Lib.ru/Современная литература: Симонова Дарья Всеволодовна. Пыльная корона

Пыльная корона

И если кафкианский Грегор Замза превращался в насекомое, то я столь же мучительно превращаюсь в свой номер телефона, по которому ты не звонишь. В эти ломкие, рассыпающиеся в сознании цифры, ничего не значащие перед вечностью. Хотя... номер умершего абонента цементируется и становится мистическим кодом -- я уверена в этом. Только какая дверь им открывается -- попробуй найди.

... босиком к морю Магритта

Ева всегда точно знала, когда вернется ее мужчина. За секунду до того, как хлопала дверь лифта, а после ключ входил в замочную скважину, она успевала достать из холодильника, ополоснуть и разрезать на четыре части спелую желтую грушу. Как он любил. Чтобы была прохладная и сочная. Чтобы сразу насладится это мякотью после утомительной пыльной дороги. Груши - пища распахнутых навстречу миру. Такие, как Алик -- редкость, ведь мужчины не умеют быть счастливыми.

Предугадывать близких с точностью минуты Ева умела еще в детстве. Тогда она не ценила этот дар -- он казался ей помехой разным приятным неожиданностям. Сюрпризы для Евы были невозможны -- а извлечь пользу из плохих предчувствий она не умела. Что можно сделать за те несколько мгновений, которым равнялся промежуток между предвидением и происшедшим... Разве что сгруппировать сердечные мышцы, приготовиться к удару -- что, впрочем, тоже немало.

Она была долгожданным ребенком для отца и неожиданностью для мамы. Та вечно во всем сомневалась. Она долго не могла поверить в свою беременность -- просто потому что больше верила страшным сказкам, чем девичьим. Ей все казалось, что она заболеет краснухой и дитя родится уродом. Она просто изнемогла от этого страха и покрылась нервной сыпью, от чего, понятное дело, боялась еще больше. Имя ребенку, конечно, дал отец. Он приготовил восемь имен для мальчика, а когда родилась дочь выпалил, не задумываясь, - Ева! А как еще можно назвать девочку -- недоумевал он на распросы любопытствующих. Он был намного старше своей тревожной анемичной жены и оказался куда более готовым ко всем этим сопливым бытовым беспокойствам, которые приходят вместе с новорожденным. К этим страхам, усталости и ревнивому родительскому нетерпению, которое время от времени взрывается счастливым катарсисом -- сел, пошел, заговорил... А маменька только боялась -- не сядет, не пойдет, не заговорит.

В семнадцать лет Ева нашла себе мужа. Она встретила на улице мужчину с нервным, рябовато-благородным лицом. Однажды она запомнила слова матери о людях-знаках. Все-таки иногда матушка говорила завораживающие вещи -- в перерыве между паническими атаками и предчувствиями мышиной лихорадки. Люди-знаки -- это те, за кем необъяснимо хочется идти, как только их встретишь. Современные обитатели мегаполисов, цивилизованные сухари, научились легко преодолевать подобные желания. Правила приличия не позволяют нам разнузданного мистического влечения. Меж тем люди-знаки - это верный источник нашей силы и удачи. Не упускай мы их -- мир земной был бы благословенным местом...

И Ева не упустила свой Знак. Она пошла за ним. Побежала. Запрыгнула в троллейбус. Подошла к нему поближе, села рядом, бедро к бедру, обдала ароматом горячих безымянных духов - сладких, томящих, слишком взрослых для нее - и задала пару отвлекающих вопросов на предмет "когда будет остановка у поликлиники". А потом -- ну кто помешает хулиганить в семнадцать лет -- спросила в лоб: "Предлагаю вам использовать меня сейчас, а потом -- делайте что хотите. Просто вот сейчас я не могу вас упустить, понимаете! Если что -- я девушка, со мной безопасно, я не могу вас отпустить, вы мой человек сегодня, понимаете?!" Она, конечно, волновалась, но чувствовала, что ее саму затягивает и возбуждает воронка магического заклинания, которое она изобретала на ходу. Он смотрел на нее с испугом, потом с горькой улыбкой, как обычно смотрят на бездомного щенка -- когда нравится, а домой забрать не могут. Тут однако надо было так понравиться, чтобы взяли безоглядно на обстоятельства...

-Вы верите в такую смерть, после которой человека не жалко?

Она наивно интересничала, - кому и кого теперь жалко! - а он в это время лихорадочно соображал, что ему делать с этой соплячкой. Ведь если он нее не подберет -- то будет другой... и неизвестно какие намерения будут у него. Этот добросовестный и нервный человек не знал, что он Знак. Он думал, что самый обычный, скучный, хороший - с несексуальной зарплатой. Он не понимал Еву -- не знал, что она за другим не пошла бы. Но главное -- что он тогда привел ее к себе домой и допросил по всей строгости. Ева ничего не скрывала -- тем более, что и скрывать было нечего. Она из интеллигентной семьи, папа профессор, мама тончайшей аполлинеровской души человек. Но это же не повод всю жизнь оставаться девственницей или мучительно, разрываясь от напора гормонов, ждать, пока на тебя обратит внимание достойная мужская особь. Ева была настолько уверена в своей правоте что ее человек-знак сдался с тяжелым вздохом. Год они спали в разных комнатах -- он ждал ее совершеннолетия. Учил играть в преферанс, солить рыбу, есть палочками. Не разрешал подглядывать за ним в ванной -- а ей хотелось из озорства. И, если честно, никакого напора гормонов она не чувствовала -- ей было просто любопытно. Золотой был человек Валерий Михалыч. Он говорил: "Чего далеко ходить... вот у меня будет такая смерть, после которой не жалко. А чего жалеть? Уже точно не умер молодым, дочери помогаю, людей спасал. Всех позову. Всех соберу вокруг себя, всем скажу напутственное слово -- и на боковую! А жалеть? Жалеть меня не надо! Я план Господа Бога выполнил".

В охотку он подрабатывал спасателем на одном из городских пляжей. Читал фолианты про катера и речную навигацию. По профессии он был физиком-теоретиком, позже опрокинулся в рискованный бизнес.

И Ева стала его женой. Не первой, конечно, очередной. Куда делась предыдущая, ее не интересовало. А зря. Надо всегда интересоваться судьбой предшественниц. Она была алкоголичкой. И однажды чуть не задушила Еву в подъезде. Кто ж знал, что бывшая не собиралась сдавать позиции. Но победили, к счастью, молодость и здоровье. И здравый смысл. Ведь Ева не только победила ополоумевшую пьянь -- она еще и грамотно с ней расправилась. Пока писала заявление, удивлялась тому, что шалава-то красивая... И быстро пошла на попятную, вот уж молит о пощаде. Валера отправил ее к матери, там она и растворилась в дымке времен до поры до времени и больше не вторгалась. Словом, благодаря своему первому мужу Ева узнала, что если идти к цели без предрассудков, она вполне досягаема. Сейчас, вспоминая то время, она немного жалела, что не может вернуться в ту чистоту линий движения. Тогда еще она была одержима всего лишь одной немудреной целью -- перегнать друзей и подружек по жизненным показателям. Замужество, ремесло, шуршание купюр в необходимом количестве -- не столько для себя, сколько для того, чтобы выручать других не без покровительственного удовольствия. И устраивать застолья, и платить за неимущих -- но, конечно, за счет своего мужчины. Такой Ева родилась -- и долго не могла понять, почему она так тоскует по первенству. Всему виной, конечно, детские травмы -- но ей было лень в них копаться. Валерий Михалыч не всегда ее понимал -- да и вообще держался с молодой супругой как с диковинным зверем. С ласковыми, но очень уважительными и осторожными заигрываниями -- вдруг зверюга цапнет... Своим друзьям и родственникам он Еву долго не показывал. Года три она не подходила к домашнему телефону, в доме не было гостей, и на каждый стук Валерий Михалыч вздрагивал, словно за ним пришли нквдэшники. Еще бы -- у приличного человека обнаружат почти нимфетку!

Вынужденное затворничество Ева скрашивала сладким, особенно ликовала она от безнаказанного и беспорядочного поглощения разных тортов, что причислялись ее матушкой к недостойной пище -- кроме двух наименований, которых вечно не было в продаже. Все остальное -- несвежо и гнусно! Но в доме Валеры Михалыча обреталась кондитерская, и там Ева бесчинствовала, покупая даже ненавидимые родительницей изделия "Полет" и "Ленинградский", а также пирожное картошка, что изготавливалось, по ее мнению, из нефти и крахмала. А Ева ими наслаждалась и постепенно ее дар недалекого предвидения претерпел метаморфозу и стал уверенностью в том, что ничего нового не произойдет, пока не выбросишь старую коробку из-под съеденного яства.

Родители Евы интереса к ее скоропостижному браку не проявили. Она им и толком не объяснила, куда ушла жить. Маменька со вздохом поняла -- птенчик вылетел из гнезда. А уж куда он залетел - с этим уже ничего не поделаешь. Папа оказался более смелым и пришел повидаться с Валерием Михалычем. Увидел, что вреда от него не будет и с легким вздохом о том, что старый конь борозды не испортит, он отправился к своей давней визави, женщине понимающей и ненастырной, которую никто в благородном семействе не рискнул бы назвать любовницей. Такое обыденное слово... все равно что Марию Магдалину назвать работницей сферы услуг.

И вот тут родители роковым образом ошиблись. Надо было устроить скандал, выкорчевывать ребенка из лап старого греховодника -- и тогда бы сила естественного сопротивления оставила Еву в той тихой гавани. Валерий Михалыч, как ни крути, был лучшей находкой. Чтобы остаться с ним нужна была самая малость -- неприятие родни. Но родня не стала с ним бороться -- и Ева растерялась. Она собралась уйти от Валерия Михалыча аккурат в то время, когда он ее рассекретил для своего круга. И в этом была противоречивая обида -- она выросла и поняла, что была унижена тщательной конспирацией. А меж тем состояла в законном браке!

И родила дочь. Потом, вспоминая тот удивительный опыт, Ева не уставала блаженно благодарить божественный осколок удачи, до сих пор трепещущий в ее руках. Брак стал ее фундаментом, незыблемым и бесценным, чего она и предположить не могла, увязавшись из метафизического упрямства за добропорядочным гражданином. Валерий Михалыч дочери удивился не меньше, чем матушка когда-то удивилась Еве, этой крошечной завязи в ее утробе. Муж полагал, что уже вышел в тираж и с деторождением его естество распростилось. Но Ева его заблуждение опровергла. Конечно, ему не пришло в голову подозревать молодую жену в измене. К чему эти драмы? Ведь Ева жила в добровольном заточении и выходила только в магазин или в гости к подругам, где с наслаждением расписывала прелести своего тайного брака -- большей частью придуманные. Так на свет появилась Ритта. И стремительно поменяла роли в пестрой и нестройной фильме, под которую вечно камуфлируется реальность для юных и строптивых. На первый план неожиданно вышла пугливая бабушка. Она внезапно перестала подозревать во всякой пылинке чуму и холеру и местами демонстрировала волне здравый взгляд на происходящее. Незаметно она вклинилась в уединенный дом Валерия Михалыча, наводнила его суетой и эзотерическими журналами... а ее дочь под шумок улизнула. Не насовсем, разумеется, - просто дышать воздухом свободы, которую жадно полюбила, родив ребенка. Столько хлопот свалилось -- а главное страхов, тех самых страхов мамкиных, над которыми Ева привыкла смеяться или отмахиваться, стыдясь перед подругами дремучей родительницы. Теперь-то все прояснилось -- и Ева поняла, что значит прикрывать собой нежнейший комочек от медицинских ужасов мира. Нет, вынести это положительно не хватало никаких сил! И Ева постыдно сбегала от Риттули, когда термометр зашкаливал, и храбрая бабушка-шаман -- иначе не скажешь -- начинала обтирать рыдающего младенца водкой и выкладывала на подоконник к открытому окну.

Возвращалась Ева, когда жар был побежден и маменька дремала на диване с томом Мамардашвили на чахлой груди. В ту же пору блудная дочь привыкла к другому ритуалу -- подслушивать бабулины речи над внучкой. Ева не смела вторгаться в этот интимный ритуал -- потому как чувствовала, что он крайне важен для женской судьбы Маргариты. Она прислушивалась к казалось бы бессмысленным приговорам и сюсюканью -- и набиралась столь недостающей ей терпкой, настоянной на житейском опыте женской философии. Оказывается, ее странная родительница знала, как жить, но оставила теорию нетронутой, не распакованной -- ни для себя, ни для дочери. Приберегла для внучки. Почему так -- никто не знает. Но Ева завороженно слушала под дверью - маменька рассказывала Маргулечке о том, что кто бы ни оказался рядом с ней, - он исчезнет. Он закончится, пройдет, превратится в воспоминание. И смысл нашей жизни -- идти дальше. Ни на ком не останавливаться, не звать его обратно, не стенать и не носить траур по ушедшей любви. И никогда не тратить время и слезы на бесполезный вопрос "почему". Почему он так поступил? Потому что. Точка. Открываем новую страницу и бежим босиком по нежному желтеющему песку пустоты. К морю. И все, что позади, - уже история.

Ева закрывала глаза, и видела этот сюрреалистический песок с полотен Магритта -- в честь него ведь и дочь стала называть, вклинивая дополнительное "т" - и впитывала целительное учение о непоминовении. Но у нее так не получилось бы -- если бы сейчас Валерий Михалыч вдруг вздумал бы исчезнуть, неужели она смогла бы быстро закрыть его новой страницей? Абсурд. Ей и в голову такое не могло придти -- пока она не услышала этот манящий девиз "не оставливайся, только не останавливайся"... Разве с этим идеальным мужем может произойти такое? Но по матушкиной логике не просто может -- должно! И не оттого ли он кажется таким безупречным, что носит нож за спиной... О, нет! Тогда надо его опередить!

Развод стал еще одним горьким удивлением для Валерия Михалыча. От нервов глаза его стали слепнуть и слезиться -- они не желали видеть эти судорожные сборы спятившей молодой кобылицы с гормональным послеродовым всплеском. Которая обрекает ребенка на безотцовщину, -- а себя на муторную роль матери-одиночки. Но Ева закусила удила и не желала слушать доводы разума. Иного пути как к свободе она не видела. Матушка была снова безучастна. Надумала -- разводись. Ее занимала любимая Ритта -- она теперь тоже ее так называла, протягивая согласные в честь тихого сюрреалиста.

Валерий Михалыч во избежание совсем уж позорных драм в семействе обеспечил вероломную супругу, бегущую прямиком в ад, квартирой и посильным содержанием. Вот тогда Ева поняла, что не прогадала с мужем. Она получила от него дочь, крышу над головой, средства к существованию, и -- так же, как и все перечисленное на всю жизнь -- мужское плечо, крепкое, словно мрамор, покрытый нежной песцовой шкурой. Она получила пожизненную возможность вернуться! Не многие женщины могут похвалиться такой привилегией. Теперь можно было пускаться в приключения. Что Ева и не замедлила сделать. Свой многолетний trip она мечтала сделать достоянием общественности, но все никак не могла выбрать достойную форму, в которую могла бы облечь свой извилистый опыт. Впрочем, сие отговорка -- пока мужчины роились, ей было некогда. А вот когда их ряды катастрофически поредели -- она вспомнила мамино напутствие, что оказалось как нельзя кстати. Не смотри назад! Маргаритта, кстати, безоговорочно послушалась грейт-мазер, несмотря на то, что внимала ей в столь юном возрасте. Маргулечка ни о ком не жалела. С Евой было не все так гладко. Она жалела о Валерии Михалыче. Надо было всю жизнь прожить с ним -- с тем, у кого честное рябоватое лицо и всегда чистые серьезные намерения. Таких, как он, Ева более не приметила. Но теперь Валерочка постарел. К нему по-прежнему можно вернуться, но он теперь тихо дремлет перед голливудской классикой 1950-х. Он говорил -- ему нравится эта роскошь. На самом деле, он сдулся и питает угасающее тело шикарными картинками из жизни пышных поп и бюстов эпохи нью лук.

Но дела обстояли гораздо хуже, чем представляла себе погрустневшая Ева. Пока она усмиряла женское самолюбие и пыталась вернуть былую страсть, Валерий Михалыч окончательно обнищал. Что-то не так пошло в его делах -- и какой, скажите, воротила из нервного щепетильного и жертвенного человека науки?! На старости лет он решил скрестить исследовательские и коммерческие порывы и быстро был сожран партнерами... Ева не была готова к такому повороту. Валера, ее всегдашний отходной путь, ее отдохновение от страстей, дал течь. Надо было спасать его и себя. Еще Марго, строптивая кобылица, в которой вполне можно было узнать мамашу в нежном возрасте, давала прикурить. Она посмела подарить Еве на день рождения... вибратор. Удар ниже пояса, ничего не скажешь. Оскорбительный казус случился как раз в самый одинокий евин день рождения. Дочь забежала на секунду -- она уже не жила дома, и вела разнузданный, как можно было заподозрить, образ жизни. Итак, в бархатной коробке, перевязанной атласной красной ленточкой лежало это попрание основ уважения к предкам... В первое мгновение Ева не могла глазам своим поверить. И только потом, когда прошел первый шок, она вспомнила горячее виноватое бормотание дочери о том, что это первоклассный экземпляр из киберкожи, которая - всем известный тактильный наркотик. И что как только Ева прикоснется к этому чуду -- все ее печали одиночества пройдут, она забудет свои потери и обретет долгожданное наслаждение. Потому что именно его Еве не хватало всю жизнь. Ведь мужчины приносили ей всегда только беспокойство. Какая разница, сколько их было -- ведь она не умела извлекать из них пользу, ни телесную, ни душевную. Всегда только волнения и слезы...

Разве?! - горько вопрошала Ева, оставшись один на один с постыдным итогом ее сексуальной биографии, когда сквозь зияющую обиду на дочь проступило горькое любопытство. Неужели самые активные годы ее женской жизни выглядели как сплошная бессмысленная суета вокруг фаллоса, а вовсе не как триумф привлекательной самки, чему она втайне верила... Она, конечно, не умела относиться к кавалерам столь же хладнокровно, что и дочь, но и Ева порой строила блистательные комбинации. Да взять хотя бы... она стала вспоминать, и ее раздирало желание рассказать кому-нибудь об этом, реабилитировать свою самость в глазах вселенной, но никого рядом не было, и она, раскиснув и глотая все те же постыдные слезы, дотронулась до тактильного наркотика. Что тут скажешь -- прикосновение было действительно приятным. Он был чуть прохладнее, чем человеческая кожа... Ева снова, как в первое мгновение, содрогнулась от его возмутительных размеров: неужели ее родное дитя полагало, что вот это орудие может быть источником варварского наслаждения для матери? Ничего святого у этой молодежи! И потом -- до чего же обидно предположение, что ее лоно столь велико, дрябло и бесформенно, что его может заполнить только этакое... шелковое бревнышко! Этот предмет пошатнул самые основы женской уверенности в себе. В памяти, как в грязной запруде, стали всплывать отрывочные реплики докторов о каком-то зловещем интимном опущении и слишком большой шейке... в общем все то, что Ева много лет легкомысленно пропускала мимо ушей, - все это вдруг превратилось в оскал мерзкой реальности. Только откуда все это было известно Ритте? Ужель та самая истина из уст младенца...

Но меланхолию постепенно затмевало совсем другое чувство -- забытый с юности трепет и легкий ужас перед мужским естеством, до которого Ева в дни своих первых опытов боялась даже дотронуться. А потом, под чутким руководством Валерия Михалыча стеснение уступало место гордости -- ведь она училась доставлять этому нежному пещеристому тельцу ни с чем не сравнимое удовольствие, от чего ее милейший интеллигент превращался в урчащего медвежонка, и его тело сотрясала долгая сладкая судорога...

Да, это было прекрасно. И будет ли еще когда-нибудь так... Валера в упадке, дремлет перед жидкокристаллическим окошком в грезы - а больше никого рядом нет. Мужчины закончились, исчезли, превратились в воспоминания, как и обещала некогда матушка, курлыкая над внучкой. Ева пыталась медитировать на белый песок пустоты, убегая по нему к морю -- потом отвечала на редкие звонки тех, кто помнил о ее дне рождения, прихлебывая из припрятанного давным-давно мерзавчика канадский виски -- и, наконец... мирно заснула. Во сне к ней пришел тот, кто был ей нужен -- человек с прохладной киберкожей, который ладил ее по голове и обещал, что скоро все изменится к лучшему. Но сначала она умрет. Так нужно для обновления. Короткая смерть, перезагрузка -- и совершенно другая жизнь. Точнее продолжение той, беззаботной юности -- времен, когда Ева могла получить любого мужчину, потому что ей повезло с первым удачным опытом. Но легкая судьба только простым смертным кажется случайным везеньем, джокером, который выпал по недосмотру из небесного кармана. На самом же деле, такие судьбы -- филигранная работа, не доступная обыденному взгляду. Если по юности еще можно проскочить по шальному билету, то дальше необходимы и магия, и ум, и сноровка, и нахальство, и философия на острие. Профанам не понять -- только людям с прохладной кожей, проводникам удачи... спи, дорогая Ева, и я все устрою, только делай так, как я говорю, слушайся меня, лови мои сигналы -- и ты не будешь в обиде...

Впервые за долгие депрессивные месяцы ее утро было наполненно упругим тонусом веры в незнакомое и лучшее. Ей не хотелось, встав, немедленно снова лечь, как было раньше. Ей теперь хотелось сорваться с надоевшего насиженного места, только Ева не знала, куда. Впрочем, одна непривычная доселе мысль ласкала ее сознание -- можно не только искать взлетную полосу для себя, можно еще и взять кого-то с собой. Кого-то, кто это заслужил... Она быстро набрала номер Валеры -- один, второй... он долго не отвечал, а потом его голос вынырнул сухим и отрывистым. Он без лишних предисловий отрезал, что у него проблемы и что в женскую голову они не влезут. Ева только ухмыльнулась -- это мы еще посмотрим, куда что не влезет. Она вдруг испытала незнакомый драйв -- оказаться сильнее своего бессменного покровителя. Почему-то она была уверена, что сейчас это получится. Быть может, к ней опять возвращался ее дар, который за неиспользованием чуток заржавел, -- умение предвосхищать события.

Для благотворительной атаки на Валерия Михалыча пришлось призвать на помощь дочь-бесстыдницу. Для папеньки Маргаритта, так уж и быть, сподобиться прервать свои приключения на полчасика. А нужна она была для убедительности. Одна Ева уже не имела того влияния -- для достижения необходимого эффекта нужно было встать напротив поверженного папаши вдвоем -- мать и дочь -- и пусть тогда попробует завести песню о женских головах. Мигом расколется! А если нет, то Ритта пригрозит ему негритеночком. Она так уже делала: оглушила родителей известием о любви к ливийскому оппозиционеру. И вот положительный тест на беременность от него... Но если вы, дражайшие мамочка и папочка, расисты, то дочь навсегда покинет пределы этой страны и поедет рожать своего черненького младенца в далекую Африку.

С тех пор Валерий Михалыч побаивался дочь и на всякий случай ей не перечил. Он понимал, что она так страшно шутит, но на всякий случай не провоцировал ее на фокусы. Потому его взяли тепленьким -- он забормотал что-то о предательстве одной из его компаньонш...

-Это баба, что ли? - вульгарно клацая жвачкой, презрительно уточнила Ритта. Ева, мучительно проглотив неподобающие манеры дитяти, вся обратилась в слух. Но Валера был краток -- дескать, одна паршивая овца в стаде подставила всех. И теперь плакали наши денежки. Маргарита оглядела скромную папину обитель, словно искала нужный инструмент для пыток. Потом ее взгляд упал на понурую мать: "Ты, мам, иди пока к себе. Иди, правда! Отца надо оставить в покое. А я здесь поищу свою футболку с Pink'ами. Хочу подарить одному перцу -- не покупать же специально, правда? Мужиков нельзя баловать -- ты в курсе? Нет. Поэтому у тебя все так и вышло... Ну иди, мам. Иди!"

И Ева пошла, потому сопротивление и возмущение были бесполезны. В последнее время она слабела не только духом, но и телом. Теперь вот злилась на себя, что радужное послевкусие волшебного сна оказалось столь мимолетным. Почему она не умеет ответить на дочкины грубости? Опять накатила горькая волна -- но она умела удержаться в позе Ромберга. Посмотрим, что еще у Риттки получится. В ее возрасте Ева была уже замужем... что для нынешних не великий козырь.

И все-таки ее внутренний предсказатель сработал не вхолостую. Поздним вечером к ней ворвалась Маргаритта с куском одноименной пиццы. "Хочешь? - спросила она со зловещим нажимом. Она всей силой мятежной юности ненавидела домашнюю еду.

-Знаешь, кто эта сволочь? Его бывшая студентка! За которую он вступился когда-то, в какие-то незапамятные времена... благодаря ему эта тварь поступила в медицинский, когда женщины попадали туда только по блату. Мам, ты меня слушаешь?!

Еще бы не слушать! Ева знала эту историю. Валерий Михалыч рассказывал ее на заре их совместной жизни, но Ева запомнила. Ведь ее муж представал в ней благородным доном. В старые времена, когда тоже были самые настоящие взятки и самый настоящий блат -- и взамен самые настоящие привилегии -- тогда Валерий Михалыч усердно подрабатывал на вступительных экзаменах. В том числе и в медицинском, у будущих врачей. Девочки могли поступить сюда только по мановению "волосатой руки". Список тех из них, кто должен быть зачислен в вожделенный вуз, спускался в экзаменационную комиссию сверху. Всех остальных полагалось завалить -- и эта подлая миссия ложилась на плечи Валерия Михалыча. Ведь он преподавал физику, а кто из докторишек толком ее знает? Валера тогда был молод, и его совестливость еще не тормозилась плитой неизбежностей и смирений. Он пытался обойти сволочной миропорядок, нет-нет да и протолкнуть умненькую барышню без надлежащего покровителя. И однажды влип в громкую историю - заступился за худосочную низкорослую медсестру, в которой увидел врача божьей милостью. А таких одна на миллион! В каждом городе есть только один настоящий врач -- к нему и стоит попадать, остальное -- фуфел. Поэтому он посчитал своим долгом заступиться за хрупкую абитуриентку, которая, надо сказать, поступала в вожделенный институт далеко не впервые. И вот хрупкой Наденьке пришлось предстать перед экспертной комиссией и в очередной раз доказать свои закаленные в боях глубокие познания в физике, в этих несносных хитросплетениях Ван-дер-Ваальса и Максвелла. На Валеру пытались давить и в этот раз -- хотя, как он знал, его подзащитная заручилась теперь поддержкой одного не последнего человека в институте. Но этот не последний перешел дорогу другому не последнему -- в общем, закрутилась интрига. Валере Михалычу грозили пожизненным отстранением от преподавательской работы -- и он уже готов был сдаться. Но -- вот удача! Злокозненный тип, который вставлял палки в колеса талантам, скоропостижно скончался. Говорят, от него страдали не только такие вот наденьки, но и рыбка покрупнее. Не сдобровать бы и Валере Михалычу, но провидение на этот раз снизошло до малых сих. Пол-института прихлебывало коньяк из грязных чайных стаканов и тихо ликовало. Так талантливая Наденька оказалась в числе студентов-медиков.

И своего благодетеля она не забыла. Шли годы -- щенок подрос и превратился в матерую псину, если не употребить другое слово. Стала ли Надежда Особова тем самым единственным доктором в городе, к которому стоит обращаться, -- этого Валерий Михалыч на себе не испробовал. Зато ей повезло в другом жанре -- у нее открылась предпринимательская жилка. Первым ее бизнесом стали стеклянные фигурки. Крохотные, хрупкие -- кому могло придти в голову, что дело окрепнет и вырастет с годами в фирму, торгующую оригинальными сувенирами и экзотическими подарками. В ее современном арсенале водились дельфины и гейши. Последняя была в единственном экземпляре и умела вводить в транс щекоткой Мусасимару. Тончайшее ублажение посвященных! Так что здесь можно было найти, чем порадовать пижонов, эстетов и просто особ, чувствительных к штучному, а фирма "Особый дар" завоевала неброскую известность. Дарить праздник -- что может быть приятнее! Но не надо думать, что Надежда ограничилась таким вот праздником для человека, столь значимого в своей жизни. Нет, Валерию Михалычу она не организовывала альковных радостей -- она ссудила его скромному предприятию нужную сумму. Условно говоря, она имела в уставном капитале более 51% акций. А потом ей понадобились финансы, и она легко выдернула свое некогда благотворительное вложение из убыточной затеи ученых доходяг. Высокие их замыслы о целительной бизнес-подпитке экспериментальной науки не расцветши увяли. До ума был доведен лишь один проект -- и то не валерин, а чей-то со стороны. Более тонких финансовых подробностей Ритте добыть не удалось -- но и этого достаточно...

-Короче, подстава... она не просто забрала лавандос, она нарушила их уговор. Она обещала отцу, что ни при каких обстоятельствах не сделает этого, пока не пройдет пять лет. Но сделала. Еще и состоила недоуменную рожу. Степа из-за этого вообще при смерти.

-Почему?

-Он родительскую квартиру продал, чтобы этой стерве деньги вернуть. Они же в деле. И свалился после этого с инфарктом.

Степа -- валерин компаньон, выпивоха и добряк. М-да... кто ж знал, что все так запутано и скверно. Два неглупых и не последних на планете ученых влипли из-за стервы -- и притом, что тут не было замешано никаких чувств, все лишь из-за денег. И из-за благородства. Крайне опасная смесь! Надо было чуять Валере на вступительных экзаменах, кто кролик, а кто змея. Теперь причитать бесполезно. Валера ничего больше не расскажет про злобную Особову -- он и так сделал большую уступку Ритке, которая помахала кулаками, но быстро забудет папины горести. Ева была не столь забывчива, да и как забудешь свою зависимость. Все ее хлипкое благополучие напоминало теперь мокрые крылышки мотылька -- ведь содержал ее по-прежнему Валерий Михалыч. Заработки самой Евы всегда были ничтожны. Она полагала, что женщине так и надо жить -- зарабатывать игрушечные деньги, блюсти свою незащищенность, чтобы защитники не переводились. Такая стезя ее устраивала -- главным образом потому, что Валерий Михалыч ее не покидал. А остальные... они, конечно, никогда не обеспечили бы так Еву. Но чтобы не было ни намека на корысть в ее сторону, Ева оставалась девушкой со скромными средствами - как в ее любимом одноименном романе Мюриел Спарк. Богатой быть не пробовала. Теперь, похоже, стоило...

Пока дождь бормотал свое бесаме мучо-бесаме мачо, Ева продумывала месть. Занятие незнакомое ей и даже утомительное. Потому как если она и была мстительна, то моментально и ураганно. Ей было бы проще ворваться к этой подлюге, избить ее по лицу -- и тут же ужаснуться содеянному, пожалев жертву. Месть в качестве холодного блюда ей претила, но теперь была мучительно необходима. Впрочем, разве справедливость и месть -- одно и то же...

Вскоре Ева осуществила свой скромный план -- взгромоздилась на лиловые каблуки и посетила магазинчик "Особый дар", нежданно окунувшись в предупредительность продавцов и сказочный ассортимент. Если бы Ева когда-нибудь замыслила свое дельце, то она хотела бы именно такой симпатичный уютный бизнес. Ей даже стало жаль, что не ею созданы все эти лакомые шедевры вроде чесалки для кошачьих животов или прохладительных накидок для жары из особого материала, который на ощупь словно мокрый шелк, что волшебным образом не сохнет... Изделия из кибер-кожи здесь явно вписались бы! Ева поискала глазами гейшу, словно та могла быть выставлена в в витрине. У кого из душек-продавцов в желтых футболках можно о ней справится? Ладно, шутки в сторону. Пора действовать. С вежливым, слегка тревовожным лицом Ева подошла к приветливому молодому человеку, который только и ждал, когда к нему обратится элегантная дама в вишневом плаще. Обожаю таких, что трепещут от желания оказаться полезными -- подумала Ева и превратила легкую тревожность в доверительную озабоченность.

-Мальчик мой, мне нужно сделать очень необычный подарок. Я бы хотела обсудить его конфиденциально с вашим руководством. Как я могу это сделать?

Если бы у мальчика был воротничок, то Ева обязательно поправила бы его обещающим жестом соблазнительницы. Давненько она не практиковала эти игры! Мальчик, впрочем, и без игр все понял. Он так завлекательно смутился, что Ева пожалела о своих двадцати годах. Еще после нескольких тонких уловок она попала прямиком к этой гниде Наденьке, которая много лет назад рвалась спасать чахоточных и ревматических -- но быстро оставила потуги... Она, по счастью, оказалась на месте. Сидела, пыхтела, ждала тучных клиентов. От худосочной и низкорослой, не тянущей на свой возраст девочки остался только обманчивый флер уязвимости. Некогда заостренные линии тела давно расплылись -- но не сильно. Кроличьи дряблые очертания и вялая улыбка, пожалуй, могли ввести в заблуждение многих непроницательных. Наденька казалась беззлобной и располагающей. И совсем не подлой, конечно. Из тех, в ком нагулявшиеся брутальные циники ищут позднюю душевность. Темно-синее правильно маскирующее недостатки -- и недостатки ли? - фигуры платье, стрижка "каре" из толстых густых волос... Такие бывают у крепких витальных особ, но судить о характере по волосам. Ева не любила. Слишком зыбкий признак...

