Строганов Александр Евгеньевич
Купание Ягнатьева

Lib.ru/Современная: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Помощь]
  • Комментарии: 2, последний от 11/10/2022.
  • © Copyright Строганов Александр Евгеньевич (jazz200261@mail.ru)
  • Размещен: 27/10/2015, изменен: 27/10/2015. 923k. Статистика.
  • Статья: Проза
  • Проза
  • Скачать FB2
    •  Ваша оценка:

    КУПАНИЕ ЯГНАТЬЕВА

    Роман-коллаж

    Особенно меня интересуют действия,

    не имеющие никакого особенного смысла

    Джим Моррисон

    ВСТУПЛЕНИЕ

      
       Ассистент кафедры нормальной физиологии боковского медицинского университета Алексей Ильич Ягнатьев сделался стеклодувом двадцать восьмого февраля 2006 года в половине девятого вечера после полудня.
      
       Так выглядит первая строчка романа о новом демиурге, написанного в четвертом, разумеется, лице.
       Все время с нами что-то происходит. Происходит, случается. Даже если нам этого вовсе и не нужно.
       Отдаю себе отчет в том, что явление "четвертого лица" может вызвать недоумение у читателя, хоть сколько-нибудь знакомого с грамматикой русского языка. Стало быть, требуются пояснения.
       На мой взгляд, использование в романе о новом демиурге первого, второго, и даже третьего лица в известной степени нелогично.
       Демиург - явление не массовое, а потому требует особого положения.
       Мне могут возразить, - А разве всякий из нас явление массовое? Попробуйте найти человека, который сказал бы о себе, что он - явление массовое? И разве любой, даже самый подержанный и никчемный с точки зрения парадной, или с точки зрения падающего с шестого этажа или, тем более, упавшего с шестого этажа, или, по мнению человека, только что принявшего на грудь триста пятьдесят граммов, самый потерянный человек, в сущности, не является демиургом?
       В том-то весь и фокус, что нет, нет и еще раз нет. Просто потому, что никому не пришло в голову обозначить его этим словом.
       Вот так, живет человек, долго живет, слышит тысячи, десятки, сотни тысяч эпитетов в свой адрес, если собрать все эти сравнения воедино, и самого человека то представить себе будет решительно невозможно, а "демиурга" в свой адрес так и не услышит никогда. И это - как правило.
       Может быть, мой аргумент не слишком убедителен, но, согласитесь, цена аргумента ничтожна, уж если автор положил себе поразмыслить над женщиной, Востоком с его терракотовой армией, последним куражом дирижабля над воловьими пространствами линяющей державы и прочим волшебством.
       Кроме того. Сама идея "Купания" не является следствием воображения автора. Она привнесена извне. Кем именно - не могу сказать. Как и когда это произошло - загадка.
       Что, "загадка" слух режет? Верно. Заметьте, "загадка" - уже вторая глупость, рожденная автором. Само это слово. Первой глупостью является собственно первая строчка романа. То, что выделено курсивом, пропади он пропадом.
      
       Терпеть не могу это слово, "курсив". Есть в нем нечто предательское. Оно пахнет крушением. Даже не революцией, скорее унижением без особенной нужды.
       Случаются такие кислые истории, где унижение делается талантом, сродни художественному свисту или воровству, талантом, во что бы то ни стало требующим воплощения. В русской литературе несть числа таким историям.
       Господи, да возьмите Достоевского! Он наперед знал, чем все это кончится, включая рождение мертвого ребенка и заглоточный абсцесс товарища Сталина.
       Первая строчка романа и есть тот самый мертворожденный ребенок, ибо, ибо, ибо... Ибо, уж если автору хочется сюжета, следует забыть о шпилях, веревках, запахах керосиновой лавки и капельке серебра в лиловом следе уходящего в грязь марта. Стоит ли любой, даже самый осмысленный, самый головокружительный сюжет роскоши приклеенного к носу клочка газеты?
       Однако же, покуда влачим мы свое земное существование, что-нибудь да происходит с нами. Даже если нам этого вовсе и не нужно. И говорим о том же. И думаем. А, между тем, сколько раз на дню встречаем мы глаза жирафа? Помните Пиросмани? Встречаем, но не видим. Не имеем ни нужды, ни таланта.
       Бабочки являются на свет Божий старушенциями. Бабочки и черепахи. Вот почему бабочки и черепахи в доме - дурная примета. Кто бы, что ни говорил.
      
       "Преступление и наказание" - довольно энергичная вещица. "Приглашение на казнь" - совсем другое дело. Вот почему Достоевский и Набоков - два разных писателя. Достоевский - Великий оракул курсива, кто бы, что ни говорил.
      
       Итак, идея романа привнесена извне. Идеи извне привносятся следующим образом. Предположим, приторный восточный день. Вы едете в рыхлом автобусе. И ваша рука непреднамеренно сталкивается с чьей-нибудь чужой рукой. Там наверху. На перекладине, которая всегда остается вне поля зрения (в поле зрения бесконечный бордюр и не самые выразительные фрагменты пешеходов). Вы непременно отдергиваете руку, во всяком случае, вы полны стремлением сделать это. Но даже если это вам удалось, абсолютная свобода вам уже не грозит.
       Все. Заказ получен.
      
       Или.
       Вы отодвигаете легкомысленную шторку в кабинке для переодевания и сталкиваетесь с озвученной визгом парочкой влюбленных. Если даже вы и бежите стремглав, выбрасывая на ходу белый флаг несостоявшейся сорочки, треугольник замкнут. Ловушка захлопнута. Вы навсегда остались с ними в кабинке. Навсегда.
       Все. Заказ получен.
       Понимаете, что я имею в виду?
      
       Итак.
       Что же произошло с появлением некоего заказчика?
       Автор из первого автоматически сделался вторым лицом. А Ягнатьев, предмет моего интереса, мой демиург - соответственно четвертым. Третьи лица - все остальные. Или все остальное. Как вам больше понравится. Вот и все. Теорема доказана. Несложная арифметика. Пифагор отправляется на сеновал. Ложка сломлена водой в стакане навсегда. Навсегда.
      
       Из первой фразы вы догадались, что, наряду с исследованием проблемы нового демиурга, в писании своем я попытался рассмотреть феномен стекла. Следуя присущей мне с малых лет логике любопытствующего человека, к стеклу присовокупил я тему зеркал и прочих отражающих поверхностей, что, на мой взгляд, делу не мешает, мало того, чрезвычайно актуально в условиях стремительно меняющегося мироздания. А, коль скоро, в дело пошли зеркала и прочие отражающие поверхности - лиц, согласитесь, могло бы оказаться и восемь и шестнадцать, и тридцать два, и так до бесконечности.
       Откуда берутся все эти числа? А ведь это самые, что ни на есть точные числа. Но откуда они являются? Числа сродни саранче или муравьям. Вы еще не раз убедитесь в моем пристрастии к всевозможной живности.
      
       Чем-то из этих лиц явилось бы вышеупомянутое время, чем-то мы сами, храни нас Господь, чем-то те, кого уж с нами нет, чем-то паузы, когда вышеупомянутое время замирает, и на поверхности образуются волдыри, наполненные всякой всячиной: давно забытыми предметами, письменами, пожелтевшими фотографиями, вышедшими из употребления деньгами и прочее и прочее.
       Одним словом, как заметил Энди Уорхолл, когда ты разговариваешь с кем-то, ты уже разговариваешь с кем-то еще.
      
       Равно как и ваш покорный слуга, Энди Уорхолл ненавидел сюжет. Он отлично понимал, что если голову Мао Цзедуна он дополнит телом, усадит все это на диван, присовокупит, предположим, Линь Бяо, выдаст им по чашке чая и пр. и пр., вы, рассматривая это полотно (а вам волен-с, неволен-с, придется рассматривать это полотно, ибо перед вами сам Энди Уорхолл), уже через три-четыре минуты станете глупее на семь-восемь граммов. Как минимум. О какой революции, в таком случае может идти речь?
       Таков Энди Уорхолл.
      
       Вообще многие работы этого художника могли бы стать отменными иллюстрациями к предлагаемому роману. Точнее так: Энди Уорхолл проиллюстрировал этот роман задолго до его написания. Роман можно было бы озаглавить так: "Энди Уорхолл или купание Ягнатьева". "Купание Ягнатьева или Энди Уорхолл". Лишь то, что Энди Уорхолл уже не в состоянии доступными большинству из нас средствами выразить свое отношение к данному писанию удержало меня от двойного названия.
       По большому счету мне нет дела до Энди Уорхолла, но...
      
       Обратите внимание, когда вы произносите словосочетание Энди Уорхолл, на вашем лице возникает гримаса удивления. Теперь не часто можно встретить удивленное лицо. Можно подумать, что все зеркала окончательно перебиты, а деревья вырублены. Что же с нами происходит, храни нас Господь?
       И при чем здесь Энди Уорхолл?
      
       Демиург (греч., "ремесленник"; "мастер", "созидатель", букв. "творящий для народа"), мифологический персонаж, созидающий элементы мироздания, космические и культурные объекты, людей, как правило, путём изготовления; его деятельность подобна деятельности настоящего ремесленника. В мифологии Д. часто являются такие персонажи, как гончар, кузнец, ткач. Однако функции Д. шире непосредственно ремесленных. Так, бог-кузнец Гефест делает щит, представляющий собой модель мировой жизни, Ильмаринен выковывает солнце и луну, чудесное сампо (ср. дагомейск. Гу и других афр. кузнецов), египетский бог Хнум создаёт мир и людей на гончарном круге, индийский Вишвакарман, ваятель, плотник, кузнец, является божественным творцом мира. Во многих мифологиях Д. сливается с более абстрактным образом небесного бога-творца, отличающегося космическими масштабами деятельности, творящего не только отдельные объекты, элементы мироздания, как Д., но космос в целом и не только путём изготовления, но и более "идеальными" способами, посредством магических превращений, простым словесным называнием предметов и т. п., как египетский Птах, создающий мир "языком и сердцем", или Яхве (ср. афр. богов-громовников (Мулунгу, Моримо, Мyкypy, вызывающих людей, и др.). Так, Хнум, создающий весь мир, уже очень близок богу-творцу, но остаётся Д. по способу творения (ср. Вишвакарман). Д. часто выступает как помощник верховного божества.*
      
       Ну, что? В путь?
      

    ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

    Глава первая

    ВРЕМЯ - ГЛАВНЫЙ ВРАГ ЧЕЛОВЕЧЕСТВА

    Я не люблю рассказывать журналистам свою биографию,

    потому что каждый раз рассказываю ее по-разному

    и забываю предыдущий вариант

    Энди Уорхолл

       Ассистент кафедры нормальной физиологии боковского медицинского университета Алексей Ильич Ягнатьев сделался стеклодувом двадцать восьмого февраля 2006 года в половине девятого вечера после полудня.
      
       Вот, собственно - главное событие романа. Этим все и закончится. Так что, если вам интересен сюжет, можно закрыть книгу и не терять драгоценного времени. Не терять своего драгоценного времени. Хотя. Хотя все могло сложиться иначе. Как знать?
       Все могло случиться иначе. Могло ли все сложиться иначе?
       Нет. Впрочем, как знать? Как знать?
      

    ЛЮБИТЕЛЯМ ЗАГЛЯНУТЬ НА ПОСЛЕДНЮЮ СТРАНИЦУ

       Ассистент кафедры нормальной физиологии боковского медицинского университета Алексей Ильич Ягнатьев сделался стеклодувом двадцать восьмого февраля 2006 года в половине девятого вечера после полудня.
       Все.
      
       Человек не рождается демиургом. Он становится таковым, под воздействием тех или иных обстоятельств. Читай тех или иных отражений, ибо все, буквально все, с чем приходится нам сталкиваться - всего лишь отражения чего-то большего. А что именно представляет собой это "большее" нам не дано осознать в полной мере.
       Думаю, эта мысль имеет право на существование, равно как и всякая другая, даже если это кому-нибудь не нравится. Даже если это кому-нибудь не нравится.
       Да.
      
       Чтобы там не говорили, жизнь довольно крепко обнимает человека и держит его в своих объятиях до самой смерти. Страх, азарт, лень, малодушие - вот щупальца жизни, способные победить отчаяние, болезнь, уныние, гнев. Щупальца эти не дают нам попасть под машину, упиться до смерти, протянуть близорукому аптекарю деньги для покупки яда.
       Случается всякое. Безусловно. Случается, попадают под машину, упиваются до смерти, травятся. Но это уже из разряда событий. Об этом говорят. Иногда шепотом. Не то, чтобы сплошь, да рядом. Скорее, исключения из правил.
      
       Хотя, были времена... Но. Времена оставим журналистам и историкам. Это их хлеб. И это их хлев. Дурной каламбур. Простите, не смог удержаться.
      
       Повседневность.
       Повседневность - нечто среднее, бестелесное, то, что отдаленно напоминает дряхлеющее тело, но не имеет отражения, а потому не беспокоит нас никогда. Никогда. Никогда. Не смог удержаться.
      

    ВСЕЛЕНСКАЯ ЛЮБОВЬ

      
       Никогда не забуду восторженных глаз этой девочки, преподавательницы музыкального училища, что по причине безответной любви пыталась повеситься на кухне, пока мать вышла прогуляться с кривоногим псом по имени Боба, понурым альбиносом с гомосексуальными наклонностями.
       Веревка оборвалась, и вот - волшебное возвращение к жизни. С момента самоубийства до нашей встречи прошло что-то около полутора лет. Счастливая улыбка намертво приклеилась к ее хорошенькому, еще недавно осмысленному личику. Теперь ее радовали самые простые вещи, и каждый день наполнился сыгравшей с ней злую шутку любовью. Любовью ко всем и каждому в отдельности. Ко всем и каждому в отдельности.
       Хотите знать, что такое вселенская любовь? Вот это и есть вселенская любовь.
      
       Все могло сложиться иначе.
      

    АЛЕКСЕЙ ИЛЬИЧ И БРОДЯГА

      
       Все могло сложиться иначе.
       Предположим, Алексей Ильич не пошел сразу же домой, а задержался во дворе. Увидел сырого, источающего ароматы трав седобородого бродягу на бревнышке, присел рядом, угостил его сигаретой, закурил сам. Помолчали. Бродяга (по причине каждодневного страдания среди бродяг множество нежных отзывчивых людей) спрашивает, - Что-то случилось? Или, - Что случилось? - Мы заблудились. Мне кажется, мы заблудились. Я заблудился. Шел, как будто, в одном направлении, а оказался... черт его знает, где оказался. Ничего не понимаю. Вы не знаете, где мы? Я потерял компас. - Вы ходите с компасом? - Иногда. А вы не знаете где мы? - На бревнышке, - и, немного помолчав, - все хорошо.
       Вот - золотое слово заблудшему.
       Вот - голова на материнских коленях.
       Вот - пробуждение от кошмарного сна, - Все хорошо. Теперь все будет хорошо. - Откуда вы знаете?- Я уже давно здесь сижу.
       Дальше смех или слезы, все равно.
       Разрешение.
      
       И все. Все. Никакого демиурга и никакого романа. А уж если и роман, так не о Ягнатьеве вовсе, а о бродяге том седобородом, влажно пахнущим травами.
       Или о девочке. Можно было бы развить линию девочки, и создать нечто жизнеутверждающее. То, в чем мы все так нуждаемся теперь. Нуждались и прежде, но теперь - в особенности. Можно было бы развить линию девочки, но это не мое.
       А можно было бы поведать читателю полную костров и морских звезд историю путешествий бродяги.
       И в том и в другом случае пришлось бы использовать факты биографии. Наблюдать, оборачиваться, отслеживать, сопоставлять, анализировать, что, в конечном счете, обязательно приведет к тем же самым эпизодам, что я собственно изложил в нескольких предложениях. Так что это не мое.
       Можно было бы сформулировать совсем коротко: девочка в петле, бродяга на бревнышке. Или: бродяга на бревнышке, девочка в петле. Круг замкнется и в том, и в другом случае. Круг имеет обыкновение замыкаться.
       Да.
      
       Ничего общего с пессимизмом. Ближе к поэзии. Никакого пессимизма. Настоящая поэзия всегда несет в себе код грусти. Аксиома.
       Аксиома для всякого пишущего (читающего) человека: стоит прикоснуться к фактографии, круг замыкается. Всегда.
       Можно проверить на любом произведении, изуродованном сюжетом.
       На любом, буквально, произведении: живопись, графика, кино, роман и прочее и прочее.
       "Изуродованном" - субъективно. Очень и очень субъективно. И, наверное, несправедливо. Кого-то может интересовать как раз сюжет. И в этом нет ничего предосудительного. Ничего предосудительного.
       Фраза моя содержит в себе резкость и неприязнь. Плохо. Знаю, очень плохо, но не смог удержаться. Простите великодушно. Кто-то без сюжета и жить не может.
       Как не крути, дворцы бракосочетания и морги всегда заполнены людьми. Не мог удержаться.
      
       Нужно, нужно быть сдержаннее. В словах, мыслях, обращениях, советах и прочее и прочее. Вокруг люди. И вокруг, и в себе. Люди, люди. Много людей. Но и моя точка зрения имеет право на существование, равно как и всякая другая, даже если это кому-нибудь не нравится.
      
       Много людей.
       По моим наблюдениям людей очень много. Много больше, чем мы думаем. И все поголовно нуждаются в любви. Следовательно, любовь в нас заложена. Когда нам кажется, что мы никого не любим (в жизни каждого из нас случаются такие эпизоды), мы заблуждаемся. В противном случае, за всю историю своего существования, человечество так и не сумело бы почувствовать Бога.
      
       Вот, говорят: Бог - любовь.
       Употребление слова "любовь", а уж, тем более, многократное употребление слова "любовь", не есть признак ее отсутствия, как утверждают многие. Скорее - это признак высочайшего смущения, когда рассудок отсутствует, и речевой аппарат совершенно самостоятельно конструирует слова, словосочетания и предложения. Подбирает то, что лежит на поверхности, то, над чем задумываться и не нужно вовсе. Не нужно. Вообще, подчас складывается впечатление, что органы людей живут самостоятельной жизнью. Человек - сам по себе, а органы - сами по себе.
       Да.
      
       Однако пора вернуться к Алексею Ильичу Ягнатьеву. А не вернуться ли нам к Алексею Ильичу Ягнатьеву? Вернуться. Обязательно вернуться.
       Да не забыть о Гоголе. Николае Васильевиче. Гоголь не был первым авангардистом, как утверждают многие, просто раньше других, первым пришел он на исповедь. Факт.
       Факт. Факты. Факты биографии. На мой взгляд, факты биографии персонажа не имеют существенного значения. События в жизни людей родственны их внешности. А люди, в сущности, похожи друг на друга: руки, ноги, уши, нос... Редко встретишь кого-нибудь с хвостом. Бывает, за всю жизнь не встретишь. То же самое и факты биографии. Рождение, влюбленность. Развод, брак, дети. Успехи, падения. Убийства. Самоубийства. Убийства. Брак, развод. Какой скукотищей тянет от всей этой белиберды! Все - железнодорожные будни с одутловатыми чемоданами, заспанными путешественниками и терпким запахом кражи. Картина жизни - большой и тяжелый как наваристый куриный бульон вокзал со стертыми лицами и вычурными позами. Можно бесконечно долго бродить по его анфиладам, часами стоять, прислонившись к скользкой мраморной стене, выходить на хрустящий перрон и возвращаться, закрывать глаза и открывать глаза, засыпать и пробуждаться - картина останется прежней. Сломанные в коленях ноги, выросшие из одежды тела, черные капли на зеркалах и пузырьки, пузырьки, пузырьки, слоняющиеся в пустоте, как им заблагорассудится.
       Вне нашей воли. Именно, что вне нашей воли. Картина жизни. Такова картина жизни, если рассматривать жизнь как череду событий.
       Да.
      
       Вакуум.
       Да.
      

    ВОЛЫНКА

       Мой вакуум не содержит физики или иронии. Мой вакуум - волынка. Волынка, и больше ничего. Да, остановимся на волынке.
      
       Дания.
       К сожалению, я не знаю, входит ли волынка или нечто подобное волынке в число национальных инструментов Дании. А надо бы узнать. Зачем? Об этом позже. Чуть позже.
      
       Не смотря на чудаковатость, вакуум чрезвычайно заразителен. Вакуум способен порабощать. На мой взгляд, лучшее спасение - сосредоточиться на любом объекте. Пусть самом незначительном. На осе, предположим, если в поле нашего зрения присутствует оса.
      

    ЭНДИ УОРХОЛЛ

       Мы с Энди (Уорхоллом) на стадионе. Кроме нас - ни души. Только Энди и я в самом центре поля.
       У Энди в руках волынка, - Вам не кажется, что волынка не инструмент, а зверь? Даже не зверь, а зверушка. Даже не зверушка, а некое домашнее животное. Как вы относитесь к домашним животным? Я надеюсь, вы ничего не имеете против свиней, например. Или крыс.
       - Свиньи и крысы - это разное... - Все зависит от того, какими признаками вы пользуетесь. Не уходите от ответа. - Я как-то не задумывался об этом. - Почему? - Как-то не задумывался об этом. - Что вы третесь около меня? Ступайте на трибуны. Я хочу побыть один.
       Ухожу на трибуны.
       Занимается благословенный моросящий дождик.
       Энди откладывает волынку, раздевается. Снимает с себя все. Вновь берет волынку, - Давно хотел сделать это.
       Шум дождя мешает слышать его, - Что? Энди кричит, - Вы не знаете, как на ней играть? Кричу в ответ, - Представления не имею.
       Некоторое время он стоит в нерешительности, затем, точно испугавшись дождя, пригнув голову, убегает в сторону раздевалки. Несколько секунд - и его уже нет.
       Убегает.
       Я знаю, он не вернется.
       Никогда.
       В этом весь Энди Уорхолл.
      

    ОСА

      
       Оса - чрезвычайно любопытный объект наблюдения. Во-первых, потому что она живая, во-вторых, сквозь живородящее марево вокзала розовая как поросенок, в-третьих - сама по себе. Если не выпрашивать у нее укуса, и не пытаться ее убить, она не имеет к нам решительно никакого отношения.
       Никакого.
       Она из другого мира. Мира деталей и фрагментов. Более разнообразного и живого мира, нежели тот, что мы, как правило, выбираем. Нежели тот, что нам предложен, а мы, в силу природной лености, не перечим. И тем довольствуемся. Тем довольствуемся. Нам кажется, нет более бессмысленного существа, нежели оса. Уверен, оса думает о нас приблизительно то же самое.
      

    БОКОВ

      
       Боков пахнет сдобой. Даже поздней осенью, когда жгут листья. Он навсегда остался послевоенным городом. И на нынешних фотографиях глаза боковчан пресны и широко распахнуты. Все еще пользуются керосинками, и в самом центре города стоит вросшая в землю черная керосиновая лавка. Боковские мальчишки до сих пор играют оловянными солдатиками, а на радужных крышах громоздятся голубятни. Любимое словечко боковчан - "крендель".
       Город большой. По размерам - Москва и Московская область вместе взятые. А вот крысы - мелкие и безвольные. Летним днем вы можете встретить рыжую гостью или белую гостью у себя на крыльце. Лежит, подставив брюшко солнышку. Совсем не боятся людей. Совсем не боятся. Надо же!
       И боковчане крыс не боятся. Совсем не боятся. Надо же!
      
       О Ягнатьеве можно сказать так, - Этому человеку всегда доставляло большого труда отличить вымысел от реальности. Но до некоторых пор он об этом не догадывался. До некоторых пор. Можно выразиться иначе, - Алексей Ильич всегда обладал удивительной способностью воспринимать параллельный мир и сочувствовать ему. При этом он представления не имеет, что такое этот самый параллельный мир. Никто не знает, что это такое. Но, коль скоро о нем много говорят, вероятно, он существует. Немного высокопарно, но отражает суть.
       Да.
      
       В известном смысле тот бродяга на бревнышке - параллельный мир. И Боба - параллельный мир. Почему бы и нет?
       Я уже не говорю о девочке.
      

    В ОКРУЖЕНИИ

       Однажды Ягнатьеву явилась чрезвычайно нескромная мысль, - Россия окружена.
       Ему подумалось, - Россия окружена, это факт. Я чувствую и знаю это. Но каким же образом я, человек бесконечно удаленный от политики и истории могу чувствовать и знать это? И откуда во мне это волнение? В чем дело? В чем же дело? Ага. Вот оно. Дело в том, что я сам окружен. Ну, конечно, я и сам окружен.
      
       Ему оставалось вывести, - Я и есть Россия. Помните Наполеона, будь он неладен? Ягнатьеву оставалось вывести, - Я и есть Россия. Cлава Богу, перед нами не какой-нибудь выскочка, человек без чутья и критики, но милый Алексей Ильич. Так что нескромная мысль не получила карт-бланша и была изгнана с позором. Навсегда. Хотя, неприятный осадок от западни остался. Неприятный саднящий осадочек все же остался.
      
       Когда мы говорим, что человек бесконечно далек от политики или истории, это не означает, что политика, а уж, тем более история бесконечно далеки от этого человека. Кто знает, чем этот человек сделается завтра или послезавтра? Кто знает? А что если он станет, предположим, демиургом? Понимаете, о чем я говорю? Кроме того, полная самоизоляция невозможна. И в романе я попытаюсь это доказать. Благородная, на мой взгляд, задача.
      

    ЖЕНЩИНЫ

       Женщины.
       Еще есть женщины.
       Еще есть женщины, но об этом позже. Чуть позже.
      
       Тернии, тернии, всюду тернии. Тернии и сладости. Халва, мармелад, безе. Терпеть не могу халву. Но сладости! В России любят сладости. Сладости и тернии. Суть насилия. Видите ли, наш путь - это путь насилия. Путь всякого человека здесь, в России. Там не лучше, уверяю вас. Уверяю вас.
      
       С детских лет нас насилуют и принуждают воспринимать окружающий мир по неким, невесть кем, и, невесть по какому поводу, созданным лекалам. Возьмите уроки музыки. С какой стати мы должны представлять себе те или иные образы, когда слышим Рахманинова или Шенберга? Откуда эти залитые лунным светом домики с зияющими окошками? Откуда эти дикие животные, что вдруг являются к нам из леса и демонстрируют свои необыкновенные возможности, топоча, приседая и качая головами? Что за чудовищная фантазия звуками выманивать грустного и тяжелого Павла на замшелый камень, как будто сам камень не полон значений, или как будто Павлу нет никакой возможности предаться своим душераздирающим мыслям вне этого камня и вне нашего присутствия?
       Музыка - это неутолимая, именно, что неутолимая жажда. Не мы создаем мелодии, мелодии создают нас. Вообще, в области причинно-следственных связей все как-то запутано. Отсюда и новые болезни. Птичий грипп, например.
       Все пошло-поехало после того, как не смогли разобраться, что первично, курица или яйцо. Яйцо или курица. Вот с тех пор все и пошло и поехало.
       Для того чтобы все привести в порядок, надобно вернуться к тем временам. Понимаете, о чем я говорю?
       Но как это сделать? И чем все это кончится?
      

    АЛЕКСЕЙ ИЛЬИЧ И БРОДЯГА

      
       Алексей Ильич и бродяга на бревнышке.
       Некоторое время молчат, курят.
       Алексей Ильич бледен, испарина на лбу. Ему не по себе.
       Бродяга (по причине каждодневного страдания среди бродяг множество теплых отзывчивых людей) спрашивает, - Что-то случилось?
       Или, - Что случилось?
       - Мы заблудились. Мне кажется, мы заблудились. Я заблудился. Надо бы вернуться, но я уже не знаю, как это сделать. - Куда вернуться? - К тем временам, когда все было просто и ясно. - Вам нужно выпить. - Выпить? - Обязательно. Для русского человека это первейшее лекарство. Посмотрите на меня. Разве плохо мне на бревнышке? Хорошо. Даже очень хорошо. - Вы уверены? - А будет того лучше.
       Золотое слово заблудшему.
       Бродяга склоняет голову Алексея Ильича себе на колени, - Нельзя быть спокойным созерцателем жизни. Здесь я делаю акцент на спокойствии. И в самом деле, коль скоро будем мы равнодушны к случайному порядку вещей, а то, что происходит с нами в последнее время иначе, чем случайным порядком вещей назвать никак не возможно, рассчитывать в себе самом будет не на что. Остатки надежд, чаяний, страсти и даже молитв, то, что, казалось бы, надежно хранит наша память, сотрутся, все в нас превратится в пустыню, пустыню без оазисов и миражей. Движения души, с годами делающиеся все медленнее и осторожнее прекратятся вовсе. Мы потеряем способность смеяться и плакать, но хуже всего то, что мы не сможем сострадать и сопереживать. Иными словами, мы станем вещами. Разве хочется вам стать вещью? Пусть и дорогой, но вещью? Разве хочется вам каждодневно испытывать собственный холод и безразличие, я уже не говорю об окружающих, малых тех, что жаждут вашего слова или поступка, рассчитывают, надеются, верят в вас. Разве вы не в ответе за них? Разве в глубине души не уверены они в том, что при определенных обстоятельствах вы способны на поступок Авраама? Да помните ли вы Кьеркегора? Предоставьте им возможность очнуться от тяжелого сна. Верните им их беспокойство. Позвольте назвать вас животным, вот, хотя бы свиньей. Вы ничего не имеете против свиней, надеюсь? Умные, приятные животные. Свиньей, жеребцом, кем угодно, только не позволяйте им думать о вас как о зимней одежде, мебели. Разве вы и ваша пижама одно и то же? Наконец, позвольте вас спросить, если не вы, если не я, кто же в таком случае? Назовите мне это имя, и я тотчас махну рукой на вас, да и на себя заодно. Выпить, непременно выпить.
       Дальше смех или слезы, все равно.
      
       Все - выдумка, любовь автора к своему персонажу, подсознательное стремление оградить, защитить и прочее. Нет никакого бродяги на бревнышке. И нет утешения Алексею Ильичу извне. Все - в нем, и в нем одном.
       Да.
      

    ТУМАННЫЙ ЧЕЛОВЕК - БЕЗДЫХАННЫЙ ПЕРСОНАЖ

       О Ягнатьеве можно сказать так, - Этот человек никогда не умел выделить главного, а потому управляем и печален.
       Даже сны его не принадлежат ему целиком. Сам он об этом смутно догадывается. Туманный человек. О нем можно сказать: туманный человек.
       В жару или при переутомлении на челе его выступает скорее роса, нежели пот. Не просто обнаружить его силуэт или прочесть его мысли. Одним словом, по внешним признакам - бездыханный персонаж. Только по внешним признакам, разумеется. Немного рассеянный, минорный и туманный человек из настоящего. Впрочем, печален он не всегда. Но чаще всего печален.
      
       Демиургов порождает печаль. Вселенская печаль.
       С пафосом перебор, но отражает суть.
      

    ИЗ ПИСЬМА Н.В. ГОГОЛЯ Н.М. ЯЗЫКОВУ

       ...Много есть на всяком шагу тайн, которых мы и не стараемся даже вопрошать. Спрашивает ли кто-нибудь из нас, что значат нам случающиеся препятствия и несчастья, для чего они случаются? Терпеливейшие говорят обыкновенно: "Так Богу угодно". А для чего так Богу угодно? Чего хочет от нас Бог сим несчастием? - этих вопросов никто не задает себе. Часто мы должны бы просить не об отвращении от нас несчастий, но о прозрении, о проразумении тайного их смысла и о просветлении очей наших. Почему знать, может быть, эти горя и страдания, которые ниспосылаются тебе, ниспосылаются именно для того, чтобы воспроизвести в тебе тот душевный вопль, который бы никак не исторгнулся без этих страданий...*
      
       Выражение лица или походка часто обманывают нас. Вот дыхание - значительно реже. Но как уловить дыхание в этой вечной суете? И кому, если вдуматься, это может быть интересным? Дышит себе человек, и, слава Богу. И, слава Богу.
       Да.
      
       Обожаю фрагменты!
       Фрагменты - клетки мироздания. Именно они несут генетический код нашего Родителя. Непостижимая и непредсказуемая игра фрагментов порождает метаморфозы. Я имею в виду чудо, чудо из чудес - интимные метаморфозы. Завораживающие, но опасные превращения, способные деформировать рассудок. Не исключено, что и саму природу человеческую. Не исключено.
      

    МЕТАМОРФОЗЫ

       В предменструальном периоде женщина становится существом иного порядка. Она серьезнеет, точнее, задумывается. Ее язык и пальцы на ногах удлиняются, глаза делаются мельче и острее. Складывается впечатление, что она, наконец, вспомнила нечто такое, о чем вспоминать было нельзя ни в коем случае. К примеру, свою соперницу по первородному греху. Ее движения делаются осторожными и напряженными. Ее движения полны предчувствия. На свет Божий извлекаются неприятные письма и обличительные фотографии, ветхие одежды и колющие предметы. Готовится страшный ритуал, суть которого непостижима. В оскудевшей речи все больше вопросительных предложений. Неудачный ответ тонет в опасном молчании. Мясо и сладости не спасают. Все вокруг нее съеживается и опускает взор.
       Справедливости ради следует отметить, что комнатные цветы при этом распускаются и благоухают. Встречают опомнившуюся свою королеву.
      
       И кто же та соперница по первородному греху?
      

    О СЮЖЕТЕ

       Безусловно, сюжет присутствует и в мире деталей, но в этом, близком к совершенству мире он много проще. Много проще.
       Некто ужинает, предположим. Или пробуждается, потягивается в постели. Или погружается в воду. Этого вполне достаточно. Достаточно, так как каждая минута жизни человека - сущность всей его жизни. Сущность всей его жизни.
       Входит в ванную и погружается в воду. Этого вполне достаточно.
       Да.
      
       Ассистент кафедры нормальной физиологии боковского медицинского университета Алексей Ильич Ягнатьев сделался стеклодувом двадцать восьмого февраля 2006 года.
      
       Где это произошло?
       В Бокове, где же еще. Хотя, это мог быть и не Боков, а любой другой провинциальный город, коих не счесть на взъерошенной карте России. Огромная страна.
      
       Ассистент кафедры нормальной физиологии медицинского университета Алексей Ильич Ягнатьев сделался стеклодувом двадцать восьмого февраля 2006 года.
      
       Точная дата.
      
       Пишется роман.
       Это будет роман об интимных метаморфозах, деформациях и созидательных последствиях этих чудесных превращений. В конечном итоге - роман о новом демиурге, написанный в четвертом, разумеется, лице.
      
       Анализ.
       Анализ интимных перемен. Репортаж о том, как один человек вдруг, на ровном, как говорится, месте (казалось бы, на ровном месте), самым неожиданным образом становится совсем другим человеком. Отчет о том, как изменился мир, а вместе с ним человек. Или, наоборот, изменился человек, а вместе с ним и окружающий его мир. Эти процессы взаимосвязаны, и происходят постоянно. Это можно назвать круговоротом метаморфоз. Об этом можно было бы написать целый философский трактат. Ах, как хорошо, должно быть, писать философский трактат! Но вот меня заинтересовал конкретный человек. Точнее меня заинтересовали конкретным человеком.
       Да.
      
       Хотя, идея трактата весьма и весьма соблазнительна.
       Да.
      
       Но. Заказан роман. Что можно сделать? Разве что обмануть заказчика? Использовать против него его же оружие? Вариант?
       Трактат.
       Почему трактат, зачем трактат? А вот захотелось. Имею я право?
      
       В данный момент, когда мои слова выстраивают свой ритуальный хоровод, большинство смертных шествуют по долгой-долгой лестнице наверх. На самый верх. Во всяком случае, мне кажется, что большинство смертных шествуют по долгой-долгой лестнице на самый верх. Зачем? Да чтобы помочить голову в облаках. Окунуть голову в облака и испытать блаженное, ни с чем не сравнимое блаженное состояние абсолютной пустоты.
       Не думайте, что это странные или глупые люди. Нет, нет и нет. Они знают, что делают. Цивилизация как всякий компьютер имеет право на отдых.
       Я же, тем временем, мало-помалу спускаюсь. Иными словами, организую встречное движение. И меня вовсе не пугает поджидающая меня в конце пути Большая Вода.
       Ах!
      

    БЕЛЯНОЧКА И РУТА

       Две крысы, белая и рыжая, Беляночка и Рута через окошко подвала наблюдают за беседой Ягнатьева и бродяги. Не стану тратить времени на рассуждения об особом интеллекте грызунов. Это знает каждый физиолог. А вас прошу поверить мне на слово.
       Итак, Беляночка и Рута комментируют разговор наших героев.
      
       БЕЛЯНОЧКА Моя коллекция множится.
       РУТА Не думаю, что бродяге удастся затащить его в подвал.
       БЕЛЯНОЧКА Рано или поздно он сам придет к нам.
       РУТА Почему ты так думаешь?
       БЕЛЯНОЧКА Он уже отказался от людей.
       РУТА Не знаю, не знаю.
       БЕЛЯНОЧКА Видишь, он кладет ему голову на колени.
       РУТА Это еще не о чем не говорит. Может быть, это усталость.
       БЕЛЯНОЧКА Нет, нет, он только что сказал, что не видит пути назад. Стало быть, двигаться ему придется вперед. А если двигаться вперед, подвал неизбежен.
       РУТА Бродяга не поведет его в подвал. С ним будет слишком много мороки. Он не приспособлен к нормальной жизни.
       БЕЛЯНОЧКА Бродяга не поведет, жена поведет. Какая разница, кто-нибудь все равно поведет. Да он сам придет, в конце концов.
       РУТА Он не знает дороги.
       БЕЛЯНОЧКА Ноги знают. Разве ты не замечала, что ноги у людей живут собственной жизнью?
       РУТА У людей все органы живут собственной жизнью.
       БЕЛЯНОЧКА Ноги - в особенности. Они относятся к своим ногам с огромным пиететом. Они зависимы от своих ног. Сегодня в большей степени, чем прежде.
       РУТА Ты утрируешь.
       БЕЛЯНОЧКА Нисколько.
       РУТА А если он предпочтет ванну?
       БЕЛЯНОЧКА Ванну?
       РУТА Да, ванну. Что скажешь?
       БЕЛЯНОЧКА Вот об этом я не подумала.
       РУТА Прежде чем выводить умозаключения, надо хорошо продумать детали.
       БЕЛЯНОЧКА Нет, к ванне он не готов.
       РУТА Как знать, как знать?
      
       Итак.
       День за днем, неделя за неделей, однообразно, будто во сне, точно вода, капля по капле сочится жизнь. Каждый день человек видит свое отражение в зеркале, в витрине, в стекле троллейбуса, маршрутного такси, в блюдце... Ничего не меняется.
       Нет, конечно, что-то меняется, отрастают волосы, щетина, мешки под глазами появляются и исчезают. Появляются и исчезают. Появляются и исчезают.
       Да.
      
       В целом же не меняется ничего. День за днем, неделя за неделей. И вдруг! И вдруг человек обнаруживает, что из зеркала на него смотрит совсем другой человек. Однажды. Утром или вечером. Вечером или утром. Изменился. Стал другим человеком.
       Да.
      
       И окружающий его мир вместе с ним изменился самым неожиданным образом. До неузнаваемости. Вместе с ним? Нет, не "вместе с ним". Чуть раньше. Или позже. Чуть раньше. Или позже. Хотя все взаимосвязано, "одновременно" в природе не бывает. Заявляю ответственно, как физиолог.
      
       Вопрос.
       Теперь главный вопрос. Вопрос вопросов, как говорится. А способен ли мир меняться вообще? Способен ли?
       ?
      
       Я не беру во внимание перемену времен года, архитектуры, правительств или климата, ибо все это всего лишь игра мимики. Мимикрия. По большому счету. Мимикрия.
       Способен ли мир к переменам? Способен ли? И способен ли меняться человек? Разве внешность его в глубокой старости, перед смертью не вторит его младенческому изображению?
       ВвВвВвВвВвВвВвВв.....
       Вы скажете, - Да что же это?!
       Вы скажете, - Так нельзя!
       Вы скажете, - Этак можно договориться невесть до чего!
       Вы скажете, - Этак можно отрицать или, напротив, утверждать все что угодно!
       Верно, верно. Верно. Ибо. Ибо мы воспринимаем все в ощущениях. В ощущениях каждая капелька жизни неповторима. Каждая капелька. А по сути?
       Что скажете?
      
       Вот в этом месте рассуждений и возникает фигура Ягнатьева. Фигура Алексея Ильича Ягнатьева, будущего демиурга.
      
       Ягнатьев как раз увлечен Востоком.
       Нет, это даже не увлечение, больше, значительно больше. Да он, может быть, над Востоком-то задумался пять-семь раз в жизни, но он пропитан им. Вот как бывает человек пропитан страхом, и о нем говорят "тревожный человек", или вожделением, и о нем говорят "любвеобильный человек". Притом, первому все равно убийство случится или кража, а второму - станет предметом его восторгов юная дева или женщина в летах... или вообще мужчина, если это период упадка империи.
      

    УПАДОК ИМПЕРИИ

       Упадок империи, вот что. Вот что!
       Да.
      
       Время теряет свою силу в период упадка империи.
       Есть!
      
       Как сладко жить в период упадка империи! Каждый день как последний. Океан сладострастия. Каждая встреча с себе подобным принуждает невольно задумываться, - Что там у нее (него) между ног? Все остальное второстепенно или отсутствует вообще. Ведь сегодня вечером или завтра - Смерть. Большая Смерть!
       А в воздухе запах сахарной ваты. Сладости. Сладости и тернии здесь же.
       Что это? Рим? Рим. Или Япония? Или Япония. Или Китай? Или Китай.
       Что скажете?
      
