Писать о нем сейчас, особенно после юбилея, занятие абсолютно безнадежное, и не только потому что художник такого масштаба не нуждается ни в каком панегирике, а написанное и сказанное исчисляется не тысячами, а десятками, если не сотнями тысяч страниц, многими гигабайтами электронных документов, DVD ... А еще и потому, что нет, кажется, ни одной черточки его творчества, не освещенной различными исследователями: талантливыми и не очень, оригинальными и эпигонами, иногда в чем-то наивными, но всегда искренними.
Нет. Я хочу сейчас понять другое. Кем он был для меня и моих близких, друзей, окружения и целого поколения. Почему люди внешне по своим художественным пристрастиям, менталитету и парадигме (модные сейчас слова) далекие от Высоцкого так рвались на его выступления.
Теперь, по прошествии стольких лет, когда тебе самому уже за пятьдесят, начинаешь отчетливо видеть что дело не в размерах таланта
(хотя и в нем, безусловно, тоже), не в том что он мог высказать то, что мы не могли и так как были не в состоянии, и даже не в том что Чехов “по капле выдавливал из себя раба”, а Высоцкий из нас “струями”, а потому что он, возвращая чувство собственного достоинства и самоуважения, делал нас неизмеримо ближе и дороже друг другу, разворачивал лучшими гранями. Я знал немало людей, имевших первоначально неприязненные отношения или вообще никаких, которые впоследствии сходились на нем. Слово “Высоцкий” было паролем, и вдруг они начинали понимать, что в этом мире есть то, что гораздо больше их связывает, чем разъединяет.
Это был наш первый Интернет. Именно Всемирная паутина, потому что выходцы из страны, которая тогда называлась “Советский Союз”, а до этого “Россия” жили, практически, во всех странах мира, и поэтому его знали и любили повсюду. Ну, а уж про Рунет, так и говорить не приходится. Как написал Гафт: “ ... А пленки столько по стране, что если разложить, то ею можно обернуть планету”. И пленкой с записями его песен постоянно обменивались, как теперь мэйлами по сети.
Это сближало нас, несмотря на то что у каждого был свой Высоцкий, не похожий на того, который был у другого. И у этих “Высоцких” был общий дорогой для всех без исключения знаменатель: сочувствие, сострадание, доброта и любовь... Он любил всех своих героев и сопереживал каждому из них, зачастую проживая и с ними, и с нами большой отрезок жизни. Да, я не оговорился, - и с нами. Потому что героями его песен были мы. Все без исключения. Общий знаменатель цементировал общество, пробуждая в нем самые лучшие чувства, сохраняя, охраняя и уважая индивидуальность каждого его члена. Я с удовольствием слышал как Высоцкого цитировали во всех слоях - от грузчиков до академиков. И каждый вспоминал про свое наболевшее, находил свою истину. Тут уместно привести известное высказывание Нильса Бора, которое Сергей Довлатов вставил в одно из своих произведений: “Истины бывают ясные и глубокие. Ясной истине противостоит ложь. Глубокой - такая же, не менее глубокая истина.” Ясные истины - некие банальные утверждения. Их знают миллионы. На открытие глубоких способны разве что единицы. Такие истины всегда имеют очень личный характер, несмотря на кажущееся одинаковое восприятие в массовом сознании и в коллективном бессознательном. Вот в этом и есть уникальность (я намеренно не употребляю слово “гениальность”, так как в последнее время оно стало слишком затертым): думая сразу обо всех, понимать каждого. Вспомним абсолютно точную ключевую фразу из “Доживем до понедельника”: “Счастье - это когда тебя понимают”. И люди, действительно, выходили счастливыми с его творческих вечеров или просто после прослушивания магнитофонных записей его песен, потому что были убеждены в том, что лучше Высоцкого их не поймет никто.
У них всегда возникало ощущение, что это не он им поет, а они рассказывают и доверяют ему самое важное и сокровенное, и он внимательно слушает потому что - потрясающий слушатель, и очень дорожит этим доверием, а зачастую знает заранее, что с ними происходит. Но, главное, Высоцкий тоже им доверяет, так как без этого доверия никогда не было бы того контакта с аудиторией, который просто кожей ощущался на всех его выступлениях.