-Мне нужна талантливая умная девушка, которая сыграла бы плохую шлюху, - сразу перешла на деловой тон Ева. В ответ ей пришлось ощутить манящий дымок тонких сигарет. Бросила лет пять назад, но тяга к легкому дыму осталась. Надежда Антоновна, гнида Наденька, смотрела на нее с жалостью. Повисла трудно определимая пауза.

-Нас иногда путают с эскорт-услугами и прочим психоанализом, - улыбнулась хозяйка салона. - Но вам мне почему-то хочется помочь...

"Дешевый ход!" - с удовольствием отметила Ева. Продолжай в том же духе, дорогая! И Ева защебетала приготовленную версию о своей подруге, к которой охладел муж и стал посматривать на сторону, и чтобы он вернулся, нужна вредная и жадная красотка, - а точнее, барышня, которая ее талантливо сыграет и тем самым отобъет охоту ходить налево. И пусть она изобразит плохую любовницу... но это, конечно, за отдельный бонус, дело деликатное, но "мне говорили, что именно у вас можно найти такие вот особые подарки"...

-Это чья-то фантазия, - самодовольно улыбнулась Наденька. - Но мне от лица всей фирмы все равно лестно. Если о нас уже ходят легенды -- значит, мы популярны... Но я бы не советовала такие окольные пути к семейному счастью... Лучше подарить мужу не плохую, а великолепную любовницу. Как это делают в Японии... древний обычай, между прочим, - для убедительности Наденька сделала уныло-поучительное лицо. - Муж это оценит. И даже будет ошеломлен такой щедростью души. Не забывайте о благотворной коррозии замешательства! В общем, с любовницей он все равно расстанется -- и вернется к супруге. Но каким он вернется! Благодарным и готовым на уступки. А если его обдерет как липку хищная девица, да еще и не удовлетворит интимно -- каким его получит семья?! Злым и разочарованным. И кто от этого выиграет -- подумайте сами... У него появятся женоненавистнические комплексы... а быть может, и стойкое желание ходить налево, реабилитироваться в собственных глазах! Нет, моя дорогая Ева, я предлагаю вам луший путь. И в нашем арсенале он есть. Это исключительная девушка. Таких в нашей стране больше нет. Настоящая гейша!

-Со щекоткой Мусасимару? - как было не понасмешничать.

Наденька усмехнулась:

-Ну... я надеюсь, это не понадобится... в вашем случае. - Кстати, простите за вопрос, откуда вы узнали об... этом. Щекотку мы уж точно нигде не рекламировали, это было бы на грани фола.

-А. кстати, что это такое?! - задорно поинтересовалась Ева, пользуясь тем, что как перспективный клиент она может себе позволить и отвечать вопросом на вопрос.

- ... не берите в голову. Это для очень пресыщенных господ.

Посетовав на то, что фантазии прерваны на самом интересном месте, Ева приступила к оформлению заказа. Она еще никогда не договаривалась о девушках по вызову. Теперь ей удастся лицезреть настоящую гейшу. Какую интересную глупость она себе сегодня придумала! И она пока совершенно не знала, что из этого выйдет.

Шакти

... когда умерла моя собака, то в пространстве образовалась энергетическая дыра -- словно бы ее контур вырезали из окружающего пейзажа. А когда не стало тебя, то мир, пожалуй, даже напротив -- с упрямой злостью сохранял свою целостность. Что же, всем истероидам знакомо это свойство вселенной -- хранить нас наперекор саморазрушению. Естественно, я не избежала экзальтированных непрерывных и навязчивых фантазий о нашей случайной встрече. Нет более приторного и бессмысленного занятия! Порой хочется снести себе все правое полушарие мозга, что в ответе за наши эмоции -- только чтобы больше никогда не предаваться бредовым мечтам о роковом повороте головы где-нибудь в концертной роскоши -- типа я с кем-то и ты с кем-то. О, Пресвятая Дева, умерь глупость человеческую! Когда мне надоело топить мозг в несбыточных идиллиях, я стала мечтать погибнуть под колесами твоей машины. Нет, бросаться под всякую похожую на твою -- до такой степени я не обезумела, зато подобные картины отвлекали меня от любовных соплей своим деловитым здоровым садизмом. В твоем стиле, между прочим...

Самое страшное, что может с нами случиться, - это счастье. Единственное и предназначенное только тебе. Когда Господь настолько попадает в точку, что после этого уже не оправиться. Последствия его непоправимы. Никому не смогу рассказать, что было между нами! Было так хорошо, что никто не поверит. А потом ты исчез -- и тем более никто не поверил бы. Выходит, поплакать мне было некому. Чуть не сдохла в бессловесном вакууме...

Почему ты занес мой телефон в черный список? Неужели все из-за того опоздания на скучнейшее пузатое застолье к твоему двоюродному брату, когда я мучилась своими обычными коликами, а ты мне не поверил и рассвирепел? Что мы потеряли за те ничтожные сорок минут, пока бесцветные рыхлые люди произносили бездарные тосты? Почему нам нужно было непременно снять это на камеру -- ведь это любимая игрушка посредственностей, а мне казалось, ты - глыба... А потом надо было терпеть занудное пение под гитару какого-то самодовольного хмыря. И все ему подпевали. А потом начались танцы -- думаю, ты и сам видел убожество происходящего, но все равно дулся от того что я не стала вести себя, как все. Но кто мне объяснит, зачем все это? И почему один вздорный день, одна скверная заноза в божьей руке дающей может привести к внезапному обрыву пленки... и никакого объяснения! Неужели женщину надо так жестоко наказывать за отсутствие армейских навыков?

И, потерпи, еще один банальный всхлип -- какие же нелепые мелочи могут погубить нас! Хотя, конечно, эти мелочи -- высовывающиеся наружу ноготки наших внутренних монстров. Но до поры до времени мы отказываемся это понимать. Ведь любовь же... любовь.

Потом из меня, как ниточки из старого дивана, выдергивала нервы телефонная пытка. Ты не объявлялся, зато вынырнули из небытия такие персонажи... милые, нелепые, звонят с провизорской точностью невовремя, когда я натянутой нитью жду тебя -- словом, убить их хочется до дрожи, и, наверное, они -- небесные посланники для воспитания в нас христианского смирения. А потом среди них, словно шпилька из прически выпала в раковину -- такой неожиданный плоский звук, напоминающий мне приезд мамы в пионерский лагерь -- звонит одна... и предлагает этот чудесный блеф.Я ее знала давно, но мельком. Могла ли я предположить ее занятие... - вот бы ты прикололся, голубь мой! Сушеная интеллигентка, словно вчера только из библиотэки. В общем, синий чулок, голубая кровь... Впрочем, кровь ее меня мало волнует -- хотя в ней заметен шарм учителей старой школы. Ладно, лирику в сторону, в сущности она обычная мамочка-сутенерша, как мы это теперь знаем. Я познакомилась с ней в гостях у одной... ты так и не успел ее узнать. Помнишь, тебя все разбирало отметиться с моими подругами -- твои дурацкие шутки из грязного прошлого. Я бы тебе отомстила -- с твоими друзьями. С одним-то уж точно -- да только его и успела узнать! И наши с тобой отношения на этом бы закончились... а они и без этого закончились, хаха, и гораздо худшим для меня способом. Какая ерунда все эти эвфемистические басни про подруг, с которыми тебе изменяют мужчины! Не самая гадкая новость. Если бы это случилось с нами -- я хотя бы знала причину своей опалы. Но речь не об этом -- я познакомилась со змеей-искусительницей у одной своей знакомой. Той, что как раз тебе бы приглянулась -- с короткой стрижкой и острой тягой к авантюрам. Я и сама не чужда -- но ты однажды испортил мне вечер, намекнув, что я не авантюрная. Что я всегда точно знаю, сколько у меня в кошельке денег и моя сумочка никогда не преподнесет мне никаких сюрпризов... Надо понимать, я зануда? Обвиняй барышню в чем угодно, только не в асексуальном...

И сейчас понимаю, что согласилась на это шальное предложение в пику тебе. Ты никогда бы не поверил, что я смогу изобразить гейшу! Ты же думал -- я неинтересная, да? Справедливости ради надо сказать -- все равно ты это никогда не прочтешь! - что по-серьезному и изображать-то ничего не пришлось. Мне популярно объяснили, что интеллектуальный продукт в сфере телесных развлечений пока столь же мало востребован, что и в искусстве. Господствуют массовые коммерческие виды услуг. Сам знаешь, какие и почем. Все быстро, по-деловому, чаще всего прямо в машине. А тут -- перышки роскоши. Гейша! Для нас, здешних, это всегда тайна, сколько бы мы ни ударялись в моду на все восточное. Никто у нас никогда толком и не поймет, что это за птица. Вот этим меня и купили.

-Детка, скорее всего тебе будут платить необременительные деньги просто за то, что тебе нельзя будет никуда отлучаться. Ты -- из числа подарков в магазине и можешь понадобиться в любой момент. Но только редко-редко тебя востребуют...

Я -- подарок! Чем не роль. Знаешь, кто был первый? Нервозный опасный южанин. Мне было с ним страшно -- того и гляди надает по башке, даром, что гейша, а не обыкновенная телка. Он сказал -- ну, расскажи мне, блин, что-нибудь японское. Я стала ему цитировать Сей Сенагон, Басе -- и прочую классику. Но он сказал -- не такое! И агрессивно сплюнул в пепельницу. Тогда я стала напевно, с нарастающей энергией рассказывать сагу о юноше и девушке, которые нашли друга в сети и стали переписываться... и переписывались долго, потому что жили в разных городах, а у девушки была очень больная мать... - конечно, при смерти, и поэтому она долго не могла приехать. И постепенно юноша стал подозревать подругу во лжи. Она же со слезами умоляла его поверить, что ни с кем не встречается и ждет только его, своего виртуального голубка. Всю эту чушь я выдумывала на ходу, разумеется, с должным придыханием, и продолжала делать свое интимное дело! Смешно и странно мне было это... А дальше... якобы этот Фома неверующий добрался до своей любимой и убедился, что она говорила ему только правду и ничего кроме правды. О, как он раскаялся ... и сделал себе харакири. Пока длилась агония, они поженились -- бессмысленно и беспощадно. Но все же нынешние самураи распарывают потроха нежно. Можно потом еще и пожить, правда, парень остался нервным. Моя импровизированная неловкая стилизация клиента удовлетворила, что удивительно. Однако он остался доволен... тебе не надо объяснять всю эту неожиданную для меня, но в общем несложную машинерию мужских возбуждений.

Кто был вторым? Лучший в моей жизни. Умный и веселый мерзавец. Мы с ним легко, ни к чему не обязывающе подружились. Он умел рассмешить -- и это был оголтелый нутряной смех, который, мне кажется, исцеляет, как священные воды Ганга. Он представился Дэном, но имя, наверное, не настоящее и не имеет никакого значения. Он хранил за пазухой разные замечательные перлы, и первое, что он мне сказал:

-У тебя такой честный сосок... возбуждается сразу.

Я ему рассказала про тебя -- он посоветовал мне плюнуть и растереть, а если сразу не получится, то писать тебе длинные исповедальные письма и помещать их в свой блог. И если я буду это делать искренне и со всем занудным тщанием страдающей девы, то довольно быстро мне это надоест, и я освобожусь от твоих чар. Это будет способ закончить наш роман, а не терзаться его незавершенностью. И при этом я смогу сделать себе имя: дневники гейши -- уже готовый бренд...

Еще он потешался над моей любовью к пирожкам в Макдональдсе. "Гадкие изделия, жареные в машинном масле! Из них все время начинка капает на одежду. Пускай их жрут порно-звезды -- тренируются запихивать в рот целиком. Порядочные гейши это все уже умеют"...

Мы встречались несколько раз -- не хочу говорить сколько, потому что мне хочется, чтобы было больше, и подозреваю, что память незаметно приумножила число наших встреч. Дэн кормил меня оладушками и потешался над тем, что гейша из меня никудышная. Дескать, мой азиатский разрез глаз -- уместен, но недостаточен. Разве что я очень возбуждающе задыхаюсь... "впрочем, ты подающая надежду шакти".

И если бы это было не так, он не стал бы встречаться со мной больше одного раза. Вот...

Еще бы понимать, что он говорил... Что такое шакти? Я не стала у него спрашивать -- наверное, гейша должна знать?! Сейчас-то знаю, конечно. Жена Шивы, олицетворение осознанной сексуальности.

Я почти изгнала из себя фантазии о наших случайных встречах. Но продолжаю мечтать о том, как расскажу и покажу все, чему научилась... и стану тебе интересной. И ты вернешься ко мне. После десяти... пятнадцати... двадцати лет исчезновения. Поскорее бы они прошли! Конечно, мне по-прежнему тебя не хватает. Но ты аккуратен, как опытный убийца, -- нигде не оставил следов.

Креативный элемент

Ни черта не смысля в бизнесе и финансах, Ева знала, что она умеет добиваться цели. Просто на сей раз на не станет придумывать способ ее достижения сама -- она обратится к сведущим. Знакомых у нее хватало -- она умела обволакивать отношения скрепляющим долговечным послевкусием, благодаря которому они десятилетиями хранили тепло. И даже с бывшими любовниками. Ева была влюбчива не по делу -- тут ее строгая дщерь была права. Но именно влюбчивость, как ни странно, помогала ей держаться на плаву. Не угрюмые женские притязания на будущего кормильца и опору семьи, а пронзительная и расточительная влюбленность, которая питает и холит того, кому посчастливилось быть ее объектом. С таким подходом в смысле благ много не поимеешь, но в случае чего, можно просить о дружеской услуге и о верной руке в глухой сезон.

Итак, она составила список тех,- помимо таинственной гейши - кто мог бы ей пригодится для грандиозного плана, который еще лишь призраком набухал в ее воображении, но который предстояло продумать и осуществить совсем не ей. Она села составлять список, и для несведущих он смотрелся угрожающе эклектично. Достаточно сказать, что в него вошли Казус, Бублик и Мама Катастрофа. Но не стоило обманываться их дворовыми кликухами -- люди достойнейшие в своем роде... Однако все это шалости, и в сухом остатке выкристаллизовался лишь Комендант. Ему она и позвонила, пока запал был свеж:

-Я приду к тебе, потому что не могу пятые выходные подряд сидеть дома и рассаживать бегонии, как главбух под следствием. Мне нужен глоток своего терпкого слова, который приведет меня в чувство.

"И, конечно, чтобы ты все придумал!"- должна была она закончить фразу, если бы собиралась поведать правду раньше времени. Она хотела предложить ему разработать схему захвата надькиного магазина. Но чтобы это было не грубое рейдерство, а постепенное внедрение. Красивое и сводящее с ума в духе бизнес-сюрреализма. Она сама толком не могла объяснить, что замышляла. После двухдневной медитации воображение выбросило ее на берег иллюзий, и она представляла, как ее агентура будет постепенно внедряться в маленький коллектив, вытесняя прежний состав. То есть, например, секретаршу вытеснит Ритта. Она устроится курьером -- и заведет с секретаршей доверительную девичью дружбу. Потом они пойдут вместе на вечеринку, коих у Риттки в избытке -- и там жертва коварного плана познакомится с Бубликом. Короткий роман -- и у девчонки вся жизнь вверх дном. Она останется беременная, с долгами, точнее, с кредитами, записанными на нее -- и прочими неприятностями... а может, не стоит так нагибать ни в чем не повинную барышню? Может быть, беременности достаточно... да что там -- достаточно просто злодейского исчезновения!

Все хрупкие сердца переживают то, о чем предупреждала матушка. Однажды он исчезнет. И нужно будет с этим смириться. И искать нового. Только пережившим исчезновение открывается следующий уровень игры. Хотя кому игра, а кому просто жизнь.

А, впрочем, все это чушь и выдумки! Одна Ева на рейдерство, пусть даже изысканное, совершенно не способна.

Тонкое дело -- визит к Коменданту, очень тонкое. Тем более, если идешь к нему на поклон. Не виделись они с Евой бог знает сколько. Постарела! Но она же не собирается с ним спать. А вдруг это необходимое условие -- до сих пор? Или с женщинами после 25-ти об этом и речи не идет? Или надо всегда быть готовой к импровизации, а там как пойдет... Ева разглядывала себя в зеркало, что было ей ненавистно. Так уж она устроена -- терпеть не может свое изображение со времен подростковых истерик. От зеркала у нее может разыграться мигень со светящейся аурой -- а ней порой мелькают даже привидения. В общем, крайне неприятное занятие. А одеться как? Прикрыть шелками целлюлит и легкую дрябь на животе -- и прикрыть так, словно она только и делает, что продумывает свои туалеты. Со скромным шиком.

Вспомнилось, как много лет назад, когда у них с Комендантом случились две нежные недели, Ева на коньячном кураже изображала ему стриптиз и запуталась в стрингах. И вот, уже пыхтя от конфуза и пытаясь изо всех сил удержать эротическую мину при плохой игре, Ева услышала тихое и ехидное:

-Понимаю, Евка, понимаю, трусы -- сложный элемент. Креативный...

Долго потом стриптиз вызывал у нее тягостный комический эффект...

Впрочем, хватит воспоминаний, пора душить вражескую гадину, как говорят боевые генералы.

Опята в сметане

Самка животного становится агрессивной, когда у нее появляются детеныши. Самка человека -- несколько раньше. Когда у нее появляется самец. Не любой, конечно. А именно тот, от кого она не прочь понести приплод. Если ей это будет позволено. Комендант терпеть не мог эту животную агрессию, чуял ее в малейших припусках голоса и отчаянно избегал. Даже добрейшая из женщин когда-нибудь станет злобной теткой, и сего не избегнуть... однажды все разрушится, даже самая убедительная идиллия.

Сегодня на повестке дня Евочка. Все хотела-хотела его, и, наконец, за столько лет придумала предлог. Смешные они, эти интеллигентки... Давно бы уже пришла к нему без церемоний -- и он помог бы ей справиться с гормональными всплесками. Открыла бы дверь ногой и оказалась бы голой под плащом. Избушка-избушка, повернись к лесу передом, ко мне задом и немно-о-жечко наклонись! Ну... в общем, как-то так. Но нет -- надо придумывать какие-то скучные дела, пустые хлопоты. Говорильня, трата времени, а жизнь одна и бонусов не ожидается. Может, сказаться больным, пока не поздно -- и поехать искать перспективных шмар? Впрочем, они никуда не денутся -- особенно девки из соседней квартиры. Потратим сегодня вечер на Еву. Но ни в коем случае не дадим ей надежду -- ведь самка человека сразу станет агрессивной... и отхватит у самца самое дорогое.

Как многие неудовлетворенные сластолюбцы, Комендант талантливо играл гурмана. Дескать, ему трудно угодить и никто не нравится. Не родилась еще такая... - и прочие глупости. На самом-то деле она родилась. Его единственная и неповторимая история на втором курсе. Остроносая красавица с легкой хромотой из-за перелома лодыжки. Вот она была самой лучшей. Редкое и даже опасное для организма отсутствие природной агрессии -- которое, говорят, имело нехорошие последствия. После их расставания маятник качнулся в другую сторону. Но пока они были вместе -- недолго! - ангел был с нею... Потом, когда Комендант не от большого ума приударил за ее подругой, - она после каскада слезинок только улыбнулась и отпустила его на все четыре стороны. Но расстались они не из-за этого. Чванливое дипломатическое семейство не разрешило дочке крутить любовь с простым парнем из провинции...

С кем бы она ни была теперь -- это неправда! У нее ничего не может быть. Она, наверное, умерла. Да, так было думать удобно. От тромба, например. Хотя она пусть живет, а сдохнет ее желейно-подбородковая мамаша. Если бы не она, Коменданта миновало бы столько ядовитых чаш...

Он вынес на себе тяготы трех браков, и более самому себе такого не желал. Любой союз -- это унижение, унижение и еще раз унижение. Вопрос его прочности и длительности лишь в том, когда кому-то из двоих соучастников этого кошмара надоест быть опущенным. Комендант попытался забыть эти "многия печали", оставив только выжимку практического знания. Больше никаких порядочных девушек! Они -- самые опасные пираньи. "Я девушка порядочная, поэтому беру дороже" - известный анекдот. Никаких более благополучных и сытых. И вообще любая норма в конце концов обернется жадной и жестокой особью. И потому с некоторых пор Комендант испытывал стойкое влечение лишь к женщинам на грани самоубийства. Вот они отдаются без страха и упрека и без глупостей. Ладно, так уж и быть, самоубийство можно заменить глубоким отчаянием. Главное -- чтобы она была живая от боли, живая, дикая, сладкая от своей обреченности. И запах этих терпких миазмов он чуял за версту. Как отцов старинный приятель дядя Рубен чуял, в какой пельмень его карабахская бабка спрятала железную пуговицу. Сам рассказывал и смеялся, завораживая бесполезной метафизикой своего дара. Хотя пуговица-то была на счастье, разумеется!

А с Евой можно разговаривать, дерзить, заигрывать. Слушать любимое и запылившееся -- джаз, фильмы, прочее искусство, и при этом кушать дешево или вообще она сама приготовит. Не бог весть что, но вкусно -- жареную картошку, салат с лососем и оливками, опят в сметане. Хотя и от прочих бонусов Комендант не отказался бы -- как это у них бывало. С ней можно смотреть на закат и обдумывать завтрашние переговоры -- она не пикнет в поисках внимания к своей персоне. Она не требовательна и едва маняще уловима, как аромат цветущих яблонь. Может, поэтому с ней никогда не получалось... В основе любой привязанности всегда незавершенность.

Призрак черного шахматиста

Чуть раньше назначенного времени Ева, аристократически ежась в любимом терракотовом палантине, вошла в кафе. Она решила, что оденется располагающе уютно, без вызова, без роскоши, чтобы не создавать впечатление обеспеченной дамочки с претензиями. Ее уже ждали - Ева была слегка разочарована. Она хотела какой-то интриги, а здесь все было прямолинейно. Раз гейша - значит, восточный разрез глаз. Хотя... правильно сделала девица, что именно эту свою характерную примету не стала выпячивать, при том, что подробно расписала, во что будет одета. "На голове платок в бирюзовый горошек"... - надо же, как романтично! Ева, стараясь быть уверенной и зрелой - хотя чувствовала себя феерически глупо - подошла к своей визави:

-Арина? Я не опоздала?

-Что?!

И в этом испуганном и одновременно завлекательном, полном странного маргинального достоинства "что" - вот в нем видимо было все дело, только Ева сразу это не поняла. И подумала, что девочка придуривается. Так, для разминки. Ищет свой стиль. Интересничает, как Ева в юности. Ей не пришло в голову, что девочка просто ее не расслышала. Именно в эту минуту она, погрузившись в свои мысли, смотрела в окно. Нервным людям очень полезно наблюдать за хаотичным движением. И не слышать, о чем их спрашивают.

Но в дружелюбное русло они вошли быстро. Блинчики с шоколадом. Пирожное "Эстерхази". Ева устала искать подвох уже на втором бокале вермута. Она спросила:

-Сколько ты берешь за... не знаю, как вы, гейши, измеряйте свой заработок...

Арина с самоотверженным рекламным пылом начала выкладывать свой прайс-лист, но вдруг осеклась и обаятельно икнув, закрывшись гуттаперчевой ладошкой, объявила, что все на свете решается в индивидуальном порядке.

-Скажи, зачем тебе весь этот джаз? Ты учишься на востоковедении или просто увлекаешься Японией, это стойкая мода - но что дальше? Приключения когда-нибудь закончатся, и начнется рутина. Я не просто так это говорю - я хочу предложить тебе более пристойную работу...

-Вы случайно не от Шуранских? - быстро спросила Арина, одновременно просветлев и напрягшись.

Что было делать? Ева, конечно, низверглась в игру, не зная брода, и сказала, что, да. От Шуранских.

-Так вы знаете... где он?!

-Нет! - испугалась Ева, не успев даже подумать, кто этот он.

Арина печально улыбнулась:

-Понятно. Знаете, но не скажете.

Ева поняла, что попала в ловушку собственной лжи, и надо выбраться из нее с достоинством. Она вздохнула в унисон с барышней, и тихо, но твердо -- едва сдерживая предательскую суетливость, - ответила:

-Нет, Арина, я не знаю. Кто-то наверняка знает, а я -- нет. Мне ни к чему играть твоими чувствами. Меня не посвящали в твои тайны. Я не имею отношения к этому.

-Тогда в чем ваше предложение? - голосок гейшинский завернулся в трубочку и стал глохнуть. И тут Ева почувствовала, что эта девочка -- лошадка робкая, но норовистая, и свой самурайский меч она прячет недалеко. Пришлось вспомнить одну историю ... про призрак черного шахматиста, который завелся в доме одного богатого сумасброда и который может прогнать только гейша. Ну такой вот интересный пунктик у хозяина! Такая вот экзотическая прихоть! И сколько уже девок ему приводили под видом гейш -- всех гнал взашей, потому что чуял подвох. Потом нашлась на старуху проруха -- на одной все же срезался, приветил ее, потратил на нее денег полвагона, но потом и ее прогнал. Поскучал еще лет десять, подлечился, и теперь у него снова обострение. Родня опять днем с огнем ищет настоящую гейшу. Боится, что безумец снова отыщет какую-нибудь проходимку и уж теперь ей завещает все своей состояние -- деньки-то его сочтены! История словно про принцессу на горошине! Теперь ты понимаешь, девочка, какая тебе предлагается тонкая миссия...

Плетя кружево бредовых подробностей и изо всех сил сохраняя серьезность, Ева была предельно корректна и подчеркивала, что речь не об интимных услугах, а о тонком сочетании артистизма и порядочности, которое безуспешно ищут родственники старого безумца. Быть может, Арина смогла бы помочь им в этом деликатном деле? Ева за нее готова поручиться. В конце концов, работы не так много: надо вести успокоительные беседы с безобидным маразматиком. Он не буйный! Становится в позу, только если его обманывают, но того, кто не обманывает его доверие, никогда не обидит. У него есть слуги, пожилая семейная пара...

Конечно, она сказала, что подумает. Куда ей было деваться! Вопрос в том, куда было теперь деваться Еве. Но пока не ввяжешься в игру и не втиснешься в комедию положений, нет стимула искать выход. В раздумьях и поисках кошелька в сумке Ева наткнулась на... свой киберталисман. С тех пор, как в моду вошли эти бездонные саквояжи, Ева никогда не знала толком, что носит с собой -- в недрах ее торбы колыхалось все внезапное разноцветие ее бытия. Пришлось вспомнить, что однажды непристойный подарочек дочери был записан в талисманы. Ева вновь почувствовала, как ей трудно оторваться от чудной прохладной кожи. Как такое возможно -- не холодная, змеиная, а именно прохладная, словно у кого-то долгожданного, только что вошедшего в дом из ноября... Такая прохладная, что вот-вот снова станет теплой, узнаваемой, родной... и она окунулась в манкость любимой игрушки.

-Смотри, что мне дочка подарила! - сама от себя не ожидая, она вдруг решила повеселить Арину. Кажется, гейшу не должны шокировать такие жесты. Но в этом Ева просчиталась. Арина даже отодвинулась от столика при виде такого сюрприза.

-Прости, если я тебя оскорбила, - сконфузилась Ева, проклиная себя за показную распущенность. Фривольная легкость у нее явно не вышла. Теперь она может прослыть одинокой любительницей суррогатного секса. Унылая перспективка!

-Нет-нет, вы меня ничем не оскорбили, - поспешила заверить Арина со своей удивительной одновременно чопорной и испуганной улыбкой. - Просто носить это с собой -- дурная примета. Насколько я знаю...

-Почему? - возмущенно усмехнулась Ева. Что еще за вздор! Она взрослела на доморощенной эзотерике, которая гласила, что фаллический символ всегда к лучшему. Но амулеты из органического материала, видимо, не чета зловещей синтетике. Арина от важности своей просветительской миссии даже надела очки, чтобы произнести маленькую поучительную речь:

-Одно дело, если для вас это чисто функциональный предмет, который вы храните в укромной прикроватной тумбочке и изредка дополняете им свою и без того богатую интимную жизнь. Но носить его с собой -- это... как взращивать рядом с собой искусственного мужчину, который занимает вашу вагину и не пускает в нее никого другого. Никогда не придавайте мертвой материи значения большего, чем она заслуживает!

-Она не мертвая. Вот, сама потрогай! Не брезгуй, я никогда его не использовала по назначению, - и Ева, упражняясь в бесстыдстве, в прямом смысле слова положила большой предмет перед своей визави. В ту же минуту к их столику подошел официант, принесший счет. Прелестная вышла сценка! Вот уж девочки вдоволь похихикали. Пока Арина, повертев в руках визитку с рекламой кафе, что была вложена под чек, не обнаружила на обратной стороне странную надпись "завтра у водяных часов в 20.00".

-Это вы устроили?! Я так и знала, я так сразу и поняла! - ликованию Арины не было предела. "Господи, что она еще мне приписала?!" - только и успела подумать испуганная Ева. Но разубедить в чем-либо импульсивную девицу она не успела -- та поспешила распрощаться, оставив свое, как она выразилась, резюме. Вот чокнутая! И что вообще все это значит... Помешалась на каком-то сбежавшем от нее балбесе и думает теперь, что предназначение любого, кто к ней приближается, - принести от него весточку или устроить с ним встречу. У водяных часов... Видали романтику! Как будто, если бы парень хотел, он не приперся бы к ней сам без всяких часов с какой-нибудь завиральной байкой, дешевым шампанским и бордовой розой, которую она потом засушит и будет перевозить с флэта на флэт в тубусе для маминых чертежей!

Обескураженной Еве ничего не оставалось, как ознакомиться с резюме этой дурочки. Это оказалось на удивление беллетристическое чтиво - не то, что скучная стандартная анкета, которую предоставляют вменяемые смертные. Вместо хроники о местах работы здесь имелась фантазийная биография -- и вся она сводилась к тому, что барышня универсальна с рождения. То есть сегодня она гейша, а завтра министр культуры. Правильно выдержанная перспектива! Фотографии тоже вполне в духе -- никаких фривольностей, и одновременно с тонкой пикантной ноткой. Наряды строгие, но обтягивающие, цвета неброские, но теплые, эротичные, песочно-терракотовые, пурпурные. Только вот зачем вся эта авантажность заканчивалась подробным домашним адресом... ну да бог с ней. Расплатившись, Ева устремилась в сторону дома. Она была во власти того особенного драйва, когда обескураженность подталкивает к беспорядочной активности. Собственно все шло по плану - прежде, чем пойти к блудливому затейнику Коменданту, Ева собиралась наделать собственных ошибок. Иначе она перестала бы себя уважать. План ее был незатейлив - она переманивает гейшу к другому работодателю. Но все пошло по неожиданному сценарию и первый блин вышел комом, что простительно -- кто их разберет, этих работниц полночного фронта! Может быть, этот ее таинственный Он -- попросту сутенер? Но разве у этих жриц тоже есть сутенеры? Нет, ни к чему им эта грязная зависимость, они индивидуалки до мозга костей! И вообще гейша - вовсе не проститутка. В этом вопросе Ева уже была мало-мальски подкована - она изучила вопрос вдоль и поперек, вплоть до приятного бонуса в виде одноименной шоколадки.

Все вопросы она оставила Коменданту. Такие сюжеты должны быть ему по душе.

Случайные короли

Я так плохо танцую, что делаю это только за деньги. Надо же хоть что-нибудь выдать при встрече, кроме злой неловкости -- так пускай будет эта фраза. Встречаться будем поздно, в полумраке, - я так устрою. Возможно, он и не поймет, что это я. Да и кто он такой, чтобы узнать меня! Мальчик из песочницы моей девственности, из детских трепетаний. Я была такой рохлей тогда -- вспоминать противно. Дорогая собачка элитной породы с характером дворового щенка. А все потому, что меня не любил отец. Дрессировал, как мальчишку, в высшей математике, орал, что я ни на что не гожусь и закончу свои дни в борделе... Я боялась отношений с мужчинами до оторопи -- и одновременно мечтала о гибриде Оле Лукойе и бесстрашного Маринеско. Я была доверчивой и жалкой. Даже имя свое с затхлой библейской отрыжкой -- Руфина! - произносить стеснялась. Никто не заподозрит во мне ту, прежнюю!

А если объект моего первого душевного тремора меня и узнает -- не собираюсь разводить сантименты. Он просто выполнит для меня работу, которую лучше него не выполнит никто. Конечно, очень некстати эти наши юношеские страстишки! Кто бы мог обеспечить меня таблеткой для стирания памяти -- сразу бы ему и подбросила в жаркое. Он по-прежнему любит немудреную домашнюю пищу. Девчонка подробно описала его привычки. Она молодец, старательная. Пронюхала не так чтобы много, но выводы уже сделать можно. Нашла у него даже ящик стола, полный всевозможных печатей. Значит, жив курилка! Моя тайная идея с гейшей сработала. Подарок, присланный по ошибочному адресу. Слегка в оперетточном духе, но он любит такие шутки. И не подозрительный. А главное -- не жадный. Оплатил нежданную услугу безоговорочно!

