На Север я попал впервые в двадцать три года. К тому времени женился, в поход отправились мы с женой и семейная пара наших друзей. Решили пройти на байдарках по таежной Карелии. Карт тех мест не было, то есть они были, но не у нас. Засекречены карты, не купишь. Но в московском туристическом клубе энтузиасты архив создали, там мы кроки, какие обнаружить смогли, скопировали на кальку. Записали словесные описания маршрута. Собрались, и в путь.
На конечную станцию к ночи приехали. Сезон белых ночей, можно байдарки собирать. У нас два "Салюта-3м", испытанной конструкции, надежной, вот только собирать их дольше, чем популярную тогда чешскую "RZ" или нашу родную "Колибри". Вначале стрингеры со шпангоутами сложить, срастить, это самое сложное. Получившуюся конструкцию в брезентовую оболочку поместить, кильсоном распереть. Румпель установить, рулевые шнуры подвязать. Руль подъемный подвесить, отрегулировать, кокпит оформить. Ну, и готово, можно плыть.
"Ровно было на бумаге". В описании быстро, а на практике мы провозились с двумя байдарками всю ночь. Тогда я понял, как замерзают насмерть при плюсовой температуре. Пять-семь градусов тепла, деревня, ночь. Мы нацепили на себя всю, что имели, теплую одежду. Холодно, очень холодно. Разжечь костер в деревне нельзя, да вроде и не из чего. Отойти за околицу от полусобранных байдарок не решались. Попроситься на обогрев не можем, люди спят. Было у нас с собой немного спирта, но пить его по молодости еще не умели. Словом, молодо-зелено, сейчас я назвал бы пяток способов преодоления возникшей проблемы, но тогда... Единственный выход - собрать байдарки и на них отойти от деревни. Только к моменту, когда мы закончили сборку, руки и ноги не слушались и почти не ощущались.
Шел пятый час утра. Робко постучались в ближайшую избу - не откликаются. Постучались в другую, и там нам открыли, на пороге женщина лет сорока. Просим разрешить погреться нашим девочкам. "Заходите все". Зашли. Замечательно оказаться в тепле и начать чувствовать свое тело. Хозяйка, посмотрев на нас, предложила вчерашние щи. Очень великодушно, спасибо! Похлебали, разговорились. Живет без мужа, с сыном лет десяти. Где мужик, мы не спросили. Но, обнаглев, поинтересовались возможностью купить у нее какие-нибудь перчатки для одной из девчонок, та забыла свои в сборах. Получили старые перчатки бесплатно. Потом хозяйка собралась на работу, а парнишку своего отправила в школу. Нам предложила оставаться, сколько захотим. "А когда уходить будете, дверь подоприте. Вон жердь стоит".
Это Север с душой широкой и щедрой. Есть ли такая открытость где-нибудь еще?!
Мы идем на двух байдарках по порогам стремительной реки Воньги. Интересны реки Карелии многими поворотами, порогами и шиверой. Шивера - это мелководный участок реки с беспорядочным разбросом камней, утопленных или выступающих из воды. Течение быстрое, вода камни обтекает, и ты должен между камнями лавировать. Как раз для экстремалов-самоучек. Дико и безлюдно, людей нет в радиусе сотни километров. Исключая, впрочем, беглых заключенных, о которых нас предупредили еще в Москве и которые могут оказаться опаснее зверя. Остерегаясь, байдарки на ночь затаскиваем под растяжки палатки, спим головами к пологу. Мы с другом кладем, каждый себе под бок, заряженные ружья стволами ко входу.
На шивере лодку крутит и к камням прижимает, может сломать, так что надо выворачивать. Однажды пришлось байдарку развернуть и проходить шиверу кормой вперед, сидя верхом на кокпите. Обошлось. В другом случае, когда байдарку едва не опрокинуло на отраженной от подводного валуна боковой волне, мне пришлось скомандовать своей жене прыгнуть за борт, благо она прекрасно ныряла и плавала. Стоит упомянуть, что мы все были в спасательных жилетах, без которых по таким рекам лучше не ходить. Жилеты с вложенными в них надувными резиновыми подушками сшили себе еще в Москве. Тогда же, готовя байдарки к походу, наклеили на их корпуса по стрингерам резиновые бинты для защиты брезента оболочки от повреждений камнями при прохождении шиверы.
Река извилиста, за излучинами не просматривается. Пока одна байдарка проходит очередной порог, вторая ждет своей очереди, так мы страхуемся от одновременной их поломки. Первая байдарка после прохождения порога прижимается к берегу, с нее стреляем вверх, подаем знак второй байдарке. Она тоже проходит порог, мы воссоединяемся. Десяток порогов и ветхую плотину прошли, а впереди непроходимый порог, его можно только обнести. Но берег топкий, байдарки не пронесешь. И наше время отмерено, должны вернуться к сроку. Решаем выходить через болота на брошенный разъезд, там переночевать и дождаться скорого поезда "Арктика-Москва". А дальше как сложится.
Выбираемся в две ходки. Вначале, оставив жен, мы с другом выносим байдарку и два рюкзака. Пенал с байдаркой и тем, что туда доложили, весит килограммов шестьдесят, и килограммов по сорок весят наши рюкзаки. Байдарку несем по очереди - на спине байдарка, на животе рюкзак. Идти далеко. На ногах болотные сапоги до бедер, лица прикрыты самодельными масками Павловского - марлей, пропитанной репеллентом и заправленной под кепку; гнуса и мошки немерено, ощущение живого облака вокруг. В руках у нас жерди, которые, ухватив за середину, стараемся нести горизонтально, чтобы, провалившись, иметь опору в болоте. Время от времени проваливаемся, бывает и по пояс. Если проваливается тот, кто в этот момент несет байдарку, самому ему не выбраться. В таких случаях другой снимает свой рюкзак и помогает. Эпизодически попадаются вросшие в болото гранитные валуны, следы давних ледников, морена. Мы шутливо называем эти плоские камни танцплощадками ведьм и на них отдыхаем. На полустанке байдарку и рюкзаки бросаем, и обратно, за второй байдаркой, другими рюкзаками и нашими девочками. Все вместе на полустанке оказываемся уже к ночи, уставшие до изнеможения. Здание станции брошено и разрушено, укрыться можно только условно. Палатку не разбиваем, складываем конвертом на полу, забираемся внутрь и отрубаемся.
