Слуцкина Полина Ефимовна
Райка

Lib.ru/Современная: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Помощь]
  • Оставить комментарий
  • © Copyright Слуцкина Полина Ефимовна
  • Размещен: 17/10/2011, изменен: 15/10/2013. 13k. Статистика.
  • Рассказ: Проза
  • Скачать FB2
  •  Ваша оценка:


      
       ПОЛИНА СЛУЦКИНА
      
      
      
      
       Р А Й К А
      
       Эта пизданутая мандовошка зашла к себе в комнату после , как я пол в ней протерла и, естественно, прямо к столу и как заорет - Мам, а ты мою конфетку шоколадную не брала? - та начала чегой-то лопотать, - нам в другой комнате с ейной мамашей-старперкой не слышно. А пизданутая не успокоилась, в мамкину комнату зашла и плаксиво так спрашивает: "Мама, ты мою конфетку не брала?" В старперка отвечает: "Да что ты, доченька, вон их, конфет, полная ваза лежит. - "Но ведь я всего одну только взяла и себе, в своей комнатке рядом с кофием положила. "снова - рып в свою комнату, того и гляди забьется в истерике. Тут подхожу я и утешаю, как могу. "Не мнится тебе Гала, ничего не мнится, брось переживать, небось, съела, да забыла." Она как заулыбится, мотанула головкой и стала кофей с сигареткой пить.
       А я к внуку пошла, что в маленькой передней на стул усадила - забыла сказать, что я еще на работу внучка привела, может, от богатеньких еврейчиков и ему кое-что перепадет. Только, конечно, не от пизданутой. Она жадная и детей не любит. Сама себя маленьким обиженным ребеночком считает. От мамаши. Та кричит: "Гала, возьми конфетку - мармеладину в шоколаде и мальчику дай!" Приказ мамаши пизданутая исполняет беспрекословно, когда в себе. Дает конфетку мальцу и все удивляется: "Куда же моя конфетка исчезла, не ела я ее!" Вот упырина проклятая, до чего точность любит! Все мамашина выучка. Бормочет, бормочет и чуть ни в слезы.
       "Забыла, Гала, съела и забыла и брось об этом!" - сурово наставляет старая мамаша. Вот ведь пизданутая, а настырная похуже наших заводских сторожей, когда я еще в заводе работала. Ведь конфетка-то действительно у меня в кармане - внучку на полдник к чаю подать. И вижу, что догадывается об этом пизданутая, а сказать не может неудобно. И матери боится, не меня - матери. Мамаша ее старая очень меня полюбила и ничего за мной замечать не хочет, а пизданутая, с тех пор, как ее на другие лекарства перевели, все вспомнила, что я здесь без матери ейной куролесила, - мать в больнице отдыхала. Но знает, падла, что если шибко против меня попрет, то ее мамаша без разговоров снова в психушку упечет. Такая вот власть ейной мамаше дадена. И правильно. Уж больно пизданутая заметливая да привередливая. От ее заметливости и все беды пошли. Горе - то, как известно, от ума.
       А раньше, бывало, какая с ней управа - постель из рук валится. Я дурочку-то, от лекарств, слабосильную, осторожно в сторонку отведу, постель застелю, а она так и сияет: "Спасибо, Раечка. Вот я свои вещички перебрала, халатик нашла, совсем новый, но на мне не сходится - потолстела я очень в психушке, - возьмите!" "Вот это разговор", думаю. И когда в больнице ее старая мать отдыхала, я с ней только так и управлялась. Ведь набиты ейные шкафы дорогой одеждой, но потолстела очень от обжорства в своих психушках, родственники богатющие, чай, носили и возили, а может, и в правду весь жор от этой проклятущей химии, которую врачи в нее пихали немерянно и задорого, - мне сие ,не ведомо. Не замечена я в психических неполадках, здорова хоть и постарше ее буду, умственно и физически как в справках было написано. Да только речь не обо мне, нормальной, а об ней, нетопырке слабоумной, которую как на новые, то есть послабже, как она разъяснила, лекарства перевели - да ведь на мою голову, - такая же вроде: дура-дурой, а заметливей стала не в пример прежнему.
       "Чтой-то, Раечка, снотворного седуксену мало стало в коробочке", говорит А я уже давно ее седуксеном, и , как его, - эуноктином пользуюсь. И вот, мандовошка убыль стала замечать, все одно, как наши сторожа в заводе. Вижу - звонит к врачу и долго с ним беседует, потом с мамашей разговаривает, не повышая голоса, - а ведь раньше в трубку орала до бешеной слюны, - и вдруг тихо так: "Раечка, милая, отдайте ей, Бога ради, ключи от сейфа, где лекарства лежат!" (А лекарства мать в сейфе спрятала, потому что мандовошка пизданутая травилась ими неоднократно - едва откачивали). Но смотрю: накачала она мамашку старую, хуже некуда, и та, хоть и боится, страшно боится, ведь сама в больнице, а свою неторырку на меня кинула, но все же командует ключи отдать. "На, - говорю спокойно, - Гала, на!" Я с ней всегда спокойно разговариваю, утешительно, и думаю, что с дурной овцы хоть шерсти клок, прости, Господи, меня грешную. А она так радостно ключики - хап и в карман, и довольная в свою шестиметровую комнатку пошла. А я свою думу думаю, что еще кое-что от тебя, пизданутая, мне непременно перепадет, сама не заметишь как отдашь!
       У моей куме как-то разговор был:
       Как же ты, Райка, с пизданутой управляешься? Ведь тебе за вредность полагается!
       А я смеюсь, да смеюсь: Сама вредная, - говорю. - Зарплата зарплатой, которую ейная мамаша, что во мне души не чает, выдает, а своего, у этой лупоглазой не упущу! Напьется лекарств, нажрется пищи хорошей, потом долго себя в зеркало разглядывает и живот свой выпучит, а он и в правду у нее - торчком, - и застонет, заплачет: До чего меня в больницах довели! - и раз в койку. А я, так тихо, с ней поговорю - и поглажу, и по-всякому, а она приподнимается: лицо то все сухое, без слез, красное (не раз мне говаривала, что ее лекарства - ну, действительно, окаянные! - слезы перешибают), и к шкафу. Вещички свои переберет - и смотрю, брючки джинсовые, импортные, мне сует: "Возьмите Раечка, неношеные!"
      