Наденька, слава богу, пока не догадывается о моих истинных целях. Хотя эта псевдогейша мне все выложила при ней. Но я легко срежиссировала женский разговор по душам -- мол, первая любовь, он был такой трепетный... а стал! "Кошмар-кошмар... нет, пожалуй, не буду отвечать на его приглашение тряхнуть стариной, раз он теперь -- любитель клубнички. Ах, как хорошо, Ариночка, что вы для меня это сделали. Может, взять на вооружение новую услугу "Проверка вашего избранника гейшей-разведчицей"?! Ха-ха...". И далее в том же духе... наденькина бдительность была убаюкана щебетанием. Ей чем бы дитя ни тешилось, лишь бы не квасило. Оно и понятно... Хотя никогда нельзя знать наверняка, что она там себе на ус мотает. Эта гарпия вырвет свой кусок из любой пасти, да еще чужой добудет. Давно минули времена ее доброты. Хотя если затея выгорит -- всем хватит, даже самым жадным. Чтобы провернуть прибыльное дело, надо не только молиться светлым силам, но и задобрить темные. Наденька теперь -- их полномочная представительница. Бросим ей жирный кусочек -- и нас минуют козни дьявола.

Столько вод утекло с тех пор, а мне все же неловко до сей поры вспоминать, как я убивалась по этому парню с каштановыми бровями. И наша домработница Марта поневоле была свидетельницей моих слез. Мало-помалу она стала моей верной наперстницей и щедро нагадывала мне на картах случайных королей. Хотя она понимала, сердешная, что ими сыт не будешь.

-Ласточка моя, вся эта романтика -- только чтобы им, мужикам, жить припеваючи. Намучаешься еще с ними. Радуйся, что твой трясогуз сам удрал -- значит, бог тебя жалеет. Пока.

Но я-то, молодая дура, с ненавистью отбрыкивалась от божественной жалости. Родителям, как мне тогда казалось, было наплевать на мои страдания. А Марта была доброй. Без затей, но с природным умом. Не интриганка, но и не простушка. Виртуозно подстроила знакомство с Валеркой -- вот он, случайный король, как будто подвернулся! Приличный парень на жигуленке -- но тогда мне было плевать на машины, мой-то объект мечтаний и иллюзий вообще руля не нюхал. И что с того, что у отца была черная "Волга" - мне все наши семейные привилегии претили, я ж по юношескому протесту жалась к бедноте. Валери -- так мне нравилось его называть -- обаял меня в два счета. Он был старше меня - тогда казалось, что намного.Чуткий, заботливый и... теплый. Не то, что мой папаша. Да и с матерью у меня отношения были, как покатый жесткий топчан. Но с истерической сердцевинкой -- я с раннего детства чувствовала, что в нашей семейке у всех друг к другу страх и слезы. Валера после них -- бальзам. Я влюбилась, и только потом узнала, что наша чудная участливая Марта -- его мать. Вовремя подсуетилась, чтобы сынок сделал хорошую партию. Я ее, конечно, не осуждаю, Валери достоин лучшего. Не осуждаю -- убила бы только нежно! И вообще главное -- все хорошенько обсмеять...

Марта, царство ей небесное, попыталась исправить мною валерино невезенье на женщин. Первая девушка его бросила, первая жена его мучила -- он страдал, как и положено доброму молодцу не в сказке, а в миру. В сказке он вознагражден за подвиги, а в жизни нет конца его испытаниям.

Мы жили недолго и счастливо -- пока не жили вместе. Любовь в старенькой машине, вся та нежная романтика, о корыстной подоплеке которой предупреждала Марта. Но рано или поздно слухи должны были долететь до родителей. Представляю, каково им было узнать о моем новом "хождении в народ"! Вот потеха... У меня мелькали догадки, что с моим первым мальчиком они повели себя точно также -- но в это мне поверить было трудно. Само бы рассосалось, зачем было вмешиваться, игра не стоила свеч. А вот с Валеркой я пошла на принцип. Он-то был хороший, не то, что тот, которого даже первопроходцем не назовешь. Тот был с каверзой, с вредной компонентой. Почему он исчез без объяснений -- исчез для меня? Мы встречались, разумется, на факультете, но скользили мимо друг друга, как тени. Началось это без объяснений. Мои попытки заговорить он пропускал мимо ушей. Я настолько не понимала, что происходит... в общем, маменька определила меня в психушку. Там за меня взялись изуверы-докторищи, и якобы щадящими препаратами -- я ведь была на особом положении -- закрепили мою неврастению. Так что Валери я досталась расшатанной, зато страстной. Особенно когда выпью. Но главу о том, как я сломала своему смиренному мужу ребро, мне хочется пропустить. Не люблю, как многие нынче, городить вокруг своего свинства оправдательный анамнез. Типа я была больна, у меня началась депрессия-агрессия, агония-бегония... Да запила я просто, потому что мне надоело все это долбанное хозяйство, картофельные очистки в раковине и пылища под диваном! И во все это тыкали носом меня, потому что, понятное дело, я баба и должна содержать дом в порядке и готовить муженьку разносолы. А это было совсем не по мне. Забыл Валери, из какой я спеси сделана...

Но Марта не забыла. Она отрицала очевидное и думала, что я принесу ее Валерочке статус и преумножу сбережения семьи. Потому что я не просто пьяньчужка -- я благородных кровей. Она, глупая, завещала нам двоим свои сказочные сокровища, над которыми мы до поры до времени потешались во всю глотку. Но я вот что уяснила в своем первом и неповторимом браке: пока люди вместе ради секса и еды -- все более-менее гладко. А вот когда появляются сны о чем-то большем...

Где у него кнопка?

Комендант встретил Еву голодной улыбкой и начал светскую беседу о гермафродитах. К чему бы? Ах да, только что он организовал ОЗОН -- Общество защиты отклонений от нормы, членом которого пока числился в единственном экземпляре. Но его ряды несомненно будут расширяться. ведь любое отклонение, тем более яркое, - это знак божий.

-Чего-то попа у тебя стала твердая, как безе. У меня недавно была одна такая. Такая вся модная и едкая. Только как в анекдоте -- умище-то ей девать некуда. Может, ты тоже поумнела? И затвердела...

Жил Комендант в престижном доме четырех статуй. Даже путь к нему был приятен -- остроконечная высотка на берегу реки. Четыре статуи у парадного входа -- это времена года. Изыск архитектора, пригласившего скульптора -- своего пьющего друга. Легенда гласит, что тот запечатлел в мраморных формах своих матушку, жену, дочь и ... некую таинственную четвертую ипостась женщины -- может, просто утраченную в детстве сестру, и не надо было усложнять и думать про любовницу? - которую, однако, родные приняли за банальный адюльтер. И семейной жизни талантливого ваятеля пришел конец. А если учесть, что он пил, все кончилось и вовсе плачевно. Многие, до кого долетели обрывки этой истории, напряженно искали среди статуй ту, роковую... но никто точно не знал, которая из них олицетворяла четвертую роль женского начала. Ходили слухи, что в четвертой есть тайник и там спрятаны сокровища Радзивиллов, чьим потомком являлся незадачливый скульптор. Комендант уверял, что несчастные зима, весна, лето, осень были не раз подвергнуты экзекуциям -- вскрытиям, сдвигам и прочим унизительным для памятника манипуляциям. Словом, у дома была своя тайна -- и это повышало стоимость здешней недвижимости.

-Терпеть не могу правдивые истории, Ева, - заупрямился Комендант, но это было его привычным ритуалом. Он никогда не слушал с первого раза, ему нужно было покапризничать и набить себе уже и без того немалую цену. И только потом он становился весь внимание. А пока он не мог понять, стоит ли ему ввязываться в эту историю. Какой-то муж зачем-то разорился, дурачок! Его обманула какая-то докторица, переделанная в торговку, - ну и так ему и надо, раз мозг уже размяк. И выручать его нет никакого смысла, ибо другой стервятник вскоре вновь разорит его гнездо.

-Давай бросим монетку. Орел -- я впишусь в ваш блуднячок. Решка -- ты мне уступаешь эту ночь... Шутка! Не надо мне никаких ночей. Что я, ночь себе не придумаю?! Что я, лысый-закомплексованный-на джипе... Ты знаешь, что на джипах ездят лысые и закомплексованные, с которыми просто так ни одна приличная бейби не пошла бы, если бы не джип?

Нет, она не знала, и ей было не до джипов и не до проблем их владельцев. Более того -- сейчас они ее даже раздражали. У нее была насущная проблема -- вчера Валерий Михалыч чуть не отдал богу душу, вызывали скорую -- последствия его финансового краха. Еве было необходимо срочно найти способ вернуть эти проклятые деньги. А Комендант был единственным знакомым ей мастером нестандартных схем наживы. Один из ящиков его стола был наполнен печатями всевозможных инстанций, чьи документы он упоенно и злорадно подделывал -- иногда даже не из корысти, а просто из любви к искусству и глубинной своей ненависти ко всякого рода власти. Надуть ее, объегорить и нагреть -- задача каждого мыслящего человека на этой планете. Таков был наипервейший постулат Коменданта, что сопрягался с его представлениями о справедливости. Властью для него обладали не только государственные институты -- но и любой работодатель, квартировладелец и прочий индивидуум, имеющий в арсенале зависимых и подчиненных. Поэтому обиженных ими Комендант всегда выслушивал -- пускай и с саркастической чуткостью. И был не прочь выдумать для обидчиков изобретательное наказание -- будучи в должном настроении, конечно. А сегодня он был как будто в иной тональности. Проскальзывала нота "мне надоело". Или Ева была слишком мнительна: она часто обращалась за деловой помощью к людям, которые вот-вот должны уйти в отпуск. Просто совпадение, но в нем Ева всегда усматривала недобрый умысел.

-Что тебе какие-то джипы, когда в твоем распоряжении всегда лучшие ляжки столицы, - ляпнула она, ведь знала чем порадовать старика.

Вскоре они мирно смаковали "дождевую" коньячную дозу -- то есть на донышке, но удовлетворяющую жажду эндорфинового сосудистого тонуса. И Комендант объяснял ей, что если из столь любимой Евой киберкожи сделать "костюм человека", то можно будет как следует позабавиться. Натягиваешь на себя такую одежку -- как личину человека-паука -- и делаешь с народом, что хочешь. Ты теперь наркотик, твои прикосновения -- лучшее, быть может, что даст жизнь какой-нибудь скромнице из Тушино. И тебе открыты все двери! Все секьюрити пропускают тебя, куда хочешь, ибо не ведают что творят, когда твоя прохладная длань навзначай касается их потных волосатых лап... Какая чудесная идея! - смаковал Комендант, а еще больше его заводила -- и тут же огорчала конкуренцией - выдумка про настоящего кибер-мужика, который своим веселящим волшебным фаллосом может производить любые вибрации...

-У него что, пульт управления членом будет? - хохотала Ева. - Как в "Приключении Электроника": Ури, Ури, где у него кнопка! Прелесть какое безобразие...

Но нам-то с этого что? Интереса к гейше Комендант не проявил. Бегло пробежав ее досье и выдохнув что-то вроде того, что нынче всюду фэйк и ничего настоящего, он "да" и "нет" так и не сказал. Попросил время на обдумывание, и от предложений процентов от сделки -- пять, десять, двадцать пять -- только досадливо отмахивался. А Ева-то понятия не имела, сколько предлагать, поэтому щедро повышала ставки. Даже такого охальника и строптивца можно пропитать интересом к своему предложению. Деньги, приключения, новизна -- что еще?! Но вот беда -- деньги он со своих не брал, зная, что с них все равно не получишь положенного по таксе. Насчет интимного бонуса вроде ночи с ней - так пожалуйста, только ведь в его распоряжении лучшие туловища столицы, это в известном смысле правда. Зачем ему Ева...

Она ушла от него со словом фэйк, вертевшемся в тяжелой пустой голове. Он попросил зачем-то оставить ему кибер-игрушку. Но к моменту прощания оба уже так обсмеялись и обшутились на данную тему, что у Евы даже сил не было поерничать.

Притихшие демоны

У некоторых мужчин можно быть не единственной, но при этом чувствовать себя уникальной. Наденька ежедневно находила оправдания для своего Санни -- так она назвала своего сезонного друга, заимствовав прозвище у неистового персонажа "Крестного отца". А как же его зверская гибель в фильме? Глупости, Надежда Особова была не суеверна. Суеверия -- участь невротиков и циркачей. Санни ей настолько нравился, что она решила: даже если он изредка будет изменять ей, она все равно будет с ним. Потому что верность не слишком вяжется с его характером, и не стоит ждать от него невозможного. И даже если он будет мучить ее своей параноидальной чистоплотностью, что абсолютно несовместима с его здоровой мужской мощью, - что ж, она простит и этот порок. Для несведующих надо заметить, что никакая женская аккуратность и любовь к порядку не сравнится с мужской. Если сие редчайшее качество присуще мужской особи, будьте уверены -- она сведет ею близких в могилу. Пускай. Надежда приняла решение терпеть. Потому что никогда не встречала мужчины, что был бы настолько для нее целебен, что каждый день она возносила хвалу Богу, в которого не верила и знать его не желала. Но надо же кому-то говорить спасибо! Как и надо куда-то испаряться положенным коньячным парам от янтарного живительного напитка, который зреет в дубовых бочках. Виноделы ведь так и называют эту незримую воздушно-капельную материю -- доля ангелов!

Может быть, Надежде, наконец, повезло с сильным мужчиной, который ею не помыкает? Она давно не верила, что такое возможно. Она предпочитала весной обновлять гардероб, куда входили, прежде всего не тряпки, а мужчина и автомобиль. Хотя по части машин она была консерватором, и не допускала чехарды. А вот с мальчиками приходилось устраивать жесткую ротацию...

-Я исчезающий вид, Надюша. Я от всех жен уходил сам. А если я от кого ухожу -- то те, кто их утешает неправдой, говорит, не плачь, он вернется, - они сами исчезают. Такой закон. Закон имени меня... - и жилистая улыбка делала его страшным.

Вот и пойми -- шутит он или всерьез. Конечно, с ним нельзя было топорно, по-семейному. С ним -- только веселая смерть. Он и вправду имел обыкновение исчезать, ничего не объясняя. И всякий раз Наденька, тертый калач в бизнесе, изводилась, как клуша -- жена дальнобойщика, и смуглая ее змеиная злая кожа готова была сползти, словно пластиковый чулок с любимой сливочной сосиски. Да, вкусы у нее остались бюргерскими, плебейскими: сосиски, шпикачки, селедка, квашеная капуста, вареная сгущенка. Она знала пословицу "трудись упорно, родись у лорда" - и понимала, что раз у лорда уже не родилась, надо брать мышцой, локтем, наглостью. Чем угодно - только не стремиться выкупаться в голубых кровях, чтобы самой к ним примазаться. Ей и без них неплохо.

Когда он пропадал, звонить и разыскивать было строжайше нельзя! Однажды он обмолвился, что именно этим Надюша ему и нравится -- не дергает его, если он сам не сигналит. Оно и верно. По глубокому убеждению Санни, женщина не имеет права звонить первая. И тем более задавать пошлые вопросы "ты где", "почему не пришел", "когда будешь" - и главный вредоносный выпад: "О чем ты думаешь"! Какая ж ты умненькая, Надюша! Они нежились в утренней постели в его странной выхолощенной квартире, где не приживались ни пылинка, ни волос. Он ненавидел упавшие волосы! По нему, так лучше женщине быть... нет, совсем коротко стриженных он не любил. Лучше бы ей быть с кукольной головкой, в которую намертво вшиты пышные синтетические пряди. После Нади он всегда тщательно вытрясал простыню -- она и это прощала. И было за что -- Санни хотя бы не лез в ее гнездо, не пытался там обосноваться, как другие мужики.

Но пока он хвалил ее за смиренное ожидание, Надя вспоминала, как она сходит с ума во время его внезапных исчезновений. И как по внутренним обледенелым сердечным стенкам ядовито стекают все те отчаянные женские глупые вопросы, за которые -- расстрел. То есть уход Санни навсегда! Наденька давала себе воображаемый орден за мужество и стоицизм. Она ни разу не дала слабину, и этот странный мужчина с природным знанием мира людей и вещей, манией хирургического порядка и сдержанно агрессивной внешностью так и не поведал ей, почему нельзя просто предупредить о своей отлучке, не называя явок и имен. А можно даже и называя: дескать, завтра, Надюш, схожу налево, уж прости меня, грешника, а послезавтра буду, как штык, у тебя! Определенность и стабильность -- вот что нужно женщине, и Наденька в этом смысле не была исключением. Что же касается широты ее взглядов на мелкие измены -- так все любовь проклятая ее раскрутила. Раньше она и подумать не могла о таких вольностях для своего дворянства! Но находясь рядом с Санни она чувствовала себя гипнотически защищенной -- небывалая для нее щенячья роскошь! Что-то было в нем невывыразимо приятное. В его сильных обнимающих прикосновениях, которые умиротворяли ее, жесткую дамочку, что пилкой для ногтей вспорет рыбные консервы... В присутствии Санни возвращался давно утраченный кайф жизни и притихали все демоны наденькиной жизни. Даже изнурительные споры с поставщиками исякали быстро и по-деловому, даже бухгалтерская шелуха из вечно недостающих квитанций и накладных волшебным образом упорядочивалась, а утомительная тетка -- старшая по подъезду, укутанная саниным обаянием, прекращала трезвонить в дверь, требуя взноса за неведомый здравому смыслу бордюр. Но что вся эта серая текучка в сравнении с тем, что Санни сумел защитить даже от Руфки-пьяницы, проклятья долгих-долгих лет...

Это была очень долгая и очень странная история. Добрейший Валерий Михалыч женился на алкоголичке из дипломатического семейства. А надо заметить, что корыстные брачные мотивы -- совершенно не его репертуар. Да и в браке этом он поимел одни проблемы. Темная история. В общем пропитые мозги, звериная ревность... По молодости Наденька пыталась все всем объяснить -- даже таким ревущим мегерам, как Руфина. Объяснить, что никаких видов на ее мужа у нее, маленькой, коленчато-узловатой и мучительно ненавидящей свою фигуру студентки, нет и быть не может. Просто он помог ей, как никто в этом мире не помогал -- ни до, ни после. Но именно это и взбесило его супругу, что уже начала свой неистовый роман с алкоголем. Руфа узнала о кампании по защите какой-то там Надежды Особовой -- и приперлась в институт рассмотреть старлетку ревнивым глазом. Так они неожиданно и парадоксально подружились. Наденька, посчитав себя обязанной не только Валерию Михалычу, но и автоматически его супруге, взвалила на себя руфину адреналиновую тоску. Они стали вместе ходить по бульварам, пить чудные напитки вроде розового шампанского и разговаривать о смысле всего сущего на Земле. Руфа уже тогда могла удариться в буйство, но была еще далеко не спившаяся, умная и даже беззащитная. Особенно в те моменты, когда ее, уже опьяневшую и стремительно теряющую управление над своими бесами, оскорбляли мужчины. Она могла подойди к кому-нибудь на улице и попросить станцевать с ней румбу. Просто чтобы показать несмышленой Наденьке -- ведь та понятия не имеет, что такое истинный латиноамериканский шик.

Была в Руфе одна особенность -- она никогда не танцевала трезвая. Никогда. И в этом табу, казалось, была какая-то тайна. Или часть той изнурительной нелюбви к себе, от которой мы так страдаем, возвращаясь из праздничной туфельки в пыльный башмак жизни.

Надя ужасно стеснялась своей новой подруги, а мужчины порой посылали танцовщицу куда подальше... Но, напившись, Руфина Евгеньевна могла и ответить обидчику, причем рукоприкладно. Доставалось порой и наперстнице -- ведь самыми виноватыми у безумцев оказываются именно близкие. Хотя почему только у безумцев -- всегда и у всех...

Однажды Руфа со всей дури заехала Надежде по правой груди, которая с тех пор временами ныла и отекала. Так Надежда начала понимать, что всякие отношения между людьми не только радость, но и бремя. Доля радости скоротечна, а бремя навсегда.

Поначалу Руфа пьянела томно и могла весь вечер искрить остротой ума. Но деньги кончались. А с ними отгорала и красота заката. Напитки становились все жестче, а разговоры грубее. Однажды Наденьке пришлось дожидаться в подъезде, пока Руфа ублажит полного мужчину в рыжем пиджаке, который называл себя вторым режиссером. Второй-то второй, а вел себя как первый! Но Руфина не только танцевала на улице румбу. Она с надрывом училась в театральном и метила в кинематографические дали. В общем роман пускай со со вторым, но все же режиссером был для нее вполне функционален. Никак не блуд! От режиссера пахло мокрым войлоком. Надя в ту далекую нежную пору еще не потеряла способность к сочувствию и очень жалела Валерия Михалыча. И, видимо, жалость ее была столь звенящей, что, когда руфин не-блуд раскрылся, Надю обвинили в предательстве. В том, что она рассказала мужу об измене жены. Та обомлела от такого вероломства. Она няньчилась с этой сумасшедшей, а вместо благодарности получила клевету! Надюшиному возмущению не было предела. В итоге Руфина поверила в то, что подруга хранила тайну, - или сделала вид, что поверила, чтобы не терять покладистую собутыльницу, - но в Наденьке уже бурлили необратимые процессы. Она громко и четко отослала Руфину к чертям собачьим и, глупенькая, поверила, что от алкоголички так просто можно отвязаться.

Многие лета утекли, и Наденька Особова познала, что такое мертвая хватка дружбы-любви-ненависти. Валерий Михалыч по определению не мог бросить жену. Даже такую, что пьет и изменяет. Он мог только ждать у реки, когда по ней проплывет труп врага. И он дождался. Добил добропорядочным занудством и ожиданием жареной картошки, залитой яичком, на завтрак. Руфина сама разорвала брачные путы. Хотя сама была охотницей до жареной картошки. Но дай бог к полуночи, а во во время завтрака она лишь отходила ко сну. Семейная жизнь так мешает летать в космос! Творить, создавать, изобретать. Любовь, осложненная бытом, - кофе без кофеина. Мужчина требует очень много внимания. Женщине, поглощенной искусством, просто некогда... Слушая руфины пьяные бредни, Наденька научилась подсовывать подруге корвалол и недоумевать, почему ее высокопоставленное семейство не приведет дочь в порядок и не освободит ее, добропорядочную гражданку, от этого бремени. Но Руфина была давно отлучена от чопорного дома. Ее родня еще могла простить ей актерство. Более того -- смилостливились и даже посодействовали, постарался кое-кто из тетушек. Но брак с простолюдином не простили. Словом, предки напитали дочь дурной голубой кровью и устранились. А что, как не кровь было винить в том, что барышня с младых ногтей превращалась в ревущую мегеру?

-Но когда друзья становятся вежливыми, они перестают быть друзьями, - задумчиво возражала Руфа. И была в ней какая-то неудобная больная правда, от которой было неловко отворачиваться.

Именно тогда Надя поставила сочувствие на коммерческие рельсы. Она слишком устала быть служить для Руфы Мартиной-исповедницей и однажды поставила ей условие: мучаешь меня -- так хоть плати! Она была уверена, что будет предана анафеме за такое вероломство. Но Руфина, умевшая быть нежданно кроткой, признала право граждан на оплачиваемые бессонные ночи. И сокрушительно внесла месячный взнос на съемную хату у вокзала, где Надя мыкалась после института. Интересно, что истерики после этого стихли... на время. Тогда и заподозрила Наденька, что должно ей за каждое свое потревоженное нервное окончание взимать с народа плату.

Руфина пожалела о брошенном ею милейшем Валерии Михалыче быстро. Как только у него обнаружилась новейшая молодая жена. Молодая жена дала ей должный отпор при нападении в подъезде и поверженная царица вновь прибежала к верной Наденьке. Та ей на сей раз не открыла. Руфа полночи ревела под окнами, как раненый слон, о том, какая у нее подруга стерва и стяжательница. Потом горемычная пьянчужка надолго исчезла -- Валерий Михалыч умолил руфину родню упечь доченьку куда-нибудь подальше. Но спустя годы Руфа неизменно возрождалась, как Феникс -- и казалась на удивление свежей и нетронутой алкогольной коррозией. И привычный кошмар повторялся.

Пока не появился Санни. Ему стоило лишь взять ее под руку и посадить на такси. В свою машину он ее пустить побрезговал. Куда он ее отвез, говорить не стал. А уж если он сам молчит, то распрашивать его бесполезно. Руфа не возвратилась. Во всяком случае, пока. Перед исчезновением она пыталась раскрутить Наденьку на старую авантюру -- вернуть свое мифическое наследство от свекрови. Впрочем, что ожидать от человека, чьи мозги давно съел алкоголь. Ну трясла она порой копией завещания, которое, конечно же было аннулировано после развода -- и что с того? Да, матушка Валерия Михалыча, таинственная Марта, действительно имела кое-что. Давным-давно она выходила 17-летнего мальчишку, которому грозила жизнь в инвалидном кресле. Марта, тогда еще молодая, но пытливая медсестра, соскребала по разным медвежьим углам народное целительство, да и в обычной медицине преуспела. Именно из-за сходства со своей маменькой в молодости и заприметил Валерий Михалыч студентку Надежду Особову. От чего Марте -- вечный респект.

Благодаря ее волшебный обертываниям и жесткой гимнастике мальчик встал на ноги. Причем в обоих смыслах - пошел на своих двоих и нажил состояние. Он благородно не забыл свою спасительницу... далее начинались какие-то сказки венского леса, в которые Наденька никогда не верила. Она полагала, что все куда проще. Марта как бережливая и разумная мать многие лета копила свои грошики куда-нибудь в чулок, потом присовокупила оставшееся от покойного мужа -- вот и получилось сыночку наследство. Сыночек купил квартирку, по тем временам кооперативную, а после развода должен был ее распилить на две части и поделиться с Руфиной. Сие гласило мифическое завещание -- квартира вроде как была собственностью Марты. Секрет особого расположения свекрови к невестке-пьянице шит белыми нитками и даже копаться в этих мотивах лень. Закрепить родство с аристократическим семейством! Чистой воды пьяный бред. Не было и не могло быть такого завещания.

Главным же было не потерять чудные руки Санни, окутывавшие покойной тихой радостью. И отпущением грехов. Все пресловутое наследство Марты -- удобная легенда, которая давно была пущена в дело Наденькой. Она просто ее не отрицала -- и в этом был свой резон. Сказка о наследстве отвлекала Руфу от агрессии. Упоминание о благосклонности Марты успокаивало ее, пьяную, как пустышка младенца. А если по-честному, то... будь у Наденьки хоть малейшая возможность поживиться за счет Руфины -- она бы воспользовалась шансом не задумываясь. И это была бы справедливая плата за некогда оказанное соучастие в грезах! Руфа, конечно, чуяла сквозь вуали заблуждений вероломство -- у алкашей нейронная интуиция. С ней бы в космос летать, но целеполагание слишком слабое, и полеты большей частью завершаются в ближайшей луже. И потому Руфа шла за справедливостью именно к той, кто ее аккуратно и даже с моральными на то основаниями предал бы. Наденька даже поначалу заподозрила в том некий хитроумный план: придти к ней за помощью в вызволении денег, которые она сама бы с удовольствием присвоила бы! Ход конем. Но где уж пьянчужке до таких хитроумных комбинаций... А тут еще другая валерина супружница объявилась. С глупой конспирацией -- небылицей о крахе мифического брака. Можно подумать, Руфина, сгоравшая от ревности, не заполучила фото своей юной соперницы, чтобы потом изводить Наденьку просьбами "как-нибудь выкурить эту стерву из моего дома". Квартиру Валеры Михалыча Руфа в свете своих завещательных заблуждений считала своей... Словом, благодаря всей этой возне Надежда хорошо представляла, как выглядит юная злодейка Ева, - теперь уже, конечно, не юная, но она мало изменилась. Вот змея! И, вероятно, обзавидовавшись евиной резистентности к беспощадному времени, Наденька окончательно поддалась теории заговора. Что если две враждующие стороны, Руфа и Ева, решили объединиться против третьей?! Быстро сориентировавшись прямо во время неспешнего разговора, Надежда Особова подсунула неумелой интриганке свою лисоньку-наперстницу Арину. Уж гейша-не гейша, а навести тень на плетень, всех запутать и мимоходом сама запутаться умеет.

А ведь это и нужно для грамотного ведения дел -- подчиненных, противников и конкурентов динамично и деловито запутать, всем подсовывать части от целого, следствия, а не причины. Истинную же картину происходящего, ключи и пароли, ядерные чемоданчики и шифры держать при себе.

Кожа обетованная

Каждая девочка помнит свое первое розовое платьице. Шелковое, с бусинками вместо пуговиц. Примерно такие фразочки-бантики предлагалось сочинять мне для привлечения покупателей методом перекрестных ассоциаций. Кажется так это называлось... Когда заказов на гейшу не было -- а их почти все время не было - я выполняла тягостную роль помощницы всех и вся. "А по-моему, смысл есть только в перекрестном опылении", - однажды сострил насмешливый голос за тонкой перегородкой. Очень похожий на твой голос. Впрочем, к подобным галлюцинациям я уже привыкла. К Надьке-начальнице вечно кто-нибудь приходит. А тогда все как раз обсуждали эффективность внутренней тизерной рекламы. То есть всех этих заигрываний с покупателем -- сначала всюду развесить загадочные сентентеции, а через неделю расшифровать их. Меня даже развлекали эти писульки про платьишки и прочие нежные архетипы. Иногда.

Словом, Надька была в ударе и, как всегда, в восторге от самой себя. Своими бизнес-стратегиями она гордится. А гордость подогревается любовной лихорадкой. Мне она о своем нынешнем фаворите расказывала ничтожно мало, боялась сглазить, но я привыкла слышать обрывки некоторых ее телефонных разговоров. Они были короткими, счастливыми, благодарными. Спасибо... ой, да ты зачем тратился.... молодчина.... уже бегу! На что он там тратился и куда она бежит на своем новеньком лексусе - мне неведомо. Ты, помнится, хотел такой же. Пускай бежит и радуется последнему дню. Ненадолго ей это утешение. Закон возмездия никто не отменял. Надежде Бриллиантовне есть за что платить. Она любит со мной пооткровенничать под рюмку-другую доброго черного "Баккарди". Думает, что за давностью лет ее проделки не доказуемы, и она останется безнаказанной. Конечно, ее жертвам до нее не дотянуться, но есть куда более влиятельные силы... да, да, ты скажешь, я увлекаюсь метафизикой, но я верю, что любое зло будет наказано. Когда-нибудь, где-нибудь, не сейчас и не здесь, но будет!

Бриллиантовна -- такое у нее прозвище среди сотрудников - начала карьеру тем, что заманивала людей на бесполезное, но дорогостоящее лечение. Не всех, конечно, - только тех, которым назначили операцию. Посложней и поопасней. Отчавшиеся велись на ее гон -- кому охота ложиться под нож, да еще без всяких гарантий на жизнь без мук и на жизнь как таковую. Так что Надька, которая считает меня преданной и верной ей, наживалась на людском горе и нисколько в том не раскаивается. В чем она тоже мне признавалась, полагаясь на низменное мое равнодушие. Думает, если я согласилась на такую презренную работу, так приму любую подлость, лишь бы угодить начальнице. Почему мне не гадко и я до сих пор не уволюсь? Во-первых, мне гадко. Во-вторых, пока нет других интересных предложений, а в-третьих... Надька пообещала мне найти тебя! Я ей рассказала про твое исчезновение. Еще в самом начале нашего знакомства, когда я понятия не имела, что она за птица. Мы тогда впервые разоткровенничались -- и уж, конечно, не про ее мерзости. Она призналась, что тоже до слез боится потери. А он, этот ее супермен, терпеть не может слезы. Когда она едет с ним в машине и чем-то расстроена -- у нее, представь, глаза на мокром месте! - то старается плакать лишь правым глазом. Чтобы не раздражать его. Ведь он может довезти ее до дома, галантно распахнуть двери, а потом исчезнуть... Мне просто вспомнилось, что ты сделал в точности так же.

Сама себя ненавижу за патетику и занудство. Давно пора всякую нечисть послать подальше, тебя -- забыть и пуститься в новое плаванье. Но я держусь за свое дурацкое розовое платьице, всем улыбаюсь и шучу, что гейша -- это на самом деле подруга гея.

Надька, конечно, не будет искать тебя -- зачем это ей сдалось! Разве что из сентиментальных соображений... Просто когда она меня послала к некоей Еве, у которой либо чердак на взлете, либо она опытная интриганка и затевает серьезные дела, - у меня затеплилась надежда. И напрасно. Оставь надежду всяк к Надежде входящий! После Евы в моей голове совершенная путаница! Бриллиантовна попросила -- прощупай ее мотивы как следует, узнай, что она хочет. Словом, соблазнила меня детективным заданием. Но какие могут быть детективы в нашем болоте, увольте! Тогда я перемудрила и решила -- это такой экстравагантный подарок мне на день рождения -- Ева, присланная с весточкой о тебе! И это записка про водяные часы -- я затрепетала, как щенячий хвостик! Потом только выяснилось, что это было всего лишь надькино сводничество.

Но тогда я была вся на взводе и на кураже хотела раскрутить Еву на какую-нибудь откровенность... но вместо этого она меня сама чуть не раскрутила своей кибер-шуткой. Вот уж правда -- я не ожидала увидеть респектабельную даму с вибратором в ридикюле! Тут я совсем отказываюсь понимать! Что она этим хотела сказать? Я попала в какой-то странный переплет или просто люди бывают настолько необъяснимы?! Но ты-то наверняка все знаешь, бесценный мой...

