены в неправомерности исключения "органов местного самоуправления" из системы органов "государственной власти" (как это сделано в ст. 12 КРФ). В подлинно демократическом Гражданском Обществе самоуправление -- основа, системный базис государственного управления. Необходимо во всех законодательных текстах решительно избавиться от термина "местное" (признав тем самым, что самоуправление должно быть повсеместным). Государственная власть должна вырастать как дерево -- снизу-вверх, путём поступенн'ого делегирования властных полномочий от абсолютного легитимного носителя неограниченной власти в Обществе -- народа -- "верхним" в иерархии подсистем управления структурам. При соответствующей ответственности сверху-вниз. То есть ответственности "верхних" структур перед "нижними", делегировавшими часть своих властных полномочий "верхним". Иначе устроенное Общество лишается морального и юридического права именоваться демократическим. Поэтому п.2 статьи 132 КРФ:"Органы местного самоуправления могут наделяться законом отдельными государственными полномочиями" должен быть признан неправомерным: в подлинно демократическом, Гражданском Обществе (в котором государство -- подсистема управления) порядок делегирования полномочий обратный. По нашему убеждению, эта правовая парадигма должна быть отображена в законе об Общественных Объединениях.

6. Структура закона, его композиция оставляют желать много лучшего. Внешне закон больше похож на типовой устав некоего некоммерческого формирования. Разумеется, закон может содержать требования к некому типовому уставу, но из этого никак не вытекает, что сам закон должен компоноваться как типовой устав. Далее. Никакая детализация не будет лишней для эффективного закона. Но она не должна вытеснять из него основополагающие концепции Права, на которые опирается данный конкретный закон. Именно отсутствие концептуальных обоснований -- главный недостаток анализируемого закона.

И детализация не должна подменяться не юридическими, а юстиционными проблемами. Как, например, я должен сегодня, в октябре 2003 года, относиться к требованию закона зарегистрироваться не позднее 1 июля 1999 г.? Быть может, с юмором? Но закон -- не сборник юмористических рассказов и должен содержать нечто более существенное для потомков, чем отображение головной боли текущего законодателя в текущий момент.

7. Мы имеем опредёленные основания предположить, что все изменения текста закона были направлены в сторону урезания прав граждан, объединяющихся по собственной инициативе для достижения своих общих целей. Это предположение необходимо проверить путём постатейного сличения окончательного текста закона с его изначальным вариантом. В случае подтверждения нашего предположения необходимо сформировать соответствующий запрос в Комитет по законодательству Госдумы РФ.

8. Статья закона N7 представляется нам недостаточно корректной. Конкретный перечень организационно-правовых форм общественных объединений трудно признать исчерпывающим, а предлагаемые в статье дефиниции конкретных форм не выглядят достаточно убедительными и не позволяют установить чёткие отличия одних форм от других -- по однозначным существенным критериям, а не по набору случайных признаков, сформированных по разным основаниям. Например, в качестве определяющего признака для общественной организации выдвигается "совместная деятельность для защиты общих интересов и достижения уставных целей объединившихся граждан". Совершенно очевидно, что этот признак присущ любому общественному объединению -- независимо от его конкретной формы. Никаких иных признаков, кроме членства (что тоже присуще вовсе не только организации), ст.8 не предлагает. Таким образом нет никаких оснований считать, что форма "организация" хоть как то определена -- без возможности её смешения со всеми иными формами. Опять-таки: оставлять классификацию форм объединений на усмотрение случайного (и коррумпированного) чиновника закон не вправе.

9. Как уже было отмечено, вынесение норм, регулирующих функционирование политических партий, за рамки собственно закона, на наш взгляд, необоснованно. "Отсылочная" структура закона малоэффективна. В законе никак не обосновано, почему все остальные "улучшения" закона выполнены путём внесения в него поправок, а всё, связанное с политикой, скрыто от глаз в каком-то "специальном" законе. Ни к чему, кроме уменьшения доверия к данному закону, такой подход принести не может.

10. Закон нуждается не в улучшении, а в радикальной переделке.

15. Для кого эффективна российская экономика?

В отличие от того, что думают сегодняшние экономисты, эффективность не бывает "вообще". Она имеет содержательное значение только в рамках определённого критерия. Выбор адекватной формы критерия -- непростая теоретическая задача, а назначение потребной величины этого критерия -- высокое практическое искусство.

К несчастью, в распространённой теории экономики великая путаница. Мало кто умеет правильно выбрать критерий эффективности системы; ещё меньше -- правильно понимают подлинную суть этого термина.

И уж совсем никто не понимает, что такие псевдокритерии как валовой продукт или прибыль не только не отражают подлинной сути эффективности, но полностью запутывают дело. Максимизация прибыли -- даже не только частной, но и "государственной" -- ведёт конкретное Общество и Человечество в целом к быстрому и бесславному концу. Вплоть до полного исчезновения не только разумной жизни, но и вообще жизни на планете по имени Земля.

В последнее время российская общественность обеспокоена разноплановыми разговорами о так называемой природной ренте. Как всегда, под одним и тем же словосочетанием разные люди понимают разное. Если верить БСЭ, рента -- постоянный доход с капитала, земли, имущества вне предпринимательской деятельности. Люди, живущие на ренту, рантье, по мнению БСЭ, -- "паразитический слой общества". Понятно, советская энциклопедия семидесятых годов не могла не отразить взглядов "коммунистических теоретиков".

Однако и вполне современный "Краткий словарь современных понятий и терминов" недалеко ушёл от подобных представлений: "Рента (нем. Rente, фр. rente от лат. Reddita -- возвращённая, оплаченная) -- доход, получаемый с ссудного капитала, сдаваемой в аренду земли, имущества, не связанный с предпринимательской деятельностью собственника -- рантье".

Как мудро заметил Владимир Высоцкий, "Сколь верёвочка ни вейся, всё равно завьёшься в кнут". Что и подтвердил недавно г. Гайдар в разговоре с Алексеем Венедиктовым в утренней программе радиостанции "Эхо Москвы" (09.09.03). Господин Гайдар высказался при этом о природной ренте крайне негативно. Дескать она способна разрушить нашу нефтедобывающую промышленность. Которая, по мнению, г. Гайдара, значительно эффективнее работает в частных руках, чем в государственных. Под эффективностью Егор Тимурович понимает (как он сам разъяснил Венедиктову) объём годовой добычи. Ещё он сказал, что при социализме этот объём регулярно уменьшался, а теперь непрерывно растёт.

Итак, если следовать г-ну Гайдару, наивысшей эффективности мы достигнем если как можно быстрее расточим свои природные ресурсы. Не думая -- по Гайдару, -- куда и как идут прибыли от этой "гайдароэффективной" деятельности. И уж конечно, гайдароподобному упёртому монетаристу никогда не придёт в голову, что его "теория" в пределе приводит не только к неэффективной экономике, но и к её абсолютно аморальной позиции. С позиций монетаризма, торговля наркотиками неизмеримо эффективнее производства продуктов питания для населения, а экономика выглядит процветающей, когда всего-навсего растёт спрос на оружие, проституцию и торговлю детьми "на запчасти".

Мне "повезло": я знаком с г-ном Гайдаром ещё с поры его "прогрессивной" деятельности на посту заведующего отделом экономики журнала "Коммунист". Уже тогда я имел случай убедиться, что Егора Тимуровича никогда не учили основам системоанализа и формальной логики. И что его понимание экономики абсолютно неадекватно истинному положению дел. Прочтя мою очередную статью о дефектах современной экономики, г-н Гайдар лениво объявлял: "Я ничего не понял...".

-- Видимо, образования не хватает, -- отвечал я. -- Давайте пошлём статью в Академию Наук, Никите Николаевичу Моисееву -- на рецензию.

Моисеев отвечал: "Автор во всём прав". Но и после этого Гайдар не понимал ничего и не желал статью публиковать. И при этом даже не считал себя урезоненным или укорённым. Ах, эта упёртость зауженного "специалиста"! Недаром всё тот же Высоцкий заметил: "Я не люблю уверенности сытой!". А Генрих Гейне не спроста предупреждал: "Не доверяйте гадам, не любящим музыки!".

Для тех, кто сам закоснел в заблуждениях пресловутой Economics и малообоснованных писаниях господ типа Самуэльсона (утверждавшего, что "валовой продукт" -- самый лучший из всех критериев, придуманных человечеством, что есть злостное и вздорное заблуждение), -- для подобных людей Гайдар, быть может, и выглядит корифеем экономики. Но для высокообразованного системоаналитика Гайдар -- всего лишь замороченный адепт принципиально ошибочного вероучения. Он совершенно несведущ в теории сравнительного экономико - эффективностного анализа конкурирующих систем; то, что он именует эффективностью, -- вовсе не эффективность. А об экономичности он вообще не имеет представления. По-правде говоря, не один он, а все, кто не усматривает никакой глупости в идиотском словосочетании "экономическая эффективность".

На самом деле любая система с одной стороны характеризуется эффективностью, а с другой -- экономичностью. Первое -- степень приспособленности системы к решению определённой задачи; её название определяется задачей: боевая Э, научная Э, потребительная Э и т.д. Второе -- величина, обратная суммарным затратам, потребным для решения этой задачи данной системой. При сравнении систем два случая: прямой -- системы выравниваются по заданной эффективности (числом "экземпляров") и наилучшей является самая экономичная система; обратный -- системы сравниваются при одинаковых ресурсах, выделенных на создание и эксплуатацию системы, наилучшая система обеспечивает наибольшую эффективность.

Абсолютно недопустимо делить показатель эффективности на показатель экономичности: такие дробные критерии -- типа "рубль прибыли на рубль затрат" -- приводят к идиотическим решениям. Не говоря уж о том, что эффективность в деньгах не выражается. В деньгах выражается экономичность. Эта проблема требует, конечно, очень серьёзного разговора. Но все российские редакторы почему-то убеждены, что статья не должна превышать некоего, привычного для них объёма. Хотя статьи правильнее делить не по объёму, а по насыщенности идеями. Встречаются в немалых количествах статьи короткие, но бессодержательные. Вряд ли они должны заполнять страницы газет и журналов.

Следует говорить об эффективности экономики (народного хозяйства), но "экономическая эффективность" -- плод недомыслия. Вроде пресловутых СМИ (информация в принципе не бывает массовой; таковыми могут быть только сообщения).

Приходится сделать чёткий (пусть и непривычный для "простых людей") вывод: Е.Т. Гайдар совсем не знает экономики. А то, что он знает, -- вовсе не экономика.

Можно, конечно, это затёртое слово оставить поборникам порочного вероучения, распространённого сегодня не только в России, но и в пресловутом "западном мире", а для новой системной науки придумать новое название. С такой идеей выступал известный экономист Юрий Михайлович Осипов. Я предлагаю эту новую системную науку назвать эконологией. Она будет изучать системные объекты одновремённо с трёх позиций -- экономической, экологической, правовой. И первейшим её объектом станут невосполнимые природные ресурсы. Ежу понятно, что они относятся ко всем трём названным частным локальным наукам. Хорошо образованному человеку (к коим не относятся ни "чистый" экономист, ни "чистый" юрист, ни такой же эколог) понятно также, что раздельное изучение ресурсов с частных позиций трёх названных наук ни к какому комплексному системному взгляду не приведёт. Необходим единый -- во времени и пространстве -- системный эколого-экономико-правовой подход. Более того, корни экономической теории -- как и общей теории права -- должны произрастать из основ рационального природопользования.

И это вовсе не схоластический спор двух теоретических систем. Ведь на практике от разномастных Гайдаров очень большой вред. Им же никак не уразуметь, что ответ на их вопль о развале нефтедобывающей промышленности из-за введения природной ренты может быть и таким: а кто вам сказал, что это плохо? Именно это и следует сделать с сегодняшней "олигархической" (т.е. плутократической) системой безудержной выкачки из российских недр невосполнимых природных ресурсов. Не только нефти. Но и газа. Но и руды. И леса -- тоже.

Не говоря уж о том, что эффективность хозяйства вовсе не заключается в максимизации прибыли некого раковоопухолевого отмороженного клана "крупных предпринимателей".

Не говоря и о том, что невозможно оценивать эффективность и экономичность любой системы без учёта вреда, наносимого ею Природе. Пусть система кому-то даст много и сразу, но если после и всем она принесёт большие беды, -- такую систему следует немедленно задавить в зародыше. Г-ну Гайдару этого, разумеется, никогда не понять. Как не понять ему и того, что, следуя его представлениям "правоверного монетариста", придётся торговлю наркотиками признать куда более эффективной, чем торговлю сельскохозяйственными продуктами.

Главное: есть в мире объекты, ни при каких обстоятельствах не могущие становиться частной собственностью. Первый из них -- невосполнимые природные ресурсы. Если не признать этой максимы, можно договориться до абсолютно диких взглядов. Не только до "идеи" "золотого миллиарда". Ведь если нефть можно отдать в частные руки, то почему нельзя воду? А воздух?... Не пора ли остановиться, господа "монетаристы"! И будет меньше крови, если вы до этого "допрёте" сами. (Если президенту можно выражаться, то можно и другим).

Чтобы не было лишней крови, надо вовремя менять концепцию. Надо менять менталитет и ценностные приоритеты Общества. Надо понять: государство -- слуга народа, наёмная структура управления Обществом, его функциональная подсистема. Со всеми вытекающими последствиями.

Изначально не должно быть никакой "государственной собственности". Легитимно ею становится то, что Общество выделяет государству для решения тех задач, которые Общество поручает своему государству. И не может быть никаких отдельных "государственных интересов". Государство даже может (и должно) поступиться собственной безопасностью (прежде всего, безопасностью входящих в него "VIP-персон") в интересах безопасности Общества и защиты прав и свобод Личности.

Конечно, у нас сегодня всё не так. Но это вовсе не означает, что неверна вышеизложенная точка зрения. Это означает иное: пора менять государство. То есть принципы управления Обществом.

Естественно, не надо "звать Русь к топору". Надо воспитывать народ, прививать ему не просто "политическую активность", а активность научно обоснованную, целенаправленную -- не "вообще", а в нужную, теоретически определённую сторону. Не зря же утверждал классик, что теория -- наилучший вид практики.

Поэтому и следует начать с теоретических обоснований правильного -- системного подхода к управлению Обществом и его народным хозяйством.

Мой многолетний опыт работы в качестве представителя Министерства Обороны -- заказчика разработок наиболее передовой техники и технологии для Военно-промышленного комплекса, а также перспективных фундаментальных исследований для Академии Наук СССР, -- утвердил меня в убеждении, что отечественная экономическая наука, уделяя основное внимание методам экономических расчётов (вообще говоря, тоже довольно спорным), практически никогда не возвышается до тщательной отработки методологии определения существа возникающих проблем, до методологии адекватной формулировки задач. Из-за чего мы регулярно оказывались в ситуации "укорочения ног" из популярного анекдота о негре, бредущего по пустыне.

Никто никогда не задумался, каким образом ВНП "характеризует конечные результаты экономической деятельности", если на самом деле эти результаты должны состоять в удовлетворении всех потребностей общества -- вещественных ("материальных"), духовных и экологических, а вовсе не в уничтожении невосполнимых ресурсов ради создания ненужных обществу вещей, оцениваемых столь неустойчивой и неопределённой субстанцией как деньги?

Как было показано автором этих строк, эффективность системы в общем случае невыразима в деньгах (в деньгах выражается экономичность системы). Следовательно, выражаемые в деньгах ВВП, НД, ВП, ВД, ВНП, ВОП не могут использоваться в качестве критерия эффективности экономики. Вообще ни один из названных показателей не удовлетворяет полной сумме требований, предъявляемой к показателю, используемому в качестве некоего критерия.

Критерий должен соответствовать существу задачи, для решения которой предназначена оцениваемая система. История отечественной экономики не оставляет нам возможности привести какие-либо образцы особенно удачного выбора критерия эффективности. Зато предоставляет широкие возможности для обратного. Наиболее распространённые ошибки -- неверная постановка задачи (вследствие ошибочного понимания сути проблемы), неосознание принципа недопустимости "вытягивания цепи" за единственное "главное" звено. Так, мы долгие годы гордились тем, что производим "лучшие в мире" паровозы. Не замечая, что в то время кроме нас их уже никто не выпускал -- мир давно перешёл на электровозы. Затем мы гордились "лучшим в мире электровозом" -- способным тянуть 200 вагонов со скоростью 200 км./ час. Как будто ни проектировщикам, ни производственникам не было ведомо, что у нас практически нет сортировочных станций, вмещающих 200 вагонов. И нет железнодорожного полотна, позволяющего безнаказанно развивать 150 км/час. Мы плохо учитывали человеческий фактор. Мы даже и сегодня не понимаем, что это такое на самом деле. (Об этом следовало бы поговорить специально).

Чтобы выбрать адекватный критерий эффективности такой системы, как экономика, следует -- в полном соответствии с принципами системоанализа -- вернуться к изначальному коренному вопросу: для решения какой задачи общество создаёт данную систему. Вряд ли для общества в целом важны прибыли отдельных (привилегированных) лиц и организаций. Вряд ли целью экономики может признаваться и максимизация некоей суммарной абстрагированной "прибыли всего общества" типа НД или ВВП -- о лукавстве и ненаучности такого подхода достаточно сказано выше. Вообще маловероятно, что интересы общества состоят в преумножении количества денег или какого-то иного менового инварианта. К этому могут сводиться интересы отдельных лиц, кланов, групп и классов, но ни в коем случае не общества -- как самоорганизующейся целенаправленной системы. И не надо забывать, что эти частные устремления -- к максимизации своей личной удельной платёжеспособности -- могут быть удовлетворены только за счёт снижения удельной платёжеспособности всех остальных членов общества. Поэтому с большой осторожностью следует относиться к пропагандистским лозунгам типа "чем больше богатых, тем богаче страна". Не надо забывать и о физических законах: например, о принципе сохранения массы вещества и энергии.

Самая важная, самая первоочередная задача общества -- удовлетворение всех его насущных потребностей. Именно для этого и создаётся обществом такая его подсистема, как экономика. (Суть проблемы не меняется от того, что реально экономика представляет собой пересечение множества подсистем общества).

Для ясности напомним: слово "экономика" употребляется в трёх значениях: наука, область деятельности, система народного хозяйства. Как у нас водится, эти значения постоянно путают. Довольно вспомнить известное изречение Брежнева "Экономика должна быть экономной". В своё время над ним не смеялся только уж вовсе ленивый. А между тем оно вовсе не содержит какой-либо логической ошибки. Действительно, и прежний опыт СССР, и печальный опыт сегодняшней России свидетельствуют: наше народное хозяйство было и остаётся чрезмерно ресурсорасточительным, неэффективным и неэкономичным. Иное дело, что экономика должна быть не просто экономной. Она должна быть оптимальной. А уж это слово вообще малопонятно всем "чистым специалистам", которых никогда не учили основам системоанализа. Отличить такого несложно -- это он говорит: "наиболее оптимальное".

