Давно я хотела написать эти рассказы про детство Олены. Теперь вся та жизнь отошла в далекое прошлое и остается только в памяти. Да и самой Олене уже за 60... Хотя в это трудно поверить...
Олена родилась не просто в большой хорошей семье, а в семье именитых ученых. Они жили в просторной профессорской квартире с высокими потолками и эркером в гостиной - в доме, построенном пленными немцами.
А вот, район... Район был рабочий и окружение соответственное. Только семья Олены обладала отдельной квартирой. И "Волгой". Остальные жильцы обитали в коммуналках и ездили на общественном транспорте.
Вообще-то ее дедушке давали квартиру в Высотке на Котельнической набережной... Тогда бы Олена общалась с детьми совсем другого круга... Она пошла бы в одну из лучших английских спец. школ Москвы - 35 в Большом Вузовском переулке, а может, и в 64 в Уланском, где жили родители ее папы. Но когда семья Олены, еще до ее рождения, переезжала из полуподвала дома Соленникова на улице Чаплыгина, ее дедушка предпочел взять квартиру поближе к своему Всесоюзному научно-исследовательскому институту... Вот так все и получилось.
С пяти лет Олену начали учить музыке и каждое лето возили на Черное море в Массандру и в Гагры, а июнь и июль она проводила на профессорской даче в Перловке у родителей папы.
И все же мама и бабушка смотрели на ее детские желания сквозь пальцы и не собирались каждый раз идти ей навстречу. И, может, поэтому, а может, по другой причине, но отношения с материальным миром складывались у Олены тяжело.
Уже у всех ребят во дворе имелись битки для классиков. У всех, кроме нее. Она просила домашних переложить гуталин для чистки обуви в другую коробочку и отдать ей жестяную кругленькую - прыгать в классики, однако в ответ услышала: "Когда гуталин закончится, тогда и возьмешь".
Пришлось ждать - долго, очень долго. И вот, наконец, настал великий день.
Была в жизни Олены и еще одна победа над материальным миром. Тот день запомнился, как День Триумфа. Олене подарили алые в рубчик колготки. После ужаснейших чулок, которые пристегивались к резинкам, тянущимся от белого матерчатого лифа, а поверх надевали еще и теплые чуть не до колен толстые штаны с начесом внутри и тоже собранные внизу на резинках, стягивающих ноги, и эти дикие штаны всегда предательски выглядывали из-под платья! Но теперь Олена стояла не кромке тротуара в бесподобных алых в рубчик своих первых колготках, и ей казалось, все смотрят только на нее. В душе царил восторг и ликование!!!
Но бита, конечно, была лучше колготок. Олена схватила битку и побежала во двор. Там она сразу же набила ее землей, и тяжелая круглая чудесная биточка изящно заскользила от удара ее маленькой ножки по классикам, четко вычерченным цветным мелком на асфальте. Это было бесподобно!
Сразу же сбежались ребята и девчонки - те, что не давали ей попрыгать со своими битками. Все смотрели, как Олена ловко толкает биту носком туфельки, и та без промаха перелетает с одного квадратика на другой.
Какое же это было наслаждение и счастье! Радость Олены разливалась по всему двору и поднималась в Небо, к Ангелам! И, разумеется, это чувствовали все.
Наконец один маленький мальчик, Алеша Солнцев, - он жил с Оленой в одном подъезде, на пятом этаже, - не выдержал такого главенства и бросился к Олене. Сначала он просто мешал ей прыгать, а потом сильно ударил по битке ногой.
Одним махом битка перелетела с классиков ко входу в подъезд и провалилась сквозь решетку вниз, в приямку, к подвалу.
Олена ринулась к приямке, и за ней все ребята.
Теперь все сидели на корточках у приямки и остолбенело смотрели вниз, в каменный колодец. Никто не проронил ни слова. Битка лежала на самом дне, видимая, но недосягаемая. И, конечно, Алеша Солнцев сидел рядом с Оленой. Он явно не ожидал такого исхода.
Обида, отчаяние мгновенно ударили Олене в голову и слезами - по глазам. Она схватила Алешу за шиворот и ткнула его головой вниз. "Смотри! Смотри, что ты сделал"! Алеша не сопротивлялся - то ли от неожиданности, то ли от испуга, то ли от чувства вины, и, когда Олена, совершенно не желая его поранить, ткнула его, он безвольно ударился головой о край решетки, и тут же все увидели, как у него на лбу выступила кровь.
Я убила человека, в ужасе подумала Олена...
А в это время мама Алеши и мама Олены возвращались с работы. Они сходились к подъезду с разных концов двора, словно плыли, как акулы к месту приманки.
Все отскочили от приямки, бросились к мамам и наперебой с жаром начали рассказывать историю с битой, и мама Алеши выкрикнула: "Какая же ты жестокая девочка, Олена! Алеша тебя так любит"!!!
Дома мама не ругала Олену. Наверное, поняла. Только сказала: "Давай купим Алеше шоколадку и отнесем ему".
Олене такая идея не показалась счастливой, но она послушала маму, и они пошли в булочную в соседнем доме и купили популярную в то время плитку "Аленка".