Один из моих клиентов, про которого я тебе рассказывала, был прав: тактильное удовольствие создает незаметный сдвиг в нашем сознании. Если сибирский кот своей толстой пушистой лапой тронет тебя, полностью утопив в мехе когти, - ты уже не будешь прежним. По отношению к коту уж точно, как бы он тебя ни раздражал до сего момента. Что ж тогда говорить о людях -- мы впечатываемся друг в друга прикосновениями. Touch By Touch, как пело незабвенное диско 80-х. Впрочем, некоторым все мало, и они заводят себе игрушки из искусственной кожи... но разве эта сумасбродная Ева не понимает, что после этой чудной штуковины, такой невыносимо приятной на ощупь, партнера не найти! Равного по удовольствию... Я думаю, что эти изобретения от дьявола, и будь на то моя моя воля, я бы швыряла их в костер. Называй меня после этого инквизиторшей и мракобесом, но если бы ты сам потрогал этот дивный инструмент, ты бы меня понял. Само мужское естество в тебе воспротивилось бы тиражированию этаких забав.

Однако я понимаю и другое. Дело не столько в физике, сколько в метафизике -- и ты, если бы прочел мои письма, проклял бы меня за это красивое слово, что слишком затрепано, и мною особенно. Но его участие необходимо. Ведь все, кто берут в руки этот кибер-тотем, начинают бессознательно искать то, что найти почти невозможно. Человека с такой же чуть прохладной кожей. Или свою землю обетованную. Или что-то еще, недосягаемое и... настоящее. У нас почти не осталось ничего настоящего. Даже творожные сырки -- сплошные подделки.Из-за рекламы, что давно надругалась над этим словом, натягивая его на очередные пустоты, в настоящее уже никто не верит и редко его ищет.

... ты исчез, потому что тоже ищешь свое настоящее. Тебе для этого не нужны тотемы. Наверное, в нашем поддельном мире единственный способ найти настоящее -- исчезнуть.

В общем, с этой Евой -- сплошная путаница в показаниях. Я ей несу бред -- и она мне отвечает тем же. Ну как, скажи на милость, она может быть от Шуранских и при этом не знать, где ты?! Эту фамилию я слышала от тебя в тот единственный раз, когда ты был не в себе, глушил ром и мучил меня сокрушительным "Русским танцем" Уэйтса. Достойная музыка для интеллектуального ухода в отрыв -- хотя тебе она помогает думать! Тогда ты вспомнил о Степе Шуранском -- кажется, так его звали, я плохо запоминаю имена... Сказал, что Степа и его семья для тебя -- самые близкие люди, и ты доверил бы им жизнь своего ребенка... если бы он у тебя был. Хотя он у тебя есть, но "в эту тему мы углубляться не будем". Мне было не привыкать -- с тобой любая тема была закрыта, пока ты сам не соизволишь ее затронуть тоном, не предполагающим досужие распросы. Но мое любопытство все равно било через край... В тот день ты узнал, что со Степой случилась какая-то беда. И ты обязан его выручить, иначе падлой будешь.

Мне ужасно хотелось, чтобы Ева была связана с Шуранскими -- вот тебе моя глупость. И потому я спросила ее об этом наобум, хотя ответ очевиден. Вот только зачем Еве эта вычурная игра? Неужто она полагает, что у рядовой гейши в руках коммерческие тайны фирмы... А если и полагает, то для шпионажа я должна продолжать работать на Особову, а не уходить в услужение к какому-то богатому сумасброду, который боится призрака черного шахматиста. Ничего не понимаю! И потому думаю, что без тебя тут не обошлось, - хоть какое-то объяснение...

Оли оли кай

-...эй, не кисни! Ты забыла, что сегодня намечается шикарный опрокидон в пол-восьмого?!

Ева прислушивалась, с угрюмой печалью осознавая, что она ничего не знает о жизни своей дочери. И нечего даже причитать об этом -- в лучшем случае ее ждет недоуменный взгляд из-под разноцветной челки. Маргаритта смело меняла облик и презирала мамочкино трусливое однообразие. "Боязнь перемен -- смертельная болезнь", - поддела она как-то Еву. А та давно уже в уме примеряла дочке собственное авантюрное легкомыслие и понимала, что Ритта, наверное, штабелями привораживает таких, как ее нервный безотказный отец. Ева свою эскападу юности числила единственным подвигом -- а у Маргаритты таких историй вагон... как будто. С одной только разницей -- Ева приклеилась к Валерию Михалычу, найдя в нем мужа и друга на всю жизнь. А вот что городит доченька, которая семейную жизнь пока что считает уделом убогих людей-кроликов. С кем она?

-Ева! - привычный окрик вывел ее из раздумий. Дочь всегда называла ее по имени -- никаких "мам" и "мамочек".

-...вот ты можешь объяснить мне, почему к детям нельзя относиться справедливо? Почему наглым и избалованным нельзя дать по шее, а затюканным добрякам позволить, наконец, вволю накататься на каруселях? Вот почему?! Мне кажется, трусливый этикет порождает кошмар всей нашей земной жизни. И это никакие не козни дьявола, как любят нудно оправдываться всякие идиоты! Это необъяснимая и презренная человеческая трусость!

Ритта говорит либо на всех сущих жаргонах, либо -- правильно и выспренно, радуя мать такими литературными эпитетами как "презренная". И вообще, когда дочь просит ее совета -- пускай риторически - это праздник! Ева приготовилась, было, произнести ответную речь, не уронив высокоо штиля, хотя самым животрепещущим в ней было вкрадчивое любопытство: с каких это пор Ритта интересуется дошколятами? Но разве можно было спугнуть досужими распросами такое трогательное начинание! Поэтому Ева использовала только мягкие округлые формулировки, условно наводящие на столь интересующую ее тему. И -- о радость! - она выяснила, что Марго, такая своенравная и едкая, - продолжательница старых семейных традиций. Вот что значит бабушкино влияние -- дитя задумало создать свою методику раннего изучения иностранных языков. Когда-то евина матушка была преподавательницей испанского... В общем, витающий последние месяцы призрак "академки" отступил -- Ритта сдала все "хвосты" и теперь один день в неделю проходила практику в помпезном трехъязычном детсаду. И по мере сил наводила там свои порядки. "Господи, Господи, - молила Ева. - Да будет так теперь, пусть не свернет дочь с этой тропинки... какая удивительная, не похожая на всю остальную пакостную бытовуху новость!"...

Ах, да, насчет справедливости -- совершенно с тобою согласна, любимая моя Маргариттка. Пускай затюканные добряки получат заслуженное -- и дети, и не только... например, твой папенька тоже в означенной категории. Тоже, кстати, учитель с солидным стажем и препод от Бога! Только вот вопрос: как бы так хитро дать по шее избалованным злючкам, которые не пускают нас к земным благам, чтобы нас отдача не замучила?

-Я понимаю, о чем ты, Ева, - серо-зеленые "папенькины" глаза смотрели из-под челки непривычно серьезно. - Злючек тоже надо беречь и не рубить в капусту сразу. Они нам еще пригодятся как тренажеры, на которых мы будем оттачивать удар. Кстати, вот эта герла регулярно напивается в пол-восьмого! Зачем тебе ее фотка?

-... а почему именно в пол-восьмого? - рассмеялась Ева, легкомысленно пропустив мимо ушей доченькины спорные сентенции. Она-то не была носителем семейных традиций, детей ничему не учила, да и ее испанский оставлял желать лучшего. А резюме гейши оказалось как нельзя кстати!

Итак, пол-восьмого вовсе не время, а место. И какое знакомое -- дом Коменданта! Четыре статуи, хранящие его, дали название двум прилегающим заведениям. Одно -- молодежный разбитной клуб "Пол-восьмого", другое -- респектабельная ресторация "Вивальди". Пол-восьмого -- потому что статуй четыре, а композиторские аллюзии -- конечно же, потому что они символизируют времена года. Но все это -- простая география, если бы там не напивалась наша доморощенная гейша! Встреча с ней закончилась для Евы ничем -- сплошной знак вопроса. Зато ей стало ясно, что ее иезуитский план по замене наденькиных сотрудников подставными лицами -- полная утопия. На первом же фигуранте все и захлебнулось! Или именно сейчас судьба предоставляет шанс... Еве совершенно не хотелось посвящать в свои раздумья дочь. Да, пускай, этими бутафорские замыслы по вызволению папенькиного капитала они вынашивали вместе -- но Ритта уже увлеклась куда более созидательным делом. Она пестует подрастающее поколение. Увлеклась -- и слава богу. Надежда Особова хищница, и не надо ребенку лезть в эту интригу...

Но пока Ева в родительских трепетаниях терла морковку для супа, Ритта вчиталась в причудливое биографическое повествование...

-Так это наша Мата Хари! Можно брать ее тепленькой. Чего ж ты мне раньше не показала это досье!

-А что бы ты сделала? Взяла бы ее заложницей и потребовала бы от Особовой выкуп в размере искомой суммы?

-Нет. Я бы убедительно попросила тебя оставить эту гиблую затею. Не трать время и силы. Здесь ловить нечего.

-Только что ты была другого мнения, - изумленно пробормотала Ева. - Что случилось?

Она вдруг почувствовала себя отчаянно по-детски обиженной. Это перед собственной-то дочерью, которая ей несколькими штрихами обрисовала безнадежность предвкушаемого приключения! А ведь Ева до сего момента была полна тугого энтузиазма и целыми днями пыталась выстроить хитроумные многоходовки. Правда, пока гордиться было нечем, но она искренне полагала, что это объективные трудности. Она не может ничего придумать, потому что поставила перед собой очень непростую задачу -- отомстить красиво. Она привыкла к тому, что без труда не выловишь и рыбку из пруда... Но, оказывается, теперь люди живут иначе. Так говорила ее Ритта, яростно выпрямляя утюжками свои волнистые локоны:

-Все правильное, успешное, приносящее удачу -- просто и ясно. Все неудачное -- извилисто и сложно. Разве ты сама этого не знаешь?

Бесполезно было объяснять, что у мамы и дщери слишком разный экспириенс. Для Евы как раз все настоящее было трудно добываемым, как золото, трюфели или хороший невропатолог. Когда и кто поменял законы вселенной?! Вот только не надо трендеть про новейшие времена, бешеный ритм жизни, психологию потребителя, информационные технологии... Или Господа нашего тоже апгрейдировали? Быть может, Ева не в курсе, и теперь даже сам процесс вынашивания ребенка подвергся реформам, и скоро детки начнут вылупляться трехмесячными... а несгибаемая Марго знай твердила, что юридически все эти надькины расписки начего не стоят и по закону ее не подловить. Она забрала свои деньги -- вот и весь сказ. Свои, не чьи-нибудь!

-Конечно, мы хотели не по закону, а по справедливости, но чтобы справедливость сработала, нужны... законные основания! И, знаешь, папаня мне вообще сказал, что нашел другой способ.

Папаня еще не то скажет, чтобы дочь с женой отстали... И Ева на неделю ушла в туманное ватное недомогание. Даже несмотря на то, что Ритта соизволила вернуться домой из своих скитаний по съемным вскладчину флэтам, настроение, как старая коза на привязи, бродило у прохладного нулевого значения. Ева всегда заболевала от незавершенности. От того, что затея обрывалась на взлете -- а ведь стоит признать, что лучшие затеи ее жизни так и обрывались. Что стоит только "Приют Маргаритты" - замысел обогреть всех обездоленных творческих натур, с которым Ева носилась вместе со своей романтической подругой... Ее богатый то ли друг, то ли родственник, то ли просто покровитель -- уже не упомнить, однажды благосклонно выслушал рассказы девушек про тяготы бездомной жизни странников духа. В общем, Ева и сама тогда пыталась написать многослойный роман и вкусила тягот мук творчества и сопрягаемой с ними вечной нужды. А подругин покровитель случайно был настроен на артистическую волну... словом, энтузиастки ошибочно приняли сиюминутное за постоянное. И принесли ему в клювике свои прожэкты. В них они все выдумывали место, куда можно придти, если ты не такой, как все, и тебе вдруг негде жить или перебои с заработком, или просто черная полоса... Этим местом в мечтах двух затейниц побывали разного рода происхождения и принадлежности дачи, флигеля, мансарды, мастерские, гаражи, комнаты, балконы, кладовки... и даже одна заброшенная яхта. Да, этот знакомец-богач, он даже купил яхту, но как-то забывал на ней поплавать. Все некогда -- ведь ему надо было еще полетать на личном самолете! Девушки так и не решились попросить плавсредство в долгосрочное пользование. Оно так и не стало Приютом Маргаритты, как, впрочем, и флигеля с мансардами. Покровитель запамятовал о прожэкте и даже поленился им отказать... благие замыслы растаяли дымкой, не успев вымостисть собою дорогу в ад.

Но разве дело в этом! Теперь, в рассыпанной пыли иллюзий эти планы казались вздором двух идеалисток, утопией, болтовней... Как и все самое светлое в нас! Оно всегда выглядит беспомощным, бесполезным и неликвидным. Если, конечно, не появится кто-то настоящий. Редкий тип, умеющий перенести наши замыслы на пеструю ткань жизни. Тот, кто имеет свою потайную лестницу в небо и его почему-то слышат там, наверху. Но такие, настоящие, теперь тоже притворяются подделкой, и поэтому их уже не найти! Подделку можно продать хотя бы за сто баксов. А настоящее по истинной цене не продашь ни за что.

Так что дорогая Ритта не права. Простое и ясное закончилось. На наш век не хватило. Проскакала бестолковая кобылица-молодость, и возвышенные дела вроде приютов Маргаритт уже выглядят неподобающе. Тех, кто раньше были единомышленниками, и в гости еле-еле зазовешь, а не то что на общую затею сподвигнешь. Спеклись все компаньоны. Перевалив тернистую кочку сорокалетия, Ева усвоила печальную максиму: если хочешь быть уверен в том, что человек тебя не подведет, - тогда... роди его и воспитай сам! Или пусть он родит тебя, что не в твоей, увы, власти. Пусто вокруг. И, кажется, лишь Комендант тоже твердил ей, что все вокруг -- подделка... фэйк, такое смешное слово.

Меж тем город накрыло первым исчезающим и вновь обновляющимся вихревым снегом. И это ненастье всегда было любимым для Евы. С началом снежного сезона она ждала новогодней кутерьмы, для нее это всегда был праздник праздников. И предшествующее ему рождество, которое отмечала на европейский манер. К тому ее однажды сподвиг Милан, старинный приятель. Утонченный оригинал, любитель этно-стиля и всяких мистических историй. Призрак черного шахматиста -- его выдумка. Впрочем, выдумок у него хватает, и некоторые он, в отличие от прочих мечтателей, воплощает в жизнь. Достаточно сказать, что он был настолько милостив к своей застенчивой сестре, что год водил ее по улицам и заставлял приставать к честным гражданам. Ах да, он называл это "метод Евы" - кажется, он один из намногих знал историю ее закомства с Валерием Михалычем и полагал, что именно таким путем порядочная барышня может найти себе достойную партию. Потому что на Земле действует один простой принцип, который давно пора уяснить всем смертным: на тебя претендуют лишь те, что ниже по статусу. И потому ты можешь сделать оптимальный выбор, только претендуя сам. А девичья гордость -- всего лишь сдерживающий фактор, который позволяет получать лучших мужчин только дерзновенным девушкам, гордостью не тормозимым.

Что ж, у Милана своя правда во всем. А сестру он-таки замуж выдал! Ева, конечно, гордилась тем, что явилась удачным примером для подражания. Экстравагантный приятель давно где-то в Европе, а то она бы непременно вызвала бы его как неотложку. Потому что погибает она без милановых странных выдумок, без его бесконечной мистики американского юга, без бесконечного просмотра "Сердца Ангела" и ирландского кофе. Ей надо, чтобы он научил ее заново тому, что она преподала ему когда-то сама. То есть свободному полету среди людей...

-А слабо тебе опять слету склеить кого-нибудь, как отца? Ты ж не старая еще и смотришься неплохо!

Воистину мысль материальна, а мысль о Милане тем более! Ева привыкла к дочкиному эпатажу, но не могла же она быть готова к тому, что именно она раскроет пыльный мешок семейный тайн и вонзит нож в самое сердце.

-...но, Ева, впредь ты должна быть осмотрительней. Ты ведь знаешь, что папа взял тебя неспроста. Он не был с тобой совсем бескорыстным -- сама знаешь. Он надеялся, что ты освободишь его от приставаний бывшей жены-алкоголички. Само твое присутствие станет для нее... в общем, фазер-идеалист. Но потом, конечно, он тебя полюбил, как подобает в романтическом эпосе. Хотя если честно, я не думаю, что ты нашла тогда лучший вариант. Я сейчас стараюсь быть объективной -- ведь ты знаешь, как я люблю нашего старика...

-Мне не нужен лучший, мне нужен мой! И хватит меня доводить.

-Обиделась... Вот все время хочу говорить с тобой, как со здравомыслящим человеком, а не как с почитаемой мамочкой.

Иногда Ева жалела, что всегда была противницей телесных наказаний для детей. Да и взрослым отпрыскам уже не всыпешь... Знала бы Ритка, что ранит Еву вовсе не своей смехотворной пропесочкой, а вызывает болезненное воспоминание о постыдной ревности. Ревности к той алкоголичке-аристократке. Узнай железная Риттка об этом -- подняла бы на смех. А про то, что Валерий Михалыч взял ее в дом как оберег, Ева знала и раньше. Напугали ежа ягодицей! В том как раз обиды не было. Но всегда подозревалось, что если копнуть глубже, обнаружится страшный пласт этой истории, а именно: непорочный муженек так и не избавился до конца от привязанности к премерзкой Руфине. Вышибить клин клином не получилось. И за все эти годы, несмотря на рождение дочки и напряженную романтику с молодой женой, Валерий Михалыч не забыл свое чудовище -- и, возможно, до сих пор любит! Что если его нынешняя хандра... - это тоска по бывшей жене с перегаром? О, Ева прекрасно помнила этот гнилостный выхлоп с той схватки в подъезде. В момент потрясения она могла почти не запомнить лиц -- но всегда помнила запахи. И если Валерий Михалыч собирается предать ее с этим зловонным Василиском, то Ева не будет с ним больше ни минуты! И спасать его деньги -- абсурд. Даже шкурный интерес абсурден -- ведь все капиталы утекут к твари подзаборной.

Так Ева раскалила свои страхи настолько, что решила уйти от Валерия Михалыча во второй раз. С тем же посылом, что и в первый, - упреждая его мнимое вероломство. Даже сознавая, что истерическое бегство -- всего лишь не самый умный способ борьбы с хандрой, она не могла остановить в себе разрушительный маховик ревности. Где-то на кромке разума мелькала мысль о том, что кто-то ею умело манипулирует -- но не подозревать же родную кровь! Зачем Ритте ее побеги из семейного гнезда, которое больше похоже на пересадочную станцию? Кажется, совсем недавно Еве казалось, что семья готова воссоединиться, сплотиться и... в общем, все налаживается! Хотя эфемерен не мир, а наши представления о нем . Чуть толкнут нас в сторону разлада -- и мы уже готовы искать другого... другую... другое.

Но я такая, и вряд ли изменюсь! - твердила Ева сама себе. Я внезапно ухожу, чтобы не дождаться, когда уйдут от меня. Бегу к морю Магритта и забываю первая -- только забыть никак не могу! Тащу все старые тапочки в зубах, как верная псина. Убегаю -- но уношу всех с с собой в безразмерном прицепе чувственной памяти. И эта нелепая преданность божеству постоянства делает меня иррациональной и непонятной мужчинам. Мужчинам-мужчинам, отцам семейств, правильным архетипам -- в общем, нормальным... Со мной могут ужиться лишь чудики, а с ними я чувствую себя одинокой.

Подводя все эти болезненные итоги, Ева мчалась к Коменданту. Он срочно вызвал ее, пообещав, если она придет вовремя, то будет ей радость. Нельзя было терять ни минуты, иначе августейший раздумает! Быть может, он придумал хитроумный план по разорению Надежды Особовой? Пускай это было уже не актуально -- приглашением Коменданта пренебрегать было нельзя. Что касается его требования пунктуальности -- это всего лишь очередная прихоть. Надо же было за свою былинную доброту требовать от утомительных ходоков и просителей что-нибудь взамен. Ведь деньги-то со своих Комендант не брал, да и борзыми щенками не любил -- не угодишь ему, уж больно он привиредливый. Тогда извольте, дорогие, помучиться и исполнить заданное послушание.

Занятая смятенными мыслями, только на подходе к Дому четырех статуй Ева вспомнила про ритткин "шикарный опрокидон" в этих же краях. Дочь смылась из дома, не прощаясь, и теперь уже наверняка навеселе. "И пьяницы с глазами кроликов" ей кричат непристойности... и наркоманы, упаси господь, и извращенцы и всякие заразные неприятные людишки! А, может, не случайно они оказались в одном место в одно время, и судьба дает матери шанс уберечь дитя от страшной ошибки...

Мужчинам-мужчинам с геометрически правильной моралью такие материнские метания не просто непонятны -- они их бесят. Комендант, конечно, слишком незауряден, чтобы его причислять к какой-либо касте, даже весьма достойной, но его такие метания бесят еще больше, чем законопослушных граждан. И все же родное дитя важнее! Ева набрала комендантский номер -- и с удивлением обнаружила, что он недоступен. Набрала другой -- такая же история! Ну, значит судьба. Будет сам виноват, что не услышал предупреждение о том, что гостья слегка припоздает по самой что ни на есть уважительной причине. Спустившись в "Пол-восьмого", Ева не обнаружила ничего махрово-злачного. Так, студенческая забегаловка с налетом богемности - фотки ретро-кинозвезд и неуют деревянных сидений. А Маргаритты не видно.

Ева остановилась у стены с аквариумом, в котором резвились нарядные полосатые рыбы, какие-то пафосные каракатицы, а внизу высовывал хвост из декоративного замка стеснительный сом. Сделав вид, что заворожена обитателями глубин, Ева прислушалась к разговору за ближайшим столиком. А не прислушаться к нему было невозможно -- здесь шумели, и заводилой был перезрелый пройдоха-болтун из тех, что красиво стареет и седеет, словно прошел мелирование в элитном салоне. Всем этим можно любоваться, гладить его по красивой голове и слушать вполуха его треп, но не приведи господь понадеяться на него в делах. Мутный тип бодро втирал веселой молодой паре, что занимается продажей дома с призраком. И что это теперь модное направление в недвижимости, потому что дорогие объекты сейчас не втюхать -- разве что придумать модную фишку. Например, привидение в нагрузку. На западе такое в порядке вещей, хотя и предложение на любителя. А как проверить наличие бонуса? Элементарно -- переночевать! Разводка для лохов? Да, пожалуй, как и все на нашем синтетическом рынке, где давно нет ничего натурального. И даже призраки поддельные -- а какие они еще могут быть?! - радостно скалил породистые зубы швыдкий риэлтор.

-Но, ребята, - и тут болтун переходил на заговорческий шепот, - тот дом, который я продаю сейчас -- сто пудов с нечистью! Меня в нем крючит. При том, что я ни в какие глупости не верю. Но душа у меня там воет аки волчица, и лестница всю ночь скрипит сама собой. Хозяева говорят, что это призрак проигравшего шахматиста. Придумает же народ! И типа чтобы его прогнать, надо дать ему выиграть. То есть на шахматной доске расставить такую комбинацию фигур, чтобы уж точно он своими черными фигурами выиграл... Он играл черными, потому его так и зовут Черный шахматист... Но никто доселе так и не смог расположить фигуры нужным образом.

-Так я не поняла, это злой или добрый призрак? - спросила барышня, одна из тех двоих, что внимали риэлторским байкам. - И вообще покупатель-то что с этого привидения поимеет? Какой ему толк от призрака шахматиста? Удача в игре?

-Вот ты, лапочка, как всегда, смотришь в корень, - воодушевился завиральный крендель. - Идея тут такая: задобришь шахматиста -- он принесет тебе удачу. А не сможешь -- он останется грустным и будет просто пугать домашних своим присутствием. Реального вреда от него нет. Но если он так и не выиграет свою партию, то и пользы от него не будет. Теперь ясно, какой покупателю от него толк? Интеллектуальный адреналин! Тут нужен клиент с мозгами. Кто мне такого клиента найдет -- тому процент со сделки...

От изумления к Еве вернулся забытый дар -- она снова могла предвидеть будущее! Эти маленькие приступы всегда сопровождали игристые мурашки, шампанские пузырьки, поднимающиеся снизу вверх, из животных глубин к макушке головы. Предвидение, это мгновенное могущество, всегда вносило в жизнь ближний порядок. Ева увидела, как она идет рука об руку с человеком в расстегнутой черной рубашке ... Ритта почему-то расставляет что-то на прилавке, а Валерий Михалыч стоит на яхте с диковинным названием Оли оли кай... И были в этом видении мелькающие картинки с незнакомыми людьми, которых Ева не знала -- но это пока, до поры до времени... Вот только где теперь искать добрейшего Милана, который просто обязан дать объяснения, откуда он все знает -- ведь Ева была уверена, что черного шахматиста он выдумал. А вот поди ж ты -- выдумка обрела не просто реальные, а еще и коммерческие формы. Может, он волшебник? Смешно. Реальность провалилась внутрь чьих-то мистических фабул...

Откровение, окутанное сгустком вопросов, длилось минуту, не более, и не успела Ева подтянуть до неприличия отвисшую челюсть, как в зал завалилась бурлящая компания, в коей верховодила Маргаритта. Едва успев уйти в тень, чтобы не быть замеченной, Ева оказалась в закутке, откуда могла только слышать, но не видеть происходящее. Но, навострив слух, она поняла, что ритткины друзья и продавец воздуха -- одна шайка. И шумная камарилья поглотила трио у аквариума и они все вместе удалились куда-то, где по чьим-то горячим увереньям было балдежней...

Только бы не сойти с ума от нетерпения! Еве страсть как хотелось знать, кто этот брутальный симпатяга в расстегнутой рубашке. Уж ей-то было известно, что он -- не праздная фантазия. Все, что она предвидела, исполнялось в точности. Вот только жаль, что в ближайшем ее будущем не мелькнул Милан. Может, призраки его поддельные, но сам он точно настоящий. Наверное, поэтому и вне досягаемости... Теперь-то Еве была пронзительно понятна гейша, которая искала своего пропавшего парня, и именно его отсутствие в сегодняшнем дне, таком бесперспективно тихом, и делало его лучшим. Все настоящее просто и ясно. Это ведь так просто -- исчезнуть...

Богович

-Я бы с удовольствием помог вам, но давно уже не занимаюсь этими делами. Они в прошлом. Где им и положено быть, - усмехнулся Милан. На том конце трубки он услышал короткий нетерпеливый вздох. Придумают же люди! Роспись по банановой кожуре для арт-проектов! Подобная галиматья даже для Милана была бы чрезмерной... Ну был у него период поиска себя, и тогда он рисовал для неширокого эпатажного круга эскизы для татуировок, мечтал заняться авто-дизайном и помогал знакомому иконописцу расписывать один милый сельский храм. Это была вершина его духовной жажды. Он воображал, что привносит сюда частичку пронзившей его Святой Софии -- тех оставшихся пяти процентов мозаик и фресок, светлой силы которых хватило бы на сотню храмов... Теперь же Милан -- солидный человек. Раз в год он расписывает куклу для своей поздней ненаглядной доченьки и привозит ей в уральский городок, где она заперта унылым семейным кланом своей матери. Впрочем, с игрушками беда -- кто-нибудь да попросит о подарочке для чада... отказать грех! Солдатики, неваляшки... Вот и все милановы эстетические подвиги. Он более не пытается закосить под Брейгеля -- любимого художника всех бунтарски настроенных интеллигентов 80-х, он больше не романтик. Его девушка может напялить свадебное платье только в шутку -- вместе с джинсами и кедами, как перфоманс... и Милан знает, что в том нет ни малейшего намека на матримониальные планы, это всего лишь постановочная фотка для ее салона. А Милан нашел для себя удобную нишу посредника. Он продает талантливые работы никому не известных художников под раскрученными именами. Невинный подлог, дающий возможность заработать бедолагам, которые без него спились бы или того хуже. И одновременно они чувствуют себя востребованными - пусть так, безымянно... Милану слишком хорошо известно, как трудно сделать имя с нуля. Он пытался. Ничего не вышло. Помнится, был измотан собственным благородством -- попытался нести в массы непосильно доброе и вечное. Носился с добрейшим, но темнейшим мужиком, наивным импрессионистом, которому все аплодировали -- но покупать по божеской цене его работы никто не спешил. Художник тот был старожилом маленького городка, в шумных тусах не участвовал и вообще был чудиком несветским. Знал его узкий круг ценителей, да он и к славе не стремился. Раскрутки не получилось.

Милан продолжал с ним перезваниваться. Он знал, что его знакомец обветшал. И Милан насмелился предложить ему сделку. Если бы старый коняшка согласился продать свою картину под чужим именем, то впервые в жизни прилично заработал бы. При его запросах на эту сумму можно было бы жить чуть ли не год. Себе Милан не взял бы ни копейки комиссионных -- чистейшая благотворительность с его стороны. Но художник обиделся и заподозрил в нем пройдоху. Милану еще долго приходилось оправдываться и объяснять дремучему аксакалу, как тяжела его участь продавца. После такой нервотрепки иметь дело с живыми классиками расхотелось. Пускай полощат свой гонор в реке памяти советского производства.

Непроданная картина называлась "Призрак Черного шахматиста". Неудачный выбор Милана. Ведь чутье ему шептало -- не та картина, не трогай ее, в ней подкожный магический смысл! Но он не послушался чутья -- эта работа имела европейские перспективы, в отличие от прочих.

Художник раскололся однажды -- чуть ли не в последний их разговор... видно хотел загладить свою былую резкость. Покаялся, что сюжет Черного шахматиста взял из истории его трагического отца. Тот завербовался в органы -- а потом понял, куда попал и запил. У него был друг, с которым он играл в шахматы -- скульптор, бесприютный талант из недобитых аристократов. И услышал однажды этот талант шаги в ночном коридоре. В общем забрали его на Лубянку, и сгинул бедолага. А его партнер-шахматист так и остался гадать, не он ли неосторожным словом свел друга в могилу. Скажем, легким разговорцем о том, что вот есть у него прекрасный пример идеологически безупречного потомка дворянских кровей. Таким образом он, простая душа, хотел робко заступиться перед карательной властью за тех, кто "из бывших", - мол, не все они враги революции и не нужно их без разбора ставить к стенке. То есть вообще никого не надо без разбора... то есть оно конешно наше дело правое... в общем запутался в своих же сентенциях и смущенно умолк. Короче, не по-нквдэшному выступил... Естесстно, карьеры не сделал. Много лет сидел в своей комнате, пил, играл сам с собой в шахматы и глухо изрыгал проклятья себе под нос. Когда выходил к резвящимся детям, а потом и внукам, пытался играть с ними, изображая падение раненого бойца с криком "Контрра!". Ребятня пугались. Матушка заступалась за него перед молодой порослью, уверяя, что дед на самом-то деле хороший, просто сейчас он болен. Он прожил трудную жизнь. Но детей этим не проймешь.

-Теперь мне все понятно! -сокрушался Милан. - Конечно, о продаже этой картины не могло быть и речи, тем более -- под чужим именем! Надо было сказать мне сразу, не молчать... Берегите предка, он -- ваша сакральная сила.

-Это не предок, а его призрак, - ответствовал упрямый мастер, вдруг сменивший душевную линию. - Собственно даже я сам не понимаю, чей это призрак -- самого отца или скульптора, которого сгноила Лубянка. Но так или иначе, я его до сих пор боюсь. Мать мне твердила, что я пошел характером и мастью в папашу. Что он был человек тонкий и благородный до изжоги. А мне это внушает ужас из-за испорченного детства. Я хочу избавиться от этой картины. Ты был абсолютно прав с той коммерческой затеей. Надо было мне его сбагрить! Тогда мне казалось, что я перед ним в долгу и не имею права слить семейную историю под чужим именем. Но сейчас... я хочу быть свободным от нее.

-Нет, нет и еще раз нет! - кричал Милан.- Он -- ваш оберег, поверьте!

Судя по всему, впечатлительный творец таки продал "Шахматиста" за копейки каким-то первым встречным. И вскоре умер. Умер, словно выстрелил без предупреждения. Скорее всего, старик продал "шахматиста" не из суеверий, а сильно нуждаясь. На склоне лет нужда пересилила гордость, и он придумал, что хочет избавиться от картины как будто бы из мистики. А никакой мистики -- просто удручающая бедность. Когда-то он побрезговал милановским подлогом -- а теперь был согласен на все...

Однажды Милан встретил похожую манеру на аукционе. Боже, покойный мастер и не мечал о таких суммах! А мог бы... если б его имя сделать столь же одиозным, что и у этого художника -- благо, что они одной эпохи. Но... захотел бы этот скромник в ботинках на босу ногу в ноябре популярности после смерти? У непризнанных гениев тоже бывают причуды, хотя на их месте Милан не привередничал бы. Впрочем, он до сих пор не разрешил для себя загадку мастера. Но помнил чудика и грустил по нему, и чуял, что с его наследством нечисто. Он пробовал связаться с родственниками ради одной выставки, что устраивала его подруга. Но ему не ответили. А настаивать он побоялся -- помнил, что его импульсы из любви к искусству могут быть истолкованы как банальная корысть...