Ранним утром караулим поезд, который проскакивает без остановки раз в сутки. Ближайшая станция километрах в ста, иначе, как на поезде, нам не выбраться. Когда показывается поезд, вчетвером стоим шеренгой по краю платформы, изображая страстное желание уехать. Вероятно, с отчаяния нам удается передать свои чувства, потому что машинист сбавляет скорость, позволяя на ходу забросить вещи и запрыгнуть самим. Спасибо хорошим людям!
В ЗАПОЛЯРЬЕ
С моим другом Сергеем и его прежней, тогда всего второй по счету, женой отправились мы в Заполярье. Собственно, туда я не собирался, намереваясь в свой законный отпуск пройти на байдарке с коллегой, тоже Сережей, по реке Великой, что на Псковщине, Пушкинские места посмотреть. Только Сережа в день отъезда свалился с высокой температурой, не идти же в одиночку. Поменял планы, решил навестить родителей, которые жили в другом городе. Согласовал планы с женой, хотя ей так и так работать, она без отпуска. Позвонил родителям, обрадовал своим близким появлением. Съездил на аэровокзал, купил билет на завтрашний самолет, вернулся, сижу дома. Звонит мой друг Сергей. "Нет ли у тебя лишнего спальника? - спрашивает. - А то мы в Заполярье податься решили, рыбку половить". "Есть, - отвечаю обреченно, - бери, что хочешь, бери один спальник, бери два. Сам я на Великую собирался, да напарник заболел". "А ты с нами давай, очень здорово будет", - предлагает друг. Я заинтересованно: "Поезд когда?" А он мне: "Через два часа". Каюсь, его предложение я прокомментировал бестактно. Про спальник мы договорились, и трубки повесили. А я как раз перед этим разговором очередную книгу дочитал и новую начинать сразу не хотел. Дел нет, и предстоящему размеренному периоду явно не хватает красок. Почему бы не на Север? Рюкзак еще не разобран. Жене позвоню, она мой билет на самолет сдаст. Перед родителями извинюсь, приеду к ним чуть позже. Курева вот почти нет, ну, уж как-нибудь. Так все и сделал. Через два часа был с друзьями в поезде. "Хорошая вещь каникулы!"
Приехали на станцию "Полярный круг", пересели на другой поезд, едем севернее. Вышли у деревни с загадочным названием "Черная речка". Оттуда надо еще севернее, но уже по реке, другого ходу нет. Только у нас лодки нет. Пошли по деревне. Народу там осталось немного, кто помер, кто уехал. Оставшиеся занимаются сбором морской капусты, ламинарии по-научному, достают вилами со дна, сушат и сдают. Тем живут, да подножным кормом. Мужики, как водится, пьют. Мы в один дом, в другой. "Нельзя ли лодку на время получить?" Не дают лодку, говорят, что нет. А у нас спирт с собой, литра три. Начали мы по душам в избах разговор вести, здесь угостим и пригубим, там. Глядишь, подружились, где-то и сошлось, отыскали лодку. Хозяин, правда, к тому моменту не совсем в себе был, но на ногах держался. "Берите, - говорит, - мужики, только верните потом". А сам в это время к жене моего друга обращается, смотрит, не моргая. Это чтоб мужик не подумал, что он пьян - жену друга он за мужика принял, не разобрался, видать.
Лодка нам перепала - решето, в воде по макушку. Воду мы отчерпали, щели, как могли, законопатили, и в путь, пока хозяин не протрезвел, обратно лодку не затребовал. Когда на обратном пути мы ту лодку возвращали, узнали, что мужики за нас свечку на поминание поставили. Потому что лодка эта была для плавания не пригодна, и когда мы в ней сидели, то один из нас непрерывно воду черпал, иначе потонули бы. Ну, есть Бог. Дошли до острова "Олений", что на Белом море в Чупской губе Кандалакшского залива, там неподалеку филиал биостанции Московского университета когда-то был. Палатку поставили, на случай дождя окопали, растяжки от ветра укрепили, все, как надо. И роскошно время провели. Рыбалка по щедрым северным меркам - треска, навага, скорпена. Кто не знает: скорпена - это такая многоцветная рыба из отряда ядовитых ершей, ее еще морским ершом кличут. С виду страшненькая, но в уху хороша, навариста. Удочки не нужны, мы рыбу с лодки на закидушку брали. На палец леску толстую наматывали и два здоровущих крючка цепляли. На крючки пескожилов насаживали - червей, которые в песке на берегу обитают, на том месте, которое отливом обнажается. То место приливно-отливной зоной или литоралью называют. Видишь на литорали конусы закрученные - это пескожил накрутил. Походишь - найдешь.
Случалось, что мы зараз на оба крючка ловили. Хватает на один крючок треска или навага, а пока тащишь, за второй крючок скорпена уцепится, она жадная. Еще зайчик на литораль вышел, а мы со стороны леса оказались. Зайчишка от нас, а там море. Прижал зайка ушки, сжался, трясется. Ну, не трусь, малыш, не обидим! В руки малыша брать не стали, иначе мать-зайчиха могла не принять. Отошли в сторону, свистнули, он и побежал в лес, родных искать.
Люблю Север. Курева бы только с собой побольше.
ЧЕРЕЗ МАМИСОНСКИЙ ПЕРЕВАЛ
В студенчестве я прошел из Северной Осетии в Грузию военно-осетинской дорогой через Мамисонский перевал. В несколько шутливом переводе осетинское "Мамисон" звучит, как "Не вспоминай меня больше", что указывает на некоторые особенности перевала. Но места вокруг красоты дивной. Приметой дороги был транспарант, неизменно цитировавший неугомонного путешественника Николая Михайловича Пржевальского: "А еще жизнь прекрасна тем, что можно путешествовать!" Этот оптимистичный лозунг приветствовал нас во всех горных приютах, куда мы, порой корячясь, добирались.
