Шимко Леонид Леонидович
Раб чар рун

Lib.ru/Современная литература: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Помощь]
  • Оставить комментарий
  • © Copyright Шимко Леонид Леонидович (moy-bereg@mail.ru)
  • Обновлено: 03/04/2012. 297k. Статистика.
  • Роман: Проза
    •  Ваша оценка:
       РАБ ЧАР РУН.
      
       РОМАН.
      
       Эту вещь я писал так: взял глыбу слов, стал отсекать лишнее, не представляя, что
      там, внутри, спрятано, и что откроется: красавица или чудовище. Вот что
      получилось.
      
      
       ЧАСТЬ 1.
       ГЛАВА 1.
      
      - Ты ведь Дэла? - спросил он открывшую ему дверь молодую темноволосую женщину. В
      объявлении было указано это имя.
       Женщина с любопытством смотрела на него:
      - Сегодня у меня двойная цена.
      - Хорошо, - согласился он.
       Она завела его в комнату, попросила подождать и вышла. Он подошел к окну. Люди
      двигались там, внизу. Двигались быстро. Не так, как он, На. Он ходил медленно.
      Потому, что носил своего брата Ана. Сросшиеся спинами, они были единою плотью.
      Сейчас Ан спал.
      - Раздевайся, - крикнула ему Дэла откуда-то из-за полуприкрытой двери.
       Он подошел к кровати, стоящей в глубине комнаты. Над изголовьем на высоте
      человеческого роста из стены выглядывала выполненная из металла и пластика голова
      богомола.
      - Заждался?
       Дэла помогла ему снять одежду. Он неуклюже лег на бок. Ему стало здорово, жарко и
      даже немного больно, когда Дэла принялась массировать те места, должна была быть
      его спина. Ведь настоящей-то спины у него не было. Были только закругления тела
      там, где оно переходило в тело Ана.
      - Еще мне нужна женщина.
      - С этим не ко мне.
      - Ясно.
      - Могу дать адрес.
      - Не надо.
       Он уже как-то ходил в публичный дом. Только женщины, что там работали, не
      захотели его обслуживать.
      - Почему женщины и за деньги не желают доставить мне наслаждение? - задумался он
      вслух.
      - Потому, что ты урод.
       Дэла произнесла это слово "урод" так легко.
      - Я всего лишь устроен не так, как все.
      - Обиделся?
      - Да.
      - Привыкла называть вещи своими именами.
      - Может, подскажешь еще? О женщинах.
       Ему показалось, что Дэла за его спиной улыбнулась.
      - Если тебе посчастливится... Будь живчиком. И все дела.
       Ан вдруг зевнул. Почувствовавший, что брат может проснуться, На поднялся, помог
      Дэле себя одеть, расплатился и направился к входной двери. Если бы он заснул
      здесь, у тут же проснувшегося Ана наверняка бы нашлись к этой приятной массажистке
      какие-нибудь ненужные вопросы.
       Так странно были устроены два этих сросшихся брата - близнеца. Они никогда не
      бодрствовали и не спали одновременно. Просыпался один - засыпал другой.
       Ступивший на Проспект Мима, он направился в сторону своего жилья. Ан перестал
      зевать и захрапел. Значит, снова выдался день бодрствования.
      
      *
      
       Он жил на свалке, ограниченной и безбрежной. Ограниченной Городом и петлею Реки,
      и безбрежной теми просроченными вещами, что привозили сюда каждый день. В центре
      свалки росла белолиственница, такая большая, что каждая из раскинувшихся ее ветвей
      сама могла быть огромным деревом.
       Когда На уже было направился к расположенному неподалеку от белолиственницы
      домику, Ив окликнул его из прилепившейся к белолиственнице деревянной беседки.
      - Рад тебя видеть, На.
      - Спасибо, Ив. Утром уже виделись.
      - Сказать приятные слова лишний раз никогда не помешает, - неловко улыбнулся Ив. Он
      всегда улыбался неловко, этот карлик с лицом таким морщинистым, что оно казалось На
      самим символом просроченности. - Давай-ка выпьем по глоточку добраго стараго эля.
       Элем Ив называл просроченное пиво. В Городе недавно приняли какой-то о качестве
      пива закон, и ящики с элем поступали на свалку в немалом количестве.
      - Так "да" или "нет"?
      - С тобой - "да". Давай.
       Два бокала стали на разделяющий беседующих стол.
      - Машины были? - спросил На в то время, как Ив разливал эль по бокалам.
      - С колбасой. И еще привезли вонючего-превонючего сыра.
      - Была бы машина денег...
      - Деньги - самая ерундовая из идей, - проговорил Ив.
       Они выпили, и некоторое время сидели молча. По обитой жестью крыше беседки
      застучали дождинки.
      - Что это еще за идеи? - лениво спросил На.
      - Я во вчерашнем мусоре нашел одну прелюбопытную книжку, - ответил Ив. - Ее написал
      Философ Ю.
      - Впервые слышу.
      - Философ Ю учит вере в идеи.
      - Наверняка ты говоришь о каких-то нудных проповедях.
      - Мне понравилось.
      - Этот добрый старый эль действительно хорош, - выпивший с треть бокала, сказал На.
      - И чему же учит этот самый Философ Ю?
      - Вначале ты должен увидеть солнце и пещеру, - сам хлебнувший легкой плотности эля,
      Ив говорил легко, и, вместе с тем, плотно. - Пещеру и Солнце. По разные стороны от
      некоторой, скажем, поляны. Увидел?
      - Да.
      - Где-то внизу - грязь.
      - Да.
      - На этой вот поляне между Солнцем и Пещерой и происходит всё сущее.
      - Сущее - что?
      - От поднимающихся над грязью пузырей возникают люди.
      - Возникают, значит, рождаются?
      - Можно сказать и так...Люди возникают или рождаются, и их тут же пронзают идеи от
      Солнца и от Пещеры. Пронзают и наполняют собой. От Солнца людей наполняет такая
      идея, как жизнь. И, со стороны другой, от Пещеры - то, что мешает жизни. Еще людей
      наполняет дыхание, и чувства, и голос матери, и все, что вокруг. Да и плохого
      хватает... Ив был необычайно торжественен. - И вот теперь давай-ка мы сформулируем
      вместе: что такое идеи?
      - Как ты сказал: дыхание, и голос матери....
      - Идеи это течения сил от Солнца и от Пещеры, наполняющие то, что поднимается над
      пузырями.
      - Красиво, но слишком уж надуманно.
      - Ну, вот скажи, - проговорил Ив... - Скажи... Когда человек рождается... Он ведь
      молодой?
      - Да.
      - Молодой только потому, что такая идея, как молодость сразу же наполняет его от
      Солнца. Ведь так?
      - Трудно не согласиться.
      - А с другой стороны? Догадайся: что?
      - Наливай, и догадаемся вместе.
      - С другой стороны в этого молодого человека проникает уже нарастающая струйка
      старости.
      - Не наливаешь, и я скажу тебе, что всё это глупости.
      - Вовсе не глупости.
      - Признайся, что никакой книжки никакого Философа Ю ты не находил, - На захотелось
      подразнить Ива. - Признайся, что все эти свои идеи ты выдумал.
      - Клянусь, что ничего не выдумывал.
      - Клянешься?
      - Каждою каплей этого эля... Рука Ива, убравшая со стола пустую бутылку, тут же
      торжественно поднялась с бутылкою полной. - Идеи бывают покрупнее, и помельче, и -
      через так себе - к мимолетностям. Мы вот сейчас сидим в беседке, и философствуем, и
      попиваем добрый старый эль, и еще очень рады друг другу, а на самом деле всё это -
      идеи, которые наполняют нас, как... дождинки наполняют собою даль.
      - И все равно... мне верится не до конца, - проговорил На.
      - Подумай сам: как иначе мы можем объяснить само существование человека? - спросил
      Ив. - Лучшее доказательство идей - то, что человека невозможно без них
      представить. Вот, к примеру, убери все идеи из себя самого. Что останется?
      - Какое-то безыдейное дерьмо, - На сам не понял, зачем он выразился именно так.
      - Вот-вот, - обрадовался Ив. - Кстати, книгу Философа Ю я вытащил из такого
      дерьма... Как... Если бы блевотина сама блеванула.
      - Почитать дашь?
       Ив замялся.
      - Я ее выбросил.
      - Да ну?
      - Она так воняла.
      
      *
      
       Вскоре за ним приехали.
      - Одна моя клиентка... Дэла улыбнулась ему как старому знакомому. - Она очень
      богата...
      - И что?
      - Ей надоело всё на свете. Я предложила ей тебя. Ты ведь не будешь против?
      
       Он сидел на кровати и ждал. ...- Как называется такая кровать, когда на ней
      ожидает мужчина? - спросил он себя и вспомнил: ложе... Он сидел на ложе и ждал,
      когда же к нему зайдет первая в его жизни женщина. Вначале она должна зайти. А уж
      потом...
       И женщина появилась. Молодая, невысокого роста. Быстро разделась, легла. И
      высокомерно посмотрела на него.
      ...- Наверняка она испытывает отвращение от меня - такого, - подумал он. - Сейчас
      вот передумает и уйдет...
       Отворачивающий от нее Ана, он лег рядом. Что-то странное творилось с ним. Он -
      внутри - был пустым. Для чего-то, что должно было наполнить его от этой женщины. Он
      прикоснулся ней. И - тогда какая-то идея от нее проникла в него, самая первая идея,
      которая и называлась, скорее всего, так: волнующее ее тело. А затем в него
      просочились и нежная ее кожа, и густые темные ее волосы, и небольшие тугие ее
      груди. Неловкими ласкающими прикосновениями он вбирал в себя эти ее идеи,
      сплетающиеся внутри него в удивительную неминуемую жгучую наполненность. Ан вдруг
      захрапел. Заставивший себя не отвлекаться, На наслаждался и плоским ее животом, и
      чудесными стройными ее ножками, и - самой главной идеей, объединившей все идеи в
      ликующее вздыбившееся единство: ее лоном...
       Чтобы вобрать в себя ее лоно, он должен был оказаться внутри него. И он сделал
      это. Он двигался внутри этой женщины, ритмично, сильно, так вбирающий от нее ее
      идеи, и от тех его движений идеи внутри него самого становились все ритмичнее и
      сильнее. Еще и еще. Сладостнее от самой сладости. Теперь его наполняло и какое-то
      начало и какая-то глубина, и он был потрясен жгучим тем началом и ошеломляющей той
      глубиной... И - внутри него родился свет. Он нарастал с каждым движением, тот
      сгустившийся в святость свет, а затем - несколькими пульсирующими всплесками
      перетек от него, На, в бьющуюся стонущую его женщину...
      
       Ее уже не было рядом с ним. Зашедшая в комнату Дэла помогла ему одеться и
      протянула деньги.
      - Понравилось?
      - С тобой мне бы понравилось больше, - неожиданно для себя сказал он.
      - Мне передали, что ты был неплох.
       Подумавший, что Дэла - вздорная, он ушел.
      
      *
      
       Перед тем, как вернуться на свалку, он прошелся по пронизанному дождинками
      Проспекту Мима. Деньги лежали в кармане, но это было не важным. Он подумал о том,
      что та женщина не сказала, как ее зовут. Впрочем, и это было не важным тоже. То,
      что случилось - вот что было важным.
      ...- Такое не повторится больше никогда, - с сожалением произнес он внутри себя. -
      Уроду просто повезло.
       Он остановился у магазинной витрины, и, перед свисающим на железной цепи розовым
      сердцем, к которому были приколот картонный диковинный ящер в чешуе из синих
      вопросительных знаков, меж отражающихся в витрине прохожих увидел себя и брата.
      Свесивший голову, Ан спал и там, в своем отражении. На вытащил из кармана расческу,
      расчесал свои, затем, насколько получилось дотянуться, волосы брата. Полуоткрытый
      рот Ана казался ему символом мировой глупости на сцене давно покинутого зрителями
      театра разочарования. И закрыть рот брату На не мог. ...- Я - урод - потому, что мы
      - вместе, - подумал он о себе и Ане, и вдруг испытал к брату неприязнь. Будто это
      Ан виноват в том, что они такие вот близнецы...
       Когда он добрался домой, уже стемнело. Беседку наполнял свет от стоящей на столе
      масляной лампы.
      - Я пожарил шашлык, - Ив улыбнулся ему так, будто не видел сто лет. - Пойдем, я
      помогу тебе переодеться, а потом поужинаем.
       Вскоре они сидели за столом.
      - Мясо просроченное? - принюхался На.
      - Я его прожарил, и оно перестало быть просроченным.
      - Думаешь?
      - Мы же запьем его элем.
      - Ты пьешь каждый день.
      - Эль прекрасно сливается во мне с моим творчеством, - проговорил Ив. - Я вот
      только что сочинил стихотворение:
      - А дождь все льет, всем надоевший дождь,
      Густой кустарник яростно полощет...
      - И все?
      - Пока да.
      - Теперь тебе нужно найти к слову "дождь" хорошую рифму, - попытался посоветовать
      На. - Вот, к примеру: "придешь"...
      - Рифма это не главное.
      - А что главное?
      - Любить то, о чем пишешь, - вот что главное, - проговорил Ив. - Я вот люблю дождь.
      Поэтому пишу о нем.
      - Еще есть рифма "нальешь".
      - И эта рифма поражает своей глубиною... Ив потянулся за бутылкой. - Давай выпьем
      за то, чтобы мы любили те идеи, о которых пишем. И писали о тех идеях, которые
      любим.
       Они выпили по бокалу и закусили шашлыком. Прожаренное просроченное мясо было на
      удивление вкусным.
      - Ты говорил, что хочешь работать в булочном цехе? - произнес Ив. - Иди
      устраиваться. Я договорился.
      - Спасибо, - обрадовался На и тут же встревожился: - ...А ты... Когда
      договаривался... Предупредил, что я засыпаю?
      - Сам скажешь, - ответил Ив. - Начальник булочного цеха - мой друг.
       Некоторое время они молчали. На виделась будущая его работа. Ряд испеченных
      булочек плыл на деревянном расписном подносе счастья куда-то в скорое завтра.
      - Поговорить бы с Аном, - сказал он. - Чтобы меня подменял.
      - С Аном так просто не договоришься, - произнес Ив. - И потом... Кто его знает,
      когда он проснется в следующий раз.
      - Мне показалось, он проснется сегодня.
      - Как же он мог проснуться сегодня, если он бодрствовал позавчера? - Ив потянулся
      за новой бутылкой. - Теперь жди его пробуждения месяц. Ты же сам считал: на
      двадцать девять с половиной дней твоего бодрствования приходится полдня
      бодрствования его.
      - Я об этом не подумал, - ответил На. - Жаль, что наши пробуждения от нас не
      зависят. Ану, мне кажется, временами хочется проснуться, но он не может. Ну, а мне
      иногда так хочется поспать.
      - Я люблю, когда бодрствуешь ты, - улыбнулся Ив.
      - Если бы Ан проснулся сегодня, я бы, возможно, проспал нечто для меня очень
      важное...
       На рассказал Иву о странной недавней своей работе.
      - Женщина была действительно хороша?
      - Еще и заплатила.
      - Мои поздравления.
      - Жаль, что это больше не повторится, - грустно проговорил На.
      - Да найду я тебе хорошую добротную женщину, - воскликнул Ив. - Лады?
      - Лады.
       Они стукнулись ладонями, а затем бокалами. На чувствовал, как горьковатые с
      кислинкой глотки эле-волн мягко подталкивают его душу к смутной вершине
      окончательного блаженства.
      - Действительно хорошо, - выдохнул Ив.
      - Добрый старый эль - чудесная идея, - проговорил На. - Кстати: всё, что ты говорил
      об идеях - правда.
      - Всё - идеи, и ничего, кроме идей, - с внутренней широтою ответил Ив.
      - А вот скажи: мы чувствуем идеи? Или знаем о них?
      - Наверное, и то, и другое.
      - А - вначале - что? Чувствуем? Или вначале знаем?
       Ив протянул руку куда-то за пределы беседки.
      - Эти дождинки... Вначале я их чувствую. И, в то же время, вначале знаю, что
      чувствую... Примерно та же чудесная неопределенность, как и при встрече с красивой
      женщиной. Ее красоту и чувствуешь и знаешь одновременно... Ив помолчал. - Раньше я
      много размышлял о женской красоте....
      - И что ты наразмышлял?
       Ив задумался.
      - Ну, во-первых.... Внутри женской красоты должно быть всё.
      - Что всё?
      - То, что составляет красивую женщину. Глаза. Губы. Лицо. Фигура, наконец.
      - А разве красота не сама по себе?
      - Может, и сама. Но только если внутри нее всё. Ты вот можешь представить себе
      красивую женщину, скажем, без носа?
      - Вряд ли, - теперь задумался На.
      - Во-вторых... Это всё внутри красоты должно складываться в гармоничность.
      - "Гармоничность"... Это ведь название просроченных духов?
      - Гармоничность - это когда внутри некоей гармоничной цельности некие гармоничные
      частности находятся между собой в строго определенных жестко установленных
      гармоничных пропорциях.
      - А попроще нельзя?
      - Ну, вот, представь, что тот нос, о котором мы только что говорили, находится не
      на своем месте, - проговорил Ив. - Это ведь будет не то?
      - Совсем не то.
      - Вот когда всё в красивой женщине находится на своем месте, это и есть
      гармоничность.
      - Я люблю в красивой женщине представлять ее всё... И, особенно, некоторые ее
      частности... На поднял бокал и сделал глоток.
      - Теперь в-третьих... Ив улыбнулся какой-то своей мысли. - В третьих, красота
      женщины сплетена с иными замечательными идеями. С молодостью. И - обязательно - с
      наготою. Впрочем, это уже в-четвертых.
      - Нагота, - проговорил На. - Какая замечательная частность.
      - И, заметь, красота женщины неотделима от ее наготы.
      - Объясни.
      - Нагота ведь всегда красива. Ведь так?
      - Так.
      - Даже самая безобразная из нагот. Да?
      - Да. Впрочем... Как же нагота может быть красивой, если она безобразная?
      - Она же нагота.
      - В одном романе я вычитал фразу: "человек своей наготы", - произнес На, и тут же
      засомневался: читал ли он тот роман, а потом засомневался в своем сомнении. ....-
      Человек своей наготы... Звучит?
      - Добрый старый эль оказывает на тебя положительное воздействие, - воскликнул Ив. -
      Еще мы отметим, что женская красота является одной из самых волнующих идей...
       Они замолчали. На подумал о том, что изрядно пьян. И еще о том, что Ан, возможно,
      пьян тоже.
      - А Ану, когда он проснется, ты скажешь об идеях? - спросил он Ива.
      - Конечно, скажу.
      - Наверняка он посмеется.
      - Может быть.
      - Расскажи мне о нем.
      - Ты уже спрашивал столько раз.
      - Иногда мне хочется поговорить с братом. Спросить его хоть о чем-нибудь. Или
      посмотреть ему в глаза.
      - Так уж вы устроены, - утешающе произнес Ив.
      - А еще мне кажется, Ан слышит меня во сне.
      - А ты его слышишь?
      - Временами. И очень смутно.
       Ив встал из-за стола, подошел к заливаемому струями входу в беседку.
      ...- А дождь все льет, всем надоевший дождь.
      Густой кустарник яростно полощет...
      - Что за кустарник? - спросил На.
      - Я вижу кустарник где-то в самом начале, - ответил Ив.
      - В самом начале, - повторил На вслед за Ивом. - А вот скажи: какая идея была
      первой?
      - Думаю, бег.
      - А, может, первой была наша земля?
      - Может, и наша земля.
      - Ведь наша земля - идея тоже?
      - Одна из самых чудесных идей. Что бы мы делали, если бы наша земля с самого начала
      не наполняла нас? - широко произнес Ив - Наша земля со всем, что на ней. Всеми
      тварями. Что бы мы делали без...
      - Книги Философа Ю, вытащенной из дерьма?
      - Точно. Без дерьмового нашего разговора...
       Ив, вернувшийся на свое место, положил руки на стол, и, опустив на них голову,
      заснул. Лампа вскоре погасла. На сидел в темноте беседки, открытый ночи, и стуку
      падающих с крыши капель, и какому-то своему ожиданию, и долгожданному рассвету, и
      пению севшей на ветвь белолиственницы звонкоголосой птицы, за которым засигналили
      машины, приехавшие на свалку с чем-то просроченным.
      
       ГЛАВА 2.
      
       Дэла снова позвала его.
      - Та женщина, с которой ты был... Она снова радуется жизни.
      - И что?
      - Она уверена, что это ты подарил ей это чудо.
       На ждал, что же будет сказано дальше.
      - Тебя ждет ее подруга.
      
       Как только он на неё взглянул, его сразу пронзила ее красота. Она раздевалась,
      и ее красота все наполняла его.
       ...Внутри красоты должно быть всё... - вспомнил он.
       Так оно и оказалось. Внутри красоты этой женщины были и красивые ее плечи, и
      красивые ее груди, и красивый ее живот...
       ...Это всё внутри красоты должно быть гармоничным...
       Данное утверждение тоже оказалось правдой. Внутри этой женщины как некоей
      гармоничной цельности некие гармоничные частности часто вздыхали о своих
      гармоничных пропорциях. И прикосновениями и поцелуями На вбирал в себя жгучесть тех
      гармоничных частностей. Или идей. И еще он знал, что ему необходимо обрести над
      теми идеями власть.
       Он взял эту, застонавшую под ним, женщину. В затуманенном желанием его сознании
      вдруг вырисовалось слово "скипетр", но он не знал: что могло означать для него то
      слово? Он знал одно: ему нужна власть над всеми идеями этой красивой женщины.
      Притягивающий к себе ее красоту, он отстранял эту самую красоту только затем, чтобы
      с силою притягивать ее снова и снова, так доказывая свою власть над нею. Он был
      неутомим, и той грубой чувственной неутомимости подчинялись все гармоничные
      частности, часто вздыхающие о своих гармоничных пропорциях. Превыше же всего он
      желал обрести власть над самою идеей женского устройства. И казалось ему, ему
      казалось, что вот-вот подчинит он ту идею широко подлетающей ввысь сладострастной
      амплитуде маятника горячих своих ударов, но она, уже почти обретенная, та власть
      вдруг снова и снова слабела от той же, вдруг обрывающейся вниз, в пустоту,
      амплитуды. Когда же На понял, что идея женского устройства не подчинится ему
      никогда, он покорно отдался сладчайшему вливающемуся в него красото-потоку. И -
      тогда - все идеи от его покорности стали в нем предельно сильны, и всплесками
      сияния связали его с перешедшей на крик женщиною в предельную выстроенность, имя
      которой было, скажем, "предельный смысл", или, за последнею горьковатою волною-
      вспышкой, пожалуй, "предельная бессмысленность"...
      
      *
      
       Та, с которой он был в этот раз, неожиданно для себя получила в наследство
      большие деньги.
      - И снова ты подарил клиентке чудо... - Дэла улыбнулась ему как родному. -
      Согласишься поработать?
       Он не знал что ответить.
      - Беру на себя организационные вопросы, - она перестала улыбаться.
      - Я ведь урод.
      - Да причем здесь это? Будешь делать женщинам приятное. К тому же заработаешь.
      - Странная работа.
      - Лучше, чем разгребать кучи с мусором.
      - Я хотел бы подумать.
      - Тебе ведь так не хватало женской ласки. Сам говорил.
      - И это будет... Каждый день?
      - Рабочая неделя, - оживилась Дэла. - Один выходной. Выделю тебе кабинет для
      работы. Жить можешь у меня. Как раз есть свободная комната под спальню рядом с
      кабинетом.
      - А сколько я буду получать? - спросил он, заранее согласившийся с любыми ее
      условиями.
       Он не ожидал, что она предложит ему такие деньги.
      
      *
      
       В первый же день работы он легко принял трех клиенток. Каждая говорила: какое
      чудо ей нужно, раздевалась, ложилась на ложе и ждала. Третья прочла целый список
      перед тем, как лечь. И потом, когда На работал, потянулась за сумочкой и достала
      оттуда список. Он всё проникал в нее, а она, стонущая, всё напоминала ему о
      богатстве.
       И она стала богатой. Как сбылись и желания остальных клиенток. И в последующие
      дни всем своим клиенткам На также дарил чудо.
      - Можешь записывать по пять на день, - сказал он Дэле в первый свой выходной. Они
      вместе решили, что выходной у него будет в понедельник. - Если после выходного, то
      можно шесть.
      - Мужчинка, - уважительно произнесла Дэла. - Скажи: как это у тебя получается? С
      чудесами?
      - Сам не знаю.
      - И всё же?
      - Ну, может, чудеса оттого, что я сдвоен?
      - Интересно: а твой братец такой же кудесник?
      - Не знаю, - проговорил На. - Ан не просыпается уже две недели. А вот... Когда
      проснется...
      - Ты насчет работы? Я ему всё объясню.
      
      *
      
       Он не спрашивал имен. Имя было идеей вовсе не важной. А вот сама идея женского
      устройства была предельно важна в любой женщине.
       Дэла была рядом. Вела запись, принимала, рассчитывалась. Сама - красивая молодая
      женщина. На думал о том, что идеи от Дэлы были бы очень хороши.
      ... - У меня ведь есть всё, что мне нужно. Зачем мне еще и Дэла? - спрашивал он
      себя. - Может, в ней есть какие-то особенные идеи? Те, которых нет ни у какой
      другой красотки? Вряд ли. И все равно...
      - У тебя есть мужчина? - спросил он Дэлу однажды.
      - Нет.
      - Я мог бы стать твоим мужчиной.
      - Записаться в очередь?
      - Можно и без очереди.
      - Ты только что меня обидел.
      - Не хотел.
      - Ты должен себе уяснить, - произнесла Дэла неожиданно жестко. - Мы с тобой
      партнеры по бизнесу. И всё.
      - Почему всё?
      - Потому, что этого у нас с тобой не будет никогда, - прозвучало еще категоричнее.
      - Уясни: никогда.
      
      *
      
       Он заснул. Носимый Аном, он слышал, как рядом с плывущей по зернистому гулу дня
      его душой плыли какие-то разговоры Ана с Дэлой, и еще какими-то людьми. А потом
      тот поток, забурливший внезапным волнением Ана, вдруг распался на темные скалы его,
      На, пробуждения...
      
       Перед ним были уводящие вниз ступени лестничной клетки. Когда же он поднял голову
      и развернулся... Из прихожей на него внимательно смотрела Дэла:
      - Ох, у тебя и братец.
      - Рад тебя видеть.
      - Я тоже, - она как-то облегченно выдохнула и улыбнулась.
      - У вас был неприятный разговор?
      - Весьма неприятный.
      - Мой брат... Ты ему сказала о моей работе?
      - Как ты и просил.
      - И что?
      - Он сказал, что ему не нравится твоя работа.
      
      *
      
       Он открыл в женщинах несколько идей новых. Случайную нежность. Странную
      ласковость. Кровожадную страстность. Вообще-то новых идей оказалось не так уж
      много. Гораздо больше было вариантов идей уже знакомых. Впрочем, если идея была
      волнующей, то и ее варианты волновали не менее. И как же упоительно было вбирать от
      какой-нибудь красавицы ее особенную красоту, именно такую вот форму ее груди...
      Волнительнее же всего было узнавать варианты лона. И только у идеи женского
      устройства не было вариантов.
       С этой клиенткой было проделано всё необходимое, но она никак не хотела уходить.
      На спросил ее.
      - Я не хочу возвращаться к мужу, - сказала она.
      - Он тебя обидел?
      - Уже сколько лет мы вместе, а он ни разу не подарил мне чудо.
      - Чудо дарю только я, - произнес На.
      - Я не о том чуде, - ответила ему женщина и поцеловала.
       В тот вечер На открыл в женщинах идею новую, которая так и называлась:
      замужество.
      - Как мужья отпускают ко мне своих жен? - задумался он как-то при Дэле.
      - Я думаю, отпускают нелегко.
      - Иногда я вижу мужей под окнами. Стоят и ждут.
      - Они считают тебя своеобразным врачом. Будто ты и не мужик вовсе.
      - Я ведь мужик.
      - Еще какой.
      - А знаешь, - произнес он. - Тем, что замужем... Я им будто что-то доказываю.
      - А я заметила, что когда ты что-то там доказываешь, мы выбиваемся из графика из-за
      твоих доказательств.
       Ему вдруг захотелось разозлиться на Дэлу. Не может говорить ни о чем, кроме
      работы. ... - Впрочем, я ведь заговорил о работе первым, - подумал он и тут же
      остыл.
      
      *
      
       Очередь к нему была на несколько месяцев вперед. От клиенток он узнал, что
      получить от него чудо стало модным. Такая женская блажь его позабавила. В перерывах
      между работой он прохаживался по кабинету в подаренном Дэлой цветастом махровом
      халате, подходил к окнам и смотрел вниз, на женщин, идущих по украшенному
      листопадом Проспекту Мима.
      - ... Эта вот поднимется сейчас ко мне, - предполагал он, заглядевшийся на
      очередную подходящую к подъезду красотку. И очень часто его предположения сбывались.
       В то же время он все сильнее желал Дэлу.
      ...- Почему меня так к ней тянет? - размышлял он однажды за ужином, поглядывающий
      на ее волнительную за тканью халата наверняка особую грудь. - ...Неужели всё это
      из-за ее вариантов? Они ведь очень хороши, ее варианты? А, может, я все придумал.
      Скорее всего, у нее самая обыкновенная грудь. И всё равно... Жаль, что Дэла
      отвергает меня. Я знаю, почему она меня отвергает. Из вредности. В ней есть идея
      плохая, которая так и называется: ее вредность... Он задумался. ...- Может, Дэла
      станет ближе, если узнает об идеях?
       Тут же сбивчиво он пересказал ей учение Философа Ю.
      - И зачем тебе эти самые идеи? - спросила она.
      - Чтобы знать о них, - он несколько растерялся. - Чтобы верить.
      - Ты - веришь?
      - Да.
      - А если я тебе скажу, что никаких идей нет?
       Она наверняка хотела его позлить.
      - Идеи это правда. Как и правда - одна из идей.
      - А если я не верю в твою правду?
      - Как бы тебе доказать? Это ведь касается и тебя. Твоей красоты.
      - Ты хочешь сказать, что я - красивая?
      - Твоя красота - идея в тебе.
      - Мне все равно: идея моя красота, или нет. А вот твои слова мне нравятся.
      - Еще я вижу в тебе женственность. Обаяние. Из этих и еще многих прекрасных идей ты
      и состоишь.
      - Умеешь ты говорить приятные вещи.
      - Только идеями живы мы, милая Дэла. Только идеями...
      
      *
      
       Он добросовестно работал. От женщины же его наполняла полнота, идея вовсе
      неважная, занимающая внутри него место стройности и красоты, которых в этой женщине
      и вовсе не оказалось. Пытаясь опереться на приятное, На сосредоточился на идее
      женского устройства. Только вот и эта идея оказалась какой-то сальной. Он решил
      завершить работу с толстухой как можно быстрее. И, во время его распада на свет,
      ему почему-то вспомнилось одно из любимых изречений Ива:
      ...Вот как кончится мир: не взрыв, но всхлип...
      
       Толстуха тут же на него пожаловалась.
      - Чудо обязательно будет, - услышал он доносящийся из-за двери уверенный голос Дэлы.
      - Я платила за долгое хорошее чудо, - настаивала толстуха.
      - Не беспокойтесь. Оно будет именно таким, на сколько вы заплатили.
       На понравилось, что Дэла его защищает. В то же время он понимал, что клиентка
      права. От такой его работы чудо не могло быть хорошим.
      
      *
      
       В январе он засыпал два раза. Второй - прямо во время работы. Девушка была
      очаровательной. На только дотронулся до нее, когда его стал наполнять сон: сам -
      идея, вымывающая идеи иные. На тщетно пытался уцепиться за свое бодрствование. В
      конце концов в нем осталась только досада от того, что идеи этой девушки достанутся
      не ему, а Ану. Сон вытеснил и досаду.
       Проснулся он стоящим у окна. Ан, засыпающий, проговорил какое-то слово. Вроде,
      "перестань".
      - Встал не с той ноги?
       Он неуклюже обернулся навстречу внимательному взгляду Дэлы:
      - Здравствуй.
      - Рада тебя видеть.
      - Ан забрал у меня мою клиентку, - проговорил он хрипло.
      - Ревнуешь? - изумилась она.
      - Не могу забыть.
      - Да ведь этого добра у тебя сколько угодно. Можешь работать и по ночам. Если
      захочешь.
       Он не знал, хочет ли он работать по ночам.
      - Я и сам понимаю: глупо ревновать брата.
      - Вот и молодец.
      - А еще... я бы хотел... чтобы мы с тобою стали ближе...
      - Мы уже решили этот вопрос.
       Он вовсе не желал, чтобы Дэла злилась. Они пошли на кухню, сели за стол друг
      напротив друга. Он ел, а она всё говорила о том, что выкупила вторую половину дома
      и хочет сделать там ремонт. Он слушал, и, может, от очередного ее отказа, его как
      никогда волновали ее идеи. Мыслимые и наверняка новые. Он подумал о том, что, если
      бы он не был уродом, Дэла по-другому бы отнеслась к его настойчивости. Да. Его
      уродство было не покидающей его очень плохой идеей.
      - Я - урод, - задумался он вслух.
      - Ты о чем?
      - Вспомнил твои слова.
       Она поняла.
      - Это была неудачная шутка.
      - Я на самом деле урод. Потому, что соединен с Аном.
      - Ты - сильный.
       Он подумал, что она наверняка говорила Ану то же самое ... А Ан? Может, он также
      желает Дэлу?
      - Скажи: а Ан, когда я сплю.... к тебе пристаёт? - спросил он.
      - Что ты, - произнесла Дэла. - Его интересует совсем другое.
      - И что?
      - Я не знаю.
      
      *
      
       От женщин него проникали и идеи плохие. Более всего его раздражали глупость и
      стервозность. Одна пожилая дама попросила, чтобы он ее поуговаривал. Стояла перед
      ним, голая, демонстративно полуотвернувшаяся, ее ягодицы со сморщенною на них кожей
      были похожи на два древних источенных дождями валуна, а он - уговаривал, и голос
      его, так ему казалось, был сморщенным, древним и источенным дождями тоже. Здесь На
      столкнулся, очевидно, с какой-то болезнью. Самою же плохой идеей от женщин была
      ложь. Многие из них лгали На, говорили ему какие-то лживые слова, которые, как им
      казалось, должны были быть ему приятны. Говорили, что он, На, славный, красивый...
      Надеющиеся, что их чудо от того будет сильнее.
      
       Эта стонала так, что ее обволакивающие его крепость жаркие стоны вытеснили из
      него все остальные идеи. Затем она вдруг сказала, что любит. Он знал, что это ложь.
      Любит... Ему стало противно. Любовь тоже оказалась связанной с ложью идеей вовсе
      неважной.
      