Эффективная экономика -- сиречь народное хозяйство, основанное на выводах системной теории, -- призвана обеспечивать потребности общества при соблюдении трёх важных условий:

а) Потребности общества должны удовлетворяться на заданном уровне при минимальных потерях в людях, невосполнимых ресурсах и в международном престиже.

в) Все три группы общественных потребностей -- вещественных, духовных, экологических -- должны удовлетворяться не одна за счёт других, а одновременно и совместно: каждая -- на научно обоснованном уровне.

с) Подлежат удовлетворению на обоснованном уровне только демографически оправданные потребности. Деградационные паразитические потребности преследуются по закону.

Когда меня спрашивают, за какую я партию, я отвечаю притчей. Впрочем она выглядит строго как задача представителя заказчика: предлагаются к реализации несколько систем противоракетной обороны. У одной пассивное время равно десяти минутам, у другой -- семи, у третьей -- трём. Спрашивается, какую из них принять на вооружение. Ответ -- никакую. Все они -- одинаковое дерьмо: если пассивное время ПРО более минуты, не она поражает вражескую ракету, а ракета поражает систему обороны. Однако, как я имел не один случай убедиться, ни "правоверным" экономистам, ни отвязанным политикам подобный подход абсолютно недоступен. Потому, что их учили чему угодно -- только не системоанализу. И неверно думать, что я преувеличиваю. Уровень нашей национальной безграмотности потрясающ. "Секвестр бюджета", "представительная и исполнительная власть", "экономическая эффективность", "наиболее оптимальный", "средства массовой информации", "он нажал на курок -- прогремел выстрел" -- обо всех этих "перлах" я уже не раз писал в других статьях. Даже школьный учебник по английскому языку для вполне корректной английской фразы The boat is making 30 knots (судно делает 30 узлов) предлагает идиотский перевод: "Пароход делает 30 узлов в час". Если бы дело обстояло так, как понимают "переводчики", "пароход" практически стоял бы на месте: "узел" соответствует 15-ти метрам; значит, 30 узлов -- 450 м. И это -- в час? На самом же деле "30 узлов" означает "30 миль в час". При всём при том, что английская миля равна 1,6 км, а морская -- около 1,8 км. Измерения скорости в узлах проводятся так: за 30 сек. (1/120 часа) подсчитывают число вытравленных узлов (канат разбит на участки по 15м = 1/120 мили). Кавычки при слове "пароход" тоже не случайны. Ибо boat по-английски означает "лодка, судно". Пароход же -- steamer.

Похоже, именно по таким учебникам учились разнообразные чубайсы, внедрившие в наш многострадальный язык свои "ваучеры". И переведшие quality не как "высокое качество", а как просто "качество" -- качество "вообще". Потеряв при этом полностью понимание разницы между философским термином "качество" и техническим термином "свойство".

Когда книга была почти закончена, наш дорогой министр обороны Иванов добавил к сказанному свою лепту. В разговоре с ведущим программы "Намедни" 16.09.03 (около 10:30) о новой ушедшей под воду подводной лодке ("очередной" после предыдущей, которая, по меткому замечанию президента еще 2 года назад, "утонула...") произнёс всё ту же "классическую" фразу с типовой ошибкой: "три узла в час". Кто теперь поверит в реформу Армии!? Невольно задумаешься, а не думает ли оборонный министр, как и многие гражданские лица, что для производства выстрела надо "нажать на курок"? Упомянутый учебник с потрясающим упорством Pull the trigger ("потяните за спусковой крючок") переводит: "Нажмите на курок"!

Обоснования условия (в) достаточно прозрачны: разумный человек никогда не согласится быть сытым и увеселённым ценой того, что сможет выходить на улицу только в противогазе и кислотоупорном скафандре. Преследование деградационных потребностей -- обычное дело для любого нормального государства. Например, наказание за распространение наркотиков. (Вопреки прорезавшейся в сегодняшней России тенденции, за потребление наркотиков следует наказывать не менее строго, чем за их распространение, -- тем более, что в большинстве случаев практически невозможно отделить одно от другого). Однако другие деградационные потребности -- например, в часах стоимостью в два миллиона долларов -- сегодняшнее российское законотворчество как бы не склонно порицать. А напрасно. Неоправданное расточение невосполнимых природных ресурсов на удовлетворение малопочтенных (малокультурных к тому же) личных амбиций -- не менее опасно для общества, чем производство наркотиков. Не говоря уж о вредных для общества политических амбициях.

Любой госчиновник -- от последнего клерка, до Президента -- должен знать своё место. Место наёмного слуги Общества. Как тень в известной пьесе Евгения Шварца. Никакая частная система (предприятие, концерн, страна) не вправе строить свою частную микроэкономику без учёта общих суперметасистемных ограничений. Невосполнимые природные ресурсы на Земле принципиально ограничены. Никто не в праве использовать эти ресурсы не для удовлетворения демографически обоснованных потребностей, а для удовлетворения своих личных паразитических потребностей. И тем более для работорговли. Если даже речь идёт не о спорте, а о такой грязной коммерциализованной сфере, как футбол. Разумеется, в сегодняшнем мире с этим постулатом не считаются не только отдельные паразитирующие личности, но и многие государства. США, например. Кстати, весьма тревожна позиция части нашей молодёжи, заявляющей сегодня с телеэкрана о своей убеждённости в том, что "свои собственные" деньги любой плутократ вправе тратить, как ему заблагорассудится. Не упускайте однако из виду, что разнообразные Абрамо'вичи и Абра'мовичи имеют такие деньги вовсе не потому, что умнее или "мобильнее" любого из вас. Просто они оказались в нужное время в нужном месте. И присосались к общественным ресурсам. Ибо никаких других ресурсов в Природе нет.

Однако считаться с вышесформулированным постулатом придётся всем без исключения: в противном случае просто на Земле исчезнет разумная жизнь (а может быть,-- вообще жизнь).

СССР долгие годы ставил перед собой задачу: "догнать и перегнать Америку". При этом отечественным экономистам не приходило в голову проанализировать широко известные соотношения: население США составляет 5% населения Земли; при этом США потребляют более 40% мировой добычи нефти. И выбрасывают в окружающую среду более 50% мирового объёма промышленных отходов. Демонстративно не желая при этом присоединяться ни к каким международным конвенциям по "охране окружающей среды". (Что само требует специального разговора -- не среду надо охранять, а вести себя эконологически). Наша планета не выдержит такого "всеобщего благополучия" -- если все народы на Земле "догонят Америку".

Как показано автором, системоанализ предписывает в общем случае оптимизировать при создании системы не только её параметры и закон управления, но и её цели. Цели должны соответствовать наложенным на систему ограничениям. Следовательно, мировая (глобальная) экономика, макроэкономика любой страны, -- обязаны исходить из принципиальной ограниченности природных ресурсов, из вытекающей отсюда принципиальной необходимости только научно обоснованного потребления невосполнимых природных ресурсов.

Следовательно, эти природные ресурсы не должны никем и никогда рассматриваться как объект личной собственности или корпоративной частной собственности --невосполнимые природные ресурсы должны быть законодательно признаны изначально общественной (а не государственной) собственностью.

Чёткое законодательное обеспечение этого постулата особенно важно в условиях сегодняшней России, где "налаженные" налогово-дотационные связи с государственными и мафиозными структурами обращают любую "независимую" частную собственность в монопольно-корпоративную, превращая "частного собственника" в обыкновенного отвязанного управленца. Почти все беды России -- от чиновников.

Следовательно (как бы это ни казалось парадоксальным на первый взгляд), основы экономики заложены в общественном менталитете. Успех управления на любом иерархическом уровне -- в любой социальной системе -- всегда основан на том, что деятельность управленца находит поддержку в мировоззрении управляемых. Отсутствие нравственной опоры у системы управления непреодолимо ведёт к её краху.

Необходимо учитывать также, что при необоснованно высоком уровне оплаты управленческого труда, общество лишается обратных связей в подсистеме управления. Для сохранения дееспособных обратных связей обществу следует законодательно установить ограничение уровня дохода управленца (любого ранга) величиной, не превышающей среднего уровня зарплаты в обществе. При этом обратные связи должны быть не положительными, а отрицательными. То есть срезающими избыточный управляющий сигнал. А не усиливающими его (к чему, однако, стремится любая деспотия). В обществе роль отрицательной обратной связи принадлежит интеллигенции. А чтобы она не становилась тем, что сказал о ней известный классик марксизма, необходимо развивать надгосударственную систему образования и квалификации научных кадров.

Необходимо также законодательно установить недопустимость совмещения работы в системе управления Обществом с каким-либо видом предпринимательства. Управленцу приличествует единственный вид совместительства -- научно-педагогическая работа.

Нельзя признать разумным и рациональным деление общества на "бюджетников" и прочих. Разумнее провести научное обоснование ранжировки всех профессий по их важности для общества -- с последующим всенародным обсуждением и закреплением общественного мнения по этому поводу в Основном законе (сиречь конституции) Гражданского общества. Очевидно, что сложившиеся в сегодняшней России соотношения уровней зарплаты -- когда "внебюджетный" бухгалтер получает в десятки раз больше "бюджетного" профессора, -- опасны для общества: спустя два-три поколения в стране не останется ни профессоров, ни бухгалтеров. Останутся только две антагонистически настроенных толпы -- безграмотных исполнителей и не менее безграмотных управленцев. Такое общество абсолютно неконкурентоспособно во внешнем окружении, обречено на культурную деградацию и на превращение его экономики в сырьевой и мусоросборный придаток более культурных стран.

Из последнего абзаца вытекает важное соображение: помимо всех вышеописанных органических пороков стоимостной оценки экономики нельзя упустить из вида и такой. Оценка экономики в деньгах может скрывать деградационное искажение оптимального прейскуранта заработной платы.

Для сопоставления эффективности разных экономик "ценовой подход" и вовсе непригоден. Даже для локального случая конкретной продукции её ценовые характеристики не могут служить корректной основой для сравнения: продукция, произведённая в условиях разных кредитно-финансовых систем, "замутнена" специфическими различиями в их локальных системах управления производством. Сравнение по "мировым ценам" также некорректно, поскольку все общества (страны) пребывают в разных условиях относительно системы мировой торговли. К тому же прейскурант мировой торговли -- это всего лишь вектор ошибки управления глобального уровня. Так есть ли резон подстраиваться под глобальную ошибку?

Критерий оценки эффективности экономики должен быть репрезентативным и релевантным; он должен быть критичным (чувствительным) к изменениям всех параметров, всех элементов экономики. Наконец, он должен чётко отображать основную цель экономики. (Как установлено выше, она состоит в удовлетворении демографически обоснованных потребностей общества). Всем перечисленным требованиям, по нашему мнению, удовлетворяет такой критерий: средняя продолжительность жизни населения.

Если удастся найти его адекватное общее математическое выражение, связывающее аналитически (или хотя бы корреляционно) функцию (Т) со всеми аргументами, характеризующими эффективность всех подсистем общества, зависящих от результатов функционирования экономики, и в свою очередь влияющих на условия жизни человека, -- задача оценки эффективности экономики будет решена в наиболее полной и строгой постановке. Именно в этом направлении сегодня, по нашему убеждению, должны быть сориентированы основные усилия экономической науки. Критерий эффективности любой подсистемы экономики (народного хозяйства) должен быть частной производной от критерия эффективности экономики в целом. Необходимо отучить и предпринимателя любого уровня, и чиновника любого ранга от оптимизации его собственного "дела" независимо от требований и ограничений общего дела.

Однако Т может играть роль и синкретичного интегрализованного критерия, практически однозначно учитывающего общее состояние экономики. Ведь не случайно в итоге всех "перестроек" и "демократических" реформ, разваливших экономику России и деформировавших внутренние связи между её подсистемами, средняя продолжительность жизни россиянина сократилась чуть ли не на десяток лет. Сегодня по этому показателю для нас вообще не находится места в Европе -- теперь наше место где-то между Танзанией и Замбией. Средний россиянин умирает в 56 лет, не дожив даже до пенсии. Для сравнения: средний француз доживает до 75 лет, средний американец -- до 80-ти, средний японец -- до 85 лет. Средняя продолжительность жизни, однако, характеризует не только время, которое пенсионер может просидеть перед телевизором (для России вопрос праздный -- для нас это время меньше нуля). Т характеризует средний производительный потенциал поколения. Если учесть, что "возраст мудрости" -- когда человек начинает отдавать обществу больше, чем у него берёт, -- приближается к 45-50-ти годам, получится, что японцы располагают почти в шесть раз большим производительным потенциалом поколения, чем россияне. Наверное, этот фактор влияет на эффективность японской экономики, как минимум, не меньше, чем столь любимая российскими экономистами производительность труда (которая, разумеется, тоже имеет место быть в современной Японии неизмеримо более высокой, чем в России).

Отечественной экономической теории явно недостаёт и чёткой методики адекватной формулировки проблем. Как и кто обосновал, к примеру, целесообразность строительства подземного торгового центра на Манежной площади, -- когда в двух шагах от него стоит здание гостиницы "Националь", настолько остро нуждающееся не просто в капитальном, а в строительно-конструктивном ремонте, отсутствие которого может, по мнению строителей, привести в ближайшее время к падению гостиницы на близлежащие дома. (Включая мою "родную" Академию, что размещена прямо над театром им. Ермоловой).

На основании каких соображений возникла в своё время "проблема" новой железной дороги Москва - Петербург? На самом деле такой проблемы при сегодняшнем уровне развития техники просто нет. Если вместо 100 км/час поезд будет развивать проектные 200 км/час, ситуация не изменится радикально. Вместо 6 часов, проводимых пассажиром в дороге, он будет томиться вдвое меньше. Стоит ли ради этого платить столь высокую -- тем более, экологическую -- цену? В деловом отношении никакого принципиального выигрыша не будет: как и со старой дорогой, с новой дорогой не появится возможность в один день съездить из Москвы в Петербург на деловую встречу и в тот же день вернуться в Москву. Между тем при сегодняшних скоростях железнодорожного транспорта Москва и Петербург находятся на оптимальном расстоянии друг от друга: отправляясь поздно вечером, поезд приходит рано утром. Ночью пассажир нормально спит в поезде. И вполне работоспособным оказывается в соседнем городе точно к открытию учреждений. Если кто-то предлагает (ценой лишних энерго- и прочих затрат) сократить безмятежный сон пассажира и предоставить ему "приятную" возможность среди ночи озаботиться о гостинице (либо скоротать остаток ночи на привокзальной скамейке) -- как назвать такого человека? Не вредителем ли?

Эта ситуация детально исследована автором на примере целесообразности постройки трансатлантического сверхзвукового авиалайнера (типа европейского франко-английского самолёта "Конкорд"). Такой самолёт просто не нужен. В силу этого нет смысла вести его экономико-эффективностную оценку. (Можно сказать и так: эффективность такого авиалайнера недостаточна). Ибо он способен сократить время трансатлантического перелета с 12 часов до 7, а это не приводит ни к каким запороговым эффектам. Иное дело, если бы время перелёта сократить до 1 часа: тогда -- с учётом разницы в поясном времени деловой пассажир мог бы, начав сделку утром в Париже, продолжить её в Нью Йорке, и до закрытия учреждений вернуться в Париж. Но для этого нужен гиперзвуковой самолёт. Их время ещё не пришло.

На свете много специалистов, владеющих математикой, блестяще умеющих считать. Но от века российская экономика страдала из-за нехватки профессиональных системоаналитиков, способных правильно осознать суть возникающей проблемы и адекватно сформулировать правильную постановку задачи. Бороться с этой бедой можно единственным способом: ввести курс системоанализа во всех вузах. И не только в технических, но и в гуманитарных. Ибо знание принципов системоанализа нужно не только экономисту, но и правоведу. А также искусствоведу, филологу и философу. Более того. Поскольку на свете нет абсолютно ничего, что нельзя представить в виде системы, -- системоанализ нужен всем без исключения. Тогда исчезнут косноязычные премьеры, безграмотные законники и отвязанные "экономисты".

Конечно, и этого мало для развития в стране по имени Россия эффективного народного хозяйства. В первую очередь надо изменить принципы управления Обществом, разработать новую эконологическую теорию с принципиально новыми основами Права и Экономической теории, вырастить интеллигенцию, способную осуществлять функции отрицательной обратной связи -- то есть играть роль квалифицированной конструктивной оппозиции государству.

Необходимо отменить налог на добавленную стоимость и ввести прогрессивный налог на использованные невосполнимые ресурсы. Потребителю этих ресурсов -- плутократу -- более чем достаточно десяти процентов в виде чистой прибыли. И он обязан платить природную ренту каждому гражданину страны. Но не государству. Которое всегда следует держать в узде. В том числе -- и в экономической

В итоге вышеизложенного мы приходим к выводам:

1. Экономика как система народного хозяйства представляет собой пересечение многих областей человеческой деятельности, многих системообразующих подсистем общества: государства (политической системы), Культуры (науки, образования, морали, права, искусства, массовых коммуникаций), человеческого фактора (соотношения критериев эффективности всех подсистем общества). Развитие экономики невозможно вне объединённого синхронного процесса развития всех названных подсистем общества.

2. Только системоаналитический подход -- как наиболее обобщённая методология современной науки -- способен привести к адекватной оценке сегодняшнего состояния экономики и к формированию действенных рекомендаций по её целенаправленному развитию.

3. Система понятий, принятая в современной отечественной экономической науке, некорректна. Она оперирует неустоявшимися размытыми понятиями, не позволяющими формулировать однозначно понимаемые суждения. Необходимо создать единую терминологическую службу РФ, наделенную государственными полномочиями по логико-системной сертификации всех официальных документов.

4. Неверно понимаются и употребляются такие ключевые для экономики понятия, как эффективность, человеческий фактор, качество. Применяются ошибочные дробные и суперпозиционные критерии так называемой "экономической эффективности", неверно понимается соотношение понятий эффект и эффективность, эффективность и экономичность. Неверно ставятся и решаются поликритериальные задачи. Обобщённые стоимостные критерии оценки так называемого "конечного результата экономической деятельности" принципиально ошибочны.

Необходима разработка и законодательное внедрение единого интегрального терминологического тезауруса.

5. Человечество может существовать на Земле только в условиях достаточных запасов невосполнимых природных ресурсов. Паразитическое деградационное потребление этих ресурсов недопустимо. Экономика не может нормально развиваться без законодательного установления изначальной принадлежности обществу в целом всех невосполнимых природных ресурсов. Необходимо в принципе отменить НДС и ввести налог на использованные невосполнимые природные ресурсы.

Оплата труда работников разных профессий должна быть установлена научно -- исходя из важности каждой профессии для общества. Доходы чиновника любого уровня не должны превышать средней по стране зарплаты.

6. Экономика -- как любая система -- с одной стороны характеризуется эффективностью (показателем приспособленности системы к решению задачи, ради которой система создана), и совершенно с другой -- экономичностью (суммарными затратами на создание и функционирование, а также потерями в людях, невосполнимых ресурсах и международном престиже).

7. Задача экономики состоит в удовлетворении с минимально возможными затратами и потерями -- при заданной эффективности -- всех потребностей общества: вещественных, духовных, экологических.