Когда они вошли в подъезд и начали преодолевать одну высокую каменную ступень за другой, Олене это восхождение показалось Вечностью. Вот, они уже миновали свою квартиру на третьем этаже - как же Олене хотелось позвонить в дверь, чтобы бабушка открыла, и проскользнуть внутрь! Но они продолжали подниматься по лестнице, как в затянувшемся страшном сне, - Олена и мама, пока не дошли до последнего этажа. Ноги у Олены, и без того уже ватные, теперь затряслись, и ладони взмокли.
Мама нажала кнопку звонка. Открыла Алешина мама. За ней стоял сам Алеша. Как только он увидел Олену и ее маму, он радостно закричал: "Оленочка! Мне уже совсем не больно. Ни капельки"!!!
Ссадина на лбу была густо смазана зеленкой. Алеша просто сиял от счастья. Он даже не заметил шоколадку. Зато ее заметила его мама, тоже просветлела и пригласила их пройти...
"Вот видишь, какой добрый мальчик! Как он тебя сразу простил", - сказала мама, когда они вернулись домой.
Где ты, Алеша Солнцев! Помнишь ли ты Олену, которая случайно разбила тебе голову о край решетки? Как сложилась твоя жизнь? И жив ли ты еще?
Но как бы ни сложилась жизнь Олены, эта ужасная история осталась в ней навсегда...
Тяпа
Никто не считал Олену жестокой девочкой, но, конечно, подспудно жестокость в ней жила, та жестокость, которая "уже растворилась в в`одах - там, где плывет эмбрион".* И когда она гуляла с Тяпой (собакой ее тетки Тани, которая люто ревновала Олену к бабушке), Олена резко дергала его за поводок. Но нет, не потому что хотела отомстить Тане. Вовсе нет. Она тогда и не совсем понимала ее отношение к себе. Скорее в этом проявлялась даже не жестокость, а желание главенствовать, то, что по-церковному называют "любоначалием". Но Тяпу, наверное, не интересовала причина - ему было просто больно...
Потом, когда Олена вырастет, она будет содрогаться и вспоминать Тяпу всякий раз, как увидит хозяина, резко дергающего поводок своей собаки.
Тяпа был симпатичным песиком, помесью небольшой белой лайки и дворняжки, что лишь придавало ему своеобразие. Как он у них появился? Тяпу принесла Таня, он принадлежал ей - ее собственность. Всем остальным предписывалось смириться и терпеть. И Тяпа сразу начал завоевывать свое место под Солнцем.
Мама Олены недолюбливала Тяпу и всегда гоняла его из комнаты. Но Тяпа умел отомстить. Рано-рано утром, когда легкий ветерок из форточки сдувал вниз с письменного стола листы маминой диссертации, Тяпа неслышно проникал в комнату и оставлял маленькую лужицу на каждом листочке. Один раз мама застукала его за этим занятием и прогнала. Но это не подействовало. И вновь и вновь Тяпа пробирался в комнату и ждал своего часа.
Олене он не мстил. Он пытался завоевать ее любовь. И вот как. У Олены имелась деревянная кукольная кроватка, которую она ставила в нишу высокого резного зеркала с мраморным подзеркальником. Это бесподобное зеркало венецианской работы привез из Италии для своей жены прадедушка Олены еще до революции 1917 года. Его жена, прабабушка Олены, женщина редкой красоты и утонченности, служила управляющей магазином "Мюр и Мерилис" в Орле. Таких зеркал насчитывалось в России всего два. Второе украшало музей-квартиру. А их зеркало стояло в просторной прихожей, и каждый входящий сразу же видел себя в полный рост.
Так вот, Олена присмотрела для своей куклы Светы нишу между резными ножками мраморного подзеркальника и поставила туда ее деревянную кроватку. Получилась уютная маленькая спаленка. Она устроила кроватку по всем правилам кукольно-мебельного мастерства. На ней лежал матрац, простынка, подушка в наволочке, одеяло в пододеяльнике. Света - так думала Олена - должна быть довольна.
Однако счастье Олены и Светы длилось недолго. Как только Тяпа увидел в нише кроватку, он тут же выдернул из нее бедную Свету и сам улегся в кроватку, причем, на спину, и накрылся одеялом, как бы желая сказать: я лучше резиновой Светы. Я живой!!! И сколько Олена его ни ругала, сколько ни гоняла, он всегда умел улучить мгновение, и вот, он уже лежит под одеялом в кукольной кроватке, а несчастная курносенькая блондинка Света валяется рядом на полу. Взрослые смеялись, но Олене было не до смеха. Однако поделать она ничего не могла и в один прекрасный день вынула кроватку из ниши и подняла ее на тумбу для белья.
Второй кукольный дом Олена попыталась создать, соединив дверь гостиной и спальни бабушки и дедушки. Но взрослые постоянно входили и закрывали двери... Укрыться было негде. Так что и эта идея не удалась.
Еще один кукольный домик Олена соорудила в чулане на даче в Перловке. Это была прекрасная большая кладовая (на втором этаже в комнате Олены и ее родителей) с необыкновенным запахом дерева и скошенным потолком. Там папа хранил книги, которые не умещались в старинном книжном шкафу со стеклянными дверцами в ромбиках, обрамленных металлом. И больше в той кладовой ничего не было. Олена блаженствовала, но когда она с мамой уехала в августе на море, старший кузен Лешка (а он и так всегда ломал игрушки Олены) проник в кладовую и все там разорил...