В моменты хандры Милан помнил слова ушедшего: "Цени в себе пустоту. Только в ней могут родится истинные краски и звуки, слова и мысли. Можешь сидеть часами, уставившись в одну точку -- тогда ты подобен богу, придумывающему миры. Просто мы несовершенны, и на то, что Он создал за неделю, у нас уходят годы".

Божественные аллюзии художника имели, кроме прочего, иронический оттенок. Милан по молодости любил пощекотать эту тему, и панибратски обозвать господа Иисус Богович Христос. На что живописец не уставал отвечать, что все мы Боговичи, а не Рюриковичи и не Гедиминовичи, и в том наша сила, о которой мы забыли.

Милан хранил его номер в мобильном. На какой случай -- неясно. Так и остался он под именем Богович. Служил ли его телефон оберегом или просто не хотелось вычеркивать человека, беззащитного теперь в своей бестелесности, - кто разберет. С тех пор, как дела у Милана пошли в гору, суеверия обступили его самого и он не смог им сопротивляться. Хотя если быть точнее, они сводились к смутному ощущению таинственных взаимосвязей всего сущего, которые может прочувствовать и понять лишь глубокий мистик. Примерно так, как опытный редкий доктор может прощупать пальцами наш организм и найти первопричину боли.

...помнится, в детстве у Милана возникало странно приятное состояние, когда он гостил у любимой тетки в маленьком сибирском городке, где росла лесная клубника и нежно царапали молодые кедры. Поезд приходил туда поздним вечером, и они с матерью шли от станции ароматной хвойной тропой, усыпаной желтыми сосновыми и кедровыми иглами, и далекие голоса вокзалов, а потом встреча, разбор сумок, шелестение босых пяток по паркету, старый детский велик в кладовке с неуместным девичьим декором -- свисающими из руля кистями, - все это было прикосновением ладоней странствий и будило завораживающее, ни с чем не сравнимое чувство, что все известно наперед. Ему, маленькому мальчику, было присуще тогда невесомое могущество спокойного предвидения. И оно было до того успокаивающим, что и толком-то считывать это будущее было лень, и Милан немедленно засыпал, едва припав к подушке.

И всегда в произведениях искусства он искал эту необъяснимую ноту беззаботной близости к божественному...

Не то, чтобы он не продавал другие работы -- бизнес есть бизнес. Но с другими была уже рутина. Не царское это дело. Ее он ласково сбрасывал на свою подругу. Та с энтузиазмом молодости бросалась на амбразуру, думая, что ей поручили важное задание -- тонкий и не каждому понятный образ, которому предстоит найти своего ценителя. В общем, девушка была доброжелательна, наивна и энергична. Она даже отказывала так обнадеживающее, что тот, кому отказали, не совсем понимал, что происходит. Только с такой душенькой Милан мог находиться рядом. Прочие его настораживали, раздражали, бесили. Она хромала и в общем здоровья была хрупкого, так что в матери семейства явно не годилась. Как раз то, что надо Милану. Будь она хоть на миллиметр ближе к стереотипам социума -- у него уже сработал бы рвотный рефлекс.

Иногда ему мечталось, что эта малышка совершит для него какую-нибудь элегантную кражу века - великого, но неизвестного широкой публике полотна. Хромую не заподозрят! Они быстренько толкнут шедевр верным людям и уедут на Мадейру. Или, напротив, затеряются в Нью-Йорке. Как это было бы чудесно! Они оба умеют жить нигде, в безликих студиях и мастерских, в чужих городах, ныряя очертя голову в новую языковую среду. И в этом их незыблемое единство -- им обоим не нужен дом, дом на века, дом-крепость. Достаточно крыши над головой и двух спальных мест -- Милану необходимо отдельное ложе, чтобы высыпаться. И лапочка на него не в обиде, никаких капризов, все понимает. По утрам он приходит к ней... но оба больше любят любить в незнакомых местах. Новизна, драйв и по сравнению с приедающимся прикроватным эквилибром хоть какое-то приключение. Ни одна женщина раньше не была так созвучна Милану. Он бы не так удивлялся, если бы лапочка была зрелой и опытной. Но она пока еще счастливо дрейфовала в том возрасте, когда положено капризничать, идти всему наперекор и совершенно не понимать мужчин. Единственное ее качество, что можно было списать на молодость, -- это охота к перемене мест, и то нынешние девицы уже привыкли требовать имущественно-жилищных гарантий, и таких покладистых и легких на подъем Милан давненько не встречал... Может быть, лапочка была вовсе не так молода, как выглядела? Это теперь тоже сплошь и рядом. Дамы, умеющие обманывать время, пугающе прекрасны! Но его подруга вовсе не отличалась той демонической красотой... ей было присуще нечто другое. Ее окружал необъяснимый ареол предвкушения добрых вестей. И он был сродни тем волшебным ощущениям детства, когда Милан в ночи приезжал к тетке. Чудесное состояние детского могущества могло окутать Милана, когда лапочка просто гладила его рукой по спине. Возникало и уходило это чувство всегда внезапно, никаких видимых закономерностей не наблюдалось. И это еще больше завораживало! Таинственная девушка, легкие ладони странствий...

Поцелуй в макушку

Она опять появилась на Каретной площади -- или никогда не исчезала отсюда. Девочка, играющая со всеми. Валерий Михалыч вот уже год, как заприметил ее. Он приходил сюда остыть от гневных мыслей, выкорчевать из себя шипы застарелых несправедливостей жизни, просто обнулиться и вкусить иллюзию свободы. Словно он опять студент или того глубже -- просто сын своих матери и отца, мечтательный школьник. Здесь, на новенькой детской площадке всегда было полно ребятни всех возрастов и калибров. Его собственные дети давно выросли -- у старшей дочери давно своя семья, и ее дети уже вошли в мятежную пору отрочества. Вопреки житейской логике, Валерий Михалыч любил этот возраст. Он вел факультатив в физико-математической школе при университете, а когда-то преподавал и в обычных. И там он медленно, но верно поворачивал к себе лицом ершистых сквернословящих безобразников. Наипервейшим выстраданным его правилом стало контактировать с ними один на один. Толпе ничего не объяснишь, тем более такой толпе... А вот каждый по отдельности открывался учителю с нежной стороны. И на Валерия Михалыча обрушивалось подростковое всеядное, почти щенячье желание быть любимыми кем угодно. И они уже учатся прятать этого ненасытного внутреннего ребенка -- и уже знают боль молчания и сдавленность от тесной маски...

Он узнавал в них себя -- сегодняшнего, смятенного и ломкого. Поэтому и здесь, в тихом мирке Каретной площади, он заприметил ту девочку в красных колготках и розовом пончо. Ребенок как ребенок. Два длинных хвоста из тонких каштановых волосиков, деловитая скаутская хватка, след восточной крови в чуть раскосых глазах... Рассеянный его взгляд далеко не сразу начал замечать в ней странности. Она водилась с малышней -- а сама была подростком. Почему она не дружила со сверстниками? Когда Валерий Михалыч засиживался на Каретной допоздна, он видел, как площадка постепенно пустела, а девочка домой не шла. Она подсаживалась на скамейки к взрослым, на удивление непринужденно заводила с ними разговор. Кто-то с ней болтал, кто-то вынимал из сумки припасенную шоколадку - словно приходил сюда подкормить беспризорного ребенка, как носят с собой хлеб для уток в парке... Все могло для нее кончится плохо, и Валерий Михалыч, подстегиваемый родительским инстинктом, начал следить за ней. Думал -- если кто воспользуется ее общительной доверчивостью, он тут же просигналит полиции. Но она никогда ни с кем не уходила. Дети и взрослые сменяли друг друга, а девочка - птичка в ярком оперении никуда не исчезала, подобно гению места. Потом настали холода, и Валерий Михалыч перестал ходить на Каретную. Изредка он вспоминал о ребенке и давил в себе порывы съездить, посмотреть, как она там. Неужели и в ненастье она не покидает своего поста, словно эльф, и бродит по припорошенной снегом земле. Есть ли у нее зимняя одежда и пропитание, кроме людских подачек?

Он тут же себя одергивал -- сколько можно приводить девочек с улицы! Одну вон привел - и что из этого вышло? Ева и Маргаритта. А ведь на брачной лихорадке он к тому времени поставил крест, ибо слишком много бросил на алтарь семейных уз. Ева была семнадцатилетней, теперь ему, старику, не хватает модного обвинения в педофилии!

Прошла зима, вернулось солнечное птичье щебетанье, и Валерий Михалыч вновь пришел на Каретную. Ее там не было. И пока он приходил сюда один, она не появлялась. Но однажды он решил выгулять Степу -- друг его совсем закис в своих болячках и хандре. Выпивать ему, как раньше, было категорически нельзя, что превращало его в элегического зануду-некроромантика. Мятежное фиолетовое небо не сулило легкой прогулки, пришлось настаивать и даже пообещать раскисшему меланхолику непременную кремацию с последующим помещением в престижный колумбарий -- хоть удовольствие недешевое. Что поделать -- Степа в последнее время мечтал лишь об этом. Валерий Михалыч не отговаривал, ибо сопротивление только усиливает симптом. Оставался только юмор висельников.

-Как супруга? - сделал осторожный заход Валерий Михалыч.

-Да что с ней будет! Лучше всех. У нее нервы, как у оленевода. Ты ж знаешь, она нашего кота любит, а не меня. А у кота таинственные любовные отношения со шваброй. Он часами сидит, в нее уткунувшись. Вот скажи, ты смог бы полюбить швабру?

-Видишь ли... - после вдумчивой паузы тянул Валерий Михалыч, - у меня приблизительно так всю жизнь и получалось.

Степа радовал подобием улыбки и начинал со скрежетом зубовным поворачивать лицо к бренной жизни. А Валерий Михалыч чувствовал неловкость. Он не любил, злопыхательства на тему бывших супругов и супружниц и уж тем более не желал сам напяливать эту обывательскую личину. Но шутку необходимо было подкрепить, и он, старавшийся всегда быть верным первому сказанному слову, начинал ругать на чем свет стоит Еву, Руфину и даже подзабытую первую жену. Должен же он подпеть Степке в унисон, иначе ему, мнительному алкашу, захочется выпить! Как же, его жена не любит, а у друга баба моложе на черт знает сколько, да еще и сделала ему вчера мясную запеканку... Приходилось каламбурно от души кривить душой. Про Еву и вовсе получалось несправедливо, и желчь выдавливалась с большим трудом. Валерий Михалыч давно простил ей тот порывистый развод по молодости. Она вернулась, остепенилась и теперь трогательно-смехотворно хочет помочь ему вернуть "убийственное бабло", как называл потерю Степа. Но об этом ни-ни! О потерянных деньгах, квартире и погибшем деле они уже давно не говорили, дабы не бередить раны. Так что Ева оставалась "девочкой для битья" и тем самым служила благому делу -- реанимации попранного степиного самолюбия. Уж многие лета Степан был уверен, что Евка -- легкомысленная недалекая стерва...

От жен плавно перешли к детям. Степа переживал за младшую, слабую здоровьем дочь, которая не пойми где и чем занимается и живет с мелким торгашом-ремесленником, а ведь могла бы работать в одном из лучших музеев страны. По блату ее бы устроили -- и это единственное, чем может ей сейчас помочь умирающий отец! Но она шатается по Европе со своим срамным чудиком...

-Но ты же еще недавно хвастался, что он не просто чудик, он картины продает и в искусстве шарит!

Но Степа лишь сварливо поднимал ладонь в протестующем жесте. Его дочь -- сама искусствовед и без мужиков в искусстве шарит, только вместо того, чтобы делать приличную карьеру и имя, она тратит время на этого потрепанного парня с вычурным именем и нездешними рыжими глазами. Он же ее, хроменькую, поматросит и бросит. Он ни-че-го не создает, он втюхивает, а шахер-махер -- занятие, не достойное мужчины. А этой рохле нужен надежный муж. Но где он? И как, скажите на милость, Степану дождаться от неразумной дщери внуков. Ведь еще их надо на ноги ставить...

Валерий Михалыч только вздыхал, вспоминая Ритту-бритву. Степа как минимум наивен. Неужели он полагает, что эти новоформатные девицы предпочтут музей шатаниям по Европе! Да Валерий Михалыч и за себя не поручился бы... Но Степу уже несло, что было пользительно для его стухающего организма -- и он уже передавал жареную сенсацию о том, что дочь опального олигарха была обнаружена в качестве работницы районной библиотеки, и это почему-то должно было стать уроком для всех. Собственно, что за урок, он не уточнял. Видимо, прежде всего сие относилось к его непослушной дочери, которая должна последовать примеру олигархического отпрыска и обрести рабочее место в тихом омуте.

И вот тогда, во время разговора Валерий Михалыч снова увидел девочку-призрака. Она вернулась -- его добрая весточка! В первое мгновение ему захотелось подойти к ней и, наконец, допросить ее с пристрастием о том, кто она такая, где ее дом и родители, и почему она вечно гуляет допоздна. Но было неловко перед Степой и неохота объяснять ему свои опекунские инстинкты... пока она сама не подсела к ним на скамейку и выжидательно уставилась на степины ботинки. У него были примечательные ботинки -- как у английского эсквайра. Впрочем, как выглядит эсквайр, Валерий Михалыч понятия не имел. Досадуя на то, что место здесь по части торговых точек неудобное и быстро до ближайших шоколадок не ускочишь, он продолжал делать вид, что слушает Степу, хотя сам стремительно терял нить разговора. Он лихорадочно соображал, как теперь не упустить своего... кто знает, быть может ангела удачи, на котором, кстати, были все те же колготки и розовое пончо. А если она и правда бездомная, тогда что? Не сдавать же ее в приют, право слово.

Меж тем, девочка, не дождавшись угощения, встала и пошла к другой скамейке. Шанс был упущен. Навсегда, навсегда -- кричало иррацио! Валерий Михалыч пытался отмахнуться от мифологии, от уколов гриновской тоски по несбывшемуся. Но не выходило. Он подумал, что сходит с ума, и ему срочно нужен конфидент, пусть даже такой неподходящий, как Степа в своем нынешнем плачевном состоянии. И он вывалил на него свое наваждение.

-Степа, догони ее! Мне кажется, что в этом ребенке -- все мои упущенные шансы. Я не знаю, откуда у меня сей бред, возможно, начинается болезнь Альцгеймера... или просто геймера... ты не подумай только ради Бога ничего плохого, мне просто кажется, что эту девчонку нужно от чего-то уберечь... и она до сих пор жива-здорова только потому, что я о ней думаю. Представь, мне скоро детки кровавые будут мерещиться, как Ивану Грозному. Только в отличие от него я никого не убивал! Что ты так смотришь на меня? Понимаю, наверное, я действительно спятил... думаешь, я выпил?

-Нет, Валер, уймись. Я просто не понимаю, о какой девочке речь...и что ты от меня хочешь.

-Да вон же она! Только что сидела на нашей скамейке! В накидке розовой, вся такая аляповатая! Скорее догони ее и спроси... ну я не знаю что, в том-то и дело! Так чтобы тебя не заподозрили в грязных намерениях... сейчас так трудно сделать доброе дело, чтобы тебя ни в чем не заподозрили! Сейчас наступило такое поганое время! Сделай что-нибудь!

Самое удивительное, что Степка, чудак, местами сумасброд и упрямец, когда ему панически кричали "сделай что-нибудь, помоги" - делал! Почти исчезающий вид друзей. Одна продажа квартиры чего стоила... Если кому имело смысл вопить о помощи, так это ему. Однако Степа никакой девочки в упор не видел. Нет, говорил, никакой девочки там, где ты показываешь. Нет, Валера. Нет.

Призрак, мираж или галлюцинация на нервной почве? Значит, эта болезнь у Валерия Михалыча давно. Уже год! Он незаметно теряет рассудок. Сознание расползается, как ветошь. "То ли девочка, а то ли видение". Теперь понятно, почему это видение исчезало из поля зрения столь неуловимо, и Валерий Михалыч никогда не мог отследить, в каком направлении она ушла. Но люди, которые угощали ее сладостями, выходит, тоже были призраками. Когда Риттке было лет пятнадцать, она увлекалась всякой мистической шелухой, и на день рождения ей была подарена шикарная книга о привидениях. Пролистав ради любопытства ее по верхам, Валерий Михалыч запомнил лишь главу о ретрокогниции -- фантомных сценах из прошлого, которые могут разворачиваться там, где когда-то происходили. Помнится, тогда пришла мысль о том, что не такая уж это и глупость, потому как может иметь вразумительное объяснение. Не в нашу эпоху, конечно, но в обозримом будушем, если наш мир не падет жертвой морального разложения и потребительского инстинкта...

Степа повел себя решительно -- счел, что у друга приступ мигрени, что так мучают невротиков по весне. И не придумал ничего лучше, чем устроить вокруг Валерия Михалыча трогательно назидательную суету. Вскоре мирно прогуливающиеся по Каретной и отзывчивые граждане нанесли целую аптечку для болящего. А также замучали советами, в следствие чего мигрень стала вполне реальной перспективой. Зато Степа расцвел! Недаром говорят, что лучше лечение депрессии -- экстремальная необходимость заботы о ближнем. Почувствовав себя опорой и спасителем, Степан приосанился и вот уже распивал пиво с доминошниками и записывал на манжетах народные рецепты лечения сосудистых спазмов. Валерий Михалыч, смотря на этот хоровод вокруг собственного импровизированного ложа, вспоминал, как еще недавно посмеивался над своим аспирантом, который поддался очарованию молоденькой продавщицы в университетском буфете. Улыбчивая дива, якобы, всегда предлагала подложить ему дополнительную икру в блинчики - и действительно ее порция была больше стандартной, которой потчевали другие буфетчицы. И все это, заметьте, без дополнительной оплаты... Но потом она исчезла! Бесследно. Аспирант даже спрашивал о ней у товарок -- те лишь недоуменно пожимали плечами, не понимая, о ком речь. И какие из этого выводы... А такие, что везунчики и баловни судьбы даже с призраков имеют прибыль. Не таков Валерий Михалыч. Его видения приносят ему одни лишь мучительные искания... Хотя, если быть с собою честным, мучительные -- но не искания. Искать уже нечего, все известно, - только вытаскивать по сей день кровоточивую занозу слишком больно. Вспоминать, как измотанная мать плакала, смотря на единственное ретушированное фото своей маленькой дочки, ни разу Валерой не виданной -- потому что случилось это до его рождения. Грехи молодости, как водится. Однажды ее доченька пропала. Гуляла во дворе и исчезла. Ходили страшные слухи тогда -- фонило дело врачей, мол, крадут детей и ставят на них опыты... кто там разберет, как было. Одно известно: был ребеночек -- и нет! Не нашли никогда.

Марта пережила это, только благодаря своему верному другу Мишеньке, за которого спешно вышла замуж. Родился Валера. Но много-много лет, приходя с дежурств, в минуты усталости и нездоровья, она приглушенно плакала и звала свое потеряное дитя. И дрожали ее беззащитные тонкие губы, и улыбалась ей девочка с обсидиановыми глазами. И скорбный понимающий Миша в бобочке, пришедший с работы, ставил портфель с глухим стуком в прихожей и, не говоря ни слова, крепко обнимал Марту со спины и прижимался губами к ее седеющей макушке. А маленькому Валерке было муторно и одиноко, и не мог понять он, почему вокруг семьи как семьи, и только у его родных -- горькая тайна...

...и где та страна, где живут наши исчезнувшие. И как бы там ни было, они нам всегда нужнее, чем мы им. Именно исчезнувшие делают нас теми, кто мы есть. Исчезнувшие внезапно. Пропавшие без вести.

Прекрасная болезнь

Выйдя из клуба, Ева, намагниченная своим предвидением и неисповедимым Черным шахматистом, едва сдерживая возбуждение, понеслась к Коменданту. Странно, что он не отвечает по телефонам, но это не причина для беспокойств. Напротив, можно не торопиться. Ева вышла к парадному входу, и, верная здешнему ритуалу, не забыла обойти все четыре статуи. Впрочем, ритуал был у каждого свой - например, студенты верили, что если потрогать обнаженную, отполированную касаниями бронзовую грудь Лета, то повезет на экзаменах, а дальнобойщики, наоборот, забирались на постамент, чтобы коснуться попкой к попке зимы, что было непросто! -- и тогда рейс обещал быть удачным, а дорога без заносов и прочих опасностей. Или же все перепуталось в голове -- и грудь предпочитали дальнобойщики, а студенты... Впрочем, Ева не собиралась покушаться на выпуклости вивальдиевских див -- ее интересовала загадка сокровищ, которых, конечно же, никогда не было под этими статуями... но непременно должна была обнаружиться нить, которая одно с другим связывает. Сокровища представлялись, конечно, не сундуком с каменьями и золотом, а бумагами на владение замком в Нормандии или чем-то подобным, приносящим счастливому обладателю шедевральную смену кармы.

Размышляя и фантазируя о виллах на Лазурном берегу и яхтах со странными названиями, которые являются ей в предсказательном трансе, Ева заметила, что наблюдает она -- но наблюдают и за ней. За одной из статуй курил, нетерпеливо прохаживаясь, человек, весь в элегантной серо-черной гамме -- и больше про него пока что сказать было нечего. Кроме того, что взгляд у него был цепкий и как будто насмешливый, хотя что разберешь в потемках и тусклом свете фонаря.

Человек-знак! - осенило Еву. Сколько лет она не встречала кого, кто хоть отдаленно был бы похож на знак! Она уже смирилась, что в ее жизни таким был только Валерий Михалыч, и больше не ее долю не отпущено. Он была благодарна и этому -- ведь бесконечно многим их знак ни разу не встретился или они не распознали его в толпе, и он опечаленно опустил глаза. Потому что нераскрытый знак перестает быть знаком, и даже если он понятия не имеет о своей мисии, он чувствует эту потерю. И что-то в мире меняется, он осыпается и проседает от каждой осечки. Пускай говорят, что это пустые фантазии -- но это то немногое, за что Ева могла поручиться. Так и есть, и пребудет так. Увидишь свой знак -- не упусти его. Будь смелым, импровизируй, говори от сердца. Настоящее получает только тот, кто нарушает правила...

Но вначале Ева с непривычки испугалась, и ей, как в детстве, расхотелось идти в подъезд. Замкнутое пространство, в котором тебя легко поймает "страшный дядя", знакомые змейки-кундалини забегали по спине. Ева принялась снова набирать Коменданту, хотя прекрасно понимала, что он ей не помощник в деле борьбы с архаическими страхами. Незнакомец вдруг решительно направился к ней и без всякой преамбулы пожаловался:

-Я здесь торчу который час. Мне надо выследить одну девицу. Я частный сыщик, моя работа -- сплошная рутина. А вы, конечно, думаете, что я к вам клеюсь. Конечно, клеюсь. Чего мне еще делать. Здесь за пять часов вы одна только сюда и забрели...

Ева не знала, что и ответить. Попросить удостоверение частного сыщика? Но бывают ли у холмсов и пуаро ксивы... Словно отвечая на ее немые сомнения, незнакомец протянул Еве какие-то корочки, на которые она взглянула лишь мельком. Имя у него вычурное, неправдоподобное -- Альфред!

-Не Альфред, а Альфет. Прихоть мамы-татарки. Короче, Алик меня зовут. Я не люблю этого уменьшения, но иначе не получается -- людям нужен привычный звуковой рисунок, знаю по опыту.

Ева была сражена таким быстрым реагированием на едва зарождающиеся в ее голове вопросы. "Я тоже иногда умею предвидеть и предвосхитить события, но не так точно, как вы", - неожиданно для себя похвасталась она.

-У меня не предвидение, а всего лишь опыт, - ответил Алик скромно. - И я бы не прочь воспользоваться вашим даром. Появится ли здесь сегодня вот эта девушка?

С этими словами он достал фотографию... гейши! Что за чертовщина... Опять странные совпадение -- не много ли за один вечер? Увы, Ева слишком поздно вспомнила, что все ее эмоции слишком явно отражаются на физиономии -- и конечно, смятение узнавания не осталось незамеченным. На то он и сыщик, чтоб ему неладно.

-Вы ее знаете? Вы ее знаете. Матерь божья, я не зря тут габитус проветривал! - возликовал неканонический детектив.

Сдать человека органам, пусть даже невнятным, но наверняка карательным -- подло, не так ли? Да, он сейчас будет лепетать о том, что девочку потеряла мама и хочет уберечь ее от дурных влияний. Ева решила броситься на амбразуру. Ведь не станет же он ее пытать.

-Может, и знаю, только с какой стати я должна вам о ней рассказывать.

-Заметьте, я не прошу вас рассказывать о ней. Я просто радуюсь, как дитя, тому, что сделал дело. Точнее сейчас сделаю с вашей помощью. Вы передадите ей одну вещицу. Я-то думал, мне придется отлавливать здесь ее знакомцев...Но подвернулись вы -- это куда приятнее.

-Вы случайно не от Шуранских?- усмехнулась Ева, повторив загадочный пароль гейши.

-Хотите меня расколоть? Как симпатишно... а ведь эта игра заводит. Пойдемте, выпьем по чашечке-рюмочке чего-нибудь и поболтаем. Это никого ни к чему не обяжет, зато пороемся в чужих тайнах. Я совершенно безопасный собеседник при исполнении.

Так Ева попалась. Со всеми потрохами своего хаотичного женского опыта, со всей своей самонадеянностью и методичным авантюризмом. Но и как можно не пойти, когда Человек-знак сам тебя зовет?! И что с того, что в ресторане "Вивальди" были водяные часы... Разве в этом нескончаемом, неспящем и не отвечающем на звонки городе только одни водяные часы?! После двух рюмок божественнейшего напитка, который даже не хотелось определять скучной алкогольной категорией, все эти совпадения последних дней виделись в бриллиантовом ажуре нового приключения. Когда совпадений слишком много, может начаться паранойя, и тогда все события станут казаться связанными между собой. При всей любви к мистическим подоплекам, Ева уже успела утомиться от навязчивых попыток разгадать эти связи. И все же эта деталь почему-то все никак не отпускала -- почему гейша напивается в соседнем клубе, а водяные часы здесь?

-Здесь не напьешься. Респектабельно и дорого. Она сюда не клиентов ловить приходит. Она плачет по мне.

-Нет, не то. Должно быть какое-то логичное объяснение. Все настоящее просто и ясно.

-... и совершенно непостижимо!

Может, он и прав. Ева понемногу привыкала к своему визави. То ли он и впрямь читал мысли, то ли она уже не котролировала свой мыслепоток и он прорывался наружу без ее ведома. Бесстрашие приятно перерастало в легкое безумие. Она быстро забыла, что хотела уберечь гейшу от "карательных" органов. Да и собственно, никто ее не собирался преследовать. Перед нею сидел человек, которого преследовала она сама. И кадрил Еву с благородным всхлипом, скрупулезно отчитываясь за свое бегство от любящей его дурочки. Хотя Ева не питала к Арине ни родства, ни дружбы. Так, сочувственное любопытство. Алик будто бы с самого начала предупредил: Ариночка, мы не пара, не трать на меня время, но если все же решилась, не обессудь, если я внезапно исчезну. Так уж я устроен -- прощанья ненавижу! И не верь тем, кто будет умасливать тебя, что я еще появлюсь. Это люди настолько не правы, что могут исчезнуть сами...

-Господи, они-то чем провинились?! Они просто утешают. Уже и утешить нельзя! - возмутилась Ева.

-Нет, они вводят в заблуждение. Любовь без доверия -- агония. Зачем ее продлевать? Вместо лживых утешений скажите жестко: девочка, закрывай эту страницу и начинай искать другого мужчину. Если не слушается, бейте по щекам и насильно выводите на свет божий -- скорей, скорей, к новым людям, в новые чувства. Только так.

-Боже... да ты просто моя мамочка в мужском обличии! Ее философия. Может быть, ты еще и яблоки с мылом моешь?

Что там яблоки... в его привязанности и почтении ко всем матерям было что-то итальянское, мафиозное, преступное. Арина, импульсивная гейша-любительница, попалась на эту фишку. И, конечно, ей так нравились сладкие ночные бдения, когда слегка выпили, потом медленный и густой секс, потом снова слега выпили и выкурили по сигаретке -- а на экране фоном какой-нибудь Бертолуччи...

Хотя Алик -- опять оправдания! - по-отечески хотел отучить ее от этого, говорил, тебе нужно классическое семейное уравнение муж плюс двое-трое детей плюс пятеро-шестеро внуков. Экий счетовод! У девочки, однако, вызрел дух противоречия и она подалась в жрицы любви. Но это не всерьез, временно, нелепо и в пику ему, вероломному Алику.

-Конечно-конечно, ты ни в чем не виноват, - усмехалась Ева. - А как насчет того, чтобы вовсе не начинать с ней... ночные бдения? Просто что-нибудь эвфемистически наврать. Я женат, болен, не имею права при исполнении...

-Ты ж понимаешь, что бы я ни наврал, она сочла бы это оскорблением.

-И кто же такие эти таинственные Шуранские? - Ева все думала, когда же он прекратит отвечать на ее вопросы, а он не прекращал. Хотел, чтобы хоть один человек на планете знал его причины и следствия. Что он не гад и не монстр. Просто человек со своими слабостями. И что плохого в любви к чистоте? Хотя она всегда в ущерб любви к ближним -- как и любой синдром навязчивости. Но ни один из нас не миновал подобных пунктиков. Вот ты, Евочка, на чем помешана? Можешь заснуть в одежде и пьешь сок прямо из пакета. И Алик победно щурился. Но про Шуранских промолчал. Слишком много на сегодня открытий.

Да, зимой Ева обожала заснуть, зарывшись в пледы и шали, как старая собака. Алик прав -- иногда это действительно было в ущерб любви к ближнему. И ближний обижался. А еще сок из горла казался ей вкуснее. И это тоже побуждало некоторых ближних к ворчанию. Быть может, самое приятное мы делаем наедине с собой. И о самом потаенном никакие Алики никогда не догадаются...

Близость с первой встречи тонизирует, пугает, обнадеживает... К себе Ева никогда не водила, тех кого едва знала. Посему загадкой для нее были те храбрецы обоего пола, что тащили в дом незнакомые тела и души, и после этого не случалось ничего из ряда вон. Никаких происшествий! Пригласил, переспал, выпроводил. Без побочных эффектов и дополнений к анамнезу. Ева втайне мечтала о такой психосоматической простоте. Нет, не столько о случайных связях -- а о легкомысленной спонтанности. У нее с чужаками не складывалось. Сначала кураж, смех, короткое узнавание -- а потом, когда он уходит, словно выдернули из тебя электрическую вилку реальности, и утыкаешься в ватную пустоту, и не можешь успокоиться. И вдобавок мучают разные физиологические реакции на вторжение незнакомого микрокосма. А потом думаешь: раз не звонит, значит не понравилось. И одна из любимых приговорок Ритты "ты не сто долларов, чтобы всем нравиться" - это слишком сложный пилотаж для ее маменьки. Маменька была мучима долженствованием суметь понравиться всем. И прощай, легкость, и здравствуй, оружие... Так навязанные дамочкины ущербы с годами сжирали здоровую авантюрную природу.

Но Ритта все же права. Не надо всем делать "чиз" и давно следует вернуть себе способность верным интуитивным движением ловить волну. И она вернула! Теперь у нее есть Алик. Пускай это не Валерий Михалыч -- таких благородных идальго уже не найти, но зато в нем много нового, свежего, непривычного и приятного, как запах новой кожи или бумаги. Кожи... - вот что, пожалуй, она ощутила прежде всего, но сознание не поспело за осязанием. Алик был удивительно приятен на ощупь -- и пускай за такие обороты маменька-гуманитарий влепила бы трояк, но лучше не скажешь. Словно он весь был покрыт полезным целительным материалом сродни сосне, кедру, клену, нефриту и бог знает еще каким природным дарам. Бывают ли лечебные мужчины, контакт с которыми -- нечто вроде физиопроцедур или купания в Мертвом море? Ева долго не насмеливалась спрашивать -- сочтет за грубую лесть, зачем это надо...

Она лишь в шутку обмолвилась, только когда ее осенило воспоминание о кибер-игрушке, что подарила Риттка и что была легкомысленно оставлена с неведомой целью у Коменданта. Он тогда сказал что-то вроде "Ну дай сфоткаю и пошлю бывшей теще! Только вот которой из них... О, они мне все как мамочки... и буду как твоя дочура, поиграю в гадкого тинейджера"... Вечно Ева потакает всяким глупостям... Алик, однако, выслушал без тени иронии. "Спасибо, что ты сказала. Не все говорят -- но все чувствуют. Что-то такое во мне есть".

Признавать собственную уникальность нескромно, но так уже не воспитывают, нескромность теперь поощряема. Но Алик, наверное, не всерьез -- Ева еще не научилась его понимать. "Знаю, ты ждала, что я смущенно опущу глазки и буду смиренно отрицать свои кибер-способности", - и тут он, наконец, растянул тонкие губы в хитрой улыбке, как у игрушечного Петрушки, старинной евиной марионетки, доставшейся еще из матушкиного детства:

-А я не буду ничего отрицать! Да, я такой. Ко мне все привязываются, а я ни к кому. Я болен независимостью.

-Какая прекрасная болезнь! Зарази меня ею, пожалуйста.

-Она, к сожаленью, совершенно не заразная. Ее можно только унаследовать.

Еве совсем не нравилось у него дома. Пусто и необжито, как будто завтра собрался съезжать или только въехал в гостиничный номер. Мебель безлико-практичная, словно ее выбрали, едва забежав в магазин. Хотя именно в такой простоте и кроется тщательная продуманность... Стены голые, пастельно-нейтральные, чистота вокруг хирургическая -- ни пылинки, ни крошки.

