Сотников Борис Иванович
Золотые помидоры

Lib.ru/Современная: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Помощь]
  • Оставить комментарий
  • © Copyright Сотников Борис Иванович (sotnikov.prozaik@gmail.com)
  • Размещен: 06/05/2017, изменен: 06/05/2017. 90k. Статистика.
  • Повесть: Проза
  • 4. Другие мои повести
  • Иллюстрации/приложения: 1 шт.
  • Скачать FB2
  •  Ваша оценка:

     []
    Золотые помидоры
    (повесть)

    1

    Ночью прошёл тёплый апрельский дождь. И хотя светало теперь рано, в этот день утро припоздало - было серым, несмелым. Может, оно и к лучшему: не видно опухших лиц, хмурых взглядов. Вчера была получка, и в совхозе "Маёвка" перепились.
    Начали, как всегда, механизаторы, народ зажиточный, а к вечеру была пьяной даже тётка Настя, 40-летняя вдова, растившая двух детей. Денег у неё - только концы с концами свести. Но к ней похаживал шофёр Фоменко, пришёл вечером с двумя бутылками, она и напилась. Что там у них было, неизвестно, но только соседи слышали, как у Насти посыпались стёкла. А потом раздался истошный крик Фоменчихи: "Я тебе покажу, курва!"
    Затем соседи услышали перебранку во дворе и вышли поглядеть. Застали уже тот момент, когда Фоменко съездил своей жинке по уху и громко сказал в темноту:
    - От дура баба! Нельзя уже и за самогонкой сходить.
    У Фоменчихи не было передних зубов - Гнат в прошлом году выбил - и она, лёжа под плетнём, шепеляво завыла:
    - Люди добри! Хиба самогонку треба шукаты пид спидныцею? И-и-род.
    - А ну замовкны! - направился Гнат к жене. Но свернул вдруг к калитке и ушёл со двора.
    - Мотря, - советовали Фоменчихе из-за плетней односельчане, - ты ж не все ещё окна повышибала, отут е ще каменюки!
    - А може, в Насти самогонка слаще, га?
    Однако Мотря ещё бить окна не решилась, покричала, поматерилась и, тоже пьяная, пошла догонять своего ирода. Настя из дому, ясное дело, не показывалась, и соседи, усмехаясь и зубоскаля, разошлись: кто допивать недопитое, кто спать.
    Выпила вечером со своим мужиком и бригадирша Мария, прозванная односельчанами за крутой нрав овчаркой. И хотя была молодой и крепкой - 30-ти не исполнилось - поднималась утром тяжело, и была злой на весь свет.
    - Трофим! - позвала она мужа. - Вставай, гад, похмеляться! Чего вчера приставал: выпей да выпей? Казала ж тоби, годи, так ни - выпей ще! Ось и выпила, голова, як та кузня - гулом гудэ.
    - А закусь приготувала? - осведомился Трофим.
    - Та приготувала, вставай! Люды вже на работу йдуть!
    - Зараз, не лайся! - Трофим сбросил на пол ноги. - У самого разламуеться! - Он потряс кудлатой головой. - На базар поидымо?
    - Ты щё, з глузду съихав? - взорвалась Мария. - Якый базар?! Расплющи очи, девьята годына!
    После перебранки они выпили по стакану самогонки и, примирённые, собрались всё-таки на базар - гусей продавать. Гуси этой весной были в цене - 15 рублей штука, терять деньги не хотелось, да и погода наладилась: выглянуло солнце.
    Совхозная машина отправлялась в город от конторы. Туда спешили с гусями и индюками хмурые совхозники. Когда в кузове негде было уже повернуться, шофёр посигналил и вырулил на шоссе.
    Ехать до города недалеко, 30 километров всего. Дорога к тому же заасфальтирована, не езда - одно удовольствие. По бокам дороги идут посадки, кругом степные просторы, лесочки, радующие глаз, воздух чистый, пока не выберешься на основную магистраль, ведущую в город - там тысячи машин, бурное движение.
    Глотнув этого воздуха, оживел, зашевелился механизатор Иван Марущак. Толкнул жену локтем в бок, подмигнул:
    - А ну, достань там, Галя!
    Через минуту в руках Марущака появилась бутылка, стакан. Закуска тоже нашлась, и в кузове остро запахло сивухой.
    Похмелялись деловито, хукая и крякая. Головная боль унялась, и совхознички запели, дружно поддержанные голосистыми бабами. Навстречу ехали редкие машины - из города. Там тоже пели: эти получку праздновали в городе. При встречах наддавали ещё сильнее, улыбались, махали руками.
    Весёлое это дело - побывать в городе. Ехали поэтому радостные, наряженные. Продадут индюков и гусей, купят себе обновки, вспрыснут их - чем не жизнь! Домой вернутся опять с песнями, приятными городскими воспоминаниями. Привезут и деньжат. И опять выпьют - уже дома, для успокоения. Детишки будут сосать леденцы, рассматривать гостинцы, а взрослые, выпучив глаза, уставятся в телевизор. Хорошо!

    2

    Сергей Владимирович Ратников пошёл в субботу на базар сам. Жена приболела, надавала ему кучу поручений, и он, вздыхая от недовольства, покорился. Но вышел из дому поздно, было уже 10 часов, и шёл к трамваю с тяжёлым сердцем: дорого будет всё.
    Чтобы не думать о базаре, Ратников переключился мыслями на работу. Тут тоже весёлого было мало, но болело сильнее.
    Не сладко складывалась у него жизнь. Родители жили бедно и до войны, а после мать осталась одна - отец не вернулся, и мыкали они горе вдвоём. Кое-как закончил 10-летку и отправился служить в армию. Служить пришлось долго - 6 лет. Механиков в авиации не хватало, и потому был особый приказ: специалистов не отпускать.
    Домой вернулся, когда шёл уже 25-й. Мать чуть держалась, больная, нетрудноспособная. Ему жениться пора. Но где там жениться, на что содержать жену? Надо было работать.
    Устроился мастером на авторемонтном заводе. Зарабатывал вроде и неплохо, 900 рублей. Но дыр было много, деньги текли, как вода. И одевался он не то чтобы, и ел не ахти как.
    Надумал учиться и поступил в строительный институт на вечернее отделение. Не стало и времени. То хоть к Тосе Липягиной, продавщице мороженого, похаживал. А тут начал приходить редко, и она его "рассчитала". Была она его ровесницей, но уже побывала замужем и успела развестись. Девка она была видная, но жениться на ней он не собирался - у Тоси росла дочка, кому охота чужого ребёнка растить. Вот Тоська, похоже, и решила: толку с него мало. И хоть любила, но порвала решительно:
    - Ты вот что, Серёжа, - сказала она раздумчиво, безо всякого зла, - больше ко мне не ходи. Ты хочешь устроить свою жизнь - учиться пошёл, правильно это, я одобряю. Но и я хочу. Может, ещё и женится кто на мне. А так... только годы у меня с тобой пройдут. Да и что это за любовь - раз в неделю?
    - Некогда же мне... не высыпаюсь! - обиделся Сергей. Уходить от Тоськи ему не хотелось, привык, что ли. Но она стояла на своём, и он ушёл - обиженный, оскорблённый. И с верой: ничего, сама ещё позовёт! Знал: парень он рослый, кудрявый, женщинам нравится.
    Но Тося не позвала ни через полмесяца, ни потом. Он затосковал по ней, вспоминал разное. И совсем делалось невыносимо, когда представлял Тосю с другим - лежат, обнимаются.
    Не выдержал и прямо с лекций поехал к ней на дом. К знакомому переулку не шёл, а летел. Но увидел в окно, что у Тоси какие-то гости - молодые женщины, мужики, и не постучал - повернул обратно. Всё с этим, кончено!
    Но кончалось ещё долго, пока не переболело и не отгорело совсем. И тогда заметил на своём курсе Раю Голобородько - раньше серой перепёлкой была, а сейчас - поди ж ты! Откуда у неё такая стать появилась? 3 года смотрел, а не видел.
    Рая была моложе Ратникова на 7 лет. Жила в общежитии, на праздники уезжала куда-то за город к родителям. А теперь оставалась, не ездила.
    В один из таких праздников и случилось у них то, что у всех бывает. Рая забеременела, а Ратников, не откладывая, женился на ней. Забрали из общежития вещички и поселились у его матери. Домишко был хоть и ветхий, на окраине, но из двух комнат, прихожей и кухоньки. Полы были деревянные, жить можно.
    Появился ребёнок. Рая на время институт оставила, а он с трудом, но доучился. Первые года три после учёбы на стройках пропадал, приходил домой только ночевать, угрюмый и злой, несмотря на то, что получил новую казённую квартиру.
    - Ты чего? - спросила как-то жена.
    - Опять две машины кирпича угнали шофёры. А вчера - машину цемента.
    - Как же так? - испугалась Рая.
    - А вот так, - мрачно ответил Ратников. - Все воруют. Все в доле, круговой порукой связаны. Сам не уследишь, а учётчики у них свои.
    - Ну и что же теперь будет? Ведь за нехватку материалов с тебя спросят.
    Ратников долго молчал, держа в руках ложку с супом. Потом проглотил, сказал:
    - Снова добавят в цемент побольше песку. Кирпич при кладке стен положат битый, всё и сойдётся. Они эти дела знают. Прораб домище построил, теперь на машину копит. Шоферня тоже строится. Так и идёт. А называется это: люди жить хотят, мешать им нельзя: сотрут.
    - Какое же тут качество, - горько вздохнула Рая.
    - Качество? А кому оно нужно? Приедет комиссия принимать жильё, её угостят, напоят. Вот она все акты и подпишет. А то, что через полгода всё ремонтировать надо, это уж никого не волнует. Главное - количество и срок. За это премии дают.
    - Серёжа, плохие у тебя отношения с рабочими?
    Он опять долго молчал.
    - Уйду я с этих строек. Смеются все: дурак, жить не умеет! Другой на моём месте давно бы уже дом построил, машину купил, а мне зарплаты едва хватает.
    - А куда уйдёшь-то, куда? - опечалилась Рая.
    - С шофёрами надо в долю. Он - ходку себе, ходку мне, 5 - государству, и порядок. В день 300 рублей. Только я так жить не могу. Не могу, и всё. В проектную организацию перейду. Зарплата, конечно, меньше будет, зато спокойно спать буду. И ни холода тебе, ни дождей, ни ругани.
    На том и порешили: представится случай - надо уходить. Хватит с него резиновых сапог, грязи! Тем более что квартира уже есть, за производство можно не держаться.
    Случай через полгода представился, и Ратников перешёл в Оргтехстрой на должность старшего инженера. Голый оклад 120 рублей - деньги уже новые вышли - и ни льготных, ни премиальных. Чертёжный комбайн перед тобой - разрабатывай проекты организации работ. А строить по ним будут уже другие. Будут ходить осенью в резиновых сапогах, списывать доски, цемент, кирпич. Они жить хотят.
    А он, раз не захотел так жить, пусть ходит теперь в штопаном пиджачке и числится старшим инженером. Зато чисто, сухо, тепло.
    Но чисто - это только казалось. Не было чистоты и тут. Управляющий и его камарилья приписывали себе премии, раздавали приближённым квартиры, грабили, хапали, обманывали. Те же "ходки", только без цемента - пыли не видно.
    Утешался тем, что учителям, к примеру, живётся ещё хуже. Учитель и за 20 лет работы остаётся учителем. Бывшие его ученики зарабатывают вдвое больше и считают его либо бездарным, либо неудачником. В общем, есть люди, которым похуже, чем ему: он хоть теоретически с перспективой - может "вырасти" в должности.
    Судьба словно подслушала его мысли - выбрали Ратникова в местком: на виду стал, "рос"! Но начал он отстаивать сотрудникам их права на получение премий, квартир, и начальство разглядело в нём бунтаря. Где можно было его прижать, прижимали, по работе на повышение не выдвигали, хотя работал, как вол, и вообще старались всячески игнорировать. И тогда он ударился в науку: сдал кандидатский минимум, выбрал тему и руководителя, печатал статьи в журналах, готовился к защите кандидатской диссертации. Но защита всё отодвигалась и отодвигалась, а кличка "Кандидат" к нему прилипла прочно.
    Кончилось тем, что в местком его не переизбрали, хотя народ на собрании и гудел, а потом была одна из реорганизаций, сокращали штаты, и его хотели уволить, но не вышло. Тогда понизили в должности, а значит, и в окладе - стал он на 36-м году жизни рядовым инженером с обидной кличкой "Кандидат". В командировки посылали его в самые глухие, неинтересные. Часто посылали в совхоз на полевые работы - дело это было поставлено, ездили каждый год. Кто раз на неделю, он же бывал и 3, и 4. Его уж все совхозники знали, благо Оргтехстрой закреплён был за Маёвкой.
    И только Ратников вспомнил эту свою обиду, прохаживаясь вдоль базарных рядов, как увидел за прилавками знакомых совхозников - продавали гусей. Он поздоровался, ему ответили, но сделали вид, что не узнаю`т - чугунные такие лица, наподобие гирь двухпудовок.
    Ладно, не узнаю`т, и не надо. Ему тоже так даже удобнее. И хотя покупать гусей он не собирался - на какие шиши? - однако спросил:
    - Почём, тётка, гусь?
    - Пьятнадцять, - сухо ответила Мария.
    - Дорого.
    - Дорого, то нэ купуйтэ.
    - Ишь ты! - усмехнулся Ратников. - Это же базар, тут торгуются. Уступи рубля 3...
    - Нэ будэ.
    - Чего не будет?
    - Нэ уступлю ни копийкы.
    - Как же так? - заморгал Ратников.
    - А так. Нам що, воны даром достаються? Зэрно - нада? Нада. Ухаживать нада? Нада. Бач, якый! Гуся ему за дванадцять подавай!
    Ратников отвернулся от неё и пошёл. Вот жизнь! На зарплату всего 6 гусей можно купить. Правда, ещё червонец останется.
    Вспомнил своего шофёра на стройке, делавшего левые ходки. Получалось, гусятину можно есть, если хочешь жить с левым движением. С правым - не получится.
    Домой он вернулся с килограммом мяса за 1 рубль 90 копеек, купил кочан капусты, 5 килограммов картофеля, луку, постного масла бутылку и десяток яиц. От 10 рублей у него осталась трёшница, сдал жене.
    Сидел и думал. 1 мая на носу, с чем встречать праздники? Ну, получку-то дадут, и ему, и жене. А что останется? Жене весеннее пальто купили - за рассрочку платить надо. За квартиру, газ, свет, воду - тоже надо. Долг соседу - невеликий, 9 рублей - а тоже деньги. Вот и получается, что праздновать придётся без песни, пусть радио поёт.
    - Серёжа, - окликнула его жена, - у Юлечки ботинки порвались, надо бы новые купить. - Сказала, и смотрит: ждёт, что скажет. А что он скажет? Нечего ему сказать. И он промолчал, чтобы не обижать.