8. Исходя из подлинного предназначения экономики, следует считать ошибкой признание в качестве её "главного двигателя" кредитно-финансовой системы. (Полезно напомнить высказывание Ш. Монтескье: "Финансист поддерживает государство точно так же, как верёвка поддерживает повешенного"). Главный двигатель экономики -- и не конкуренция производителей. Главный двигатель экономики -- конкуренция платёжеспособных потребителей. Именно этот принцип необходимо положить в основу современного маркетинга.

9. В качестве наиболее обобщённого критерия эффективности экономики целесообразно использовать среднюю продолжительность жизни населения.

10. Предварительное условие стабилизации и последующего развития экономики -- перевод человеческого фактора из отрицательной области в положительную. В основном это задача Культуры.

11. Следует исключить из терминологии слова "качество", "качественный", заменив их корректными терминами "потребительные свойства", "высококачественный", "низкокачественный".

12. Термин "человеческий фактор" (показатель совершенства взаимодействия подсистем общества) не следует употреблять некорректно -- синонимично понятиям "человек", "общество" или "трудовые ресурсы".

13. Необходимо создать надгосударственную систему образования и квалификации научных кадров, способную исключить присутствие в составе системы управления Обществом малокультурных и плохо мыслящих "политических" и сросшихся с ними неквалифицированных "экономических деятелей".

14. Необходимо создать и преподавать междисциплинарную системную науку -- эконологию.

18. Оценка сегодняшнего состояния работ в сфере

интеллектуальной собственности

В последнее десятилетие наметилась определённая тенденция к расширению представлений о роли и месте в обществе такого неоднозначного явления как интеллектуальная собственность. Большое внимание этой проблематике уделяется в широко известной Международной Академии Информатизации. Приведём в качестве примера несколько академический изданий разных лет. В этих работах рассматриваются весьма разнообразные по актуальности и глубине вопросы: культурные ценности как особый вид интеллектуальной собственности, право творческой личности, собственность и экстремизм, приоритет личных прав, культурные ценности как общественное достояние, социология интеллектуальной собственности, социологические аспекты маркетинговых исследований рынка интеллектуального продукта, социальная сфера и проблема защиты компьютерных программ, информация и проблемы её защиты, значение и роль информациологии, информациологические проблемы глобально-космической цивилизации.

Вместе с тем доктор философских наук Н.М. Кейзеров и доктор юридических наук Т.М. Шамба рассматривают и такой принципиально важный вопрос как правовой статус идеи как социальной ценности: "Особенность права заключается в том, что оно защищает конечный материализованный продукт, объективированный в той или иной форме (письменной, устной, публичного исполнения, звуко- и видеозаписи изображения, в иной форме). Закон "Об авторских и смежных правах" устанавливает, что авторское право не распространяется на содержание произведения (тема, сюжет, научное понятие, идея, принцип, гипотеза, факт), взятое независимо от формы, в которой выражено произведение. При всём этом идея выступает как высшая социальная ценность, нуждающаяся в правовой и социальной защите на самых разных стадиях творческого процесса, например, на стадии замысла, когда она далека от окончательного выражения. Однако это вовсе не означает, что идея не может быть защищена посредством юридической формы. При договоре издательства и автора, когда произведения ещё нет как такового, технология творческого процесса регулируется правом. Проект-идея может быть защищена как конфиденциальная информация. В мировой практике юридические формы защиты идеи широко используются и представляются весьма перспективными. Вопрос об интеллектуальной собственности в широком плане -- это статус идеи, научной мысли, творческого труда в обществе". [2]. (Поскольку приведённый текст -- цитата, в нём сохранены все особенности авторского языка).

В составе Международной Академии Информатизации успешно функционирует Международная Регистрационная Палата информационно-интеллектуальной новизны (МРПИИН), которая принимает заявки на международную регистрацию открытий, изобретений и других информационно-интеллектуальных новшеств. Полный перечень регистрируемых новшеств представлен в [4].

Как известно, существует Всемирная организация интеллектуальной собственности (ВОИС). По мнению доктора социологических наук Е.В. Халиповой [3], "ВОИС является одним из 16 специализированных учреждений, входящих в систему Организации Объединённых Наций. Конвенция, учреждающая Всемирную организацию интеллектуальной собственности, была подписана в Стокгольме в 1967 году и вступила в силу в 1970 г. Однако истоки создания ВОИС -- в 1883 г., когда была принята Парижская конвенция по охране промышленной собственности, и в 1886 г., когда была принята Бернская конвенция об охране литературных и художественных произведений, далее называемая Бернской конвенцией. Обе эти конвенции предусматривали создание международных секретариатов и находились под контролем федерального правительства Швейцарии.

Для административного руководства конвенциями вначале были организованы две службы (одна для промышленной собственности, другая по авторскому праву), в 1893 г. эти службы были объединены. За всю историю организации, известной теперь как ВОИС, её название несколько раз менялось. Предпоследним названием было БИРПИ, что является аббревиатурой французского названия "Объединённое международное бюро по охране интеллектуальной собственности". В 1960 г. БИРПИ переместилось из Берна в Женеву.

Уже в 1967 г., когда на дипломатической конференции в Стокгольме была создана ВОИС, все административные статьи всех существовавших тогда договоров были пересмотрены, поскольку страны, являющиеся членами ВОИС, желали видеть эту организацию (которая, конечно, была бы организацией правительств и межправительственных органов) независимой от швейцарского правительства. Они хотели придать ей тот же статус, который имели все другие подобные межправительственные организации, с тем чтобы ВОИС стала специализированным межправительственным учреждением системы Организации Объединённых Наций в области интеллектуальной собственности.

Сама ВОИС как межправительственная организация, являясь преемником БИРПИ, стала специализированным учреждением ООН после подписания соглашения меду ООН и ВОИС, которое вошло в силу 17 декабря 1974 г.

Существующие специализированные учреждения, хотя и входят в систему ООН, но сохраняют свою независимость. Каждое из них имеет собственных членов. Все государства - члены ООН вправе стать членами всех специализированных учреждений, и каждое государство само решает, становиться ли ему членом какого-либо специализированного учреждения. В то же время, например, Швейцария не является членом ООН, но при этом она член ВОИС. Каждое специализированное учреждение имеет собственный устав, правящие органы, выбранного исполнительного директора, доход, бюджет, штат, программы и функции. Существует механизм координации деятельности всех специализированных учреждений между собой и с ООН, но в основном каждое из них само распоряжается своей судьбой и подотчётно, в соответствии со своим уставом, собственным правящим органом, которые состоят, конечно, из представителей государств - членов организации.

Ныне Всемирная Организация интеллектуальной собственности (ВОИС) объединяет 147 государств. В ней участвует Россия и другие страны СНГ.

Уставом -- "основным инструментом" ВОИС -- является конвенция, подписанная, как уже отмечалось, в 1967 г. в Стокгольме.

Зачем нужна международная организация, занимающаяся вопросами интеллектуальной собственности? Права на интеллектуальную собственность ограничены территориально. Они существуют и могут быть реализованы только в пределах юрисдикции стран, по законам которых они возникли. Но результаты творчества, включая изобретательские идеи с лёгкостью пересекают границы, и во взаимозависимом мире этому надо содействовать. Кроме того, подходы к управлению интеллектуальной собственностью и соответствующие процедуры, практикуемые в различных странах, различаются всё меньше и поэтому целесообразно ввести международные стандарты и взаимно признать права и обязанности государств.

В связи с этим правительства провели переговоры и заключили многосторонние договоры по сотрудничеству в различных областях интеллектуальной собственности. Договорами предусматривается создание союзов стран, которые согласились предоставлять гражданам других стран - членов соответствующего союза такую же защиту в сфере интеллектуальной собственности, какую они предоставляют своим гражданам, а также следовать определённым общим правилам и стандартам.

Что представляют собой эти союзы? Союзы в рамках ВОИС основаны на договорах. В союз входят государства являющиеся участниками определённого договора. Название союзу в большинстве случаев даётся по названию места, где впервые был принят текст договора (например, Парижский союз, Бернский союз и т.д.). Договоры подразделяются на три группы.

Первая группа договоров устанавливает международную охрану, т. е. это договоры, на основе которое осуществляется юридическая защита на международном уровне. К этой группе, например, относятся три договора по промышленной собственности: Парижская конвенция, Мадридское соглашение о пресечении ложных или вводящих в заблуждение указаний происхождения на товарах и Лиссабонское соглашение об охране наименований происхождения и их международной регистрации.

Далее, ко второй группе относятся договоры, способствующие международной охране. В эту группу, например, входят шесть договоров по промышленной собственности. Это -- Договор о патентной кооперации, который предусматривает подачу международных заявок на патенты. Мадридское соглашение о международной регистрации товарных знаков, уже упоминавшееся Лиссабонское соглашение (оно принадлежит как к первой, так и ко второй группе), Будапештский договор о международном признании депонирования микроорганизмов для целей патентной процедуры и Гаагское соглашение о международном депонировании промышленных образцов. Наконец, в третью группу входят договоры, устанавливающие системы классификации и процедуры их улучшения и обновления. К этой группе относятся четыре договора, все они посвящены промышленной собственности. Это -- Страсбургское соглашение о международной патентной классификации, Ниццкое соглашение о международной классификации товаров и услуг для регистрации знаков. Венское соглашение об учреждении международной классификации промышленных образцов. Значение этих договоров и соглашений и их учёт на практике имеет особое значение для России, так как она в отличие от СССР признала концепцию интеллектуальной собственности и действует ныне с общепризнанных позиций".

Из работы кандидата физико-математических наук Ю.Г. Коротенкова [4] представляет интерес следующая выдержка: "Любая из наук обладает своей областью исследования и содержащимся и ней (как всегда сохраняя цитату неприкосновенной -- вплоть до оказавшихся в ней опечаток. АП) классом объектов исследования. Каждый объект исследования, получая формальное или формализованное представление и соответствующее теоретико-множественное описание, преобразуется в предмет исследования (изучения) этой науки. Поскольку это представление осуществляется на используемом данной наукой языке, то предмет исследования создаётся в логическом единстве объекта исследования, назначения исследования и средств исследования. Однако при расширяющейся дифференциации науки один и тот же объект становится предметом исследования нескольких или множества прикладных и/или фундаментальных наук. Возникают и множатся явления многопредметности: один объект является часто предметом сразу нескольких разных исследований. Это особенно характерно для науки наших дней, когда фактически любой объект исследуется методами не одной, а нескольких наук. В этих условиях возникает новая задача...построения особой картины объекта, которая бы увязывала между собой предметы разных наук, изучающих этот объект. Иными словами, исследование объектов в рамках разных предметов должно быть подчинено более широкому, единому, многопредметному исследованию. Таким образом, возникает требование интеграции локальных процессов исследования в единый межсистемный процесс, а частных систем знаний об объекте исследования -- в обобщенную систему знаний, что влечёт соответствующую интеграцию научных направлений исследования. А поскольку научный процесс осуществляется на уровне множества локальной межпредметности, то это требование локальной интеграции.

Чем глубже дифференциация наук, тем более явственней (? АП) ощущается потребность в межнаучных и в межсистемных связях и шире процессы научной (информациологической) интеграции".

В постановлении Всемирного Информационного Форума (ВИФ-2000) [5] заслуживают весьма серьёзного анализа нижеприведённые высказывания.

"118 Информация -- вездесуща, она -- внутри нас, вне нас и во всей Вселенной; это универсальное начало всех начал в природе и в обществе; информация -- первична, материя -- вторична. Информация -- безальтернативный первоисточник и ресурс развития мирового сообщества".

"1112 Все науки и сама природа представляют собой ветви единого вегетационно-генеративного дерева, которым является информация".

"1116 Базируясь на естественной и искусственной информации и на информациогенно-вакуумной сущности мироздания, информациология оказалась единственной генерализационной идеологией жизнедеятельности, согласия, мира и научно-технического развития всего мирового сообщества".

"247 Информациологические технологии обеспечат жизнь на Земле с соблюдением интересов государств в условиях многополярного мира без конфликтов, угроз, преступлений и криминальной деятельности, без терроризма и транснациональных организованных преступлений, без торговли людьми, оружием и наркотиками".

"3223 Считать информациологическое направление развития мирового сообщества одним из самых актуальных, приоритетных и безальтернативных направлений развития грядущей глобально-космической цивилизации".

Таким образом, в настоящее время определённая группа учёных -- правоведов, социологов, философов, информациологов, экономистов, экологов, культурологов и даже математиков -- обеспокоена неблагополучной ситуацией в области интеллектуального права и предпринимает в явочном порядке попытки нормализовать ситуацию. Эти учёные связаны с Международной Академией Информатизации, но пока всё еще не объединены структурно в единый коллектив. Хотя в составе МАИ ещё в 1996 г. создано Отделение "Защита интеллектуальной собственности и информации", оно тем не менее объединяет лишь малую часть всех учёных, заинтересованных в развитии интеллектуального права: сегодня в составе МАИ более шестисот подразделений -- отделений, академий, университетов, объединяющих несколько десятков тысяч специалистов самых разных специальностей. И каждый из этих учёных "по определению" связан с практикой применения законов об интеллектуальной собственности. А многие из них -- и с теоретическими обоснованиями правовых концепций.

На сайте МАИ в Интернете можно в режиме online заполнить и отправить заявку на регистрацию интеллектуальной новизны (правда, пойдёт эта заявка по электронной почте -- со всеми неприятными последствиями). В рамках МАИ создан Институт Публичной дипломатии (ИПД), одна из его девятнадцати кафедр -- кафедра интеллектуальной собственности, причём автор настоящей работы избран заведующим данной кафедрой.

Однако эта чрезвычайно полезная деятельность Международной Академии Информатизации не лишена и определённых недостатков. МАИ построена по принципу "горизонтальных связей", что, конечно, очень демократично, но затрудняет продвижение любого "вертикально-ориентированного" проекта. А создание новых концепций в области правовой теории, тем более организация соответствующих принципиально новых правоохранительных структур -- такие предприятия вертикально ориентированы. Деятельность Международной Регистрационной Палаты информационно-интеллектуальной новизны (МРПИИН) трудно признать достаточно чётко организованной. Ни на сайте МАИ, ни в каком либо ином определённом месте Интернета вы не найдёте какого-либо упоминания о выданных вам Палатой сертификат-лицензиях. Представление текста сертификат-лицензии только на английском языке, быть может, и очень репрезентативно с позиций международного статуса МАИ, но тем не менее абсолютно недееспособно в условиях сегодняшней России. Как показал недолгий опыт функционирования Всемирного Распределённого Университета (где автор выполнял обязанности Вице-канцлера, Заведующего докторантурой), самой эффективной формой квалификационного документа на сегодня следует признать двуязычный документ: содержащий два равноправных и равнозначных (аутентичных) текста -- на английском и на русском языках.

Не отвечает, на мой взгляд, требованию чёткости и определённости перечень "новшеств во всех сферах деятельности", предлагаемых МРПИИН для подачи заявок на регистрацию "новизны". Понятно, что можно (и категорически необходимо!) регистрировать идеи, законы, концепции, методологии. Но как регистрировать "признаки", "проблемы", "способности" и "факторы"? Да и нужно ли? И уж конечно совершенно ни к чему регистрировать "проекты": необходимо регистрировать содержащиеся в них идеи.

Весьма серьёзные возражения можно выдвинуть против самого термина "информационно-интеллектуальная новизна". Или "новшество". Семиотический и системно- логический анализ этой проблемы представлен в вышеприведённых главах настоящей работы.

Автор со своей стороны предпринимал в течение многих лет неоднократные попытки обоснования идеи создания интеграционного закона об интеллектуальной собственности и признания идеи главным объектом правовой защиты -- не только в сфере интеллектуального права, но во всей цивилистике вообще.

Очевидно (см. все вышеприведённые примеры), что ни МРПИИН, ни группа учёных из Отделения МАИ "Защита интеллектуальной собственности и информации" не возвышались до такого уровня притязаний, ограничившись критикой отдельных недостатков сложившейся в России системы правовой защиты интеллектуальной собственности, не посягая при этом на изменение самих философских и системно-логических основ интеллектуального права. Поэтому автор настоящего исследования вправе считать себя основоположником принципиально новой постановки задачи и обоснования принципиально новой концепции правовой защиты интеллектуальной собственности -- вплоть до признания интеллектуального права самостоятельной областью права, а соответствующей теории -- подсистемой первого уровня теории права, выше теории гражданского права.

Тем более, что "на официальном уровне" отношение к данной проблематике принципиально иное: здесь общеприняты весьма консервативные взгляды. Понятие "интеллектуальное право" подменяется маловразумительным словосочетанием "исключительные права". Отрицается не только необходимость, но и сама возможность защиты идеи -- как "нематериального объекта". При этом допускается множество системно-логических и философских ошибок. Например, не осознаётся, что по самому-самому "материализованному" праву -- патентному -- защищается вовсе не "материальный" объект ("железо"), а как раз объект "идеальный" -- формула изобретения. То есть описание некоторых свойств объекта -- его дефиниция.

Для любого непредвзятого человека ясно, что с ещё большим успехом может защищаться дефиниция идеи. Если к тому же учесть, что само понятие "материальность" в свете сегодняшних достижений информациологии должно быть радикально пересмотрено: информация -- столь же фундаментальная категория что и "материя", и что с позиций ортодоксальной философии материально абсолютно всё во Вселенной (а всякий так называемый "идеальный" объект -- это информационный объект и посему не менее материален, чем любое "железо"), что во всех случаях, когда теоретики рассуждают о нематериальности "идеальных" (информационных) объектов, они путают материю с веществом, -- если учесть все эти обстоятельства, можно смело утверждать, что сегодня нуждается в радикальной перестройке вся теория интеллектуального права. А, быть может, и не только интеллектуального. Быть может, -- вся правовая теория (начиная с "теории государства и права", название которой, как минимум, следует писать в обратном порядке -- что весьма принципиально).

Приведём результаты нашего анализа "официальной ситуации".

Начнём с "основы основ" -- Конституции Российской Федерации. Они просто удручающи. В пункте 2 статьи 8 утверждается: "В Российской Федерации признаются и защищаются равным образом частная, государственная, муниципальная и иные формы собственности". Что понимается под "иные", сказать невозможно. (К тому же подобный "дезавуирующий" все предыдущие рассуждения оборот с этим сакраментальным "и иные" следует калёным железом выжигать из юридического языка). Очевидно, тем не менее, что под это "и иные" интеллектуальная собственность подпасть не может по системно-логическим соображениям: в приведённой цитате речь идет о классификации собственности по её принадлежности (по собственнику, так сказать). В то время как в нашем случае следовало применить классификацию собственности по её происхождению и функции: авторская, изобретательская, научная, предпринимательская, земельная, финансовая и т.д. Таким образом, этот пункт КРФ интеллектуальную собственность как объект правовой защиты проигнорировал полностью. По странной логике отечественного законодателя, об интеллектуальной собственности он неожиданно вспоминает в первом пункте 44 статьи: "...Интеллектуальная собственность охраняется законом". Что именно охраняется -- это не объясняется. (Видимо, как всегда, отдаётся на произвол конкретного чиновника, -- которому такой порядок, естественно, весьма удобен). О так называемом "пакете законов об интеллектуальной собственности" мы ещё детально поговорим. Более никаких упоминаний об интеллектуальной собственности ныне действующая Конституция РФ не содержит.