       Как эта слепая куколка Япония смогла проглотить Поднебесную? ума не приложу! Слон угодил в мышеловку!
       Невозможно? Возможно.
      
       Все же пропорции - штука чрезвычайно относительная.
      
       Слияние.
       Быть может, это не поглощение, но слияние? А возможно ли слияние вообще? Кто знает, что такое слияние?
       Вы не знаете, что такое слияние?
      

    БЕЛЯНОЧКА И РУТА

       РУТА Что имел в виду бродяга, когда вспомнил Кьеркегора?
       БЕЛЯНОЧКА Лучше бы он не делал этого.
       РУТА Почему?
       БЕЛЯНОЧКА Это может оказать на Ягнатку слишком сильное воздействие.
       Между собой Рута и Беляночка называют Алексея Ильича Ягнаткой.
       РУТА О чем ты?
       БЕЛЯНОЧКА Взять, хотя бы этот фрагмент: с этической точки зрения отношение Авраама к Исааку исчерпывается тем, что отец должен любить сына. Но этическое отношение низводится до степени относительного - в противоположность абсурдному отношению к Богу. На вопрос "Почему?" у Авраама нет иного ответа, кроме того, что это испытание, искушение, выдержанное им ради Бога и ради себя самого. Оба эти определения не отвечают одно другому в общепринятом языке. Согласно этому языку, когда человек творит нечто несогласованное с общим, про него говорят, что вряд ли он делает это ради Господа, подразумевая, что он делает это ради себя. Между тем парадокс веры лишен этого промежуточного звена - общего. С одной стороны, он выражает собой высший эгоизм (совершая ужасное ради себя самого), с другой - абсолютнейшую беззаветность, совершая это ради Господа...**
       РУТА Думаешь, это может придти ему в голову?
       БЕЛЯНОЧКА Боюсь, он уже готов к этому. А это, увы, дорога в ванну. Никуда больше. Жаль.
       РУТА Не расстраивайся. Ты сама говорила, что рано или поздно все закончится подвалом. А с другой стороны, зачем он тебе нужен? И вообще, что ты с ними возишься?
       БЕЛЯНОЧКА Не знаю. Впрочем, нет, знаю. Это - любопытство.
       РУТА Что же в них любопытного, когда они все на одно лицо?
       БЕЛЯНОЧКА Интересно, почему они так тянутся к смерти?
       РУТА Думаю, ответ прост.
       БЕЛЯНОЧКА Да?
       РУТА Они пропитаны востоком.
      
       Ягнатьев пропитан Востоком, и глаза его с каждым годом темнеют.
      

    БОЛЬШИЕ КУПАЛЬЩИЦЫ

      
       Не выходят из головы "Большие купальщицы" Сезанна.
       Стоит постоять подле "купальщиц" полчаса, всего лишь полчаса, и вы поймаете себя на мысли, - Слияние. Вы скажете, - Слияние, это же так очевидно. Слияние существовало всегда, и мы ощущали его всегда. Каждую минуту, каждую секунду. Так что и тратить время на долгие рассуждения по этому поводу смешно.
      
       Итак.
       Ощущения. Еще раз подчеркнем "ощущения" и впредь будем держать это в уме.
       Океан стал сушей, а суша - океаном. Как будто не Треплев, а, наоборот, Тригорин застрелился.
       И путешествуют в невиданных рощах невиданные рыбы и прочие твари морские, а люди, напротив дышат жабрами. Океан стал сушей, а суша - океаном. Поменялись местами. Чудеса. Мистификация. Еще говорят, - Чудеса в решете. Теперь рыбы не похожи на рыб, а люди на людей. Столько всего!
       Менее всего перемены коснулись цапли, птицы с удивительным, более удивительным, нежели у пеликана или перцееда клювом. И это, заметьте, при общей невзрачности. При общей сирости и невзрачности.
      
       Восток.
       Восток, восток! Глаз не рассмотреть. Даже если очень захотеть. Даже если очень захотеть.
       Однажды, раньше или позже наступает момент истины, назовем это моментом истины, когда мы ощущаем всю бессмысленность нашей речи. Я имею в виду каждодневную речь.
       С этим легко спорить. И вы непременно станете спорить, если еще не испытали этого момента. Вы скажете, что всякий разговор - предыстория события. Но это не так, уверяю вас.
      

    ПОВСЕДНЕВНАЯ РЕЧЬ

       Повседневная речь - всего лишь звуковое сопровождение событий. Приблизительно, то же самое, что стон Шараповой на теннисном корте.
       Когда было бы возможным записать нашу повседневную речь, предположим в течение суток, и после дать нам все это прослушать, первое, что придет в голову, будет звучать, - А кто это говорит? Уж, во всяком случае, не я. Точно, не я. Как-никак я видел себя в зеркале. Совсем другой человек. Совсем-совсем другой человек.
       Мы одиноки. Мы одиноки на протяжении всей своей жизни. От рождения до самой смерти. Если улучить минутку-другую и прислушаться к себе, можно уловить это состояние.
      

    ОДИНОЧЕСТВО

       Преодолев мглу, можно рассмотреть эту крохотную скромную и всегда смущенную, по-осеннему пахнущую яблоками с примесью копоти теплую бездыханную комнатку с подростковой кроваткой у окна, креслом-качалкой и кипельно белыми занавесками, где нет ни картинок, ни пожелтевших фотографий, ни утвари, где тишину можно подкладывать под голову, точно пуховую подушку. Стоит на мгновение увидеть эту комнатку, как многое становится очевидным. И настоящее, и, что немаловажно, бесконечное будущее.
       Как видите, ничего общего с миром событий. Все намного значительнее. Главным в мире событий является мотивированная беседа. То есть, разговор, в котором каждый из собеседников точно знает, чего он хочет от своей (своего) визави. Беседа, которая непременно повлечет за собой действие.
      
       Беседа.
       Хотите знать, как выглядит такая беседа? Вернемся на вокзал.
      

    ТЕМА ТУРАНДОТ

       Не без сожаления отвлекаюсь от наблюдения за осой, выбираю себе объект из мира событий. Пусть это будет двадцатилетняя особа с вдохновенно вздернутым носиком, слепящей точкой над верхней губой и надкушенным яблоком в руках, что уже битый час борется со сном, потому глаза ее подернуты ласковой синей пленочкой. Как на полотнах Модильяни. Мое явление для нее полная неожиданность. Зрачки тотчас заявляют о себе. От Модильяни не остается и следа.
       Предварительно спросив разрешения, опускаюсь на шаткое сиденье подле нее. Выдерживаю необходимую в таких случаях паузу, боковым зрением отмечая, как наливается смятением ее тело.
       Задаю блистательный вопрос, - Не знает ли она случайно, не изменится ли расписание поездов на Петербург на будущей неделе?
       Получаю краткое "нет", но, через долю секунды спасительное "к сожалению". Всё.
      
       Крысы и коты не случайно сопровождают нас на протяжении всей жизни. И собаки. Это - свидетели. И деревья и травы. Немые свидетели. И цветы. Свидетели.
       А, может статься, и репортеры. Надо хорошенько подумать над этим.
      

    ТЕМА ТУРАНДОТ

      
       Девушка готова к знакомству. Но еще не окончательно проснулась.
       Затеваю романтическую песнь, - Там, в Петербурге уже несколько дней на удивление солнечная погода. В ответе звучит тема принцессы Турандот, - Правда? Я так давно не была там!
       Всё.
      
       Почему Турандот? Не знаю. Турандот, и все тут.
       Вот не случайно на протяжении всей жизни нас сопровождают вызывающие персонажи. Все эти бродяги, истеричные дамы, незваные гости, перепачканные детки с рожками и языками, оплывающие восковые роженицы, кликуши, внезапные небритые ревнивцы и бледнолицые бандиты. Они созданы для того, чтобы провоцировать нас. Не верьте тому, кто скажет, что они существуют вне зависимости от нас, сами по себе. Это не так. Когда поздним вечером у себя во дворе вы встречаете стайку зябнущих (они почему-то всегда мерзнут), хулиганов, имейте в виду, они - для вас.
       Это - проверка. И вовсе не того, сумеете ли вы постоять за себя. Умеете ли вы сберечь свой звук? - вот вопрос. Слышите ли вы его? Слышите ли вы его? Слышали ли вы его прежде? Слышали ли вы его прежде? Спросите себя.
       Спросите себя, что было до того, как наступила эта кисловатая тишина?
       И если вы по-настоящему внимательны к себе, если вы действительно любите себя, звук вернется. Просто виолончель уступит место альту, а труба - флейте. Или наоборот. А уж ритм эти ребятки вам зададут.
       Ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха...
       Ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха...
      

    ТЕМА ТУРАНДОТ

       Дальше - по накатанному.
       Ах, если бы не это признание в любви к северной Венеции, можно было бы надеяться еще на что-то. Оставался шанс на созерцательное обожание. А так - прогулка под дождем, беспричинный смех и обед с горячим бульоном.
       - Как вас звать? - Лилит. - Правда? - Лилия, но друзья зовут меня Лилит. А что вас так удивило в моем имени? - Ничего. Вы голодны? - Очень.
       Она очень голодна. Очень и очень голодна.
       Всё.
      
       Не стоит никого бояться. Ибо все вокруг и внутри - вы, и только вы.
      

    ТЕМА ТУРАНДОТ

      
       Отмотаем несколько километров однояйцовых буден.
       Сцена в ванной. Три недели спустя. Лилит мертвецки пьяна и прекрасна. Юбки нет, под глазами черные круги. Ее вырвало, но пахнет карамелью. Плачет, - Я не хочу, слышишь, не хочу, чтобы это когда-нибудь закончилось. Я знаю, это закончится, но я не хочу этого, слышишь? Ты станешь презирать меня, обязательно будешь презирать меня! Ты уже привыкаешь ко мне, и скоро будешь презирать! Не спорь. Нет, не спорь, я знаю, знаю, знаю! Женщины знают то, что мужчина никогда не узнает. Но я не хочу! Слышишь? Я не хочу этого! Возьми меня! Сейчас здесь возьми меня! Я хочу умереть с твоей плотью внутри. Сейчас! Господи! Как я не хочу умирать! Я умираю, Господи!
       Всё.
      

    ВРАЖДЕБНОСТЬ

      
       Теперь все чаще говорят о враждебности. Враждебность стала универсальной приметой современности. Во всяком случае, эта тема звучит как нечто новое, недавно привнесенное, уникальное, будоражащее воображение, заставляющее задуматься. Некое открытие, почище хламидиоза или СПИДа. Притом никто не пытается исследовать и классифицировать это явление, как будто самого слова "враждебность" уже достаточно для понимания предмета. Между тем, враждебность многослойна, многолика. И в области эмоций враждебность принимается нами по-разному. Разве можно сравнить враждебность гитлеровских оккупантов с враждебностью того же вируса? А можно ли сопоставить кухонный скандал с "высшим знаком любви" половым актом, непременно (если трезво оценивать происходящее) содержащим признаки агрессии со стороны одного из партнеров? Разве можно в одной дефиниции рассматривать поведение учителя физкультуры и уличного хулигана? Разве монолог князя Андрея, досадующего на свою смерть и надпись на моей двери - одно и то же?
      

    ТЕМА ТУРАНДОТ

      
       Сцена на кухне. Три месяца спустя. Она доедает свое яблоко, - Ты рассуждаешь как ребенок. Это странно в твоем возрасте. Прислушиваюсь к затейливой боли в пояснице, - С каждым днем тема моего возраста становится все более актуальной. Ты хочешь, чтобы я начал стыдиться своего тела? - Ты с детства стыдишься своего тела. - Что ты можешь знать о моем детстве? - Все. Ты так и не стал взрослым. Ты никогда не станешь взрослым. - Ты уже ненавидишь меня? - Сильно сказано.
       Всё.
      
       Перечень форм агрессии можно продолжать до бесконечности. И какое бы явление жизни мы не затронули, в большинстве случаев, так или иначе его можно охарактеризовать как враждебность. Все заключает в себе враждебность, суть - разрушение. Кроме любопытства и лени. Двух созидательных субстанций, лени и любопытства.
      

    ТЕМА ТУРАНДОТ

      
       Еще несколько километров. Сцена в спальне.
      
       Я Кто он?
       ЛИЛИТ Мой старый друг.
       Я Он пользуется дешевым одеколоном.
       ЛИЛИТ Это мой любимый запах.
       Я Запрещаю даже старым друзьям надевать мой халат. Даже старым друзьям. Мой халат девственен.
       ЛИЛИТ (Странный, колючий, вместе с тем ребяческий смех.) Ха, ха, ха, ха, ха...
       Я Мой халат не смешон.
       ЛИЛИТ Ты смешон.
       Я В таком случае, что ты делаешь здесь?
       ЛИЛИТ Веселюсь.
       Я Нам нужен ребенок. Я хочу, чтобы ты родила мне девочку.
       ЛИЛИТ И тогда ты оставишь меня в покое?

    Пауза.

       Я Что ты делаешь здесь?
       ЛИЛИТ Мне некуда идти.

    Слезы.

    Звучит тема Турандот.

       Всё.
      
       Так что там у них произошло? У меня и Лилит? Метаморфозы? Иллюзия метаморфоз. Ничего общего с подлинным превращением. Все знакомо до отвращения. До оскомины. За исключением смеха.

    ТЕМА ТУРАНДОТ

       Заключительная сцена непременно на кладбище с квашеной сиренью и чернявыми футуристическими цветами. Безнадежными как сама смерть гвоздиками. Одному из двоих суждено умереть. Раньше или позже. Зал ожидания примет каждого.
       Нет ничего полезнее горячего куриного бульона.
       Вот и всё.
      
       Одним словом, театр. И "как вам это понравилось"?
      
       Я понимаю, понимаю, этот траурный лубок мешает. Этот траурный лубок - лишнее. Разве могу я распоряжаться в чуждом нам с Алексеем Ильичем мире событий? Безнадежном как сама смерть гвоздики и брошенное вафельное полотенце.
       Всё.
      
       Точка. Больше не буду. Прошу прощения и у вас, и у Шекспира.
       Пошлость. Конечно же, пошлость. Но что-то в этом есть. Смех? Да, вот, пожалуй, смех. Где мог бы я услышать такой смех? Такой или почти такой опасный липкий смех, вероятно, я мог бы услышать от Арика Шумана: ха-ха-ха-ха-ха... Этот смех как пить дать останется во мне.
       Да.
      
       Хорошо бы теперь познакомить их, Лилит и Ягнатьева. Зачем? Проверка на стойкость. Чья возьмет. Ирония. Неуклюжая шутка.
      
       Возвращаемся к нашему демиургу.
      

    ПТИЦЫ

       Птицы.
       Лучше всего начинать с птиц. Почему? Менее всего перемены коснулись цапли, удивительной птицы, что стоит на одной ноге в бывшей воде, а отражается в бывшей суше. Ждет своей змеи. Или ее отражения. Менее всего перемены коснулись цапли, птицы сирой и невзрачной. На первый взгляд. Только на первый взгляд.
       Ах, птицы, птицы! Лучше всего начинать с птиц.
      
       Счастья, конечно, нет пока, но все в ожидании счастья. Впрочем, как всегда. Как всегда.
      

    СПЯЩИЙ ЧЕЛОВЕК

       Рассмотрим спящего человека.
       Он величественен. Много покойнее и значительнее, нежели был до сна, если вы знали его. Впрочем, разве это тот же самый человек?
       Дело в том, что сон - это не часть нашей жизни, которую можно вызывать, расшифровывать, материализовать, и так дальше. Сон - параллельная жизнь. Если хотите, жизнь другого человека, очень, очень напоминающего нас, но другого человека.
      
       Одиночество.
       Одиночество - всего лишь слово, сказанное вслух: нас всегда двое, в связи с чем, мы по определению не можем быть одиноки.
       Да.
      
       Я уже не говорю о присутствии Бога.
       Да.
      
       Присутствие Бога - не категория веры или неверия, это данность, от которой сложнее отказаться, нежели принять. Отказаться от его дыхания, приблизительно то же, что убедить себя в отсутствии руки или ноги.
       Согласитесь, это трудно сделать без хирургического вмешательства.
       Так что суицид - это всегда двойное убийство.
       Всегда.
      
       Итак.
       Мир изменился до неузнаваемости.
      

    АЛЕКСЕЙ ИЛЬИЧ И БРОДЯГА

      
       Бродяга, покряхтывая, отделяется от бревна и прямиком направляется к окошку в подвале. Кажется, что он не сможет протиснуться в него. Тем не менее, по мере приближения к лазу, его движения точно наполняются молодостью, одно неуловимое движение, и вот он исчезает.
       Проходит минута, другая. Только теперь во дворе появляется Ягнатьев. Судьбе не была угодна их встреча.
      
       Мне кажется, все дело в том, что голова моего героя в это время была занята единственное, размышлениями о женщине. В частности его занимал вопрос, почему старые мастера изображали конную Орлеанскую Деву нагой.
       Ему представлялось, что уж в таком случае она должна была бы гарцевать на единороге. Как минимум.
       Только обнаружив разительные перемены в самом себе, человек заметил перемены в окружающем. А до того ему казалось: все как всегда. Ничего особенного не происходит. Осень, зима, лето, весна, снова осень...
       Меняются одежды, появляются и исчезают зонты. Дождь то идет, то не идет. Снег, половодье. Снова снег. Все смешалось - цвета другие, люди другие. Совсем другие люди.
       Вот, что значит - хорошенько присмотреться к себе. Вот, что значит - рассмотреть, наконец, себя в зеркале. В зеркале.
      
       Итак.
       Явился новый, незнакомый человек новому незнакомому миру. Но.
       Сам по себе изменившийся человек не догадывается, что мир тоже изменился сам по себе. И воображает, следите за моей мыслью, что перемены в нем каким-то фантастическим способом привели к переменам в окружающем его мире. Немедленно находит тому тысячу доказательств, обрушивает на себя сонм скороспелых обвинений, места себе не находит, наконец, приходит к заключению, что коль скоро он виноват во всем, он же сам должен все поправить.
       И...
       Становится демиургом! Становится демиургом!
      
       Вот и вся история. Вот, казалось бы, и вся история. Но. Но. Вот об этом втором "но", собственно, и пойдет речь.
      

    ЭНДИ УОРХОЛЛ

      
       Энди (вы, разумеется, догадались, что речь идет об Энди Уорхолле) напялил на себя какую-то нелепую фланелевую ковбойку и бесформенные пегие штаны. Он совсем не рад моему визиту. Признаться, я и сам испытываю неловкость, и стремление как можно скорее бежать прочь. Он плохо выбрит, под глазами мешки. Всклокоченные, цвета топленого молока волосы ближе к корням рыжи как у коверного или Гамлета. Никогда не думал, что он склонен к полноте, но вот теперь вижу складки жира над перевязанным бечевкой поясом.
       Гамлет. Точно.
       Ужас, ужас, под его ногтями траур.
       Приходит в голову, - Смерть любит нас растрепанными.
       Энди перехватывает мой взгляд, - Это краска.
       - Ничего общего с вашими полотнами, маэстро.
       Он неожиданно улыбается. Улыбка мученика Себастьяна, - Да, да, конечно. Так и должно быть. Так и должно быть. Вы голодны?
       Зачем я утвердительно киваю головой? Это происходит против моей воли.
       В его движениях появляется суета, - Сейчас, сейчас. Будет яичница. К сожалению, ничего лучшего предложить не могу. - Что может быть лучше яичницы?
       Извлекается хмурая черепашья сковорода, дюжина яиц.
       У маэстро слегка дрожат руки, - Сейчас, сейчас.
       И вот уже бледная масса заходится волдырями. Кажется, еще немного и блюдо будет готово. Однако этого не происходит. Ничего не происходит. Масса клокочет, но так и не становится яичницей. Ни через пять, ни через пятнадцать минут, ни через полчаса.
       Энди, торжествуя, наблюдает мое изумление, - А что вы на это скажете? Вот где Вавилон. А вы говорите, траур под ногтями. Чертова кожа. - При чем здесь чертова кожа?
       Энди выключает газ и, махнув рукой, удаляется в дальнюю комнату.
       Он не вернется.
       Никогда.
       В этом весь Энди Уорхолл.
      

    АРИК ШУМАН

      
       Ха-ха-ха-ха-ха...
       Это - из репертуара Арика Шумана, я познакомлю вас с ним чуть позже. И вообще все шутки - из его репертуара.
      
       Дело в том, что Алеша Ягнатьев напрочь лишен чувства юмора, что вовсе не обязательно является недостатком. Да, это мешает жить, особенно в юности, но все в природе компенсируется. И об этом не следует забывать.
       Об этом не следует забывать.
      
       Кто знает, какие мысли крутились в голове у Джиоконды, когда она позировала Леонардо? Кто может знать это? Если вы хотите по-настоящему прочувствовать собственное ничтожество, обязательно купите себе птицу. Щегла или попугая, все равно.
       Не требует комментариев.
      

    МИР ИЗМЕНИЛСЯ ДО НЕУЗНАВАЕМОСТИ

       Итак. Мир изменился до неузнаваемости.
       Как и когда это произошло?
       Я спал. А покуда я спал (как будто даже без сновидений), пронеслась вселенская буря. Пробудившись, я выглянул в окно и, вместо изломанных покосившихся примет крашенного охрой старого дворика, обнаружил холодный шершавый пустырь и самого себя голого на корточках, показывающего себе же самому в окне язык.
       Чрезвычайно неприятная история. Хотя, на первый взгляд, довольно смешная.
       Только представьте себе эту сцену!
       Смешная история, не правда ли?
       На первый взгляд.
      

    АРИК ШУМАН

       Ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха!..
       Арик, как и Восток, всегда где-то рядом.
       Ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха!..
      
       Итак.
      
       Алексей Ягнатьев сделался стеклодувом двадцать восьмого февраля 2006 года в половине девятого вечера после полудня.
      
       В это время он возлежал в своей ванне...
       Итак.
       В это время он уже погрузился в свою...
       Итак.
       В это время он, наконец-то...
       Итак.
       Алеша Ягнатьев сорока пяти лет от роду сделался стеклодувом в половине девятого вечера после полудня.
       И бу-бу-бу-бу-бу-бу-бу-бу-бу-бу-бу-бу-бу...
       Вот с чего начну я свой роман.
      
       И, конечно, солгу. Непреднамеренно, но солгу. Пока не могу понять, в чем дело, но что-то мешает. Что-то здесь не так. Соринка в глазу. Вероятнее всего, страдает принятая в случае написания романов хронология. Время. Что-то со временем. Время - главный враг человечества. Так-то.
      
       Алексей Ягнатьев сделался стеклодувом...
       Алексей...
       И бу-бу-бу-бу-бу-бу-бу-бу-бу-бу-бу-бу-бу...
      
       Опустить дату и время. Опустить. Опустить "двадцать восьмого февраля 2006 года". И "половину девятого вечера после полудня" опустить. Какая разница, когда это произошло или произойдет? Время - главный враг человечества.
       Да.
      
       В юности, по малоумию, мы (здесь "мы" не совсем точно, позже я все объясню) много смеялись. До неприличия много смеялись (не могу же я отделить себя от своего поколения). Подшучивали, разыгрывали, дразнили друг друга (большая натяжка, позже все-все объясню). Ерничали, высмеивали, потешались. Пощипывали, покусывали.
       Однако не убивали друг друга. Не убивали друг друга. Среди нас было немало тех, что вообще не смог бы ударить по лицу.
      
       Итак.
       В юности, по малоумию, Алексей Ильич Ягнатьев не мог ударить...
       Что-то мешает. Что-то мешает. Логика нарушена, а в результате - ложь. Непреднамеренная ложь. Хотя в данном случае слово "ложь" все же несколько грубовато. Мне лично не нравится. Никак не нравится.
       Вечно мы делаем себе поблажки, но тут уж ничего не поделаешь. Наши поблажки себе - как раз то, чем мы невыгодно отличаемся от прочих представителей животного мира. Делаем себе поблажки и лжем, каждые пять-семь минут. Каждые пять-семь минут. Об этом что-то говорил Толстой, Царствие ему небесное.
       Как знать, влюблялись ли в него по-настоящему дворовые девушки при такой-то бороде? Наверное, влюблялись. Они были близки к природе, и смутный образ косматого Пана наверняка еще гулял в их жилах.
       Определенно граф страдал оттого, что случалось ему лгать. Не думаю, что, будучи, несомненно, большим лжецом, страдаю в той же степени.
       Да.
      
       Все же мы существенно измельчали. Хотя, это вполне может оказаться оптическим обманом. Помните ложку, преломленную в стакане с водой? А разбойника в кустах?
      
       В юности, по малоумию, Алексей Ильич Ягнатьев иногда смеялся.
       Справедливости ради следует заметить, что смеялась только лишь его оболочка. Сам же Алексей Ильич даже не улыбался. Внутри Алексея Ильича царила тишина. Как в лесу. Только пение птиц и тишина. Он был напрочь лишен чувства юмора, Алеша Ягнатьев.
       Уж и не знаю, хорошо это или плохо. Еще лет пять назад я бы однозначно ответил на этот вопрос, - Плохо. Теперь не знаю. Не знаю.
       С годами притягивает сочувствие, хотя бы видимость сочувствия. Так что ложь все же оправдана. Иногда.
       Иногда.
       Уже в юности сущностной мелодией Алексея Ильича было наблюдение. Лес, тишина, пение птиц и наблюдение. Это - к тому, что Ягнатьев, конечно, изменился, очень изменился.
       Но не до основания, как окружающий его мир. В противном случае он и не заметил бы чудовищных превращений вкруг себя. Да он бы и бури вселенской не рассмотрел.
       Точно.
      

    АЛЕША

      
       Алексей Ильич Ягнатьев сорока пяти лет от роду...
       Алексей Ильич Ягнатьев...
       Алексей Ильич...
       Алеша...
      
       Не смотря на то, что в предлагаемом писании вы обнаружите черты и движения некоей личности, назовем его Алексеем Ильичом Ягнатьевым, на самом деле, перед вами роман о двух потрясающих открытиях в области естественных наук, имеющих самое непосредственное отношение к каждой драгоценной минуте нашего земного существования. Это - явление энтропии и броуновское движение.
      

    ЭНТРОПИЯ

      
       Энтропия (entropia - поворот, превращение). Понятие энтропии впервые было введено в термодинамике для определения меры необратимого рассеяния энергии. Энтропия широко применяется и в других областях науки: в статистической физике как мера вероятности осуществления какого-либо макроскопического состояния; в теории информации - мера неопределенности какого-либо опыта (испытания), который может иметь разные исходы. Вследствие любых наших действий энтропия увеличивается, следовательно, любыми своими действиями мы увеличиваем хаос.******
      

    БРОУНОВСКОЕ ДВИЖЕНИЕ

      
       Броуновское движение (открыто в 1827 году Р.Броуном) - беспорядочное движение мельчайших частиц, взвешенных в жидкости или газе, под влиянием ударов молекул окружающей среды. Парадоксальным результатом этого беспорядочного движения является тот факт, что на самом деле эти частицы остаются на месте. Иными словами, при всей своей колоссальной активности они не двигаются никуда.******
      
       Итак.
       Алеша Ягнатьев сорока пяти лет от роду...
      
       Итак.
       Когда брился Дед-фронтовик...
       Это заслуживает отдельного рассказа.
      

    БРИТВА

       Бритва.
       Опасная бритва так называется не случайно. Она и впрямь опасна - эта бритва. Не в меньшей степени, чем коготь ягуара. Не в меньшей степени.
      

    МЕРЦАНИЕ

      
       Дед был обладателем удивительных глаз цвета подернувшихся первым льдом ноябрьских лужиц.
       Он содержал в себе какую-то тайну о судьбе янтарной комнаты, воевал в Финляндии, Германии, Японии... Наверное, брал пленных.
       Некоторых из них притащил с собой. Во всяком случае, одного - точно, я его знаю. Притащил. В мерцающей своей памяти.
       Мерцающая память - это самый безнадежный плен. Носитель такой памяти на долгие годы, покуда окончательно не сделается ребенком, становится тюремщиком. А это, уверяю вас, несладкая жизнь. В том числе и для его близких. В особенности, когда близким приходится смотреть в эти, кажется подернувшиеся первым льдом глаза.
       Когда носитель мерцающей памяти, в силу закономерно нагрянувшей глупости, все же теряет контроль над своим заключенным, тот, не имея возможности далеко бежать, поселяется прямо в комнате.
       И тогда уже комната начинает мерцать. Круглые сутки. Не поймешь, утро это или вечер. Вечер или утро.
       Мерцание. Мерцание комнаты.
      
       Пресловутая фраза, "слово, изреченное вслух - есть ложь", очень и очень смахивает на истину. Хотя, само по себе наличие истины спорно. Как и существование премудрого Козьмы.
       В его высказываниях есть что-то невеселое. И тяжеловесное. Юмор патологоанатома. Формально - как будто осмыслено и смешно, но образ раздувшегося молочно-белого тела утопленника все еще витает в воздухе.
       И приставшая к плечу клейкая капелька ряски.
       А по форме - точно и смешно.
       Точно и смешно.
       Точно и смешно.
       Точно и смешно.
      

    АРИК ШУМАН

      
       Обожатель женщин и преферансист Арик Шуман обладал таким чувством юмора.
       Души не чаял в картах и женщинах. Женщины отвечали ему взаимностью. Почему?
      
       Даже если и не знаешь наверное, не трудно догадаться, отчего Толстого отлучили от церкви.
       Да.
       Все чаще хочется молчать.
       Да.
       Впрочем, когда мы молчим - лжем не меньше.
       Потому что на самом деле мы никогда не молчим.
       Вся наша жизнь - беседа. Точнее - болтовня. Даже ночью хлопочут наши жалкие мельницы, неумолимо дробящие фразы в слова, слова в слоги. Слоги в грехи.
       Вся наша жизнь - треп. Просто мы не задумываемся над этим.
       Вся наша жизнь - треп.
      
       Парадокс: кажется, будто стали глупее, но к природе не приближаемся. Напротив, бежим от нее галопом, только брызги из-под копыт. Разноцветным крапом покрываем вросших в землю шершавых быков прошлого.
      
       Итак.
       Когда ужинал Дед-фронтовик...
       Это заслуживает отдельного рассказа.
      
       И что? Неужели, для того, чтобы начать новую жизнь надобно непременно раскрошить все знакомые и незнакомые слова? И стоит ли новая жизнь убиенного языка?
      

    ДЕД-ФРОНТОВИК УЖИНАЕТ

      
       За вечерней трапезой Дед-фронтовик любил, чтобы я находился прямо против него. Дед знал, что я обожал наблюдать за тем, как ловко он извлекает содержимое величественной золотистой кости, до улова обитавшей в борще. Пользуясь необъяснимым моим любопытством, он вовлекал меня в ритуал, заключавшийся в следующем: после непременной рюмки водки и воцарявшейся вслед просторной паузы произносилась каждый раз одна и та же фраза, фраза, которая по глубокому убеждению Деда-фронтовика должна была стать ключевой в моей последующей жизни.
       Во время проведения ритуала надлежало смотреть Деду глаза в глаза. В противном случае его знаменитая фраза не произносилась, и настроение в доме было безнадежно испорчено на весь остаток дня.
       Его знаменитая фраза звучала следующим образом, - Помни, ты должен стать человеком, который может все переменить. Все. Помни.
       Помни, ты должен стать человеком, который может все переменить. Все. Помни.
       Помни, ты должен стать человеком, который может все переменить. Все. Помни.
      
       Мир изменился сам по себе. А я изменился сам по себе. Ягнатьев. Ягнатьев изменился сам по себе. А мир изменился сам по себе. До неузнаваемости.
       Хотя все в природе взаимосвязано, все абсолютно.
       Детство. В детстве я ничего не знал об энтропии и броуновском движении. Очень любил себя и панически боялся смерти. Боялся насекомых, улицы, града, микробов и прочее и прочее.
      

    МЕТАМОРФОЗЫ

      
       В юности Арик Шуман пробовал тренировать в себе способности менять окружающий мир. Так, к примеру, он переименовал знаменитую картину Шишкина "Рожь". Теперь она называлась "Заблудился в трех соснах". Васнецовская "Аленушка" стала "Капризом", а леденящее жилы полотно Репина "Иван Грозный и сын его Иван" приобрело новое лаконичное имя "Любовь". Не остались без внимания слова и понятия.
       Главной сферой приложения, соответственно возрасту, конечно же, был секс, и все что связано с ним. В его интерпретации коитус сделался забавником котиусом. Адюльтер же теперь представлял собой бюстгальтер, надевающийся наоборот, то есть мешочками на спину.
       В те времена он думал, что в адюльтере ударение падает на "ю", что идеально рифмовалось с бюстгальтером.
      
       От такого творчества друга Ягнатьеву делалось не смешно, а грустно. Даже страшно порой. Хотя, казалось бы, чего уж в этих импровизациях пугающего? А вот Алеше делалось не по себе.
      
       Трудно найти менее готового к переменам человека, чем Алексей Ильич Ягнатьев. Впрочем, я могу ошибаться. Вспомните парадоксы пропорций. Тем интереснее, не так ли?
      

    АРИК ШУМАН

      
       Еще в юности Арик Шуман пробовал тренировать в себе способности менять окружающий мир, однако демиургом станет Алеша.
       Ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха!..
      

    ПОЭЗИЯ

       Уже в те времена рифмы бродили во мне. Стихи в крови всякого русского человека. Всякий русский человек, даже кровопийца и бандит, до чрезвычайности сентиментален. Возьмите хотя бы пушкинского Пугачева. Свободолюбив и сентиментален, хотя тщательнейшим образом скрывает последнее. Свободолюбив и непредсказуем.
      

    ВЫБОР

      
       Сокуров говорит, что когда бы ему предложили выбрать символ России, он выбрал бы птицу. Это сделали до него. Выбрали весьма удачный экземпляр с двумя головами. Не сомневаюсь, что прежде такие птицы обитали в природе. Равно как драконы и единороги. На самом деле мы мало, что знаем о своем прошлом. Предполагаю, что птице с двумя головами никогда не бывает скучно.
      
       Ах, птицы, птицы!
       Птицы юности.
      
       В юности однокашники Ягнатьева были смешливыми и много хохотали. Не смотря на внутренний протест, Ягнатьев пытался хохотать вместе с ними. Иначе нельзя. Никак нельзя. Юность. Душераздирающее времечко. Юность.
       Думаю, что современные отроки смеются не меньше.
       Это - от уверенности в том, что они способны что-то переменить по своей воле. А мир, видите ли, изменился сам по себе. Вне нашего участия. Во всяком случае, ваш покорный слуга в этом участия не принимал. Арик Шуман, однофамилец великого композитора, мой пожизненный друг и антипод, не принимал в этом участия.
       Хотя он до сих пор думает, что участвовал в этом.
       Что не соответствует истине.
       Впрочем, как знать?
       Как знать?
       Как знать?
       Как знать?
      

    СМЫСЛ

      
       Всякое движение несет в себе высший смысл. Не думаете же вы, что енот-полоскун совершает свои движения непроизвольно?
      
       Да.
      

    АРИК ШУМАН

      
       Видел бы Ягнатьева теперь Арик Шуман, любитель преферанса и женщин, его пожизненный друг и антипод, который уехал отчего-то в Данию за год до описываемых событий, глазам бы своим не поверил.
       Арик был глубоко убежден, что Алеша Ягнатьев к переменам не способен. Однако факт остается фактом: Алексей Ильич Ягнатьев сорока пяти лет от роду...
      
       Дания. Почему Дания?
      

    АЛЕША

      
       Алеша Ягнатьев. Алеша. Алеша.
       Алеша.
      

    ИМЯ

       Каждый из нас, оставаясь наедине с собой, обращается к себе иначе, чем обращаются к нему окружающие. И потайное, подлинное имя наше далеко не всегда совпадает с именем публичным. Просто мы не задумываемся об этом. А если и задумываемся, отчего-то боимся произносить настоящее свое имя вслух.
       Я не боюсь. Прежде боялся, а нынче уже не боюсь. Не боюсь.
       Подлинные имена наши проступают в наших чертах. Никогда Алеше не стать Петром или Себастьяном. Или Энди. Алеша - это Алеша. Никак не Энди.
       В особенности имя Алеша выдает себя, когда его обманывают. В момент открытия обмана трудно выглядеть кем-нибудь другим, Петром, например. Если ты Алеша.
      
       Когда Алеша понимает, что его надули, глаза его делаются сонными и чуть слезятся. Слезятся вовсе не так, как если бы он приготовился заплакать. Иначе. Будто враз переменилось его зрение. От рождения маленькие уши и пухлые щеки точно невидимой кистью покрываются пульсирующим румянцем, при этом совершенно стираются признаки мужественности. Лицо окончательно округляется и становится матрешечным. Плечи опускаются. В его новом облике неожиданно торжествует улыбка. Только это не оглушительная улыбка неудачливого игрока, но тишайшая улыбка бездомного.
       Да.
      

    АРИК ШУМАН

       У Арика в подобных ситуациях глаза наливались зрачками, и зрение, вероятно, улучшалось. Лицо же Арика заострялось и делалось похожим на мордочку шахматного коня.
      

    МИХАИЛ ТАЛЬ

      
       Из всех шахматистов наибольшее восхищение у нас с Ариком вызывал Михаил Таль. Затаив дыхание, мы разбирали его партии. В особенности нас радовало то, что он умел обыграть Фишера. Кроме того, Таль прекрасно играл в карты. В преферанс. Думаю, что он был способен выиграть и в подкидного. Впрочем, как знать?
      
       В природе всяческих странностей хоть отбавляй.
       Лично я Арика в подкиного всегда обставлял. Что вызывало его справедливый гнев. После такой партии мы могли не разговаривать неделями. И во время молчанки его лицо делалось похожим на мордочку шахматного коня.
       Да.
      
       Одним словом, если вы хотите представить себе лицо Арика Шумана, вспомните, как выглядит черный, именно черный шахматный конь.
       Да.
      
       Себя со стороны в те годы, я, к сожалению, не видел. Наверное, хорошо мне было не потому, что окружающий мир был лучше, а потому, что я не видел себя со стороны. Не учили нас рассматривать себя в зеркале. Нас учили не рассматривать себя в зеркале. Нас так учили.
      
       Итак.
       Арик смеялся. То гневался, то смеялся. Алеша чаще бывал задумчив. Одним словом, все люди - разные. Потрепанная фразочка, конечно, но лишний раз напомнить не мешает.
      
       А вообще я не боюсь банальностей. Нисколько не боюсь. Для меня самые простецкие, тысячу раз говоренные слова остаются живыми, если в них присутствует хоть какой-нибудь смысл.
       Не все слова содержат в себе смысл. "Муа-муа", например, смысла не содержит. Оттого проникает прямо в сердце. Прямо в сердце.
       Мне думается, в тот самый момент, когда человек приходит к пониманию, что все предрешено и начинаются в нем подлинные метаморфозы и деформации. Возможно, я ошибаюсь. Хотя, навряд ли.
      
       Итак.
       В том, что Алеше сорок пять лет - нет ни малейшего противоречия. Ни грамма странности. Нелепостью было бы именовать самого себя Алексеем Ильичом. Не правда ли?
      

    ПЕРСОНЫ

       Подозреваю, что некоторые персоны обращаются к себе именно так - по имени отчеству. Подозреваю, что таких немало. Если подумать хорошенько, я мог бы указать несколько человек среди своих знакомцев. Несколько персон. Но это совсем не нужно. Никому не нужно. И мне в том числе.
       Да.
      
       Персона - это маска. Мы с Ягнатьевым - не персоны, надеюсь.
      
       Только представьте.
       Только представьте себе, как бы выглядело со стороны, когда кто-нибудь, пусть я, придумал бы принимать ванну в маске. Я не касаюсь косметических масок. В косметике я не силен. Речь идет о самой обыкновенной маске с завязками на затылке. Глупо и стыдно. Впрочем, не думаю, что персонам когда-нибудь бывает стыдно.
       Да.
      
       Мне же совестно всегда. Или почти всегда. Оттого тешу себя надеждой, что я, действительно русский человек. Мало того, русский провинциал (жизнь удалась в Бокове), а, следовательно, по-настоящему русский. Хотя, наверное, правы те, что утверждают, будто по-настоящему русского человека теперь не сыскать. Винегрет. Столько всего в нас намешано! Думаете только Монголия? Не исключение - вышеупомянутые Япония и Китай. Винегрет.
      
      
       Хотя Япония и Китай - две большие разницы, как говорят в Одессе. Простите за вопиющую банальность. Вы не обязаны любить банальности так, как люблю их я.
       А иногда кажется, будто бы Япония и Китай - одно и то же.
       Как слепая куколка Япония могла поглотить Поднебесную? А что, если это слияние? Что, если так? А что, если в каждом японце живет китаец, а в каждом китайце - японец? Вот - вопрос!
       Надобно исследовать. Непременно надобно исследовать.
       Не исключено, что в нас с рождения присутствует и Дания. Иначе откуда в нас такая любовь к русалкам и безутешному принцу Гамлету? И с чего бы иначе Арик отправился туда? Не Дания ли подлинная его обетованная земля? Мы же ничего толком не знаем! Криком кричу - ничего, ничего, ничегошеньки!
      

    ГАМЛЕТ

      
       Вы думаете, Гамлет мстил? Ничего подобного. Он исследовал. Если бы он был чуточку больше ленив и любознателен, уверен, страшной трагедии с Офелией не случилось бы.
       Когда человек исследует предмет, эмоции постепенно утрачиваются. Это - данность.
      