Особенно остро это чувствовали те, кому в данный момент было плохо, кого обстоятельства, условия жизни, среда, а может быть и слабый характер “поставили на колени”. Он умел поднимать с колен без пинка. Я намеренно употребил словосочетание “без пинка”, так как однажды прочитал в интервью известного человека “Аргументам и Фактам”, что с колен нужно поднимать пинком. Чушь! Потому что тогда будет ощущаться не желание поднять с колен, а пинок. Как в известной фразе:
“Нельзя загнать железными бичами в Рай, потому что тогда будет ощущаться не Рай, а бичи!”
Нет. Высоцкий поднимал с колен иначе - подавал руку, подставлял плечо, как будто говорил: “Ну, дружок, поднимайся. Я сейчас тебе помогу. Обопрись на меня!” Это была настоящая “душевная”, а не шоковая терапия, после сеанса которой человек шел, расправив грудь, у него вырастали крылья, проблемы мельчали, переставали быть фатальными. В современной терминологии Высоцкий был наш “семейный доктор” для общей “семьи” в двести семьдесят миллионов человек, что укрепляло “семью” больше, чем любые лозунги на демонстрациях и из передовиц газет. Не зря же он пел: “ ... Вся история страны - история болезни.” Ведь история не только и не столько последовательность хронологических дат и событий, но, в первую очередь, неповторимость людских судеб в каждый отдельно взятый период времени.
Конечно, тогдашняя верховная власть не терпела, отторгала Высоцкого. Казалось бы, ведь не диссидент, не правозащитник и что в нем может быть опасного? Ан, нет. В условиях, когда монополией на истину обладает по определению только один институт - государство, то есть власть, художник такого масштаба и дарования становится опасней всех диссидентов и правозащитников вместе взятых. Они-то воздействуют на узкий слой и не так мощно - с импульсом на порядки меньше, а он - на все общество, обучая граждан мыслить самостоятельно. А тогда летит к чертям проект “О введении единомыслия”. Ясно, что верховные жрецы в то время допустить этого не могли. “Как это какому-то неизвестно откуда взявшемуся Высоцкому, который не заслуженный, не народный и, вообще, неизвестно кто люди верят и доверяют больше чем нам?!” Отсюда многочисленные запреты на выступления, неутверждения на главные роли в кино... Но запретить ему писать песни, петь их и записывать на магнитофон они были не в состоянии. А магнитофонные записи распространялись со скоростью эпидемии как природное явление, хоть и рукотворное, то есть, фактически, как Всемирная Сеть или Мобильная Телефонная связь в наше время. Здесь нет и не может быть эффективного противодействия или запрета, как невозможно запретить любить и рожать детей.
И вот тут власть сморозила явную глупость, совершила грубейшую ошибку. Можно кого-то любить или не любить, но уважать чувства собственного народа она была обязана, если, конечно, хотела чтобы уважали ее. Аналогично: можно быть атеистом, но при этом, если ты не уважаешь чувств верующих - перестаешь быть человеком. Ведь всё видели, про всё знали, но “как об стенку горохом”. Знали про переполненные залы во время выступлений, когда люди не только стояли в проходах, но и выламывали двери; про немыслимое, фантастическое количество магнитофонных записей по всей стране и за ее пределами и про то, что люди поют в тесных компаниях, а не на спевках в Домах культуры и официальных вечерах на предприятиях (и сами, кстати, имели его записи, слушали их и, наверняка, тоже пели); про то как его встречали в Набережных Челнах, на Камазе, когда он возвращался после спектакля в гостиницу, и из всех окон по пути следования звучали его песни, а когда “Театр на Таганке” уезжал, рабочие подняли на руки автобус со всей труппой потому, что в нем находился Высоцкий, и это ведь была не какая-то там “гнилая интеллигенция”, а основной класс ради которого шестьдесят лет назад всё и затевалось; про то, что его песни растащили на цитаты ещё при жизни; про похороны, которые стали моментом истины. Помню, что была всего одна маленькая газетная заметка, да и то в “Вечерней Москве”. Теперь, когда любительские кадры с похорон стали широко доступны, на них видны плачущие навзрыд, как дети, вполне официальные, известные и очень уважаемые люди: Михаил Ножкин, Анатолий Ромашин ... А какие просветленные лица были у всех присутствующих!
Об этом потом много писали. Приведу по памяти только две цитаты (за точность не ручаюсь, но за смысл, безусловно). Григорий Горин: “Похороны Высоцкого вылились в мощный социальный протест...” Владимир Меньшов на съезде кинематографистов: “ .. Это событие показало, насколько в государстве перевернута пирамида ценностей”
Помню, я был в Москве, на Ваганьково, в первую годовщину смерти.