Ныне действующий Гражданский кодекс Российской Федерации в специальной главе (N 8) "Нематериальные блага и их защита", содержащей всё что угодно -- от перечисления этих самых благ (ст.150) до защиты чести, достоинства и деловой репутации, интеллектуальной собственности не упоминает вовсе, ограничившись упоминанием (что само по себе весьма симптоматично, ибо свидетельствует об "официальном" отношении к проблеме) лишь право на имя и право авторства. Некоторые толкователи ГК утверждают, что необходимые сведения об интеллектуальной собственности войдут в четвёртую (ненаписанную пока-что) часть ГК РФ. Будет ли она вообще написана -- Бог весть. Но на базе приведённых выше обоснований автор настоящего исследования везде и всюду будет доказывать пагубность включения Основного закона об интеллектуальной собственности в состав Гражданского кодекса.

Вопреки идейной направленности Гражданского Кодекса, Уголовный кодекс Российской Федерации как раз содержит упоминание об интеллектуальной собственности. Хотя опять -таки не обо всей, а только об авторских правах и патентных правах. Причём в последнем случае используется какая-то витиеватая (но абсолютно невразумительная) фраза "Нарушение изобретательских и патентных прав. Хотелось бы посмотреть на автора данного положения УК и предложить ему сформулировать, в чём состоит разница между изобретательскими и патентными правами. Единственное, что может порадовать заинтересованного профессионала, -- так это жёсткость наказания: до 5 лет лишения свободы (как за нарушение патентных, так и авторских прав).

Уголовно-процессуальный кодекс РСФСР (аналогичного кодекса РФ, как известно, всё ещё нет в природе, хотя и не понятно, почему, собственно) тем не менее, до такой "мелкой детали", как интеллектуальная собственность, не унижается. Не отстаёт от него и Гражданский процессуальный кодекс (который тоже -- не РФ, а РСФСР). Оба арбитражных кодекса ("Об арбитражных судах в Российской Федерации" и "Арбитражный процессуальный кодекс Российской Федерации") не содержат никаких упоминаний об интеллектуальной собственности или интеллектуальном праве. Точно так же выглядит и "Налоговый кодекс Российской Федерации".

Знаковым моментом представляется и тот факт, что в прежде знаменитой "Ленинке" (теперь это -- "Российская государственная библиотека") генеральный систематический каталог не содержит рубрики "интеллектуальная собственность" или "интеллектуальное право". В наличии только отдельные разрозненные картотеки по некоторым аспектам авторского права и по патентному праву (в доперестроечных представлениях). Характерно при этом, что специализированный журнал "Интеллектуальная собственность" в зале периодики РГБ не просматривается на стенде "Право", зато обнаруживается в шкафу под названием "Технические науки".

Из-за ремонта здания фонды РГБ сегодня недоступны. Из доступной Левобережной части библиотеки можно извлечь полтора десятка разнообразных диссертаций, темы которых как-то связаны с интеллектуальной собственностью; всё это -- детализация действующих парадигм и на наши выводы влияния не оказывает. Наиболее заметными представляются работы Е.В. Халиповой, И.А. Близнеца, С.С. Целикова и А.И. Абдуллина. Первая из них представлена в 1995 г. на соискание степени доктора социологических наук и называется "Интеллектуальная собственность и проблемы её развития в современной России". Существо этого исследования детально отражено в [3] и, как показывает анализ, ни в чём не выходит за рамки устоявшихся концепций. В частности г-жа Халипова не усматривает никаких недостатков в действующем законодательстве и полагает, что "Под интеллектуальной собственностью понимаются исключительные права на результаты интеллектуальной деятельности, т.е. на нематериальные объекты, тогда как право собственности относится к вещным правам". Как уже сказано выше, одной из главных задач нашего исследования как раз и является доказательство пагубной для общества ошибочности подобных взглядов.

Работа Близнеца называется "Конституционно-правовая и международная защита интеллектуальной собственности" (КЮН, 1997) и, естественно, никак не посягает на сложившиеся догматы. Заметим к слову: название диссертации содержит серьёзную системно-логическую ошибку -- классификацию по разным основаниям (что, на мой взгляд, вообще характерно для современного юридического языка).

Никак не меняют существующей ситуации и все остальные диссертационные работы. (Что, вероятно, свидетельствует также и о засилье в диссертационных советах сторонников устоявшихся привычных взглядов).

Ситуация же представляется следующей.

Ещё со времён Советского Союза существовали теоретики, убежденные в правильности критикуемых мною подходов. Например, один из них, Э.П. Гаврилов [6], в 1984 г. писал: " 1. Авторское право -- часть гражданского права". Однако далее он пишет: " 2. Авторское право и изобретательское право. Рассматривая тенденции развития авторского права, нельзя не коснуться взаимосвязи авторского права и изобретательского права. Интерес в этой связи представляют три группы вопросов: 1.О создании единого института авторского права и изобретательского права или, более широко, -- различных институтов "интеллектуальной собственности". 2.О разграничении авторского права и изобретательского права.

О едином правовом институте, объединяющем авторское и изобретательское право. Ещё в 40-х годах Б.С. Мартынов высказал мнение о целесообразности формирования общих норм, относящихся как к авторскому, так и к изобретательскому праву ... Более того, эти нормы были им предложены. Общие положения, относящиеся как к авторам произведений, так и к авторам изобретательских предложений, сводились им к следующим нормам: 1)право на авторское имя; 2)исключительное право на опубликование; 3)право запрещать вносить изменения, если они не представляют собой новые творческие достижения; 4)возможность использования всеми социалистическими организациями произведений, признанных имеющими общественное значение, с выплатой вознаграждения автору.

Несмотря на поддержку, которую эта точка зрения получила в 50-х годах (В.Я. Ионас, Т.А. Фадеева), в начале 60-х годов она была подвергнута критике.

Было отмечено, что в изобретательском праве отсутствует особое право на неприкосновенность, что автор не всегда имеет право на опубликование своего изобретательского предложения; что в авторском праве автор не может быть лишён права запретить переиздание своего устаревшего произведения (и, таким образом, право любой социалистической организации свободно использовать любое произведение становится сомнительным). Одним словом, были подвергнуты критике все предлагаемые Б.С. Мартыновым для включения в общие положения авторского и изобретательского права нормы. После этого в течение длительного времени идея авторско-изобретательского права не получала одобрения. Однако в последнее время, наряду с повторением критических замечаний в адрес этой теории, появляются теоретические работы в поддержку выделения общей части для рассматриваемых двух институтов.), а также практические работы, в которых формулируются общие положения для различных творческих результатов.

Несмотря на то, что критические замечания, высказанные Б.С. Антимоновым и Е.А. Флейшиц в адрес Б.С. Мартынова представляются нам правильными (за некоторыми исключениями), в настоящее время на новом этапе развития советского гражданского права, мы считаем необходимым поддержать идею о выделении общей части для авторского права, изобретательского права и других прав, относящихся к нематериальным результатам творческой деятельности.

Можно полагать, что объединение институтов авторского права, изобретательского права, права на открытия, права на промышленные образцы и т.п. в единый подраздел гражданского права с выделением общей части для этих институтов отвечает как тенденции к усилению прав личности в условиях развитого социалистического общества, так и задаче совершенствования действующего законодательства".

Таким образом, хотя сам Э.П. Гаврилов в общем-то относится к противникам создания единого общего закона об интеллектуальной собственности, но вместе с тем он не находит сколько-нибудь убедительных доводов для опровержения подхода сторонников такого "основного закона".

Сегодня, как показывает анализ, в теории вопроса серьёзных изменений не произошло -- хотя давно уже нет в природе ни "развитого социалистического общества", ни "союза нерушимого великих народов", а тоталитарный псевдокоммунизм со страшным скрипом вытесняется мафиозно-криминальным капитализмом. Поскольку будущее Общества определяется уровнем обученности новых поколений, проанализируем на конкретных примерах, чему и как учат сегодняшних студентов в области интеллектуального права.

Учебное пособие И.А. Зенина [7] растолковывает студентам традиционный взгляд на проблему: "право на результаты интеллектуального творчества"; далее идут отдельно -- авторское право, отдельно -- патентное. Более того. Поскольку авторское право рассматривается в главе 11, названной "Право на результаты интеллектуального творчества", а все патентные проблемы включены в главу 12, названную "Патентное право на изобретения, полезные модели и промышленные образцы", складывается впечатление, будто по мнению В.А. Зенина патенты (а, следовательно, изобретения) вовсе не являются результатами "интеллектуального творчества".

Попутно возникает и такой вопрос: а что, разве существует и какое-то иное, "неинтеллектуальное" творчество? Приходится сделать предварительный, но очень важный вывод: в задачи настоящего исследования закономерно включён системно-логический анализ понятий "творчество" и "интеллект". (И, рискуя даже быть неправильно понятыми, мы не можем не отметить, что логическая стройность рассуждений и просто словосочетаний -- далеко не самая сильная сторона многих авторов учебников по интеллектуальному праву).

Учебники по теории государства и права не унижаются до такой "мелкой для них" частности, как интеллектуальное право, -- ни "Курс лекций" под ред. проф. Н. М. Марченко [8], ни более солидный учебник для вузов (по специальности "Юриспруденция") под ред. проф. В.М. Корельского и проф. В.Д. Перевалова [9]. Тем не менее, значительно менее притязательный учебник для экономистов "Право" под ред. проф. Н.А. Тепловой и проф. М.В. Малинкович [10] содержит небольшой раздельчик "Интеллектуальная собственность. Информация". Но ни по объёму, ни по содержанию он не отвечает даже самым умеренным требованиям. Не удостаивает интеллектуальную собственность даже упоминанием учебник Н.Ю. Кругловой "Хозяйственное право" [11]. Аналогичной позиции придерживается и учебник "Коммерческое право" под ред. проф. В.Ф. Попондопуло [12]. Подробный анализ ныне действующего законодательства об интеллектуальной собственности содержится в учебнике В.А. Копылова "Информационное право" [13] (как видите, есть уже и подобное предложение о новой ветви российской правовой системы. А.П ). Впрочем, нового взгляда на интересующую нас проблему автор учебника не предлагает, ограничившись перечислением принятых законов; его новации устремлены в область защиты "информационных ресурсов" (с уклоном в сторону компьютерно-сетевых проблем ).

Казалось бы, учебники по гражданскому праву никак не могут обойти интеллектуальную собственность стороной. Оказалось -- могут. Например, учебник "Гражданское право" под ред. доцента С.П. Гришаева [14]. А также и двухтомный учебник "Гражданское право" под ред. проф. А.Г. Колпина и проф. А.И. Масляева [15]. Этот учебник структурно дублирует Гражданский кодекс РФ, а потому не может ничего больше, как просто (как и в ГК) упомянуть "результаты интеллектуального творчества" в карликовом параграфе, названном "Работы, услуги, информация и результаты интеллектуальной деятельности".

Учебник "Гражданское право" под ред. проф. А.П. Сергеева и проф. Ю.К. Толстого [16] уделил интересующей нас проблеме всего несколько строк: "Результаты творческой деятельности, в отличие от вещей, представляют собой блага нематериальные. Так произведения науки литературы или искусства -- есть совокупность новых идей, образов, понятий; изобретение, полезная модель и рационализаторское предложение -- технические решения задачи; промышленный образец -- художественно-конструкторское решение внешнего вида изделия и т.п. Но объектами гражданских правоотношений они становятся лишь тогда, когда облекаются в какую либо объективную форму, обеспечивающую их восприятие другими людьми. ...Произведения науки, литературы и искусства...".

Очевидно, что эти формулировки не содержат ничего нового и повторяют общепринятую (по нашему мнению, принципиально ошибочную) точку зрения на сущность интеллектуального права. Анализ всех этих заблуждений проведён в соответствующем месте настоящего исследования. Пока что обратим внимание на "традиционные" системно-логические ошибки, содержащиеся в цитированном отрывке: вещи, безусловно, тоже могут быть результатами "творческой деятельности" (как вообще допустимо рассуждать о столь непростых объектах, не согласовав предварительно строгих дефиниций всех используемых понятий? -- это типичное нарушение основных требований формальной логики). Литература -- одна из подсистем Искусства. В силу чего абсолютно недопустимо писать "литература и искусство". Наконец, вряд ли юридическому языку приличествуют типовые грамматические ошибки: если предметов несколько то следует применять не форму единственного числа (глагола быть) -- "есть", а, естественно, форму множественного числа -- "суть".

Единственный из рассмотренных нами источников даёт развёрнутое описание столь сложного и неоднозначного явления, как интеллектуальная собственность, -- учебник "Гражданское право" под редакцией профессора Е.А. Суханова [17]. Но и он практически во всём придерживается устоявшейся парадигмы. (А можно сказать и так: застоявшейся). Во-первых, специальный раздел (пятый) назван так: Исключительные права (Интеллектуальная собственность). Далее авторское право и патентное право рассматриваются как всегда -- раздельно, без малейшей попытки найти в них хоть что-то общее. (И более высокое по рангу, чем каждое из этих "прав" в отдельности). Употребляется всё тот же привычный (но тем не менее, ошибочный) оборот "литература и искусство". Рассмотрим следующую цитату: "Под произведением следует понимать любую отвечающую требованиям закона идеальную систему научно-технических категорий (произведения науки), литературных и художественных образов (произведения литературы и искусства)".

Во-первых, признание чего-либо произведением вовсе не требует какого бы то ни было вмешательства закона. Вот предоставление определённому произведению правовой защиты действительно может потребовать наличия у этого произведения определённых признаков. Во-вторых, какая-то неопределённая "система категорий" вовсе не обязательно может признаваться произведением (на эту тему можно привести немало конкретных примеров). Наконец, "литературных и художественных" -- это опять-таки классификация по разным основаниям: достаточно хотя бы вспомнить о существовании такого широко распространенного (и научно обоснованного) явления, как художественная литература.

Если же ("фига в кармане"!) под "художественным" понимается нечто, относящееся к изобразительному искусству, то наверняка так и следует выражаться, не прибегая к необоснованным и неоднозначным словосочетаниям. Видимо, и в этом пришла необходимость тщательно и однозначно разобраться.

Было бы, однако, неверным не вспомнить об интересе к нашей проблеме -- ещё в конце позапрошлого века -- такого выдающегося отечественного цивилиста, как Иосиф Алексеевич Покровский. В своём труде "Основные проблемы гражданского права" [18] он писал: "Рядом с материальной, экономической деятельностью во всяком культурном обществе развивается д е я т е л ь н о с т ь д у х о в н а я, имеющая своей целью создание нематериальных, духовных благ. Многие из продуктов этой духовной деятельности получают общественное признание, а вследствие этого делаются объективными, общественными благами и даже приобретают известную экономическую, материальную ценность. Таково, например, л и т е р а т у р н о е п р о и з в е д е н и е, к а р т и н а х у д о ж н и к а, н а у ч н о е или т е х н и ч е с к о е о т к р ы т и е.

Не только в правовых системах примитивных народов, но даже ещё в праве римском духовная деятельность подобного рода не давала никаких субъективных прав на её продукты их авторам и не пользовалась никакой правовой защитой. Всякий мог опубликовать или воспроизвести без согласия автора его произведение, осуществить его техническое изобретение... С таким положением вещей не могло, конечно, мириться дальнейшее развитие духовной деятельности в новом мире, и право начинает постепенно работу по созданию так хорошо нам в настоящее время известных а в т о р с к и х п р а в в широком смысле слова".

С сожалением приходится констатировать, что современное человечество ненамного опередило древних римлян -- в своём упорном нежелании говорить об авторском праве в широком смысле, в упорном нежелании признать идею главным объектом собственности и предоставить ей максимальную правовую защиту.

Весьма показателен тот факт, что российское трудовое право не желает признавать очевидную истину, что труд может быть не только физическим. Кодекс законов о труде Российской Федерации [19] не содержит ни слова об охране труда учёного, проектировщика, журналиста. Хотя -- я в этом абсолютно уверен, -- никакой здравомыслящий человек не станет отрицать, что каждая из этих разновидностей труда имеет свою органическую специфику (которую необходимо отобразить в законе), и что эти разновидности труда как минимум так же важны для общества, как репродукционный труд "обобщённого" наёмного работника. Естественно, ту же неблаговидную позицию занимают и справочник "Трудовое законодательство для наёмного работника" [20], и учебник для вузов "Российское трудовое право" [21] под ред. проф. А.Д. Зайкина.

В рамках ныне самодовлеющей консервативной парадигмы, очерченной в вышеприведённых цитатах из разнообразных источников, остаётся и подавляющее большинство обобщающе-"теоретических" изданий. Рассмотрим для примера два из них. Вот например, терминологический словарь "Интеллектуальная собственность" [22] М. Цехмистренко, М.А. Комаров и др.). Начнём с начала: "АВТОР -- физическое лицо, творческим трудом которого создан объект интеллектуальной собственности". С точки зрения системоанализа, это -- типичное "погнать зайца дальше": что такое творческий труд (уж не труд ли "создателя интеллектуальной собственности"?); что такое "интеллектуальная собственность"?

Однако, смотрим: "ТВОРЧЕСКИЙ ТРУД - особый вид деятельности человека, порождающий качественно новые результаты в области науки и техники, отличающиеся оригинальностью и уникальностью". Неуютно после этого определения становится миллионам профессионалов -- писателей, журналистов, актёров... Вообще всех "гуманитариев (и большинства юристов тоже!): тов. Цехмистренко со товарищи всех их лишили права на существование. Не говоря уж о том, что "оригинальность и уникальность" -- весьма неоднозначные и расплывчатые понятия, почему сами нуждаются в чётком (предварительном!) определении. Далее: "ИНТЕЛЛЕКТУАЛЬНАЯ СОБСТВЕННОСТЬ -- права, относящиеся к результату конкретной творческой деятельности человека в производственной, научной, литературной и художественной областях". Вот он классический circulus vitiosus: автор определяется через интеллектуальную собственность, она -- через творчество, творчество -- через результаты этого труда (то есть в итоге через ту самую собственность; ибо собственность -- именно сами результаты, а вовсе не права на них).

Ещё пример любимого "круга": "ИНТЕЛЛЕКТУАЛЬНЫЙ -- относящийся к психической жизни человека, к разуму, интеллекту; духовный, умственный; отличающийся высоким уровнем развития интеллекта". (Определение интеллекта не приводится). "ИНФОРМАЦИЯ -- 1) осведомление, сообщение о положении дел или о чьей-либо деятельности, сведения о чём-либо; 2) совокупность каких-либо сведений, знаний о чём-либо; 3) количественная мера устранения неопределённости". Это определение соответствует представлениям тридцатилетней давности. Действительно, оно широко распространено. Но у него есть один недостаток: оно принципиально ошибочно. Что нами и доказано выше.