    3

    Как и предполагал Ратников, на праздники они никуда не ходили, встречали их дома - он, жена, дочка и старая мать. Хоть и выпили, а сидели притихшие, невесёлые - смотрели на веселье по телевизору. Там веселились 3 дня. Правда, без Райкина. Этот веселить почему-то перестал.
    А после праздников по Оргтехстрою пополз слух: готовится разнарядка в колхоз. Правда, все знали, что в совхоз, даже знали, в какой, но по старой, укоренившейся привычке говорили - в колхоз.
    Все забе`гали. Кто доставал у врачей справку о болезни, кто прикрывался "срочной" работой, кто писал заявление о том, что дома сложилось "тяжёлое семейное положение", кто пил с начальством - каждый старался себя оградить, обезопасить, как мог. Один Ратников ничего не предпринимал. С начальством своим не пил, потому что не водил дружбы. В больницу не бегал, потому что ничем серьёзным не болел. Заявлений не писал. Срочной работы у него не было. Да и знал, что поедет в Маёвку одним из первых, на то "Кандидат".
    Наконец, свершилось. Парторг треста, холёный мужчина, и кадровик, бывший подполковник МВД, собрали на совещание начальников отделов и объявили: завтра в совхоз. От каждого отдела нужно выделить по 5 человек, а всего, значит, 50. Через неделю всех заменить новыми.
    - Товарищи, - начал парторг, - все вы знаете о Постановлении правительства, поэтому надо помочь совхозу, как полагается. Нужно нацелить людей, разъяснить задачу, назначить старших и - чтобы никаких отклонений. Вы поняли меня? Отъезд завтра в 8 утра от здания треста. А теперь идите готовьте списки людей на отправку, и в 11 часов - всех отъезжающих сюда, на инструктаж.
    Через полчаса начальники отделов составляли и перечёркивали списки. Тот нёс справку, другая отказывалась по семейным обстоятельствам и плакала, третья - ругалась. Список не получался.
    Не получался он и в отделе, в котором работал Ратников. Дальше второй фамилии у начальника отдела Кириченко не шло. Первым был записан Ратников, вторым Аносов, остальных набрать не удавалось.
    - Ну-ка, позови мне... - Кириченко повернул голову к секретарю-машинистке, - позови мне эту... как её, Фаину...
    - Портную? - подсказала девушка и поднялась, чтобы идти.
    - Вот-вот, Портную. Она, я слыхал, собирается увольняться, её и пошлём, пока не уволилась.
    Инженер Фаина Портная, женщина 30-ти лет, сухая, горбоносая, явилась на зов незамедлительно и начала ещё с порога:
    - И не думайте даже, Пётр Васильевич, никуда я не поеду!
    - Да ведь ещё не выслушала ничего, а уже...
    - Я и так знаю всё, - перебила Портная. - Не поеду! У меня Феликс стал плохо учиться, я потому и с работы думаю уходить...
    - Фаина Наумовна, одна неделя ничего же не решит!
    - Послушайте, Пётр Васильевич! - завелась вдруг Портная, и её лицо покрылось багровыми пятнами. - А почему вы сами никогда не ездите? И управляющий. И главный инженер, и парторг, и все начальники отделов! Вас Постановление партии и правительства не касается? И на воскресниках начальство никогда ничего не делает, присутствует только, заложив руки за спину!
    Теперь покраснел Кириченко, до корней волос.
    - Нельзя же оставить отделы без руководства... - вяло пробормотал он.
    - А на кой чёрт у вас заместители? - выпалила Портная. - И почему Ленин мог брёвна носить, а вы не снизойдёте! На собраниях говорите о единстве с народом, а как доходит до помощи колхозникам - пусть пашут рядовые, ваше дело лишь призывать! Как премию делить - тут вы мастаки! Себе побольше, а исполнителям - что останется.
    - Ладно, идите, - сквозь зубы проговорил Кириченко, дрожа от гнева и не подымая головы от стола, на котором лежал список. - Никто вас насильно не гонит. Не хотите помочь, не надо. Обойдёмся без вас.
    - Без нас? Не обойдётесь, Пётр Васильевич! А если это дело добровольное, то нечего вызывать: ждите, когда желающие сами придут.
    - Идите! - почти выкрикнул Кириченко. - Я вас больше не задерживаю.
    - И пойду! - направилась Портная к выходу.
    - Вот и хорошо. А о ваших настроениях я доложу парторгу. Грамотная какая! Расхрабрилась она перед увольнением. Уволить тоже можно по-разному...
    - А вам безграмотные по душе? Так их скоро не будет: безграмотность у нас ликвидирована. Он о моих настроениях доложит, видите ли!
    - И доложу!
    - А какие такие у меня настроения? - не уходила Портная. - Что вам в них не понравилось? Я ничего такого не сказала, чтобы...
    - Там разберёмся, о чём вы сказали, не беспокойтесь!
    - А всё же?
    - А вы не понимаете? - уже ясно, с сознанием правоты смотрел Кириченко на Портную.
    - Я вам только Ленина в пример...
    - А обобщения? Вы какие сделали обобщения?
    - Насчёт чего?
    - Насчёт единства.
    - Не перевирайте.
    - Я вам как коммунист заявляю, что...
    - Ладно, записывайте, - вяло сдалась Портная, оценив обстановку. - Поеду, чёрт с вами!
    - А вы нам одолжение не делайте, не делайте. Ишь, какая!
    - Сказала, поеду, значит, поеду. Хватит, Пётр Васильевич, ссориться, - натянуто улыбнулась Портная.