После посещения кладбища собралась большая толпа - не хотелось сразу же расходиться, хотелось пообщаться, поговорить о жизни, почитать его стихи, послушать песни с кассетников. Через пять минут милиция стала разгонять: “Низзя!” Мы: “Почему? И что нельзя?” В ответ: “Низзя на улице читать его стихи и слушать песни. Низзя и всё! Мы вам не обязаны ничего объяснять!” Даже мёртвого они боялись его ничуть не меньше чем живого.
Конечно, люди такого отношения к своим чувствам власти простить не могли. Ничто так не унижает и не оскорбляет, как неуважение к чувствам. Можно было простить тотальный дефицит всего и вся и гигантские очереди за ним, отвратительную работу транспорта, повышение цен, ежедневную ложь во всех средствах массовой информации и даже ко многому из этого относится с юмором, который всегда выручал в трудных ситуациях, но простить плевок в лицо, в душу было невозможно. Помню, один из рядовых членов партии, находясь тогда в тесной дружеской компании, так прокомментировал всё это: “Идеологический отдел ЦК свою работу с треском провалил. Они ведь должны чутко улавливать настроения в обществе, учитывать их, считаться с ними. А тут ... Им бы не идеологией, а дровами командовать, и то бы слишком много их наломали ...” Потом с юмором добавил: “Они мне напоминают Вещего Олега из известной песни, который “свою линию гнул, да так что никто и не пикнул”. Не любят его. И ладно. Так хоть бы, слушая его песни, чему-то научились.”
Но нам тогда было не до юмора. Такую власть уважать было не за что: “Вы, ребята, не уважаете наши чувства, плюете на них, то есть, не видите в нас людей достойных уважения, а мы, представьте, не уважаем вас.” После этого у большинства отношение к власти можно было выразить парой-тройкой слов: “Брезгливость, отвращение и, пожалуй, равнодушие.” Произошел раскол: общество - само по себе, власть - сама по себе. Обратная связь была слабой уже довольно давно, но неуважение власти к Высоцкому и памяти о нём в этом смысле ситуацию резко усугубило и стало камертоном. “Они” не понимали или не хотели понять что отторгая его, тем самым отторгают большинство из нас. О такой пропасти между обществом и властью, которую власть сама и создала, она не подозревала.
С 1985 года, с приходом Горбачева, положение вещей резко изменилось. Высоцкий был официально признан, его песни стали часто звучать по радио и телевидению, а в 1987 году ему была посмертно присуждена Государственная премия, о которой Родион Щедрин сказал: “для меня эта премия - награда самой высокой пробы”. Но было поздно. Разлом между обществом и властью, обозначившийся ранее, во многом предопределил дальнейший ход событий, в том числе, на мой взгляд, в громадной степени и август 1991 года, когда 19-ое число многие восприняли как попытку полной реставрации прежних порядков со всеми вытекающими отсюда последствиями, включая неуважение к чувствам граждан. Не сильно ошибусь, если скажу, что среди пришедших тогда к Белому дому подавляющее большинство были почитатели творчества Высоцкого:
(“Разберись, кто ты - трус
Иль избранник судьбы,
И попробуй на вкус
Настоящей борьбы “)
Наступили новые времена. Ситуация поменялась кардинально. Сейчас Высоцкий один из наиболее высокочтимых поэтов и певцов. Слава его с годами не меркнет, а, растет и идиотский вопрос, часто задаваемый в начале восьмидесятых в различных аудиториях известным деятелям культуры, науки, искусства: “Как вы относитесь к Высоцкому?”
(а те, бедные не знали, что и ответить: сказать правду - себя подставить, а лгать им было не к лицу, поэтому зачастую переходили на иезуитский язык: “У меня к нему сложное, неоднозначное отношение.” И чем более официальным было лицо, тем чаще, но, к счастью, не всегда, иезуитее становился ответ) давно не возникает, так как вопрос этот теперь уже риторический. Высоцкий ещё при жизни стал элементом национальной культуры, нравится это кому-то или нет.