       Ягнатьев и Шуман, Шуман и Ягнатьев. Друзья, что называется, не разлей вода.
       Однажды кто-то из них отправился по ложному пути. Кто?
       Вот вам и интрига. Но есть ли в ней нужда?
       Ирония? Зачем?
       Невпопад как-то все.
       В растерянности и сумятице величие Гамлета. Сюжет разрушил и обесценил все! Увы и ах!
      
       Я - подлинный ценитель и носитель банальностей. Это так. У меня всегда развязывается шнурок на левом ботинке. Если ботинки со шнурками. Именно на левом ботинке.
       Космос всегда оставался для меня чем-то надуманным, так что хроническая измена шнурка - единственное, что связывает нас с Гагариным. Может быть, еще его отчество - Алексеевич. Его отца звали Алексеем. Не исключено, что, оставшись наедине с собой, отец первого космонавта называл себя Алешей. Мириады нитей опутывают мироздание. Арик сказал бы "шнурков".
      

    ИМЯ

       Ягнатьеву я дал свое имя - Алексей. Алексей.
       Согласитесь, в Гагарине, не смотря на то, что он Юрий, читай, Георгий, все же присутствовало некое смущение. А, может статься, это - мои фантазии. Может статься. Я склонен к фантазированию. Признаваться в этом трудно. Неловко.
       Да.
      
       Я часто испытываю неловкость. И в том, что я часто испытываю неловкость признаваться неловко.
       Да.
      
       Я не в силах постичь, что такое вселенная. Равно, как и представить себе бесконечность. Не в силах.
       Еще жива Валентина Терешкова. Тоже скромная женщина.
      

    ВСЕЛЕННАЯ

       Когда я говорю "вселенная", отчего-то представляю себе остывшую манную кашу, которую ненавижу с раннего детства. Хотя отдаю себе отчет в том, что вселенная - это и небо, и камни, озера, и травы, и деревья... И озера, и камни. И прочие плоды Божьего вдохновения, которые, из врожденной вульгарности в большинстве случаев мы не замечаем.
       Намеренно не включаю в список разнообразные планеты и кометы, так как не имею представления о том, как они выглядят на самом деле. Картинки в энциклопедии - не в счет. Картинки в энциклопедии - не в счет. Картинки в энциклопедии - не в счет.
      
       Если я, рассматривая картинки, еще могу вообразить себе ту или иную птицу или животное, так как имел с ними дело, полноценно помечтать о каком-нибудь Сатурне не могу. Вот почему космонавты заслуживают всяческого уважения, и даже восхищения.
       Да.
      
       Теперь космонавты незаслуженно забыты. Равно как конка, керогаз и атомная бомба. По-настоящему эти предметы уже не привлекают внимания человечества. Безусловно, о них можно прочесть, услышать в новостных программах, но это уже не то. Совсем не то. То же самое ожидает и картошку в мундирах. Боюсь, то же самое ожидает и шахматы.
      
       Итак.
       Однажды в детстве, когда я болел и, накрывшись пуховым платком, дышал над картошкой в мундирах, невидимый Дед-фронтовик изрек, - Ты не должен забывать, где и с кем ты живешь. Это - твои радость и гордость.
       Я не забыл. Не забыл.
      

    ИМЯ

       С отцом нас связывает мягкий "эль" в именах. Илюша - Алеша. Илья - Алексей.
      
       Подсознательно мы все время роемся в судьбах предков. Ищем аналогии. Иногда находим. Часто находим. Что дальше? Вопрос. Вопрос вопросов.
      
       Однажды в детстве, когда Алексей Ильич, Алеша болел и, накрывшись пуховым платком, дышал над картошкой в мундирах, невидимый Дед-фронтовик изрек, - Ты не должен забывать, где и с кем ты живешь. Это - твои радость и гордость.
       Ягнатьев не забыл. Алеша не забыл.
      

    АРИК ШУМАН

       У Арика не было Деда-фронтовика. Его дед был кларнетистом. Кларнетистом и путешественником. Страстно любил кларнет и путешествия. Играл на кларнете и путешествовал. Путешествовал и играл на кларнете. Он был неудержим, этот Дед-кларнетист. Все время путешествовал. Развлекал соседей по купе игрой на кларнете. Не исключено, что он и теперь путешествовал бы, когда бы его не расстреляли.
       В роду Шуманов много долгожителей. Еще бы!
      
       К чему относится это мое "еще бы"? Все же в интонациях кларнета есть что-то скандальное, согласитесь.
      
       Итак.
       За нами постоянно кто-то наблюдает. Следует ли забывать об этом? Наверное, следует. Хотел бы я забыть об этом? Наверное, хотел бы. Но у меня не получится. Прежде не получалось. Это - драма моей жизни. Вот вам и драма.
       А, может статься, трагедия.
       Нынче так трудно определяться с жанром.
      
       Алеша ни на минуту не забывал о том, что за ним наблюдают. Прежде ему казалось, что это все - жена, проделки жены, во всяком случае, наблюдение как-то, каким-то образом связано с женой. Умной, красивой, желанной, но в то же время взрослой и опасной женщиной. Именно так, взрослой и опасной. Взрослой и опасной. Взрослой и опасной.
       Но теперь, когда она ушла?
       Наблюдение все равно продолжалось. Ни на минуту Алеша не забывал, что за ним наблюдают. Бред преследования он исключал, так как сам являлся наблюдателем и знал толк в таких делах. Но об этом позже.
      
       Что же получается? Если не найти в наблюдении за собой сладострастия, можно сделаться импотентом.
       Что же получается? Роман интимных перемен с элементами эксгибиционизма? Несколько витиевато, но вполне в духе времени.
      
       Итак.
       Я хочу забыть о том, что за мной наблюдают.
       Я знаю одно упражнение. Никому до меня это упражнение не помогло.
      
       Приступаю.
       Я - вселенная.
       "Вселенная" - ужасно, но слов из песни не выбросишь. Что поделаешь! Как правило, психотерапевты глуповаты и чудовищно косноязычны. Среди них немало людей со сходящимся косоглазием. Почему?
       И зачем я вспомнил психотерапевтов? Ах, да, конечно же, упражнение подсказал мне один знакомый психотерапевт, и левый глаз его немного косил. Как же его звали?
      
       Я - вселенная.
       Так. Сосредоточиться. Как будто это - мой последний шанс.
      

    УПРАЖНЕНИЕ N1

      
       Я - вселенная.
       Во мне множество сочащихся светом озер, трав и деревьев (то, что могу себе представить).
       Немыслимая, бесконечная энергия.
       Я напрягаю свою волю и забываю о том, что за мной наблюдают.
       Я забываю, что за мной наблюдают.
       Я забываю, что за мной наблюдают.
       Я забываю, что за мной наблюдают.
       Я один.
      
       Нет никого больше.
       Пока я не призову того, кто мне понадобится, я буду один.
       Отныне и всегда.
       Я забываю, что за мной наблюдают.
       Я забываю, что за мной наблюдают.
       Я забываю, что за мной наблюдают.
       Я один.
      
       Сейчас мне никто не нужен.
       Я забываю, что за мной наблюдают.
       Я забываю, что за мной наблюдают.
       Я забываю, что за мной наблюдают.
       Я один.
      
       Я один, как и положено вселенной.
      
       Никто не спасет меня, если я погружусь в воду с головой и наберу полные легкие воды.
       Все.
      
       Все.
       Как умею, освободился от наблюдения. Надолго ли? Вот, упражнение вспомнил, а имя доктора забыл. В последнее время все валится из рук. Это все - весна. Или осень. Не имеет значения.
      
       Дыхание. У меня слабые легкие. У Алеши Ягнатьева легкие покрепче, но освободиться от слежки так, как освободился только что я, он не может. Алеша - тоже вселенная, но он этого не знает. Не должен знать. Иначе не получится романа интимных перемен с элементами сладострастия и эксгибиционизма.
       Хочется написать современный роман, а всякий другой роман будет уже несовременным. Роман интимных перемен с элементами сладострастия и эксгибиционизма об энтропии и броуновском движении.
       Витиевато. И несколько сумбурно. На первый взгляд. На первый взгляд.
       Эксгибиционизм - одна из главных примет изменившегося мира.
       Выживание. Пытаюсь выжить. Ложь. Ничего я не пытаюсь. Лежу в ванне и все. Время от времени нарушаю ее холеную гладь. Лежу в ванне.
      
       В настоящий момент Ягнатьев до ванны еще не добрался. Когда я сообщаю, что он погружается или уже погружен в ванну - снова лгу, забегаю вперед. Костерю себя за эту лживость и поспешность. Хочется быть последовательным. Очень хочется.
      
       В настоящий момент Алеша до ванны еще не добрался. А я - уже в воде.
       Да.
      
       Он же только готовится к погружению. Несмотря на то, что мы - тезки, мы - разные. Я - это я. Алеша - это Алеша. С одной стороны он - это я в третьем, четвертом, простите, лице, с другой стороны, сам по себе Алеша.
       Да.
      
       Внешне я далек от назидательности. А вот внутри, и это моя беда, нет-нет, да и примечу в окружающих ту или иную особенность, вывих какой-нибудь, нелепость или непорядок. Вот зачем я привязался к психотерапевтам? От них много пользы. Один мудрый человек сказал, что психотерапевты - священники атеистического века.
       Однако многие из них страдают сходящимся косоглазием. Ну и что? А разве театральные критики, или повара не страдают сходящимся косоглазием? А чиновники?! Сколько чиновников страдает сходящимся косоглазием?! Врожденным или приобретенным? Им несть числа. И это не случайно. Хорошо было бы в романе исследовать и этот феномен. Было бы очень и очень любопытно. Впрочем, как знать?
      

    КОСОГЛАЗИЕ

       Знавал я одного театрального режиссера чудом спасшегося от косоглазия. Просто вовремя вмешались врачи. А так и он был бы косоглазым.
       Впрочем, разве во внешности дело?
       Вот, внешность не изменилась, а постановки его были постановками косоглазого человека.
       Иногда грубые люди называют косоглазыми японцев и китайцев. Это не так. Косоглазие - совсем другое. Совсем другое.
      
       Непременно вернуться к чиновникам! Не забыть.
      
       А разве сам атеистический век не страдает сходящимся косоглазием?
       И потом. Разве психотерапевты рады этому обстоятельству? Да они не забывают об этом ни на минуту. Им хорошо бы никуда из дома не выходить до конца дней. Однако же они преодолевают себя и идут. Навстречу людям. И нередко помогают им. Словом. Словом. Но "слово, изреченное вслух - есть ложь", не так ли?
       Тупик.
      

    АРИК ШУМАН

      
       Премудрый Козьма - главный враг психотерапевтов.
       Ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха!..
       Из Арика Шумана. Догадались?
      
       Меня в некоторой степени извиняет то, что и себе я не делаю поблажек. Но лишь "в некоторой степени". Боюсь, что избавиться от гадкой своей наблюдательности не смогу никогда. Хотя это никому не нужно. И мне в том числе.
       Да.
      
       Откуда в моем списке появились театральные критики? Я, как будто, далек от театра по большому счету?
       Думается, дело здесь вот в чем. Всякий ценитель и носитель банальностей имеет право считаться подлинным ценителем и носителем банальностей только в том случае, если размышляет над банальностями. Что просто так, попусту ценить их и носить их в своем сердце?
      
       Теперь ненадолго вернемся к Шекспиру.
      
       Весь мир - театр.
    В нем женщины, мужчины - все актеры.
    У них свои есть выходы, уходы,
    И каждый не одну играет роль...
      
       Кто же не знает этого монолога? Кажется, метафора поэта предельно проста и понятна. Однако здесь кроется загадка. Да еще какая!
       Согласимся с тем, что все люди - актеры. Всякий человек, всякий стремящийся к Истине человек, не важно, осознает он это или нет, без труда догадается кто, в сей метафоре Автор и Режиссер.
       А теперь, внимание, загадка!
       Что же такое в данной формуле театральные критики?
       А их существование никто не отменял. Мало того, они довольно громко напоминают о себе, и театральные, и литературные и прочие критики.
       Что же такое в данной формуле театральные критики? Кто они?
      
       "Весь мир - театр". Согласен. "Люди - актеры". Хорошо. Но что такое театральные критики? И вообще критики? Кто они? Вот вопрос.
      
       Кроме того, я обожаю рассматривать тексты пьес.
      

    ИМЯ

       Ягнатьев. Алексей Ильич. Алеша - Илюша. Альеша - Ильюша. Мягкое "эль" лаской и робостью связывает нас с отцом.
       Мы изумительно похожи со своим отцом. Правда, он был бухгалтером, но тоже очень скучал по животным. Его, например, интересовали ленивцы. Ловлю себя на том, что и я с годами все чаще думаю о ленивцах. Ленивцы.
       Да.
      
       С тем, чтобы отвлечься от ужаса ледяной воды, погружаясь в ванну, Алеша старался думать о ленивцах...
       С тем, чтобы отвлечься от ужаса ледяной воды...
       Вот с чего, пожалуй, начну я свой роман.
       Пожалуй.
      
       И вновь солгу. В тот момент о ленивцах я не думал.
       Да.
      

    БРЕМ

       Я прекрасно помню тот день, когда в нашем доме появился сандаловый трехтомник Брема, страницы которого источали аромат ванильного шоколада. У него были тяжелые живые страницы и, шепотком над литографиями - папиросная бумага.
      
       Итак.
       Маленький Алеша боялся своим дыханием спугнуть серебристую паутину рисунков, способных при особом освещении оживлять изображенных на них зверей.
       Теперь, будучи физиологом, я отлично знаю как много общего в организмах человека и свиньи. Но упаси меня Бог свернуть с тропы дарвинизма.
       Мой удел до конца дней играть роль последовательного и грубого материалиста. Это - мой мундир.
       Чем не персона? Ха-ха-ха...
       Краткий горький смех. Краткий горький смех. "Чем кумушек считать трудиться..." Великий баснописец Иван Андреевич! В конце концов, никто не заставлял меня получать образование. Никто. Ах, Иван Андреевич, новый Эзоп!
      
       Когда закончился род Адама? Когда и где закончился род Адама?
       Отчего-то кажется мне, что у Адама бороды быть не могло. Хотя, не думаю, что во времена Адама существовала опасная бритва. Просто, в отличие от Дарвина или Толстого, у Адама борода не росла.
       И что там за путаная история любви?
      

    АЛЕКСЕЙ ИЛЬИЧ И БРОДЯГА

       Бродяга закрывает глаза и улыбается, - Параллельный мир. Совершить путешествие в параллельный мир. Я называю это "совершить путешествие в параллельный мир".
       - Так вы называете это? - Да, именно так. - Вы знакомы с параллельным миром? - А разве вы не знакомы с параллельным миром? - Я не знаком. - Знакомы, еще как знакомы. - Я на самом деле не знаю, что это такое. - Всякий знает, что это такое. - Только не я. - Вы играете со мной. - Честное слово. - Вы разыгрываете меня. - Честное слово. Посмотрите мне в глаза. - Я не люблю смотреть людям в глаза. Так же, как и вы. - Так что такое параллельный мир?
       - Хорошо. Давайте попробуем. Вы могли бы на минуточку представить себя котом? - Что? - Представить себя котом. Это совсем не сложно. - Вы хотите разрушить меня. - Зачем? - Вы хотите окончательно разрушить меня. - Вы сами просили меня. - Я не просил вас окончательно разрушать меня. - Вы просили меня показать вам параллельный мир? - Но какая взаимосвязь между параллельным миром и котом? - Самая непосредственная. И поверьте, для того, чтобы увидеть параллельный мир, нужно хотя бы несколько минут представить себя котом. - А вы упрямый человек. - Не знаю, не думал об этом. - Странная фантазия. Представить себя котом. Какой-то бред. - Как вам будет угодно. - Но я не могу... - Вы еще и не пробовали. - Да. Вы определенно хотите разрушить меня. Превратить, как говорится, в руины. Зачем вам это нужно? - Мой ответ - молчание А вообще, мы с вами очень похожи. - Да? - Да, я чувствую это.
       - Вы думаете, стоит попробовать? - Почему бы и нет? - Вы думаете, что-то может перемениться к лучшему? - Почему бы и нет? - Представить себя котом? - И все же, зачем вам это нужно? - Вы просили.
       - Вы знаете меня? - Теперь начинаю узнавать. - Вы знали меня и прежде? - Я знаю всех, кто живет в этом городе. - В таком случае, вы можете дать мне совет. - Сначала сделайте то, о чем я вас просил. - Черт, зачем это? Черт, я не знаю, как это сделать! Я должен мяукать? - Зачем? Просто закройте глаза и улыбнитесь. - Как вы? - Приблизительно так. - Вы сейчас в образе кота? - Мне этого уже не нужно. Для меня это пройденный этап.
      
       Алексей Ильич закрывает глаза и пытается изобразить улыбку.
       Бродяга открывает глаза, рассматривает Алексея Ильича, - Плохо, очень плохо. Улыбка должна быть естественной, а у вас получается Себастьян. - Я думаю совсем о другом. - О чем? - Какая разница? Во всяком случае, не о котах. - О параллельном мире? - Я уже и забыл. Надо же? Вы так заморочили мне голову, что я уже забыл о параллельном мире.
      
       Бродяга встает, - Пора мне. - Вы что, уходите? - Да, пора домой. Хотите, я приглашу вас к себе в гости? - Признаться, я думал... - Что вы думали? - Признаться, я думал, что у вас нет дома. Простите. - Бездомных людей не бывает. Начертите круг, лягте в него и скажите себе: это мой дом, и это станет вашим домом. Быть может, для вас самым счастливым местом на земле.
      
       - Уходите? - Да, ухожу. - Скажите на прощанье, зачем вам хотелось, чтобы я представил себя котом? - А почему бы и нет? - Погодите. - Да? - Вы, как будто, предлагали выпить? - Нет, вы меня с кем-то путаете. Я не пью. Держитесь подальше от женщин, мой вам совет.
      
       Этот и подобные этому финалы - всегда полная неожиданность для автора. Я же говорю, персонажи живут сами по себе. Вот вам и параллельный мир.
       Что же касается предложенной бродягой игры в метаморфозы, а это было ничто иное, как игра в метаморфозы, думаю, он хотел продемонстрировать Ягнатьеву особенности кошачьего зрения. Но для этого требуется другая форма зрачка.
       Думаю, проще было бы трансформировать Алексея Ильича в ленивца. Но бродяга может и не догадываться о существовании этого чуда природы.
       Впрочем, я могу и ошибаться на сей счет.
      

    РАЗВОДЫ

       Разводы.
       Разводов становится все больше и больше. Думаю, это как-то связано с экологией.
      
       Ягнатьев.
       С тем, чтобы отвлечься от ужаса ледяной воды, погружаясь в ванну, Алеша старался думать о ленивцах...
      
       Я же не думал о ленивцах. Я не думал о ленивцах в тот момент просто потому, что не вспомнил о них. А подумать о них как раз следовало бы. Это очень и очень отвлекает в минуту испытания.
      
       Как изменился мир! Как изменился мир! То, что однажды подсмотрел я в передаче Национального географического общества, лишило меня сна на трое суток. Ягуар пожирал ленивца. Но это - не самое страшное. Потрясением для меня явилось то, что ленивец при этом улыбался. Какое счастье, что в моем детстве, в томике Брема, ленивец был на одной странице, а ягуар - на другой!
       Милые создания. Мне хотелось бы дружить и с одним и с другим.
       Теперь не остается сомнений в том, что программы Национального географического общества не образовывают, а изощренно убивают. Сегодня ленивец, а завтра, быть может, и ягуар?!
       Сегодня - ты, а завтра - я?!.
      
       Во время просмотра передачи Национального географического общества, а также последующие трое суток Ягнатьев ощущал себя тем самым ленивцем.
       Он и теперь представляет себя ленивцем. Вот только улыбаться так лучезарно, безмятежно не умеет. Не умеет и не хочет.
      

    ПОЭЗИЯ

       Изменившемуся миру не нужна поэзия. Хотя поэты не умолкали ни на секунду. Бесконечный треп. То, что поэты, дескать, молчат, когда говорят пушки - чушь. Бесконечно болтливы и те и другие. Силятся перекричать друг друга и гремят страшно.
      
       Это спасение, что я теперь в ванне, и музыка воды перебивает всю эту вакханалию.
       Хорошо и покойно думать о ленивцах. Хорошо и покойно.
      

    БОКОВ

       Если бы окна Ягнатьева выходили не во двор, а на улицу, он мог бы намного лучше узнать обитателей своего города. За какой-нибудь час он мог бы увидеть как две студентки-хохотушки, в розовом свечении утра, то и дело озираясь, задирают друг дружке юбки; как вареный взъерошенный пьяница, чувствуя скорую свою погибель, робко переходит дорогу; как нищенка с аккуратностью реставратора раскладывает на полотенце свои записки и иконки; как согбенный под жениными ударами в спину, с вывернутым наизнанку лицом супруг возвращается в лоно милой семьи; как батюшка, обращая суетное в пыль, низко склонив голову, семенит на службу; как тучная масляная мать, спотыкаясь и причитая, силится догнать светящуюся от истошного детского крика коляску; как, разбивая рот медной ладонью, борется со сном римлянин в тоге и сандалиях; как кот, совершив стремительную пробежку за невидимой мышью, внезапно задумывается и ложится прямо на тротуар; как, после длительной паузы, точно из-под земли вдруг вырастает палевая громада плененного слона, не желающего видеть ни замершего в скрежете мотоциклиста, ни подружек в хрустящих обновках, ни вертлявого милиционера с лицом удода, и уж, конечно, не желающего видеть летящую за собственным лаем Моську... И так дальше, и так дальше.
      
       Впрочем, подобные наблюдения из окна есть ничто иное, как путешествие. А к путешествиям Алексей Ильич решительно не способен.
      
       Хорошо и покойно думать о ленивцах. Вспомнить о том, что эти очаровательные создания невзыскательны, довольствуются малым и способны целые дни и даже недели терпеть голод и жажду.
      

    ПЕДАГОГИКА

      
       Нередко, и не без основания, говорят, что русские люди чрезвычайно одарены. Мне думается, я знаю, в чем причина этого явления. Русские дети изучают окружающий мир по стихам Корнея Ивановича Чуковского.
      
       Ехали медведи
       На велосипеде.
      
       А за ними кот
       Задом наперёд.
      
       А за ним комарики
       На воздушном шарике.
      
       А за ними раки
       На хромой собаке.
      
       Волки на кобыле.
       Львы в автомобиле.
      
       Зайчики
       В трамвайчике.
      
       Жаба на метле...
      
       Едут и смеются,
       Пряники жуют.*****
      
       Помните?
      
       А теперь попытайтесь представить себе эту процессию.
      
       Когда Юрий Алексеевич Гагарин встретился с Корнеем Ивановичем Чуковским, он, не в силах сдержать восторга, поцеловал ему руку.
      
       Я и сам пишу стихи. Писал. Но испытываю от этого неловкость. Испытывал. Испытываю. Я часто испытываю неловкость. Очень часто.
       Судя по внешнему виду, ленивцам также знакомо это чувство. Если когда-нибудь в будущем откроется, что ленивцы способны испытывать неловкость, вероятно, передачи Национального географического общества запретят.
      

    ЛЕНИВЦЫ

      
       Первые рассказы о ленивцах принадлежат Овиедо, который говорит приблизительно следующее: Perico ligero самое ленивое животное, какое можно видеть на свете. Он так неуклюж и нетороплив, что ему нужен целый день, чтобы пройти лишь 50 шагов. Первые христиане, увидевшие его, помнили, что в Испании негров обыкновенно называют в насмешку белыми Иванами, и потому дали ленивцам в шутку название "проворные собачки". Это одно из самых удивительных животных. Взрослое животное длиной две пяди и немногим менее в толщину. У него четыре тонких ноги, пальцы которых срослись между собой, как у птиц. Ни когти, ни лапы не устроены так, чтобы они могли поддерживать тяжелое тело, и потому брюхо почти волочится по земле. Шея вытянута прямо вверх, такой же толщины, как пест ступки; голова почти не отличается от нее, лицо круглое, похоже на лицо совы и окружено волосами, так что оно лишь немного больше в длину, чем в ширину, глаза малы и круглы, ноздри - как у обезьян, рот маленький.***
      

    ПОЭЗИЯ

      
       Мои стихи напоминают ракушки, и я, без особой надобности, не стану засорять ими роман о новом демиурге, написанный в четвертом, разумеется, лице.
       Если эти мои ракушки запустить в воду, они раскиснут как пельмени, а линия романа пойдет вкривь и вкось. И выводы будут неверными. Сущность и без моих стихов достаточно искажена.
      

    ЛЕНИВЦЫ

      
       Ленивец двигает шею то в одну, то в другую сторону, как будто чему-нибудь удивляется. Его единственное желание и удовольствие заключаются в том, чтобы вешаться на деревьях или на чем-нибудь, где он может лазать; и потому его часто можно видеть на деревьях, по которым он медленно взбирается. Его голос очень отличается от голосов других животных. Поет ленивец всегда только ночью, издавая время от времени каждый раз по шесть звуков, сначала один выше другого, а затем все тише и тише: ля, ля, соль, фа, ми, ре, до. Потом кричит шесть раз: ха, ха, ха, ха, ха, ха. Пропев раз, он некоторое время ждет и снова повторяет то же. Я считаю его ночным животным. Иногда христиане ловят ленивца и приносят его домой, где он по обыкновению медленно ползает, и его нельзя ни угрозами, ни толчками принудить двигаться быстрее. Если животное находит дерево, то влезает тотчас же на самые высокие ветви и остается там 10, 12 и даже 20 дней; что оно ест, неизвестно. Я держал его дома, и, по моему наблюдению, оно, должно быть, питается воздухом. Того же мнения придерживаются и многие другие наблюдатели, так как никто не видел, чтобы ленивец что-нибудь ел. Он по большей части поворачивает голову и рот в ту сторону, откуда дует ветер; отсюда следует, что воздух, должно быть, очень приятен ему. Ленивец не кусается, да и не может кусаться, так как рот его очень мал; он также не ядовит. Вообще же я никогда не встречал ранее столь глупого и бесполезного животного, как он...***
      

    ЗЕРКАЛА

       Все - зеркала.
       Зеркала.
       Зеркала. Зеркала. Зеркала. Зеркала. Зеркала. Зеркала. Зеркала.
      

    ВОДА

       Вода.
       Вот теперь заговорили о том, что вода - носитель информации. Как все же медленно движется человечество по замшелой винтообразной лестнице познания?! Боится сделать несколько уверенных шагов. Боится немедленно сойти с ума. У безумного - страх безумия. Грустно.
      
       Вода.
       Вода - живая. Говорю вам, вода - живая. Вода повсюду. Мы сами, преимущественно, состоим из воды. Вот откуда у Алеши ощущение, что за ним постоянно наблюдают.
       Да.
      
       Думаю, правильным будет в роман о новом демиурге, написанный в четвертом, разумеется, лице, включить что-нибудь познавательное. Вот, например, размышления о ленивцах.
       Но.
      
       Разве я так думаю? Разве это не мой незримый заказчик? Тот, что с пристрастием отслеживает исполнение заказа? Не позволяет отвлечься, забыться, переменить тему? То и дело нашептывает что-то, расстраивается иногда, смеется, а случается и водит моей рукой? Вот его оружие.
       Он знает много больше, чем я. Я робею перед ним. Робею.
      
       Мысль о трактате безумно соблазнительна.
       Думаю, правильным будет в роман о новом демиурге, написанный в четвертом, разумеется, лице, включить что-нибудь познавательное. Вот, например, размышления о ленивцах. Кроме того, дать коротенькую информацию о Бреме. Мне кажется, многие теперь забыли и о нем. И он оказался не нужен изменившемуся миру. Современные дети смотрят программы Национального географического общества. Полагаю, происходит это потому, что в передачах Национального географического общества нередко показывают, как животные совокупляются.
      

    ЯГНАТЬЕВ.

       С тем, чтобы отвлечься от ужаса ледяной воды, погружаясь в ванну, Алеша старался думать о ленивцах, мой Алеша.
      

    ПЕРЕД ПОГРУЖЕНИЕМ

       На самом деле вода была самой обычной температуры, но внутренний трепет настаивал, что вода непременно ледяная. На худой конец - кипяток. В любом случае остановки сердца не избежать. В такие минуты всегда вспоминаешь какой-нибудь эпизод из детства, и где-то в паху занимается щекочущая жалость к себе маленькому.
      

    СЧИТАЛКИ

       Итак.
       Алеша - Илюша. Алеша - Илюша. Заразительно как считалка. Считалки сродни эпидемиям. Испанке, например. Считалки - эпидемии души. Точнее, эпидемии духа.
       Да.
      
       В детстве мне казалось, что испанка "унесшая столько жизней" - это реальная женщина в черных одеждах с впалыми щеками и кругами под глазами. Никак не мог сообразить, зачем она занимается всем этим. Наверное, - думалось мне, - в этом есть какой-то смысл. Какой-то высший смысл!
       Обратите внимание на то, как рано мысли о высшем смысле посещают русского человека!
      
       Логика.
       Главное не упустить логики.
       Хронология.
       Что-то с хронологией.
       Время.
       Время ускорилось, сделалось коварным и бесчувственным, так что логика ускользает легко. Точно угорь. Точно угорь.
       Угри напоминают змей. Ненавижу змей. Брр! Еженощно жду их появления во сне - завещанная пращурами мудрость тщетно пытается пробиться сквозь толстый налет глупости, приправленной воспоминаниями.
      
       Лучше не задумываться обо всем этом.
       Да.
      
       Не упустить логики.
       Да.
      
       Что-то с хронологией.
       Попытаться быть последовательным.
       Да.
      
       Объявил, что солгал - запомнить. Многократно объявил.
       Да.
      
       И попытаться быть последовательным. Последовательным. Но. В каком направлении? "По" или "против" течения времени?
       А какая разница, если, в конечном счете, раньше или позже упрешься в зияющую пустоту именуемую "до тебя" или "после тебя"? Так или иначе, тебя там "еще нет" или "уже нет", что никак не влияет собственно на пустоту.
       Еще одна банальность. В роман не включать - перебор банальностей! Перебор.
      
       Никогда не мог запомнить в какую сторону "по часовой стрелке", а в какую - "против". Казалось бы, нет ничего проще, для меня же это - непреодолимая трудность. Это относится к доказательствам, а точнее знакам того, что от нас в нашей судьбе мало что зависит. Этот и подобные ему знаки, то и дело развязывающийся шнурок на левом ботинке, например, читаются - "не возносись, не пыжься".
       Все предопределено. С таким-то шнурком катастрофа летчику обеспечена. Не сейчас, так позже. Если не на изумительной ракете, так на обыкновенном самолете. Вот и весь сказ.
       Да.
      
       Хотя, наличие инопланетян я не исключаю.Не то, чтобы верю в них или жду, но почему бы им не быть? Ведь мы же есть? Не исключаю, что им любопытно было бы познакомиться с Гагариным, простым гжатским парнем, первым спрыгнувшим с замшелой винтообразной лестницы познания. Одним словом...
      
       Одним словом, постижение алгебры часовой стрелки для меня - непреодолимая трудность.
       Убрать!"Непреодолимая трудность" - очень плохо. Очень-очень плохо! Ни в коем случае не включать в роман! Ни в коем случае!
      
       Я бы окрасил пустоту в золотисто-телесный тон. Таким цветом пахнет двухэтажный дом, где находится мое убежище, дом, выстроенный военнопленными японцами на века. Из чего следует - запах этот парил до меня, будет парить после меня, а, следовательно, для меня это и есть цвет пустоты.
      

    МОЙ ЯПОНЕЦ

      
       Стоит мне уйти или спрятаться в ванне, сутулый японец в ватнике и треухе тотчас выходит из своего укрытия и медленно бродит по комнате. Подходит к окну и мучительно долго наблюдает за тем, как дождь наполняет лунную сахарницу, сгоряча брошенную во двор соседкой сверху.
       Стоит Ягнатьеву уйти или спрятаться в ванне, сутулый японец в ватнике и треухе тотчас выходит из своего укрытия и медленно бродит по комнате.
      
       Никто не смеет перекрасить мой дом. Никто.
       Не упустить логики.
      
       Итак.
       Итак, золотисто-телесный тон. Общепринятая в подобном случае сажа исключается. Прилагающаяся к пустоте водосточная труба и мусорный бак во дворе - не в счет. Хотя они - не совсем сажа. По ним пробегают невесть откуда взявшиеся зеленые искры. Точно крохотные ящерки под спекшейся кожей бродяги.
      
       Цвет.
       Это, доложу я вам, уже не горец Бажов, это что-то из Магритта.
       Но точнее не скажешь.
       Я и прежде догадывался, что Магритт был провидцем.
      

    МАГРИТТ

      
       Ах, Магритт, Магритт!
      
       Крохотные ящерки на солнце. Вам не доводилось встречать ящериц в феврале? Приходите к моему дому. Это не означает "приходите ко мне в гости", так как теперь я вам не открою. Я - в ванне и вам не открою. Японец? Японец тем более не откроет.
       Впрочем, я не открыл бы вам, если бы и не был в ванне. Теперь мне не хочется видеть людей. Я, наконец-то, занят делом. Наконец-то. Я, наконец-то, занят делом.
       Откуда эта фраза?
       Исследуем.
      
       Итак.
       Перед тем как сделаться стеклодувом Алексей Ильич Ягнатьев...
       Перед тем...
       Напоминаю, роман в четвертом лице, так что обращение по имени-отчеству допустимо.
      
       Итак.
       Перед тем как сделаться стеклодувом Алексей Ильич Ягнатьев двадцать четыре, а то и все двадцать пять часов кряду повторял одну и ту же фразу - "надобно что-то делать, надобно что-то делать, надобно что-то делать". И как эта чеховская фраза, в юности по малоумию осмеянная Ариком Шуманом, могла явиться в голову сорокалетнему Алеше Ягнатьеву?! Однако, факт, он долго повторял это перед тем как погрузиться в воду.
       И будучи уже в воде повторял как попугай... некоторое время...
      

    ПОПУГАЙ

       Конечно же, я не сразу стал стеклодувом. Прежде чем сделаться стеклодувом, некоторое время я выступал в качестве попугая. Кстати, достаточно долго. Во всяком случае, в половине девятого я все еще повторял свою фразу. Как попугай.
      
       Отлично помню - часы в прихожей девятью ударами сколачивали мою треснувшую голову, а я, из неопознанных соображений стремясь угодить, прилаживал им в такт свою целомудренную считалку.
      
       Время - главный враг человечества.
       Да.
      
       Надобно что-то делать.
       Надобно что-то делать.
       Надобно что-то делать...
      

    ПРОСТЫНИ

       Тем временем в Бокове стелятся простыни.
       Лилия - Лилит стелет простыню.
       Клавдия - Даная стелет простыню.
       Любушка-голубушка стелет простыню.
       Липочка стелет простыночку.
       Берта Наумовна стелет простыню.
       Зинка стелет простынку.
       Валентина, дай ей Бог здоровья, стелет простыню.
       Варвара Васильевна, Царствие ей Небесное, стелет простыню.
       Мила вся горит, но стелет простыню.
       Патрикеевна стелет простыню.
       Оленька стелет простыню.
       Вика стелет простыню.
       Полина Сергеевна стелет простыню.
       Всего - тринадцать.
       Четыре раза по три и еще одна - Липочка.
      

    МОЙ ЯПОНЕЦ

      
       Пользуясь отсутствием Алексея Ильича, японец, не снимая ботинок, укладывается прямо на простыню и сворачивается калачиком.
      
       И что мы так гоняемся за временем?! Время - враг. Мы - это мы, а время - это время. Однако же, вопреки всякой логике стараемся приблизиться к нему, понравиться ему, выцыганить у него то и сё. Что доставляет нам массу неудобств и обостряет чувство несправедливости.
       Все это напоминает мне серебристую башню из цилиндров, по всем законам не имеющих права не уронить акробата, и, тем не менее, удерживающих этого мошенника в равновесии, что искажает представление о действительности у детей в цирке.
       Так формируются алкоголики.
       Да.
      
       Надобно что-то делать.
       Надобно что-то делать.
       Надобно что-то делать.
      
       Японцы.
       Среди японцев тоже встречаются алкоголики. Думаю, что среди военнопленных японцев их было особенно много.
       Да.
      
       Дед-фронтовик любил выпить. Делал он это смачно, и никто не смел перечить ему. В те времена мужчинам, вернувшимся с фронта, не перечили. Их было слишком мало. И теперь мужчин мало, но все же больше, чем было после войны.
      
       Ягнатьев.
       До описываемых событий Алексей Ильич пьянствовал три дня к ряду, не ходил на работу, не отвечал на телефонные звонки, не брился, не читал газет и не включал новостных программ.
       Прежде запоев у него не случалось. Так, раз или два. В юности. А последние два года своей жизни он и по большим праздникам всем прочим напиткам предпочитал минеральную воду, за что ненавидел ее смертельно.
       Да.
      
       Надобно что-то делать.
       Надобно что-то делать.
       Надобно что-то делать.
      

    ПОПУГАЙ

       Да, если присмотреться, есть в моей внешности что-то от попугая. Стоит взять небольшую паузу, схватить за хвост проблеск в зеркале, успеть наступить на тень сразу же после того, как вспыхнет лампочка, глядь - и впрямь попугай.
       И торчащий вихор на затылке, и крючковатый нос, и большие ноги при беспощадно малом росте. И эта дурацкая привычка повторять одну и ту же фразу, одно и то же слово по нескольку раз, когда мысли далеко. Когда мысли далеко. Далеко далече.
      

    АРИК ШУМАН

       Ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха!..
      
       Итак.
       Мысли мои были далеко. И складывались не в пользу дела. Стеклодувом я сделался позже. Я еще и не знал, что стану стеклодувом. Однако же пристыла фраза. Вот такая бессмыслица. Такая бессмыслица.
       Надобно что-то делать.
       Надобно что-то делать.
       Надобно что-то делать.
       Нет, быть может, первоначально и присутствовал некий посыл. Наверняка присутствовал. И, памятуя о логике и в назидание себе, причинность эту непременно следует восстановить.
       Итак, мотив присутствовал. Но уже через два или три часа бормотания от него ничего не осталось. Одна лишь перламутровая оболочка. Притом, что голова была налита свинцом, уличный февраль бледным пламенем гулял по спине, глаза слезились, а придуманная необходимость, во что бы то ни стало, затолкать себя в ванну вызывала спазм в горле.
      
       Время года не имеет значения.
       Время года не имеет значения.
      

    ДЕЛО

      
       Надобно что-то делать, надобно что-то делать, надобно что-то делать...
       Надобно что-то делать, надобно что-то делать, надобно что-то делать...
       Надобно что-то делать, надобно что-то делать, надобно что-то делать...
      
       Во что бы то ни стало затолкать себя в ванну! Вот оно. Для Ягнатьева это было не просто делом, подвигом.
       Да.
      
       Иногда процесс погружения в воду выглядит как подвиг. Во всяком случае, значительное событие жизни. По крайней мере, дело. Ответственное дело. Вот оно. Дело.
       Да.
      
       Нет, в тот момент по-настоящему чувства ответственности перед водой Алеша не испытывал. Знал, что она живая, но слишком был занят собственной персоной. Его бессмертная душа болела. Бессмертная душа.
       Ужасающий оборотец! Но точнее не скажешь. Точнее не скажешь.
      
       А губы, лопасти вышеупомянутых мельниц, если угодно принять мою метафору, упорно перемалывали одно и то же. Одно и то же. Одно и то же.
       Впрочем, если вдуматься, ничего удивительного. Что же вы думаете, попугаи, повторяя для нашего удовольствия какую-нибудь навязанную нами пошлость, вдумываются в ее содержание? Нет. Нет, нет и нет. Они в это время в Гвинее или Новой Зеландии, или еще где-нибудь. Там, где и слов таких не знают. И, слава Богу, что не знают. Ах, птицы, птицы! Ах, птицы, птицы!
      
       Однако таким-то способом и приклеиваются намертво ярлыки.
       Определенно от приятелей, помеченных наблюдательностью, не только польза, но и великий вред. Двойная беда, когда этим приятелем оказываешься ты сам.
       Да.
      
       Попугаи, и это доказано, имеют разум трехлетнего ребенка.
      

    МЕТАМОРФОЗЫ

      
       Ко всему хорошему, чистому, лучезарному, нежному, с Бремом, яблоками, бабочками, запахами пирога и гигантскими лопухами, всему тому, что остается нам из детства, в годы юности, точно разверзаются огромные ржавые ворота шлюзов грядущей зрелости, устремляется пузырящийся поток кровожадности. И первый симптом образовавшегося ожога - неожиданное (прежде всего для окружающих) малоумие, внешне выражающееся в пробуждении прыщей.
       Если внимательно наблюдать, выглядит это так. Однажды ночью из-под одеяла (простыни) отрока (девушки) раздается скрипение зубов. Это - не глистная инвазия, как думают многие, это - как раз звук разверзаемых ворот. Наутро хороший, послушный мальчик (хорошая послушная девочка) просыпается совсем другим человеком. Это уже не Алеша - Алексей (будущий Алексей Ильич) и не, предположим, Аннушка - Анна (будущая Анна Ильинична). Его (ее) аккуратная мордашка непропорционально вытягивается (округляется), в глубине зрачков загораются недобрые огоньки грядущего кочевья, а на лбу (подбородке, щеках и пр.) проступают созвездия Цербера, Горгоны, Сциллы и Харибды, Содома и Гоморры и другие. В качестве теста дайте ему (ей) в руки томик Чехова, и он (она) тотчас примется высмеивать его (чеховских) несчастных домочадцев. Особенно в том месте, где они всей душой стремятся работать.
       Если, конечно, испытуемый вообще согласится читать.
      