-Это даже не чистоплотность хищника. Нечто запредельное. Ты инопланетянин? Земное существо оставляет после себя хотя бы минимальные продукты жизнедеятельности...

-Я просто аккуратный. Что в этом плохого?

-Ты в курсе, что мысль как бактерия -- в чистоте не вызревает...

-Я думаю в дороге. Или когда гуляю. Дом для реклакса.

-Ничем-то ты не можешь ни заразить, ни запачкать. И как ты умудряешься быть таким обалденным тактильно -- и чужим в быту. Ты точно какой-то кибер-человек, с тобой -- сплошное фэнтези! Просто поразительно, как с тобой уживалась эта девушка. Ты также на нее волком смотрел за каждую оставленную капельку и за каждый оброненный волос?

-О, молодежь совсем другая. У них иная нервная система. Ей были абсолютно по барабану мои просьбы. Она их просто пропускала мимо ушей.

-Просьбы? Да у тебя ж не просьбы, а шаг вправо-влево -- расстрел! - хохотнула Ева. - Я ж вижу, как у тебя холка встает, когда я делаю что-то не так.

-Я ж говорю -- у них другие реакции.

Когда он вез ее домой, договорились, что в следующий раз у нее. Он то ли улыбнулся, то ли поморщился. Сказал, что только в порядке исключения он потерпит такой расклад. Потому что приходить на женскую половину не мужское дело. Они почти всю дорогу ехали молча. Вел он мягчайше, Ева чувствовала себя, как в люльке. Этаким кукушенком, занявшим чужое место. Хотя она совершенно не могла представить Арину с ее ломкими беспокойными линиями здесь, в этом обтекаемом шикарном авто, которое хотелось даже лизнуть -- до того блестящее и хорошенькое. Сюда бы, пожалуй, вписалась настоящая гейша. Кто-то таинственно шикарный, не бутафорски владеющий всеми этими щекотками Мусасимару. Сама Ева подходит ли? Да и суждено ли вообще кому-либо считать это место своим...

Просто загадка, как этот пижон, такой заметный среди людского племени, умудряется исчезать. Но ведь найти его так просто! Он выделяется. Он приводит к себе в дом, он открыт для преследователя... Каждый раз менять адреса, маршруты, телефоны -- с ума сойдешь. Ева долго боялась спросить о этом. Скажет, лезешь не в свое дело. Но момент все же улучила -- когда он вручал ей конверт для гейши.

-А что если она меня выследит, когда я пойду обратно. И найдет тебя. Хотя... она же и так знает, где ты живешь, насколько я понимаю.

-Нет, не знает. Я как раз переезжал тогда, - спокойно ответил Алик. - Но это неважно. Не будет она за тобой следить. Без разницы, куда пойдешь ты и где живу я. Она наверняка уже в курсе. Ей ничего не стоит такая информация. Но она ждет, что я вернусь сам. Она помешалась, понимаешь? А в таком состоянии женщина на удивление рассеянна. И тот, кого она жаждет узреть, может преспокойно ходить мимо -- она же будет намагничена наваждением ожидания и его не заметит. Они становятся как бы несмачиваемы друг для друга... Понимаешь, о чем я?

Ева знала, о чем речь, - но не назвала бы это пониманием. Она билась над этой загадкой всю сознательную жизнь, над дьявольской игрой случая, когда именно тот, кого ждешь, кто нужен позарез, - именно он недосягаем, и эта недосягаемость порой доходит до абсурда внезапно выключающегося в момент разговора телефона, нелепо пропущенного звонка, нескольких минут терпения, которых не хватило, чтобы дождаться в условленном месте... и вот невстреча уже ведет тебя по совершенно другому сценарию, и ты становишься внутриклеточно другим. Долго и мучительно вылупляешься новый из скорлупы вопросительного отчаяния. Почему-почему меня бросили, мне не ответили, меня оставили одного...

Но, быть может, Алик опять прав. Какими бы ни были причины, по которым нас отвергли, - нам лучше об этом не знать. Оставить этот вопрос без ответа. И новые вихри жизни будут уводить нас от этой раны, и болезненный вопрос постепенно превратится в ничтожную точку...

А что в конверте? -- думала, спросить-не спросить... Явно не деньги. А что нынче может быть, кроме них?

-Понятия не имею, - чуть брезгливо ответил Алик. - Я просто выполняю поручение. Если бы это было от меня, я передал бы только лично.

Прохладный ночной собеседник

Еще один день потерян. Лежа в потемках в одежде поверх постельного беспорядка Комендант отчетливо и изнурительно ненавидел себя. Чтобы не разжигать этот пожар сильнее, он не поворачивал голову и не смотрел на ту, что спала рядом. Как он смог допустить весь этот кошмар... Проклятый эффект неожиданности возьмет врасплох кого угодно. Он не же не Джеймс Бонд, он простой парень. И когда дверь отрывается и входит его единственная за всю жизнь любимая девушка,- его все-таки не хватает на то, чтобы просто провести с ней пару ночей с водкой и мартини, а потом элегантно с ней расстаться. Нет, у нас Джеймс Бонд по-русски. Это значит, девушке лет семьдесят, она, оказывается, алкоголичка, и супер-герой вынужден с ней запить. Без всякого мартини. Но водочный запой Комендант, впрочем, тоже бы не потянул. Просто коньяк -- есть хороший и не бог весть какой дорогой в магазине внизу. Там уже их парочку узнают. Продавщицы алкогольных отделов всегда быстро запоминают алкашей в лицо. Точнее обыденно-дворовых, малобюджетных, они, конечно, знают давно. А вот новенькие, да еще пьющие не всякую гадость "из экономии, хоть поутру, да на свои" - вот к этой категории они питают сентиментальную привязанность. Женщина ведь всегда бессознательно выбирает -- пускай у нее хоть тысячу раз есть муж, но она все равно выбирает. Не с целью секса, как мужики, но с целью вообще. И выбирает она из того, что есть, - пассивный выбор не предполагает выход за границы своей среды. А у продавщицы алкогольного отдела какая среда -- ясный пень выпивохи. Но и среди них выстраивается рейтинг. И тетеньки млеют при виде приятно спивающегося мэтра. Кстати, некоторые крепкие здоровьем и породой особи в таком промежуточном статусе пребывают чуть не целую жизнь. Таки имеют сногсшибательный успех!

Руфина из того же теста. Она отлично сохранилась для своего образа жизни. Другая бы уже задрябла и опухла, а у нее все тот же аристократический нос, на котором не слишком углубились морщинки. Когда Комендант открывал ей дверь, он до самого мига узнавания не верил, что увидит ее. Этого не должно было прозойти, он ее так тщательно хоронил, он столько для нее придумал смертей... хотя еще больше для ее матери. Но все живы, - видать, у Коменданта не злой глаз. И только теперь Руфина узнала истинную причину его ухода, только теперь... когда они, два несвежих человека, боящихся прикоснуться друг к другу, делают вид, что греют коньяк в руке, вращая его против часовой стрелки. Руфа предложила хотя бы начать по правилам, чтобы не сразу войти в запойную стихию, когда уже все равно. И угасает желание первых дней, которого должно было хватить на вечность -- так казалось! Но они быстро превратились друг для друга в два острова из прошлого. Болезненно непознанных острова. Потому что от Руфины давно отвернулся ее ангел, который хранил ее когда-то от скользских карнизов и сосудистых спазмов, от чужих проклятий и похмельного суицида. А может это временная хромота от сломанной лодыжки придавала ей ареол больной странной безгрешной девочки, которая простит даже измену с подругой? Но ведь она и была такой -- абсолютно беззлобной, с огромной страшной родинкой в паху. Родинка пугала, но и обязывала любить. Да, именно так! Юного Коменданта -- тогда, он был просто Дениской, Дэном, прозвище родилось позже -- влекло к этой странной девушке, но одновременно он чувствовал, что должен ее любить. Не дожидаясь клятв -- и в горе, и в радости, пережить с ней все невзгоды и, быть может, даже возить ее на каталке, когда откажут ноги. Господи, почему они должны были отказать, от чего приходили в голову трагические картины -- она попадает под машину... она едва спасается из пожара, почему...? Или всему виной уродливые детали ее жизни. Например, грязный старик у хлебного магазина, просивший милостыню. Руфина сказал, что это ее дядя, что он сошел с ума, что на самом деле он вполне обеспеченный человек, что просто он в обиде на родных... и вообще у них в роду сплошные чудаки.

Вранье и фантазии. Теперь понятно, что эта девочка была больна враньем с самого начала. Именно больна -- у нее не было корыстных намерений и она не выдумывала из любви к искусству. Просто у нее врожденное искажение реальности. То, что она не принимает, она просто выносит за скобки. А все, что ей понравится, она берет с полок, даже если написано "руками не трогать" или "не влезай- убьет!". Просто удивительно, как она до сих пор уцелела. Зачем она живет? У нее ни мужа, ни детей, ни любимого дела, ни... что еще нужно человеку? Может, пора ее убивать? И кто, как не Комендант, сделает это нежно...

Впрочем, именно любовь к живому существу, не приносящему никакой ощутимой пользы миру, и есть христианская любовь высшей пробы. Получается, что Руфа - посланница божья.

Он, конечно, не мог предугадать, что этим вечером, когда он решит покончить с запойным кошмаром, Руфина уйдет, и больше он ее не увидит. Сначала она встанет с постели, поморщившись, посмотрит в окно, где ничего, кроме непроглядной осенне-зимней хмури, потом будет долго чесать свои слабенькие волосики вниз головой для пушистости -- но тщетно. Разочаруется, раскричится, что нет нормального шампуня и надолго воцарится в ванной. В это время Комендант будет угрюмо жарить ее любимую картошку кружочками, посыпанную карри, и сверху -- невообразимо! - со сметаной. Она выйдет, извинится за раздражительность и заведет разговор о том, что пора ей и честь знать. Дескать, ни к чему это все, и "наверное, я тебе надоела". Потом она в который раз вспомнит о роковой роли ее матушки в их расставании, которая ей открылась только теперь, по прошествии стольких лет, и если б не она -- и так далее... Коменданту было больно даже поворачивать голову в ее сторону. Если бы он ей выложил все, что чувствует, она никогда не ушла бы. А спиваться в расцвете лет он был не готов.

Впрочем, сейчас ему было бы чертовски трудно определить свою готовность к чему-либо. Вот скажи она "остаюсь навсегда у тебя" - никак бы не препятствовал. Скажи "ухожу навсегда" -- с облегчением закрыл бы за ней дверь. Руфина устроила ему полный паралич воли. Неудивительно -- столько лет ждать и вдруг получить! Ждать юную, кроткую зыбкую и непостижимую, а получить подержанную, сильно пьющую, с бредовой идеей о наследстве. О, из-за этого наследства Комендант и дал слабину с коньком. Руфа его достала. В речах замелькали призрачная корона Радзивиллов, ее бывшая свекровь Марта, верная домработница и сиделка их сиятельного дома... Комендант сразу запутался в хитросплетениях той истории! Но изо дня в день Руфа бредила тем, что он должен поставить какую-то фальшивую нотариальную печать на мифическое завещание, по которому ей достается... в общем, мутные дела. Комендант от таких дел увиливал, как мог. Намучился в прошлом! С наследством свяжешься -- уйдут годы, и никто не гарантирует результата. Такие процессы -- для стайеров со стальными нервами. Как только Комендант сумел найти другие финансовые ручейки, он завязал с наследственными тяжбами. Руфа опоздала. Поэтому вникать в ее сагу не было смысла.

Но старую добрую Марту он помнил. Как будто бы она в давние времена выходила мальчишку с параличом. Злые докторищи прочили парню пожизненную инвалидную коляску, а Марта с помощью гимнастики и волшебно-народных горячих обертываний за год поставила ребенка на ноги. Он не забыл ее подвига -- он оказался благодарным. Дальше -- пурга. Мальчонка из семьи репрессированного, из аристократов. Он стал наследником каких-то сокровищ, среди которых -- таинственная корона Радзивиллов, за которую на западе могли бы дать пол-царства. Словом парень, хоть и остался с благородной хромотой, далеко пошел и таки корону кому-то втюхал... Примерно на этом моменте Комендант окончательно прекращал слушать руфины пьяные бредни, у них начинался секс и их любимый некогда Брубек. Так, с саксофоном, который Руфа называла прохладным ночным собеседником, они оплакивали несбывшуюся молодость... разве сравнятся с этим сокровищем какие-то мифические короны.

Но потом в сознание снова просачивались ручейки легенды, и уже бежал вприпрыжку призрак потерянной мартиной дочки. "Ее похитили!" - жадно сгущала трагедию Руфа. Похитили злые докторищи, которых справная медсестра Марта обогнала в лечении паралича. То есть из зависти и ревности. Таких сказок венского леса Комендант еще не слышал! Тут уже назревало величие греческой мифологии... Хочешь-не хочешь, а похищенного ребенка со счетов не сбросишь. Этот румяный ангелочек в убогой советской цигейке даже несколько раз снился Дэну в коротком алкогольном забытии. Как добрейшая Марта пережила это... У Руфы и на это было готов ответ -- именно она в отрочестве столь сильно напоминала Марте дочь, что впоследствии та отписала ей половину своего наследства. Хотя, конечно, прежде поспособствовала тому, чтобы ее сыночек женился на Руфине.

-Я бы никогда и никого не облагодетельствовал из-за одного лишь сходства! Придумай что-нибудь подостовернее, - фыркал Комендант. Заливала бы Руфа такое во времена студенчества -- он бы еще понял. Той светлой девочке было все простительно. Но сейчас ей положено быть в самом соку мудрости, а она плетет невесть что. Впрочем, увы, такова стезя пьяниц и разных бездельников. Им остается только придумывать истории о сказочных наследствах, о выгодных расселениях убогих жилищ, о разбогатевших детях, увозящих их в Майами, о прадедах-купцах и сокровищах, зарытых под пятой яблоней в вишневом саду.

Руфа как будто и не обижалась. Она, видно, привыкла, что ей, пьянчужке, давно никто не верит. Она смиренно-благодарно съела картофельное яство и сказала, что ей пора. Комендант не стал спрашивать, куда. Он подумал, зачем? Ведь и откуда она появилась -- он тоже не спросил. Откуда знает его адрес, марку его сигарет и единственного на свете терпимого парфюма, который преподнесла в подарок -- обо всем это тоже не спросил. Пускай она спустилась с неба, как последнее утешение на пути к смирению и в знак того, что скоро придется остепениться с бабами. Итак, бледная похмельная тень любви удалилась. Комендант не сразу обнаружил, что вместе с благословенной тенью пропали две печати из его секретного ящика стола и... евин кибер-кожаный фаллоимитатор. Вот о чем Дэн и думать забыл! О нем зашла речь, когда разгребая дела, он нашел в себе силы позвонить Еве и извиниться за то, что с треском ее продинамил. Она, как ни странно, не слишком была этим обижена. Ее более интересовал возмутительный дочкин подарок. Комендант перевернул всю квартиру, но искомое не нашел. Пытался по обыкновению отшутиться -- мол, Евка, зачем тебе так срочно понадобилась палочка-выручалочка, надеюсь, не от одиночества, - и далее в том же духе, благо, что почва для издевок неисчерпаемая.

Однако Ева не слишком была настроена шутить. Она, не умевшая отчитывать и толком разгневаться на проштрафившегося, всего лишь растроенно замолкала, но такая реакция действовала на Коменданта гораздо острее, чем любые раскаты грома. От женских криков и истерик он давно научился отгораживаться стеной садистского игнора. От тихого и праведного расстройства отгородиться было нечем. Да и... все было так нелепо! Черт бы побрал эту секс-игрушку. И зачем он только оставил ее у себя? Ради какого-то знатного прикола... сейчас ни за что не вспомнить, мозги еще долго будут восстанавливать дозапойный период. Еще Ева спрашивала, зачем он ее звал... когда продинамил и не поднял трубку. О, кажется ей об этом лучше не знать! Был самый разгар пьяных оргий. Он, наконец, выстроил сногсшибательную цепочку связей всего сущего на земле, а точнее -- что мы все в одной большой постели. Откровение с душком -- но тем и отличается пьяный человек от трезвого, что падает за перильца самокритики в блаженную нирвану самодовольства. Туда угодил и Комендант, когда понял, что Руфа и Ева -- жены одного и того же доходяги. Две дивы с библейскими именами! И почему-то это показалось смешным! Особенно, если свести их вместе и устроить примирительный групповик. У Евки есть чувство юмора, а у Руфки ярость голодной тигрицы... господи, страшно подумать, что бы это был за скандал! Слава богу, что умный телефон сам собой отключился, а у его хозяина отрубились мозги. Наверное, Руфка, услышав о надвигающейся оргии, дала ему бутылкой по черепу.

Комендант клятвенно пообещал Еве, что перевернет квартиру вверх дном и, если не найдет "нейлоновую пипиську", то наложит на себя епитимью в виде выброшенного в окно антикварного ломберного столика. В ответ услышал, что пусть он лучше найдет потерянное сокровище и привяжет к нему в качестве покаянного бонуса два яйца Фаберже. Ева, конечно, не знала тогда, насколько близко прошлась к истине...

Пришлось прошерстить свое раненое пьяным бардаком жилище, чего Дэн от себя не ожидал. Но ему и вправду было неловко перед старушкой Евой. В отличие от многих, она нечасто донимала его просьбами... а тут он сам провинился, и ничего не сделал для нее. Да о и не помнил уже, о чем она его просила! Был у них разговор о деле -- кто-то кого-то подставил, кажется... В памяти осталось только то, этот сувернирный фаллос был сделан из диковинно приятной материи. Может, и от похмелья помог бы, словно лечебная палочка из эбонитового дерева... Коменданта обуял азарт поиска. Который, впрочем, привел его к очевидному решению -- вещицу сперла Руфка. На память. Кроме нее некому. Никто так долго и обстоятельно не гостил в его доме. Сколько они гудели? Был самый разгар теплых осенних красок, когда все начиналось...

Придется ее потревожить. Она, разумеется, решит, что он ее зовет обратно. Может быть, для этого она и украла этот символ плодородия. Для чего ж еще... В конце концов, разве можно его пропить? Неужели кто-то купит его, бывшего в употреблении?! Если она вернется... - об этом лучше не думать. Она не вернулась. Чужой голос в телефоне сообщил, что первая и единственная любовь его трагически погибла. Была убита тупым предметом -- далее шли подробности, которых Комендант, оседая, не запомнил. Его спросили, когда он видел ее в последний раз. Он стал путаться в показаниях. Он сказал, что придет и все расскажет в отделение. Потом положил трубку и... срочно вызвал ту странную девчонку, которая изредка бывала у него и умела усыплять дивными массирующими движениями. Она называла это какой-то японской щекоткой. А Комендант называл шалунью Шакти. За это она все делала ему бесплатно. Она не знала себе цены.

Сидха

Ветер был немилосердный, раздававший пощечины колючими снежными лапами. Валерий Михалыч несколько раз собирался бросить эту затею и повернуть домой. В воскресенье, в единственный выходной, он должен был садиться на электричку и ехать в какую-то богом забытую глушь. Но что поделать, если ему было назначено именно сегодня и мастер давно уже принимал только у себя. Хотя близкие и давние друзья продолжали к великому его неудовольствию называть его Бубликом. Что может быть прилипчивей старинного прозвища... Игорь Буневич был классным неврологом. Это редкость, как и любой хороший врач. Но Бублик был знаменит еще и виртуозным индивидуальным подходом к пациенту, а это, как известно, залог успеха даже в самых сложных и запущенных случаях. К тому же его компетенция простиралась далеко за грань его специальности. Словом, попасть к Бублику хотели все. Принимал он уже немногих -- не потому, что зазнался, а потому что было ему уже за восемьдесят, и он сильно болел. При этом курил и мог крепко выпить, - правда, как Черчилль. Только на сладенькое -- сигару и коньяк. И то, и другое Валерий Михалыч вез ему в гостинец. И был совершенно не уверен в том, что поступает правильно. Куда он рванул на старости лет... Ведь знал, что пациент в его возрасте для врача в лучшем случае -- легкая нажива. Никто не собирается лечить старую лошадку, место которой в музее восковых фигур. Зыбкая надежда лишь в том, что Бублик сам на ладан дышит -- элементарная стариковская солидарность...

Рекомендовали Бублика еще много лет назад. Когда-то Валерий Михалыч отправил к нему Еву -- ей стали клеить страшный диагноз, опухоль мозга, и торопить с операцией. Бедная девочка впала в панику. И совсем не потому, что после операции могла не выжить, а потому что пришлось бы брить голову наголо. Таковы женщины. Бублик осмотрел все снимки и выписки, саму Еву и сказал, что таких козлов надо отдавать под суд... Впрочем, он высказался куда хлеще про тупорылых докторищ, которые за лишний бутерброд с икрой готовы зарезать человека.

Валерий Михалыч был с ним солидарен. В медицину он был вхож не только как пациент и представлял, что за дела там творятся. Оне не уставал повторять, что как и в любой среде, здесь правит блат и чистоган, и сволочи на первом плане, но если очень долго и упорно искать, то каждом городе можно найти одного на всех истинного доктора. Но теперь он полагал, что истинный доктор ему не помощник. Ведь необратимые процессы в мозге никто не в силах повернуть вспять. Именно так Валерий Михалыч трактовал свои видения -- как необратимые процессы. Проще говоря, он сходит с ума. А уж как это называется по-научному -- болезнь Альцгеймера или Альтшуллера, ему было положительно все равно. Он ехал за приговором. И было ему совсем невесело.

Старина Бублик держался бодрячком. Рубил дрова и сетовал, что с новым отоплением он себе в этом удовольствии откажет. Тогда пойдет к бабкам-соседкам, у них побатрачит во имя своего здоровья... Валерию Михалычу оставалось только завидовать.

-Чего кислый? - спросил Бублик, хрустко зажевывая мохнатую горсть тонко рубленой квашеной капусты. Они, вопреки всякой официозной этике, сели за стол и гостеприимный хозяин накрыл гостю маленький недеревенский дастархан, где эклектично соседствовали фаршированные оливки и сладкие творожные шарики, которые напекла тихая бубликова супруга. Да и рябина на коньяке пришлась кстати.

И Валерий Михалыч начал оттаивать. Одной из составляющих метода Бублика была нехитрая уловка -- нарезать широкие круги вокруг сути. Лобовая атака "на что жалуетесь?" вообще ему претила. Он выкристаллизовывал жалобы из неспешного разговора, который казалось, был совершено оторван от насущных драм. И часто жалобы, которые он извлекал из этого гумуса, были совершенно не те, что собирался поведать ему пациент. Отсюда и неожиданные методы. Но... более никто ничего толком сказать не мог. Бублик сетовал, что ему так трудно передавать свой опыт. Когда-то он мечтал о собственной школе теперь же -- чтобы после него остался хотя бы один истинный ученик...

Слово за слово, и пессимистическое смущение растворялось в журчании разговора. Валерий Михалыч плавно, без зажима поведал свою историю. Про его отнюдь не мимолетное видение с Каретной площади. Бублик лишь на доли секунды нахмурился, а потом усмехнулся и сказал, что мистика не по его части. Видения не диагноз, а свойство нервной системы.

-И даже настолько явственные? Не знаю, как сказать точнее... такие развернутые, словно фрагменты фильма. Я допускаю, что вы просто не хотите мне говорить худшее. Разве это можно считать нормой?

-Это можно считать сидхой. Сверхспособностью на языке востока. Что касается нормой -- это понятие в отношении человеческой физиологии я не употребляю уже лет пятьдесят, - и Бублик зашелся в могучем кашле.

-А что если я начну терять память, чудить... ставить пластиковые ведра на огонь, стану опасен для окружающих. Если я сойду с ума? Ведь патологический процесс можно затормозить... или нет?

-Я же тебе сказал -- не вижу никакого патологического процесса. Ты просто видишь больше, чем тебе нужно. И в этом состоит некоторая проблема для тебя. Как, например, для лунатика может стать проблемой его лунатизм. Но это всего лишь особенность развития детского мозга на определенном этапе. Лунатизм очень редко остается на всю жизнь.

-Вы хотите сказать, что мои видения -- тоже особенность развития моего мозга и со временем пройдут? - усмехнулся Валерий Михалыч. - Вот такая вечная молодость...

-Мой дорогой Валерик... Если развитие организма порождает массу сложных явлений, не всегда внятно объяснимых наукой, то почему бы угасанию не иметь ту же привилегию. Не обижайся на угасание -- оно может длиться как у Рабиновича с его "не дождетесь"... - лукаво ухмыльнулся Бублик.

Валерик и не думал обижаться. Просто именно такое звучание его имени заставило его содрогнуться и вспомнить Руфу. Она называла его Валери ударением на последнем слоге, а если была не в духе, то добавляла каверзную "к" на конце. Кажется, Руфа отличилась в детстве сомнамбулизмом... впрочем, скорее всего, вранье.

Итак, угасание. Почему бы и нет. Валерий Михалыч был готов угасать, только без всяких историй болезни. Ведь самая лучшая смерть -- смерть от старости. Просто от старости как таковой, хоть и стало модным в последнее время опровергать ветшание тела как неизбежность. Бублик незыблемо считал, что мозг человека, который всю жизнь занимался интенсивным умственным трудом, имеет право на причуды. Причем в любом возрасте. И почему бы просто на возрадоваться проявившейся сидхе. Нет, она не обязательно -- печальное эхо потерянной сестренки. Это всего лишь эвфемизм, нравственно приемлемая версия... На самом же деле, эта девочка может быть кем угодно.

-Вот, например, есть такие аномальные зоны... с галлюциногенным эффектом, обусловленным...

-О, Игорь Львович, неужели вы в это во все верите? Как там это называется... ретрокогниция!

-Я не знаю, о чем ты и что там за когниция,- вдруг посерьезнел Бублик. - Но... где, ты говоришь, словил свой мираж? На Каретной? Посмотри-ка...

И он ткнул пальцем в неприметную газетную заметку. Что было не слишком похоже на Бублика -- массмедиа он не жаловал. Можно было оправдать отход от привычек авторитетом издания, но старый отшельник признавал только чисто научную периодику. Видимо, тут что-то из ряда вон... Валерий Михалыч пробежал глазами по сухим строкам... Ему показалось, что он снова низвергся в пропасть пронзительного откровения, которое испытал в незапамятном детстве. Отец тогда вел его на операцию по удалению аденоидов. Отец -- золотая душа хотел подготовить ребенка к боли и делал это, как умел. Он щипал Валерку за нос, теребил за уши, раскачивал за ноги вниз головой -- и в итоге убедил, что операция окажется таким же занимательным мероприятием, не более того. Как же Валерик был шокирован, когда злобный доктор -- лучшее еврейское светило в округе -- орал на него и делал страшные глаза, пихая в нос мерзкие железяки...

Примерно те же чувства обрушились на Валерия Михалыча и теперь, на пороге старческих немощей. Его опасения по поводу девочек-призраков сразу показались смехотворным праздным баловством по сравнению с тем, что он прочел в злополучной заметке. В коей сообщалось, что такого-то числа на Каретной площади найден труп женщины. И, судя по всему, это дело рук изощренного маньяка, а по некоторым версиям даже целой патологической религиозной секты, что орудует в столице и ее предместьях. Рядом с телом убийца оставляет неразгаданные пока символы. На сей раз символика зашкаливала. Около жертвы найден вспоротый... фаллоимитатор. Толкователи извращенных культов находились в тупике. Что это могло значить... если ненависть к мужчинам и к мужскому естеству -- то почему убита женщина? Если это маньяк-женоненавистник, то при чем тут надругательство над фаллическим символом? Или же очередной ревнитель нравов, карающий блудниц? Всем, кто располагает какой-либо информацией, просьба помочь следствию...

Ужас в том, что Валерий Михалыч информацией располагал. И именно он, а никто иной, был причиной этой дикости... Убита женщина! За какой-то миг он весь покрылся горячей испариной, которая почти сразу стала ледяной. Конечно, его страхи теперь абсурдны: он знает, что и Ева, и Ритта, слава богу, живы-здоровы. С Евой он разговаривал вчера, а Риттка к нему приходила, чтобы он привел в порядок ее ноутбук... Но как же тогда этот пластиковый причиндал попал в чужие руки и кто убитая? Хотя страшная догадка пронзила его сразу. Нет, это слишком! Господи, а ведь все из-за бабьей дури...

Вскоре доктор Буневич навел более пристальный профессиональный прищур на своего воскресного гостя. Потому что слишком странную историю он ему поведал. А Валерию Михалычу терять было нечего. Он был сражен известием, как шальным выстрелом, и исповедовался на месте. Терять ему уже было нечего. Мир может катиться в черную дыру и тонуть Атлантидой, но при всех сущих концах света Бублик останется надежным человеком и болтать не будет. А уж какой он после всего этого поставит диагноз -- это его дело.

И вот что было. Все началось очень давно. Валера едва поступил в институт. Со взором горящим, весь в научной романтике. Что он мог сказать, такой летящий и... девушки, кстати, находили его красивым, - что он мог сказать матушке, которая принесла ему завернутые в тряпочку мутноватые стекляшки и сказала, что это великие сокровища с короны какой-то династии. Она их получила в благодарность от пациента, которого спасла от пожизненной ивалидной коляски. Крупные камни он оставил себе, а время этих еще не пришло. Но обязательно придет. Он ей даст отмашку, когда можно будет выгодно продать эти драгоценности. А пока их надо схоронить в надежном месте. Лучше в банке. Но Марта не доверяла банкам. Она боялась и не любила госструктуры и хранила свои дряблые бриллианты и прочие сентиментальные глупости, конечно же, дома. Она свято верила в них -- и кто бы ее осудил. Женское сердце увядает без сказки. Что мог ей сказать сын? Храни их дальше и верь в свои обереги. Тот молодой человек, которого она когда-то выходила, давно смылся за границу. Точнее служил дипломатом в теплой стране и не собирался возвращаться. А что там дальше... Валера плохо слушал мамины истории, за что и поплатился. "Мам, а кто их из короны наковырял?" - ... и загадочная усмешка Марты в ответ.

Поводом для следующего упоминания сокровищ в тряпочке послужила вторая женитьба Валеры. Первая жена Марте не нравилась. После недолгой семейной жизни и развода обиженная супруга -- та еще стервоза, если честно, - забрала дочь и первые годы запрещала Валере с ней общаться. Марта очень переживала -- она мечтала тетешкать внучку. Она видела в ней компенсацию за свою потерянную девочку, но вышло так, что и ролью бабушки ей не дали насладиться. Теперь же все ее материнские чувства обрушились на Руфу... Поначалу казалось, что тайные мотивы этой симпатии - всего лишь выгода. Мать хочет женить сына на девочке из хорошей семьи. Хотя ничего хорошего в этой семье не было. Просто деньги и призрачная аристократическая родословная. Марта устроилась к ним домработницей, но с ее-то медицинским опытом и житейской сноровкой быстро стала доверенным лицом чуть ни каждого из обитателей этого дома. Руфа в те времена была приветливой, теплой, хрупкой, - непьющей, конечно... Она не была похожа внешне на ту девочку с обсидиановыми глазами. Но Марта постоянно твердила об их мистической связи. Это было еще одно ее сентиментальное сокровище.

Она думала, что теперь у сына все сложится. И пыльный мешочек с сокровищами решила подарить его чудной невесте. У Марты, что родом из приволжской глуши, была деревенская логика. Она полагала, что Руфа, окутанная связями знатного семейства, сумеет извлечь толк из камешков... Из непростых камешков. Ведь тот, кто их вручил, строго-настрого запретил идти с ними к ювелирам. Они-то купят, но за сущие копейки. Поступать так с достоянием династий -- кощунство. Камни представляют не только материальную, но и...

-...культурно-историческую ценность, мамуля, - устало продолжал Валерик затверженную до оскомины мартину тираду. Ему-то бы только насмехаться над матерью! А вот Руфа слушала с вежливым интересом. И Марта даже написала на нее завещание, которое, конечно, не имело юридической ценности. Так, бумажка для семейного архива, не более. Она была вручена Руфе на день рождения. На словах же добрейшая свекровь добавила, что она верит в то, что когда-нибудь бриллианты принесут не просто деньги, а исполнение мечты -- ведь их дарят на счастье. И, конечно же, приплела будущих детей Валерика и Руфы, которые так и не родились. Дескать, наверняка пожинать плоды будут уже они.

-Ладно, хватит мучить вас преамбулой, - одернул сам себя Валерий Михалыч, видя, что взгляд у Бублика отрешенный и далекий. - Говорю теперь вкратце. Вскоре мама моя умерла. Потом Руфина пристрастилась к алкоголю. Потом я с ней развелся. Но она иногда приходила ко мне, требуя дружеской поддержки. Хамила, буянила, устраивала сцены -- опустилась она очень быстро. Но, как многие породистые алкаши, могла из лилейной барышни рухнуть в похабную бабу -- и вынырнуть незапачканной обратно. Таким по морде сразу не дашь. Однажды Руфина вспомнила про камни. Она считала, они по праву принадлежат ей. Мне, само собой, не хотелось отдавать ей, алкоголичке, то, что для меня прежде всего память о матери. А она знай твердила о справедливости. В общем, абсурдная история. Руфа долго портила мне жизнь -- приходилось давать ей деньги вместо этих злосчастных бриллиантов. А Ева даже толком не знала о них. Так они лежали бездыханные, и в них никто не верил... пока моя шальная дочь не добралась до них. И вот что она вытворила - стащила их, и какие-то ее дружки, горе-умельцы, начинили камешками фаллоимитатор, будь он неладен... Можете себе представить?! И ведь ремнем уже не отстегаешь. Просто поставила всех перед фактом: я подарила маме на день рождения член, набитый бриллиантами, это ведь так оригинально! А потом, на следующий день рождения я открою ей секрет этого подарка. Так, мол, еще никто не делал. Никто! Можете представить, какая несусветная чушь! Что за бестии эти молодые дурочки... Им неважно, что сделать, главное -- чтобы никто до них этого не делал.

