Скандал между супругами Хлоповыми произошел сразу же после вечерней программы "Время", в которой информировалось о состоявшемся в Санкт-Петербурге саммите большой двадцатки. И этот скандал был абсолютно лишним, поскольку именно сегодня супруги намеревались пораньше отправиться в спальню, чтобы уделить друг другу интимное внимание. И по этому случаю они даже пропустили по рюмашечке коньяку, чтобы основательно подогреть свои горделивые чувства к родному хлебосольному Питеру, принявшему в свои объятья столь высоких гостей.
Ложку дегтя в романтический семейный ужин, как всегда, подбросила супруга.
-А все-таки, Алик, ты поступил сегодня, как порядочная свинья, - ни с того, ни с сего проворковала Хлопова. - И говорил по-идиотски, и вел себя скотски. - Последние слова она произнесла явно агрессивно. И от вспыхнувших эмоций чуть не уронила на супруга чайную посуду на серебряном подносе.
-Это о чем ты? - ополоумел Хлопов, сообразивши сразу же, что предстоящий вечер теперь уже пойдет явно не по регламенту.
-О том, голубчик, что не по делу ты кинул сегодня своего прораба, - ответствовала супруга, все еще держа поднос в руках на опасном для Хлопова расстоянии.
-Душенька, да откуда ты взяла, что я его уже кинул? - Хлопов слегка отстранился от подноса. - Просто я сделал ему ряд замечаний насчет маленьких, но существенных недоделок. В конце концов, он должен сдать свою работу в полном и абсолютном порядке.
-Ой, Алик, ты уж мне-то не пой свои фантазии с вариациями! - Жена поставила, наконец, поднос на столик. - Как будто я тебя не знаю. И все твои темные мыслишки мне не ведомы. Да ты последние дни извелся весь, как парафин. А все потому, что спишь и во сне видишь, как бы этого человека объегорить и кинуть к чертовой матери. Ну, что? Разве я не права?
-Ну, знаешь, душенька, - вскипел Хлопов, - в конце концов, за свои деньги я имею права требовать то, что считаю для меня нужным!
-Ага! Вот ты и раскололся! - обрадовалась жена. - Я-то с самого начала знала, что ты обязательно на финише выкинешь какую-нибудь подлость. И вот она, пожалуйста!
-Дура! - обиделся Хлопов. - Для тебя же стараюсь, черт возьми! Или не тебе в этом доме жить?
-Да уж стараешься! Только зачем же по- свински стараться-то? Ты б со стороны посмотрел на себя, как ты себя вел. Позорище! Тьфу! - брезгливо плюнула Хлопова в сторону мужа.
-Ну, и как я себя вел?
-Как последний идиот и базарная баба. А вот этот прораб, между прочим, вел себя очень даже прилично. И в отличие от тебя не матерился, как сапожник, а разговаривал с тобой культурно.
-Потому что я хозяин. И со мною нельзя, как с рабочими, - авторитетно заявил Хлопов
- С рабочими он тоже по-человечески разговаривает, - заметила жена. - А с тобою, кстати, можно разговаривать только по-скотски. У тебя же в мозгу только мат сидит и всякая мерзость, которая ниже пояса. А все потому, что и мозги твои в заднице обосновались.
-Ну, ты! Потише на поворотах! - угрожающе заявил Хлопов. Но этот его тон только подлил масла в боевое настроение супруги.
-А то что? - уставила жена руки в боки. Этот жест не предвещал ничего хорошего для Хлопова. Потому что, по большому счету, он слегка побаивался супруги. У нее тот еще характер.
-Ну, чего ты взъерепенилась, ей-богу? - примирительно спросил он.
-А то, что смотреть на тебя противно, когда ты ведешь себя, как последняя сявка, - ответила жена. - И мелочишься из-за каждого рубля. Общаешься со своими отморозками, по которым зона давно уже соскучилась, и набираешься у них всякой гадости.
-Да какой гадости, дуся? - устало спросил Хлопов.
-А той, что они грабят народ и гребут бабки лопатой, а друг друга удавить готовы за копейку. И ты туда же. Ты ведь отчего сегодня ругань-то учинил этому строителю? - жена угрожающе придвинулась к Хлопову. - Да оттого, что бабок тебе жалко стало, а не из-за брака, которого ты вынюхивал по всем углам, как собака.
-Да! Жалко! - совсем по-бабски взвизгнул Хлопов. - Потому что эти бабки я своим горбом заработал!
