Шалыт-Марголин
О, Джоконда!

Lib.ru/Современная литература: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Помощь]
  • Оставить комментарий
  • © Copyright Шалыт-Марголин (a.shalyt@mail.ru)
  • Обновлено: 06/03/2009. 208k. Статистика.
  • Пьеса; сценарий: Драматургия
    •  Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Вторая редакция. Исправлены некоторые опечатки. Первая редакция была размещена авторском сайте в библиотеке Мошкова 09/11/2007.

    •   
      
       Александр Шалыт - Марголин
      
      
       О, Джоконда !
      
      
       Киносценарий полнометражного художественного фильма
      
      
      
      
       Минск, 2005
      
       Вторая редакция. Исправлены некоторые опечатки.
       Первая редакция была размещена авторском сайте в библиотеке Максима Мошкова 09/11/2007.
      
      
      
      
      
       Зарегистрировано РАО
       произведение
       Шалыт - Марголина Александра Эммануиловича
       Киносценарий полнометражного художественного
       Фильма
      
       Под названием
      
       <<О, Джоконда!>>
      
       за  11835
       от 14 мая 2007 года
      
       Женщинам, которым мы дороги, посвящается
      
       Один из городов России. Наши дни.
      
       Погожее весеннее утро. Чёрный дог по имени Джоконда (девочка) резвится на пустыре вместе с другими собаками, которых выгуливают их хозяева.
       Виктор тихонько свистит и зовет: "Джоконда"
       Виктор. Джоки, иди ко мне. Нам уже пора.
       Когда она подбегает, Виктор одевает поводок.
       Виктор. Пора, моя девочка. Мне сегодня надо раньше в контору.
       Они идут дворами и приходят домой. Дома Виктор разогревает для Джоконды овощной суп с косточкой. Он ещё не успевает ополоснуть лицо после бритья, как раздается телефонный звонок. Звонит Тадеуш - его близкий друг и заместитель заведующего лабораторией.
       Тадеуш. Виктор Эммануилович, ты не забыл, что сегодня семинар, а потом собрание лаборатории? Не опаздывай, пожалуйста. Ведь на семинаре ты будешь оппонентом на докладе Вершинина. А то прошлый раз ты чуть-чуть задержался, этак, минут на пятнадцать. (В голосе Тадеуша Виктор чувствует иронию).
       Виктор. Да нет. Не опоздаю на этот раз.
       Виктор стоит возле зеркала и завязывает галстук. Джоконда заходит в большую комнату и вглядывается в фотографию женщины, висящую над телевизором.
       Виктор. Ну, что ты так внимательно рассматриваешь? Ты же знаешь, что её уже три года как нет... Ну всё. Мне пора, будь умницей.
       Виктор поднимется на второй этаж в институте, на этаж, где расположена его лаборатория. Он идет по коридору. На табличках комнат написано:  23 "Лаборатория методов квантовой теории поля в физике конденсированных сред",  25 - заведующий лабораторией, член-корреспондент РАН, профессор Прудников А.С.,
        27 - заместитель заведующего лабораторией, доктор физико-математических наук, профессор Сикорский Т.В. В дверь этой комнаты он и стучит. Раздается "Входите. Открыто".
       Тадеуш. А, Витёк! Что-то ты сегодня совсем уж рано. Кофе и пирог с маком не желаешь? Я вот не успел позавтракать.
       Перед Тадеушем стоит кофейник и уже разрезанный пирог.
       Виктор. От кофе не откажусь, а пирога не надо - я плотно позавтракал.
       Он берет чистую чашку, наливает в неё кофе и садится в кресло.
       В это время дверь в кабинет открывается и в него входит Вадим Вершинин, который почему-то держит в руке тарелку и чистую чашку.
       Тадеуш. Вадим, что-то случилось? До семинара ещё много времени.
       Вершинин. Тадеуш Вацлавич! Помните, мы на той неделе расписывали "пулю" и вы мне проиграли? Сказали ещё, что отдадите в зарплату.
       Тадеуш ничего ещё не успел ответить, как Вершинин отрезает большой кусок пирога и наливает полную чашку кофе.
       Вершинин. Это в счёт будущих репараций.
       Виктор: Ну, Вадим! Видал я наглецов, но таких как ты - первый раз в жизни.
       Тадеуш. Вадик, знаешь, почему я до сих пор не снял с тебя штаны и не всыпал по первое число? Ты мне напоминаешь, каким я был в детстве и отрочестве и эти воспоминания меня очень согревают. Всё. Пока свободен.
       Вадик выходит из кабинета.
       Виктор. По-моему, Тадеуш, ты ошибаешься. Ты не трогаешь его потому, что он очень талантлив. Таланту часто сопутствуют озорство и шаловливость.. Вадим действительно очень талантливый мужик. Мы с тобой в его годы таких результатов не добивались.
       Тадеуш. Вот ты его защищаешь, а он ...
       В это время в дверь кабинета кто-то стучится.
       Тадеуш. Ладно, поговорим потом. Войдите.
       В дверь входит красивый молодой человек лет 25-ти.
       Тадеуш. Знакомься, Витя. Мой аспирант - Альберт Петрович Кожин. Вернее, один из моих аспирантов, с которым у меня сейчас предстоит серьёзный и пренеприятный разговор.
       Виктор. (вставая). Так, может, я пойду?
       Тадеуш. О, нет! Посиди, пожалуйста, у нас от тебя секретов нет.
       И далее, после небольшой паузы.
       Тадеуш. Вот что, Алик, я вызвал тебя сегодня, чтобы задать только один вопрос: ты собираешься начать по-настоящему работать или нет?
       Альберт: Но вы же знаете - я работаю, стараюсь.
       Тадеуш. И это ты называешь работой? Полгода осталось до окончания аспирантуры, а каков результат? Одна статья в сборнике, который не рецензируется, и одни тезисы. И всё. И всё?
       Тадеуш по обыкновению повторяет отдельные слова.
       Тадеуш. Я, каюсь, проявил гнилой либерализм, когда не отчислил тебя из аспирантуры год назад. В глубине души ещё на что-то надеялся. А зря! Ты путаешься в простых вещах: не можешь взять правильно несложный интеграл, посчитать матричный элемент. Посмотри на Лёню Гладышева. Вот человек пашет: пять статей в рецензируемых журналах, из которых три - в дальнем зарубежье. К концу аспирантуры он без всяких сомнений представит диссертацию в Совет, и я буду ходатайствовать перед Андреем Сергеевичем о зачислении его в штат лаборатории. А ведь стартовали вы с ним одинаково. Ты даже шёл чуть предпочтительней. Но сейчас вас и сравнивать нельзя. Как это сейчас говорят - некорректно. Так в чём дело?
       Альберт. У меня сложная личная жизнь.
       Тадеуш. Да брось ты. У кого она простая. Ты думаешь у Гладышева? Насколько мне известно, он тоже пока не женат.
       Затем после паузы....
       Тадеуш. А ответ ужасно прост и ответ единственный. (Поворачиваясь к Виктору и подмигивая, - дескать, ты же знаешь слова известной песни Высоцкого). Всё дело, на мой взгляд, в структуре времени.
       Альберт. То есть?
       Тадеуш. Если Гладышев заполняет промежутки времени между занятиями наукой своими дамами, ты - наоборот - промежутки между своими дамами - занятиям наукой. У нормальных людей промежутки всегда намного меньше основной части. Вот и всё. Кстати, брал бы пример с Полины Палны. Тоже моя аспирантка. Маленький ребёнок на руках, муж на работе с утра до ночи. А результат почти такой же, как у Гладышева. Вот что я тебе скажу, дорогой. Даю тебе три ...(потом подумав), нет, два месяца. Если за это время сдвигов не будет, то перед руководством я поставлю вопрос ребром. Кстати, всё время забываю тебя спросить вот о чём: а зачем тебе вообще нужна наука? ...
       Парень ты красивый. Девок у тебя и так столько, сколько захочешь. И уже давненько наука не является источником ни престижа, ни заработка. Так зачем она тебе нужна? Ты можешь спокойно уйти в бизнес. Тем более у тебя там, кажется, все схвачено, благодаря отцу и старшему брату.
       Ладно. Вопрос исчерпан. Нам пора на семинар. Ты не собираешься?
       Обращается к Альберту.
       Альберт. Нет, у меня сегодня совсем нет времени.
       Тадеуш. Ну вот! Старая песня! Последний раз повторяю. Два месяца. Усёк?
       Альберт. Усёк.
       Тадеуш. Витёк, пошли в 23-ю. У нас всего пару минут.
       В 23-ей комнате Виктор занимает место возле компьютера. Рядом с ним - Сергей Юшкевич, только что вернувшийся из Австрии.
       Юшкевич. Что здесь новенького, мосье Рахлин? - обращается он к Виктору с вопросом. А то я ведь ничего не знаю.
       Виктор. (подтрунивая) Так вы же всё по Голландиям, да по Австриям шастаете. Да ничего особо нового нет. Кроме того, что у Бондаренко родился сын.
       Юшкевич. (тихо) Да.
       Затем вскрикивает - Да?!
       Виктор невольно вздрагивает, роняет ручку.
       Виктор. (обращаясь к Юшкевичу) Сергей Валерьевич, вы хоть предупреждайте, когда у вас такие "заскоки". Так ведь можно и заикой остаться.
      
       Комната  23. Семинар.
      
       Виктор. (обращаясь к Вершинину, который стоит у доски с формулами) Да, по-моему, всё нормально. Это - готовый результат. Можно набирать статью.
       Вершинин. Да где ж готовый? Я не знаю как взять интеграл в последней строке.
       Виктор. Что ты тут напридумал. Что ты хреновину порешь?
       Тадеуш. Витя! Попрошу не выражаться. Мы не одни - здесь женщины (поворачивается в сторону Полины Палны).
       Виктор. Ах, да. (поворачивается в сторону Полины) Прошу извинить. (И опять, обращаясь к Вершинину)
       Смотри! В силу принятых граничных условий выживает только квадратичная часть и интеграл сводится к гауссовому, который берётся точно.
       Все сразу одобрительно загалдели.
       Виктор. Перестраховщик ты, Вершинин. Даже, если бы ты и не знал, как взять интеграл от всего выражения, то не беда. Мы же пользуемся программой "Математика". В данном контексте, самое главное - правильно написать подинтегральное выражение, что ты и сделал.
       Олег Матяев. Да, Белый, (Вершинин получил это прозвище в лаборатории за свои очень светлые волосы), что-то ты стал совсем боязливым. На тебя не похоже.
       Раздался чей-то голос. Вадик! Дай полный гамильтониан.
       Вершинин. Дай!! Да где ж я тебе его возьму? Тоже мне. Дай! Вам, мужикам (он поворачивается к Полине и улыбается) только это и надо.
       Та смущается.
       Тадеуш. Вадик! А без пошлостей нельзя? Я ведь уже предупреждал Рахлина.
       Вадим: Ах, да, да!
       Виктор. Полного гамильтониана пока что мы не имеем. (Потом, подумав) И никто не имеет. А этот лучше всего аппроксимирует имеющиеся на сегодняшний день экспериментальные данные. Он - модельный. Ну и модель достаточно адекватна. (После паузы замечает). Пока что.
       Тадеуш. Ладно. Подведём итоги. (И вопросительно смотрит на Виктора). Что ты нам скажешь как оппонент Вадима Алексеевича?
       Виктор. Я считаю, что материал надо запускать, то есть делать работу и отсылать в печать. И побыстрее. Но ещё не рассмотрен вырожденный случай.
       Тадеуш. Стоп. Стоп. А случай нарушения симметрии?
       Олег Митяев. Постойте, насколько я помню, случай нарушенной симметрии достаточно подробно рассмотрел Рахлин еще месяца три тому назад.
       Тадеуш. (Обращаясь к Виктору) И ты молчал?
       Виктор. Во-первых, я выступал на семинаре. Тебя, кажется, не было. Ты в это время был в Италии. Во-вторых, я считаю, что любой практический результат должен вылежаться, прежде, чем его отсылать...(Он не успевает договорить).
       Тадеуш. (резко и с раздражением) Нечего тут демагогией заниматься. Тоже мне. Вылежаться! Наука - это гонка. Нас просто опередят. Я могу сейчас назвать три-четыре группы, которые буквально на пятки нам наступают: в Дании, Франции, Испании. Немедленно вместе с Вадиком кладите свои статьи в сеть и отсылайте в печать!
       Виктор. Да, но вырожденный случай все равно остается нерассмотренным. И пока у нас никаких зацепок нет.
       Юшкевич. По различным подходам в случае вырождения есть монография Харриса.
       Тадеуш. (уточняет) Да, Джима Харриса из Торонто. Но она была малотиражная и очень редкая. Во всяком случае у нас её нет.
       На минуту устанавливается тишина. Прерывает её Митяев.
       Митяев. (обращается к худому человеку в очках).
       Сеня! Гадлевский! Не ты ли мне хвастался, что во время конференции в Киеве, ты "подъехал" к Харрису и выпросил экземпляр этой книги. А? Ты мне его даже показывал
       Гадлевский встает и в замешательстве не может произнести ни слова.
       Митяев. (наступает на Гадлевского) Сеня, где книга?
       Наконец, Гадлевский выдавливает из себя объяснение.
       Гадлевский. Понимаешь, буквально на следующий день на этой же конференции ко мне подошел Аасме.
       Виктор. Это Марти, что ли? Из Тарту?
       Гадлевский: Да. И предложил мне поменять эту книгу на другую: "Эротика и секс в древности и современном мире", которая вышла у них в Эстонии: 500 страниц, с цветными иллюстрациями, 7 разделов и на русском языке.
       Юшкевич. И ты, конечно, поменял. Ах, Гадлевский, Гадлевский....
       Какой же ты все-таки Гад Левский ! Да этого "мусора" и у нас продается столько ...
       Гадлевский. Во-первых, это - не мусор! Во вторых, у нас это не так хорошо издается и цена другая.
       Возникает пауза. Тут взрывается Вершинин.
       Вершинин. Идиот!! 500 страниц с картинками. Да я тебе из Интернета вытащил бы 1000 страниц с картинками, если бы ты сказал, что тебя это так достает.
       Затем, обращаясь к Сикорскому.
       Вершинин. Тадеуш Вацлавич! Понабрали в лабораторию идиотов, а потом удивляемся, что кругом проколы.
       Пауза.
       Виктор. Ладно. Это все неконструктивно. Что будем делать? (Далее, подумав). Я полагаю, что из книги Харриса для нас мало что можно извлечь. Но этим направлением конкретно занимаются две группы.
       Тадеуш. Ты имеешь ввиду Карпантье и Боровчика?
       Виктор. Именно.
       Тадеуш. Вот что. Тут надо распараллелиться. (обращаясь к Виктору). Ты, Виктор Эммануилович, свяжись с Клодом Карпантье. Тем более, ты у него в Тулузе был, знаешь лично. Делай это осторожно. Там ведь люди ушлые работают. Сразу поймут, откуда ветер дует и могут нас обойти. Поэтому, сначала зайди в иностранный отдел и разыщи работы этой группы. Причем, обрати внимание на старые работы, которые не попали в сеть. Посмотри их результаты за период, когда группу возглавлял Клозель. И только после этого аккуратно составь мэйл к Карпантье. Перед отправкой покажешь мне.
       Виктор. Хорошо. Завтра подойду в иностранный отдел библиотеки.
       Тадеуш. Послезавтра. А завтра я тебя попрошу встретиться с Болотовым. Потом скажу, зачем. (Помолчав). Боровчику я напишу сам.
       Вершинин. (усмехнувшись) Кто же лучше поговорит с Анжеем Боровчиком из Кракова, нежели Тадеуш Сикорский?
       Все заулыбались.
       Митяев. Вадик! Когда-нибудь тебе отрежут язык. Ты дождешься.
       Тадеуш. Так. Всё. Перерыв 40 минут, затем собрание.
       (И обращаясь к Полине.)
       Полина Пална! Вам всё понятно?
       Полина. В основном. Но вопросы есть.
       Тадеуш. Договорились. В течение следующей недели вы зайдете ко мне. А сейчас всего вам доброго - у нас собрание. Будут обсуждаться внутренние проблемы.
       Виктор. Тадеуш, тебе что-нибудь взять в буфете?
       Тадеуш. Если можно, принеси винегрета, пару кусочков хлеба и порцию рыбы. Если всё это будет, конечно.
       Виктор. Да, и ты мне что-то хотел сказать по поводу Вершинина. Как раз пришёл твой аспирант и прервал.
       Тадеуш. Помню. Вот ты его защищаешь, а именно, он придумал тебе прозвище "шлёма" или "шлемазл"
       Виктор. Ну и что. Так называла меня и моя бывшая жена. У евреев "Шлемазлом" называют, вообще - то, неплохого человека, но крайне непрактичного, то есть недотёпу, коим я и являюсь.
       Тадеуш. И ты не обижаешься?
       Виктор. Нет. Во-первых, я об этом знал, так что никаких Америк ты мне не открыл, а, во-вторых, на правду не обижаются...
       В буфете ребята выстраиваются в очередь. Виктор немного опаздывает, но они и ему занимают место.
       В середину очереди пытается пристроиться кто-то из экспериментаторов: "Ребята, я здесь был".
       Вершинин. (Выходя грудью вперед и отталкивая этого человека) Позвольте! Мы находимся в таком порядке: Митяев, Юшкевич, я, Шлемазл бр-р, то есть Рахлин, Гадлевский, Скоков..... И как говорил мой любимый писатель: "А вас здесь не стояло!"
       После обеда Виктор подходит к буфетчице.
       Виктор. Зинаида Михайловна, дайте мне для Джоконды несколько подкопченных сосисок.
       Зинаида Михайловна. (улыбаясь, кладет сосиски в целлофановый мешок). Вот сосиски и ещё кое-что (улыбаясь) "Кое-что" - это довольно много количество костей, которые так любят все собаки.
      