    В 8 утра все отъезжающие, одетые в дорогу, как рыбаки, собрались у главного подъезда и ждали машину. Автобуса всё не было.
    Солнце поднялось уже высоко - в мае рано светает. Было тепло, щебетали на деревьях птицы, пахло травой, политым асфальтом. Люди шли в гастроном, из гастронома. Мчались машины. С каждой минутой городская жизнь набирала темп.
    Появился кадровик и начал устраивать перекличку. Но из отъезжающих кто ушёл в гастроном, кто попить квасу из бочки. Несколько человек примостились на парапете набережной и играли в карты. Женщины распределились на отдельные группки и что-то обсуждали. Никому не было до кадровика никакого дела. Пришли, и ладно, чего ещё ему?
    Однако кадровик разозлился, велел старшему группы всех собрать и построить. Люди подтягивались неохотно, лениво. Ну, какого лешего ему надо? Лучше бы об автобусе позаботился.
    - Зачем же строиться? Ведь автобуса ещё нет.
    - Сказано построиться, значит, так надо, - прикрикнул кадровик.
    - Здесь что, армия?
    - Кто это сказал? - обернулся кадровик на голос из толпы. - Кто?!
    - Ну, я, - подал кто-то голос.
    - Чередниченко, что ли? А ещё комсомолец!
    - А при чём...
    - А при том. Людей проверить надо или нет?
    - Мы уже проверяли: 49 человек.
    - А надо 50! Кого нет?
    - Портной, - сказала техник из отдела связи Валя Зоря.
    - Ну вот... опять эта Портная!
    Но тут из-за угла здания показалась Портная с зелёным рюкзаком, и все заголосили:
    - Да вон же она, идёт!
    Инцидент был исчерпан, и кадровик, насупившись, умолк. Автобуса всё не было.
    - Чёрт знает что! - не выдержал он. - По 100 рублей платим за каждый автобус, и не могут прислать вовремя!
    По Днепру медленно шёл белый пароход, и Ратников, глядя на него, подумал - уехать бы на нём, далеко-далеко, от всего.
    Но ехать пришлось не на пароходе, а на автобусе - пришёл, наконец, и не куда-то далеко-далеко, а в совхоз Маёвку, на прополку помидор. Причём, стоя - сидячие места заняли женщины. У всех были авоськи в руках, сумки или рюкзаки. Хорошо, хоть поехала с ним инженер Татьяна Куртикова - сама вызвалась, из солидарности. Выдержанная, умная, с серьёзным взглядом зеленоватых глаз, она была молчаливой, но он давно приметил её. Почему-то с ней было приятно.
    Молчала она и теперь, сидя на сиденье и изредка поглядывая на Ратникова. В глазах светилось утешение: ничего, мол, не расстраивайся, переживём.
    Автобус долго ехал по городу, потом вышел на центральную магистраль, смешался с сотнями других машин и автобусов и катил на восток. За городом он круто свернул на север и поехал вдоль полей и перелесков. Тут движения почти не было, и шофёр газанул. Было уже жарковато, открыли форточки.
    Кто-то рассказывал анекдоты. Слушавшие дружно смеялись.
    Проехали мост через железную дорогу. Потом завиднелся канал оросительной системы, поворот направо, и перед взорами предстала Маёвка - небольшое село в виде буквы "Г".
    Автобус остановился возле конторы совхоза. Кадровик отправился докладывать, а остальные высыпали на дорогу и разминались. Из-за палисадника вышел парень лет 20-ти в солдатской форме, с лицом кретина, с детским автоматом в руках. Наставил автомат на толпу и прострочил:
    - Ды-ды-ды-ды-ды!
    Никто не упал, и парень возмутился:
    - Хынды ха! Гиле капу! Сё пада? Вот.
    - Вася, - обрадовалась Портная. - Ты что, не узнаёшь нас? Это же мы, мы!
    - Ды-ды-ды-ды-ды! - был ответ.
    Портная оправдывалась перед новичками:
    - Дурак-дурак, а хорошеньких девчонок отличает! Каждое утро цветочки дарил в прошлом году!
    - А чего он такой? - спросил кто-то.
    - Родители алкоголики у него, - охотно объяснила Портная. - Не просыхают по сей день. Они пьют, а он расплачивается.
    Вернулся из конторы кадровик, и приказал следовать за ним. Инженеры подняли рюкзаки, чемоданы и пошли за кадровиком. Тот привёл их в длинный приземистый барак с глиняным полом и указал на пустые кровати:
    - Располагайтесь. Здесь будете жить.
    - Как, вместе с мужчинами? - изумилась Татьяна.
    - Нет, для женщин комната во второй половине барака, вход с другой стороны.
    Женщины ушли с кадровиком, а мужчины остались в своей комнате и закурили. Вошёл пожилой тучный совхозный мужчина, оглянул всех, сказал, чтобы следовали за ним получать постели.
    Через полчаса кровати были заправлены старыми слежавшимися матрацами, застиранными простынями, старыми одеялами и вафельными серо-жёлтыми полотенцами.
    Пришёл опять кадровик, объявил:
    - В 12, товарищи, пообедаете, и на работу в поле. Старшие вам покажут, куда. Задания выполняйте, чтобы на вас не было жалоб. Счастливо оставаться... - Он сел в легковую трестовскую машину, которая тут неожиданно появилась, и уехал сердитый и чем-то недовольный.
    Ратников снял спортивные кеды и прилёг на кровать в углу. Возле него разместились Толя Чередниченко и Толя Бабенко. Остальные парни, ещё 6 человек, легли возле окон.
    "41 женщина и 9 мужиков, - подумал Ратников. - А кроватей ещё много..."
    Минут через 20 мужская половина барака была заселена полностью тоже: привезли людей с радиозавода, из таксомоторного парка и других предприятий. Стало шумно, накурили.
    - Откуда, хлопцы?
    - Из Оргтехстроя. А вы?
    Знакомились быстро, громко хохотали, отпуская солёные штучки, а в 12 пошли на обед.
    Столовая находилась рядом с магазином, и мужики заворачивали сначала в него. Оттуда выходили, кто с вином, кто с водкой.
    В столовой сразу выстроилась очередь, но женщины сообразили занять и на них, и Ратников облегчённо вздохнул - ждать придётся недолго.
    Однако он ошибся. К раздаточной то и дело подходили местные, из совхоза, им повара выдавали обеды вне очереди, и очередь почти не двигалась. Ратников заметил, что и мяса местным кладут на тарелку побольше, и борщ заправляют сметаной погуще. Равенства не было и тут.
    После обеда их повезли в поле, дали участок, тяпки, и началась прополка. Каждому горожанину по два рядка, и гони их до горизонта. Как кончишь - норма.
    Норму дать оказалось не так-то просто. Вокруг каждого ростка помидора нужно срубить сорную траву, разрыхлить землю и перейти к следующему ростку. Если саженцы растут густо - проредить их. Вроде бы и немного дела, а ударов по 10 тяпкой вокруг каждого кустика сделать надо. Кустиков этих несколько тысяч впереди - намашешься.
    Через час все мужчины разделись до трусов, даже майки поснимали - пусть загорает тело. Хуже было женщинам - не догадались взять купальники. Но солнце пекло немилосердно, и они не выдержали - бог с ним, со стыдом, липнет же всё к телу, и поснимали с себя кофточки, оставшись в юбках и бюстгалтерах разной расцветки.
    Две совхозницы, пожилые и злые, надзиравшие за "городскими", не стесняясь, заговорили:
    - От она, культура! Ниякого сорому.
    - Зато ж воны образованные!
    - Дивчата! А вы б ото и спидныци поскидалы, га!
    Валя Зоря, маленькая, аккуратная, с крепенькими стройными ногами, не удержалась, ответила:
    - Надо будет, снимем и юбки.
    - Ото ж и я кажу, знимайтэ.
    Больше бабам никто не отвечал - что с них возьмёшь - продолжали полоть. Вскоре нежная кожа у всех покраснела, как бы не сжечься. Накинули на плечи, кто что смог.
    Нестерпимо хотелось пить. Но до бочек с водой идти полкилометра, а уже подустали. Однако первыми дрогнули мужики - пошли всё-таки. И как только начали они пить, жажда стала мучить ещё сильнее. Губы у всех спеклись, обозначились угольные рты, пот застилал глаза, а до нормы ещё, как до Гималайских гор.
    То разговаривали, перебрасывались шуточками, а теперь умолкли - ни звука, лишь постукивают по сухой земле тяпки. Пыль скрипела на зубах, лезла в глаза, под потные лифы. Плохо стало городским.
    Часто присаживались, отдыхали. И тогда ломило спину и руки. У многих на ладонях появились волдыри. А до вечера далеко, как и до нормы.
    - Ну шчо, дивчата, притомились? - весело спрашивали надсмотрщицы. - Цэ вам нэ у городи!
    Не отвечали, не было сил. Да и что с ними толковать! Поглядывали в конец поля - много ли ещё?
    В первый день нормы никто не сделал, и с работы шли подавленные, невесёлые - ни шуток, ни песен.
    Песнями их встретила деревня, когда вошли. Из раскрытых окон многих домов доносились степные голоса подвыпивших баб, вернувшихся из города. Выгодно продали яйца, гусей, и теперь гуляли, благо самогонка своя, а закусить есть чем.
    В столовой городских опять встретила длинная очередь. Было душно, жужжали мухи, невкусно пахло из раздаточной. Там повара разливали пустой борщ, заправленный молоком, а на второе клали в тарелку сухие макароны и вонючие котлетки, чёрные от кислого пережаренного хлеба и похожие на собачьи экскременты. На третье - чай, молоко.
    Старались побольше взять хлеба и молока - всё-таки продукт, а не собачье дерьмо. Но последним молока не хватило, ели дерьмо. Что поделаешь, после такой работы - намахались, как черти! - и не такое съешь.
    Совхозное руководство тоже это знало - съедят, а потому на жалобы городских не реагировало. Санитарного врача здесь сроду не бывало, чистоты тоже, держали только жалобную книгу. Когда обнаружили, что она вся исписана, другую не завели, так оно и тянулось до сих пор.
    Со стороны двора шли и шли на кухню через боковушку родственники и знакомые поваров - с кастрюльками, корзинками, мисками. Туда щедро накладывали не котлеты, а гуляш, кому мяса, кому сметаны, и всё это выносилось на глазах у всех, но через чёрный ход, чем как бы молчаливо признавалось - растаскивали по-родственному.
    Злые, голодные, городские возвращались в барак.
    В мужском отсеке было весело - играла гармошка, на электроплитке стояло ведро, из которого шёл мясной аромат - таксисты варили себе картошку с мясом. На полу под окном стояла батарея поллитровок "московской". Сами шофёры в ожидании ужина играли в карты, сочно матерились и ржали, как жеребцы.
    "Этим чего, - подумал Кандидат, направляясь к кровати, - денег навалом, чего не пить!"
    Шофёры, как на подбор, были рослые, сильные, 30-летние. От них веяло весельем, грубостью и мощью. А от их ведра - тушёным мясом и разогретым лавровым листом.
    Вскоре у шофёров началась пьянка, а у инженеров - преферанс. Приглашали и Кандидата четвёртым, но он отказался и отправился смотреть кино в клубе совхоза.
    Однако клуб - это только название, а на самом деле - покосившийся барак с лавками. Плата за вход, правда, божеская - 20 копеек. Ратников купил билет и стал ждать, когда начнут впускать. Но пока не кончатся танцы, механик клуб не откроет, Ратников это знал и поплёлся к танцплощадке в 30-ти метрах от клуба.
    Танцплощадка - это бетонированный круг диаметром 10 метров. Над головой - репродуктор на столбе и звёзды. Из репродуктора с шипением и грохотом падал на головы танцующих твист. Потный, натвистившийся киномеханик бросил свою девчонку, мотнулся в радиорубку, и из репродуктора запели иностранцы. Танцующие радостно запрыгали в шейке.
    - Шейк-шейк, шейк! - орал хор хриплых голосов.
    Кто-то радостно объявил:
    - Новую бобину поставил, шейк!
    Подошли подвыпившие самогонки местные парни, стали приглашать городских девчонок, что-то у них там вышло, и под развесёлый фокстрот вспыхнула драка.
    - Наших бьют! - заорал парень с разбитым лицом.
    Стайкой вспугнутых рыбёшек шарахнулись с танцплощадки девчонки, пустились наутёк. На помощь к совхозным прибежали ещё пьяные, и драка загорелась костром. Когда всё кончилось, выяснилось, что совхозных здорово побили - все они были в порванных рубахах и в крови. Драться совхозные не умели, да и были пьяны. А пьяных бить дело простое, к тому же среди городских оказалось сразу три боксёра - парни из "Металлургавтоматики". И вообще городских было больше, со всех организаций съехались, а этих что - 10-15 дураков пьяных. Ну, им и дали.
    Парни всхлипывали, пьяно бранились, угрожая, что придёт их час, и уходили подальше. Что поделаешь: сила силу ломит. Грозились для собственного утешения - мужская гордость играла, но, тем не менее, удирали. Да на них и внимания уже не обращали, повалили в кино.
    Картина была дрянной, длинной, и Ратников нудился, сдавленный со всех сторон. Жалея, что потерял время, пошёл спать.
    Но где там спать! И шофёры не угомонились - только в силу входили, переходя с камыша, который, как известно, шумел, а деревья гнулись, на Ермака, объятого думой, и инженеры не кончили свою пульку - накурили так, что дышать было нечем и не видно никого, как при газовой атаке.
    Всё же Ратников лёг и попытался уснуть - утром опять махать тяпками, только уже весь день, полный. Но уснуть не давали.
    - Пётр Иваныч, ты, бляха, куда ту бутылку заныкал? Там же оставалось! - орал рыжий шоферюга, высокий и мускулистый. Он стоял без майки, в одних брюках.
    - Так ведь это, туды его, Михалёв допил потом! Видали такого: меня спрашивает! - шумел, как и камыш, неведомый Ратникову Пётр Иваныч.
    - Михалёв, так твою мать! - возопил рыжий. - Ты чё это делаешь?
    - Так я это... думал, что ты, Вась, не хочешь, - оправдывался Михалёв.
    - Семь первых, и ложись! - возликовал Бабенко, зачёркивая ёлку.
    - Как это думал! Моя ведь бутылка, не твоя!
    - Заткнитесь там оба. Из-за бутылки завелись...
    На минуту стихло, и вдруг визгливый голос:
    - Чего недозаказываешь! У тебя же было восемь нестрелянных на руках, а ты - шестерную!
    - Не вистуй!
    - Жопа! Не вистуй... С тобой только играть! Игруля.
    К играющим подошёл верзила-шофёр:
    - Хлопцы, во что играете, не пойму?
    "Что за жизнь!" - подумал Ратников, натягивая одеяло на голову.