Вообще же уровень рассмотренного словаря довольно чётко отображает общий системно-логический и семиотический уровень современной литературы по интеллектуальному праву.

Вот "Правовая охрана интеллектуальной собственности". Работа написана большим коллективом (в основном, патентоведов) под общей ред. В.Н. Дементьева [23]. Анализ этой работы свидетельствует: она содержит все известные ныне типовые системно-логические ошибки и ничем не выделяется в лучшую сторону из общего уровня. Абсолютно то же самое можно сказать и о пособии А. Желудкова "Право интеллектуальной собственности" [24].

Существует однако и специальная литература по интересующему нас предмету. Например, учебник для вузов В.О. Калятина [25]. В самом его названии -- вызов пропагандируемой нами концепции: "Интеллектуальная собственность (Исключительные права)". Эта работа (изданная в последний год прошлого века) представляет собой как бы квинтэссенцию отвергаемой нами парадигмы. Системно-логическое исследование и последовательная критика названного учебника проведены нами выше.

Окончательный вывод по состоянию дел в этой сфере однозначен: настоятельно необходима радикальная перестройка теории. И не только теории интеллектуального права. Вообще Права. Что и выполнено выше.

19. Типовые ошибки в "юридическом языке"

Падение уровня интеллекта в сегодняшней России -- это стало общим местом. Одновременно резко падает уровень культурности населения. Особенно -- языковой.

Речь не о пресловутом мате. Не следует, разумеется, с ним мириться. (Хотя и уместно вспомнить старый анекдот: ломовой извозчик отличается от интеллигента тем, что употребляет "ненормативные" слова когда надо и когда не надо, а интеллигент -- исключительно когда надо). Речь о значительно более опасном явлении: широком распространении в сегодняшнем русском языке разнообразных типовых ошибок. И самое страшное -- что они именно типовые. То есть ставшие привычными для слишком многих россиян.

Это безобразие не обошло и язык современной юриспруденции. Что, естественно, абсолютно недопустимо. И с этим надо бороться всеми доступными средствами. В качестве первого шага надо описать ситуацию, поставить диагноз -- хотя бы на отдельных показательных и важных примерах. Что мы и постараемся сделать ниже.

"Столы бывают письменные и деревянные..."

Для нормального (грамотного) человека очевидно, что эта фраза выглядит нелепо. Она содержит типовую логико-системную ошибку: это классификация по разным основаниям. Тем не менее аналогичная ошибка бытует сегодня не только в языке рядового обывателя, но и в речи профессионального юриста. В том числе весьма высокопоставленного. Речь о пресловутом словосочетании "исполнительная и представительная власть". За примерами далеко ходить не надо. Достаточно обратиться к ныне действующей Конституции Российской Федерации. Пункт 2 Статьи 95 КРФ гласит: "В Совет Федерации входят по два представителя от каждого субъекта Российской Федерации: по одному от представительного и исполнительного органов государственной власти". Как видите, здесь налицо всё та же ошибка -- классификация по разным основаниям.

Власть можно с одной стороны классифицировать по её функции: судебная, законодательная, исполнительная. И совершенно с другой -- по условиям её формирования и ответственности: представительная (проще говоря, выборная) и непредставительная ("назначательная"). Ни в коем случае нельзя путать эти две ипостаси. Тем более, что мы здесь имеем дело не только с системно-логической ошибкой: налицо теоретико-политическая ошибка. Ибо на самом деле именно исполнительная власть -- в первейшую очередь! -- обязана быть представительной. В подлинно демократическом -- Гражданском Обществе -- непредставительной власти вообще нет места.

Вообще-то в данном утверждении не содержится какой-то особенной "мировой новизны". Кто такой губернатор в США? Исполнительная власть. И одновременно -- выборное лицо. То же самое можно сказать о шерифе. И о многих других "должностных лицах". У нас же, в России, как всегда -- дикая смесь курицы с тигром: есть "всенародно избранные" губернаторы, есть назначенные президентом. Опасно, что некоторые наши губернаторы спят и видят себя назначаемыми "высшим должностным лицом государства". Которое на деле само -- типичнейшая исполнительная власть. (В связи с чем встаёт вопрос: а зачем нам и Премьер, и Президент одновременно? Не многовато ли для одной бедной России?).

Показательно, что в проекте КРФ (от 02.03.93) определение статуса Президента РФ было более обоснованным, чем в окончательном (ныне действующем) варианте КРФ. В первом случае записано: "Президент РФ является высшим должностным лицом Российской Федерации. Он возглавляет исполнительную власть...". Во втором случае мы сталкиваемся с маловразумительным словосочетанием: "Президент Российской Федерации является главой государства". Понимать это можно как угодно: то ли он -- руководитель государственного механизма, то ли -- "отец народов", то ли просто вообще "обожаемая всеми персона"...

Гражданское общество

Подавляющее (к сожалению, не только в переносном смысле !) большинство российских юристов склонны понимать под этим словосочетанием нечто не вполне определённое, как бы остающееся в результате "вычитания" государства из Общества. Это не только юридическая, но прежде всего, системно-логическая ошибка. Однако она весьма типична для сегодняшней России. К примеру, университетский курс лекций по теории государства и права под редакцией М.Н. Марченко (М, ЗЕРЦАЛО,1998) поучает сегодняшних студентов: "Общество, отличное от государства, существовало всегда, но не всегда оно было гражданским обществом. Последнее возникает в процессе и в результате отделения государства от социальных структур, обособления его как относительно самостоятельной сферы общественной жизни и одновременно "разгосударствления" ряда общественных отношений".

На деле всё иначе. История знает разные Общества: автократии, тирании, плутократии (это как у нас сегодня), олигархии (это не про нас-- какие у нас аристократы, откуда?), демократии. Высшая форма демократии -- Гражданское Общество. Наиважнейшая характеристика ГО -- полная подчинённость государства Обществу. Вторая важная характеристика ГО -- подчинённость трёх "обычных" ветвей власти (в порядке их важности для Общества: судебной, законодательной, исполнительной) новой ветви власти -- Концептуальной. Которой Общество поручает определение конечных целей и оптимизацию путей к этим целям.

Таким образом, в Гражданском Обществе государство есть наёмный механизм управления (содержащийся на общественные налоги), функционирующий не в собственных (государства) интересах, но в интересах Общества. Причём функционирующий строго по правилам, априори установленным самим Обществом. Государство при этом законодательно лишено права не соблюдать эти правила. Тем более -- самостийно их изменять.

Вышеизложенное приводит к важному теоретико-познавательному заключению: в рамках научно обоснованной -- системной -- концепции подлинно демократического Общества государство есть подсистема Общества: система координации всех других подсистем Общества (материального производства, биологического воспроизводства населения, общественных отношений, Культуры).

Гражданское Общество по отношению к государству есть метасистема (надсистема).

Из сказанного неизбежно вытекает вопрос о соотношении понятий "государство", "территория", "страна". Ибо здесь, на наш взгляд, имеет место великая путаница.

Что изображено на "политической карте Мира"

Не сомневаюсь, большинство "простых людей" (в том числе и юристов) ответит на подобный вопрос так: существующие в Мире государства. Должны ли мы согласиться с этим? Полагаю, для этого нет

никаких оснований.

Достаточно обратиться к истории нашей многострадальной родины. В 1917 году сгинуло одно российское государство и воцарилось принципиально иное. Где же оно воцарилось? Не в "Российском же государстве"! Это было бы дичайшим системно-логическим нонсенсом. Разумеется, это новое (на сей раз, большевистское) государство воцарилось (и, как помните, далеко не сразу) на территории страны под названием Россия. В 1991 году всё на той же многострадальной территории ещё раз радикально изменился "политический строй" -- радикально изменилось государство: тоталитарный механизм управления обществом уступил место плутократическому. А многострадальная страна Россия в тот момент ничуть не изменилась. Это потом стали растаскивать её территорию и невосполнимые ресурсы "прихватизаторы" всевозможных мастей...

Плохо, что большинство привыкло, не слишком задумываясь, воспринимать термины "государство" и "страна" синкретично, практически как синонимы. К примеру, в словаре Ожегова можно прочитать: "СТРАНА, -ы...1.Государство..". Оставим эту нелепость на совести самого Ожегова. Что с него взять? Он давно уже устарел: у него "ракетчик" определён как "Тот, кто подаёт сигналы, выпуская ракеты". А сама "ракета" так: "Применяемый для фейерверков и сигнализаций снаряд, состоящий из гильзы, начинённой пороховым составом, который поле выстрела ярко светится при полёте в воздухе". Не говоря уж о том, что из этой формулировки не совсем однозначно: что именно светится -- сам "снаряд" или же его "пороховой состав "? Конечно же в юридическом языке подобная "милая инфантильность" абсолютно недопустима. Тем не менее...

В нашей (тоже многострадальной) конституции всё та же синкретичная путаница понятий. Ничтоже сумняшася, статья 1 КРФ гласит: "Российская Федерация -- Россия есть демократическое федеративное государство с республиканской формой правления". Иначе говоря, утверждается, что РФ -- это государство. Тем не менее, в статье 3 читаем: "Носителем суверенитета и единственным источником власти в Российской Федерации является её многонациональный народ". Только весьма извращённый и абсолютно упёртый "юрист" осмелится утверждать, что между этими двумя утверждениями нет никаких противоречий. Ибо во втором утверждении фигурирует народ. Который по определению не может составлять государство. Ежу понятно, что понятие народ неизмеримо шире понятия государство. Понятно, что во втором утверждении (ст.3) авторы конституции под РФ подразумевали страну. Следовательно, в КРФ мы встречаем логическую несообразность: синкретически не разделяются понятия "страна" и "государство", один и тот же объект -- Российская Федерация -- в одних случаях толкуется как механизм управления Обществом (т.е. государство), а в других -- как страна (определённая территория, на которой сформировано Общество, и на которой признаётся легитимность одной из его подсистем, именуемой государством). Надеюсь, непредвзятому читателю понятно также, что государство -- это отнюдь не одни "центральные органы".

Почитав КРФ повнимательнее, легко убедиться, что и далее понятие "Российская Федерация" толкуется произвольно, неоднозначно и противоречиво: в одних ситуациях как страна (территория), в других -- как государство (механизм управления Обществом), в третьих -- как "центральные органы". Что недопустимо ни в каком языке. Тем более -- в юридическом.

Где у нас "разделение властей"

На первых страницах КРФ постулируется, что "Государственная власть в Российской Федерации осуществляется на основе разделения на законодательную, исполнительную и судебную. Органы законодательной, исполнительной и судебной власти самостоятельны". Это написано в десятой статье. Казалось бы, всё ясно: вот оно -- вожделенное разделение властей. Ан, нет! Всё та же пресловутая 95-я статья резко противоречит 10-й. Прочтите ещё раз вышеприведённую цитату из ст.95. Из неё вытекает, что в законодательный орган -- Федеральное Собрание (непонятно кстати, почему-то в предыдущей статье написанное со строчной буквы) -- "по положению" входит один "представитель исполнительного органа". Вот вам и "разделение"! Видимо, это -- "разделение по-русски". Исполнитель сам себе пишет законы. Может, тем, кто дорвался до кормила (во всех значениях слова), это и весьма удобно. Но нам с вами положено заботиться не об их удобстве, а о пользе Общества. Никто (не исключая и Президента) не может одновременно входить в две ветви власти. Иначе все разговоры о демократии -- пустое сотрясение воздуха.

Надо ли г-ну Иванову считаться с КРФ

Если верить статье 15 КРФ, г-н Иванов (министр иностранных дел, а не обороны), в принципе может с конституцией и не считаться. Ибо она фактически (что бы там ни думали раньше и не говорили сегодня слепившие этот "перл" юристы) разрешает заключать договоры, противоречащие Конституции Российской Федерации. Чтобы это осознать, довольно внимательно прочитать полный текст пункта 4 статьи 15: "Общепризнанные принципы и нормы международного права и международные договоры Российской Федерации являются составной частью её правовой системы. Если международным договором Российской Федерации установлены иные правила, чем предусмотренные законом, то применяются правила международного договора".

Воистину, это юридический "перл": закон априори отрицает сам себя. Обратите внимание: нигде не сказано, что речь идёт только об уже существующих на момент создания конституции международных договорах. К тому же и в подобном случае было бы логичнее согласовать все положения Конституции РФ с этими уже существующими международными договорами. Если же приведённый "перл" понимать в том смысле, что он подразумевает договоры, возникшие после принятия Конституции, то получается именно то, на что мы обратили внимание с самого начала: некое ведомство будет заключать договоры, противоречащие Основному закону, и мы все якобы обязаны жить не по Конституции, а по этим договорам!

Кстати, второй абзац цитируемого выше текста вовсе не вытекает логически из первого абзаца: признание норм международного права, вовсе не означает, что вместо соответствующей коррекции своей конституции, следует просто отвергнуть её целиком и жить чужим умом. Логичнее сделать Конституцию поправляемой, но не допускать никаких её нарушений. Ни для кого -- будь то Министр, Президент или даже кто-либо повыше (а это не только Бог, но и Общество, см. выше).

Весьма прискорбно, что весь этот "перл" автоматически (в той же редакции) вошёл во все законы об интеллектуальной собственности.

Где "источник власти"

Ещё раз придётся обратиться к третьей статье Конституции РФ. Где утверждается, что "Носителем суверенитета и единственным источником власти в Российской Федерации является её многонациональный народ". У нормального человека эта строчка вызывает (как минимум) недоумение. Что собственно, хотели сказать авторы? Что, дескать "Вышли мы все из народа..."? (Но не все потом удосужились туда вернуться). Либо это просто плоский трюизм: термин "народ" покрывает всё что угодно -- буквально всё и вся. И стоило бы ещё раз об этом столь выспренно напоминать? Либо это посерьёзнее: непонимание того незыблемого принципа права, что народ является не "источником", а единственным легитимным н о с и т е л е м абсолютной (неделегированной) власти в Обществе. (Государство всего лишь наделяется Обществом делегированной властью).

Сомнительно выглядит и третий пункт третьей статьи: "Высшим непосредственным выражением власти народа являются референдум и свободные выборы". Только мало знакомый с формальной логикой человек способен отнести выборы к "непосредственному выражению власти": выборы -- типичное опосредованное воздействие народа на власть. А референдум (даже не в нашем, а в подлинно демократическом исполнении) вообще трудновато назвать каким-либо "проявлением власти народа". Готовится он чиновно-бюрократической властью. Готовится в наиболее удобном для неё виде. Проводится в удобные для власти сроки. Его результаты и подсчитываются, и интерпретируются опять-таки властью. И она же в итоге плюёт на результаты любого (неугодного ей) референдума. Думаю, примеры приводить не нужно? (Или всё же припомнить референдум об СССР?). Выходит, п.3 вопиюще противоречит п.2 всё той же статьи: "Народ осуществляет свою власть непосредственно, а также через органы государственной власти и органы местного самоуправления". Ну, и где же это "непосредственно"? Ведь следующий (третий) пункт оставляет от этого "непосредственно" мокрое место.

Не говоря уж о том, что исключать органы местного самоуправления из "органов государственной власти" совершенно ненаучно и абсолютно недопустимо. (Здесь ещё одно свидетельство нарушения законов логики, столь свойственное нашей КРФ). Ведь коль скоро народ -- единственный легитимный носитель неограниченной власти в Обществе (а этого никто не посмеет отрицать; и сама КРФ -- см. п1 ст.3 -- согласна с этим), и власть делегируется народом (снизу-вверх, а не так, как сегодня принято у нас), то наиболее полными властными полномочиями наделяются органы, наименее удалённые от народа. Сиречь именно органы местного самоуправления. И именно эти органы -- "местного" самоуправления -- суть базис, основная структура государственного управления. Ещё раз повторим: государство -- это вовсе не одни "центральные органы".

Почему-то такое чёткое логическое построение оказалось "не по зубам" отечественному законодателю. О чем свидетельствует не только третья, но и 12-я статья КРФ. Нарушение норм формальной логики -- распространённое явление в языке сегодняшней российской юриспруденции. И абсолютно недопустимое.

Где логика?

Явное нарушение логики -- пункт 1 статьи 1 КРФ: "Российская Федерация -- Россия есть демократическое федеративное правовое государство с республиканской формой правления". Кто сказал, что РФ -- есть правовое государство? Должно быть -- да. Быть может, станет когда-нибудь правовым. (А может, и нет). Так что у авторов КРФ не было никаких оснований однозначно писать есть. Кроме конфуза ни к чему это не ведёт -- выдавать желаемое за действительное. Не говоря уж о том, что и "демократическое" -- это сегодня как сказать... Скорее -- плутократическое.

Да и с самим понятием "правовое" надо бы сначала разобраться.

Большинство современных авторов убеждено: правовое государство -- такое государство, которое обеспечивает "верховенство закона", такое, где выполняются законы. Однако при этом, как правило, почему-то не упоминается, что законы бывают разные. Например, рабовладельческие. Или фашистские. Иначе говоря, соблюдение законов -- ещё не довод для определения государства как правового. Вопрос в том, какие это законы: кем написанные и во благо кого исполняемые.

С позиций логики и системоанализа, невыполнение законов -- это отсутствие государства. Поэтому нелогично выполнение законов считать признаком какого-то типа государства (т.е. видового понятия), ибо это -- признак наличия государства вообще (родового понятия).

Я же убеждён в следующем: правовым может называться только то государство, которое законодательно признаёт себя равнозначным субъектом права со своим "собственным" гражданином. То есть этот гражданин не только "имеет право обращаться лично в государственные органы" (ст.33 КРФ) -- он имеет непререкаемое право подать иск в суд на это самое государство (не на конкретные органы, тем более на конкретных чиновников -- а именно на само государство как субъект права). И суд обязан этот иск рассмотреть и принять по нему однозначное решение. Если оно будет в пользу истца, государство обязано: -немедленно возместить истцу все его протори и убытки (из госфондов, кои в итоге суть наши же налоги); -провести расследование и установить конкретных виновников; -наказать виновников; -доложить истцу, кто конкретно виновен в его деле, и как он наказан.

Статья 17 утверждает: "В Российской Федерации признаются и гарантируются права и свободы человека и гражданина...". Вряд ли кто-либо из юристов посмеет не согласиться с аксиомой, согласно которой права человека изначальны, неотчуждаемы и принадлежат ему просто вследствие самого факта его рождения. А вовсе не по воле какого-либо государства. Следовательно, "признание" (тем более непризнание) прав человека -- это в функции государства не входит. Его, государства, дело -- эти самые права обеспечивать и охранять (как от поползновений "третьих лиц", так и самого государства). Кроме того, есть все основания полагать, что права человека изначальнее (следовательно, и шире) прав гражданина. (Вот обязанностей у гражданина действительно побольше). Таким образом, оборот "человека и гражданина" как бы нелогичен. Ибо избыточен. Он годится для пьесы. Но не для документа.

Пункт 2 статьи 8 гласит: "В Российской Федерации признаются и защищаются равным образом частная, государственная, муниципальная и иные формы собственности". Какие такие "иные"? Можно ли в Основном законе этот вопрос оставлять на усмотрение какого-то рядового исполнительного чиновника? Нет, конечно!