       Ах, как Алеша Ягнатьев должен не любить Алексея Ильича Ягнатьева!
       А что Алексей Ильич?
      

    ПЕРЕД ПОГРУЖЕНИЕМ

       Рассматривая себя в зеркале, Алексей Ильич Ягнатьев с изумлением обнаружил под носом юношеский прыщ.
       - Это знамение! - подумал он.
       Впрочем, если бы он увидел свою физиономию и без оного прыща, реакция была бы в точности той же. Он физически почувствовал приближение вселенской бури.
       - Почему именно теперь, когда я так несчастлив? - подумалось ему.
      
       В юности, попадись мне мой воображаемый роман, я бы смеялся до колик. Пожалуй, единственное, над чем бы я засмеялся от всей души.
       Думаю, Арик бы просто не выжил.
       Я непременно съязвил бы, заменив "вселенскую бурю" на "вселенскую дурь", и неутомимо показывал бы всем свое остроумие.
       И Арик Шуман, перестав злиться за проигрыш, смеялся бы вместе со мной, и все остальные друзья-товарищи смеялись бы вместе со мной, хотя у кого-то из насмешников, наверняка, мысли были бы далеко. Далеко далече.
       В Гвинее или Дании, быть может.
       Отчего я так мало смеялся в детстве?
       Ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха!..
       Не выходит.
      

    КЛОУН

       В юности мои однокашники много смеялись. Однако никто из них в последствии так и не стал клоуном. Говорят, в быту клоуны, как и поэты - очень грустные люди. Так что, если уж кому и суждено было бы стать клоуном, так это вашему покорному слуге. Может статься это - мое призвание. Только я его не почувствовал. Теперь уже поздно.
      
       Время - главный враг человека. Каждый месяц его жизни отмечен еще одной захлопнувшейся перед самым носом дверью.
       Мне думается, что человеку в жизни отмеривается определенное количество смеха. Чем больше смеется он в молодые годы, тем меньше ему остается в старости.
      
       Ягнатьев.
       В юности Ягнатьев мало смеялся. Почти не смеялся. Только иногда. Преимущественно по пустякам. Когда окружающим как раз смешно не было. К примеру, когда наблюдал за попугаем. Или перечитывал свои стихи. Или пытался понравиться какой-нибудь девочке, что, конечно же, оставалось его тайной.
       Да.
      
       Во мне живет парадокс. Прошло много лет, а смеяться много я так и не стал. Посмотрим, что будет в глубокой старости.
       Надобно, чтобы в глубокой старости при мне всегда находилось зеркало. Некого попросить.
      
       Итак.
       За всю свою жизнь я так и не встретил настоящего ленивца.
      

    БРЕМ

       Брем (Brehm) Альфред Эдмунд (1829 - 1884) немецкий зоолог, просветитель. Наблюдения, вынесенные из путешествий по Африке, Европе, Западной Сибири и др., легли в основу "Жизни животных" (т. 1-6, 1863-69, русский перевод в 1911-15 и 1937-48). Благодаря живым описаниям "образа жизни" и "характера" животных труд Брема (несмотря на присущий ему антропоморфизм) стал для многих поколений лучшим популярным руководством по зоологии. Директор Гамбургского зоопарка (1863-66), создатель Берлинского аквариума (1867).****

    Глава вторая

    СМЕРТЕЛЬНЫЙ ПОЦЕЛУЙ ОСЫ

    Я одобряю такой лозунг:

    Не бояться трудностей,

    не бояться смерти

    Мао Цзедун

       Наибольшей ценностью для человека является проживающий в нем ребенок. Именно он умеет обратиться к Богу. Бог и аксиома близкие слова.
       Аксиома.
       Ничего сложного. Произнесите это вслух, и собеседник ваш в девяносто девяти случаях из ста заявит вам, - прописная истина. И будет прав. Про себя же заметит, что никогда не задумывался над этим. Если он склонен к анализу, ваш собеседник. Почему так?
      

    ПЕРЕД ПОГРУЖЕНИЕМ

      
       Ягнатьев погружался в ванну так, точно она была наполнена ледяной водой.
       Перед погружением, насколько это представлялось возможным при его невысоком росте, но малом пространстве между стенами, он лег вдоль ее края, согнув правую ногу в колене и упершись теменем в чрезвычайно сложное и болезненно острое сплетение рукояток, шлангов и кранов. Перед погружением...
      
       Нет, нет, хронология нарушена. Много что должно было произойти перед тем. Нужно было раздеться, войти в ванную. Или войти в ванную, затем раздеться. У каждого свое обыкновение.
      

    ГЮСТАВ ДОРЕ

       У Энди (Уорхолла) свое обыкновение, у Гюстава Доре свое обыкновение.
       Иллюстрации Гюстава Доре к "Божественной комедии" удивительно напоминают монохромные фотографии расстрелов, точно оспа облепившие нашу историю. И в том, и в другом случае тела жертв вовсе не похожи на людей. Нечто иное, искусственное, не знаю, как объяснить.
       Многие врачи не могут объяснить простых вещей, но сложное подчас поддается им. Один знакомый врач говорил мне, что эмиграция, по сути - перевод из одного отделения психиатрической больницы в другое. Вследствие пожара или ремонта.
      

    ДЕД-ФРОНТОВИК БРЕЕТСЯ

      
       Когда Дед-фронтовик появлялся в большой комнате, а церемония проводилось только в большой комнате, включалось солнце.
       Не занималось, не проникало, не проступало сквозь марево гардин, не затевало тонкую игру с предметами и домочадцами, а именно включалось.
       Обрушивалось как столица на провинциала.
       Не помню, точнее никогда не мог уловить последовательности - появлялся Дед, и включалось солнце или же, наоборот, включалось солнце, и немедленно возникал Дед в ореоле седой шевелюры.
       Одновременно в природе не бывает. Ответственно заявляю как физиолог.
      

    ОТЕЦ

      
       Я стараюсь отгонять от себя воспоминания о своем ныне покойном отце, так как бесконечно люблю его, и воспоминания эти до сих пор причиняют мне душевную боль.
       Я люблю его.
       Отец очень напоминал Сальвадора Альенде. По всей видимости, это было дурным знаком.
      

    ЕДИНОРОГ

       В девятом классе Алеша Ягнатьев заболел пневмонией. У него был жар, и сухонькая ворчливая соседка, бывшая медсестра Берта Наумовна, судя по внешнему виду происходившая от летучих мышей, приходила делать уколы. Боли, подобной той, что испытывал Алексей Ильич во время оных процедур, он не испытал ни разу на протяжении всей последующей жизни. Инъекции на какое-то время извлекали будущего демиурга из гулкой громоздкой топки с тем, чтобы он, как следует, запомнил ободряющую улыбку своей спасительницы, но вскоре вновь погружали его в перечную слепоту, наполненную клочьями фраз и дрожью. Так продолжалось неделю или около того, и неделя эта казалась бесконечностью.
       Облегчение наступило внезапно, точно разверзлись тяжелые двери, и свет обрушился на узника, пожизненно приговоренного к ночи. Некто приложил к Алешиному лбу холодную руку. Юноша, превозмогая тяжесть в веках, открыл глаза и увидел перед собой... Сальвадора Альенде. Убиенный был в белом халате и той самой знаменитой перламутровой каске из Ла Монедо.
       Мальчик попытался приподняться на локтях, но силы тут же оставили его, - Товарищ президент, зачем вы здесь?
       - Пришел исполнить свой долг. Ты же знаешь, что я детский врач. Вот, решил вернуться к профессии. Как видишь, политик из меня не получился. Не будем о грустном, я пришел помочь тебе.
       - Спасибо, товарищ президент. - Не называй меня президентом. - Как же мне обращаться к вам? - Доктор. Доктор Альенде. - Спасибо доктор. - Я принес тебе молока. - Зачем? - Мне хочется, чтобы ты запоминал не только Берту Наумовну, но и меня. - Но я не люблю молоко. - Ты не любишь молоко? - Нет, к сожалению. - Как давно? - Уже лет десять.
       - Выходит ты уже совсем взрослый, - президенту сделалось грустно, - Да, время так скоротечно. Наверное, ты хотел бы видеть совсем не меня?
       - Что вы? Я так часто думал о вас. Мы все думали о вас. И я думал о вас. Не было дня, чтобы я не думал о вас.
       - Вот, вот, "думал". Теперь твоя голова занята совсем другим.
       - Нет, товарищ доктор.
       - Не спорь, мне лучше знать. Ну что же, будь по-твоему.
       Альенде повернулся к невидимой двери и крикнул, - Любушка.
       И немедленно, точно из тумана, подле него выросла фигура неземной красоты синеволосой нагой индианки верхом на единороге. От робости и восторга у Алеши перехватило дыхание.
       Президент рассмеялся, - Ну, ну, не робей. Нас никто не видит.
       - Но почему Любушка? Разве это чилийское имя? - Самое, что ни на есть, чилийское. Любушка-голубушка. Самое распространенное в Чили имя. - Это единорог?
       - Единорог. Конь революции. А тебе хочется, чтобы это был деревянный осел, - смеется.
       - Она тоже революционер? - Да. - И она останется со мной? - Конечно. - А как же вы, товарищ Альенде? - А я умер. Меня убили. Разве ты не знаешь? - Знаю. Это ужасно. - Не переживай. Теперь мне легко и покойно.
       С этими словами президент подал руку Любушке, помогая спуститься с единорога, сам ловко вскочил на диковинного зверя и исчез. Любушка тотчас легла рядом с Ягнатьевым, крепко обняла его и уснула. Некоторое время Алеша, не решаясь пошевелиться, размышлял о единорогах, но вскоре его тело стало затекать, и он попытался повернуться. Любушка во сне укусила его за ухо. Алексей Ильич хотел что-то сказать, но сам провалился в сон. Он проспал трое суток. Ему снились летучие мыши.
      

    ЕЩЕ НЕСКОЛЬКО ЖЕНЩИН

       Представим, что я разложил перед вами несколько женских фотографий.
       Как будто у меня были все эти фотографии и вот, теперь я разложил их перед вами.
       Это - уже знакомая вам Любушка. На фотографии она пьет томатный сок и смеется. Капелька сока упала на белую блузку, можно подумать, что это - капелька крови. Исходя из того, что Любушка, как вы знаете, революционерка, было бы странно представить ее без этой капельки. Не знаю, как сложилась ее судьба. Кто-то говорил, что она стала воровкой и попала в тюрьму, но мне не верится, что человек, сумевший оседлать единорога способен таким образом завершить свой путь.
       А это - Зинка. Моя однокурсница. Она страдает нимфоманией и аллергией одновременно. Обожает мужчин и ненавидит домашних насекомых. Ее страстью и по сей день, являются путешествия в горы. В походах она всегда оказывалась единственной представительницей прекрасного пола, что возводило ее на время в ранг королевы, чем она и пользовалась, превращая суровых скалолазов в безвольных пажей. По давним предсказаниям запойной цыганки Милы, сгоревшей от любви к канатоходцу, Зинка должна умереть довольно рано и нелепо, задохнувшись от нафталина в шкафу. Однако Милы нет вот уже года два, а Зинка по-прежнему оглашает своими стенаниями Алтай и Тибет. На фотографии Зинка в венке из полевых цветов печально улыбается, прислонившись к камню с надписью "Пожалел волк".
       Вот Мила. Изображает Кармен. В руках настоящие кастаньеты. Хороша!
       Наш общий друг Роман присутствовал при ее смерти. Последняя ее фраза звучала так, - Теперь, Ромочка, и умереть не страшно. Он подарил мне колокольчик.
       С этими словами она выпила рюмку водки, улеглась на диван, и буквально через минуту покрылась голубым пламенем. На обуглившемся уже лице ее по-прежнему сияла ослепительная улыбка.
       Роман говорит, что она не умерла. Он утверждает, что цыгане вообще не умирают, а переходят в другое измерение. Давным-давно он закончил московский Физтех и теперь работает экспедитором на овощной базе.
       Это - портрет Валентины Терешковой, первой женщины-космонавта.
       А это вырезка из детской книжки с изображением лисы по имени Патрикеевна. В китайской мифологии лиса, как правило, женщина-оборотень. Источает коварство и зло. Наша Патрикеевна миловидна и доброжелательна. Уверен, что она долго не могла простить себе минутную слабость, повлекшую смерть вольнолюбивого Колобка.
      
       Всякая история любви ложно истолкована, ибо финал ее всегда затмевает истинное положение вещей.
       Любовь к родителям однозначна. Мы с отцом похожи. Впрочем, я уже говорил об этом. Любовь к родителям не требует объяснений. В детстве мы жили вместе, Дед, бабушка, мама и отец. Прекрасные люди. Я люблю их.
       Да.
       И они любят меня, надеюсь. Каждый из них достоин отдельной повести или романа.
       Бабушка - абсолют доброты и нежности. Мама - акварель, утонченность, восторженность, вкус. Но Дед... Как бы точнее сформулировать мысль? Дед был самой сочной, самой объемной фигурой моего детства. Дед царствовал, именно царствовал, даже если окружающие не хотели этого признавать. Я люблю его.
      
      

    БОРЩ

       Тем временем в Бокове варят борщ.
       В огромных матовых кастрюлях помешивают рубиновую жижу.
       Пахнет укропом и чесноком.
       Лилия-Лилит помешивает борщ.
       Клавдия помешивает борщ.
       Любушка-голубушка помешивает борщ.
       Липочка помешивает борщ.
       Берта Наумовна помешивает борщ.
       Зинка помешивает борщ.
       Валентина, дай ей Бог здоровья, помешивает борщ.
       Варвара Васильевна, Царствие ей Небесное, помешивает борщ.
       Мила вся горит, но помешивает борщ.
       Патрикеевна помешивает борщ.
       Оленька помешивает борщ.
       Вика помешивает борщ.
       Полина Сергеевна помешивает борщ.
       Тринадцать.
       Четыре раза по три и еще одна - Липочка.
      
       Итак, мы остановились на том, что я люблю Деда-фронтовика.
       Но это особенная любовь. Рассудочная, что ли. Любовь, со страхом прильнув обжечься о щетину.
       Теперь, спустя годы, когда денечки золотые сделались воспоминанием, а из всех взрослых обитателей моего детства рядом осталась только мама, разница между той и другой любовью становится все более очевидной.
       Разница между той и другой любовью - это...
       Как бы точнее сформулировать мысль?
       Это как разница между собственно воспоминанием, и воспоминанием, изложенным на бумаге.
      
       Изменившийся мир нескоро станет воспоминанием. Изменившийся мир состоит из бесконечного количества мелочей, примет перемен. Нельзя сказать, что при видимом росте разобщенности, люди стали проявлять меньший интерес друг к другу. Мало того, я нахожу, что любопытство человека к человеку стало нарастать. Другое дело, интерес приобрел несколько неожиданные формы.
      

    ФЕНОМЕН АНАТОМИЧЕСКОГО ТЕАТРА

       Возьмем в качестве примера то, что я называю феноменом анатомического театра.
       Феномен заключается в следующем. С некоторых пор детали человеческого тела, не только фрагменты, но даже сами ткани стали предметом чрезвычайного внимания обывателей. Актуальными сделались темы расчленения, откусывания пальцев, ушей, торговли органами, приготовления пищи из человеческого мяса, наконец, изготовления произведений искусства из того же материала.
      

    ДОБРОЕ УТРО, МАЙОР БЕРТРАН

      
       Доброе утро, майор Бертран.
      
       Подчас складывается впечатление, что путь познания на каком то этапе был разрушен и все приходится начинать с начала. Не берусь судить, плохо это или хорошо. Во всяком случае, присутствует во всем этом некий первобытный азарт. Быть может, нам дан шанс вспомнить, насколько все в человеке хрупко? Вспомнить, насколько хрупок сам человек? Нет ничего более хрупкого, включая микроскоп и фарфорового китайца. Стекло много прочнее. Стекло, в отличие от человека не превращается в туман.
      

    СТЕКЛО

      
       Стекло - микроскопически однородное аморфное вещество, состоящее на 72% из оксида кремния, 14% оксида натрия и других оксидов. Его получают путем варки в печах и последующей разливки на поверхность расплавленного олова.
       В начале нашего столетия стали внедряться стекольные печи непрерывного действия. Это такие бассейны из огнеупорного кирпича длиной до 50 метров, шириной до 11 метров и глубиной до 1,5 метра. Вдоль всей длины размещены газовые горелки. Такой бассейн вмещает 2000 тонн стекломассы и производит до 600 тонн стекломассы в сутки.
       Шихта (смесь, например, из 7 компонентов - песок, доломит, мел, сода, глинозем, технические добавки и стеклообои) в виде однородного порошка засыпается в эту ванну. Горелки разогревают ее до 600-800 градусов. Порошок плавится - получается пенистый непрозрачный расплав, пронизанный пузырьками газа. Расплав движется к противоположному краю бассейна, постепенно нагреваясь до 1100 - 1200 градусов. При таких температурах заканчивается процесс силикатообразования. Постепенно начинается стеклообразование. Потом состав выравнивается. Масса становится однородной. Причем скорость стеклообразования почти в 10 раз ниже скорости силикатообразования. Но вот этот участок пройден. Температура поднялась выше 1400 градусов, наступил процесс осветления. Все газообразные включения должны улетучиться. Иначе мы получим испорченное стекло.
       Затем идет стадия гомогенизации (усреднение). Температура - выше 1500 градусов. Время всех стадий зависит в основном от состава шихты. Общее время варки стекла такого качества (из 7 компонентов) - 5 - 6 дней. Стекломасса готова. Можно начать охлаждение. В конце печи (бассейна) горелок нет. Постепенно и плавно температура падает до 1100 - 1250 градусов. Теперь можно придать стекломассе любую форму. Когда масса затвердеет, получится нужное изделие.
       Можно подать струю стекломассы с температурой около 1000 градусов между вращающимися валками (принцип выжимания мокрого белья). Здесь путем сжатия можно варьировать толщину стекла.
       Вместо валков можно получать листовое стекло методом вертикального вытягивания через так называемую лодочку. Она "плавает" в самом конце печи в стекломассе. В лодочке проделана щель. Сквозь нее просачивается стекломасса, ее схватывают вращающиеся охлажденные валки и вытягивают вверх. Там ее подхватывают следующие валки и тянут еще выше. Таких валков может быть до 22 пар. Высота шахты, в которой они движутся, достигает 8 метров.
       Чтобы стекло не было хрупким, его отжигают. Отжиг - это охлаждение от 980 градусов до 100 градусов по определенному режиму, то есть скорость движения ленты стекла строго контролируется.
       Хрупкость стекла - это его возможность сопротивляться удару. При испытании на хрупкость на образец стекла сбрасывают стальной эталонный шар либо бьют его маятником. В обоих случаях прочность определяют работой, затраченной на разрушение образцов.**********
      

    ЭКСКРЕМЕНТЫ

      
       Не забыть об экскрементах.
       Экскременты также занимают высокое место в реестре явлений, заново потрясших человечество. Совершив непостижимый оборот в своем развитии, человечество вновь увидело в экскрементах тайну, вожделение, смех и страх.
      

    ПИЦУНДА

       Ах, Пицунда!
      
       Надобно иметь в виду, что буквально в пятистах метрах от выбранного места действия, точнее, места бездействия тем временем кипит жизнь. Кипит в прямом смысле этого слова, ибо там, в пятистах метрах несколько дней кряду стоит адская жара, и уже никто не сомневается в том, что жизненный путь и есть преисподняя.
       Данное примечание, быть может, покажется вам лишним. Однако с годами я убедился в том, что лишнего в природе не существует. Я знал человека с шестью пальцами на левой ноге. Уверяю вас, втайне он гордился своей избранностью.
      
       Вар - мороз со знаком плюс.
       Можно было бы представить иную картинку. Мороз в сорок с лишним градусов, парок изо рта мгновенно становится ледяной коркой на вашем лице, подобие маски хоккейных вратарей недалекого прошлого. И это могло бы стать замечательной иллюстрацией ада. Кто может с уверенностью сказать, что преисподняя непременно пекло? Так принято думать. По-видимому, это связано с тем, что жаркие страны полны всевозможных ужасов и безобразий. Окажись Алексей Ильич в одной из этих стран, не исключено, что он немедленно стал бы жертвой работорговцев. Все же не умеем мы по-настоящему оценить счастья родиться в России.
       Родиться в России - счастье. Еще недавно счастьем было родиться в СССР.
       Ни тени иронии. Ни тени.
       Мой отец действительно был счастлив тем, что родился здесь. Не смотря ни на что.
       Не смотря ни на что.
      

    ПЕРЕВОРОТ

       Гришаня Горохов, по кличке Горох - коренастый малый с плоским конопатым лицом. Гришаня одним из первых принес в военкомат заявление с просьбой отправить его добровольцем, защищать революцию в Чили.
       Алеша Ягнатьев заявления не писал. Ему не хотелось в Чили. Алеша Ягнатьев был впечатлительным мальчиком и достаточно живо представлял себе перестрелку и пытки на стадионе. Перестрелка и пытки на стадионе были для него единственной приметой переворота. Даже слово "переворот" ассоциировалось в его сознании с неким физическим действием, переворачиванием теста, например, при изготовлении пампушек к борщу, но перестрелку и пытки он представлял себе во всей леденящей душу предсмертной красе.
       Отец Гришани, коренастый малый с плоским конопатым лицом, узнав о заявлении, избил сына утюгом и в мелкие клочья разорвал портфель. Перед уроком физкультуры Горох показал одноклассникам свою пунцовую спину покрытую, точно чернильными галочками, следами от носика утюга.
       Алеша был потрясен. Прежде он не испытывал ни малейшей симпатии к Гришане, не испытывал он ее и теперь, но теперь острое сочувствие овладело им целиком, вероятнее всего, существенно большее, нежели сочувствие Гороха к чилийской революции.
       Втайне от Гришани юный Ягнатьев обратился к своим товарищам с предложением собрать деньги и купить героическому мальчику новый портфель. Все знали о трудном материальном положении многодетной семьи Гороховых и за предложение Алеши ухватились, так как мало кому хотелось отправляться в далекую Латинскую Америку, где мужчинам прикладами дробили пальцы, а женщин насиловали при помощи эльзасских овчарок, но стремление к солидарности, в силу возраста, распускалось маковым цветом.
       Уже начался сбор денег, когда некто донес Гришане об инициативе Ягнатьева. Горох почувствовал себя униженным и оскорбленным.
       Он бил Алешу под дружный смех одноклассников в той самой раздевалке, где еще недавно демонстрировал собственные побои. Бил долго, до крови, после чего Алексей Ильич три дня боялся ходить в школу. Круг побоев замкнулся.
      
       Вот, что такое сюжет.
       В отличие от системы кровообращения, нервной и эндокринной систем, сюжет не является неотъемлемой частью человеческого организма.
      

    ДИАЛЕКТИКА

       Людей много. Люди отличаются друг от друга, хотя некоторое сходство можно обнаружить всегда. Людей много. Очень много людей. Очень, очень много людей. При этом конечностей приблизительно в четыре раза больше.
       Учитывая тот факт, что человек рождается и умирает практически в одиночестве, вполне оправдано стремление к всевозможным анатомическим изысканиям.
       Да, но как быть с каннибализмом, инцестом и педофилией, что в настоящее время также являются приоритетными направлениями человеческой мысли?
       Выходит дело не только в количестве, но и в качестве.
       Диалектика, черт бы ее прибрал.
      

    БОКОВ

      
       И вот при такой жаре в провяленных, с привкусом меди двориках люди Бокова в повидавших виды непременно темных костюмах часами стучат костяшками домино, напоминая Господу о том, что, не смотря ни на что, они все еще живы. Мало того, в теньке под столом у них припрятана бутылочка. Об исключительной доброте этих людей можно судить по льнущим к ним дворовым собакам и кошкам. Притом, что рассчитывать на лакомые кусочки зверью не приходится.
      
       Когда бы Алешенька находился с ними, быть может, ему не было бы так больно, но, в таком случае, никогда не стал бы он демиургом. А, следовательно, и беседовать нам с вами было бы не о чем.
       А может статься, так было бы лучше?
       Да, но в таком случае вы никогда не узнали бы о том, что довелось пережить Ягнатьеву в раннем детстве.
      

    СМЕРТЕЛЬНЫЙ ПОЦЕЛУЙ ОСЫ

      
       В раннем детстве, на даче Алексей Ильич наблюдал трагическую сцену гибели соседки Варвары Васильевны, подвергшейся нападению осы.
       Варвара Васильевна была очень крупной волевой женщиной с низким голосом и кустиками черных волос вырастающих из ноздрей.
       Варвара Васильевна ругалась матом, что смущало родителей Алеши. Вероятно, и сама Варвара Васильевна не была рада этому обстоятельству, но поделать с собой ничего не могла. Она могла продержаться без арго две-три минуты. Самое большое. Без Варвары Васильевны родители Ягнатьева обойтись не могли, так как, интуитивно чувствуя грядущую полноту, мальчик отказывался есть. У него попросту отсутствовал аппетит. Появление же Варвары Васильевны с солдатским ремнем в руках молниеносно восстанавливало процессы его пищеварения, и он даже с некоторой жадностью принимался уплетать за обе щеки.
       Видите ли, люди послевоенного поколения считали своей святой обязанностью откормить своих деток. Быть может, дурную службу сослужила великорусская пословица "от сумы и тюрьмы не зарекайся", с непременным акцентом на тюрьме. А как кормят в тюрьме - не мне вам объяснять. Так что деток откармливали впрок.
       Может быть, дело обстояло совсем не так, но Ягнатьев, спустя годы, размышляя на тему своего детства, каждый раз возвращался к этому умозаключению. Наслушавшись шепотных рассказов взрослых, он всю жизнь панически боялся тюрьмы, рассматривая ее как чрезвычайно распространенный атрибут судьбы. Он, будто даже одушевлял ее, во всяком случае, наделял диковинными мистическими способностями засасывать человеческие жизни наподобие омута или болота.
       Во время одного из громоздких визитов Варвару Васильевну укусила оса. Прямо в лоб. Она вскрикнула и выронила из рук ремень. На глазах Алеши первоначально лицо, а затем и вся голова ее стала надуваться как воздушный шарик, постепенно превращаясь в скафандр, затем в боксерскую грушу, глаз не разобрать, до тех пор, пока не лопнула со звуком открываемого шампанского, оросив кустарник малины чем-то белым. Тело Варвары Васильевны постояло несколько секунд и рухнуло, примяв грядку с викторией. Все произошло так неожиданно и неправдоподобно, что в момент трагедии Алексей Ильич не испытал ужаса и продолжал есть. К завтраку была отварная молодая картошка и консервированная сайра.
       Осознание происшествия пришло позже, когда родители помогали врачам укладывать тело Варвары Васильевны в карету Скорой помощи. Осознание представляло собой фразу маленького Алеши, - А что, Варвара Васильевна заболела?
       Отец с радостью ухватился за эту интерпретацию, - Да сын.
       - Значит, она завтра не придет?
       Мудрая бабушка, оценив возможные перспективы голодовки, надобно отдать ей должное, нашлась, - Не придет. Но она из-за кустов будет наблюдать, как ты кушаешь, Алешенька.
       С этого дня, вглядываясь в кусты, Ягнатьев нередко сталкивался с внимательным взглядом бедной женщины.
      
       История вполне в духе времени, как мне кажется.
      

    В ПАРИКМАХЕРСКОЙ

      
       И в те времена случались жестокие родители.
       Алеша не любил парикмахерскую. Каждый поход в парикмахерскую сопровождался отчаянной истерикой. Сопротивление было сломлено раз и навсегда после рассказа смешливого старенького парикмахера о том, как один мальчик капризами так расстроил свою мать, что она в отчаянии загнала ему в голову гвоздь по самую шляпку. Да сделала она это так умело, что мальчик как будто ничего и не почувствовал. И вот, буквально вчера старенький парикмахер стриг того мальчика, в результате чего сломал машинку. По всей видимости, машинки старенькому парикмахеру вовсе не было жаль, потому что во время рассказа он покатывался со смеха. Смеялся он так заразительно, что все посетители цирюльни смеялись вместе с ним.
       Не смеялся только Ягнатьев. Он примеривал эту историю на себя.
      
       Так, вероятно, чувствует себя оса, угодившая в готовящийся борщ.
      

    НАПОЛЕОН

      
       Часто вспоминается старинная книжка о войне 1812 года с утекающими из заснеженной России замотанными в бабье французами. Алеше было жаль их. Он всегда был склонен к состраданию. Быть может, он подсознательно рассчитывал на равноценный ответ?
       Наполеон не нравился ему. Судя по портретам, император никогда не мыл голову. Его волосы казались жирными и прилипшими ко лбу.
      
       Судя по всему уличным животным присущ азарт. Они внимательно наблюдают за игрой в домино.
       Впрочем, все это происходит далеко от ванной Ягнатьева, следовательно, не имеет никакого отношения к нашей истории.
       Зато самое непосредственное отношение к нашей истории имеет Арик Шуман.
      

    АРИК ШУМАН

       Утренняя сценка в инфекционном отделении. Фекальное шествие. Очень смешно.
       Ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха!..
       Точно в немом кино. Не хватает тапера.
      

    ТАПЕРЫ

       Куда подевались таперы? Неужели все расстреляны?
      

    ПРЕДЗНАМЕНОВАНИЕ РАССТЕРЯННОСТИ

       С некоторых пор Алексей Ильич перестал удерживать в руках предметы. Разнообразные соображения по этому поводу роились в его голове. Утешал он себя тем, что это не главное, случаются вещи и пострашнее. В конце концов, он не ювелир и не хирург, да и предметов не так уж много испорчено.
       Отшучивался тем, что стареет, хотя в душе оставался юношей, норовящим поклониться при виде и незначительно старших по возрасту своих коллег.
       На самом деле, предметы просто перестали интересовать его.
       Если прежде он брал в руки чашку с кофе, в его голове затевалась мысль о том, что вот он собирается пить или угостить того-другого бодрящим напитком. Разумеется, наряду с мыслью о кофе, в его голове присутствовали и другие, более содержательные мысли. Тем не менее, чашку с кофе из виду он не упускал. Теперь же он забывал о ней самым решительным образом.
       То, что называется рассеянностью.
       Когда фантазии становятся большей реальностью, нежели сама реальность.
       То, что свойственно творцам: художникам, большим ученым.
       Свойственно тем, кем он не был, и ни единым движением своим стать не стремился. Продиктованная Дедом юношеская его готовность к переустройству мира никогда не гостила в угодьях конкретного труда, поступков и созидания. По жизни ступал он скорее бессознательно, по инерции. Исследования, коими он как-нибудь занимался по долгу службы, были безжизненными, знания лишены воли и языка. Единственно созерцание и наблюдение возбуждали в нем на некоторое время интерес. Но приложения необычным этим занятиям своим он не находил.
       Да и не искал.
       Он никогда не любил искать. Пробовал, но ничего хорошего из этого у него не получалось. Прятать от него деньги или вещи было удовольствием. Хоть под самый нос положи, все одно, не найдет.
       Этим всегда пользовалась Вера. Вера и другие женщины.
       С некоторых пор пустота стала наполнять его. Обозначим это явление предзнаменованием растерянности. Обозначим и запомним.
      

    ДЕД-ФРОНТОВИК БРЕЕТСЯ

      
       Итак, входит Дед-фронтовик. Ореол седой шевелюры. Кесарь. Вафельное полотенце через плечо. Ощущение воздушной ямы.
      
       Помни, ты должен стать человеком, который может все переменить. Все. Помни.
      

    НАШИ ДЕТИ

      
       Мы часто безжалостны к своим детям. Нетерпеливы и безжалостны. С ловкостью иллюзионистов мы умеем пропускать мимо ушей их сокровенные мысли и не обращаем внимания на сигналы и знаки, коими они предупреждают нас о приближении беды.
       Хотя дети существуют рядом, в соседних комнатах, нас раздражают звуки их жизни. Вместо того чтобы бережно спрятать эти звуки в своей памяти, укрывшись под верблюжьим одеялом их шепота, дабы не упустить ни единой жалобы, ни единой просьбы, мы охотно отпускаем их во двор к приятелям, и даже испытываем облегчение, когда, повзрослев и окончательно разуверившись в нас, они уходят навсегда. Навсегда.
      
       А затем мы болеем, старимся и умираем. И нередко задаемся вопросом - почему так все устроено? И почему так скоротечна наша жизнь? Почему?
      
       С ребенком в себе мы обращаемся и того хуже. Взамен радости, вдохновения, восторженности мы подсовываем ему в пищу свои случайные слова, скуку и обиды. Нет, мы не причиняем ему страдания, ибо детское любопытство всеядно, но мы меняем его черты. Безнаказанно, как правило. Впрочем, как знать?
       Когда бы нам было дано увидеть его лицо, в свои сорок или пятьдесят, кто знает, смогли бы мы после этого заглядываться на девушек в апреле?
       Или в июле?
       Время года не имеет значения. Хотя мне как-то ближе октябрь.
      

    ПЕРЕД ПОГРУЖЕНИЕМ

      
       Перед погружением Алеша Ягнатьев...
      
       Мы боимся ребенка в себе. Вот что. Знаем, что он чист, непорочен, чаяниями и мыслями своими светел, и боимся его.
      

    ДЕД-ФРОНТОВИК БРЕЕТСЯ

      
       На шершавом круге стола размещаются тяжелые фигуры - судок с паром, оловянная мыльница со щемящим розовым кусочком в зубах, бледный на фоне гранатовой рукоятки помазок, одутловатое слезящееся зеркало, пульверизатор с холодной, как собачий нос грушей и мутной лиловой жидкостью внутри.
      
       Ты не должен забывать, где и с кем ты живешь. Это - твои радость и гордость.
      
       Бритва возникает не сразу. Перед появлением бритвы устанавливалась пышная пауза, во время которой Дед тщательнейшим образом изучает зрителя. Зритель - я, так как всегда сплю в большой комнате, на просторной двуспальной кровати со стальными шариками в изголовье.
       Никоим образом Дед не выказывает своего неудовольствия, притом, что запутавшееся в простынях и просоночном клекоте рыхлое существо могло бы явиться очевидным поводом для расстройства. Кавалер опасной бритвы прекрасно знает, что уже через пару минут в зале не останется и духу блеклой лени.
      

    ЭНДИ УОРХОЛЛ

       Почему Пицунда, - спросите вы?
       В 1967 году мы с отцом отдыхали в Пицунде. Именно там я впервые увидел голых девочек. Почему родители выпускали этих маленьких девочек голышом на пляж, и по сей день ума не приложу. Я еще ничего не знал об особенностях их анатомии, и мне подумалось, что этим несчастным детям сделали операцию. Спросить, что явилось причиной такого жуткого вмешательства, я не решился, однако боль за этих несчастных пупсиков осталась надолго. Но речь не об этом.
       В открытом кафе, где мы с отцом ждали обеда или ужина, теперь не вспомню, к нам подошел высокий серьезный человек в светлом клетчатом пиджаке и преподнес мне стаканчик мороженого. Лицо его, точно, избавившись от облака, занялось улыбкой, но уже мгновением позже, сделалось еще более строгим, чем прежде, и он покинул нас, не дожидаясь моей благодарности.
       - Ты узнал его, - спросил у меня отец?
       Действительно мне показалось, что я знал этого человека прежде. Шарада была разгадана довольно быстро, но отец опередил меня, - Это Николай Черкасов, великий актер. Помнишь "Весну"?
       "Весны" я не помнил, Черкасова не знал, а в голове крутилось совсем другое имя, - Разве это не Энди Уорхолл?
       - А кто это, Энди Уорхолл? - удивился отец.
       - Не знаю, но думаю, что это был именно он.
      

    МОЛНИЯ

      
       Позже, уже в школе, я вновь встретил эти стальные шарики на уроках физики. Оказалось, что если вращать рукояткой пластмассовое солнце, эти шарики способны рождать молнию.
       Все это не случайно. В жизни вообще мало случайностей.
      

    ДЕД-ФРОНТОВИК БРЕЕТСЯ

      
       Скрестив ноги, Дед намыливает щеки.
       В ямочке на моем затылке, пробуждаясь, шевелится оса.
      
       Дед все еще намыливает щеки.
       Оса отправляется в путешествие вдоль моей спины.
      
       Дед намыливает шею.
       Оса перемещается под лопатку.
      
       Дед намылен.
       Оса замерла.
      
       Совсем не к стати закашливается, но тут же сосредотачивается.
       Пальцами левой руки зажимает свой нос
       И...
      
       Бритва.
       Смертельный поцелуй осы.
       Голубая молния.
       Вот она!
       Торжество укола.
       Слепящий крик алмаза.
       И, как разрешение - озноб.
      
       Такой представлялась мне война, о которой Дед никогда не рассказывал. Их поколение умело молчать.
      

    ПЕРЕД ПОГРУЖЕНИЕМ

      
       Перед погружением уже голенький Алеша Ягнатьев...
      
       Намеренно опускаю описание того, как, в какой последовательности и где именно мучительно долго стаскивал я с себя, казалось, вросшую в кожу белесую от соли одежду. Пренебрегаю описанием, так как в это время все до единой мысли оставили меня. В это время мой внутренний мир был конгруэнтен внешнему содержанию. Мой внутренний мир был контужен. Мой внутренний мир был опустошен. Фрагмент пустоты. Эпизод вегетативного существования. Апалический синдром. Ничего интересного.
      

    ОТГОЛОСКИ ВОЙНЫ

      
       Дед-фронтовик был контужен под Кенигсбергом.
      
       Литература допускает прием, когда описываются некоторые события в жизни персонажа, а, затем, происходит временной обвал, и мы обнаруживаем героя спустя, скажем, неделю или несколько лет.
       Справедливости ради, следует отметить, что автор, использующий такую технику, в отличие от меня, не застревает в последовательности.
       Однако же у Ловца сюжетов (наречем того автора Ловцом сюжетов), будь он не ладен, последовательность, в конечном счете, все же выстраивается, а у меня - бабушка надвое сказала.
      

    ШЕРЛОК ХОЛМС

       Кто бы, что ни говорил, у Шерлока Холмса есть чему поучиться.
      

    ДОБРОЕ УТРО, МАЙОР БЕРТРАН

      
       Журнал "Аrt" устами австрийского критика Райнера Метцгера назвал Гюнтера фон Хагенса самым интересным художником года. Это тем примечательнее, что сам герой - не художник по определению, а патологоанатом, работающий в Гейдельбергском университете и изобретший особую технологию обработки и консервации человеческих тканей с помощью силикона, так называемую "пластинацию". Год назад в Мангейме он показал результаты своих исследований, а именно, особым образом сохраненные трупы и отдельные человеческие органы. Та выставка была сугубо естественнонаучной. Включенный в проект "Власть возраста" куратором Броком Гюнтер Фон Хагенс стал... художником...
       За объектами Фон Хагенса прочитывается определенная, но по сути, чудовищная, программа "из истории искусства": по сути, они сделал свои римейки классического и авангардного искусства. "Бегун" с мышцами, отсоединенными от костей и развевающимися сзади как яркие парашютики - это римейк скульптур футуристов. "Человек-ящик" - реплика на работу Дали 1926 года, а "Человек, держащий в руках свою кожу" - это парафраз вечной истории о Св. Варфоломее.
       В каталоге Фон Хагенс пишет: "Наука анатомия ограничена. В человеческом организме около 6000 известных частей, которые за прошедшие 4 века неоднократно изображались в атласах или представали в изготовленных препаратах. Я же хочу показать в этой сфере что-то еще невиданное ранее. При этом я не полагаюсь на мое Знание, но ищу и надеюсь, что возникнет что-то новое, не само собой разумеющееся. И как художник мысленно компонует свое будущее произведение, так и я размышляю о различных вариантах препарирования. В оптимальном случае я имею перед собой готовый пластинат, так же как скульптор видит изваянную статую. Но в отличие от скульптора, который может свободно обращаться с глыбой мрамора, я все-таки должен с почтением относиться к имеющимся останкам. Ключ к созданию произведений "анатомического искусства" заключается в планировании работы над препаратом, точном придумывании композиции анатомических деталей и тонком, чистом выполнении задуманных операций...Произведения искусства это артефакты, сотворенные людьми. Произведения анатомического искусства - это переработанные продукты природы. Вместе со скелетом и мумией пластинаты - это форма посмертного существования индивида. Но в отличие от них, так же как в отличие привычных, жутких, коричневых, формалиновых препаратов, в пластинатах сохраняется сама органика объекта, то, из чего человек когда-то состоял"*.
       Доброе утро, майор Бертран.
      

    ЛОВЕЦ СЮЖЕТОВ

      
       Ловец сюжетов. Я живо представляю себе его. Прежде всего, он жизнерадостный человек, этот искатель кладов под ногами. Еще говорят "у себя под носом".
      
       Необходима последовательность. Я застреваю в последовательности, ибо мне искренне хочется, чтобы выводы получились верными. Последовательность и выводы связаны между собой как соитие и рождение ребенка. Каждый жаждет, что бы у него родился здоровый ребенок, не так ли? Каждый.
      
