Слободкина Ольга
Кэтрин Мэнсфилд "Чашка чая"

Lib.ru/Современная: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Помощь]
  • © Copyright Слободкина Ольга (olga_slobodkina@mail.ru)
  • Размещен: 21/08/2011, изменен: 19/02/2023. 18k. Статистика.
  • Рассказ: Перевод

  •   
      
      
      
      
       Роузмери Фелл уродилась не такой уж красоткой. Нет, вряд ли кто-нибудь назвал бы ее красивой. Симпатичная? Ну, если разобрать ее по частям... Только... к чему такие жестокости - разбирать человека по частям... Она была молодая, блестящая, ультра современная, изысканно хорошо одета, на редкость хорошо осведомлена о книжных новинках - новейших из новейших, и ее приемы представляли собой очаровательную смесь важных особ и... художников - странных существ, ее находок, некоторые из которых выглядели настолько ужасно, что не стоит их описывать, а другие - вполне презентабельно и забавно.
       Два года назад Роузмери вышла замуж и сразу же появился милый сынишка. Нет, не Питер, - Майкл. Муж абсолютнейшее ее обожал. Они были богаты, по-настоящему богаты, не просто "зажиточны", хотя это словечко звучит гнусно, душно и старомодно. Но если Роузмери хотелось пройтись по магазинам, она ехала в Париж, как мы с Вами отправились бы на Бонд-стрит. И, если она решала купить цветы, машина тормозила у того самого шикарного магазина на Риджент-стрит и Роузмери окидывала лавку своим слепящим, весьма экзотическим взглядом и произносила:
      - Дайте мне вон тех, тех и тех. И четыре букета этих. И этот кувшин с розами. Я возьму все розы из этого кувшина. Нет, сирень нет. Сирень я не люблю. Она какая-то бесформенная.
      Продавец кланялся и убирал сирень с глаз долой, как если бы ему открылась великая истина - сирень действительно абсолютно бесформенна.
      - И еще вон те маленькие коренастенькие тюльпанчики. Да-да, вон те - красные и белые.
      И до машины ее провожала тонюсенькая девчоночка-продавщица, шатаясь под тяжестью непомерной охапки цветов, завернутых в белую бумагу, как если бы несла на руках ребенка в длинном одеянии...
       Однажды зимним полднем Роузмери покупала что-то в маленькой антикварной лавке на Кёрзон-стрит. Любила она этот магазинчик. Прежде всего, потому что там ты обычно был единственным покупателем. И, во-вторых, владельцу безумно нравилось ее обслуживать. Он расплывался в улыбке всякий раз, когда она входила. Стискивал руки и так радовался, что едва мог вымолвить слово. Лесть? Конечно. И все же, что-то в этом было...
      - Видите ли, мадам, - объяснял он, и его голос становился тихим и раболепным, - я люблю свои вещи. Лучше я не расстанусь с ними вовсе, чем продам кому-то, кто не сможет их оценить, у кого нет того тонкого вкуса, столь редкого...
       И, глубоко вздыхая, он разворачивал крошечный квадратный коврик из синего бархата и прижимал его к стеклянному прилавку бледными кончиками пальцев.
       Сегодня он приготовил для нее небольшую шкатулку. Он даже никому ее еще не показывал. Восхитительная маленькая эмалированная шкатулочка, покрытая глазурью, - столь изящно, что казалась облитой кремом. На крышечке под цветущим деревцем стояло крохотное существо, чью шею обвивало ручками еще более крохотное существо. С веточки свисала ее шляпка с зелеными лентами, не больше лепестка герани. И розовое облачко, словно ангел-хранитель, проплывало над их головками. Роузмери освободила руки от длинных перчаток. Она всегда снимала перчатки, чтобы рассмотреть подобные вещицы. Да, шкатулка ей очень понравилась. Она ее заобожала. Просто прелесть. Она должна ее купить. И, вертя кремовую малютку в руках, открывая и захлопывая ее, она не могла не заметить, как очаровательно смотрятся ее руки на фоне синего бархата. Антиквар, в самых глубоких и темных закоулках своей души, осмелился подумать так же. Она поняла это по тому, что он взял карандаш, перегнулся через прилавок и его бледные, бескровные руки застенчиво поползли к ее розовым, светящимся пальцам. Он пробормотал:
      - Осмелюсь обратить Ваше внимание, мадам, на цветочки на маленьком лифе у леди.
      - Изумительно!
      Роузмери восхитилась крошечными цветочками. А... цена? Сначала антиквар как будто не расслышал вопроса. Затем до нее донесся шепот:
      - Двадцать восемь гиней.
      Двадцать восемь гиней! Роузмери не подала вида. Она поставила шкатулочку на прилавок, застегнула перчатки. Двадцать восемь гиней. Даже если ты богат... Она сделалась рассеянной. Поглядела на пухленький чайничек, похожий на пухленькую курочку, над головой антиквара, и ее голос прозвучал мечтательно, когда она ответила:
      - Ну, отложите ее для меня, хорошо? Я, пожалуй...
       Но антиквар уже поклонился, как если бы отложить для нее шкатулку было пределом человеческих желаний. Конечно, он с радостью будет держать ее для мадам - вечно.
      