А с точки зрения логики, это "иные" -- просто самоочевидная глупость. Любое перечисление, заканчивающееся этим нелепым словосочетанием "...а также и иные" -- тем самым оказывается как бы дезавуированным. Под "иные" можно понимать всё что угодно.

Уму непостижимо, как этот злобный алогизм вполз почти во все российские законы. И в первую очередь -- во все элементы пакета "законов об интеллектуальной собственности". Так в законе об авторских правах читаем (п.2 ст.6): "Авторское право распространяется ...на: далее идёт длинное перечисление, которое заканчивается всё тем же алогизмом: "и в других формах". Ну, и к чему же было что-то перед этим заявлением перечислять? Разве лишь для того, чтобы продемонстрировать полную логическую несостоятельность авторов закона? Тем не менее и следующая статья (7-ая) заканчивается всё тем же нонсенсом: "...и другие произведения". (Это об "объектах авторского права").

Во всех законах об интеллектуальной собственности присутствуют специальные "запретительные" главы, перечисляющие объекты, не подлежащие правовой охране данным законом (ст. 8 закона об авторских правах, ст. 4 Патентного закона и т.п.). Удивительно, что никто из юристов не находит в этом явной логической несообразности. Ведь если перечислены все охраняемые объекты -- а этому требованию обязан удовлетворять любой закон (причём без всяких "и иные"!), -- то перечисление неохраняемых объектов просто не нужно. И к тому же невозможно. Ибо логически, неохраняемые объекты -- это вся остальная Вселенная (за вычетом охраняемых объектов).

Во всех законах РФ (включая и Гражданский кодекс) фигурирует ошибочное словосочетание "литературы и искусства" (см., например, ст. 1 закона об авторских правах). С позиций системоанализа, литература -- подсистема искусства (наряду с изобразительным искусством, театром, цирком, эстрадой, архитектурой, кинематографом и др.). Писать "литература и искусство" равнозначно утверждению "блендамед помогает вам и вашему здоровью".

Не менее глупо и утверждение "Бернская конвенция об охране литературных и художественных произведений". Похоже, авторы сего "перла" никогда ничего не слышали о художественной литературе. И не надо утверждать, что всё это -- "такие пустяки"! Отнюдь. Ведь это определение объектов правовой защиты. Или мы собираемся защищать невесть что?

Не менее нелепо и выражение "искусство и культура". Ибо первое -- подсистема второго.

И, как справедливо заметил незабвенный Козьма Петрович Прутков, единожды солгавши -- кто тебе поверит?!

Что такое "качество"

Вообще-то это философская категория (обычно противопоставляемая другой категории -- "количеству"), означающая "неотъемлемая имманентная характеристика объекта, с потерей которой он перестаёт быть самим собой и переходит в иной класс объектов". (Пример: живой объект). В реальной жизни нам даны только свойства объектов -- как результат взаимодействия качеств объекта с его внешним окружением.

И хорошо было бы на этом и угомониться. К великому несчастью -- с чьей-то весьма нелёгкой руки, -- российское население приучили к иному, грубо ошибочному употреблению этого хорошего слова.

"Качество" стали употреблять в значении "свойство" (притом без каких-либо определений и в единственном числе, что абсолютно недопустимо). С термином "качественный" ситуация ещё хуже: это слово стали отождествлять с понятием "хороший". Представьте себе такой качественный переход: жил - жил человек...и помер. Или пиджак: носился - носился и развалился; это тоже -- качественный переход. А вот назвать "качественным" пирог (или работу) -- лингвистическая глупость. Пирог может быть высококачественным. Или низкокачественным. (Хотя и подобным образом лучше не изъясняться ). Лучше во всех подобных (нефилософских) случаях толковать исключительно о свойствах.

И свойства, и качества могут быть как положительными, так и отрицательными (вредными). Как о свойствах, так и о качествах можно говорить только с соответствующими определениями (хорошие, плохие, низкие, высокие) и лучше -- во множественном числе. Слово "качество" имеет чёткие локальные значения: в авиации это показатель аэродинамического совершенства объекта (отношение подъёмной силы к лобовому сопротивлению), в шахматах -- показатель силы фигур (например, взять ладью за слона -- значит "выиграть качество"). Что означает термин "качественная сталь"? Вовсе не "наилучшая сталь". Просто так на профессиональном жаргоне металлургов именуют весь класс легированных сталей. Вот в этих значениях и следует употреблять это слово. А во всех остальных -- вспоминайте о свойствах.

Что касается термина "качественный", то он не только не совпадает с понятием "хороший", более того -- подчас он означает нечто противоположное. Например, что такое "качественный анализ"? Это приблизительный, оценочный анализ. В отличие от точного количественного анализа. А что такое "качественное прилагательное"? Надеюсь, вы не думаете, что это "самое лучшее прилагательное"! На самом деле, это просто прилагательное, характеризующее какое либо "качество" предмета (читай "свойство"). Употребление словечка "качество" вредно ещё и тем, что подменяет серьёзный разговор привычным поверхностным суесловием. Заявление в газете: "В институте сейсмологии создан новый качественный сейсмограф". Ну, и что это означает? То ли у него высокая чувствительность? То ли высокая точность измерений? А может, он просто покрашен в приятный голубой цвет и у него удобная (для переноски) ручка? Вот перед вами блестящая пара обуви: форма, подковки -- всё на месте. Но вышли в ней в дождь -- она развалилась. Талдычат: плохое качество! Но вот вам другая пара: внукам не износить. Но форма -- лаптеобразная, все узлы -- наружу... И тоже -- "плохое качество"? О чём толкуете, господа? Привыкайте, наконец, говорить по существу.

Конечно, у нас исторически сложилась и агрессивно самоутвердилась разветвлённая система, сложились структуры, получают зарплату люди, сжившиеся с критикуемыми мной заблуждениями. Они меня не захотят понять (а быть может, и не смогут). Стоит ли затевать с ними войну? И ради чего? Ответ непреклонен: стоит. Уж если нам понятно, что реформы нельзя было начинать с экономики, что их надо было начинать с системно- политических преобразований для оптимизации структуры и функций государства, с узаконивания общественной принадлежности невосполнимых природных ресурсов (а нам это сегодня абсолютно понятно) -- то стоит ли останавливаться перед таким "пустяком" как Госстандарт? А оставлять всё в привычном состоянии недопустимо. Если, разумеется, благо Общества нам дороже благополучия Госстандарта (малозаслуженного к тому же).

Ведь сложившаяся система заблуждений дезориентирует Общество, нанося ему значительный урон. Куда, к примеру, делись суммы, выделенные на развитие пресловутой "системы управления качеством", если "качеством" принципиально нельзя управлять? Следить за ним, контролировать его -- это пожалуйста. Но управлять можно только системой (совокупностью элементов, объединённых прямыми и обратными связями в определённую структуру для достижения определённых целей, общих для всех элементов). Качество же -- единичное абстрактное понятие, а не система. Потому и нельзя "управлять качеством". По тем же резонам нельзя "управлять человеческим фактором".

Маленькие, но очень противные

Среди юристов (как и среди "простых людей") утвердилось отвратительное произношение слова "судей" с ударением на первом слоге (т.е. на "У"). Это противоречит всем нормам русского языка: никто ведь не станет утверждать, что слова людей, детей, червей, плетей, чертей надо произносить с ударением на первом слоге. Надо быть абсолютно безграмотным человеком, чтобы поступать столь извращённым образом. Почему же для несчастных "судей" сделано какое-то нелепое исключение? Ничем не оправданное исключение. (И даже трудно объяснимо -- откуда это? Почему?). Вывод однозначен: произносите слово судья в родительном падеже множественного числа только с ударением на последнем слоге. Как все иные русские слова. Плевать, что большинству это непривычно. Привыкайте правильно изъясняться по-русски. И, наконец, научитесь, чёрт побери! уважать классику:

Онегин был, по мненью многих
(Судей решительных и строгих),
Учёный малый, но педант:

Нередко встречается безграмотный оборот "преступник осуждён к пяти годам". К пяти годам можно только приговорить. А осудить можно только на пять лет. Никакому обсуждению вопрос не подлежит: так правильно -- и всё тут! Не менее безграмотен распространённый оборот " возложили венки к могиле неизвестного солдата". Возложить что-либо можно только на что-либо. Пресловутый "секвестр бюджета" наводит тоску ещё и потому, что это -- очередная лингвистическая глупость: секвестр ничего общего не имеет ни с "усечением", ни с "урезанием", ни с "секирой" (как, вероятно, думали авторы этой глупости); секвестр -- запрет на использование какого-либо имущества. (Например, секвестр наркотиков).

Печальна и судьба "персонификации". Здесь путаются даже весьма уважаемые люди. В замечательной во всех иных отношениях брошюре академика Д. С. Львова (Третий путь для России, М, 2001) на стр.14 читаем: "Этот механизм должен опираться на закон об обязательствах власти и ответственности за их выполнение. Ответственности персонифицированной, вплоть до уголовной". Замечательное высказывание. Я не только полностью с ним согласен -- я продвинут и дальше (см. выше). И как же это печально, -- ложка дёгтя. В виде этой самой персонификации. Ведь никакая персонификация здесь не нужна. Поскольку персонификация -- олицетворение, представление отвлечённого понятия в человеческом образе. Вот юриспруденция нуждалась в персонификации, и она её получила: в образе непреклонной дамы с завязанными глазами, с весами в одной руке и с мечом -- в другой. Персонализм здесь тоже не поможет. Ибо это -- некое устоявшееся философское учение (как было принято выражаться в доперестроечные времена, реакционное). Остаётся одно: персонизация. Именно этим термином и следует выражать связь какого-либо объекта с конкретной персоной.

Печально, что типовые ошибки не обходят стороной и хороших (высокопрофессиональных) людей. В упомянутой брошюре Львова есть и ещё одна: "развитый рынок ". (Помните пресловутый "развитый" социализм?). Дело в том, что в русском языке вообще нет такого слова "р'азвитый" -- с ударением на первом слоге и с "ы" в конце. Есть слова "разв'итый" и "развит'ой". Первое слово к нашему делу вообще не относится -- ибо означает "расплетённый", "раскрученный" (т.е. нечто, что ранее было заплетено или закручено). Для обозначения чего-то, достигшего высокой степени развития или просвещённого и духовно зрелого, следует употреблять только второе слово. Единственный возможный оборот с ударением на первом слоге -- обязательно при краткой форме -- может быть таким: "Мною р'азвита принципиально новая теория правовой защиты интеллектуальной собственности".

Очень печально, что в языке юристов, особенно в патентном праве, прижилось уродливое выражение "мотивированное возражение". Мотивы "возражателя" просты как репа: он обижен, он жаждет патента, он хочет доказать свою правоту -- всё это могло бы, возможно, заинтересовать психолога. Но не юриста и госэкспертизу. Для доказательства правоты заявителя нужны не его мотивы, нужны аргументы. (Иначе говоря, логические доводы, служащие основанием доказательства). Таким образом, надо требовать от заявителя вовсе не "мотивированное возражение" -- с него надо требовать аргументированное возражение.

Следует решительно возразить против распространившейся сегодня замены правильного "плутократы" (богачи, дорвавшиеся до власти) на абсолютно необоснованное "олигархи". Oligarchia -- означает: "власть избранных". А какие они, к дьяволу, избранные? -- Во всех значениях этого слова.

Удивляет, что сегодня всё хуже не только с логикой языка правоведения, но и с элементарной грамматикой: "цифры" там, где следует говорить "числа"; пресловутое "согласно приказа (или "закона") вместо правильного согласно приказу, согласно закону; "эпицентр" вместо нормального центр (эпицентр -- это проекция центра взрыва на поверхность Земли; "эпи" -- при, на, над, возле); "довлеть" в смысле "давить"...Пора со всем этим решительно кончать!

"Источники права"

В учебнике "Интеллектуальная собственность (Исключительные права) В.О. Калятин утверждает (стр.21): "Источником права, имеющим высшую юридическую силу, является Конституция Российской Федерации". Весьма спорное утверждение! Другие авторы, тем не менее, опускаются ещё ниже. "Следующим по значимости источником трудового права являются законы -- как федеральные, так и субъектов Федерации". (Российское трудовое право. НОРМА, М., 2000). "Закон занимает главенствующее место среди источников права" (Право, Закон и право", М., 1998).

Как говорится, телегу поставили впереди лошади. Закон -- следствие права. И ни в коем случае не наоборот. Так как же следствие может оказаться источником собственной причины? Разумеется, никак. Всё это следствие элементарного перепутывания источников правил поведения для государственных чиновников (и самих чиновников, и всех остальных, за кем они якобы "присматривают") с теоре- тически обоснованными -- независимо от "воли" какого бы то ни было г о с у д а р с т в а -- устоявшимися в общественном сознании представлениями о добре и зле, о нормах взаимоотношений людей между собой и между людьми и подчинённым им государством. Эти принципы, нормы и представления -- ПРАВО в подлинном смысле -- могут быть не только в виде каких-то изустных обычаев, это вполне добротно изданные труды -- как и любые другие научные публикации.

А уж что там натворят наши доблестные законодатели, президенты и премьеры (не говоря уж о "ведомствах", коих некоторые авторы с перепугу тоже сопричисляют к "источникам") -- это дело сугубо десятое. Очень часто даже неконституционное. (Иначе зачем бы нам этот пресловутый "Конституционный суд"?).

Удивительно, что те же юристы, которые называют закон источником права, сами же совершенно справедливо пишут, что право и законы -- две совершенно не совпадающих системы. В государственных устройствах разных типов они могут по-разному пересекаться. А могут и полностью расходиться. Например, в деспотии (для отвода глаз нагло именующей себя демократией).

"Исключительные права"

В российской (правда, и не только) юриспруденции как-то незаметно самоутвердилось превратное представление об интеллектуальной собственности как о чём-то нематериальном. "Основу правового обеспечения рыночного механизма традиционно составляло право собственности, приспособленное к ограниченным в пространстве материальным вещам, в содержание которого входят три правомочия -- владение, пользование и распоряжение. Для нематериальных вещей, не ограниченных в пространстве, этот механизм не подходит". {В.А.Дозорцев. Предисловие к учебнику "Интеллектуальная собственность (Исключительные права")}. В приведённой выше цитате наличествует явная путаница вещества с материей. Путаница в столь серьёзной области, как юриспруденция, абсолютно недопустимая. Мир материален весь -- без каких-либо изъятий. Можно говорить о веществе, энергии и информации. О последнем -- с большой осторожностью. (Чтобы ненароком не повторить какой-нибудь привычной глупости). Как вы полагаете, информация нематериальна? Не спешите с ответом. А что "изначальнее" -- вещество или информация? Ещё более не спешите.

Как справедливо заметил один мой знакомый поэт:
Наш мир всегда стоял
На трёх китах.
К единому ведут и знания и Вера:
Основа сущего -- и в Мире, и в умах --
Материя, Информация и Мера!

Проще говоря, информация столь же материальна, как и всё остальное в этом лучшем из миров. А кто посмеет отрицать, что именно информация -- основной объект интеллектуальной собственности. Да и вещественен далеко не один носитель информации. Если я располагаю необходимой исчерпывающей схемой объекта -- разве я не располагаю и самим объектом (что нам стоит дом построить -- из окружающего вещества)? Никакого значения при этом не имеет тот факт, что по той же схеме объект можно построить многократно (на что любят ссылаться сторонники концепции незащищаемости идеи). Во -первых, можно только при условии, что я им эту схему (выстраданное мною решение) вот так вот даром и отдам. А, собственно, с какой стати? Почему, господа хорошие, за аренду дома платить надо, а за аренду идеи -- нет? Кому это выгодно -- приучать Общество к дурацкой мысли, что "материальное" (читай "вещественное") производство обогащает собственника, а производство идей нет? Пора всех поставить на достойные их места: науку -- на место определителя всего и вся, производство -- на место выполнителя всех предписаний науки, финасово-кредитную систему -- на место обслуживающей производство подсистемы (законодательно запретив ей банковские спекуляции), государство -- на место слуги народа. А с эксплуататоров невосполнимых природных ресурсов брать в качестве рентной платы Обществу (каждому его члену, но не государству) 90 % их чистой прибыли.

Ударения и прочие безграмотности

В передаче радио "Эхо Москвы" приглашённый адвокат ("Магистр права"!) упорно повторяет "прецендент". Ему вторит ведущий. С каким-то садистским наслаждением оба подчёркнуто и раскатисто произносят это несчастное "незаконное" н. И оба не понимают, о чём предупреждают их слушатели. Ведущий с возмущением заявляет: "Не пойму, чего они хотят. Чтобы я говорил претендент?".

Кстати о "хотеть". С ослиным упорством выходит в эфир на ТВ программа "Что хочет женщина". (Невзирая на мои разъяснения). С тем же названием выходит "печатное издание" -- модный журнал. А ведь хотеть "что" категорически нельзя. Только -- "чего". Тут, как говорится, нет повода для дискуссии. Тем не менее и адвокаты и ведущие ведут себя так, как будто законы родного языка не про них писаны. Но, как справедливо заметил незабвенный Козьма Петрович, "Единожды солгавши -- кто тебе поверит!": кто нарушил один закон, вероятно не посчитается и с другими.

Как быть с юристом, который в деле о гибели судна написал: "корабль получил пробоину, вследствие чего образовался недопустимый крен на нос". Крен может быть исключительно на борт. На нос (или на корму) -- дифферент. К тому же в русском языке кораблём именуют либо любое военное судно, либо парусное судно с полным (прямым) парусным вооружением. Погибшее судно имело четыре мачты. Три -- с прямым, одну (бизань) -- с косым вооружением. Следовательно, погиб не корабль, а барк.

Если кто-то подумает, что всё это не столь важно, он жестоко заблуждается.

Ищут киллера. Юрист пишет: "пистолет, из которого убит потерпевший...", а между тем стреляные гильзы на месте преступления не обнаружены. Потому, что киллер использовал револьвер, а не пистолет. Что можно сказать о профессионализме такого юриста?

Приходится вспомнить об "оружейном" казусе, распространившемся сегодня и в пресловутых СМИ, и во всяческой литературе: нежелание (а быть может, и неумение) различать магазинное и барабанное личное оружие. Первое -- пистолет, второе -- револьвер. Придётся обратиться с призывом ко всей пишущей и говорящей братии: если вы согласны с необходимостью прививать русским людям бережное отношение к собственному языку, то и в такой неприятной (но пока, видимо, неизбежной) области проявляйте необходимую корректность. От особенностей оружия существенно зависит сам сюжет произведения. Например, пистолет разбрасывает гильзы (т.е. оставляет их на месте преступления), а револьвер -- нет. Зато пистолет многозаряднее и его проще перезарядить, чем револьвер. Пистолет, как правило, скорострельнее. И т.д. И, пожалуйста, не путайте (что также случается нередко) понятия револьвер и наган. Наган -- всего лишь разновидность (так сказать заводская "марка") револьвера. Так же как Беретта, Кольт, Браунинг, Парабеллум, Стечкин -- разновидности пистолета. (Во избежание недоразумений добавим: существует и револьвер Кольта).