В осетинском селении Алагир наша группа повстречала ансамбль медицинского института города Орджоникидзе, которому сейчас вернули имя Владикавказ. Ансамбль вел агитационную компанию во имя светлого будущего. Что заставило этих ребят и девушек отправиться в маленький туристический лагерь? Наверное, это было важное плановое мероприятие, потому что сопровождал их представитель областного комитета партии, а возглавлял агитбригаду секретарь институтского комитета комсомола. Ансамбль, как положено, спел-сплясал, а потом ответный концерт дала наша оперативно сколоченная самодеятельная группа. Я принял в ней посильное участие, читал стихи, безголосо пел в квартете и вел конферанс - надо было заполнить вакуум, вот мне и припомнилось былое участие в КВН. Ну, выступили, похлопали друг другу. Дело к ночи, можно разбегаться. Тут мне руководитель институтского ансамбля и предложил: "Борис, ты не хотел бы посидеть с нами? Есть арака". Как отказаться? Я об араке наслышан и попробовать не прочь. Арака - это местный кукурузный самогон, если встретите, не пейте. И я бы не пил, если бы знал. Только тогда не знал, а потому согласился.
Разместились мы в большой шатровой палатке. Можно сидеть, можно стоять. Сели вначале вчетвером, а один, красивый мальчик по имени Маир, стоял за нашими спинами и нам наливал. В центре разместилась трехлитровая бутыль с аракой. Тут же тарелка с закуской - два разрезанных на дольки помидора, мы же не есть собрались! Стакан один на всех. Пить не сразу начали, вначале тамаду выбирали. Предложили тому, кто был от обкома партии. Старый был мужик, лет сорока. Тот отказался, сказал комсомольскому секретарю: "Хасан, ты у нас самый уважаемый, будь ты тамадой". Ну, Хасан ломаться не стал, стал тамадой. Налил ему Маир в стакан примерно на треть. Хасан стакан взял, что-то по-осетински произнес, а для меня на русский перевел - вроде как за очаговую цепь пьем, обычай первого тоста. Хасан стакан пригубил, остаток мне передал. Сосед подсказал: "Пить надо, личный тост. Человек из уважения свое отдал". Я выпил.
Потом опять я пил, как почетный гость. Это тогда выяснилось, что я почетный гость. Я тоже что-то сказал, перед тем, как выпить. Затем выпили и сказали другие. Со второго тоста мне осторожно заметили, что принято в каждом тосте развивать мысли тамады. Еще я обратил внимание, что Маир, подавая, держит стакан на ладони, а принимающий касается своей рукой его запястья. Спросил, и мне объяснили: "Это знак уважения к разливающему". А разливающий был у нас самым молодым и все время стоял. Один раз тамада сказал ему: "Маир, ты нам разливаешь, и ты нас уважаешь. Мы тоже уважаем тебя, выпей с нами". Маир налил себе дозу, склонил перед нами голову и выпил. И опять только разливал.
Пили последовательно по кругу - тамада, я и двое других. На втором тосте меня окликнули снаружи, это моя жена забеспокоилась. Я позвал ее к нам, и она тоже пила с нами и тоже была почетным гостем. Но пила после всех, потому как женщина. Разговоры велись по-русски. Когда кто-то заглянул в палатку и по-осетински обратился, его оборвали: "У нас в гостях русские друзья. Говори по-русски".
Арака оказалась коварным напитком. Голова вроде ясная, а где же ноги? Когда до своей палатки мы с женой добрались, я лег и, помню, земля подбрасывать стала, все я ухватиться пытался. Следующим утром наша группа двинулась без нас, а нам с женой отдельную комнату в домике отвели. Гостили сутки, отсыпались, а лагерные инструкторы через окно яблоки забрасывали, угощали. Группу свою догнали мы через день.
В ГОРАХ ПАМИРО-АЛАЯ
Лежу на спине возле палатки. Мелкие камни подо мной должны причинять боль, но я не чувствую. Все ощущения заглушает другая боль, которая полностью затопила сознание. У меня сломана нога, перелом открытый.
Наша самодеятельная группа из двух парней и двух девушек забралась в горы Памиро-Алая тысячи на три метров над уровнем моря. Места безлюдные, чужие. Красота дикая, первобытная, скалы и небо. И вдруг озеро, высокогорное, голубое, стылое от глубинных ключей, вода градусов восемь-десять. В озере горы отражены, красиво, невероятно красиво. Манит то озеро, как заколдованное, только непонятно, живая в нем вода или мертвая. Попробовать? Кто рискнет собой озеро подогреть, есть смелые? Ну, я! Рюкзак с плеч, кеды на землю, одежду на кеды, пошел. Рванулся от берега головой вперед, чтобы сразу в холод окунуться, поплыл. Вначале холод другое притупил, потом почувствовал неладное - нога и не болит, а слушается плохо. Оглянулся, а на воде след кровавый дорожкой ложится. Из озера вышел, на ногу не ступить. Разворочена стопа, кость у большого пальца оголилась. Наверное, у берега в воде камень острый лежал или еще острое что, кто скажет? Прыгая в озеро, я оттолкнулся от него, как ударил, и вот результат.
Ничего положенного в такой ситуации у нас нет. Обычно мы с друзьями брали в походы лекарства и бинты, брали шприцы и иголки с нитками на случай, если понадобится зашить раны. Здесь промашка вышла, собрались мы со случайными моими спутниками спонтанно, готовились поспешно. И помощи просить не у кого, нет кругом никого. Нашлась упаковка антибиотика, таблетку растолкли, в рану засыпали. Бинт был, перевязали. Все, больше помочь мне нечем. Нога распухла так, что в полностью расшнурованный кед не влезает. У меня сильный жар, пить не могу, похоже, кончаюсь. Ночью товарищи мои в палатке прикорнули, а я возле палатки пристроился, в небо гляжу. Небо черное, низкое, как нигде, звезды огромные и близко. Рукой достал бы, да шевельнуться не могу. Спутник пролетел. Спутники тогда редко летали, давно это было. Шел мне двадцать пятый год.
Следующим утром спускаться начали. Я сам ковылял, товарищей рюкзаком обременил. Всю дорогу не ел, только пил. Высокая температура у меня постепенно спала. Когда через неделю мы попали в цивилизацию, не стал я к местным врачам обращаться, могли мою русскую речь не понять, решил в Москве подлечиться. В Москве дела неотложные опять визит к врачу отодвинули, рана сама затянулась, кость срослась. Живой человек на многое способен.