       После обеда все опять собираются в 23 комнате.
       Гадлевский: Тадеуш Вацлавич! У меня есть предложение. (Сикорский не успевает ответить).
       Юшкевич. Какое предложение? Сеня, ты сегодня и так обделался с ног до головы.
       Тадеуш. Ладно, валяй.
       Гадлевский. Можно разослать по мэйлу несколько писем насчет книги Харриса. У меня есть друзья в разных местах, они отксерокопируют и пришлют нам.
       Виктор. Предложение неплохое. Так и сделай. Я думаю, что нам эта книга впоследствии пригодится. Поэтому, будет очень неплохо. если мы получим ксерокс этой книги
       Тадеуш. Ладно. Перейдем к повестке нашего собрания. (Обращаясь к Гадлевскому): Сеня! Сходи и позови вахтера Василия Семеновича.
       Через несколько минут Василий Семенович появляется в лаборатории.
       Тадеуш. Василий Семенович! Расскажите-ка, пожалуйста, всем присутствующим, как вы уже рассказывали мне что там происходило в предыдущий вторник, в цокольном этаже, где экспериментальные комнаты.
       Василий Семенович. Ну что? Ходил я, проверял порядок, часиков в 7, полвосьмого вечера. Слышу в комнате 3 мужской и женский голоса, возню, скрипы мебели, всякие там охи, ахи... Я сначала постучал, хотел милицию вызывать. Потом решил не поднимать шума, не выносить сор из избы. Тем более, что голоса показались мне знакомыми, хотя эти мужчина и женщина старались говорить тихо. (потом помолчав)... Потрахиваются тут у вас.
       Тадеуш. Спасибо, спасибо Василий Семенович. Только попрошу без комментариев. Как мы с вами и договаривались - за мной не заржавеет. А сейчас ещё раз благодарю вас и вы свободны.
       Когда Василий Семенович уходит, Сикорский продолжает
       Тадеуш. Ну, что скажете? Я проверил: на прошлой неделе никто, кроме вас, "орёликов"., не имел доступа в это помещение: от этой комнаты ключи были только у вас.
       Вершинин. (выразительно глядя на Виктора) Кто у нас в данный момент не женат? А?
       Виктор. ( Глядя на Вершинина ) Скажи лучше, Вадик, кто у нас в данный момент женат. Зачем же мне, неженатому человеку, который живёт в свое удовольствие один в хорошей квартире лазить по цокольным этажам, экспериментальным комнатам. Ты же знаешь, я - сибарит, люблю ванну, тёплый махровый халат.
       У Вершинина забегали глаза.
       Сразу несколько человек одновременно. Точно, Вадик, твоя работа!
       Юшкевич. Вообще-то, Вершинин, это с тобой не впервой. На киевской конференции у тебя тоже что-то там было с бабами. Не помнишь? Какой-то ночной инцидент.
       Вершинин. Ещё не хватало, чтоб у меня что-то было с мужиками.
       ( ухмыльнувшись). Мое прозвище в институте - "белый", а не "голубой".
       Тадеуш прерывает.
       Тадеуш. Всё! Всё! Хватит! Я не буду дознаваться, кто там был. Совести у вас нет! И это в то время, когда руководитель лаборатории почти на два месяца приглашен в Калтех читать лекции по вашим достижениям.
       Чей-то голос. А на какую тему?
       Тадеуш. (продолжая) По всем темам.
       Чей-то голос. И по высокотемпературной сверхпроводимости тоже? Тадеуш. (ехидно) Да! И по высокотемпературной сверхпроводимости тоже! (продолжая) И вы прекрасно знаете, что Андрей Сергеевич старается держаться в тени а вас, засранцев, будет рекламировать. Калтех - святое место. Там сам Фейнман работал! А вы здесь чем занимаетесь?
       После паузы
       Юшкевич. Но, Тадеуш Вацлавич!
       Тадеуш. Что Тадеуш Вацлавич? Я нашу лабораторию превращать в бордель не позволю! У нас институт физики твердого тела, а не анатомии и физиологии мягкого пола. Вы и так творите, что хотите. Ваша работа - получать результаты и писать статьи. Все! Обязательный день посещения один - вторник, когда у нас семинар. Хотите здесь репетиторством заниматься - пожалуйста. Хотите подрабатывать иначе - нет возражений. Я недавно открыл сейф в 29 комнате: папку чистую надо было взять. Там почти весь сейф был забит коробками с какими-то дорогущими французскими сапогами.
       Митяев. Хорошо ещё, что не с презервативами.
       Раздаются смешки.
       Тадеуш. (продолжая). Но эта свобода не дает вам права превращать работу в бордель. (Помолчав). Я вот что решил. Сама обстановка в третьей комнате является провоцирующей. Кто у нас отвечает за порядок в этой комнате? Ты, Гадлевский?
       Гадлевский. Да, я.
       Тадеуш. Там что стоит справа? Оттоманка?
       Митяев. Это не оттоманка, это - софa.
       Тадеуш. Неважно. Софу убрать. (Затем добавляет) И Софу тоже вместе с софой.
       Дружный хохот.
       После паузы несколько человек одновременно.
       Но Тадеуш Вацлавич?!
       Тадеуш. Я сказал, убрать! И перенести ее в комнату отдыха на третий этаж. Там как раз есть место. Далее, вместо неё поставить продолговатый стол из 29 комнаты со всеми приборами. А большой стол, который стоит в той же экспериментальной комнате, заставить приборами из 32 - ой. Кресла заменить на табуретки, которые лежат на складе: не хрен рассиживаться, когда идёт эксперимент.
       Все сразу хором. А как же под компьютер?
       Тадеуш. Под компьютер, так и быть оставлю кресло.
       Вершинин: С подлокотниками или без?
       Тадеуш. Надо подумать. (Пауза).
       Пауза затягивается. Раздаются легкие смешки.
       Тадеуш.(наморщив лоб). Ладно, пусть будет с подлокотниками. И, обращаясь к Гадлевскому:
       Даю тебе, Сеня, сутки на то, чтобы ты привел третью экспериментальную комнату в надлежащий вид. Завтра вечером приду, проверю.
       Юшкевич. Крутенько, крутенько!
       Тадеуш. С вами иначе нельзя. И благодарите Бога, что заведующим лабораторией является такой либерал и интеллигент, как Андрей Сергеевич, а не такой человек, как я. Я бы уже давно за ваши фокусы, дал бы кое-кому такого пендаля, что летели бы "голова-ноги". По этому вопросу всё. Больше таких казусов не повторится. Скажите спасибо Василию Семеновичу за то, что он не вызвал милицию, а то бы пришлось кое-кого в трусы вдевать, а нам позор на весь институт!
       Встаёт, обращаясь к Гадлевскому:
       И согласуй всё с пожарниками, Семён.
       Второй вопрос.
       Тадеуш пробегает глазами по листу какой-то бумаге, который держит в руках.
       Тадеуш: Ну, что, Вершинин, опять ты?
       Вершинин. Я? Ну почему опять? Никто ещё не доказал, что в цоколе в прошлый вторник был я.
       Тадеуш (хмыкнул). И так всё ясно. Но сейчас возникло совсем другое дело. Речь не об этом (читает ещё раз). Вот поступила бумага из дирекции с требованием разобраться, что ты там натворил в Париже на конгрессе прошлым летом. Речь идет о неприятном инциденте с твоим участием. Расскажи-ка нам, пожалуйста, что там произошло, дирекция требует объяснительную.
       Вадим. А ничего особенного.
       Тадеуш. Нет, а всё-таки? Лучше бы с этим разобраться до приезда шефа.
       Вадим: Конгресс, как вы знаете, был две недели. В первую неделю заседания проходили в здании ЮНЕСКО, и за 30 минут до начала там был завтрак кофе, булочки с сыром, апельсиновый или грейпфрутовый сок. А вторая неделя была в Сорбонне. И я сразу просёк, почувствовал, конечно, что там нас кормить не будут. Действительно, мы пришли, а нас не пускали. Ну, вот, стоим мы как на иголках, понимаем, что останемся голодными. Один американский профессор так жалобно произнес: "Нот брекфэст тудей". Наконец за 5 минут до начала заседаний пустили. Конечно, я оказался прав - никто нас кормить и не собирался. Есть хотелось неимоверно. А тут как раз в перерыве между вторым и третьим докладом кто-то прибегает и кричит: "Хлопцы, в галерее Ришелье обнаружены бесплатные пищевые автоматы....Скорей туда". Побежали как стадо, и что же видим: действительно стоят абсолютно бесплатные пищевые автоматы: нажимаешь на одну кнопку - чашка кофе, на другую - стакан охлаждённого апельсинового сока, на третью - булочка с сыром, на четвёртую - стакан теплого томатного сока, и так далее. Вот это халява. Передо мной стоял Андрей Гайденко из Днепропетровска. Он подходит к автомату и давит на три кнопки одновременно. Интересно, какой автомат это выдержит? Но тут не выдержал я. Схватил его за грудки и начал трясти с криком "Эти автоматы со времён Ришелье никто не ремонтировал". Началась свалка, небольшая, правда. Ну вот и всё.
       Последние слова Вершинина тонут в общем смехе присутствующих.
       Тадеуш. (Также смеясь). Ладно, так и решим, что ты защищал честь Ришелье.
       Затем, обращаясь к Виктору и Митяеву.
       Тадеуш. Витя и Олег, помогите этому обормоту (кивок в сторону Вадима) составить объяснительную. Напишите там, ну я не знаю, что он не дал испортить оборудование в Сорбонне. Что у нас ещё?
       Раздается голос Михаила Седых.
       Седых. Тадеуш Вацлавич! Я обнаружил в монографии Старцева ошибку, и хочу съездить в Москву, указать ему не неё.
       Тадеуш. У Старцева? Не шутишь ли?
       Юшкевич. Миша, ты соображаешь, кто ты и кто Старцев? Ты - м.н.с., который лишь собирается защищать кандидатскую, а Старцев - академик, причем очень титулованный. Он один раз пукнет -- от тебя мокрое место останется.
       Митяев. А что, Старцев, действительно, такой титулованный?
       Юшкевич. О! У него званий и наград от грудей и до самого низу
       ( Юшкевич показывает рукой).
       Тадеуш. Кто может ещё что-нибудь сказать по этому поводу?
       Виктор. Ошибки там никакой нет. Просто Старцев недорассмотрел один довольно интересный случай. Это и понятно. Он строил общую теорию и мог что-то вначале не заметить.
       Тадеуш. Ну и? То есть как быть?
       Виктор. Понятно, что Миша может подъехать к Федору Петровичу Старцеву в Москву. Но не надо хватать его за грудки и кричать: "У Вас тут ошибки!", а совсем иначе "Дескать, при таком-то значении параметра возникает интересный случай, который можно было бы исследовать совместными усилиями". (Обращаясь к Седых) Кстати, тебе, Миша, это было бы полезно. Ты собираешься скоро защищать диссертацию, и велика вероятность того, что она попадёт на рецензию в институт Старцева.
       Тадеуш. На том и порешим. Однако командировочных я тебе не дам, поедешь за свой счёт. Это незапланированная командировка, на которую денег нет. (Он смотрит в сторону Седых).
       И, наконец, последнее. (Обращаясь к Скокову) Слава! До меня дошел слух, что ты уезжаешь от нас надолго. Первоначально ты планировал поездку в Канзас на 2 месяца, а теперь, говорят, что на два года, и не собираешься возвращаться. Слух идёт от твоей жены. Это - правда? Если да, то почему я узнаю об этом последним? Поясни.
       Скоков. Это правда. Я, действительно, еду на два года на постдока, но если удастся, то останусь насовсем.
       (Затем, немного помолчав) Все мы здесь не бунтари.
       Вершинин. Это в каком же смысле?
       Скоков. Просто, когда в 90-х в науке месяцами не платили зарплату, работники в других городах выходили на акцию протеста: в Обнинске, в Пущине, например. А мы тут сидели и ждали у моря погоды. То есть, вместо конституции мы предпочитали севрюжину с хреном. Хотя ни того ни другого мы, конечно же, не видели по той же банальной причине: нам не платили зарплату. Поэтому, вы уж извините меня за откровенность, но я хочу севрюжину.
       Тадеуш. Понятно, можешь дальше не продолжать. Это значит: "А вам, ребята - хрен". (Потом, помолчав). Только, вот что я тебе скажу, Славик: посмотрим какая ещё у тебя там будет севрюжина. Ты же привык делать то, что захочешь: захотел - сменил задачу, захотел - направление исследования. А там это не пойдёт. Начнёшь у них свои номера выкидывать - сразу вылетишь к чертям, и более того, на научную работу нигде не устроишься. Учти это. Три месяца после основного твоего срока, как и положено, будем держать за тобой место, а через три месяца, если ты не подтвердишь, что возвращаешься сюда, то, извини, адью!
       Расходятся все в подпорченном настроении.
       Тадеуш. Виктор Эммануилович, задержись. Буквально, на одну минуту.
       Рахлин оборачивается.
       Тадеуш. Зайди завтра к Болотову и договорись с ним вот о чём: может у них в фирме есть кто-нибудь, кто поможет нам усовершенствовать поисковую систему. Мы оплатим, вернее, постараемся найти средства для оплаты.
       Виктор. Хорошо. А что тебя не устраивает, как её сделал этот, как его?
       Тадеуш. Коктыш, что ли? Нет, не устраивает. Он у нас работал на полставки и похоже так и не понял, что нам нужно.
       По лестнице Виктор спускается вместе с Тадеушем.
       Тадеуш. Витёк, меня всё подмывает спросить тебя: а ты-то чего не уехал? Ведь мог, и предложения были неплохие. Брат твой, Борька, там хорошо устроен и тоже в науке.
       Виктор. На то есть много причин. Во-первых, болела мама, я не мог ее везти с собой и бросить одну тоже никак не мог.
       Тадеуш. Но мамы уже три года как нет.
       Виктор. Здесь её могила и могила отца. Есть Джоконда, как память о маме, и я не знаю, как она выдержит переезд. А во-вторых, я - человек ностальгирующий, и буду скучать по лаборатории, по ребятам и по тебе, по Андрею Сергеевичу. И, кроме того, (Виктор вздохнул) мне там женщины не нравятся! Категорически!
       Тадеуш смеется.
       Тадеуш. Витя, ты это серьёзно? Ну ты, старик, даешь! А как же Борька-то уехал.
       Виктор. Борька уехал во времена Советского Союза. Уехал по банальной причине - считал, что у детей, из-за того, что он еврей, здесь не будет будущего. Последней каплей был инцидент в школе. Старшая дочка пришла с уроков и сказала, что сын секретаря райкома партии ходил по классу и пел: "Если в кране нет воды - воду выпили жиды". После этого Борька у меня спрашивал: "Как ты думаешь, так где не поют? В горкоме? Так там тоже поют. И в ЦК поют". Вот так.
       Тадеуш. Я слышал, что он перетащил в Мичиганский университет, всю свою группу биофизиков?
       Виктор. Да. И по-прежнему он такой же жёсткий руководитель, как и был в Союзе. Поэтому ребята и называют его сокращенно БЭР - с одной стороны - Борис Эммануилович Рахлин, а с другой - биологический эквивалент рентгена.
       Тадеуш! У меня к тебе просьба: отпусти меня на пару дней в Москву. Мне надо повидать дядю Феликса, попрощаться с ним.
       Тадеуш. Попрощаться? Чего это?
       Виктор. Он уезжает в Штаты. Насосем.
       Тадеуш. Езжай. (Подумав). Но после вторника. И командировочных, как и Седых, я тебе не дам. Поедешь за свой счёт.
       Они выходят на улицу. Рядом с институтом стоит Надя Кулешова.
       Тадеуш. Маэстро Рахлин! Это, кажется, твоя знакомая.
       Виктор. Надя, что ты здесь делаешь?
       Надя. Решила прогуляться после работы, да вот стало холодно, и сама не знаю: воспользоваться транспортом или идти пешком дальше.
       Виктор. (Улыбаясь) Далеко же ты гуляешь от своего основного направления движения к дому. Может зайдём, выпьем кофе? (И он машет головой в сторону бистро).
       Надя. (С готовностью) Пошли.
       В бистро совсем немного посетителей. Виктор заказывает кофе для себя, а для Нади кофе с эклером. Она пьёт кофе, опустив голову, Виктор смотрит на неё.
       Виктор. Ты сейчас с родителями живёшь?
       Надя поднимет голову и смотрит на него.
       Надя. Да. После развода с Пашей я вернулась к родителям. Ты что-то хотел спросить? Почему я от него ушла?
       Виктор. Ты знаешь, я, обычно, без крайней нужды, такие бестактные вопросы не задаю. Но думать об этом - думал. Конечно, красивый молодой мужик, удачливый бизнесмен. Тебя никто из теперешних женщин не поймет.
       Надя. Не любила. Устраивает такой ответ? Да, у меня в инязе долго судачили по этому поводу. Ну что ж, пусть говорят...
       Она улыбается и продолжает.
       И когда я это сделала, такое облегчение почувствовала. И теперь тоже чувствую себя легко и свободно. Вот, например, когда сижу сейчас с тобой в бистро.
       Она залпом допивает остывший кофе.
       Ну, пошли.
       Уже выходя из бистро, Надя оборачивается к Виктору.
       Надя. У меня к тебе будет небольшая просьба. Ты не поможешь мне на компьютере набрать мою методичку и отредактировать её. У нас в инязе все компьютеры заняты, а дома у меня нет персоналки.
       Виктор. Отчего же не помочь. В субботу сможешь?
       Надя. Да.
       Виктор. Приходи часиков в пять.
      
       Дома Виктор садится работать за письменный стол. Но вдруг чувствует страшную усталость. Он закрывает глаза и "проваливается" Такие состояния у него бывают довольно часто после смерти матери. Он сидит во вращающемся кресле, запрокинув голову, с плотно закрытыми глазами. Это - ни сон, ни дрёма, ни бодрствование. Это - какое-то четвёртое состояние. Внезапно он видит, нет, скорее чувствует, что дверь в комнату открывается и входит его покойная мама. Витя начинает плакать. Он чувствует, что по щекам текут слёзы, но открыть глаза при этом не может. Мама подходит к нему совсем близко.
       Виктор. Мама. Мамочка. Прости меня за всё. Я так тоскую.
       Она вытирает ему слёзы.
       Рута Викторовна. Ничего, сынок. Всё хорошо. Ни в чём себя не вини....
       Виктор плачет ещё сильнее и чувствует, как мамины руки сильнее прижимаются к его щекам. Ладони, которыми она вытирает его щёки, мокрые от слёз, кажутся до странности какими-то шершавыми.
       Виктор делает над собой усилие и всё-таки открывает глаза. Перед ним - Джоконда. Опершись на задние лапы, положив передние ему на колени, она языком слизывает слёзы с его щёк. Виктор гладит собаку.
       Виктор. Джоки, нам пора гулять.
       На пустыре, для выгула собак многолюдно, и многих хозяев Виктор знает лично. Внезапно к пустырю подъезжает "Крайслер", из которого выходят два человека(один постарше, другой помоложе и более спортивного вида). Последним из машины выскакивает огромный холеный пес, который тут же слышит команду от хозяина: "Гай, вперёд". Гай выбегает на пустырь и вдруг неожиданно с громким лаем мчится на Виктора. Но не успевает добежать - на него бросается Джоконда и успевает ухватить пса за шею. От неожиданности Гай отпрянул. На его шее после "встречи" с Джокондой проступает довольно глубокая рана, из которой течёт кровь. В это время с криком выскакивает хозяин Гая:
       -Ты, мудак, попридержи свою сучку! Я убью её!
       Молодой парень, который был с ним его успокаивает:
       -Игорь Петрович! Не надо. Здесь много народу. Потом. Потом. Сейчас отвезём Гая к врачу, а с этим....мы потом разберемся. Я только перевяжу Гая.
       Он достаёт из аптечки бинт и перевязывает собаку.
       Вся эта компания быстро садится в машину и уезжает.
       Виктор. (обращаясь к хозяину одной из собак) А кто это такой?
       Собачник. Виктор Эммануилович, неужели ты не знаешь?
       Виктор. Нет. Не встречались. (и улыбнулся).
       Собачник. Игорь Петрович Корнеев. Весьма богатый и уважаемый человек в нашем городе. Владелец казино и ресторанов, магазина готового платья "Наина" и много чего другого. Что-то сегодня он рано приехал выгуливать своего пса. Обычно позже. Мы тут все стараемся с ним не сталкиваться и уходим до его приезда. Он очень неприятный человек. И, по-моему, мстительный. Так что лучше, Витя, ты теперь не попадайся ему на глаза.
       Виктор. А этот молодой?
       Собачник. Его охранник. Олегом зовут. Вообще-то, говорят, парень ничего. Но предан своему хозяину, и делает всё, что тот ему прикажет. Тем более, что он ему платит хорошие "бабки".
       Виктор пожимает плечами.
       Придя с Джокондой домой, Витя кормит её и набирает номер домашнего телефона Василия Болотова.
       Василий. Витёк, привет. Сколько лет, сколько зим. Что слышно в родной лаборатории?
       Виктор. Да так. Ничего особенного. Работаем. Вася, нужно повидаться. Есть небольшое дело. Можно завтра? Как-то ты мне сказал, что по средам ты всегда бываешь в офисе, потому что у вас в фирме планёрка.
       Василий. (Выдержав паузу). Да, планёрка с утра. Знаешь, приходи часов эдак...(он задумался). Ну, в половине одиннадцатого. Как, устраивает?
       Виктор. Вполне. Значит, завтра, в 10-30. я буду у тебя. Лады?
       И кладет трубку.
      
       На следующий день около половины одиннадцатого Виктор входит в здание, где помещается фирма Болотова.
       Василий. Давно ты у меня не был?
       Виктор. Я был как-то у тебя один раз, и то заходил на пару минут, а так все по телефону, да по телефону.
       Василий. Знакомься. Это молодые и весьма способные наши сотрудники.
       Василий представляет:
       Вот Валера - технический писатель. Он пишет хелпы. Такие специфические программы. А это - Раечка. Она - бета-тестор, то есть тестирует готовый продукт. Тема - инженер-программист. Я думаю тебе не нужно объяснять его функции.
       Толя Муравьев - это наш тим-лидер. Он руководит мобильной группой программистов, работающих над одним проектом.
       Дима Ермаков - аналитик. В его обязанности входит постановка задач.
       Василий. И прочая, прочая ... Ладно. Пошли ко мне в кабинет. Выпьем кофе.
       Они заходят в кабинет, где стоит кофеварка.
       Виктор. Вася! Я всё понимаю. А ты-то кто в этой компании? Ты же стоял у её истоков. Или, как там ещё говорят: "Ты её отец-основатель". Значит, по идее ты должен быть генеральным менеджером, президентом или директором? Ну что-нибудь в этом роде. (И он произносит, улыбаясь) Кто здесь мой друг - Вася Болотов?
       Василий. Ни то, ни другое, ни третье. Моя официальная должность здесь тебе ни о чем не скажет. Вообще-то, я - стоппер.
       Виктор. !? Подожди. Стоппер - это ж, по-моему, в футболе. Это английский термин, обозначающий полузащитника со специфическими функциями.
       Василий. (морщится). Нет. В данном случае это чисто русское слово. Вернее "аббревиатура". Ну ты, наверное, заметил, что я здесь старше всех
       Поэтому я - стоппер - старый опытный пердун.
       Виктор. (смеясь). Вася, а в данном словосочетании "опытный" относится к первой или последней части?
       Василий. (тоже смеясь). К обеим одновременно.
       Виктор. Ну и что сие означает?
       Василий. Сие, как ты говоришь, означает, что я координирую работу всех звеньев в фирме, нахожу слабые места и так далее ...
       Виктор. (Машет рукой). Ладно. Все понятно. Вернее - ничего не понятно. Но сейчас у меня к тебе другое дело. Вася! Помоги нам сделать приличную поисковую систему.
       Василий. Тебя Тадеуш послал?
       Витя. Какая разница? Тадеуш, не Тадеуш. То, что с Сикорским у тебя когда-то не сложились отношения, так в этом никто не виноват. Ни ты, ни он. У каждого из вас была своя правда: он считал, что ты мог бы больше времени тратить на науку, а не на левые заработки. Ты с ним был не согласен, и тоже по-своему был прав. (Примирительно)
       Ну что делать? Так бывает. Два хороших человека не могут сойтись по какому-то важному вопросу. А с тобой, Вася, мы всегда были и останемся друзьями, так что прошу - помоги. Считай, что это - моя личная просьба. Мы тебе заплатим, правда, много не сможем. Заодно, может быть, поможешь усовершенствовать структуру базы данных. Она тоже у нас не в лучшем состоянии.
       Василий. (Минуту подумав). Ладно. Сделаем. Что вы там можете заплатить? Что у вас есть? На худой конец, будем считать это спонсорской помощью нашей компании институту.
       Виктор. Спасибо. Я знал, что ты не откажешь.
       Василий. Но заниматься этим буду не я. Я дам вам квалифицированного человека и прослежу, чтобы все было ОК.
      
       Иностранный отдел библиотеки института.
       В четверг Виктор заходит в него, чтобы посмотреть подборку статей Карпантье, посвященную вырожденному случаю. Зайдя в комнату, он видит Надю Кулешову.
       Виктор. Надя, привет! Что ты здесь делаешь?
       Надя. Да вот зашла проведать подругу. И она кивком указала на библиотекаря Софью Михайловну.
       Надя. Мы с Соней вместе учились в Инязе, а сегодня у меня как раз свободный день.
       Виктор. А, понятно.
       (Обращаясь к Надиной подруге)
       Софья Михайловна! Посмотрите, пожалуйста, материалы вот этой группы авторов. (Он передает ей листок бумаги).
       Виктор. (Обращаясь к Наде). Что-то мы с тобой стали довольно часто встречаться? То долго не виделись, а то в последние полгода это уже который раз?
       Надя. Я не знаю сколько за последние полгода, но за последних три дня - это уже во второй раз. А послезавтра будет - третий, если ты не передумал помочь мне отредактировать методичку на своем компьютере.
       Виктор. Конечно, не передумал. В субботу жду тебя к пяти, как и договаривались.
       В это время подходит Софья Михайловна.
       Софья Михайловна. Виктор Эммануилович! (Протягивая ему стопку подобранных материалов). Вот, все что есть на настоящий момент. То, что сейчас находится на руках у других, я пометила "птичкой", указала фамилии и лаборатории. Если хотите, я могу позвонить с просьбой, чтобы на время вернули. Или сами?
       Виктор. Не надо звонить. Я постараюсь со всеми договориться. Вам - большое спасибо
      
       Надежда и Виктор сидят рядом в кабинете Виктора у него дома.
       Виктор работает на компьютере. Наконец он ставит последнюю точку. Потом распечатывает всё с помощью принтера.
       Виктор. Ну вот, Надя. Кажется всё.
       Они встают почти одновременно и поворачиваются лицом. друг к другу.
       Виктор. (Замечает, что Надя не решается что-то ему сказать)
       Что-нибудь ещё?
       Надя. Да. Давно хотела спросить тебя: долго ещё я буду бегать за тобой, а ты от меня убегать?
       Виктор поражен.
       Виктор. Не понял. (Затем, удивленно глядя на нее). Зачем тебе, молодой красивой, нет, очень красивой женщине, нужен мужик с небольшой зарплатой, кучей болячек, комплексов и рефлексий? Да и старше тебя на много лет ...
       Он не успевает продолжить фразу, так как в это время Надя нежно, очень нежно целует его.
       Надя. ... И прибавь ещё "начинающий лысеть".
       Он внимательно смотрит на нее. Возникает пауза.
       Надя. Ну... Я сейчас усну...
       Виктор обнимает её и довольно резко расстегивает молнию на платье.
       Надя. ... Нежнее ... И слишком много света. . .
       Виктор гасит люстру, оставив только боковое бра, тускло освещавшее стеллаж с книгами. Они лежат почти в темноте, плотно прижавшись друг к другу.
       Виктор. И всё-таки я не понимаю: ты -- молодая красивая женщина. Настоящая принцесса. Тебе нужен принц, а не старый больной кот побитый жизнью, молью траченный, прожорливый и ленивый.
       Надя. (Усмехнувшись). И сластолюбивый?
       Виктор. Не знаю. Никогда об этом не задумывался. Со стороны виднее.
       Надя. (примирительно) И вообще, не будь занудой.
       Снова целует Виктора.
       Надоели мне принцы. Хочу любимого кота.
       Витя вопросительно смотрит на нее.
       Надя. ( продолжая) Да! Я люблю тебя! Неужели ты ничего не замечал? Не видел? Или ты слепой?
       Виктор. (помолчав). Конечно, замечал... Но, как сказал один знаменитый математик, который когда доказывал одну из своих теорем вначале не верил в ее справедливость:: "Я вижу это, но я не верю в это"... Я просто в это боялся поверить... Правда, догадывался. Потому что уж слишком часто мы с тобой за последние полгода стали встречаться, как бы невзначай. Словно кто-то ведь в этом помогал.
       Она улыбается.
       Надя. А ты ещё не понял кто?
       Виктор. Можешь не продолжать. Конечно, Вершинин... Господи! Он и тут успел... Наш пострел везде поспел.
       Виктор. (смотрит на Надю) Значит, он тебе по мобильнику сообщал мой маршрут и планы, если знал заранее.
       Надя смеется.
       Надя. Да. Но я думала, что ты догадаешься.
       Виктор. Я, конечно, ему очень благодарен. Но, странно, почему он сам за тобой не приударил. Он - известный бабник, импозантный мужик, блондин, так что рядом с тобой - темной шатенкой он очень хорошо смотрелся бы. На такую женщину, как ты, не обратить внимание он не мог. Тем более, и по возрасту вы прекрасно подходите друг другу. Он всего на пару лет старше тебя. Я бы на его месте никогда не стал никому помогать сблизиться с такой женщиной, как ты...
       Надя. Во-первых, на его месте ты никогда не будешь - вы слишком разные. Во-вторых, со мной у него бы все равно ничего не вышло. А в третьих, как порядочный человек, он давно понял, что я люблю тебя, а не его.
       Виктор. Я знаю, что он глубоко порядочный человек. Кстати, очень талантливый. Что не всегда сочетается. Увы...
       Потом целует Надю:
       - И, все-таки, мне уже 45. Между нами 17 лет. Это очень много. Я не хочу делать никого несчастным. Тем более, тебя.
       (Подумав, уточняет): Вас, Надежда Сергеевна Кулешова.
       Надя. Я уже давно не Кулешова.
       Виктор удивлен
       Надя. После развода с Пашей я взяла свою девичью фамилию - Величко. Теперь я - Надежда Величко. Так, по крайней мере, меня называют в институте и всюду, где знают, что я разведена. Только ты один ничего не знал... Или скорее не хотел знать.
       После паузы Надя добавляет: и никого несчастным ты не сможешь сделать...
       Только если сейчас не струсишь. Ты ведь не трус?
       Надя опять целует Виктора.
       Виктор. Нет, не трус. И отказываться от такой женщины, как ты, не собираюсь...
       А фамилия Величко - красивая.
       Надя. Нормальная. Моя первоначальная фамилия с истинным украинским окончанием на "о".
       Виктор. Как у меня.
       Надя. Не поняла. Ты же - Рахлин?
       Виктор. Ошибаешься, дорогая. Это - первая часть моей фамилии - материнская. Обычно меня идентифицируют по ней. А есть вторая - отцовская, с украинским окончанием на "о" - Шапиро.
       Надя. (Смеясь). Ну, насмешил. Шапиро - украинская фамилия. Смешной ты.
       Витя. И потом ты должна хорошенько подумать, прежде чем со мной связываться, нужен ли тебе человек, который так жестоко поступил с собственной матерью.
       Надя. Я всё знаю. Ты был бессилен. У нее началось старческое слабоумие и ты бы все равно не справился. Тут нужны были женские руки, которых в этот момент не было.
       Виктор. Да, но мама ушла в интернат. Я не должен был этого допустить... Мог крутиться, найти денег, взять сиделку.
       Надя. Это всё хорошо на словах, а на деле трудно осуществить...
       Хотя, конечно, я тебя понимаю. И всё-таки последние 20 дней она была с тобой, если мне не изменяет память.
       Витя. Я должен был сделать это не за 20, а за 120 дней. Тогда, может быть, она бы еще пожила.
       В это время в дверь кабинета раздаются глухие удары.
       Надя. Ой! Что это?
       Виктор. Не пугайся, сейчас узнаешь. Набрось на себя платье.
       Виктор не сразу открывает дверь.
       На пороге стоит Джоконда. Она рычит, потом начинает лаять на Надю.
       Виктор. Джоки, ты что, ревнуешь? Не надо ревновать, девочка моя.
       Виктор гладит собаку. Джоконда не унимается.
       Виктор. (Обращаясь к Наде) Так. Быстренько иди на кухню, вытащи с верхней полки холодильника пару подкопчённых сосисок и какую-нибудь косточку. Она их очень любит. Покормишь её из своих рук.
       Надя кормит Джоконду.
       Надя. (Кормит собаку, поглаживая ее свободной рукой). Джоконда! Какая же ты красивая и ласковая.
       (Джоконда потихоньку успокаивается).
       Надя. Ну вот и хорошо. (Обращаясь к Виктору). А откуда она у тебя взялась?
       Виктор. Когда я маму забрал домой, нам принесли щенка, совсем маленького... Мама уже угасала, и Джоконда стала её единственной отрадой. Хотя имени тогда у нее не было. Я назвал её Джокондой, потому что мама попросила об этом. Это - её любимая картина. А теперь Джоки - единственная живая память о маме в моем доме. После смерти мамы были периоды такой тоски, что не хотелось жить. И только Джоконда поднимала настроение, скрашивала существование.
       Виктор. (задумывается, потом говорит) Перебирайся-ка ты, Надя, к нам. Будет нас трое.
       Надя. Хорошо. Завтра перевезу вещи от родителей. А пока я у тебя уберу. В общей комнате и в твоем кабинете.
       Надя берет тряпку, начинает убирать.
       Виктор. Только Тортиллу не трогай (Кивком головы Виктор указывает на черепаху - мягкую игрушку на спинке кресла). Это - мамин талисман. Она купила ее за пару лет до смерти, когда еще сносно себя чувствовала, и попросила сохранить эту игрушку как память.
       Надя стирает пыль с книг, Виктор не отрываясь смотрит на Надю, потом спрашивает.
       Виктор. Я очень надеюсь, что с Пашей ты развелась не из-за меня?
       Надя. (Замирает на мгновение). А что это меняет?
       Виктор. Абсолютно ничего. Но я бы не хотел выступать в роли разрушителя семьи.
       Надя. Нет. Развелась я из-за себя самой. Просто поняла, что его не люблю, и, по-видимому, никогда не любила... (Потом подумав). Ты стал "катализатором". Но раньше или позже мы бы все равно расстались. До того момента пока я не поняла, что люблю тебя - жизнь проходила в таком вялотекущем режиме... Теперь эта тема исчерпана ...
       Виктор. Знаешь, вам с Джокондой надо привыкать друг к другу. На следующей неделе я уезжаю на пару дней в Москву: надо попрощаться с дядей Феликсом. Он с семьей эмигрирует в Штаты. Так что как раз представляется хорошая возможность вам с Джоки побыть вместе.
       Надя. Это какой же дядя Феликс? Тот, который был на похоронах Руты Викторовны?
       Виктор. Он самый. А теперь пошли втроем гулять - надо вывести Джоконду на прогулку.
      