    4

    В другой раз попал Ратников в совхоз в августе - шёл сбор помидоров. Только в этот раз ему не повезло - назначили старшим. Группа, правда, была небольшая, 15 человек всего, а всё равно неприятно: хлопотное это дело.
    Везли их в комфортабельном автобусе, рассчитанном на 20 человек. Возле Ратникова села Татьяна Куртикова и внимательно посмотрела ему в глаза. Он отчего-то смутился. И всю дорогу смущался, чувствуя на себе пристальное внимание девушки.
    Когда слезли с машины возле конторы, из-за штакетника раздалось знакомое:
    - Ды-ды-ды-ды-ды1
    Ратников повёл группу к бараку, и всё началось в том же порядке, как и всегда - получи постель, распишись, выход в поле после обеда, с вёдрами.
    После обеда и вышли. Палило солнце, сжигая всё живое на земле. И только помидорам это было на пользу.
    - Вёдра взялы? - подошла к их группе бригадир Мария, из местных.
    - Взяли, - ответил Ратников, - разве не видите? В руках держим! - Он приподнял пустое ведро, продырявленное гвоздями (чтобы не увезли в город!).
    - Та бачу, шо держите! Посмотрим, як будете работать.
    - Работать будем, как все.
    - Ото ж и плохо, шо як усе!
    Ратников промолчал.
    - Сколько вас?
    - 15.
    - Я бачу тилькы 13, - пересчитала Мария.
    - Две девушки идут сзади, не хватило вёдер.
    - Так. Значиться, 5 мужиков и 10 дивчат.
    - Да. Где будем собирать?
    - А вы не торопиться, встыгнэтэ ще!
    - Чего ждать-то?
    - А от колы прыйдуть уси, тоди... - Мария заметила пожилую женщину в драной кофте и белом платке. Закричала: - Тёть Параска, йдить но сюды!
    - Добрый дэнь! - подошла тётя Параска, сморщенная гнилозубая женщина лет 45-ти.
    Ей нестройно ответили: "Здравствуйте!" Дальше говорила только Мария:
    - От вам, титко, бригада, 15 человек. Будете у них записывать, кто скилькы зробыв. Старший ось, оцэй здоровый мужчина. Мужчина! - окликнула она Ратникова.
    - Что, женщина? - насмешливо откликнулся Ратников.
    - Ну, а то як же вас звать? - искренне удивилась Мария.
    - Если вам хочется по половому признаку, то можно ещё - самец! А я вас буду окликать самкой. Пойдёт?
    - Ох, ты якый!
    - Вот такой. Меня звать Сергей Владимирович. Фамилия моя - Ратников. Так устраивает?
    - Партейный? - спросила Мария, насторожившись.
    - Нет.
    - Оно и видно. - Мария снисходительно осмотрела его с головы до ног.
    Ратников рассмеялся:
    - Ну, что по половому признаку определила правильно - это понятно. А как же тут угадала?
    - Несурьёзный! - сурово отрезала Мария.
    - А вы от нас откажитесь. Скажите в райкоме, чтобы вам серьёзных прислали: они работают здорово.
    Вдруг взвизгнула молчавшая до этого тётя Параска.
    - Йисты помидоры любытэ. А як працюваты, так ни?
    Ратников обернулся:
    - Что, тётя Параска, поговорить захотелось?
    - А чим я гирше за инших?
    - Ну, давай. - Ратников едва сдерживался от какой-то бешеной злости, клокотавшей в нём. - Значит, говоришь, помидоры есть, так любим, да?
    - Эге ж, - раскрыла рот тётя Параска, внимательно глядя на Ратникова.
    - А работать, так не хотим, да?
    - Эге ж. - Рот тёти Параски от напряжённого внимания не закрывался. Там зияли чёрные гнилые зубы.
    - А вы что же, одолжение нам делаете? Помидоры свои нам в полцены продаёте?
    - А чого цэ за пивцины? Тю на нёго!
    - Значит, за полную цену? Ну, и какие же тогда у тебя к нам претензии? Ты продаёшь, мы покупаем, платим тебе свои деньги. Почему же мы должны помогать тебе, а потом ещё и платить тебе, чтобы ты нас потом упрекала?
    Тётка моргала, стоя с открытым ртом.
    - Кто тебе вбил в голову такие мысли и видеть в нас своих врагов? - допытывался Ратников.
    - Не туды ты, дядько, вэдэш! - вступилась Мария. - О том, шоб вы нам помогалы, е постановление райкома, от! И правительства.
    - И упрекать нас за нашу помощь тоже есть постановление? - завёлся Ратников.
    - Не, такого постановления нэ було, - твёрдо сказала Мария.
    - Правильно, и не могло быть. Вы нас тут должны встречать с радостью и спасибо говорить. А что делаете вы? - Ратников уставился на Марию.
    - А шо мы? Шо мы? - забеспокоилась Мария. - Тут е постарше за нас, наше дело маленькое.
    - Так вот, запомните, - продолжал Ратников, - вы тоже любите кое-что. Например, телевизоры, одежду. Кто это делает? Город. Вы за это платите. И никто вас не упрекает, так или нет? Почему же вы...
    Ратникова перебила Акулова, инженер-плановик:
    - Мы ведь можем и болгарские помидоры купить. И обойдётся дешевле государству. Ваши-то помидорчики - золотые! Мы свою работу бросили, шахтная автоматика бросила, архитекторы бросили, радиозавод людей послал. Вон сколько народу у вас собралось! Посчитайте, какая себестоимость у ваших помидор. Весной вам пололи, осенью собираем. А вы на базаре кур продаёте! Где ваши женщины? Где ваши мужчины? Никого нет на поле. Вот и помолчите!
    - Бач, яки, бач! - хлопнула себя по заднице Мария. - Городськи, хиба вас переговорыш!
    - Товарищи, что тут за митинг?! - раздался за спинами у всех властный голос. Все обернулись и увидели отутюженного, хорошо одетого мужчину лет 30-ти, в красивых туфлях, при галстуке. Он представился:
    - Костенко. Инструктор райкома.
    Окрылённая неожиданной поддержкой, Мария взмахнула руками:
    - От, товарищ инструктор, полюбуйтэсь: не хотять работать!
    - Как это не хотят? - спокойно, с сытым достоинством ответил Костенко.
    - А от так: и то им нэ так, и это...
    - Постойте-постойте... - остановил он её. - Есть постановление правительства. Все люди грамотные, не может такого быть, чтобы не хотели...
    - Да врёт она всё! - выкрикнула Акулова.
    - Подождите, товарищи, не все сразу! - поднял руку инструктор. - Кто старший? - Он достал шариковую ручку, блокнот.
    - Я, - шагнул Ратников.
    - Фамилия? Из какой организации? Сколько человек? - спрашивал инструктор, приготовившись записывать.
    Ратников объяснил.
    - Почему митингуете? - продолжал инструктор сурово спрашивать. А Ратников вдруг увидел, что это же пацан, пижон, довольный собой и своей ролью. У него пропало желание разговаривать, и он молчал, с любопытством рассматривая выражение глаз инструктора.
    - Ну, что же вы молчите, товарищ... э, - Костенко заглянул в блокнот, - Ратников?
    - А я испугался.
    - Чего испугались?
    - Вас. Ответственности...
    Костенко не понял насмешливого тона, воспринял всерьёз:
    - Правильно, товарищ Ратников, ответственность за уборку помидор сейчас, как никогда! В райком вызывали руководителей всех предприятий. Если кто-нибудь сорвёт... не пришлёт людей - сымут голову. Весь город будет работать!
    - Стирание граней в действии?
    - Что? Не понял вас. Ежедневно в райком присылаются из совхозов сводки: сколько тонн собрано, кто выполнил норму, кто нет.
    - А какая норма? - спросил Ратников.
    - Норма, товарищи, 30 вот таких ящиков, - инструктор кивнул на деревянный ящик, лежавший на земле. - В ящике - 7 килограммов. Ещё вопросы будут? Нет? Приступайте к работе...
    Подошли отставшие девушки, все 15 человек были на месте. Ратников спросил Марию:
    - Ну, бригадир, где начинать?
    - А ось туточки, на цьому поли и починайтэ. Норма - 30 ящиков.
    - Так это же 30, если с утра, - возмутился Ратников. - А мы только вышли. Значит, сегодня по 15.
    Мария промолчала, и они начали собирать помидоры в вёдра. Было жарко, зной не проходил, и вскоре все вспотели. Тогда стали раздеваться до плавок. Первыми оголились мужчины, за ними и женщины. Возмущения со стороны совхозных в этот раз не было. Значит, привыкли, подумал Ратников.
    Он вспомнил один разговор на металлургическом заводе. Там тоже кто-то ловко внушил рабочим, что только рабочий класс - это люди, остальные, интеллигенция, например, - второй сорт. Чуть что, на помощь выдвигается железобетонный аргумент: а ты хоть раз сталь варил, хлеб сеял? Не сеял, не варил, значит, не человек. И лишь однажды Ратников услыхал толковый уверенный отпор. Учитель истории, приведший их, учеников тогда, на экскурсию, задал рабочему встречный вопрос:
    - Скажите, сколько людей раньше обслуживало печь? Не знаете? Ну, так вот. В 1935-м году рабочих возле печи было втрое больше. А 100 гектаров пахотной земли в деревне обслуживало 25 сеятелей. А теперь эту работу выполняют 5 человек. Почему так стало, не задумывались?
    Рабочий молчал.
    - Поясню, - продолжил учитель. - Это было достигнуто благодаря тем, кого вы за людей не считаете из-за того, что они не сеяли, не варили, а занимались техническим прогрессом.
    Интересно, что вы скажете, когда ни возле печи, ни в поле не будет ни одного человека - всё будут делать автоматы, а люди - лишь будут управлять ими из кабинетов? Вы себя, рабочий класс, уважать перестанете, что ли?
    Давно это было, а вот вспомнилось. Ратников с обидой наклонился, срывая красные помидоры и кладя их в ведро. Когда только это кончится?..


    На следующий день Ратников вывел свою группу в поле с утра. Но не было тары - деревянных ящиков, в которых увозят помидоры в город.
    - Сидить ждить! - приказала звеньевая.
    - Как же мы норму дадим? - возмутился Ратников. - Время идёт, а мы - сидим. Давайте мы будем собирать помидоры в кучу. Привезут ящики, тогда и переложим.
    - Щас спытаю у Марии, - ответила звеньевая и направилась к бригадирше.
    - Вот порядочки! - ругался Анатолий Грущак, инженер из отдела НОТ. - Не могут подготовиться, как следует!
    Вернулась звеньевая.
    - Ни, Мария не дозволяе складать на зэмлю.
    - Так что, будем сидеть, сложа руки, и ждать?
    - Будэмо ждать.
    - И сколько?
    - Як прывезуть тару.
    Сидели и ждали. Всё выше поднималось солнце. Было уже 10 часов, а тару не везли.
    В 11 на помидорном поле появился выспавшийся, свежевыбритый инструктор Костенко. Он грозно вопросил:
    - Почему не работаете, товарищи?
    - Тару не подвезли до сих пор, - объяснил Ратников. - Ящики должны развозить с вечера, а их и утром нет.
    - Почему?
    Ратников развёл руками и показал на Марию: спрашивайтё-де у местных властей.
    - Почему нет тары? - осведомился инструктор у Марии.
    - Та это ж шоферня! Напьються вечером горилки, а утром их не поднимешь!
    Валя Зоря резко выкрикнула:
    - Не можете обеспечить фронт работ, нечего людей из города срывать! Посмотрите на поле, сколько народу без дела сидит!
    Никто ей не ответил, ни инструктор, ни Мария. Тут, наконец, подвезли ящики, и они приступили к работе. Ратников собирал помидоры и одновременно записывал каждый собранный группой ящик - вёл учёт вместе со звеньевой: не доверял. И как оказалось, правильно делал. Звеньевая несколько раз пыталась занизить количество ящиков, погруженных на машины, и он её на этом ловил. Та извинялась, а потом стала считать верно.
    В половине первого работу прекратили и пошли на обед. В столовой была уже очередь, и они, заняв в ней место, стояли и томились. Опять шли без очереди совхозные шофёры, плотники и прочий рабочий люд. Считалось, они работают. Остальные были второй сорт, на положении негров.
    - Как же так, как так? - возмущалась в очереди женщина с радиозавода. - Любой труд почётен. Чем мы-то хуже?
    - Охота вам!.. - вяло ответил кто-то из очереди и замолк.
    Наконец, очередь подошла, и группа Ратникова получила обед. Борщ был ещё ничего, в голодный год есть можно, ну а котлеты повергли в изумление даже бывалых геологов. Это был кислый чёрный хлеб, вымоченный в мясном соусе и зажаренный до черноты на сковороде. Есть их не стала бы и бродячая собака.
    - Вы для кого это готовите, для людей или для скота? - спросил Ратников повариху.
    - А вы що, хотилы за 15 копиёк, шоб вам лангет був?
    - Сволочи! Гады! - неслось из зала.
    - Товарищи, надо вызвать санитарного врача.
    - Да здесь нет даже санитарки, не то что врача.
    - Что же делать? Это же безобразие!
    - Обнаглели совсем!
    - А инструктора полчаса назад кормили гуляшом, я сама видела.
    - А где он сейчас? Нажрался и ушёл, а как других кормят, его не интересует?
    - Да он тут только для того, чтобы как надсмотрщик шкуры сдирать! А заботиться о людях не его дело.
    На середину зала вышел с ведром в руках Ратников. Громко сказал:
    - Товарищи! Складывайте все эти котлеты сюда, в ведро. Отвезём их в город, в редакцию газеты. Пусть посмотрят, чем нас кормят!
    - Пр-равильно-о! - подхватили все хором, и ведро на столе Ратникова начало наполняться чёрными вонючими "котлетами", похожими на собачий помёт.
    И тут появился бледный перепуганный инструктор, протолкался к ведру:
    - Товарищи, товарищи! В чём дело, что происходит?
    - А, явился! - заорали на него. - Чем кормят?! Это еда?
    Кто-то выхватил из ведра пару "котлет" и намазал ими стол, как кашей.
    - Понюхайте! Чем пахнет?
    - Сволочи!..
    Инструктора обступили со всех сторон.
    - Товарищи! Тише, товарищи! Сейчас разберёмся. Не надо никакой газеты, всё решим здесь, на месте. Прошу разойтись, товарищи... Да я им сейчас! - Костенко схватил со стола ведро с котлетами и ринулся с ним на кухню. Оттуда гремел его голос:
    - Вы что, совсем тут обнаглели? Как вы кормите людей? Хотите, чтобы с работы вас к чёртовой матери...
    Ратников зло сплюнул. Ведра у него не было, ничего уже не докажешь, а то, что выделывал инструктор, ему знакомо давно - это "работа" на публику. Завтра обед будет немного лучше, а потом всё пойдёт по-старому, не первый год замужем.
    Ратников понял: вызвали инструктора сами же повара - испугались, что их "продукцию" покажут в обкоме или в газете. Больше звать инструктора тут было некому, да и не знали люди, в каком номере гостиницы он живёт. А эти - знали, потому что кормили и поили его. Да и Костенко выдал себя сам. Был, видно, ещё неопытен в этих делах и уж слишком фальшиво "ругал" поваров.
    Вздохнув, Ратников поел, потом зашёл в гастроном, выпил кружку пива и отправился вздремнуть - до двух. Но и в 2 часа было по-прежнему жарко, идти в поле никому не хотелось, и Кандидат потихоньку собачился, собирая свою группу. Наконец, все собрались и пошли, разморённые солнцем и духотой.
    В поле их поджидала гнилозубая звеньевая. Чтобы скорее выполнить норму, принялись за работу, не отдыхая. От помидорной ботвы быстро позеленели руки, голые ноги потрескались, в трещины и царапины попадал липкий пот, ноги зудели.
    И ныла спина. От непрестанного нагибания, от ящиков, от усталости. И всё же норму к вечеру сделали. Ратников заставил звеньевую расписаться на его бумажке, что группа собрала 470 ящиков, и повёл всех купаться на канал.
    В двух километрах от поля был проложен бетонированный оросительный канал. Вода в нём текла стремительная, глубокая и чистая. Вот туда и ходили всегда мыться. Пришли и в этот раз.
    Раздевались судорожно, торопливо - всем хотелось поскорее в прохладу, смыть пот, облегчённо вздохнуть. И опять первыми успели мужики - плюхнулись в воду с размаху. Женщины, взвизгивая и вереща, полезли тоже.
    И стало сразу легче, веселее жить. Прохладная вода оживила мышцы, тело сделалось упругим. Забылись дневные неурядицы, изнурительный труд. На берег вылезали счастливыми, с улыбками и блестящими глазами. Кто-то прихватил полведра помидор, их тут же растащили, начали есть.
    Женщины сидели на траве похорошевшие, с влажными волосами. Отдыхали.
    Солнце было ещё высоко, но зной уже пропадал. Пахло нагретой пылью, сухими травами. Через час будет ужин, прохлада, отдых. Прошёл второй день работы, теперь останется только 4. А там 3, 2, и домой. Не так страшен чёрт, как его малюют. Человек всегда найдёт себе утешение.
    Ужинали они все вместе, объединённые какой-то невидимой нитью общности, дружбы. Это уже были не просто сослуживцы, а люди, связанные общей недельной судьбой. Мужчины купили вина, никто не торопился никуда, очереди в столовой не было, и они сидели за ужином долго, с ноющими руками и спиной, почти счастливые.