У АЛЛАХА МНОГО ЗАБОТ
В Киргизской части Ферганской долины, что в Предгорье Памиро-Алая, есть горная речка Шахимардан-сай, а на ней поселок Шахимардан, что в переводе с персидского означает "Повелитель людей" и соотносится с именем имама Хазрата Али, сподвижника и зятя мусульманского пророка Мухаммеда. Предание гласит, что Хазрат Али посещал это место, возможно, там же и похоронен. Очень этот имам узбеками уважаем. Землю, где селение и речка, узбеки за собой издавна числили, как узбекский эксклав на территории Киргизии. На карте Советского Союза с границами республик маленькое красное пятнышко на земле Киргизии обозначало принадлежность территории Узбекистану. Сейчас эта принадлежность сохраняется, изменились лишь названия республик, ставших суверенными государствами.
При Советской власти Шахимардан называли Хамзаабадом - по имени узбекского поэта и основоположника узбекской драматургии Хамзы Хакимзаде Ниязи - и был глухим селением, даром что числился городом-курортом. По-русски жители не говорили и почти не понимали. Много стариков инвалидов, у кого руки-ноги нет, у кого глаза. Это они в басмачах пострадали, а советская власть их простила и жить позволила. Иначе где население взять?
Традиционны в Хамзаабаде народные праздники. Вот вначале несколько человек на длинных, метра по полтора, трубах дудят. За ними амбал полуголый в круг выходит, из толпы двух мужиков потолще за шкирку выхватывает и на разведенных в стороны руках носит. Затем ему специальным устройством вроде катапульты двухпудовки бросают, а он эти гири загривком ловит. Люди кругом стоят, смотрит, в ладоши хлопают и деньги в подставленный ящик бросают. Возле чайханы прямо на улице мужчина в шортах хлеб печет. Там все мужчины делают, женщины не работают на людях. Сидит тот мужик на земле рядом с глиняной печью-тандыром, похожей на врытый в землю очень большой кувшин. Муку на воде замешивает, тесто кусками нарезает и ладонью уминает. Потом листы теста расшлепывает поочередно на голых своих ляжках - "шлеп" на правую ляжку, "шлеп" на левую. Готово. И в печь заправляет, на стенку печи лепит. Через короткое время пропеченную лепешку из печи извлекает сковородой на длинной ручке. Хлеб получается удивительно вкусный. Хлеб всегда вкусный, а на мужика того голого и потного можно не смотреть.
В горах над Хамзаабадом озера удивительные. Одно голубое, как безоблачное небо ранней весной, так его и называют "Голубое". Официальное же его имя Курбан-куль. Другое зовется "Зеленое", оно тоже свое название оправдывает: вода чистая, сквозь воду на глубине водоросли зеленеют, цвет тому озеру дают. Рядом друг с другом озера, а такие разные. Вода в озерах прохладная, видимо, подземные ключи их подпитывают. К тем высокогорным озерам мусульмане на поклонение ходят, больных людей на руках приносят. Порой несколько дней идут. По дороге в горы горный можжевельник растет, в Киргизии его арчой называют. На ветки арчи люди лоскутки разноцветные повязывают в напоминание Аллаху о своих просьбах. Лоскуты те не полагается заранее готовить, нужно на месте от своей одежды оторвать. Некоторые лоскутки совсем истлели. Много лоскутов на деревьях, много у Аллаха забот.
ВСЕ ИНТЕРЕСНО
Люблю осваивать новые места. Не только люди бывают многоликими, у каждого места тоже не одно лицо. Вот ночью все смотрится иначе, чем днем. В городах дневная суета уходит, архитектура вперед выдвигается, каждый город свой характер показывает. И природа в разное время по-разному себя являет.
В Ферганской долине я по своему обыкновению ходил и ездил, осматривался. Вуадиль, Пульгон, Маргилан - все интересно. Только времени мало, днем работа занимает. Как-то ночью на кладбище забрел, необычные могилы, в наших краях таких не увидишь. Со сторожем кладбища познакомился, он меня виноградом угостил. Ночью в горы полез, случайной знакомой с высоты долину показать. Все интересно.
Средняя Азия от Москвы далеко, когда еще окажусь? Надумал я Самарканд посмотреть. В субботу после работы из Кадамжая, где эксперименты проводил, в город Фергану автобусом приехал. На автовокзале другой автобус нашел, до Самарканда. Билетов на тот автобус не оказалось, так я к водителю стоячим пассажиром напросился. Ехать восемьсот километров, ну, да ничего, простоял, временами присаживаясь на ступеньку. Автобус мчался по темной степи, фары дорогу пробивали. Возле Коканда, как праздничный сюрприз, дорога цветными столбиками-фонарями расцветилась. Лиса дорогу перед автобусом перебежала. Потом приехали. Я дорогу расспросил, и в самаркандский клуб туристов. По раннему времени пешком подался, часам к шести утра был возле клуба, дождался открытия. От клуба автобус экскурсионный шел. Очень хорошо Самарканд показали: обсерватория Улукбека, Гур Эмир, Шахи-Зинда, Регистан. Автобус к клубу туристов меня подвез, и я самостоятельно по городу пошел-поехал. В трамвае со студенткой местной познакомился, она меня по городу поводила, я еще посмотрел. К вечеру на автовокзал вернулся. В том автобусе, на котором из Ферганы добирался, меня лучшее место ожидало, я с шофером заранее сговорился. Вернулся в Фергану с полным комфортом.
Сижу в Фергане на автовокзале, жду автобус до Кадамжая. Народу проходного на автовокзале много, край теплый по сезону, еда дешевая. Подходит ко мне мужик, физиономией на рязанского уроженца смахивает, и в старую солдатскую шинель наряжен. Сейчас денег будет просить. Точно. "Офицер, - говорит, - русский. Дай десять копеек". Времена Лермонтова, да и только! Деньги я дал. Потом мой автобус подошел, успел я в Кадамжай к началу работы.
За полтора месяца в Средней Азии в весе сильно убавился, но посмотрел многое. Все интересно.
МУТНЫЕ ВОЛНЫ ДНЕСТРА
С женой и семейной парой друзей мы путешествуем по Прикарпатью. Кишинев и Тирасполь, Львов, Черновцы и множество неведомых поселений по берегам Днестра, по которому мы перемещаемся на двух байдарках. Мутные волны в нескольких метрах от байдарки покачивают то сапог, то доску, то коровью отрубленную голову. Точно не то соседство, которое мы выбрали бы, зато какое местное вино можно прикупить в пути за сущие копейки!