       Другое дело, что при соитии не всегда думают о деторождении. Совсем не думают. Теперь. Прежде думали. А, может статься, и прежде не думали. Многие. Но, находились и серьезные люди. И серьезных людей было значительно больше. А среди Прежних авторов - тем паче. Обратили внимание на заглавную букву? Отлично. Выводы для Прежних авторов не были пустым звуком.
      
       Ловец сюжетов вовсе не думает о выводах. Плевал он на них.
      

    ЖУК

      
       Профессор патологической анатомии Борис Иванович Жук был гением.
       Высокий, нескладный, в очках с толстенными стеклами-блюдцами и музыкальными пальцами, всё вместе он, тем не менее, был удивительно элегантен. Даже клеенчатый фартук смотрелся на нем аристократом, так что и в этаком наряде он вполне мог бы явиться на званый ужин и не вызвать ропота или смеха.
       Позже Ягнатьев узнал, что этот изысканный, даже несколько женственный человек в годы войны служил оперуполномоченным в Западной Украине.
       - Сколько всего может до поры до времени прятаться в человеке? Никому не дано познать, что же он есть на самом деле, и размышлять над этим - праздное занятие, - вывел он для себя.
       Вскрытия, производимые Жуком, представляли собой зрелище колдовское.
       Закрыв глаза, профессор молился про себя. Делал паузу. После чего низко наклонялся над трупом, точно цапля, приподняв одну ногу.
      

    ПТИЦЫ

      
       Ах, птицы, птицы!
      

    ЖУК

      
       Некоторое время Жук исследовал мертвое тело, прислонившись к нему огромным своим ухом, точно желая уловить эхо сердцебиения. Затем высоко над головой, легкомысленно удерживаемым большим и указательным пальцами секционным ножом выписывал дирижерский вензель. И... Одним движением, будто акушерский саквояж открывал грудную клетку усопшего. После чего, извлекая, как заправский фокусник из рукава, диковинные сверкающие инструменты, принимался пританцовывать, невнятно петь, бормотать и нашептывать. Время от времени бормотания и нашептывания наполнялись голосом и содержанием. Так, узор, за узором составлялась вязь диагноза.
      

    ПОДМЕНА

      
       В отличие от зачарованных колдовским ритуалом однокашников, Алексей Ильич больше изучал то, что еще недавно было одним из нас, - Вот он, имени его не знаю. Только это - не он.
       Это - совсем другое. Это - подмена, кем и как совершенная, не знаю. И никто не знает. Разумеется, это - не кукла, нечто иное. Но и человеком это быть не могло. Человека здесь нет. И не было это человеком. Чем угодно, только не человеком. Вот что.
       После упокоения, после того, что принято называть смертью, ночью, вероятно, когда все уже устали от слез и уснули, и происходит подмена.
       А сам покойный продолжает свое путешествие. Только без нас. Или же вне нашей видимости. Не душа, о чем говорено, но весь человек, с руками и ногами продолжает свое путешествие. То, что мы обыкновенно хороним - не человек. И не было никогда человеком.
       Так вот откуда в иллюстрациях к "Божественной комедии" эти тела!
       Это - не аллегория. Конечно же, это - не аллегория.
      

    ПЕРЕД ПОГРУЖЕНИЕМ

      
       Когда эти мысли посетили Алешу, и имена усопших близких слепящей стаей тотчас пронеслись в его голове, он испытал несказанное облегчение.
      

    ЖУК

      
       Алексей Ильич никогда не был и теперь не является сумасшедшим. Менее всего хотелось бы мне, чтобы будущий читатель, ознакомившись с моим опусом, пришел к подобному заключению. Алексей Ильич отдавал себе отчет в том, что его соображения, когда бы он поведал их кому бы то ни было, могли произвести на собеседника довольно странное впечатление.
       Тем не менее, однажды Ягнатьев не удержался и поделился своими мыслями с профессором. То, что получил он в ответ, превзошло все его ожидания.
       Профессор улыбнулся загадочной своей улыбкой и произнес, - Только, пожалуйста, Алеша (прежде он никогда не называл его по имени), пожалуйста, никому больше не рассказывайте об этом.
      
       Произнес, приблизил к себе голову ученика и поцеловал его в лоб.
      
       Всякая история содержит в себе один, а, нередко, несколько выводов. Какие же выводы можно сделать из этой истории? Никаких. Пока. Но. Выводы будут сделаны непременно. Чуть позже. Спешка в таком деле преступна. Выводы должны быть верными.
      

    УПРАЖНЕНИЕ N2

      
       Я лежу спокойно.
       Мое тело расслаблено.
       Мои руки и ноги расслаблены.
       Я чувствую пальцы ног.
       Они расслаблены полностью.
       Чувствую свои голени.
       Мои голени расслаблены полностью.
       Чувствую свои бедра.
       Мои бедра расслаблены.
       Все мое тело расслаблено.
       Моя грудная клетка расслаблена.
       Мое тело расслаблено.
       Чувствую свой живот.
       Он расслаблен.
       Чувствую свою шею.
       Она расслаблена.
       Чувствую свое лицо.
       Каждая мышца расслаблена.
       Я все больше и больше расслабляюсь.
       Я - вселенная.
      

    АРИК ШУМАН

      
       Манная каша.
       Ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха!..
      
       По прошествии некоторого времени, собственно соитие забывается, а известие о беременности, напротив, становится доминантой. Тут уж не до сладких воспоминаний. Все мысли - о будущей наследнице (наследнике).
       Каждому мечтается, что бы у него родился здоровый ребенок Не важно, что впоследствии он не умеет с ним обращаться, о чем я уже докладывал. Первоначально каждый спит и видит, что у него здоровый и непременно красивый ребенок. Вот и мне как своеобразному родителю, если угодно принять мою метафору, хочется, чтобы выводы получились верными.
      

    НАШИ ДЕТИ

      
       У Арика Шумана уже трое детей, а у меня только один. Будет. Если все сложится удачно.
       Ягнатьев. Алексей Ильич Ягнатьев - мой ребенок.
      
       Теперь об излишней детализации (шпилька Поверхностному критику, который, как пить дать, ринется ставить мне в пример Ловца сюжетов, будь они оба не ладны). Так называемая "излишняя детализация", по нашему с Алексеем Ильичом общему мнению - не есть признак болезни.
      

    МОЙ ЯПОНЕЦ

       Японец извлек из чулана юлу. Вот уже битый час он, не отрываясь, наблюдает за ее вращением. При этом лицо его остается непроницаемым. Кто знает, что у него на уме?
      
       На самом деле я предельно доброжелателен.
       "Будь они оба не ладны", равно как и "будь он не ладен" - скорее присказки, нежели проклятия.
       Не проговориться при детях!
      
       У Алексея Ильича детей не было. Это как не странно, не тяготило ни его, ни его жену Веру. Тема бесплодия в их семье никогда не поднималось. Никогда.
       Одно из двух. Либо Ягнатьев сам навсегда остался ребенком, либо боялся думать об этом. Первое объяснение кажется мне более убедительным. Кроме того, Алеша отличался одной особенностью... Но, об этом позже.
      
       Каково?
       Вот вам и интрига. Почище любого детектива.
       А что же Вера?
       Да.
      
       Так называемая "излишняя детализация", по нашему с Алексеем Ильичом общему мнению - не признак болезни, но свидетельство аналитического ума и бережного отношения к собеседнику. Если подобной дефиниции не существует - ее следовало бы составить.
      

    ШЕКСПИР

      
       И в небе и в земле сокрыто больше,
       Чем снится Вашей милости, Горацио...**
      
       Что это будут за выводы, я пока не знаю.
       Конечно, стремление к выводам и сами выводы - не одно и то же. Между тем, стремление, согласитесь, уже половина дела. Если подобного афоризма не существует - его следовало бы придумать.
       Самоуверенность. Самоуверенность? На самом деле моя самоуверенность - ее полное и безоговорочное отсутствие.
      

    ВЫВОДЫ

       Выводы.
       Без выводов никак нельзя. Уверен. Всегда был уверен в этом. И дело не в том, что эту заповедь мне прививали с детства как оспу. Даже если бы я и не знал, что такая заповедь существуют, сама природа надиктовала бы мне ее. Безоговорочную необходимость выводов я чувствую интуитивно.

    ПРЕЖНИЕ АВТОРЫ

       И, наконец, размышляя о будущем романе, я разговариваю с великими людьми. Советуюсь с ними. В основном это - Прежние авторы. Искатели кладов на небесах. Беседа с Прежними авторами, согласитесь - не праздная болтовня, треп с соседом или барышнями в кафе.
       Прежние авторы жили в прежнем Петербурге, Ялте, Коктебеле, Венеции. По моим наблюдениям ютились поближе к воде. Это не случайно. Я уже констатировал - случайностей не бывает. По моим наблюдениям, проживая у воды, Прежние авторы потребляли довольно много жидкости. Не обязательно вина. Совсем не обязательно. Пили чай самоварами. Иногда кофе. Сельтерскую. В классической литературе много говорится о сельтерской. И это не случайно.
      
       Справедливости ради следует признать - чрезмерно развитая интуиция убивает легкость. Во мне нет легкости. Это так. Простите, отвлекся.
      

    ЛОВЕЦ СЮЖЕТОВ

       Ловец сюжетов, будь он не ладен, Ловец сюжетов, что плевал и на интуицию, и на детали, и на выводы, хотя и аморален, но легок. И последователен. Но. В отличие от Прежних авторов, выводов верных произвести на свет ему не удастся. Уверяю вас.
      
       Теперь будет смешно.
       Посмотрим, как они вместе с Поверхностным критиком будут выкручиваться, когда Умный читатель задаст им излюбленный свой вопрос, - А о чем это все? Или, хуже того, - А для чего это все? То бишь, какие же выводы следует сделать мне, Умному читателю, по прочтении всего вами изложенного, милостивые государи? Прелесть!
      
       Здесь очень напрашивается это самое "милостивые государи". Обожаю это обращение. Посмотрим на реакцию борзописца, будь он не ладен. А также на реакцию Поверхностного критика.
       Нельзя забываться. Читатель умен, очень умен. Одной легкостью его не возьмешь, ему - выводы подавай. Так то!
       Ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха!..
       Кажется, получилось. Почти как у Арика.
       Ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха!..
      
       Итак.
       Борзописец повержен, а справедливость торжествует!
       Уж в чем, в чем, а в логике и умении убедить нам с Алексеем Ильичом не откажешь. В логике и умении убеждать нам с Алексеем Ильичом, пожалуй, нет равных.
       Да.
      

    ЛЕГКОСТЬ

       Ирония. Легкость. Легкость? Легкость, на наш взгляд, сродни безразличию. Хотя, безусловно, к легкости надобно призвание иметь. Особую стать. Особый талант.
       В России, по нашему глубокому убеждению, подлинно легких людей - единицы. Если они вообще существуют. Мы с Алексеем Ильичом полагаем - те, что производят впечатление легкости, на самом деле более или менее искусно играют.
       Танцуют все!
      

    СМЕХ

       Смеются много. Да, именно, что много смеются. Над собой, над близкими. Иногда (это уже откровенные подлецы) над животными или произведениями искусства.
       Но каково качество смеха. Что это за смех? Это насыщенный, точно воздух в прачечной смех шута или цареубийцы, как вам больше понравится.
       Вы обращали внимание на то, что мясники, как правило, румяные и улыбчивые ребята?
       Смех актера, сбившегося с роли. Смех пересмешника.
      

    АКТЕРЫ

       Актеров в России пруд пруди. Среди них много хороших. Но большинство страдает всеми актерскими пороками.
       Зависимость, вот что. Актерские пороки произрастают из зависимости. Зависимый человек не может быть подлинно легким. Если, разумеется, не получает от этой самой зависимости удовольствия. Фраза, способная вызвать лихорадку и озноб - "удовольствие от зависимости". А ведь в России удовольствие от зависимости получают многие. С малых лет притом. Вдумайтесь. Страшная мысль.
       А не было ли этой пагубы во множестве и прежде? До революции? И до первой революции? И до Алексея Михайловича? В связи с этим, следующий вопрос, - Изменился ли, на самом деле мир? Изменился ли? Быть может, мир то, как раз остался прежним, изменились мы с моим Алешей? И в силу собственных перемен видим мир иначе? Имеем ли мы с ним, в таком случае, право на роман о новом демиурге, написанный в четвертом, разумеется, лице?
      

    ИМЯ

       Роман. И книга и имя. Цыганское, должно быть, имя.
      
       А кто сказал, что роман вообще будет когда-либо написан? Покуда я только мечтаю об этом. Вот, как видите, не потерял свойства мечтать. Похвально.
       Я - мечтатель. Не сочинитель - мечтатель. Звучит лучше и честнее. Буду утешать себя этим. Похвально.
       Вот - еще хорошее слово в компанию к "милостивым государям". "Похвально".
      

    ИЗЯЩНАЯ СЛОВЕСНОСТЬ

      
       Ах, изящная словесность!
       Золотая пыльца. Мы не сумели сохранить ее. Оттого живем теперь на вокзале.
      
       "Похвально". Это слово частенько использовали учителя во времена златокудрых пуговичных гимназий со снежными бабами и колокольцами. Наши учителя этого слова уже не знали. Зато в кабинетах физики появился удивительный прибор, способный высекать молнии. Предполагаю, что этот-то прибор и навел человечество на счастливую мысль о создании атомной бомбы, по мнению Маргарет Тэтчер, спасшей от Большой Бойни множество душ.
      

    АТОМНАЯ БОМБА

      
       В последнее время размышления об атомной бомбе занимают не последнее место в моей жизни. Если быть откровенным, атомная бомба отчего-то влечет меня к себе. Хочется понять, почему, когда остальное человечество, как мне кажется, позабыло о ней?
       Щекочущие кошмары многократно описанные насмешником немецкого происхождения Воннегутом здесь ни при чем. Вездесущего свидетеля века Евтушенко больше занимала нейтронная бомба.
       В моем представлении атомная бомба выглядит так, как изображалась она на рисунках утешавшего наше поколение журнала "Крокодил". Потрясающий журнал! Именно в нем мы впервые увидели изображение Мика Джеггера.
       По-видимому, следует начать с вымерших вслед за динозаврами дирижаблей, обожаемых мною в детстве. Никто не мог разубедить меня в том, что они (дирижабли) - живые.
       Исходя из того, что за исключением атомной бомбы впоследствии человечество не создало ни единой вещицы хоть сколько-нибудь напоминающей по форме цеппелин, ничего удивительного в происходящем с моими мозгами нет. Во-первых, я все чаще вспоминаю детство. Во-вторых, я подсознательно уверен в том, что она (бомба) таки живая. В третьих, ее внешность будоражит мое воображение. Четвертое - из разряда интуиции. Следовательно, на четвертом цепь моих логических умозаключений приходит в закономерный тупик.
       Ничего страшного. Логический тупик - неотъемлемая часть логики.
       Ах, логика, логика!
       Равно как и в логике, в интуиции нам с Ягнатьевым не откажешь. Это притом, что логика и интуиция не самые сильные наши качества.
       Логика и Интуиция - женские имена. Если взбредет дать такие имена собакам, это должны быть афганские овчарки. Логика и Интуиция.
      

    МАГИЯ ЧИСЕЛ

      
       Моя жизнь состоит из эпизодов. Каждый по три дня. Магия чисел.
       Три дня бессонницы по поводу ужасающей смерти ленивца. Три дня запоя. Ах, если бы это было именно так! Боюсь, что мотив запоя куда более прозаичен. Однако, речь не об этом.
      

    ЭНДИ УОРХОЛЛ

       Энди (Уорхолл) крайне возбужден. Возбужден и сосредоточен одновременно. Разговаривает как будто со мной, но даже не смотрит в мою сторону. Бродит по комнате, берет предметы и тут же ставит их на место. Усаживается в кресло, тотчас встает, подходит к краскам перекладывает тюбики, возвращается в кресло, - Вы же помните Мемлинга?.. Эти алебастровые мадонны... Он специально оставлял их нетронутыми... Подарил нам, нашему воображению...
       Из ванной доносится шум воды.
       - Она не знает, что за сюрприз ждет ее... Необыкновенная. Необыкновенная. Не встречал ничего подобного... Только бы она не затеяла разговор о сексе.
       - А что вы ждете от проститутки?
       - Нет, нет, нет, только не это... Ничего общего с боди-артом, ничего общего, понимаете, о чем я?.. Никаких дополнений... Все с чистого листа. Понимаете?.. Рождение нового человека... Понимаете, о чем я?
       Шум воды прекращается.
       Энди отчего-то переходит на шепот, - Как бы ее не испугать.
       - Да что с вами?
       - Вы не понимаете... Вы скажете ей.
       - Хорошо.
       Она входит в комнату. Никогда прежде не видел я такой белой кожи. Брови, ресницы, низ живота из того золота, что издали кажется уже серебром. Слава Богу, она не улыбается. И вовсе не испугана.
       Я беру ее за руку, усаживаю на заранее установленный куб. Слава Богу, она не улыбается и молчит.
       - Энди будет вас рисовать.
       - Хорошо.
       Энди пытается предупредить грядущее недоразумение, - По-видимому вы не поняли. Я буду вас, именно вас рисовать... Не на бумаге, не на холсте, я буду рисовать вам лицо.
       - Я поняла.
       - Вас не смущает это? - Нет. - Но это лицо останется у вас навсегда. - Я доверяю вам. - Почему? - У вас добрые глаза. - Это так важно? - Важно.
       Энди замирает.
       Она не улыбается, не испугана, вероятно, ее немного раздражает пауза, - Я должна что-нибудь сделать? Я должна вам как-то помочь?
       Энди выходит из оцепенения, - Нет. Нет. Ничего не нужно делать. Просто говорите, рассказывайте что-нибудь.
       - Что?
       - Что хотите, все равно.
       Вот это сюрприз.
       Энди берет в руки кисть и принимается рассматривать ее лицо. Близко-близко. Ее лицо, шею, губы, щеки, близко-близко, точно слепой ощупывает ее взглядом, - Ну, что же вы молчите?
       - Моя тетушка умирает от рака... Моя родная тетушка. - Прискорбно. - Видите, сколько у меня родинок? - Да. - Мой дед умер от рака губы. Он много курил. - Что он курил? - Не знаю. Я не курю и не разбираюсь в этом. - Нужно было курить трубку. - Да, я слышала что-то такое. - Вам страшно? - Нет. - Страхи - это окна. Множество населенных окон. Важно проходить мимо и не останавливаться. Ни в коем случае нельзя заглядывать в них. - Я совсем не любопытна. - Это вам только кажется. - Мало что интересует меня. - Это - дар. - Тороплюсь. Очень тороплюсь. Я не могу остановиться и всерьез заинтересоваться чем-то. - Вам неуютно? - Все хорошо. - Вы хотели бы что-то изменить? - Нет, нет. Нет ничего хуже перемен. - Куда вы торопитесь? - Не знаю. Это происходит само по себе. - А я вот не спешу. - Вы счастливый человек. - Почему? - Проживете долго. - Смешно. - Время не обмануть. - Время. Кто придумал его? - Оно не придумано никем. - Так не бывает. Все кем-то придумано. - Нет. Не думаю. Если так рассуждать, невольно захочется представить его себе. - Кого? - Того, кто это сделал. - И пусть. - Да, но после этого жизнь потеряет смысл. - Почему? - Потому что цель будет достигнута. - К ночи будет дождь. - Ни одного облачка. - Будет. Вот увидите.
       Энди выпрямляется, поворачивается ко мне, - Хотите попробовать?
       - Что вы? Я не умею.
       - Вот и я не умею, - кладет кисть на место, - очень жаль. Очень и очень жаль.
       Уходит, оставляя меня наедине со своей несостоявшейся Галатеей.
       Уходит навсегда.
       Он больше не вернется.
       В этом весь Энди Уорхолл.
      
       Покинувшую меня незадолго до настоящих событий многострадальную и терпеливую жену мою Веру, с которой мы прожили без малого двенадцать лет, я сосватал тоже за три дня. То есть, с момента нашего знакомства до свадьбы прошло ровно три дня.
       И если бы у меня не получилось организовать семейную жизнь в этот срок, вряд ли мы с ней прожили бы так долго.

    ВЕРА

      
       Вера - рыжая. Именно, что не шатенка, а рыжая. Хотя глубинный мир ее черен и непостижим, из чего следует, что рыжие - это разновидность брюнеток. У нее меловая как у матрон Мемлинга кожа и голубые ручейки на висках. В ее глазах, на самом дне рассыпан темный морской песок. Это не метафора. Это действительно так. Тому есть доказательства. Песок вызывает естественное раздражение ткани, и к вечеру ее белки покрываются розоватыми жилками. А веки краснеют. Когда Вера волнуется, волнуется и песок. Для того чтобы увидеть песок, в тот момент, когда она возмущена или расстроена, нужно внимательно и без отрыва смотреть ей в глаза. В таком случае можно наблюдать, как он волнуется. Вместе с ее волнением меняется узор. Меняется узор. Меняется узор. Меняется узор.
      
       Во время соития, Вера нередко закрывает глаза, и наблюдение прерывается.
      
       Физиолог обязан быть наблюдательным. Физиолог просто обязан быть пытливым. Но это, к сожалению далеко не все понимают.
      

    ПЕРЕД ПОГРУЖЕНИЕМ

      
       Перед погружением уже голенький Алеша Ягнатьев... Алеша Ягнатьев, уже голенький...
      

    ВЕРА

      
       Веру очень раздражало, когда я производил вышеописанные исследования. Я понимаю ее. Вере, как и всякой женщине, хотелось, что бы в минуты ее гнева, я метался по комнатам. Или укладывался на диван, отвернув голову. Или плакал. Или еще что-нибудь в этом роде.
       Иногда, чтобы утешить ее, я так и поступал. Но, признаюсь, не всегда. Часто любознательность побеждала, и я вновь принимался всматриваться в удивительные ее глаза.
      

    ПЕРЕД ПОГРУЖЕНИЕМ

      
       Перед погружением уже голенький Алеша Ягнатьев насколько это представлялось возможным при его невысоком росте, но малом пространстве между стеной и ванной, уселся прямо на ледяной кафель, согнув ноги в коленях и упершись теменем в хитросплетение покрытых испариной труб, - Наверное, нечто подобное испытывают узники в одиночных камерах.
      

    АЛЕША

      
       Вот как плохо ему теперь! Вот как мал и беспомощен мой Алеша Ягнатьев!
       Не то, что мал и беспомощен, нет его вовсе. Не просто нет на работе - совсем нет. Такая степень беспомощности.
       На работе его действительно нет. Три дня. Целых три дня! Без предупреждения. исчез человек и все.
       Что можно подумать? Да все, что угодно. Время трубить, бить в барабаны, пускать ракеты! Исчез человек. Ужас ужасный!
       При таком-то исчезновении только безнадежно бесчувственный человек догадается до комментария, - Наверное, опять что-то с сантехникой. Или, - Я слышал (а) к нему приехали родственники из Воронежа. Или, - Кажется, собирался к другу на юбилей. Или, - Пусть отдохнет, он много трудился в последний месяц. Пусть отдохнет. Отдохнет. Отдохнет. Пусть отдохнет. Хорошо. Хорошо? Хорошо.
       Только безнадежно бесчувственный человек может допустить мысль о том, что Алеше теперь хорошо, - Не просто хорошо, лучше, чем хорошо. - Лучше чем хорошо, потому что не ходить на работу - это лучше, чем хорошо. - Лучше. Лучше. Лучше чем хорошо. Много лучше.
       Человек, три дня кряду пропускающий работу (в отсутствие смерти или полтергейста), в представлении безнадежно бесчувственного человека, должен находиться в состоянии, очень напоминающем блаженство. А тут уж и до счастья - рукой подать.
       Да разве могут быть такие люди?! - справедливо воскликнете вы.
       Могут. Увы! Алешины сослуживцы.
       Торопимся судить? Возможно. Не исключено, что кто-то когда-то и встречал родственников из Воронежа, кто-то гулял на юбилее, кто-то отличался особой вольностью в поступках, но Алеша-то, Алеша!
       Наш Алеша был помечен безупречностью. Вот ведь что. Именно "помечен", ибо сама внешность его кричала о том. Даже вихор свой он то и дело пытался как-то пригладить. Я уже не говорю о приметном ладном наклоне головы, особенной резиновой походке, когда человек делается невидимым, просто растворяется и все, и тени его не остается. Присовокупите сюда же легкое грассирование, каллиграфический почерк, умение промолчать или улыбнуться, когда это жизненно необходимо всем, отсутствие какого бы то ни было стремления к росту, вот вы и получите портрет помеченного безупречностью человека, человека надежного, желанного и, кажется, неуязвимого.
      
       Стоп! А могли, при такой безупречности, сослуживцы просто не заметить его отсутствия? Вполне. ...при резиновой походке, когда человек делается невидимым, просто растворяется и все, и тени его не остается? Запросто.
       Торопимся судить. Торопимся.
      
       Что же на самом деле? Что ни говори, нешуточная интрига закручивается. Самому интересно, что же будет?
      

    АЛЫЙ ПАРУС

       Нередко бывает грустно, но, в конце концов, является чей-нибудь алый парус. Возможно и не алый, важно, что парус.
       Стоит ли сомневаться в том, что при всех наших недостатках, я жалею Алешу Ягнатьева? На подобную жалость к себе не имею права.
      

    ВАННА ПОЛНА НЕОЖИДАННОСТЕЙ

      
       Ванна полна неожиданностей. Вспомнить хотя бы Марата.
       Никто кроме меня не пожалеет Алешу. Никто. Тем не менее, как вы наверняка заметили, в описании стремлюсь быть предельно правдивым, отчасти даже безжалостным.
      

    ПРОТИВОРЕЧИЯ

       Масса противоречий. Во всем. Некоторые противоречия в составлении портрета, по нашему с Алексеем Ильичом общему мнению, не нарушают целостности восприятия, напротив, подчеркивают значимость каждой детали в отдельности, придают объем и, если угодно, подогревают любопытство читателя. Если подобной формулы еще не существует - ее следовало бы сформулировать.
      

    ИМЯ

       Алеша Ягнатьев. Вообще Алеша Ягнатьев - просто подарок криминальному беллетристу. С такими-то задатками можно Бог знает что натворить, до последней страницы оставляя Умного читателя с носом ("с носом" в хорошем смысле этого слова).
      

    СОВРЕМЕННЫЙ ЧИТАТЕЛЬ

       Современного читателя не проведешь.
       Стоит персонажу едва проявиться, только обнаружить, как говорится свою макушку - немедленно, подобно опасной бритве, современному читателю приходит мысль о преступлении.
      

    АГАТА КРИСТИ

      
       Известно, что Агата Кристи писала узорные свои страшилки именно в ванне.
      

    КРИМИНАЛ

      
       Наряду с романом об эксгибиционизме актуальным мог бы стать также детектив. Но я не люблю детективов, так как в них непременно приходится убивать. А, поскольку я убежден в том, что смерти нет - такая фабула в моем исполнении станет очередной, только на этот раз преднамеренной ложью.
       Хотя и криминал занимает высокое место в реестре явлений, заново потрясших человечество. Страсть к криминалу - еще одна существенная особенность изменившегося мира.
      

    ТРИАДА ЭНТРОПИИ

       Три возвращенных временем первобытных страсти (тело, экскременты, криминал) в совокупности я бы назвал Триадой энтропии. А в качестве символа Триады из всех предметов я бы выбрал жало свободы - электрический стул.
       Электрический стул - всегда современно.
      
       Хочется современного романа, а убивать не хочется. Уж если нечто подобное и произойдет - знайте, я не имел к этому никакого отношения.
       Не имею права. Разве обладаем мы правом распоряжаться жизнью и судьбами других людей? Нет. Так же и автор. Даже если он и очень хороший человек, заслуживающий всяческого доверия и поощрения, все равно права на жизнь и судьбы своих героев не имеет. Факт.
      

    ЭЛЕКТРИЧЕСКИЙ СТУЛ

       Своим видом электрический стул напоминает самодельное кресло, что часто встречаются на патриархальных дачах. Пахнет влажным деревом.
      
       У героев много больше прав. Они могут убивать друг друга, особенно в наши дни, но при чем здесь автор? "Шестеро персонажей в поисках автора".
       Вообще, если говорить серьезно, да простит меня Пиранделло, персонажи не особенно нуждаются в авторе. Нуждаются, но только на первых порах. Для того чтобы кто-нибудь зафиксировал на бумаге их имена. И с того самого момента, когда список составлен, начинается их вполне самостоятельная жизнь. Сама по себе жизнь. Вне автора.
       Конечно, если речь идет о правдивой книге. Лживые книги бесспорно обречены.
      

    ЭЛЕКТРИЧЕСКИЙ СТУЛ

       Есть во внешности электрического стула что-то от музыкального инструмента. Не могу объяснить, что именно. Может быть, подставки для ног напоминают педали фортепиано? Не знаю. Не могу знать.
      

    ЛОВЕЦ СЮЖЕТОВ

       Совсем другой коленкор, когда за дело берется Ловец сюжетов. Когда за дело берется Ловец сюжетов - все выглядит иначе. Его писание напоминает вырезание контуров из бумаги. Вырезание, раскрашивание, склеивание. Его герой не может даже и затылка почесать, когда ему того захочется. Что это за жизнь, и что это за писание?
       Ирония.
       Предположим, Ловец сюжетов не любит устриц. Так он и не закажет своему герою устриц. Приведет в дорогущий ресторан, и будет заставлять поглощать какие-нибудь котлеты по-киевски, хотя как раз котлет по-киевски его герой и не желает. Тем более что это дорогущий ресторан. Он бы еще каши манной заказал, прости Господи!
       Разве виновен герой в том, что Ловец сюжетов скареда? Или язвенник?
       Я уже не говорю о навязываемых персонажу поступках. Придуманных, не редко вопиющих поступках, в результате чего тот оказывается в неловком, а порой и в смертельно опасном положении.
       Предположим, персонаж по воле Ловца сюжетов оступился и упал. Подвернул ногу. Был пьян. Кирпич на голову упал (Ловцы сюжетов очень любят смешить читателя, но часто не умеют этого делать). Одним словом, малый растянулся. А рука его (кисть) оказалась в луже. Пусть и солнечный день, и лежит персонаж на сухой земле, только рука его - в луже.
       А знает ли Ловец сюжетов о том, что, пролежав в таком положении несколько часов, персонаж его может умереть от переохлаждения? И готов ли невежда к такому повороту собственного сюжета? Готов ли?
      

    ЗАПАХ МАНДАРИНА

      
       Будь на то моя воля, я бы обязал будущих авторов непременно изучать физиологию. В обязательном порядке.
       Нередко героев посещают мысли, что и во сне их авторам явиться не могут.
       Меня, к примеру, поразила одна фантазия Ягнатьева. Ему захотелось, чтобы у него была коробочка с запахом мандарина внутри. Не с плодом, но именно запахом мандарина. При этом ему хотелось, чтобы эта небольшая по размерам коробочка могла бы вместить в себя и его самого. На всю оставшуюся жизнь. Дабы не было никаких звуков, никакого света, только этот запах.
       Неожиданная и дивная фантазия. Мне бы такое в голову не пришло. Несколько женственная фантазия. Фантазия человека со слабыми легкими.
       Слепая куколка Япония, поглотившая Поднебесную, помните?
      

    ЕЩЕ ЗАПАХИ

       Запахи.
       Мне всегда нравился запах, исходящий от музыкальных инструментов. Кисловатый, с оттенками сыра запах фортепиано. Миндальный дух скрипичного футляра. Горьковатый синтетический трепет барабана. Уксус тарелок. Нафталин виолончели.
      
       Зинка не смогла бы играть на виолончели.
      
       Убежден, что электрический стул лишен какого бы то ни было запаха. Инструмент смерти не может иметь отношения к жизни. Сама смерть не имеет отношения к жизни. Глубокая мысль.
       Азарт нарастает.
      
       Теоретически можно научиться различать запахи даже на дне. Для этого нужно долго и упорно тренироваться. Положить на это жизнь. А затем, после смерти, различать запахи там. Где? Не знаю. Думаю, что по большому счету никто не знает. Никто.
      
       Мы с Алексеем Ильичом - разные люди. Я, к примеру, даже не знаю кто из нас старше. Ровесники? Абсолютных ровесников в природе не бывает. Ответственно заявляю как физиолог.
       Кроме того, желаю всем доброго здоровья.
      

    ЭЛЕКТРИЧЕСКИЙ СТУЛ (ФАКТОГРАФИЯ)

      
       1880 г. В большинстве штатов США смертная казнь предусмотрена законом. Основной способ казни - повешение. Однако из-за неумелости палачей то и дело разыгрываются ужасающие сцены медленного удушения или обезглавливания казнимых.
       1881 г. В городе Буффало, штат Нью-Йорк, зубной врач Альфред Саутвик, в прошлом инженер, случайно становится свидетелем гибели пожилого пьяницы, прикоснувшегося к контактам электрического генератора. Пораженный тем, как быстро и внешне безболезненно наступила смерть, Саутвик рассказывает об этом эпизоде своему другу, сенатору штата Дэвиду Макмиллану.
       1881 г. Макмиллан беседует с губернатором штата Нью-Йорк Дэвидом Хиллом. Тот обращается к Законодательному собранию штата с просьбой рассмотреть перспективы использования электричества при смертной казни, чтобы отказаться от повешения.
       1882 г. Знаменитый изобретатель Томас Эдисон впервые в мире организует снабжение потребителей электроэнергией на базе постоянного тока.
       1886 г. Технология энергоснабжения на базе переменного тока, разработанная Джорджем Вестингаузом, оказывается более гибкой и экономически выгодной, что угрожает позициям Эдисона на нарождающемся энергетическом рынке.
       1886 г. Законодательное собрание штата Нью-Йорк постановляет создать комиссию для исследования вопроса "о наиболее гуманном и заслуживающем одобрения способе приведения в исполнение смертных приговоров".
       1887 г. На мировом рынке происходит взлет цен на медь. Поскольку для передачи постоянного тока нужны медные кабели большого сечения, технология на базе переменного тока обретает новое преимущество. Понимая это, Эдисон планирует пиар-кампанию против конкурентов.
       1887 г. Эдисон устраивает в городе Уэст-Орандж, штат Нью-Джерси, показательный опыт: несколько кошек и собак заманиваются на металлическую пластину, которая находится под напряжением 1000 вольт переменного тока. Пресса подробно описывает, как гибнут животные.
       1887 г. Эдисон публикует памфлет "Предостережение", в котором пытается доказать опасность переменного тока по сравнению с постоянным.
       1888 г. В соответствии с постановлением Законодательного собрания штата Нью-Йорк, принятым в 1886 году, создается комиссия из трех человек с участием доктора Саутвика. Ее отчет содержит подробное описание различных способов смертной казни.
       4 июня 1888 г. Законодательное собрание штата Нью-Йорк принимает закон, устанавливающий казнь на электрическом стуле как принятый в штате способ приведения в исполнение смертных приговоров. Разработка конкретных мер по исполнению закона поручена Судебно-медицинскому обществу штата.
       5 июня 1888 г. Изобретатель Гарольд Браун пишет эмоциональное письмо редактору газеты New York Post с описанием смерти мальчика, прикоснувшегося к оборванному проводу под переменным током. Браун рекомендует ограничить напряжение для переменного тока уровнем 300 вольт, что лишило бы технологию на базе переменного тока экономического преимущества.
       Июль 1888 г. Браун отправляется на работу в лабораторию Эдисона в Уэст-Орандже.
       30 июля 1888 г. Браун и сотрудник Колумбийского университета (Нью-Йорк) Фред Питерсон проводят в демонстрацию действия тока на подопытную собаку. Под действием 1000 вольт постоянного тока собака мучается, но не умирает. Тогда Браун приканчивает ее ударом переменного тока в 330 вольт.
       Осень 1888 г. Судебно-медицинское общество штата Нью-Йорк поручает Питерсону проведение исследований по использованию электричества для смертной казни. В течение нескольких месяцев Питерсон и Браун умерщвляют с помощью тока более двух десятков собак.
       5 декабря 1888 г. Браун и Питерсон подвергают электрической казни двух телят и лошадь. Заметка об этом в New York Times завершается таким выводом: "Переменный ток наверняка оставит палачей-вешателей в нашем штате безработными". По всей вероятности, этот пиар был устроен Брауном или Эдисоном.
       12 декабря 1888 г. Группа Питерсона представляет Судебно-медицинскому обществу штата Нью-Йорк доклад о способе смертной казни с помощью электричества. В качестве орудия казни рекомендуется электрический стул (рассматривались также такие варианты, как бак с водой и стол с резиновым покрытием).
       13 декабря 1888 г. Вестингауз пишет письмо в New York Times, в котором обвиняет Брауна в том, что тот действует в интересах и на средства Edison Electric Light Company.
       1 января 1889 г. В штате Нью-Йорк вступает в силу первый в мире "Закон об электрической казни" (Electrical Execution Law).
       Март 1889 г. Браун встречается с Остином Латропом, директором тюрем штата Нью-Йорк, чтобы обсудить приобретение для электрического стула вестингаузовских генераторов переменного тока. Поскольку Вестингауз отказывается поставлять свои генераторы непосредственно тюрьмам, Браун и Эдисон прибегают к уловкам, чтобы купить три генератора за 7-8 тысяч долларов.
       29 марта 1889 г. Уильям Кеммлер убивает топором свою любовницу Матильду Зиглер. Убийство происходит в Буффало, известном в то время как "Электрический город будущего".
       Весна 1889 г. Джозеф Шапло, осужденный за отравление соседских коров, становится первым приговоренным к смертной казни по новому закону. Однако смертный приговор ему заменяется пожизненным заключением.
       1889-1890 г. Вестингауз оплачивает усилия адвокатов по обжалованию приговора Кеммлеру на том основании, что казнь на электрическом стуле представляет собой "жестокое и необычное наказание", запрещенное американской Конституцией. Эдисон и Браун выступают свидетелями от властей штата Нью-Йорк. Апелляции отклоняются судами, в том числе и Верховным судом США.
       1890 г. Эдвин Дэвис, электрик, работающий в тюрьме города Оберн, разрабатывает модель электрического стула, весьма близкую к современной, а также способы испытания этого оборудования с использованием больших кусков мяса.
       6 августа 1890 г. Кеммлер первым в мире подвергнут казни на электрическом стуле в Обернской тюрьме. Первое включение тока оказывается неудачным, и процедуру приходится повторить.
       Джордж Фелл, помощник палача при первой казни на электрическом стуле: "Ему совсем не было больно!"
       Альфред Саутвик: "С этого дня мы находимся на более высокой стадии цивилизации".
       Газета New York Herald: "Сильные мужчины теряли от этого зрелища сознание и валились на пол".
       Джордж Вестингауз: "Топором бы у них получилось лучше".
       В 1896 году смертная казнь на электрическом стуле была введена в штате Огайо, в 1898-м - в Массачусетсе. В 1906 году эстафету подхватил штат Нью-Джерси, в 1908-м - Вирджиния, в 1910-м - Северная Каролина. Вскоре после этого электрический стул утвердился в более чем 20 штатах, став самым популярным в Америке орудием казни.
       И Эдисон, и Вестингауз успешно развивали свой бизнес. В 1892 году компания Edison Electric Light Company объединилась с Thomson-Houston, образовав General Electric. Эдисон со временем признался, что не сумел сразу оценить преимущества переменного тока. В 1912 году Вестингауз был удостоен Эдисоновской медали за "похвальные достижения в разработке технологий на базе переменного тока".
       За 100 с лишним лет стулья, конечно, периодически претерпевали изменения, но принцип действия оставался тем же: на короткий промежуток времени в организм осуждённого подается ток. Смерть наступает в результате остановки сердца и паралича дыхания.
       Долгое время полагали, что следует смачивать электроды и прикреплять их к выбритым участкам на голове и к ноге. Однако современные экзекуторы пришли к выводу, что прохождение тока через мозг не вызывает мгновенной остановки сердца (клинической смерти), а лишь продлевает мучения.
       Сейчас преступникам делают надрезы и вводят электроды в левое плечо и правое бедро, чтобы разряд прошёл как раз через аорту и сердце.***
      

    ПЕСОК

      
       Мне часто приходит в голову, что мои наблюдения за песком - одна из глобальных причин Вериного ухода. Конечно, безденежье немаловажный фактор, но это, если можно так выразиться, парадная сторона дела, фасад.
       А вот гадкая мелочь пытливость, от которой, в силу эгоизма, я так и не смог освободиться за годы нашего супружества, очень даже могла послужить истинной причиной кораблекрушения.
      

    ТРАГЕДИЯ

       Трагедия, не меньше. Нередко про себя я называю наш разрыв кораблекрушением. Хотя, безусловно, кораблекрушение - это кораблекрушение и ничего больше. По большому счету.
      

    БЕЛЯНОЧКА И РУТА

      
       Крысы первыми бегут с корабля, это известно. Никто так не любит жизнь как крысы. Они отвоевали свое право на подвалы и коллекции.
       Немного отвлекся, простите. Вспомнились Беляночка и Рута. Теперь они спят. Вероятнее всего без сновидений. Они очень устают за день, Беляночка и Рута.
      
       Сейчас никто и не вспоминает о морских путешествиях и морских путешественниках. Помнится только тупорылый "Титаник". И то потому, что вместе с ним, разрывая сердце голубиным тихоням, таял на экране сахарный Ди Каприо.
       А кто вспомнит о Фритьофе Нансене?
       Увы.
      

