Аннотация: Продолжение воспоминаний о современниках
Дмитрий Борисович Кабалевский - советский композитор, дирижёр, пианист, педагог, публицист, общественный деятель. Академик АПН СССР. Герой Социалистического Труда. Народный артист СССР.
Наши групповые встречи с Дмитрием Борисовичем всегда проходили в какой-нибудь аудитории или зале, полностью заполненном публикой: взрослыми и детьми. Взрослые - это учителя музыки, съехавшиеся со всех концов Советского Союза для изучения новой школьной программы по музыке, созданной знаменитым композитором, а дети - это ученики экспериментальных классов, с которыми работал Дмитрий Борисович, проверяя на практике жизнеспособность своих идей.
Помнится, идеи музыкального образования в общеобразовательной школе, предлагаемые Д.Б. Кабалевским, приводили нас, учителей, в восторг. Уроки, которые проводил сам композитор, или учителя под его руководством, показывали ошеломляющий результат. Дети, погружаясь в мир искусства музыки, что называется, жили в мире звуков, легко воспринимая музыкальные явления, историю музыки, музыкальную терминологию, знакомились с великими русскими и зарубежными творцами музыки. При этом проявляли живейший интерес ко всему, что предлагал им преподаватель. Более того, дети на уроке становились творцами процесса, который называется урок. В то время это было необычно, революционно, можно сказать.
Слушая и наблюдая Дмитрия Борисовича, я невольно вспоминала уроки музыки в годы моего ученичества. Тогда эти уроки назывались уроками пения. Эти уроки мы воспринимали как узаконенную развлекаловку в череде серьезных учебных предметов. Приходили в актовый зал, где находилось фортепиано и откровенно балдели, Мальчишки носились по залу, перепрыгивая через стулья, девчонки сплетничали. И только два-три ученика из числа отличников или больших любителей пения, прислушивались к тому, что пыталась выдать на уроке бедная учительница.
Если в школе пение вел мужчина, то обычно он приходил в класс с баяном наперевес и предлагал выучить какую-нибудь популярную песенку. Кто хотел, тот втягивался в процесс, который с большой натяжкой можно было назвать хоровым пением. Такие уроки мне доводилось наблюдать, когда в середине 60-х уже в старших классах училась я в Краснодарской школе. Учитель музыки был неплохим человеком, в школе его все называли ЈпеникомЋ. Но на уроках у него творился бардак.
И вот мы увидели нечто совершенно иное: серьезное и значительное. Урок музыки у нас на глазах приобретал важный статус, ничем не ниже литературы, поскольку стал восприниматься не как ни к чему не обязывающее пение, которое никак нельзя было назвать хоровым. Этот урок стал уроком искусства, имеющим очень длинную историю, музыкальные законы и явления, теснейшим образом связанные с жизнью.
Мне нравилось слушать Дмитрия Борисовича, наблюдать манеру его выступления. Он был прекрасный оратор. Говорил убежденно, проникновенно. Педагогические и психологические обоснования идей и определенных моментов ведения уроков он излагал простым и понятным языком. Дмитрий Борисович был поистине лидером, умеющим легко привлекать в свои ряды единомышленников.
В общении с учителями и детьми он был прост, доступен. Умел не только говорить, но и внимательно слушать, причем, каждого, кто обращался к нему с вопросом или предложением. Дети обожали его. Это чувствовалось. В кругу детей он сам становился в какой-то степени ребенком, не опускаясь до их уровня. Он был с ними равный с равными, говорил серьезно о серьезных вещах, приглашая не только чувствовать музыку, но и думать.
Помню, каким удивительным открытием для меня стала высказанная Дмитрием Борисовичем идея о том, что Јо легкойЋ музыке следует говорить серьезно, а о ЈсерьезнойЋ - легкоЋ.
Во всем облике, в манерах, речи, в искусстве общения Дмитрия Борисовича зримо проявлялась его питерско-ленинградская интеллигентность, отличающаяся некоторой старомодностью и исключительной порядочностью. Сейчас таких настоящих питерцев в Санкт-Петербурге уже почти и не встретишь. Зато как радуется сердце, когда вдруг где-нибудь на Фонтанке или в фойе старой Мариинки встречаешь очень скромно и немодно, но очень аккуратно одетого худощавого седого старичка, вежливо приподнимающего шляпу в знак приветствия, или смущенно извиняющегося за то, что нечаянно обеспокоил, задев плечом. И это его ЈчтоЋ звучит именно ЈЧТОЋ, а не ЈШТОЋ. Это истинный питерско-ленинградский интеллигент. Дмитрий Борисович был такой.
Громом среди ясного неба в феврале 1987 года пронеслась по стране весть о том, что Дмитрия Борисовича Кабалевского не стало.
В один миг вся музыкально-педагогическая общественность осиротела. И если в первые годы после его смерти нам, его последователям, очень недоставало именно его, Учителя, то с начала 90-х мы стали наблюдать, как безграмотные учителя музыки в школах при попустительстве чиновников принялись извращать и кромсать вкривь и вкось ЈПрограммуЋ Д.Б. Кабалевского. Потом повсеместно под вывеской программы Кабалевского и вовсе принялись выдавать наскоро состряпанные поделки. Что сейчас творится в школах с учебной дисциплиной под названием ЈМузыкаЋ, лучше и не говорить вслух, потому что детище Дмитрия Борисовича сейчас угроблено окончательно, а новой стоящей программы придумать никто не сумел. В некоторых школах музыку вообще убрали из учебного плана. О какой гуманитаризации в образовании может идти речь?