    На завтраке пухленькая курносая Шура Сахно, поддав вилкой кружок жареной колбасы, спросила Татьяну Куртикову:
    - В кино вчера не ходила?
    - Я же домой ездила, за купальником! - уставилась та на Сахно. - Ты же видела, что я только что приехала, чуть на завтрак не опоздала, а спрашиваешь. - Татьяна тряхнула кудрявой головой.
    - А-а, - протянула Сахно и вкусно откусила колбасу. - А мы по деревне ходили. Потом легли спать, а заснуть не получается: тело гудит от усталости, грязное от пыли и пота. Вдруг, часов, наверно, в 12 врываются к нам в общежитие пьяные парни.
    - Местные, что ли?
    - Ага. Ну, мы визжать, кто-то включил свет, а они не уходят. Полезли нас щупать, обнимать. Валька к нашим мужикам рванула, те прямо в трусах к нам. Такое началось, ты себе представить не можешь! Но наши-то все трезвые, справились с хулиганами быстро. Знаешь, какой сильный оказался наш Сергей Владимирович. - Шура скосила глаза на Ратникова, сидевшего за соседним столом. - Просто не ожидала, что наш Кандидатик такой.
    - А чего ж не ожидала, - скосила красивые зеленоватые глаза и Татьяна, - мужик он, что надо, вон какая мускулатура!
    - Дай доскажу. Это ещё не всё, - заторопилась Сахно. - Только выгнали они их, закрылись мы на крючок, я уже засыпать стала - опять крик. Выскакиваем в коридор. И что же ты думаешь? Кричит та высохшая бабка, которая каждый вечер на скамейке у входа семечки лузгает. Оказывается, к ней в комнату залез пьяный парень. Их же, маёвский. Бабка проснулась от звона крышки - с кастрюли на пол покатилась. Врубила свет, а этот - борщ её лопает. Прямо из кастрюли. Ложки-то не нашёл, так рукой приспособился. Бабка перепугалась, и ну орать. В общем, весёлая ночка была.
    - Пошли, - поднялась Татьяна, - вон, - кивнула она на окно, - Кандидат уже всех собирает.
    Действительно, Кандидат пересчитывал свою группу, недосчитался, махнул рукой и дал команду садиться в кузов грузовика. В этот раз им повезло - не пешком на работу, поедут, как люди.
    Сахно и Куртикова едва успели - грузовик уже трогался. Им протянули руки, втащили в кузов. Сахно сбила себе колено о борт и теперь морщилась. Остальные на радостях запели что-то из туристского репертуара, но бросили - дорога была ухабистой, сильно подкидывало и трясло.
    Вдоль дороги тянулись посадки деревьев, там щебетали пичуги. Светило огромное, ещё не жаркое солнце, в травах сверкала роса, и все почувствовали, что ведь это идёт жизнь, и что она прекрасна. Даже дышалось широко и свободно.
    Хорошее настроение их не покинуло и тогда, когда вылезли из машины и увидели, что опять нет ящиков. Сели на меже и стали есть сочные, нахолодавшие за ночь помидоры. Мужчины закурили и, щурясь от солнца, затравили неторопливые анекдоты. Куда им спешить? Если уж совхознички с ящиками не торопятся, то им тем более незачем.
    Солнце поднималось всё выше и припекало всё сильнее. Поснимали брюки, рубашки - опять вся группа в купальниках и плавках. Курорт!
    Кандидат засмотрелся на Куртикову в купальнике - ну и сложена же! Как кошка жмурится на солнце, и кудри до плеч. Интересно, какой у неё муж? Красавец, наверно, здоровяк.
    - Ящики привезли! Ящики! - дошли до сознания Ратникова крики. Он очнулся и увидел машину с ящиками. Посмотрел на часы - впустую пропало целых полтора часа.
    И тут, как из-под земли, вырос на поле чистенький, наглаженный инструктор - "Кузнечик", прозвали его.
    - Здравствуйте, товарищи!
    - Здрасьте...
    - Как работается, как дела?
    - Дела всё те же, - ответил за всех Ратников, - опять тару вовремя не подвезли. Вот... только сгружаем.
    - Ничего, товарищи, ничего, отрегулируем и это. Как завтрак?
    - Хороший! - откликнулись женщины хором.
    - Ну вот, видите? - Инструктор улыбнулся широко, приветливо, и все увидели, что у него приятное, почти красивое лицо.
    К инструктору спешила Мария с блокнотом в руках.
    - Здрастуйтэ! - начала она с хода. - Учора знов норму нихто нэ зробыв, надо прыймать меры, товарыш Костенко!
    Костенко театрально поднял брови, уставился на Ратникова. Тот ответил:
    - Не знаю, кто там не выполнил. Наша группа выполнила. - Он наклонился к своим брюкам, лежавшим в траве, достал бумажку, показал: - У меня всё записано: мы сделали. Тут и подпись нашей звеньевой. - Ратников поискал глазами. - Так, Прасковья Антоновна?
    - Та було, було, - ощерила в улыбке гнилые зубы тётя Параска. Звук "л" у неё был какой-то плавающий, как в слове "лён". Она кивала.
    - Та що вы мени отут гово`рытэ? - набросилась на Кандидата Мария. - Норму воны зробылы! Норма - 35 ящиков.
    - Как 35? - откликнулся на слова Марии целый хор изумлённых голосов.
    - А от так! - победоносно оглядела их Мария, уперев руки в бока. - Учора на совещании у директора выришылы. Помидоры ж растуть!
    - Ясно, ясно, - закивал инструктор. Обернулся к группе Ратникова. - Все слыхали, товарищи? Норма - 35 ящиков.
    К инструктору шагнул Ратников.
    - Хорошо, попробуем собрать 35, - мрачно сказал он. - Но... при одном условии.
    - Каком? - живо поинтересовался инструктор.
    - Сегодня вы будете работать тоже и покажете личным примером, что выполнить такую норму за день возможно. Я буду работать рядом с вами. Если вы выдержите...
    - Но при чём тут... - попытался Костенко перебить Кандидата.
    - При том, - не сдавался Ратников, - что у меня есть вон какие хлипкие девочки, посмотрите, какие тонкие у них руки. А вы - мужчина, слава богу! Так что...
    - Я сюда прислан, товарищ... э, Ратников, не для этого! - резко перешёл инструктор в наступление, и лицо его сделалось злым, некрасивым. Особенно неприятными были глаза - белые, ненавидящие. И люди поняли: партия работать не привыкла.
    - А для чего? - насмешливо спросил его Ратников. Был он рядом с инструктором мощным, огромным. И добрым. Он улыбался. Потому что чувствовал свою правоту, и сплочённость сотрудников в этот момент. А его противник не видел поддержки, он был уверен совсем в других вещах - своём превосходстве и безнаказанности. Но тут, среди этих людей, превосходства не было, и он вынужден был выкручиваться. А так как он привык к чужому повиновению всегда, то и растерялся от неожиданного нападения на него. Это привело его в бешенство, но пролить свой гнев он не мог: всё-таки они не рабы, свободные граждане.
    - Вас тут много, - пробормотал он, не глядя Ратникову в лицо. - Вон сколько групп.
    - Ну и что? Для чего вы им всем?
    - Как для чего? Для... для...
    - Руководства? - подсказал Ратников, усмехаясь.
    - Вот именно! - обрадовался Костенко, не замечая издёвки.
    - А как вы его понимаете, руководство? Чем руководить-то?
    - Ну, это... - растерялся инструктор, отвечая Ратникову, как неуспевающий школьник у доски. - Кто сколько собрал... кто выполнил, кто нет...
    - У нас для этого есть учётчики, - отрезал Ратников, - вечером вы получите от них сводки. А сейчас-то что будешь делать? Подгонять? Так и на это есть старшие в группах, опять ты не нужен. И вообще, ты за свою жизнь хоть одно ведро собрал сам?
    - Ну, знаете ли! - опомнился вдруг молодой чиновник. - Не забывайтесь, пожалуйста.
    - Это ты, сукин сын, не забывайся. Будешь показывать норму своим примером или нет? А нет, так убирайся отсюда, чтобы духу твоего здесь не было, пижон разодетый!
    - Ну ладно, мы с вами ещё встретимся! - многозначительно пообещал инструктор и пошёл прочь с поля.
    А Ратников жадно закурил, отошёл от своих в сторонку и долго бессмысленно смотрел в красивую маревую степь. Грудь ему пекло, палило.
    Запалило ему грудь огнём в этот день ещё раз, вечером. Норму они не выполнили и шли вечером с канала усталые, обалдевшие от работы. Даже прохладная вода не помогла.
    - А инструктор-то, - громко сказала Куртикова, - так и не появился за целый день.
    - А что ему? - откликнулся Володя Грачёв. - Переписал всех - кто от какой организации и сколько, и спит целый день в прохладе. Ночью - видел я его - ходит с одной девкой из "Металлургавтоматики".
    - А как же она? - удивилась Сахно. - Ей-то ведь на работу.
    - Не знаю. Может, не ходит и она. Учёт-то при социализме - в чьих руках?
    В группе засмеялись, но не радостно, зло. Хихикнули и замолкли.
    Возле свинофермы Ратников отстал - кеды вытряхнуть. Что-то в них насыпалось, тёрло ноги. Он и присел у канавы. Тут рос высокий бурьян, жужжали шмели. Рядом виднелись стога прошлогодней соломы - подстилка для свиней.
    Снял кеды, вытряхнул, а надевать не хотелось - хорошо ногам на ветерке, приятно. Гудела спина, ныла поясница, плечи. Опять они почти 500 ящиков собрали.
    Ратников лёг на спину и смотрел на бледное выгоревшее от солнца небо. Там плыли кучки редких облаков. Тишина, покой. Потянуло в дрёму.
    Очнулся от резкого звука. Поднял голову. Возле свинофермы стояла чёрная "Волга" с райкомовским номером и сигналила. Из свинофермы показался Костенко, прокричал:
    - Сейчас, сейчас, Федя! Надо же подобрать получше!
    Шофёр съёжился за баранкой, пробурчал что-то, Ратников не расслышал. Из свинарника вышли два совхозника, держа в руках мешок с визжавшими поросятами. По голосам и трепыханию в мешке Ратников понял, что поросят двое, очень маленьких. Значит, сегодня где-то устраивают банкет, поросят подадут свежезажаренными, с перьями лука во рту.
    "ОБХССа на вас нет!" - со вздохом подумал Ратников, надевая кеды. Несмотря на расслабленность, он хотел есть, а потому заторопился в столовую, хотя и знал, что поросятины ему там не предложат.
    В столовой никого из своих уже не было, сидела только Татьяна, чем-то опечаленная. Он взял ужин и подсел к ней. Некоторое время ели молча.
    - Говорят, завтра наши приедут - 100 человек, массовый выезд на один день.
    - Да? - вяло отреагировал Ратников. - А ты чего такая?
    - Какая?
    Глаза их встретились - её грустные, внимательные, его - усталые, серые. Он отчего-то смутился, тёмный загар на щеках пробило чуть заметным румянцем.
    - Ну... - замялся он, - невесёлая, что ли.
    - А я вас ждала, - неожиданно сказала она. - Чего вы отстали?
    - Да так... кеды снимал. Вздремнул маленько.
    - Устали? - В её голосе прозвучала такая сердечная забота, что у него сильно забилось сердце.
    - Да нет, просто разморило. Нет, не устал, - повторил он, на что-то решившись. - Я даже на танцы сегодня хочу пойти. А ты?
    - Не знаю...
    - А чего, пойдём! - настаивал он, не глядя на неё. - А то скучно одному. - Он стал пить молоко.
    - Ладно, - тихо ответила она, тоже не глядя на него и не поднимая головы.