-Вполне научный подход, - усмехнулся Бублик. - Да уж... история не для уютного викторианского детектива. Значит, ты полагаешь, что кто-то узнал о том, что эта штуковина набита каменьями и стащил ее.

-Вот только зачем? Какова ценость этих брюликов?! Мне кажется, сама эта резиновая... тара, если можно так сказать, стоит дороже их... Столько лет лежали себе спокойно.

-Это тебе казалось, что спокойно. А на самом деле за ними охотилась твоя бывшая супруга. Во что ей было еще верить. И потому вокруг тебя сгущалась негативная энергия. Можешь считать меня старым идиотом, но не отрицай: когда человек обладает чем-то, что хотят заполучить другие, его подтачивает их злость и зависть.

-О чем вы, какая зависть! Я понимаю, если бы я отобрал у нее квартиру -- хотя она, ополоумев, требовала и такие откаты. Но я с этих стекляшек не имел никакой выгоды, одни убытки...

- А почему ты не хочешь даже предположить, что камушки твоей матери чего-то стоили. Вдруг они и впрямь - несметное богатство? - Бублик хитро прищурился, но тут же стух. - Хотя теперь-то мы поздно спохватились. Я тебе удивляюсь -- ни разу не сходить к оценщику, не поинтересоваться... Впрочем, узнаю нашего брата. Знаешь, один знакомый художник когда-то подарил мне картину. Называется "Пыльная корона". Это символ нашей с тобой жизни. Пошли покажу...

Валерий Михалыч не назвал бы себя любителем живописи. Взять хотя бы евин выпендреж с дочкиным именем в честь какого-то абстракциониста Магритта -- он поневоле порождал враждебные чувства к изобразительному искусству. Но здесь было другое -- тонкая печаль замысла, нежная ирония к беспутному и светлому в нас. Спящий чумазый бедняк на панцирной кровати, а под ней, в глубине -- действительно в клочьях пыли! - маленькая корона. Сродни знаменитому туману Моне. Гений, что ли, этот художник, - досадливо подумалось. Хотя неизвестные и талантливые всегда вызывали у Валерия Михалыча горькое уважение. Он причислял к этой касте всех некарьерных трудяг, в том числе и себя. Разумеется, стыдясь и пряча свое тихое тщеславие глубоко-глубоко, куда-нибудь в закрома, - вот как эту корону. Быть может, все наши короны и должны оставаться в пыли, чтобы не было соблазна распотрошить их и пустить на продажу по дешевке. Чтобы никто их не подделал и никто не оценивал по рыночным законам ... чтобы нас за них не убивали. Ведь убитая женщина -- это Руфа, не так ли... Бывает ли такая смерть, после которой человека не жалко? Экзистенциальный вопрос, который задала 17-летняя Ева и который вдруг вспыхнул в памяти теперь. Наверное, его надо задавать по-другому. Бывает ли такая смерть, после которой нам не жалко себя? Нет, конечно.

-Вот и живем, как этот бродяга. Душу свою храним в пыли под кроватью. И даже не тщимся узнать ее стоимость. Пыльная корона -- это уникальность каждого из нас. Моя пыльная корона -- недописанная книга. Труд титанический и для меня бесценный -- а кому он нужен?! Горстке профессоров... Знаешь, Валера, хулиганка-дочь, возможно, спасла тебя своей выходкой. Она замуровала бриллианты в самое что ни на есть надежное место, - и старик игриво хихикнул. - Ну история! А ты ее часом не выдумал? Шикарный получился бы диагноз! Я бы описал твой случай в журнале "Психо"...

Бублик фонтанировал. Ему было не жаль Руфу. По его разумению, она не была невинной жертвой -- и поделом ей. Куда больше его занимала судьба бриллиантов. Валерий Михалыч был оглушен и слишком вымотан новостями, чтобы плести детективные нити вокруг пропавших сокровищ. Он горько вспоминал мать...и еще ему все явственнее казалось, что Руфа, его ошибка, его крест, его проклятье, - приняла опаснейший удар на себя. Благодаря котому мы все теперь от чего-то спасены.

И виной тому -- хулиганка-дочь. Буневич ухмылялся -- а чего, мол, мы от них ждем, когда мир трясет в конвульсиях гендерной неразберихи. Кто мальчик, кто девочка -- уже не понять. Умной дельной девке сейчас трудно найти себе достойное применение. Бузнес-вумен разве что... но участь не всем подходящая, да и не баба это уже. Чтобы заработать, надо быть жесткой -- но тогда надо воспитывать хищницу с младых ногтей. Другой вариант -- не мудрствуя, растить хорошую добротную жену. Научить готовить и ублажать мужика. И все! Больше ничего не надо. Никаких Оксфордов и Принстонов. Тогда у нее есть шанс выгодно выйти замуж и пребывать в статусе матери семейства. Путь, освященный традицией. Но, бог ты мой, какая тоска! Будем ли мы свое дитя сознательно затачивать под какую-нибудь богатую сволочь с волосатым задом? Да никогда! Мы же растим не женщину, а человечище! Нам нужно, чтобы у нее была душа и профессия. И вот этой-то надстройкой, всем этим психо-интеллектом мы нашим девочкам только вредим. Наслушался я от своей дочи упреков, - сетовал Бублик, благородно-меланхолично захмелевший. И Валерий Михалыч ему вторил, хотя полагал интеллект и разум безусловными ценностями, которые как раз и уберегают чад наших, независимо от пола, от непоправимых ошибок.

А про дочь Буневичей он знал давно. Не знал только ленивый. Она была первой женой одного владельца издательской империи и, бурно с ним расставшись, распыляла нелицеприятные подробности о бывшем на каждом углу. Причем, Ляля Буневич, как ее звали друзья и прощелыги бомода, своими злопыхательствами, как ни старалась навредить, делала экс-муженьку только лишнюю рекламу. И ее "Ресторация отвергнутых рукописей" имела подкожную популярность среди богемно-пытливой молодежи. Главным образом потому, что многие из них полагали: стань здешним завсегдатаем -- получишь доступ к телу Самого и протопчешь дорожку в авторскую элиту модных журналов. Сам, владелец заводов-газет-пароходов, действительно иногда захаживал в ресторацию, потому что по легенде любил блинчики с малиновым вареньем. Только с настоящим, домашним, а не с теми жалкими крахмальными соплями, которые подавали в других кафешках. А уж в сладостях Ляля знала толк... И здесь, в забегаловке -- какая уж там ресторация, увольте, так, рюмочная-кондитерская, - бывшие супруги могли даже уютно поругаться по старой памяти. И как будто бы милые бранились доступно ушам посетителей, что придавало итальянскую пикантность всем сущим здешним тирамису...

Шли годы. Ресторацию Ляля утратила из-за бизнес-интриг и продолжала искать свое денежное место под солнцем. Которое не находила чисто из-за неверного воспитания -- ведь маменька с папенькой, такие подвижники, вырастили ее в никчемных ныне принципах гуманизма и просвещения. И потому она слишком мягкая там, где надо быть жесткой -- например, в деловых раскладах, - и слишком непримиримая и прямолинейная там, где надо быть лисонькой-кошечкой. Тут речь, понятное дело, о превратностях любви и брака. Но однажды Ляля поняла, что нет никакого толку наседать на стариков, ибо что сделано, то сделано. Она умела быть и благодарной дочерью. И... экстравагантной матерью. Ляля решила взяться за собственную дочурку, благо, что здесь время не упущено и поле непаханное. И вот ее она растила как истинную сердцеедку, к ногам которой должны вскорости посыпаться дворцы и состояния. Только вот как это делать -- она точно не знала и действовала по беспорядочному наитию. Баловать ли безмерно, чтобы воспитать королевишну? Иль, напротив, нещадно лупить по розовой попке розгами, дабы сделать терпимой к семейному насилию? Сделать ли упор на обучение кулинарным изыскам -- ведь без этого никак... или научить интимным премудростям, гуттаперчивости и всяким сладким фокусам -- без этого тоже мужчину на крючок не словишь... И еще нужно что-то необъяснимое, не пойманное словами, какая-то космическая приправа, врожденная поцелованность Амуром и чтобы еще Венера пальчиком ткнула. В общем Лялю колбасило в разные стороны. Она внедряла в чадо всего понемногу. И получила в итоге эклектично непредсказуемый результат.

Напрасно Буневич предупреждал дочь о том, как опасна непоследовательность в воспитании. Внучка явилась на день рождения к деду и огласила свое новое ремесло. Теперь она гейша. Читайте, завидуйте, дорогие предки, рухлядь вы моя ненаглядная, вот вам мой звездный билет...

-Я знаю, что она умная хорошая девочка, - бормотал смущенный доктор. - Я ведь хоть и Бублик, но Бублик черствый, калачик тертый. Я-то как мамки-бабки биться в конвульсиях от слова "гейша" не буду. То же мне, японская трагедь: отец-рикша, мать-гейша, сын Мойша... Надо понимать, что такой у нее протест, эпатаж. Ну не может же так быть, чтоб моя кровинушка всерьез подалась в проститутки! Даже если и Лялька мозги ей забетонировала... Знаешь, Валер, я думаю, они такие, потому что у них нет нашего святого братства. Тот, у кого нет идеала, непременно опускается. Не имеющий тайной пыльной короны, алчет короны грязной, мирской...

Валерий Михалыч старался изо всех сил создать на лице утешительно-оптимистичную мину, но лицемерие не было его коньком. А Бублик, несмотря на прибаутки, уже впадал в пьяную мнительность... в ту опасную стадию, когда неосторожное слово, взгляд, жест могут стать началом пьяной ссоры. Это все истерики Руфы - они приучили к параноидальной осторожности. Со здоровым человеком можно было бы так не бдить -- но кто его знает, кто здоров, а кто болен. Сам Буневич говорил о несостоятельности понятия "норма" в отношении человеческой психики. И он, великий врачеватель, чувствителен и сенситивен, а значит его реакции не предсказуемы линейной логикой.

Нет, слишком много на сегодня откровений. Валерий Михалыч засобирался домой. После спонтанной шокотерапии его милые безобидные видения казались ему сущим пустяком. Нет, пожалуй что даже не пустяком, а козырем. Он так и не раскрыл Бублику всех карт. Сидха, говорите... но сверхспособности рождаются из сверхпотребностей. И потому Валерий Михалыч поедет смотреть на свою девочку снова. Пускай он сумасшедший и толкует призрака как родственную субстанцию. Как старшую сестру. Все, кто с виду разумный и опекающий, мечтают о ком-то старшем. Многие из таких, внешне пристойных, - параноики и извращенцы. Или... их жертвы. Была бы жива сестрица, он мог бы на доли секунды вернуться в прошлое, стать дворовым пареньком Валеркой и рассказать ей о самом страшном и постыдном. О том, что тогда ему было шесть лет. О том, что насильником был сосед со второго этажа. Насильником? Но Валерка, такой доверчивый и солнечный, ничего ж не понял. Марта умиленно рассказывала о нем на сыновьих юбилеях, что он никогда не плакал от боли - всегда терпел. Плакал только от обиды. Так вот, она ошибалась. Потому что не знала. Тогда он плакал навзрыд -- от мучительного стыда. Сосед, мразь, своим черным делом не сломал -- не успел просто. Услышал шаги -- кому-то понадобилось справить нужду за сараями... Но многие лета Валерий Михалыч был уверен, что правильно поступил, ничего никому не сказав. Отец зарубил бы гада без суда и следствия и сел бы в тюрьму. А сколько можно валить трагедий на мать... Маленький Валерка инстинктивно знал одно -- молчи! Надо преодолеть кошмар самому. Он преодолел. Он выжил, он научился звериным детским законам. Он прошел боевые крещения -- светлый мальчик оброс тонко-интеллигентной, но все ж мускулатурой. Целую жизнь он разрешал себе вожделенную исповедь только в снах -- с той девочкой пропавшей, никогда не виданной старшей сестрой. С ней он снова и снова плакал навзрыд, с ней он, наконец, рождался вновь нетронутым и чистым. Терпеливым мужчинам до смертной тоски нужна старшая сестра.

Почему же они исчезают -- наши хранители, наши ангелы, наши земные боги...

Бриллиантовые дороги

Надежда Особова третий день не выходила из дома. У нее отбирали ее "Особый дар". Звучало до омерзения символично. Третий день Надежда Бриллиатовна не знала, в сторону какой иконы ей выть о помощи. Хотя ее метафизика простиралась не далее примитивных сувениров денежной магии, которыми она презрительно одаривала партнеров по бизнесу и важную клиентуру. Она верила, что человеческие глупость и сентиментальность, что суть родные сестры, помогут ей всегда быть на коне. И потому она свято соблюдала поздравительные ритуалы. Вместе с приближенными старательно продумывала оригинальность подарков каждого сезона. Ведь -- подарки их специализация. Магазинчик "Особый дар" не должен был ударить в грязь лицом. И потому праздники становились мукой - внутренне Наденька успела возненавидеть подарки! Весь этот хлам, который наш простодушный плебс теперь по западной моде оборачивает в блестящую упаковку. А лица особо экономные умудряются ее использовать для другого подарка... о, эта неистребимая совковая страсть к стирке полиэтиленовых пакетов! Тогда -- по нужде, теперь -- по ностальгической привыке. Нет, такие подарки Наденьке давно опротивели. Под особым даром она имела в виду совсем другое. Есть вещи, которые меняют человека и только их имеет смысл дарить. Но они необычные. И чаще это не вещь в обычном понимании этого слова, а сильное впечатление, путь к месту силы, шоковая терапия. Первый, кто преподал такой подход к жизни, был наденькин дед, высокий мрачный человек, который наводил на младую поросль смущенный трепет. К Надюше, своей младшей внучке, он относился как-то обреченно, словно бы ее появление было неотвратимым предвестником его скорой кончины. Он, конечно, никогда не говорил об этом, но дети необычайно чувствительны -- отношение к ним они с филигранной точностью распознают по взгляду. Еще дед любил повторять одну и ту же двусмысленную шутку о том, что все у него внуки как внуки -- русые, а тут мамку цыган в поле догнал. Маленькой Надюшке оставалось только заливисто хохотать над мифическим цыганом, что было для нее первым опытом лицемерия. Она знала -- будь залихватской и забавной, с ямочками на щечках, и тогда тебе все сойдет с рук.

Но в душе ее бушевали смятенная обида и острая неприязнь к деду вперемешку со страхом. Однажды он взял ее за руку, почему-то именно ее из всего потомства, и они поехали через весь город на кладбище. Дед привел ее к их фамильной оградке, где покоились пращуры, неизвестные и величественные, как свидетельствовали старинные снимки. До предков маленькой Надюше не было никакого дела. "Здесь когда-нибудь будешь лежать и ты, - в дедовом голосе зазвучали неслыханые доселе нотки нежности. - Это тебе мой лучший подарок". В тягостном оцепенении Надюша доехала до дома и бросилась к родителям. Те поспешили превратить эпизод в шутку: мол, дедушка наш бедный, мало чего в жизни хорошего видел и потому так ценит место на привилегированном кладбище, до которого и ехать недалеко. Ты, Надеждушка, на старика не обижайся...

Заматеревшая Надеждушка уже не обижалась. Местечко и впрямь элитнейшее -- спасибо деду и другим предкам. Теперь-то она знала, что это особый дар. И кладбище это с грустным монастырским названием Новодевичье даже полюбила. Она приходила туда не только к своим. Было у нее еше одно заповедное местечко, что присмотрела еще студенткой. Здесь было надгробье со скульптурой мальчика. Ребенок умер в 1946 году, и это не давало покоя Надежде. Какая трагедия -- и уже после Победы, когда можно было выжить. Впрочем, сороковые все были страшные. Но мальчишка, так мастерски отлитый неизвестным скульптором, что была передана даже улыбка с ямочками, - поднимал пласты непрожитых времен...Заставлял думать о том, что и у Надежды Бриллиантовны могли бы быть дети. Только она не захотела. Испугалась смерти. Вдруг ее ребенок тоже... В бытность свою в медицине насмотрелась и наслушалась. И как-то у нее получилось подавить материнский инстинкт. Был ли он изначально слабый или многие знания -- многие печали привели ее к решению не иметь потомства, но каждый божий день она спрашивала себя, на правильную ли епитимью себя обрекла. И не в детях ли смысл жизни? Пускай банальность, но чем проще живешь, тем правильней. А замахиваясь на великие дела, ввергаешься в искушения... Пусть так. Но она бы слишком тряслась над своим дитяткой. Лепила бы из него гения, измучила бы его материнским тщеславием, угробила бы его опекой... И это надгробье многое решало своей печальной арифметикой. Отец погибшего мальчика умер вскоре после ребенка. Он был важный генерал, заслуженный вояка. А его супруга жила еще очень-очень долго. Как она жила, потеряв самых близких? Думая об этом, Надя знала, что не смогла бы так. Разорвалась бы, угасла. И что бы там ни лепили ей разные шарлатаны, к коим причисляла всех врачевателей души, что бы там ни пели про "думайте сами, решайте сами, иметь или не иметь", Наденька все же каждый день выносила себе оправдательный приговор. Она была грешницей. Ей было в чем каяться. Ей вспоминалась давняя страшная картина -- студенческая практика, она у больничной койки... Тогда она раз и навсегда испугалась, что за грехи судьба ее накажет и отнимет самое дорогое -- ребенка. Поэтому ей лучше не рожать вовсе. При всей жадности, на скрижалях ее было записано о том, что миллионы, хаты, магазины, мужики -- все дело наживное, одним больше, другим меньше, было бы здоровье, остальное купим... И только родное дитя неповторимо.

Получалось, в Бога она верила посильнее многих. И по-монашески соблюла свой обет. Сколько бы ни влюблялась -- о детях ни-ни.

Конечно, теперь, когда отнимали "Особый дар", она жалела, что одна, что нет у нее сына-защитника. Что мужчины все преходящи-уходящи. И что она так не вовремя рассталась с Санни. Точнее однажды проснулась в другую реальность и поняла, что ее время закончилось. К ней вернулся ее старый любовник. Он сказал: "Надька, мне кранты, у меня рак и должен доживать свой век с тобой". Впрочем, у него получилось не "Надька", а "Гадька". Вот старая балаболка! Поди не рак у него, а насморк, но чтобы уличить симулянта, нужно выдержать паузу... и вообще-то "Гадька" по нему соскучилась. Он был первый, кто помог ее бизнесу, кто посадил росточек, из которого вырос ее капитал. Не он ли ее и кинул теперь, чтоб получить плоды с выращенноого деревца, - вот вопрос! Возможно, об этом лучше не знать до поры до времени -- и тогда прояснится тайный умысел. Пока он делает вид, что озабочен надюшиной бедой и думает, как помочь...

Санни в отъезде. Если он вернется невовремя, то... все решится естественным путем. Но интуиция подсказывала Наденьке, что на сей раз он не вернется. И вообще она сейчас почти не думала о нем. Ее впервые так нагло шантажировали. Она получила ультиматум: либо подписывает дарственную на "Особый дар" - злой каламбур! - либо на нее заводят уголовное дело по статье "умышленное причинение вреда здоровью, повлекшее за собой смерть". Однажды она плохо замела следы, потеряла бдительность, опьяненная безнаказанностью. Тогда действительно все получилось некрасиво. Втюхивали они вместе с компаньонкой одну как будто бы панацею. И Надежда Особова как медик знала обо всех ее побочных эффектах. Собственно только побочные эффекты у этого новшества и были, а эффект основной -- у мизерного процента подопытных. При некоторых заболеваниях панацея могла вызвать летальный исход. И подвалил Наде заказец: как бы посодействовать одной доброй женщине поскорее отправиться на тот свет. Конечно, впрямую таких вещей никто не говорит, но Наденьке разжевывать было не нужно. Слово "эвтаназия" тогда еще не было в ходу. Ну... она подумала, почему бы не помочь. И закрыла глаза на то, что квартирный вопрос в сюжете был не на последнем месте. Не ее ума дело. Ее дело -- освободить человека от мук, тем более, что гонорар был хороший.

А теперь объявились конкурирующие наследники. Где они раньше были, такие могущественные! Менты и прочая юридическая шушера. Наде их не одолеть. Уже третий человек из тех, к чьему мнению она прислушивается, советовал ей отступить, иначе не миновать тюрьмы. Среди них и бывшая компаньонка по шарлатанству, с которой они травили народ всякой химией. Но ей-то терять нечего, она промышляет по мелочи каким-то сводничеством, переходящим в сутенерство, и гейша -- это ее шальная идея. От которой, конечно, не было никакого толка. Так, игрушка-пустышка. Да и сама Арина куда-то исчезла. Все мечтала найти какого-то мужика, который исчез и которого она никак не забудет. Надя по пьяной лавочке пообещала ей помочь -- но это было вовсе не то, что Арина подумала. Охотиться за беглым бабником-авантюристом Наденька не собиралась. Она решила сделать своей подопечной подарок -- истинный, особый! - на день рождения. А именно: устроить свидание вслепую. Конечно, с человеком достойным. Он и прождал ее у Водяных часов в романтичнейшем месте... Но Арина вежливо отвергла этот дар. Глупая молодежь. Пройдут годы -- и она пожалеет о своей гордыне.

Когда Наденька начинала думать о своем окружении, ее обуревали приступы изнурительной подозрительности. В предательстве она еще не заподозрила разве что дворника-таджика -- руки не дошли. Надя помнила, что Арина-гейша всегда ее внимательно слушала. И что там несла Наденька ей после пятой рюмки -- уже не узнаешь. И не так страшен черт, как его малютки. Колокольчиково-сладкоголосая Арина -- засланный казачок... И так далее, и тому подобное... Наденька по законам детективного жанра подозревала всех. Если копнуть поглубже, то все враги. И ненаглядный Санни не исключение. И Руфка, мать ее через коромысло. Вот почему она не приходит сейчас, когда Надя, наконец, не прочь с ней напиться? И прокричать с надрывом о своей судьбе, и устроить пьяное свинство -- в первый раз они бы поменялись ролями. Руфину с ее нейроннной интуицией алкоголика могло бы пронзить озарение -- хоть такая польза после стольких лет мучений. И вот где она теперь... Есть ли на свете хоть один близкий человек, который появляется именно в тот момент, когда он нужен?

Скоро, наверное, уже завтра, - уговаривала себя Наденька, - гнев и отчаяние начнут сменяться бойцовым азартом. Она придумает, что делать дальше. Она выкрутится. Потом медленно, но верно начнет включаться внутренний утешитель, который примиряет нас со случившимся. В сознание вползает целебная змея покоя, которая приносит вечную благую весть о том, что все могло бы быть гораздо хуже. И нужно благодарить судьбу за то, что она уберегла от куда более страшных вещей. Такие минуты -- как раз для встречи с бронзовым мальчиком. Это было место силы. И ... талисман. Эта скульптура приносила Наденьке удачу. Печаль у чужого надгробья наводила на правильные мысли, после чего начинался поворот к светлой полосе. Разумеется, всякий раз Надежда боялась, что правило не сработает -- ведь мистиком она была слабеньким, скептическим и циничным. Иногда, чтобы унять корыстную тревогу, она несла могилке подхалимские тюльпаны. Оправдывая себя тем, что хотя бы принесет пользу несчастным истлевшим телам. и их могилку не сроют раньше времени. Места-то здесь дорогущие...

И на следующий день она собралась в паломничество. Несмотря даже на весеннюю распутицу. Март перевалил за середину, а снежище повалил сочный, рождественский. Но слякоть можно пережить. Главное -- унять волчью тоску. Догнали ее старые грехи, и ничего тут не склеишь. Уехать, что ли, на полгодика на восток -- в Индию, в Таиланд, пожить там по дешевке, отмокнуть, обнулиться. Так теперь делают многие, но на восток Наденьку совсем не тянет. Ей более мила Европа, на худой конец - прибалтийские пейзажи. Будь она хоть мало-мальски воцерковленным человеком, поехала бы к племяннице. Она живет в монастыре недалеко от Пярну. Готовится к постригу. Задурили голову бедной девчонке. А ведь она - самая славная из всей надиной родни. Ее братец постарался распылить свое семя, так что племянников Наденьке хватало. Но ведь в монастыре она с тоски помрет! Хотя если ненадолго, когда сезон и можно купаться, съездить на любимый остров Сааремаа... - возможно, это выход. Ах, да, она ж совсем забыла, что снова не одна, а с нагрузкой в виде болезного, но еще не совсем поблекшего апологета мужского шовинизма. Старая любовь... ржавеет, конечно, но не сдается и хватает тебя за шиворот костлявой куриной лапкой. Куда ее девать? Шутки шутками, но если он и правда болен... Брать еще один грех на душу? Как на притчу, за день до катастрофы с магазином, Надя ерничала, предлагая своему старому коняшке облегчить муки "золотым" уколом, после которого он обретет вечный покой. И вот как ей аукнулись эти шуточки.

В нынешнем настроении кладбище могло довести до слез, поэтому Наденька должна была завершить свой ритуал как можно быстрее. Собственно и ритуала никакого не было: пришел, повздыхал и обратно. Чай не лето, когда можно посидеть на удобной скамейке -- даже это было здесь предусмотрено. Смурная весенняя дымка,мелкий снег, слякотно даже в самом воздухе -- хорошо, что к могилке есть вымощенная тропинка, и здесь дорожки чистят... Но что увидела Наденька впервые за много лет - у могилки посетительница. Первой мыслью была параноидальная: "Засада!". Но это был бы абсурд... На Новодевичьем она бывает редко и непредсказуемо, кому могло понадобиться ловить ее именно здесь?! Но, взмокнув от холодного пота, она покорно ждала выстрела... или чего там еще.Умереть здесь -- не самая худшая участь. Весьма символично. Да и предки рядом... Может, и лучше, что сейчас бы все закончилось. Наденька вдруг ощутила острую усталость от жизни. Настолько острую, что это было похоже на сильное желание справить нужду прямо здесь и сейчас. И тут же в ответ бешеной птицей внутри забился инстинкт самосохранения. Именно в эти мгновения заработал мозг, фонтанируя озарениями... Яхта!Лошади! Она не успевала облекать свои замыслы в слова. Перед ней возникла лавочка ее мечты... да, она именно мелкая лавочница и более ей ничего не нужно! А в плане эпизодических побочных заработков -- яхты и лошади. Это красиво, это роскошь, а роскошь приносит удачу...

-Простите, пожалуйста, что вас беспокою... Вы их родственница ? Я не из праздного любопытства, я, может, даже пользу вам принесу... - услышала Наденька вместо выстрела. Ошарашенно она глядела на субтильную барышню, озябшую в короткой модной куртейке. Как тут было не улыбнуться -- то же мне, киллерша. И какая от нее может быть польза?

-Только ради бога, никакого сектанства, терпеть это не могу! - наотмашь предупредила Наденька. Уж больно безобидно-елейной казалась девушка, а, значит тут какой-то подвох. - Вы ухаживайте за могилами?

-Нет! - испугалась барышня. - Я... так быстро и не скажешь. Понимаете, я занимаюсь наследием того скульптора, что сделал надгробие для ваших... бабушки с дедушкой, - нашлась барышня. И Наденька поняла, что пока не стоит ее разубеждать. Пускай рассказывает, что она за птица, а главное -- что за наследие у скульптора. Наследие -- это, конечно, не наследство, но слова-то однокоренные. Наденька навострила ушки. Кто его знает, чем может обернуться.

А девчонка лепетала ответственно и бойко, словно пионерка былых времен на линейке. Наденька, ослабленная после своей бизнес-потери, не сразу смогла уловить сплетение сюжетных линий. Что она успела прежде всего, так это происхождение своего любимого бронзового мальчика. Не зря, не зря она прикипела к созданию рук человеческих -- руки-то золотые. Автор надгробья - известный в прошлом ваятель. Его же перу принадлежат и Четыре времени года, окутанные поверьями и приметами. Мастера долго гноили в тюрьме, потом на короткое время выпустили -- вот в этот-то промежуток он и создал скульптуру ребенка, - а потом его снова забрали. Он, конечно, знал этого славного полководца. Он скорбел вместе с ним....

У него был приятель, с которым он любил играть в шахматы. Приятель или родственник -- точно неизвестно. Его сын, художник, умер не так давно. Эти двое, мистики-затейники, основали творческую группу "Братство пыльной короны". Кому-то из них в наследство достались бриллианты, целый сундук. И еще в сундуке была корона. Она-то и стала символом их художественной концепции. Но никто толком не знает, что там действительно было -- одни обрывочные воспоминания и догадки...

-Ну и...? Где же этот сундук? - вкрадчиво-насмешливо спросила Наденька.

-Есть версия, что здесь, - большеглазым умиленным шепотом поведала барышня, указав на бронзового мальчика. - То есть... там тайник.

-Чудная сказка. И что же нам с этим делать? - усмехнулась Наденька.

-А... если вы родственница, то мы могли бы... это проверить.

-Давайте проверим. Где открывать?

А что, собственно, Наденьке было терять? Она уже потеряла основные активы. Ну и ладно, почему не испробовать на себе силу абсурда. Иначе говоря, попасть в жернова лохотрона. Гордыней Наденька не страдала, считая себя ничуть не лучше львиной доли своих сограждан, верящих во всякую чепуху. Просто ей подвернулся случай заработать, потом еще и еще -- словом, повезло. Просто у нее хватка и моральная гибкость. А так она ничем не лучше прочих. Она любит простую обывательскую пищу, она балдеет от примитивного бидермайера, она без наворотов. Если сравнить род человеческий с автомобилями, то она - не мерседес, не бентли, не ролс-ройс. Она неубиваемая рено логан. Почему бы ей не попытать абсурдного счастья -- ведь она слишком обыденная для него...

Девчонка-то знала толк в эстетских тайниках. Наденька думала, что конструкция за столько лет, да еще и на морозе, давно вышла из строя. Но потаенная полость под мальчиком спружинила дай боже.

-Видимо, ее недавно открывали, - обескураженно признала барышня. Тайник был пуст. На дне лишь лежала записка, причем идиотская и неразборчивая. "Битва проститутки с ...<нрзб>... закончилась вничью"...

-Как интересно! - восторгнулась барышня, которую, похоже, совершенно не огорчило отсутствие сокровищ. Наденька же чувствала себя оскорбленной -- попрали ее святыню!

-Кто проститутка?! С кем у нее битва? Лучше бы мы ничего не открывали!

Она почувствовала, как ее взяли за руку. Такой дерзкий в своей простоте и забытый жест. Столичные штучки давно так не успокаивают, предпочитая бесконтактное словоизвержение. Рука у барышни была узкая -- и не холодная ледышка, как обычно у озябших, а блаженно прохладная. Как у Санни. И манеры тоже по-хорошему провинциальные.

Вот говорила Наденьке ее любимая тетка, прозорливая насмешница: "Ты, Надюха, всегда знаешь, где денежка лежит. Но не всегда можешь ее взять. Потому что ручка у тебя толстая -- не везде пролезет"...

И ласково, и жестко. И правда! Возвращались, словно две подружки. "Если у меня ручка толстая, надо найти того, у кого ручка тонкая. И, кажется, я нашла...", - так рассудила Надежда Особова, спасаясь от душевной смуты подобием логики. Она никогда не пускала чужаков в свою драгоценную машину, а тут пустила. Ползли в пробке. Надя рассеянно слушала переплетения историй с сокровищами. Про картину "Черный шахматист". Про то, почему корона пыльная и что вообще это за история. И про то, что очень скоро работы этого художника очень вырастут в цене. Наденька уже примерно понимала, в каком месте эта история пахнет деньгами. Не совсем в художнике, конечно, дело... Она понемногу успокаивалась. Ее спутница все пыталась вызвать в надиной памяти все, что она знает о своем "предке". Кормила какими-то легендами о призраке Черного шахматиста. То ли это душа скульптора не находила покоя, то ли его партнера по шахматам, художникова отца... Потом в руки Наденьке приплыли истории про дом, который продается и который, в сущности, может быть ее домом, - раз уж она вживается в роль наследницы... А в доме том призрак, с которым надо играть в шахматы, и дом выставлен на продажу вдовой хозяина. Сущие копейки для престижного загородного направления... Запутано, конечно, но не смертельно. Итак, художник умер. Осталась его вдова. Потомки скульптора за границей. Призрак, назревающая европейская известность, культурное наследие и... наследство. Пазл пока не складывался, но на горизонте уже мерцала знатная авантюра...

Отпечатки пальцев на кукольном домике

Обожаю эту песню. "Битва проститутки с гейшей"! Как верно одной короткой строчкой о нынешнем тухлом раскладе в культурной прослойке. И далее -- везде. Вся жизнь -- битва. С одной стороны -- серость и продажность, они хапают и злобствуют. С другой стороны -- добрые силы с иероглифом недеяния подмышкой. Они могут зарубить нечисть одним взмахом самурайского меча, но используют его крайне редко. Не по слабости, а из страха задеть невинных. Много таких по неведению застряло по ту сторону баррикад...