      *
      
       Он не оставлял своих попыток уговорить Дэлу. Она сразу останавливала его. И он
      отступал. К каким-нибудь нейтральным темам. Говорил об идеях. Ему хотелось, чтобы
      Дэла поверила в идеи, как верит он.
       В один из февральских вечеров после работы они вместе с Дэлою в ее комнате
      смотрели телевизор. Она редко приглашала его в свою комнату. За окном шел снег.
      - Знаешь, милая Дэла... Я недавно размышлял о времени...
      - Время надо ценить.
      - Так вот, - продолжил он. - Я размышлял, и пришел к выводу, что время - идея тоже.
      Особенная идея, состоящая из всех идей, которыми и живет человек. Я вот, например,
      живу своей жизнью, своими чувствами и мыслями, своим особым к тебе отношением. И
      мое время состоит из того же: моей жизни, чувств, мыслей... И моего особого к тебе
      отношения, милая Дэла.
      - Милая Дэла, - она передразнила его. - Впрочем, в свою красоту я верю.
      - Ты на самом деле красивая.
      - Знаю.
      - Откуда?
      - Мне говорили.
      - Кто говорил?
      - Какая тебе разница?
       Ему было неприятно, что кто-то до него говорил Дэле о ее красоте. Кто-то...
      Наверняка, Ан.
      - Мне очень-очень нужна твоя красота, - торопливо произнес он. - Красота твоих
      синих-синих глаз.
      - Хватит.
      - Не буду.
      - Вот и умница. Не сердись. Я не люблю, когда ты сердишься. Небось, подумал, что я
      - злюка?
      - Я подумал о том, что хочу разгадать твою тайну.
       Тайна проникала в него от любой обнажающейся перед ним женщины. Но тайна от
      Дэлы, казалось, была совсем иной. Высокою и как-то связанной с уже приближающейся
      весною.
      
      
       ГЛАВА 3.
      
       Этот праздничный день - "День Мима" - пришелся на последний понедельник апреля.
      Дэла с утра куда-то ушла. На слонялся по своему кабинету. Ему вовсе не нужен был
      этот выходной. Посидевший на ложе, он встал, подошел к окну. Там, за окном, летели
      дождинки. Они летели вниз, к движущимся по Проспекту Мима разноцветным зонтам. И
      каждый такой зонт наверняка означал красивую женщину. На все смотрел, и ему вдруг
      предельно захотелось вобрать в себя все идеи всех этих невидимых за зонтами женщин
      Проспекта. Или хотя бы быть к этим идеям как можно ближе. Поспешно вышедший из
      квартиры, сбежавший вниз, он двинулся по Проспекту вправо. Женщины, теперь такие
      близкие, двигались параллельно его движению и навстречу, каждая - обладательница
      своих каких-то наверняка чудесных вариантов. И ему, На, было так важно вобрать в
      себя все эти варианты. Он брел все дальше, и их было всё больше: красавиц, бьющих
      в его изумление придонными потоками подземных переходов, с высоких береговых витрин
      заливающих очарованную его душу водопадами таинственных красото-отражений. И сам
      он казался себе каким-то диковинным сомом, плывущим по вселенской реке оживших
      созвездий дево-рыб в поисках той икры, на которую он мог бы пролить свои
      драгоценные вселенские молоки. Но это место было вовсе не впереди. Это место он
      недавно покинул, и называлось это место "ложем". И усталость всё крепла в нем.
      Разве он был - сом, если сам тонул, опутанный обессиливающими водорослями
      равнодушных женских взглядов? Скорее, он был странной сдвоенной влекомой течением
      водорослью, еще недавно стремящейся запустить корни в желанную податливую глину
      дна, в каждое доступное для корней место, а сейчас - мечтающей о пустынном
      мелководье какого-то светлого острова. И - он достиг того острова с
      белолиственницей в центре - такой большой, что каждая ее ветвь могла быть огромным
      деревом.
       Ив сердечно ему обрадовался и помог переодеться. В домике Ива для него, На,
      всегда хранился запас чистой сухой одежды. А затем как в старые добрые времена они
      сидели в прилепившейся к белолиственнице деревянной беседке. И снова, как когда-то,
      с крыши летели струи.
      - Какой же он добрый, этот старый эль, - Ив наполнил бокалы и тут же осушил свой
      бокал до дна.
      - Я воздержусь.
      - Почему?
      - Завтра работать.
      - Ты так внезапно исчез.
      - Я же тебе звонил. Помнишь?
      - Да и в булочной тебя заждались.
      - Извини.
       Некоторое время они молчали.
      - Я знаю, чем ты занимаешься, - осторожно произнес Ив.
      - Откуда узнал?
      - Видел Ана.
      - Я работаю вовсе не из-за денег, - На захотелось рассказать Иву о своей работе, но
      рассказал он о своей мечте вобрать в себя все идеи всех женщин Проспекта.
      - А ты не задумывался, что и на тебя есть лимит? - спросил Ив.
      - Поясни.
      - На каждого человека от рождения отведено определенное количество определенных
      идей. Столько-то наслаждения, столько-то боли, мыслей: хороших и плохих... То
      количество я и называю лимитом.
      - Это ты сам придумал? - заинтересованно спросил На.
      - Куда мне до Философа Ю?.. Ив выпил половину своего бокала, а затем приложился
      еще. - Вот сейчас, к примеру, я выработал часть своего лимита на эль. Выработал
      дважды.
       На так захотелось повырабатывать на эль лимит свой, но он пересилил себя.
      - Наверняка определенное количество идей отведено и на весь мир, - продолжил Ив. -
      Лимит на мир. Звучит?
      - У меня, наверное, лимит на понимание этого лимита.
      - Ну, вот представь, что на весь мир отведено определенное количество, скажем,
      мудрости. Если вся мудрость занята, распределена по мудрецам, то она не сможет
      наполнить никого более. Стоит же какому мудрецу умереть - освободившаяся мудрость
      тут же поселится в ком-то, родившемся в то же мгновенье... Кстати, я родился в день
      смерти Философа Ю.
      - Не хмурься, - улыбнулся На. - Хотя... Ведь если ты нахмурился, ты вырабатываешь
      свой лимит хмурости? Тогда... выработай его поскорее.
       Выражение лица Ива посветлело:
      - Вернемся к твоему лимиту на женщин.
      - Если он и есть, то он - огромен, - уверенно произнес На. - Безмерен наверняка.
       Ив ухмыльнулся и ничего не ответил.
      - Думаешь, всех не смогу? - с некоторой обидой от сомнения Ива спросил На.
      - Всех может... Возможно только Тот, Кто У Солнца...
       Дождь стал сильнее. На подумал о том, как же хорошо они с Ивом беседуют. Эти
      бьющие по крыше струи казались ему аккомпанементом, что ли, к двум звучащим
      голосам - темам, проводящим какое-то важное тайное знание.
      - А что, у Солнца кто-то есть? - спросил он Ива. - Мне казалось, что идеи от Солнца
      сами по себе.
      - Какие глупости, - ответил Ив. - У каждой идеи обязательно есть источник. Таких
      источника два. Некоторые идеи исходят от Того, Кто У Солнца. Некоторые...
       На поверил сразу.
      - И этому тоже учит Философ Ю? - спросил он, заранее знающий ответ.
      - Будем вместе благодарны Философу Ю, - Ив лениво потянулся за очередною бутылкою
      эля.
      - За такое откровение и не быть благодарным.... На помолчал. -... Наверняка Тот,
      Кто У Солнца наполняет нас идеями хорошими? - предположил. он ...- И тогда... Тот,
      Кто В Пещере?..
      - Вполне возможно, - задумчиво проговорил Ив. - Но, мне кажется, на самом деле всё
      сложнее. Я думаю, наверняка есть игра.
      - Ты... О?
      - Я просто уверен, что игра есть.
      - А вот скажи, - На поднял вслед за Ивом свой бокал, и все же сделал один, но
      большой, глоток. - Вот если человек... К примеру, я... Если я состою из идей,
      направленных в меня... Теми Двумя...
      - И что?
      - Получается, они лепят меня идеями?
      - А как иначе? - вопросом на вопрос ответил Ив. - Мы вот сейчас сидим за столом. На
      столе между нами бокалы с элем, просроченная колбаса, хлеб. Но ведь и эти бокалы, и
      эль, и хлеб, и колбаса имеют смысл только в том случае, если мы их наполним, и,
      таким образом, вылепим нашим желанием отобедать? Так же и с нами самими. Мы -
      находящиеся на некоей поляне бокалы, эль, хлеб и колбаса... Скажем, вместилища,
      ожидающие наполненности некоей вылепленностью.
      - Я согласен с тем, что как вместилище из наполненности и состою, - проговорил На.
      - Но - я сам? Есть ли я сам?
      - Конечно, - улыбнулся Ив. - Ты ведь живешь, чувствуешь, дышишь.
      - Есть ли я сам - человек? Помимо наполняющих меня жизни, чувств и дыхания?
      - Вот ты о чем, - сам задумался На. - Для решения этого вопроса нужно выпить еще.
       И они выпили вместе, и думали, но решения так и не находили.
      - Возможно, сам человек все же есть, - неуверенно проговорил Ив. - Ведь не зря же с
      самого начала что-то отделяется от поднимающихся над грязью пузырей?
       Они еще посидели, потом сердечно попрощались. И снова на Проспекте Мима На
      окружили женщины. И снова он и чувствовал и знал, что желает всех этих женщин. Он
      мог взять их только через будущую свою работу. ... - Все они запишутся ко мне на
      прием, и я обязательно вберу в себя все их идеи, - думал он. - Все до единой...
      Теперь, когда ему было известно, что и молодость, и красота, и чувственность от
      Того, Кто У Солнца, ему еще сильнее хотелось вобрать в себя эти сладостные дары
      Высшего наверняка благоволящего ему Существа. Вобрать до крупинки, до последней
      вздыхающей хлюпающей идеинки, и, таким образом, стать этому Существу как можно
      ближе. Одна из бывших его клиенток встретилась ему в толпе. Он узнал ее, но она не
      узнала. Или не захотела узнать. А вот мелькнула и исчезла еще одна его клиентка. И
      тогда он осознал: насколько же много тех женщин, кого он хочет принять, и как же
      мало тех, кого он уже принял за несколько месяцев своей работы. ... - Ив сказал
      что-то там о лимите... А вдруг из-за моего лимита я не смогу принять всех?.. Эти
      неприятные мысли, совпавшие с вылившейся ему за воротник водою из водостока, когда
      он, наклонивший в сторону зонт, перепрыгивал через лужу, отрезвили его. Он решил
      посчитать: ...- Если Проспект Мима вмещает, скажем, сто тысяч женщин... Так... Из
      этих ста тысяч я буду принимать в день по пять... Это двадцать тысяч дней
      непрерывной работы. На меня наверняка нет такого лимита... Обостренная от струй
      тревога заставила его двинуться быстрее. ... - А если... Возьму-ка я самое лучшее,
      - решил он. -... Работы будет раза в два меньше. А то и в три...
       Он облегченно вздохнул. В ближайшем киоске купил цветы. Поздравил Дэлу с
      праздником. А потом за ужином затеял этот разговор.
      - Я заметил: в последнее время ты подсовываешь мне одних только старых, - с
      нарочитым недовольством сказал он Дэле.
      - Кто как записался.
      - Я не хочу принимать старых.
      - Женщины в возрасте щедрее.
      - Не хочу всё равно.
      - Что случилось?
      - Ничего особенного.
      - У нас договор, - произнесла Дэла ровно.
      - Не хочу. Пойди мне навстречу.
      - Хотя бы объясни.
       Он рассказал.
      - Ты не можешь работать просто? - с улыбкой спросила Дэла. - Без этого глупого
      своего видения?
      - В этом глупом моем видении - моя жизнь.
       Он встал из-за стола, он подошел к окну. Разноцветные зонты все так же плыли по
      заполненному дождинками руслу фонарных огней.
      - У женщин все одинаковое, - раздалось у него за спиной.
      - Вовсе нет.
      - Перестань валять дурака.
      - Перестать жить?
      - Живи работой.
      - Я могу работать только так. Как думаю.
      - Ты - больной.
      - Может быть, и больной, - ему захотелось обидеться.
      - И какой выход?
      - Я уже сказал. Только молодые и красивые.
      - Это плохой выход.
      - Ты же сама говорила, что у нас очередь на год вперед, - он вернулся к своей
      остывшей чашке чая. - Оставь только тех женщин, что мне нужны.
      - Многие уже внесли задаток, - с сомнением произнесла она.
      - Ты просто не хочешь пойти мне навстречу.
      - И как по-твоему я им объясню? Тем, кто уже записался?
      - Как-нибудь объясни.
      - Подумай о том, что и пожилые имеют право на чудо.
      - Пусть с ними работает кто-то другой. Я же... Я буду работать только с молодыми, -
      произнес он категорично. Решивший, что Дэлу от Того, Кто В Пещере наполняет
      изрядное количество глупости.
      - Ладно, - неожиданно согласилась Дэла. - Давай сделаем так: пожилые будут, но,
      скажем, гораздо меньше. Так пойдет?
      - А я успею?
      - Конечно, успеешь.
       Она улыбнулась ему так, что он не устоял.
      - Хорошо. Только тех, кого я уже принимал... Не записывай их повторно. Я не хочу
      повторяться.
      - Как скажешь, - Дэла улыбнулась. - В нашем бизнесе ты - главный.
       Все же в ней есть тайна. Он вдруг почувствовал это. Какая-то удивительная очень
      важная особая тайна, которой нет в других женщинах, и которую ему еще предстоит
      раскрыть.
      - Ты уже полчаса сидишь с открытым ртом. А брат твой чихнул, - очнувшийся, услышал
      он эти слова.
      - Думаю о тебе.
      - Я поняла.
      - Хотя бы...Скажи.... Как ты ко мне относишься?
      - Ты мне не безразличен.
      - И все?
      - Я так сказала, чтобы сделать тебе приятное.
      - А вот ответь: я могу надеяться? На то, о чем я наверняка попрошу?
      - Неужели тебе мало?
      - Мне нужна и ты тоже. Главнее всех. Первая перед всеми.
      - Ты меня оскорбляешь каждый раз, когда говоришь мне это.
       Она надула губы и вышла из кухни. Так и не дождавшийся ее возвращения, он
      выключил на кухне свет, пошел к себе. Дэла снова сказала ему "нет". И все равно
      день выдался хорошим. Лежащий в темноте спальни, закрывший глаза, На пропускал
      сквозь себя одетое в одежды разноцветных мокрых зонтов переступающее стройными
      женскими ножками тело Проспекта. ..."Густой кустарник яростно полощет"... Ему вдруг
      захотелось встать и подойти к окну. Он приподнялся, но передумал и лег назад. И, в
      душе поздоровавшийся с неожиданно двинущимся к бодрствованию Аном, легко заснул.
      
      *
      
       Молодых и красивых на самом деле стало больше. От них На вбирал в себя варианты
      молодости и красоты, варианты вариантов, перепевы перепевов. И все эти варианты и
      перепевы были усилены весною.
      
       Однажды во время работы одна из клиенток принялась его царапать. А он,
      испытывающий наслаждение от Того, Кто У Солнца, и терпящий боль от Того, Кто В
      Пещере... Он был горд тем, что сам является местом встречи двух могущественных
      высших сил...
      
       С Дэлою отношения были ровные. Касания взглядами. Обмен случайными фразами. Два
      раза он дарил Дэле розы, и она воспринимала это с усмешкой:
      - Кто же дарит розы коллеге по работе? Купил бы лучше мороженое.
       Он купил ей мороженое. И она тут же обиделась на то, что он не принес ей роз. В
      тот день он узнал идеи крайне любопытные: очарование ее обиды, желание еще одним
      подарком немедленно исправить свою ошибку.
      
      *
      
       Когда-то он беседовал с Ивом каждый день. Он любил беседовать. Сейчас же его
      собеседником была Дэла, но она, как правило, переводила его философствования на
      какие-то бытовые вопросы. И он нашел себе еще одного собеседника - вмонтированную в
      стену над ложем голову богомола. Он дал этой голове имя: Трапп. Они с Траппом
      беседовали о самом разном. И, хотя Трапп в тех беседах хранил молчание, На
      казалось, что по тому молчанию, как отражению его, На, вопроса, можно понять очень
      многое и даже сформулировать то многое в ответ. А еще Трапп был крайне
      противоречив. Когда На ждал ответа положительного, Трапп своим молчанием, как
      правило, намекал на ответ отрицательный, и это значило, что наверняка положительный
      ответ и есть истина.
      - Если не идеи протекают сквозь нас, а мы - сквозь идеи? - спросил он как-то
      Траппа. - Или, может, мы пересекаем реку идей с одного берега на другой и прыгаем с
      идеи на идею как с волны на волну? Для тебя не убедительно такое строение
      мироздания?
       В молчании Траппа он услышал глубочайшее сомнение. Значит, можно было надеяться
      на то, что данное устройство мироздания является правдой.
      - Да. Было бы здорово остаться на какой-нибудь хорошей волне: молодости, или,
      скажем, счастье, - вздохнул На. - Чтобы эта идея несла тебя в вечность.
       Трапп, судя по всему, сомневался и в вечности тоже.
      - Ты хочешь сказать, что вечность - идея тоже? На весьма удивился мудрости Траппа.
      - Значит, вечность - одна из волн? Куда же тогда устремляются все волны?
       По молчанию Траппа можно было догадаться, что это место он считает пустотой.
      Значит, это место пустотой вовсе могло и не быть. Да. С Трапом он вряд ли мог найти
      точные ответы на свои вопросы.
      
      *
      
       Он проснулся на ложе прямо во время работы Ана. Вернее, сразу после Ановой
      работы.
      Когда женщина уже выходила из кабинета. Смуглая и невысокая. Такая, какие нравились
      На больше всего. ...- Ан тоже работает? Он удивился. А еще, приподнявшийся на ложе,
      раздраженно подумал: -... Как же нелегко быть соединенным с таким вот братцем... И
      предельно затосковал он по той, ушедшей, женщине. ... - Может, вернется? - с
      тоскою подумал он.
       И женщина вошла к нему. Раздевшаяся еще в приемной. Подошла, протянула
      заполненную анкету. Ей было сорок два, но изношена она была на все шестьдесят. Ему
      нечего было от нее брать. В ней не было ни красоты, ни молодости. Ее идея женского
      устройства казалась ему даже слегка глуповатой. ...- Какое она заказала чудо? Снова
      взглянувший в анкету, он выяснил, что должен наделить эту клиентку неземной
      привлекательностью.
       ...- Был же уговор, - со злостью подумал он. - Дэла издевается надо мной?
       Женщина легла на ложе и по-деловому раздвинула ноги. Не обращающий на нее
      внимания, На встал, завернулся в простыню и вышел из кабинета.
       Делу он нашел на кухне оживленно беседующей с одной из своих подруг. Полупустая
      бутылка коньяка украшала стол. Гостья тут же попрощалась и ушла.
      - Мы же договаривались, - резко произнес он. Злость переполняла его. В то же время
      он подумал, что рад видеть Дэлу.
      - С утра были двое восемнадцатилетних., - поняла Дэла.
      - Они же были не мои.
      - А я виновата в том, что ты засыпаешь, когда тебе вздумается?
       Он подумал, что, наверняка, спит с открытым ртом. Как и Ан.
      - У тебя на сегодня еще одна очень-очень хорошенькая, - улыбнулась Дэла.
      - Значит, Ан заснул все-таки вовремя, - он смягчился.
      - Зря ты ревнуешь, - с укором произнесла Дэла, налила себе коньяку и, смакуя,
      сделала пару глоточков. На очень захотелось выпить стаканчик добраго стараго эля.
      - Ты не говорила, что Ан работает.
      - Он работал только сегодня. Я его очень попросила тебя подменить.
      - Ладно уж, - он смягчился. - А ты... уверена, что от Ана тоже может быть чудо?
      - Я очень на это надеюсь, - ответила Дэла с некоторым сомнением. - Вы же - братья.
      Кстати, Ан просил передать тебе это.
       Дэла вышла из кухни и вскоре вернулась с листом бумаги, на котором была
      изображена дверь. Перевернувший лист, На увидел, что дверь изображена и с обратной
      стороны.
      - И что это значит? - спросил На. - Он тебе не сказал?
      - Нет.
       Дэла вдруг подошла к нему и положила руку ему на плечо. Она никогда так не делала.
      Плохое настроение, все еще не оставляющее его, тут же испарилось, вытесненное
      тайной от Дэлы.
      - Можно, я скажу тебе о твой тайне? - спросил он.
      - Я сегодня такая пьяная.
      - Так можно?
      - Вначале скажу я.
      - Говори.
      - Вряд ли это тебе понравится. В общем... У нас проблемы. Помнишь женщину, которая
      заказывала избавить ее от заикания?
      - И что?
      - С ней произошло совсем другое чудо. Она выиграла в лотерею. Причем - живого
      крокодила.
      - Мне - смеяться?
      - Это вовсе не смешно. Деньги-то она заплатила совсем за другое. Да и раньше были
      случаи.
       Он знал, о каких случаях речь. Временами с чудом происходили неточности.
      - Ты должен давать клиенткам именно то, за что они платят, - произнесла Дэла и
      мягко и жестко одновременно. - Если женщина заказывает, к примеру, здоровье, то
      должна это здоровье и получить. Причем, такое количество, на сколько она заплатила.
      - А если здоровье не желает наполнять именно эту женщину?
      - Сделай так, чтобы наполняло.
      - Я не волшебник, - На поднял руку и коснулся лежащей на его плече руки Дэлы. Она
      же, позволившая ему касаться, пьяно спросила:
      - Будешь коньяк? Еще есть бутылочка.
      - Я люблю добрый старый эль.
      - У тебя дурной вкус: пить прокисшее пиво.
      - За тем чудесным элем, каким меня угощал Ив, нужно идти на к нам на свалку, - с
      сожалением произнес На.
      - И, вообще, чудеса от тебя, - продолжила Дэла. - Я заметила... Они разные. Скажем,
      первого и второго сорта.
      - Это зависит и от женщины тоже, - произнес он. - С молодой и красивой свет всегда
      сильнее.
      - Это тоже нужно исправить. Все чудеса должны быть одинаковыми.
      - Давай поговорим о другом.
      - Я к тому, чтобы ты старался получше.
      - А ты... постарайся понять меня.
      - Сегодня я действительно пьяная, - проговорила Дэла. - Говори.
      - Я хочу сказать... о тебе...
      - Обо мне - что?
      - От тебя... Я хочу сказать, что от тебя сейчас вот перетекают в меня такие
      чудесные идеи как совершенство и единственность. Совершенство я замечаю в тонкой
      твоей улыбке. Единственность сквозит именно в том твоем жесте, когда движением руки
      ты словно отметаешь те мои слова, которые тебе не нравятся.
      - Эти твои слова мне - нравятся, - Дэла улыбнулась.
      - Еще я всё время думаю о твоей идее женского устройства.
      - Перестань.
      - Будь моей.
      - Не надоедай.
      - Скажи: "да".
      - Ты такой упрямый.
      - Какой есть.
       На душе у него вдруг стало тоскливо. Сколько можно ее уговаривать? И захотелось
      ему вернуться на свалку. Побеседовать с Ивом о чем-нибудь. Может, о книге Философа
      Ю. Дела тут же поняла его настроение.
      - Возможно... когда-нибудь я и отвечу тебе: "да".
      - Ответь сейчас.
      - Когда-нибудь.
      - Когда же ты скажешь мне "да"? - умолял он. - Скажи.
      - Я сегодня действительно пьяная.
      - И что?
      - Может, скажу... Не сегодня, и не завтра.
      - Когда же?
      - В начале осени. Вот когда.
      - Ты это серьезно?
      - Вполне.
       Она убрала руку с его плеча и вернулась на свое место.
      - Кстати, тебя ждет клиентка.
       Где-то за стеною обвислые груди уныло сквозили в безнадежность.
      - Я буду ждать, - произнес он.
      - Иди работай.
      - В начале осени? В первый день осени? Да?
      - Иди, - засмеялась она.
      
       Он вернулся в кабинет. Женщина терпеливо ждала. Первым делом он выключил свет.
      Обвислые груди в темноте казались не такими уж обвислыми. Особенно если приподнять
      их руками. Идея Женского Устройства помогла ему настроиться. Работающий, он
      вспоминал свалку. Ему казалось, что он едет в кузове просроченной машины, везущей
      какие-то просроченные идеи, и его кидает и кидает на ухабах в кучу этих
      взвизгивающих подпрыгивающих липнущих к нему идей. И все равно ему было хорошо.
      Потому, что его наполняли и эти слова Дэлы: "В начале осени". Снова и снова: "В
      начале осени". Резко и глубоко - до безумия: "В начале", - и - "осени" - предельно
      мелко, почти чуть-чуть. И, наконец, предвкушающий начало осени, он наполнил эту
      женщину необычайно сильным удивительной окраски светом, состоящим из нескольких
      опустошающих разорвавших Вселенную ударов:
       "В начале осени".
       "В начале осени".
       "В начале осени".
      
      
       ГЛАВА 4.
      
       С того дня его не покидало ожидание того, что должно случиться в начале осени.
      Он по-прежнему жил своим желанием вобрать в себя все идеи всех женщин Проспекта. Но
      и вобрать в себя идеи Дэлы было для него не менее важным. -...Если идеи всех женщин
      - луг, полный цветов, тогда идеи от Дэлы - самый красивый цветок посреди луга, -
      размышлял он. - ...И только в сравнении с ароматом от всего луга можно утвердить
      как центр благоухание самого красивого цветка.
       Временами в него проникало скверное настроение. Он боялся, что в начале осени
      ничего не произойдет. Желающий обрести власть над плохим, он обращался к хорошему.
      Находил внутри себя силу. Строил конструкции умозаключений для укрепления своей
      надежды. Он очень хотел надеяться. Лето было дождливым, и за окном в звуке бьющих о
      карниз капель ему снова и снова слышалось обещание Дэлы:
       "В начале осени".
       "В начале осени".
       "В начале осени".
      
      *
      
       Этим августовским утром Дэла завела ему на прием сразу троих. Смущенно
      хихикающих. Наверное, сестер.
      - Справишься?
      
       И он справился. Велящий сестрам опереться на спинку ложа, он немного отошел,
      чтобы оценить выстроенную им из женской наготы украшенную шестью свисающими грудями
      и тремя лонами арку желания. Эти лона... Они казались ему чудесными еще не
      испеченными булочками. Он вспомнил тот день, когда мама завела его в булочную и
      купила ему булочек - столько, сколько он хотел. А потом, дома, он разложил все
      булочки на столе, и не трогал, желающий попробовать их все и по одной. А они -
      ждали...
       Первой он взял сразу застонавшую среднюю сестру. И, тут же, не выдержавший,
      попробовал застонавшую чуть по-иному сестру крайнюю справа. А потом - застонавшую
      громче всех - крайнюю слева. У всех булочек был одинаково сырой невыпеченный вкус.
      Их надо было испечь. И он пек эти булочки, пек по одной и все вместе. Переходящему
      к каждой следующей булочке в бесконечном ряду булочнокругоударовращения, ему так не
      хотелось покидать булочку - уже - предшествующую, по-иному сладкую, но ему
      приходилось делать этот неизбежный выбор. Когда же он понял, что с этими клиентками
      он выбивается из графика, игра в булочки тут же ему надоела, и он наконец решился
      сделать выбор и отдать свой свет... Кому? Средней? Или - нет? Нет, все же - да!..
      Он довел именно среднюю булочку до взрыва совершенства выпеченности...
      
       Через несколько дней выяснилось, что чудо он подарил только одной из сестер.
      Средней. Именно той (он помнил это), которой отдал свой свет.
      - Значит, если не ты не отдашь женщине свет - чуда не будет? - задумалась Дэла.
      - Наверное, свет это и есть чудо.
      - Тогда придется принимать по одной.
      - Придется, - с некоторым огорчением согласился он.
      
      *
      
       Весь этот август он предвкушал начало осени. Мечтающий о том, что Дэла,
      заставившая его столько ждать, вознаградит его за ожидание. Даже когда он работал,
      думы о Дэле отвлекали его. За чьими-то чужими стонами он слышал родное ее
      молчание.
      -... Она нужна мне, - понимал он снова и снова. -... А все остальные женщины нужны
      как-то через нее. Всё так запутано. Но прояснится. В начале осени.
      
      *
      
       Первый день осени начался как обычно. Открывший глаза на рассвете, На поднялся
      и некоторое время сидел на кровати.
      - Выходной бы не помешал, - сказал он Траппу. - Впрочем, ты же помнишь, что сегодня
      - начало осени?
       Трапп утверждал, что не помнит. Значит, помнил прекрасно. На привел себя в
      порядок и пошел искать Дэлу. Она жарила на кухне рыбу.
      - Ты - помнишь? - спросил он, ставший посреди кухни.
      - И о чем я должна помнить?
      - О том, какой сегодня день.
      - Сегодня пятница.
      - Начало осени.
       Она не помнила. Обида, слепившаяся с усталостью, наполнили его наверняка от Того,
      Кто В Пещере.
      - Садись завтракать.
      - Ты ведь всегда выполняла свои обещания, - он шагнул к ней.
      - И что же я обещала?
      - То, что будешь моей. В начале осени.
       Сейчас она должна сказать ему "да".
      - Ах, вот ты о чем, - холодно произнесла она.
      - Я ждал.
      - А вчера снова приходили с претензиями.
      - И что за претензии? - ему предельно не хотелось говорить о работе.
      - Опять ты всучил клиентке не то чудо, которое она заказывала. Вместо неземной
      красоты наградил ее какой-то там гениальностью.
       Они оба молчали. Он отошел к окну, пытающийся разглядеть ее ответ "да" в людских
      завихрениях Проспекта Мима. Полная женщина подошла к подъезду, зашла. Через минуту
      раздался звонок. ... - Неужели этот день должен начаться вот так? - с раздражением
      подумал он. - С полноты?
      - Я очень надеялся, что ты скажешь мне "да", - с горечью произнес он. - Что ты
      выполнишь свое "да".
      - Прямо-таки брошусь в твои объятья?
      - Да. Бросишься.
      - Я помню наш разговор, - проговорила она. - Ты приставал. Поэтому я и сказала:
      "может быть".
       Полная женщина позвонила снова. Тот звонок пронзил отвратительное настроение и
      слился с ним. ... Я сам придумал ее необходимость для себя, - подумал На о Дэле,
      смотрящий, как она выходит из кухни. И еще в нем нарастала злость. От того что Дэла
      его обманула. Еще от того, что та женщина, там, в прихожей (Дэла уже любезно
      здоровалась с ней), такая полная. -... Я же предупреждал, что не буду принимать
      таких. Не хочу.
      - Завтракай и начинай, - Дэла, вернувшаяся, улыбнулась ему как ни в чем не бывало.
      - Начало осени, - произнес он упрямо.
      - Иди работай, - так же упрямо ответила Дэла.
      - Обещала, так выполняй свое обещание.
      - Этого не будет никогда.
      - Почему?
      - Я не хочу.
      Она так зло это произнесла.
      - А я не хочу работать.
       Он сказал, и понял, что это на самом деле так. От отказа Дэлы его работа вдруг
      стала ему не важна.
      - Ты и на самом деле... Урод.
       Он понял, что не может больше находиться рядом с нею.
       Проспект Мима принимал тяжелые его шаги, а сам он от Того, Кто В Пещере все
      принимал и принимал опустошенность. А еще ему казалось, что его покинул какой-то
      груз.
       ... - Я желал ее потому, что она недоступна,- подумал он о Дэле. - Ее
      недоступность - идея вовсе неинтересная.
       Их любимое с Ивом кафе: "Вчера и завтра". Зашедший, На не удивился, увидев Ива
      сидящим за столиком в глубине зала вместе с какой-то величественной старухой.
      Поздоровавшийся, На присел напротив Ива.
      - Я предполагал, что ты можешь прийти, - довольно проговорил Ив. - Твой бокал тебя
      ждет.
       На самом деле на столике стояли три бокала.
      - Это пиво очень даже похоже на эль, - отпивший из своего бокала, сказал На.
      - Добрый старый эль гораздо вкуснее, - ответил Ив.
      - Я рад, что мы встретились.
       Взгляд На привлек аквариум, стоящий неподалеку от столика. Из отверстия в
      грязном дне к плавающей на поверхности овальной кормушке поднимались пузыри. В
      противоположных углах аквариума плавали две рыбки: черная и золотистая.
      - Кстати, вы не знакомы, - Ив тронул его за руку и указал на старуху. - Это -
      Геба.
      ...- "Геба"? Название фирмы, расфасовывающей куриные окорочка?.. Подумавший это, На
      назвал Гебе свое имя. Старуха гордо кивнула ему в ответ.
      - Заметь, сколько в ней благородства, - произнес Ив. - Она из древнего
      аристократического рода. Правда, глухонемая.
       Старуха еще раз кивнула.
      - А еще она хочет встречи с тобой.
      - Хочет чуда?
      - Откуда мне знать?
       Ив кончиками пальцев подтолкнул к На лежащий на столе кожаный ошейник.
      - Возьми.
      - Зачем?
      - Этот ошейник Геба позволяет одеть на себя только любимому своему человеку.
       На повертел ошейник в руках.
      - А я при чем?
      - Геба считает, что ты - любимый ее человек.
      - Откуда ты знаешь, что она считает? - удивленно спросил На. - Она же глухонемая.
      - Я умею общаться с глухонемыми.
       На расстегнул ошейник. Геба, вдруг оживившаяся, склонила перед ним седую голову.
      - Нет. Не хочу, - он положил ошейник на стол.
      - Ты только что обидел хорошую добротную женщину, - скорбно проговорил Ив.
      - Если она хочет чуда, пусть запишется на прием.
      - Знаем ли мы, чего на самом деле хотим? - проговорил Ив и сам взглянул на
      аквариум. Рыбки, золотистая и черная, внимательно смотрели одна на другую. Смотрели
      так, будто их только что посадили в этот аквариум, и они желают познакомиться.
      Хотя, На почему-то был уверен в том, что эти рыбки живут в аквариуме вместе
      давным-давно. Он перевел взгляд на Ива. И сказал Иву то, о чем подумал, когда
      только зашел в кафе:
      - Неважно выглядишь.
      - Разве ты не знаешь, сколько мне лет?
      - Около сорока.
      - Это по меркам обыкновенных людей. Но мы то, карлики, стареем в два раза быстрее.
      По меркам карликов мне около восьмидесяти.
      - Сочувствую, - произнес На.
      - Когда я думаю о старости, - Ив невесело поднял свой бокал, - я понимаю, что
      старость это до конца выбранный тобою лимит на молодость. Выпьем.
       И они все втроем осушили свои бокалы и заказали пива еще.
      - Вот выпил, и старость во мне ослабела, - произнес Ив. - На эти несколько больших
      моих жадных глотков.
      - А мне вдруг захотелось дождя, - проговорил На, смотрящий на прохожих за окнами
      кафе.
      - Да ведь дождь уже идет.
      - Думаешь?
      - Ты захотел дождя, и он пошел внутри тебя, - объяснил Ив. - Теперь видишь?
      - Точно пошел, - удивился На. - Значит, стоит нам подумать об идеях, и мы уже
      получаем над ними власть?
      - Или подумать, или произнести в нужное время нужные слова.
       И Ив торжественно продекламировал:
      " А дождь все льет, всем надоевший дождь,
      Густой кустарник яростно полощет"...
      - Произнести в нужное время нужные слова нужному хорошему человеку, - проговорил
      поднявший бокал На. - Кстати.... Ты придумал к своему стихотворению третью и
      четвертую строчки?
      - Это и есть третья и четвертая строчки, - ответил Ив. - Придумать же нужно строчку
      первую. И она, эта первая строчка обязательно должна быть со словом "счастье".
       Некоторое время они молчали, ошеломленные глубиною этого, произнесенного Ивом,
      слова. "Счастье"... Возможно, Ив думал о счастье каком-то своем. На же думал о
      Дэле. Взглянувший на аквариум, он увидел, что золотистая и черная рыбки подплыли
      ближе друг другу.
      - У меня ведь когда-то была женщина, - произнес Ив с неожиданной печалью.
      - И что?
      - Я говорил ей...
      - Что говорил?
      - "Я хочу подарить тебе счастье". Вот что.
      - И ты дарил ей это самое счастье?
      - Так мне казалось.
      - Я ведь тоже.... Когда работаю, делаю женщин счастливыми.
      - Каким образом?
      - Наделяю их чудом.
      - Насчет чуда, вообще, разговор особый, - произнес Ив.
      - Вот, к примеру, одна моя клиентка хотела умереть. Я подарил ей жизнь.
      - Она стала счастливее?
      - Конечно. Она ведь осталась живой.
      - Мне кажется, счастье в другом.
      - В чем же?
      - В любви, - произнес Ив. - "Я хочу подарить тебе счастье". Эти слова я говорил
      любимой женщине, чтобы выразить свою любовь. Счастье сплетено с любовью. Как бы
      выразиться еще точнее? Только через любовь мы можем подарить женщине счастье.
      - Что за идея такая - любовь? - спросил На.
      - Любовь - особенная идея, - с благоговением произнес Ив. - И состоит она из
      нескольких составляющих ее идей.
      - Расскажи.
      - Во-первых, любовь состоит из жажды любви. Каждый любящий жаждет вместить в себя
      любовь потому, что в нем есть эта самая жажда.
       Было заметно, что Ив волнуется. Слова Ива волновали и его, На. Вдруг
      почувствовавшего в себе эту самую жажду.
      - Во вторых, любовь состоит из любви источника. И это логично. Существование жажды
      имеет смысл только тогда, когда есть источник, из которого в конце концов эта жажда
      и может быть утолена.
      - Неужели ты сам открыл эту истину? - спросил На.
      - Разумеется, это правда от Философа Ю.
      - Снова достал из дерьма ту книжку?
      - Не представляешь, как она воняла, - произнес Ив. - Тебе осталось узнать о третьей
      составляющей любви. Это любовь, рассеянная в мире.
      - Прямо-таки рассеянная?
      - Я вижу любовь, рассеянную в мире незримым предназначенным для склеивания жажды и
      источника мелкозернистым любовным туманом.
      - Весьма запутано, - произнес На.
      - Вовсе нет, - Ив заказал еще по бокалу пива. - Когда же человек, скажем, некий
      мужчина, с жаждой любви в душе сближается с любви источником, и всё это склеивается
      любовью, рассеянной в мире, происходит таинство: все три любови становятся любовью
      единой... Ив посмотрел на Гебу. - Да, милая? Я ведь прав?
       Геба энергично закивала. Рыбки за нею, заплывшие в угол аквариума, будто
      целовались.
      - Мне кажется, я - люблю, - произнес На.
       Геба преданно смотрела на него.
      - Кстати, мне срочно нужно вернуться на свалку, - Ив встал. - Я забыл полить дерево.
       Ив каждый день выливал под корни белолиственницы по три ведра воды.
      ... - Неужели я люблю? - проводивший Ива взглядом, спрашивал себя На. - Я ведь
      люблю Дэлу? Он еще раз проверил. Все совпадало. Жажда в нем самом. Источник в Дэле.
      Как же его жажда истосковалась по ее источнику... Что нужно, для того, чтобы они
      соединились? Что-то сказать? Ах, да. "Я хочу подарить тебе счастье". Нужно сказать
      Дэле эти слова!
       Быстро поднявшийся, случайно смахнувший ошейник Гебы на пол, На быстро прошел к
      выходу. Через несколько мгновений он уже бежал к Дэле. Сентябрьское солнце освещало
      Проспект Мима. Внутри же На бил ливень. Ан вдруг что-то пробормотал во сне.
      - ... А вдруг?... "Я хочу подарить тебе счастье"...Вдруг Ан уже сказал это Дэле?..
      Вот и подъезд. Скорее наверх...
       Дэла стояла перед ним. Красиво одетая.
      - Я люблю тебя! - подбежавший к ней, крикнул он торопливо. - Я! Я тебя люблю!
      - Очень мило.
      - Люблю первым!
       Она улыбалась.
      - Знала, что ты вернешься.
      - И про счастье. Я хочу сказать тебе первым.
       Он вспомнил о том ее обещании. "В начале осени"... Может, она выполнит его сейчас? Он не решался спросить.
       - А теперь иди.
       Тон был таким, что он понял.
      - Работать?
      - Я приготовила для тебя подарок, - Дэла загадочно улыбнулась. - Иди. Возьми свой
      подарок.
      