       Но новые таблетки, видно, свое дело сделали, и стала пизданутая на мои ножки поглядывать в ейных тапочках. А я, как у них работать стала, сразу же их надела и пошла. Что же я свои новые, - а у меня, их пары три - корёжить стану?! Тогда она еще совсем дурой был, ничего не замечала - жрала да спала. А сейчас до нее дошло - и смотрите-ка, переживает. Прежняя жадность, по-всему видно, возвращается. Раньше ведь они с матерью-старухой не шибко богатые были, это уже при Ельймане ее родственники возвышаться стали и маме с пизданутой дочкой деньжат подкидывать.
       Да время совсем никудышное пошло - и продавцы раньше-то по мелочевке - и им жить надо, понятное дело, - а теперь по-крупному надувают, а водку-то только от подпольных махинаторов продают. Да вот только простому человеку, пенсионерке, как я, например, и взять кое-какое добро, мелочишку - негде. Из фирм, - футы-нуты, слово-то, какое, за это сразу вытуривают. Значит, чтобы богатые наживались - это правильно, а простому человеку - шиш?! Вот какая она, эта новая еврейская власть.
       Раньше человек, что с завода или из магазина унесет - так все товар добротный и по дешевке отдает, видно, совесть у людей была, а теперь что?! - вместо золота и с пломбой и со всем таким заводским медь продают! На мерзости этой сама пострадавшая. Ехала я со стариком своим - недавно по объявлению в газете познакомилась - старик попался денежный и с положением - в метро, вышли и у станции старушечка больная бочком подходит и золотое колечко предлагает. Сама худая, в платочке и рука подвязана. "Зять, - говорит,- в золотом цеху работает, вот принес, деньги на лечение очень нужны" Ну, пожалела, я ее, ведь продавала в половину магазинной стоимости. Думала, и человеку добро сделала, и сама на деньги дедовы золотом разживусь, да не себе покупала, - дочери! По человечеству, по порядочности своей давней рассуждала, а дома на всякий случай, как девки в заводе советовали - в скипидар опустила дареное колечко - и золото все полезло. Вот так! Вот сволочи-то люди пошли, говно собачье. Раньше только у государства воровали честь по чести, оно все равно богатое было, а теперь - друг у друга, такое бесстыжее время пошло!
       Говорю, говорю, на свою доверчивость жалуюсь, да о пизданутой своей забыла. Как перевели ее на новое лекарство, и отправилась она со своей пиздой старой в санаторию - конечно, родственники еврейские помогли, куда им двоим на свою пенсию осилить. И цветочки в горшках на подоконнике мне оставили для ухода, она их любит, привязана к ним очень, все равно, как к собачке или к кошке, - всего-то оставила фиалку недотепистую, как она сама, и столетник - большой, но скособоченный и с деткой. Чего только она с ним ни делала: то карандашиком подопрет, то прутиком, а столетник все равно на сторону валится. Но земля у ейных цветов хорошая была, добротная - за деньги в магазине купленная. А мне для моих цветочков землица хорошая была нужна, да и рецепт для протирки рук у своей куме узнала: руки-то от уборки; мытья полов и стирки мокнут, да сохнут, а этим еврейчикам невдомек, чтобы о трудящемся на них человеке позаботиться. И то, даже если их попросить, крем какой-нибудь предложат - подделку всякую. А тут - натуральный раствор со столетником.
       Думаю, зачем цветам убогим у убогой их хозяйки зря пропадать, ну, я и выдрала столетник, хилую детку оставила, а столетник жирный был, добротный - так я его через мясорубку перемолола, глицерину добавила, что мне с заводу старая приятельница принесла, и прекрасное средство для мягкости рук получилось. А землю из-под фиалки выгребла, а убогую фиалку-заморыша в свою землицу тощую посадила.