       Неприметная дверь, щелкнув, захлопнулась за Роузмери, и она оказалась на улице. Стоя на ступеньке, она вглядывалась в зимний день. Шел дождь, и вместе с дождем опускались сумерки, вращаясь медленно, как падающий пепел. В воздухе ощущался холодный горький привкус, и только что зажженные фонари казались грустными. Грустно выглядел и свет в домах напротив. Окна горели тускло, будто о чем-то жалели. Мимо поспешно семенили прохожие, прячась под своими отвратительными зонтами. Внезапно Роузмери стало не по себе. Она прижала муфту к груди, и ей захотелось, чтобы у нее в руках сейчас оказалась бы эта маленькая шкатулочка - прильнуть к ней. Конечно, ее ждала машина. Нужно только подойти к обочине. Но она медлила. Есть такие моменты в жизни, ужасные, когда ты выходишь наружу, смотришь на мир, и это кошмарно. Не нужно поддаваться такому состоянию. Нужно ехать домой и выпить самого лучшего чая. Но именно в тот момент, когда она так подумала, рядом c ней возникла молодая девушка, худенькая, темноволосая, словно тень, - откуда она взялась? - и голосок, словно вздох, почти, всхлип, прошептал:
      - Мадам, можно Вас на минуточку?
      - Меня?
      Роузмери обернулась и увидела щуплое существо в обтерханной одежонке - девушка с огромными глазами, очень молодая, не старше нее самой, стояла рядом, вцепившись в воротник своего пальто покрасневшими руками и трясясь так, будто только что вылезла из воды.
      - Мадам, - запинаясь, пробормотал голосок. - Не могли бы Вы дать мне денег на чашку чая?
      - На чашку чая?
      В этом голоске прозвучало что-то простое, искреннее, это был отнюдь не голос попрошайки.
      - У тебя что - совсем нет денег? - переспросила Роузмери.
      - Ни гроша, - прозвучал ответ.
      - Как странно!
      Роузмери вгляделась в темноту и увидела ответный взгляд девушки. Более чем странно! Внезапно все это показалось Роузмери настоящим приключением. Как в романе Достоевского - встреча в сумерках. А что если она пригласит девушку домой? Почему бы не сделать то, о чем она всегда читала в книгах или видела на сцене! Что будет? Это будет необыкновенно, захватывающе. И она уже слышала, как рассказывает своим изумленным друзьям после всего: "Я просто взяла ее с собой". Она сделала шаг вперед и сказала призрачному существу:
      - Поедем ко мне на чай.
       Девушка в испуге отпрянула. На какое-то мгновение она даже перестала дрожать. Роузмери протянула к ней руку и дотронулась до ее плеча.
      - Я серьезно, - продолжала она, улыбаясь, и почувствовала, как проста и добра ее улыбка. - А почему бы нет? Поедем. Поедем ко мне, на машине, и выпьем чаю.
      - Вы... Вы правда, мадам? - произнесла девушка, и в ее голосе послышалась боль.
      - Ну, конечно, - воскликнула Роузмери. - Я тебя приглашаю. Доставь мне удовольствие. Поедем.
       Девушка прижала пальцы к губам и уставилась на Роузмери.
       - И Вы не сдадите меня в полицию? - пробормотала она.
      - В полицию! - рассмеялась Роузмери. - Зачем? Это так жестоко! Я всего лишь хочу, чтобы ты согрелась, а я послушаю то, что ты захочешь рассказать.
      