       Купе поезда.
       Ночью в поезде Виктор, как обычно, не спит - ему мешает стук колес. Он с закрытыми глазами полулежит - полусидит на полке купе.
      
       Из воспоминаний Виктора.
       Виктор: Мама, ну что ты наделала? Выбросила все таблетки из упаковки, в умывальник? Ты хоть понимаешь, что ты делаешь?
       Мать. (Рута Викторовна) Значит, так надо.
       Виктор. (устало) Ну ладно. Сейчас допивай чай. Запомни: обед будет стоять на столе. Я его накрою, чтобы не остыл. Но газовую плиту ты не включай. Я даже выключу вентиль. А то в прошлый раз ты пустила газ, но плиту не зажгла... Мне надо собираться на работу.
       Мама. Нет! Ты никуда не пойдешь. (Кричит) Нет!!! Я боюсь оставаться одна. Я тебя не отпускаю!!!
       Виктор: Мама! Если я не буду ходить на работу - меня просто уволят... Нам не на что будет жить - твоя пенсия почти вся уходит на лекарства.
       Виктор подводит мать к кровати, закрывает за ней дверь в спальню, потом ещё одну дверь в коридор, а сам берёт переносную радиотрубку и начинает набирать номер телефона.
       Виктор. Это Тамара Михайловна?
       Тамара Михайловна Павлова. Да. Слушаю вас, Виктор Эммануилович. Что-нибудь случилось?
       Виктор. Плохо с мамой. Все забывает. Не отдает отчёта в том, что делает.
       Тамара Михайловна. (Профессионально бесстрастно) Это - прогрессирующий склероз. Старческое слабоумие. Дальше будет ещё хуже.
       Виктор. Но мама ещё не такая старая. Ей всего 74.
       Павлова. К сожалению, уже и не очень молодая. И потом это бывает в более раннем возрасте. Вы меня простите, Виктор Эммануилович, но я сейчас очень занята. Вечером я постараюсь к вам зайти и выписать кое-какие лекарства.
      
       В кабинете у Прудникова находятся двое: он и Сикорский.
       Прудников. Что ж, Тадеуш Вацлавович, вы блестяще справились с ролью завлаба. Почти два месяца меня не было, а дела в лаборатории шли, на мой взгляд, даже лучше, чем в моем присутствии... Сколько интересных результатов получено, да и статей в приличные журналы послано изрядно, электронные препринты.
       Прудников умолкает, потом решительным тоном говорит.
       Мне уже исполнилось 65. Осенью я собираюсь покинуть пост заведующего лабораторией, оставаясь главным научным сотрудником, и хочу предложить руководству института сделать завлабом Вас
       Тадеуш. Не рано ли уходить Вам с этого поста? И потом - почему я? У Вас ведь есть другие ученики моего возраста, которые справились бы с этой задачей не хуже. Например, Дмитриев, Рахлин...
       Прудников. Да. Вы правы. Это все - мои любимые ученики. Но Дмитриев в основном находится за границей, а Рахлину надо закончить докторскую диссертацию. Кроме того, вы единственный из первых моих учеников, кто прекрасно умеет сочетать научную работу и администрирование. Так что альтернативы вашей кандидатуре не вижу. Что же касается моего возраста, то сейчас уходить с административной должности - самое время. У меня есть несколько крупных научных задач, на которых я хотел бы полностью сосредоточиться.
       Возникает пауза, которую прерывает Андрей Сергеевич.
       Прудников. Да, я знаю, что ребята иногда любят пошалить, побузить... Но, думаю, что вы и с этим справитесь. Ведь всё это, пока, не выходит за обычные рамки. Я знаю, что для них главное - это работа, научные результаты, престиж лаборатории. А на некоторые их выходки и "номера" просто можно посмотреть сквозь пальцы. Так что осенью, на большом Ученом Совете я официально поставлю вопрос, чтобы вас сделать заведующим, а Виктора Эммануиловича - заместителем. А пока, "дефакто", так сказать, так и будет. Пока, неофициально, принимайте, лабораторию, а Рахлин пусть вас замещает.
      
       Надя уже несколько дней отправляется на работу из дома Виктора. Она специально выходит пораньше, чтобы пройтись пешком.
       Внезапно рядом с ней притормаживает серебристый ВМW. Надя сразу же узнает машину своего бывшего мужа Павла Кулешова. Дверца открывается и из нее высовывается Паша.
       Павел. Надя, ты на работу? Давай подвезу.
       Надя мгновение колеблется, а потом, все-таки, садится.
       Павел намеренно сбавляет скорость, чтобы поговорить.
       Павел. (Усмехнувшись). Что-то ты не своим обычным путем идёшь на работу? (Затем после паузы) Вернуться хочешь?
       Надя. (Поворачиваясь к нему лицом). Ни за что. И не будем больше об этом. Мы же договорились?
       Павел. Это из-за чего? Из-за того, что у меня были бабы? Так они и были из-за твоей холодности, отчужденности что-ли.
       Надя. Да нет же. Просто не было должных чувств с самого начала. Были близкие отношения, привязанность, прекрасный секс, но любви-то не было. Через душу это не прошло.
       Павел. Ты хочешь сказать, что не любила меня, когда выходила за меня замуж?
       Надя. Тогда мне казалось, что я тебя люблю, но очень скоро поняла, что это не так. Я хотела уйти от тебя, но боялась нанести тебе душевную травму. ... А твои женщины никакого отношения к этому не имеют. Поверь мне. Просто, когда я узнала об их существовании - мне стало легче, в том смысле, что я поняла - не такая уж это будет душевная травма для тебя. Вот и всё.
       Павел. И что теперь?
       Надя. Ничего.
       Павел. Но это правда, что ты сошлась с Рахлиным, и живёшь сейчас у него?
       Надя. Правда, Паша.
       Павел. Но ведь Рахлин нас намного старше, он ещё был у меня репетитором по физике и дружит с моими родителями? Зачем он тебе?
       Надя. Я люблю его! Все остальное - неважно.
       Павел. Он же жутко непрактичный, полный недотёпа или как там у них говорят?
       Надя. (Улыбается) Ну? Шлемазл? Да, но он - мой любимый шлемазл. Потом подумав, добавляет: "Свой шлемазл ближе к телу".
       Услышав последние две фразы, Павел инстинктивно сжал руки на рулевом колесе.
       Надя. Ну всё, приехали. Спасибо. А тебе вот что скажу, Паша. Слава богу, у нас с тобой не было детей. Всё ещё впереди. Ты - молод, красив. Деньги у тебя есть. Многие женщины от тебя без ума. Например, Вика Дегтярёва - моя подруга и сослуживица. Так что, дерзай.
       Если женишься, постарайся сразу не изменять, хотя бы в первый год. Мне было всё равно, а другим, я думаю, нет.
       Павел сидит неподвижно. Но когда Надя открывает дверцу машины, чтобы выйти, он пытается по старой привычке поцеловать её.
       Надя отстраняется.
       Надя. Паша, не надо.
       Вика Дегтярёва стоит у окна и наблюдает, как Паша открывает дверцу машины, из которой выходит Надя.
       Надя поднимается по лестнице. Её кафедра на 3-ем этаже. В комнате - только Вика.
       Вика. Ты к нему вернулась?
       Надя. Нет. Он просто подвез меня.
       Вика. Такого мужика бросила. Ему ведь цены нет.
       Надя. Вот и прекрасно. Для тебя, по крайней мере. Кстати, я ему намекнула, что ты имеешь виды.
       Вика. Зачем? Ты что, сумасшедшая? Он же теперь в мою сторону не посмотрит.
       Надя. Посмотрит. Ещё как посмотрит. Мужику иногда надо дать понять, подтолкнуть, чтобы он "разул" глаза.
       Надя умолкает, потом, стараясь быть убедительной, обращается к Вике.
       Надя. Я надеюсь, что он меня правильно понял и скоро у тебя с ним всё будет хорошо.
       Надя улыбается.
      
       Москва
       Виктор звонит в дверь квартиры своей бывшей жены. Маша открывает не сразу.
       Наконец, дверь отворяется.
       Виктор. Здравствуй, Маша.
       Маша. (В замешательстве). Почему без предварительного звонка? Ладно, заходи.
       Виктор входит в просторную прихожую.
       Маша. У меня очень мало времени. Я тороплюсь. Ты что, в командировку приехал?
       Маша причесывается.
       Виктор. Да. Я хотел бы взять у тебя номер телефона Игоря. Ты мне можешь его дать?
       Маша. (сначала спокойно, потом все более эмоционально) А зачем он тебе? Слушай, Витя, не лезь и не мешай нам жить. У Игоря с Артемом Николаевичем прекрасные отношения. Сейчас Артем купил ему квартиру в Орехово-Борисово. Когда Игорь женится, он купит ему другую - получше. Что ты мог дать своему сыну кроме формул или чего-то такого? Зачем ему нужен такой отец, как ты? У него сейчас есть отец, и этот отец - Артем Николаевич. Другого - не нужно. И он уже сделал для него за пять лет столько, сколько ты не сделал за предыдущие восемнадцать: определил его в прекрасный ВУЗ, пристроил в хороший бизнес. Так что уж, извини, но ты здесь лишний. Я не могу сказать, что все то, что я делала в своей жизни было правильно и разумно. Но мой уход от тебя - наиболее осознанный и разумный поступок.
       Виктор. Это, всё-таки, мой сын, и я хочу его видеть. Какой у него номер? Прошу тебя ...
       Маша на минуту задумывается.
       Маша. (Решительно пишет что-то на клочке бумаги) Это его мобильный. Только не дури ему голову. Он - человек занятой.
      
       Виктор сидит с сыном в небольшом бистро. На столике две чашки кофе.
       Виктор. Сынок, ну как ты?
       Игорь. Нормально. У меня все ОК. Папа, не знаю, конечно, что у тебя за заработки, но, думаю, что уже сейчас получаю раз в 5 больше, чем ты. Сколько там получают ученые, особенно если они работают на периферии? Я помню, ты хотел, чтобы я пошёл по твоим стопам и занимался наукой. Слава богу, что этого не случилось. В теперешней ситуации я бы просто чувствовал себя ущербным. А так... Я уже состоялся. Да. Ты можешь мне ничего не говорить, я знаю твою точку зрения.
       Виктор. Значит, ты всем доволен?
       Игорь. В основном, да.
       В это время звонит мобильник Игоря.
       Игорь. Слушаю. Да. Скоро буду. Папа, извини, но я очень тороплюсь. У меня срочные дела.
       Виктор. (упавшим голосом) Значит я тебе совсем не нужен?
       Игорь. Ну, почему же. Мы могли бы переписываться, обмениваться мэйлами, перезваниваться. Будешь в Москве - звони. А сейчас - пока.
       Он хлопает Виктора по плечу и уходит. Виктор остается сидеть в бистро возле остывающей чашки кофе.
      
       Дядя Феликс открывает Виктору дверь.
       Феликс. Витёк. Ты как раз вовремя. К обеду. У нас сегодня Катя настряпала много всяких вкусностей. Есть хорошее красное вино.
       Витя входит в комнату. Жена Феликса хлопочет у стола.
       Виктор. Здравствуйте.
       Катя. Привет!
       Феликс (обращаясь к своему десятилетнему сыну). Вот что, Митька, ты уже поел? Тогда иди и займись своими делами.
       Митя. Папа, а можно я пойду во двор?
       Феликс. Иди, конечно, но далеко не уходи.
       Митя выходит из комнаты. Раздается стук входной двери.
       Феликс. (Внимательно смотрит на Виктора). Что-то ты "старик" какой-то грустный. Что-нибудь случилось?
       Виктор. Да так, ничего особенного.
       Феликс. Ты что, был у них? У Маши и Игоря?
       Витя. Да. Заходил - хотел повидать Игоря.
       Феликс. (Укоризненно). Зачем ты только себя мучаешь? Зачем? Ведь давно ясно, что это - абсолютно чужие и чуждые тебе люди. Что мать, то есть твоя бывшая жена, что ваш сын.
       Феликс наливает себе, Вите и Кате вина.
       Феликс. Давайте лучше выпьем. (Продолжает есть). Их ведь ничего кроме собственного благополучия в этой жизни никогда не интересовало., особенно Машу. И Игоря она вырастила точно таким же. Благополучие у них всегда было основано на крепких материально-денежных отношениях.
       Виктор. А может она права? Сейчас эти отношения доминируют. И наша, Феликс, как это сейчас говорят, есть такое модное слово "парадигма" устарела. А?
       Катя при этом разговоре молчит.
       Виктор. Маша ушла от меня к обеспеченному человеку, который прекрасно относится к ней и Игорю. Делает для них все, что возможно. И, насколько я знаю, Артем Николаевич - прекрасный человек. Возможно, так и надо жить. Что им моя наука - китайская грамота.
       Феликс пытается ему что-то возразить, но в это время раздается телефонный звонок.
       Феликс снимает трубку. Звучит женский голос. Это - Надя.
      -- Добрый день. Витя у вас? Можно позвать его к телефону.
       Виктор берёт трубку.
       Виктор. Привет. Ну, как вы там? Не ссоритесь, я надеюсь?
       Надя сидит на диване, подобрав ноги, и гладит Джоконду, которая лежит рядом с ней.
       Надя. У нас всё в порядке. Полное взаимопонимание и любовь. Ты когда приедешь?
       Виктор. Послезавтра утром. Ну, целую.
       Виктор вешает трубку.
       Феликс. Это что ещё за приятный женский голос? Ты, значит, сейчас не один?
       Виктор. (Радостно) Да! Не один.
       Феликс. Я её знаю, видел?
       Витя. Один раз видел, наверное, когда маму хоронили.
       Феликс. На похоронах Руты, что-ли?
       Витя. Да. Это моя Надя.
       Феликс. Постой. Постой. Насколько я помню, там была только одна Надя. Такая красивая яркая женщина. Но, по-моему, она была замужем?
       Виктор. Тогда она была замужем за Пашей Кулешовым, но ушла от него.
       Феликс. Из-за тебя?
       Виктор. Да нет. Из-за себя. Но теперь мы вместе.
       Феликс. Кажется, у вас большая разница в возрасте?
       Виктор. Да, большая. 17 лет. Вот это-то меня и смущает.
       Феликс. Ничего себе кралечку оторвал, даже у меня старого (подмигивая и улыбаясь) слюнки текут! Жаль, что я уезжаю. Был бы чуть моложе, составил бы тебе конкуренцию.
       Тут взрывается Катя.
       Катя. (Обращаясь к Феликсу) Мерзавец! Старый мерзавец! Мало тебе баб было в нашей лаборатории и институте?
       Виктор. Катенька, ты что?
       Катя. Нет, ты должен знать все о своем дядюшке! Этом развратнике! (Всплакнув). При мне, законной жене, которая намного его моложе только в одной его лаборатории у него были почти одновременно: Галина Петровна, Валентина Архиповна, Дина Орловская, Лена Григорьева. Так к ним ещё добавилась его целевая аспирантка Люська из Красноярска.
       Виктор. (Удивленно) Еще и Люська из Красноярска?
       Виктор обращается к Феликсу.
       Виктор. Феликс! Люська из Красноярска - это уже явный перебор. Помнишь, мы с тобой любили сметать в очко. Ты всегда перебирал. (И с ироничным прищуром). Как только материя выдерживает? Это я тебе ответственно говорю как специалист по физике твердого тела.
       Феликс хмурится, потом решает перевести всё в шутку.
       Феликс. Катенька, ну что ты? Ну, немножко пошалил, с кем не бывает?
       (И тут же поёт на известный мотив) "Катерина! Катя! Катерина! Всё в тебе, ну всё в тебе по мне" .
       Катя. (Обращаясь к Феликсу). Этим ты меня не проймёшь.
       (Затем она поворачивается к Виктору, который продолжает с удовольствием есть и пить вино).
       И это ещё не все. С сотрудницами из других лабораторий у него тоже было. (Катя поворачивается к Феликсу). Ты думал, что я не знаю, а я все узнала. Пойми, Витя, каково это было!
       Поведение твоего "любимого" дяди (слово "любимого" она произнесла с ехидством) являлось "притчей во языцах" в нашем институте и не только в нем. К вашей с ним фамилии Рахлин даже стали впереди прибавлять букву "Т". Его стали называть старым "блудуном", а саму нашу лабораторию "блудоходом".
       Виктор. (широко улыбаясь) Вот за что я так люблю русский язык? (И сам же отвечает) - за гибкость. Казалось бы, изменили одну букву в слове, а слово из чисто "бранного" и "неприличного", можно даже сказать "матерного", стало вполне произносимым, сохранив свой основной смысл: "блудун", "блудоход". И потом, Катенька, хорошо известно, что если жене изменяет младший научный сотрудник, то он - аморальный тип и мерзавец, если доктор наук, то он - шалунишка, а если академик, то - ба-альшой жизнелюб! Твой муж уже почти сорок лет как доктор наук, поэтому он никак не мерзавец, а как минимум - шалунишка. Но так как по своим заслугам он фактически академик и не избран в Академию по недоразумению, значит он ... Виктор не успевает договорить.
       Катя. Ты что, издеваешься?
       Виктор. Напротив, я вполне серьезно.
       Тут встревает Феликс.
       Феликс. Катенька, ну прости! Мужчины иногда шалят. Ты же знаешь, как я тебя люблю: "Знаешь ты, что я души в тебе не чаю!"
       Катя. (Со слезами на глазах). Мерзавец! Не чаешь ты, когда я раздеваюсь и ложусь в постель.
       Наступает неловкое молчание, которое нарушает Виктор.
       Виктор. Катенька. Разреши мне сейчас этого (указывает на Феликса), как ты говоришь, старого мерзавца и блудуна вывести в кабинет для воспитательной работы? Старый блудун! Нет, это - слишком длинно. Лучше сокращенно - "старблуд". Пошли, пошли "старблуд"!
       И тут же обращаясь к Кате:
       Вообще-то тут возникает вопрос: что лучше "старблуд" или "старпёр"? От первого хоть какая-то польза может быть, а от второго - очень сомнительная.
      
       В кабинете у Феликса они сидят за его письменным столом. На столе стоят два "пузатых" бокала, на одну треть наполненные коньяком, на блюдечке лежит нарезанный лимон.
       Феликс. Ты наверное подумал, что я свою лабораторию превратил в вертеп какой-то? Честное слово, я ничего такого не делал. Всё само-собой как-то получалось. Я никого не домогался, поверь мне, ни на кого не давил. Дела у меня шли лучше не придумаешь: во-первых, сделали членом редколлегии трех международных журналов. В одном из них даже предлагали должность главного редактора, но я отказался. Затем дали международную медаль по медицинской генетике. В двух западных престижных издательствах вышли мои монографии. Да и с учениками полный порядок: которые здесь - защищались один за другим без сучка и задоринки. А которые там,- те поголовно осели в хороших университетах на постоянных позициях.
       И со всеми женщинами получалось, как-то, совершенно естественно. Было ощущение, если порву с кем-то из них по своей инициативе, всё сразу же пойдет кувырком и в науке и в жизни. Поэтому ждал пока отношения сами изживут себя.
       Наступает пауза. Затем Феликс продолжает
       Феликс. Ну, ты, Витёк, хоть мне веришь?
       Виктор. Да верю, конечно верю. Так бывает, и довольно часто. Только скажи мне честно, за каким дьяволом тебе нужно в Штаты ехать? Что ты там потерял? Ну, я понимаю Катя. Она ещё совсем молодая красивая баба. А ты что? Тебе уже под семьдесят. На кой ляд ты туда едешь? Кем ты там будешь? Получать пособие или мизерную пенсию, по их, конечно, меркам? Преподавать там ты не сможешь. Это - однозначно. Во-первых, возраст, во-вторых, ты плохо знаешь английский.
       Феликс. Так Катя же и настояла на отъезде. Считает, что у Митьки здесь нет будущего.
       Виктор. Ну, если она так рвется туда, то отпусти их, а сам приезжай к ним в гости... Не знаю, не знаю. По-моему, ты совершаешь большую ошибку. Я понимаю, что по возрасту лабораторию ты должен оставить. Но ты мог бы быть консультантом. Остается еще масса людей, которые в тебе нуждаются: друзья, ученики настоящие и будущие, я, наконец.
       Феликс вздыхает.
       Феликс. Мне и самому туда не очень хочется. Но уже ничего нельзя сделать. Я просто их подставлю: Катю и Митьку. (Затем после паузы) Ты завтра с самого утра уходишь?
       Виктор. Да. Мне нужно в один академический институт. А вечером сразу на поезд. Так что давай попрощаемся здесь, и я пойду спать.
       Они обнимаются и целуются.
       Виктор. Все мои координаты я тебе уже оставлял: адрес, телефон, мэйл. Пиши. Буду ждать от тебя вестей.
       Виктор выходит из кабинета, оставив Феликса одного. Затем идет по коридору, открывает дверь спальни...
      
       Пустырь для выгула собак.
       На нём как всегда многолюдно. Стоит "Крайслер" Корнеева. Сам он сидит в шезлонге и курит, а его Гая выгуливает Олег. Игорь Петрович с удовольствием наблюдает за тем как Гай четко выполняет все команды Олега.
       Внезапно Корнеев подзывает Олега и что-то тихо ему говорит.
       Олег. Хорошо, Игорь Петрович. Всё выясню.
       Проходит еще минут пять, а может чуть больше. Олег подходит к одному из "собачников" и спрашивает:
       Олег. Слушайте, что-то я давно не видел этого с его сучкой.
       Иван Матвеевич. Кого это?
       Олег. (с усмешкой) Да, ну этого очкастого еврейчика, сучка которого напала на нашего Гая? Он что, больше не ходит сюда? Испугался что-ли?
       Иван Матвеевич. Ну, в разное время. Я за этим как-то не слежу.
       Олег. Ну-ну.
       И отходит в сторонку.
       Корнеев, Олег с Гаем садится в машину и уезжают.
       К Ивану Матвеевичу подходит Серега - хозяин самого красивого "боксера" на пустыре.
       Серёга. Дядя Ваня! Чего им было нужно?
       Иван Матвеевич. Да ничего. Интересовались Витьком и Джокондой.
       Серёга. И что ты им сказал?
       Иван Матвеевич. (Задумчиво) Сказал, что иногда появляется, но крайне нерегулярно и в разное время.
       Серёга. Что им нужно? Что они задумали? Ох, не нравится мне все это. Надо бы предупредить Витю.
       Иван Матвеевич. Да ему ж еще раньше говорили, когда вышел тот инцидент.
       Серёга. Значит, надо ещё раз предупредить.
       Иван Матвеевич. Да как его предупредишь-то? Он уже давненько здесь не появлялся. Но я недавно шел в районе его дома и видел как Джоконду выгуливала красивая молодая женщина.
      