Я больше не люблю тебя, у меня есть другой. Я о нем писала. Умный и веселый мерзавец. С его легкой руки я начала безответно писать тебе. Он был прав -- постепенно тебя вытеснила моя демонстратитвная личность. Мне стало важнее, что я пишу, а не для кого. Конечно, для совместной жизни Дэн малопригоден. Но ведь и я не подарок. У него я и услышала песенку про битву... речь там, впрочем, о другом, и написал ее Антон Ч., чудный тип в джинсах и в бороде. Я люблю талантливых и незатертых. Чья рожа не лоснится от глянца. Когда-нибудь они, как отвергнутый библейский камень, лягут в основу Храма. Я верю в это -- Дэн смеется. Он часто смеется надо мной. Но не зло. Я люблю быть забавной. Что-нибудь выдумывать. Знаешь ли ты, что именно мы с моей подругой-журналисткой выдумали утку про дочь олигарха, работающую в районной библиотеке?! Хоть поржали от души. Согласись, мои фотки получились неожиданно убедительными. Хотя -- кому я это говорю, ты же терпеть не можешь средства массовой информациии... Начинаю забывать твои привычки.

Сейчас-то мне есть что рассказать и не только о библиотеках... Может, скоро мы с Дэном учредим Общество охраны отклонений от нормы. Впрочем, это пока рабочее название, мы его изменим. Я пишу историю самой необычной яхты в Европе. Возможно, она уже моя. Она сменила много хозяев. Последний - эксцентричный коллекционер живописи. Тот еще гусь. Возможно, он -- главный поставщик подделок на европейский рынок. Но не буду раскрывать фишку заранее...

Это письмо последнее, поэтому я расскажу тебе самое интересное. Как мы снова встретились с той странной Евой. Помнишь ее? Она всегда где-то рядом, но не при делах. Уж сколько я ее ни подозревала, сколько ни пробивала по всевозможным базам -- даже папиных спецов просила, чтобы они прошерстили по своим каналам, - она ни в чем не замешана. Просто дамочку так и тянет оказаться случайной жертвой снайпера, который целился, конечно, не в нее. Ну... это я образно. И она вручила мне конверт со словами "вам просили передать". Я было подумала, что это из серии модных отравлений:откроешь -- а там ядовитый порошок. Но там -- вот фантасмагория! - была весточка от деда. Он у меня славный старик. Я ему доверяю все -- даже рассказывала про, что устроилась на работу гейшей. Хватила лишку, конечно, - шутку он не оценил. Зато теперь послал мне гонца с запиской, в коей жаловался, что я пропала с перископов, не отвечаю ни по одному телефону и игнорирую электрическую почту. И потому он был вынужден обратиться в такие сферы, где умеют доносить сообщения до адресата. Я понятия не имею, что за сферы он имеет в виду. Получается Ева связана и с дедушкой, и с тобой, что как-то уж совсем готично. Вот если бы папа плел эту сеть, я бы поверила. Однажды в детстве он мне сделал шикарный подарок. Прежде чем найти тайник, где лежит кукольный домик, я должна была объехать полгорода, и заходить в разные укромные местечки. И находить там руководство к следующему шагу... Это была настоящая игра в шпионов!

Мне не хотелось, чтобы ты знал, кто мой отец, но раз уж зашла об этом речь, то знай, что дед мой по маминой линии даже покруче будет, хоть и никакой не олигарх. Он врач божьей милостью. Не то что многие сейчас -- с купленными диломами и жадными ручищами... И дед, с его-то ясными мозгами, хоть он и старый совсем, вдруг тщательно описывает мне какую-то захоронку сокровищ! Говорит, мол, я чувствую скорую смерть и должен кому-то передать этот секрет. Я не могла ему не поверить. Он, единственный из нас, мудр.

Я мчусь по указанным координатам -- между прочим, на кладбище! К могиле со скульптуркой мальчика. Открываю по дедовой инструкции тайник. И, естественно, там ничего не обнаруживаю. Срочно звоню Еве и прошу ее, чтобы она пока не говорила деду, что передала мне его записку. Просто мне не хотелось расстраивать его пустым тайником , он ведь старенький уже. Вдруг разволнуется, разболеется. Я связалась с отцом. Он приехал...и посоветовал искать другие развлечения. Никогда не ходить к той могиле, где, якобы, лежали брюлики. И уж тем более не оставлять более глупых записок. Забыть! Это место держат на мушке спецслужбы. История деликатнейшая. Все, кто к ней имел причастность, рано или поздно исчезают...

С отцом говорить -- пытка. Ни в чем не переубедишь. Выдавить из него хоть словечко, если он не пожелает, невозможно. Умолять и валяться в ногах бесполезно. Хоть цианистый калий пожирай на его глазах -- он не дрогнет. Только железобетонное "нет". При том что в остальном вей из него веревки, сколько хочешь. Вот, говорит, дарю тебе лучше яхту. Дам тебе капитана. Есть у меня золотой человек, он мне физику в институте преподавал. И судоходством увлекался -- он тебя обучит морскому делу...

Нет, говорю, папенька, мне уже не двенадцать лет и кукольным домиком меня не заманишь. А он говорит, мол, дочь, тебя ж всегда к кораблям тянуло. Ты же у меня водоплавающая птица! Забыла, что ли... Считай, что яхта -- это и есть те сокровища. Только дедушка твой отстал лет этак на пятьдесят. Давно уже разделены эти сокровища в неравных долях между теми, кто оказался в нужном месте и в нужное время. Но след того передела тянется до сих пор... Я говорю ему: пап, бандитские дела? Он как взорвется, как начнет блажить на весь ресторан! Мол, хватит совать нос куда не следует, если не хочешь, чтобы тебе череп раскроили! Пришлось уши прижать. Его гнев -- конец переговоров. Маменька моя только и умела с ним ругаться долго и многоактово, даже после развода. А с остальными у него разговор короткий.

Но мне не давала покоя яхта... неужто папа ее выкупил у того пройдохи? Точнее забрал за долги -- не первый год тянутся их разборки. Но коллекционер умеет заморочить голову. В сущности, никакой он не коллекционер, а просто вальяжный жуликоватый бездельник. Такие вечно крутятся вокруг денежных мешков и впаривают им предметы роскоши или искусства. Пишут их семейные портреты. Порой тошнит от этих костюмных барочных подмалевков! Все это подается под соусом облагораживания и окультуривания фигурантов большого, но неотесанного нашего бизнеса. От одного из ста таких просветителей есть толк -- находятся еще в нашей клоаке честные энтузиасты. Но чаще всего это просто присосавшиеся. Имя им легион и они никогда не переводятся, потому что большому кораблю -- большая свита. Есть такая и папаши. Он увлекающийся. Может, вдруг заморочиться на китайской миниатюре или старинных пистолетах. Бывает, что он зависает на таком хобби долго-долго, и даже начинает мечтать сменить свое кредо... так было с картинами. Мы тогда с мамой думали, что все, кранты. Папенька потеряет все свои активы и рухнет в дауншифтинг. Сначала он решил собирать коллекцию современной живописи. Потом вспомнил про свою детскую твердую "пятерку" по рисованию и радости стенгазет... Но к счастью, выписывать античные головы ему быстро надоело. Это ведь труд. Гораздо проще оказалось фотографировать. Ты замечал, что те, кто не слишком одарен, начинают называть себя фотографами? Не просто увлекаться фотографией, как мы, кто без понтов, - а именно называть себя фотографом! Папаня и эту чашу испил -- а потом увлекся саксофоном. Папаня и Дэн -- одного вкуса люди. Они любят Брубека. Это особый сакс - друг и утешитель. Без сантиментов, но и без истерик.

Я все подробно рассказываю, потому что одна из картин, которую наш швыдкий знаток современного искусства пытался навялить папане, называлась "Призрак Черного шахматиста". Папа не заинтересовался. А мне понравилось. И вездесущая Ева тоже упоминала этот призрак. Так все запутано! Теперь уже и не вспомнить, откуда вторглась в этот сюжет яхта. Припоминаю, что наш швыдкий коллекционер успел пробуравить мозг своей супруге, которой подарил яхту предыдущий муж. Не зная, что с ней делать, она сказала: осваивай, милый! Машинка должна ездить, кораблик должен плавать, а самолетик -- летать. Из судна сделали элегантную галерею, о которой я и собирала написать. Тем проще, если все это теперь принадлежит мне. Вся яхта с потрохами! Папа не жадный, но до точки росы. А после точки он уже бьет на поражение. То есть забирает все, не глядя.

Спрашиваю: а яхта называется Оли оли кай? Я ж помню ее название.

Папаня мрачно на меня зыркнул, но чувствую, уже остывает. Принялся за свои любимые блинчики.

-Ну да. Только ты придумай что-нибудь удобоваримое!

Я, чтобы его задобрить, говорю: разумеется, пап. Take Five! Или "Ностальгия в Мехико".

Он закряхтел, приятна ему саксофонность... Но он завтра уже забудет, а послезавтра увлечется шаманскими бубнами, и я не буду переделывать название. Оно сакральное.

Все, кто имел причастность к той истории, рано или поздно исчезают... Ты исчез -- значит, точно имеешь причастность. Теперь я успокоилась. Когда знаешь причину, всегда легче. Пускай причина... смехотворна. Ведь исчезают не только те, что имеют отношение к историям. Но другие причины мне ни к чему. Зачем мне знать, что я тебе просто надоела?

Дураку понятно, что свое псевдорезюме, оставленное Еве, я писала для тебя. Влюбленность на стадии помешательства заставляет жить так, словно за тобой все время наблюдает объект твоей любви. Ты все время обязан ему нравиться, даже в самых неудобных обстоятельствах. Все, что ты делаешь, - напоказ, в абсурдной надежде, что это увидит он. Даже если и быть такого не может. Какое счастье освободиться от глупой кабалы...

С Дэном, конечно, все зыбко, но если мы расстанемся, я уже не буду возвращаться к мыслям о тебе. Если честно, ты мне уже кажешься персонажем издалека. Тем лирическим отступлением от повествования, тайная связь которого с основным сюжетом так и остается неясной. Хотя неясностей и без тебя хватает. Руфина, пославшая меня к Дэну, погибла. У ее тела нашли распоротый резиновый фаллос, - который Ева таскала с собой и показывала первым встречным. Что это значит? Дикая история!

Дэну пришлось дать показания. Он, как мог, их пригладил, - но близко к правде. Объяснил, что этот дурацкий фаллоимитатор -- прихоть его бывшей любовницы, которая хотела к нему вернуться, довела до запоя, чему свидетели доблестные продавщицы, - а когда он отказался ее поить, стала унижать оскорбительными сравнениями с резиновой болванкой. В пользу болванки, разумеется. Кричала тут на всю округу, что он импотент. -Вам бы это понравилось, господин следователь? Пришлось ее выставить вместе с резиновым "другом". Конечно, я -- наипервейший подозреваемый, куда деваться. Дактилоскопия наверняка нашла мои пальчики. Но я был так счастлив, когда она уходила и не приходила целую ночь... две ночи, три... И поэтому я ее не хватился. Конечно, теоретически я мог бы пойти за ней в темный переулок, грохнуть ее и из мести еще и разорвать вибратор...

Приблизительно так он изъяснялся. Неожиданно за Дэна вступились продавщицы. Они подтвердили, что сей вполне достойный человек с появлением той женщины начал стремительно опускаться. Она впилась в него, как пиявка! И далее как по нотам. За такие показания должны были взять под стражу немедленно. Дэн казался единственным, у кого был мотив. Но следователь попался дотошный. И опросил всех, кого смог. Вплоть до бывшего мужа Руфины. И тогда у него от мотивов в глазах зарябило. Как выснилось, со смертью странной Руфы многие вздохнули спокойно. Удивительно дело: когда она меня посылала к Дэну на разведку, я бы в жизни не подумала, что она пьяница! Просто в ней было что-то несчастливое. Едва уловимый жест судьбы -- и все насмарку.

Ладно, не буду тебя больше томить. Нас оставили в покое, потому что убийц нашли вскоре. Это была банда бомжей. Нетрезвая Руфа кого-то из них знала, примкнула к их теплой компании, напилась и стала хвастаться, что у нее есть член, набитый бриллиантами. Ее и порешили в пьяном бреду. И сознались. Насчет брюликов -- клянутся, что не нашли. Сам понимаешь, до правды не докопаешься. А в прессе опять пиарят какого-то маньяка. Есть версия, что это женщина.

При всем кошмаре нас с Дэном сблизила эта история. Мне было страшно говорить ему, что изначально я - засланный казачок от Руфы. Но он только грустно усмехнулся, и сказал, что это самый лучший подарок, который он когда-либо получал.

Нет-нет, да вспомнятся нам все странные переплетения тех событий. Черный шахматист -- вообще не при делах, но любой сыщик знает, что именно та деталь, что не вписывается в логичную версию преступления, и является ключевой. И в довершении всего -- наш магазинчик "Особый дар" меняет владельца! Надежда Бриллиантовна в пролете. А я ведь говорила, что отольются ей человеческие слезы. Угадай, кто теперь на престоле?! Полоумная Ева! Господи, я в эпицентре такой заварухи -- и не могу распутать клубок!

Но, к счастью, в одном я слушаюсь папеньку беспрекословно - не беру в руки незнакомые предметы, лежащие в странных местах. Хотя бы для того, чтобы не оставлять отпечатков.

Голубые валентинки

Ева была на грани самоубийства. Такой мании чистоты она еще не встречала. И что мелочиться -- таких людей. Алик был великолепен, но совершенно невыносим. Неконтролируемый гнев мог излиться на Еву в тот, момент, когда она роняла крошку печенья на пол или случайно наступала в слякотную уличную гущу. Будучи человеком рассеяным -- и доселе не считавшая это смертным грехом, - она и предположить не могла, что будет за свою особенность жестоко наказана.

Как смешно теперь вспоминать гейшины всхлипы по этому господину. Радовалась бы -- такое освобождение! Алик ведь и ее мучил своим ритуальным террором. Или он прав и у молодых другая нервная система. Им по барабану?

Конечно, странности за Аликом наблюдались еще в самом начале. Но тогда, на зыбкой стадии знакомства и приятия, Еве не хотелось настораживаться. Она думала, во-первых, он не всерьез, а во-вторых, они ненадолго. Но даже недолго это терпеть было невыносимо. Особенно -- внезапные потоки гнева из-за какой-нибудь мелочи типа неправильно введенного пин-кода. Нет, матери положительно должны предупреждать дочерей о том, что в их семейной жизни все будет вовсе не так, как было дома в детстве. И ни один мужчина не будет похож на папу, сколько ни убеждайте нас в этом, эдиповы грезы. Разве евин папа произнес хоть одно матерное словечко -- не говоря уж о том, чтобы изрыгнуть прилюдную многоэтажную хулу в адрес беззащитной женщины!

Еву не научили, что делать в таких случаях. Она мечтала о сильном, но не бранном ответе, но так его и не нашла. Иногда уходила в слезах, в тему ламбады 90-х. Иногда -- в ответном гневе. Чаще мучительно-болезненно мирилась. Изредка, если обидчик просил прощения, быстро забывала. Но никогда не была победителем и не умела оказаться над схваткой. Она искала совета у других -- не нашла. Ей говорили: все что-нибудь терпят. Терпи и ты, главное -- знать, что всему своя цена. Но Ева так и не научилась вовремя шлепнуть на свои нервы и истрепанное достоинство ценники. Она долгие годы искала системную ошибку, которая привела к тому, что она стала слабым звеном в генеалогической цепи. Ведь ее матушка, а тем более Маргаритта, совсем другие и ни за какие там "цены" не потерпели бы такого обращения. Почему Ева другая? Почему их не трогает глас народа, а к ней окаянная "грязь обстановки убогой" еще как липнет и отжирает ее чистое Я, рожденное совсем для другого. Другое -- просто слово незлое и вечер мирный. Неужели сии блага по сей день незаслужены...

Ева была так воспитана: все хорошее надо заслужить. Если ей было плохо, она, конечно, могла и похандрить, и поплакать вволю, но в итоге все равно выплывала из тины и начинала по-новой заслуживать хорошего. Так и в отношениях: на нее накричали, а назавтра она печет вишневый пирог. Чтобы загладить чужую вину. Все равно не знает, как сделать правильно и поучительно, остается лишь достигать высот великодушия. Кажется, терпение, смирение и вот эти самые высоты великодушия -- незыблемо выписаны в кодекс настоящей женщины. Если его блюсти, то хоть что-нибудь заслужишь. Примерно так неосознанно действовала Ева. До сих пор ни до чего не дослужилась, но упрямо ходила по той же дорожке. На всякий случай -- вдруг приз ее вот-вот ожидает, а она плохим поведением на финишной прямой все испортит!

Отсюда и обостренные предчувствия, и спелые желтые груши, которые она разрезала на четыре дольки перед самым приходом Алика. Которые не помогали. Не помогало и лихорадочное вытирание пыли на антресолях, и доведение кухни до унылой хирургической чистоты и пустоты, когда ненавистные Аликом веселые игрушки-безделушки нещадно репрессировались по сусекам. Но натуру не спрячешь. Она все равно вылезет, предаст тебя в самый неподходящий момент -- просыпет сахар из невидимой дырочки или незаметит коварный прыщик варенья на клеенке, поставит на него кружку и... услышит злющий шепот: "Опять у тебя все через ж...у!". Такой злющий, словно ракета "стингер" из-за Евы полетела не в ту сторону.

Все, пятница испорчена. Все идут развлекаться, а ты идешь грызть ноготь в слезах. И разве дело в пятнице.... Любое сегодня могло пройти чудесно, но завтра ударяло наотмашь. И чтобы это исправить, надо было родиться заново. Не Евой -- совсем другой женщиной. Она рассказала однажды Алику, что на случай следующей жизни уже выдумала себя. Она будет цветущей витальной красавицей с копной рыжих волос, пятью детьми, которая не прольет ни одной слезинки из-за мужиков. Совсем другая особа! А по профессии она будет устроительницей свадеб. Она будет видеть людей только в счастливые моменты жизни -- ведь в этой жизни она насмотрелась на страдания. Она жалела, жалела и жалела -- себя, родных, друзей, едва знакомых и сонмы незнакомцев... Сансара, повернись теперь к нам передом!

Алик сказал, что такие женщины ему совсем не нравятся. Еще бы, на них не наорешь, их не бросишь без всякого предупреждения и не оставишь их одних за именинным столом, когда злорадные кузины поминутно спрашивают, где же твой запоздавший женишок. Впрочем, Ева вовремя остановилась, чтобы не распалиться. Они шли по набережной и неспешно беседовали о той странной истории, в которой запутались оба. С кем еще она могла обсудить клубок странных событий, как не с частным сыщиком. В мифические бриллианты она вообще поверить на могла, хотя Маргаритта чуть не каждый день ей каялась, и Валерий Михалыч, замаливая грех, менял родителям оградку на кладбище. Но Ева, оправившись от потрясений, полагала, что ценность сокровища была вовсе не в стоимости, а в целебности. Это были волшебные камни. Недаром обыкновенный резиновый орган с камешками внутри становился так приятен наощупь. Никакая киберкожа не будет иметь такой эффект! Эх, если бы она узнала раньше...

Алик ей очень спокойно сознался. Что именно он привез Руфину к Коменданту, с которым ее связывала юношеская влюбленность. Но далее Алик не при чем. Надежда Особова -- всего лишь его коллега по бизнесу. Он попросила его избавить от пьяной Руфы, и он сделал первое, что пришло в голову. Что Арина делала у Коменданта -- тоже не в его компетенции...

-Но тогда получается на твоей карте жирные белые пятна. Ты же умный человек... не уходи в несознанку. Знаешь куда больше, чем говоришь. Но мне-то ты должен сказать. Эта чертова Руфина -- бывшая жена моего Валеры. Она всем принесла море зла. А у меня дочь! Я должна ее оградить от опасности, если она существует.

-Никакой опасности для твоей дочери нет. Руфина убита, теперь вы все вздохнете свободно, - сказал Алик с нотой пренебрежения.

Ева начинала злиться. Какое он право имеет на подобный тон! Кем бы он ни был, черт побери! Выдержав паузу, Ева тихо, но твердо пошла в наступление, перечислив все кошмары, которые пришлось передить из-за Руфины. Алик выслушал ее спокойно.

-Я не понимаю, чего ты разволновалась, - смягчился он, спрятавшись под маской простака. - Эта женщина мертва. Она больше никого не побеспокоит. И к твоей дочери эта история никакого отношения не имеет.

-Но ту, что нас более не побеспокоит, убили из-за предмета, который мне всучила именно Маргаритта! Это ты называешь "не имеет отношения"?! Странная позиция для сыщика... Может быть, скажешь, в чем секрет этих камешков, которые принадлежали, между прочим, моей свекрови, пусть никогда мною не виданной... Ведь я имею право знать!

Все в ней кипело от ярости и любопытства, а в ответ она слышала, что частный сыщик далеко не всегда в курсе общей картины следствия и выполняет лишь свою локальную задачу. И эти камешки вне его компетенции, а потому он с радостью выбросил их из головы. Для его работы, видите ли, крайне важно уметь избавляться от лишней информации.

-И даже если бы я что-то знал -- неужели ты думаешь, я подставил бы тебя под удар утечкой информации... Тебя и твою дочь.

И далее в том же духе. Конец романа. Или лучше назвать иначе -- слово "роман" такое громоздкое! Не роман, а так себе, новелла... Впрочем, новеллы Ева любила больше. И при всей болезненности этих отношений, Ева каждый день благодарила Алика за то, что он пришел к ней так вовремя. И помог пережить горькую потерянность. Очень скоро стало понятно, к чему вела ее судьба. Алик словно взял ее за руку и перевел по шаткому мостику на тот берег, куда Ева всегда мечтала попасть. Но, вопреки пословице, сладкую ягоду они не стали есть вместе. Алик просто не для этого. Он -- для грозовых перевалов.

Каждый раз Ева загадывала: если он сегодня не будет кричать, она скажет ему, какой он волшебный наощупь. Может, внутри его тоже какие-нибудь магические камушки? Человеку надо говорить приятную правду. Он должен знать, что его прикосновения лечебны. Может, он -- достояние республики?! Но всякий раз Алик либо срывался на крик, либо выпадал красивый несуетный вечер в духе его любимого Уэйтса, этакий Blue Valentines, и Ева боялась нарушить хрупкуюнирвану -- даже приятным. Не смешивают же виски с клубничным сиропом.

Она сказала ему -- только в письме. Ева, как смешная игрушечная гейша, тоже стала писать ему письма. Но это уже после череды сногсшибательных событий. Навигацию во всех смыслах этого слова открыл Валерий Михалыч, который ушел капитанствовать на яхту. Яхта, конечно, называлась не так, как было предписано в видении, - собственно, для Евы название не имело никакого значения. Она просто помнила, что в клочке ее предвидения Валерий Михалыч был на яхте, а она была с кем-то в расстегнутой рубашке. Отдает чудовищным убожеством телегадалок, но ведь это предсказание для внутреннего пользования, и Ева никому не скажет. Хотя до смерти хочется впасть в детство и узнать, что будет. Она это умела когда-то.

Но пока она не знала главное -- или кто разберет, что главное? - она подумывала о том, что мужчин, шизоидно помешанных на стерильности и порядке, надо бы по-спартански сбрасывать со скалы. Потому что они попирают саму мужскую сущность. Мужчина -- первопроходец и добытчик, он не может выполнить свою основополагающую задачу, не запачкавшись. Напридумав подобных сентенций, Ева заготавливала их в оперативной памяти, но как-то не с руки было их высказывать человеку с ладным сильным плечом в духе киногероев 50-х. Мужчине-мужчине...

Откровение настигло ее, когда она зашла к Валерию Михалычу. Он позвал ее, полушепотом пообещав какой-то сюрприз. "Евка, вот правда, боюсь громко говорить, чтобы не сглазить. Но ты -- ключевая фигура, посему тебе первой сообщим". Ева не придала значения нервной торжественности -- Валерий Михалыч умел радоваться мелочам. Про ключевую фигуру вообще пропустила мимо ушей. Потому что мысли ее витали вокруг Алика и неразгаданного его ребуса. Встречаются они раз в неделю. Если чаще, то у Евы праздник. За примирениями она всегда идет первая. А если бы не она, так он бы о ней и не вспомнил? Но кому из нас нужна правда...

Она машинально открыла дверь своим ключом. Пыталась себя приучить звонить, но, похоже, это была тщетная щепетильность. Валерий Михалыч с его стойким склерозом ученого быстро забывал, что Ева с ним вроде как в разводе. А Ева махнула рукой -- после стольких лет родства уже не отделить мух от котлет, и четкий статус не определим. С порога услышала громкие кухонные разговоры. Ликующий голос валериного друга Степы:

-... да, даже в мое поганом положении надеялся, что Шуранские меня не оставят. И не ошибся! Святому братству верен я.

Святому братству! Вот оно что. Шуранские -- это была вовсе не фамилия, а принадлежность деревне Шуранке,откуда Степа родом. Ева плюхнулась на табуретку в прихожей, чтобы немного привести мысли в порядок. Не бросаться же на Степу с распросами о некоем Алике... Совсем не комильфо.

И тут, на неудобной табуретке, согласно дзенской аскезе, Ева постигла древнюю истину о том, что если идешь к цели и цель твоя очень далеко, повернись к ней спиной - и увидишь ее перед собой. Теперь не нужно пытать Степу, чтобы восстановить цепь событий. Он ей уже все рассказал своей расстроганной тиррадой о великой дружбе. Нестоличный вариант. Друг детства помог ему вернуть потерянные деньги. Теперь можно восстановить родительскую квартиру. То есть купить получше... о как. Дети и внуки отмщены.

Следы друга-Бэтмена ведут в органы госбезопасности, представляющие, как водится, опасность для простого смертного, но Степе повезло. Ведь шуранские держатся вместе. Алик -- степин друг детства... юности... далее везде. Он мог бы давным-давно зазнаться и забить на Степу. Но он этого не сделал. Ева даже знала, почему. Чтобы оставаться верным святому братству надо быть, мягко говоря, необычным человеком. Необычность -- это консервант для лучшего в нас. Все аликовы шизоидные причуды и гневные всплески, весь неуют и странности его жизни -- это все сосуд для верности и благородства образца "Великолепной семерки". Вот и все тайны. Мы порой спим рядом с разгадкой -- и знать не знаем.

Она, конечно, сразу поняла, что с Аликом они больше не увидятся. По закону компенсации. Потому что взамен ей были дарованы такие неправдоподобные бонусы, что поначалу она приняла их за издевку. Шуранский Ангел справедливости отобрал у Надежды Особовой магазин и принес в клювике обездоленным и обобранным. Что-то давненько справедливость так не резвилась... Но друзья не слышали едкой иронии. Степа предложил Еве пройтись женской хозяйской рукой по устаревшему концепту этой "пошлой лавочки".

-Хотя я уже запустил туда Риттку, - встрял гордый Валерий Михалыч. - Как кота -- на счастье. Но, я думаю, вы с ней уживетесь. Она собственно уготовила тебе место управительницы. Уже и название переделала. "Ева и Маргарита" - нравится?

-Управительницы? Вы о чем, ребята?! Я совершенно ничего в этом не понимаю.

-А Риттка мне сказала, что ты мечтала о таком маленьком бизнесе.

-Я никогда не мечтала о бизнесе. Я мечтала о... приюте. О братстве, которого у меня никогда не было.

И это была правда. Не все же рождаются в таких благословенных местах, как Степа. И та давняя утопия "Приюта Маргаритты" никогда не покидала евиных грез. Магазинчик изощренных подарков -- почему бы и нет, но здесь она с удовольствием отдаст бразды правления Ритте и всей ее юной шобле. Пускай вертят концептом, как хотят. Ева отнюдь не считала эту лавчонку пошлой. Нет, она за маленькие радости. Но прежде она... распутает до конца тот клубок, который приведет ее к собственной мечте.

И пришли новые дни. Маргаритта обрушивала на нее ураган эмоций, и Еве оставалось только по-матерински им управлять и поддерживать благие нововведения, вроде пушистых неваляшек, и с гневом отвергать продажу подушек в виде мужского торса для одиноких женщин.

-Лучше откройте при магазине укромный клуб знакомств. Полезней будет. Каждому, кто ищет пару, прикалывайте к одежде голубую валентинку. И это будет знак, по которому ищущие узнают друг друга в толпе.

-Почему голубую?

-Да потому что великая песня Blue Valentines...

Во всем-то молодежь теперь видит дурной подтекст. Но Еве тем не менее было с ними интересно. У Риттки оказалось куда больше идей, чем у родительницы. Зато у Евы получалось наводить лоск, выкладывать вишенки на тортах и придумывать философскую начинку. Она даже начинала чувствовать в себе доселе дремавшие просветительский и наставнический посылы. Вот только она чертовски страдала от недоговоренности. И согрешила письмом, хотя помнила, что Алик терпеть не может ни устных, ни письменных излияний.

Но как быть, если некоторые слова так трудно вставить в разговор. На некоторые вопросы отвечаешь всю жизнь. А умираешь с застывшими на губах лучшими замыслами, сюжетами, мыслями... Исчезаешь. Почему?

Конечно, письмо было коротким, как валентинка. Передала через Степу. Шуранскому человеку он не смог отказать. Но надо было постараться спросить о вечном как о сущей безделице.

И он ответил:

Милейшая... Я не могу тебе дать точный ответ, почему я ухожу, не прощаясь. У меня есть только версия. Когда мне было шесть лет, исчезла моя мать. Она ушла за сигаретами и не вернулась. Много лет я был уверен, что она вернется. Я отравлен ожиданием, девочка моя. И я дал себе слово исчезать до того, как исчезнет тот, кто рядом. Нет ничего проще.

Зато я для барышни -- всегда предтеча новой любви. После меня даже выгодно выходят замуж. Легкая рука. Даже Наденька -- уж на что щеколда, и к той мужик вернулся.

Насчет этой вашей истории -- я, действительно, знаю не все. Я могу тебе сказать только о тех делах, что уже закрыты, и то по дружбе.

Сокровища -- не спрашивай. Я знаю, ты все никак не придешь в себя от выходки Маргаритты. Но твоя остроумная дочь оставила камни в лучшем месте и избавила тебя от необходимости оттирать кровь со стен. Ты так любишь тот фильм с потоками крови... лучше посмотри это свое "Сердце Ангела" еще раз, но не ищи бриллианты. Марта, твоя свекровь, заплатила за них своим ребенком -- не соверши ее ошибки. Довольствуйся "Особым даром" от Наденьки. Только я тебя знаю, ты Надьку пожалеешь и позовешь обратно. Не советую: утянет за собой в тюрьму, заморочив тебе голову -- ведь ты любительница историй с черными шахматистами. А Степка еще наплачется со своей дочкой, любительницей шляться по кладбищам и встречать там кого не надо. Спроси у Милана -- похоже, даже он не знал, что задумала его подружка. Ладно, дай бог выпутается. А Бриллиантовна собирается вляпаться по-крупному. Накликала она на себя беду своим прозвищем. Кое-где уже подозревают, что она и есть бриллиантовый маньяк. Смешно.

О чем еще тебя предостеречь -- ведь ты любишь впутаться в клубок змей... Арина -- олигархический отпрыск, отравленная ядом путешествий сознания. Я просто не знал, как выпутаться из ее когтишек. А ведь порой сидел в соседней комнате с Надькой, когда она за стенкой по мне страдала... Аринка милая, но ты же понимаешь, что сколько бы она ни играла в гейшу или в библиотекаршу, сколько бы ни путалась с твоим дружком Комендантом, мужа ей будут утверждать на совете племени. Но она приятно удивила, как писали классики, своми исканиями и духовной жаждой. Своими нежными письмами. Зря она думала, что я их не читаю. Не переживай: ее роман с твоим Валерой будет недолгим. Лето, яхта... с кем не бывает.

Ты боялась, что он тоскует по Руфине. Полная чушь. По Руфине тосковал Комендант. И вот чем это для него кончилось. Я думаю, очередная гейша в кавычках высосет из него все деньги. Пока не поздно -- можешь, брать его тепленьким.

А твой Валера тосковал по потерявшейся сестренке. Когда-нибудь доверительно порасспроси его о девочке в розовом. Все-таки он -- не последний человек в твой судьбе и имееет право на исповедь. Не искала бы ты расстегнутых рубашек, от добра добра не ищут.

Ты говоришь, что я ничего не понимаю в женщинах. Но разве кто-то из вас, встреченных мною, понимал что-нибудь в мужчинах. Эх, Ева, Ева. Была бы у меня жизнь в запасе, я бы прожил ее с тобой, несмотря на то, что ты грязнуля и растяпа. Буду вспоминать, как ты открывала мне дверь за секунду до звонка, и отправляюсь искать исчезнувших.

Номер умершего абонента цементируется и становится мистическим кодом -- я уверен в этом. Только какая дверь им открывается -- попробуй найди. Знает только потерявшаяся девочка в розовом, тайная душа бескрайнего города...

Москва, 2012

Симонова Дарья Всеволодовна Пыльная корона

Симонова Дарья Всеволодовна
Пыльная корона