-Ой-ой-ой! Скажи лучше, что не горбом, а задницей, которой ты виляешь перед своими высокопоставленными бандитами, - ехидно парировала жена.
-Да ты, вообще-то, имеешь представление, сколько бабок я уже засандалил в этот дом?! - не на шутку вскипел Хлопов. - И столько же еще надо отваливать. Я, что, по-твоему, их рисую?
-Не-а! Отбираешь у детей и пенсионеров, - ответила жена.
-Да тебе-то какое дело? Ты захотела загородный дом? Я тебе его построил. Иди, и живи в нем! - крикнул Хлопов.
-Не пойду я в этот дом, если не рассчитаешься по-людски со строителями. Там же тараканы всякие разведутся от твоего подлого расчета. Тебе все по барабану: одной грязи больше или меньше. А меня эти тараканы в гроб загонят.
-Слушай, что ты мелешь? - изумился Хлопов. - Какие тараканы, какая грязь? Это же новый дом. Абсолютно новый!
-Господи! Хлопов, ко всему прочему ты еще и туп, как баран! - рассердилась жена. - Объясняю, как особо одаренному: дом, полученный мошенническим образом, не может быть благополучным. Все! Ты надоел мне. Я не желаю с тобой разговаривать, пока ты не расплатишься с людьми полностью!
С этими словами жена отчалила в спальню и, хлопнув дверью, закрыла ее на ключ. Интимная идиллия растворилась в ночном мраке.
"Вот зараза! Змея подколодная на моей груди! - мысленно заключил Хлопов. - И надо же было ей именно сегодня затеять этот скандал! Ну, чего ей еще не хватает в этой жизни? И дом - полная чаша, и сама живет, как королева". Хлопов вздохнул тяжело, взял пульт и принялся переключать каналы в телевизоре. "Черт знает что показывают! - подумал раздраженно. - Везде одно и то же: менты, бандиты и головорезы".
Хлопов тут же вспомнил, как супруга назвала бандитами бизнесменов, в кругу которых он сам вращался. "Разумеется, бандиты, - согласился он. - К сожалению, большой бизнес невозможен без большого криминала. Но эти бандиты усадили меня в депутатское кресло. И они, действительно, платят мне за мое лояльное отношение к ним. Но разве сам я кого-нибудь обижаю?" При этой мысли Хлопов мучительно сморщился. Он вынужден был признаться себе, что сам-то лично, конечно, не обижал кого-либо, но интересы криминальных структур лоббировал. И не раз. И направленные в защиту простых граждан законы вместе со своими однопартийцами проваливал. Права, стало быть, жена. Какого черта она вмешивается в его дела? Жила бы себе спокойно и радовалась благами цивилизации, которые он ей доставил на блюдечке с голубой каемочкой. Так нет же, еще что-то и трепыхается? Да кто она сама такая?!
Жена Хлопова работала в оркестре Мариинки. Играла на дудке какой-то: кларнет, что ли, а может, свирель или флейта? Хрен его разберет. Вообще-то, оркестр, конечно, крутой на самом деле. Все-таки и театр мировой. За бугром постоянно гастролирует. И оркестр, естественно, тоже. И жена там, в этом оркестре, не последняя дудка. Но разве это дает ей право выступать против собственного мужа и его покровителей? У нее своя работа, а у него своя. " А может, она втюрилась в этого блаженного прораба? - подумал Хлопов и ужаснулся от этой дурной мысли. - Да нет, быть того не может! Кто она, и кто этот прыщ? Он же мизинца ее не стоит".
Хлопов сильно взволновался. Пошел на кухню и прямо из бутылки высосал остатки коньяка. Потом вытащил из холодильника палку салями и принялся грызть эту палку так, не разрезая.
Жена у Хлопова была женщина с принципами. Даже при всей ее привлекательности. Но чем черт не шутит? Что там, в этой женской натуре скрывается - никто не знает. Гляди, и влюбилась в этого чертового праведника. А иначе, зачем ей так хлопотать за него? "Ишь, ты, как это она здорово про всяких тараканов придумала!" - вспомнил Хлопов. Он бросил остатки салями на стол и пошел по направлению к спальне.
-Ты спишь уже? - робко постучал он в дверь. - Только не вздумай притворяться, что спишь. Я знаю: ты влюбилась в этого плебея с принципами, поэтому и защищаешь его.
-Тебе лечиться надо, Хлопов! - донеслось из спальни.
-Открой немедленно! - взревел Хлопов. - Иначе высажу дверь.