"Он нажал на курок -- и прогремел выстрел". Подобную фразу сегодня можно встретить во многих детективах. Тем не менее никакого выстрела от нажатия на курок произойти не может. Ибо для производства выстрела необходимо нажать на спусковой крючок. Нажатие на курок приводит только ко взводу курка. Что в принципе не обязательно: всё современное личное оружие как правило снабжено спусковым механизмом двойного действия (при нажиме на спусковой крючок автоматически взводится курок и после этого происходит выстрел). Кроме того существует и вообще бескурковое оружие. Которое тем не менее отлично стреляет.

Космос теперь не в такой моде, как тридцать лет назад. Обострения интереса к нему происходят в моменты катастроф. Так было и с "Колумбией". И опять со всех экранов и на радио без конца звучало "около'земная орбита". Хотя на самом деле она -- околозем'ная. Ещё хуже, когда утверждают, что космический корабль якобы вышел на "орбиту Земли". Если бы он выполнил этакий трюк (на что у обычной ракеты-носителя и энергии-то не хватит), он превратился бы в новую планету. На деле же он вышел на околоземную (строго говоря -- геоцентрическую) орбиту. Кстати, так как написано выше в скобках (ракета-носитель), -- так правильно. А распространённое сегодня (и среди юристов -- тоже) "ракетоноситель" -- безграмотный вздор. Кто такой "меченосец"? Это тот, кто носит меч. (Аналогично: знаменосец, орденоносец, миноносец и т.п.). Однако ракета-носитель вовсе не носит ракету: она сама является ракетой и выводит какую-либо полезную нагрузку на заданную траекторию. Если эта траектория заканчивается у заданной цели, такую ракету принято называть баллистической. Если же полезная нагрузка доставляется на расчётную космическую орбиту, ракету именуют носителем. Следовательно, нужно писать (и говорить) так: ракета-носитель.

Пресловутые "олигархи". В последние годы так "обругивают" в общем-то не самых хороших людей -- под шумок пресловутой "прихватизации" узурпировавших общественные ресурсы и наживающихся за счёт обеднения всего остального населения многострадальной России. На самом деле, их следует называть плутократами. Греческое слово oligarchia означает "власть немногих", "власть избранных". Вышеназванные субъекты безусловно не являются избранными. Или "немногими" -- в смысле их аристократизма. Плутократия же -- от греч. plutos (богатство) и kratos (власть) -- как раз и означает политический строй, при котором государственная власть в стране принадлежит наиболее богатым слоям общества. И нет никаких причин льстить этим людям, именуя их "благородным" словечком, взамен более точного, хотя и менее благозвучного слова. Конечно, некоторое звуковое соответствие (с чисто русским плут) -- явление случайное. Но суть дела тем не менее отражает.

Старик Тургенев правильно подметил нечто подобное, сказав своё знаменитое "Друг Аркадий! Не говори красиво!". Это самое малопочтенное стремление "говорить красиво" ("автор гола", "произвели выход в открытый космос" и прочая дребедень) с непреодолимой силой охватило сегодня почти всех деятелей пресловутых "средств массовой информации" (о коих выше -- отдельный разговор). В том числе к месту и не к месту (чаще второе) поминается "изящное" словечко "эпицентр". Когда на деле речь идёт просто о центре: центре событий, центре взрыва, центре боя и т.д. Эпицентр -- проекция центра взрыва (как правило, воздушного) или центра землетрясения (естественно, подземного) на поверхность Земли. И только в этом значении следует использовать данный термин, не соблазняясь всякими псевдокрасивостями. Полезно помнить: в переводе с греческого эпи означает "на", "над", "после", "возле".

Об ударениях. Особенно противное -- на первом "о" в слове "языковой". Язык'овой может быть только колбаса. То есть ударение на первом о справедливо только в том случае, когда речь идёт об органе (в его физическом виде). Когда речь о языке как средстве общения (а в первую очередь -- мышления, о чём так многие и столь часто забывают), правильное ударение -- на последнем слоге. При этом, естественно, вместо ы пишется о: языков'ой. Так что если вы где-либо прочтёте: "языковый феномен" (что, к сожалению, сегодня можно встретить и в статье филолога, а не только юриста), знайте: перед вами уже не только орфоэпическая, но и орфографическая ошибка.

Ещё о пресловутом "р'азвитый" -- именно с этим ударением -- на первом слоге -- слово встречается в языке и юристов, и дикторов, и редакторов, и учёных, и даже литераторов. Самое смешное, что такого слова вообще нет в русском языке. Существуют слова развит'ой и разв'итый. Развитой -- достигший высокого уровня в какой-либо области, просвещённый, духовно зрелый. Развитый -- расплетшийся, раскрутившийся (раньше был закручен). Может быть единственная краткая форма: р'азвит. Например, в составе такой фразы: "Нами развит совершенно новый подход к оценке оптимальной роли государства в Обществе". Во всех остальных случаях, когда речь идёт о каком-либо достаточно совершенном объекте, следует говорить (и писать) развитой -- с ударением на последнем слоге.

Согласно приказа, согласно закона -- именно так выражается подавляющее большинство современных военных. Большинство военных вас не поймёт, если вы попытаетесь объяснить им, что правильнее так: согласно приказу. Однако нормы русского языка предписывают согласование со словом согласно в дательном падеже: согласно чему (а не чего). Возможна и такая форма: согласно с чем. Конечно, это правило нарушают не одни военные. Цивильные -- тоже. И у юристов нередко встречается безобразный оборот "согласно закона". Не подражайте им, господа! Согласно нормам русского языка!

США. До Брежнева большинство россиян произносили эту аббревиатуру правильно: слитно производя губами шипящий звук от "с-с-с" через "ш-ш-ш" к "а". Но затем у Леонида Ильича отвисла челюсть и ему стало трудно произносить шипящие звуки, он стал произносить "се-- ше -- а". Вслед за ним (российское раболепие в действии!) так же стали обзывать нашего потенциального противника все царедворцы, а затем -- и весь послушный им народ. Однако такое произношение противоречит правилам русского языка. Согласно этим правилам, аббревиатуру следует либо произносить побуквенно, либо производить слитный звук. В последнем случае США = с-с-с-ш-а. В первом же случае буквы следует произносить соответственно их алфавитным названиям. Например, СССР: "эс-эс-эс-эр". (А вовсе не "се-се-се-ре", не правда ли!). Ведь в русском языке нет ни буквы "се", ни буквы "ре". Есть "эс" и "эр". Нет в нём и буквы "ше". Есть "ша". Поэтому всякий, кто не желает тратить на США своих шипящих звуков, обязан говорить так: "эс- ша - а". И не надо говорить "фе- ре - ге" Надо: "эф-эр-ге". Ну, а распространённое "фе-эр-ге" -- это просто эклектика какая-то! Зачем, скажите, вы оказываете букве "эф" меньше почтения, чем букве "эр"? Как справедливо заметил Шекспир, всякое безумие должно быть последовательным!

"На нас довлеет" На вас, быть может, и да. На нас -- нет! Дело в том, что "довлеть" вовсе не означает "давить". Например, "самодовлеющий" не означает "давящий сам на себя". Это означает "достаточно значительный сам по себе, вполне самостоятельный". Некоторые словари допускают значение этого слова как "воздействующий на что-нибудь" -- но исключительно как разговорное, просторечное выражение. В корректном научном, в литературном языке глагол "довлеть" следует употреблять в единственном значении: "быть свойственным, приличествующим кому-либо" (на худой конец -- "быть достаточным для чего-либо"). Нам всем довлеет быть достаточно грамотными в родном языке!

"Мотивированное возражение". Хотя все словари кроме основного значения слова "мотив" (побудительная причина, повод к какому-либо действию) приводят и дополнительное: "довод в пользу чего-нибудь", применять это слово для замены термина "аргументированное" (возражение) не следует. Ибо при этом затемняется суть ситуации. На деле же ситуация такова: заявитель (автор предполагаемого изобретения, промышленного образца или полезной модели), получив от госэкспертизы отказ, пишет ей возражение. Мотивы заявителя при этом просты и понятны: он обижен, он не согласен, он желает пересмотра его дела. Мотивы эти заранее известны. Экспертизу вовсе не интересуют мотивы заявителя. Её интересуют только его аргументы -- доводы, опровергающие логику рассуждений эксперта, доказывающие превосходство логики заявителя, его системно-логическую и юридическую правоту. Так что, господа заявители, пишите не мотивированные, а аргументированные возражения. Вы же, господа эксперты, со своей стороны, должны требовать от заявителя аргументированное возражение. Навсегда забыв это нелепое словосочетание -- "мотивированное возражение".

И все другие господа не должны морочить себя и оппонентов, соглашаясь вместо аргументов обсуждать мотивы чьих-либо возражений.

"Факты не подтвердились...".

Если не подтвердились -- они не факты. А предположения, допущения, представления и доопытные (априорные) взгляды и данные. Факты -- это исключительно то, что подтвердилось. Ибо факт (от латинского factum -- сделанное) -- это действительность, реальность, то, что объективно существует. Вот как говорит об этом "Современный словарь иностранных слов" (Москва, Русский язык, 1999): "Факт -- действительное, невымышленное происшествие, событие, явление; твёрдо установленное знание, данное в опыте, служащее для какого-либо заключения, вывода, являющееся проверкой какого-либо предположения". С этим не спорит даже старенький "Ожегов" : "Факт -- Действительное событие, явление". "Даже" вызвано тем, что сам Ожегов не всегда без греха. Это очевидно в его статьях о ракетчике, шпаге, кадрили, ракете...

Так что известная фраза: "Все врут календари!" не лишена известных оснований -- и со словарями надо быть достаточно осмотрительными.

Как человек говорит, так он и мыслит: ошибки в речи -- неоспоримое свидетельство ошибок мышления. Кто ясно мыслит, тот ясно излагает -- это справедливо отметил знаменитый философ Иммануил Кант ещё в восемнадцатом веке. Современные социопсихологи-семиотики установили эту зависимость не только теоретически, но и экспериментально.

В последние годы "россияне", задавленные материальными, правовыми и политическими невзгодами, стали всё небрежнее относиться к собственному языку. Сегодня многие с успехом овладевают английским языком и разнообразными языками программирования. Но, видимо, на родной язык мало у кого достаёт сил и времени. При этом -- таков один из многих парадоксов сегодняшней российской жизни -- чем выше в социальной иерархии, тем хуже речь. (Довольно вспомнить, например, нашего известного "Цицерона" господина Черномырдина). На это явление следует обратить серьёзное внимание, поскольку плохо мыслящий человек не способен принимать логически обоснованных решений. И если такой попадает на руководящий пост, он приносит гораздо больше вреда (Обществу, а не отдельным кланам), чем пользы. На сегодня же у нас в стране сложился механизм селекции, явно выпирающий наверх одних "цицеронов".

По долгу службы (в частности на посту Вице-президента Отделения общей и прикладной семиотики Международной Академии Информатизации) я много лет коллекционировал разнообразные лексические и смысловые ошибки, ставшие для сегодняшнего российского общества неискоренимо-типовыми.

Выше и приведены некоторые фрагменты из этой моей "коллекции".

А то в практическом языке, чем сегодня обеспокоены депутаты, -- мелкая чепуха. Им бы задуматься о том, что высмеяно выше. И чем грешат все они, почти все наши руководители и почти все юристы.

"Литература"

(Перечень выходных сведений рассмотренных в работе материалов)

-- С.С.Алексеев. Философия права. НОРМА, М., 1999

2. Н.М.Кейзеров, Т.М.Шамба. Интеллектуальная собственность и культурные ценности.
МАИ, М., 1994

3. Сборник: Социология интеллектуальной собственности. МАИ, М., 1996

4. Ю.Г.Коротенков. Формализованная информациология. МАИ, М., 2000

5. Информациологические проблемы человечества в ХХ1 веке. МАИ, М., 2000

6. Э.П.Гаврилов. Советское авторское право. НАУКА, М., 1984

7. И.А.Зенин. Гражданское право. АТСО, М., 1994

-- Теория государства и права (под ред. М.Н.Марченко). ЗЕРЦАЛО, М., 1998

-- Теория государства и права (под ред. В.М.Корельского). НОРМА, М., 2000

-- Право (под ред. Н.А.Тепловой). ЮНИТИ, М., 1998

-- Н.Ю.Круглова. Хозяйственное право. РДЛ, М., 1998

-- Коммерческое право (под ред. В.Ф.Попондопуло). СПУ, 1998

-- В.А.Копылов. Информационное право. ЮРИСТЪ, М., 1997

-- Гражданское право (под ред. С.П.Гришаева). ЮРИСТЪ, М., 1999

-- Гражданское право (под ред. А.Г.Калпина), ч.1 и 2. ЮРИСТЪ, М., 2000

-- Гражданское право (под ред. А.П.Сергеева). ПРОСПЕКТ, М., 2000

-- Гражданское право (под ред. Е.А.Суханова). БЕК, М., 1998

-- И.А.Покровский. Основные проблемы гражданского права. СТАТУТ, М., 1998

-- Кодекс законов о труде Российской Федерации. НОРМА, М., 2000

-- Справочник: Трудовое законодательство для наёмного работника. М., 2000

-- Российское трудовое право (под ред. А.Д.Зайкина). НОРМА, М., 2000

-- Н.М.Цехмистренко и др. Словарь: Интеллектуальная собственность. АЯ, М., 1996

-- Правовая охрана интеллектуальной собственности (п.р.В.Н.Дементьева). М., 1995

-- Право интеллектуальной собственности (сост.А.Желудков). ПРИОР, М., 1998

-- В.О.Калятин. Интеллектуальная собственность. НОРМА, М., 2000

-- Системные исследования (ежегодник). НАУКА, М., 1978

-- Р.Джонсон, Ф.Каст, Д.Розенцвейг. Системы и руководство. Сов. Радио, М., 1971

-- Э.Квейд. Анализ сложных систем. Сов.Радио, М., 1969

-- В.А.Успенский. Теорема Гёделя о неполноте. НАУКА, М., 1982

-- Изобретатель и рационализатор N 8, 1989

-- Г.С.Альтшуллер. Алгоритм изобретения. Московский рабочий, 1973

-- С.С.Алексеев. Государство и право. Юридическая литература, М., 1996

-- Материалистическая диалектика как общая теория развития. НАУКА, М., 1982

-- Н.Н.Моисеев. Алгоритмы развития. НАУКА, М., 1987

-- Бюллетень по авторскому праву, т.25, N 2, 1995

-- Д.Э.Розенталь, М.А.Теплова. Словарь-справочник лингв. Терминов. М., 1976

-- Маркетинг (Толковый терминологический словарь). ИНКОФОНТ, М., 1991

-- Анализ систем на пороге ХХ1 века, тт. 3,4. ИНТЕЛЛЕКТ, М., 1997

-- Экономическая теория на пороге ХХ1 века, т.3. ЮРИСТЪ, М., 2000

-- Э.Хант. Искусственный интеллект. МИР, М., 1978

-- Деловые люди и хозяйственное освоение космоса. ЗЕМЛЯНЕ, М., 1993

-- И.М.Розет. Психология фантазии. БГУ, Минск, 1997

-- Р.Акофф, Ф.Эмери. О целеустремлённых системах. Сов.Радио, М., 1974

-- Авторское право. Юридическая книга, М., 1998

-- В.М.Карасёва. Финансовое право. ЮРИСТЪ, М., 1999

-- Философские проблемы естествознания. Высшая школа, М., 1985

-- В.Р.Скрипко. Использование изобретений: правовые вопросы. НАУКА, М., 1978

-- А.И.Коваленко. Конституционное право РФ. АРТАНИЯ, М., 1999

-- А.В.Птушенко. Успеем ли поумнеть? //Подмосковье N 52, 2000

-- А.В.Птушенко. Тяжкий грех российского законодателя. // Подмосковье N 7, 2001

-- Конституция Российской Федерации. М., 1997

-- Гражданский кодекс Российской Федерации. С-П, 1994.

-- Космонавтика (маленькая Энциклопедия). СЭ, М., 1968

-- Проблемы политических наук. НАУКА, М., 1980

-- Общественные науки. АН СССР, М., 1983

-- Мирзоев Г.Б. Правовое регулирование предпринимательства в РФ. Serrial, М., 1995

-- Мирзоев Г.Б. Юридическая защита предпринимательства в России. Закон и право, М., 1996

-- Мирзоев Г.Б., Кейзеров Н.М. Правовая культура адвоката. Сериал, М., 1996

-- Абельдяев Л.С. Защита прав изобретателей. М., 1987

-- Антимонов Б.С., Флейшиц Е.А. Изобретательское право. М., 1960

-- Ариевич ЕА. Товарные знаки //Вопросы изобретательства N 6, 1987

-- Арнольдов А.И. Человек и мир культуры. М., 1992

-- Боденхаузен Г. Парижская конвенция по охране промышл. собственности. М., 1977

-- Ван Гиг Д. Прикладная общая теория систем. М., 1981

-- Виталиев Г.В., Подшибихин Л.И. Правовое регулирование отношений при использовании программ для ЭВМ, баз данных и топологии ИМС в России. //Патенты и лицензии N 1-2, 1993

-- Волков С.И., Восканян Р.С. Товарные знаки в условиях рыночной экономики. М., 1991

-- Гаврилов Э.П. Авторское право. М., 1989

-- Гаврилов Э.П. Правовая охрана алгоритмов и программ для ЭВМ. //Вопросы изобретательства N 1, 1990

-- Голева Г.Д., Песков В.С. Патентование изобретений в зарубежных странах. М., 1992

-- Горленко С.А. Важный ориентир для рынка товаров //Вопр. изобрет - ва, N 9-10, 1991

-- Горленко С.А. Инструмент рыночной экономики. //Интеллект. собственность N 3,6, 1992

-- Горленко С.А. Наимен. мест происхожд. товаров // Патенты и лицензии N 12, 1991

-- Горленко С.А. Парижская конвенция. //Вопросы изобретательства N 5, 1991

-- Горленко С.А. Рыночная экономика требует новых подходов. // ВИ N *, 1990

-- Гумен В.Ф., Цицнадзе В.М. Охрана программных продуктов. М., 1992

-- Гумен В.Ф. и др. Целесообразность регистрации топологий ИМС //Инт. собств.N 3,6,1992

-- Джинчарадзе А.К., Птушенко А.В. Сертификация терминологии как проблема ЕМБП //Новейшие банковские технологии N 2, 1995

-- Джурович Р. Руководство по внешнеторговым контактам. М., 1992

-- Ешич М.Б. Культура в системе общества. /Культура в системе социализма. М., 1994

-- Жуков В.И. Правовая охрана объектов научно-технического творчества. Харьков, 1983

-- Корчагин А.Д. и др. Охрана изобретений и полезных моделей по патентному закону Российской Федерации. М., 1993

-- Кучинскас Л.А. Дизайн и право. Вильнюс, 1987

-- Подшибихин Л.И. О правовой охране программ для ЭВМ и баз данных. Компьтеруолд N 21, 1994

-- Подшибихин Л.И., Чистобородов П.Г. Охрана топологий ИМС. // Вопросы изобретательства N 7, 1990

-- Правовая охрана интеллектуальной собственности. М., 1995

-- Птушенко А.В. Земное, возвышенное и системный анализ //Встреча N 5-6, 1989

-- Птушенко А.В. Где же самая гуманная и передовая? //Голос N 24, 1991

-- Птушенко А.В. Культура, которой нам недостаёт //Голос N 32, 1991

-- Птушенко А.В. Нам не дано предугадать... //Встреча N 6, 1987

-- Птушенко А.В. О человеке, гармонии и человеческом факторе //Встреча N 1, 1988

-- Птушенко А.В. Шаткость фундамента // ИР N 8, 1988

-- Птушенко А.В. Качества эффективности и эффективность качества //Наука и жизнь N 6, 1987

-- Птушенко А.В. Одновременно тысяча Чернобылей //Голос N 21, 1991

-- Птушенко А.В. Кризис власти // Правда, 25.08, 1993

-- Птушенко А.В. Один банкрот уже есть // Правда, 27. 03, 1994

-- Птушенко А.В. Путь из тупика // Столица N 3, 1993

-- Птушенко А.В. Остановите Франкенштейна. // Завтра N 29, 1995

-- Птушенко А.В. Информационная культура -- научная основа Гражданского общества // Доклады МФИ - 94.