Потом дачу снесли. Но это уже после того, как умерли дедушки, бабушка и папа... Олене только что исполнилось 11 лет, и дачей завладела папина старшая сестра, ее тетка Надя, со скандалом выгнав из дома и Олену, и ее маму... спустя всего два месяца после смерти папы Олены... Больше они туда не ездили. А через 8 лет дачу снесли... Но это - совсем другая история. Большая. О ней написан целый роман. "Фамстройинвест" называется. А эта история о Тяпе.
Тяпа часто перехватывал у Олены пальму первенства. Когда Олена пошла в школу, в первый же день ее рождения домой пригласили весь класс. И почти все дети провели его, гоняясь по квартире за Тяпой на четвереньках.
Но однажды пришлось потесниться и Тяпе.
Это произошло после грозы, когда Таня принесла в дом побитых дождем воробьев и одного голубка с необыкновенно длинным клювом.
Носик
Воробьи быстро оправились, и их отпустили на волю. А вот, голубок с подбитым крылом задержался. Таня скрепила крыло белым лоскутом и посадила голубка в большую сетчатую корзину из нержавейки для яиц. Ее пришлось подвесить, так как, если она не была заполнена чем-то до краев, верхний круг, к которому и крепилась железная сетка, падал на дно, то есть, пустая корзина раздвигалась вверх и вниз, как гармошка, и превращалась в корзину, только если ее держали за ручки. А в подвешенном состоянии получилась неплохая клетка для птицы.
Для Тяпы появление нового жильца стало настоящим потрясением. Он, что называется, потерял покой и сон. Лаял на голубка, которого сразу же окрестили Носиком, метался по кухне, подпрыгивал вверх, но достать не мог. Корзина висела высоко.
Таня кормила Носика и иногда выпускала его погулять по кухне, предварительно закрыв дверь, чтобы Тяпа не мог до него добраться.
Тяпа так переволновался из-за Носика, что забыл даже про Свету и ее кроватку, и Олена вновь переставила кроватку в нишу.
Но рано или поздно крыло заживает. И вот, настал день, когда Носика решили выпустить. Это был торжественный момент. Вся семья собралась на кухне. Окно открыли и Носика пересадили из корзины на металлический отлив, он долго семенил по отливу, как бы не желая расставаться, наконец, дедушка взмахнул рукой, и Носик вылетел в мир и устремился в небо.
Какого же было всеобщее удивление, когда на следующий день все снова увидели за окном Носика. Бабушка насыпала ему пшенной крупы, и Носик с упоением тюкал клювом по отливу.
Так и повелось. Каждый день Носик прилетал на отлив, ему насыпали крупу, и какое-то время он проводил, сидя за двойными оконными рамами.
Однажды Олена вошла в кухню и вскрикнула - она увидела Носика, важно вышагивающего по полу. За ней в кухню ворвался Тяпа, неистово лая, и Носик вспорхнул на форточку, но улетать не собирался. Тяпа разрывался от эмоций, а Носик спокойно сидел и чистил перышки.
Иногда Носик даже гулял с Оленой во дворе - семенил неподалеку по земле, поклевывая что-то в траве, и теперь все знали: у них - свой ручной голубок. Хотя Носик был обыкновенным сизым голубем, было в нем что-то особенное, и не только его необычайный клюв. Он вел себя так, будто все понимал и всех узнавал. И все во дворе его полюбили.
Но однажды он пропал. Напрасно ждали его каждый день, как он заскребет лапками по металлическому отливу. Он не прилетал. А через неделю прилетел - со спутанными ножками. Кому же понадобилось его ловить!
Ножки ему распутали, какое-то время он еще прилетал, и, казалось, ничто уже не изменит сложившегося порядка вещей.
Но потом снова пропал.
И уже навсегда.
Дворничиха Фрося сказала, что его выследили. Кто-то позавидовал этой семье. Ведь у них был свой собственный ручной голубок...
29 июля 2020 г.
_________________________________________________
*из "Дуинских элегий" Рильке в моем переводе. Элегия Третья
Дворничиха Фрося была татаркой. Когда она встречала во дворе Олену, она неизменно произносила: "Драстуте, Оленочке"!
Олена очень любила смотреть, как работает Фрося, особенно зимой. Фрося колола толстый цветной лед, и Олена созерцала ледяные геометрические фигуры - как они откалываются от общего большого куска. Это было сродни волшебству. Но когда Олена просила Фросю, чтобы и ей поколоть, Фрося мотала головой, и тяжелый лом оставался в руках у дворничихи. Но однажды Фрося дала слабину, и Олена заполучила Фросин лом.
Однако она едва смогла его приподнять и поставить на лед, не то что стукнуть. И у нее сразу заныло внизу живота...
"Нельзя было поднимать! - возмущенно воскликнула вечером мама. - Мы не знаем своих сил".
"Мы не знаем своих сил". Олена потом часто вспоминала эти слова...