-Еще тысяч восемь добавь к тому миллиону, который ты зажилил, - посоветовала жена из спальни.
-Почему? - не понял Хлопов.
-Чтобы заплатить строителям за новую дверь, которую они будут здесь вставлять.
-Тьфу, стерва! - в сердцах плюнул Хлопов, двинувши в дверь ногой. И пошел назад в кухню.
"Та-ак! Прежде всего, надо что-нибудь выпить,- подумал Хлопов и полез в бар. - Водки, что ли? Завтра с утра в депутатскую приемную. Надо выглядеть, а я уже неплохо приложился. Нет, питье отставить. Надо просто хорошенько все взвесить".
Хлопов уселся на табурет и опять взялся за салями. Он всегда успокаивал нервы, когда жевал.
В чем, собственно, проблема? Да, надо признать, что на участке, принимая от строителей уже готовый дом, он повел себя весьма не корректно. Жена права: не стоило кричать и ругаться. Тем более матом. "Они все-таки мои избиратели, - мелькнуло в голове у Хлопова. - Я должен был соответствовать". Но что сделано, то сделано. Как теперь-то поступить? Дом-то, конечно, сделан на совесть. Найти недоделки даже при особо сильном желании было сложно. Тем более, что все ведь на глазах делалось: от фундамента до крыши. И Хлопов постоянно бывал на стройке. Частенько даже вместе с женой. И все пожелания и предложения, которые появлялись у Хлопова часто и густо, неукоснительно выполнялись быстро и в точности. И отчеты по расходам все соответствовали действительности. Это уж точно. Хлопов сам скрупулезно высчитывал каждый рубль. Все тютелька в тютельку. Желая подловить строителей на какой-нибудь провинности, Хлопов, бывало, подваливал внезапно, без предупреждения. И ничего. Ни тебе пьяных и болтающихся, ни тебе груды мусора или разбитого материала. Ну, все честь по чести до противности. Надо отдать должное прорабу: умеет организовывать работу! И ведь, подлец, как умеет! Тут жена права: работает культурно - не орет, рабочих не посылает, а они у него, как оголтелые, вкалывают. Вот, как он на них воздействует, а? Хитрый бестия! Ну, казак, одним словом! Царь наш, батюшка, царство ему небесное, не дурак был личную охрану из казаков набирать. "Вот и я польстился, когда узнал, что он из кубанских казаков, - сокрушенно вздохнул Хлопов. - Только ведь это и хорошо оказалось. Гарантия качества. А за качество, хочешь, не хочешь, платить надо".
Дожевавши колбасу и кинувши ей вдогонку остатки картошки-фри, Хлопов потащился опять в гостиную. Мысли его опять вернулись к жене. Красивая, стерва! Ух, так бы сейчас и смял ее всю! Представивши себе на мгновение, как бы смял, Хлопов даже задрожал от вожделения и тоски. "Ну, чего она взбеленилась-то? Порядочная, видите ли! Стыдно ей из-за меня, что я бабки пожалел. Да, пожалел! Не для того зарабатываю, чтоб отдавать кому-то. Сегодня работаю, а завтра и попереть могут к чертовой матери. И все эти приятели мои, которые при бизнесе, кинут меня, как пса паршивого. Как пить дать, кинут. Правильно жена сказала, что бандиты они все и отморозки. Нет, не надо ему отдавать все! Хватит и половины того, что он нарисовал".
Хлопов потянулся к соседнему креслу и потянул из-под кота атласную подушку.
-Все, брат, хватит на подушках валяться! Ты поспал, теперь моя очередь, - объяснил Хлопов ничего не понимающему животному. Кот вальяжно спрыгнул с кресла, подошел к хозяину и принялся льстиво тереться мордочкой о ноги.
-Ишь ты, хитрец какой! - добродушно сказал Хлопов. - Знаешь, паршивец, как ублажить. - И кинул подушку на диван. Хочешь, не хочешь, а ночь теперь придется коротать в полевых условиях. На пару с Барсиком. Что ни говори, а этот друг - самый преданный: и не продаст, и из спальни не вышвернет.
"Если, к примеру, завтра я не уступлю подрядчику, что будет? - продолжал размышлять Хлопов. - В суд на меня он не подаст. Во-первых, дело хлопотное, во-вторых, у меня и связи, и все козыри - меня плетью не перешибешь. Наконец, какую-то кость я ему все-таки кину. Ему хватит. А если все-таки он что-нибудь затеет? Или, скажем, устроит какую-нибудь месть? Вон, какие головорезы у него работают. Подпалит дом ночью - ищи, кого попало! Или еще какую пакость придумает. Нет, надо отдать все. Как это в рекламе? Заплати и спи спокойно".