Пройдя верховьем реки, отправляем байдарки багажом домой в Москву и на рейсовых автобусах перебираемся в Одессу. Что для нас лишние несколько сотен километров, если мы в брезенте, молоды и жадны до жизни? За старинным Овидиополем у самой кромки Днестровского лимана ставим палатку. Когда утренний прилив подгоняет к палатке воду, можем, откинув полог, окунуть ноги. Ничего, что с деньгами напряженно, и что ожидают в Москве будничные заботы, и незавершенная диссертация, и недописанные статьи. Это утро наше!
В ПОИСКАХ НА ВАЛДАЕ
Извилистая береговая линия и подводные течения озера Валдай делают поиски в нем непредсказуемыми. Мы искали там утопленника. Мы - это несколько крепких и тертых мужиков, откомандированных на поиски. Утонул научный сотрудник нашего института Андрей С. Строго говоря, я не имею права называть его так фамильярно, по имени. Знакомы мы не были, он утонул в первую неделю моей работы в этом институте. Меня с другими парнями вызвали в местком и попросили срочно выехать на Валдай.
Андрей утонул, плавая на байдарке. Перевернулся в нескольких метрах от берега на глазах у своей жены, работавшей в одной с ним лаборатории. На руках у жены был их сын шести месяцев, и могла она лишь беспомощно наблюдать. Рядом больше никого не оказалось, Андрей был пьян и не выплыл. Теперь мы ищем, пять мужиков и вдова. Для нее трагическая гибель мужа обернулась и материальными проблемами: нет трупа - нет пенсии по потере кормильца, а у нее, лаборантки, зарплата мизерная. Как ребенка поднять? Ситуацию мы знали и старались, как могли. Бороздили по озеру на лодке, тралили дно, поднимали водоросли. Ныряли. Привлекли местных рыбаков и вместе опять тралили. Встав в цепь, шли шеренгой по дну в мелких местах, кто наступит. Страшное ощущение ожидания.
Искали неделю, обросли и отощали. Предполагалось исходно, что вдова Андрея будет нам готовить, но напомнить ей об этом никто не решился. Перед отъездом из Москвы купили хлеба да корейки, тем кормились, чай пили. Через неделю должны были признать, что найти тело не можем. Вероятно, утянуло его течение в одно из многочисленных озерных ответвлений и там под берегом или корягой схоронило.
НА ВЕРБЛЮДЕ В ПУСТЫНЮ
На двугорбом верблюде чего не ехать, пристроился между горбами, и вперед. А вот усидите на одногорбом верблюде! Того вначале оседлать надо, седло прочно закрепить, Вы от него зависите. Затем верблюда посадить, иначе Вам не вскарабкаться. И садитесь. Одну ногу свесьте, а другую вперед вытяните и в сторону первой перебросьте через низенький деревянный столбик, который с Вашим седлом составляет единое целое. За тот столбик будете держаться в движении. Уздечку в руку. Да не та это двойная уздечка, которой конем управляют, потянул правый повод, потянул левый повод. Здесь хитрее - всего один ремешок, надо им скомандовать верблюду, куда Вы хотите. Вы сели? Поднимайте верблюда. Поехали.
Премудрость эту мы с женой осваивали в пустыне Негев. Вы поняли, что было это в Израиле? Там мы отдыхали на любимом израильтянами курорте Эйлат. Среди многих удовольствий, предлагаемых бездельникам, был пятичасовой тур на верблюдах по пустыне. Подобралась интернациональная группа из восьми туристов и двух погонщиков. Меня не оставляло впечатление, что каждый из десятка участников говорил на своем языке. Удивительно, но друг друга мы понимали.
Все пустыни разные. Пустыня Негев неприглаженная - резкие изломы барханов, разорванные складки песка. Библейская картина начала мира. Собственно, почему нет, ведь там и зарождалась Библия.
В середине маршрута привал. Разжигаем костер, наши проводники-бедуины готовят пустынный хлеб. Я сказал "бедуины"? Я вас обманул - это евреи в пустыне Негев работают бедуинами. Хлеб приготовили быстро и ловко. Мука, вода и медный лист, прокаленный на костре. Тесто перемешано, разделено на куски. Каждый кусок превращается в лепешку прямо в воздухе, когда наш проводник ловко его подбрасывает и крутит. И вот она уже испечена, теплая и хрустящая пресная лепешка. В Израиле много замечательной еды, но ничто не сравнится с этим хлебом. Впрочем, Вы вправе не согласиться.
НА САФАРИ
На юго-востоке Испании два парка с дикими животными - Дения и Айтана. Я больше люблю Айтану и непременно посещаю, оказавшись в тех краях.
Едем на машине по серпантину. Интересно приехать к началу кормежки животных. Ползем за фургоном с кормом в веренице авто таких же, как мы, зевак. Время от времени фургон останавливается, служитель раздает еду. Звери этого момента ждут и без боязни подходят, остается смотреть и фотографировать. Впрочем, в одиночку катить на своей машине, пытаясь общаться с животными, тоже не менее интересно.
Жирафы грациозны и необычны, как пришельцы с другой планеты. Неопытные туристы дают им морковь, это моветон, лучше предложить батон-багет. Протягиваешь батон жирафу, тот посмотрит, потянется, выдвигая шею, и вот уже твой батон оплетен длинным сиреневым языком и принят. Жираф косит на тебя благодарный глаз и достойно плывет дальше. И удивительно видеть из салона автомобиля рядом с собой его голени, кончающиеся едва ли не в поднебесье.
Ламы за машиной плетутся совсем как овцы. Косули, те робкие, близко не подходят. А у новорожденных осликов ножки разъезжаются, глазенки испуганные. Не трусь, не обидим! Вот верблюды нахальны и к подачкам приучены, нередко даже головы свои в окна автомобиля засовывают. Бегемотов увидеть сложно - лежат в водоеме, выставляя ноздри и лишь изредка выставляя себя на обозрение. Зато слоны целиком на виду, подходи и трогай, если, конечно, осмелишься.
Хищники за отдельной оградой. Перед въездом объявление требует закрыть в машине окна. Въезжаем, катим по территории, наблюдаем тигров и львов на воле. А этот лев сидит в клетке. Если верить служителю, он там потому, что загрыз пожилую английскую чету, пожелавшую то ли усыновить его, то ли просто погладить. Не хотите верить - не верьте, но лев сидит в клетке.
В этом парке еще многое можно увидеть, но Вы уж сами.
"У ПРИРОДЫ НЕТ ПЛОХОЙ ПОГОДЫ..."