    Утром опять не было тары, и они снова сидели на меже и ничего не делали - в кучу собирать помидоры по-прежнему запрещалось. Да они и сами видели эти кучи - красное месиво, которое текло на землю, так и не дождавшись, чтобы его погрузили в ящики. Зрелище было тяжёлое - как подлость, которая у всех на виду.
    Не было на этот раз и Марии с инструктором из райкома - никого не было. Самым крупным начальством на поле были тётя Параска да Ратников.
    Ратников курил и, поглядывая на Татьяну, думал о вчерашних танцах. Но она не смотрела в его сторону, будто и не было вчерашнего этого вечера.
    А ведь был.
    Когда стемнело, Татьяна пришла - он сразу почувствовал это, хотя и не видел её. Оглянулся - стоит. Чуть в сторонке, грызёт былинку. Динамик на столбе захрипел, и на зацементированный круг на земле опустилось грустное танго.
    Ратников подошёл к ней и молча протянул руку. Она согласно кивнула ему и пошла, будто была его девушкой, и он имел на неё право. Она доверчиво прильнула к нему, склонила у его плеча голову.
    Так бывает. Он ощутил - ей хорошо у него на плече, покойно. И это чувство блаженного покоя передалось ему. Он танцевал и удивлялся себе: ну почему ему так хорошо, почему так давно у него этого не было? Что, разлюбил Раю?
    Задал себе вопрос и обалдел, не зная, что ответить. А может, это жизнь просто такая, замордованная, он и не замечал ничего. А тут музыка, эти глаза...
    - Что? - не понял он.
    - Музыка, говорю, кончилась.
    И опять эти глаза - хоть и темно, а светятся, как звёзды.
    Он провёл её за круг и закурил возле неё.
    - Что с тобой, Серёжа? - спросила она.
    - Не знаю. Задумался... как-то нехорошо стало...
    - А раньше разве не задумывался?
    - Над чем?
    - Да над этим же. - Она усмехнулась в темноте. - Над чем все...
    - А ты?
    - Задумывалась.
    - Ну и как?
    - Тоже нехорошо. - Она жалобно улыбнулась.
    - Ну вот! - облегчённо сказал он.
    Она уловила этот его вздох. Не отводя глаз, долго смотрела на него, а потом печально сказала:
    - Я пойду, Серёжа, ладно?
    - Зачем? - удивился он, пугаясь. - Танцы же!..
    - Не хочется что-то.
    Она пошла, а он не решился ни остановить её, ни пойти с нею. И было больно душе его, больно до крика. А чего ему хочется, не знал и сам. И ночь эта, со сверчками, запахами скошенной травы, зреющих хлебов, звёздами над головой, тёплая и зовущая, сводила его с ума. Хотелось куда-то лететь, что-то порвать, бросить всё и идти по лунной хлебной степи.
    Не бросил, не порвал. Тихо ушёл с танцев и всё курил, курил. А потом лёг спать, и что-то ему снилось тяжёлое, с перерывами, всю ночь. Проснулся разбитый, почему-то несчастный.
    Приехал автобус - привёз трестовских, и Ратников отвлёкся. Вместе с инженерами из автобуса вышли кадровик и парторг. И тут появилась из-за посадок Мария. Кадровик направился к ней.
    - Ну, как вы тут, девочки? - увидели трестовские женщины подруг на меже.
    - Ничего, работаем.
    - Какая норма?
    - 35 ящиков.
    - Ого! Ну и как, выполняете?
    - Нет. Никто не выполняет, это невозможно.
    Мария записывала себе в блокнот, какая организация приехала, сколько человек, и заявила, окончив писать:
    - Норма, товарищи, 42 ящика на человека, от. Пока не сделаете, нихто никуды не поедет! Такая установка райкома, от.
    - Знаем, - ответил кадровик и пошёл строить трестовских. Он и впрямь всё знал. Вчера вызывали в райком всех руководителей предприятий, парторгов и кадровиков и "давали по мозгам". Оказывается, посланные с предприятий люди норм в совхозе не выполняли, а занимались, чёрт знает чем. Совхозное руководство жаловалось: работают плохо, выполняют нормы только на 20-30%. Если, товарищи руководители, вы не исправите положение, кое-кому придётся расстаться с партийными билетами!
    Такова была альтернатива.
    Построив приехавших, кадровик объявил:
    - Сейчас, товарищи, подвезут ящики, и начнём. Норма - 42 ящика. Кто выполнит - свободен! Кто не выполнит, будем ждать до вечера - никто отсюда не уедет. Понятно?
    - А почему 42? - немедленно задали вопрос. - Мы тут наших девочек спрашивали, говорят, норма - 35, но и ту выполнить невозможно.
    - Никаких 35-ти! - уверенно отрезал кадровик. - Я вам официально заявляю, норма - 42!
    Кадровик не удосужился выяснить, что по 2 ящика Мария прибавила от себя. Вчера на совещании постановили 40 (а выполнят тогда по 35, это же ясно!) - чтобы с гарантией. Но вот у неё вырвалось 42, и всё. Кто её будет здесь проверять?
    Кадровик и не проверял.
    И не сомневался ни в чём: надо, значит, надо. Надо будет по 50, сделают и по 50, ему самому не собирать. Он распределил людей по группам, назначил старших, и люди принялись собирать помидоры - подвезли ящики.
    Через час работы все начали бегать пить - вода в бочке была вкусная, холодная. Но жажды она не утоляла, после неё лишь сильнее потели.
    Кадровик и парторг пиджаки и рубахи с себя поснимали, на головы надели шляпы из газет и принимали в посадке воздушные ванны.
    Автобусы из города всё подъезжали, народу на помидорах всё прибывало. У каждого предприятия свой план теперь и на помидоры: у кого 300 тонн, у кого 500. Выполнишь его - голова у начальства цела, не выполнишь - пеняй на себя.
    Но пенять привыкли на инженеров. Вот их и везли на поле - план выполнять. Ратников попробовал их сосчитать, но на 415-м сбился. Проще было сосчитать кадровиков и парторгов в посадке - прибывало и там. И у всех один принцип, одна укоренившаяся привычка: не работать лично, для этого есть "негры". Дело начальства - руководить.
    Перед обедом кадровик подошёл к Ратникову:
    - Ну как вы тут, справляетесь? - осведомился он.
    - Да помаленьку, - ответил тот.
    - На сколько процентов?
    - На 80. Каждый день, можно проверить.
    - Да ну?! - обрадовался кадровик. - Тогда мы живём. Вчера в райкоме многим выговоры раздавали. На 15% выполняют, понял!
    - Что-то я такого тут не наблюдал. Как черти работают все, - усомнился Ратников.
    - Точно тебе говорю, сам присутствовал, - сказал начальник отдела кадров.
    - Не знаю. Мы - по 35 ящиков каждый день. Вот... у меня тут всё записано, веду учёт, - достал Кандидат бумажку. - Послезавтра домой, суббота: машину не забудьте прислать!
    - Машина будет, будет машина! - заверил кадровик. - Не забудь справку в конторе взять! Только справкой и можно отбиться: вот-де, смотрите, выполняем на 80%. - Кадровик заговорщицки подмигнул: - За 80-то нас не побьют! Да и люди мы городские. А вот за 15 - голову оторвут! Так что справочку не забудь.
    - Не забуду, - угрюмо пообещал Ратников.
    - Лады. Ну, ступай к бригаде. А я тут за своими погляжу, как идут дела? Что-то неважно пока, скоро уж 12, а и по 15 ящиков многие не собрали.
    - Жара, - сказал Ратников. - А работа нелёгкая.
    Он пошёл, чтобы не наговорить лишнего. За ним следила Татьяна Куртикова. И по тому, как он нагнул голову и тяжело шёл, она поняла - опять Кандидат может сорваться. Она вздохнула.