    ДРУГИЕ ГЕРОИ

       Теперь другие герои.
       Они, с позволения сказать, и на героев то не похожи. Ирония. Почему-то стало модным брить героев наголо. Я понимаю - человечество стало лысеть.
       Я знаком с портретом человека будущего - он большеглаз и плешив. Знаком и с причинами - радиация, нехватка йода и прочее. Но как могло это сделаться модным?
       Нельзя сказать, что возмущен. Недоумеваю.
       Фритьоф Нансен не отличался богатой шевелюрой. Однако же он стеснялся этого, не смотря на то, что был настоящим героем. Ах, каким героем! Даже дух захватывает.
      

    АЛКОГОЛЬ

       К упомянутому выше общечеловеческому несчастью, времени, в случае России присовокупляется и еще одна беда. Запои. Беда.
       Впрочем, как знать, беда ли это? Не являются ли запои противоядьем для вездесущего и злонамеренного Кроноса, что действительно морщится и киснет во время оного стихийного бедствия? Как знать?
       Нет, все же запой - испытание и беда. В запое утро не приносит ясности мысли и бодрости духа. Многие молодые люди во время запоя умирают, так и не пробудившись. Так называемая смерть во сне.
       Да.
      

    ICH STREBEN

       Умирать хорошо в ясном сознании, когда можно произнести что-нибудь наподобие "ich streben" и попросить шампанского (памятуя о том, что смерти нет). И попросить шампанского.
       Шампанское - неудачный пример. Определенно шампанское - неудачный пример. Но слов из песни не выбросишь. В России в особенности. В России слова врезаются в память намертво.
       В России можно изъясняться на языке одних только пословиц и поговорок. Пословиц и поговорок. Пословиц и поговорок. Пословиц и поговорок.
      
       При неукоснительном соблюдении логики, смысл, подчас рассыпается как карточный домик. Так устроена жизнь. Тем интересна.
      

    ИЗ ИСТОРИИ КОРАБЛЕКРУШЕНИЙ

      
       В истории кораблекрушений известен случай столкновения океанского судна с... паровозом.
       Как это стало возможным?
       Большой океанский лайнер вошел в генуэзский порт и приступил к швартовке. Как раз в этот момент маневровый паровоз подкатил несколько вагонов под разгрузку прибывшего корабля. Завершив свой маневр, паровоз направился дальше. Рельсы проходили у самого края причала, и выступающая над причалом корма лайнера преградила паровозу путь так внезапно, что машинист не успел затормозить. Произошло столкновение, в результате которого паровоз был серьезно поврежден; повреждения получил и лайнер.**********
      

    ПОДКИДНОЙ ДУРАК

      
       Из всех карточных игр Алеша Ягнатьев предпочитал подкидного дурака. Он находил эту игру не пошлой, но нежной.
       Подкидной дурак - это густые, сочащиеся трелями цикад и приведениями лиловые вечера на даче, и остро пахнущие копченостью купе в поездах дальнего следования, и грядущая безмятежная старость в окружении тихих голубоглазых внучат в одинаково белых панамах.
       Прелесть, как хорошо.
      

    КАНОТЬЕ

      
       Приходит на ум канотье. Хоть не цилиндр, Слава Богу.
      

    АРИК ШУМАН

       Арик Шуман, как вы помните, любил преферанс.
       Не смотря на общность интересов, Ягнатьев и Шуман были антиподами. Кажется, я уже говорил об этом, но мне важно, чтобы вы, вслед за автором, не теряли сути.
      
       Убрать! Ибо это уже вектор сюжета. А сюжетов мы с Энди (Уорхоллом) терпеть не можем.
      

    ЭНДИ УОРХОЛЛ

      
       Мы с Энди (Уорхоллом) на пляже в Пицунде. На лежаках. Самое солнцестояние. В этот час люди предпочитают тень. А мы возлежим, точно это семь или восемь часов пополудни.
       Говорить лень. Молчим. Час, другой.
       Наконец Энди, за время отсутствия сделавшимся чужим голосом спрашивает меня, точно в продолжение беседы (а беседы-то и не было никакой), - Эти люди, что живут в коробках, они интересуют вас?
       - Какие люди в коробках?
       - Все эти бездомные бродяги. У них ведь есть прошлое, они окрашены в разные цвета, они могут издавать звуки, петь, живые, одним словом. Интересны они вам?
       Я задумываюсь.
       Только что, очевидно, прозвучала увертюра к очень серьезной беседе.
       Обдумываю тридцать-сорок минут.
       Ответ самый бездарный, хуже не бывает, - Разумеется, если они живые, и уж, коль скоро я обратил на них внимание...
       - Хорошо, предположим, не живые, предположим, бродяга умер в коробке, так и лежит.
       Ответ моментальный, - Тем более.
       Долгая пауза.
       Представляю себе, насколько он разочарован.
       Вида не подает.
       - Хорошо, допустим в коробке не человек, а оса. Пожужжит, пожужжит, затихнет, пожужжит, пожужжит, затихнет. - Любопытно. - Любопытно? - Очень. - Какой повод для любопытства? - Звук. - Звук? - Звук. - Звук?! - Звук. - При чем здесь звук? Какое отношение звук может иметь к вашему интересу? Разве вы дирижер?
       Откровенно говоря, "дирижера" я от него никак не ожидал, удар ниже пояса, нечто в стиле Арика Шумана, - Не знаю.
       - Хорошо, я сейчас принесу коробку. Я видел здесь неподалеку.
       Поднимается, сутулясь. Медленно уходит.
       Навсегда.
       Он больше не вернется.
       В этом весь Энди Уорхолл.
      

    ПЕРЕД ПОГРУЖЕНИЕМ

      
       Наверное, нечто подобное испытывают узники в одиночных камерах, - мог бы подумать Алексей Ильич, пребывая в новом своем неловком положении. Но... не подумал. Его посетили совсем другие мысли. Те, что называются несвоевременными и нелепыми.
       Пребывая в новом неловком положении, Алексей Ильич наткнулся взглядом на свой детородный орган и изумился, - Отчего он такой маленький? Прежде он не был таким маленьким. Что случилось?..
      
       В запое, когда, обессилев, я закрываю глаза, мне часто видится широкий склон, до звона в ушах покрытый искрящимся на солнце снегом.
      

    ЛЮБИМЫЙ ГЕРОЙ ЧЕЛОВЕЧЕСТВА ФРИТЬОФ НАНСЕН

      
       В мартовское утро 1867 года шестилетний мальчик раз за разом взбирался на высокую гору, надевал лыжи и мчался вниз, чтобы прыгнуть с большого трамплина. Но лыжи ему достались от старших братьев, они были разной длины и плохо держались. Трамплин был высокий, а мальчик - маленький, поэтому лыжи и мальчик падали отдельно друг от друга.
       Наконец мальчик так упал, что разбил голову и явился домой залечивать раны.
       - Деточка, у тебя всё лицо распухло! -- вскрикнула испуганная экономка.
       - Надо маме сказать. - Не надо! - запротестовал мальчик.
       - Тогда мне придется сидеть дома, а я хочу сегодня взять этот трамплин! Экономка промыла раны, залепила их пластырем, и мальчик снова отправился на гору. К вечеру, когда уже настали сумерки, он красиво слетел с трамплина как победитель.
       - У этого мальчика будет великое будущее, - прошептала экономка, глядя в окно на его полет.
       И она была права. Потому что мальчика звали Фриотьоф Нансен.
      
    Нансен всегда возвращался с победой. Потому что кроме храбрости и силы у него было ещё одно замечательное качество - предусмотрительность. Я всегда предвидел в пять раз больше опасностей - говорил он. И поэтому уносил оборудование - примусы, палатки, спальные мешки, даже консервы - в горы и проверял лично. Но всё равно многие считали Нансена будущим покойником. И когда он за несколько дней до экспедиции защищал докторскую диссертацию, профессора даже не стали ее обсуждать.
      
       - Бедняге будет спокойнее умирать среди льдов Гренландии, зная, что мы присудили ему ученую степень, - сказали профессора и единодушно проголосовали за молодого Нансена.
      
       Вместе с несколькими товарищами Нансен приплыл на шхуне к непознанной земле. Над морем со всех сторон свисали огромные ледовые обрывы. Люди выгрузили на плавучую льдину нарты, провиант, приборы, керосиновую печь. Шхуна дала прощальный гудок и отправилась назад, а Нансен с друзьями десять дней плыл на льдине мимо обрывов, пока не нашел место для высадки. Потом, день за днем, сгибаясь под бешеным ветром, они тащили сани через ледяные горы, а вечером, измученные, заползали в палатки.
      
       Но Нансен был доволен - научные приборы работали отлично, и керосиновая печь давала горячую пищу. Об этом героическом походе написано много книг, но лучшую и увлекательную написал сам Нансен. Она называлась "На лыжах через Гренландию". Он писал ее в эскимосском чуме, пока ждал корабля из Норвегии...
      
       Сотни лет моряки с ужасом рассказывали о кораблях, попавших в ледовый плен среди студеного океана. Редкие корабли возвращались назад. Чаще их сжимали океанские льды и давили как скорлупки. В полярной ночи моряки болели цингой, умирали. "Худшего несчастья, чем замерзнуть во льдах, не бывает", - говорили опытные капитаны.
      
       И вдруг Нансен решил специально вморозить корабль среди северных морей и отправиться вместе с ледяными полями в путешествие по океану. Он надеялся поближе подобраться к Северному полюсу, изучить те места, где не был ни один житель Земли. Такое плавание считалось невозможным. Ведь он уходил в полярную ночь на три года. Но это был герой Нансен, и норвежский народ в него поверил.
      
       Его собирала в путь вся страна. Одни присылали деньги, приборы, ученые подбирали консервы, лучшие корабельщики помогали строить судно, которое назвали "Фрам", что по-норвежски значит "Вперед", Конструкцию корабля придумал сам Нансен. Дно корабля было похоже на яйцо. Поэтому, когда льдины напирали на его борта, они выталкивали его наверх.
       Полтора года Нансен проверял каждый предмет, который собирался взять с собой, и старательно подбирал добровольцев в команду. А когда корабль уходил в экспедицию и плыл вдоль скалистых берегов Норвегии, все жители страны вышли к морю его провожать.
      
       Следующие три года о "Фраме" не знали ничего. Некоторые считали Нансена погибшим. А "Фрам", вмороженный в могучие льдины, медленно тащило океанское течение. Тринадцать человек жили в полярной ночи среди тысяч километров пустынного ледовитого океана. Они вели научные наблюдения, по вечерам собирались в кают-компании, музицировали, праздновали дни рождения, встречали Новый год. Кругом со стоном и грохотом рушились льдины. Полярные медведи принимали корабль за айсберг и спокойно подходили к его бортам.
      
       Через три года, точно, как рассчитал Нансен, "Фрам", освободившись ото льдов около Гренландии, вернулся к берегам Норвегии. И теперь весь народ, все корабли страны торжественно встречали его. Но сам Нансен совершил в этом плавании ещё один подвиг. Увидев, что корабль проносит мимо полюса, он вместе с одним из друзей отправился на лыжах с собаками через океан, чтобы подобраться к полюсу ближе. А потом, когда началась зима, они дошли до пустынной земли, сделали из медвежьих шкур и камней нору и прожили там несколько месяцев. При этом оставались совершенно здоровыми, веселыми и продолжали вести научные наблюдения...
       После плавания на "Фраме" Нансен стал любимым героем человечества...****
      

    ХОЛОД

       Я рассматривал свой детородный орган с таким неподдельным любопытством, точно и не знал до того, что это за предмет и для чего предназначен. Никогда прежде я не видел его таким смущенным, незначительным, бесполезным и беззащитным.
       Слава Богу, какая-нибудь женщина не видит этакой несуразицы. Иная из жалости и промолчала бы, но позже, среди подруг, наверняка подняла бы на смех. Непременно.
       Холод выполнил эту страшную работу.
       Холодно. Вот что.
      

    ПЕРЕД ПОГРУЖЕНИЕМ

      
       Алексей Ильич Ягнатьев рассматривал свой детородный орган с таким неподдельным любопытством, точно и не знал до того, что это за предмет и для чего предназначен. Никогда прежде не видел он его таким смущенным, незначительным, бесполезным и беззащитным.
       - Боже мой, в это время за мной наблюдают! - вздрогнул он, - Надо хотя бы перевести взгляд... да, но отчего он сделался таким маленьким? Что случилось?
       Алеша попытался перевести взгляд, но шею пронзила острая боль, и он смирился, - Что же, пусть наблюдают. Мне теперь все равно. При этом если вы помните, губы его шептали, - Надобно что-то делать. Надобно что-то делать. Надобно что-то делать.
       В тот момент он еще не знал, что пройдет совсем немного времени, и он станет стеклодувом.
      

    ЖЕНЩИНЫ

      
       Это женщины. Их тринадцать. (Четыре раза по три и еще одна. - комментарий автора.) Именно тринадцать, что есть сигнал и знамение. Эти женщины не видят во мне мужчины. Им жаль меня. Они сокрушенно покачивают головами, и глаза их полны слез.
       Нужно попытаться лечь в ванну. Спрятаться от этих женщин. Спрятаться. Спрятаться. Спрятаться. В воде все переменится.
       Боль.
      

    НАШИ ДЕТИ

       Боль в затылке никак не хотела отпустить Алешу.
       - Теперь я знаю, отчего у меня нет детей. Детей у меня быть не может, потому что мои дети будут похожи на меня, а значит, я никогда не смогу их полюбить! Никто не сможет их полюбить!
      

    МОЙ ЯПОНЕЦ

      
       Сутулый японец подходит неслышно, снимает шапку, прислоняется к двери в ванную комнату, прислушивается, улыбается.
       Неужели он, также как и я, умеет читать Алешины мысли?
      
       Трехдневное Алешино пьянство не было связано с кораблекрушением.
       Это очень важно. Иначе сюжет романа пойдет вкривь и вкось. И выводы будут неверными.
       У нас есть тенденция, и даже страсть к упрощению мотивов. Очевидная тенденция.
       Очевидно, что мои трехдневные эпизоды не содержат в себе только удачу, как в случае с женитьбой, только печаль, как в случае со смертью животного, или единственно обреченность, как в случае с запоем. В цикличности этой присутствует совсем иное измерение.
       Можно представить себе, что в моем случае трехдневный эпизод - необходимый и достаточный отрезок времени для того, чтобы, стать или же напротив, не стать другим человеком.
       Можно предположить, что это - припадок. Случается, что падучая протекает именно так.
       Можно допустить, что это, напротив, спасение от болезни или несчастья, ибо в это время я не принадлежу самому себе. Я целиком отдаюсь на волю провидения. В эти три дня сколько-нибудь внятные мысли оставляют меня.
       Так или иначе, я уверен - во всем этом присутствует нечто экзистенциальное.
      

    ИВАН ПЕТРОВИЧ ПАВЛОВ

      
       Известно, что академик Иван Петрович Павлов был верующим человеком.
      
       В пепельные осторожные дни запоя, когда пространство расчленено на корпускулы, вещи потеряны, а одежда пропитана тенью, Алексей Ильич Ягнатьев...
      
       Ввиду того, что роман пишется в четвертом лице, обращение по имени-отчеству допустимо.
      
       В пепельные осторожные дни запоя, когда пространство расчленено на корпускулы, вещи потеряны, а одежда пропитана тенью, Алеша Ягнатьев, как ни странно, иногда улыбался. Улыбка до полной неузнаваемости меняла его одутловатое лицо. Тогда казалось, что Алеша это вовсе уже и не Алеша, а нечто совсем другое. Скорее всего, Виктор или даже Себастьян. Не Алеша. Другой человек.
      
       Все же Господь бесконечно любит и Россию и русского человека.
       Включая провинциалов, если не сказать преимущественно провинциалов, на чем мы настаиваем и что очень важно для нашего романа. Позже Умному читателю станет ясно, почему.
      

    АНЕКДОТЫ

      
       Итак, Господь бесконечно любит русского человека.
       Поясняю.
       Вот только что сетовал я на то, как много смеемся мы в юности. Но, коль скоро, русский смех не легковесен, остается надежда. Смех наш не легковесен, ибо по сути своей и не является смехом в прямом значении этого слова, а скорее - реакцией на тот или иной анекдот.
       Да, наша жизнь и теперь, и прежде, и до революции, и до первой революции, и до Алексея Михайловича соткана из анекдотов. Только это грустные анекдоты. Точнее - несчастливые анекдоты. И даже придуманные с тем, чтобы отвлечься от изнурительной зимы, анекдоты наполнены несуразностью или болью. Скаковая лошадь задыхается, не в силах добраться до финиша, обманутый муж падает из окна собственного дома, герой гражданской войны уличен в безграмотности или страдает от несварения желудка... И запоминают и рассказывают их часто для того, чтобы сокрыть собственную неловкость. И смеются в ответ для того, чтобы сокрыть собственную неловкость.
       В России много неловкости. Но это - во благо.
      

    ДАНАЯ

      
       Трижды во время запоя Алеша выходил на улицу.
       Прямо против его дома находилась ноздреватая, точно склеенная из папье-маше винная лавка с чрезвычайно напоминающей Данаю Рембрандта Клавдией внутри.
       Он мучительно переживал свои походы. Стремился остаться неузнанным. Для этого надевал непривычные вещи (какое-то старье), водружал на нос разбитые печальные женины очки, уже перед прилавком сутулился и менял голос.
       Напрасно.
       Клавдия-Даная узнавала соседа и вызывала на беседу, от которой в силу робости он не мог отказаться. Во время этих разговоров липкий ужас разрастался в нем и, просочившись наружу, мириадами мелких булавок колол ладони и подошвы, забирался в уши и слепил глаза. Алеша что-то говорил, а в висках мерцало, - Это не я, другой. Это не я, другой. Это не я, другой. Другой.
       И действительно, кто-то другой разговаривал с румяной винной матроной, приглаживал вихор, делал жесты, даже пытался улыбаться ей. Алексей Ильич не присутствовал при тех разговорах. По выходу из лавки он не смог бы вспомнить ни единого слова.
       Однако уйти от беседы с Данаей было не так просто. Беседа следовала за полюбившимся ею ходочком, поддерживала за локоть, фонарным лучиком освещала углы в сумеречном подъезде, сама отворяла исписанную мелом дверь...
       А после того как Ягнатьев опорожнял вторую рюмку, подавала голос, бесцеремонно вторгшись в его воображение, точно героиня радиоспектакля, одного из тех, что Алеша так любил слушать в раннем детстве.
      

    НАДПИСИ

      
       Надписи на моей двери содержат следующую информацию:
       Барыга - овца.
       Замолк мурена.
       Таня В.
       И вензель, до боли в сердце напоминающий рисунок Гоголя ко второму тому "Мертвых душ", где сам Николай Васильевич, неловко улыбаясь, приотворяет дверь в будущее, точно это - дверь в ванную комнату, где и вода, и птицы, и...
       Ах, птицы, птицы!
      
       В неловкости много совестливости. И синего цвета. У наших бродяг, при общей черноте, от неловкости васильковые глаза. Интересно, каким видели они синий цвет, когда им было по шесть лет?
      

    МЕТЕРЛИНК

      
       Мы длинной вереницей идем за Синей птицей.
       Мы длинной вереницей идем за Синей птицей.
       Мы длинной вереницей идем за Синей птицей.
      

    В УТРОБЕ

      
       Я помню. Много лет назад. Точно в такой же согбенной позе. На закате. Да, да. Затянувшийся закат. Боже мой, думалось мне, неужели ночь так и не наступит никогда? А, может быть, ночь так и выглядит, и теперь уже следует ждать утра?
      
       Тогда были голоса. Я помню. Женские и мужские. Вдалеке. Шорохи и звуки потустороннего мира. Я отчетливо слышал шорох листвы. Звуки машин. Думалось - в потустороннем мире тоже есть машины.
      
       Отчего же я вижу только кровавый диск с ослепительной точкой чуть слева от центра?
      
       Меня берегут. Кто-то бережет меня. Кто-то бережет. Кто-то бережет меня.
      
       Я в безопасности. Наверное, я в раю. Стало быть, потусторонний мир - это я, а то, что я слышу - как раз самые обыкновенные голоса. Самые обыкновенные звуки и шорохи.
      
       Мне покойно. Я уже не страдаю оттого, что за мной наблюдают. Мне покойно, и это главное. Пусть наблюдают, если им этого хочется. Даже хорошо, что наблюдают. По крайней мере, покойно. Впервые за трое суток покойно. И еще очень хочется спать.
       Откуда знать мне, что такое машины, и какие сигналы они подают? Выходит, прежде я уже видел их и слышал их? Что со мной? Спать, спать, спать...
       Что со мной? Мне бы теперь уснуть, но сна нет, есть только тягучая, гулкая боль в шее и это зрелище, мой детородный орган уже не предмет любопытства, но повод к женскому состраданию. Если вообще оно существует, женское сострадание. Если вообще оно существует.
       Мама - не в счет. Мама - не в счет. Мама - не в счет.
       Капкан.
       Материнское сострадание, материнская любовь - это капкан. Каждый раз, когда мы задумываемся о женщинах, пытаемся определиться, понять, что они для нас - натыкаемся на материнскую любовь, и все идет вверх дном.
       Когда бы не материнская любовь, когда бы не сострадание, мы бы уже давно осознали: идет Большая Бойня, которую не остановить даже атомной бомбой.
      

    ПЕРЕД ПОГРУЖЕНИЕМ

      
       Немедленно добраться до ванны и укрыться под водой.
      
       Итак.
       Вода, птицы... дерево. Быть может, следовало начать с дерева? Да, пожалуй.
      

    МОЙ ЯПОНЕЦ

      
       Японец подходит к окну и смотрит на жемчужную иву во дворе.
      

    ИОГАНН СЕБАСТЬЯН БАХ

      
       Вам хочется знать, что такое Иоганн Себастьян Бах? Так вот эта самая ива и есть Иоганн Себастьян Бах. То, что Иоганн Себастьян Бах не был японцем - не имеет значения. Настоящий жемчуг. А, может быть, уличная пыль на солнце.
      
       Дождя не было целую вечность. Не имеет значения. Время года не имеет значения.
       Дерево, птицы, вода...
      
       Не думаю, что японца, когда он рассматривает этот жемчуг, посещают мысли. Да будь он датчанином или китайцем, заурядным человеком или мудрым Чжуан Цзы, не важно, вряд ли под гипнозом жемчуга его посещали бы мысли.
      
       Перед сумеречным свечением Иоганна Себастьяна Баха мышление отступает точно звуки перед нашествием вселенской бури.
      
       В свою очередь, дерево, обнаружившее неподвижного японца в окне, напротив размышляет. Во всяком случае, внешний его вид демонстрирует неподдельное изумление и некоторую растерянность.
       Птицы, дерево, вода...
      

    ЛИЛИТ

       В некоторых трактатах Талмуда (Шаббат, Эрубин, Нидда, Баба Батра) о Лилит упоминается как о страшной демонице, но ничего не говорится о ней как о первой женщине, жене Адама. Миф этот родился у средневековых иудеев на почве антихристианского оккультизма. Наиболее ранняя письменная фиксация этого мифа содержится в еврейском сочинении "Алфавит Бен-Сира" (8-10 вв. по Р.Х.). К сожалению, придется цитировать пошлости, но это является самым лучшим способом показать духовный и интеллектуальный уровень "первоисточника", содержащего басню, которую пытаются использовать для дополнения Священного Писания: "Он создал женщину, тоже из праха и назвал ее Лилит.  Они немедленно побранились. Она сказала: "Я никогда не лягу под тебя!" Он сказал: "Я не лягу под тебя, а лишь сверху тебя. Тебе быть пригодной быть подо мной, и мне сверху тебя". Она отвечала: "Мы оба равны, потому, что мы оба из праха". Никто из них не слушал другого..."*****

    МОЙ ЯПОНЕЦ

       Он бесконечно одинок этот японец.
      

    АРИК ШУМАН

      
       Арику Шуману, наверное, тоже одиноко в его Дании.
      
       В Дании моросит.
       Дождь - великое благо. Предполагаю, что люди, регулярно пользующиеся зонтами, чаще других страдают болезнью Альцгеймера.
       Умные времена. Рано или поздно "умные времена" кончаются.
       Когда китайцы расстреляли своих воробьев, Дед-фронтовик объявил, - Быть войне!
      

    МОЙ ЯПОНЕЦ

      
       Японец, свернувшийся клубочком около батареи с тем, чтобы хоть немного вздремнуть, вновь открывает воспаленные глаза и улыбается. Он всегда улыбается, когда слышит что-нибудь о Китае или китайцах. Не думаю, что это ненависть или снисхождение. Что-то иное. Что?
      
       Притом, что китайцы и японцы в известной степени антиподы, в их чертах присутствует схожесть. Пожалуй, в той же степени, что и у нас с Ягнатьевым.
       Да.
      
       В последние годы мы как-то подзабыли о существовании атомной бомбы, будто ее и нет вовсе. Алексей же Ильич Ягнатьев всегда помнил о ее существовании.
       Во внешности атомной бомбы явно просматривается нечто фаллическое.
      

    ЦЕППЕЛИН

      
       Первый раз я увидел дирижабль на плохонькой фотографии, тысяча первой копии, которую принес Арик Шуман. Дирижабль на снимке погибал, запутавшись в какой-то ажурной металлической конструкции. Точно кит, попавший в сети. Красавец-кит, не в состоянии выпутаться из смешного плена. Черный дым валил от цеппелина. Кажется, что я слышал голоса его обитателей, маленьких человечков, оловянных солдатиков прогресса, еще недавно гордившихся тем, что они сумели пробраться во чрево великана.
       Думаю, им не было бы так горько, если бы хоть краешком глаза они могли увидеть, какое величественное зрелище представляет собой эта катастрофа.

    ЛИЛИТ

       В еврейской демонологии времени формирования Талмуда Лилит (евр. Lilith) - злой дух женского рода. Обычно предлагается два объяснения имени.
       1. От названий трех вредоносных духов шумеро-аккадской мифологии: Лилу, Лилиту и Ардат Лили.
       2.От еврейского существительного lail - ночь.
       В представлении древних евреев это страшное демоническое существо насылает бесплодие или болезни на рожениц, губит младенцев или похищает их, чтобы пить кровь или сосать костный мозг новорожденных.
       Она насилием принуждает мужчин к сожительству, чтобы зачать от них многочисленных детей.*****
      
       Деревья - фрагменты реки. Вот почему птицы обожают деревья. Лепятся к ним, точно карапузы к мамкиному чреву. Точно карапузы.
       Внешний вид жемчужной ивы демонстрирует неподдельное изумление и некоторую растерянность. Растерянность.
      

    РАСТЕРЯННОСТЬ

       Растерянность.
       Растерянность перед картиной изменившегося мира, явившегося в одночасье в красках и мельчайших подробностях - вот что сделало Алексея Ильича другим человеком. Пустоту (то, что мы определили как предзнаменование растерянности) наконец заполнила собственно растерянность. И возвестила о своем прибытии. Немедленно заявила о себе. Проступила. В чертах. Проступила в чертах Ягнатьева. Точно рябь на испорченном снимке. Точно отражение в потухшем зеркале. Точно герпес.
       Доктора говорят, что герпес высыпает не только на коже. Им покрываются также и внутренние органы.
      

    ПУСТОТА

       Между тем, та самая пустота, что предшествовала растерянности, была счастьем. Да, именно так. Ибо пустота есть ни что иное, как отсутствие желаний. Какой еще фрагмент времени может содержать такое счастье? Пустота - это когда человек бормочет свою считалку, надобно что-то делать, но делать ничего не собирается, так как и не понимает, что считалка эта подкреплена каким-то смыслом. Пустота - это когда тщеславие, ревность, обиды, стыд, все далеко. Где-то там, в другом измерении. Там, где нет воды. По достоинству оценить фрагменты пустоты человек может только в глубокой старости, когда память в рубище, вооруженная факелами и погремушками громко шествует по направлению к детству.
      

    ЛИЛИТ

      
       Ее звали Лилит. Она была создана не из ребра Адама, но из глины, из которой был вылеплен он сам, и не была плотью от плоти его. Лилит добровольно рассталась с ним. Значит, Лилит не была причастна к грехопадению нашего праотца, не была запятнана первородным грехом и потому избежала проклятия, наложенного на Еву и ее потомство. Над ней не тяготеют страдание и смерть, у нее нет души, о спасении которой ей надо заботиться, ей неведомы ни добро, ни зло. Что бы она ни сделала, это не будет ни хорошо, ни плохо.******
      

    ВОДА

      
       Вода - убежище. Спасение, если хотите. Вот почему так трудно бывает добраться до воды. Так трудно бывает добраться до воды. Так трудно добраться до воды. Так трудно...
      

    ЗЕРКАЛО

      
       Японцы считают, что именно зеркалу все нации мира обязаны тем, что на земле ежедневно восходит солнце. Согласно старинному мифу, богиня солнца Аматерасу глубоко обиделась на родного брата Сусаноо и заперлась в глубоком каменном гроте. Без света и тепла все живое на земле стало гибнуть. Тогда озабоченные судьбой мира боги решили выманить светлую Аматерасу из пещеры. Зная любопытство богини, на ветках стоящего рядом с гротом дерева повесили нарядное ожерелье, рядом положили зеркало и велели громко петь священному петуху. На крик птицы Аматерасу выглянула из грота, увидев ожерелье, не удержалась от искушения его примерить. А в зеркало не могла не посмотреться, чтобы оценить украшение на себе. Как только светлая Аматерасу заглянула в зеркало, мир озарился и остается таким по сей день.
      
       Все. Разворошили осиное гнездо. Прощай, Варвара Васильевна.
      

    ПЕРЕД ПОГРУЖЕНИЕМ

      
       Перед погружением уже голенький Алеша Ягнатьев насколько это представлялось возможным при его невысоком росте, но малом пространстве между стеной и ванной, уселся прямо на ледяной кафель, согнув ноги в коленях и упершись теменем в хитросплетение покрытых испариной труб.
      
       Будто на берегу реки. Нет - уже в воде. Только что вошел. Еще сердце заходится. Ледяное течение. Стремительное ледяное течение.
       Агрессия. Безжалостность.
       Будто на берегу реки. Колючий ветер. Надобно спрятаться. Войти в воду. Надобно войти в воду, но духу не хватает. Наверное, это очень больно - входить в стремительный ледяной поток? Больно и опасно. Опасность.
       Этот прыщ. Откуда у меня этот прыщ? Не примета ли это скорой смерти? А что такое смерть? А существует ли она? Если существует - надолго ли? Когда же окончательно наступит облегчение? Не может же раньше или позже не наступить окончательное облегчение? Наверное, нечто подобное испытывают узники в одиночных камерах...
      

    ЛИЛИТ

      
       От солнца заслонясь, сверкая
    Подмышкой рыжею, в дверях
    Вдруг встала девочка нагая
    С речною лилией в кудрях...*******
      

    СВЕТЛАНОВ

      
       В одном из своих телевизионных интервью дирижер Светланов справедливо заметил, - Каждый человек для чего-то живет, для чего-то родился и должен сделать свое дело.
       Он уже был стареньким, Светланов. В тридцать пять или тридцать шесть лет он бы не додумался до такой фразы. Впрочем, как знать, он был поглощен музыкой, и слова не имели для него большого значения.
      
       Чеховская простота. Вся суть бытия в одной фразе. Суть любого романа о жизни и не только жизни. Можно иронизировать, дескать, кто же этого не знает?
       Никто не знает. И не узнает никогда.
      

    ЛИЛИТ

      
       От солнца заслонясь, сверкая
    Подмышкой рыжею, в дверях
    Вдруг встала девочка нагая
    С речною лилией в кудрях...*******  
      
       Вода.
       Океан, море, река...
       Вода.
      

    РЕКА - СОПЕРНИЦА ЖЕНЩИНЫ

       Река, соперница времени, всегда в движении. Река пишет и режиссирует сама себя. Строит шатры на своих берегах. Шатры, селения, кладбища, пирамиды - все строит река. Нил. Египтяне не строили пирамид. Река построила их. Люди не могут, нет. Река построила. Люди не могут. Люди не могут. Нет.
       Женщина. В практичности с рекой может поспорить только женщина. Но женщина не столь целомудренна. Река - соперница женщины. Соперница времени и женщин. Река. Приливы и отливы. Приливы и отливы. Приливы и отливы... Река.
       Река несет в себе опасность. Опасность едва ли не главная примета реки. Опасность - это очень и очень важно. Опасность необходима. В отсутствии опасности ничего не происходит. Ничего.
       Река провоцирует людей, манипулирует ими по своему усмотрению. Ищет людей. Выбирает среди людей. От иных отказывается. Чаще отказывается. Иногда находит то, что ей нужно. Иногда.
       Растерянность дерева напоминает нам о том, что погода переменчива. Глядя на него, мы нередко забываем об этом. Если всерьез рассматривать дерево, не мудрено забыть все на свете. Если, конечно, рассматривать дерево всерьез. Всматриваться в него. Как в жемчуг. Как делает это японец.
      

    УТОПЛЕННИКИ

      
       Утопленники - избранные. Их путь теряется навсегда. Они, должно быть, счастливы. Они должны быть счастливы. Утопленники - это то, что не поддается счету. "Отсчет утопленников"******** об этом. Несомненно.
      

    ДВЕНАДЦАТЬ ДОКАЗАТЕЛЬСТВ

      
       Есть двенадцать доказательств того, что река является вершиной мироздания. Перечислить их невозможно. Мы недостойны этого знания. Мы маленькие. Очень маленькие.
       Почему именно двенадцать? А почему бы и нет?
      

    СИММЕТРИЯ

       Если каким-то невообразимым способом все же удалось бы посчитать точное число утопленников, это число оказалось бы четным. Мало того, число утопленников и число утопленниц было бы равным. Все, что связано с водой или зеркалом - всегда симметрично. Всегда.
       Синхронность.
       Когда кто-нибудь принимает решение броситься в воду с тем, чтобы утопиться, в другом месте, быть может, даже в другом полушарии кто-то еще принимает в точности такое же решение.
      
       Топятся всегда парами. И тонут парами.
      
       Если бы в свое время Адам сумел полюбить Лилит, все теперь было бы другим.
       За исключением реки. За исключением реки.
      
       Тонут - это когда вода сделала свой выбор. В реке тонут чаще, чем в озере или в океане. Даже в ваннах и бассейнах тонут реже, нежели в реке. Я уже не говорю о колодцах. Это что-нибудь да значит.
      
       Движение.
      

    БРОУНОВСКОЕ ДВИЖЕНИЕ

       Движение.
       Окружающее человека движение провоцирует его на поступок. Чаще всего это - броуновское движение. Попытки объяснить его, придать ему осмысленности всегда терпят крах. Также трудно порой объяснить и спровоцированные им поступки. Броуновское движение.
       Да.
       Если вдуматься, всякое движение - броуновское движение. За исключением движения реки. Реки.
      
       Реки совершенствуются. Постоянно совершенствуются. Каждую минуту, если хотите. Это - причина, по которой с некоторых пор вода перестала быть питьевой. Снимите шляпу.
      
       "Негоже лилиям прясть". Царственная фраза. Хотя, согласен, немного банально.
      

    ДЕРЕВЬЯ

      
       И деревья, разумеется.
       Деревья испытывают к нам приблизительно те же чувства, что провинциал испытывает по отношению к цыганам на вокзале. Эти чувства не лишены и опасности, и восхищения, и любви. Но чувства эти как будто затеплены. Что называется, чувства под сурдину. При этом и любовь, и опасность, и даже восхищение. Чудеса.
      
       Серебристая ткань с лодочниками, бакенами и прочей ерундой - не река. Чрезвычайно поверхностный взгляд на предмет. Вся эта мишура с закатом и лунной дорожкой - не река. Точнее - не вся река. Большая часть реки располагается под землей. А на поверхность прорывается деревьями. Нил. Нил, Евфрат, Тибр, Хуанхэ, Лета...
      

    ЖЕНЩИНЫ

       Женщины.
       Их тринадцать. Четыре раза по три и еще одна, что есть сигнал и знамение. Эти женщины не видят во мне мужчины. Им жаль меня. Они сокрушенно покачивают головами, и глаза их полны слез. Им жаль меня.
       Как они жалеют меня? Сокрушенно покачивают головами? Молчат и сокрушенно покачивают головами? Но откуда мне известно, что они покачивают головами, когда я не вижу их?
       Молчание. Наивысшая форма жалости. Молчат по-разному. В молчании каждой из этих женщин заложен звук. Молчание каждой из этих женщин содержит в себе определенную ноту. Ре, ми, фа, соль, ля-бемоль, си. Без "до", разумеется. Присутствие "до" и чистой "ля" породили бы подозрение, ощущение фальши.
       Особенные женщины. Это - особенные женщины. Я даже не уверен до конца, что это женщины. Не уверен. Женщины - другие. Другие, другие, другое... Я знаю. Знаю.
       Мамы среди этих женщин нет. Мама - это мама.
       А женщины - совсем другое. Другие, другие, другое...
       Другие.
      

    ПЕРЕД ПОГРУЖЕНИЕМ

       Добраться до воды. Вот что. Добраться до воды. В воде все переменится. Нил, Евфрат, Тибр, Хуанхэ, Лета...
      

    ЛИЛИТ

      
       От солнца заслонясь, сверкая
    Подмышкой рыжею, в дверях
    Вдруг встала девочка нагая
    С речною лилией в кудрях...******* 
      
       Память деревьев-долгожителей есть вода великих рек, пульсирующая каруселью их влажных жил.
      

    ЛИЛИТ

      
       От солнца заслонясь, сверкая
    Подмышкой рыжею, в дверях
    Вдруг встала девочка нагая
    С речною лилией в кудрях...*******  
      

    МАДАГАСКАРСКИЙ ШИПЯЩИЙ ТАРАКАН

    (Gromphadorhina portentosa)

       Происхождение: Мадагаскар.
    Продолжительность жизни: 2,5 года.
       Мадагаскарский шипящий таракан, также известный как шипящий таракан, или гигантский мадагаскарский шипящий таракан, является одним из самых больших тараканов в мире. Взрослые особи иногда достигают размеров мелких мышей. Данный вид совсем недавно приобрел столько широкую популярность.
       Если таракана потревожить, он попытается скрыться. Ими часто кормят ящериц и тарантулов. Мадагаскарские шипящие тараканы подходят для содержания в доме, т. к. они не пахнут. В дикой природе тараканы живут в лесах Мадагаскара. Это ночные насекомые. Мадагаскарских тараканов называют шипящими, так как они могут громко шипеть.
       Взрослые особи похожи на больших жуков и достигают до 7,5-10 см в длину. Самцов легко отличить от самок наличием двух поднятых рожков на протораксе (переднегруди). У самок эти рожки отсутствуют.
       Для жилья тараканам подходит стеклянный террариум объемом 50-75 литров. На дно террариума насыпьте субстрат толщиной до 3 см из сосновых опилок (нельзя использовать кедровый опилки). Субстрат должен полностью покрывать все дно террариума, он будет поглощать воду и фекалии тараканов. Раз в месяц субстрат надо менять. Пища для тараканов всегда должна быть свежей. Можно кормить тараканов свежими овощами и сухим кормом для собак, иногда применяют коммерческие корма для рептилий. В террариуме всегда должна быть чистая и свежая вода.
       Разводятся в неволе мадагаскарские шипящие тараканы довольно легко.**********
      
       Растерянность.
      
       Ветер ворочается в льняной шевелюре ивы.
      
       Сообщение о новой тяге человечества к использованию в качестве дамских украшений покрытых стразами живых мадагаскарских тараканов вполне могло послужить пусковым моментом к вышеупомянутой растерянности, через уход в ванную комнату приведшей, в конечном итоге, к тому, что я называю "сделаться стеклодувом".
      

    БЕЛЫЕ КАРЛИКОВЫЕ КРОЛИКИ

      
       Думаю, что со временем я приобрету японцу для компании парочку белых карликовых кроликов. По крайней мере, ему не будет так одиноко.
      
       Разумеется, понятие "сделаться стеклодувом" я трактую по-своему, точнее, вкладываю в него несколько больший смысл. Нахожу, что всякая вещь много больше того, что мы слышим, видим, осязаем. Или представляем себе.
      
       Если уж быть роману о новом демиурге, написанному в четвертом, разумеется, лице, хочется, очень хочется, чтобы читатель на определенном этапе задумался, - А не затеял ли автор со мной, читателем, некую игру, то и дело напоминая мне о том, что это, дескать, новый роман о демиурге, написанный в четвертом, разумеется, лице? А не кроется ли в столпотворении букв, знаков, а теперь и нот нечто большее? Верю, что читатель именно так и подумает. Ибо он чрезвычайно умен, этот читатель.
      

    ЧЖУАН ЦЗЫ

      
       Теперь, на мой взгляд, настало время обратиться к Чжуан Цзы. Уверен, читатель стосковался по его слову.
       В своем "Внутреннем разделе" Чжуан Цзы пишет, - В Северном океане обитает рыба, зовут ее Кунь. Рыба эта так велика, что в длину достигает неведомо сколько ли. Она может обернуться птицей, и ту птицу зовут Пэн. А в длину птица Пэн достигает неведомо сколько тысяч ли. Поднатужившись, взмывает она ввысь, и ее огромные крылья застилают небосклон, словно грозовая туча. Раскачавшись на бурных волнах, птица летит в Южный океан, а Южный океан - это такой же водоем, сотворенный природой. В книге "Цисе" рассказывается об удивительных вещах. Там сказано: "Когда птица Пэн летит в Южный океан, вода вокруг бурлит на три тысячи ли в глубину, а волны вздымаются ввысь на девяносто тысяч ли. Отдыхает же та птица один раз в шесть лун".
      