Много лет спустя их подтвердил один известный священник. Во время проповеди на Страстной неделе он, обратившись к прихожанам, сказал: "Вот, спросить вас, и вы все скажете, что пошли бы за Господом на Голгофу. Но вы даже представить себе не можете, что это было. В тот день вокруг Него сосредоточились все силы зла. Даже Святой Петр не смог. Святой Петр... А вы думаете, что смогли бы! Поэтому единственное, что мы можем, это только произнести два слова. Только два слова: "Помилуй мя"...
30 июля 2020
Принцесса
https://proza.ru/cgi-bin/login/page.pl
Наш двор
Вообще девчонки у нас во дворе отличались вредностью. Я уж не говорю о татарке Файке. Она была старше, намного взрослее и сильнее, и ощущала себя хозяйкой жизни. Когда у Тани родилась Ниночка, и я сидела во дворе с коляской и развешивала на веревке ее пеленки, Файка, проходя мимо, могла бросить: "Дураков работа любит"! А я только кротко лепетала: "Разве это работа? Разве это работа"?
На самом деле я до сих пор не знаю, что нужно отвечать на такое. Наверное, ничего. Просто отсекать от себя этих людей. Но в детстве принимаешь всех! И я еще не умела сразу уходить в свои миры.
Правда, однажды это получилось само собой. Меня спасло образное мышление, и душа не пострадала.
В соседнем доме ... Этих домов, построенных пленными немцами, насчитывалось три, три пятиэтажных кирпичных дома, покрытых темно-желтой штукатуркой, а под всеми окнами первого этажа до земли шла такая фактура терракотового цвета - не знаю, как называется, но это - когда накидывают жидкий цемент, и он застывает выпуклыми кругляшами, как камни на море. Остальные дома были многоэтажными. И все дома стояли кругом и значились под номером 3/1, только разные корпуса, и посреди этого круга возвышалась школа красного кирпича, каких в конце 50-х выросло в Москве немало. Таким образом, первый круг образовывал школьный сад, следующее кольцо - дворы и потом - сами дома. Готовая крепость, защищенная рекой с одной стороны и железной дорогой - с другой.
Москва и вообще напоминает сеть паутины - круги (Кремль, Белый город, Бульварное кольцо, Садовое кольцо etc.), рассеченные радиусами-улицами.
Так вот, в соседнем доме, построенном пленными немцами, во 2 корпусе, жил парень по фамилии Кувшинов. Он и его приятели были намного старше нас, девчонок, и не водились с нами.
Но один эпизод запомнился. Кувшинов и еще два взрослых парня - у нашего подъезда, где мы всегда прыгали в классики и играли в штандер, и Кувшинов мне говорит: "Девочка, ты что, чокнутая"? У меня перед мысленным взором сразу возникли две рюмочки и - чок! друг с другом. Вся энергия ушла на рассматривание образа, так что обидеться я не успела. К тому же я еще была слишком мала и не понимала значения этого выражения, но, конечно, почувствовала - наверное, это что-то неприятное.
Потом я часто сталкивалась с тем, что обыватели считают всех ярких и талантливых людей сумасшедшими. Но лучше быть творческим "сумасшедшим", чем угрюмым серым обывателем.
Также удивило меня и выражение "валять дурака". Я спросила дедушку, что это значит, и он ответил с улыбкой: "Ну, взять, так, дурака и в песочке повалять".
Хотя мы с дедушкой очень любили друг друга, такие шутки, откровенно говоря, не ложились мне на сердце, мне не нравилось, когда взрослые принимали меня не всерьез. В основном, в этом ключе отличались Таня и ее подруги - эти просто открыто ерничали и издевались. Но, повторяю, я не страдала, даже не знаю почему. Я в детстве ощущала очень мощную духовную защиту.
Несколько лет назад я проходила нашим двором. Там маленькая девочка что-то строила из земли и песка. Я никогда не видела такого сосредоточенного созидания, и, словно пирамида из невидимого, но ощутимого стекла, ограждал ее от внешних невзгод Ангельский покров. Ее мама сидела поблизости. Заметив меня боковым зрением, она сначала насторожилась, но, поняв, что это неопасно, успокоилась. То есть надёга была двойная - Небесная и мамина.
Я выросла, и Кувшинов частенько засматривался на меня - бабушка не преминула мне об этом сообщить. Сама бы я не обратила внимания. Однако ему ничего не светило за сто миллионов световых лет. И не то, чтобы - что-то, там, такое, а даже просто поговорить. Течение жизни многое меняет. Я не знаю, кем он стал. Дворовая эпоха закончилась, больше я его не видела.
А вот Файка... Файка дружила с Ленкой Курочкиной и Надей Казновой, "туалетными принцессами", и они ее любили ("Такая простая, смешная, веселая"), а в соседнем, 5-ом, подъезде нашего дома жила еще Лариса Клюкина.
Однажды, когда мы играли в мяч, Лариса, кинув мне мяч, крикнула: "Слободкина - это значит слабая". У меня тут же ослабели руки и ноги, и опять я не знала, что ответить.
Дома я сказала маме: "А Клюкина - это значит клюква". Мама засмеялась и ответила: "Не клюква, клюка. Знаешь, клюка, палка, с которой баба Яга ходит. А Слободкина значит свободная. Слободка - свободное поселение".