       Спрашивается - что такого сделала неприличного? Пизданутая все равно толком за цветами не ухаживала и не подкармливала. Даже поливать по слабости да по дурости иногда забывала. А она, как приехала с мамашей из санатория, посмотрела на цветы и злющая-презлющая стала, даже в лице переменилась, хоть я объяснила, что по своему, по деревенскому обычаю, все для цветочков сделала, чтобы лучше росли.
       А я после уборки у энтих господ новоявленных, ее к себе пригласила кашкой только что сваренной угостить, да чтобы она мне рассказала, как в санатории жили и какие новые тряпки на нее толстопузую, и на ее обширную мамашу родственники богатющие, купили и натянули - знать ведь надо, что еще из одежонки старой мне хозяйва отдать собираются. И машинально энтим раствором столетника руки себе протираю. А она на раствор уставилась и спрашивает - Что это, раствор с алоэ, да? У вас ведь, Раечка, алоэ никогда не росло.
       - Да, - отвечаю, голосом резким и грубым, знаю, что такого голоса она боится, потому что с приказным мамашиным схож, - дочь со своей квартиры старый столетник принесла. Не нужен, он ей оказался.- И прямо ей в глаза смотрю. Она покраснела вся и молчит, но перечить, как всегда, боится. Видно, отучили ее в психушке хорошим да главным людям перечить. А что она сама, даром что ученая, а так, не человек, а пустяк, - постель свою силенок нет застелить и пол в своей семиметровке протереть.
       Вижу - молчит, злится и что-то соображает, видно, чем бы подъебнуть, чтобы я поскользнулась. Потом заговорила: "Вы нам не все газеты вернули, что получали за время нашего отсутствия, ведь ключ от почтового ящика у вас был." Ну, вижу, на мелочевке хочет уесть. Я ей сразу же - за мной ведь не залежится, всем известно, отвечаю: "Ты что, в честности моей сомневаешься, что ли?" Знаю ведь, что ейная мамаша за меня пуще, чем за свой костыль, держится, и она это знает, и продолжаю спокойно. - "Я в вашем доме свой человек, а вот почтальонша на ваших газетах наживается, и часть налево продает. Ей чего, народ сейчас бесстыжий и наглый пошел, в советское время такого не было. На почту звони!" - советую.
       А пизданутая-то, словно на зло мне, похудевшая, загорелая, опять на меня косо смотрит и, подумав, ответствует: "Вы мне, Раечка ключик отдайте, а с почтальоншей, я думаю, мы и без начальства дело уладим.
       Ну, бля, - думаю, - ну бля, хоть и пизданутая, а умная, кандидатскую, пока с рельс не сошла, защитила, а сейчас врач ее на новое дорогое заграничное лекарство перевел. Наверное, тоже еврей-вредина, нет, думаю, мне такого приклада не надо, я женщина честная, а что беру, так это по малости, то, что мне по труду по человечеству сверх моей малой зарплаты причитается. А эта сволочь о нормальных отношения вроде, и не подозревает, но все равно, что святая сама, и все такими должны быть - святыми да ёбнутыми. Да только хорошо такой быть, когда жиды кругом подносят и подносят, совсем обнаглели и распустились. Но ведь и не только что делиться не хотят, но и самой малости из своих рук не выпустят.
       Достала я ихний ключик из почтового ящика и ей на стол кинула. "Бери, - говорю, только я свою работу у вас заканчиваю! И мамке мои слова передай, чтобы отступные готовила!"
       "Хорошо", - говорит, так легко и радостно, даже веселости своей не скрывает.
       Вот, думаю, сволочи! Сколько на них корячилась, и все никакой благодарности! Век свой, что ли на жидов работать? Вот ведь какое время вредное пошло. Пора нам в блок собираться и эту сволочь нерусскую поприжать. Где это видано, чтобы мной пизданутые жиды командовали?! Страшное время наступило, непонятное. Ну, я им еще покажу! Ведь в одном подъезде живем. Вы еще Райку узнаете, упыри вонючие!
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
       1
      
      
      
      

  • Оставить комментарий
  • © Copyright Слуцкина Полина Ефимовна
  • Обновлено: 15/10/2013. 13k. Статистика.
  • Рассказ: Проза
  •  Ваша оценка:

    Связаться с программистом сайта.