Хлопов выключил свет и завалился на диван. Барсик тут же прыгнул ему на живот. Опять о жене подумал: "Интересно, спит она или нет?"
Нет, жена не спала, конечно. Она размышляла о том, как же это получилось так, что ее Алик, честный и неподкупный Альберт Хлопов, любимец всей женской половины экономического факультета, стал таким циничным хапугой и жлобом? Альберт Хлопов был комсомольским секретарем на факультете. Его отличали и отмечали, награждали и поощряли. За ним бегали, и по нем сохли. Но он почему-то свое сердце и руку отдал скромной красавице-флейтистке второго курса консерватории. Они поженились. И папа флейтистки отдал им свою профессорскую дачу в престижном Комарово. И они каждое утро, за исключением выходных, тряслись в переполненной электричке, спеша на занятия, и украдкой целовались, прощаясь до вечера.
Потом его выдвинули в секретари вуза. А потом грянул 91 год. Комсомол ушел в небытие. Мечты о безоблачной номенклатурной жизни - тоже. И пришлось искать обычную работу. Правда, сама Хлопова уже в то время работала в оркестре консерватории. Не без стараний папочки, разумеется. Да, к тому же, у нее был красный диплом. И хотя время для искусства тогда было не самое прибыльное, на хлеб жалованья флейтистки хватало. Тем более, что вскорости Хлопову взяли в оркестр Мариинки. Глава семьи в это время прозябал на случайных заработках, поскольку кроме руководящей работы ничего не знал.
Но тут о его ораторских и дипломатических способностях вспомнили старшие друзья, которые в ходе развала государства сумели ухватить свои жирные куски. И Альберт Хлопов целиком ушел в политику. И появились большие деньги. Квартира в центре Питера, машина, заграничные путешествия. Сначала Хлоповы ездили за границу вместе. Потом - каждый сам по себе. Хлопова с оркестром, а Хлопов с друзьями-однопартийцами и бизнесменами.
"Большие деньги-то его и развратили и опустили до животного состояния, - подумала Хлопова. - Все легко и доступно. И ничто не имеет настоящей цены. Это страшно. Но разве только в деньгах проблема? Вот ведь у этого строителя наверняка имеются немалые деньги. Иначе откуда такая дорогая иномарка? Но ведь он нормальный приличный человек, прекрасно сохранивший человеческое лицо. Не пьет, не курит, изъясняется абсолютно без брани и сквернословия и честно делает свое дело. Значит, и при больших деньгах можно остаться человеком, если иметь крепкий моральный стержень. Почему же у мужа такого стержня не оказалось? Окружение? Да, это много значит. Но, опять же, у этого принципиального казачка тоже окружение не самое респектабельное. Одни заказчики вроде моего мужа что значат. Рабочие, не утруждающие себя светскими манерами. Да и помощник у него - не чета своему боссу: как раз под стать моему муженьку. Что позволяет ему держать столь высокую моральную планку? Или что не позволяет ему опуститься до положения риз? Воспитание? Так ведь и Хлопов был в свое время прекрасно воспитан. Стало быть, власть. Да, именно власть позволяет совершать недозволенное. Нельзя человеку давать много власти, когда сам человек слаб и беспринципен. Нет, Альберта следует удержать! Нельзя позволить ему упасть окончательно. Это моя обязанность перед богом и людьми. Но как это сделать?"
Хлопова поднялась с кровати, накинула на плечи халат и направилась к двери. Надо сейчас же поговорить с мужем. Он не последний дурак, и к ее советам прислушивается. Хотя, нет, стоп! "Я сказала ему, что не буду разговаривать, пока не рассчитается с рабочими. К тому же, у него сегодня не то настроение. Еще, чего доброго, уломает помириться". И Хлопова вернулась в постель.