       Виктор возвращается из Москвы домой. Как и по пути в Москву, он не спит.
       Из воспоминаний Виктора.
       В комнате все вещи разбросаны. Из ящиков вытащены альбомы с фотографиями, шкатулки, постельное белье ...
       Все это кучей лежит на полу.
       Виктор. (входит в комнату и потрясенно отшатывается) Какой кошмар! Зачем тебе понадобилось все это выбрасывать? А, мама?
       Мать. Я хотела одеть это платье.
       Она сидит в старом платье, которое она надевала, когда ей было 30 лет.
       Виктор. Мама, но этому платью почти пятьдесят лет. Ты его одевала, когда тебе было тридцать.
       Мать. А сколько мне сейчас? Мне сейчас столько и есть!
       Виктор. Мама! Посмотри альбом, в нем твои последние фотографии, сделанные около двух лет назад. Смотри же.
       Виктор находит соответствующую страницу в альбоме.
       Мать. Это - не я. Ты врешь! Вот это - я.
       Мать открывает и показывает страницу в альбоме, где она еще совсем молодая. Потом она пролистывает еще несколько страниц и, наконец, видит на одной из них фото Виктора. Спрашивает удивленно.
       Мать. А это кто такой? Я его не знаю.
       Виктор. Мама! Но ведь это - я. Я был на конференции в Италии и попал на экскурсию в Венецию. Это ж я на фоне дворца Дожей.
       Наступает пауза. Мать пытается понять, где она находится.
       Мать. Сколько сейчас времени?
       Виктор. Без пятнадцати семь.
       Мать. По какому? По Венецианскому?
       Виктор в отчаянии садится в кресло.
      
       Кабинет Виктора. В кресле сидит Тамара Михайловна - лечащий врач матери.
       Виктор. (Взволнованно) Что делать, Тамара Михайловна? Что же делать?
       Я в отчаянии. Болезнь прогрессирует. Лекарства практически не помогают. Оставлять ее одну нельзя ни на минуту. Я вынужден буду бросить работу.
       Тамара Михайловна. Я вас предупреждала с самого начала. А сейчас только два выхода: либо нанимать ей сиделку, либо определять в специализированный интернат. Причем оба этих варианта - плохие. Сиделки, как правило, берут очень большие деньги, так как эти больные - беспокойны и требуют постоянного внимания. А в интернат пробиться чрезвычайно тяжело. Там большая очередь. Денег на сиделку и на все остальное вам вряд ли хватит, если только вам не поможет ваш брат в Штатах.
       Виктор. Борю я трогать не могу: у него жена после операции - она не работает. Дочка, то есть моя племянница, недавно родила им второго внука, а мужа у нее нет. И она тоже не при деле. Боря практически один тянет там сейчас большую семью...
       Повисает молчание.
       Тамара Михайловна. Я попробую вам помочь с получением места в интернате, но не ручаюсь, что из этого что-то выйдет: уж очень это сложно. Будем уповать на то, что Рута Викторовна - заслуженный работник здравоохранения, имеет стаж 47 лет и много почетных грамот, что ее как видного микробиолога хорошо знали в городе...
       Виктор. Я, всё-таки, попытаюсь найти сиделку.
       Тамара Михайловна. Попробуйте. Но думаю, что из этого ничего не выйдет. Будьте реалистом. Я знаю требования сиделок для таких больных. Кроме того, стартовая стоимость - 250-300 долларов с увеличением потом этой стоимости до 400 долларов и выше. Это и понятно: им гораздо легче смотреть за каким-нибудь больным с параличом. Подмыл, сменил белье, покормил, а дальше сиди и читай книгу. А тут - всё время в напряжении. Поэтому от таких больных могут отказаться в любой момент.
       Тамара Михайловна продолжает. Вы явно не потянете материально и можете оказаться один на один со своей бедой.
       ...Сейчас я вам напишу примерный перечень документов, которые необходимо будет собрать для интерната.
      
       Виктор дома.
       Он сидит в кресле, а Надя у него на коленях. Джоконда лежит рядом на диване, вытянув передние лапы.
       Виктор. Ну, как у вас тут дела. Подружились?
       Надя. Конечно. У нас всё хорошо. Что нам ссорится?
       Виктор. А где вы гуляли? На пустыре?
       Надя. Нет. Я не пошла на пустырь. Недалеко есть довольно большая лужайка и дорожки, по которым можно побегать. Там и гуляли. Кстати, довольно многих собак выгуливают именно в этом месте.
       Виктор. Это, наверное, возле тридцать шестого дома. Там хорошее место. Но я предпочитаю пустырь.
       Надя. Когда ты с ней выходишь, то можешь идти на пустырь. А я буду гулять здесь. (Она показывает жестом.) Я думаю, что Джоконду теперь в основном буду выгуливать сама, и мы далеко уходить не будем.
       Виктор встает из кресла и ходит по комнате.
       Виктор. А что, вообще, здесь слышно?
       Надя. Ничего. Вот произвела генеральную уборку в нашей квартире. Убрала бардак на твоем рабочем столе.
       Виктор подбегает к письменному столу.
       Виктор. (Кричит на Надю). Ты что, сума сошла! Тут же лежало всё в определенном порядке! Я же теперь здесь ничего не найду. (Повышая тон) Кто тебя просил!
       Но в это время Джоконда срывается с дивана, подбегает к Наде и, прижавшись к ее бедру, сначала рычит, а потом начинает лаять на Виктора. Надя, подбоченясь и торжествуя, улыбается.
       Виктор смеётся
       Виктор. Да! Быстро вы тут девки договорились!
      
       Ночь.
       Виктор лежит с открытыми глазами. Только что он снова "общался" с мамой. Обычно это бывает, когда у него бессонница. Мучительно течет время. Потом он словно куда-то "проваливается". И в этот момент приходит Рута Викторовна. Он слышит, как она открывает дверь спальни, её шаги, чувствует ее дыхание, ее руки. Мама гладит его по голове, по лицу и что-то шепчет. Что? Он не может разобрать. Он всё чувствует, но открыть глаза не может. А когда открывает, то мамы уже нет. Она исчезает. Надя лежит рядом, она ни о чём не догадывается.
      
       Утро. Все завтракают.
       Надя. Витя! Что тебе налить чай, кофе?
       Ответа нет.
       Через минуту Виктор спохватывается.
       Витя. Налей мне, пожалуйста, кофе.
       Надя. Что с тобой происходит? Ночью я случайно открыла глаза и увидела, что ты не спишь. Что-нибудь случилось?
       Витя. Мама... Я её чувствую. Она иногда ко мне "приходит" по ночам.
       (Потом, помолчав)... Я ведь тебе не всю правду сказал, вернее солгал. Мама не просто ушла в интернат. Это я ее туда поместил.
       А она не хотела ...
      
       Из воспоминаний Виктора.
       Виктор. Мама, надо собираться. Со следующей недели ты будешь жить в специализированном интернате. Там тебе будет лучше, за тобой будет хороший уход.
       Рута Викторовна. (старческим надтреснутым голосом) Не хочу. Не хочу в интернат. Витя, не надо. Я сама буду ухаживать. Витенька!!!
       Виктор. Мама, но дома я не смогу обеспечить никакого ухода, но и оставаться одна ты не можешь. А я не смогу за тобой присматривать, мне придется бросить работу.
      
       Мы снова видим Виктора и Надю.
       Виктор. (Обращаясь к Наде). Она умоляла меня. А я её не услышал. Мама была в тот момент маленьким ребенком. А я предал её, бросил. Разве бы она поступила бы так со мной?
       Надя. У тебя не было выбора.
       Виктор. Выбор всегда есть... Я предал единственную женщину в моей жизни, которая глубоко и искренне любила меня. А какая она была ласковая мать. Как она любила и ласкала нас: меня и Борьку.
       Надя. Ты сделал все, что было в твоих силах. Никто не сделал бы больше в твоем положении. Тебя никто не имеет права осуждать, да насколько я знаю никто и не осуждает.
       Она не успевает договорить.
       Виктор. А я сам? Если у человека хоть какая-то совесть есть, то он сам себе самый строгий судья.
       Потом пауза.
       Господи! Я никогда не был верующим человеком, но если, всё-таки, тот свет существует, то я хотел бы найти там маму, стать перед ней на колени и вымолить прощение за всё. ...Ведь она умерла не от атеросклероза. В этом поганом интернате за ними совсем не ухаживали, а я-то надеялся... Мама шла в туалет, упала и разбила себе голову. У неё началось нагноение, и умерла она от интоксикации, от сердечной слабости.
       У Виктора текут слёзы из глаз.
       Надя. (Вытирая ему слезы). Ну не надо, не надо! Успокойся.
    (Смотрит Виктору прямо в глаза). Витенька! Все это в прошлом. А сейчас тебе нужно думать о нас троих: о себе, обо мне, о Джоконде... А скоро появится и четвертый.
       Виктор подхватывает ее со стула и усаживает себе на колени.
       Надя. Да. У нас будет ребёночек.
       Виктор целует Надю и прижимается к её щеке.
       Надя. Ты рад?
       Виктор. Очень.
       Надя. А кого бы ты хотел: мальчика, девочку?
       Виктор. Я буду рад любому ребенку от тебя, но очень хочу дочь.
       Надя. Почему? Мужики, как правило, хотят сыновей.
       Виктор. На то есть много причин.
       Во-первых, я всегда хотел сестричку. И очень огорчился, когда узнал, что через год после моего рождения у меня могла быть сестра, но мама сделала аборт. Хотя есть более глубокая причина.
       Надя. Какая?
       Виктор. Видишь ли, в чем дело. Я намного старше тебя и, по-видимому, уйду из жизни намного раньше. Прежде, чем я закрою глаза навеки, я должен быть уверен, что рядом с тобой находится близкий человек, который не бросит тебя в трудную минуту, а будет предан и любить тебя как наша Джоконда до конца твоих дней... Что с тобой не произойдет то, что произошло с моей матерью.
       Надя. Какой ты наивный. Как будто не бывает разных дочерей. Тех, которые бросают родителей.
       Виктор. Бывает. Но с ними это случается гораздо реже. Я постараюсь воспитать дочь так, чтобы с ней этого не случилось.
      
       Комната  23.
       В ней после очередного семинара должно начаться собрание лаборатории. Все ждут Прудникова. Перед собранием Сикорский занимает свое привычное место, включает компьютер и загружается. Внезапно на экране появляется мультяшка, в которой черти танцуют с голыми девицами. Сзади, за креслом Сикорского стоят Юшкевич и Вершинин, которые вначале тихо хихикают, а потом начинают "ржать". Сикорский удивленно смотрит на экран, потом, поняв в чём дело, резко поворачивается назад.
       Сикорский. (тоже смеется) Вот дурачьё! Ну дурачьё же! Явно делать нечего.
       В это время в комнату входит Прудников и садится за центральный стол.
       Прудников. Ну, вот что, ребятки. Я уже говорил на эту тему с Тадеушем Вацлавичем. Повторяю для вас: я ухожу с поста зав. лабораторией. Официально это сделаю на большом ученом Совете в октябре. А неофициально, то есть де-факто, у вас уже другой заведующий -- Тадеуш Вацлавич.
       Митяев. Андрей Сергеевич! Но вы ещё и по возрасту и по состоянию здоровья можете быть заведующим. Зачем такая спешка?
       Прудников. Да. Всё это так. Но Тадеуш Вацлавович прекрасно справляется с ролью завлаба. И лаборатория под его руководством будет работать ничуть не хуже, чем под моим. Это, во-первых. А во-вторых, мне уже шестьдесят пять, и я хотел бы остаток времени посвятить тем задачам, которые всю жизнь хотел решить, но из-за недостатка времени не сумел. Ну, хотя бы попытаться это сделать.
       Вершинин. (Обращаясь к Прудникову) У вас непререкаемый авторитет, который поддерживает и прикрывает нашу лабораторию. А в смысле выделения средств? Сомневаюсь, что кто-нибудь сможет вас заменить.
       Прудников. Ничего страшного. Когда-нибудь, все равно, придётся уйти. Лучше это сделать раньше, чем позже. И потом, я считаю, что подготовил себе хорошую смену. А что касается всего остального, и выделения средств, в частности, то я ведь остаюсь в лаборатории, но в другом качестве - в качестве главного научного сотрудника. Так что, если у меня есть авторитет, то я использую его исключительно во благо лаборатории ... Например, для того, чтобы убедить руководство выделить нужное финансирование.
       Юшкевич. Шеф ! Куда Вы торопитесь? Что нельзя это было сделать после Нового Года?
       Прудников. Видите ли, Сергей Валерьевич, конечно, можно! Всё можно! Но сейчас уже конец августа. Через полтора месяца - наиболее важный для нас ученый Совет Института, где будет идти речь о финансировании и дальнейшей перспективе. Я считаю, что преемника на посту завлаба уместно представить широкой аудитории именно на этом Совете.
       Прудников замолкает, потом встает из-за стола и продолжает.
       А теперь, Тадеуш Вацлавич, давайте поменяемся местами и прошу вас продолжить собрание.
       Сикорский. В общем-то, я посмотрел все материалы по результатам, статьям, конференциям и так далее. Сейчас всё идет очень неплохо. Однако надо до октября постараться запустить ещё две работы.
       Виктор. Ты имеешь ввиду с харьковчанами?
       Тадеуш. Да. Одну из них ты делал вместе с Вершининым, а эксперимент проводился в Харькове. Там что-то подозрительно хорошо экспериментальные данные ложатся на наши кривые.
       Прудников. (улыбается) Меня это тоже смущает. Когда что-то слишком хорошо выглядит - это становится подозрительным. Как говорил Анатоль Франс, "Наиболее правдоподобно выглядит поддельный документ". Поэтому все надо очень внимательно и тщательно проверить, не обижая, конечно, харьковчан. Мы ведь не сомневаемся в их добросовестности. Просто, может быть, какие-либо граничные условия не всегда выполнялись или что-либо в этом роде. Поэтому в Харьков надо послать кого-нибудь в командировку...
       Тадеуш Вацлавич, но остается еще одна не менее важная работа.
       Сикорский. Вы имеете в виду моя, Юшкевича, Гадлевского и Митяева?
       Прудников. Именно. И эксперимент там проводили две группы : одна в Екатеринбурге, а другая - в Милане.
       Сикорский. Об этой работе я тоже хотел сказать несколько слов. В ней тоже результаты весьма впечатляющи. И тоже всё должно быть тщательно проверено, чтобы не сесть в лужу.
       Прудников. Но по этой работе должны быть командированы только вы. Потому, что только вы знаете все аспекты этой работы до тонкостей. А кого пошлем в Харьков: Вершинина или Рахлина? Мы не можем послать туда сразу двоих, у нас командировочный фонд весьма ограничен.
       Сикорский. Предлагаю к Остапчуку в Харьков послать Виктора Эммануиловича. У них хороший рабочий контакт и взаимопонимание.
       Вершинин. Почему? Я возражаю. В прошлом году именно я 2 месяца провел в Харькове у Остапчука. И в этом году я был там уже две недели. А Рахлин за весь период два раза по неделе. Поэтому считаю, что в Остапчуку должен ехать я, а не Рахлин. У меня с ним контакт не хуже.
       Сикорский. Никто и не спорит. У тебя с ним действительно хороший контакт. Но еще лучший "контакт" у тебя с Галей Карташовой из его лаборатории и Светой Веденеевой из лаборатории Емельянчика.
       При последних словах Тадеуша все начинают дружно смеяться.
       Вершинин. А это откуда известно?
       Прудников встает из-за стола и, сдерживая смех, обращается к Сикорскому.
       Прудников. Ну ладно, я пойду к себе в кабинет. Вы уж тут сами, Тадеуш Вацлавович, без меня разбирайтесь. Я так думаю, что на этом основная часть закончилась. Свои внутренние проблемы решайте без меня.
       Сикорский. Хорошо.
       Прудников уходит.
       Сикорский отвечает на вопрос Вершинина.
       - Откуда известно? Откуда известно. Во-первых, твои женщины не делали из этого никакого секрета. А такие вещи распространяются быстро и помимо нашей воли. Карташова, например, уже несколько раз интересовалась, когда ты снова приедешь в командировку? Кстати, передавала тебе привет.
       Потом, чуть помолчав, добавляет.
       Ты, Вадим, не обижайся. Будет длительная командировка - пошлём в Харьков тебя. Хоть ты у нас известный "многостаночник" - успеваешь и в науке и в любви, но в данном случае на всё про всё - очень мало времени. Максимум пять-шесть дней. И отвлекаться на любовные дела просто будет некогда. Поэтому в данную командировку поедет Виктор. Так мы решили с Остапчуком. Тем более, что работа эта у вас с ним общая. И нет никакой разницы, кто будет представлять нашу лабораторию. По этому вопросу всё!
       Сикорский. А сейчас, хлопцы, я хотел бы поговорить об ученом Совете, который будет месяца через полтора. Наша лаборатория у многих в институте - бельмо на глазу. Мы ведь фактически - чистые теоретики. У нас хоть и есть экспериментальная часть и хороший эксперимент идёт и здесь и за рубежом, но до практического выхода довольно далеко. Экономического эффекта от нас пока никакого.
       В это время раздается голос Седых:
       Седых. Да уж при помощи наших методов на селе лучше коров не доют.
       Последнее слово он намеренно произносит с издёвкой и через букву "ю".
       Сикорский, обращаясь к Седых
       Сикорский. Миша, не надо ёрничать! Ты же понимаешь, о чём идет речь: у нас нет конкретных внедрений, которые давали бы живые деньги. И этим могут воспользоваться те, кто нас на дух не выносят. Например: Сененок, Корбут, Клевченя... Все они - члены ученого Совета института. Каждый из них имеет довольно приличный "вес". Я имею в виду прежде всего не научный, а административный "вес".. Все они могут выступить на Ученом Совете против нас...Мы старались никогда с ними не портить отношений. Но я хотел бы сейчас узнать у вас, не было ли каких-нибудь конфликтов у наших работников с ними? Только честно.
       Все начинают галдеть. Да нет. Кому они нужны?
       Больше всех кричит Юшкевич.
       Сикорский. Ты, Серёжа, не кипятись. И не отвечай "за всю Одессу". Так, всё-таки, я хотел бы знать? Повторяю вопрос: может их кто-нибудь обижал?
       Митяев. Ну, зашёл я как-то на лабораторный семинар к Григорию Ильичу Синенку.
       Гадлевский. Что значит зашёл? Что, "возникал" там? А кто выступал?
       Митяев. Да сам Синенок и выступал. Нёс такую чушь!
       Юшкевич. Ну и какую это? Конкретизируй!
       Митяев. Он решает там одну задачу. В итоге получает однородное дифференциальное уравнение, которое тривиально решается. Любой мало-мальски грамотный студент второго курса это знает. Вместо этого он подставляет в качестве решения какой-то "анзац", который берет с потолка. Причем достаточно быстро становится ясно, что при физических значениях параметров этот анзац не работает. В общем ни в дугу и ни в тую. Ни в какие "люки" это не прёт! Ну я ему сказал, что думаю по этому поводу.
       Сикорский. Представляю себе, как ты ему это сказал. В каком
       тоне.
       Рахлин. А Сененок - доктор наук или нет?
       Митяев. (раздраженно обрушивается на Виктора ) Витя! Какая половая разница? Доктор он или нет, если имеет непомерное влияние в институте. Я уже сам жалею, что не сдержался.
       Сикорский. Нет. Он пока не доктор, но, думаю, в ближайшее время должен им стать.
       Митяев. Про таких говорят: "Он давно бредит докторской, но никак не может найти человека, который бы ему ее написал". Но на самом деле с этим у него проблем нет. Диссертацию ему пишет вся лаборатория.
       Сикорский. (обращаясь к Митяеву) Зная твою невыдержанность, Олег, представляю, как ты на него наехал. Расхлебывать теперь всем нам - он точно взовьется на Ученом Совете. А теперь, соколики мои, скажите, пожалуйста, кто из вас еще какое паскудство учинил? У кого еще были конфликты с VIP- персонами в институте?
       Вершинин. У меня был небольшой инцидент с Клевченей.
       Сикорский. У тебя?! Ты что тоже был на каком-нибудь семинаре и неудачно пошутил?
       Вершинин. Нет. По другому поводу. Стоим мы как-то с моей подругой Наташей Веремеевой.
       Седых. Эта та, что из лаборатории физики магнитных материалов?
       Вершинин. Да. Стоим и разговариваем. Довольно близко друг к другу. И я, как бы невзначай, положил ей руки на плечи.
       Виктор. (С иронией). Как бы невзначай?
       Раздаются смешки.
       Вершинин. Ну да! Не понимаю, над чем здесь можно иронизировать? Ну вот... Тут по коридору идёт Клевченя. И вдруг резко так обращается ко мне:
      -- Вы как себя ведёте? Что позволяете?
       Я сначала опешил, а потом ему говорю:
      -- А что такое?
       Клевченя. Как это что? Вы обжимаете замужнюю женщину с ребенком.
       Вершинин. В слове "замужнюю" он почему-то сделал ударение на первое "ю". Я ему в ответ.
       - Обжимать можно двутавровую балку, кирпичи, телеграфный столб... Ну, он юмора, конечно, не понял. Слово за слово...
       Сикорский. Так. Все ясно. Ну что ж, паршивое дело.
       Юшкевич. Вообще-то, Клевченя - весьма мерзопакостный мужик. Он, по-моему, ущербный, так как все время нарывается на скандал. У меня с ним тоже был казус.
       Гадлевский. Что-то ты об этом, Сережа, ничего не рассказывал.
       Юшкевич. А что рассказывать? Я ведь не знал, что его включили в комиссию по проверке трудовой дисциплины. Иду я как-то во вторник, в день семинара. На семинар-то я шел вовремя, но рабочий день уже начался. Он проверял время прихода на работу, остановил меня и потребовал рабочее удостоверение:
       - Вы где работаете, в какой лаборатории?
       Знает же, а всё равно спрашивает. Я ему отвечаю:
       - Вы что не умеете читать? Там всё написано!
       Он:
       - А всё-таки. Я хотел бы услышать это от вас.
       Я тут же
       - Вы что не видите -- в НКВД!
      -- Ах, в НКВД? Так в НКВД ты это удостоверение и получишь.
      -- А почему это вы мне тыкаете?
      -- Ах ты, сопляк! Как ты со мной разговариваешь?
       Ну, в общем, тоже слово за слово. Потом он передал удостоверение с соответствующей бумагой в отдел кадров.
       Сикорский. (резко) Вы что все тут сговорились, что-ли? Решили перессорить лабораторию с всем остальным институтом?
       Все хором :
       - Да что вы, Тадеуш Вацлавич, никто этого не собирался делать.
       Сикорский. Надеюсь, что Николая Павловича Корбута никто не обижал?
       Вершинин. (язвительно) Никто, кроме вас. Его как раз обидели вы.
       Сикорский. Я?! Да я с ним практически никаких контактов не имею. Мы всегда с ним очень любезно раскланиваемся, при встрече.
       Вершинин. Тем не менее... Помните, к вам приходила Безверхая. Как её там?
       Седых. Ольга Афанасьевна. Доцент из университета.
       Сикорский. Ну и? Причем здесь Корбут?
       Вершинин. Она сидела у вас в кабинете и что-то там изучала.
       Сикорский. Да, я ей дал редкую монографию и справочник, которых у неё не было. А сам, чтобы ей не мешать, вышел из кабинета и пошел по своим делам.
       Вершинин. А в ваше отсутствие в кабинет заходил Корбут.
       Сикорский. Заходил. Ну и что?
       Вершинин. А то, что он у нее спросил: - Ольга Афанасьевна! Что вы делаете в кабинете Тадеуша Вацлавовича?
       Когда вы вернулись, она вам это передала. Что вы ей на это ответили, вы помните?
       Сикорский. Нет, конечно.
       Вершинин. Вы ответили: странный человек, я ведь у него не спрашиваю, что он делает в своем кабинете?
       Сикорский. Да, но я это сказал очень тихо. И никто этого не слышал. В кабинете ведь никого в этот момент не было.
       Вершинин. Кроме Безверхой. Она, по-видимому, где-то проболталась, а Корбуту передали. Во всяком случае об этой вашей ремарке мне рассказали сотрудники его лаборатории. (Потом после паузы). В общем "верх" у этой дамы действительно отсутствует, но, по - видимому, "низ" у неё настолько шикарный, что полностью компенсирует это отсутствие.
       Сикорский. Тьфу! У нас в институте и в своем кабинете ничего сказать нельзя. Так получается?
       Тут в разговор вмешивается Бондаренко, который до этого все время молчал.
       Бондаренко. Ребята, я не понимаю! Что мы все как какие-то базарные бабы сидим и анализируем: "казала-мазала". Подумаешь "их-сковородие" Корбута или Клевченю обидели! Разве по этому будут судить о работе лаборатории. Я считаю, что по сравнению с другими подразделениями мы выглядим тип-топ. Всё зашибись. В научном плане у нас придраться не к чему. А в сентябре ещё прикатит Гена Дмитриев. У него ведь тоже результаты что надо. И договора о международном сотрудничестве. Так что нас уесть будет довольно тяжело...
       Но тут, не дав ему договорить, встревает Юшкевич:
       Юшкевич. (обращается к Бондаренко) Ты, Стёпа витаешь в облаках. Тоже мне - "всё зашибись!". "Крепка броня, и танки наши быстры". Научные результаты - это одно. А взаимоотношения в институте - совсем другое. У тебя, Стёпка, уж не обижайся, как сын родился, началась беспредельная эйфория. Что значит у нас тут всё тип-топ? Совсем нет. Мы же уже говорили на эту тему. Еще как есть нас за что бить. - За отсутствие того же экономического эффекта. И эти наши друзья в кавычках: Сененок, Корбут, и Клевченя быстро воспользуются этим обстоятельством при распределении денег и при решении вопроса о дальнейшей судьбе лаборатории. Тем более, что лаборатория на девяносто процентов - теоретическая, а это сейчас не модно. Да и кроме того, усугубляющий ситуацию момент - это смена руководства. Так что надо быть готовым ко всему и не расслабляться.
       ... Все удрученно молчат.
       Сикорский. Ладно. Здесь всё ясно. Возвращаться к этому не будем. Но я всех попрошу в дальнейшем постараться больше ни с кем не конфликтовать, а то, что имеем в этом плане попытаться сгладить.
       Седых. А если они сами будут нарываться?
       Сикорский. А вы уходите от столкновений. Попробуйте перевести в шутку. Главное, чтобы всё было по-доброму. Никакой злости и агрессии.
       Возникает пауза.
       Сикорский (бьёт ладонью по столу). Ладно. По коням. У нас осталось около полутора месяцев. Это совсем немного. А работы до черта. Все занимаются своими делами; каждый знает, что он должен в этом плане делать. Кто оформляет статью, кто готовит эксперимент... (Обращается к Рахлину) А ты, Витя, готовься к командировке в Харьков. Свяжись с Остапчуком, всё уточни. Поедешь (тут он задумывается) ... лучше всего через полторы-две недели, когда они там все выйдут из отпусков. Главное, чтобы в это время были основные фигуранты эксперимента. Всё детально проверишь, чтобы ни у кого не возникло никаких сомнений.
       Виктор. Хорошо. Я всё понял.
       Сикорский. Да, сообщи им заранее, чтобы тебе заказали гостиницу. Люкс я тебе не обещаю. Но, на какой-нибудь полулюкс, авось, в бухгалтерии деньги и найдутся.
       Когда уже все начали расходиться, Виктор останавливает Седых, тронув за плечо. Они вместе идут по коридору.
       Виктор. Слушай, Миха, я ведь у тебя так и забыл спросить как ты съездил к Старцеву?
       Седых. А, старик, превосходно!! Старцев оказался классным мужиком. То что он академик, а я никакого места пока в научной иерархии не занимаю, не чувствовалось вообще. Принял меня очень уважительно, выслушал. Когда я ему предложил статью в соавторстве, категорическим отказался. Говорит мне: "Ну что вы, Михаил Игнатьевич, причем здесь я. Это же ваш результат. И потом здесь не одна статья, а целых две. Автор - только вы, ваши статьи должны быть без соавторов. Первую статью можно было бы написать довольно коротко, то есть дать анонс основных результатов. Я с удовольствием представлю ее в Доклады... (Седых поясняет: Он же академик, он же может представить), а вторая статья может быть более объемной и хорошо бы ее отослать в какой-нибудь престижный англоязычный журнал"
       Седых с воодушевлением продолжает
       Вот так, Витёк. Кроме того, я там у него на семинаре сделал доклад по своей диссертационной работе. Кажется, ему понравилось. Старцев сам мне предложил выбрать его институт в качестве оппонирующей организации. И вообще, никакого чванства и снобизма. Всё очень просто и демократично.
       Виктор. (улыбаясь). Ну что ж, Мишель. Я тебя искренне поздравляю.
      