(дневник похода)
Вместо предисловия
Впервые я оказался в Башкирии много лет назад поздней весной, отправившись в конный поход по горам Южного Урала. Короткий курс верховой езды для новичков в высокогорном приюте Шушпа, и вот мы отбираем себе лошадей из полудикого табуна голов в двести. Объезжаем, как можем, и в путь. Маршрут плановый, в группе девять туристов, два инструктора-проводника и сопровождающий из Москвы. Дисциплина строгая, поход суровый, даже немного опасный.
Народ в нашей случайной компании подобен экспонатам в кунсткамере. Сергей, сотрудник КГБ, уволенный за пьянку. Галя, не отошедшая после потери ребенка. Дина, чудесный товарищ и жуткая матерщиница, отдыхающая от обязанностей главного бухгалтера крупного предприятия. Саша, досрочно освободившийся уголовник с Камчатки. Марина, реанимационная медсестра с незадавшейся личной жизнью. Лидочка, сотрудница внешнеполитического ведомства, кричащая по ночам. И симпатичная девчушка Катя, однажды подбросившая колючки в общий котел каши. Плохо бы нам пришлось, не заметь мы вовремя. Оказался у нашей спутницы приступ шизофрении. Населенных пунктов на маршруте нет, тайга. В тайге Катю не оставишь, путешествовали, приглядывая. Группу сопровождал представитель туристического агентства Софа, бывалая туристка, опытная наездница и просто милая дама. Но что она могла сделать?
Украшением группы стал крановщик Леша из Поволжья. Он получал путевку бесплатно по профсоюзной линии, а поскольку бесплатно, решил не промахнуться, халява, как-никак! Самой дорогой путевкой оказался наш туристический маршрут. На второй день пребывания в лагере Леша пожелал вернуться и поменять путевку. Не удалось. На четвертый день, когда мы уже арканили отбитых коней, Леша готов был вернуть путевку и вообще не отдыхать. Тоже не получилось. Через неделю похода Леша признался, что предпочел бы лишиться квартальной премии, но оказаться дома.
По возвращению в Москву все неприятное забылось, оставив радость от полученных впечатлений. Еще несколько лет мы дружески перезванивались и даже эпизодически встречались своей маленькой группой, нам было что вспомнить. Забудешь ли ночи у костра? А ночные дежурства, чтобы охранять от случайных хищников лошадей, раз или два за ночь меняя их диспозицию для кормежки. Это мужское занятие, а чтобы дежурный не уснул и не скучал, с ним дежурила у огня одна из женщин группы по его выбору - все на жестких условиях личной неприкосновенности избранницы по обычаям гор. Или вот чудесные моменты просветления неба, когда ненастье сменялось солнышком, а воздух, казалось, кричал о весне. Однажды, помнится, мы качались в своих седлах на рыси по таежной прогалине, когда услышали курлыканье - это прямо над нами летели журавли. И никогда больше не слышал я таких соловьиных распевов, какие были в конце того мая на берегах Агидели.
"К черту будни и заботы..."
Наша дорога в дивную уральскую тайгу легла через столицу Башкирии Уфу и город башкирских металлургов Белорецк. По-праздничному легко пролетели экскурсионные дни в городах Башкирии, и вот уже на пришедшем за нами небольшом автобусе едем в туристический лагерь "Арский камень", расположенный километрах в двадцати от Белорецка в красивейшей излучине реки Белой, которую здесь знают как Агидель.
Знакомимся с нашими проводниками-инструкторами. Первый из них, Иван (Ванечка - назовут его наши девчата) из местных. Ивану лет двадцать пять, но он уже опытный путешественник и ловкий наездник. Второй инструктор, Алик - ещё стажер, но походная жизнь и эти горы ему знакомы тоже.
Получаем снаряжение и продовольствие. И того, и другого много, готовимся серьёзно. Продовольствие делим на две части: большую - с собой, а меньшую нам доставят машиной в условленное место.
В сборах пролетают два дня. И опять автобус, по макушку заваленный нашими рюкзаками, везёт нас в Белорецк на станцию. Крохотный поезд из двух вагончиков, влекомый музейный "кукушкой", ходит по узкоколейке в поселок Тирлян. Недалеко от Тирлян - горный приют Шушпа. Здесь мы получим лошадей и начальные навыки верховой езды. Здесь - начало похода.
В Шушпе нас ждали. Грузим вещи на подошедшую к нам тракторную тележку, идем следом. По симпатичному лагерному обычаю для встречи вновь прибывших выстроилась ранее пришедшая группа. Мы подтягиваемся, принимаем бывалый вид, строимся в шеренгу. Звучат дружные приветствия нам и импровизированные слова ответной благодарности. Распиливаем символический шлагбаум - "переходим Рубикон", теперь мы тоже хозяева лагеря. Нам дарят на удачу в походе умело сделанные из подручных материалов забавные сувениры. В заключение веселой церемонии угощают "напитком конников" - пряным огуречным рассолом. Разгружаем свои вещи. Мы на месте.
"Только кони мне попались привередливые..."
Наконец-то мы добрались до коней. Их в Шушпе много, около двухсот. Резвые, помесь башкирской породы с буденновской. Первое знакомство - в день нашего приезда. Едва пристроив рюкзаки, бежим к загону для пригнанных с пастбища лошадей. Несколько из них уже выведены к коновязи, у идущей перед нами группы сегодня пробный однодневный поход. Подходим с опаской, некоторые из нас не видели лошадь вблизи. Тем временем ребята из уходящий группа продолжает отлавливать коней в загоне. Осмелев, наши Саша и Сергей пытаются помогать им.
В последующие два дня мы осваиваем это своеобразное родео. Вначале отлавливаем наиболее смирных из указанных нам лошадей. Лавируя в гуще неспокойного табуна и ласково приговаривая, стараемся подобраться близко и надеть уздечку. Обычно необходимо предварительно ухватить лошадь за гриву или обнять за шею. Затем наступает черед более строптивых лошадок. Приносим аркан... и начинается погоня, нужную лошадь стремимся отделить от остальных, оттеснить. Нам с Сашей и Сергеем повезло - штатные конюхи заняты, и наши инструкторы берут нас на подмогу. Иван, как самый опытный, набрасывает на шею лошади аркан. Общими усилиями удерживаем лошадь на месте, взнуздываем и выводим из загона.
