Нора Павловна даже не ужасалась своего умирания, уходя в геенну огненную среди яда, накопленного ее жадностью: сотнями коробок с просроченным детским питанием, сухим молоком, жирной свиной тушенкой и мешками сахара, которыми была заставлена ее просторная трехкомнатная квартира. Она умирала от сахарного диабета, а неплотно прикрытые мешки рассыпали яд по полу, и у нее не было теперь сил подмести и собрать драгоценные крупинки, которые она уже не сумела бы продать, а отдавать задарма она не собиралась, потому что белый порошок должен был достаться ее жирному, рыхлому сыну Павлу, которого, как говорили врачи, от избытка холестерина разбил инфаркт, когда ему не было и сорока. На столе громоздились склянки с просроченными и не просроченными уже ставшими ненужными лекарствами, купленными задешево и с черного хода, и иные - по бесплатным рецептам. У нее началась гангрена и инсулин уже не мог ее спасти.
По жизни Нора Павловна была умна и хитра и знала это, а когда насыщалась, то думала о том, что другие дураки не сумели обеспечить свою старость и просили милостыни или жили на молоке с черным хлебом. А она ловчила, ловчила, словно ждала этих голодных времен, а когда они наступили, она с удовольствием сознавала, что насыщает свое тучное, за сто килограмм тело сытной и добротной пищей и на своих запасах готова пересидеть любой год, любую блокаду, любой неурожай, любую карточную систему, потому что и карточки имеет и знает, что с черного хода отоварит их вдвое, втрое больше против положенного, а в квартире еще хватит места для новых припасов.
Но внезапно, к ее великому изумлению, в магазинах появились и сыры, и сервилаты, и торты с кремом, и говяжьи языки, и все, все, что так было дорого ее сердцу и желудку, и взгляду, и уму, и все это было для "новых", здоровых и молодых, а ей - ей ничего, потому что ее перехитрили, ту, которая могла угодить всем советским начальникам, всем председателям исполкомов, снабжая их и их секретарей всяческим дефицитом и выдирая взамен драгоценную подпись на получение новой квартиры, пылесосов, холодильников, кухонных мебельных чешских и кухонных гарнитуров и всего, всего, всего.
Часть этого всего она сбывала втридорога, покупая на полученное еду, драгоценные "долгоиграющие" продукты, которые, по ее мнению, не должны были испортиться никогда. Она сама удивлялась и восхищалась своим умением добывать все, что хотело ее неуемное желание и требовательный желудок - брать, брать и брать у государства и людей, глупых и зачарованных ее улыбкой и добрым словом и кормить себя, сына, уж ладно, невестку, и, конечно, внука. Чем больше пищи, тем лучше, тем сытнее, еще дружнее.
"Жирная, сладкая еда вредна!" - глупости! - у нее в молодости, в голодные послевоенные годы был туберкулез и она спаслась только потому, что научилась добывать себе пищу и поглощать ее быстрее, чем она испортится, потому что холодильника в те годы у нее еще не было. Потом, в середине жизни у нее обнаружили рак и спасло ее вовсе не облучение, а еда, жирная и добротная, которую она пихала и в сына, огромного отечного малого, занимавшегося математикой, которая, слава Богу, не требовала никаких физических усилий, только работы мозга, а для этого было необходимо повышенное питание и сахар, сахар, сахар.
Сын ее, которому она находила женщин, приводила их в дом и давала деньги на аборты, неожиданно все же женился на неглупой бойкой бабенке, которая не умела питаться и жить, как следует - ни готовить как следует не умела, ни запасать впрок, потому что была фу-ты ну-ты интеллигентка с высшим образованием. Нора Павловна таскала громадные сумки на колесиках в квартиру сына, так и быть, снабжая всю его семью, но его все же не уберегла, потому что его, от недоедания, как она считала, в его неполные сорок разбил инфаркт, а эти всезнайки врачи сказали, все же выходив его, что нужно срочно снижать холестерин и худеть.
Нора Павловна считала себя культурной женщиной, которая хоть и проработала машинисткой всю свою жизнь, но сумела дать сыну высшее образование. Поэтому она, скрепя сердце, советовала невестке при приготовлении пищи выкидывать жир из банок с тушенкой. Но продукты продолжала добывать и таскать сама. А что касается диет, то время такое, что не до диет, потому что нужно, чтобы были силы и здоровье, а силы дает только еда - вкусная и добротная.
И вдруг внезапно у нее, так следившей за своим питанием, у нее ни с того ни с сего - сахарный диабет, у нее гангрена!? И эти придурки-врачи приговорили ее, подумать только, ее к смерти потому что от операции она отказалась!
Сначала она не верила, но потом когда стало совсем плохо и она перестала вставать с постели и уже наверняка знала, что умирает, она молча оглядывала свои запасы - мешки с сахаром, банки с курагой, банки со свиной и говяжей тушенкой, подумывала и о золотом протезе во рту, который она сумела добыть, несмотря на громадные очереди в зубной поликлинике.
А, может, врачи врут и она еще оживет. Ведь не от еды же у нее сахарный диабет, а от жизни, от пристальной и тяжелой жизни добывания благ, которая и была всегда единственно возможной в России, где с неба капала только крошечная зарплата, на которую не проживешь, а все остальное можно было добыть с помощью ума, хитрости и изворотливости, которыми Бог одарил ее в избытке.
Норе Павловне ужасно захотелось есть, так, что слюна заливала рот и сводило желудок. Кто-то открыл ключами дверь - невестка пришла. Сейчас ее будут кормить, и она заулыбалась, повернулась своим огромным телом на бок и стала ждать горячей и вкусной пищи.
Правда, скоро должна подойти и медлительная смерть в облике тощей медсестры и сделать укол. Ничего, сестра-смерть подождет, пока она поест. Пусть ждет!