       Пыль, взлетающая из-под копыт диких коней, - такова жизнь, наполняющая все твари земные. Голубизна неба - подлинный ли его цвет? Или так получается оттого, что небо недостижимо далеко от нас? А если оттуда посмотреть вниз, то, верно, мы увидим то же самое.
      
       По мелководью большие корабли не пройдут. Если же вылить чашку воды в ямку на полу, то горчичное зернышко будет плавать там, словно корабль. А если поставить туда чашку, то окажется, что воды слишком мало, а корабль слишком велик. Если ветер слаб, то большие крылья он в полете не удержит. Птица Пэн может пролететь девяносто тысяч ли только потому, что ее крылья несет могучий вихрь. И она может долететь до Южного океана потому лишь, что взмывает в поднебесье, не ведая преград.
      
       Цикада весело говорила горлице: "Я могу легко вспорхнуть на ветку вяза, а иной раз не долетаю до нее и снова падаю на землю. Мыслимое ли дело - лететь на юг целых девяносто тысяч ли?!" Те, кто отправляются на прогулку за город, трижды устраивают привал, чтобы перекусить, и возвращаются домой сытыми. Те, кто уезжают на сто ли от дома, берут с собой еды, сколько могут унести. А кто отправляется за тысячу ли, берет еды на три месяца. Откуда же знать про это тем двум козявкам?
      
       И вот вам вывод, - С маленьким знанием не уразуметь большое знание. Короткий век не сравнится с долгим веком. Ну, а мы-то сами как знаем про это? Мушки-однодневки не ведают про смену дня и ночи. Цикада, живущая одно лето, не знает, что такое смена времен года. Вот вам "короткий век". Далеко в южных горах растет дерево минлин. Для него пятьсот лет - все равно, что одна весна, а другие пятьсот лет - все равно, что одна осень. В глубокой древности росло на земле дерево чунь, и для него восемь тысяч лет были все равно, что одна весна, а другие восемь тысяч лет были все равно, что одна осень. Вот вам и "долгий век"...*********
      

    ОТЕЦ

      
       Еще в раннем детстве отец, наблюдавший мою изумительную страсть к чтению, говаривал, - Большому кораблю большое плавание, сын. Он гордился мной. Знал бы он, во что это все выльется!
       Да.

    ВЕРА

      
       Кроме того, что я наблюдал за движением песка на дне Вериных глаз, меня чрезвычайно занимала геометрия ее тела. Непредсказуемая матовая архитектура изгибов и ловушек, что с удивительным постоянством привлекает большинство мужчин, но воистину неожиданная асимметрия, являющаяся в определенное время, ночью, когда Вере делается жарко под взбалмошным одеялом, и она, совершив головокружительный взмах, освобождается от гнета и принимает позу раненого эллина, выставив для обозрения покрытое тончайшим слоем сливочных сумерек бедро.
       Признаюсь, нередко я только делал вид, что уснул, а на самом деле ждал этого момента. Мною пробуждалась манерная ночная лампа и, наперекор ее недовольному бормотанию, ваш покорный слуга вдохновенно, не без толики восхищения, изучал обнаружившийся парадокс.
       Не могу похвастаться тем, что извлек из своих наблюдений что-нибудь полезное для науки, однако каждый раз отправлялся в удивительное свое полуночное путешествие с уверенностью - коль скоро некая неведомая сила влечет меня к подобным действиям - раньше или позже придет и озарение.
      
       Хотелось бы услышать, как кричит птица Пэн.
      

    КИТАЙ

      
       В детские годы Китай представлялся мне желтушным грузовиком с выгоревшим флажком на капоте, в мучном мареве движущимся по направлению к невиданному громоздкому сооружению, своей внешностью напоминающему элеватор.
      

    МОЙ ЯПОНЕЦ

      
       Японец не спит. Улыбается.
      

    ЧЖУАН ЦЗЫ

      
       Чжуан Цзы пишет, - Не знаю, является ли на самом деле счастьем то, что люди нынче почитают за счастье. Вижу я, что счастье в мире - это то, о чем все мечтают, чего все добиваются и без чего жить не могут. А я и не знаю, счастье ли это, но также не знаю, есть ли это несчастье. Так существует ли на свете счастье? Для меня настоящее счастье - Недеяние, а толпа считает это мучением. Поэтому сказано: "Высшее счастье - отсутствие счастья. Высшая слава - отсутствие славы".
       Хотя в мире, в конце концов, нельзя установить, где истина, а где ложь, в Недеянии можно определить истинное и ложное. Высшее счастье - это сама жизнь, и только Недеяние позволяет достичь его. Попробую сказать об этом. Небо благодаря Недеянию становится чистым; Земля благодаря Недеянию становится покойной. Когда Недеяние Неба пребывает в согласии с Недеянием Земли, свершаются превращения всех вещей. Неразличимое, смутное - неведомо откуда исходит! Смутное, необозримое - лишенное образа! Все сущее в своем великом изобилии произрастает из Недеяния. Поэтому сказано: "Небо и Земля ничего не делают, но не остается ничего несделанного". Кто же среди людей способен претворить Недеяние?
       У Чжуан Цзы умерла жена, и Хуэй Цзы пришел ее оплакивать. Чжуан Цзы сидел на корточках и распевал песню, ударяя в таз. Хуэй Цзы сказал: "Не оплакивать покойную, которая прожила с тобой до старости и вырастила твоих детей, - это чересчур. Но распевать песни, ударяя в таз, - просто никуда не годится!"
       - Ты не прав, - ответил Чжуан Цзы. - Когда она умерла, мог ли я поначалу не опечалиться? Скорбя, я стал думать о том, чем она была вначале, когда еще не родилась. И не только не родилась, но еще не была телом. И не только не была телом, но не была даже дыханием. Я понял, что она была рассеяна в пустоте безбрежного Хаоса. Хаос превратился - и она стала Дыханием. Дыхание превратилось - и стало Телом. Тело превратилось - и она родилась. Теперь настало новое превращение - и она умерла. Все это сменяло друг друга, как чередуются четыре времени года. Человек же схоронен в бездне превращений, словно в покоях огромного дома. Плакать и причитать над ним - значит не понимать судьбы. Вот почему я перестал плакать...*********

    ВЕРА

       Если в случае наблюдения за песком Вера раздражалась, ночные мои упражнения оборачивались для нее испугом. За все годы, проведенные вместе, трижды (и вновь это число) она просыпалась под моим взглядом, и трижды кричала страшно. Впрочем, страх этот мог явиться и следствием дурного сна. Не могу знать достоверно, ибо каждый раз, не дожидаясь объяснений, немедленно укладывался спать.
       Я немного стыдился этого своего пристрастия.
      
       Хотелось бы услышать, как кричит птица Пэн.
      

    МЕТЕРЛИНК

       Мы длинной вереницей идем за Синей птицей.
       Мы длинной вереницей идем за Синей птицей.
       Мы длинной вереницей идем за Синей птицей.
      
       Можно и так.

    Глава третья

    КЛОУНЫ - СЛАВНЫЕ РЕБЯТА

    Идея Блага бессознательна и безлична,

    тогда как демиург личен

    Платон

    КОНФУЦИЙ

      
       В собственном доме тяжело иметь дело с женщинами и низкими людьми. Если приблизить их - они станут развязными, если удалить их от себя - возненавидят.******
      

    ВЕРА

      
       Последним, что услышала от меня Вера, было как раз известие о моде на живых мадагаскарских тараканов, украшенных стразами. Вера внимательно выслушала меня, затем поднялась с кресла, извлекла из шкафа, как выяснилось, приготовленную заранее сумку с вещами и ушла навсегда.
       Так уходят только взрослые и опасные женщины.
       То, что сумка была приготовлена заранее, несколько успокоило меня. В противном случае я мог вообразить, что причиной ее ухода явилась моя новость.
      

    ПЕРЕД ПОГРУЖЕНИЕМ

       Ванна, куда предстояло добраться Ягнатьеву, была наполнена черной водой. Теперь, когда, неимоверными усилиями ему удалось разорвать заиндевелую оболочку, он явственно увидел это. И, хотя еще недавно владевший им образ стремительного потока, с чем он, пожалуй, все же свыкся, не имел ничего общего с новым, несравненно более глубоким и пугающим образом бездны (происхождение слова "бездна" очевидно намекает на отсутствие дна), Алеша не смутился. Будто ничего особенного не произошло, будто так и должно быть - черная вода, привычное дело...
       Мало того, в череде осколков из породы "надобно что-то делать", выглядящих как "надобно... надобно..." или "что.. что... что-то..." промелькнула вполне оформленная мысль, - Хорошо бы к такой воде присовокупить осенний лист. И хорошо, если бы это был кленовый лист, большой бурый кленовый лист с неровными краями и капелькой ртути чуть слева от центра.
       Спасительная, как мне видится, эта мысль мелькнула сама по себе и тотчас потерялась в считалке. Так что Алексей Ильич не успел ухватиться за нее.
       Не успел.
      

    МАДАГАСКАРСКИЙ ШИПЯЩИЙ ТАРАКАН

    (Gromphadorhina portentosa)

       С тем, что мадагаскарские тараканы, прикованные тончайшими цепочками к обретенной хозяйке, умопомрачительно заливаясь перламутром, перемещаются по ее телу, Ягнатьев еще мог смириться, но тот факт, что при определенных обстоятельствах, живые украшения, не справившись с очередным подъемом или спуском, могли повисать, беспомощно перебирая лапками в воздухе, просто шокировал Алексея Ильича. Столь живо представил он себе эту картину, что невольно зажмурился и отвернул голову...
      
       Вот она растерянность.
       Да.
      
       Никто не знает, что такое любовь. Никто, уверяю вас.
       Ах, любовь!
      

    КОРТАСАР

      
       Неплохим знатоком китайских пыток являлся, как ни странно, аргентинец. Его имя - Хулио Кортасар. Ему довелось держать в руках подлинные снимки "разрезания на 1000 кусков". Интересно, слышал ли Кортасар о "катании на деревянном осле"?
      
       Как бы не желали мы внутренней свободы, груз штампов обыкновенно перевешивает наши стремления. Казалось бы, ну что особенного в повисшем на груди кукольной красавицы таракане? Ан, нет. Недоумение, чувство жалости, несправедливости, а более того несопоставимости, неотвратимо свивающиеся в отвращение (самая непосредственная реакция, наряду со страхом, во спасение дарованная нам природой), принуждают нас зажмуриваться и отворачиваться. Иными словами, цепенеть перед фасадом изменившегося мира. Цепенеть перед фасадом изменившегося мира.
      

    ХОЛОД

       Однако, как холодно. Откуда-то ветер. Тянет хаосом.
       При извечной нашей тяге к гармонии, мир, напротив, стремится к хаосу. Всегда. Энтропия.
       Законы, законы, тут уж не на кого сетовать. Никто не знает, что такое любовь. Любовь. Нагота. Никто не знает, что такое нагота. Известно, что такое страсть к наготе. Страсть к наготе - тоска по первородному греху.
      
       Попробуем еще раз на звук. Нагота. Хорошо бы звонкую "г", более подходящую к "голытьбе", заменить на "х", чтобы не исчезало придыхание при произнесении этого слова, свойственное юности. Нагота, нахота.
       Все остальное - тряпки. Тряпье. Какие-то тряпки. Тряпки, тряпочки. Тряпок больше чем людей. Много больше.
       Современную культуру можно смело назвать тряпичной. А Рубенс, Ван Дейк, Ренуар и все остальные - тоска по первородному греху.
       Любовь и святость. Вот на чем все держалось. На любви. И святости, разумеется, святости.
       Ветер. Забываем прошлое. Намеренно. Не желаем помнить. Что там Иона, что Иосиф? не помню. И не думаю об этом. Какой же заботы и какого тепла для себя мы требуем?
      

    ХОЛОД

       Холод, холод.
       Натурщики, натурщицы.
       И в мастерских холодно. В мастерских и прежде было холодно, но не так как теперь. Тела натурщиц покрываются гусиной кожей. Как память наша. Тоже в пупырышках.
      
       Отчего Алексей Ильич сделался натурщиком зыбкого моего портрета? А не Лев Семенович или Валентин Кузьмич, предположим?
       Лев Семенович, Валентин Кузьмич.
       Или военнопленный японец.
       Или кто-нибудь из китайцев, коль скоро Китай уже всплыл в моей памяти миллиардом светлячков?
      

    КИТАЙСКИЕ СТУДЕНТЫ

       После войны было много китайских студентов. Где они теперь? Что с ними сталось? Сколько их военнопленными японцами бродит по комнатам?
      
       А что стало бы с моим японцем, когда бы Алексей Ильич уехал или скончался? А если бы снесли дом?
       Жив, жив, слава Богу, и уезжать не намерен.
      
       Отчего не Лев Семенович или Валентин Кузьмич? Случайность? И где вы видели случайности? "Случайность". Слово-то, какое!
       Да не может того быть, чтобы в Алексее Ильиче не присутствовало некоей драгоценной изюминки, вопиющей о его непохожести на прочих людей! Некоей драгоценной изюминки.
       Настаиваю, Алексей Ильич - особенный. Настаиваю и объявляю! И нечего тут стесняться.
      

    ОЛЕНЬКА

       Оленька стоит у окна и изучает мокрый снег. Может быть, изучает мокрый снег, может быть, не видит снега, думает о своем. Ягнатьева не замечает. Точно и нет его вовсе. На кафедре привыкли, что Ягнатьев молчит, и не замечают его. Научились не замечать его, точно он вещь или портрет.
       Хорошо ли это для Алеши? Не знаю, не знаю. Осмелюсь предположить, что ему так комфортнее.
       Оленька близорука, может и не видеть снега. Отгадывает какое-нибудь слово из кроссворда. Скорее всего.
       Ягнатьев шуршит бумагами в черной папке. Шуршит машинально, ничего не ищет. Беседует с Оленькой.
       На кафедре больше нет никого.
       Беседует с Оленькой. Сначала без слов, только смотрит в ее сторону. Затем возникает звук: ВвВвВвВвВвВв...
       Затем речь, - Все же вы женщина, - не то упрек, не то окончание фразы, по интонации не понять.
       Оленька думает, что ей показалось и остается безучастной.
       Алексей Ильич повторяет, - Все же вы женщина.
       Оленька поворачивается, в глазах ее цвета винного осадка читается изумление, - Вы что-то сказали, Алексей Ильич?
       - Да. Сказал. Точнее, я хотел спросить вас. - Пожалуйста. - Что-то не так? - В каком смысле? - Не кажется вам, что все как-то не так? Не так, как хотелось бы? - Я не совсем понимаю вас. - Вам же наверняка хочется большего? - В каком смысле? - Большего, большего. Не бывает с вами, что все вам кажется измельчавшим, обесцененным, что ли? Не думается вам, что если и дальше так пойдет, мы все превратимся в ничто. Однажды утром проснемся, подойдем к зеркалу и не увидим собственного изображения?
       - У вас что-то случилось? - Нет, нет, просто иногда в голову приходят такие мысли, что делается страшно. Вот я подумал, только ли мне в голову приходят такие мысли?
       - От вас ушла Вера? - Нет. Не в этом дело. Не то. Вы имеете в виду Веру или веру? - Не понимаю вас. - Конечно, конечно. Я, кажется, уже нашел ответ на свой вопрос. - Что? - Обратился не по адресу. - Что вы имеете в виду? - У вас все хорошо. - К сожалению, так, чтобы все было хорошо, не бывает, Алексей Ильич. - Да, конечно. Философия, философия. Я знаю, что такое философия. Я и сам одно время был увлечен философией. Между тем, многие считают, что философия - совершенно бесполезная наука. Многие так считают. Многие. Много людей. Очень много людей. Больше чем нам кажется. А вы как думаете, Оленька? - Что? - Бывает, чтобы все было хорошо. Бывает, просто мы не замечаем этого. До поры до времени. Во всяком случае, мне так кажется. А вы и не заметили. - Что должна была я заметить? - Вы и не заметили, как изменились в последнее время. - Я не изменилась. - Изменились, изменились. Вы, будто другим человеком стали. Новым человеком. Это совсем не плохо, совсем не плохо. - Я могу чем-то помочь вам?
       - Простить. - Простить? - Простить, если можете. - За что же? - Да вот за этот бессмысленный разговор. - Мне приятно, что вы говорите. - Вам приятно то, что я говорю? - Ну да, вы же молчите, главным образом. - Тому причиной облака? Я угадал? - Что? - Вы рассматривали облака? - Когда? - Да вот только что? - Не знаю. Наверное. - И что? - Что? - Встретили кого-нибудь? - Не понимаю. - Ну, знаете, облака обычно напоминают нам кого-то, друзей, домашних животных, какие-нибудь сценки из детства. Не обращали внимание? - Нет. - Простите.
       - А что случилось?
       Алексей Ильич закрывает папку и намеревается уходить.
       - Куда же вы, Алексей Ильич?
       - Мне нужно. Правда, мне очень нужно.
       Уходит.
      

    ПАМЯТЬ

      
       Ягнатьев обладает феноменальной памятью. Он мучительно стесняется этой своей особенности, так что никто, даже наиболее близкие люди, об этом не знают. Как вы, наверное, уже догадались, Ягнатьев помнит себя в материнской утробе, семи месяцев от зачатия. Нельзя сказать, что его воспоминания о том периоде жизни столь же отчетливы, как, предположим, воспоминания юности, однако же, они существуют, и это не плод его воображения, так как, в противном случае он не прятал бы своей "чудовищной" памяти от окружающих.
       Следует заметить, что память его избирательна. Думаю, среди его окружения найдутся люди, уверенные в том, что память - как раз не самое очевидное достоинство Алексея Ильича. А покинувшая его жена вообще упрекала его в чрезмерной забывчивости. Действительно, Алеша, скажем, с трудом запоминает числа и имена. Но что такое числа и имена в сравнении с потерянным раем?..
      
       Рай утрачен нами однажды навсегда. Нет смысла искать его на земле. Это данность. Но данности этой не желают знать. Путешествуют, копаются в письмах, подслушивают, подсматривают, ищут, ищут. Это все равно, что вам или мне скажут, - Жить осталось столько-то и столько-то, что-нибудь недолго. Разве мы поверим? Скорее сойдемся на том, что все эти ворожеи - шарлатаны и греховодники. Хотя осадок, наверняка, останется. Неприятный осадок.
      
       Безусловно, можно было бы и не тратить время на описание событий, предшествующих погружению Ягнатьева в себя (с последующим погружением в ванну), поскольку это не имеет особенного значения. Однако, стремление автора к последовательности... И довольно о последовательности. Повторяться - не в моих правилах.
      

    ДОСТОПОЧТЕННЫЙ ДЖОН ЛИ

      
       Достопочтенный Джон Ли, изучая более четырех тысяч записей о любви, пришел к выводу, что в любви существует несколько стилей.
       Первый он назвал "Эрос" символизирует романтическую любовь, радостное чувство, приносящее наслаждение красотой. Как правило, возникает при первом взгляде партнеров друг на друга.
       Для стиля "Лудус" (от латинского - игра ради времяпрепровождения) - характерная любовная связь, не претендующая на полное и исключительное обладание партнером.
       Третий стиль ученый назвал "Строге". Он развивается медленно без лихорадки и сумасбродства и приводит к мирному союзу и гармонии.
       "Мания" (от греческого - сумасшествие, неистовство) - так именовал он четвертый стиль. Влюбленный видит свой объект как звезду и мучается потому, что от обожаемого им человека он ничего не получает. Его оценки и мнения ложны, и он приходит в беспокойство, ревнует и впадает в депрессию.
       "Прагма" (искусство правильно торговаться) - рациональное и практическое удовлетворение потребностей обоих.
       И последний из стилей Джона Ли - "Агапе" (дарящая, божественная любовь) - когда оба партнера готовы пожертвовать собой ради того, чтобы принести другому счастье и благополучие.
       Впрочем, при всей неповторимой оригинальности, исследования достопочтенного Джона Ли, ни в коей мере не отвечают на вопрос, что же такое любовь.******
      
       Мне любовь представляется чем-то сомнительным. Мне любовь представляется чем-то сумбурным. Как броуновское движение. В точности как броуновское движение. В точности как броуновское движение...
      

    МАДАГАСКАРСКИЙ ШИПЯЩИЙ ТАРАКАН

    (Gromphadorhina portentosa)

      
       Это был вторник. Вторник? Да, это определенно был вторник. Пасмурный суматошный вторник со слепым мальчиком в переполненном трамвае и тупиками в конце каждой улицы. Так что каждый раз приходилось возвращаться и менять маршрут.
       Известие о новой моде на мадагаскарских тараканов я услышал накануне вечером, отчего ночь прошла без сна. Я был несказанно взволнован, много курил, за Верой не наблюдал, утром чувствовал себя подавленным и разбитым. По приходе на работу, тем не менее, улыбался. И сослуживцы улыбались мне.
       Улыбался безносый и кудрявый (a la император Павел) Лев Семенович, хотя каждая улыбка стоит ему, человеку, страдающему хроническим воспалением желчного пузыря и скепсисом больших трудов.
       Улыбался колченогий Валентин Кузьмич, хотя накануне он получил пестреющее каракулями-иллюстрациями брошенных им близняшек письмо от погибающей в одиночестве некрасивой жены.
       Улыбалась уже знакомая вам строгая близорукая Оленька, поклонница кроссвордов и гороскопов.
       Улыбалась фаянсовая Вика, барышня с прошлым, но без будущего.
       Улыбалась даже Полина Сергеевна, чей английский бульдог Боба накануне разорвал в клочья любимого резинового поросенка соседского мальчика.
       Мне подумалось, что я ошибался насчет этих людей. Мне впервые подумалось, что мои сослуживцы, вовсе не сухари, доживающие свой век в пределах возведенного обстоятельствами могильника науки, но мужественные люди, способные сочувствовать, поддержать в трудную минуту и прочее и прочее.
       И я поведал им о своих переживаниях. Я рассказал им о шипящих мадагаскарских тараканах, украшенных стразами. Я рассказал им о шипящих мадагаскарских тараканах, украшенных стразами, не упустив ни единой подробности, включая собственные фантазии, предположения и соображения по этому поводу.
       Возникла пауза.
       Нужно было видеть их лица. От приветливости и благорасположенности не осталось и следа. Каждый сгорбился и побрел в свой угол. Молча. Точно в замедленной съемке. Разом. Точно по рыку стартового пистолета. Молча. Точно в замедленной съемке.
      

    АНДРЕЙ ТАРКОВСКИЙ

      
       В Offret уже немой Андрей Тарковский наконец-то добрался до океана.
       До Offret были зеркала, озера, дожди, ручейки, реки, лужицы, лужи, озера, зеркала...
       Здесь же пред ним разверзся целый океан. Добрался до океана - и умер. Можно так выразиться. Вполне можно так выразиться, опираясь на внешние признаки. Океан убил его. Хотя смерть - всего лишь один из внешних признаков. Внешний признак. Для подростков и героев.
       В воде и стекле много общего. Это важно. Особенно в случае зеркала. Особенно в случае зеркала.
      

    АНДРЕЙ ТАРКОВСКИЙ

      
       Как знать, если бы это был не океан, а река или ванна, что актуально для нашего романа, не исключено, что Андрей Арсеньевич был бы и теперь жив. По совокупности внешних признаков.
      
       Каждый сгорбился и побрел в свой угол. Молча. Точно в замедленной съемке. Разом. Точно по сигналу. Молча. Точно в замедленной съемке...
       Мне подумалось, - Боже, как я живу?
       Мне подумалось, - Боже, где я?
       Мне подумалось, - Боже, что я делаю здесь?
       Мне подумалось, - Боже, что это за люди?
       Мне подумалось, - Боже, что такое я сам?
      

    ТИШАЙШАЯ БОЙНЯ

      
       Воцарившаяся шагреневая тишина накрыла меня точно рухнувший навес.
       Слепота. Ужас. Чувство вины. Неловкость. Ватные ноги. Несчастье.
       Стало трудно дышать. Я расстегнул верхнюю пуговицу на сорочке и вышел, чтобы никогда не вернуться. То, что пятью часами позже проделала моя жена Вера.
      
       Непонимание. Рукоприкладство. Одна из форм рукоприкладства. Ох уж это царственное рукоприкладство! Традиция с розовым паром. Царственное рукоприкладство с весельем и отвагой. И кровавыми пузырями на дощатом полу.
      
       Приказано торжествовать по всякому случаю. Что нам приказ, когда грустно и какое-то затишье. Точно перед бурей. "Перед бурей" - это слишком, конечно. Просто затишье. Тишина. Затишье.
       Перемены редко происходят в тишине. Но в данном случае картинка меняется без звука. Почти без звука.
       Где-то далеко скрипка. Возвращение стада сквозь утренний туман. Где-то корвет спускают на воду. Или не корвет. Или это только кажется. Не разобрать. Надобно иметь отменный слух, чтобы разобрать. Океан - не океан. Вода. Розовый пар. Война без мазурки и салюта. Тишайшая бойня.
       Холодно.
      

    ЭНДИ УОРХОЛЛ

       Июль. Градусов сорок, не меньше. Мы с Энди (Уорхоллом) в мясных рядах. Наблюдаем за молодецкой работой рубщика. В его руках топор кажется игрушкой. Разделывает теленка и посматривает на нас. Его забавляет и радует присутствие зевак. Посматривает на нас и улыбается.
       Звук, как я уже говорил, выключен. Только стрекот кузнечиков и наша беседа. Точно на демонстрации немой фильмы.
       Энди заворожен этим, в сущности, очень русским зрелищем, - Вот тот самый ритм. Да, это тот самый ритм. Вы слышите? Наконец я нашел его. Много вернее пульса. Много вернее пульса, не находите? - Возможно. - Оттого, что не слышно. - Возможно. - Весь фокус в этой тишине. - Возможно. - Как это сделано? Чудесно, чудесно. Хорошо, хорошо. Отсюда, с этого самого места все и начинается, можете поверить мне. Я бывал в разных местах, можете поверить мне. - А что, собственно, начинается? - Все.
       - Ну, все, так все, - Алексей Ильич немного устал.
       - Ничего не понимаете, или делаете вид? - Нет, просто слабость какая-то. - Да, да, да.... - Неужели нельзя без крови? - Вообще, довольно странно, что мы одни. Вы спросили меня о чем-то? - Неужели нельзя без крови? - Да, да, да... Странно, что мы одни. Не находите? - Вы ждете кого-нибудь? - А мы только тем и занимаемся всю жизнь, что ждем кого-нибудь, не находите? Кажется, вы спросили меня о чем-то? - Ждете ли вы кого-нибудь? - Нет, нет, нет. Никого не жду. Тем не менее, они должны быть здесь. Непременно должны быть здесь. - Да кто же? - Женщины, кто же еще? Женщины, женщины, женщины. Много женщин. - Зачем им быть здесь? - А как же? Вы сегодня задаете странные вопросы. Вы, часом не больны? Что-то у вас нездоровый вид. - При чем здесь женщины? - Ах, оставьте. Давайте немного помолчим. Мне нужно запомнить. Мне обязательно нужно запомнить этот ритм. Вам, может быть, это и ни к чему, а мне следует запомнить, следует, - закрывает глаза.
       Некоторое время стоит с закрытыми глазами, раскачиваясь из стороны в сторону.
       Открывает глаза, - Ну, все. Спасибо вам. Теперь мне нужно побыть одному. Я пойду, а вы оставайтесь здесь. Присмотритесь хорошенько, - стремительно движется по направлению к выходу.
       Уходит.
       Навсегда.
       Он больше не вернется.
       В этом весь Энди Уорхолл.
      

    СЛЕПОЙ

       В приснопамятном переполненном боковском трамвае действительно ехал слепой мальчик. Вот я теперь вспомнил его, и мне подумалось, - Тот мальчик не видит ничего, но означает ли это, что он несчастлив так же, что и я?
       И сам же ответил на свой вопрос, - Нет. Пожалуй, нет. Нет, наверняка.
      
       Не уверен, что это был мальчик. Это могла быть и девочка. Мальчики, девочки. Любовь.
       Да.
       Мне любовь представляется помехой. Чем-то наподобие пелены или занавески. Пелены или занавески. За занавеской сокрыта нагота.
      

    ЧЖУАН ЦЗЫ

      
       Нахожу уместным обратиться к Чжуан Цзы.
       В своем "Внутреннем разделе" он пишет, - Учитель Ле Цзы спросил у Гуань Иня: "Высший человек идет под водой - и не захлебывается, ступает по огню - и не обжигается, воспаряет над всем миром - и не пугается. Позвольте спросить, как этого добиться?"
       - Этого добиваются не знаниями и ловкостью, а сохраняя чистоту жизненной силы, - ответил Гуань Инь. - Присядь, я расскажу тебе. Все, что обладает формой и образом, звучанием и цветом, - это вещи. Чем же отличаются друг от друга вещи и чем превосходят они друг друга? Формой и цветом - только и всего! Ведь вещи рождаются в Бесформенном и возвращаются в Неизменное. Какие могут быть преграды тому, кто это постиг? Такой человек пребывает в Неисчерпаемом и хоронит себя в Беспредельном, странствует у конца и. начала всех вещей. Он бережет цельность своей природы, пестует свой дух и приводит к согласию свои жизненные силы, дабы быть заодно с творением всего сущего. Небесное в нем сберегается в целости, духовное в нем не терпит ущерба. Как же могут задеть его внешние вещи?
       Вот и пьяный, упавший с повозки, может удариться сильно, а до смерти не убьется. Тело у него такое же, как у других, а ушибется он по-особому - ведь дух его целостен. Он не знал, что едет в повозке, и не знал, что свалился с нее, мечты о жизни и страх смерти не гнездились в его груди, и вот он, столкнувшись с каким-либо предметом, не ведает страха. Если человек может стать таким целостным от вина, то насколько же целостнее может он стать благодаря Небу? Мудрый хоронит себя в небесном, и потому ничто не может ему повредить...*

    ВИКА

       Ягнатьев стоит у окна и наблюдает мокрый снег. К счастью он не слышит Викиных рыданий, - Кто же мне объяснит? Никто не хочет мне объяснить. Может быть, вы, Алексей Ильич, объясните мне, что происходит? И что мне теперь делать? Как мне жить дальше? Разве имел он право говорить мне такие вещи? Он не знает обо мне ничего, ровным счетом ничего и говорит мне такие вещи. Да разве можно меня на ковер? Боже, Боже, за столько лет впервые на ковер! И выслушать это? Что с ним произошло? И что теперь будет со мной? Алексей Ильич, вы же умница, я знаю. Вы всегда молчите. Объясните мне, ради Бога, что мне теперь делать? Не как коллега, как мужчина объясните мне. Ведь вы же мужчина? Вот вы могли бы вызвать меня на ковер, чтобы сказать такое? Вызвать на ковер человека, у которого в жизни ничего не осталось? Ровным счетом ничего. Я же никому ничего не говорила. Разве вы, Алексей Ильич когда-нибудь слышали от меня жалобы? Я никогда не жаловалась. Я все скрывала и никогда не жаловалась. Вы знаете, что это за операция? Я перенесла страшную операцию. У меня же там внутри ничего не осталось. Они вырезали все. Буквально все. Меня теперь можно набить ватой как плюшевого зайца. Я не могу быть матерью, Алексей Ильич. У меня никогда не будет детей. Вы знаете, что такое для женщины лишиться детей? Вы же прекрасно понимаете, в каком мы, женщины, положении. Ведь мы же зависимы, совершенно зависимы. Разве вы не понимаете, что если женщина первая подходит к мужчине, это не наглость, нет, не бессовестность, нет. Это - отчаяние. Крайнее отчаяние, Алексей Ильич. Я уже погибла. А если я лишусь работы, погибну окончательно. Я совершенно без средств к существованию. Вы же знаете, сколько мы получаем. А у меня мать-старушка на руках после инсульта. Я погибла. Все, я погибла. А ведь я по-прежнему люблю мужчин. Быть может, больше, чем прежде. Разве я плохо выгляжу? Разве я не слежу за собой? Скажите, Алексей Ильич, я плохо выгляжу? Я страшная, Алексей Ильич? А знаете, сколько ухажеров было у меня? Вы и представить себе не можете, скольким я отказала за свою жизнь. Боже мой, да неужели он не знает, сколько наших преподавателей женились на студентках? Да у нас половина преподавателей жената на бывших студентках. Получается, если мужчина, так он может все. Ему позволено все. А если женщина? Куда же нас-то? На свалку? На свалку, на свалку! Всех на свалку! И все молчат. Все как один молчат. Когда что-нибудь нужно - Вика, Вика, Вика, Вика. А когда с Викой беда - где все? Где? Что-то я никого не вижу. Прячутся. Все спрятались. Кто в шкафу, кто под столом. Никогошеньки. В прятки со мной решили играть? Нет. Не в прятки. Им стыдно. Как вы думаете, им стыдно? Как вы думаете, Алексей Ильич? Как вы думаете?
       - Вы меня спрашиваете? простите великодушно, я немного задумался.
      
       - Что вы сделали?
       - Немного задумался.
       - Задумались? Ну да, ну да, конечно.
      
       - Вы не могли бы повторить свой вопрос? Не сердитесь, честное слово, я был далеко. Очень далеко.
       - Пустяки.
      
       - Скажите, Вика, вам не приходило в голову, что снег в последнее время стал другим? Более рыхлым, что ли. Что-то как будто ушло. Взгляните в к окно.
      
       - Простите, мне нужно идти. В следующий раз, - уходит, возвращается, на грани нервного срыва, - Вы во всем виноваты, Алексей Ильич!
       - Я? Но в чем?
       - Во всем, - убегает.
      
       Ягнатьев вновь проникается пейзажем за окном, - Очень жаль. Такого показательного снега может больше и не случиться. Странный снег. Очень, очень странный снег. Чужой. Именно, что чужой. Искусственный какой-то. А знаете, Вика, вы очень изменились в последнее время. Вам не говорили об этом? Ах, да, вас нет уже. Что же такое со снегом?
      

    НЕСКОЛЬКО СООБРАЖЕНИЙ

       "Если мальчик (девочка) слеп от рождения - это надобно Богу". Кажется, обычная фраза, но по сути своей весьма и весьма провокационна. Точно беременная женщина носит в себе вопрос, - Зачем?
       Еще. Думается, тот, кто хотя бы частичкой души примет того странного ребеночка, примет, почувствует, сохранит память о нем, рано или поздно сделается стеклодувом. Хоть в прямом, хоть в переносном значении, разница не велика.
       Еще. Любовь порочна, ибо лишена непосредственности игры.
       И еще. Девственность теряется отнюдь не в момент соития, но при наступлении признаков влюбленности.
       Да.
      

    ВЕРА

       Когда, пятью часами позже, Вера покинула Алексея Ильича, ему подумалось, - Боже, как я живу?
       Ему подумалось, - Боже, как я жил до сих пор?
       Ему подумалось, - Боже, как я мог прожить с нею столько лет?
       Ему подумалось, - Боже, кто эта женщина?
       Ему подумалось, - Боже, что такое я сам?
       Ему подумалось (заслуживает особенного внимания, так как в наши дни подобная мысль могла явиться только Ягнатьеву), - Боже, кто мы, откуда и куда мы идем?..
       Блистательная банальность!
      
       Любовь. Никто не знает, что такое любовь.
      

    МОЙ ЯПОНЕЦ

      
       Японец спит глубоким сном младенца, потому невидим.
       Растерянность. Ветер ворочается в льняной шевелюре ивы.
      

    ПОЛИНА СЕРГЕЕВНА

       Ягнатьев и Полина Сергеевна у окна. Наблюдают мокрый снег.
       Первоначально Полина Сергеевна наблюдает мокрый снег, затем поворачивает голову и наблюдает, как Алексей Ильич наблюдает мокрый снег, - Куда это мы с вами, Алексей Ильич забрели?
       - А что такое? и куда мы забрели? - Не ленитесь, отвечайте. - Не знаю, не знаю, Полина Сергеевна. - Вы фантазер, Алексей Ильич. - Не знаю, не знаю. - Хочется вам наделать глупостей? Скажите, не стесняйтесь меня. - Зачем вам это? - Просто так. - Просто? Вы думаете, все так просто? - Просто, просто. - Вы играете со мной, Полина Сергеевна? - Ничуть. - Играете, играете, Полина Сергеевна. Отчего? Вы думаете, я - клоун? Вы наверное думаете, что я похож на клоуна? что я клоун? - Почему вы так решили? - Да я же не против. Быть может, мне этого даже не хватает. Но я не умею, честное слово. Я ничего не умею.
       - А вы открытый человек. - Клоуны - славные ребята. - Почему вы все время молчите? - Я не молчу. - Вы открытый милый человек. Вам, должно быть, нравятся темные комнаты? - Почему вы спросили? - Сама не знаю, вырвалось. - Видите ли, я не понимаю юмора. - Я не шучу. - Шутите, шутите. - Нет, Алексей Ильич, напротив. Знаете, о чем я сейчас думаю? - Наверное, мне не нужно знать этого? - Если бы я была чуть моложе и не такая трусиха, я бы теперь открыла окно и бросилась вниз.
       - Какие ужасы вы говорите. - Какие ужасы? Какие ужасы? Где вы видите ужасы? - Ужасы, разумеется, ужасы. - А вам разве никогда не хотелось броситься в окно? - Нет, не хотелось. - Вы обманщик, Алексей Ильич. Признайтесь, многим девушкам вскружили вы голову? - Не понимаю, о чем вы. - Все вы понимаете. Все знаете и все понимаете. - Нет, нет.
       - Холодно. - Холодно. - Хотите чаю? - Нет, нет, что вы? Я не пью чая. - Пьете, пьете. Все знаете, все понимаете и очень любите чай. - Очень люблю снег. Точнее любил. Раньше.
       - Кто вы, Алексей Ильич? - Не знаю. Знаю одно, все мы - отражение чего-то большего. А что есть это большее нам не дано знать. Ухожу, ухожу. Оставляю вас. Вы еще побудете у окна или вас проводить?
       Полина Сергеевна смеется, - Ступайте, Алексей Ильич. Да не попадайтесь им в когти.
       - Кому?
       - Женщинам, лисицам, кто там еще с когтями.
      
       - А вы очень изменились, Полина Сергеевна.
       - Разве?
       - Очень. Ухожу, ухожу, ухожу, - исчезает.
      

    ПТИЦА ПЭН

      
       В те дни, когда Алексею Ильичу хотелось заняться с Верой любовью, он категорически отказывался от вышеописанных наблюдений. Каким же образом ему удавалось удержаться, когда вот они глаза и ночник, и близость?
      
       Он представлял себе, что Вера - это не Вера вовсе, но совсем другая женщина. Про себя он называл эту женщину Пэн, по аналогии с птицей Чжуан-Цзы. Он представлял себе, что Пэн - женщина-птица, обладающая и теми и другими свойствами. Контакт с Пэн являлся и близостью, и, в то же самое время охотой. Таким образом, сам Алексей Ильич выступал одновременно в качестве соблазнителя и ловца.
      

    ВЕРА

       Ягнатьев знал, что у Веры есть другой. И однажды видел этого другого. Это толстый неопрятный человек в очках и с лысиной. Очень богатый и несчастный человек. Человека с такой внешностью следует жалеть. Хотя, наверняка, ничья жалость не может сравниться с той жалостью, что этот человек испытывает к себе сам.
       Вера - жертвенная особь. Вот в чем дело. Деньги здесь ни при чем.
       Себя же Ягнатьев находил влажной особью. Он никогда не плакал, однако слезы нередко проступали в его глазах.
      

    ВЕРА

      
       Трижды (что не удивительно), фигурально выражаясь, с момента пуска на воду до кораблекрушения на высоте блаженства Ягнатьев назвал Веру Пэн, но она не обратила на это внимания или сделала вид, что не обратила на это внимания. Обратить внимание на незнакомое имя может жена, сомневающаяся в своем муже. Вера же никогда не сомневалась в Алексее Ильиче, ибо находила, что такая влажная особь как он может заинтересовать (и то на короткое время, в качестве эксперимента) лишь такую жертвенную особь как она. Никогда Вера не говорила об этом, но разве для того, чтобы прочесть мысли близкого человека нужны слова?
       Ягнатьев никогда не испытывал чувства ревности, однако слезы нередко проступали в его глазах.
       В обычные (вне охоты) дни уже утром Алексей Ильич мог передать содержание предстоящей вечерней беседы с Верой с высокой степенью достоверности. Делалось ли ему от этого скучно? Нет. Как ни странно, в течение двенадцати лет супружества Алеша хранил верность. На жизненном пути его встречались женщины. Случались отношения. Но никогда не смог бы он назвать эти отношения изменой. Это не было близостью. Скорее их можно было бы назвать воспоминаниями о Вере или (то, что было до Веры) предвкушением Веры.
       Умный читатель тотчас задаст вопрос, - А как же, в таком случае, Пэн?
       Напомню, целью Ягнатьева было удержаться от наблюдения за песком и геометрией. Когда бы Вера не являлась обладательницей тех изгибов и тех глаз, она так и осталась бы Верой и не познала радости полета.
      

    ПТИЦА ПЭН

      
       Безусловно, образ птицы Пэн возбуждал фантазию Ягнатьева. Стоило имени Пэн возникнуть, свистящий скользкий рой мыслей вспыхивал в его сознании, точно угасшая было зола на ветру. По всей видимости, стеклодув дремал в нем с рождения.
      