-- Птушенко А.В. Актуальные проблемы законодательного обеспечения экологизации и космизации предпринимательства / Деловые люди, М., 1993

-- Птушенко А.В. Информационная культура в Гражданском обществе /Сб.МАИ, 1994

-- Птушенко А.В. Интеллектуальная собственность и её правовая охрана (монография
- рукопись), 1995

-- Птушенко А.В. Защита интеллекта в Гражданском обществе //Мир науки, техники,
образования N 1 - 2, 1996

-- Птушенко А.В. Интеллектуальная собственность и её правовая охрана (курс лекций
для дистанционного обучения). МРПИН, М., 1995

-- Птушенко А.В. Ситемоанализ в юриспруденции, культуре, экономике, космонавтике и политике. МАИ, М., 1997

-- Птушенко А.В. О "традиционных" ошибках в науке и технике // Техника -- молодёжи N 5, 1997

-- Птушенко А.В. Земные проблемы решаются на небесах. // НиЖ N 6, 1991

-- Птушенко А.В. Космос и рынок /Земля и Вселенная, 1993

-- Птушенко А.В. Защитить идею! / Химия и жизнь, 1993

-- Птушенко А.В. Да здравствует закон.../ Химия и жизнь, 1993

-- Птушенко А.В. Голова или руки? // Деловая Россия, 1992

-- Птушенко А.В. Учиться никому не поздно.// Рабочая трибуна, 1994

-- Птушенко А.В. Каким должно быть наше государство? // Бизнес, 1995

-- Птушенко А.В. Процесс пошёл, однако не тот//Лит. Россия, 1993

-- Птушенко А.В. Мы у государства не слуги //Правда, 1993

-- Птушенко А.В. Как не заблудиться в ветвях власти //Российские вести, 1994

-- Птушенко А.В. Не может процветать экономика, если культура чахнет//РВ, 94

-- Птушенко А.В. Выживет ли разум на планете? //Солидарность, 1993

-- Птушенко А.В. Куда поворачивают наше сознание? // Рабочая трибуна, 1994

-- Савинова А.Д. О проблемах патентования программного обеспечения ЭВМ в США
//Патенты и лицензии N 2, 1991

-- Свядосц Ю.И. Правовая охрана товарных знаков в капиталистических странах, 1969

-- Финкель Н.К. Патентное законодательство зарубежных стран, М., 1991

-- Штумпф Г. Лицензионный договор. М., 1988

-- Честной Б.А. Цена лицензии. М., 1993

-- Налоговый кодекс Российской Федерации

-- Арбитражный процессуальный кодекс Российской Федерации

-- Гражданский процессуальный кодекс РСФСР

-- Уголовный кодекс Российской Федерации

-- Уголовно-процессуальный кодекс Российской Федерации.

-- А.Д.Корчагин. Система интеллектуальной собственности в РФ: состояние, проблемы, ближайшие перспективы. / Интеллектуальная собственность (Промышленная собств.) N 3, 2002.

-- Darrel Menthe. Jurisdiction in Cyberspace: ATheory of International Spaces. 4 Mich. Tel. Tech. L. Rev. 3 (April 23, 1998). www.law.umich.edu/mttlr/volfour/menthe.html

-- А.В.Птушенко. Гимн Информациологов Мира. / Информациология мира N 4 (64) ноябрь 2000.

-- Теория государства и права. Москва, НОРМА-ИНФРА, 2000.

-- Основы государства и права. Москва, "Остожье", 1998.

-- А. Птушенко. Правовая защита интеллектуальной собственности. / Интеллектуальная собственность (Авторское право) N 2, 2002.

-- А.В. Птушенко. Проблема выбора наилучшей системы из числа конкурирующих. / Анализ систем на пороге XXI века, том третий. Москва, ИНТЕЛЛЕКТ, 1996

-- А.В. Птушенко. Культура как фактор ноогенеза. Ibidem, том 4, книга2, М., ИНТЕЛ., 1996.

-- А.В. Птушенко. Огрехи закона об авторских правах. / Интеллектуальная собственность (Авторское право) N 10 - 11, 2002.

-- А.В. Птушенко. Типовые ошибки в "юридическом языке". / Интеллектуальная собственность (Промышленная собственность) N 7 - 8, 2001.

-- А.В. Птушенко. Состоятельны ли аргументы "атомных лоббистов"? / Интеллектуальная
собственность (Промышленная собственность) N 9, 2001.

-- А.В. Птушенко. Безграмотные "красивости" //Независимое военное обозрение N 35, 2002.
141. К.С.Скоромников. Компьютерное право Российской Федерации. Москва, МНЕПУ, 2000.

142. А.А.Сергеев. Достаточна ли существующая модель местного самоуправления? // Проблемы
местного самоуправления N 1, 2002.

143. В.Гельман. Новая местная политика. / Очерки российской политики, М., 1994.

-- С.Г.Родин. Государственность и самоуправление. // Проблемы местного самоуправления, N 1, 2002.

-- Ю.М.Лужков. Путь к эффективному государству. М., 2002.

-- Право интеллектуальной собственности (сост. А Желудков). М., 1998.

147. В.И.Леушин / Теория государства и права (под ред. В.М.Корельского), М., 2000.

148. В.М.Корельский / Теория государства и права (п.р. В.М.Корельского), М., 2000\

149. М.Н.Марченко / Теория государства и права (п.р. М.Н.Марченко), М., 1998.

150. О.А.Гаврилов. Курс правовой информатики. Москва, НОРМА, 2000.

151. Птушенко. Скажи, кто твой друг...// Знание -- сила N 7 1987.

152. И.Близнец, К.Леонтьев. Эволюция понимания интеллектуальной собственности на совре-
менном этапе. // Интеллектуальная собственность (Авторское право) N 10 2002.

-- Хэрри Алдер. НЛП. Современные психотехнологии. Питер, М-Харьков-Минск, 2000.

-- Птушенко. Земное, возвышенное и системный анализ. // Встреча. NN 5, 6 1989

-- А.А.Алексеев, Л.А.Громова. Поймите меня правильно. Экономическая школа, СПб,1993

-- А.К. Толстой. Князь Серебряный. Стихотворения. Худ. Литература, 1986.

Иллюстрации

-- Декомпозиция системы...................................................13

-- Зависимость эффективности от экономичности........................13

-- Эффективность и экономичность системы..............................13

-- Системный анализ Общества...........................................26

-- Соотношение систем: Природа -- Общество -- Культура..........13

-- Структура Гражданского Общества....................................28

-- Тезаурусная концепция информации...................................29

-- Структура Информациологии.............................................29

-- Идея в составе собственности..............................................67

-- Общий закон об интеллектуальной собственности......................67

-- Блок-схема системы Право..............................................110

-- Блок-схема системы Интеллектуальное право........................110

-- Информациологическое право............................................110

-- Общая структура системы Право.........................................116

Обобщённые итоговые выводы

-- Человечеству, видимо, не суждено дожить до XXII века, если оно не изменит безотлагательно принципов управления обществом.

-- Продолжение следования по устоявшемуся "западному" пути развития всего человечества с высокой вероятностью может привести к полному исчезновению жизни на планете Земля.

-- В интересах Мира и самой России целесообразнее евразийский путь развития РФ и других стран бывшего СССР в условиях биполярного мира -- вместо предпочитаемой сегодняшними "руководителями" этих стран безоговорочной вестернизации.

-- Необходимо изжить власть политиков с их чиновничьим аппаратом (и в Мире, и в России) и установить власть научного сообщества -- создать Концептуальную ветвь механизма управления человечеством.

-- Глобализация мировой экономики неизбежна, но проходить она должна не в условиях неуправляемого рынка, а на фоне целенаправленного научно обоснованного движения к информационно-сотовому Гражданскому обществу с правовым государством, формируемым путём самоорганизации снизу-вверх, при исключении невосполнимых природных ресурсов из числа объектов частной собственности.

-- Необходима коренная перестройка теории права и государства, экономической теории, теории рационального природопользования. Путем слияния этих областей целесообразно создание новой междисциплинарной науки -- эконологии. Её изучение следует ввести и в гуманитарных, и в технических вузах. Целесообразно создать надгосударственные органы квалификации специалистов в данной области.

-- Необходима коренная перестройка системы образования, исключающая приоритетность "государственного образования" : образованный человек по определению обязан находиться в оппозиции к любому государству.

-- Культура как системный базис права и система, ответственная за формирование человеческой личности, везде и всюду должна получить первоприоритетный статус.

-- Наука, искусство и религия как три равноправные системы познания Мира и места Человека в нём, как три равнозначных подсистемы системы "Культура" обязаны перестать конфликтовать между собой, выработать оптимальные алгоритмы взаимодействия и направить все интегрализованные усилия на достижение главнейшей цели: изменение ментальности Общества -- решительный поворот от меркантилизма, прагматизма и безответственности к безусловному приоритету духовных ценностей, материального самоограничения, личной ответственности перед Богом и следующими за нами поколениями.

-- Исходя из максимы Монтескье "Финансисты поддерживают государство точно так же, как верёвка поддерживает повешенного", Человечеству необходимо безотлагательно принять все необходимые меры для пресечения эгоистично - спекулятивной безответственности мировой кредитно-финансовой системы и превращения её во вспомогательную подсистему Общества, которой предписано исключительно обслуживание производства и запрещены любые самодовлеющие банковские спекуляции.

-- Исходя из всеми признанного принципа приоритета прав человека необходимо привести мировое законодательство и законодательство каждой отдельной страны в соответствие с максимой подчинённости государства Обществу, рассматривая государство как подсистему управления, которой общество поручает управление собой на чётко оговорённых условиях, которые государство не в праве менять или нарушать.

-- Сегодняшнее положение России в мире весьма двусмысленно. Демонстрируемое ныне действующими властями неуклонное стремление к альянсу с Западом может свидетельствовать о разном. Либо о постпетровском поиске путей к инструментальной культуре. Либо об элементарном отрабатывании обязанностей оккупационного правительства в собственной стране. (Сегодня, понятно, для оккупации не обязательно вводить в оккупированную страну регулярные войска -- достаточно разномастных "пятых колонн"). Мне представляется, второе заметнее. Однако допускаю, что многие со мной не согласятся.

-- Необходима системная парадигма теории интеллектуальной собственности и общей теории Права.

Незыблемым является, на мой взгляд, одно: стратегия геополитики России должна исходить из вышеперечисленных тринадцати соображений. И никогда (и ни в чём!) -- наоборот!

Приложение

Анатолий Птушенко

ГИМН ИНФОРМАЦИОЛОГОВ

Наш мир всегда стоял на трёх китах;

К единому ведут и знание и вера:

Основа сущего и в мире, и в умах --

Материя, Информация и Мера.

Припев:

Ты информолог. Значит, -- на краю,

Где фронт войны с Невежеством и Ложью.

Бестрепетно положишь жизнь свою

К высокой Истины высокому подножью!

Информациология есть мера всех вещей.

Наукой станет истинная Вера.

Оплот Земли, оплот Вселенной всей --

Материя, Информация и Мера!

Припев

Информациология включает все поля,

Невежеству она заслон поставит.

Служить Народу Власть она заставит --

Информосотами охватится Земля!

Припев

--------------------------------------------------------------------------------

Анатолий Птушенко

РУБАИ

ВЕЧНОЕ & СОВРЕМЕННОЕ

Писать иль не писать - вопрос простой:

Не обольщайся формою пустой.

Идеи правят миром. Помни это.

А коль их нет - пора и на покой!

Коль ты ханжа, вино тебе во вред.

И для глупца оно - источник бед.

Лишь мудрому суть жизни приоткрыта:

Пей для веселья - и живи сто лет!

III

К концу быстрей уносятся года

И холодеет суток череда.

Но не спеши к эринниям в объятья:

Мудрее - быть, чем мчаться в никуда.

История в конце концов рассудит

Равно и нищего, и короля. Забудет

Народ своих тиранов. Но любовь

Для тлена неподвластною пребудет.

Свои дела аршином честным мерь.

Не богатей за счёт чужих потерь.

Но если пренебрёг чужой бедою -

Не будешь счастлив никогда, поверь.

Власть и богатство - ценности глупцов.

Кто б ни кричал, что мир де сам таков,

Не подражай им в этой жизни бренной.

Живи как человек, - не сея льстивых слов.

VII

Кто смеет отрицать могущество науки?

Пусть и в другом есть творческие муки,

Но для людей важнее результат.

И голова всегда важней, чем руки!

VIII

Всю жизнь стремится к счастью человек.

Но лишь немногим Бог продляет век.

Не оскверняй свой век, служа Маммоне,

И злата блеск пусть не смежает век.

Жизнь нам несёт немало огорчений.

Но можно ль жить без творческих мучений?

А коль творец ты, -- не спеши к концу:

Сам труд важней законченных свершений.

Не всякий путь нас к истине ведёт:

Подчас идёшь назад, а думаешь - вперёд.

Но если с истиной в пути ты разминулся -

Остановись. И не морочь народ.

И я, как все, хочу оставить след.

Но где найти мне истинный ответ:

Что лучше - дуб взрастить? Или разрушить Трою?

Иль защитить убогого от бед?..

XII

Кому чужды и совесть, и отвага,

Кто избегал всегда решительного шага,

Кто для себя копил, не зная цели высшей, -

Тот не делец, а мерзостный деляга.

XIII

Когда не знаешь, как потратить силы,

Как послужить своей отчизне милой, --

Отправься в путь и к миру приобщись.

А после возвратись к родным могилам.

XIV

Ценнейшее из всех богатств - Культура.

Но не лежит к ней русская натура -

У тех, кто вечно рвётся к "руководству"

И величает сам себя - "номенклатура".

Пей вино - и всё пройдёт,

Жизнь беспечно протечёт.

Только не подумай спьяну,

Что заслужишь тем почёт!

XVI

Мы пришли в этот мир и уйдём из него.

Но отсюда с собой не возьмём ничего -

Всё оставим живым, по наследному праву:

Чтоб Земле не свернуть с пути своего.

XVII

Кто славянин, а кто литвин иль жид, -

Пускай Фемида в тайне сохранит,

Все мы равны перед судом Всевышним -

Лишь враг людей иное говорит.

XVIII

Не суетись: всего не обоймёшь.

Когда-то сам ты к этому придёшь.

Но даже если это осознаешь -

Упущенного всё же не вернёшь!

XIX

К несчастью, так устроен свет:

В делах глупца ошибок нет.

Его лишь бесят наставленья.

И тьма ему милей, чем свет.

Глупцу не нужен никакой совет.

Ему в самодовольстве равных нет.

Упрямей он любых ослов на свете.

Как уберечь от этаких Совет?

XXI

Известно нам, что в тупости лица -

Сигнал для всех: вы видите глупца.

Косноязычие - тому ж свидетель.

Смешон глупец в личине мудреца!

Содержание

Биография.................................................................................................................2

Введение..................................................................................................................3

Глава 1. Философия права. Методы исследования.................................................................5

Глава 2. Системоанализ. Системный подход...........................................................................8

Глава 3. Культура как системный базис права.....................................................................19

Глава 4. Информатизация общества -- информациологический источник новой теории права..............27

Информационно-сотовая организация Общества.........................................................................27

Информациогия................................................................................................................28

Глава 5. Новая концепция интеллектуального права...............................................................33

О некоторых общих положениях интеллектуального права..............................................................34

Системная концепция интеллектуального права...........................................................................56

Фонд интеллектуальной новизны............................................................................................68

Критика патентного закона Российской Федерации......................................................................69

Критика закона об авторских правах РФ..................................................................................81

Глава 6. Экологические корни права.................................................................................96

Глобальные проблемы современности.......................................................................................97

Проблемы лидерства в современном мире.................................................................................99

Проблемы эконологии.......................................................................................................101

Экологические основы права и экономической теории.....................................................................103

Международная Академия Эконологии..................................................................................104

Глава 7. Системный взгляд на структуру Права.....................................................................105

Глава 8. "Компьютерное право" сегодня...........................................................................117

Анализ ситуации..............................................................................................................117

Что делать?............................................................................................................................................................129

Глава 9. Системная концепция самоуправления....................................................................130

Анализ современной ситуации...............................................................................................131

Место государства в Обществе.............................................................................................138

Функции и структура правового государства..............................................................................139

Место самоуправления в государстве. Общество и государство.......................................................141

Гражданское Общество.......................................................................................................141

Разграничение полномочий ветвей власти.................................................................................143

Концептуальная власть.......................................................................................................143

Самоуправление и самоорганизация Общества...........................................................................145

Глава 10. Моральный вред..........................................................................................146

11. Проект новой Конституции Российской Федерации..........................................................156

12. Предложения по коррекции закона о выборе Президента Российской Федерации......................160

13. Замечания к Конституции РФ....................................................................................161

14. Общественные объединения.........................................................................................175

15. Эффективность экономики..........................................................................................179

16. Оценка сегодняшнего состояния исследований в сфере интеллектуальной собственности...............188

17. Типовые ошибки в "юридическом языке".....................................................................197

Литература..............................................................................................................209

Иллюстрации............................................................................................................212

Выводы..................................................................................................................213

Приложение ............................................................................................................215

Содержание.............................................................................................................220

214

Комментарии: 6, последний от 19/09/2019. © Copyright Птушенко Анатолий Владимирович (agynch@m.astelit.ru) Размещен: 26/06/2005, изменен: 17/02/2009. 978k. Статистика. Монография: Право	Оценка: *5.2620** Ваша оценка:

Птушенко Анатолий Владимирович Системная парадигма права

Птушенко Анатолий Владимирович
Системная парадигма права