Конечно, "все это - такая ерунда", как справедливо утверждала мама, а потом, когда я выросла и неприятностей прибавилось, еще добавляла: "Ну, мы не будем об это стукаться". Согласна. Но что в самом деле за жизнь! Что ни начнешь, - сопротивление. Куда ни ступишь, - подстава. Союзников найти трудно - никакой поддержки. Зачем это нужно! Бог весть...
Вскоре я увидела, что Клюкина - это настолько неинтересно, насколько это может быть неинтересно, и не стоит двухсекундного взгляда.
Однако самое большое потрясение ждало меня в младших классах школы. В нашем доме, во 2-ом подъезде, жила Катя П., единственная девочка более или менее не из рабочей среды. Папа - инженер, мама - манекенщица. Моя мама, разумеется, насмешливо относилась к профессии Катиной мамы.
Но мне Катя нравилась. Я хотела с ней дружить. К тому же, когда мы пошли в школу, мы оказались в одном классе. Катя неплохо училась и еще занималась музыкой, не так серьезно, как я, но плюс еще и фигурным катанием, - моя неисполненная мечта - и была сильно загружена.
Ее мама рассказывала моей, как Катя падает вечером на диван и восклицает: "Мама! Я больше не могу"!
Я такого состояния не знала. Все шло своим чередом и в размеренном ритме. Завтрак, школа, обед, уроки, каток или музыкалка, ужин, вечером - книги, да и мама уже приходила с работы. В выходные - на машине в лес с дедушкой всей семьей. Лыжи, мороз, заснеженные ели, сосны, крепкий горячий чай из термоса. Или к родителям папы - бабе Ирине и деду Марку в Уланский. Еще баба Ирина брала меня с собой в Тулу, где по совместительству работал дед Марк - профессор Политехнического института.
Меня тогда так поразила картинная галерея Тулы. Какая красивая жизнь изображалась на картинах! Какие благородные лица, какая одежда, мебель! Почему же вокруг все так безобразно! Папа возил меня и в Красную поляну, но это почему-то ускользнуло из памяти. Зато очень хорошо запомнилась комната бабушки и дедушки - у них на стене висел бесподобный Дагестанский молельный коврик ручной работы (теперь он живет у меня). И очень понравилась их соседка - красивая и спокойная молодая девушка.
Учеба в нашей гегемоно-криминальной школе протекала болотно-тоскливо, мягко выражаясь, но надо признать, что и 17 спец., куда я перешла в 9-ый класс, и Ин.яз мне вспоминать не хочется.
Хотя (заметим в скобках) в итоге Ин. Яз, конечно, заложил неплохую базу для дальнейшей работы, и с самого начала моей переводческой карьеры все иностранцы интересовались, долго ли я прожила в англо-язычной стране, а я, как Вы понимаете, не могла там жить в Советское время - мы были отрезаны от мира Железным занавесом, и тогда меня начинали подозревать в сотрудничестве с КГБ - ведь только там могли так хорошо научить!
И плюс, разумеется, то, что в меня вложили и мои частные учителя - известная в то время в Москве Нина Самойловна Головкова, преподаватель престижной английской спец. школы, кажется, потом она еще и в Физ. Тех'е преподавала, и все о ней очень хорошо отзывались. Она жила в районе Нового Арбата, на улице Воровского, а потом переехала в наш дом на Семеновскую набережную и жила во 3-ем подъезде. С ней же занимался и мой брат. Его английский - исключительно заслуга Нины Самойловны. И хотя со мной она прозанималась всего полтора месяца перед переходом в 17 спец., произношение я взяла от нее. А Ирина Иосифовна Левина, грамматист с переводческого факультета, поставила и отточила грамматику.
Из всей учебы я любила только Прокофьевскую школу, особенно мою учительницу по специальности, i.e. фортепиано, - Галину Львовну Стернину (ее муж, по фамилии Беленький, был второй, если не ошибаюсь, скрипкой в Светлановском оркестре, а дочка, Леночка Беленькая, - пианисткой).
Высшие курсы переводчиков тоже оставили высоко профессиональное впечатление, но у меня накопилась неудовлетворенность - чего-то глобально не хватило. Не хватало работы. Конечно, тот уровень, на который нас вывели на ВКП, мы вряд ли смогли бы обрести где-то еще в то время. У нас преподавали лучшие переводчики Союза - Чернов, Филиппов, Швейцер и американка с русскими корнями - Наталья Серафимовна Стрелкова. Ее история - это необыкновенная история любви, ради которой она уехала из Америки в Россию. Когда кто-то из преподавателей кафедры узнавал, что у нас ведет Стрелкова, тут же снимал шляпу и говорил: "Ну, тогда что я могу Вам дать"...
Да, не хватало работы. Я, образно говоря, засиделась в девках - мне хотелось уже начать переводить, а тут опять учиться приходится. Но позже, конечно, наверстала сполна. После перевода круглых столов меня всегда спрашивали, что я закончила и откуда такой навык.
А в институте не хватило перформанса. Мне хотелось читать стихи со сцены, петь, играть в театре... Я же так привыкла выступать на концертах в Прокофьевской школе!