В первый же день пребывания в Шушпе нам показали, как обращаться с седлом, уздечкой, арканом. Остаток дня учимся вязать узлы - башкирский, калмыцкий, коновязь. Как это просто, когда делает инструктор!
На следующий день с утра - мелкий дождь. Потратив немало усилий на поимку дюжины "своих" коней и получив каждый (!) по лошади, пройдя через все трудности первого общения, мы седлаем лошадей и оказываемся, наконец, в седле. Диковинное, ни с чем не сравнимое чувство.
Отрабатываем устойчивую посадку и умение держать строй в движении по кругу. Затем упражнения посложнее, учимся двигаться рысью, обходиться без стремян. Отпустив поводья, выполняем в седле глубокие наклоны вперёд и назад с касанием лошади лбом и затылком, повороты туловища, берём в руки на ходу стремена... После такой тренировки чувствуем себя джигитами. А когда позже наиболее подготовленным из нас Иван позволил садится в седло без стремени, прыжком с земли - гордости нашей не было предела. Тело ныло, но впечатлений и разговоров о качестве той или иной лошади хватило до ночи.
Третьим днем пребывания в Шушпе завершилась наша кавалерийская подготовка. В тот день мы проделали однодневный реальный поход. Более ловко и смело, чем накануне, сели в седла и налегке, без поклажи, отправились в путешествие по окрестностям. Дождь накрыл нас почти тотчас после выхода из лагеря, но что нам было до погоды - под нами играли кони! Тёплые тела их источали какую-то добрую силу и готовность нести хоть на край света. Воздух был пропитан крепким сосновым духом, вокруг неумолчно пророчествовали кукушки. Совсем близко закурлыкал журавль, и два чётких длиннокрылых силуэта вписали в серое небо уверенную дугу. Чередой двигались мы по просекам, по распадкам и склонам, и дорога извивистыми таежными тропинками выстилалась серпантином под копытами наших лошадей.
В дальнейшем нормой наших переходов на маршруте был шаг: под вьюками лошадь не должна идти вскачь, чтобы не сбить себе спину. Но иногда, на дневках, мы устраивали короткие радиальная прогулки без груза. Какая же радость быстрый аллюр! Все мы теперь увереннее держались в седлах и лучше чувствовали лошадей. А наши Галя, Софа и Марина, предварительно обучавшиеся на ипподроме, быстро стали совсем заправкими наездницами.
Одно из наиболее ярких впечатлений осталось у нас от большого радиального выезда за продуктами во второй половине похода. В тот день мы прошли около 50 км. Как передать ощущения стремительно бега лошади, с которой ты сливаешься в этом порыве, пронизываемый желанием прибавить к ее грациозной мощи и свои несоразмерно более слабые, но мятежно рвущиеся силы?! И ты побуждаешь ее к этому упоительному бегу, за разворот дороги, сквозь несущиеся навстречу ветки деревьев, вперёд! И какая признательность к этому большому и умному, сильному и красивому животному переполняет тебя!
Нашей группе достались две молодые лошади, недавно поставленные под седло. В коротком походе они быстро обвыкли и выделялись разве что личностными особенностями, которые проявлялись не только во внешности и физических возможностях, но и в характерах. За дни похода мы ближе узнали наших лошадей, их полюбили и сдружились с ними.
Привязанность лошади к человеку особенно ощущалась таежными ночами, когда, дежуря, мы проверяли лошадей. Идёшь по лесу или поляне, подсвечивая под ноги фонариком. А лошадь спешит к тебе издали, выдвигается навстречу и доверчиво утыкается мордой в плечо. Она видит в тебе друга и в этом сумрачном лесу ищет твоей защиты и ласки. Каждый такой эпизод пробуждает в тебе неведомые ранее источники доброты и душевной чуткости. И мир видится радостней и шире.
"Дорога с порога зовет на восток..."
Ночь перед выходом в поход была еще холоднее предыдущих. Ранним утром выглянув из палатки, мы поразились чистоте ландшафта: на всем лежал не то иней, не то снег. Горы скрыл серебрящийся туман, и наш лагерь, разбитый в котловине, был накрыт им, как шапкой, так что казался нереально зависшим в облаках. Постепенно туман рассеялся, и только хребты прятались за поднимающейся кверху серой пеленой.
"Если туман ложится на горы - погода улучшится, - пояснил Иван. - Если же он поднимается, как сейчас, жди устойчивого ненастья".
Местная примета, увы, оказалась верной. Не прошло часа, как полил дождь, холодный, неутомимый. И хотя, по поверью, дождь в дорогу на счастье, перспектива паковать под дождем вещи, а затем идти наперерез падающим с неба жестким струям не вдохновляла.
Приказа о выступлении между тем все не было. Дежурные наши исправно функционировали - завтрак, обед. Остальные томились в палатках в ожидании запаздывающей команды инструктора. Ситуация прояснилась тревожным известием: в конной группе, вышедшей накануне, в ночь пропала девушка. Предположительно заблудилась, но предпринятые ночные поиски остались безрезультатными. Из Уфы срочно вызван особый спасательный отряд. Пока же наш выход задерживается.
Дождь продолжался, и росли опасения за незнакомого человека, на месте которого мог быть каждый из нас. Наконец мы с Сергеем не выдерживаем собственного бездействия и подходим к инструктору: "Собирай добровольцев и поедем искать!" "Повременим! - остужает наш порыв Иван, - подождем сообщений от спасателей".
Ожидать пришлось недолго, девушка отыскалась. Отойдя от места привала за валежником, она потеряла направление, наткнулась на стожок и укрылась в нем от сильного дождя. Что ж, улиц в тайге нет. А девушка все же молодец, не растерялась!
Настроение сразу повышается, звучат шутки. Похоже, что общая тревога способствовала сплочению малознакомых людей.
Выход в поход перенесён на завтра. С рассветом укладываем рюкзаки. Связываем их попарно заплечными ремнями, так что они преображаются в большие переметные сумки. Вяжем прочно, страхуя многими узлами. В оба рюкзака "под спину" закладываем мягкие вещи, стараясь сделать рюкзаки плоскими и равного веса. Спальные мешки и палатки, надувные матрасы и одеяла, одежду и фотоаппараты, некоторые продукты упрятываем от сырости в пеналы из купленного в Уфе полиэтилена. Пеналы свариваем здесь же, грея на костре ножовочное полотно. Предосторожность не лишняя, уже со второго дня похода рюкзаки промокли насквозь и до конца похода практически не просыхали.