       Его ждала девочка. Ей было лет пятнадцать. Настолько красивого молодого тела он
      еще не видел. Он был тут же захвачен ее идеями, переплетенными с молодостью,
      улучшенными молодостью, совершенными от молодости. А еще его предельно волновала в
      ней какая-то особенная именно ее идея, которая так и называлась: ее пятнадцать лет.
      Она стояла напротив - голенькая, и желала, он это чувствовал, и в нем самом
      нарастало желание...
      - ...Но моя Дела? - спросил он себя. - Я люблю мою Дэлу...
       Девочка подошла к нему и коснулась его. ... - Это ведь подарок, - подумал он. -
      Любимая сделала мне подарок, чтобы я принял его...
       И он принял подарок любимой. Он вбирал от девочки молодость во всех ее
      вариантах: молодость в молодой тугости, молодость в молодых стонах. И сама идея
      женского устройства здесь была освящена молодостью. Особенная предельно. Желанная
      особенно. И еще (На это удивило) идея женского устройства в этой девочке была
      сплетена с умом. Девочка была чрезвычайно умненькой. Чувствовала, как он, На,
      хочет. Как ему нужно.
       И вместе с тем его терзала противоречивость. Ведь его жажда любви... Она
      по-прежнему была направлена к Дэле, ждущей где-то в соседней комнате, подсунувшей
      ему вместе своего любви источника это постороннее наслаждение. Ведь она, его жажда,
      она должна была соединиться с любви источником от Дэлы именно через эти вот удары -
      артерии, по которым он сейчас перекачивал в себя идеи от совсем другой женщины. Это
      стоны должны быть стонами Дэлы... Это принимающее удары лоно. Оно должно быть лоном
      Дэлы. А вот и свет. Предельно слепящий и жгучий, он нарастал очень быстро,
      приближающийся к вспышкам сияния, - вот-вот...
       На вспомнил о том, что девочка еще не заказала чудо. Ей обязательно нужно было
      попросить до того, как свет перетечет в нее. Он остановился.
      - Проси скорее.
       Она открыла голубые глаза.
      - Чудо, - напомнил он. - Ты забыла попросить о чуде.
       Было нестерпимо приятно вот так вот разговаривать с нею, находясь в ней.
      - Я хочу...
      - Что?
      - Мама велела попросить много денег. А я... Я не люблю маму.
      - Ты сама... хочешь ее полюбить?
      - Да нет, - она остановила его, уже двинувшегося. - Хочу, чтобы у тебя все было
      хорошо.
       Он не понял.
      - Чтобы все было хорошо у тебя. Чтобы ты не был такой несчастный.
       Он растрогался. Эта девочка единственная из всех клиенток подумала о нём самом. И
      он пожелал за нее сам, впервые пожелал не то, что заказала клиентка. Он пожелал ей
      любви. Чтобы она полюбила какого-нибудь прекрасного юношу. Чтобы жажда и источник,
      не могущие сейчас соединиться для него, соединились для этой девочки и того юноши,
      который наверняка предопределен ей Тем, Кто У Солнца. И - несколькими
      стремительными движениями, приведшими к взпышкам какого-то необычайно радужного
      света, он утвердил это чудо...
      
       Дэла его ждала:
      - Насладился?
      - Выполнил твою просьбу.
      - А про меня ведь и забыл?
      - Я уже забыл про нее.
       Он и на самом деле рядом с любимой уже и не помнил ту девочку.
      - Не верю. С такою забудешь все на свете.
      - Люблю-то я тебя.
      - Какой ты упрямый, - нахмурилась Дэла, а потом улыбнулась.
      - Не представляешь, как мне нужна именно ты.
       Он взял ее за руку. Жажда любви в нем самом. Источник в ней. И наполняющая
      комнату любовь рассеянная... Они были так близки к соединению в любовь единую...
      - И все же я не говорила тебе "да", - извиняющееся произнесла она. - Я тогда
      сказала: может быть.
      - А сейчас? Скажешь? Что?
      - Тоже скажу: "может быть". Нет, скажу по-другому.
      - Как?
      - Я посмотрю: как будешь себя вести. Ну, пожалуйста, - просительно произнесла она.
      -... Давай разговор о наших с тобой отношениях отложим на потом.
      - И это далеко - на потом?
      - Время сейчас работает на тебя, - Дэла задумалась. - ... Ты же видишь, насколько
      лучше я стала к тебе относиться?
       Он это видел. И как же чудесно было стоять рядом с любимой. Держа ее за руку,
      впитывать нежность от ее руки. Немного мешало знание того, что на самом-то деле эта
      нежность от Того, Кто У Солнца.
      - Кстати, пользуясь случаем, - произнесла Дэла.
      - Скажи.
      - Давно хотела тебя попросить. Моих тридцати процентов мне не хватает.
      - А сколько надо?
      - Это зависит от твоей щедрости.
      - Бери всё.
      - Смеешься?
      - Буду работать только для тебя.
      - Пусть будет, - задумалась она, - пятьдесят на пятьдесят.
      - Хорошо, - произнес он, а затем спросил: - А вот Ан? Если ты просишь, он идет тебе
      навстречу?
       Дэла помрачнела.
      - С твоим братцем невозможно договориться.
      - Ты уж на него не сердись, - попросил На.
      - Стараюсь не сердиться, - Дэла замолчала. Ему же показалось, что она хотела
      сказать что-то еще. ... Вот возьмет и произнесет сейчас: ты - "урод", - подумал он
      и внутренне напрягся. Но она улыбнулась и пошла спать. Так вот хорошо закончился
      этот день. Лежащий на кровати в своей спальне и смотрящий в ночь, На предвкушал
      скорое завтра и встречу с любимой.
      
      
       ГЛАВА 5.
      
      
      С того дня...
       Жажда любви. Она была важнейшей наполняющей его идеей. Он не мог себе представить, как раньше жил без жажды любви.
       Любви источник. На чувствовал его в Дэле снова и снова. В Дэле на расстоянии и Дэле рядом. Дэле, готовящей на кухне, и Дэле, ведущей прием, и Дэле, спящей в соседней комнате. Сердящейся и смеющейся просто Дэле.
       Любовь, рассеянная в мире. Временами она как бы отсутствовала. Но, когда На был рядом к Дэлой или хотя бы думал о ней, когда жажда чувствовала приближение источника, мелкозернистый любовный туман наполнял и комнату, и дом, и Город, и, казалось, весь мир. Предназначенный слепить все любови в любовь единую.
       На верил, что когда-нибудь это произойдет.
      
      *
      
       Он стал по-другому смотреть на свою работу. То глупое желание всех... Оно легко покинуло его. Теперь каждодневное его распыление на посторонних нелюбимых женщин казалось ему странной окольной дорогой, по которой он уверенно двигался к любви женщины единственной. Клиентки же шагали вместе с ним по той дороге - через удовольствие - каждая к своему чуду. И снова ему приходилось принимать пожилых и богатых. Однажды он напомнил Дэле о том их уговоре насчет молодых. Дэла сказала, чтобы он потерпел. Ему не трудно было потерпеть.
       А еще эта неуверенность от брата. За сентябрь На засыпал раза три. В своих снах он смутно слышал голос Ана, разговаривающего с кем-то, в основном, с мужчинами. Слышал, и не мог разобрать слов, но интонации этих разговоров, какие-то часто окрашивающие голос Ана стальные нотки и угодливо-кисельные нотки вторящих Ану голосов настораживали. В минуты своих пробуждений На тут же осматривался, надеющийся увидеть этих таинственных собеседников Ана. Но просыпался он в одиночестве. Однажды - сидящим на лавочке в сквере напротив окон своего кабинета. Однажды - сидящим за столиком в кафе "Вчера и завтра". И ему почему-то казалось, что Ан, чувствующий приближение своего сна, намеренно прячет своих собеседников от его, На, проясняющегося взгляда.
       Он ждал: когда же любимая ответит ему взаимностью? Временами ему казалось, что жажда и источник становятся ближе. Дэла иногда разрешала ему поцеловать себя в щечку. Когда у нее было хорошее настроение, называла его милым. "Мой милый На"... Но этого было мало. Он ждал знаменующего соединение любовей события, шквала, взрыва. В отсутствии же этого события ему казалось, что он чего-то не делает, не предпринимает каких-то шагов, которые должен предпринять добивающийся женщину мужчина.
      
      *
      
       Этот первый понедельник октября выдался солнечным. Когда после завтрака На по привычке зашел в кабинет, забывший о том, что у него выходной, он наткнулся на ухмылку смотрящего на него Траппа.
      - Вот и зря ты ухмыляешься, - сказал он голове богомола. - Сегодня точно будет отличный день. Дела скажет мне "да". Или хотя бы будет подарок. Да. Подарок уж будет точно. Я желаю объятий.
       И подарок на самом деле был. В полдень грузчики занесли в кабинет какую-то металлическую конструкцию.
      - Это мой для тебя сюрприз, - довольно проговорила Дэла. - Особая для тебя кровать.
      - Особая?
      - Забочусь о том, чтобы тебе легче было работать.
      - Мне и так не тяжело, - проговорил На. Ему не хотелось менять ни на какие кровати свое такое привычное ложе. Дождавшийся, пока грузчики уйдут, он подошел к рассматривающей кровать любимой и коснулся ее руки.
      - Когда я тебя полюбил, я узнал такие идеи, как.... Радость быть рядом. Нежность тебя касаться. Вернее, касаться именно тебя.
      - Тебе так со мной хорошо?
      - Безумно хорошо.
      - И все равно любви нет, - она отстранилась. - Любовь это всего лишь слово. Которым люди прикрывают свои желания.
      - Любовь есть, - горячо возразил он. Так горячо, что Ан зашевелился. - Ты - любви источник. Я - жажда. С тобою же вместе мы станем любовью единой.
       Его тянуло к Деле как никогда. Тянуло как к женщине. И он подумал о том, что и жажда и источник соединятся лишь тогда, когда Дэла подарит ему свою идею женского устройства. Как странно устроен мир... Он снова коснулся её руки.
      - Эти твои философствования заканчиваются, как правило, твоим скверным настроением, - проговорила она.
      - Вовсе нет.
      - А еще я заметила: если ты работаешь с настроением скверным, клиентки чаще на тебя жалуются.
      - Можешь хотя бы сегодня не говорить о работе?
      - Конечно. Ведь сегодня день моего подарка.
       Дэла подошла к окну, посмотрела вниз. Затем позвала На. И он, ставший рядом, увидел внизу ту самую девочку сидящей на лавке в сквере напротив.
      - Тот... еще один мой подарок. Помнишь?
      - Да.
      - Она сидит там уже третий день. Я спускалась, спрашивала. Эта дурочка ответила, что любит тебя.
      - Любит?
      - Наверняка она получила от тебя хорошее чудо, - произнесла Дэла. - Не помнишь, что именно она заказала?
      - Я пожелал ей любви к прекрасному юноше.
      - Твое чудо, по-видимому, сбилось и вернулось к тебе самому.
       Они стояли у окна, почти касающиеся друг друга, смотрели вниз. На показалась, что Дэла желает прижаться к нему. Наверное, ей мешала это сделать какая-то ее нерешительность. Или, может, он сам... Конечно: для того, чтобы жажда и источник соединились, ему самому нужно было быть посмелее. Но вот только вдруг он спугнет то, что уже есть? Они стояли... А девочка - снизу - смотрела на них. И На вдруг показалось, что она смотрит куда-то в часто бьющееся его сердце.
      
      *
      
       Они съездили к нотариусу и заключили новый договор, согласно которому Дэле отчислялось пятьдесят процентов прибыли от деятельности их совместного предприятия, которое они так и назвали: "Чудом". Данное событие сблизило жажду и источник. И все равно... Они были так далеки. На беспокоился, не знающий, что еще он может сделать для соединения любовей. А еще эта ревность:
      
       Его сон был необычайно чутким. Он слышал родной голос Дэлы, о чем-то беседующей с Аном. Его поразили необычайно теплые сквозящие в голосе Дэлы интонации. Затем она сказала Ану что-то вроде: "вести". Может, как и ему, На, поставила Ану условие: мол, посмотрю, как будешь себя вести? На очень хотелось разобрать еще хоть какие слова, но здесь его резко вытолкнуло из плотного туманного пространства сна куда-то в разряженные предметностью комнаты пределы пробуждения.
      
      - Привет, - улыбнулась она.
       Был вечер. Они вдвоем с Дэлой находились в ее комнате, освещенной горящей ночной лампой.
      - Ан... тоже... любит тебя? - спросил он хрипло.
      - Какие глупости.
      - Но ты ведь сейчас думаешь о нем?
      - И откуда тебе знать, о чем я думаю?
      - Я знаю.
       Разогретая ревностью жажда требовала немедленного воссоединения с источником.
      - Ты просто встал не с той ноги, - Дэла помолчала. - Мы с ним вместе смотрели телевизор.
      - И всё?
      - Более, чем всё.
      - Правда?
      - Более, чем правда... Дэла нахмурилась. - Вот не могу найти с ним общего языка. И всё.
       Немного успокоившийся, он прошелся по комнате мимо Дэлы, подошел к висящему на стене зеркалу, всмотрелся. Этой жестокости в выражении лица брата он раньше не замечал.
      - Ладно. Давай больше не будем говорить о плохом.
      - Ты вот ревнуешь, - сама начала Дэла. - А я ведь тоже могла бы тебя ревновать. Например, к твоим идеям.
      - Причем здесь идеи?
      - Ты всегда говоришь о них так, будто они для тебя главнее, чем я.
       На обрадовали эти слова. Рядом с важностью идей Дэла заметила и его жажду.
      - Я тебя очень люблю, - произнес он. - А идеи... Я знаю точно, что не могу без них жить.
      - А ради меня ты смог бы отказаться от своих идей?
      - Отказаться от жизни? Ради тебя? Да.
      - От всего?
      - Ради тебя я могу отказаться от всего.
       Она странно на него посмотрела, и, сославшаяся на головную боль, попросила ее оставить. Он ушел к себе. Да. Ради нее он мог отказаться от всего. Кроме нее самой.
      
      *
      
       Весь этот октябрь ревность наполняла его снова и снова. Он ревновал Дэлу к каким-то мужчинам, с которыми она иногда говорила по телефону. После еще одного своего сна - к Ану. Ревность была той идеей, которая, вроде и сближая жажду с источником, на самом деле их отдаляла. Временами На переполняло отчаяние. Ему казалось, что жажда и источник уже не соединятся никогда.
      
      *
      
       Это была та самая величественная старуха. ... - Как называется фирма, расфасовывающая куриные окорочка? - вспоминал и не мог вспомнить весьма огорченный появлением старухи На, а затем в памяти всплыло: -... "Геба". Он взглянул в анкету Гебы. Удивительно: она не заказала никакого чуда.
       И раньше, когда он обслуживал таких клиенток, старость проникала в него во всех своих вариантах, таких, как неприятный запах старости, дряблость старой кожи... Но тело раздевшейся Гебы было на удивление молодым.
      - Сделай это, - она протянула ему ошейник. Странно: Ив говорил, что она глухонемая. Впрочем, размышлять было некогда. Нужно было работать. И он, надевший на нее ошейник, приступил к работе.
      
       Ее поразила неожиданная ее страстность. Накинувшаяся на него, она заставила его принять участие в том странном сладостном действе, которое он сразу увидел борьбой. Своими лихорадочными наскоками, безумным раскачиванием самих его, На, основ, Геба боролась с чем-то для себя очень плохим за что-то для себя очень хорошее. Может, боролась со старостью за прошедшую молодость? Со смертью за жизнь? Да! Она боролась за то, что навсегда ее покидало. Сам же На мощными своими ударами помогал Гебе в трагической ее борьбе. Ему было безумно хорошо. Внезапно остановившаяся, она жестом указала ему на ошейник. И он сжал ошейник правой своей рукой, что неожиданно вознесло борьбу на новый уровень. Может, этот ошейник был символом того, с чем она боролась? Символом какого-то зла? Хаоса? Гнета старости? Или же тот ошейник, сдавивший ее горло, был символом самого времени? Решивший понять, На взялся за ошейник двумя руками, что вдруг оказалось для Гебы каким-то странным знаком, повинуясь которому она вдруг покорно ослабла, будто сдалась. Но эта ее чувственная капитуляция была обманом. Через несколько мгновений борьба продолжилась с такою отчаянною силой, что изошедший от На свет увиделся им двоим фейерверком, означающим окончательную победу... Или - окончательное поражение...
      
       Блаженно улыбающаяся, она смотрела на него, лежащего рядом.
      - А ты - горячий.
       Он подумал о том, что такого наслаждения не испытывал давно. Это была последняя на этот день клиентка. Где-то за стеною на кухне его ждала приготовившая ужин любимая.
      - Я чувствовала, что ты не со мной, - прошамкала Геба. - И все равно мне было хорошо. Я не занималась этим уже двадцать лет.
      - Это моя работа.
      - Может, еще? - несмело попросила она.
      - Неужели мало?
      - Посмотри, - движением руки она показала на свое лоно. - Оно просит.
       Ее лоно действительно просило.
      - Не хочу.
      - Тогда сними предмет любви.
       Он снял с нее ошейник. И произнес:
      - У тебя не было заказано чудо.
      - Что ты знаешь о чуде?
       Одевшаяся, она величественно удалилась. А он... Лежащий в темноте спальни, он всё вспоминал ее борьбу. -...Может, ее тело такое молодое потому, что она борется внутри себя за свою молодость? - думал он. - Может, ей потому и не нужно чудо, что она борется сама? А я? Я покорно жду. Но ведь я тоже могу бороться?.. Эта мысль воодушевила его. - Конечно! Я должен бороться за то, что ценю. За любовь. Я буду бороться! С тем, что мешает любви. Я - могу, буду, должен...
      
      *
      
       С того дня он боролся за любовь. В первую очередь хорошими поступками. Он стремился исполнить все желания любимой. Когда он спрашивал ее, чего она желает, она капризничала и говорила в основном о работе. Когда же он сам пытался придумать за нее какие-то, как ему казалось, стоящие желания, ничем хорошим, как правило, это не заканчивалось.
       Вернее всего было бороться за любовь дорогими подарками.
       В это утро он сказал ей о любви за завтраком. Она только поморщилась. Когда же увидела его ладонь с подарком: это были серьги с бриллиантами, - тут же заулыбалась, сняла серьги свои и примерила подаренные. Оказывается, это дождь за окном мешал ее хорошему настроению.
      - Знаешь, милая Дэла, - он взял ее за руку. - Сейчас вот в тебе самой вдруг возникла жажда - ко мне, а я для тебя стал источником. Ведь так?
      - Снова ты о своем.
      - А еще... Любовь рассеянная в мире... Он замолчал, растерявшийся от осознания того, насколько Дэла его не понимает. ...- И подарок не сработал, - с горечью подумал он. ... - Наверное, все женщины так устроены. Для них - деньги, уют, очаг - идеи вовсе не маловажные.
      - Спасибо тебе за подарок, - она вдруг потянулась к нему и поцеловала в щеку. - Извини, что сразу не поблагодарила.
      
      *
      
       В этот дождливый ноябрьский день у него было как никогда скверное настроение. В перерывах между работой подходящему к окнам кабинета, ему казалось, что его сердце вот-вот остановится от тоски по теплому майскому ливню поцелуев любимой Дэлы. В тот день он и сочинил это стихотворение:
      
      Дождик гуляет по крышам,
      Гладит их ржавые грани,
      Шарит в тускнеющих нишах
      Дождик моих окраин...
      
      Но однажды, тебя увидев однажды,
      Но когда-нибудь, вспомнив, что мы любили,
      На миг оборвавшись, сердце покажет
      Кардиограмму ливня и шпилей.
      
       В один из перерывов (всего за рабочий день у него их было четыре) он обратился к Траппу:
      - А вот скажи, - спросил он Траппа, - когда я засыпаю, ты видишь Ана? Он ведь хороший, мой брат? Только не отвечай, что он хороший. Тогда я могу подумать, что он - плохой.
       Трапп ответил, что Ан - хороший. На огорчился такому ответу.
      - А вот скажи... Позавчера, когда Ан бодрствовал, мне во сне показалось, что его сердце бьется как будто бы быстрее моего. А свое сердце я совсем не слышал. Оно останавливается, что ли, мое сердце, когда я сплю?
       Трапп считал, что во время рабочего дня такие глупые разговоры неуместны.
      - У моей мамы было доброе сердце...
       Вспомнивший о маме, На замолчал. Она была очень большой и такой же, как он, сдвоенной. Ив говорил, что мама ушла куда-то в поисках лучшей жизни, а его, На, оставила ему, Иву, помощником. Из разговора же с пьяным обитающим на свалке бомжом На узнал, что его маму похитили какие-то приехавшие за органами люди. Так сказал тот пьяный бомж. Но На верил Иву.
      - Ты ведь тоже думаешь, что мама жива? - спросил он Траппа.
       Своим молчанием Трапп думал именно так. На снова огорчился. Что за день?
      - И всё равно я когда-нибудь увижу маму, - проговорил он упрямо, отвернувшийся от мрачно смотрящей на него богомоловой головы. - Устроюсь работать в булочную. Буду печь булочки, а мама - зайдет. И я дам ей много теплых булочек. Столько, сколько ей надо. Больше, чем надо. В сто раз больше, чем она купила мне тогда, в детстве. В тысячу раз больше. Я так люблю свою маму.
       Ему вдруг захотелось плакать. Он подошел к окну и увидел девочку, садящуюся на лавочку в сквере напротив. Для чего эта девочка здесь? Ах, да. Дэла говорила: эта девочка его любит...
       Он направился к двери, чтобы вызвать очередную клиентку, но в кабинет вошла сама Дэла:
      - Ты не представляешь...
      - Что случилось?
      - Ты - умница! Вот что случилось. Помнишь ту странную пожилую даму?
      - Не уверен.
      - Посмотри.
       Дэла протянула ему газету. Взглянувший на фото, занимающее большую часть первой страницы, он был поражен. Та старуха... Теперь и ее лицо стало молодым. Ей, наверное, и сорока не дашь. Но она-то вовсе не просила чуда.
      - Я на самом деле знаменит, - сказал он, просмотревший статью под фотографией. - И меня снова назвали АнНа. Это раздражает. Я - только На.
      - Та пожилая дама желает еще.
      - Вообще-то ее зовут Геба.
      - Какая разница?
      - Ты же сама знаешь, что повторно я не принимаю.
      - Она предлагает очень большие деньги.
      - Деньги всего лишь одна из идей.
      - Она уже внесла предоплату.
      - Нет.
      - А еще говоришь, что любишь.
       Он подумал о борьбе. Сейчас и настало время бороться за любовь.
      - Хорошо. Я выполню эту твою просьбу, - произнес он решительно. - После того, как ты выполнишь мою.
       Она поняла.
      - Не надо меня шантажировать.
      - Мы выполним желания друг друга.
      - Нет.
      - И у меня... тоже... вовсе не да.
       Он пошел к двери в спальню.
      - Ладно. Я верну ей деньги, - услышал он какой-то беззащитный голос Дэлы за спиною. Он резко повернулся:
      - Прости меня, милая Дэла. Я на самом деле не могу.
      - Ладно. Проехали, - проговорила она, и, выходящая из кабинета, хлопнула дверью. Он снова подошел к окну. Девочка сидела на лавочке и смотрела вверх, на его окна. ...- Она пришла сюда потому, что любит меня, - подумал он и почувствовал, что они с девочкой схожи. ... - И ее и меня наполняет жажда любви. Только источники для этих жажд - разные. Девочка жаждет моего источника. Я же - источника Дэлы.
       Поддавшийся порыву, он спустился вниз. Еще подходя к девочке, в сияющих ее глазах он заметил счастье видеть любимого.
      - Ты наверняка замерзла.
      - Я тебя ждала.
      - Нечего тебе здесь сидеть, - произнес он нарочито грубо.
      - И дождалась.
      - Я пожелал тебе любви к прекрасному юноше, - он помолчал. - Видно с чудом что-то перепуталось.
      - Ничего не перепуталось. Я люблю только тебя, - упрямо сказала девочка и встала. - И вовсе не нужен мне никакой прекрасный юноша.
      - Я же урод, - произнес он.
       Эти полные любви голубые глаза наполняли его душу светом.
      - Ты - красивый. И эти дождинки. Они сейчас соединяют тебя и меня.
      -...Эти дождинки она видит любовью рассеянной в мире, - с иронией он снова подумал о несовпадении жажд и источников. ... - Ни я, ни она ничего не можем сделать. Не можем насильно выбрать себе источник. Наверное, таинством совпадений жажд и источников заведует Тот, Кто У Солнца. Вот бы попросить... Впрочем, мы же должны бороться сами.
       Он так подумал, и его вдруг потянуло к этой девочке.
      - Уходи, - пересиливший свою внезапную нежность, жестко произнес он. Но девочка никуда не пошла, а коснулась его лица своей маленькой неожиданно теплой ладонью.
      - Иди же, - повторил он.
      - Хорошо, - согласилась она. - Но я приду еще.
      - Я тебя всё равно не приму.
      - И пусть. Всю свою жизнь буду рядом с тобой, любимый, - на ее глазах появились слезы. - Я буду с тобой всегда.
       Она взяла его руку, прислонила к своей груди. Он услышал, как бьется ее сердце. А затем она взглянула куда-то вверх и ее лицо вдруг окаменело. Он обернулся, посмотрел сам. Сверху на них с девочкой набрасывал холодную сетку дождинок жесткий взгляд стоящей у раскрытого окна Дэлы.
      
      *
      
       Весь декабрь борьба мешала его работе. Обслуживающий клиенток, он боролся с желанием бросить всё и немедленно бежать к любимой. Возможно, боролся с самим потраченным впустую временем. Клиентки чувствовали его борьбу и делали ему замечания. А он в ответ им грубил.
       Итогом этой борьбы был совсем слабый свет. На знал, что насчет чудес скорее всего будут претензии. Впрочем, ему было всё равно. Когда он сказал Дэле, что ему всё равно, она ответила, что это предновогодняя депрессия. И ему пришлось бороться и с самой этой депрессией. А еще с раздражением от снующих вокруг него вовсе не нужных ему людей. Эти люди были странны. Им не нужно было чудо. Им нужна была к нему, На, причастность. Стоящим в его, На, подъезде, - причастность к его подъезду. Ждущим его появления - причастность к его появлению. Или к нему самому, если получится коснуться его руки или его одежд.
      
      *
      
       Перед Новым Годом он с утра отправился за подарком для любимой. Ступивший за порог, он вошел в этот сон.
      
       Этот сон состоял из небольших наслоившихся один на другой снов - отсеков. Проваливающийся из одного сна - отсека в другой, каждый раз На оказывался наедине с обнаженной женщиной. Глаза всех этих женщин, не видящие На, были пусты. Его же, На, совершенно не тянуло к этим женщинам. Наверное, он так подумал, и его глаза были пустыми тоже. А потом он провалился в пропасть. Дном этой пропасти была серая ноздреватая плоскость. Женщины же стояли на этой плоскости, со всех сторон ограниченной пузырящимся туманом. Опустивший глаза, На увидел, что и сам он - наг. Женщины по-прежнему не обращали на него внимания. Но глаза их - здесь - не были пустыми. Женщины напряженно всматривались в нечто происходящее в центре плоскости. Туда же и двинулся На. Когда он достиг центра... Там стояла шахматная доска. И все эти женщины, теперь он понял, были игроками в шахматы, размышляющими над каким-то следующим еще не сделанным ходом. Ситуация же на доске была крайне интересной. Из всех фигур там остались только два короля: белый и черный, стоящие в центре на королевской линии. Причем, эти короли стояли спинами друг к другу, чего никак не могло произойти по правилам шахматной партии. Они были словно прилеплены спинами. -... Наверное, это хорошо, что они стоят именно так, - подумал во сне весьма изумленный На. - ...Если бы они стояли лицом друг к другу, они не могли двинуться... И еще его удивила сосредоточенность обдумывающих партию женщин. Как будто в будущем течении партии были какие-то варианты. На стоял рядом с доской. Ничего не происходило. Тогда он взялся за белого короля, чтобы передвинуть его, и тут же сам оказался этим белым королем, теперь - крохотным под тою необъятною женскою наготою, что нависла над ним. Пружинящие же взгляды женщин желали сдвинуть его и не сдвигали. Почему? Может, их нерешительность объяснялась тем, что они не знали, кто им нужен: он или Ан?
       Он обернулся. Точно. Черным королем был Ан. Это было здорово. Что Ан - рядом. Ему была так важна прислоненная к нему, может, приросшая, спина брата...
      
      *
      
       Он проснулся на рассвете в сквере напротив своих окон. Сидящим на той самой лавочке, на которой обычно сидела девочка. Голове его, прислоненной к высокой деревянной спинке, было неудобно. Он посмотрел. В спинке было вырезано углубление в форме сердца. Снегоуборочная с включенными фарами машина проехала по покрытому свежевыпавшим снегом Проспекту Мима. ... - Сегодня же Новый Год, - вспомнил он. - ...И какое отвратительнейшее настроение... А затем он увидел, что его рука сжимает букет алых роз. ...- Но ведь я не покупал эти розы, - вспомнил он. - Значит, их купил Ан? Кому? Дэле?.. Ему не хотелось об этом думать. К тому же розы были промороженными. И такою же промороженной была его жажда... - Надо бороться дальше, - подумал он с тоской. - Как я боролся все эти дни. Только вот... Стали ли жажда и источник ближе? Или, может, я боролся как-то не так? Что, если я избрал длинную дорогу борьбы, когда есть - короткая дорога каких-то решительных действий?
       Он поднялся, открыл дверь и зашел. Дэла была у себя. Он зашел в ее комнату, и она, спящая, тут же открыла глаза.
      - Ан?
       Уже во второй раз она назвала его Аном. Внутренне скривившийся, он присел на краешек кровати.
      - Да На ты, На, - улыбнулась она. - Кстати, надо стучаться.
      - Извини.
      - Это ты меня извини... За то, что я перепутала твоё имя. Я сразу поняла, что это ты.
      - Поняла?
      - Да. А имя его я назвала потому, что совсем недавно его... кое о чем просила.
      - Просила? И о чем же? Если не секрет?
      - Вовсе не секрет, - она привстала. - Я попросила Ана занять мне денег. На ремонт той половины дома не хватает.
      - И он - согласился?
      - Не знаю. Он куда-то ушел. А потом пришел ты.
      - Сними с моего счета. Сколько тебе надо.
       Ему не хотелось сейчас говорить с Дэлой ни о чем, кроме нее самой. Уже оттаявшая, его жажда оказалась такой жгучей. Может, потому, что источник был совсем рядом. Да и комната была так густо насыщена любовью, рассеянной в мире.
      - Спасибо, - улыбнулась она. - Я знала, что ты меня выручишь.
      - А теперь... Давай станем ближе, - произнес он.
      - Перестань заниматься ерундой, - тут же посерьезнела она. - Если ты сделал мне одолжение, это вовсе не значит, что я тут же сдамся.
      - То, что я прошу - вовсе не ерунда.
      - Иди настраивайся на работу.
       Вдруг подумавший о том, что, если бы Дэла сейчас отдалась ему, он мог бы пожелать ей такого чуда, как взаимная их с Дэлой любовь, он взялся за край одеяла, которым Дэла была укрыта.
      - И не вздумай, - поняла она.
      - Один только раз, - умоляюще произнес он. - Ты загадаешь то чудо, о котором мы оба знаем. А я... Я очень постараюсь, чтобы это чудо было действительно хорошим.
      - Снова ты о своем. Мне казалось, ты уже успокоился.
      - Уступи.
      - Нет.
       Она ответила так категорично. И он, вдруг разозлившийся, также категорично ответил.
      - Тогда я закончил свою работу.
      - Значит, закончил? - проговорила она после молчания.
      - Да.
      - Не стоило бы тебе делать таких резких заявлений.
      - Что мне моя работа, если у меня нет тебя? - проговорил он с отчаянием.
      - Помнится, еще недавно ты мечтал отъиметь весь Город.
      - Это было давно.
      - Могу оставить, как ты просил: только молодых.
      - Нет. Пока ты не пойдешь мне навстречу, я не буду работать, - сказал он упрямо. Его наполняло отчаяние. Он снова потянул на себя одеяло. Дэла остановила его.
      - Я никогда не пойду тебе навстречу.
      - Почему?
      - Как тебе объяснить... Пойми же, глупенький. Мы ведь и так вместе. Целыми днями мы вместе, и ты не видел меня ни с одним мужчиной. Я ни с кем.
       Он видел, что она пытается его успокоить.
      - Почему же ты... не даешь?
      - Должна же быть женщина, которая выше всех остальных.
      - Ты и так выше.
      - Если я буду с тобой, я стану такой же, как все.
      - Раньше ты хотя бы обещала.
      - Я и сейчас могу пообещать. Хочешь, пообещаю? Когда-нибудь...
       Предельно отчаявшийся, он с силой потянул на себя одеяло, и Дэла, одной рукой одеяло еле удержавшая, другой с силой На оттолкнула.
      - Ты мне надоел, - зло произнесла она. - Иди...
       Снявший с вешалки пальто, он прошел входной двери, на лестничный пролет, и - вниз...
      
      
       ГЛАВА 6.
      
      
       Из трубы домика Ива шел дым. Увидевший входящего На, Ив улыбнулся, раскрыл окно, достал из-за окна плетеную авоську, в которой зимою хранил продукты, и принялся раскладывать снедь на стоящий у горящего камина деревянный столик на колесах. На расположился в кресле у камина. Сам же Ив сел в кресло у обитой железом ведущей, видимо, в подсобку двери.
      - Мой любимый просроченный сыр, - На, воскликнувший, не удержался, чтобы не попробовать, и его тут же пробрало ядреною сырной просроченностью до глубины души.
      - Мы запьем эти чудесные продукты добрым старым элем.
      - Не приведет ли просроченность в квадрате к полному отсутствию просроченности?
      - Не хотелось бы, - не вставая с кресла, палкою с крючком на конце На подтянул к себе от стены ящик эля. Вскоре некоторая часть этого эля уже размещалась в желудках беседующих. На отметил, что Ив, выпивший совсем немного, отставил бокал и поморщился.
      - Тебе нездоровится?
      - Весьма.
       Ив достал из кармана покрытый волосками корешок, засунул край корешка в рот.
      - Корень королевского лотоса, - объяснил он весьма удивленному На. - Кто-то его выбросил, а я и посасываю.
      - Так вкусно?
      - Корень королевского лотоса - верное лекарство против старения карликов.
      - И помогает?
      - Конечно. Пусть на время, но эта горечь даёт мне власть над самою старостью.
       На вспомнил Дэлу, свой недавний с ней разговор. И это воспоминание было таким больным, что он тут же попытался его вылечить несколькими большими глотками добраго стараго эля. Ив наполнил бокалы. -... Ив меня понимает, - с благодарностью подумал На. И он рассказал Иву о своей любви.
      - Ты надрываешь свое сердце, - с состраданием произнес Ив. - А твоя женщина - стерва.
      - Она не моя женщина, - ответил На, и еще более расстроился от своего ответа. - К тому же... Я расстался с ней навсегда.
      - Вот и молодец, что расстался, - утешающее улыбнулся Ив. - Я найду тебе хорошую добротную женщину.
      - Ты уже обещал. Только... Я сейчас не хочу никого.
      - Ну, и ладно, - проговорил Ив. - Получается, ты вернулся ко мне?
      - Да. Я снова с тобой. Снова буду тебе помогать.
      - Как здорово, - обрадовался Ив. - Ты не представляешь, как мне тебя не хватало. Ты такой мастер переворачивать тяжелые вещи.
       Они выпили еще. Ив открыл стоящее рядом накрытое крышкой ведро, поднял крышку и достал из ведра грязную завернутую в пакет тетрадь, от которой по домику тут же распространилось зловоние.
      - Это и есть книга Философа Ю? - обрадовался На.
      - Она, родненькая, - ласково произнес Ив.
      - Здесь же ничего не разберешь, - На, привставший, наклонился к Иву, желая разобрать странные знаки, покрывающие страницы тетради.
      - Я умею читать душою, - ответил Ив. - И еще настроен на благоговение к тому, что наверняка выше меня... Вот это интересно, - перевернувший страницу, воскликнул он. - Здесь написано, что мы вовсе не движемся.
      - Не движемся? - повторил На. - А что же мы тогда делаем?
      - Мы наблюдаем, как само движение вместе с иными идеями наполняет нас, - ответил Ив. - Впрочем, и само наблюдение - идея тоже. Всё так непросто... А здесь вот написано, - вдруг восторженно прокричал он, - здесь написано о том, что хорошие и плохие идеи соединены спинами!
      - И вправду любопытно, - На озадачило данное знание. - Но мы-то с братом - оба - хорошие?
      - Если уж переходить на личности, то это, скорее, о Том, Кто У Солнца и Том, Кто В Пещере, - произнес Ив.
       Ан вдруг захрапел. Некоторое время собеседники слушали храп Ана.
      - А вот мой брат, - спросил На - он к тебе приходит, когда я сплю?
      - Бывало.
      - Дэла говорит, что он - испорченный.
      - У него шило в заднице. И золотые руки.
      - Я хотел бы с ним поговорить, - задумчиво произнес На. - Иногда я думаю: почему я соединен с таким своим братом. За что я соединен? Для чего? Вот если бы мы проснулись одновременно... Жаль, что я не имею власти над своим сном.
       Ив, ничего не ответив, снова принялся листать книгу Философа Ю. Каждая перевернутая страница добавляла в распространяющееся от книги зловоние свой аромат.
      - Здесь написано и насчет власти тоже.
      - И что написано? - заинтересовался На.
      - То, что власть человека над идеями зависит от того, есть ли он сам, человек.
      - Помню, мы уже размышляли над этим, - проговорил На. - И пришли к выводу, что сам -человек, наверняка, есть.
      - Это естественно, что уж сам-то ты себя ощущаешь, будто ты - сам - есть, - задумался Ив. - Каждый примеряет эту ситуацию на себя. Но - вот - как идея? Есть ли человек, ты, я - как идея?
      - А как ты считаешь? - спросил, хлебнувший эля, На.
      - Я считаю, что в самом начале, когда то, что поднимается над пузырями, начинают наполнять пласты сил от Солнца и от Пещеры, идеи - сам - человек - еще нет. Но потом происходит таинство. В том бурлящем котле, который и называется жизнью, между переплетающимися, соглашающимися, борющимися миллионами идей возникает и начинает крепнуть особая идея, которой раньше не было. Эта идея и называется: сам - человек... Ив задумался. - ...И эта идея - дальше - уже формирует себя сама. Подтягивает к себе хорошее, отдаляет плохое. И, главное - ищет любовь.
      - Прямо-таки ищет?
      - Предельно ищет. Растит эту идею и лелеет.
      - И... лелеет... для чего?
      - Я долгое время сам не мог понять: для чего? - задумался Ив. - Однажды - понял. Сама по себе формирующаяся идея сам - человек очень уж неустойчива. Только любовь может закрепить идею сам - человек настолько, чтобы она не исчезла, когда все остальные идеи покинут то, что поднимается над пузырями.
      - Давай-ка за это выпьем, - произнес На. - За то, чтобы идея сам - человек все же была, и любовь... была настолько необходима, как ты говоришь. Я вообще-то разочаровался в любви.
       Они выпили.
      - Может, тебе кажется, что разочаровался? - философски произнес Ив. - Ведь всё же - любовь. Может, твое разочарование - ложь?
      - Да нет же, - На вспомнил ледяной голос Дэлы. - Это совершенно точно, что я разочаровался. Мое разочарование - правда.
      - А что такое правда?.. Ив обернулся к обитой железом покрашенной в черный цвет двери за своей спиной. - Эта дверь. Она ведь - черная?
      - Да, - ответил На. - Эта дверь - черная.
      - Это потому, что смотришь на нее с этой стороны от света. Если же с той стороны двери кто-то сидит в темноте - сама эта слегка приоткрытая дверь вполне может показаться ему белой.
      - И что?
      - Вообще-то я о правде, - улыбнулся Ив. - Смотрящим на дверь и с той и с этой стороны кажется, что именно их знание - правда. Но ведь если правд больше, чем одна, эти правды - ложь? Разве не так?
       На не знал, что возразить Иву.
       - Значит, правды - нет? - произнес он растерянно.
      - Отличный вопрос, - обрадовался Ив. - Конечно же правда - есть. Правда - сама эта дверь. Или взгляд на нее со всех сторон одновременно, и ни с какой стороны.
      - Здорово, - восхитился На. - Кажется, я знаю имя твоей правды.
      - И что это за имя? - Ив потянулся за бутылкой эля.
      - Вечность, - глубокомысленно произнес На. - Вот это имя.
      - Наверное, ты прав, - воскликнул Ив. - Сегодня тебя посещают необычайно глубокие мысли. Давай выпьем.
       И они выпили снова.
      - А в книге Философа Ю что-нибудь написано о вечности? - спросил На.
       Они вместе склонились над книгой Философа Ю.
      - Так, - воскликнул Ив. - Кое-что нашел.
      - Что?
      - Здесь вот сказано, что вечность - синяя.
      - Вообще-то ты показываешь на чернильное пятно.
      - Читай рядом с пятном.
      - Эти три точки? Ладно... А почему вечность - синяя?
      - Пока не знаю... Ив листал книгу Философа Ю дальше и дальше. - Как же преждевременно заканчиваются эти чудесные записи! - с досадой произнес он, достигший последней страницы. - Впрочем...
      - Что?
      - Здесь вот написано, что человек - Раб Чар Рун.
      - Что это значит: Раб Чар Рун?
       Глаза Ива засветились весельем.
      - Мне кажется, Раб Чар Рун - это загадка, - таинственно произнес он. - Каждый человек, зная, что он - Раб Чар Рун, должен для себя понять: какой я Раб Чар Рун? И почему я - такой - Раб Чар Рун?
      - Думаешь, эту загадку возможно решить? - спросил На, и, не дождавшись ответа Ива, погрузился в сон.
      
       Он плыл глубиной своего сна меж прохладных его струй, а где-то в ином измерении берега бодрствования Ана над ним нависли такие знакомые переговаривающиеся голоса: голос Ива, мудро-сдержанный, голос Ана - восторженно-горячий. И - звучание этих голосов раздвинул приглушенный голос Дэлы. Желающий немедленно увидеть Дэлу, На рванулся вперед и вверх к поверхности пробуждения, рванулся туда, куда не должен был рваться, пока Ан сам не пожелает заснуть. Но он так хотел поскорее увидеть любимую. И у него получилось. Он смог выйти из сна по своему желанию...
      
       Дверь в домик была распахнута настежь. Дэла стояла посреди дверного проема. Тишину нарушило покашливание Ива.
      - Знакомьтесь, - произнес На. - Ив - мой друг. Дэла - моя...
      - А мы знакомы, - проговорил Ив, а потом обратился к Дэле. - Сколько лет. Хотя бы иногда появлялась.
      - Так ты тоже жила на свалке? - с удивлением спросил На Дэлу.
      - Больше слушай, что говорит тебе этот старый козел, - проговорила Дэла зло - Пойдем, поговорим.
       Ему очень хотелось уйти с Дэлой. Он перевел взгляд на Ива.
      - Ты... не мог бы дать мне на время книгу Философа Ю?
      - Конечно, дам, - с внутренней широтой ответил Ив, завернул тетрадь в пакет и протянул На. Дэла поморщилась от сопровождающего данные действия зловония.
      - Я обязательно верну, - сказал На. - Когда вернусь.
      - А ты вернешься?
      - Обязательно.
       Когда они с Дэлой вышли из домика, Дэла вдруг взяла его за руку и вместе они побежали к стоящему неподалеку такси. На был счастлив. Любимая пришла за ним. И какой же ненасытной и горячей была его жажда. Настолько горячей, насколько холодны были летящие с неба снежинки. Еще его переполняли наверняка от Того, Кто У Солнца такие идеи, как счастье бежать рядом с любимой, радость не отпускать ее руку. Но ведь что-то наполняло его и от Того, Кто В Пещере? Старающийся не обращать внимания на раскачивающуюся на бегу голову Ана, На боялся подумать: от Того, Кто В Пещере - что?
      - Как ты мог оставить свою любимую женщину? - произнесла она, ставшая у такси. Он стал рядом. Он запыхался, но вовсе не устал бежать. Бежал бы с ней еще и еще. Или нет. Лучше вот так стоял бы вечность напротив нее, всматриваясь в ее глаза, ее лицо, ее совершенство.
      - Ты передумала? - вспомнил он.
      - Я хотела сказать тебе утром... - виновато произнесла она.
      - Что хотела?
      - Сказать, что твой брат сделал мне предложение. Вот, что я хотела сказать.
      - Какое предложение?
      - Глупенький. Ну, какое предложение мужчина делает женщине? Предложение выйти за него замуж.
       Он был ошеломлен коварством Ана.
      - Это было в прошлое его пробуждение, - уточнила она. - А в это, следующее, я должна была дать ему ответ.
      - И что ты ему ответила?
       Во рту у него пересохло от волнения.
      - Ты согласилась?
      - Я ему ничего не ответила, - Дэла вдруг прильнула к нему. - Я его боюсь.
      - А если... я тебе предложу стать моей женой? - горячо и неожиданно для себя самого произнес он. - Выходи за меня замуж. Я тебя очень-очень люблю.
       Вокруг сгустилась любовь, рассеянная в мире. На чувствовал это.
      - Если ты будешь хорошо себя вести, я стану твоей женой, - произнесла она неожиданно торжественно.
       Наверняка он должен был обрадоваться этим словам.
      - А теперь - проси.
      - Что просить? - не понял он.
      - Чтобы я стала твоей женой. Ты должен как следует попросить.
      - Прошу, - он потянулся ее поцеловать, но она отстранилась.
      - Не всё сразу.
      - И когда наша свадьба?
      - Сейчас мы не будем говорить о сроках. К тому же... У меня два условия.
       Он был готов выполнить любые ее условия.
      - Во-первых, к свадьбе тебе нужно заработать побольше. Я хочу хорошую свадьбу.
      - Конечно, любимая.
      - Будешь принимать всех, кто запишется... Она задумалась. - Об условии втором я тебе скажу позже. Ты ведь рад, милый?
       Он был рад. Только... Ему вдруг показалось, что предельное счастье и предельная опустошенность соединены спинами.
      - У меня тоже к тебе просьба, - проговорил он. - Я хочу отдохнуть. Хотя бы несколько дней.
      - Два дня. Один из них уже прошел.
      - Ты такая... практичная.
      - Разве не хочешь приблизить день нашей свадьбы?
      - Конечно, хочу. Ну, тогда... Хоть что-нибудь... Скажи мне хоть что-нибудь хорошее.
       Ему было очень нужно то хорошее, что она скажет.
      - Милый мой... дурачок.
       Она чмокнула его в щеку. Сидящий на заднем сидении скользящей по Проспекту Мима машины, он предвкушал свою скорую с Дэлой свадьбу. У магазина, на витрине которого свисало на железной цепи сердце с приколотым на нём ящером в чешуе из синих вопросительных знаков, Дэла попросила шофера остановиться и вышла. Он подумал, что уже когда-то видел этого ящера. Когда? Это было давно. А затем из состояния задумчивости его вывел крик Дэлы. Она стояла у магазина. Лицо ее было искажено страхом. Постаравшийся как можно быстрее обернуться, чтобы посмотреть туда, куда смотрела она, он увидел летящий прямо на него огромный огнедышащий фургон, на котором (На успел это заметить) были изображены луна и солнце, фургон, нарастающий своей неизбежной гибельной массою, слишком близкий, чтобы можно было открыть дверь и выскочить из машины. Удар совпал с болью. Боль совпала с провалом в забытьё.
      
      
      
       ЧАСТЬ 2.
       ГЛАВА 7.
      
       Он возвращался в реальность из некоего небытия. Он знал, что это - небытие, знал, что и Ан из этого небытия возвращается вместе с ним. Не уверенный в том, что именно его пробуждение пересилит, помнящий о будущей свадьбе, он очень-очень попросил брата уступить ему это пробуждение...
      
       Дэла смотрела на него.
      - Ты попал в аварию. Помнишь?
       Отодвинувший капельницу, он поднялся с кровати, сел. Тело было непривычно слабым. На кисти своей правой руки он заметил шрам.
      - Тот грузовик. Он ехал так быстро...
      - Это была случайность.
      - А наш шофер? Что с ним?
      - Тот наш шофер умер, - Дэла села рядом. - А тебя мы вытаскивали из комы два месяца.
      - Значит, уже февраль? - он попытался удивиться.
      - Март.
       Она ему улыбнулась, и он подумал: как же давно он ее не видел, и какая она красивая.
       - Кстати, у меня для тебя хорошие новости.
       Она хлопнула в ладоши, и в спальню зашел мужчина. Он был сдвоен, но по иному, чем На с Аном. Единое туловище венчали две головы. У правой головы был весьма пронзительный взгляд. Глаза левой головы были закрыты.
      - Знакомьтесь, - произнесла Дэла.
      - Ил, - произнесла бодрствующая голова и повернулась к голове спящей. - А моего братишку зовут Ли.
       Ли открыл глаза. Его отличала от Ила омерзительная родинка на подбородке. ... - Значит, - подумал На, - они умеют бодрствовать вместе... Впрочем, Ли тут же глаза закрыл. Ил же (его отличал от Ли нос с горбинкой) сказал:
      - Мы очень любим дружить.
       Странный мужчина вышел.
      - Если бы ты знал, сколько я его искала, - произнесла Дэла.
      - И для чего он нужен?
      - Он работает, как и ты. Я выделила ему комнату, в которой мы планировали разместить библиотеку.
       Он молчал, не знающий, как реагировать на ИлЛи. Может, ему должно быть неприятно? Раньше бы он точно возмутился.
      - Он облегчит твою работу, - заботливо произнесла Дэла. - У тебя появится возможность больше отдыхать.
      - От него тоже чудо?
      - Уже проверено.
      - Я так по тебе соскучился.
      - Надеюсь, ты помнишь наш с тобой уговор? - спросила Дэла.
      - О свадьбе?
      - Всё остается в силе.
      
      *
      
       Помнящий об условии любимой: заработать как можно больше денег на свадьбу, он усердно работал. В день свадьбы и соединятся его, На, жажда с желанным Дэлы источником. Он верил в это.
       Его странный коллега работал рядом. Поскольку и Ил и Ли часто бодрствовали одновременно и имели одно туловище, На видел их единым сдвоенным человеком, и так и называл: ИлЛи. Из разговоров с клиентками он выяснил, что чудо от ИлЛи было очень хорошим. Жил ИлЛи на квартире неподалёку. Обе головы: и Ил и Ли - относились к На с уважением. Он же ИлЛи сразу невзлюбил. Может, потому, что ему было неприятно видеть рядом такого же, как он сам, урода.
      
      *
      
       А еще он стал по-иному видеть идеи. Если ранее он ощущал идеи некими наполняющими его силами, то теперь - видел - приходящими и уходящими людьми. Когда идеи - люди впервые своим движением наполнили комнату его внутреннего "я", ему было весьма не по себе. Потом он привык.
       По большей части его посещали идеи неприятные. Если клиентка его раздражала, по комнате его внутреннего "я" расхаживало раздражение - человечек с мелкими чертами лица и чрезмерно резкими движениями. Когда Дэла разговаривала по телефону с какими-то мужчинами, На посещала ревность - мрачная что-то жующая старуха в лохмотьях. Старуха садилась на принесенный ею с резными ножками стульчик, и, гипнотизируя На, заставляла его всматриваться в горькие застывшие волны своих морщин. Чаще же всего На посещала неуверенность. Эта идея была совершенно невзрачной особью, невзрачной настолько, что нельзя было определить: мужского рода эта особь или женского, старая она или молодая. И какого-то определенного своего костюма, как у многих иных идей (раздражение, к примеру, всегда приходило в белых брюках и черной рубашке), у неуверенности не было. Эта странная особь всегда одалживала костюм от кого-то. Неуверенность от ревности была одета в старухины лохмотья. Неуверенность от пробуждений Ана - в белый балахон. На пробовал поговорить с идеями - людьми, но они ему не отвечали. Как-то, разозлившийся на Дэлу, (злость оказалась родной сестрой ревности, любящей танцевать, вертясь как юла), он попросил злость вести себя поскромнее. Танцующая старуха никак не отреагировала на его замечание. Зато Дэла тут же спросила:
      - О чем задумался?
      - Сделал замечание одной малоприятной даме.
      - Я уже говорила, что это глупое твое видение мешает тебе работать.
       Она была права. Идеи от Того, Кто В Пещере, наверняка, мешали. И работать тоже. Но ведь его, На, посещали и идеи от Того, Кто У Солнца. Любовь - девочка из зеленых чистых водяных струй (наверное, это была сама любовь единая). Надежда - девочка постарше: из листвы, легких порывов ветра и пшеничных колосков. Вера - самая старшая девочка: из солнечных лучей с голубыми небесными вкраплениями. И любовь, и надежда, и вера (похоже, они были сестрами) заходили в комнату его внутреннего "я" нагими. Но он ни в малейшей степени не испытывал к ним влечения, какое испытывал к своим клиенткам. Само существование любви, надежды и веры указывало на существование еще одной идеи - святости. Идеи, никогда На не виденной, как бы желающей зайти в комнату его внутреннего "я" и не решающейся это сделать.
      
      *
      
       Это была заключительная в тот день клиентка. Только приступивший к работе, На понял, что он - неподвижен. Идеи же внутри него вытворяли всё, что им заблагорассудится. Это ему только казалось, что он проникает в клиентку. На самом же деле внутри него плясали канкан сладострастие - зрелая краснолицая излишне волосатая женщина с несоразмерно широкими плечами и идея женского устройства - развязная рыжеволосая девка с непристойными жестами. Это ему только чувствовалось, что клиентка бьется навстречу его ударам. На самом же деле внутри него играли в домино: движение - атлетически сложенный юноша в излишне облегающем сером спортивном костюме с некоторой утомленностью - прилично выглядевшим бомжом с недопитой бутылкою пива в руке. То представление - было - перед кем? Ну, уж не перед ним, На. Наверное же это представление было перед теми, кто запустил всех этих актеров на сцену театра разочарования? Теми, кто находился за пределами сцены? В ложе? И тогда На подумал: а есть ли я - сам? Не сцена, а - идея? Не оболочка, а - суть? Продолжающий работать, он даже пришел в волнение от данной мысли. Впрочем, и само волнение оказалось бойким чем-то похожим на Ива карликом, который все время становился на цыпочки для того, чтобы выглядеть повыше ростом. А, может, карлик-волнение пытался рассмотреть однообразный танец сладострастия из-за спин других, более высоких, идей? Их было много: чувственность, монотонность, упорство, податливость, какое-то жжение... И только идеи: я - сам - На не находил внутри себя. ... - Я не претендую на то, чтобы быть главным действующим лицом, - размышлял он под монотонный аккомпанемент взвизгиваний клиентки. - Но ведь должен быть и я - сам. Я хочу, чтобы был я - сам. Сам - На. На - двигающийся. На - наслаждающийся... Ему было очень важно, чтобы помимо наполняющих его идей был и он - сам. Но вот только от него ничего не зависело. К идеям внутри него присоединились беспомощность - интеллигент-инвалид в поскрипывающей при движении инвалидной коляске и отчаяние - гордый спившийся русский богатырь с культяпками вместо рук. Эти идеи уж точно испортили На настроение. И тогда, остановившийся над не желающей останавливаться клиенткой, он попросил вслух, Того, Кто У Солнца: "Помоги мне, Тот, Кто У Солнца". Почему-то подумавший о Дэле, он направил свою мольбу куда-то за пределы стен театра разочарования. И его мольба была услышана. Девочка из зеленых чистых водяных струй... Она вбежала на середину сцены. Беспомощность и отчаяние тут же ретировались. Остальные же идеи с обожанием окружили любовь. Оказывается, появление девочки из зеленых чистых водяных струй и должно было быть смыслом идущей внутри На пьесы. Но ведь он, На, любящий Дэлу, должен был быть сейчас соединен именно с нею, а не с этой, другой, женщиной. Девочка из зеленых чистых водяных струй, почувствовавшая, что ее обманули, убежала. И - выскочивший на сцену суровый молотобоец - разочарование несколькими ударами молота света раскидал все идеи в разные стороны и исчез сам, оставивший после себя только мрачные декорации оставшегося бессмысленным действа...
      
       Всю ночь На думал.
      - Это мне только кажется, что я совсем уж ничего не могу, - сказал он Траппу. - Многое зависит от меня самого.
       Трапп смотрел за окно в нарастающий рассвет.
      - Вообще-то я о Дэле.
       Трапп не обратил и на эти его слова никакого внимания. Значит, внимание было обращено. Поднявшийся с кровати, На стал напротив богомоловой головы:
      - Возможно, я должен что-то сделать сам? Но вот только что мне сделать?
       Трапп считал, что делать ничего не надо.
      - Во-первых, я должен с Дэлой решительно поговорить? Ведь так?
       Трапп неожиданно согласился. Нежели ему, На, не стоило разговаривать с Дэлой? Он хотел задать вопрос Траппу о том, полюбит ли его когда-нибудь Дэла, как в спальню зашла она сама. На было неудобно, что она застала его не одетым и с не заправленной кроватью. ... - Впрочем, это же будущая моя жена, - подумал он. - У нас будет одна кровать.
      - С кем это ты разговаривал?
       Он загородил собой Траппа.
      - Какая же ты красивая.
      - Я хотела сказать тебе... И забыла... Умеешь ты запудривать женщинам мозги.
       Он никогда не ощущал ее настолько желанной. Жажда внутри него требовала немедленного воссоединения с источником.
      - Может, ты шла сказать мне о дне нашей свадьбы? - предположил он. - Сказать о том, когда же он наступит, тот день? Какое это будет число?
       Дэла помолчала. А потом ответила:
      - Подобной торопливостью ты только отдаляешь нашу свадьбу.
      - А она - будет? - с неожиданной горечью спросил он. - Наша свадьба?..
       И снова эта, преследующая его, мысль: если бы он сейчас взял Дэлу, то смог бы пожелать ей такое чудо, как скорая будущая свадьба.
      - Наше бракосочетание вполне может состояться, - ответила она. - Я же сама тебе предложила.
      ... - Конечно же, - думал он. ...- Я немедленно возьму ее и пожелаю именно ей такое чудо... Он сделал шаг к ней. Она поняла:
      - Перестань. Ничего у тебя не получится.
      - Я ведь выполнил твоё условие. Я заработал много денег. На хорошую свадьбу точно хватит.
      - Не так уж и много, - произнесла она. - Я хочу очень хорошую свадьбу.
       Старуха-злость забежала на сцену театра разочарования. Ему, На, вовсе не нужно было обращать на эту старуху внимание.
      - Ладно, - произнес он примирительно. - Я поработаю еще. Сколько надо. Только давай назначим время нашей свадьбы!
      - Не нужно меня заставлять.
       К злости в ее танце присоединилась ярость - мумия, с ног до головы замотанная в грязные окровавленные бинты. Отвернувшийся от Дэлы, На подошел к окну. В сквере напротив на лавочке сидели двое: девочка и старуха. Обе смотрели вверх на его окна. Значит, девочка до сих пор его любит? А старуха? Геба? Получается, Геба любит его тоже? Они обе смотрели на его окна с любовью. Хотя он, На, вовсе не заставлял их себя любить.
      - Если я тебя на самом деле заставляю - не надо мне никакой свадьбы, - проговорил он срывающимся голосом, не поворачиваясь к Дэле. - Если ты не сможешь полюбить меня.
       Она подошла к нему.
      - Не кипятись. С чего ты взял, что я не смогу тебя полюбить? Наверное же смогу, если согласилась стать твоей женой. Вот только... Ты ведь помнишь, что моих условий было два?
       Он - помнил.
      - Второе условие ты не назвала.
      - Я назначу день свадьбы, когда ты выполнишь второе мое условие, - произнесла она торжественно.
      - Что я еще должен сделать?
      - Ты должен разделиться со своим братом.
       Эти слова Дэлы ошеломили На. Он никогда не думал о разделении с братом.
      - С Аном? Разделиться?
      - Именно так.
      - И зачем?
      - Ты же хочешь, чтобы я тебя полюбила?
      - Очень хочу.
      - Я тебя и полюблю. Но не такого, как сейчас.
      - А какого?
      - Разделенного... Ее голос стал жестким. - Такое моё второе условие. Ты - согласен?
      - Я... пока не могу тебе ответить.
      
      *
      
       Сама более не затрагивающая тему разделения, она ждала его ответа. Он же не хотел разделяться с братом. Он так привык к Ану. В то же время... Если разделения не будет, не состоится и свадьба. Дэла ясно дала это понять. И он, разрывающийся на части между любимой и братом, то мысленно подходил к тому, чтобы все же согласиться на разделение, то крестами горькой решимости перечеркивал свое согласие.
       Возможно, о пользе или вреде разделения смогла бы что-нибудь прояснить книга Философа Ю. В один из дней На открыл окна кабинета настежь, позволив апрельскому воздуху освежить комнату, а затем достал из плотно завязанного пакета книгу Философа Ю. Но вот только он так и не смог разобраться в каракулях Философа, да и воняла книга соответственно выражению Ива: "если бы блевотина сама блеванула". А еще Дэла сделала На замечание насчет наполнившей дом вони. И он перестал искать ответы у Философа Ю.
       В апреле он провалился в сон один раз, вечером, идущий из кухни в спальню.
      
       Он стоял посреди нависшего над пропастью моста, и путь был один - к манящей разомкнутыми створками пещере. Эта пещера была лоном Дэлы. Знающий это, он не мог решиться сделать ни шага вперед. Почему? Он же так стремился войти в ее лоно. А затем он услышал доносящийся с небес голос Ива:
       - ... Каждый из нас становится тем, что любит, - проговорил голос. - Я вот полюбил нашу свалку, и стану ею. А ты, На? Ты готов стать этим лоном?
       Он не готов был стать этим лоном. Уж лучше стать свалкой... Он развернулся, чтобы уйти, и опять-таки не сделал ни одного шага вперед. Ведь пещера-лоно была и там, с той стороны моста...
      
       Проснулся он на рассвете. Из рук сидящего за столом склонившегося над листом бумаги Ана выпал карандаш. На листе было нарисовано сердце.
       За завтраком, находящийся под впечатлением от странного своего сна, он решил сказать Дэле о любви, но, заранее почувствовавший ее неприступность, сказал:
      - Мне сегодня приснилось твое лоно.
      - Ты наблюдал, как я с кем-то развлекалась?
      - Нет. Я стоял на мосту. А потом их, лон, оказалось целых два.
      - Я знаю, что мост символизирует фаллос, - глубокомысленно произнесла Дэла. - Так что твой сон очень символичен.
      - А что символизирую я? - спросил он.
      - Твой Ан уж точно символизирует обузу.
       Он понял, для чего она это сказала.
      - Это мой брат.
      - Пойми: он на самом деле мешает.
      - Как мешает?
      - Ну, вот представь: мы будем уже почти близки. Будем предвкушать... А Ан вдруг проснется, когда мы будем предвкушать. Ты бы хотел этого?
       Он представил. Мрачная черноглазая старуха в лохмотьях показалась на сцене театра разочарования наверняка со стороны Того, Кто В Пещере.
      - Или, к примеру, когда мы будем уже любить друг друга. Что мне делать, если Ан вдруг проснется?
       Она спросила это с какою-то хитрой улыбкой.
      - Ты должна будешь отказать ему.
      - Думаешь, это так легко сделать распаленной женщине? - Дэла вздохнула. - Нет уж. Если ты хочешь, чтобы я стала твоей женой - тебе придется с ним разделиться.
      - Надо хотя бы поговорить с Аном, - произнес он.- У меня с ним поговорить никак не получится. Но ты ведь - можешь?
      - И о чем я должна с ним говорить?
      - Пусть он узнает о разделении.
      - Это скучно.
      - Если он даст свое согласие, я сразу же соглашусь.
      - Не собираюсь я советоваться с твоим братцем, - раздраженно произнесла Дэла. - Он меня только что обидел.
      - Когда?
      - Когда ты спал.
      - Обидел?
      - Грубо со мной разговаривал. И потом, неизвестно: когда он проснется в следующий раз.
      - В следующем месяце проснется точно.
      - Не буду я его спрашивать, - Дэла надулась. - Он в любом случае всё обязательно узнает.
      - Тогда я не знаю, что мне делать.
      - Я подожду, пока ты скажешь "да".
      
      *
      
       Дэла ждала, пока он скажет "да". Снова и снова уверяющая На в том, что, отделенный от Ана, он станет красавцем. И, желающий поверить Дэле, он временами замечал внутри себя веселость - одетого в белый халат продавца булочек с кулечком в руках, на котором было написано: сахарная присыпка. Но, как только На начинал в словах Дэлы сомневаться, к веселости тут же присоединялась неуверенность, рядящаяся в одежды идей еще более неприятных: унылый хитон сомнения, старую рыболовную сеть растерянности, иногда приезжающая в инвалидной коляске беспомощности, а то и с культяпками вместо рук. Вглядывающийся в происходящее на сцене театра разочарования, На жаждал увидеть там любовь и ее двух сестер. Но вот только надежда и вера не появлялись там очень редко. Девочка же из зеленых чистых водяных струй, когда он находил ее внутренним взглядом среди толпы иных идей, казалась ему такой беззащитно-тоненькой. Ему хотелось поддержать любовь, как-то помочь любви выделиться соответственно ее роли (ведь пьеса наверняка писалась для нее). И он мог это сделать только разделившись с братом.
      
       Однажды чудесным майским утром, работающий с пожилой клиенткой, он почувствовал такое отчаяние, что точно решился на разделение. Ему нужно было сказать Дэле "да". Поднявшийся, он двинулся из кабинета. Клиентка двинулась за ним (ведь ей нужно было получить от него чудо). Ожидающие приема женщины с благоговением смотрели на него, большого и голого, несущего Дэле свое возбужденное мужское достоинство и свое вымученное "да". Дэла отдыхала в своей спальне. Он приоткрыл дверь, и она строго посмотрела на него, заглядывающего. "Да"! - уже почти выкрикнул он. И тут... Ан произнес что-то во сне. Что-то вроде: - "Прошу". Что брат просил? Или, может, он сказал - "ношу"? ...- Да, - подумал На. - Мой брат так же носит меня, как и я его. Он заботится обо мне, мой брат. И еще не подозревает о том, что мы с Дэлой ему готовим... Ему стало жалко брата. Даже во имя любви он не имел права совершить по отношению к брату подлость. Он вернулся в кабинет. Женщина, следовавшая за ним, легла и приняла именно ту позу, которую оставила. И тогда он наполнил ее дряблое тело всем тем, что так его мучило: отчаянием, болью, одиночеством. Те короткие удары света, которые перетекли от него в нее, нескольких сияющих так и не сказанных им "да" были перечеркнуты одним - заключительным - потускневшим - "нет"...
      
      *
      
       Дэла тогда сильно на него обиделась. С неделю после того не здоровалась. Разговаривала сквозь зубы. Он знал, что она наказывает его за то, что он, уже согласившийся, передумал. Продолжала ли она ждать его ответа насчет второго условия? Или же о свадьбе можно было забыть навсегда? Он не знал.
      - Почему ты не хочешь разделиться? - спросил его как-то Ил. - Я бы на твоем месте прислушался к великодушному совету знакомой нам обеим дамы.
      - Вот и разделись. На месте своем.
       Он не хотел грубить Илу. Впрочем, тот и не обиделся:
      - Я-то точно не могу разделиться. Если отрезать Ли, он окажется слишком маленьким.
      - Да еще и перестану быть мужчиной, - Ли открыл глаза. - Если меня отрежут.
       На подумал, какая же отвратительная у Ли родинка на подбородке.
      - Раньше мне казалось, что я - урод - потому, что сдвоен, - произнес он. - А сейчас мне кажется, что вот как раз таки если я разделюсь, то стану настоящим уродом.
      - Глупости, - произнес Ил. - Ты станешь красавчиком.
      - А... вы не могли бы спросить Ана, когда он проснется? - обратился он к братьям.
      - И о чем спрашивать? - Ли закрыл глаза.
      - Не хочет ли он разделиться?
      - Раз плюнуть, - улыбнулся Ил. - Я спрошу обязательно. Если забуду, Ли мне напомнит. Верно, братец.
       Ли ничего не ответил.
      
      *
      
       Снова и снова во время работы он думал о разделении. "Да" или "нет"? Этот перекатывающийся внутри него кубик-вопрос мешал ему работать. А ко всему Дэла как будто специально принялась подсовывать ему ущербных клиенток. Всю последнюю неделю мая не было ни одной клиентки без какого-либо серьезного физического дефекта. С одною (у нее не было ни рук, ни ног) На особенно намучился. Он не решался высказывать претензии Дэле, понимающий, насколько она на него сердита из-за его нежелания разделиться. Когда же он случайно разговорился с ИлЛи, он узнал, что Дэла записала ему на прием по каким-то льготным расценкам городской дом инвалидов. И На дотерпел, отработал всех инвалидов до последнего, вернее, последней старушки-инвалидки с весело трясущимися руками и большою лысою головой. Он знал, что работает ради любимой. Но вот только когда (это была, кажется, пятница) он, измучившийся со старушкой, вышел в приемную и увидел, какие красавицы ждали приема ИлЛи, ему стало обидно. И снова ему захотелось бросить работу. Однако, со следующего понедельника с клиентками всё наладилось. И Дэла за обедом неожиданно улыбнулась ему.
      - Ты уж меня прости, - проговорил он поспешно.
      - Мне не за что тебя прощать.
      - Значит, между нами все наладилось?
      - Что наладилось? Когда ничего не было?
      - Но ведь наша свадьба? Она ведь уже близка?
      - Выполни второе мое условие, - произнесла она упрямо.
      - Пойми же, - горячо произнес он. - Это мой единственный брат.
      - А я - твоя единственная невеста.
       Он не мог понять: хорошее у нее настроение, или плохое.
      - Ты - моя любимая невеста.
      - Почему ты не хочешь сделать то, что я прошу? - сидящая на стуле рядом, она придвинулась к нему. - Почему?
      - Не могу.
      - Значит, не любишь
      - Я тебя очень люблю, - произнес он, и сам придвинулся к ней.
      - И я ... очень хорошо к тебе отношусь. Милый мой дурачок... Она улыбнулась снова. - И все препятствия к нашему сближению тобою выдуманы... Ну, разве это не хорошо, когда из одного несовершенного существа получаются два совершенных?
      - Я знаю, что ты наверняка права. Только...
      - Что только?
      - Ты пойми: когда человек сдвоен, он очень-очень ценит вторую свою половину. Очень-очень не желает с нею расстаться.
      - Ты просто привык к своему братцу, - произнесла она.
      - Может, и так.
      - Милый...
       Она вдруг погладила его по голове. Ему стало так здорово. Мама когда-то так гладила его по голове. Он вспомнил тот день, когда мама купила ему булочки. Потом вспомнил трех тех клиенток-сестер с их симпатичными булочками. А у Дэлы... Тоже есть... Какая...
      - Ты - можешь меня полюбить? - спросил он с надрывом в голосе.
      - Полюбить могу. Но тебя одного.
      - Я и есть один. Цельный. Полюби меня такого, какой я есть.
      - Мы друг друга не понимаем, - сухо произнесла она и отодвинулась. - Ты должен избавить себя от его присутствия.
      - Я хочу, чтобы ты любила меня такого, какой я есть, - жестко сказал он.
      - Если ты такой упрямый, можешь забыть о свадьбе.
      - Я вовсе не упрямый. Просто... Он снова задумался: как бы ей объяснить. -... Ан настолько беспомощный. Он ведь всё время спит. Когда же я его ношу, он, я это знаю, ощущает за моим бодрствованием мир. Он живет моим бодрствованием... Если же мы разделимся, Ан будет месяцами спать в палате какой-нибудь клиники, не ощущая и не слыша ничего во время сна, просыпаясь ненадолго среди пустоты, чтобы вернуться туда же, в пустоту. Это хуже смерти.
      - Любой вопрос можно решить, - произнесла Дэла. - В его палате может играть радиоприемник.
      - "Нет", - произнес он отчаянно жестко. - И никогда больше не говори мне ни о каком разделении. Моё "нет" - окончательное.
      - Ты просто слаб. Слабак...
      
      *
      
       Наверное, он на самом деле был слаб. Идеи же чувствовали его слабость. Однажды они устроили внутри него драку. Зачинщиками были желание разделиться - человечек в красном с кухонным ножом в руке и желание остаться с братом - такой же человечек в белом, отражающий удары человечка в красном, как щитом, алюминиевой крышкой от кастрюли. Тут же в драку вмешались: на стороне разделения - отчаяние и решительность, и, примкнувшие к противоположной стороне - тревога и упрямство. ... - А где девочка из зеленых чистых водяных струй? На испугался за любовь. Вот только девочки из водяных струй в комнате его внутреннего "я" и вовсе не оказалось. На радость тотчас напала грубость, сама атакованная безрассудством. Чтобы остановить драку, ему пришлось призвать на помощь борьбу - борца сумо с ослабевшим поясом, который боец сумо постоянно подтягивал. На наблюдал, как борец сумо уводит драчунов из комнаты его внутреннего "я", а они, пока он подтягивает ослабевший пояс, возвращаются снова и снова. Это утомляло. Он заставил борца сумо не обращать на пояс внимание и увести все идеи сразу куда-нибудь далеко-далеко. И было так легко остаться с, видимо, забытыми борцом сумо тремя идеями, которые так и назывались: дыхание, взгляд и мир.
      
      *
      
       Этим августовским утром по дороге в ванную он встретил идущего ему навстречу ИлЛи.
      - Хочешь новость? - весело проговорил ИлЛи. - Дэла нашла тебе врача.
      - Я вовсе не болен.
      - Ты не понял. Того врача, который знает, как любого сдвоенного человека легко расчикать на две половинки.
       На эта новость покоробила. ...- Я же не дал ей согласие, - думал он, бреющийся. - Зачем она ищет врача? То "нет", что я ей сказал... Оно ведь - окончательное, моё "нет".
       Он сам и верил и не верил в окончательность своего "нет". Например, согласие Ана могло бы склонить решение вопроса в сторону "да". И Ан ведь просыпался, кажется, двенадцатого мая. Вот только вот ИлЛи забыл его спросить... Да вряд ли Ан согласится на разделение, - думал На в то августовское утро, слоняющийся перед завтраком по кабинету. Работать не хотелось. Он подошел к окну. За окном шел дождь.
      ..."А дождь все льет, всем надоевший дождь,
      Густой кустарник яростно полощет", - вспомнилось ему.
       Он перевел взгляд на Гебу и девочку, сидящих на лавочке в сквере напротив под одним зонтом.
      ....Их объединила любовь ко мне, - сказал он смотрящему ему в спину Траппу. - Любовь должна сближать, а не разделять.
       Трапп молчал.
      - Они полюбили меня такого, какой я есть. И Дэла, если я ей дорог...
       Он повернулся к Траппу, надеющийся увидеть какую-нибудь реакцию богомоловой головы на свои слова. Реакции не было. Значит, она - была?
      - Я слишком многого от тебя хочу, милый Трапп, - сказал он, подошедший к Траппу почти вплотную. - А Дэла слишком многого хочет от меня. Сказать ей после работы, чтобы не тратила зря время ни на каких врачей? - спросил он Траппа. - Сказать?
       Ему показалось, что Трапп утвердительно кивнул. Значит, был не согласен. Странно: любые беседы с Траппом только ухудшали настроение. Так и случилось. Противоречивость - странное существо с двумя головами, удивительно похожее на ИлЛи весь этот день разбрасывало по сцене театра разочарования тополиный пух, который бегала и собирала причитающая с большой гулей на голове тетушка-раздражительность. ... - Скорей бы уже отработать, - думал На перед приемом последней за день, пятой, клиентки.
       И она зашла. Небольшого роста, рыжеволосая. Большинство клиенток раздевались в приемной, но эта зашла одетая. На сразу разглядел в ней какой-то особенный вариант молодости. И еще - то, что ее ногти были окрашены в желтое с черными полосами.
      - Понимаешь? - не дошедшая до ложа, она остановилась. - Я - женщина - тайна.
      - И что?
      - Значит, не понимаешь.
       Через несколько мгновений она стояла перед ним обнаженная. Открывшаяся ему ее тайна ошеломила его. Эта женщина, вернее, существо... Относящееся как к мужскому, так и женскому полу, оно тем самым тоже было сдвоенным.
      - Меня зовут Си.
       Он молчал.
      - Твоя хозяйка сказала, что ты справишься.
      ...- Дэла знает... Что ж... Я справлюсь.
      - Какое чудо ты желаешь? - спросил он.
      - А какое из моих чудес желаешь ты?
       Разумеется, он мог принять это существо только как женщину.
      
       Эта его работа была чудовищной. Хорошие идеи смешались с плохими. Сладострастие и наслаждение смешались с неуверенностью, брезгливостью и даже страхом. Идея женского устройства была осквернена прогуливающейся рядом идеей устройства мужского. Монотонными своими движениями На отдалял плохое и приближал хорошее, ощущающий себя неким сортирующим механизмом, не позволяющим плохому накопиться в таком количестве, чтобы его работа остановилась. А она, эта женщина, Си, - она вдруг впилась ногтями в его спину. Тут же к остальным идеям присоединились боль и особое сладострастие от боли. А потом Си, не перестающая наносить ему раны, вдруг запела. И ее завывающее без слов и вне любого мотива пение было сигналом к выходу идеи, которую На еще не знал. В комнату его внутреннего "я" зашло непостижимое - ящер в чешуе из синих вопросительных знаков. Все остальные идеи обезумели. Движение - атлетически сложенный юноша в излишне облегающем сером спортивном костюме - вместо того, чтобы бежать к надвигающемуся чуду, стал выписывать кренделя, возвращаясь чуть ли не назад. Краснолицая излишне волосатая женщина - сладострастие, вдруг обнаружившая наклонности лесбиянки, принялась целоваться с брезгливостью - неопрятно одетой толстухой, от которой разило застарелым потом. Ящер же, остановившийся в центре сцены, будто бы не обращал на происходящее никакого внимания. Бомж - утомленность, вдруг пришедший в раздражение, подскочил к гордому спившемуся русскому богатырю - отчаянию и ударил его своею недопитой бутылкой пива по голове, а раздражение рядом вдруг утомилось. Ногти поющей Си снова и снова оставляли на теле На полосы боли. А вот и девочка из зеленых чистых водяных струй. Она похотливо исполняла те непристойные движения, которые На привык наблюдать у рыжеволосой развязной девки - сладострастия, а сама та девка, вдруг исполненная благочестия, молилась рядом. Нужно было что-то предпринимать. На вызвал борца сумо, но тот, вцепившийся двумя руками в свой пояс, вдруг забился в трусливой истерике. И тогда он сам, На, взял любовь за руку, та, вдруг очнувшаяся, взяла за руку находящуюся рядом регочущую тут же вышедшую из этого состояния веру, та - пьяную, но протрезвевшую надежду. Ящер, понявший его намерения, рванулся к нему, уже убегающему, тянувшему за собой трех испуганных обнаженных девочек - сестер. Си запела еще ужаснее. Это пение, казалось, подгоняло настигающего На ящера. Не оглядывающийся, На почувствовал, что сзади упала и осталась лежать вера. Тут же осталась позади и надежда. И, вбежавший в чудо, уже по ту сторону чуда, он вдруг ощутил, что и любви нет рядом с ним. Он обернулся. Все идеи безжизненно лежали на сцене театра разочарования. Между ними же восседал ящер - непостижимое в чешуе из синих вопросительных знаков...
      
      - Я приду еще, - сказала одевающаяся Си.
      - Дважды не принимаю.
       Она улыбнулась и ушла. Женщина, которая всегда помогала На одеваться после работы (ее звали Полиной), увидевшая его спину, заохала и тут же обработала ему раны. Тяжело поднявшийся с ложа, он направился к выходу и остановился, увидев заходящую в кабинет Дэлу.
      - Что вы тут творили?
       Полина вышла.
      - Я работал.
      - Да знаю я, знаю, - она подошла к нему ближе. - Покажи спину.
       Он повернулся к ней спиной.
      - За такое нужно брать двойную плату, - произнесла она.
      - Эта клиентка сама была двойная, - сказал он.
      - По ней не заметно, - Дэла задумалась. - А я нашла тебе врача. Да ты уже знаешь.
       Любовь, оставшаяся лежать неподвижной на сцене театра разочарования... Была ли она жива? Он не мог понять. А рядом с любовью сидит тот страшный ящер... На вдруг предельно испугался за девочку из зеленых чистых водяных струй. Он должен был спасти ее. И был единственный выход ...
      - Я - согласен.
      - "Да"?
       Ан вдруг заворочался. Неужели он слышал?
      - Я согласен разделиться с Аном, - торопливо произнес он.
      - Вот и славно.
      - Окончательно согласен. Бесповоротно. Я даю тебе слово, что больше не передумаю.
      - Так будет лучше для всех.
       Он двинулся к Дэле обнять ее. И почувствовал, что засыпает.
      
       Там, во сне, он сидел на ложе и ждал. И весьма удивился, когда вместо клиентки к нему зашел Ив.
      - Заплатил, как положено.
      - Только не говори, что пришел на чудом, - язвительно произнес На. - У меня на тебя не встанет.
      - Просто захотелось поболтать, - улыбнулся Ив. - По-другому к тебе не прорвешься.
      - Я велю Дэле вернуть тебе деньги.
       Не отреагировавший на эти слова, Ив достал из сумки шахматную доску и мешочек с фигурами.
      - Играем на желание.
      - Я плохо играю, - с сомнением произнес На там, во сне. - Если я проиграю, ты пожелаешь... многого?
      - Скажем, выполнимого.
       На играл белыми. Стоило ему сделать ход королевской пешкой, как он понял, что это не пешка вовсе, а идея. И все остальные фигуры были идеями. А сама эта странная шахматная доска... Она была трехмерной с шевелящимися пузырями в глубине той трёхмерности. И - На вспомнил: когда-то в ином своём сне он уже видел эту доску. Только тогда на ней белый и черный короли стояли друг к другу спинами. Здесь же, окруженный белыми идеями, белый король располагался у солнца (как только На вспомнил о солнце, оно засияло за спиной белого короля). За спиною же черного короля зияла пещера.
      - Надеюсь, тебе известен смысл партии? - спросил Ив.
      - Конечно, - ответил На. - Защищать короля.
      - Глупости, - возразил Ив. - Смысл партии: защищать королеву.
       Всмотревшийся в свою королеву, На понял, насколько же Ив прав, и - прав - почему. На месте белой королевы была девочка из зеленых чистых водяных струй. Когда же он посмотрел на черную королеву... Девочка из зеленых чистых водяных струй стояла и там.
      - Если ты защитишь королеву, защитишь и короля, - проговорил Ив. - Впрочем, ты уже проиграл.
       На взглянул на доску. Когда Ив успел поставить ему мат? Получается, не сумев защитить своего короля, он не сумел защитить королеву? Ему, там, во сне почему-то друг стало грустно.
      - Теперь ты должен выполнить мое желание, - произнес Ив, складывающий фигуры назад, в мешочек.
      - Говори.
      - Ты должен разделиться...
       На ждал. Неужели...
      - Но не с Аном, а с Дэлой, - закончил Ив.
      - Но я и так с ней не соединен.
      - Со стороны виднее, - сурово проговорил Ив. - Я помогу тебе с ней разделиться. Пожуй вот это.
       Ив вынул из кармана своих широких кожаных штанов корень.
      - Это ведь лекарство против старения карликов? - спросил На. Ему, там, во сне, так не хотелось разделяться с Дэлой. Ив сурово молчал. О тогда На пришлось сунуть рот тот горький покрытый волосками корень королевского лотоса...
      
       ГЛАВА 8.
      
       Он проснулся ранним утром у себя в спальне. Когда он поднялся с кровати... На столе лежал рисунок. С одной стороны листа была нарисована черная рыбка, с другой - золотистая.
      - Мне кажется, - сказал он Траппу, - я не видел любимую давным-давно.
       В последнее время, когда он думал о любимой, девочка из зеленых чистых водяных струй тотчас забегала в комнату его внутреннего "я". Сейчас же этого не произошло. Он несколько удивился, но и негритянский мальчик - удивление с блаженной улыбкой на лице, обычно не заставляющий себя ждать, не появился тоже. На понял, что видение идей людьми оставило его, огорчился, а затем принял это как данность. Может, оно было и хорошо. Те представления, которые идеи играли в последнее время, слишком уж утомляли.
       Он позвонил в колокольчик. Появившаяся Полина помогла ему облачиться в их общее с Аном одеяние. ... - Почему так ноет спина? - спросил он себя и вспомнил о той странной исцарапавшей его клиентке. Си. ... - Я ее больше не приму, - подумал он. - Впрочем, я ведь и так никого не принимаю повторно.
      - Ты проснулся как раз вовремя.
       Он поднял глаза навстречу появлению Дэлы. И осознал, насколько же сильно он ее любит. Пустыня его жажды... Она была готова расцвести от источника Дэлы в любое мгновенье. И зачем Ив, там, во сне, пытался настроить его против любимой? Впрочем, это же был сон.
      - Голоден?
      - Еще как.
      - Тогда пойдем завтракать. И - к врачу.
       Он безропотно согласился. Вышедший за Дэлой из дома, уже подходящий к машине, он, вдруг почувствовал направленный на него взгляд. Та девочка. Она сидела на скамейке в сквере напротив, прислонившая голову к спинке с выемкой в форме сердца, сидела и с любовью смотрела на него. Развалившийся на заднем сиденье, он обернулся и увидел, что девочка смотрит вслед отъезжающей машине, пытающаяся за тонированными стеклами разглядеть любимого.
      - Если хочешь, выйди, - Дэла, сидящая впереди, вдруг приказала шоферу остановиться.
      - Зачем? - не понял он.
      - Трахни ее прямо на лавке. Я подожду.
      - Ревнуешь? - изумился он
      - К этой шлюшке? - зло засмеялась Дэла. - Она притворяется, что любит тебя. Я-то знаю, что она работает проституткой в сауне.
      - Ну, пожалуйста, поехали, - попросил он. - Я-то люблю только тебя.
       Дела, смягчившаяся, велела шоферу ехать дальше. На тщетно пытался заглушить неприятный осадок от слов Дэлы чем-нибудь положительным. ... - То, что девочка работает проституткой, вовсе ничего не значит, - сказал он себе. - И... чем моя работа отличается от работы проститутки?
       Эта мысль его смутила. Он посмотрел за окно. В этой части Города он еще не был. Проспект Мима, на всем своем протяжении прямой, здесь вилял меж уютных одноэтажных домиков. А потом Город закончился. С одной стороны дороги желтело уже убранное поле, с другой же стороны поле было зеленым ...- Как же здесь здорово, - подумал На. - Здесь просто чудесно. А самое чудесное - то, что любимая - рядом. И мы скоро поженимся... Он еще подумал о враче, к которому они едут, и снова решил размышлять только о хорошем.
      - Что такое жена? - задумался он вслух.
      - Ты же сам говорил, что жена - идея.
      - Да. Но сейчас мне показалось, что жена это человек, чья нагота становится родной.
      - Жена - это, скорей, нагота, чей человек становится не безразличным, - с умным видом возразила она.
      - Скажи: когда ты будешь моей женой, мы будем спать голыми?
       На этот вопрос почему-то оглянулся шофер.
      - Конечно, голыми, - ответила Дэла. Ему показалось, что она улыбнулась там, на переднем сиденье.
      - Здорово, - обрадовался На. - Я уже люблю твою наготу.
       Она ничего не ответила. И тут они проехали мимо горящего на обочине костра. Вернее, костер промелькнул мимо них. На понял, что это был знак. Судя по тому, как ему, На, вдруг захотелось подойти к тому костру, знак очень важный.
      - Останови.
       Шофер по подтверждающему кивку Дэлы остановил машину и сдал назад. На вышел, подошел к нескольким горящим на обочине сложенным шалашиком поленьям. Он на самом деле был каким-то очень важным знаком, тот костер. И эта земля: желтая с этой стороны дороги, и зеленая - с той, и наряженное в фату облаков небо были знаками тоже.
      - Поехали, - крикнула ему Дэла от машины.
       И Костер, и Земля, и Небо были знаками, и, в то же время, стихиями. Как-то Ив за бутылочкой добраго стараго эля назвал стихии добрыми ладонями, поддерживающими человека от сотворения мира. А еще... Это понял уже сам На: стихии каким-то таинственным образом были причастны любви.
      - Мы опоздаем, - Дэла подошла к нему.
      - Ты - чувствуешь?
       Она ничего не ответила. Он же, стоящий рядом с любимой, ощущающий предельную близость своей жажды к ее источнику, снова и снова понимал, что стихии складываются в любовь, являют собой вселенский символ любви. Это Небо, оно было вселенским источником, по которому тосковала исходящая вселенской жаждой Земля. Костер же - своим пламенем или любовью рассеянной в мире соединял Небо с Землю в любовь единую.
      - Наверное, я почувствовала, - она взяла его за руку.
      - Я так рад, милая.
      - Мы уже близки к тому, чтобы стать мужем и женой.
      - Значит, мы всё же будем спать голыми? - обрадовался он.
      - Пойдем.
       Держащиеся за руки, они пошли к машине, вместе сели на заднем сиденье (На пришлось немного прижать Ана к противоположной двери, чтобы Дэла поместилась). Они ехали к врачу и говорили о чем-то сближающем их обоих. На снова и снова думал о том, какой же замечательный выдался день. А стихии - остались в нём. В гулкой разговорами с Дэлой комнате его внутреннего "я" вместо потолка было Небо, вместо пола - Земля. Посреди комнаты горел Костер. И, что На весьма смутило, когда он вспомнил о разделении с Аном в комнату внутреннего "я" просунул голову ящер с чешуёю из синих вопросительных знаков.
       Клиника была окружена голубыми елями. Врач, рыхлого телосложения бородатый мужчина, провел На в лабораторию, проделал с ним какие-то манипуляции, затем, сказавший, что снимки будут готовы через час, отправил его к Дэле в коридор.
      - Когда мы с Аном разделимся... - проговорил На. Ему уже не так нравился этот день. - Кстати, врач так странно на меня смотрел.
      - Смотрел как на пациента, - ответила Дэла. - Ты хотел сказать... Когда вы с Аном разделитесь?.. И что?
      - Я подумал, что тогда, наверное, мы будем засыпать и просыпаться как нормальные люди.
      - Наверняка, - оживилась Дэла. - Я рада, что у тебя такие позитивные мысли.
      - А еще...Я наконец-то посмотрю Ану в глаза. Когда мы разделимся.
      - И что ты хочешь увидеть в его глазах?
      - Наверное... себя?.. Он не знал, зачем так ответил. - Да нет же. Я хочу увидеть там любовь.
      - Когда вы посмотрите другу в глаза... Дэла вздохнула. - Это все равно, что смешать воду с огнем.
      ...- Вода ведь тоже стихия? - подумал На. - Интересно: что означает в устройстве мироздания Вода?.. Но поразмышлять над этим он не успел. Их вызвал врач. Вернее, он вызвал Дэлу, а На сунул полистать журнал мужской моды. На не хотелось разглядывать нормальных людей, но он делал вид, что рассматривает картинки, а на самом деле краем глаза посматривал на врача, со снимком руках что-то Дэле объясняющего. И потом, на обратном пути (Дэла снова села на переднее сиденье), видящий перед собой сосредоточенный профиль любимой, он думал: что же сказал ей врач? Наконец, он не выдержал.
      - Может, скажешь?
       Она молчала.
      - Скажи.
      - Начистоту?
      - Да.
      - У нас проблемы.
       Теперь молчал он.
      - В общем, у вас одно сердце. Одно на двоих.
       Он не мог предполагать такой правды. Ящер в чешуе из вопросительных знаков, снова заглянувший в наполняющуюся мраком комнату его внутреннего "я", просунул голову так далеко, что, казалось, выглянул во внутреннее машины.
      - Теперь я понимаю, почему вы спите по очереди, - произнесла она. - Если бы вы бодрствовали оба, ваше сердце не выдержало бы.
      - Значит... Мы не можем разделиться? - спросил он.
      - Получается, так.
      - А свадьба? Ведь она будет всё равно? Наша свадьба?
       Она молчала. И здесь - этот уже знакомый костер на обочине. Он еще горел. Шофер не хотел останавливаться, но На в расстройстве чувств так на него рявкнул, что теперь в изумлении обернулась Дэла. На подошел к костру, уже почти погасшему, сел на корточки. Дэла обошла костер и стала с той стороны.
      - Ведь я был готов выполнить второе твое условие, - с горечью сказал он ей. - Я ведь не виноват в том, что мы не можем разделиться.
      - Не виноват.
      - Давай забудем о втором условии и побыстрее поженимся.
      - Если бы всё было так просто, - ее взгляд был печален. - Ты же прекрасно помнишь, почему я так настаивала на разделении.
       Он помнил... "Если Ан проснется, когда мы будем любить друг друга"... Да какой он, тот шанс, что Ан проснется именно тогда?... Ничтожный шанс... Но Дэлу это беспокоит... Наверное, она уже не захочет выйти за него замуж...
      - Значит, так, - вздохнул он.
      - Значит, что значит.
       Он смотрел, на Костер, у которого уже не было сил соединять похолодевшее льдинками звезд Небо и потемневшую истощившуюся ожиданием Землю. Может, Тот, Кто У Солнца забыл подбросить в Костер поленьев? И, как отдалилась Земля от Неба, настолько же стали далеки друг от друга уже было совсем близкие его, На, жажда с Дэлы источником. На снял с плеча сумку, достал оттуда пакет с книгой Философа Ю.
      - Здесь можно найти ответ на любой вопрос, - проговорил он и открыл книгу. - Может, найду и насчет одного сердца и трех одиноких людей.
      - Наверное, лучше чего-то не знать, - произнесла она.
       Ему показалось, что Дэла не хочет, чтобы он читал книгу Философа Ю. Наверное, показалось.
      - Этого же здесь раньше не было, - проговорил он, всматривающийся в страницы книги. - Появились новые записи. Вместо тарабарщины - ясно:
      ... хорошее будет вечным,
      Ну, а вечное - очень хорошим...
      - И что это значит? - спросила она.
      - Наверняка, это о том, что мы можем пожениться и без разделения.
      - Я так не думаю, - произнесла она. - Твоя проблема - бренна. А вечность... Ее и нет, той вечности.
      - А вот здесь, смотри, - он повернул книгу к Дэле и показал. - Видишь это чернильное пятно? Здесь написано, что вечность - синяя.
       Она обошла костер, стала над ним.
      - Не могу больше терпеть эту вонь.
       Взявшая из его рук книгу Философа Ю, она бросила ее в огонь. На не успел опомниться, как пламя набрало силу и поглотило книгу за несколько мгновений. Будто она была пропитана каким-то легковоспламеняющимся материалом. Ему было настолько жаль, что он чуть не заплакал. Единственное, что его немного утешило - то, что книга Философа Ю превратилась в любовь, рассеянную в мире.
       - Философ Ю умер в день рождения Ива, - проговорил он. - А теперь вот умерла и его книга.
       Они ехали домой. Темнота в машине и темнота снаружи перетекали одна в другую.
      - Скажи мне точно про свадьбу, - попросил он. - Могу ли я надеяться?
      - Не знаю, - проговорила она, а потом - вкрадчиво: - Может, оставим Ана без сердца?
      - Шутишь?
       Он воспринял данное предложение Дэлы именно как неудачную шутку. Но затем спросил:
      - Мы же не оставим без сердца Ана?
      - Конечно, я пошутила.
       Девочка сидела на том же месте. Увидевшая, как он выходит из машины, она встала. ... - Как же она меня любит, - подумал На. Ему вдруг стало жаль эту девочку. ... - Может, разрешить ей повторно записаться на приём? На завтра? Да разве она караулит меня ради этого?
       Он подошел к ней:
      - Иди домой.
       Девочка смотрела на него. Он увидел в ее глазах счастье.
      - Иди.
       Слезинка скатилась по ее щеке. Он взял ее за руку, почувствовал вдруг свет в своей руке, и свет этот перетёк от него в руку девочки.
      - Тебе не стоит меня любить, - произнес он как можно суше.
       Она потянулась к нему. Он же, почему-то взволнованный и смущенный этим порывом, девочку оттолкнул, но не рассчитал своих сил, и она упала. И, вставшая, снова потянулась к нему.
      - Я буду с тобой всегда.
       Она улыбнулась и заплакала. Он не знал, что можно улыбаться и плакать одновременно. И тогда ему стало страшно за эту девочку. Может, потому, что фонарь над нею равнодушно всматривался в происходящее глазом того самого ящера с чешуею из синих вопросительных знаков.
      
      
       ГЛАВА 9.
      
       Наступила осень. На работал, выполнял первое условие любимой, помнящий о невыполненном условии втором. ... - Пусть она еще раз подумает и сама примет окончательное решение о нашей свадьбе, - говорил он себе. - А если напоминать... Вдруг любимая поставит еще какие-то вовсе невыполнимые условия? Так он думал. Но вот только когда он говорил с Дэлой на любую, самую нейтральную, тему, даже о работе, за произнесенными им словами сквозил вопрос о свадьбе.
       Может, потому, что будущая свадьба была самой главной пронизывающей его идеей, остальные идеи стали настолько мельче. Особенно это касалось работы.
      
       Вначале всё шло как обычно. А потом идеи от этой клиентки совсем умалились и перестали волновать На. И сам он с уменьшением идей, так ему казалось, становился все меньше. А любовь? Он вдруг испугался того, что и любовь станет крохотной. Он остановился. Женщина, также остановившаяся, ждала. Он же, боящийся дальнейшего умаления любви, думал: какая его любимая - славная! Какая - красивая! Ему даже понравилось, прорастая в чужую женщину, думать о любви к женщине иной. И - тогда - он смог хорошо доработать, смог наделить клиентку ровным хорошим светом чуда...
      
       А еще путала и мысли и чувства эта неуверенность. Временами На испытывал неуверенность от ревности к ИлЛи. Конечно, вызывали ту ревность, может, и глупости. Ну, и что, если ИлЛи после работы вслух читает Дэле газеты? Ей так нравится. Ну, и что, если они с ИлЛи уединяются в ее спальне? Он, На, должен ей верить... Так она ему говорила. Он старался ей верить. А здесь тот случайно подслушанный им разговор, в котором Дэла что-то доказывала ИлЛи... Его смутил странно доверительный тон того разговора...
      *
      
       Весь этот понедельник начала ноября он просидел у окна. С утра в сквере напротив не было никого. После обеда появилась Геба, села на свою лавочку. И весь день он смотрел на жизнь Проспекта, позевывающую Гебу и два листа на высоком клене, растущем у края лавочки. Один лист был совсем желтый, другой еще зеленый. На гадал, какой же из листьев упадет первым, но они оба провисели до самых сумерек.
      - Видишь даму, которая ожидает внизу? - Дэла, наконец, вернувшаяся из магазинов, прошла к нему одетая, даже не заходя к себе.
      - И что?
      - Кстати, что это ты сидишь без света?
      - Сейчас включу.
      - Так вот... Эта дама передала тебе очень дорогой подарок.
       Да. Протянутый ему подарок: золотые запонки с бриллиантами - был очень дорогим. Повертевший в руках, он вернул запонки Дэле.
      - Ты же знаешь: я не ношу рубашек. Возьми себе.
       Запонки тут же исчезли в сумочке Дэлы.
      - Тебе в любом случае надо эту даму отблагодарить, - произнесла она довольно.
      - Повторно я не принимаю.
      - Ну, хотя бы помаши ей рукой.
       Он подошел к окну. Геба, видимо, ждущая его появления, прямо-таки подпрыгнула на лавке от радости.
      - И еще, - произнесла Дэла таинственно за его спиной. - Ты же ждешь нашу свадьбу?
       Какое, оказывается, волнение, пряталось внутри него. Конечно, он ждет.
      - Так вот, - продолжила она. - Звонил тот врач, помнишь?
      - И что?
       Он повернулся к ней и сел на подоконник.
      - Тот наш врач показывал твои снимки другим врачам.
      - Зачем показывал?
      - Оказывается, вы можете запросто разделиться с Аном.
       Волнение смешалось с тревогой.
      - Разве у нас не одно сердце?
      - Всё верно. Одно. Но... если найти второе...
      - Сердце?
      - Правда, неожиданное решение проблемы? - в голосе Дэлы слышалось ликование. - Мы найдем второе сердце. Вы с Аном сможете разъединиться.
       Он уже привык к мысли, что они с братом неразделимы.
      - Будешь искать?
      - Конечно. Думаю, найти будет непросто. Врач сказал... Сердце должно... быть... родственным тебе... Что ли...
      - Я не совсем понимаю: где можно достать живое человеческое сердце, - проговорил он растерянно.
      - Ну, оно может быть живым у уже не совсем и живого, - ответила она. - Бывают же несчастные случаи. Мне говорили. Можно поискать, к примеру, в Центральном Городском Морге.
       Эта идея Дэлы его покоробила. Ан вдруг зашевелился и зачмокал губами во сне. - Неужели он слышал тоже?
      - Ты не рад, милый?
       Она стала рядом.
      - Это здорово, любимая... Он не знал, что еще сказать. - Ты наконец-то станешь моей женой...
       Ан зачмокал снова.
      - А вот скажи... Он решился спросить о том, что очень волновало его. - Ты будешь искать сердце мне или Ану?
      - Конечно, Ану, - ответила она. - И обязательно найду.
      - Давай ему хотя бы скажем о том, что мы ищем для него сердце, - робко предложил он.
      - Что ищем? Зачем?
      - Разве не нужно?
      - Найдем - тогда и поставим перед фактом, - властно произнесла Дэла. А потом, наверное, желая помочь ему преодолеть сомнения, произнесла значительно мягче: - Ты не чувствуешь радость? Приблизится день, когда я стану твоей женой. Как ты говоришь, приблизятся жажда и этот самый... источник.
      - А давай перед свадьбой поедем на море? - предложил он, желающий отвлечься от беспокоящих его мыслей.
      - Давай, - легко согласилась она. - Проведем наш медовый месяц на море. Кстати, - вспомнила она. - Я сегодня была на телевидении. Мы можем заработать хорошие деньги. Если установим у тебя в кабинете камеру.
      - А это еще зачем? - удивился он.
      - Мне кажется, твое чудо может передаваться и по телевизору.
      - Ты же знаешь: для чуда нужен свет. От меня - в конкретную женщину.
      - А вдруг ты чего-то не знаешь? - проговорила она с сомнением.
      - Я знаю то, что не хочу никаких камер, - произнес он решительно. - Я не смогу работать, если за мной будут подсматривать.
      - Жаль, - произнесла она и ушла к себе. Он встал с подоконника, снова повернулся к окну. Геба все так же сидела внизу и смотрела на него. Над нею же уже почти не видные в сгущающихся сумерках всё так же висели два кленовых листа: один совсем уже желтый, другой - зеленый.
      
      *
      
       На следующее утро Дэла уехала за сердцем. Куда-то в соседний Город (ей вроде бы пообещали сердце там). Обо всем этом На узнал от ИлЛи перед работой. Эта новость его огорчила. Зашедший в кабинет, он подошел к ложу, сел. До приема оставалось еще несколько минут.
      - Могла бы сказать мне сама, что уезжает, - сказал он смотрящему на него Траппу. - Ведь наверняка знала еще вчера.
       Трапп ответил, что Дэла не знала.
      - Или хотя бы попрощалась.
       Трапп ответил, что Дэла попрощалась.
      - Хватит врать, - сказал он Траппу. - Впрочем, по твоему вранью я ведь всегда определяю правду. - А вот скажи: то, что у нас одно сердце на двоих...Это ведь что-то значит?
       Так и не дождавшийся ответа Траппа, он вздохнул, встал с ложа, подошел к приемной, приоткрыл дверь... Эта клиентка была просто огромной. ... - Раньше такие ее размеры меня бы даже завели, - подумал он. - Особенно, когда я был, скажем, дегустатором идей. Сейчас же я, скорее, врач, взявшийся вылечить женщин от чего-то плохого, чего им не хватает. От отсутствия нужного им чуда. Нелегко быть врачом.
      
       ...Путешествующий по потерянным далям земель ее телес, плывущий по морю вздымающихся волн ее телес, он помнил о том, что должен быть не дегустатором, но врачом, и, помнящий, всё пытался одухотворить эти земли и волны чудом, которого еще и вовсе не было... - Какое она пожелала чудо? - он потянулся к ее анкете. - Она желает стать дюймовочкой... Что ж. Он знал, что все делает правильно и эта женщина дюймовочкой станет. Нужно только было действовать по ведущему к чуду плану. Из центра всех земель направить море в его новые очерченные чудом берега. Он следовал этому плану. И у него всё получилось. Только вот то холодное чудо, которым он изошел в клиентку, почему-то было цвета прогорклого сала...
      
       Дэла уехала, и ему категорически не хотелось далее работать. Он вспомнил об ИлЛи (у того как раз был выходной), нашел в телефонной книге номер ИлЛи, позвонил. И ИлЛи уже через несколько минут пришел его подменить. Следующая доставшаяся ИлЛи девушка была просто замечательной. ИлЛи похотливо повел ее в кабинет свой. Невысокую и стройную. По своему опыту На знал, насколько же эта девушка от напора ИлЛи будет бесстыдно стонать. ...- Вначале такие стонут смущенно сухо, - размышлял он. - А затем незаметно для себя вдруг перепрыгивают сразу на влажные бесстыдные взвизги... Как же раньше мне нравилась такая идея, как влажные бесстыдные алые женские взвизги... Он вздохнул. Раньше многое было по-другому. Раньше бы он ни за что бы не отдал такую женщину. Никому.
       Когда он вышел на Проспект Мима, Геба и девочка сидели на лавочке под одним зонтом. Желтый лист еще висел. Зеленый же валялся у ног девочки. ...- Какая ирония, - подумал На, - этих двух таких разных женщин объединяет и зонт тоже... Ему захотелось к ним подойти, но он передумал. Поравнявшийся с аптекой, он увидел занимающий почти всю аптечную заливаемую струями витрину плакат, на котором был изображен он сам, лучезарно улыбающийся и с расстегнутой ширинкой, из которой струилось коряво изображенное похожее на раскрывшийся стручок фасоли сияние. "Лучшее лечение - чудом", - гласила надпись на плакате. Зашедший в аптеку, На спросил тут же узнавшую его аптекаршу:
      - У вас есть лекарство от старения карликов?
      - Конечно, - аптекарша протянула ему пакет. - Корень королевского лотоса... Без очереди примете? Или, может, здесь? Я заплачу.
       Пообещавший принять немного взгрустнувшую от его отказа аптекаршу без очереди в ближайший свой рабочий день, заплативший за корень, он вышел из аптеки. ...- Я так давно не был у Ива, подумал он.
       А вот и родная потемневшая от дождя белолиственница, каждая ветвь которой сама могла быть огромным деревом. Направляющийся к беседке, На еще издали заметил стоящий в беседке гроб. Ему стало тревожно. Подошедший ближе, он увидел лежащего в гробу Ива. Он не мог поверить в то, что Ив умер. Впрочем, услышавший его шаги, Ив открыл глаза:
      - Можешь и не здороваться. С тем, чего почти уже нет.
      - Я принес тебе лекарство, - На положил пакет с корнем лотоса на край гроба.
      - Слишком поздно, - скорбно произнес Ив.
      - Зачем ты лег в гроб? - спросил На.
      - Мне осталось жить настолько мало, что только в гробу я могу ощутить всю прелесть жизни.
       На сел на лавочку рядом с гробом, коснулся рукой стоящей у изголовья крышки:
      - А нельзя рядом с прелестью жизни ощущать прелесть жизни?
      - Конечно, можно, - хмуро ответил Ив. - Но где контраст?
      - Нужен контраст?
      - Конечно. Для достижения предельности. Вот согласись, что ты именно по контрасту со своим братом Аном ты предельно чувствуешь себя самим собой, На?
      - Может быть... Только вот я не заметил, чтобы в этом гробу по контрасту... ты - радовался.
      - В любом случае мне здесь хорошо, - Ив, тронувший руками стенки гроба и как бы проверивший их на прочность, уютно поёжился. - Разумеется, здесь не очень-то размечтаешься о женщинах. Но есть несколько очень весомых идей, которые с женщинами, ну, вовсе не связаны. Время. Мысли. Чувства. Вечность. Это те идеи, о которых удобнее всего размышлять именно на закате жизни в таком вот чудесном гробу.
      - И что же такое Вечность? - спросил На. - Скажи.
      - Я тебе скажу, что такое Время, - ответил Ив. - Пожалуй... Время это лавовые наплывы Чувства и Мысли у вулкана Вечности.
      - А мне казалось, наплывы Мысли и Чувства этот тот миг, когда ты исходишь в женщину светом, - задумался На.
      - Но вот только почему-то в тот миг на месте вулкана Вечности вдруг оказывается женский лобок, - произнес Ив и неожиданно улыбнулся.
      - Ну, ты и загнул, - рассмеялся На.
       Ив приподнялся, присел, затем пошарил где-то у себя в ногах и из-под покрывающей ноги ткани торжественно достал бутылку эля.
      - Бокалы на полу, у крышки, - подмигнул он изумленному На. - Поухаживай за будущим покойником.
       Они с наслаждением выпили.
      - Старый добрый эль, - воскликнул На. - Насколько же он просрочен!
      - Люблю просроченность. Само моё пребывание в гробу очень способствует просроченности, - философски заметил Ив. - Между крышкой и дном я чувствую себя наипросроченнейшим гамбургером.
      - Но тобою нельзя закусить.
      - Лишь бы раньше времени не закусили мной.
       На налил снова. И бокалы снова были пусты. Затем На рассказал Иву о том, что Дэла уехала искать сердце.
      - Твоя женщина занимается ерундой, - категорично проговорил Ив.
      - Я сам захотел разделения, - ответил На, и, пытающийся Иву объяснить, стал перечислять доводы Дэлы. ... - Согласись, что наша сдвоенность это наказание? - утвердительно спросил он Ива.
      - Не уверен, - задумчиво ответил Ив. - Можно предположить, что ваше устройство это какая-то особенная идея. И потом, связанность может являться и наградой. Ведь так?
      - Не знаю, - На показалось, что Ив хочет отговорить его от разделения. - В любом случае всё решено.
      - Ты настолько ее любишь?
      - Люблю так, что готов за нее умереть.
      - Умереть?... Ив уютно потянулся в своём гробу. - С удовольствием поговорю о смерти? Достойная тема.
      - А я о смерти говорить не хочу, - проговорил На. - Ведь это самая худшая из идей - смерть.
      - Не могу с тобой согласиться, - ответил Ив. - По крайней мере, со смертью связаны и смелость и сила. И еще глубина.
      - Но и страх тоже.
      - Может быть, - задумался Ив. - Мы сможем выяснить: кто из нас прав только тогда, когда найдем ответы на вопрос: идея ли смерть?
      - Конечно смерть это идея, - ответил На, - как и все остальные идеи наполняющая то, что поднимается над пузырями.
      - Получается, если смерть - идея, которая всегда имеет возможность покинуть то, что она наполнила, значит, ее и нет, самой смерти? - спросил Ив.
      - Получается, нет, - согласился На.
      - А, может, смерть есть, но она не идея вовсе, - зачем-то запутывал его Ив. - Вдруг смерть - всего лишь лимит на идеи, которые и составляют жизнь?
      - Этот взгляд гораздо более убедителен, - произнес На. - Смерть вполне может быть лимитом... на молодость, например.
      - Думаю, молодость - настолько странная идея, что вовсе не поймешь, в каком споре она может быть аргументом, и - аргументом - каким? - философски произнес Ив. - Вот почему столетний живой старик моложе восемнадцатилетней умершей девушки?
      - А он - моложе?
      - Если девушку уже отнесли в морг - моложе точно. И, если смерть - лимит, спасение мы можем увидеть только в лимите на тот лимит.
      - "Лимит на лимит"! Красиво звучит!...- стихами откликнулся на эту правду На. И они тут же выпили за поэтический На талант. А потом На, сидящий ко входу в беседку спиною, услышал позади себя шаги.
      - Можно присоединиться к вашей беседе? - зашедшая беседку Си, не дожидаясь ответа, присела на лавку с той стороны гроба напротив На.
      - Мы - знакомы? - галантно привстал Ив. - Впрочем, присоединяйтесь в любом случае.
      - Я имела счастье общаться с вашим другом, - сказала Си Иву. - А потом он за что-то на меня обиделся.
       Да. Она уже несколько раз пыталась записаться на прием. Уверяла Дэлу, что никакого чуда ей не надо, и деньги она заплатит за то, чтобы с ним, На, поболтать. Тем не менее, На отказался ее принимать. Воспоминания о ее сдвоенности наводили его на мысль о собственном уродстве. Сейчас же он был вовсе не против появления Си. Вот только нужно было объяснить Иву:
      - Наша гостья сдвоена, как и я.
      - Это же здорово, - понял Ив. - Мы только что говорили о том, что сдвоенность это награда.
      - А я вовсе и не сетую на жизнь, - произнесла Си. - К чему этот гробик?
      - В нём так задушевно философоствовать, - Ив взглянул на пустую бутылку и потянулся к своим ногам за бутылкою следующей.
      - Давай-ка выпьем за твою мудрость, - предложил открывающий бутылку На. - Кстати... Наша гостья употребляет добрый старый эль?
      - С превеликим удовольствием, - Си взяла протянутый ей бокал.
      - Моя мудрость досталась мне от Философа Ю, - Ив взял бокал свой. - И кому она достанется, когда я умру?
      - Опять ты о смерти, - поморщился На.
      - Я всего лишь хотел сказать, что такую загадку как смерть наверняка загадал нам Тот, Кто В Пещере, - извиняющееся произнес Ив.
       - Это не о Том ли, Кто В Пещере речь, о коем пишет Философ Ю? - вдруг спросила внимательно слушавшая их Си.
      - Ты тоже знаешь о Философе Ю? - изумленно спросил На. Ив, казалось, тоже был удивлен.
      - А откуда вы знаете? - спросила Си. - Это тайное знание.
      - Мы знаем уже давно, - радостно проговорил На. - У меня даже была книга Философа Ю... Он замолчал, вспомнивший, что случилось с той книгой.
       - Вообще-то Философ Ю учит тому, чтобы мы как можно меньше упоминали о Том, Кто В Пещере, - произнесла Си.
      - Я этого не знал, - произнес Ив. - Приятно встретить такую начитанную особу.
      - А о Том, Кто У Солнца? О нем-то говорить можно? - спросил На.
      - Сколько угодно, - ответила Си. - По сто раз на день.
      - Ну, тогда... - взялся за бокал На. - ...Тогда я пожелаю счастья Тому, Кто У Солнца.
      - Не слишком ли большая наглость: желать ему счастья? - возразил взявшийся за свой бокал Ив. - Это всё равно, что признаться в том, что ты его желаешь.
      - Дельное замечание, - Си взялась за бокал свой.
      - Наглость - та идея, которая никогда не бывает маленькой, - сказал На. Они дружно выпили и продолжили свою странную вселенскую беседу на вселенские темы. Сдвоенные близнецы, гермафродит, между ними - лежащий в гробу старый карлик.
      - Заметьте: сколько вопросов, - произнес Ив, когда они уже вдоволь наговорились, но до полной наговорённости было еще далеко. - Мы ищем на эти вопросы ответы, и находим нечто весьма и весьма спорное. И зачем зря переводить время, когда истину можно узнать из книги Философа Ю? Давайте же вместе ее почитаем.
       И тогда На пришлось сказать Иву и Си о том, что книга Философа Ю сгорела. Мол, он, На, случайно уронил книгу Философа Ю в костер. Его удивила реакция Ива:
      - Она на самом деле так воняла.
      - Тебе не жалко книгу Философа Ю? - в один голос воскликнули На и Си.
      - Книга Философа Ю это его учение, - объяснил Ив. - А оно - в нас. Мы верим в идеи. И потом, Философ Ю подтолкнул нас к главному.
      - К чему же? - спросил На.
      - К ответу на все вопросы... ответил Ив. - И мы найдем этот ответ, когда поймем: почему человек - Раб Чар Рун?
      - Я тебе отвечу: человек - Раб Чар Рун - потому... что он раб своих желаний. Очарован женской красотой. Всё это запечатывает в руны своей жизни, - объяснил На.
      - А я думаю, что толковать столь сложный и важный ребус нужно, сопоставляя находящиеся рядом слова, - предположила Си. - Человек - Раб, потому, что Чар, Чар, потому, что Рун. И так по кругу.
      - Твое толкование просто замечательно, - сказал Ив Си. - Но, я думаю, нам еще надо продвигаться и продвигаться к единственно правдивому толкованию Раб Чар Руна.
      - А сам то ты - думаешь - что? - спросил На Ива.
       Ничего не ответивший, Ив пошарил у себя ногах и вытащил еще одну, пятую или шестую по счету, бутылку эля.
      - Да сколько их там у тебя? - изумился На.
      - Запасался, чтобы доплыть в этом ковчеге до самого рая, - сказал Ив. - Кстати, в домике на полке у камина есть библейская сушеная рыбка. Можем ее раздербанить.
       Рыбку дербанила Си. Смотрящий на ее желтые с черными полосами ногти На вспомнил, что у него до сих пор болит спина.
      - Кстати, ты так и не представил свои соображения насчет расшифровки Раб Чар Руна, - напомнил он Иву.
      - Да помню я, помню, - выработавший часть своего лимита на эль, вздохнул Ив. - Если бы всё было так просто... Раб, Чар, Рун. Это как с дверью, помнишь? - обратился он к На, а затем посмотрел на Си. - Представьте, что Раб Чар Рун та же дверь. Ты, На, увидел эту дверь, скажем, от света - черной. Это - Раб. Наша милая Си, предположим, увидела из темноты - белой. Это - Чар. Я смотрю на Раб Чар Руна с торца. Эта грань - Рун, может, ближе всего к правде. Но не правда, потому, что истинный смысл Раб Чар Руна... Как мы уже поняли...
      - Взгляд со всех трех сторон и ни с одной стороны, - догадался На. - А, может, человек - Раб Чар Рун - потому, что может защищать свою королеву?
      - Если ты о своей Дэле... А королева ли она? - Ив был язвителен. - Согласись: если где-то всхлипнуло, это вовсе не значит, что кончился мир.
      - А я бы еще расшифровала Раб Чар Руна как Отца, и Сына, и Святого Духа, - с умным видом изрекла Си. - Это вид на нашу дверь, пожалуй, в замочную скважину.
      - Со стороны другой двери? Из-за нее? - оживился Ив. - Какое смелое, и даже дерзкое предположение. Давайте немедленно за него выпьем... Ив взглянул на На. - Мои запасы в ковчеге закончились. Принеси, пожалуйста, эль из дома.
       И На принес эль с еще одной библейской очень большой сушеной рыбкой, и они пили и пили. Дождинки прорастали в вечер. Вечер - в дождинки. Беседа же создавала трёхмерность. На вспомнил о Дэле. Удивительно: он почти не вспоминал о ней весь этот день. А вдруг она уже приехала? Эта мысль заставила его попрощаться с вовсе не желающими прерывать беседу Ивом и Си, и срочно вернуться домой.
      
      *
      
       Как сказал ему ИлЛи, Дэла звонила и беспокоилась насчет его отсутствия. Она звонила и каждый следующий день. Как правило по вечерам. После работы На садился у телефона, ждал звонка, а когда телефон звонил, он поднимал трубку, и родной голос Дэлы спрашивал его, На, какое у него настроение, как ему работается, и не соскучился ли он? Он каждый раз отвечал, что соскучился - очень, а она в ответ на это неизменно говорила, что скоро приедет, сердце еще не нашла, но ей уже точно обещали. Видимо, подходящее сердце действительно нелегко было найти. Иногда он представлял, как она ходит по моргам соседнего Города и всматривается в грудные клетки покойников, которые вскрывают по ее просьбе. ... - Она старается для нашей свадьбы, - снова и снова говорил он себе. - Пусть уж поскорее найдет нужное сердце, вернется, и мы поженимся. В то же время в глубине души он желал того, чтобы нужное сердце никогда не было Дэлою найдено.
       Временами (особенно тогда, когда Ан напоминал о себе вздохами, позёвыванием и сопением) его мучили угрызения совести. Ему казалось, что они с Дэлой за спиною Ана устроили заговор. Да так оно и было на самом деле. Ему нужно было сообщить о происходящем брату. Вот только как? ИлЛи обещал поговорить с Аном, но забыл о своем обещании. На пробовал что-то предпринять сам. Перед предпоследним пробуждением Ана, чувствующий, что скоро заснет, он оставил в ящике стола письмо для Ана. Когда же он проснулся, письма в столе не было. Однако, Ан на его просьбу отозваться никак не отреагировал. К последнему пробуждению Ана он послал брату письмо, однако, не подгадал к пробуждению брата, и получать письмо пришлось ему самому.
      
      *
      
       Внутри этого сна была Дэла. Он, там, во сне, очень ей обрадовался. Стоящая перед ним, она сказала: вот ты и разделился. И точно: он был свободен от Ана. А еще она сказала: поцелуй меня. Он потянулся к любимой. И у него сильно заболела спина. Будто Си снова его поцарапала. -... Это же отрезали Ана, - подумал он там, во сне. - А где же он сам? Ан? Куда он делся?.. Дэла смотрела на него и ждала поцелуя, а он думал об Ане. ... - Наверное, Ану пересадили чужое сердце? То сердце, которое привезла Дэла? А привезла ли сердце Дэла?..
      
       Проснулся он хмурым утром в скверном настроении. Прошелся по дому. Любимая все еще не приехала.
      - Пора уже Дэле возвращаться, - высказал он Траппу.
       Трапп согласился с этими словами. Вот вредина. В приемной еще никого не было. На прошел к входной двери, приоткрыл дверь, выглянул. Радостными возгласами его встретили стоящие на лестничной клетке несколько хорошеньких девушек, бывших в прошлом его клиентками. Приходящие к его дому, ждущие на лестничной клетке, у подъезда или в сквере его, На, появления, эти девушки передружились и назвали себя "группой поддержки". Чего они хотели от него? Им была нужна к нему, На, причастность. Раз получившие чудо, знающие, что повторно он их уже не примет, они считали, что, и приблизившись к нему, они будет причастны к чуду. Может, они были и правы. Он вспомнил, как одна из девушек, подбежав к нему, оторвала пуговицу от его балахона. Как оказалось, что эта пуговица принесла ей хорошее добротное чудо. ... - Может, принять для разминки какую?.. Он еще раз окинул взглядом улыбающихся девушек, скривился и закрыл дверь.
      
       Когда он приступил к работе с этой "фигуристой" с тонкой талией клиенткой... Он всё думал: нашла ли Дэла сердце? Эта мысль волновала его несоизмеримо сильнее, чем те, в принципе, неплохие идеи, которые проникали в него от клиентки, когда он ласкал ее тело. А затем... Когда он развернул клиентку и взялся двумя руками за ее пышные бедра, он увидел перед собой сердце. Ему нужно было заставить это сердце биться. И оно горячо запульсировало от его проникновений. ...- Зачем я это делаю? - спросил он себя. В ответ не нашлось ни одного объяснения, кроме ничего не объясняющего изречения Ива: "Вот как кончится мир: не взрыв - но всхлип"... В нём самом что-то всхлипнуло. А, может, это всхлипнуло в самой клиентке. Или те всхлипы издавали крохи света, которые на прозрачных крыльях разочарования отлетели от него в то - уже не сердце - лишенную внутреннего остывающую оболочку...
      
      - Как же мне всё надоело, - сказал он к Траппу, когда клиентка вышла. ... - Мне нужно как-то оживить мою работу. Может...
       Он не успел договорить. В кабинет заглянул ИлЛи.
      - Тебя ждут.
       Его ждала невзрачная женщина, о которой ИлЛи сказал, что она - мэр Города. Для него же (он вспомнил) она была бывшей его клиенткой. Какое чудо она заказывала? Ах, да: она пожелала стать мэром Города. Значит, и это чудо сбылось. А как иначе? Женщина - мэр попросила ИлЛи оставить ее с На наедине. ... - Наверное, она не знает, что я никого не принимаю повторно, - подумал На. - Даже мэров.
      - Во-первых, я должна заявить, что мне с тобою было очень хорошо, - произнесла она. - Часто вспоминаю то наслаждение. От мужа я такого не получаю.
      - Очень рад.
      - А во-вторых, мне нужно решить с тобой кое-какие вопросы.
       Он ждал.
      - Ты - оружие, - сказала она. - Надеюсь, ты понимаешь это?
       Он не думал о том, что он - оружие.
      - Оружие не я, а у меня, - ответил он. - Вернее, орудие.
      - Я не шучу, - произнесла она. - Вот если какая твоя клиентка пожелает такого чуда, как война? Или, не дай Бог, революция? Ты ведь будешь обязан исполнить и такие пожелания?
      - Такие пожелания я бы не стал бы исполнять.
      - Или, к примеру, вдруг какая стерва пожелает стать мэром Города?
      ... - Вот чего она боится, - понял он причину ее прихода.
      - Я могу дать вам слово, что никому и никогда я не пожелаю такого чуда, как мэрство.
      - Вот и молодец, - произнесла она. - Даёшь слово?
      - Даю, - произнес он, и добавил для крепости: - Замётано.
      - Конечно, проще было бы тебя изолировать, - задумалась она вслух. Видимо, всё-таки сомневалась в его слове. - Не желаешь на полное государственное обеспечение?
      - А Дэла? - растерялся он.
       Скривившаяся, женщина-мэр жестом подозвала его и вытащила из своей сумочки какую-то бумагу.
      - Вот тебе список запрещенных чудес. Оставь и изучи.
       Первом в списке запрещенных чудес было, как он и ожидал, мэрство. Более всего его заинтересовал пункт последний: запрет на такое чудо, как желание стать богомолом. Никто еще не заказывал такое чудо. Он взглянул на Траппа. Вот ему-то, наверное, хочется стать живым богомолом. А так, чудо совершенно идиотское. И наверняка неосуществимое. Одна вот пожелала стать слонихой. И что? Сбылось, но, как выяснилось, только в сексуальном плане. Тогда был большой скандал.
      
      *
      
       После этого ИлЛи, на время отъезда Дэлы занимающийся записью клиенток, сверял заказываемые ими чудеса с предоставленным женщиной-мэром списком. Впрочем, заказывали в основном стандартное. Молодость, красоту, богатство.
       А еще к На вернулось его видение идей в людском обличье. Может, этого захотели сами идеи - люди? Всё началось с того, что после странного звонка какого-то спрашивающего Дэлу мужчины в комнату его внутреннего "я" зашла неуверенность в бардовых лохмотьях от ревности. За неуверенностью проследовала безнадежность - трагическая уродливая женщина в черном под руку с пустотою - восточной красавицей с чрезмерно плоским лицом. На данному событию обрадовался. Когда к тебе возвращаются твои знакомые, пусть в большинстве своем и малоприятные, это в любом случае лучше, чем одиночество. Но вот разве он был одинок, если любимая женщина должна была в самое ближайшее время осчастливить его своим появлением? Впрочем, девочка из зеленых чистых водяных струй посещала его не так уж часто. Зато по комнате его внутреннего "я" постоянно перемещалось время. На прекрасно помнил данную Ивом характеристику Времени как лавовых наплывов Чувства и Мысли у вулкана Вечности. То же время, что посещало На, было вовсе не лавовыми наплывами, а странной идеей - привидением, свободно проплывающей сквозь тела других идей из конца в конец комнаты. А однажды время привело за руку слепую старуху с настолько изогнутой назад спиной, что создавалось впечатление того, будто позвоночник старухи когда-то был поврежден. В другой руке старухи был посох из звезд. Как оказалось, это и была сама вечность.
       Он всё ждал свою Дэлу. Иногда ему казалось, что она бросила его и никогда не вернется, что ее "поиски сердца" придуманный ею повод для расставанья. Но он заставлял себя верить в скорое возвращение любимой. Данное его состояние странным образом сбило привычный режим сна и бодрствования. В последний день ноября он заснул ранним утром, через несколько минут проснулся, а затем засыпал и просыпался каждые полчаса. Это было мучительно. Зато в тот день о не думал ни о чем плохом, кроме как о превратностях судьбы. Работать он, разумеется, не мог, и ИлЛи перенес его клиенток на выходной.... - А как Ан? - подумал На в одно из своих пробуждений. - Вот бы передать ему письмо... Он только собрался написать Ану письмо, как его снова втянуло в сон:
      
       Этот сон был туманным воспоминанием того дня, когда На в последний раз видел маму. Он тогда еще не знал, что видит маму в последний раз. Но почувствовал, что что-то не так. Почувствовал по тому, как мама взяла его на руки, как поцеловала. А когда мама заплакала - там, в его воспоминании, - он заплакал и здесь, в своём сне. А мама сказала - там: я люблю тебя, маленький мой АнНа , - и от тех слов он расплакался еще больше...
      
      *
      
       Стоящий на покрытом свежевыпавшим снегом тротуаре перед подъездом, он никак не мог выйти из захватившего его и здесь, в реальности, состояния плача. Девушки группы поддержки касались его одежды. ... - Моя Дэла. Может, она вернулась? - подумал он, и ему тотчас перехотелось плакать.
       Дэлы не было. От хлопочущей на кухне Полины он узнал день недели: понедельник, что означило для него законный выходной. Еще Полина сказала, что ИлЛи приболел, и его не будет.
       - Вовсе и неплохо ждать любимую одному, - подумал На. - Буду смотреть телевизор.
       И он смотрел телевизор, бродил по кухне из угла в угол, временами заходил в спальню и ложился на кровать. Его мысли были о Дэле. Он проверял: осталась ли в нем жажда? Да. Его жажда не покинула его. Иногда он подходил к окну. После обеда в сквере напротив появились Геба и девочка. Вместе пришли, сели на лавочку и одновременно посмотрели на его окно.
      ...- Меня же наверняка не видно за оконными стеклами, - подумал он. - При свете дня не видно точно. А они безошибочно определяют: где я стою. Вот странно... Он еще успел подумать о том, что они, наверное, специально оделись: Геба - в белое, а девочка - в чёрное, как раздался звонок в дверь. ... - Никого же быть не должно, - с раздражением подумал он. - Может, Полина, ушедшая за продуктами, забыла ключи? Он направился в прихожую, открыл дверь. Перед ним стояла Си.
      - Принесла тебе эля.
       Швейцар, поднимающийся за Си по лестнице, тяжело нёс ящик. ... - Это же моя любимая марка эля, - подумал На, разглядевший этикетку на одной из бутылок: - "Вчера и завтра".
      - Заходи.
       Он пропустил Си, затем, принявший у швейцара ящик, занес его на кухню. Си последовала за ним.
      - Повторно я не принимаю, - категорично заявил он и сел за стол. Си присела напротив:
      - Мне и не надо... Кстати, я только что неплохо оторвался в публичном доме.
      - Тебя принимают в публичном доме? - удивился На. - Ведь ты - тоже - сдвоен.
      - Еще как принимают, - проговорил Си. - Я - там - любимый клиент.
      - А еще... ответь... - На достал из шкафа бокалы. - Вот если ты удовлетворён, как мужчина, ты удовлетворена и как женщина тоже? У тебя общее удовлетворение?
      - Именно так, - произнес Си и поднял свой уже наполненный На бокал. - Если ты не возражаешь, с тобою я буду женщиной. Мне почему-то всегда приятнее говорить от женского лица: была, кончала, кончила...
      - Замётано... На осушил свой бокал и воскликнул: - Какой же добрый, этот старый эль! Хочется запить им же!
      - Я знала, что тебе понравится.
      - Кстати, когда мы недавно беседовали у Ива, ты сказала, что знаешь о Философе Ю, - вспомнил он. - Откуда ты - знаешь?
      - Я состою в братстве Философа Ю, - ответила она.
      - Есть такое братство?
      - Да. А вот - знак :
       Она указала ему на бриллиантовую брошь на своем наряде. Да это же тот самый ящер с чешуею из синих вопросительных знаков.
      - Мои родители тоже состояли в братстве Философа Ю, - с гордостью произнесла она.
      - И чем вы занимаетесь в своем братстве?... На наполнил бокалы. - Вы верите в Философа Ю?
      - Мы верим в Того, Кто У Солнца, - Си подняла свой бокал. - Философ же Ю есть пророк пророков и смутьян смутьянов.
      - Мне кажется, Тот, Кто У Солнца любит меня, - произнес На. - А я... люблю свою Дэлу. Давай-ка выпьем за любовь.
       Они выпили
      - А вот твоя Дэла, - вкрадчиво произнесла Си. - Она тебя вовсе не любит.
      - Она уже готова меня полюбить, - со вздохом произнес На. - Она поехала искать мне сердце.
      - У тебя уже есть сердце... Си помолчала. - И для чего это твоя Дэла так старается?
      - Она не хочет, чтобы я был уродом.
      - Ты - урод?
      - Да.
      - Вовсе нет: ты - красавчик!
       Он подумал, что она над ним издевается. Впрочем... В любом случае ему с ней хорошо: сдвоенному с сдвоенной.
      - Давай еще поговорим о Том, Кто У Солнца, - предложил он. - Уж ты то, поскольку состоишь в братстве Философа Ю, должна знать о Том, Кто У Солнца немало.
      - Я знаю о нём не больше, чем ты, - ответила Си. - А предполагать позволено каждому.
      - И что же ты предполагаешь?
      - Я думаю, Тот, Кто У Солнца слишком много на себя взял, - произнесла Си. - В принципе, он-то добрый малый. Но вот только вовсе не всемогущ. Сидит себе у Солнца, думает, что исходит идеями и, потому, первичен в своей власти. Но на самом-то деле и он сам состоит из идей, направленных в него каким-нибудь другим высшим над ним Тем, Кто У Солнца.
      - На не был уверен в правоте Си.
      - Согласись, ведь, если ты желаешь счастья Тому, Кто У Солнца, значит, такая идея, как счастье, может проходить сквозь него? - продолжила она.
      - Пожалуй, да.
      - Или, если я пожелаю ему движения, ведь это будет означать, что он так же недвижим, как и мы?
      - Логично.
      - Тогда выпьем за логику.
       Си сама наполнила бокалы. На подумал, что она это делает как мужчина. Он выпили.
      - Я уверен, что он так не думает, - произнес На.
      - Просто не знает, - сказала Си. - Он уверен в непогрешимой своей изначальности.
      - Как же тогда глупо и печально само понятие изначальности...
       И Си снова ему ответила что-то там интересное. Так они беседовали до вечера. Ему почему-то казалось, что этот разговор странно связан с его любовью и поисками Дэлою сердца. Когда же за окном стемнело, он спустился с Си вниз. Геба с девочкою, когда они вышли из подъезда и двинулись к троллейбусной остановке, провожали их взглядами. Троллейбусная остановка была у светофора. С той стороны дороги светофор (очевидно, испортившийся) непрерывно горел желтым, с этой же - зеленым.
      - Я тебе благодарен, - он зачем-то взял ее руку и поцеловал. - Заходи еще. Можно и без эля. Теперь моя очередь угощать.
       Си исчезла за закрывшимися дверьми отходящего троллейбуса, и тут На, уже было двинувшийся домой, услышал, как из стоящей неподалёку машины кто-то вышел.
      - А еще говорил, что скучаешь...
       Это была любимая! Она вернулась! Он был так счастлив! Рядом с ней уже стоял ИлЛи. ...- Что-то она не очень обрадовалась нашей встрече, - думал он, тяжело бредущий за ней и ИлЛи к подъезду. Отпустивший Полину, он сам приготовил ужин, а затем в ожидании любимой провел на кухне, наверное, часа полтора. Когда же она появилась и молча принялась ужинать, он понял, что она злится.
      - Нашла? - спросил он про сердце.
      - Нет.
       Он и огорчился и обрадовался одновременно.
      - Жаль.
      - Да.
      - А почему? Нашла... не?
      - Потому, что ты, твою мать, слишком уж особенный.
       Она никогда при нем так не ругалась. ...- Как же она переживает, что не смогла найти сердце, - подумал он. - Но ведь главное то, что мы - вместе.
       Он подошел к ней.
      - Можно я тебя поцелую?
      - Нет.
       Обида, манерно прошедшая на сцену театра разочарования, взглянула на него, На, своими ледяными волоокими глазами.
      - Я столько дней мечтал тебя поцеловать.
      - Нет.
       Вбежавшая злость затанцевала какой-то дерганый танец.
      - Я прошу. Любимая.
      - Сказала же. Не мешай.
      - Я тебя очень - очень люблю.
      - А я - нет.
       На сцену вбежало отчаяние. Наверное, Дэла, разозленная неудачными результатами своего отъезда, намеренно хотела его обидеть. А, может, она сказала правду? И он также сказал правду ей:
      - Я тоже... Нет... Моё "нет"... Я не хочу больше работать. Вот моё "нет".
      - Не хочешь?
      - Нет.
      - Точно?
      - Да.
      - Ты уже один раз решал.
      - Сейчас я решил точно.
      - Люди внесли задаток.
       Он, не ответивший, подошел к окну. Девочки из группы поддержки, ставшие у лавочки, о чем-то оживленно с Гебой беседовали. А девочка. Ее лицо почему-то было отвернуто. А потом она повернула голову, увидела его и помахала ему рукой. У него потеплело на душе.
      - Значит, так?
       Услышавший ее вопрос, он повернулся к ней. Она же, смотрящая на него с нескрываемой холодной злостью, хлопнула в ладоши. Зашел ИлЛи.
      - Вот мужчина, который действительно хорошо ко мне относится, - произнесла она, глядя на ИлЛи. - Мужчина, который выполняет все мои просьбы. Которому я дам себя поцеловать.
       Может, она думала, что после этих слов он, На, захочет работать дальше? Возмущенный ее коварством, он только сильней разозлился. И тут... Что это за темная полоска на ее шее? След от чьего-то страстного поцелуя?
      - Кто это сделал?
       Она поняла.
      - Я не твоя женщина, чтобы отчитываться...
       Он тяжело ступил на лестничную площадку, и - вниз... Кампания у лавочки, когда он приблизился, зааплодировала и расступилась. Девочка смотрела на него. Он взял ее за руку, и, когда она поднялась, помог ей снять шубку...
      
      ...Он взял девочку прямо там, на лавочке. И, вместе с иными идеями от девочки в комнату его внутреннего "я" вбежала любовь. Он удивился. Он не думал о Дэле, и любви не должно было быть. Наверное, это была любовь от жажды девочки, тугая, розовощекая, жаркая, наивная и искренняя настолько, что все неважные идеи тут же на цыпочках удалились. А идеи хорошие окружили любовь. Она же - юный дирижер (может, она только закончила музыкальную школу) принялась дирижировать своими исполняющими какую-то духовную песню хористами, именами которых были совершенство, гармоничность и красота. Он же, На, горячо и ритмично поддерживал выстроенность той песни...
       Кто-то тронул его за плечо. Это была Геба. Сказавшая ему что-то (возможно, это слово было "аллилуйя"), она сорвала с себя одежды, открыв снегопаду и вниманию собравшихся зевак своё неожиданно молодое тело, и, повторяя движения сладострастия, пошла вокруг лавочки. Сам же На вернулся к юному дирижеру и помог ему переложить духовную песню на более упругий, даже жесткий, ритм. Окружившие же его люди (он слышал это краем уха) (это уже было людское море), аплодировали и что-то выкрикивали. А потом он услышал возглас: "Это же На-Ан(н)". Ему стало приятно, что его узнали, и он помог любви довести звучание духовной песни до фортиссимо. А люди, объединенные порывом бесплатно получить чудо, валы лавин и лавина валов, они кричали: "Сегодня - день чудес! Де-ень!.. Чуде-ес!..
       Отвлекшийся снова, он увидел, как мужчины и женщины вокруг принялись срывать с себя одежды. И двое лепились в пару, и пары становились единством. Быть может, происходящее можно было увидеть грязнейшей земною похотью, а, может, и чистейшей вселенскою святостью, спускающейся с небес на заснеженный Проспект Мима святою песнею - радугой, и от Проспекта радужным столпом вздымающейся назад в исходящие снегом небеса... "Аллилуйя", - это слово снова и снова звучало в той песне. ...- "Аллилуйя - аллилуйя"... И не было в ней иных слов, кроме: "Аллилуйя, аллилуйя, аллилу-и -йя"...
      ... - Слава тебе, Дэла? - подумал он, отвлекшийся в раз третий. Да, именно Дэлу он хотел бы славить той песней. Но на самом деле в честь кого была хвала? И была ли та песня кому-то хвалой? Ведь каждый из совокупляющихся думал только о себе, надеющийся на то, что от причастности к его, На, близости с девочкой, сам зарядится чудом. Наверное, эта песня перемещала происходящее в глубочайшее прошлое, туда, где Адам и Ева (а, может, Ева и ящер с чешуею из синих вопросительных знаков), вот так же впервые совокуплялись каждый сам для себя в окружении стад блеющих совокупляющихся тварей...
       На понял, что подходит к чуду. Нужно было что-то девочке пожелать. Но он решил этого не делать. Вокруг же шелестел страстный алчный шепот: хочу - молодость, здоровье, деньги, хочу-чу-чу... Каждый из них думал о себе. И только эта пылающая в его руках девочка, только она одна думала о нем и пылала для него. - Она святая! - сказал он себе и воскликнул вспышками света: "Аллилуйя"... "Аллилуйя, аллилуйя, аллилу-и-йя"... Эти вспышки света и были окончанием духовной песни, ее финальными аккордами, в выстроенность которых слились и хористы, и юный дирижер, и сам он, На, и девочка...
       ...Он, то, свет - был светом, и для девочки он тоже был светом, но чем он был для них, думающих каждый о себе? Наверняка, тьмою...
      
       Оторвавшийся от девочки, он осмотрелся. Геба, видимо, предельно уставшая, сгорбилась на краю лавочки. И - более - никого. Видимо, все разбрелись по домам в ожидании чуда. Покрывающую истоптанную покрытую шелухой использованных презервативов землю засыпал снегопад. Девочка всё так же влюбленно смотрела на него, На. Ее одетое в фонарный свет тело снегопад огранял драгоценнейшим артефактом.
      - Тебе, наверное, холодно, - он прижал ее себе.
      - С тобой мне жарко.
      - Как тебя зовут?
      - Лада.
       И - ему стало обидно за то, что она назвала это имя: Лада. Когда должна была сказать: Дэла. Он поднялся наверх. Дэла с ИлЛи были всё там же, где он их оставил: на кухне. Дэла пила чай. ИлЛи мыл посуду.
      - Что ты доказал? - с горечью произнесла она. - Ты только меня ранил.
       Он сел рядом с ней.
      - Я понимаю, что тебя обидела. Я виновата. Извини.
       Она погладила его по голове. Когда же она случайно тронула голову Ана, тот вдруг вздрогнул всем своим существом, будто бы его ударило током.
      - Мне тоже нужно быть сдержаннее, - произнес На.
       Он вспомнил о той странной полоске у нее на шее. Она тоже подумала:
      - Это просто синяк. Посмотри.
       Наверное, это на самом деле был синяк.
      - Прости, - произнес он.
       Он на самом деле раскаивался. Не нужно было делать этого при ней.
      - А ты - трахнул весь город, - с уважением вдруг произнесла она. - Надо было собрать с них денег.
      - И что ты решила?
      - Снова ты о своем? Я... решила... Я пойду тебе навстречу. Выполню некоторые из твоих желаний... Она задумалась. ...- Скоро ты закончишь работу.
      - А еще? - спросил он. - Что о самом главном моём желании?
      - Еще? Мы уезжаем на море.
      - На море?
      - Конечно. Ты же хотел на море? Сейчас там лето.
      - Разве я хотел этого?
      - На море мы будем рядом друг с другом, - убеждающее произнесла она. - И потом, я тоже хочу отдохнуть. После этих своих бесплодных поисков.
      - Ну, если ты хочешь...
       Он сомневался.
      - И еще чуть позже я сделаю тебе еще один очень хороший подарок. Он тебе очень-очень понравится мой подарок. Очень-очень...
      
      
       ГЛАВА 10.
      
       В полдень следующего дня они уже были на море. На хотелось поехать с Дэлою вдвоем, но она решила взять ИлЛи с собой. Когда же они уже были на месте, На принялся настаивать на том, чтобы они оставили сумки в отеле и сразу же пошли на пляж. ИлЛи отель покидать отказался, сославшийся на головокружение после перелета.
       Когда он издалека увидел море... Он думал, что оно более величественное и самостоятельное что ли, а оно оказалось плоским зеленоватым отражением пасмурного неба, его второй створкой. А потом они с Дэлой пошли по пляжу. Ему хотелось посмотреть, как извивается берег.
      - Может, позагораем? - предложила Дэла. - Там, у деревьев, свободные шезлонги.
       Где она увидела те шезлонги? Пляж был переполнен людьми. И все эти люди были нормальными. Не сдвоенными. Продвигающийся с Дэлой вдоль берега мимо мужских и женских загорающих нормальных тел, На снова и снова ощущал свою ненормальность.
      - И долго мы будем идти? - спросила Дэла.
      - Вот странно, - ответил он.
      - Что странно?
      - На меня никто не обращает внимания.
      - Почему на тебя должны обращать внимание? Здесь каждый занят собой.
      - Я же знаменит.
      - Ты знаменит в Городе.
      - А я думал, что моя знаменитость на весь Мир.
       В принципе, его не волновало, насколько он знаменит. Его волновала идущая рядом любимая. Ну, может, несколько волновали и загорающие на пляже женщины. Он рассматривал их тела, оценивал варианты фигур, того, что составляло фигуры, лиц, красоты и уродства. И не было ни одной такой идеи и такого варианта, который бы он не вобрал бы в себя за те годы, что работал у Дэлы.
      - Если мы не остановимся, я умру от усталости, - жалобно произнесла она.
       Он стал и осмотрелся. На пляже было слишком уж тесно.
      - А давай возьмем катер?
       Они взяли напрокат катер и поплыли вдоль берега. Стоящему с Дэлою на корме, На было так здорово плыть с любимой куда-то вперед. Может, в их будущее счастье.
       - Ты обещала еще какой-то подарок, - проговорил он.
      - Я только предполагаю свой подарок.
       Она взяла его за руку. Какая же она милая, когда ласковая. Они плыли все дальше, держащиеся за руки. Брызги, долетающие снизу, от вспененной винтом воды, вполне могли символизировать любовь, рассеянную в мире. Он вдруг вспомнил вчерашний день, взгляд смотрящей на него обнаженной Лады.
      - А подарком может быть твоё лоно? - спросил он Дэлу, и, увидевший, что она не поняла, переспросил: - Твоё лоно может быть твоим подарком?
      - Вряд ли, - ответила она. - Для него еще не придумали упаковочной коробки.
      - Значит, этим твоим подарком будет свадьба? - предположил он.
       Она ничего не ответила.
      - Странная идея - свадьба, - задумался он вслух. - Идея и день, когда всё закончится.
      - Вообще-то в день свадьбы всё начинается, - ее крепкая рука почему-то его руку сжала.
      Они плыли все дальше. На, рассматривал людей, копошащихся на пляже, в выданный ему водителем катера бинокль.
      - Но ведь им только кажется, что они желают, - задумался он вслух. - На самом то деле желают Тот, Кто У Солнца и Тот, Кто В Пещере.
      - Даже если им только кажется, зачем им знать? - Дэла поняла. - Уж точно счастье в незнании.
      - А любовь? В незнании тоже?
       Он сам не знал, в незнании ли любовь? И - заснул.
      
       Он стоял под снегопадом у своего подъезда. Из остановившегося рядом фургона, на котором были изображены луна и солнце, вышла Дэла:
      - Я нашла тебе сердце.
       И правда. В фургоне было сердце. Огромное, может, размером с самого На, оно лежало среди опилок.
      - Это сердце слона, - довольно произнесла Дэла.
       Ему стало страшно там, во сне. И - страх несоизмеримо усилился, когда в следующее мгновение он увидел себя на операционном столе. В руке подошедшего к столу киселеобразного хирурга была ножовка, и той ножовкой хирург за несколько мгновений распилил их общее с Аном тело на две почему-то обескровленные половинки. А потом На - сверху - увидел, что родное его сердце осталось Ану, бережно зашитому и завернутому ассистентами хирурга в пеленки, такие, в которых заворачивают новорожденных. То же сердце, что Дэла привезла в фургоне, хирург всё пытался и пытался затолкать в его, На, осиротевшую грудную клетку...
      
      *
      
       Проснулся он на следующее утро в своём номере. За окном шел дождь. На тумбочке рядом с кроватью лежал оставленный Аном лист бумаги с изображенной на нём белолиственницей. Когда же На лист перевернул, с той стороны листа была нарисована бутылка с элем, на этикетке которой так и было написано: "Вчера и завтра".
      ... - Что хотел сказать Ан этим своим рисунком? - подумал На. - Белолиственница, думаю, означает то, что Ана тянет на водокачку к Иву... Бутылка же эля с той, вернее, с этой стороны (он снова перевернул лист) свидетельствует о том, что Ану очень хочется вместе с Ивом выпить... А есть еще грань листа... На всмотрелся в ту грань, но ничего не заметил. ...- Мысль же Ана, наверное, взгляд со всех трех сторон и ни с одной стороны?
       Весь день они провели в номере Дэлы. На с ИлЛи играли в шахматы (ИлЛи оказался очень хорошим игроком и выиграл у На шесть раз подряд). Дэла бросала стрелы с присосками в большое висящее в центре комнаты надувное сердце. Вечером они все трое пошли в бар. Впрочем, ИлЛи их вскоре покинул.
      - Вот энтузиаст, - произнесли Дэла, смотрящая ИлЛи вслед. - И здесь не может думать ни о чем, кроме работы.
      - Он пошел работать? - удивился На.
      - Я ему организовала небольшую "шабашку". Думаю, часа за два управится.
       Он подумал, насколько не хочется работать ему. Еще он подумал о том, что насчет свадьбы они ничего так и не решили. И, выпивший мартини, он спросил Дэлу о свадьбе.
      - Когда мы поженимся, у нас будет семья, - произнесла она.
      - Так мы все-таки поженимся? - радостно воскликнул он.
      - Разве все идет не к этому? - ответила она вопросом на вопрос.- Вполне возможно, что я даже захочу от тебя детей.
       Он не задумывался о детях.
      - Да. Я обязательно рожу тебе красивого нормального ребенка.
      - Нормального? Ты думаешь?
      - Уверена, что, если ты разделишься, наши дети будут нормальными.
      - Снова ты о разделении, - настроение у него вдруг испортилось. - Но ведь сердце-то ты не нашла.
      - Извини. Я забыла.
       Она замолчала.
      - Когда я был ребенком, я очень хотел учиться в школе, - ему вдруг захотелось это ей рассказать. - Но у мамы не было денег на школу. Однажды я нашел в куче мусора просроченный ранец. Мама его постирала, и я надевал его каждое утро, будто бы иду в школу, но сам шел разбирать всякую свежепривезенную просроченность.
      - У тебя было тяжелое детство, - проговорила она.
      - Может, и счастливое.
      - Если наша свадьба состоится, я куплю тебе в подарок большой дорогой ранец, - произнесла она. - Закажи, пожалуйста, еще бутылочку мартини.
       В тот вечер она сильно напилась. Он проводил ее, пошатывающуюся, к ее номеру. Когда же он попытался зайти за ней вслед, она демонстративно захлопнула дверь перед самым его носом.
       В тот вечер, тоскующий о Дэле, он сочинил это стихотворение. Сочинял долго, за столом, а потом, когда оно было готово, встал, открыл окно и, смотрящий в наполненную дождинками тьму, прочел его спящей в соседнем номере любимой:
      
      Я хочу показать тебе море
      Очень смело и очень нелепо,
      И, как прежде, любуясь волною,
      Быть с тобою смешным человеком.
      
      Я хочу посвятить тебе песню.
      Песню грусти. Немного простую.
      Эту песню сыграю на ветре.
      Ветре первых твоих поцелуев.
      
      И хочу уложить тебя рядом.
      И спасти тебя от ненастья.
      Мы с тобою всегда - как однажды...
      Я хочу подарить тебе счастье.
      
       Потом, так и не закрывший окно, он лег на кровать и всю ночь слушал дождь. ...- Эти капли, они ведь капают как на крышу, так и на море, - думал он, и был для него какой-то особенный смысл в том, что они капают как на море, так и на крышу.
      
      *
      
       Этот дождь шел всю неделю. Из разговоров в коридоре На услышал даже что-то насчет штормового предупреждения. Он, ИлЛи и Дэла то и дело ходили друг другу в гости из одного номера в другой: играли в шахматы, бросали стрелы - присоски в висящее сердце и говорили о всяких пустяках. Временами На казалось, что они с Дэлою уже будто муж и жена, намеренно мучающие друг друга некоей напускной целомудренностью. ... - Когда же мы дадим волю нашим чувствам? - находящийся рядом с нею, всё думал и думал он. - Я так устал ждать.
       Когда он оставался один, он беседовал с идеями - людьми. Его собеседниками были такие важные идеи, как Тот, Кто В Пещере и Тот, Кто У Солнца - два кактуса, которые выносила в центр комнаты его внутреннего "я" похожая на Полину служанка. Один кактус был темный, другой - светлый. Они сидели в горшках с подсветкой типа той, которой подсвечивают памятники на кладбище. На много от них узнал. То, что они когда-то были соединены спинами. А однажды их разделили. Он не мог понять: кто же осмелился разделить Того, Кто В Пещере с Тем, Кто У Солнца? И - еще - где у кактуса спина?
      
      *
      
       В этот первый за неделю солнечный день они пошли на пляж с утра. Все шезлонги уже были заняты.
      - Давайте пройдемся вдоль берега, - заныл На.
      - Уже ходили, - отрезала Дэла.
      - Ну, пожалуйста. В другую сторону.
       И они пошли в другую сторону. Дэла была очень красива в своем черном облегающем платье. ... - Такое платье должно подчеркивать белые волосы, - подумал На. - Но черное с черным гораздо контрастней. Наверное, потому, что так светло вокруг... ИлЛи напевал какую-то песенку. Самому же На было тяжело. Может, потому, что от их двойного с Аном веса он так проваливался в песок. Или тому были причиной поднимающиеся от песка испарения.
      - Одно хорошее место со свободным шезлонгом мы прошли, - заметила Дэла. - Но нам нужно хотя бы два шезлонга.
      - Думаешь, ИлЛи позагорает стоя? - На захотелось поддеть коллегу.
      - Мне обязательно нужен шезлонг, - тут же ответил ИлЛи. - А вот ты, когда сядешь, уже на своем братце и лежишь.
      - Ты правильно заметил: нам нужно четыре места. И для Ана тоже.
       В тот день на пляже было много женщин старых. На казалось, что он попал на какой-то странный праздник: день пожилых загорающих дам. ...- Наверное, - думал он, натыкающийся взглядом на обезображенные возрастом тела и лица, - старость и просроченность одно и то же? По крайней мере, насчет этих женщин данное утверждение казалось ему верным... И вдруг он почувствовал, что Ан схватился за сердце.
      - Посмотри, - остановившийся, он повернулся к Дэле спиной. - Что это Ан там делает?
      - Прижал руку к груди, - ответила она.
      - Мне кажется, у него болит сердце.
      - С чего ты взял?
      - Мне так кажется.
      - У тебя ведь не болит сердце?
      - Нет.
      - Значит, тебе на самом деле показалось.
       Он окончательно успокоился, когда Ан опустил руку и захрапел. Они прошли еще метров сто. Далее пляж перегораживала металлическая сетка с шлагбаумом у воды.
      - Вход по билетам, - прочла Дэла надпись у шлагбаума. - Что ж. Возможно, мы пришли куда нужно.
       Они купили билеты, прошли по ту сторону сетки. За клумбой им открылся рай. По крайней мере, у На рай ассоциировался именно с прогуливающимися по подобной местности голыми людьми. Их было здесь очень много, голых мужчин, и женщин, и детей. Старух здесь почти не было, но было очень много женщин молодых. Головы ИлЛи, пытающиеся рассмотреть всех красоток одновременно, асинхронно вертелись то вправо, то влево, и это создавало комический эффект.
       Их шезлонги были у самой воды.
      - Раздевайтесь, - улыбнулась Дэла.
       Первым разделся ИлЛи. На удивился крохотному ИлЛи мужскому достоинству: ... - И как ИлЛи работает? - подумал он. Затем ИлЛи помог ему, На, стянуть с себя балахон. Настала Дэлина очередь. Наконец-то он, На, увидит драгоценнейшую наготу любимой. Вот только Дэла раздеваться отказалась.
      - Ты же знаешь, что я не люблю быть как все, - таков был ее ответ на его недоумение. - Я тебе уже говорила.
       Он в глубине души на Дэлу разозлился. И, развалившийся в шезлонге, демонстративно на нее не смотрел, а всё свое внимание сосредоточил на загорающих неподалеку так знакомо раздвинувших ноги красотках. Дэла же истолковала данное его внимание по-своему:
      - Знаю, что у тебя на уме.
      - И что знаешь?
      - Ты жалеешь, что не работаешь. Что простаиваешь.
      - Какие глупости.
      - Меня не проведешь, - потянувшаяся к нему, она зачем-то больно ущипнула его за бок. - Ты хотел бы трахнуть все этих тёлок. Всех. Я помню твое желание.
      - Это было так давно, - произнес он. - Мне уже не хочется.
      - А кто недавно безобразничал под окнами? - лукаво спросила она. - Тебе и тогда не хотелось?
      - Я в любом случае уже не работаю, - произнес он раздраженно. - Я выпросил у тебя привилегию больше не работать. Хотя ты... Ты должна была запретить мне работать сама. Как своему жениху. Будущему своему мужу.
       - Хорошо. Я тебе запрещаю, - произнесла она подозрительно легко. Он встал, подошел к волнам. Ему не нравились эти волны. В той клочковатой мутной пене, которою они исходили, ему виделось что-то бесстыдное. Ему не нравилось это жгучее солнце. И он, раздраженный этими волнами и этим солнцем, он вдруг совершенно точно понял, что Дэла его не любит. Ну, конечно. Если бы она его любила, она бы смотрела бы на него, как смотрит на нее он. Она бы обмолвилась о своей любви. Она точно его не любит... Ему стало горько. И захотелось дождя.
      - Хочу дождя, - так и произнес он.
      - Ты сегодня странный, - она встала и подошла к нему.
      ...- Она меня не любит, - думал он. - В ней нет ко мне жажды. А я не являюсь для нее источником. Как мне стать для нее источником?
      - А ты не подумал, милый, о том, как мы будем жить после свадьбы? - Дэла продолжила уже закрытую было тему.
       Он не думал об этом. И не хотел думать. Она же ждала ответа.
      - Ты будешь заниматься массажом, - предположил он после молчания.- Как и раньше. У тебя прекрасно получается.
      - Ладно, - согласилась она. - А ты?
       Он не знал, что сказать. Волна вынесла к его ногам жестяную банку из-под пива. Он поднял банку, повертел в руках.
      - Я поняла: будешь копаться в кучах мусора и приносить домой бутылки с вонючим элем, - язвительно произнесла Дэла.
      - Добрый старый эль вовсе не вонючий... Его раздражение нарастало. - И потом... Я могу пойти работать в булочную...
       Они оба вернулись к своим шезлонгами, легли.
      - Что это у тебя такая кислая физиономия? - спросил его молча слушающий их с Дэлой разговор ИлЛи.
      - Солнце жжется, - На накрыл лицо принесенной им с собою газетой. Отгородившийся от Солнца, он пытался справиться с жжением, которое нарастало изнутри него. ...- Чем они будут жить после свадьбы? А нужна ли свадьба, если Дэла его не любит?..
       И здесь он услышал здоровающийся такой знакомый голос. ...- Си? - вспомнил он. Точно. Си подходила к ним. Раздевшаяся, видимо, еще при входе на пляж.
      - Давайте я вас познакомлю, - поднявшийся, произнес На. - Это...
      - Мы очень даже знакомы, - произнесла Дэла.
      - Мы более, чем знакомы, - произнесла Си.
       На не желал смотреть на Си, но это сочетание в одном существе женского и мужского начал... Оно притягивало взгляд.
      - Мы - родственники, - продолжила Си. - Стоящая передо мной особа - моя тётя.
      - Двоюродная тётя, - уточнила Дэла.
       Это море за Си. Казалось, оно кишело золотыми рыбками.
      - Да и ваш лакей, - Си указала на ИлЛи, у которого закрылись глаза на обеих головах сразу, - ваш лакей какой-то там четвероюродный братец с отшиба.
       На, изумленный, перевел взгляд на ИлЛи, а потом на Дэлу, показавшуюся ему вдруг черною дверью.
      - Кстати, - Си подошла к На и присела на краешек шезлонга. - Угадайте: что я купила в киоске у аэродрома? Впрочем, всё равно не угадаете.
       Она вытащила из сумочки диск в синем конвертике.
      - Покажи, - приподнялся На. - Это - музыка?
      - Конечно, музыка, - загадочно произнесла Си. - И какая!
       На взял у нее конвертик с диском, посмотрел. На конвертике был изображен он сам, лучезарно улыбающийся и с расстегнутой ширинкой, из которой струилось коряво изображенное похожее на раскрывшийся стручок фасоли сияние.
      - Это стоны твоих клиенток, - пояснила Си. - Продавщица в киоске меня убеждала, что диск заряжен чудом. Кстати, я послушала. Ты и сам там иногда так славно похрюкиваешь.
       Он перевел взгляд на Дэлу. Ему показалось, она побледнела.
      - Я же просил этого не делать.
      - Ты говорил, что это будет мешать, - объяснила ему Дэла. - Ты не знал, и тебе не мешало. И потом, это ж не видео.
       Он вытащил из конвертика диск. Отразившееся в диске солнце. Почему оно такое тусклое, и - синего цвета? И откуда этот - внутри синевы - вопросительный знак? На подумал, и этот знак вдруг оказался внутри него самого, окрасивший мысли странным синим жжением. На стало страшно, что этот вопросительный знак заполнит всё его существо, разбухнет настолько, что станет им, На. Им самим. Нужно было что-то делать. Хотя бы встать. Он попытался встать, но вопросительный знак спутал его движения. Си, заподозрившая неладное, поднялась и сделала шаг к нему. Милая Си. Он взял ее за руку. Как же она естественна этою своею сдвоенностью. Желтый свет с той стороны дороги, и зеленый со стороны этой. Два листа на прорастающем в небо дереве. ...- Сдвоенность это награда?... Так говорил Ив. Попытавшийся встать еще раз, На не смог снова. А у вопросительного знака внутри него уже отросли голова и лапы. Да это же тот самый ящер! Он, На, уже однажды убежал от этого ящера. Бежать снова? Но - куда? Ведь у каждого из людей на пляже (поднявший глаза, На увидел это) была та же голова ящера. Или же это были поднимающиеся над грязью пузыри? Си, потянувшая его за руку, помогла ему подняться. Они с Си стояли напротив друг друга, две одиноких сдвоенных светлых идеи среди поднимающихся над грязью пузырей. А - Дэла? Он повернулся к любимой. Она протянула ему руку. И, когда он увидел эту руку (это была покрытая чешуею лапа), его стали бить судороги.
      
       Возможно, это было и сном. На знал, что они с братом спят оба. Судороги же снаружи сна трясли их лежащее на шезлонге тело. Внутри же сна была безмятежность...
      
       ГЛАВА 11.
      
       Проснулся он дома на ложе. Рядом сидела Дэла. Увидевшая, что он смотрит на нее, она улыбнулась:
      - Ну, наконец-то.
      - Сколько я спал?
      - Вы оба спали неделю. Я ждала... Я так устала.
      - Ты ждала, пока я проснусь? - у него потеплело на душе.
      - Да. Я очень ждала, что проснешься именно ты.
       Он хлопнула в ладоши. ИлЛи торжественно внес в кабинет стеклянный сосуд. В светло-зеленой жидкости плавал предмет, в котором На сразу же узнал сердце. ИлЛи поставил сосуд с сердцем на тумбочку рядом с Траппом и вышел.
      - Вот тебе мой подарок, - торжественно произнесла она.
      - Ты... уже подарила мне два подарка, - произнес он.
      - Вот именно, - произнесла она. - Будем готовиться к свадьбе.
      - Уже?
      - А что нам теперь мешает? Вот разделитесь с Аном, и мы тут же с тобой поженимся.
       Ему обязательно нужно было это спросить. И он - спросил:
      - Ты меня любишь? Скажи.
      - Что за странный вопрос? - удивилась она.
      - Мне очень нужно это знать. Если не любишь, я уже не хочу нашей свадьбы.
      - Не хочешь?
      - Нет.
      - Конечно, люблю. Милый мой дурачок.
       Она коснулась рукою его волос. Она уже не в первый раз так делала. Но сейчас это было приятно особенно.
      - И еще, - произнес он. - Я хочу, чтобы вначале была свадьба.
      - Не поняла.
      - Ну, вначале мы с тобой поженимся. А потом уже всё остальное.
      - Ты сегодня особенно капризный.
      - У меня до сих пор в голове горячо.
      - Как скажешь, - согласилась она. - Пусть это будет тебе еще одним моим подарком. Завтра же мы зарегистрируемся. Отпразднуем Новый Год. И...
      - Завтра - Новый Год? - удивился он.
      - Именно так. А потом, послезавтра, мы с тобой поедем к врачу.
      - Не слишком ли быстро? - На смотрел на сердце как зачарованный.
      - Ты же сам торопил нашу свадьбу.
       Кто-то позвонил в дверь. Видимо, открыла Полина. Раздались голоса зашедших в прихожую мужчин. Дэла еще раз улыбнулась На и оставила его. Он же, поднявшийся, подошел к чуть приоткрытой двери в комнату, посмотрел в щелку. В прихожей стояли двое полицейских. Они с Дэлой о чем-то разговаривали, затем На увидел, что Дэла передает полицейским деньги, много денег. Он вернулся к ложу. Вскоре, видимо, выпроводившая незваных гостей, вернулась и Дэла. Она ничего не говорила о полиции, и он сделал вид, что не знает.
      - Тебе нужно привести себя в порядок, - произнесла она по-деловому. - К тебе на сегодня записано шестеро.
      - Я ведь уже не работаю, - удивился он.
      - Эти записаны заранее, - объяснила она. - Отработай как положено.
       Она подошла к сосуду с сердцем, видимо, намеревающаяся унести его с собой.
      - Оставь, - попросил он.
      
      *
      
       Клиенток еще не было. Видимо, они были записаны на более позднее время. Бродящий по дому, он все возвращался в кабинет, где стоял сосуд с сердцем. Он смотрел на это сердце, вовсе не такое огромное, как сердце слона, которое он видел во сне. Это было нормальное небольшое человеческое сердце. Он решил спросить о сердце у двух говорящих кактусов. Только вот в ответ на его предложение пообщаться в комнате его внутреннего "я" так никто и не появился. Он решил вызвать философствование. Только и мужчина-философствование в большой шляпе с вырезанной треугольной дырой в центре шляпы также не откликнулся на его призыв. Когда же На заглянул в полумрак комнаты своего внутреннего "я", он увидел, что все идеи, которыми он жил, лежали на полу недвижимыми. ... - Они умерли, - понял На. - Наверное, это естественно и для идей. Когда заканчивается на них лимит, они умирают... Жаль. А девочка из зеленых чистых водяных струй? Ее не было там, на полу комнаты. Она наверняка была жива. Ну, да. Ведь Дэла только что сказала ему, что любит. Он обратился к Траппу.
      - Дэла сказала, что меня любит. Ты - слышал?
       Трапп ответил, что слышал. Значит, утверждал, что не слышал вовсе. Но ведь Дэла сказала ему, На, о любви именно здесь, в кабинете? Не желающий больше разгадывать глупые богомоловы загадки, На подошел к окну. Проспект Мима наполняла такая идея, как промороженность. В сквере на лавочке сидела Геба. ...А Лада? - подумал он с некоторым сожалением. - Лады нет. Всё же она ко мне остыла. А говорила, что будет со мною вечно. Надеюсь, она сейчас именно с тем мальчиком, которого я ей пожелал... (Он не хотел верить словам Дэлы о том, что Лада работает проституткой в сауне). Отошедший от окна, он сел на ложе. И вдруг так пожалел об исчезнувшей в пламени книге философа Ю. ...- Что это я в преддверии дня своей свадьбы жалею о таких посторонних вещах?... - спросил он себя. Из приемной донеслись звуки женских голосов. Он почему-то на цыпочках подошел к двери в приёмную, заглянул. Раздевающиеся там женщины тут же заулыбались, и ему показалось, что они улыбаются лонами. Все их улыбки сложились в ожерелье из лон, снятое с шеи приказавшего долго жить сладострастия.
       И он отработал этот последний свой рабочий день. Еще раз убедившийся а том, что отпущенный ему лимит закончился сразу на всё. Может, осталось немного лимита на идею женского устройства...
      
      ...А что осталось для любимой? - думал он, работающий над клиенткой последней. - Ему должно было быть страшно от того, что для любимой, возможно, ничего уже не осталось, но, похоже, закончился лимит и на страх... А еще он смотрел на лежащее на тумбочке сердце... - Какое же оно несчастное, - думал он о сердце, старающийся не отвлекаться на назойливые взвизги клиентки. - Несчастное и одинокое. Может, когда его пересадят Ану, оно перестанет быть одиноким? А я? Останусь одинок навсегда... И, задумавшийся, он направил в эту последнюю свою клиентку свет настолько малый и тусклый, что, ему показалось, света этого и не было вовсе...
       "Вот как кончится мир: не взрыв, но всхлип".
      
       Полина по-быстрому выпроводила исходящую благодарностями даму. Присевший на ложе, На с облегчением выдохнул: "Всё". Однако, ведущая из приёмной дверь отворилась снова, и в кабинет зашла Си.
      - Думал увидеть свою зазнобу? - язвительно произнесла она навстречу вопрошающему его взгляду. - Я только что встретила ее у ювелирного магазина.
      - Как ты сюда прошла? - На хотел удивиться, но у него не получилось.
      - Ваша Полина весьма падка на наличные, - Си присела на краешек ложа. - Что-то у тебя перед свадьбой неважное настроение.
      - Так хочется дождя, - проговорил он. - Раньше я умел вызывать дождь внутри себя. А сейчас.. Наверное дождь как идея тоже приказал отдать концы. Впрочем, есть же еще стихотворение:
      
      Дождик гуляет по крышам,
      Гладит их ржавые грани,
      Шарит в тускнеющих нишах
      Дождик моих окраин...
      
      - Ты наверняка сам сочинил это стихотворение, - удивилась Си. А он - в ответ - продекламировал дальше:
      
      Но однажды, тебя увидев однажды,
      Но когда-нибудь, вспомнив, что мы любили,
      На миг оборвавшись, сердце покажет
      Кардиограмму ливня и шпилей.
      
      - Кстати, это что за явление? - спросила Си, смотрящая на сосуд с сердцем. Спросила так, будто только что заметила, но он-то видел, что она заметила как только вошла.
      - Это мое сердце, - горько вздохнул На.
      - Твое сердце в твоем стихотворении, - произнесла Си. - Меж ливнем и шпилями. А это - чужое.
      - Вполне возможно, что это сердце Ана, - предположил он. - Вообще-то Дэла уверяет, что моё сердце останется со мной.
      - Значит, оно - его? - Си всмотрелась лицо Ана. - Спит как ягненок... Кстати, ты знаешь, что у твоей зазнобы, она же моя двоюродная тётя, уже был муж?
      - Она не говорила. И - почему - был?
      - Что- то произошло.
      - Не темни. Произошло - что?
      - То, что происходит с самцами богомолов в первую брачную ночь.
      - Я так устал, - проговорил он, не желающий думать о том, что же происходит с самцами богомолов в первую брачную ночь. Си же подошла к тумбочке и взяла в руки сосуд. Сердце в груди На забилось часто-часто. Впрочем, Си тут же вернула сосуд на место.
      - И где твоя зазноба его взяла?
      - Думаю, в морге.
       Они еще поговорили. В зале зазвонил телефон, и На вышел ответить какому-то там знакомому Дэлы о том, что Дэлы нет. Когда же он вернулся в кабинет, Си там уже не было. Как не было и стоящего на тумбочке сосуда с сердцем.
       Он как можно быстрее сбежал на Проспект Мима. Куда Си пошла? Ему нужно было обязательно ее догнать. И тут он погрузился в сон.
      
       Этот его сон был предельно чутким. Он слышал, как Ан, двинувшийся, извинился перед каким-то, скорее всего случайно задетым, прохожим, слышал звуки проезжающих мимо машин, голоса, скрип закрывшихся дверей троллейбуса. А затем Ан произнес слово "сердце". ... - Значит, брат знает про сердце, - обрадовался На. - Сейчас он найдет Си и попросит ее вернуть сосуд с сердцем назад... По отдающимся эхом шагам Ана он определил, что тот зашел в подворотню. А затем Ана вдруг ударили в живот. На передалась эта боль брата. Ана же били снова и снова: по голове, рукам, несколько ударов пришлось в низ живота. Отбивающийся, Ан и сам мощно попал кулаком в кого-то заскулившего (На почудилось, что он услышал голос ИлЛи, но это только почудилось). А потом Ан побежал. Наверное, он забежал в подъезд и стал подниматься наверх. Те же люди преследовали его (На слышал их голоса). Он же, На, в своем сне вдруг очутился внутри некоего видения. Но и находящийся внутри своего видения, он продолжал отчетливо осознавать: что делается с Аном в реальности.
       Там, в своём видении, он оказался среди облаков, своими очертаниями напоминающих свалку. Облако в центре было похоже на белолиственницу. А затем он услышал голос Того, Кто У Солнца:
      - Наверное, ты пришел пожелать мне счастья, мой дорогой На?
      - Да, о Тот, Кто У Солнца, - с благоговением ответил На там, в своем видении. - Я желаю тебе счастья!
       В реальности Ан по обжигающей руки холодом металлической лестнице поднимался к чердаку.
      - Нет, ли, Тот, Кто У Солнца, у тебя для меня бокала добраго стараго эля?
       Люк чердака не открывался. Ан, вернувшийся на площадку верхнего этажа, стал спускаться к своим преследователям.
      - Добрый старый эль? - добродушно спросил Тот, кто У Солнца. - Для тебя - сколько угодно... На увидел, как высунувшаяся из ближайшего облака рука протягивает ему полный бокал. Он взял бокал, поднес к губам...
       Ан рванулся куда-то вперед и вниз, видимо пытаясь пробиться сквозь стену не пускающих его людей. Его остановили. Ласковое жжение от выпитого На эля совпало с сильнейшим полученным Аном ударом. Этот удар был в грудь. Ана били и били. ... - Почему ты оставил нас, Тот, Кто У Солнца? - воскликнул На там, в своем видении. Тот, Кто У Солнца молчал. И тогда На испытал ярость. И еще желание вступиться за брата. Те же люди в реальности вдруг перестали бить Ана, наверное, ушли, а Ан спустился на Проспект Мима (На определил это по раздающимся сочувственным людским возгласам). И какая-то женщина его обняла...
      
       Он проснулся на лавочке рядом с Гебой. Это она обнимала их с Аном. Обнимала двоих. Он попробовал встать. Его тело было ему послушным. А Ан? Спинка лавочки, к которой был прислонен Ан, была в крови. Рядом же с Гебой с другой стороны На увидел сосуд с сердцем. Зеленоватая жидкость уже становилась льдом.
      - Мне оставили его на хранение, - прошамкала старуха. - А оно... Наверное, оно испортилось.
      
      *
      
       Ану вызвали врача. Переломов не было. Но, как сказал врач, помяли Ана здорово. Укладывающийся на ночь На всё старался уложить избитого брата получше. Ему было жалко брата. И не только потому, что его так избили. ... - Когда мы разделимся, он будет всю оставшуюся свою жизнь спать в палате какой-нибудь клиники, - размышлял он в ожидании утра. - И кто позаботится о нём, когда он будет спать? Кто будет показывать ему мир? Разве он заслужил это, мой брат? Дэла говорит, что он - испорченный. Но я-то знаю, что он - хороший. Если бы я посмотрел в его глаза, я бы наверняка убедился, что он хороший. Когда мы разделимся, я в первую очередь посмотрю ему в глаза. Когда разделимся... А если сердце не подойдёт?
       Он встал с рассветом. В ванной, стоя перед зеркалом, он всмотрелся в лицо брата. Синяк под глазом и разбитые губы. Могло быть и хуже. Побрившийся, он прошел в кабинет. Трапп смотрел на него.
      - Вот и день свадьбы, - сказал он Траппу. - Я - дождался.
       Трапп поздравил его со свадьбой. Значит, не поздравлял.
      - Вредина ты, - высказал На ухмыляющейся и, потому, предельно серьезной богомоловой голове. - И Дэла вредина тоже. Я предложил ей перенести свадьбу. Немного подождать, пока Ан не выздоровеет Почему она не прислушалась к моим словам?
       Он подошел к окну. Утро вместило свое набухшее светом русло в заснеженное русло Проспекта Мима. Женщины вместили свои движущиеся тела в Тело Города. Эти женщины... Они шли вовсе не к нему, На. Вот странно. Получается, они вполне могут обойтись без его чуда. А казалось... Еще вчера... И Гебы нет. Наверное, ей, как и той девочке, Ладе, тоже надоело сидеть под окнами. ... - Всё кончается, - подумал он. - Но и начинается тоже. Начинается свадьба. Новая жизнь с любимой. Но где же радость? Он еще раз взглянул на опустевшую лавочку с такою высокою спинкой. А затем он ощутил на себе взгляд Траппа.
      - Все ли в порядке с сердцем? - спросил он голову богомола, подошедший к ней почти вплотную. - Геба сказала, что оно испортилось.
       Трапп категорически не согласился со словами Гебы. Значит, согласился наверняка.
      - А еще скажи о сердце, - попросил он Траппа, не знающий: о чем еще спрашивать. - Скажи еще хоть что-нибудь.
       То, что сказал ему Трапп, ошеломило его. Но ведь та Траппова правда о сердце правдой быть никак не могла. Он позвал Полину, и та помогла ему одеться в приготовленный к свадьбе балахон.
       Дэла за завтраком была в настроении.
      - Всё складывается как нельзя лучше.
      - Да, - ответил он. - А что с сердцем?
      - С сердцем всё в порядке.
      - Я беспокоюсь.
       Она хлопнула в ладоши, и ИлЛи занес в кухню сосуд. Взвешенное посреди мутноватой зеленой жидкости, сердце было похоже на красную глину.
      - Мне кажется, это не то сердце, - засомневался На. - То было явно побольше.
      - Это именно то сердце.
       - А оно - годное? - На с тревогой всмотрелся в сосуд.
      - Конечно годное, - уверенно произнесла она. - Мы же его отогрели.
       На еще хотел спросить Дэлу о словах Траппа, но не решался.
      - Кстати, - недобро улыбнулась она, - я упекла свою любимую племянницу в психушку. Пусть её подлечат. Думаю, что это всё же он.
       Ему стало жалко Си. Как и Ана.
      - Кстати, ночью Ан чуть не проснулся.
      - Незачем ему просыпаться, - произнесла Дэла. - Он слишком ослаб.
       После завтрака ИлЛи спустился за машиной. Дэла пошла к себе. На же включил телевизор. Передача называлась "Античудо", и главным действующим лицом той передачи, лицом, пусть и отсутствующим, был он сам. Страшные женщины с покрытыми язвами лицами наперебой рассказывали о том, как получили от него, На, чудо, и как это чудо принесло им несчастье. Его чудо называли болезнью. И произошло то самое чудо, как утверждали бывшие его клиентки, в один день. Позавчера.
      - Вот ты и знаешь, - негромко произнесла подошедшая к нему Дэла.
      - Не верю.
      - Я тоже вначале не поверила.
       Он вспомнил приходящую вчера полицию.
      - С этим я всё уладила, - ответила она на его вопрос. - Мы же не давали гарантий. Они шли к тебе за чудом на свой страх и риск. Кстати... Чтобы замять дело, пришлось снять с твоего счета энную сумму.
      - А много денег у меня на счете? - спросил он
       Она не ответила. Сели они в машину как обычно: она впереди, он на заднем сиденье. ИлЛи направился к машине сопровождения. В руках у ИлЛи была сумка. ... - Сердце, - понял На. Они тронулись. Проспект Мима готовился к встрече Нового Года. ...- Когда-то, помню, весной, я шел вот здесь же и говорил себе: я хочу вобрать в себя все идеи всех женщин Проспекта, - вспомнил На. - Как же это было давно... А потом Ив сказал мне о лимите. Мол, На, какой на тебя лимит? Милый Ив... А еще раньше... Мы жили с Ивом на свалке. Пили добрый старый эль. Копались в просроченных вещах... Как же это было здорово! А потом я встретил любимую... И был так счастлив оттого, что ее встретил... Но где же счастье? Отчего мне сейчас так плохо, когда всё так хорошо? Наверное, оттого, что за мной подсматривает этот жуткий ящер в чешуе из синих вопросительных знаков. Я его не вижу, но он - рядом. Наверное, хочет узнать: что же осталось у меня внутри? А - внутри - что? Наша общая с Аном спина? Чужое в мутной зеленоватой жидкости сердце? Холод? Тьма?.. А где же любовь? Жива ли она?.. Раньше, когда он задавал себе такой вопрос, ему становилось страшно за любовь. Сейчас же ему было всё равно. И это доказывало, что любовь умерла.
      - О чем задумался? - она повернулась и посмотрела на него.
      - Как ты считаешь, есть такая идея - желание колыбели? - спросил он.
      - Наверное, есть.
      - Я никогда не встречал такую идею.
      - Захотел в люлечку?
       Он поднял на нее глаза. Она такая холодная. Жесты, слова, взгляд. Она его не любит. И он ее - тоже. Так зачем же он женится? Потому, что обещал? Дал слово? Да. Он человек слова, и сдержит своё обещание. Но сейчас...
      - Стой, - крикнул он шоферу.
      - Тебе плохо? - встревожилась Дэла.
       Он вышел из машины, подошел к ближайшему ларьку.
      - Мне бутылочку добраго стараго эля с нашей свалки.
       Продавщица в недоумении посмотрела на него.
      - Бутылку пива. Самого крепкого.
       Пьющий пиво у киоска перед магазинной витриной (эта была та самая витрина, у которой он остановился тогда, когда он первый раз шел от Дэлы), он услышал позади себя рокот. Он обернулся. Перед ним стояли женщины с уродливыми покрытыми язвами лицами, много женщин, уже толпа. ... - Урод, - выкрикивали они. - Ты что с нами сделал, урод?.. Подоспевшие охранники пробились с ним сквозь толпу к машине. ... - Сколько же Дэла наняла охраны? - попробовал удивиться уже сидящий на заднем сиденье На. Внутри же него та толпа, что он оставил у витрины с висящим на цепи розовым сердцем, всё так же кричала: "Урод"... Зачем ты нас погубил?
      - Ты еще более популярная личность, чем я думала, - произнесла Дэла. - Я горжусь тем, что у меня такой муж.
       Когда они зашли в Городской Дворец Бракосочетаний, его сразу смутила фальшивая улыбка на лице той женщины-регистратора, которая должна была оформить их документы.
      - Прежде чем подписать свадебный договор, вы должны внимательно с ним ознакомиться, - она протянула по копии договора ему и Дэле. А он вдруг вспомнил эту женщину-регистратора. Она тоже была его клиенткой. ...- Интересно: какое она получила "античудо"? - подумал он и взялся за ручку.
      - Прочтите, - еще раз сказала женщина-регистратор, перестав улыбаться. Затем она обратилась к На: - Вам нужно знать, что по условиям договора вы обязуетесь завтра лечь на операционный стол.
       И всё равно он не будет он читать тот договор. Он прикоснулся ручкой к тому месту на бумаге, где он должен поставить подпись. И здесь его потянуло в сон. Он еще мог успеть подписать договор, тело еще слушалось его, но он, заметивший, как побледнела Дэла, не стал этого делать. ... - Пусть решает Ан... Я-то знаю, что он ничего не подпишет...
      
       Там, во сне, он увидел беседку и лежащего в гробе Ива. Вернее, Ив парил над гробом как некая весьма просроченная начинка развалившегося гамбургера.
      - Я на самом деле умираю, - произнес он, увидевший На.
      - Брось...
       На, увидевший лежащий на полу беседки корень королевского лотоса, поднял его и сунул Иву в руку. Ив покачнулся, и На понял, насколько же тот невесом.
      - Ты заметил: часть идей уже покинула меня.
      - Я и не знал, что идеи имеют такой вес, - удивился На там, во сне.
      - Вот как кончится мир: не взрыв, но всхлип, - сказал Ив. - Я, пожалуй, всхлипну в последний раз.
      - Если ты не возражаешь, я всхлипну вместе с тобой, - поддержал его На.
      - Я осознаю, что всхлип и есть возвращение к пузырям, - горько проговорил Ив. - Всё или очень просто, или очень сложно. Но вот что плохо... Задумавшись о пузырях, я, представляешь, испугался смерти.
      -Ты же сам говорил, что смерть - хорошая смелая идея, - попытался ободрить его На. - И - потому, что она - идея, ты - будешь, и будешь идти.
      - Я очень не уверен, что буду - я, и буду идти. Я очень-очень сомневаюсь...
       Ив вдруг расплакался и распался на идеи. На видел, как оставшиеся и самые дорогие идеи отлетают от Ива: и дыхание, и чувства, и жизнь, и впервые услышанный в младенчестве голос матери, - всё-всё, что было связано с миром, и было самим миром. Радужными линиями, темными и светлыми, идеи унеслись от Ива, и осталась лишь грязь. ... - Идеи сам - человек - нет, - понял На, подошел к гробу и зачем-то заглянул внутрь. Там, плавали рыбки: черная и золотистая...
      
       Он проснулся, когда женщина-регистратор уже поздравляла его с бракосочетанием. Он взял у нее из рук свадебный договор, посмотрел. Там стояла подпись Ана.
      - Да, твой братик подписался за тебя, - довольно произнесла Дэла.
      - И зачем ему было подписывать?
      - Я ему сказала, что ты так мечтал об этой свадьбе. Ведь так и было на самом деле? Да, милый?
       И он ответил ей "да". Ему было всё равно, что отвечать, и хотелось домой. Когда же они, заехавшие по пути в какие-то нужные Дэле салоны и магазины, наконец-то поехали домой, он обрадовался. Держащий в руках свой свадебный подарок: новенький подаренный Дэлой ранец, он думал о том, что Ан, сам того не зная, подписался и под разделением тоже. Проспект же был полон бывшими его клиентками.
      - И откуда они узнали, что ты поедешь здесь и именно в этой машине? - с некоторой тревогой проговорила Дэла. Он же всматривался в обезображенные "античудом" женские лица. Брызжащие ненавистью. Лопающиеся злобой. Ему стало страшно. И еще он знал, что ему нужно попросить прощения. А еще, для того, чтобы избавится от страха, представить, что этих лиц нет. Машина затормозила у светофора. Приоткрывший окно, высунувшийся, На хотел крикнуть: "простите", но крикнул - громко: "ва-ас не-ет" . И - камень, брошенный в него кусок промерзшей грязи, попал ему в плечо. Дэла тут же распорядилась закрыть окно.
      
       ГЛАВА 12.
      
       К их приезду Полина накрыла в кабинете праздничный стол. ИлЛи с Полиной прислуживали. На с Дэлой, как и подобает новобрачным, сидели во главе стола. Рядом с Дэлой на стуле стоял сосуд с сердцем. ИлЛи разлил по бокалам шампанское.
      - Вначале мы проводим год старый, - Дэла подняла свой бокал. - Поскольку в старом году мы еще не были мужем и женой, мы проводим мое время до замужества, ну, и твоё, милый, холостяцкое время.
       Они выпили. Трапп смотрел на них. На вдруг вспомнилось, что сказал ему Трапп о сердце. И он спросил Дэлу о том, что сказал ему Трапп.
      - Да, это правда, - ответила она. - Это сердце той шлюшки, что торчала под окнами.
      - Лады?
      - Именно. А откуда это тебе известно?
       Теперь, знающий, чьё это сердце, он не мог оторвать от него глаз.
      - Мне сказал Трапп, - наконец произнес он.
      - Она бросилась под колеса проезжающей мимо машины, - объяснила она. - А у меня как раз был заказ на сердце.
      - Когда это произошло?
      - Тогда, когда мы были на море.
      - Ей сказали, что я умер?
      - Ты знаешь и это? - проговорила она, а потом спохватилась: - Да никто ей ничего такого и не говорил.
      - Это тоже я узнал от Траппа.
      - Да кто он такой, этот твой Трапп? - повысила голос она. - Кстати, ты же на самом деле чуть не умер. Мы тебя вытащили, считай, с того света.
      - Еще Трапп, сказал, что она попала под колеса фургона, на борту которого нарисованы луна и солнце.
      - Это уж точно бред, - разозлилась Дэла. - Хватит. В новогоднюю ночь надо думать только о хорошем.
      - О чём именно?
       Она задумалась:
      - О будущем счастье. Надо выполнять заветные желания друг друга... Вот я, например, желаю тебе, чтобы твоё плохое настроение сменилось на хорошее. Выполни, пожалуйста, моё желание.
      - Хорошо, - произнес он. - А ты можешь выполнить какое-нибудь желание моё?
      - Конечно.
       Он подумал, что самое главное его желание это, наверняка, отмена завтрашнего разделения. Это желание было неосуществимо. А еще он хотел бы, чтобы идеи - люди исполнили на сцене театра разочарования какую-нибудь оптимистичную пьесу. Но все они были мертвы.
      - А можно пригласить за наш стол кого-нибудь еще? - робко попросил он.
      - Твоё желание такое? - удивилась она. - Конечно, можно. Ты хочешь, чтобы кто-то еще был свидетелем нашего торжества? Может, ИлЛи?
      - Нет. ИлЛи не хочу.
      - Или пригласим Полину?
      - Полину не хочу тоже.
       Он встал, подошел к окну. Он не ожидал внизу увидеть Гебу, но она сидела там, на своей лавочке с высокой спинкой. ... - Она всё еще любит меня, - на сердце у На потеплело. - И вовсе ее не испугала эта паника об "античуде". Может, это самое "античудо" - ложь... Геба же смотрела почему-то не на его окна, как обычно, а куда-то назад, может, на ту самую спинку.
      - Давай позовём ее.
       Дэла поняла.
      - Ту старуху? Хорошо. Иди.
       Он спустился. Еще подходя к Гебе, по тому неестественному положению, в котором она находилась, он понял, что она мертва. Наверное, замерзла. Поспешно поднявшийся, он сказал Дэле.
      - Замерзла? - равнодушно ответила она. - Сама виновата. Незачем торчать целыми днями на таком морозе.
       Они ели в молчании.
      - Нужно позвонить в больницу - сказал он.- Пусть ее заберут.
      - Не стоит, - ответила Дэла. - Думаю, здесь ей лучше всего.
       Ан вдруг прижал руку к груди.
      - О чем задумался, милый? - ласково произнесла Дэла.
      - Я подумал о том, что Геба, может, умерла от "античуда"?
      - Не забывай себе голову всяким дерьмом, - неожиданно жестко ответила она. - Тебе не всё равно, отчего она умерла?
      - Я вот что подумал: а не поспешили ли мы жениться?
       Наконец-то он решился произнести то, что хотел произнести.
      - Что значит поспешили?
      - Ну... Я боюсь за тебя. А вдруг и тебя... Вдруг, и ты заболеешь этим самым "античудом"?
       Он мысленно выругал себя за трусость.
      - Ценю твою осторожность, - произнесла она.
      - Значит, мы поспешили?
      - Не парься, - ответила она. - Мы будем предохраняться. Кстати... Пора уже...
      - А могу я попросить еще один подарок? - перебил он ее.
      - Времени мало, - ответила она. - Но - проси.
      - Я хочу чтобы Си была свидетельницей нашего торжества.
      - Моя сумасшедшая племянница? Ни в коем случае.
      - Ну, пожалуйста.
      - Ей место в психушке.
      - Я за нее поручусь, - принялся он уговаривать Дэлу. - Я ручаюсь, что она будет хорошо себя вести.
       Дэла неожиданно для него согласилась. Вскоре после ее звонка санитары завели в кабинет Си. На ней была смирительная рубашка.
      - Жених пригласил тебя на наше торжество, - произнесла Дэла весьма язвительно. - Наслаждайся праздником и следи за языком.
      - Я ее развяжу, - поднялся На, но Дэла его остановила.
      - Не нужно.
      - Почему?
      - Я ей не доверяю.
      - А как она будет есть?
      - ИлЛи ее покормит.
      - В дурдоме меня научили манерам, - произнесла Си. - Вы, кстати... Видали?
      - Что? - спросил На.
      - Бабуля под окнами приказала долго жить.
      - В этот праздничный вечер мы говорим только о праздничном, - заметила Дэла, обращаясь к Си. - В мире столько зла. Мы собираемся оставить его в уходящем году.
       - И это правильно, - произнесла Си и обратилась к подошедшему ИлЛи. - Покорми меня, пожалуйста, этой куриной котлеткой.
       Некоторое время присутствующие наблюдали за тем, как ИлЛи кормит Си.
      - А теперь вытри мне рот, - сказала Си ИлЛи. - Вот так. А выпить мне дадут?
      - Какой я невнимательный, - На потянулся за шампанским. - Или тебе водочки?
      - А если по бокалу добраго стараго эля? - спросила Си.
      - За тем элем, которым меня угощал Ив, нужно идти к нам на свалку, - мечтательно произнес На.
      - Ну, тогда - водочки, - выбрала Си. ИлЛи поднес ей водки, а На дал закусить соленым огурчиком.
       - Все-таки хороший у тебя жених, - произнесла захмелевшая Си, обращаясь к Дэле. - Вот только почему те, кто хорошо к нему относится, дохнут как мухи? Старуха, девчонка... Они хорошо к нему относились, и обе мертвы.
      - Еще умер Ив, - добавил На. - Впрочем, здесь не может быть никакой связи со мной.
      - Еще тебя любит брат, - продолжила Си. - Значит, и он скоро умрёт.
      - Зачем ты болтаешь лишнее? - крикнула Дэла.
      - Для торжества, - проговорила Си, и перевела взгляд на подошедшего ИлЛи. - Мне вот того фаршированного перца. И стопочку.
      - Празднуйте здесь без нас, - Дэла встала. - А моему супругу пора уже исполнить свой супружеский долг.
       Он думал, что она поведет его к себе в спальню. Она повела его в кабинет. Трапп видел, как она раздевается, и ему, На, казалось, что она хотела, чтобы то, как она раздевается, видел Трапп. Он же, На... Он так долго ждал этого момента. Он должен был быть взволнован. Но ему было всё равно. Она раздевалась точно так же, как и тысячи бывших его клиенток. Он столько раз видел то, как она раздевается. И ее нагота... Он столько раз видел такую вот просроченную наготу... Внутри той наготы находились просроченный ее живот в дряблых складках, просроченная сквозящая в безнадежность грудь... Почему он так разочарован? Наверное, потому, что он невольно сравнивал наготу Дэлы с совершенной наготою девочки из зеленых чистых водяных струй. Может, две эти наготы были соединены спинами? Что ж.. Ему нужно было выполнить свои супружеские обязанности. Он повел ее к ложу.
      - Погоди, - остановила она его, уже приступившего к работе (ему почему-то показалось, что это работа).
      - Да?
      - Я забыла загадать чудо.
      - Ты хочешь чуда?
      - Конечно.
      - И какое же чудо ты хочешь?
      
       То, чудо, которое она пожелала... Это было запрещенное чудо из того списка, что дала ему женщина - мэр. Ладно. Он принялся ласкать ее просроченное тело. Только вот идеи от Дэлы не проникали в него. Да на что же он надеялся? Ведь идеи лежали недвижимыми в комнате его внутреннего "я". Он коснулся ее лона. Может, его пронзит ее идея женского устройства? Если бы эта идея его пронзила, этого было бы достаточно для того, чтобы он смог исполнить свой супружеский долг. Нет. Ничего не получилось. Может, потому, что он помнил о заказанном ею чуде? Он не знал. Ему было безмерно одиноко с женой. И тогда он увидел внутри себя мертвую Гебу, сидящую там, на лавочке с высокой спинкою, на которой было вырезано углубление в форме сердца, увидел Ладу, бросившуюся из-за под колеса фургона, на котором были изображены луна и солнце... Они боролись за любовь. И не сдались. И тогда он вспомнил о спящем за спиной Ане. ... - Си сказала, что брат меня любит. И я люблю брата. Я не позволю, чтобы с братом произошло плохое. Я буду бороться за брата, как боролись за меня Лада и Геба. Я должен что-то сделать... Я смогу...
      - Ты так и не смог, - в глазах поднявшейся с ложа Дэлы он увидел ярость. - А я уже загадала желание.
      - И зачем тебе становиться богомолом? - спросил он о ее чуде.
       Ему показалось, что она отгрызет ему голову.
      - Ты слишком любопытен.
      - Тогда еще вопрос (ему хотелось это знать): твои родственники все сдвоены. Я хотел бы узнать: как сдвоена ты?
      - Показать? - улыбнулась она.
       И она показала ему свою сдвоенность. Предельно На ужаснувшую. Ужаснувшее предельную. А затем часы в кабинете пробили полночь. Словно кто-то двенадцать раз изошел плевками праздника в предельную пустоту...
      
      - Вставай, - услышал он голос Дэлы. - Пойдем праздновать дальше.
       Они вернулись к столу. Си что-то жевала. ИлЛи не было. Видимо, Си весьма его измучила своими просьбами.
      - Что-то не вижу радости, - язвительно произнесла Си.
      - Я предоставила ему то, что он должен получить по договору, - сказала Дэла. - Теперь он должен выполнить свои обязательства.
       Трапп смотрел на происходящее.
      - А ты? - спросил На Траппа. - Ты хотел бы стать богомолом?
       Трапп ответил, что хочет стать богомолом. Значит, он наверняка желал стать человеком. И - тогда - На, почему-то вдохновленный именно этим ответом Траппа, смотрящий Дэле в глаза, твердо произнес:
       - Я не буду делать операцию.
      - У нас договор, - так же твердо произнесла, видимо, ожидающая этих его слов, Дэла.
      - Мне, пожалуйста, еще водочки, - пьяненько произнесла Си. ИлЛи устало потянулся за бутылкой.
      - Я отказываюсь разделяться братом., - жестко произнес На.
       Наверное, она подала ИлЛи какой-то знак. Тот сзади притянул На веревкою к стулу, а Полина, открывшая сосуд с сердцем (по кабинету тут распространился запах гнили), налила полный стакан мутной зеленой жидкости. На рванулся к сосуду с сердцем, рванулся так мощно, что ИлЛи не смог его удержать. Но и сам он, На, не смог рассчитать своих сил, навалился на стол, почти его опрокинул, и - сосуд с сердцем, стоящий на краю стола, через мгновенье был на полу.
      - А вы - озорники, - пьяно проговорила Си.
      - Он не хотел оставлять сердце среди стекол. Пусть оно уже было и негодное. Это же было сердце Лады. Он двинулся было к разбившемуся сосуду, но ИлЛи снова его схватил за правую руку, а за левую схватила Полина. Они вдвоем держали его, а Дэла подошла к нему с налитою Полиной в стакан жидкостью. Он ничего не мог понять. Жена решила его отравить? Зачем? Наверное, была причина. И он, вдруг уставший бороться, вспомнивший, что он когда-то любил эту женщину, позволил ей влить в себя находящуюся в стакане обжигающе-обессиливающую гибельную горечь.
      - А кто мне нальет водочки? - вдруг послышался голос Си. - Ему дали выпить, а мне - нет. А я ведь женщина тайна. Ну, пожалуйста.
       ИлЛи остался держать его, обмякшего, уже смирившегося с тем, что через несколько минут он умрет. Полина налила стопку водки и подошла к Си. Через мгновенье Си, легко разорвавшая свои путы, так ударом отбросила Полину к стене, что та осталась лежать недвижимой. На не мог и подозревать, что Си обладает такой страшной силой. ИлЛи подбежавший к Си, получил такой удар, что, держащийся за живот, выбежал, очевидно за подмогой. На же, чувствующий, как его покидают силы, силы, бесстрастно наблюдал, как Си подходит уже к нему, как пытается поднять его со стула, как Дэла подходит к Си сзади с ножом, а та вдруг оборачивается, и нож оказывается у Дэлы в шее... Как Дэла падает на пол, а Си выскакивает из комнаты, и откуда-то совсем уже издалека доносятся наводящие ужас крики ИлЛи... Тяжело свалившийся со стула, он закрыл глаза. Что еще осталось из чувств? Благодарность к Си за то, что она хотела ему помочь. А затем комнату его внутреннего "я" покинули и благодарность, и дыхание... А смерть зашла. В одной руке у смерти был веник, в другой - ключ. Быстро вымела воспоминания, закрыла комнату со всхлипом (На не мог и предположить, что его внутреннее закрывается с таким всхлипом ) и заперла ее на ключ. А потом не стало и ключа.
      
       ЭПИЛОГ.
      
       Он стоял на поляне из прозрачного оргстекла. Сверху лете-
      ли капли. Он чувствовал эти капли и одновременно знал о них,
      и это свидетельствовало о том, что он продолжает существо-
      вать, что идея: он - сам - человек - есть. А еще он ощущал в
      своей руке руку брата. Да. Ан стоял рядом. Он повернулся к
      брату. Он смог так повернуться потому, что они с Аном были
      разделены. ... - Именно потому, что я отказался разделиться
      братом, я разделился с ним, - подумал он. - Потому, что я раз-
      делился с братом, я снова соединился с ним. Быть сдвоенным
      в разделении, разделенным в сдвоенности. Сдвоенным и раз-
      деленным одновременно, и вовсе не разделенным и не сдвоен-
      ным. Вот он, принцип Раб Чар Руна применительно к нашему
      устройству. Наша награда...
      А затем его кто-то окликнул. Он знал, что оборачиваться
      не принято, но обернулся и увидел смотрящую на него Дэлу.
      Ее искаженное гримасой ненависти лицо показалось ему пу-
      зырём, одним из тех, что лопались там, внизу. А еще На знал,
      чего Дэла на самом деле от него хотела, и это было ужасно.
      Он снова повернулся к Ану и подумал: - Какой у Ана чистый
      светлый взгляд... Возможно, Ан подумал о нём тоже самое.
      Держащиеся за руки, братья пошли к двум сияющим впе-
      реди пещерам. Меж пещерами в высоких креслах сидели два
      карлика. Один из карликов был очень похож на Ива. В руке у
      него был бокал. На вдруг вспомнил о добром старом эле. Но
      ведь эти падающие с неба капли... Они и были добрым ста-
      рым элем. На коленях второго карлика (На догадался, что это
      был Философ Ю) лежала книга. На так обрадовался, что книга
      Философа Ю не сгорела. Правда, она воняла и здесь. Впрочем,
      это было неважно. Ив и Философ Ю играли в шахматы. Они
      были настолько заняты партией, что не обращали на братьев
      никакого внимания.
      На с Аном направились к одной из пещер, левой. Зашедшие
      в ту пещеру, они стали напротив широко перекатывающейся
      вздутиями и впадинами плоскости синевы. В центре же той
      синевы, внутри некоей овальной поголубевшей рамки вдруг
      возникли очертания старухи с изогнутою назад спиной. По-
      сохом из звезд старуха указывала вверх на большие буквы,
      проступившие там, где должно было быть небо. ... Вчера и
      завтра, - с удивлением прочел На. Наверное, это и была фор-
      мулировка Раб Чар Руна касательно вечности... Зашедшие
      же в пещеру правую, братья увидели пронизанный светлым
      ливнем простор с белолиственницей в центре, такой большой,
      что каждая ее ветвь сама могла быть огромным деревом. Под
      ливнем у белолиственницы в центре окаймленной кустарни-
      ком поляны резвились идеи - люди. На показалось, что они
      балуются, как маленькие дети. Заметившие приблизившихся
      к ним братьев, они тут же принялись водить хоровод. На за-
      метил в том хороводе трех нагих сестер: любовь, надежду и
      веру, причем любовь, держащаяся за руку с надеждой, другою
      своею рукой была связана с самою смертью. ... - Ив говорил,
      что смерть - загадка, - подумал На. - Почему же мне показа-
      лось, что она - разгадка? Наверное, здесь я приближаюсь к
      еще одному толкованию Раб Чар Руна...
      Братья вернулись к играющим в шахматы. Ящер в чешуе
      из синих вопросительных знаков, разлегшийся у ног Филосо-
      фа Ю, внимательно посмотрел на них своим непостижимым
      взглядом. На вдруг захотелось того ящера погладить. Захоте-
      лось? Значит, его вовсе не покинуло желание? Или это же-
      лание было каким-то совсем другим желанием?.. Оставивший
      философствование на потом, На взглянул на доску. Это была
      странная доска. В самой глубине (это был третий план, но не
      дно) плавали две рыбки: черная и золотистая. Второй план
      был самою Землею. На первом же плане выстроились идеи,
      которые здесь и были шахматными фигурами. И, поскольку в
      той партии принимали участие все три плана и ни один из них,
      она не могла закончиться никогда. ... - Наверное, это и есть
      принцип Раб Чар Руна применительно к устройству мирозда-
      ния, - подумал На... - Но ведь есть еще мой взгляд со сторо-
      ны... И, всматривающемуся в план второй, в саму Землю, ему
      вдруг стало бесконечно жаль расставаться с ненасытнейшим
      земным бегом человеческого дыхания, с драгоценнейшей зем-
      ною жадностью человеческих чувств...
      - Иди, - вдруг произнес не отрывающий взгляда от шахмат
      Ив. - Идите же.
      А затем Ив поднял голову, посмотрел на братьев (его лицо
      показалось На самим символом просроченности) и улыбнулся.
      На улыбнулся Иву в ответ, и они с Аном пошли... в пещеру -
      какую? Это было неважно. Ведь, куда бы они не двинулись, их ждала изнанка вечности, выворачивающаяся ею самою.
  • Оставить комментарий
  • © Copyright Шимко Леонид Леонидович (moy-bereg@mail.ru)
  • Обновлено: 03/04/2012. 297k. Статистика.
  • Роман: Проза
    •  Ваша оценка:
    Связаться с программистом сайта.