Короче говоря, учеба давалась мне легко, даже очень, а вот сама жизнь...
"Оля! Тебе будет очень трудно в жизни"! - крикнул один мальчик, когда мы играли в штандер. Не знаю, что он хотел этим сказать, - я не встречала ни одного человека, которому жилось бы легко. Мне было не труднее остальных - работалось легко, а вот отношения... Зависти, по крайней мере, хватило - через край лилось...
Однако вернемся к Кате П. Мне часто приходилось ждать ее во дворе, дока она помоет, например, посуду. Катя жила на первом этаже и показывала мне через окно на пальцах, сколько еще тарелок ей предстоит одолеть. Со временем я уразумела - не надо никого ждать, иди своим путем. Но в детстве... В общем, я ждала.
И вот, что случилось однажды. Я заболела. Один раз Катя меня навестила и сказала, что они делают стен. газету. Вернувшись в школу, я увидела большие изменения. На переменке Катя теперь ходила под ручку с Машей Борисовой, а мне только таинственно улыбалась издалека. Стен. газета красовалась на стене. Катя с Машей стали закадычными подружками, а я получилась ни при чем. A third wheel, как говорят англо-язычники.
"Ну, что ж так тяжело"! - воскликнула бабушка, видя мое состояние. Конечно, милая бабушка, ты была права. Чуть позже я поняла, что Катя вообще не заслуживает серьезного отношения. И вот почему.
К нам в класс пришла девочка Неля. Она приехала из Венгрии, где работали ее родители, и Катя мгновенно переметнулась от Маши к Неле, бросив мимоходом, как мне передали: "Неля жила в Венгрии, а мой папа был в Болгарии. Нам есть о чем поговорить"...
- А ты бы ей сказала: "А мой дедушка ездил в командировку в Канаду и в Англию! - парировала с сердцем бабушка. - А другие дедушка и бабушка совершили кругосветный круиз по Средиземному морю"!
Но мне уже не хотелось ничего говорить. Зачем? Катя перестала для меня существовать. И не из-за того даже, что она променяла меня на примитивную Машу Борисову, которая использовала внутренности парты вместо носового платка, а потом ушла к Неле. А потому, что она упала на "заграницу", а значит, для нее был важен не человек, а антураж.
Неля же в свою очередь, никого не предавая, гораздо больше дружила с Лелей (девочкой с редким именем Луиза) из дома 2/1, который слегка выбивался из нашего круга домов, но все-таки тоже его держал. Неля и Леля - забавно.
Неля была отличница, причем, круглая, и тоже училась в Прокофьевской.
Наша учительница начальных классов, Ираида Ивановна Красинская, всегда ставила ее в пример двоечнику Толе Ерошкину. "Она сидит! Музыкой занимается"! И Толя, сделав страшные глаза, начинал играть на невидимой скрипке и так увлекался, что уже не замечал и урока.
Ираиду Ивановну я любила - была ей благодарна за то, что она научила меня читать и писать.
После школы Ерошкин спился, девчонки из нашего класса встречали его у ларьков около метро. "Дай рубль"!
А с Лелей мы оказались в одной группе по сольфеджио и муз. литературе в Прокофьевской, когда я перешла туда в 5 класс из 25 муз. школы в Докучаевом переулке.
Вскоре Катина семья переехала... Кажется, они получили отдельную квартиру - ведь они жили в коммуналке, втроем в одной комнате, правда, достаточно большой. С тех пор ее никто не видел. В Интернете я ее не нашла, зря только время потеряла, лучше бы посуду помыла.)))
Несколько лет назад меня пригласил в ресторан Ararat Park Hyatt один американец, знакомый моих Нью-Йоркских друзей, когда он приехал в Москву. У него оказалась такая же фамилия, как у Кати. И я вспомнила о ней.
Файка, кажется, тоже переехала. По всяком случае, исчезла из моего поля зрения.
С Лелей мы еще учились в 17 спец., только в разных классах. Жизнь у нее не сложилась - ни профессиональная, ни личная, но дочку она вырастила. Потом мы еще пообщались в начале 90-х, однако это - уже другая история и хороший урок на тот момент. Может, и расскажу как-нибудь.
А у Нели, вроде бы, все шло хорошо. Но они тоже переехали, и больше мы не знались. Только Леля как-то рассказала, что у Нели - муж, ребенок и диссертация. Полный джентльменский набор. Однажды на одноклассниках ко мне пожаловал некто Иван Петров и передал привет от Нели. Как объяснили другие девчонки из нашего класса, это и была сама Неля. Девчонки... хм. Нам тогда уже катило к пятидесяти...
В сухом остатке дружбы с девчонками из нашего двора у меня не получилась.
"А Вы хотите, чтобы Вас любили женщины"? - ехидно спросила одна литераторша. Я засмеялась. Но если серьезно, я бы ответила: "Да"! Когда любят мужчины, это - ничего особенного. Они же ищут удовольствия для себя. А вот, если любят женщины, это - уже кое-что. Им же в сущности ничего от тебя не надо... Только радость общения. Редко случается...