Но вот поклажа собрана, кони навьючены, и мы в седлах. Спускаемся к Белой. И тотчас препятствие - разлив реки из-за дождей сделал брод через неё непроходимым. Идем в обход вдоль по косогору, протянувшемуся на полтора-два километра. Сразу чувствуем, что нам не хватает навыка верховой езды: вьюки цепляются за деревья, грозя завалить лошадь вместе со всадником. Одна из лошадей, заупрямившись, пошла резко вверх, остальные норовят за ней, Софа не удерживается в седле... Однако все заканчивается благополучно, и крутолобый косогор позади. Но даже в самый напряженный момент на круче не гаснет радостная мысль: "Наконец-то мы в походе". Нас ожидают горы и конные тропы, лес и костры. Впереди дорога.
"Ты посмотри, вокруг тебя тайга..."
Поход с первых километров занимает все мысли и чувства, в напряжении проходят дни. Непривычные к лишениям горожане, порой мы определяли себя и свое пребывание здесь не в самых лестных выражениях. Но растворялась в минутах тепла и отдыха преходящая наша слабость, и все более отчетливо формировалась в нас представление о радости и красоте этого кочевого бытия.
Один из наиболее тяжелых дней похода пришелся на его начало. Молодой норовистый жеребец Кентавр повредил себе ногу, идти на нем дальше было нельзя. Иван решил заменить лошадь, отвести Кентавра назад. Отправился на закате, взяв с собой Сергея.
Всю ночь лил дождь. Наши ребята вернулись часов в десять утра на измученных лошадях, уставшие и продрогшие. Предлагаем им отдохнуть, в полдень будим, поим крепким горячим чаем и сворачиваем лагерь. Дождь в это время пропускает. Как мы не спешим, выступаем только часа в два. Дует резкий ветер, особенно неприятный под холодным дождём. С комбинизонов вода сочится в сапоги. Через час-полтора промокаем наскозь - брезентовые комбинезоны, свитеры, белье. Под нами намокшие седла, а придорожные деревья колючими лапами бьют по лицу и плечам, стряхивая на нас стылую влагу.
Вначале пытаемся переговариваться и шутить. Постепенно разговоры смолкают, каждый едет обособленно, стараяясь выдерживать строй и сохраняя в себе маленький мирок, частицу тепла. Только Иван сидит по-прежнему прямо, слегка покачиваясь в седле. Похоже, над ним не каплет. Глядя на инструктора, бодримся и мы.
Часа через три короткий привал. Лошадей привязываем, подпруги ослабляем. Наскоро перекусываем консервами. Едим стоя под непрекращающимся дождем. Садиться в мокрой одежде на мокрую землю не хочется, укрыться негде.
И опять в путь, надо дойти до условленного места к сроку заброски нам продуктов. Идём до сумерек, и только в одиннадцатом часу вечера достигаем намеченного рубежа. На последних километрах дорога выходит из леса. Мы двигаемся в колонне попарно, и окрестности разносят наши песни.
Главное требование бивака в подобном конном походе - обилие корма для лошадей. Выбираем место посуше, в прикрытой от ветров выемке на вершине пригорка. Вырубив в ближайшем лесу колья, загоняем их в землю, привязываем лошадей. Они будут ходить по кругу, выедая траву. Раз или два за ночь их нужно будет переставлять, вытаскивая и перемещая колья.
Пора подумать о себе. От усталости и холода нет, кажется, ни сил, ни мыслей. Очень тянет привалиться к чему-нибудь и забыться. А вокруг на многие километры под распахнутым небом раскисшая земля.
Сухостоя поблизости нет, но возле нашего привала сохранился остов полуразрушенной избушки, решаем разобрать его на дрова. Пока один из нас возится с мокрыми поленьями, остальные - и ребята, и девушки - пилят, колют и носят дрова, ставят палатки. Сейчас наше спасение в движении. Наконец все мы сгруживаемся у живительного огня. Дождик продолжается, но уже мелкий, моросящий. Слегка прожарившись, достаем из рюкзаков сохранившиеся сухими одежду и белье, наскоро переодеваемся. Дежурные начинают готовить не то обед, не то ужин, не то завтрак, а все остальные продолжают оборудовать бивак. Туристской практики многим из нас не хватает, а потому получается не слишком быстро и умело.
Наутро, после короткого отдыха, снова в путь. Переходы сменяются дневками, дневки - переходами. Экзотика конного похода становится нашими буднями, а привычный утомленный мир, полный городской суеты и множества обыденных забот, смещается вглубь сознания, расплывается и пригасает. А это значит, что поход удался.
"Нам разлуки с тобой знакома..."
Близилось окончание похода, позади более двухсот тридцати километров. Последний переход мы совершили, как и следовало ожидать при нашей незадачливости, под дождем. Он застиг нас в дороге и лил без перерыва оставшиеся четыре часа пути. Слабый дождик сменила гроза. Раскаты грома заставляли лошадей шарахаться, так что нам приходилось все время быть начеку. Воды в Белой еще больше прибыло, и опять отсутствие бродов заставило нас двигаться кружным путем по злополучному косогору. Природа напоследок, казалось, решила выдать весь запас своих каверз. В этот раз на самом опасном участке мы спешились и вели лошадей в поводу. Когда спустились к узкоколейке, из-за поворота показался паровозик, ходивший всего-то раза два в сутки. Знакомая нам "кукушка" галантно посвистела, приближаясь, отчего и без того напуганные лошади совсем ошалели.
Но вот и приют. Столь бодро, сколь можем, въезжаем на его территорию. Нас встречают. Построившаяся дежурная группа, с сочувствием глядя на наши лица и мокрую одежду, преподносит нам по большой кружке горячего компота. Становится теплее. Греет и сознание, что мы дома. Расседлываем коней и проводим их через строгий контроль - нет ли потертостей, повреждений. До полного отдыха еще предстоит сдать седла, арканы, уздечки. Но самое главное - попрощаться с лошадьми. Каждый находит для своей лошади доброе слово и сбереженное лакомство. Под дождем фотографируемся с нашими конями - на память. Последние ласки, снимаем уздечки. Дорогие четвероногие друзья, спасибо! Мы будем помнить вас. Не хотим прощаться, до свидания!