    5

    В пятницу Ратников не сорвался, сорвался в субботу. День отработали, надо было уже готовиться к отъезду. А справку в конторе совхоза ему не давали. Вернее, давали, но не такую, как надо. Группа собрала помидоров 16 тонн 240 килограммов, а по конторским толстым книгам выходило только 2 тонны 900 килограммов - 18%. За такие проценты, как говорил кадровик, у начальства будут отрывать голову. А коли так, то начальство не пожалеет и его кандидатской головы, дело ясное.
    Но Ратникову не столько уже была дорога голова, сколько возмущал такой явный и наглый грабёж. Он пожелал сам взглянуть на толстые конторские книги.
    - Пожалуйста, - пожала плечами красивая, городского типа, девушка в синих конторских налокотниках и протянула ему то, что при социализме зовётся учётом и считается главным.
    Ратников ахнул. В первый день они собрали всего 450 килограммов, во второй - 870. Не лучше было и в последующих числах. И так работали все городские организации. У одних был выставлен процент выполнения - 10, у других - 15, 18. Выше 18-ти ни у кого не было.
    - Хорошо, - зловеще сказал Ратников, - покажите, пожалуйста, книгу учёта работы совхозных рабочих.
    - Зачем вам? - удивилась девица.
    - Надо, - отрезал Кандидат. - Хочу посмотреть, на сколько процентов выполняют работу ваши люди.
    Девица попыталась что-то возразить, но взглянула на Кандидата и осеклась.
    - Пожалуйста... смотрите, - протянула она ему другую толстую книгу. - Нам-то что, мы пишем то, что нам приносят. Нам всё равно...
    Кандидат не слушал - листал страницы. Нашёл записи по последним числам, и брови его поползли на лоб. Процент выполнения всюду был сказочный - 312, 460 и т.д. От гнева у него пресеклось дыхание и стало жарко. Всё было ясно. Совхозные учётчики грабили труд горожан и приписывали его своим людям, а в райком докладывали, что горожане плохо работают, и там без конца "виновных" накачивали и прорабатывали. Озверевшее начальство, вернувшись из райкома, набрасывалось на своих подчинённых, и немилость эта катилась до последних инстанций, туда, где росли чубы холопов. Ну, а когда паны дерутся, всем известно, что чубы у холопов трещат. Короче, подлость была неслыханная, и Кандидат грохнул по столу кулаком:
    - Воры! Мерзавцы!
    И показал бумажки с росписями тёти Параски, где были проставлены совсем другие цифры.
    - Ничего не знаем, - побледнела девица. - Сведения давала Мария, узнавайте у неё...
    - Где она? - вдруг успокоился Кандидат, и голос его стал зловещим и ровным.
    - В поле, наверно.
    Он выскочил из конторы и помчался в поле, искать Марию. Сзади ехал совхозный грузовик, подбросил.
    Нашлась и Мария посреди помидорного поля: воевала с горожанами, набравшими помидор в сетки и сумки. Она, как Матросов амбразуру, грудью закрывала дорогу в город:
    - Нэ пустю! Нэ дам! - кричала она.
    Со всех сторон неслось:
    - У вас же они гниют в кучах!
    - Да отдайте ей. Пусть подавится...
    - Видали, какая стерва.
    - Они и со своими так, - объяснял пожилой мужчина в белой майке. - В прошлом году я сам видел: бригадир задержал старика со старухой. Они везли на раме велосипеда семечки, которые насобирали на обработанном комбайном поле. Так он, вот как эта, орал на них и отобрал всё. А старики бедствуют, я потом спрашивал у них, живут одиноко, сын погиб на войне.
    - Верно, - подхватила слушавшая женщина в лыжных красных штанах. - Я тоже знаю один случай. Везли старики на базар картошку. Вышел директор, увидел их в грузовике, остановил машину. И ну обвинять: картошка не ваша, совхозная, сваливай. Те в слёзы, а шофёр уже мешки сбрасывает на дорогу. Подошли какие-то подхалимы. Директор им: "На анализ!" Через 2 часа выяснилось: собственная картошка. Мешки, правда, вернули старикам.
    - Не-е, у этих жалости нет! - протянул мужчина в майке. - Овчарки! Разве они жизнь знают или сочувствие имеют? Не-е!
    К Марии, когда поутихло, подошёл Ратников:
    - Почему вы подали в контору неверные сведения?
    - То как это неверные? На кого? - выпучила Мария глаза.
    Ратников объяснил. Спросил:
    - Что вы на это скажете? Вот подписи вашей тёти Параски!
    - А мне её подписи до одного места! - вспыхнула Мария, наливаясь неожиданной злобой. - Пойнял?! Сколько наробылы, столько я и подала, усё!
    - Так, - тихо проговорил Кандидат, - значит, ты, как фашистка, ни совести, ни законов не признаёшь? На белое можешь сказать чёрное и наоборот?
    - А иды ты от меня к такой матери! - запустила она в него матюгом и отвернулась.
    Кандидат притянул её к себе за плечи:
    - Послушай, если бы ты была мужиком, я бы тебе сейчас по морде врезал. Но ты, хотя и подлая, всё-таки женщина, и потому я бить тебя не стану. Но на этих делах тебя поймаю, запомни! Будете вы здесь иметь дело с ОБХСС!
    Он повернулся и пошёл от неё.
    - Тю на нього! Скаженный...


    В женское общежитие вбежала Татьяна с мучнистым лицом:
    - Девочки! Там в конторе Кандидата хотят арестовать, за милицией послали.
    - Да что случилось-то? - Женщины поднялись с кроватей. Вещи у всех были уже собраны, ждали машину.
    - Со справкой там что-то. Кандидат разошёлся, ихнего парторга выбросил за грудки в окно. Кулаком столы там крушит, такой переполох, крик... Надо наших мужиков позвать, пусть выручают - пропадёт Кандидат! - Татьяна неожиданно заплакала.
    - Тебе-то какое дело? Ну и чёрт с ним, пусть не хулиганит, - прикрикнула на Татьяну Антонина Птушко, толстая и властная плановичка.
    - Да ну тебя, Тоня! - возмутились женщины. - Ты тоже... Чем тебе Кандидат не угодил? Таких мужиков побольше бы, может, уже давно коммунизм построили.
    Пока судили, рядили, сходили за мужчинами, в конторе всё улеглось. Бледный Ратников стоял рядом с милиционером, но тот, чувствовалось, на свободу его уже не посягал, стояли другие конторские, тоже бледные, и все тяжело дышали. В руках у Кандидата была справка, в которой было указано, что группа выполнила норму на 80%. Но в тоннах и килограммах контора совхоза ничего не проставила, боясь последствий и встречи с ОБХСС, которая может книги проверить, и цифры тогда не сойдутся.
    Завидев своих, Кандидат закурил и пошёл к ним навстречу. Спросил:
    - Машина пришла?
    - Нет ещё. Ждём... Дали справку?
    - Дали.
    - Ну вот, а Таня тут... Вон, зарёванная сидит.


    Автобуса за ними так и не прислали, возвращались они на попутных машинах. Одна из них взяла к себе в широкую кабину Кандидата с Татьяной - в кузове стояли ящики с помидорами.
    - Ну, ты чего там? - ласково спросил Кандидат по дороге.
    - Да так... - отвернулась от него Татьяна и покраснела. - Думала, тебя арестовать хотят.
    - За что? - удивился он. И рассмеялся, привлекая её к себе. Она уткнулась лицом ему в грудь и опять тихо расплакалась.
    Впереди мелькала серая лента шоссе. Шофёр курил и накручивал баранку. С боков мелькали посадки, поля. Ох, и большая же земля у людей!

    6

    Представитель ОБХСС заявился в Маёвку только в конце октября, когда закончилась уборочная. В горячую пору совхозу не до ревизий, а теперь - можно. Накатал таки Кандидат, куда следует, не забыл.
    Не забыли про заявление и в милиции, послали вот.
    Капитан Якименко прибыл на видавшем виды "газике" и первым делом представился директору совхоза. Дело у него официальное, порядок любит, и он показал бумаги.
    Ну, а потом бумаги уже показывали ему - много бумаг. И засиделся капитан допоздна. А когда совхознички уснули мёртвым сном, главбух, сидевший с капитаном, вкрадчивым голосом проговорил:
    - Да что тут проверять? Только время терять.
    - То есть? - поднял голову капитан от бумаг.
    - Если б эти деньги за помидоры кто-то присвоил, а то ведь куда они пошли? - Бух стал загибать пальцы: - На строительство домов для тех, кто приехал из России здесь жить. Тут у нас и курские есть, и барнаульские. Раздетые, голодные приехали. Надо их как-то устраивать? Надо. А статьи такой у меня нет, по которой денежки проводить можно. Вот мы и выписываем на этих курских деньги, заработанные горожанами. Но на руки никому не выдаём, а пускаем на строительство, они только расписываются.
    - А как же быть с горожанами? - спросил капитан.
    - А что им-то? Зарплата у них, когда они работают у нас, сохраняется. Значит, тоже не в убытке.
    - Однако ж вот жалуются.
    - Ну и пусть. Ответьте ему - факты не подтвердились. Никто же не взял себе ничего, сами же видите - всё на совхоз пошло. А что такое совхоз? Советское хозяйство. - Бухгалтер достал из тумбочки бутылку армянского коньяку, потянулся. - Устал я что-то. Может, дёрнем по рюмашечке для бодрости-то. А потом опять продолжим?
    - А это уже взятка, - спокойно сказал капитан. - Вы хоть понимаете, что делаете?
    - Понимаю, - тоже спокойно ответил бух. - Не хочешь, не пей. А я выпью, потому что с ног уже валюсь тут с тобой. Ты же вот не заплатишь мне за сверхурочную работу? Нет. Что же мне на тебя жалобу теперь? Эх, жизнь... - Он налил себе в рюмку, зажмурившись, выпил и стал заедать жареной кроличьей ножкой. Из кастрюльки в тумбочке пошёл такой дух жареного мяса и картошки, что капитан не выдержал и сдался:
    - Ладно, наливай. Действительно, это бесполезное дело. По документам - хищений нет, есть только сомнительное перевыполнение плана совхозными рабочими, прямо сказочное перевыполнение, тут вы явно не додумали что-то, Владислав Семёныч. Ну, да раз денежки пошли на совхоз - не страшно. А вообще-то вы того... другой раз глядите!.. - погрозил капитан пальцем.
    Выбирался от буха он на рассвете, еле волоча ноги. Умел бух угощать. И в "газик" подбросить умел - лежал там уже бочоночек мёду, пуда два сала и ещё кое-что, разглядывать капитану неудобно, потом, в городе, посмотрит.
    Шофёр завёл сразу, фары вспыхнули, и бух исчез из виду. Даже не попрощались второпях, бывает же. А вообще, приятный старикан.

    7

    В ноябре, когда ударили холода, управляющего трестом "Горстрой" вызвали на заседание горсовета. Шёл он туда, как на казнь, предчувствовал: будут его терзать за срыв сроков строительства. И не ошибся. Не успел придумать, что говорить в своё оправдание, как задали ему вопрос прямо в лоб:
    - Ефим Матвеич, скажи нам прямо и откровенно, что тебе мешает выполнить план? Почему срываешь сроки, чего тебе не хватает, скажи?
    Спрашивал председатель горсовета. Управляющий знал, с этим шутки плохи, поставит вопрос на пленум обкома. А оттуда живым не уйти... Знал и другое, председателя не обманешь нехваткой техники или материалов. Что техники достаточно, председателю известно, а на материалы сошлёшься - нажмёт на нужных людей и тогда материалами завалят. Ну, а потом что? Давай, скажут, дома`! А домов в эксплуатацию к сроку он не сдаст, это он тоже знал, значит, нужно придумывать какую-то другую отговорку.
    Он и ляпнул:
    - Понимаете, товарищи, дома` смонтированы, стоят дома`. Но не хватает у нас кадров, отделочников не хватает. Вот и задерживаем сдачу объектов. Некому штукатурить стены, обои наклеивать, полы красить. Мелочь, скажете, а без этого дом не сдашь, жильцов не вселишь.
    Управляющий понимал, отделочников ему не подбросят, строителей, действительно, не хватает во всех трестах, и уж тем более отделочников, на отделке много не заработаешь - не идут к ним люди. Не предполагал он только одного, настырности председателя, и на этом погорел.
    - А сколько не хватает? - уточнил мэр города вроде бы для порядка. И управляющий, не заметив ловушки, "клюнул":
    - Да человек 200, Пётр Кондратьевич, - уверенно сказал он.
    - 200?! - изумлённо произнёс мэр. - Ничего себе! Где же тебе столько достать? Ишь, чего захотел. Да ведь и всё равно не сдал бы в срок, для отговорки ведь сказал, а?
    - Почему для отговорки? - полез управляющий в показную обиду. - Сдал бы!
    - В срок?
    - В срок!
    Мэр понял, управляющий его крючок заглотил, надо тащить рыбку, пока не поздно. Он и подсек.
    - Ну что ж, Ефим Матвеич, выполняй: дам я тебе 200 человек! Дам.
    - Что-о?! - вскочил управляющий. И все рассмеялись. - Откуда?!
    - Это уж не твоё дело, - бодро продолжил председатель, - какая тебе разница? Только уж потом попробуй мне...
    - Как какая? Мне строители нужны, а не студенты!
    - Нет, студентов срывать с занятий не будем. Дам я тебе таких строителей, что ахнешь! - усмехнулся председатель. Он уже всё придумал: вызовет директоров всех проектных строительных организаций города, прикажет, чтобы выделили ему по два десятка инженеров на месяц, и те поработают малярами, штукатурами. Всё равно ведь без дела по отделам шатаются. Пусть поочерёдно побывают на вольном воздухе со строителями. По недельке. Лучше после этого проектировать будут. А городу - дома` будут в срок. Так-то. А попробуют ему возразить, он и на них удавку найдёт. Да они и возражать не станут, не было ещё такого, чтобы из-за инженеров с ним портили отношения.


    Председатель горсовета оказался прав: ссориться с ним из-за инженеров не стали. Так 200 инженеров оказались в подсобных рабочих у девчонок-маляров и штукатуров. А управляющий трестом "Горстрой" с горя напился, как последний сапожник. Признаться в том, что инженеры ему не нужны, он уже не мог, как и не мог сдать дома` в срок. Что ему оставалось делать? Он уповал лишь на время и провидение, авось как-нибудь всё образуется.
    А инженеры тем временем работали на отделке домов. В одной из бригад работал на собачьем холоде и Кандидат с товарищем по отделу.
    - А ну, дядьки, - скомандовала им рослая, заляпанная раствором бригадирша, - покурили, и хватит: начало работы уже. Вот ты... - она ткнула пальцем в Ратникова, - как тебя звать?
    - Звать меня будешь Сергеем Владимировичем. Фамилия моя - Ратников, инженер-проектировщик. А тебя как звать?
    - Ольга Петренко, - неуверенно протянула бригадирша. - А чего ж это вы, если инженер...
    - Чего? - Ратников усмехнулся. - Да вот, в нашем городе кое-кому китайские методы по душе. Инженера можно летом на прополку, на помидоры, зимой - в штукатуры. Рациональное распределение людских ресурсов, так сказать.
    - Я этого, дядько, не понимаю. Вы мне прямо скажите: работать будете?
    - Буду, Оленька, я работы не боюсь.
    - Ото й добрэ! А вы, дядько? - обернулась Ольга к Потапову. Тот пожал плечами.
    - Его звать Дмитрием Ивановичем, - ответил за него Ратников. - Он тоже...
    - Хорошо, - улыбнулась девушка, - берите кружку, баллон со сжатым воздухом и будете опрыскивать.
    - Ясно! - засмеялся Потапов. - Ну, что, Сергей Владимирович, пошли?
    Они поднялись на второй этаж, развели в баке раствор пожиже для опрыскивания стен, добавили туда опилок, и приступили. Ратников держал в руке 3-литровую кружку с раствором и пульверизатором, а Потапов подсоединил шланг и включил воздух. В кру`жке забулькало, и раствор под давлением полетел из пульверизатора на стены.
    Нужно было опрыскать каждый сантиметр стены, работа продвигалась медленно, но продвигались. Через час, меняя друг друга, они заканчивали этаж и были похожи на чертей из преисподней. Респираторов не было, работали так, дыша туманом из раствора. Комбинезоны их покрылись беловатым раствором.
    Переместились на третий этаж. Здесь работал компрессор, стало полегче. Но было холодно, сыро.
    - Стоило ли учиться 15 лет? - сказал Потапов на перекуре.
    Ратников не ответил, и так ясно, только сердце тревожить. Потапов это понял и не стал продолжать. Курили молча, но каждый думал об одном и том же. Не о том, что нет справедливости, разумного отношения к людям и их труду, а о том, что сегодняшний день можно уже не считать - прошёл, и стало быть, осталось только 5 дней этой пытки. А потом будет всё по-старому. Они встанут за свои комбайны и снова будут чертить, делать то, что умеют делать хорошо. Правда, в срок они теперь свою работу не сдадут и премию не получат.
    На обеденный перерыв они спустились на первый этаж, где были вставлены стёкла. Комнаты обогревались газовыми горелками, было тепло. Здесь они с Потаповым развернули свои тормозки и начали есть то, что положили им жёны.
    Бригада девчонок тоже приступила к обеду. Большинство из них были 18-летние, окончили профтехшколу и теперь отрабатывали 2 года. Куда денешься?
    - Галя, давай стаканы! - скомандовала их рослая бригадирша. И красивая смуглая девчонка, совсем ещё ребёнок, достала из тумбочки стаканы и поставила их на сколоченный из досок стол. Ольга вытащила из тумбочки бутылку водки и разлила её в 3 стакана.
    Девушки молча, привычно выпили и начали есть - жареную рыбу, колбасу: у кого что было. Точно так же поступили и остальные - разливали водку в освободившиеся стаканы, обедали.
    Ратников и Потапов насчёт водки не догадались и пили из термосов горячий чай. На них не обращали внимания. Девушки разрумянились, сняли с себя ватники, закурили "Приму" и пустились в разговоры.
    - Валька! - громко позвала белолицая некрасивая девушка, имени которой Ратников не знал. - Как там у тебя вчера с Николаем?
    - Да ну его! - огрызнулась Валька. - Напился, идиот, и лёг спать. А дела и нема...
    Девчонки рассмеялись.
    - Чего же это он? - допытывалась белолицая.
    - А я знаю? Перебрал, наверно. Он уже третий день не просыхает.
    - Ой, девчата! А я вчера Нюркиного Виктора застукала с Горбенчихой.
    - Где?!
    - Та на работе ж. В обед, вот как сёдни. Я на четвёртом рукавицы забыла. Уведут, думаю. Поднялась, а они уже жарятся, от гады!
    - Та холодно ж.
    - Не, они в кухне пристроились, там уже стёкла вставлены.
    - Так он же с Анькой Горбенко встречается.
    - Ну и шо? Говорю ж тебе: заходю, а они... и не слышат ничего. Должно, уже выпили.
    Девчата опять смеялись - беззлобно и не пугливо. Подумаешь, новость! Не такое видели.
    А Ратникову слышать это было тяжело. Казалось, сон всё, дурной сон. Но нет, всё было правдой, жестокой, как сама жизнь, которая перемалывает всех. И он не знал, что тут делать, чем беде помочь. Стыдить? Глупо, этим ничего не добьёшься. Надо как-то жизнь менять. Но как тут её изменишь, когда прогнило всё и летит в тар-тарары. И никому ничего не нужно. И никто никому не нужен.
    Джунгли! Волки!

    8

    В мглистое, хмурое воскресенье Ратников вышел из трамвая и направился в центральный универмаг - надо было пальто себе присмотреть. И не просто пальто, модное или дорогое, а такое, чтобы и тёплое оно было, и приличный вид имело, и было бы подешевле. Старое его пальто истёрлось совсем за 6 лет и не грело. Он в нём не ходил, а бегал вприпрыжку, будто за ним гонялись кредиторы. Грелся так: проскочит быстренько 3 квартала, и на работе. А нормальным шагом замёрз бы, посинел.
    Собственно, неважным был у него и костюм, не только пальто. Обшлага пиджака вытерлись, истрепались. А брюки блестели на ягодицах до неприличия. Но пока на очереди стояло пальто, а не костюм, он и смотреть не собирался. Простудился Кандидат на штукатурных работах, кашлял, и в старом пальто ходить было просто рискованно - сляжет ещё.
    "Хорошо, что не попал в ту историю! - вспомнил Ратников. - Хотя из-за неё весь трест лишили премий до конца года, - тут же подумал он с сожалением. - Получил бы премию, смог бы купить и пальто, и костюм. Не повезло. Чего такая непруха постоянно?" Он прибавил шагу.
    "А ребятам ещё хуже - под суд пошли, и ещё неизвестно, чем всё кончится!" - не оставляли Ратникова горькие мысли.
    Дело в том, что недавно, когда выпал обильный снег с дождём, завалилась крыша в строящемся цехе металлургического завода. Правда, виновата была не только погода, но и дурак прораб - приказал, олух, выгрузить пористые рулоны покрытия прямо на кровлю. Они пропитались влагой и получилось дополнительно тонн 800 веса. Да снег толщиной в полметра. Вот и обрушилась новая кровля, и стена в цеху завалилась. Понаехало сразу комиссий, началось "дело". Выяснилось, что виноваты проектировщики. Проектировали этот новый цех ребята из отдела ППР-1. Людей у них не хватало - кто на помидорах, кто в командировке, кто где. Ну, и гнали потом, чтобы сдать к сроку. Допустили ошибку в расчётах балок на прочность, проверить всё было некогда, вот оно и вылезло им боком. Начальство в стороне, виноваты инженеры.
    "Утешает, что цех ещё не достроили, обошлось без жертв, - подумал Ратников. - А если бы кровля рухнула, когда сдали цех в эксплуатацию?.."
    Вбежав в универмаг, он первым делом отогрелся, почувствовав тепло, и когда щёки его приобрели нормальный, незадубелый вид, поднялся по широким лестницам на третий этаж - там отдел мужской одежды.
    - Что вам хотелось бы приобрести? - подошла к нему вежливая тоненькая продавщица в чёрном сатиновом халате.
    - Да вот... пальто бы. - И Ратников пустился в подробности своего плана.
    - Размер? - спросила девушка.
    - 54-й, рост 3.
    - Пройдите вон туда, видите? Там есть румынские, серые...
    - Нет, серое - это очень светло. Мне бы хотелось немецкое, если есть, в крупную клетку.
    - Там есть, кажется, и немецкие, посмотрите, пожалуйста.
    Он пошёл и стал тщательно осматривать все пальто, пока ещё на себя не подбирая, а только мысленно прикидывая и надеясь, что вдруг цена окажется подходящей, хотя и видел, что пальто висели дорогие, не по его деньгам.
    Пришлось перейти к другому ряду, тут висели подешевле и поплоше. Настроение у Ратникова пропало, и он скучно примеривал одно за другим. Но ничто его не устраивало: вид хорош - пальто тонкое и холодное, а тёплое вдруг - так вида нет никакого, материал грубый. И Ратников зачем-то вернулся к дорогому ряду и начал примеривать пальто там, понимая, что из этих он не купит. Зачем он это делал, он и сам не представлял. Но уж больно хорошо он в этих пальто смотрелся - статный, рослый, сидело всё на нём, как влитое.
    - Дядько! - раздался за его спиной женский резкий голос. - Довго ты отут будешь копаться? Я ж бачу - не по карману, а лизэшь, мешаешь ото людям!
    Ратников обернулся. Перед ним стояла Мария из Маёвки с тучным краснорожим мужиком. Муж, догадался он.
    Муж Марии смотрел на Ратникова нагло, как хозяин на приказчика. И хотя ещё ждал, не толкался, но мог уже и отпихнуть.
    - Трохым, цэ отой самый, помнишь, я казала! - громко зашептала Мария, и Ратников понял, что в Маёвке он теперь личность известная.
    Смутившись, отошёл к другим пальто, что были подешевле, и начал выбирать вновь. Цены были подходящими, но ни одно не понравилось. Он потолкался по универмагу ещё - посмотрел новые чешские киноаппараты, вспомнил дорогу через перевал Донгуз-Орун: вот бы тогда аппарат! Какие ели, водопады встречались им на пути в Сванетию. Но аппарата не было, красивые виды снимали немцы из ФРГ, а он лишь облизывался. Аппараты расстроили Ратникова окончательно, и вообще в магазине было много нужных и красивых вещей, не было только денег, и он вышел из широких дверей на улицу. Но и тут поджидала его неприятность: вновь столкнулся с Марией и её мужем. Те держали в руках по вороху - дорогие пальто, костюм, вязаные кофточки, ещё что-то, и направились к маленькому красному "Запорожцу", стоявшему на обочине дороги. Из "Запорожца" навстречу им выскочил тучный мужчина, пробасил:
    - Ну, щё я казав! Карбованцив на 300 накупувалы?
    - Та ни, ку`мэ, на вси 450! - самодовольно уточнила Мария. - Трохымэ! - позвала она мужа. - Давай зайидемо до гастронома, визьмэмо коньяку. Обмыть же ж трэба!
    Ратников отвернулся, поднял свой воротничок на рыбьем меху и, подгоняемый злым резким ветром, заторопился домой, где у него тоже было что выпить. Правда, не коньяк, и не по тому случаю - ничего ведь не купил, обмывать нечего, а выпьет он просто так, от скопившейся горечи. Может, легче станет?

    Конец
    25 февраля 1972 г.
    г. Днепропетровск

  • Оставить комментарий
  • © Copyright Сотников Борис Иванович (sotnikov.prozaik@gmail.com)
  • Обновлено: 06/05/2017. 90k. Статистика.
  • Повесть: Проза
  •  Ваша оценка:

    Связаться с программистом сайта.