Количество открывающихся ему памятников по всей стране и за ее пределами все время увеличивается. Открыли памятник в Самаре. Я был в командировке в Дубне примерно за 10 дней до юбилея. Там есть аллея Высоцкого и они тоже собирались к семидесятилетию открыть памятник. Юбилейные вечера прошли практически во всех крупных городах и не только в России, но и далеко за ее пределами, в Лос-Анджелесе, например. К счастью, Высоцкому удалось избежать посмертной участи Маяковского - “огосударствления”, да этого и в принципе быть не могло, потому что с самого начала он создавал и исполнял свои песни и стихи не для государства, а для граждан.
О его творчестве писать не буду. Как уже отмечал в начале, это - необъятная тема. Одна система образов чего стоит: “В синем небе колокольнями проколотом..” или “Словно бритва рассвет полоснул по глазам...” или “Но вот Судьба и Время пересели на коней, а там - в галоп, под пули в лоб -
И мир ударило в озноб
от этого галопа”
Или “Я поля влюбленным постелю ... “. Кажется, что можно было нового написать о любви, где все тысячу раз исхожено, изъезжено.
А ему удалось найти новые грани, интонации, оттенки.
Представляю, сколько ещё здесь совершено будет открытий, сколько диссертаций будет защищено ...
Его неповторимый, хриплый, надорванный голос стал таким не сразу - его создали узелки на голосовых связках, появившиеся из-за чудовищной нагрузки на выступлениях. Теперь кажется невероятным, что любимые всеми песни можно было исполнять каким-либо другим голосом. Недавно ученые-акустики научились разлагать голоса людей на элементарные соcтавляющие. Оказалось, что голос Высоцкого среди многих голосов других известных певцов - содержит наибольшее количество таких составляющих и сильно “нелинеен”, как “нелинейны” его песни.
Это эссе было написано задолго до юбилея, а сейчас, по случаю, расширено. Такое мудреное название его не случайно.
1.Высоцкий.zip
Заархивированные файлы имеют малый объем, но содержат большое количество информации, так же как его короткая и очень яркая жизнь и творчество. Причем, так как появляются все новые и все более совершенные архиваторы, то нашим потомкам повезет больше, чем нам, потому что открывая этот файл с именем “Высоцкий.zip” и символическим объемом “42.5”, они получат несравненно больший объем информации. Можно было назвать “Высоцкий.rar” и так далее ... Кто знает, какие ещё архиваторы появятся в будущем?
2. Высоцкий.Ру
Это наиболее понятная часть названия, так как большая часть его творчества неразрывно связана с Россией, но не в узком, а в самом широком понимании этого слова.
3. Высоцкий.com
Рискую дать футуристический прогноз: думаю, мнение что Высоцкий - чисто русское явление - глубоко ошибочно. У него есть много произведений, которые будут понятны не только на русском, но и на других языках. Его творчество еще ждет подлинного перевода, сохраняющего мелодику слова, стиль, содержание, дух и букву. Бродскому не удалось. Но, может, удастся другим? Я верю в это. Сейчас, в связи с развитием информационных технологий, методы и качество перевода резко улучшились. А что будет потом? И вот тогда Высоцкий заново родится, но уже на иностранных языках, получит новые, дополнительные измерения, как наша Вселенная в современных физических теориях.
Поэтому Высоцкий.com (communication - связь). И когда он по-настоящему запоет на английском, французском, немецком и других языках - будет связывать страну с внешним миром больше чем десятки общественных деятелей и политиков. Я написал слово “страна”, подразумевая под этим не только Россию, а страны, где русский язык не является чужим, в первую очередь, все страны бывшего СССР. Изначальный опыт такого перевода песен Высоцкого уже имеется. В прошлом году на памятном вечере вокально - инструментальный ансамбль “Вопли Видоплясова” спел одну из них по-украински. Здорово получилось. А финны обожают песни из “Вертикали”, перевели их на свой язык, часто исполняют по радио. Говорят, балдеют от этого.
По-настоящему, задачу перевода Высоцкого на другие языки предстоит решить уже нашим потомкам. Им повезло. Но, все-таки, в одном у нас всегда перед ними будет преимущество. Мы видели Высоцкого живым, присутствовали на его выступлениях. Пусть они нам завидуют ...
Закончить я бы хотел последней записью из довлатовских записных книжек “Соло на IBM”: “Все интересуются, что там будет после смерти? После смерти начинается - история”.
Если я окажусь прав, то мировая история песен и стихов Высоцкого еще только начинается.