       Голодных людей несложно уговорить. Лакей открыл дверцу машины, и мгновение спустя они уже неслись сквозь темноту.
      - Ну, вот! - воскликнула Роузмери.
      Она испытала чувство триумфа, взявшись за бархатный ремень. Она могла бы сказать: "Ну, теперь ты моя", глядя на маленькую пленницу, которую накрыла сетью. Но, конечно, все это было по-доброму. О, даже более чем. Она хотела доказать девушке, что в жизни происходят чудеса, что волшебницы существуют, что у богатых людей есть сердце и что все женщины - сестры. Она импульсивно повернулась и произнесла:
      - Не бойся. В конце концов, почему бы тебе не поехать со мной? Мы ведь обе женщины. И если мне повезло больше, ты вправе ожидать...
       К счастью, в этот момент машина остановилась, так как Роузмери не знала, чем закончить предложение. Она позвонила в звонок, дверь открылась и очаровательным покровительственным, почти обнимающим жестом она потянула свою спутницу в прихожую. Тепло, мягкость, свет, сладкий запах - все это было ей так привычно, что она никогда об этом не задумывалась, но сейчас она увидела, как все это воспринимает другая. Это завораживало. Роузмери почувствовала себя богатой маленькой девочкой в детской - сейчас она откроет все комоды, распакует все коробки.
       - Пойдем, пойдем наверх, - воскликнула Роузмери, страстно желая начать проявлять свою щедрость. - Пойдем ко мне в комнату.
      И, кроме того, она хотела защитить это маленькое существо от любопытных взглядов прислуги. Когда они поднимались по лестнице, она решила, что даже не позовет Джейн, разденется сама. Великое дело - естественность!
      - Ну, вот! - снова воскликнула Роузмери, когда они дошли до красивой большой спальни с задернутыми шторами, где огонь играл на ее великолепной лакированной мебели, золотых подушках, на примулах и синих коврах.
       Девушка остановилась в дверях. Она выглядела ошеломленной. Но Роузмери такое пришлось по душе.
      - Проходи и садись, - крикнула она, подтаскивая свое большое кресло к огню. - Мое уютненькое креслице. Проходи и грейся. Ты такая ужасно замерзшая.
      - Я не смею, мадам, - ответила девушка и попятилась.
      - Ну, пожалуйста!
      Роузмери ринулась вперед.
      - Ты не должна бояться, правда. Садись. Я сейчас сниму пальто и мы перейдем в другую комнату, выпьем чая и почувствуем себя уютно. Почему ты боишься?
      И нежно она почти подтолкнула худенькое существо к глубокой колыбели кресла.
       Но ответа не последовало. Девушка продолжала стоять, как вкопанная, руки по швам и слегка раскрыв рот. Если честно, она выглядела туповато. Но Роузмери не хотела этого понимать. Она наклонилась к ней и сказала:
      - Не хочешь снять шляпу? Твои чудесные волосы такие мокрые. А без шляпы чувствуешь себя гораздо лучше, верно?
       Послышался шепот, который прозвучал, как: "Хорошо, мадам", и разбитая шляпа была снята.
      - И давай я помогу тебе снять и пальто, - предложила Роузмери.
       Девушка встала и, взявшись за кресло одной рукой, позволила Роузмери стянуть с себя пальто. Это потребовало усилий. Девушка почти не помогала. Она стояла нетвердо, как ребенок, и у Роузмери в голове промелькнула мысль: если люди хотят, чтобы им помогали, они должны хоть немного в этом участвовать, самую малость, иначе становится трудно. И что ей теперь делать с этим пальто? Она оставила его на полу, и шляпу тоже. Она уже собиралась взять сигарету с камина, как девушка вдруг произнесла быстро, но так легко и странно:
      - Извините, мадам, но я сейчас упаду в обморок, если не поем.
      - О, Боже. Как я легкомысленна!
      Роузмери кинулась к звонку.
      - Чай! Чай! Скорее! И бренди! Срочно!
       Служанка удалилась, а девушка чуть ли не вскрикнула:
      - Нет! Не надо мне бренди! Я никогда не пью бренди. Я хочу только чашку чая, мадам.
      И разрыдалась.
       Это был ужасный, но захватывающий момент. Роузмери села перед девушкой на колени.
      - Не плачь, бедняжка, - сказала она. - Не плачь.
       И дала ей свой кружевной носовой платок. Она была тронула выше всяких слов. Она обняла эти худенькие птичьи плечики.
       Наконец девушка забыла про свою застенчивость, забыла обо всем, кроме того, что обе они - женщины и выпалила, задыхаясь:
      - Я больше так не могу. Я этого не вынесу. Не вынесу. Я покончу с собой. Я больше не могу.
      - Не надо. Я о тебе позабочусь. Не надо больше плакать. Разве ты не видишь, как хорошо, что ты меня повстречала? Мы сейчас выпьем чая, ты мне все расскажешь. И я что-нибудь придумаю. Обещаю. Ну, не надо плакать. Это так изматывает. Пожалуйста!
       Девушка перестала всхлипывать и как раз вовремя - Роузмери успела встать с коленей и тут же подали чай. Она приказала служанке поставить столик между ними. И начала потчевать маленькое существо всем на свете - сэндвичами, хлебом с маслом, и всякий раз, когда ее чашка пустела, Роузмери наполняла ее чаем, сливками и сахаром. Говорят, сахар такой питательный. А что до нее самой, она не ела, но курила и тактично смотрела в сторону, чтобы не смущать гостью.
       И правда, эффект от этого небольшого угощения оказался чудесным. Когда чайный столик унесли, новое существо - легкое, хрупкое, со спутанными волосами, темными губами, глубокими сияющими глазами глядело на огонь, в сладком томлении откинувшись на спинку большого кресла. Роузмери закурила новую сигарету. Пришло время начать.
       - Когда же ты последний раз ела? - мягко спросила она.
       Но в этот момент повернулась ручка двери.
       - Можно мне войти, Роузмери?
      Это был Филипп.
      - Конечно.
      Он вошел.
      - О, простите, - сказал он, остановился и уставился.
      - Ничего, ничего, - улыбаясь ответила Роузмери. - Это моя подруга, мисс...
      - Смит, мадам, - ответила томная фигура, которая теперь до странности успокоилась и ничего не боялась.
      - Смит, - повторила Роузмери. - Нам надо немного поговорить.
      - О, да, - отозвался Филипп. - Понимаю.
      И его взгляд скользнул по пальто и шляпе, лежащими на полу. Он подошел к огню и повернулся к камину спиной.
      - Какой ужасный день, - произнес он, с любопытством разглядывая апатичную фигуру, ее руки и ботинки и снова переводя взгляд на Роузмери.
      - Да, ужасный, - с энтузиазмом подхватила Роузмери. - Кошмарный.
       Филипп улыбнулся своей очаровательной улыбкой.
      - Кстати, - добавил он. - Не могла бы ты зайти ко мне в библиотеку на минуточку. Вы извините нас, мисс Смит?
       Большие глаза взметнулись на него, но Роузмери ответила за нее:
      - Конечно, извинит.
      И они вышли из комнаты вместе.
      - Послушай, - спросил Филипп, когда они остались наедине. - Объясни. Кто она. Что все это значит?
       Роузмери, смеясь, прислонилась к двери и ответила:
       - Я подобрала ее на Кёрзон-стрит. Правда. Совершенно случайно. Она попросила дать ей денег на чашку чая, и я решила взять ее с собой.
      - Но что, черт возьми, ты собираешься с ней делать? - выкрикнул Филипп.
      - Будь мил с ней, - быстро попросила Роузмери. - Будь с ней ужасно мил. Позаботься о ней. Не знаю, как... Мы пока не говорили. Но покажи ей..., обращайся с ней так..., пусть она почувствует...
      - Моя дорогая девочка. Ты сошла с ума. Этого просто нельзя делать.
      - Я знала, именно так ты и скажешь, - возразила Роузмери. - А почему нет? Я хочу! Разве это не довод? Кроме того, мы все время об этом читаем. Вот я и решила...
      - Но, - медленно произнес Филипп, отрезая кончик сигары, - она столь изумительно красива...
      - Красива?
      Роузмери так удивилась, что покраснела.
      - Ты так считаешь? Я, я об этом не подумала.
      - О, Боже!
      Филипп зажег спичку.
      - Абсолютно прелестна. Присмотрись, детка. Я был поражен, когда вошел к тебе. Однако... мне кажется, ты совершаешь чудовищную ошибку. Извини, дорогая, я так грубо выражаюсь. Но дай мне знать, если мисс Смит изволит с нами отужинать, чтобы я успел просмотреть "Милинер'з Газетт".
      - Какое же ты вздорное существо! - воскликнула Роузмери и вышла из библиотеки, но не вернулась в спальню. Она прошла к себе в кабинет и села у письменного стола. Красива! Абсолютно прелестна! Был поражен! Голова ее стучала, как тяжелый колокол. Красива! Прелестна! Она притянула к себе чековую книжку. Но нет, чеки, конечно, не подойдут. Она открыла ящик и достала из него пять фунтовых банкнот, посмотрела на них, две положила обратно и, сжимая три в руке, вернулась в спальню.
      