Справедливости ради, нужно рассказать и о чем-то хорошем. Оно у меня было. Было же! И частью этого хорошего, кроме моей семьи, стали мои учителя - о некоторых я уже написала немного. Я по сей день поминаю их в моем молитвослове. К сожалению, большинства уже нет с нами... Жизнь быстро проходит...
Моя первая школьная учительница, как я уже говорила, - Ираида Ивановна Красинская. Она жила в наших домах, в "крепости", в 5-ом, корпусе, если не ошибаюсь. Так как теперь справочник nomer.org заблокирован, я не могу уточнить. Что жаль! Удобная вещь была. Ее дочь Марина, вроде бы, тоже училась в нашей школе.
Несколько лет назад (хотя это было уже лет 10, а может, и 15 назад, но для меня не существует "давно" и "недавно") моему брату пришлось поработать контролером на выборах - они проходили в нашей школе. Девушка Лена, его напарница, как выяснилось во время общения, оказалась внучкой Ираиды Ивановны и дочкой Марины. Так я узнала, что Ираида Ивановна покинула этот мир в начале 2000-х. Я бы посетила ее могилу, но не знаю теперь, как ее найти...
Когда умер мой дедушка в августе 1969-го, в семье у Ираиды Ивановны тоже кто-то умер, и она сказала мне: "Вот видишь, Оля, человек поживет-поживет и умирает..." Я это увидела... Четыре человека ушло из моей семьи за полгода...
Ираида Ивановна хорошо преподавала и умела держать дисциплину в нашем гегемоно-криминальном классе. Что удавалось далеко не всем учителям.
Как мне потом рассказала мама, я не раз удивляла Ираиду Ивановну.
Во-первых, с самого начала учебы. Дело в том, что перед первым классом мы ездили в Лоо, и я вернулась с воспалением легких. Влажный субтропический климат мне не подходит - Кавказ, Таиланд; я приспособлена только к сухому континентальному - Коктебель, Египет, Турция: это - мое.
Так вот, я вернулась из Лоо с двусторонним воспалением легких. Бабушка и мама думали, нужно ли меня 1 сентября отправлять в школу с температурой 38, в итоге решили, что "первый раз в первый класс" бывает раз в жизни, так пусть она (в смысле я) пойдет.
Перед первым классом я также умолила маму обрезать мне длинные волосы и сделать стрижку. Мама сопротивлялась, но я умела ее умолить. Мы пошли сначала сфотографироваться, потом - в парикмахерскую. Я была очень счастлива, когда мне отрезали волосы. Даже не знаю, почему. Это была первая стрижка длинных кос. Фотографии сохранились. И с косами-баранками, и с распущенными.
После 1 сентября я месяц проболела. Но, конечно, мы с мамой занимались. А когда я вернулась в школу, Ираида Ивановна очень удивилась, что я рвусь отвечать, и сказала маме: "Смотрю, сидит, тянет руку все время. Я думала, она просто так. Но... что ни спрошу, все отвечает правильно".
В другой раз я удивила Ириаду Ивановну своей честностью. Куда-то мы рванули всем классом - по лестнице, что ли, бежали. И потом Ираида Ивановна допрашивала нас, кто бежал. И опять же с удивлением доложила маме: "Когда я попросила встать тех, кто бежал, никто не встал, только она одна. И смотрит на меня, а в глазах у нее: ничего-то ты мне не сделаешь". Я честно говоря, не помню таких мыслей. Но мои мысли и мотивы часто не так интерпретируют...
Но один раз я Ираиде Ивановне наврала. И до сих пор жалею и каюсь. Но даже не потому что поплатилась за это вранье, а потому что я против лжи в любом виде.
Вот как это получилось.
История про розовый зуб
Один из моих нижних молочных зубов - третий слева, если считать от зуба мудрости (врач бы сказал - премоляр нижней челюсти и дал бы номер. Или премоляры - это только коренные зубы?) стал розовым почему-то. Возможно от лекарств. Но все же мама хотела проконсультироваться с зубным. Только откладывала.
А потом, вместо врача, взяла абонемент в кино - на зарубежные фильмы. Загвоздка заключалась в том, что фильмы начинались, когда школа еще не закончилась. Мне нужно было отпроситься с последнего урока, и мама, которой не хотелось идти лишний раз в школу, возложила это нелегкое бремя на меня. Но как я могла поведать Ираиде Ивановне, что собираюсь с мамой на зарубежный фильм!
Я подошла к ее столу и сказала, что у меня есть розовый зуб и что мы должны пойти сегодня к врачу. Ираида Ивановна меня отпустила.
В вестибюле школы, взяв пальто в раздевалке, я неминуемо столкнулась с огромным бюстом Ленина. Он смотрел на меня укоризненно, явно не одобряя мой поступок.
А нужно сказать: в начальной школе, особенно в первых классах, я стремилась жить по-ленински. Это значило, что все у меня должно быть в идеальном порядке - все мои вещи, дом. задания, тетради и ноты. И ни пылинки на столе. Когда это не вполне удавалось, следующий день я снова пыталась начать жить по-ленински.
И вот теперь сам Ленин смотрит на меня обвиняющим взглядом. Если тетради были разбросаны по столу, он никогда меня не укорял. Я потом складывала их так, как надо.
Но что поделаешь! Дело сделано.