    ФЕНОМЕН ГЕНИТАЛЬНОСТИ

      
       К примеру, Алеша, точно оправдывая свой необычный выбор, задумывался над "феноменом генитальности". Так для себя обозначал он неослабевающий и необъяснимый интерес представителей обоего пола к органам деторождения. То, что оправдано в период созревания, не поддается осмыслению в зрелости.
       В сущности, - размышлял Алеша, - половые органы приблизительно одинаковы, так же как приблизительно одинаковы человеческие уши, руки, ноги, нос. Однако же, уши, руки и ноги не волнуют, а невнятные эти члены, объективно лишенные какой бы то ни было привлекательности, неизменно будоражат, вводят в транс, делают рассудок беспомощным.
       И дальше, - Да разве имеет право человек настаивать на том, что он венец природы, когда каждый раз теряется в подобных обстоятельствах? Человек бесконечно слаб. Слаб и я, но, во всяком случае, в отличие от других способен заинтересоваться птицей... должен заинтересоваться птицей... просто обязан заинтересоваться птицей. Поймать ее и обладать ею. В противном случае я вновь скачусь в пропасть наблюдений...
      

    В УТРОБЕ

      
       Однажды, находясь в утробе, Ягнатьев услышал мужской голос, вопрошавший, - Кто у тебя внутри? Как выяснилось позже - это был голос отца. Впоследствии, вспоминая этот возникший из небытия вопрос, Алеша нередко восхищался проницательностью и мудростью обозначившего его родителя...
      

    ИМЯ

      
       Алеша - Илюша. Алеша - Илюша. Алеша - Илюша. Алексей Ильич.
      

    ФЕНОМЕН ПЕРИОДИЧЕСКОГО СУМАСШЕСТВИЯ

       Волновало Алексея Ильича и то, что он для себя называл "феноменом непокорной покорности". Женщины, с рождения всем своим существом нацеленные на борьбу с физически более сильными мужчинами, до конца дней стремящиеся доказать свое преимущество (а это случается, теперь все чаще), достигнув своей цели, теряются, делаются несчастными и беспомощными, точно извлеченные из воды медузы. Так же утрачивают форму, тускнеют и довольно скоро теряют свойство обжигать. В то же самое время, будучи подавленными, униженными, растоптанными в ими же навязанном очередном сражении, испытывая страдания и боль, они сохраняют трепетность и живость. Мало того, на пике, казалось бы, отчаяния несколько мгновений их охватывают восторг и торжество, и благостный экстаз. Вот и еще один, обнаруженный Ягнатьевым феномен - "феномен периодического сумасшествия".
      

    ВЕРА

      
       Я не люблю Веру. Я не люблю Веру. Я не люблю Веру.
      
       Не проще ли, - рассуждал Алексей Ильич, - отказаться от женщины вовсе? Коль скоро для меня это - прочитанная книга. И здесь же отметал случайную мысль как негодную,- Есть другой уровень. Надобно вознестись. Женщина непостижима. То, что сообразно собственному опыту придумываем мы для женщин - незначительно и не является главным. Сумел же я рассмотреть божественный песок или неземную архитектуру? И это только первые шаги. Женщина, очевидно, другой биологический вид.
       А что если ее приземленное существование, включая память и речь - только игра? Снисходительная игра для мужчин, вынужденная необходимость с целью продолжения рода?
       А что если никакой борьбы и нет вовсе? Видимость? Колдовство? А на деле, наедине с собой, все - иное? Иная память, иная речь. Не потому ли Вера бывает так напугана, когда, проснувшись, видит перед собой не супруга, но исследователя?
       И вообще, что происходит на самом деле, когда жена отсекает голову своего мужа? Дознавателей и близких устраивает вульгарный мотив пьянства или ревности. А ну как это ритуал?
      

    ВЕРА

      
       Я не люблю Веру. Я не люблю Веру. Я не люблю Веру.
      

    ОХОТА

      
       В те дни Ягнатьев, как правило, приходил домой пораньше и встречал Пэн, уже основательно подготовившись. Прежде всего, на нем уже не было одежды.
       Охотник - часть природы, так же как и его жертва, - рассуждал он, - охотник должен быть неприметен, в противном случае одежда выдаст его, и он немедленно спугнет добычу.
       И был прав, ибо Вера, возвращение которой обыкновенно сопровождалось звуками недовольства и разнообразными упреками (подсознательная защита от опасного чужака), делалась тихой и задумчивой (подсознательное принятие образа Пэн в качестве нового "я") и передвигалась по комнате плавно, бесшумно, часто оглядываясь на охотника. Она не спешила снимать с себя одежду, в холодное время года плащ или пальто, как бы всем своим видом показывая, она еще свободна, и в любую минуту может улететь. Разумеется, это было иллюзией - охотник Ягнатьев обладал дьявольской ловкостью и изобретательностью. В частности, стоило Пэн хотя бы на минуту удалиться на кухню или в ванную, Алексей Ильич выстраивал у входной двери целую систему силков и капканов из самых обыкновенных стульев. Мужское его достоинство наливалось силой. Привычное смущение и неловкость уже не давали о себе знать. Происходило это потому, что не предвкушение близости, но азарт ловца возбуждал Алешу. Он знал это, и гордился этим.
      

    ВЕРА

      
       Я не люблю Веру. Я не люблю Веру. Я не люблю Веру.
      

    ОХОТА

       Наивные попытки Пэн вступить в переговоры с птицеловом, пользуясь его человеческим языком, конечно же, не имели успеха. Ягнатьев молчал, точно не понимал обращенных к нему слов. Дабы благорасположением усыпить бдительность добычи - улыбался. Во имя справедливости следует заметить, что в его улыбке нет-нет, да возникала некая загадочность, но Алеша боролся с этим своим недостатком, и со временем добился эффекта абсолютной непосредственности. С ловкостью престидижитатора он раскладывал приготовленный заранее корм, непринужденным жестом приглашал добычу поужинать с ним. Голод, этот гибельный инстинкт, стоивший стольким птицам жизни, побеждал. Как только Пэн усаживалась за стол, охотник совершал прыжок, накрыв своим мощным торсом, обрушивал трепещущую огнедышащую, наполненную ужасом жертву ниц и...
      
       Нет, это не соитие. Это ягуар пожирает ленивца. Это зажигаются огни первой в жизни рождественской елки. Это горит Рим. Это на выжженную солнцем пустыню обрушивается аметистовый ливень. Это крышка рояля с размаху падает на чувственные кисти тапера. Это, прорвав матовую пелену, колючие золотые звуки устремляются в голову глухого Бетховена. Это шарф Изадоры наматывается на черное колесо. Это Сёра набирает полные легкие воздуха и открывает глаза. Это пехотинец за секунду до вселенского ужаса наблюдает дымящийся кровью обрубок вместо своей ноги. Это Дед-фронтовик, улыбаясь, восстает со смертного одра. Это Каин заносит кривой тесак над Авелем. Это Иаков вступает на золотую лестницу. Вступает на золотую лестницу.
       Во всяком случае, Алексею Ильичу представлялось, что все происходило именно так. Впрочем, разве то, что происходит на самом деле, имеет хоть какое-нибудь значение?
      

    КАТАНИЕ НА ДЕРЕВЯННОМ ОСЛЕ

      
       Женщину раздевали догола и крепко связывали ей руки, а потом сажали верхом на снабженного колесиками деревянного осла с острым хребтом (иногда для надежности ее ноги прибивали к нему гвоздями). Фактически преступницу заставляли сидеть верхом на деревянном лезвии, которое под весом ее же собственного тела вонзалось осужденной в промежность. От боли женщина начинала вертеться и подпрыгивать, инстинктивно пытаясь освободиться, но таким образом она только рвала себе кожу и мясо в паху. Эти ее корчи лишь усиливали мучения преступницы и доставляли немало удовольствия зрителям.******
      

    НАСТУПАЕТ ЛЕТО

      
       Иаков вступает на золотую лестницу. Иаков вступает на золотую лестницу. Наступает лето.
      

    ЛИЛИТ

       От солнца заслонясь, сверкая
    Подмышкой рыжею, в дверях
    Вдруг встала девочка нагая
    С речною лилией в кудрях...**  
      
       Время года не имеет значения.
       Время года не имеет значения.
       Растерянность.
       Ветер ворочается в льняной шевелюре ивы.
       Морщась, потрескивают в сковороде виниловые мадагаскарские тараканы.
       Все же хотелось бы услышать, как кричит птица Пэн.
      

    ПЕРЕД ПОГРУЖЕНИЕМ

      
       С этими мыслями Алексей Ильич предпринял вторую попытку подобраться к воде, - Во что бы то ни стало затолкать себя в ванну!..
      
       Нет, нет, хронология нарушена. Пробуем еще раз.
      

    ПЕРЕД ПОГРУЖЕНИЕМ

      
       Алеша раздевается, входит в ванную комнату...
      
       Нет, сначала (еще в одежде), он проник в узкую гулкую ванную комнату с бесчувственной лампочкой, бежавшей от шума и сквозняков под самый потолок, и неожиданно попал в поле зрения тусклого голодного зеркала, от чего вздрогнул, - Снимается кино. Снимается кино, снимается кино, снимается кино... При чем здесь кино? Кино, кино... Алексей Ильич зажмурился,- Случайных мыслей не бывает. Что там? Зачем я им? Неужели фокус с клоуном удался? Неужели они и впрямь подумали, что я клоун? Но они же знают, что одноколесного велосипеда у меня и в помине нет? И зачем им снимать клоуна? Кто-нибудь снимал клоунов? Кто-то снимал клоунов. Кто же? Кто же? Кто же снимал клоунов? Феллини, кажется, Феллини. Феллини, Феллини... Кто это, Феллини? Кино. Почему кино? Ошибка! Ошибка? Ошибка? Случайных мыслей не бывает. Зачем я им? Зачем? Разве могу я быть интересным теперь? Что там? Что это?
       Успел заметить юношеский прыщ, - Юношеский прыщ под самым носом. Откуда бы ему взяться? Я, можно сказать, пожилой человек, во всяком случае, не молодой уже человек, ближе к старости. Что же это означает? Знамение? Вселенская буря?
       И присел. Здесь же. Здесь же присел. Присел с тем, чтобы спрятаться от могущества вселенной. Можно ли спрятаться от могущества вселенной, да еще в момент предзнаменования? Сам ответил себе, - Нет. Но хотя бы сделать попытку? Хотя бы попытаться? Хотя бы сделать попытку. Глупо. Но так спокойнее. Так много спокойнее. Да, так спокойнее.
      
       Так и раздевался, сидя, безжалостно ударяясь локтями. Так и раздевался, сидя, безжалостно ударяясь локтями и коленями. Так и раздевался, сидя, безжалостно ударяясь локтями и коленями о всевозможные овалы и углы.
      

    ЗЕРКАЛО

      
       История зеркала началась уже с третьего тысячелетия до нашей эры. Древнейшие металлические зеркала почти всегда были круглой формы, а их обратная сторона покрывалась узорами. Для их изготовления применялись бронза и серебро. Первые стеклянные зеркала были созданы римлянами в 1 веке нашей эры: стеклянная пластинка соединялась со свинцовой или оловянной подкладкой, поэтому изображение получалось живее, чем на металле.
       Вновь стеклянные зеркала появились только в 13 веке. Но они были... вогнутыми. Тогдашняя технология изготовления не знала способа "приклеивать" оловянную подкладку к плоскому куску стекла. Поэтому расплавленное олово попросту заливали в стеклянную колбу, а затем разбивали ее на куски. Только три века спустя мастера Венеции додумались, как покрывать оловом плоскую поверхность. В отражающие составы добавляли золото и бронзу, поэтому все предметы в зеркале выглядели красивее, чем в действительности. Стоимость одного венецианского зеркала равнялась стоимости небольшого морского судна. В 1500 году во Франции обычное плоское зеркало размером 120 на 80 сантиметров стоило в два с половиной раза дороже, чем полотно Рафаэля.******
      

    ПЕРЕД ПОГРУЖЕНИЕМ

      
       Алеша опустил подбородок на колени и закрыл голову руками. Тотчас стало трудно дышать, - Откуда берется это любопытство ко мне? Что такое я, когда всем надобно видеть мое унижение? Зачем изучать меня теперь? Снимать? Да разве один я страдаю? Разве нет более достойных кандидатур? где-нибудь на Востоке? Впрочем, на Востоке за ними не уследишь. А я - вот он, что называется на блюдечке.
       Между тем, любопытных становится все больше. Трудно дышать. Трудно дышать, трудно дышать, трудно дышать...
      

    ЖЕНЩИНЫ

      
       Женщины все еще здесь. Я их чувствую. Это - больше чем видеть или слышать их. Нет, я, конечно, и вижу и слышу их, но внутренним зрением и внутренним слухом. Я всегда в большей степени воспринимал женщин именно внутренним зрением и внутренним слухом. В присутствие красивой женщины обычные мои зрение и слух, как правило, отключались. Нечто наподобие обморока. Как у Данте. О, как я понимаю Данте! Лаура была красавицей.
      

    ЛИЛИТ

       Лилит была красавицей, наверное.
      

    ПЕРЕД ПОГРУЖЕНИЕМ

      
       Дышать становилось все труднее, - Но откуда в женщинах любопытство ко мне? Разве не видят они, что мне мучительно больно под их взглядами? Нет, нет, это не любопытство. Это нечто другое.
      

    ЗЕРКАЛО

      
       Тишина. Слышно как сочится пот. Это зеркало. Это все зеркало. Не думать больше о кино...
       Как прежде я не догадался? Женщины спасают меня. Они как всегда спасают меня. С самого раннего детства женщины спасают меня. Они хотят отвлечь меня от зеркала, отвлечь от зеркала... Они загораживают меня собой. Предупреждают о том, что теперь я не могу смотреться в зеркало. Я уже другой и смотреться в зеркало мне никак нельзя. Я другой. Посмотреться в зеркало в моем положении равноценно смертельному приговору.
      
       Но я уже видел себя, Господи! Видел этот чудовищный прыщ! Что же делать? Надобно что-то делать!
       Надобно что-то делать! Надобно что-то делать! Надобно что-то делать!
      

    ЗЕРКАЛО

      
       С началом средневековья стеклянные зеркала полностью исчезли: почти одновременно все религиозные конфессии посчитали, что через зеркальное стекло смотрит на мир сам дьявол. Средневековым модницам приходилось, как встарь, пользоваться отполированным металлом и... специальными тазиками с водой. Тщательно отполированные зеркала широко использовались для исцеления больных. Ими лечили туберкулез, водянку, оспу и любые психические болезни. Поразительно - многие страждущие действительно выздоравливали. Считается, что металлы теплых оттенков поглощают холодные, угнетающие энергии и отражают теплые, солнечные. Металлы холодных оттенков действуют с точностью до наоборот.******
      

    ПЕРЕД ПОГРУЖЕНИЕМ

      
       Алеша и не заметил, как сквозь вату пара прорезался и зазвучал его голос, - Как скоро под ударами судьбы человек становится совсем другим человеком! Как скоро меняется его привычки, его внешность, мысли его! Господи, где взять сил?! Господи, как спастись от этого жестокого мира?! Пусть не заслуживаю, все равно, во что бы то ни стало затолкать себя в ванну! Должен же человек хотя бы раз в жизни совершить поступок.
       То ли от несвойственной ему решительности, то ли оттого, что он слишком долго находился в неловком положении, новая для него боль точно пупырчатый резиновый мячик прокатилась по его спине, - Я знаю, это еще не боль, это - напоминание о боли, - сказал и неожиданно для себя улыбнулся...
      
       Героя не интересует методология табу. Он либо исполняет запреты, либо нарушает их, но, главное, не задумывается надо всем этим. А каждый удар или подарок судьбы воспринимает всею душой, а потому знает что такое праздники.
      
       Герои, как правило, красиво умирают. Нам с Алешей это не грозит. И не только потому, что смерти нет. Мы - не герои. В лучшем случае - персонажи.
      

    АРИСТОФАН

      
       А вот что сообщает потомкам Аристофан в своей речи "Эрот как стремление человека к изначальной целостности": Когда-то наша природа была не такой, как теперь, а совсем другой. Прежде всего, люди были трех полов, а не двух, как ныне, - мужского и женского, ибо существовал еще третий пол, который соединял в себе признаки этих обоих; сам он исчез, и от него сохранилось только имя, ставшее бранным, - андрогины, и из него видно, что они сочетали в себе вид и наименование обоих полов - мужского и женского. Тогда у каждого человека тело было округлое, спина не отличалась от груди, рук было четыре, ног столько же, сколько рук, и у каждого на круглой шее два лица, совершенно одинаковых; голова же у двух этих лиц, глядевших в противоположные стороны, была общая, ушей имелось две пары, срамных частей две, а прочее можно представить себе по всему, что уже сказано. Передвигался такой человек либо прямо, во весь рост, - так же как мы теперь, но любой из двух сторон вперед, либо, если торопился, шел колесом, занося ноги вверх и перекатываясь на восьми конечностях, что позволяло ему быстро бежать вперед. А было этих полов три, и таковы они были потому, что мужской искони происходит от Солнца, женский - от Земли, а совмещавший оба этих - от Луны, поскольку и Луна совмещает оба начала. Что же касается их шаровидности и соответствующего способа передвижения, то и тут сказывалось сходство их с прародителями. Страшные своей силой и мощью, они питали великие замыслы и посягали даже на власть богов, и то, что Гомер говорит об Эфиальте и Оте, относится к ним: это они пытались совершить восхождение на небо, чтобы напасть на богов.
       И вот Зевс и прочие боги стали совещаться, как поступить с ними, и не знали, как быть: убить их, поразив род людской громом, как когда-то гигантов, - тогда боги лишатся почестей и приношений от людей; но и мириться с таким бесчинством тоже нельзя было. Наконец Зевс, насилу кое-что придумав, говорит:
       - Кажется, я нашел способ и сохранить людей, и положить конец их буйству, уменьшив их силу. Я разрежу каждого из них пополам, и тогда они, во-первых, станут слабее, а во-вторых, полезней для нас, потому что число их увеличится. И ходить они будут прямо, на двух ногах. А если они и после этого не угомонятся и начнут буйствовать, я, - сказал он, - рассеку их пополам снова, и они запрыгают у меня на одной ножке.
       Сказав это, он стал разрезать людей пополам, как разрезают перед засолкой ягоды рябины или как режут яйцо волоском. И каждому, кого он разрезал, Аполлон, по приказу Зевса, должен был повернуть в сторону разреза лицо и половину шеи, чтобы, глядя на свое увечье, человек становился скромней, а все остальное велено было залечить. И Аполлон поворачивал лица и, стянув отовсюду кожу, как стягивают мешок, к одному месту, именуемому теперь животом, завязывал получавшееся посреди живота отверстие - оно и носит ныне название пупка. Разгладив складки и придав груди четкие очертания, - для этого ему служило орудие вроде того, каким сапожники сглаживают на колодке складки кожи, - возле пупка и на животе Аполлон оставлял немного морщин, на память о прежнем состоянии. И вот когда тела были таким образом рассечены пополам, каждая половина с вожделением устремлялась к другой своей половине, они обнимались, сплетались и, страстно желая срастись, умирали от голода и вообще от бездействия, потому что ничего не хотели делать порознь. И если одна половина умирала, то оставшаяся в живых выискивала себе любую другую половину и сплеталась с ней, независимо от того, попадалась ли ей половина прежней женщины, то есть то, что мы теперь называем женщиной, или прежнего мужчины. Так они и погибали. Тут Зевс, пожалев их, придумывает другое устройство: он переставляет вперед срамные их части, которые до того были у них обращены в ту же сторону, что прежде лицо, так что семя они изливали не друг в друга, а в землю, как цинады. Переместил же он их срамные части, установив тем самым оплодотворение женщин мужчинами, для того чтобы при совокуплении мужчины с женщиной рождались дети и продолжался род, а когда мужчина сойдется с мужчиной - достигалось все же удовлетворение от соития, после чего они могли бы передохнуть, взяться за дела и позаботиться о других своих нуждах. Вот с каких давних пор свойственно людям любовное влечение друг к другу, которое, соединяя прежние половины, пытается сделать из двух одно и тем самым исцелить человеческую природу.
       Итак, каждый из нас - это половинка человека, рассеченного на две камбалоподобные части, и поэтому каждый ищет всегда соответствующую ему половину. Мужчины, представляющие собой одну из частей того двуполого прежде существа, которое называлось андрогином, охочи до женщин, и блудодеи в большинстве своем принадлежат именно к этой породе, а женщины такого происхождения падки до мужчин и распутны. Женщины же, представляющие собой половинку прежней женщины, к мужчинам не очень расположены, их больше привлекают женщины, и лесбиянки принадлежат именно к этой породе. Зато мужчин, представляющих собой половинку прежнего мужчины, влечет ко всему мужскому: уже в детстве, будучи дольками существа мужского пола, они любят мужчин, и им нравится лежать и обниматься с мужчинами. Это самые лучшие из мальчиков и из юношей, ибо они от природы самые мужественные. Некоторые, правда, называют их бесстыдными, но это заблуждение: ведут они себя так не по своему бесстыдству, а по своей смелости, мужественности и храбрости, из пристрастия к собственному подобию. Тому есть убедительное доказательство: в зрелые годы только такие мужчины обращаются к государственной деятельности. Возмужав, они любят мальчиков, и у них нет природной склонности к деторождению и браку; к тому и другому их принуждает обычай, а сами они вполне довольствовались бы сожительством друг с другом без жен. Питая всегда пристрастие к родственному, такой человек непременно становится любителем юношей и другом влюбленных в него.
       Когда кому-либо, будь то любитель юношей или всякий другой, случается встретить как раз свою половину, обоих охватывает такое удивительное чувство привязанности, близости и любви, что они поистине не хотят разлучаться даже на короткое время. И люди, которые проводят вместе всю жизнь, не могут даже сказать, чего они, собственно, хотят друг от друга. Ведь нельзя же утверждать, что только ради удовлетворения похоти столь ревностно стремятся они быть вместе. Ясно, что душа каждого хочет чего-то другого; чего именно, она не может сказать и лишь догадывается о своих желаниях, лишь туманно намекает на них. И если бы перед ними, когда они лежат вместе, предстал Гефест со своими орудиями и спросил их: "Чего же, люди, вы хотите один от другого?" - а потом, видя, что им трудно ответить, спросил их снова: "Может быть, вам хотелось бы как можно дольше быть вместе и не разлучаться друг с другом ни днем, ни ночью? Если ваше желание именно таково, я готов сплавить вас и срастить воедино, и тогда из двух человек станет один, и, покуда вы живы, вы будете жить одной общей жизнью, а когда вы умрете, в Лиде будет один мертвец вместо двух, ибо умрете вы общей смертью. Подумайте только, этого ли вы жаждете и будете ли вы довольны, если достигнете этого?" - случись так, мы уверены, что каждый не только не отказался бы от подобного предложения и не выразил никакого другого желания, но счел бы, что услыхал именно то, о чем давно мечтал, одержимый стремлением слиться и сплавиться с возлюбленным в единое существо. Причина этому та, что такова была изначальная наша природа, и мы составляли нечто целостное.
       Таким образом, любовью называется жажда целостности и стремление к ней. Прежде, повторяю, мы были чем-то единым, а теперь, из-за нашей несправедливости, мы поселены богом порознь, как аркадцы лакедемонянами. Существует, значит, опасность, что, если мы не будем почтительны к богам, нас рассекут еще раз, и тогда мы уподобимся не то выпуклым надгробным изображениям, которые как бы распилены вдоль носа, не то значкам взаимного гостеприимства. Поэтому каждый должен учить каждого почтению к богам, чтобы нас не постигла эта беда и чтобы нашим уделом была целостность, к которой нас ведет и указывает нам дорогу Эрот. Но не следует поступать наперекор Эроту: поступает наперекор ему лишь тот, кто враждебен богам. Наоборот, помирившись и подружившись с этим богом, мы встретим и найдем в тех, кого любим, свою половину, что теперь мало кому удается...***
      
       Вот и Аристофана вспомнили. Хорошо.
      

    ЗЕРКАЛО

      
       В Китае существует следующая легенда: однажды жена императора в солнечный день сидела в саду и занималась привычным делом - любовалась собой в бронзовом зеркале. Потом она опустила его на колени. Луч солнца отразился от зеркала на белую стену дворца, и в ярком круге на стене появилось изображение дракона. Рисунок дракона в точности повторял рельеф обратной стороны зеркала.******
      
       Алексей Ильич прислушивается. Одышка постепенно покидает его. Кажется, некоторое время можно наслаждаться покоем, - А что если я потомок Лилит? Привлекла же меня Вера? Именно Вера, а не другая женщина. Разве не было других женщин? Что если я, как и Вера - потомок Лилит? Кровосмешение? Вот что. Отчего я не ревновал? Я никогда не ревновал ее! Боже, как я грешен!..
      

    ИЗ ИНТЕРВЬЮ С ЭРНСТОМ МУЛДАШЕВЫМ

      
       - Эрнст Рифгатович, вы все время говорите о том, что древние люди использовали энергию времени. Как это понять?
       - То, что время есть энергия, впервые доказал в своих экспериментах русский ученый Николай Козырев. Он создал вогнутые конструкции (зеркала Козырева), которые могли сжимать время. В тибетских религиозных трактатах написано, что человек мыслит с помощью энергии времени. Время также отождествляется с первоэлементом Огонь.
       Во время экспедиции 1999 года в тибетском Городе Богов мы встретили огромные вогнутые каменные конструкции, очень похожие на зеркала Козырева. Тибетские ламы называли эти конструкции тоже "зеркалами" и считали, что человек, попавший под их влияние, проживает оставшуюся жизнь за мгновения и истлевает. Нам рассказали случай, как четверо парней, на короткое время попавших под действие "зеркала", в течение года состарились и умерли...****
      

    МАДАГАСКАРСКИЙ ШИПЯЩИЙ ТАРАКАН

    (Gromphadorhina portentosa)

      
       Морщась, потрескивают в сковороде виниловые мадагаскарские тараканы.
      
       Ветер ворочается в льняной шевелюре ивы. Думаю, правильным будет в роман о новом демиурге, написанный в четвертом, разумеется, лице включить диалоги. В том виде, как пользуются ими сценаристы. Уверяю вас, если не вникать в суть изложенного, а рассматривать текст как, будучи детьми, рассматриваем мы картинки в книгах, проступающая геометрия драмы будоражит не меньше геометрии Лобачевского.
       Наложив табу на чтение, можно сколько угодно представлять себе, о чем и как говорят неведомые персонажи, расселившиеся на беспокойной неровной лестнице слева. Если же, напротив, отстраниться от шествия имен, напоминающего перебранку в поезде дальнего следования или дуэль и, зажмурившись, ринуться в пучину фраз, через некоторое время в незнакомом гвалте можно угадать до боли знакомые голоса и поразиться, - Боже, да это все обо мне!
       Я уже не говорю о паузах. Точно лужицы в октябре они наполнены музыкой. Я предпочитаю октябрь.
      
       Улица.
       Перед тем как выйти на улицу, Алексей Ильич Ягнатьев...
      

    ДАНАЯ

      
       Даная - дочь аргосского царя Акрисия и Эвридики, славившаяся своей неземной красотой. Оракул предсказал Акрисию, что тот погибнет от рук сына Данаи. Чтобы никто не увидел и не полюбил Данаю, Акрисий построил для нее обиталище глубоко под землей. Но громовержец Зевс полюбил Данаю. Под видом золотого дождя Зевс проник в ее подземные покои. Даная стала женой Зевса, и у них родился сын Персей. Узнав, что у Данаи от Зевса родился сын, Акрисий приказал заключить обоих в большой деревянный ящик и бросить в море.******
      

    ВЕЛОСИПЕД

      
       Перед тем как выйти на улицу, Алексей Ильич Ягнатьев прикладывает ладонь к шершавой поверхности двери и стоит так минуту-другую. Он чувствует как, упиваясь воздухом и светом, вибрирует громадный внешний мир.
       - Хорошо, когда бы у подъезда меня ждал одноколесный велосипед, - думается ему, - подъехав на таком велосипеде к винной лавке, я наверняка остался бы неузнанным. Им бы и в голову не пришло, что это я. Они бы приняли меня за клоуна из гастролирующего цирка...
      

    ПОЭЗИЯ

      
       Я стесняюсь своих стихов, о чем докладывал выше. Между тем, мне бы хотелось стать поэтом провинции. Знаете, в этом нет ничего зазорного. Мало того, в этом присутствует некоторая доблесть - поэт провинции всегда предмет насмешек и анекдотов.
      

    БОКОВ

      
       Боков привлекает меня тем, что именно здесь зимой принято прыгать в снег, неважно с какой высоты. Весной все еще пускают кораблики.
       Фронтовики в провинции и сейчас бреются опасными бритвами, вернувшиеся из тюрем благообразные и солидные зэки не трогают "своих" во дворе, а в цирк-шапито принято хаживать, наряжаясь, и там смеяться.
       Хороши также фейерверки, то и дело при одобрении тучных собак, вспыхивающие в песочных дворах с наступлением темноты.
       Если вы не заметили этого или увидели нечто совсем другое - вы не поэт провинции, и из провинции вам следует уносить ноги, ибо в провинции хорошо теперь только поэтам.
      

    КЛОУН ЯГНАТЬЕВ

      
       По-моему, цирк еще не уехал. Друзья акробаты сбросились, чтобы расслабиться вечером после выступления, обычное дело. Послали клоуна. Кого же еще посылать? Вечно клоунам достается. Но они не обращают внимания. Клоуны - славные ребята... Славные, славные, славные...
       И падения с велосипеда по пути были бы вполне оправданы. Клоун все время репетирует, ищет. Падает, разумеется. В этом деле без падений не обойтись. Над падением люди смеются охотнее всего. Трудяга. Усталый вид. Взбудоражен немного - думает о предстоящем представлении. Да, случается, выпивает, но больше работает. Трудяга. А кто из артистов не выпивает? Но их нельзя осуждать. Ни в коем случае. Они - другие, эти артисты. Из другого... по-другому... они - совсем другое... Им сам Бог велел выпивать, так затрачиваются. К ночи совсем без сил, а сна нет.
       И поэтов нельзя осуждать. В особенности поэтов провинции. Помнится у Штрауса... вальс один... "Жизнь артиста". Почему-то вальс. При чем здесь вальс?.. Грустный вальс, вот что. От того, что вальс - особенно грустно. И велосипед. Одноколесный.
       Женские очки смешные. Надо было напомадить кончик носа. Это не я - другой. Не я - другой. Не я...
       Клоун, клоун, клоун... Если постоять так еще минуту, открыть дверь я, пожалуй, уже не насмелюсь.
       Ягнатьев зажмуривается и плечом вперед протискивается в большой мир. И падает. Здесь же. Здесь же падает. Валится с ног, в темноту. Назад. В подъезд. Голуби. Голуби брызгами. Прямо из-под ног. Голуби, голуби... Как взрыв. Ослепительно белые голуби как взрыв.
       Ягнатьев валится назад, в подъезд. Тишина. Вот так бы и остаться здесь навсегда. Лежать с закрытыми глазами и не видеть и не слышать ничего.
       Клоун, клоун, клоун, - пульсирует у него в висках. Здесь ослепительно белые голуби. Не то, что в Москве или Риме. Или где-нибудь в Дании.
      

    ПЕРВАЯ БЕСЕДА С ДАНАЕЙ

      
       Похмелье.
       Лавка и Ягнатьев в ней. Прямо против Данаи. Когда Алексей Ильич входил, он рассчитывал увидеть перед собой обширное пространство, что-нибудь наподобие ангара. Ему хотелось, чтобы Даная располагалась далеко-далеко от него. Очень хотелось, чтобы она оказалась крохотной, как фарфоровая статуэтка, что стояла на комоде в бабушкиной комнате. Но стоило Алексею Ильичу переступить порог, как он тотчас столкнулся с ее лицом, и немедленно отвернулся.
      
       Похмелье. Лавка и Ягнатьев в ней.
       Даная изучает Ягнатьева. Алексей Ильич же смотрит в сторону. Не фиксирует взгляда на чем-нибудь предметном, но смотрит в пространство, точнее сквозь пространство, будто он изваяние, а не человек.
       Зависает долгая, как зимний сон пауза.
       Наконец, будто чувства возвращаются к нему, Ягнатьев переводит взгляд на полку с заиндевелыми консервами, затем, резко вверх, на пещеристый потолок, оттуда, по диагонали, на сдобные руки Данаи. Следующим объектом внимания должно стать ее лицо, должен последовать вопрос или какой-то звук или знак, но Даная опережает события - Вы...
       Ягнатьев, точно испугавшись продолжения фразы, выстреливает, - Голуби.
       И вновь пауза, и снова взгляд Ягнатьева устремляется к полке с консервами. Взлетает к потолку. Не спеша, возвращается к рукам. На сей раз Даная не спешит и дожидается глаз Ягнатьева, - Вы что-то говорили о голубях? - Да. Голуби. Там...
       Пауза.
       - Голуби? - Да. Там... Ягнатьев улыбается. Один Бог ведает, сколько сил ушло у него на это улыбку. Даная спешит ему на помощь, - Вы... - Цирк. - Что? - Цирк. - Цирк? - Цирк...
       Пауза.
       - Простите, кажется, я не расслышала... Гулким эхом ответ Алексея Ильича, - Не расслышала, да...
       Пауза.
       - Вам хочется что-то сказать? - Да, наверное. Все смешалось, знаете...
       Пауза.
       - Вы чем-то взволнованы? - Да? - Складывается такое впечатление... - Да. Если бы кто-то помог мне...
       Пауза. .
       - Вы что-то говорили о цирке? - О цирке? - Да, вы произнесли слово "цирк". - Цирк, да. Цирк. Именно, что цирк. А что, цирк? Уехал? - Вы спрашиваете меня? Алексей Ильич в замешательстве, - О чем? - Вы спрашиваете, уехал ли цирк?
       Пауза.
       - Как вы думаете, кто, я? - Да что с вами, Алексей Ильич?
       Пауза.
       Она узнала его! Удар молнии! Опасная бритва!
       - Вам плохо?
       Долгая пауза, холодный пот, - А знаете, я... пожалуй, я - не то, что вы думаете... пожалуй.
       Пауза.
       - Похоже, у вас температура. - Температура? - Не исключено. - Не исключено, да.
       Пауза.
       - Вы не измеряли? - Что, простите? - Вы не мерили температуру? - Нет. Не пришло в голову.
       Пауза.
       Неловкость. Неловкость. Неловкость, черт!
       Даная совершает материнское движение ко лбу Ягнатьева, - Хотите, я пощупаю вам лоб? Ягнатьев вздрагивает и отстраняется, - Что вы, что вы, ни в коем случае! - Как хотите.
       Пауза.
       Ягнатьеву кажется, что он теперь находится не в магазине вовсе, а в каком-нибудь сыром кислом подвале, в согбенной позе, безо всякой надежды быть вызволенным, - Что же получается? По-видимому, надобно лечиться? Так получается? Лечиться? Лечиться, да... Температура. Лечиться, да... Даная тоном классической продавщицы, читай, диктора аэропорта, учительницы младших классов, хозяйки гостиницы, светской львицы, и прочее и прочее, точно зачеркнув намечающуюся близость в отношениях, понижает тон до совершенного официоза, - Перцовая настойка с медом - очень хорошо. - Как вы говорите? Та же интонация, - Перцовая настойка с медом - очень хорошо.
       Пауза.
       - Перцовая? - Перцовая.
       Пауза.
       - С медом? - Обязательно с медом.
       Пауза.
       Ягнатьев неожиданно для себя погружается в мечту. В его глазах появляются Рожественские огоньки, - Да, это должно быть хорошо. Даная, почувствовав в голосе собеседника детские нотки, как будто оттаивает, - Уверяю вас. - Да? - Уверяю вас.
       Как же сообщить ей, что он не алкоголик, что он сам презирает алкоголиков, что произошедшее с ним накануне скорее казус, исключение из правил, болезнь, все что угодно, только не то, о чем она думает теперь?
       Еще пауза, и новое падение под лестницу, в подвал, в сырость, - Находите?
       Новая пауза.
       Даная разочарована, - Очень хорошо, если вы только заболеваете... если только начинаете болеть. - Да? - Очень полезно.
       Пауза.
       Ягнатьев, чувствуя нарастающий холод, стремится поправить положение. Запускается спасительная скороговорка, - Только начинаем болеть, да. Только начинаем. Прескверно все. Так прескверно, знаете. Прескверно и стыдно, - стыд его нагляден и трогателен, - стыдно. Немного. - Чего же здесь стыдиться? Всякий может заболеть.
       То, как Даная произносит это, может исходить только от сестры или старинной любовницы. - Да, но я как-то не был готов к этому. - К болезни? - Вот именно, к болезни. Именно, к болезни... но, видите ли, мы только заболеваем... Мы прежде никогда не болели... во всяком случае, я и не припомню, когда это было в последний раз... Да и было ли вообще... А теперь вот заболели, как видите... У вас большой опыт. Сразу смекнули, что к чему. - Тяжело вздыхает, - Болеем. Да.
       Долгая пауза, с последующим ударом под дых, прямо под дых, - Что же, и ваша жена больна?
       Откуда ей знать Веру? Откуда ей знать, что он вообще женат? Откуда, откуда? Достойный головокружения ответ, - Где? Даная теряет нить беседы, - Что, простите? - Это вы меня простите, это я не расслышал, - Мат в один ход.
       Пауза.
       Даная пытается восстановить логику, - Ваша жена тоже больна?
       Удар молнии. Она жаждет его смерти.
       - Жена? - Ну да, вы сказали "болеем".
       Пауза.
       - Так сказали?
       Даная непроизвольно улыбается, - Да.
       Пауза.
       - Наверное, со стороны это выглядит очень смешно? - Нет, что же в этом смешного?
       Пауза.
       - А вы не замечали, смущение и смех всегда соседствуют? - Не знаю. Не думала об этом. - Не думали? - Нет. - Ну да. Ну да. Вы так молоды. - Не так уж и... Алексей Ильич машет руками, - Что вы, что вы! Не говорите так! Так говорить ни в коем случае нельзя!.. Женщине?! Ни при каких обстоятельствах... никогда не говорите так больше. - Хорошо.
       Пауза.
       - Обещаете? - Обещаю... а перцовая настойка с медом - очень хорошо, - улыбка задерживается на ее лице.
       Хорошая как будто, ласковая улыбка.
       Испарина покрывает матовый лоб Ягнатьева, - Находите? - Знаю. Сама не раз спасалась от простуды. Алексей Ильич смущен, молочная пелена застилает глаза, - Можно было бы только мед, конечно... Конечно, разумеется, вполне, но... нет, нет, ни в коем случае! Впрочем... не могу сообразить... все так неожиданно... как-то навалилось разом все... не знаю, одним словом... Даная чувствует его смятение, - Вам хочется что-то мне сказать?
       Пауза.
       - Да, пожалуй... пожалуй... вот что, пожалуй... вы обратили внимание?.. - На что? - Может быть, вы обратили внимание, сколько теперь творится зла?.. Или вот что... скажите, только честно, вы любите их? - Кого? - Не "кого", а "что", простите. - Что? - Вы не догадываетесь о чем я?.. Да деньги же, Господи.
       Пауза.
       Даная в тупике, - Деньги? - Деньги, деньги. Разумеется, деньги. Даная намеренно спокойна. Так, как она теперь, поступают педагоги милостью Божьей, - Я не задумывалась как-то. - Не удерживает тона, - Неожиданный вопрос. Открытость ей к лицу. - А вы задумайтесь... сейчас. Данаю осеняет: перед ней пятилетний ребенок, - Ну, не знаю. Без денег сложно. Ягнатьев, отчаянно желая сохранить и себя и Данаю от возможного разочарования, говорит очень, очень эмоционально, - Но вы не боготворите их? Вы не боготворите их, надеюсь? Вы не боготворите их, я знаю. Точнее, догадываюсь... догадываюсь... но... Я все же надеюсь... впрочем, при чем здесь это? Вы... вы хорошая, я вижу... да нет, что я говорю, ни черта я не вижу. Догадываюсь. Вы хорошая, - сердце вот-вот выскочит. - Спасибо.
       Алексей Ильич некоторое время молчит. Очевидно, сплетаются затейливые узоры рассуждений. Только самое окончание, самая кода произносится вслух внятно, определенно, как будто мысль эта должна быть услышана всеми непременно, - ... хотя, кто знает, что такое этот "золотой дождь"? Как вы думаете, что это такое? Даная улыбается, - По-моему, это что-то неприличное. Ягнатьев в ужасе, - Неприличное?! Неприличное, вы сказали?! - Кажется так.
       Кромешная пауза.
       - Нет, нет, этого не может быть! Неприличное, надо же? Да, да, так много неприличного теперь. Теперь многое стало неприличным. Так что ничего удивительного, ничего удивительного, ничего неожиданного и удивительного.
       Пауза.
       Алексей Ильич пытается спасти положение, - Признаться, и мне иногда казалось... Даная, с облегчением, - Вот видите.
       Пауза.
       - Конфуз. - Что? - Конфуз вышел. Даная смеется, - Да никакого конфуза в этом нет.
       Пауза.
       История с узорами повторяется. На этот раз кодой служит следующая чудная фраза, - Видите ли... я совсем упустил из вида... зачем он приходил? - Кто? - Зевс. - Зевс? - Зевс. