ДЕНЬ У МОРЯ
Я сегодня ночью чуть не умер. Мне снился удивительный сон, там были отец, мать и даже бабушка. Это был сон и не сон. Всё было, как наяву. Мне было так больно, и я был счастлив. Мы даже о чём-то говорили, но без слов. Они тоже были счастливы, я это видел, даже нет, чувствовал... и это не то. Была необыкновенная радость... радость встречи. А потом я понял, ещё чуть-чуть и не смогу с ними расстаться. А ведь в другом мире Лиза, дети, как они без меня?! И я заставил себя проснуться. Всё лицо моё было в слезах, и я даже, кажется, вскрикнул. Но Лиза не проснулась. Сердце щемило, кровь толчками неслась к вискам, распирая голову. Я понял, мой черёд ещё не пришел... В предрассветной мгле я видел нашу убогую комнатёнку, на самом деле, обычную большую коробку, обшитую изнутри коричневой фанерой. Вернее, что она коричневая я знал, а видеть не мог. Всё было серым. Я положил Лизин валидол под язык. Сердце меня почти никогда не беспокоит. Тьфу, тьфу! Чтоб не сглазить! Вот суставы, радикулит - это, действительно, моё... Но голова продолжала болеть. Потом стало немного полегче, и я спустился в радиоузел, который про себя по привычке называю радиорубкой.
Ровно в шесть пятьдесят пять включил побудку, песню очень известного певца негритянского происхождения, кажется, из Бразилии. Сейчас, правда, он живёт во Франции. Видимо, там получше. Всё это мне рассказал один мальчик из нашего лагеря, студент. Певца зовут Эштон или Эптон, вроде так, точно не запомнил. Он поёт резким, гортанным голосом, с энтузиазмом выкрикивая отдельные слова, и одновременно страшно громко стучит в барабан. Возможно, колотит кто-то другой, но я почему-то уверен, что это делает он. Сначала мне даже нравилось, как он поёт. Теперь же эта песня вызывает у меня просто физическое недомогание, и меня начинает мутить... Да, да, иногда я с трудом сдерживаю рвоту. В этом сезоне я включал её уже семьдесят один раз. Это число имеет для меня особый смысл, потому что таков мой возраст. Мне останется завести её ещё сорок пять раз. Прямо, настоящий дембельский календарь. Вот это число имеет для меня уже совершенно иной смысл. Оно будет уменьшаться. И через сорок пять дней, - во всяком случае, я на это сильно надеюсь, заведу эту песню в последний раз. Теперь во время побудки я надеваю наушники и слушаю какие-нибудь новости по "Маяку". Ровно в семь я включаю запись своего собственного голоса на полную мощность, и он гром ко, раскатисто и довольно-таки нагло несётся из динамиков по всей территории: "В спортивно-молодёжном лагере "Волна" объявляется подъём! Через тридцать минут построение!" Каждый раз удивляюсь, какой неприятный скрипучий и, я бы даже сказал, властный у меня голос...
Лиза в это время уже заканчивает влажную уборку телеверанды и лестницы и немного спустя приступает к радиорубке. За это ей положено семьдесят рублей, я же получаю сто в месяц плюс мы оба - льготное питание. Перед отъездом я разговаривал с Михаилом Марковичем, и он сказал, что страшно мне завидует. Ему приходится каждое лето снимать с книжки пятьсот рублей и давать их сыну на дачу. "Представляешь, пятьсот рублей?!" - при этом он с комическим ужасом округлил глаза. Забавный все-таки ста рик... А тут, мол, все у моря, бесплатно, и ещё можно подработать к пенсии! Мне кажется, проснись он пару раз в нашей коробке, похожей на большой фанерный гроб, с болью в сердце, его оптимизм бы значительно поубавился... А может быть, и нет... С годами сильно привязываешься к одному месту, привычным вещам, людям, обстоятельствам и начинаешь панически бояться перемен. Видимо, привычки имеют свои привычки... окостеневать вместе с нашим скелетом...
И вот именно после побудки, прошедшей, слава богу, нормально, что-то случилось с усилителем. Ничего особенного в этом не было. Любая аппаратура, даже самая надежная, и та ломается. До обеда, когда надо передавать основные лагерные новости, оставалось еще часов пять. Да и усилитель я знаю досконально. Испугался я потом, но об этом позже...
Мы с Лизой позавтракали. Наташа с детьми идут в столовую после нас: жаль их так рано будить. Кстати готовят здесь весьма и весьма прилично, повара из ресторана "Север", да и воруют мясо только на шашлыки, которые устраивают вечерами в Ореховой роще. Администрация смотрит на это сквозь пальцы, и сама иногда принимает участие в этих мероприятиях. К таким местам, как наш лагерь, их называют теперь хлебными, в силу каких-то непреложных законов бытия прилипает масса пренеприятных людей. И вот со всеми этими людьми я в прекрасных отношениях. Мне иногда кажется, что я столько не улыбался за всю свою довольно продолжительную предшествующую жизнь. Когда при встрече я улыбаюсь какой-нибудь Клавдии Ивановне, то ловлю себя на мысли, что ничем не отличаюсь от настоящей проститутки. И мне становится премерзко, что на старости лет я превратился в заядлого лицемера.
Последнее время я пытаюсь представить себе, как выглядели окружающие меня люди, когда были детьми. Это не очень умная игра и нельзя сказать, что я ею очень увлечен, но иногда развлекает, заставляя напрягать воображение. Хотя возможно это уже какие-то старческие причуды... Впрочем, та же Клавдия Ивановна необычайно ласкова и нежна с двумя своими сыновьями, здоровенными оболтусами, которым лишь бы вкусно поесть, попить да затащить в кусты какую-нибудь девицу. На складе у неё всегда порядок, и в столовой она весьма умело ловит студентов, лезущих без очереди. Усы в такие моменты придают ей очень мужественный и молодцеватый вид...
В еде я не прихотлив, а Лиза, бедняга, страдает: ей надо соблюдать диету из-за печени. После обслуживающего персонала пошли на приём пищи студенты. Я же направился к себе в рубку устранять неисправность. По дороге мне встретился начальник лагеря. Неплохой, на мой взгляд, человек, ещё довольно молодой, энергичный, с чёрной бородкой и усами, но поведения, прямо скажем, совершенно нелепого. Иногда мне даже кажется, что у него не все дома. То он ходит по лагерю мрачный, строгий, чрезвычайно озабоченный, хмурит лоб, говорит сдержанно и сухо, носит, не смотря на жару, длинные брюки и пиджак, то вдруг надевает майку, трусы и закатывается с компанией в Ореховую рощу на шашлыки. А потом снова длинные брюки, пиджак и всё остальное... Мы перекинулись с ним парой ничего не значащих фраз. Он спросил меня, как дела. Я ответил, что всё нормально, но есть небольшая неприятность с усилителем, к обеду надеюсь её устранить.
Я стал возиться с усилителем. Прошёл час, второй... и вдруг я понял, что не могу найти неисправность! Всё вроде бы нормально, а не работает. Почти всю жизнь я занимаюсь радиотехникой. Помню свой первый детекторный приёмник, мы тогда жили на даче... А сколько отремонтировал всего и не сосчитать. Правда, иногда случается, что всё понятно, просто, а не поймешь, в чём дело. Но это довольно редко бывает... Часто, человек и не приступил к какому-то делу, а уже ясно - всё пойдёт у него гладко и легко, а иногда - наоборот. Существует предрасположенность человека к делу и обязательно дела к человеку. Другого оно и не подпустит... Когда я первый раз открыл усилитель, возникло какое-то нехорошее предчувствие, а потом понял: да, так и есть. Я и режимы померял и всё прозвонил наивнимательнейшим образом, а не работает! Ушла электрическая жизнь. И транзисторы, и другие детали - всё образовало какую-то неприступную крепость...
Прошло три часа. И вот тут-то я запаниковал. И как раз мимо окна прошёл Спасатель. Мне показалось, что он усмехнулся, как бы говоря: "Ну, что, допрыгались?! А ведь я предупреждал! За версту видно - не по зубам ему эта работёнка! Да, и понятно, возраст-то какой!.." Странно, почему-то мы испытываем такую неприязнь друг к другу. Ведь делить, казалось бы нечего... Ещё не так давно я был очень силен, а теперь... Лиза несколько раз обеспокоенно заглядывала ко мне в каморку, и я, как мог, её успокаивал. Пару раз забегали Серёженька с Танюшкой, уговаривали поиграть в карты и также быстро убегали. Я ещё немного потыкал концами тестера в схему. Потом плюнул на всё, закрыл радиоузел и прилёг в тени, за домом. Ко мне подсел Паша, наш лучший повар, совершенно спившийся, всё и всех презирающий. Не без ехидства он поведал, как Айвенго, так он прозвал Спасателя, учит своего отпрыска на пляже боксу и разным приёмчикам, что чача на базаре - совершенннейшая отрава и попросил у меня рубль. Взяв рубль, посоветовал пойти с ним опрокинуть стаканчик, не брать в голову, и вообще пусть они все провалятся в одно место, и он неопределённо махнул рукой на лагерь. На самом деле он выразился более точно. Потом пришла Наташка. Поинтересовалась моим самочувствием, сообщила, что вода изумительная и снова отправилась на пляж. Она растолстела и вообще выглядит дурно. После развода совсем перестала за собой следить. Я ищу в ней свои черты, невольно сравниваю её с Лизой. В свои шестьдесят пять Лиза гораздо более подтянута, да и лицо у неё более значительно и красиво, несмотря на морщины. Я злюсь на Наташку ещё, видимо, и потому, что не разойдись она с мужем, нам с Лизой наверно не пришлось бы жариться в этом чёртовом пекле. Наташка с детьми здесь последнюю смену, ребятам надо в школу. На их место приедут Зоя Алексеевна с мужем. Каждый сотрудник лагеря имеет право устроить одного своего родственника. Таков порядок. А Зоя Алексеевна - прекраснейший человек, отличный врач, уже столько лет мучается с Лизой. Поэтому мы рады хоть как-то отблагодарить её.
Невдалеке о чём-то беседовали Спасатель и начальник лагеря. Я представил, как Спасатель грубовато и одновременно почтительно, но не заискивая, очень серьезно объясняет начальнику, что надо перебрать подвесной мотор и тогда хоть завтра можно будет идти на рыбалку. Или что-нибудь в таком же духе. Но смысл один: "Настоящие мужики всегда могут понять друг друга". Потом полуобнаженная атлетическая фигура Спасателя отделилась от одетого во всё черное начальника и удалилась, косолапо перебирая мускулистыми ногами. Начальник подошёл ко мне и протянул листок с объявлениями. Я, как можно спокойнее, объяснил ему, что передать всё можно будет только после отдыха, вышел из строя дефицитный транзистор, обещали дать после обеда в "Строителе". Это соседний лагерь строительного института. Начальник недовольно поморщился и напомнил, что вечером наша очередь устраивать танцы. Это я знал и без него... Дело в том, что четыре раза в неделю организуются танцы. Событие важности чрезвычайной. Они проходят на огромной бетонной площадке недалеко от пляжа и там собирается молодежь, человек пятьсот, а может, и больше, со всех близлежащих лагерей. Очень внушительное зрелище. И сегодня, как раз наша очередь обеспечивать музыкальное сопровождение. Обычно в каждом заезде находятся ребята очень сведущие в современной музыке. Они и составляют программу. А я лишь отвечаю за техническую часть вечера.
Я решил пройтись до Ореховой рощи, а затем снова заняться усилителем. Камешки скользили из-под ног и скатывались в горную речушку. Потом пошли колючие заросли... Возможно, Спасатель метит на моё место какого-нибудь своего дружка, а может, просто старости боится, ему наверно лет сорок пять, не меньше... Пожалуй, последний сезон я в этом лагере. Егор ушёл на пенсию, и у начальства наверняка уже кто-то есть на примете... Я дошел до Ореховой рощи. Все поляны были усеяны следами шашлычных пиршеств, но, подняв глаза от земли, удивляешься могучим ореховым деревьям. От них исходит необыкновенный покой. Посидел немного на огромном корне. Подумал, если где и придётся уходить в иной мир, то хотелось бы вот так, но увидел кострища, объедки, мусор и уходить здесь расхотелось.
Вернулся к себе. Зашла встревоженная Лиза звать на обед. Немного успокоил её, но есть не пошёл, не хотелось. Включил вентилятор, решил немного почитать... Снова взглянул на усилитель. Все переживания вдруг показались мне довольно забавными. Ну, сломался, ну, не удастся передать несколько никому не нужных сообщений. В конце концов можно пойти в другой лагерь и договориться, чтобы сегодня они транслировали танцы. И вообще множество детей не ездят ни на какой юг, а проводят время в пионерских лагерях. В крайнем случае месяц могут и в городе посидеть. Можно ходить с ними в парк или ездить за город наконец! Как этот усилитель вдруг подчинил меня?! Просто уму непостижимо! Обычное "железо"! Сами же его и придумали! Взял прибор и снова стал кропотливо проверять схему. Захотелось курить... Правильно говорит Михаил Маркович, в нашем возрасте уже ничего не вредно. Зря бросил курить... Вот только Лиза расстроится, если снова начну. И так переживает за меня страшно... Кажется, нашёл, в чём дело!.. И как попала туда эта проклятая соринка?! Чтоб её... Вот уж действительно, век живи, век учись...
Выполз на воздух, присел на крыльцо. Солнце зашло. Стало прохладней. Лиза подошла: "А я и не сомневалась. У тебя же такой опыт... Пойди поешь. Я там всё приготовила". Немного молча постояла и ушла. Я передал сообщения. Пришли студенты, принесли программу вечера, кого за кем крутить. Ещё раз всё уточнил, чтобы не перепутать и даже пометил кассеты. Для ребят это очень важно. Пошёл на базар, выпил там стакан скверного вина. Собственно, это и не базар, просто несколько человек торгуют вином и фруктами. Целый день не ел, поэтому сильно ударило в голову... В нашем лагере царят спорт и любовные игры. Одна девушка мне кого-то напоминает... Из прошлого. Теперь девушки ходят без лифчиков. Лизу это шокирует. У каждого времени свои причуды. Пусть ходят, как хотят. Я симпатизирую этой девице. Она никак не найдет себе подходящего кавалера. Возможно, чуть умней, чем нужно и это отпугивает окружающих самцов.
Наступило время вечернего пира. Я пошёл в рубку и включил первую кассету. Для разогрева, как объяснили мне ребята-составители. Немного подремал. На телеверанде солидная публика принялась за вечерний просмотр. Повторяли какой-то многосерийный фильм. Сменил кассету и пошел на танцы. Очень внушительное зрелище. То опускается, то поднимается разгоряченное море го лов... Трудно всё это понять, а может и не нужно. "Опять старик крутит музыку, - услышал обрывок фразы. - Слышишь, какой подбор!" Меня это нисколько не задело. Ведь программу составлял не я. Просто мы на разных полюсах. Главное быть терпимыми друг к другу...
Пошёл к себе, немного посмотрел телевизор, почитал. Объявил окончание танцев. Дал отбой по лагерю. Спать не хотелось. Пошёл к морю. Темно. Облака. Моря не видно. Появились ночные купальщики. Смех, визг. Присел на гальку. Море рядом, гигантское и спокойное. В будке Спасателя зажёгся свет. В окне появились он и девушка, которой я симпатизирую. Мне почему-то стало крайне неприятно. Хотя какое мне до всего этого дело... Снова попытался рассмотреть море, горы. Их тоже не было видно. В домике Спасателя что-то произошло, и девушка выбежала, хлопнув дверью. Ну, и ладно... Появилась луна. Еле встал, затекли ноги. Если в следующий раз предложат, пожалуй, снова поедем... Нет, не стоит загадывать... Неожиданно набежала волна... Не торопясь, побрёл домой.
(C)