У меня было муторно на душе, но я рассказала маме, она засмеялась, и стало легче.
Когда мы пришли в кино, оказалось, что фильм называется не "Все в сборе", как значилось в абонементе, а "Вся банда в сборе", и - "детям до шестнадцати", то есть 16+ по-нынешнему.
Меня не хотели пускать, но мама упросила.
Фильм был абсолютно невинный. В конце девушка встала на цыпочки для поцелуя. Но сам поцелуй не сняли, только - как она приподнимается на своих каблучках.
Мама потом смеялась, что фильм - "детям до шестнадцати" и весело рассказала бабушке, в чем заключался "криминал" кино.
А вечером спросила меня, как поживает мой розовый зуб и пойдем ли мы к врачу.
Я ответила: "Мой зуб прекрасный, крепкий, здоровый. Зачем идти"!
Потом ушла из кухни, где мы ужинали, в комнату и решила проверить, насколько же крепок мой розовый зуб. Я слегка надавила на него, но неожиданно он подался, я надавила сильнее и вытащила его из десны.
Вернувшись в кухню, я показала маме и бабушке свой трофей. "Зуб у меня крепкий, здоровый! - смеясь, процитировала меня мама. - Теперь уже точно не нужно к врачу". А бабушка похвалила меня за то, что я решаю свои проблемы сама. Другим детям молочные зубы, когда они начинали шататься, выдергивали, обвязав их ниткой и привязав другой конец нитки к стулу. Когда все было готово, стул резко двигали и зуб должен был вылететь. Но мой розовый зуб не шатался.
В глубине души я знала, что я - не герой дня. То, что розовый зуб выпал сам, было знаком, отметкой моего вранья.
Ираида Ивановна так ничего и не узнала. Но мне еще долго было стыдно. Мне и сейчас стыдно. Я не смогла устоять в праведности - поддалась на ложь.
Но что поделаешь - грех не исправить. Исправить можно только себя.
Дураки лгут и собирают себе Эверест грехов на момент выхода из тела. Один таксист мне сказал, что к ним перед смертью приходят Невидимые Силы и выдергивают им языки. Ужас какой! Жизнь - вещь серьезная...
Мудрые люди учатся говорить правду.
А ложь... ложь все равно выйдет наружу. А даже если и нет... Наши Невидимые Небесные Водители все знают. Это Они смотрели на меня укоризненно каменными глазами Ленина. Не сам Ленин.
В дальнейшем я поняла: если ты не врешь и молишься постоянно, то, если кто-то соврет, ты обязательно это почувствуешь...
Проводничество
Однажды Ираида Ивановна удивила и меня. Я уже описала этот случай в эссе "Мое служение" Поэтому привожу здесь отрывок:
Мой первый опыт "проводничества" относится ко временам начальной школы. Нам в классе задали писать изложение. Внезапно на меня нашло некое прекрасное "облако", преобразив собой все вокруг, особенно заснеженные деревья за окном. Все стало необычным, неземным сквозь восприятие этого невидимого "облака". Под влиянием нового ощущения я стала писать - строчки сами собой ложились на тетрадный лист, как вдруг я посмотрела на доску и увидела слово "Заключение". Учительница написала план изложения, последним пунктом которого значилось "Заключение". "Ничтоже сумняще", я отринула от себя прекрасное облако и, как старательная ученица, написала "Заключение" - от себя. Облако исчезло, и я спокойно пошла домой.
Какого же было мое изумление, когда на следующий день, вместо похвалы, я услышала от учительницы: "Ну, что же ты, Слободкина! Так ты красиво писала, потом взяла, все отрезала и пришила к своему изложению какой-то хвост".
Я озадачилась. Значит, Ираида Ивановна знала про облако и была недовольна тем, что я его отринула? Но ведь я старалась сделать, как она велела, - по плану, с "заключением". Старалась с заключением, а получилось со злоключением.
Так у меня потом было всегда: если я променивала Небесное на земное, на то, "как надо", а не как Дух диктует, я всегда в конечном счете проигрывала.
Заключение)))
Можно сказать, в начальном школе учиться мне даже и нравилось.
Но вообще, если бы не было Прокофьевской, тур. клуба "Дети капитана Гранта" и моей блестящей переводческой работы в театре и кино, я бы считала жизнь занудной, флегматичной и скучной. Но это, конечно, - помимо путешествий и творчества.
И я упомянула, что Ин.Яз мне вспоминать не хочется. Но недавно, противореча самой себе, написала огромное эссе Alma Mater им. Мориса Тореза. Так получилось. Я начала писать послесловие к моему переводу "Ромео и Джульетты", неизбежно зацепила некоторые воспоминания об Ин.Яз'e, связанные с моим английским, и потом оказалось, что они уже вытесняют и самого Шекспира. Тогда я перенесла их в Часть Вторую.
А сам перевод см. на моей странице здесь, в Библиотеке Мошкова, в разделе Пьеса/Сценарий
2020 год, февраль 2023
Учителя средней и музыкальной школы
Рассказывая о моей трехзначной школе на Семеновской набережной (где я проучилась 8 лет), не могу не упомянуть некоторых учителей, которые оставили правильное ощущение.