       Квартира Вики Дегтярёвой.
       Павел Кулешов звонит в дверь. В руках у него торт, какой-то сверток и цветы. Дверь открывается. На пороге стоит Вика.
       Вика. Здравствуй, Паша! Проходи.
       Павел проходит внутрь квартиры. Он не успевает войти в прихожую, как в нее вбегает Владик - шестилетний сын Вики. Паша кладёт всё, что у него было в руках на тумбочку в прихожей, и тут же обращается к малышу:
       Павел. Ну, здравствуй! Давай знакомиться. Меня зовут Павел. А как тебя? (Он протягивает руку).
       Владик. Здлавствуйте. Меня зовут Владик.
       Павел. А полное имя Владислав?
       Вика. Да. Владислав. Мы пока ещё плохо выговариваем букву "р". Говорим вместо нее "л".
       Павел. Ну это дело поправимое. Со временем конечно. У меня в детстве были те же проблемы.
       Вика. Я хожу с ним к логопеду, но он меня сразу предупредил, что улучшение наступит не так быстро, как хотелось бы... (Вика улыбается и приглашает). Ну, пошли в комнаты.
       Они входят в гостиную.
       Павел. Влад! А где твоя комната? Ты мне покажешь её.
       Владик берёт Павла за руку и ведёт за собой.
       Владик. Вот.
       Вика. Владик, какой у тебя здесь беспорядок! Всё разбросано.
       (На полу валяются игрушки, конструктор.)
       Павел. (Разворачивая, сверток, в котором большая коробка). Владик! Это тебе.
       В коробке красивая гоночная машина.
       Паша. Она - радиоуправляемая. Вот это - пульт.
       Павел берёт его в руки, настраивает и пускает машину.
       Владик (радуется). Здолово! Холошо!
       Вика. А что надо сказать? А? Как тебя учили?
       Владик задумывается. Потом, наконец, произносит:
       Владик. Спасибо.
       Вика. Ну ладно, ребята. Я оставлю вас одних, а сама пойду на кухню готовить ужин.
       Павел и Владик остаются вдвоем.
       Владик. А вы мне железную дологу почините?
       Паша. Какую железную дорогу? Покажи.
       Владик вытаскивает из-под кресла части "железной дороги".
       Владик. Вот. Она совсем не лаботает.
       Минут десять Павел возится с игрушкой. Потом зовет Владика.
       Павел. Влад! Вот смотри: этот рычажок надо поворачивать плавно, а ты, видимо это сделал резко - он и сломался. (Показывает). Вот так надо делать. Ну-ка, потренируйся. Давай вместе.
       Наконец, железная дорога начинает работать.
       Павел. (Обращаясь к Владику). В школу ведь ты ещё не ходишь?
       Владик. Я пойду сколо - пелвого сентябля.
       Павел. А хочется идти?
       Владик. Да! Очень хочу.
       Павел. Ну, а что ты, вообще, любишь делать, чем любишь заниматься?
       Владик. Люблю лисовать.
       Павел. Покажи тогда свои рисунки.
       Владик открывает ящик секции и вытаскивает оттуда кипу листиков. Затем он становится на стул и достает с полки шкафа альбом.
       Владик. (подавая Павлу альбом) И вот ещё
       Павел берёт альбом в руки, и внимательно рассматривает.
       Павел. Ну что тебе сказать? Вот на этом рисунке слон получился хорошо, а человек - не очень.
       Владик. А я плохо умею лисовать человеков.
       Павел. А слонов, значит, хорошо? А где ты это видел. Откуда взял?
       Владик. По телевизолу.
       Павел еще несколько мгновений просматривает рисунки, затем спрашивает
       Павел. Ну, а чем ты еще увлекаешься?
       Владик. А давайте сыглаем в шахматы.
       Павел. А ты умеешь? Ну неси.
       Павел и Владик сосредоточенно смотрят на шахматную доску.
       Павел. Нет, мой милый. Слоны так в шахматах не ходят. Они ходят вот как - по диагонали. (И улыбнулся). Рисуешь ты слонов - хорошо, а вот ходишь ты ими - плохо.
       В это время в комнату входит Вика.
       Вика. Ну! Мыть руки и за стол.
       За столом Павел открывает бутылку красного вина и разливает в бокалы: свой и Вики.
       Владик. А мне?
       Павел. (улыбаясь) А тебе это нельзя. Мал ещё.
       Вика. (обращаясь к Владику). Для тебя есть хороший морс. (И она наливает сыну морс из кувшина в стакан).
       Павел. Ну что ж, давай, Влад, выпьем за то, чтобы мы с тобой стали друзьями.
       Все чокаются. Через несколько минут слово берет Вика.
       Вика. (Обращаясь к Павлу) Давай выпьем за то, чтобы ты почаще бывал у нас.
       Поздно вечером, когда Владик уже спит, Павел стоит в дверях. Вика провожает его. Минуту оба молчат.
       Вика. И ты не хочешь остаться?
       Павел. Очень хочу. Но пусть он, сначала, привыкнет ко мне (Павел кивает на дверь комнаты Владика). Что ж это будет? Он назавтра проснётся и увидит как дядя, с которым он едва знаком, спит с его матерью. Я ведь хочу серьезных отношений.
       Вика. (Целует Павла) Спасибо.
       Павел. Когда мы увидимся?
       Вика. Когда хочешь. Вечерами я почти всегда свободна, так что можешь придти в любое время. Только предварительно позвони, чтобы я не была в "разобранном" состоянии и успела привести себя в порядок перед твоим приходом.
       Павел. Cлушай, давай сходим куда-нибудь втроем. Ну, например, в детское кафе, цирк.
       Вика. Давай. Мне эта идея нравится.
       Они ещё раз целуются, и Вика закрывает за Павлом дверь.
      
       Витя и Надя стоят на лужайке возле 36-го дома.
       Они вместе вышли на прогулку с Джокондой. Уже начинается осень, но погода, по-летнему, солнечная
       К Виктору с приветствием подходит какой-то человек.
       - Здравствуйте, Витя! Что-то вас давненько здесь не было видно.
       Виктор. Да я обычно хожу на пустырь. Здесь бываю крайне редко. Только, когда совсем нет времени
       (Тот же человек)
       - Я видел, Джоконду часто выгуливали здесь. Кажется вы? (Незнакомец
       обращается к Наде). Надя не успевает ответить.
       Виктор. Да. Знакомьтесь. Это - моя жена Надя. Она сейчас гораздо чаще, чем я гуляет с Джокондой.
       Надя и незнакомец обмениваются любезностями.
       - Поздравляю. Рад за вас.
       - Очень приятно.
       У Виктора хорошее настроение. Виктор и Надя идут вдоль сквера.
       Надя. Что мой живот сильно бросается в глаза?
       Виктор. Не бросается, но конечно виден. Так уже и срок. А ты что хотела, чтобы его не было видно вовсе?
       Надя. Нет. Я просто так спросила... Витя, посмотри, вон кто-то, кажется, хотел чем-то накормить Джоконду (Надя кивком головы показывает на человека примерно в 100 метрах от них).
       Витя. Не волнуйся. Джоконда никогда ничего у посторонних не возьмет. Даже если будет очень голодна.
       Надя. А как же я? Помнишь, в тот первый раз, когда я пришла к тебе и осталась. Я ведь тогда кормила ее.
       Витя. Ну сравниваешь. Это было в моем присутствии. Джоконда поняла, что я ей разрешаю и даже поощряю. Она быстро поняла, что ты - своя. По-моему, она сейчас больше привязана к тебе, чем ко мне.
      
       Дома Надя берет альбом с фотографиями.
       Надя. Витя! Я здесь не нашла ни одной фотографии Руты Викторовны последних лет, когда она болела.
       Виктор. И не найдёшь нигде. Я ее не фотографировал в это время. Вернее, не хотел фотографировать.
       Надя. Наверное, ты прав. Память должна быть светлой.
       Виктор. Я часто вспоминаю свое детство, когда мне было 3-4 года. Летом мы жили на даче, часто гуляли c мамой по лесу. Какое это было счастливое время в моей жизни. Правда, тогда я этого не понимал и хотел скорее стать взрослым.
       Из воспоминаний Виктора.
       Мать держит его за руку. Они отдыхают в лесу. Рядом гамак. На его голове венок из одуванчиков.
       Мать. Витенька! Котеночек мой любимый! Ты хочешь в гамак?
       Виктор. Да.
       Они садятся в гамак. Мама обнимает его и Витя прижимается к ней.
       Мать. Сынуля! У тебя ничего не болит.
       Виктор. Нет. Мама, а когда приедет папа? Скоро?
       Мать. Скоро.
       Виктор. Сегодня?
       Мать. Нет сынок. Не сегодня и не завтра. Он сейчас на учениях.
       Виктор. Мама! Я хочу сойти с гамака.
       Она спускает его на землю. Через пару минут он подходит к ней.
       Виктор. Мама, а что это за гриб?
       Мать. Маслёнок.
      
       Виктор, обращаясь к Наде.
       Виктор. Я когда вспоминаю свое детство, дачу, которую мы снимали, маму, отца, то у меня в ушах все время звучат "Сцены детства" Шумана. Не знаю уж почему, но это так... Иногда это его произведение называют "Воспоминания из детства"... А сейчас эту мелодию передают только тогда, когда читают некролог, показывают кого-нибудь в траурной рамке или возлагают венки. Абсурд какой-то. Музыка, которую композитор написал, вспоминая счастливые моменты своей жизни решили связать со смертью.
       Надя. Ну, это понятно почему. Звучит она печально.
       Звучат "Сцены детства" Шумана.
       Несколько минут Надя продолжает рассматривать альбом с семейными фотографиями. Затем, обращается к Виктору.
      -- Скажи мне, мама так и продолжает "приходить" к тебе по ночам.
       Виктор. Продолжает, продолжает... Правда с твоим появлением в доме она стала "приходить" всё реже. И её приходы перестали быть такими печальными.
       Надя. Что значит "печальными"?
       Виктор. Раньше после ее "визитов" у меня были приступы тоски. Сейчас этого нет. Или почти нет.
       Виктор погружен в свои мысли. Потом говорит:
       Ладно, давай не будем о грустном. На следующей неделе я еду в командировку, в Харьков. Что вам привезти, тебе и Джоконде?
       Надя. Самого себя. (Надя подходит к нему и целует). Мы пойдем с Джоки провожать тебя на вокзал.
       Виктор. Зачем? Что вам тащиться в темноту?
       Надя (почесав Джоконду). Так нам хочется!
      
       ­­­­­­­­­­­­­­­­­­Возле поезда почти нет людей. Провожающие уже начинают потихоньку расходиться.
       Надя держит Джоконду на поводке.
       Виктор обнимает обеих. Сначала целует Надю. Потом Джоконда становится на задние лапы и, по-своему, целует Виктора, облизывая его лицо.
       Виктор. Ну всё, ребята. Пока. Постараюсь из Харькова вам позвонить. Хотя бы один раз.
       Он прыгает на подножку вагона.
      
       Паша, Вика и Владик сидят в детском кафе "Пингвин".
       Вадик блаженствует. Столик уставлен яствами: тут и мороженое с вишневым сиропом и апельсиновый сок, кусок арбуза. Павел и Вика заказали себе по чашке кофе и эклеру. Все в прекрасном настроении.
       Павел. (обращаясь к Владику). Что-то ты очень медленно ешь! Так мы опоздаем в цирк.
       Владик. Моложеное я сейчас съем. А можно его ещё заказать?
       Вика. Ты что с ума сошёл? У тебя и так плохое горло. Просто я сегодня ради такого случая сделала для тебя снисхождение. Никаких больше заказов не будет! Доедай скорее. Нам действительно пора!
      
       Владика был в цирке всего один раз. Водила его только мама. Вика рассталась с мужем, когда сын был ещё совсем маленьким.
      
       В цирке - весело. После представления все трое идут гулять в парк. Павел идёт в центре, держа за руку Владика. Вика берет Павла под руку.
       Владик. А можно я набелу каштанов?
       (Обращаясь одновременно к Вике и к Паше)
       Вика. Можно. Но только далеко не убегай.
       Темнеет. Павел провожает Вику и Владика до входной двери.
       Владик. Дядя Павел? А вы лазве не останетесь у нас?
       Паша теряется. Вика испытующе смотрит на него.
       Паша. А ты этого хочешь?
       Владик. Хочу.
       Паша. Тогда останусь.
       Вика улыбается
       Павел берёт на руки Владика, прижимает к себе, обнимает Вику, и они все быстро заходят в квартиру.
      
       Вагон поезда.
       В своем купе Виктор лежит, повернувшись на правый бок.
       Голос соседа по купе. Ну что? Будем спать? Свет выключать?
       Виктор. Да, пожалуйста, если вам нетрудно.
      
       Из воспоминаний Виктора
      
       Интернат. Палата на втором этаже.
       Виктор. Мама, что тебе принести в следующий раз?
       Рута Викторовна (надтреснутым старческим голосом). Мне ничего не нужно. Если хочешь, принести бананов и жареную курицу.
       Виктор. Мама! Тебе ведь жареную нельзя. У тебя же камни в желчном пузыре. Может лучше отварную.
       Мама. Нет! Я хочу жареную! Мне уже теперь всё равно. Плевать я хотела на камни.
       Виктор спускается на первый этаж и заходит к врачу интерната.
       Он открывает свою сумку, ставит на стол бутылку коньяка.
       Виктор. Здравствуй, Гена. Я хотел с тобой серьёзно поговорить.
       Геннадий Иванович. О чём?
       Виктор. Мне не нравится отношение младшего и среднего медперсонала к моей маме. Дозваться она их не может. В туалет её вывести - целое событие. Хамят. И всё в том же духе. Я понимаю, что дело не в маме. Персонал, по-видимому, относится так ко всем, но что-то нужно делать. Они тут на всех, попросту, плюют.
       Геннадий Иванович. А что ты хотел? Здесь не привилегированный санаторий, не элитная больница. Эти медсестры, санитарки и нянечки получают копейки. Ты хочешь, чтобы за эти деньги они ещё и душевно относились к пациентам.
       Виктор. Хорошо. Я буду платить. Только скажи кому и сколько?
       Геннадий Иванович. Ты что, идиот? Они тут работают посменно, меняются всё время. Ни за кем из пациентов не закреплен постоянный обслуживающий персонал. Тебе придется платить всем подряд.
       Виктор. Так что же делать? Так больше продолжаться не может.
       Геннадий Иванович. (Помолчав). Ладно. Я поговорю с ними.
       Виктор. У меня к тебе ещё вопрос. Почему ты перевел маму на второй этаж. Там к ним мерзкое отношение. На них смотрят как на умирающих.
       Геннадий Иванович. (С раздражением). Потому что она - пациент второго этажа. Понимаешь это?
       Виктор. Но ведь мама ещё хочет жить. И может прожить какое-то время. Ведь она не парализована.
       Геннадий Иванович. А зачем нужна такая жизнь?!
       Виктор. Ну вот что, Геннадий Иванович! Ты не Господь Бог, и не тебе решать кому жить, а кому нет.
       Последнюю фразу Виктор произносит на повышенных тонах. Он выходит из кабинета, хлопнув дверью.
       Виктор идёт по коридору к заведующей интернатом.
       Виктор. Валентина Афанасьевна! Мне нужно дней на десять уехать в Нижний Новгород на научную школу. Могу ли я быть спокоен, что за эти десять дней ничего не случиться?
       Валентина Афанасьевна. Конечно. Почему возник такой вопрос?
       Виктор. У меня большие претензии к обслуживающему персоналу. Я уже говорил об этом с Геннадием Ивановичем. Я очень прошу вас, проследите, пожалуйста, чтобы маме вовремя измеряли давление, давали таблетки, делали уколы.
       Валентина Афанасьевна. Не волнуйтесь. Если с вашей стороны есть какие-то претензии, - мы разберемся.
       Виктор. Значит, я могу спокойно уехать?
       Валентина Афанасьевна. Безусловно.
      
       В этот же день вечером.
       Виктор сидит у себя дома, на кухне.
       Перед ним стоит бутылка с водкой, наполненная наполовину. Он методично наливает из неё в стакан по 50-100 граммов и пьёт.
      
       Ночью ему становится плохо.
       Он набирает номер cкорой помощи. В трубке раздается женский голос:
      -- 3-ая подстанция слушает. Говорите!
       Виктор. Мне очень плохо. Я задыхаюсь. Мне нечем дышать.
      -- Ваш адрес?
       Виктор. Столярная 3, квартира 12.
       - Ждите. К вам выезжает бригада.
      
       Врачи хлопочут вокруг Виктора, измеряют давление, снимают кардиограмму.
       Врач скорой помощи. Простите. Ещё раз скажите как ваше имя, отчество?
       Виктор. Виктор Эммануилович.
       Врач. Вот что, дорогой вы наш, Виктор Эммануилович. Вам надо госпитализироваться. У вас приступ стенокардии на фоне гипертонического криза. Сейчас мы сделаем пару уколов и вам сразу станет легче.
       Виктор. Стенокардия? Это что - "грудная жаба"?
       Врач. Совершенно верно. (Врач улыбается). Но так сейчас никто не говорит. Обычно не говорят.
       Виктор. Но я не могу госпитализироваться, никак не могу. Завтра на работе меня ждёт масса вопросов, которые без моего участия не могут быть решены.
       Врач. Виктор Эммануилович! Вы отдаёте отчёт в том, что вы говорите или нет? Положение ваше очень серьезно. у вас изменения на кардиограмме, аритмия, давление 180 на 120. И потом вы что-то говорите про "завтра". Так вот, завтра для вас может не наступить никогда.
       Виктор. Но инфаркта нет?
       Врач. Пока нет. Но у вас ишемия задней стенки.
       Виктор. Ну раз инфаркта нет, то я никуда не поеду. Дома отлежусь. Буду глотать таблетки. Напишите мне только подробно все, что нужно принимать в моем случае, включая инъекции.
       Врач. (Подумав). Ладно, если вы такой упрямый. (Достает какой-то специальный бланк). Подпишитесь здесь, что вы наотрез отказываетесь от госпитализации. Сейчас я вам выпишу несколько рецептов. Аптека далеко?
       Виктор. Нет. Совсем рядом.
       Врач. Хорошо (Быстро выписывает несколько рецептов). И желательно проколоться этими препараторами.
       Виктору делают уколы. Минут через десять врач спрашивает:
       Врач. Ну, как? Отпустила боль?
       Виктор. Да, кажется, стало легче.
      
       На следующий день раздается телефонный звонок. Звонит Тадеуш.
       Сикорский. Привет, Витёк! Тебя сегодня нет на работе. Что-нибудь случилось?
       Виктор. Да. Я немного приболел. Что-то с сердцем и давление. Я должен пару дней отлежаться. Наверное, все это на нервной почве.
       Тадеуш. На нервной?
       Виктор. Ну ты же знаешь - мама.
       Тадеуш. А как ты лечишься?
       Виктор. Пока никак. Я себя неважно чувствую и пока не встаю. Но лекарств и таблеток мне выписали целый вагон.
       Сикорский. Я пришлю к тебе кого-нибудь из ребят: Вершинина или Юшкевича. Они и купят все, что необходимо из лекарств. А вечером мы с женой тебя навестим. Вера сделает тебе необходимые уколы, измерит давление, послушает сердце. У тебя, кстати, тонометр и одноразовые шприцы есть?
       Виктор. Тонометр имеется, а одноразовые шприцы с той поры, как мама попала в интернат, не держу.
       Сикорский. Ладно. Захватим с собой.
      
       Вечером Тадеуш с Верой сидят у Виктора.
      
       Сикорский. (с улыбкой) Я оставляю вас, ребята, наедине. Веруша осмотри пациента и выполни все необходимые процедуры. А я пока зайду в Витин кабинет, гляну на его книги.
       Через пятнадцать минут Тадеуш возвращается:
       Тадеуш. Ну что?
       Вера. Сейчас неплохо: аритмии нет, но давление повышенное. Надо отлежаться несколько дней, принимать лекарства. Представь, твой друг не хочет, чтобы я его уколола.
       Тадеуш. Это ещё почему?
       Вера. Стесняется, наверное.
       Виктор. Да. Стесняюсь.
       Тадеуш. Слушай. Не дури голову! Ты для неё не мужик, а пациент. Она врач и голых задниц видит в своей больнице десяток на день. Ну-ка, быстренько снимай штаны.
       Вера улыбается.
       После того, как уколы сделаны, Вера убеждает Вмктора в необходимости соблюдения предписаний медиков:
       Вера. Вам надо в течение недели сделать инъекции всеми препаратами, которые вам назначил врач скорой. И ещё вот этим. (Она выписывает рецепт). Это средство прекрасно действует на стенки сосудов, улучшает реологию крови. Я договорюсь. С завтрашнего дня к вам на уколы будет приезжать одна хорошая медсестра. Она берет недорого, так что отказываться от ее услуг не советую.
       Виктор. Большое спасибо.
       Тадеуш и Вера собираются уходить.
       Тадеуш. Ну всё. Поправляйся. Надеюсь, на Нижегородскую школу поедешь?
       Виктор. Обязательно! Ещё есть время подлечиться.
      
       Утро.
       Надя идёт на работу. Уже сентябрь, но осень ещё не ощущается. Рядом с Надей останавливается машина, открывается дверца и из неё выглядывает Павел.
       Павел. Надя, привет! Давай я тебя подвезу до института.
       Надя садится и машина трогается с места.
       Надя. У тебя новая машина?
       Павел. Да. Мой БМВ стал часто ломаться, я его продал и купил эту - Вольво.
       Молчание. Потом Павел благодарит Надю
       Павел. Спасибо тебе.
       Надя. (удивленно) За что?
       Павел. (улыбнулся) За всё! За Вику, за Владика.
       Надя. Я очень рада, что у вас всё прекрасно, и что ты правильно понял наш старый разговор. (После паузы). Два хороших человека нашли друг друга. Я довольна, что не без моего участия, и что ты счастлив.
       Павел. А ты счастлива?
       Надя. Да. Очень. Ты сомневаешься?
       Павел. (Слегка смутившись) Нет! Я просто так спросил. У вас же скоро будет малыш.
       Надя. ( Возвращаясь к отношениям Павла и Вики) Я надеюсь, что эта связь будет прочной. Вика очень красивая женщина и чудный человек.
       Павел кивает. Его машина заезжает на стоянку у института.
       Надя. Приехали. Спасибо.
       Перед тем, как открыть дверь машины, Павел берет руку Нади и целует её.
       Надя поднимается на третий этаж и входит в преподавательскую. В комнате в этот момент только Вика и больше никого.
       Надя. (удивленно) Привет! Разве у тебя сегодня есть занятия. А?! У тебя сегодня сравнительная лингвистика и лексика? Или я что-то путаю?
       Вика. Нет, моя дорогая. У меня сегодня никаких занятий нет. Просто я хотела повидать тебя. Тут в течение часа никого не будет. Я хотела выпить вместе с тобой кофе, и захватила маленький торт.
       Надя. (Удивленно) А в честь чего это? Что сегодня за праздник такой?
       Вика. Просто так. Мы ведь давно вот так близко не общались.
       Она включает электрочайник.
       Надя. Только, Викуля, я кофе сейчас не могу. Я могу только слабый чай.
       Вика. Хорошо. Тогда я тебе заварю фруктовый чай, а себе - кофе.
       Надя. Замечательно. Знаешь, сегодня Паша подвез меня.
       Вика. Да?
       Надя. По твоему выражению лица я вижу, что это ты его попросила. (Надя улыбается).
       Вика. Не выдумывай. Он бы и сам догадался. Но, вообще, мужикам иногда надо вовремя подсказать, а то ведь могут и не додуматься.
       Надя. (блаженно потягивается). Как хорошо ребята, что у вас так всё прекрасно сладилось. А я думала, что ты сердишься на меня за тот мой разговор с Пашей.
       Вика. (удивленно) Какой?
       Надя. Ну когда я намекнула ему, что ты имеешь виды.
       Вика. Сначала я на тебя, Надька, ужасно разозлилась. Но потом успокоилась. Всё получилось с твоей подачи как нельзя лучше. Так что мы оба тебе очень благодарны.
       (Потом подумав, добавляет). Я не знаю, говорил тебе Паша или нет, но в общем-то, он хотел, чтобы ты услышала это от меня:
      -- Если у вас с Витей возникнут материальные затруднения, то вы всегда можете на нас, ну на меня и Пашу рассчитывать.
       Надя. Какие трудности? О чём ты?
       Вика. Ну, мало ли? У вас скоро будет ребенок. Ты долго не сможешь работать. А научные работники у нас получают мало.
       Надя. Ладно. Не будем больше об этом. Давай лучше пить чай или что там у тебя - кофе.
      
       Вечер.
       Многие хозяева пришли выгулять своих питомцев.
       Иногда собачники переговариваются друг с другом, обмениваются новостями. Олег (охранник Корнеева), подходит то к одному, то к другому, заговаривает с ними, смеётся, шутит.
       Серёга обращается к Иван Матвеичу.
       Серёга. Дядя Ваня! А ведь они опять интересовались Витьком и Джокондой.
       Иван Матвеич. У кого?
       Серега. А вот у этого? Как его? Кажется, Костей зовут.
       Иван Матвеич. Ну и что он им сказал?
       Серега. Я точно не знаю, слышал только: "Сейчас он бывает здесь редко, и приходит очень поздно. Занят на работе".
       Иван Матвеич. Чего им надо? Чего они никак не угомоняться. Вон пес их бегает здоровый, холеный. Про ту историю все уже давно забыли. Что они хотят? ... Не понимаю.
       Серёга. Иван Матвеич! Ты говорил, что как-то видел Джоконду в другом месте.
       Иван Матвеич. Да. И с ней была женщина. Но это было давно.
       Серёга. Надо бы предупредить, чтобы они сюда не ходили. А ты не помнишь, где ты их видел?
       Иван Матвеич. Сейчас. Дай подумаю. Кажется на пересечении Столярной и Востряковской.
       Серега. Там что - место для выгула собак?
       Иван Матвеич. По моему, да!.
       Серега. Ладно, я постараюсь сам их найти... Плохо, что мы не знаем Витиной фамилии. А то я бы по компьютеру нашёл и адрес и телефон.
      
       Харьков.
       Виктор и Тарас Остапчук сидят в кабинете последнего.
       Остапчук. Ну как, Виктор Эммануилович? Во всём разобрались? Вопросы есть?
       Виктор. По первой серии экспериментов вопросов нет. Там всё в порядке. Эксперимент и теория в полном ладу. А вот по второй -- у меня большие сомнения.
       Остапчук. У меня тоже.
       Виктор. Меня смущает, что на разных установках получаются разные результаты в ходе одного и того же эксперимента. Так не должно быть. То очень хорошее согласие с теорией, то довольно сильное расхождение.
       Причина этого пока мне неясна. А кто ставил эксперименты по второй серии?
       Остапчук. Миша Гейченко. Сейчас я его позову.
       Остапчук снимает трубку, набирает номер.
      -- Мишаня. Зайди, пожалуйста, в мой кабинет и захвати результаты последней части работы с россиянами.
       Через несколько минут Гейченко открывает дверь кабинета Остапчука.
       Виктор внимательно рассматривает экспериментальные кривые.
       Виктор. (Обращаясь к Гейченко) Только вы ставили этот эксперимент?
       Гейченко. Нет. До меня был Берило. Результаты те же.
       Виктор. (подумав) Так. Эту часть включать в статью не будем. Надо разобраться в причинах такого расхождения... Надо понять, стоит ли посылать статью в журнал, исключив последние данные. Зато первая часть работы - идеальная. На этом всё. Так что, Тарас Борисович, большое вам спасибо. Когда Гейченко выходит из кабинета, Остапчук обращается к Виктору
       Остапчук. Может, посидим сегодня вечером где-нибудь? Как раз недалеко от вашей гостиницы есть неплохое кафе. Вы ведь завтра уезжаете.
       Виктор. Что ж, не откажусь.
       Остапчук. Тогда сейчас разбегаемся. А в 19.00 я буду вас ждать у входа в гостиницу.
      
       Виктор решил прогуляться по Харькову. Погода стоит отменная. Тепло, солнечно и нет ветра. Виктор медленным шагом доходит до своей гостиницы, поднимается на третий этаж. Его встречает сосед по номеру.
       Виктор. Добрый день.
       Сосед. День действительно добрый. Смотрите погода какая. А вы куда-то собрались идти?
       Виктор. Почему вы решили?
       Сосед. Ну я вижу, что вы меняете рубашку и галстук.
       Виктор. Да. Моя командировка подходит к концу. Завтра я уезжаю. Всё прошло более-менее успешно. Так, что мы с коллегой решили посидеть в кафе.
       Сосед. В каком, если не секрет?
       Виктор. Да вот не знаю. Меня туда проводят. А как дела у вас?
       Сосед. Всё нормально. Я сюда приехал инспектировать строительство военного городка под Харьковом. Пока что - полный ажур. Так что мы сегодня с начальником строительства тоже вмажем, правда не в кафе, а здесь, у меня в номере.
       Виктор. Ну что ж я скоро уйду, и не буду вам мешать.
       Сосед. Да вы и не помешаете.
      
       Надя у врача, в кабинете УЗИ.
       Врач завершает процедуру. Потом говорит
       - Всё нормально. Сейчас я всё выведу на компьютер и дам вам на руки.
       Надя. Спасибо, Нина Львовна. А как же ребёнок?
       Врач (удивленно). Ребёнок? А что ребёнок. Абсолютно нормальное развитие.
       Надя. А пол?
       Врач (улыбается). Девочка. Вы удивлены?
       Надя (улыбается в ответ). Нет, что вы. Просто муж очень хотел девочку. А мне было все равно. Лишь бы ребёнок был здоров.
      
       Надя открывает дверь квартиры, и Джоконда мчится к ней.
       Надя. Джоки! Пошли погуляем. Смотри, погода какая.
       На улице, в месте выгула собак, Надя бросает палочку, за которой Джоконда бежит. Внезапно к Наде подходит молодой парень. Это - Серёга.
       Серёга. (обращаясь к Наде) Простите, вашу собаку не Джокондой зовут?
       Надя. Да. Джокондой. А в чём дело?
       Серёга. (смущаясь) А вы, извините, Вите кем приходитесь?
       Надя. Я - его жена. А что случилось?
       Серёга. Ничего особенного. Передайте, пожалуйста, вашему мужу, чтобы он пока что не выгуливал Джоконду на пустыре.
       Надя. На каком пустыре?
       Серёга. Он знает.
       Надя. (задумавшись) Ах вот вы о чём? Но сейчас мы с Джокондой в основном гуляем здесь.
       Серёга. Вот видите! В основном. Но иногда Витя появляется и на пустыре, в конце Дмитровской улицы. Пусть пока воздержится.
       Надя. Почему? Что-то произошло?
       Серёга. Так надо!
       Надя. Какими-то загадками говорите. Пугаете меня.
       Серёга. Не волнуйтесь. Ничего особенного. До свиданья.
       Серёга уходит.
      
       Виктор и Остапчук сидят в кафе.
       Настроение у обоих приподнятое.
       Остапчук. За что сейчас выпьем? Давайте за дальнейшее плодотворное сотрудничество!
       Виктор. Поддерживаю.
       И они чокаются. Потом отдают должное прекрасной закуске..
       Остапчук. Да! Чуть не забыл. У меня был один вопрос по тексту работы.
       Виктор. Давайте. Текст у вас с собой?
       Остапчук. Да. (Достает папку и вытаскивает оттуда несколько листов бумаги) Вот смотрите. Что здесь у вас в правой части формулы семь? Квантовые поправки?
       Виктор. Да. Это квантовые поправки к основному результату. В нашем с вами случае они являются весьма существенными.
       Потом, после паузы, добавляет.
       Мы не решили с вами, кто будет оформлять рисунки к статье.
       Остапчук. Давайте поручим это Мише Гейченко. Он большой дока в этих делах, и выполнит всё быстро и четко. (Затем немного помявшись). Я надеюсь, что Вадим Алексеевич не очень на нас обиделся за то, что мы пригласили вас, а не его?
       Виктор. Да ну что вы? Какая тут обида?
       Остапчук. (улыбается) Видите ли, многие из тех, кто по праву составляет лучшую часть нашего института, с нетерпением ждали приезда Вершинина. Мы решили, что ему будет тяжело целиком сосредоточиться на работе, особенно когда в запасе практически не осталось времени. И передали это через Тадеуша Вацлавовича.
       Виктор. Ну и ладно. Я думаю он к вам приедет, когда командировка будет подлиннее, чем эта. Тогда хватит времени на все.
      
       В гостинице Виктор застает своего соседа с приятелем. Оба навеселе.
       Сосед. Ну что, Юрий Богданович, за что ещё выпьем? Давай за успешное окончание строительства.
       Юрий Богданович. Давай! Всё путем, но не хватает еще аккуратности, исполнительности. Я же начальник стройки - я всё вижу.
       Вот недавно здесь под Харьковом по контракту один объект сдавали датчане. Так у них все корректно, всё под "ключ". Нам ещё у них надо поучиться.
       Потом он неожиданно обращается к Виктору:
       Может выпьешь с нами? Закуски и выпивки хватает.
       Виктор. Нет. Спасибо. Я только что из кафе. Чаю только себе согрею.
       Юрий Богданович. (пьяным, вязким голосом) А ты здесь часто бываешь?
       Виктор. В Харькове, что ли?
       Юрий Богданович. Ну да.
       Виктор. Довольно часто.
       Юрий Богданович. Лучший город на Украине. Рабочий такой город.
       Виктор. Ну почему же? На Украине много хороших городов. Киев, например.
       Юрий Богданович (скривился). Ну нет. Киев - город спекулянтов и жидов.
       Потом вдруг осёкся и тут же
       Юрий Богданович. Парень, а ты часом не еврей? Как твоя фамилия? Покажи паспорт.
       Виктор (спокойно, без пафоса). Часом еврей. И вот, что я вам скажу: не все здесь похожи на вас. Большинство - нормальные люди. Я, слава богу, имею дело именно с такими. Раньше вы били жидов - спасали Россию. А сейчас что - спасаете Украину? Вы тут в разговоре упоминали датчан. Так вот. Они не били жидов, а спасали их, когда в страну пришли нацисты. Датские король и королева из солидарности с евреями подшили жёлтые звезды к своей одежде. Вместе с ними это сделали и их придворные. Нацисты упекли короля в концлагерь, где он и умер.
       Так что датчане никого не громили, а занимались своим делом. Может быть, поэтому у них всё корректно, всё под "ключ".
       ... Наступает пауза. Виктор быстро собирает свои вещи и выходит из номера. Он подходит к дежурному администратору.
       Виктор. Я вас очень прошу, переселите меня из 306-го в любой другой номер.
       Администратор. А что случилось? Вам же осталась всего одна ночь.
       Виктор. Ничего. Просто я хочу переселиться в другой номер.
       Администратор. (задумавшись) Ну ладно. В четыреста одиннадцатом как раз одна кровать пустует. Но номер там намного хуже, и публика шумная. Да и разницу в оплате за одни сутки я вам вернуть не смогу.
       Виктор. И не надо. Давайте ключ.
       Администратор. Так там в номере кто-то есть. (Улыбается) По-моему, они дуются в карты. Поднимайтесь наверх.
       Виктор. Хорошо. Только позвоню.
       Виктор подходит к телефону-автомату, набирает домашний номер. В трубке слышится голос Нади.
       Виктор. Привет! Ну как там у вас?
       Надя. Всё нормально. (Потом, обращаясь к Джоконде). Джоконда! Хозяин звонит. Подай голос. (Джоконда лает). Ты когда приезжаешь?
       Виктор. Завтра к вечеру. Но сначала подъеду на работу. Надо повидать Андрея Сергеевича, а то он скоро уезжает. Ну, целую.
       Виктор входит к четыреста одиннадцатый номер. Трое мужиков действительно расписывают "пулю".
       Виктор здоровается, находит свою кровать и ложится на неё.
      -- Мы вам, не помешаем - спрашивает один из игроков, а то может присоединитесь к нам.
       Виктор. Нет. Вы мне не помешаете. Я всё равно спать не буду - у меня очень ранний поезд.
       Виктор лежит на кровати, но не спит.
       Да и заснуть невозможно: ребята уж очень активно играют в преферанс.
      
       Из воспоминаний Виктора
       Виктор находится в кабинете заведующей интернатом.
       Валентина Афанасьевна. Виктор Эммануилович! Мы не хотели вам сообщать, когда вы звонили из Нижнего. Ваша мама сама пошла в туалет, по дороге упала и разбила голову.
       Виктор. Да я уже знаю, видел... Я хочу забрать ее домой.
       Валентина Афанасьевна. Насовсем?
       Виктор. Да. Насовсем.
       Валентина Афанасьевна. Но вы не справитесь!
       Виктор. Посмотрим...
      
       Мать с перевязанной головой сидит в кресле.
       Виктор. Мамочка! Посмотри, что нам принесли Мыщиковы (Виктор показал рукой на маленького щенка, находящего в корзине). У них ощенилась их Глаша, и они нам подарили щенка.
       Рута Викторовна. (Пытается улыбнуться) Поднеси его ко мне. Кто это?
       Виктор. Девочка.
       Рута Викторовна. Как ты её назвал?
       Виктор. Ещё пока никак. А как бы ты хотела?
       Рута Викторовна. (задумывается, затем тяжело выговаривает) Джо-кон-да.
       Виктор. Хорошо. Так и будет.
       В это время раздается телефонный звонок. Виктор берет трубку.
       Виктор. Да, Тадуеш! Нет. Сейчас я не могу. Маме очень плохо. Все, что от меня требуется: отчёты и другое, - я вышлю по электронной почте.
      
       Тамара Михайловна выходит из маминой спальни.
       Виктор. Ну что, Тамара Михайловна?
       Тамара Михайловна. Плохо. Очень плохо. Нагноение на голове не проходит, и у мамы начались пролежни. Так что готовьтесь к самому худшему...
      
       Спустя несколько дней.
       Тадеуш подходит к Виктору.
       Тадеуш. Витёк, крепись! Мамы больше нет.
       Виктор закрывает лицо руками. Тадеуш обнимает его.
       Тадеуш. Я понимаю как сейчас тебе тяжело! Но надо, стиснув зубы, пройти через это. Все когда-то через это проходят... Да. А сейчас надо выпить.
       Виктор. Не хочу!
       Тадеуш. Где у тебя? ... (Тадеуш открывает бар, достает бутылку "Арарата", наливает полстакана, затем подносит Вите) Пей.
       Виктор залпом выпивает.
       Сикорский выходит в коридор, в котором в этот момент находится Вершинин.
       Тадеуш. (обращаясь к Вершинину) Вадик! Что ты стоишь? Ты разве не видишь, в каком он состоянии? Бери ребят и дуйте в похоронное бюро.
       Вершинин. А когда будут похороны? Завтра?
       На минуту Тадеуш задумывается.
       Тадеуш. Нет. Завтра не успеем. Послезавтра. Надо всех обзвонить... И потом у Вити, кажется, дядя в Москве. Надо, чтобы он успел приехать.
       (Затем, обращаясь к Виктору)
       Витек, где у тебя домашняя записная книжка с телефонами?
       Виктор. В коридоре, на полке рядом с зеркалом.
       Тадеуш.. Надо всё подготовить. Я сейчас позвоню моей Вере, и она придет, поможет. Но нужны ещё одни женские руки. Может быть кто-то ещё?
       Виктор. (Безучастно) Попробуй позвонить Наде Кулешовой. Может, она согласится?
      
       Надя стоит рядом с Виктором, который отрешенно сидит в кресле.
       Надя. Витенька! Надо поесть.
       Виктор (отрицательно качает головой). Не хочу.
       Виктор рыдает, прижавшись головой к груди Нади, как когда-то он прижимался к матери, когда был совсем маленьким.
       Надя (гладит его по голове, по щекам, по подбородку). У нее на глазах появляются слезы.
       Ну успокойся, успокойся... Ой, а это кто? (Надя подходит к корзине с Джокондой, гладит собаку).
       Виктор. Это - Джоконда. Надо её покормить. В холодильнике на второй полке находится специальный корм для неё и молоко.
      
       Виктор в кабинете Прудникова.
       Прудников. А, по-моему, всё весьма неплохо и вы зря нервничаете.
       Виктор. Ну как же? Результаты второй части работы пока что не вписываются в эксперимент. Стоит ли посылать статью в таком оскопленном виде?
       Прудников. А вот тут, вы не правы. Первая часть имеет самостоятельную ценность. Мы же с вами объединили эти две части в связи с основной нашей гипотезой. Что отсюда следует? Что гипотеза пока не нашла подтверждения! Возможно придется вносить в неё какие-то изменения, но первая часть полностью подтверждена экспериментально, содержит весьма впечатляющие результаты.
       (Потом, помолчав, добавляет), Так что оформляйте с Вершининым статью в PRL (пиэрэль) Конечно, от харьковчан надо включить Тарасюка и всех, кого он сочтет нужным.
       Виктор. Вы ошиблись, Андрей Сергеевич! Не Тарасюк, а Остапчук - Тарас Борисович Остапчук.
       Прудников. Простите. Я всё время путаю его фамилию с фамилией какого-то украинского политического деятеля.
       Виктор. Да. Там такой есть - Борис Тарасюк.
       Прудников (Встает с кресла, прохаживается по кабинету). Прекрасно, что наука и политика вещи совершенно разные. У России и Украины всякие бывали отношения. Зато у нас научные контакты никогда не прерывались. Как говорил один великий и мудрый человек: "Politics is for the moment. An equation is for eternity". Знаете это высказывание Эйнштейна?
       Виктор. Знаю: политика - преходяща, уравнение - вечно.
       Прудников. Вот именно.
       Виктор. Только у меня еще к вам два вопроса. Во-первых, почему сразу посылать статью в PRL. Не слишком ли круто берем? Во-вторых, я считаю, что Вы с Тадеушем должны обязательно участвовать в качестве соавторов. Надо отдать должное. Основная идея первоначально была ваша и Тадеуша.
       Прудников. По поводу журнала отвечаю - нет. Не круто. В самый раз, так как эта статья - продолжение предыдущей работы, опубликованной там же два года назад. Тем более, что один из рецензентов как раз и указывал нам на то, что уместно рассмотреть именно данный случай. Понятно, что она пройдет через несколько рефери, но думаю, всё будет хорошо - согласие с экспериментом весьма удовлетворительное, да и модель уж очень красива! Что же касается основного вклада в работу,- его внесли вы и Вершинин. Мы еще раньше с Тадеушем Вацлавичем обсуждали этот вопрос и считаем неуместным ставить свои подписи под этой работой.
       ...Да, и вот ещё что. Сикорский сейчас находится в Милане, а я через пару дней отбываю в Швецию, по приглашению. Так что семинар во вторник проводите вы. Докладываться будет аспирант Сикорского - Гладышев. Там уже почти готовая диссертация, и я думаю вопросов особых не вызовет. На семинаре будет присутствовать Дмитриев.
       Виктор. (Удивленно) Гена приехал?
       Прудников. Да. Из дальних странствий возвратясь... И собирается вернуться Майсурадзе.
       Виктор. Реваз? Насовсем, что-ли?
       Прудников. Ну да. Скучно, видимо, ему там стало.
      
       Надя сидит на коленях у Виктора.
       Надя. Витя! Тебе какое-то письмо пришло из-за рубежа. Кажется из Америки.
       (Она подаёт ему конверт, который он тут же распечатывает). Лицо его становится мрачным.
       Надя. Что случилось?
       Виктор. Это от Феликса, из Северной Каролины. Катя сошлась с каким-то молодым американцем, а дядя ушёл жить в пансионат для пожилых людей. Говорил же я ему, чтобы он не ехал туда...
       Виктор.(гладит Джоконду и обращается к Наде) Ну, что тут нового у тебя?
       Надя. Чуть не забыла. Тут, когда тебя не было ко мне на улице подошёл какой-то парень и предупредил, чтобы ты не ходил с Джокондой на пустырь в конце Дмитровской. В чём дело?
       Виктор. (удивленно пожимет плечами) Да ни в чём. Чепуха! Ну, был там довольно давно один небольшой инцидент. (И, обращаясь к Джоконде) А мы с тобой будем гулять там, где захотим. Кто это нам может запретить?
       Надя. Радуйся! Я была на УЗИ, где мне сказали, что у нас будет девочка.
       Виктор счастливо.
       Виктор. Это прекрасная новость. Хотя я тебе уже говорил: я буду рад в любом случае. Но девочка - это чудо.
       Надя. И ты хочешь, конечно, чтобы мы назвали ее "Рута".
       Виктор. Да, если ты не возражаешь. Ты же не против, я надеюсь?
       Надя. Нет. Я - за!.
      
       Сотрудники лаборатории собрались в 23-ей комнате.
       Семинар подходит к концу. Ведёт его Виктор.
       Виктор. (Обращаясь к Гладышеву). Диссертация готова, и весьма приличная. С публикациями, по-моему, тоже всё нормально. У меня только два небольших замечания: у вас излишне лапидарный стиль введения, и в содержании третьей главы следовало бы уделить больше внимания взаимосвязи теоретических результатов с экспериментом. А вообще-то, считаю что вас, Леонид Викентьевич, можно поздравить с этой работой.
       Виктор колеблется, но считает нужным добавить.
       Наверное, Сикорский хотел, чтобы мы рассмотрели вашу работу в его отсутствие.
       Гладышев. Да. Тадеуш Вацлавович полагал, что его присутствие могло оказать давление на участников семинара.
       Виктор. Всё понятно. Хорошо. Ещё вопросы есть?
       В комнате становится тихо.
       Виктор. (подводит черту) Вопросов больше нет. Тогда ещё раз благодарю вас за интересный доклад (к Гладышеву). На сегодня семинар закончен. Ну, а теперь если накопились какие-то вопросы друг к другу - выясняем непосредственно между собой.
       Гадлевский. Есть один общий вопрос. Мы тонет в спаме. Может быть поставить дополнительные спам-фильтры по ключевым словам?
       Юшкевич. Например?
       Гадлевский. Я проанализировал. В подавляющем числе сообщений спам - реклама либо одежды, либо биодобавок или ненужных лекарств, а то всяких там интимных принадлежностей. Короче: часы, трусы, сиськи, виагра и так далее. Я предлагаю поставить такой фильтр, что если в любом сообщении присутствуют какие-либо слова из этого набора - оно сразу попадает в корзину. А то мы утонем в этом дерьме. Некоторые сотрудники лаборатории получают от 30-40, а иногда и более таких сообщений в день.
       Виктор. Мысль, на мой взгляд, весьма здравая. Я её целиком и полностью поддерживаю. Но решать вопрос нужно с заведующим. Через пару дней из Милана возвратится Тадеуш Вацлавич. С ним и надо будет согласовать этот вопрос.
       После этого ребята разбиваются на небольшие группки и тихо обсуждают свои проблемы.
       Гладышев обращается к Вершинину.
       Гладышев. Вадим Алексеевич! Вы обещали меня проконсультировать как правильно делать доклад на английском языке.
       Вершинин. Разумеется! (Выходит к доске) Видите-ли, Леня, все, кто плохо знает английский язык, условно говоря, можно разделить на две категории. В первую входят люди, которые говорят неуверенно, тщательно подбирая каждое слово. Но этот подход себя не оправдывает. Слушатели могу решить, что вы плохо знаете предмет или что у вас склероз, и от забывчивости вы говорите так медленно...
       Гораздо более продуктивен второй подход к этому делу: говорить, может быть, с ошибками, но достаточно уверенно, экспрессивно. Тогда всем ясно, что вы прекрасно владеете предметом, и если даже имеются какие-то проблемы с языком, то они разрешимы... С чем бы это можно было бы сравнить в жизни (Вершинин наморщил лоб). Ну,наверное, с завоеванием, обольщением женщины. Главное напор, натиск, стремительность. Ни в коем случае нельзя мямлить. Женщины этого не любят и не прощают: "Взялся за грудь - говори что-нибудь".
       Ребята хохочут, но тут вмешивается Дмитриев.
       Дмитриев. Балаган какой-то устроил. Кошмар. (Обращаясь к Виктору). Хорошо ещё, что у нас в лаборатории пока нет женщин. Их уши просто бы не выдержали! Давай, давай, "старик" Рахлин, возглавляй лабораторию...
       Виктор. Почему я? У нас заведующий - Сикорский.
       Дмитриев. Да брось ты! Прудников решает "глобальные" проблемы. Тадеуш тоже, да еще в постоянных разъездах. Так что на "хозяйстве". Фактически будешь оставаться ты. Но и ты витаешь в эмпиреях. С твоим гнилым либерализмом, "батенька", этот змей (Дмитриев показывает пальцем на Вершинина) быстро развратит лабораторию и превратит её в филиал бульваров Сен-Дени и Сен-Мишель.
       Митяев. (Обращаясь к Дмитриеву). Геннадий Ильич, ты давно был в Париже? То, что ты имеешь в виду, теперь находится совсем в другом месте...
       Дмитриев. Неважно. Все поняли, о чём я... И потом, Вадим, ты учишь, как правильно делать доклад по-английски. Ну, не нонсенс, ли это? Ты не помнишь? Ну, так я сейчас напомню.
       Дмитриев продолжает: когда Вадим Алексеевич появился у нас в лаборатории, он говорил по-английски через пень-колоду, да ещё и обезьянничал.
       Седых. То есть?
       Дмитриев. Где-то он услышал, что американцы "съедают" окончания слов, особенно если эти слова заканчиваются на "с". В результате чего стал произносить вместо "ес" - "е", а вместо "фэкс" - "фак" да ещё через букву "а".
       В комнате - раздается дружный хохот.
       Дмитриев продолжает.
       Дмитриев. Электронная почта у нас тогда работала отвратительно, поэтому все срочные сообщения делались по факсу. В результате от Вершинина постоянно было слышно "давай фак", "посылай фак","делай фак" ...
       А тут к шефу решили на пару дней заехать американцы из Рочестера. Они были в Москве, в Питере и решили на пару дней появиться у Андрея Сергеевича, ознакомиться с результатами работы. Ну что делать с Вадиком? Он и так уже "зафакал" всю лабораторию, а тут ещё американцы. Наверняка случиться конфуз. Ну, собрались в узком кругу и решили послать Вадика на пару месяцев на стажировку в Самару, в лабораторию к Мундерецкому. Ты же не дашь, Витя, соврать?
       Виктор. Да. Было дело.
       Дмитриев. Правда, Мундерецкий, от этих "факов" быстро нашего "героя" отучил. Приехал тот из Самары как "огурчик".
       В комнате опять хохочут.
       Вершинин. Да что вы делаете из меня какого-то "сексуального монстра"? Я просто постоянно оговаривался. Оговорки бывают у всех.
       Дмитриев. Это не оговорка. Это проговорка по Фрейду, которая ясно высветила твое кобелянское нутро, Вершинин!
       Тут вмешивается Виктор.
       Виктор. Ну что ты, Гена, всё на Вадика наезжаешь. Он - основная наша надежда. Любимец всей лаборатории, а не только женщин. Мы за него стоим горой. (Улыбается). Можем даже кое-кому и "портрет" испортить. Посмотри, какие впечатляющие научные результаты: к тридцати годам масса работ в прекрасных журналах, причем две из них в PRL.
       ( Обращаясь к Дмитриеву). У тебя было в это время две статьи в PRL? У меня было?
       А сейчас, похоже, возьмут и третью статью. Да и в обзоре, в Физикэл Репортс его вклад - один из наиболее важных. Так что через пару- тройку лет он, по-праву, будет доктором наук... Но человек он многомерный, увлечённый... Пушкина почти всего наизусть знает. Особенно его интимную лирику...
       Раздался чей-то голос. Да уж "Царя Никиту" наверняка на зубок знает!
       Смех в комнате.
       Вершинин (с раздражением) "Царь Никита" не является интимной лирикой.
       Виктор как ни в чем не бывало продолжает:
       Виктор. Его любовь к науке и успехи в покорении физики твердого тела прекрасно сочетаются с его любовью к мягкому полу и успехами в его покорении. Ничего плохого в этом не вижу.
       У меня родной дядя, который до недавнего времени жил в Москве - точно такой же, но научная область другая - медицинская генетика. А так... И кому от этого было плохо?
       Юшкевич. (ехидно) Виктор Эммануилович, а почему вы сказали "жил". Он что умер?
       Виктор. Нет. Он уехал в Америку.
       (Виктор продолжает) Не помню где, но, кажется, в "Записных книжках" у Довлатова ... (Задумывается). Да, конечно, у Довлатова есть такая мысль: "Талант - как похоть. Трудно утаить. Еще труднее - симулировать". А в случае Вадима Алексеевича уместно не "как", а "и". Да и слово "похоть" здесь не очень подходит. Скорее талант и "бешеный темперамент" во всем: науке, жизни, любви. Причем эти его качества тесно связаны друг с другом. И если похоть - это чувственность, то в широком смысле слова он прекрасно чувствует всё - и физику и женщин. Причём в первом случае даже тогда, когда у нас у всех интуиция отказывает.
       Дмитриев. Разреши прервать этот панегирик. Что-то ты, Рахлин, как-то уж слишком витиевато изъясняешься - иезуитским языком. На тебя непохоже. Говори короче и проще, как принято теперь: наш Вадим "слаб на передок".
       Виктор парирует.
       Виктор. А ты бы хотел, Гена, чтобы он был "слаб на задок"? Сейчас это становится все более модным. (После небольшой паузы). Но если уж совсем коротко, то Вадик - очень талантливый ученый, бабник и раздолбай.
       Вершинин. Да что вы все ко мне пристали? Я уже как-то говорил: "Мое прозвище здесь - белый, а не голубой". Это, во-первых. А во-вторых, я веду себя достаточно скромно, никаких поводов не даю. Вон в прошлом году был на конференции во Франции. Сколько там соблазнов! Как-то раз иду... Подходит ко мне молодая, красивая девочка, берет за руку и что-то быстро говорит, типа "Мсье, куда вы спешите? Жизнь такая короткая. И что-то в этом роде." Да ещё так причмокнула. (И Вадим чмокнул губами). Но я устоял, ушёл... Думаете это было легко? Сколько стоило сил и здоровья.
       В комнате раздается дружный хохот.
       Дмитриев (улыбаясь). Да уж, конечно. Кто бы сомневался. (Затем обращаясь к Виктору) Витя, скажешь Тадеушу, когда приедет, чтобы больше Вадима во Францию не посылал. Мы должны заботиться о здоровье своих лучших научных сотрудников.
       Все смеются.
       Виктор. Я думаю, что Вадим Алексеевич скоро поедет в командировку в Харьков. Причем не меньше, чем на две-три недели. Надо будет проверить результаты второй части нашего с ним эксперимента. Предварительная договоренность с харьковчанами имеется, и они хотят его видеть.
       Дмитриев. Да уж пусть едет. А то женская половина Харькова истомилась.
       Вершинин. А ну вас всех. Вот возьму и уйду от вас. Тем более, что один довольно известный кинопродюсер в Москве давно мне предлагает стать у него помощником. Денег даже на начальном этапе в пять-десять раз больше, чем здесь. Свободы тоже, да еще при моем полете фантазии...
       Дмитриев. Представляю себе, что ты там придумаешь. Какой-нибудь новый фестиваль эротического кино с главным призом под названием
       "Золотой фаллос".
       Виктор (пытается урезонить). Ну, Гена. Ну, ты уж совсем неэстетично...
       Дмитриев. Ну, "Крылатый фаллос".
       Митяев. Концовку сегодняшнего семинара мы превратили в бенефис Вершинина. (Обращается к Дмитриеву). А ты, Гена просто, по-мужски, ему завидуешь. Его успеху у женщин. Посмотри на него. Блондин, очаровашка. Мало какая женщина перед ним устоит. Есть мужчины, которым уступаешь женщин сразу, без боя. Понимаешь, что практически во всех компонентах ты им проигрываешь. Морю обаяния. И наш Вадим именно такой.
       В это время в комнате раздаётся телефонный звонок. Трубку берет Юшкевич.
       Юшкевич. Юра? Привет. (Оборачивается и сообщает всем присутствующим). Юрка Палей звонит из Канады. (Далее в трубку) Ну, что слышно? Как там в Ванкувере погода?... Ага... Нам ты звонишь крайне редко. Примерно раз в два года. Интересно, а Ирочке своей? Раз в две недели?... Говнюк ты, засранец. Значит своим друзьям, коллегам по работе ты звонишь крайне редко, а своей... (Юшкевич подождал, что скажет Палей) Ах, это - инстинкт? Ты стал неточно выражаться - основной инстинкт! Хорошо, что твоя Жанка этого не слышит... Ну хорошо, передам всем. Пока.
       (Юшкевич кладет трубку). Вот, Вадим Алексеевич (обращаясь к Вершинину) человек очень похожий на тебя, бывший наш сотрудник, Юра Палей, сейчас в Канаде.
       Виктор. Ладно ребята. На сегодня пора завязывать. Повеселились и хватит. Считайте, что мы расслабились перед основным ученым советом, который будет в начале будущей недели, и на котором шефу предстоит отчитываться. Шеф и Тадеуш через пару дней вернуться и в ближайшее время больше расслабляться не будем. Просто некогда.
      
       Виктор дома. Надя с тревогой смотрит на него.
       Надя. Что-то ты сегодня какой-то дерганный. Нервничаешь? Что-то случилось?
       Виктор. Ровным счетом ничего, кроме того, что на завтра назначено заседание Ученого Совета института, где в числе прочих вопросов будет решаться судьба нашей лаборатории.
       Надя. Ну и что? Ты же сам недавно говорил, что все должно быть в порядке.
       Виктор. Говорил... Сам себя успокаивал, а на деле всё может быть. У нас довольно много недругов. Тем более сейчас переломный момент: Андрей Сергеевич оставляет пост заведующего и передает его Тадеушу.
       Надя. Ладно. Расслабься. (Надя улыбается) Так как у нас в Инязе в основном работают женщины, то мы в качестве развлечения выпускаем юмористическую газету под названием "Charming man" - "Обаятельный мужчина", которая включает в себя интервью с различными представителями "вашего брата" без указания имен.
       Виктор. Это я -то обаятельный мужчина?
       Надя. Мне виднее. Итак. Гм... Любите ли вы джаз?
       Виктор. Очень.
       Надя. Предпочитаете ли живопись музыке?
       Виктор. Не сказал бы.
       Надя. Предпочитаете ли модерн классике?
       Виктор. Ну уж точно нет.
       Надя. Вы сибарит или аскет?
       Виктор. Я- сибарит, а точнее гедонист.
       Надя. Ну-ка, ну-ка разверните ваш последний ответ.
       Виктор. Что тут непонятного? Я люблю вкусную еду, тёплый махровый халат, хорошее вино, успокаивающую музыку, включенный компьютер с чашкой ароматного кофе возле клавиатуры.
       Надя. А женщину рядом? (Надя улыбается).
       Виктор. Разумеется. Но только тоже в халате (улыбается, моргает левым глазом) можно и без, и тогда компьютер я выключаю.
       Надя. А вообще, каких женщин вы предпочитаете?
       Виктор. Ну тут, как сказал когда-то один очень известный артист, я стараюсь быть как можно шире, но в данный момент мне нравятся темные шатенки.
       Надя. (улыбаясь) А вообще вы - бабник? У вас длинный донжуанский список?
       Виктор. Какой, однако, нескромный вопрос, госпожа интервьюер. У всякого мужчины есть свой донжуанский список. Могу сказать, что когда в моей жизни появилась мадам Величко, я подвел под этим списком жирную черту.
       Надя. В самом деле? Ты мне никогда не говорил о своей любви.
       Виктор. Ну что тут говорить? Я считал такие разговоры слюнтяйством. Боялся быть фальшивым. Настоящее чувство не терпит "прямоговорения". Я думаю, ты сама видишь, что без тебя и Джоконды я не могу жить.
       Я не могу без тебя жить!
       Мне и в дожди без тебя - сушь,
       Мне и в жары без тебя - стыть,
       Мне без тебя и Москва - глушь.
       Виктор. Знаешь эти стихи?
       Надя. Нет. Никогда не слышала. Прочти до конца.
       Виктор продолжает
       Мне без тебя каждый час - с год,
       Если бы время мельчить дробя;
       Мне даже синий небесный свод
       Кажется каменным без тебя.
      
       Я ничего не хочу знать -
       Слабость друзей, силу врагов;
       Я ничего не хочу ждать,
       Кроме твоих драгоценных шагов.
       Это - "Простые строки" Асеева, которые он посвятил своей жене. Я адресую их тебе и Джоконде. Вот так, мадам Величко.
       Надя. Почему мадам? Миссис! Это же англоязычная газета.
       Виктор. Мне больше нравится мадам. Слово более теплое. К тому же читается одинаково, что слева направо, что справа налево.
       Надя. А как насчет семи смертных грехов?
       Виктор. Тоже нескромный вопрос. Я еще пока не на исповеди. Что я тут могу сказать? Жадности, зависти и гордыни у меня нет. От зависти мне когда-то сделал прививку мой отец, который сказал: "Зависть - удел ущербных людей, но ты ведь не ущербный!" Жадность и гордыня как-то не привились.
       Надя. А уныние?
       Виктор. Бывает... Я всегда боялся стать этаким "жизнерадостным кретином", хотя очень люблю посмеяться.
       Надя. Но вы не тщеславны?
       Виктор. Нет. Но это качество и не входят в число семи смертных грехов.
       Надя. И что совсем не нервничаете при "раздаче слонов".
       Виктор. (презрительно морщится) Не надо мне слона. Дайте мне жареного индюка и к нему бутылку коньяка.
       На лице Нади расцветает улыбка.
       Надя. (улыбаясь) И что целого индюка съедите один?
       Виктор. Нет. Только вместе с любимой женщиной и любимой собакой. Правда, коньяк любимой женщине сейчас пить нельзя.
       Виктор улыбается, подходит к Наде и гладит ее по животу.
       Надя. (Что-то отмечая в своем листке) Продолжим. А как насчет злобы, похоти, лени и чревоугодия?
       Виктор. Ну первого точно нет. А последних три греха так или иначе имеет почти каждый мужчина. Причем, чем больше лени - тем меньше похоти и, наоборот.
       Надя. А чревоугодие?
       Виктор. Конечно, я - чревоугодник. За то время, что мы живем вместе, я думаю, ты смогла в этом убедиться.
       Надя. Так. Еще остается такой вопрос: что в твоем понимании - счастье?
       Виктор. У! Какой сложный вопрос. Дай подумать ... Я ведь гедонист, поэтому для меня счастье - это когда обязанности и удовольствия совпадают.
       Надя. А разве это возможно?
       Виктор. Конечно. Ну, например, если ты живешь с любимой женщиной, то супружеские обязанности и есть - удовольствия. Или когда ты купаешь ребенка или любимую собаку, или когда тебе нравится твоя работа. А для мужчин в возрасте есть ещё один критерий счастья.
       Надя. Какой?
       Виктор. Женщины, которым ты дорог и которые тебе дороги - одни и те же. Или более коротко: любимые тобой и любящие тебя женщины - одни и те же. То есть, чтобы любовь была взаимной.
       Надя. Это важно в любом возрасте, а не только в зрелом.
       Виктор. Когда ты очень молод, то часто не видишь ничего кроме секса.
       В это время в комнате звонит телефон. Джоконда, лежащая на ковре, вскакивает. Виктор берет трубку.
       Виктор. Да. Слушаю. Вася? Привет! (Звонит Василий Болотов.) Как дела? Ну ничего. Ты из Москвы приехал? Ну как там первопрестольная? С чем ты меня поздравляешь? С женитьбой сына? Игорь женился? Нет... Я ничего не знал... Понятия не имел. Давно? Больше месяца назад? Спасибо, что сказал.
       Виктор кладет трубку. Он потрясен и ошеломленно смотрит на Надю.
       Виктор. Игорь женился, а я ничего не знаю.
       Виктор лихорадочно набирает номер телефона Игоря.
       Виктор. Сынок! Это я. Во-первых, поздравляю тебя. А во-вторых, почему я об этом событии узнаю от посторонних людей? Как зовут твою избранницу?
       Игорь. (на другом конце провода) Её зовут Марина. Мы вместе работаем, в одной фирме. Пап, извини, что так вышло. Я хотел тебя пригласить на свадьбу, но мама устроила скандал. Мол, если этот жалкий человек приедет к тебе на свадьбу, то я встану и уйду. Так что выбирай: или я или он. Ну и что я мог сделать?
       Виктор. Всё понятно.
       Виктор вешает трубку и стоит поникший.
       Надя. Ну что ты раскис?
       Виктор. Но это же мой сын, мой первенец.
       Надя (обняв его). Есть я и Джоконда. Неужели тебе этого мало?
       Виктор. О чём ты говоришь! Но я никогда не думал, что сын до такой степени станет мне чужим человеком.
      
       Ночью Виктор долго не может уснуть, ворочается с боку на бок, пока не "проваливается" как обычно. Он чувствует, что мать входит в спальню. Виктор хочет ей что-то сказать, но она только улыбается и прикладывает к губам палец: "Тише. Разбудишь Надю". Она тихо подходит, но не к Виктору, а к спящей Наде, нагибается, гладит её по волосам и целует в лоб. Затем она берет её руку в свою, на мгновение прижимает к своим губам и целует. После этого отходит от постели, садится в кресло, держа опять палец у своих губ, ещё раз улыбается Виктору и, посидев в кресле пару минут, выходит. Виктор от неожиданности открывает глаза и резко поворачивается на бок. Надя просыпается и поворачивается к нему лицом.
       Надя. Ты чего?
       Виктор. Ничего. Всё хорошо. Спи.
      
       Институт. Лаборатория.
       Сикорский (обращаясь к Гладышеву). Лёня! Ну что это за стиль такой? Смотри, что ты здесь в диссере пишешь: "проблема одним концом упирается", "другим концом упирается". Я что читаю твой опус, что "Манон Леско" - один черт. Кто ж так пишет научную работу?
       Гладышев молчит. Затем Тадеуш обращается к Виктору.
       Сикорский. А ты, Витя, тоже хорош! Прошлый семинар вел ты и должен был врезать ему. Ты ж работу смотрел.
       Виктор. (смущенно) Я думал, что с тобой как с научным руководителем, всё давно согласовано. Что я буду в ваши дела лезть. Диссер - нормальный, а стиль - это ваше дело.
       Сикорский (раздраженно). Ничего со мной не согласовано! Я только пробежал текст глазами на соответствие требованиям ВАК.
       (Затем, обращаясь к Гладышеву) Так, Лёня. Это никуда не годиться. Я имею в виду введение и общую характеристику. Надо переработать.
       В 23-ей комнате нервная обстановка: ребята слоняются из угла в угол, занимаются второстепенными делами. Вот-вот должен начаться решающий Ученый Совет.
       Михаил Седых стоит возле зеркала, держа в правой руке раскрытый журнал с фотографиями каких-то старцев. Он попеременно смотрит то в зеркало, то в этот журнал.
       Юшкевич обращает на это внимание.
       Юшкевич. Миша, что ты там рассматриваешь?
       Седых. Это - фотографии долгожителей. Посмотри на них. Можешь мне сказать, что между ними общего?
       Юшкевич. Не знаю.
       Седых. Эх ты! Тоже мне ученый. Ещё раз посмотри внимательно. У них у всех большие ушные раковины, то есть большие уши. А если они ещё и оттопыренные, то человеку вообще износа нет.
       Тут Юшкевич начинает хохотать, а за ним все остальные.
       Юшкевич. (давится от смеха) Так ты, Миша, сравниваешь свои уши с этими, которые в журнале?
       Седых. Ну да!
       Юшкевич. Не огорчайся, если что-нибудь будет не так. Не знаю как насчёт величины, но если тебе понадобиться их оттопырить, то я, по дружбе, сделаю тебе это по первому классу (Он потирает руки и хватает Седых за уши).
       Седых. Убери руки!
       Юшкевич убирает руки и усмехается.
       Юшкевич. Ладно, я пошутил!
       Седых. Пошутил! Ходишь, одетый черт-те во что. Посмотри! На тебе галстук с каким-то фаллическим орнаментом. Надел бы такой Вадик, так я бы ещё понял.
       Вершинин. Что такое? Полегче на поворотах.
       Он не успевает договорить - в разговор вмешивается Сикорский.
       Сикорский. (раздраженно) Вам что, сегодня, делать нечего? Так я быстро найду работу.
       Виктор. Тадеуш! Не трогай их, ты ж видишь все на взводе. Пусть чуть-чуть расслабятся.
       Сикорский, смягчаясь, старается перевести разговор в серьезное русло.
       Сикорский. Если сегодня все закончится хорошо, то у нас ожидается пополнение: к нам хочет перейти Койфман из лаборатории физики полупроводников.
       Вершинин. (удивленно) Изя Койфман? Да он же жуткий зануда!
       Сикорский. Какая нам разница зануда или нет? Главное, что он - хороший специалист и прекрасный экспериментатор. Нам такие люди
       по-зарез нужны - тут у нас слабое место.
       Вершинин. Редкий зануда. Про таких мужиков женщины говорят:
       "Такому легче отдаться, чем объяснить, что его не хотят".
       Дмитриев. Вот я, Вадик, всё думал, что ж ты скажешь? И не ошибся. Всё в ту же степь.
       Все смеются.
       Вершинин. (продолжает) И потом Койфмана нельзя брать, потому что
       он - растяпа и завалит нам эксперимент.
       Бондаренко. То есть? Что ты имеешь в виду?
       Вершинин. А то, что в середине 90-х, когда зарплату у нас почти не платили, он ушёл на какое-то время из науки и работал выпускающим редактором в одной областной газете. Газета имела желтоватый оттенок и как комсомолка теперь на последней странице помещала фотографии красивых девиц в купальниках и их разнообразные характеристики: возраст, размеры, увлечения. Часть информации приходила по электронной почте, другая - в обычных конвертах. Вот пришло письмо в простом конверте с фотографией от какой -то там Тани Ивановой, где кроме всего прочего было сказано, что она увлекается бальными танцами, джазом, мастер спорта по художественной гимнастике и любит большой теннис. А наборщик был уставший или поддавший и вместо слова
       "теннис" набрал другое - близкое по звучанию, но имевшее иной смысл.
       И Койфман - раззява этот ляп пропустил! Утром в газете спохватились - поднялся дикий скандал. Наборщика - в шею! Койфмана - ногой под зад!
       Обоих от злости хотели убить. Решили, что это - происки конкурентов.
       Лаборатория заходится от хохота. Вершинин продолжает.
       Вершинин. Испугались, что за такие, с позволения сказать, "художества"
       закроют газету. Но большую часть тиража уже развезли по точкам.
       Попытались его изъять. Да где там? Газету, которая в киосках обычно лежала сутки, размели за пятнадцать минут.
       Митяев. Вот такой человек нам и нужен. У нас эксперимент идёт хиловато. Может этот Койфман и у нас что-нибудь пропустит, что эксперимент сразу пойдёт как надо.
       Cедых. То что ты, Вадик, рассказал больше похоже на тебя, а не на Койфмана.
       Все продолжают смеяться.
       В это время в 23-ю комнату вбегает Гадлевский.
       Гадлевский. Ну, всё ребята. Ученый Совет начался полчаса тому назад. Сейчас как раз выступает Прудников. Это мне сказала Инга, секретарша Черемных.
       Бондаренко. А сам Черемных присутствует? Он же собирался куда-то уезжать.
       Гадлевский. Да. Он и ведет Совет.
       Бондаренко. Ну тогда всё должно быть в порядке. Илья Александрович нашего шефа в обиду не даст. Они ведь друзья.
       Юшкевич. (Обращаясь к Бондаренко) Опять, Стёпка, у тебя эйфория? Мы уже как-то говорили на эту тему. Черемных - очень осторожный и пугливый человек. И если начнется настоящая драка - он наверняка останется в стороне.
      
       В зале заседаний царит оживление.
       Идет обсуждение доклада Прудникова о работе лаборатории.
       Черемных. (Директор института обращается к аудитории). Ну-с, кто еще желает выступить?
       Сокол. Илья Александрович, разрешите мне.
       Черемных. Пожалуйста, Георгий Авдеевич.
       Сокол. (Обращаясь к Прудникову) Знаете, Андрей Сергеевич, слушал я вас слушал, да так и не понял зачем такая лаборатория, как ваша, нужна институту. Да ещё с новым заведующим - Сикорским. Все эти ваши показатели - статьи в престижных американских, английских, немецких и голландских журналах - кому они нужны в наше-то время. Сейчас нужно совсем другое - чёткий экономический эффект, так сказать, материальная отдача. Есть она в вашей лаборатории? Однозначно - пока нет. Тогда зачем такая лаборатория нужна? Все эти ваши физ.репорт, физ.ревью - это курам на смех. Только сжираете командировочный фонд института.
       Прудников. (Резко обрывает Сокола) Неправда. Во все зарубежные командировки ребята ездят за счет принимающей стороны. Зачем вы лжёте. (Затем, обращаясь к Черемных). Разрешите, Илья Александрович, я отвечу заместителю директора института по общим вопросам по существу дела. В названии лаборатории фигурирует словосочетание "квантовая теория поля". Эта область исследований теоретической физики входит в число фундаментальных направлений и является приоритетной в любом мало-мальски уважающем себя государстве. Я не хочу здесь опускаться до банальностей, но, как известно, без фундаментальной науки нет образования. Сотрудники лаборатории как раз и занимаются тем, что применяют методы фундаментальной физики к широкому классу проблем теории конденсированных сред. Однако требовать быстрой отдачи от фундаментальной науки - попросту смехотворно. Это тоже, простите, уже - банальность. Теперь несколько слов о составе лаборатории. Это будет уместно, потому что в основном докладе я этого вопроса не касался.
       За пятнадцать-двадцать лет удалось сформировать слаженную команду, работающую в различных направлениях и имеющую в своем активе результаты мирового уровня. Это не мое мнение. Весной два месяца я находился в калифорнийском технологическом институте, в Беркли, и это - коллективное мнение тамошних специалистов. Они льстить не будут. Там не принято. Мнение специалистов других стран о лаборатории также очень хорошее. Лаборатория в основном представлена моими учениками разных поколений. Старшее поколение - возраст от сорока пяти до пятидесяти лет. В эту группу входят Сикорский, Рахлин, Митяев, Дмитриев. Они - наиболее яркие представители указанной возрастной группы. В группе, представляющей среднее поколение, наиболее талантлив Вадим Алексеевич Вершинин. Наконец, есть и младшее поколение - Седых, Гадлевский, Бондаренко... Сейчас ожидается совсем уж молодое пополнение - Леонид Викентьевич Гладышев, Полина Павловна Колюжная и Любовь Викторовна Проничева.
       Черемных. А как у вас с текучестью кадров? Много ли ушло сотрудников?
       Прудников. За все время только два человека - Василий Болотов и Юрий Палей. Но они вовсе ушли из науки. Первый стал программистом и остался в нашем городе. Второй уехал в Канаду, и чем он теперь занимается мне неизвестно.
       Сокол. (ехидно) Стоп. Стоп. Неувязочка получается! Если у вас такие ученики, то почему же они не уехали работать за рубеж, ведь там платят несоизмеримо большие деньги? Что-то тут не то. Может, они никому не нужны?
       Прудников. А вы бы хотели, чтобы они разъехались, разбежались? Это ложь, что их никто не приглашает. Тадеушу Вацлавовичу предлагали стать главой крупного международного центра во Вроцлаве.
       Сокол. (усмехнувшись) Ну конечно же, Сикорскому предложат во Вроцлаве.
       Прудников. (продолжая) И не только. Аналогичные предложения он получал из Кельна, Антверпена. Причем сейчас эти предложения не стесняются делать в моем присутствии - знают, что в материальном плане нам противопоставить нечего. Не менее качественные предложения получали Митяев, Рахлин, Вершинин. Дмитриев не вылазит из-за рубежа. И поведи бровью он хоть раз, мгновенно получил бы там постоянную позицию.
       Черемных. А Майсурадзе, Скоков?
       Прудников. Реваз в ноябре-декабре возвращается назад. Что же касается Скокова, то судя по его последним мэйлам, он тоже не собирается там задерживаться.
       Сокол (насмешливо)ю Они что там у вас все такие бессребреники?
       Прудников. Ну почему же? Перед ними тоже стоит вопрос материального обеспечения. Ведь у всех есть семьи, дети. Они ездят в зарубежные командировки, подрабатывают. Но уезжать, насовсем, не хотят. Я, конечно, не знаю всех причин и поэтому безапелляционно судить не могу, но думаю, что практически все без исключения дорожат своей профессией. А как там, за рубежом, сложится неизвестно. Кроме того, дорожат коллективом, то есть своей командой. В спорте - это азбука: один и тот же игрок прекрасно играет в одной команде, а в другую не вписывается.
       Сокол. Всё-таки вы меня не убедили. Фундаментальная наука может поддерживаться только в богатых странах. А наша страна пока, мягко говоря, не является таковой. Мы не можем позволить себе такой роскоши. Поэтому я буду настаивать на расформировании вашей лаборатории.
       Прудников. (обращаясь к Соколу) Георгий Авдеевич! Насколько я знаком с вашей биографией, по основной специальности вы - строитель. Много строили и даже имеете за это правительственные награды. С чего начинается строительство любого здания, сооружения? С фундамента. Если фундамента нет - всё рассыпается. Зачем же вы хотите уничтожить единственное на сегодняшний день в институте фундаментальное направление. (Потом, подумав, говорит). Кроме того, вы ведь никогда не скрывали, что являетесь приверженцем Сталина и, по-моему, держите в своем кабинете его портрет.
       Сокол. Да, конечно.
       Прудников. Я не являюсь его приверженцем. Однако справедливости ради следует отметить, что в те времена фундаментальная наука, особенно физика, поддерживалась, а вашу позицию, Георгий Авдеевич, сочли бы вредительской со всеми вытекающими отсюда последствиями...
       Сокол. (обращаясь к Черемных) Илья Александрович! Я бы попросил оградить меня...
       Черемных. (Призывая Прудникова к благоразумию) Да Андрей! Ты уж чересчур. Явно в полемическом задоре перебираешь: фундаментальная физика в те времена поддерживалась весьма условно. Ландау и Фок год сидели, а многих расстреляли... И потом, разве ты не знаешь, как хотели "облысенковить" фундаментальную физику в конце сороковых годов, пока Курчатов не сообщил Берии, что без квантовой механики и теории относительности атомную бомбу не создашь.
       Прудников. Вот. Вот. А теперь Георгий Авдеич хочет чуть -чуть "облысенковить" институт, уничтожив нашу лабораторию.
       Сокол. (поднимаясь с места) Что вы такое сказали, Андрей Сергеевич? Повторите? Я ведь могу с вами и по-мужски поговорить!
       Черемных. (резко) Ну всё! Хватит! Не хватало ещё, чтобы здесь до мордобоя дошло! Ладно. Засиделись мы тут. Надо позвать Сикорского. (Обращаясь к своему секретарю) Инга Львовна! Вызовите, пожалуйста, сюда Тадеуша Вацлавича.
      
       В 23-ей комнате раздается телефонный звонок.
       Трубку берет Гадлевский.
       Гадлевский. Да. Хорошо. Тадеуш Вацлавич, на выход!
       Сикорский быстро поднимается и выходит из комнаты.
       Через несколько мгновений в комнату входит Петя Зуев, сотрудник лаборатории физики магнитных материалов.
       Зуев. Ну что? Вас ещё не разогнали? Ты ж понимаешь, они занимаются квантовой теорией? А мы ещё в университете знали (Петя начинает петь на мотив чижика - пыжика ): "Сколько поле не квантуй - все равно получишь ... "
       Он не успевает допеть - его резко прерывает Вершинин
       Вершинин. Что? Что ты сказал? Ну-ка, квантуй отсюда, квантуй!
       Вершинин наступает на Зуева грудью, выталкивает его из лаборатории.
       Зуев. Ребята, да вы что? Я же пошутил!
       Вершинин закрывает за Зуевым дверь.
       Вершинин. Пошутил он. Еще и куражится! Вот дерьмо!
      
       Зал заседаний, где продолжается дискуссия.
       Черемных. Как собираетесь руководить лабораторией?
       Сикорский. (пожимая плечами) Как обычно. Собираюсь продолжить выполнение программы исследований. Она ведь писалась не на один год.
       Корбут. Это понятно. Скажите, как собираетесь справляться со своими башибузуками? А то ведь от них никакого житья в институте нет: Юшкевич и Митяев нагло и высокомерно себя ведут; Гадлевский и Седых всё время насмехаются. Вершинин, простите, ни одной юбки в институте не пропускает.
       Сикорский. (Обращаясь к Корбуту) Факты, Николай Палыч! Приведите конкретные факты. Может быть, на них были официальные жалобы в дирекцию института, президиум Академии или администрацию города, области, президента?
       Корбут. Что?! Вы что издеваетесь?
       Черемных. (примирительно) Ладно, давайте заканчивать эту бесполезную дискуссию, а то мы тут будем сидеть до второго пришествия. Приступим к голосованию.
      
       Прудников и Сикорский идут в комнату в кабинет Прудникова.
       Прудников. (устало) Что ж, Тадеуш Вацлавович, если лабораторию расформируют, я буду считать свою жизнь перечеркнутой.
       Сикорский. Что с Вами, Андрей Сергеевич? Вы белый как мел.
       Прудников. Да что-то тяжело дышать.
       Он снимает пиджак, расстегивает ворот рубахи и ложиться на диван.
       Сикорский. (выбегает из кабинета) Ребята! Плохо шефу! Врача!
       Через минуту вся лаборатория собирается к 25-ой комнате. Виктор судорожно набирает номер телефона "скорой помощи". В это время в комнату заходит Черемных. Он что-то хочет сказать, но его опережает Сикорский.
       Сикорский. Андрею Сергеевичу плохо.
       Черемных. Не волнуйтесь. Всё в порядке. Счет голосования 23:1 в вашу пользу. (Обращаясь к Прудникову) Андрей, может тебе дать нитроглицерин?
       Прудников. Спасибо. Не надо. Вообще-то, Илья, я рассчитывал на большую твою поддержку. А ты вел себя как "американский наблюдатель", ждал пока этот "сокол ясный" нас заклюет.
       Черемных. Андрюша, не обижайся! Я не мог заткнуть ему рот. Он дружит с мэром города, вхож к губернатору. Что я мог сделать? А затыкать рот я никому не имел право - у нас сейчас демократия. Но скажу одну приятную вещь... Его прерывает приезд "скорой помощи".
       Врач. (Проделывает необходимые процедуры) Ну что я вам могу сказать: сильный спазм сосудов. Сегодня - полный покой, никаких физических и эмоциональных нагрузок.
       Вершинин. И даже чуть-чуть выпить нельзя?
       Врач. Сегодня категорически нет.
       Вершинин. А завтра?
       Врач. Ну, если будет чувствовать себя неплохо, то граммов 50 коньяка можно.
       Черемных. Чтобы у вас действительно для этого был повод, хочу сообщить вам, что финансирование вашей лаборатории с будущего года значительно увеличится. Уж слишком большие силы выступили в вашу поддержку: академики Старцев, Арутюнян, Клишин, звонили из президиума Академии...
       Все. Ура!
       Сикорский. Почему же Вы сразу об этом не сказали на Ученом Совете?
       Черемных. Потому что это было бы расценено многими как явное давление на Совет. Но в кулуарах перед голосованием я всем об этом сообщил, особенно тем, кто колебался.
       Виктор. Ребята! Это надо вспрыснуть!
       Вершинин. Если Андрей Сергеевич будет чувствовать себя неплохо, то я предлагаю завтра всем собраться у Рахлина дома. У него большая квартира и молодая красивая жена, которую он скрывает. Возражений нет?
       Все. Нет.
       Черемных. (обращаясь у Сикорскому) Да, Тадеуш Вацлавич, но с Нового Года вы пойдете на должность заведующего по конкурсу.
       Сикорский. Разумеется.
      
       Прошел день после Ученого Совета.
       Вечером в квартире Виктора за большим столом собралась вся лаборатория. Ребята поднимают бокалы и ждут, что Прудников произнесет тост.
       Прудников. Ну, вот что, дорогие мои. Сегодня я не буду открывать этот вечер, а предоставлю слово кому-нибудь из молодых. Я вчера наговорился вдоволь. А кому предоставить слово пусть выберет хозяин.
       Виктору окидывает всех взглядом и видит, что Юшкевич хочет что-то сказать.
       Виктор. Серж! Давай!
       Юшкевич. Я хочу выпить за то, чтобы "научным ступенькам" м.н.с., н.с., с.н.с. и так далее был придан подобающий статус.
       Сикорский. В каком смысле?
       Юшкевич. В самом прямом. Помните, как в середине 90-х годов расшифровывали эти аббревиатуры? Тем, кто не помнит я напомню:
       м.н.с. - малонужный научный сотрудник,
       н.с. - ненужный,
       с.н.с. - совсем ненужный,
       в.н.с. - вообще ненужный,
       Митяев. А как же главный научный сотрудник или г.н.с.?
       Юшкевич. Буква "г" - это буква "г". Что она обозначает всем хорошо известно. Что ж её расшифровывать. Так вот я хотел, чтобы эти аббревиатуры "раскодировались" так:
       М.н.с. - многоуважаемый научный сотрудник,
       А все остальные - ещё более уважаемые.
       Все сразу оживляются. Раздаются голоса: "За это надо выпить".
       Вершинин. Что это за пианино? Кто играл?
       Виктор. Мама. Хочешь что-нибудь исполнить? Давай.
       Вадим подходит к инструменту, открывает крышку.
       Вершинин. Спою-ка я вам одну вещь, которую пела ещё моя бабушка:
       На белом пароходе
       При солнечной погоде
       Однажды я гуляла по корме,
       Откуда не возьмися,
       Вдруг турок появился
       Он подмигнул и поклонился мне.
       Я наглядеться не могла на бравый вид,
       Ну а турок мне с улыбкой говорит
       Не печальтеся, мадам,
       Заменю я мужа вам,
       Если муж ваш уехал по делам.
       Бондаренко. (Улыбается) Теперь ясно в кого ты у нас, Вадик, такой живчик. Бабушка у тебя, оказывается, тоже была не промах в этом плане.
       Все хохочут.
       Митяев. Что-то ты, Вадим, на турка не похож. Турки темные, а ты - блондин.
       Вершинин. Интересно? При чем здесь я?
       Митяев. Ну как? Ты ведь только и делаешь, что мужей заменяешь. Это - твое хобби.
       Все опять смеются.
       Вершинин. (притворно). Виктор Эммануилович! Меня здесь обижают.
       Виктор. Кто из моих друзей, да ещё в моем доме смеет обижать сироту!
       Ребята хихикают, а Виктор продолжает:
       Виктор. Как видишь, Вадим Алексеевич, не ты один знаешь Пушкина.
       Сикорский. Витя, это из "Капитанской дочки"?
       Виктор. Да. Но я переделал первую часть реплики Пугачева в соответствии с обстоятельствами.
       Тут вмешивается Прудников.
       Прудников. Стоп! Стоп! Мы совсем забыли про хозяйку стола, за которую я предлагаю выпить.
       Все дружно поднимают бокалы и обращаются в сторону Нади.
       Надя. Спасибо. Но у нас две хозяйки. (Громко зовёт) Джоконда! Иди сюда.
       Джоконда вбегает в комнату. Подбегает к Прудникову.
       Прудников (гладит собаку). Какая прелесть!
      
       Ребята раcходятся довольно поздно. Виктор на кухне моет посуду. Надя подходит к нему сзади и обнимает, прижимается к затылку.
       Надя. Есть один вопрос.
       Виктор. Какой?
       Надя. Когда ты собираешься защищать докторскую?
       Виктор (поворачивается к ней лицом). Та-ак. Это тебе уже Тадеуш "хвост накрутил". То-то вы с ним шушукались.
       Надя. Нет. А всё-таки?
       Виктор. Ну, мне нужно закончить ещё одну очень важную работу и вот тогда...
       Он не успевает договорить.
       Надя. А Тадеуш Вацлавович утверждает, что ты дуришь голову, а у тебя всё давно готово.
       Виктор. Ну куда ты так торопишься?
       Он в шутку поет:
       Ах, Надя, Наденька,
       Мы будем счастливы!
       Куда же гонишь ты своих коней?
       В это время в кухню с лаем вбегает Джоконда.
       Надя. Ой! Мы же забыли её вывести.
       Виктор. Сейчас я это сделаю. (Затем, обращаясь к Джоконде). Пойдём, моя милая, пойдём.
       Он берёт в руки ошейник и открывает двери.
       Надя. (обращаясь к Вите и Джоконде) Ребята! Идите уж ... Я вас сейчас догоню. Только кое-что доделаю на компьютере.
       Она заходит в кабинет, а Виктор с Джокондой выходят на улицу.
       На пустыре никого нет. Виктор отстёгивает поводок, и Джоконда радостно бежит по траве.
       Внезапно Виктор слышит урчание автомобильного двигателя. Машина тормозит. Из неё, пошатываясь, выходит человек. Судя по походке, этот человек - сильно пьян. Виктор в темноте не сразу его узнаёт. Неожиданно человек вытаскивает пистолет и сразу же стреляет. Только тогда Виктор узнаёт его. Это Олег - охранник Корнеева. Сомнений больше нет- он метит в Джоконду. Рука Олега дрожит, но он изо всех сил старается прицелиться. Джоконда начинает метаться и бежит к Виктору. Виктор на мгновение оцепенел. А когда приходит в себя, понимает, что сейчас случится непоправимое. Олег прицеливается в очередной раз, Виктор бросается к Джоконде, закрывая ее. В последний момент он успевает схватить собаку за ошейник, падает вниз, прижимает Джоконду к груди и поворачивается к Олегу спиной.
       Олег стреляет дважды без остановки.Обе пули попадают в Виктора.
       Олег. Дурак! Дурак!
       Он резко бросает пистолет, садится в машину и уезжает.
      
       Надя сначала идет искать Виктора и Джоконду на свое любимое место. Потом поняв, что они на пустыре, в тревоге бежит туда.
       Она успевает услышать шум отъезжающей машины. Возле лежащего Виктора скулит Джоконда.
       В скорой помощи, которая везёт Виктора, он пытается что-то сказать Наде, но так и не может.
      
       Через десять дней после похорон все ребята из лаборатории собираются на кладбище, чтобы захоронить урну с прахом Виктора на могиле матери.
       Печальные они стоят полукругом. Надя кладёт голову на плечо Прудникова. Сикорский совком ищет свободное место, куда можно было бы поместить урну. Все держат в руках пластмассовые стаканчики, в которые Дмитриев наливает коньяк. Слёз ни у кого нет, кроме Вершинина.
      
       Дмитриев. Ну что ты, Вадик, совсем раскис! Ты же, мужик, всё-таки!
       Вершинин. Оставь меня в покое! Я потерял очень близкого человека - я потерял старшего брата.
       Гадлевский и Юшкевич стоят рядом.
       Гадлевский. А говорят, охранник Корнеева Олег Вапнэ, пришел с повинной.
       Юшкевич. (удивленно) Да?
      
       В кабинете следователя городской прокуратуры Вешнякова находятся двое: он и Вапнэ.
       Вешняков. Только, Олег Оскарович, не надо строить из себя героя. Ваша явка с повинной почти ничего не стоит. Пистолет-то вы бросили на пустыре. Так что мы бы вас все-равно нашли. Раньше или позже. (Достаёт из ящика пистолет). Ваша беретта?
       Олег (Опускает голову). Моя. Я никого из себя не строю. Я знаю, что виноват. Так судите меня!
       Вешняков. Ишь, какой быстрый. Мы еще должны выяснить все обстоятельства дела. (Он передразнивает Вапнэ "Судите меня!"). Вы человека убили!
       Олег. (Поднимает голову, смотрит в глаза Вишнякову). Я не хотел. Я не хотел... (он всхлипывает) Я стрелял в собаку.
       Вешняков. Зачем? Можете мне сказать? Так я вам скажу: по приказу Корнеева. Мы ж уже расспросили людей и знаем про инцидент с Рахлиным на пустыре этой весной.
       Вапнэ. Я не выполнял ничьих приказов. Я стрелял по своей инициативе.
       Вешняков. Зря вы покрываете своего хозяина. Ведь он же вас подставил, и мы доберемся до истины, уже практически добрались. Корнеев оплатил весьма дорогостоящую операцию в Бельгии для вашей единственной дочери, а также её пребывание в больнице. Так что нам почти все известно. Остались некоторые несущественные детали.
       Вапнэ. (насупившись) Я один виноват во всём, а больше не скажу ни слова.
      
       Павел и Вика привезли Надю и Джоконду на могилу Виктора. Они деликатно становятся поодаль, чтобы не мешать.
       Павел (обращаясь к Вике). Какая, всё-таки, нелепая глупая смерть.
       Вика. (поворачивается к Павлу) Нелепая? Глупая? Почему?
       Надя стоит у могилы. Первые дни на людях она еще держалась. Но теперь, когда кроме Джоконды никого рядом нет Надя не может сдержать рыданий. Джоконда стоит на задних лапах, а передние ставит Наде на плечо, жалобно скулит, облизывает лицо. Надя чувствует на щеке шершавый язык Джоконды. Внезапно ей кажется, что чьи-то руки, гладят её по лицу, по волосам. Она поворачивает голову. Рядом с ней стоит мать Вити, Рута Викторовна, гладит Надю по голове, целует её лицо.
       Рута Викторовна. Доченька! Доченька моя, успокойся!
       На мгновение Рута Викторовна опускается вниз, прижимает ухо к животу Нади, слабо улыбается и снова поднимается.
       Две женщины, нежно обняв друг друга, выходят из ворот кладбища.
      
       На экране появляется большое альбомное фото, на котором в уголках, начиная сверху против часовой стрелки соответственно: Рута Викторовна, Джоконда, Надя, и Надя, держащая на руках маленькую девочку. В центре этого фото, в дымке - портрет Виктора.
       Звучит Andante (aus Sinfonia Concertante KV 364), Mozart
       На экране появляется надпись:
       Женщинам, которым мы дороги, посвящается
       Идут титры. Звучит песня "Mona Lisa".
       Конец.
       Март - Декабрь 2005 года.
      
       Александр Эммануилович Шалыт-Марголин,
       Домашний адрес: ул. Красноармейская д. 19, кв. 5,
       220030 Минск, Беларусь.
       Телефон: (37517) 2276729
       E-mail: 1) alexm@hep.by 2) a.shalyt@mail.ru 3) Ruta.Shalyt@gmail.com
      
       Это произведение заверено заместителем заведующего государственной нотариальной конторы 1 Ленинского района города Минска Республики Беларусь Ольгой Ивановной Васильевой - Логуновской в 12 часов 00 минут 1 февраля 2006 года и зарегистрировано в реестре за  2-60
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
       93
      
      
      
      
  • Оставить комментарий
  • © Copyright Шалыт-Марголин (a.shalyt@mail.ru)
  • Обновлено: 06/03/2009. 208k. Статистика.
  • Пьеса; сценарий: Драматургия
    •  Ваша оценка:
    Связаться с программистом сайта.