Хлопов тоже никак не мог уснуть, хоть и был пригрет верным другом Барсиком. Он все размышлял, отдавать ли завтра строителям всю оставшуюся сумму или не отдавать? С одной стороны, денег было, ох, как жалко! Тем более, что были бы они ему очень даже кстати, поскольку намылился Хлопов как раз на две недельки в Черногорию. Говорят, что там очень привлекательные девушки. А, с другой стороны, просто так не отдать - дело рискованное. Тем более, что и жена на дыбы стала. Ультиматум даже изволила предъявить. От нее что угодно ожидать можно. Последнее время, вообще, волком смотрит. Так что и получается, что лишний скандал ни к чему. Нет, надо завтра обязательно предъявить этому прорабу какое-нибудь серьезное обвинение в нарушении договора. Чтоб и пищать не мог. Ведь как получается прекрасно: вы от нас денежки ждете, а мы вам этакий маленький счетец пред ясны очи. И все - пошли вы все к известной матери! Только какой счетец? Вот, в чем вопрос.
Хлопов вскочил с дивана. Бедный Барсик кубарем покатился под стол. Уселся в недоумении под столом и, решив, что уже наступило утро, принялся тщательно умываться. А Хлопов понесся в свою комнату. Подлетев к столу, стал ворошить бумаги в папках. Вот они, все проекты и отчеты по дому! Хлопов уселся в кресло и углубился в изучение документов. Но чем внимательнее углублялся, тем больше убеждался, что ничего криминального в действиях строительной стороны откопать не в состоянии. В документах все было в ажуре. Ну, прямо комар носа не подточит. "Вот чертов буквоед добросовестный! - рассердился Хлопов на подрядчика. - Хоть бы где-нибудь проштрафился! - Хлопов собрал в папку бумаги.- Ладно, завтра на месте разберусь"! - сказал он себе и пошел спать.
Проснулся утром от жуткой головной боли.
-Даша! Где у нас пенталгин? - крикнул Хлопов в квартирное пространство. Прислушался и, не услышав ответа, вспомнил, что жена с ним не разговаривает. "Тьфу, черт!" - мысленно ругнулся Хлопов и поплелся на кухню. Жены не оказалось на кухне. Как не оказалось на столе и привычного завтрака, которого жена должна была приготовить для Хлопова.
"Смотрите, какие мы принципиальные! - рассердился Хлопов. - Оне с нами не разговаривают! Ну, и пошла к чертовой бабушке!" - Он представил себе, что жена, обвязав голову платком, возлежит на кровати, изображая из себя больную страдалицу. Ждет его покаяний. А он, Хлопов, должен униженно поджать хвост и тихонько приползти к ней в комнату, и умолять о прощении. А потом она еще покочевряжется слегка для понту и начнет предъявлять требование насчет какой-нибудь тряпки или бирюльки. "Нет, уж, голубушка! Проходили это уже! Пусть себе валяется! А я на работу пойду".
Хлопов сварил себе кофе, выпил его прямо так, без сахара и бутерброда и отправился на работу. Полдня он просидел в приемной, потом у него была встреча в ресторане с одним нужным бизнесменом. Как он и ожидал, разговор получился конструктивным и многообещающим. В самом хорошем настроении уже ближе к полуночи Хлопов приехал домой.
Жены дома не оказалось. Это было в порядке вещей. Жена почти каждый вечер пропадала в театре: то концерт, то репетиции, то еще какие-нибудь там театральные сходняки. Что поделаешь? Богема! Хлопов давно уже привык к таким вещам. И потому частенько ужинал сам (в компании Барсика, конечно) тем, что жена любезно готовила. Готовить она умела превосходно, как и сервировать стол. И Хлопов очень даже ценил это её качество. Тем более, что вкусно покушать Хлопов любил и всякой ресторанно-кафешной кухни предпочитал домашнюю.
Переодевшись и тщательно вымыв руки, Хлопов вальяжно проследовал на кухню. Стол был пуст. Девственно чист, если не считать кофейной чашки, оставленной им самим на столе еще утром.
Буря чувств пролетела в один миг в душе Хлопова: удивление, возмущение, раздражение, тревога. "Она, что, действительно заболела? Может быть, ей совсем плохо?" - испугался Хлопов и метнулся в комнату жены.
В комнате никого не было. Зато на туалетном столике обнаружилась записка от жены.
"Я ухожу от тебя, - прочитал Хлопов. - Мне противно все, что ты делаешь, и ты сам мне противен. Твой дом и твои грязные деньги мне не нужны. Прорабу я перевела с карточки всю, причитающуюся ему сумму".
"Как, перевела?!" - ужаснулся Хлопов и тут же дернулся в кабинет. Он все еще надеялся, что жена берет его на испуг, когда, открыв сейф, вытаскивал коробку с документами и ценными бумагами. Банковской карты среди других карточек не оказалось.