      
       Полчаса спустя Филипп все еще был в библиотеке, когда вошла Роузмери.
      - Я только хотела тебе сказать, - произнесла она и снова прислонилась к двери, глядя своим слепящим экзотическим взглядом,- мисс Смит не будет с нами ужинать.
       Филипп отложил газету.
      - О, а что случилось? Кто-то нас опередил? Уже приглашена?
       Роузмери подошла и села к нему на колено.
      - Она захотела уйти, - объяснила она, - и я дала бедняжке немного денег. Не могла же я удерживать ее насильно..., - мягко добавила она.
       Роузмери только что уложила волосы, немного подвела глаза и надела жемчуг. Она подняла руки и положила ладони Филиппу на щеки.
      - Я тебе нравлюсь? - спросила она, и ее тон, милый, сильный, взволновал его.
      - Ты мне ужасно нравишься, - ответил он, покрепче прижимая ее к себе. - Поцелуй меня.
       Наступила пауза.
       Потом Роузмери произнесла мечтательно:
      - Я сегодня видела бесподобную маленькую шкатулочку. 28 гиней. Можно мне ее купить?
       Нога Филиппа дернулась.
       - Можно, маленькая расточительница, - ответил он.
       Однако на самом деле Роузмери хотелось спросить о другом.
      - Филипп, - прошептала она, прижимая его голову к груди. - Я красивая?
      
      
      
      Перевела с английского Ольга Слободкина-von Bromssen
      
      
      
      
      
      
      

  • © Copyright Слободкина Ольга (olga_slobodkina@mail.ru)
  • Обновлено: 19/02/2023. 18k. Статистика.
  • Рассказ: Перевод

  • Связаться с программистом сайта.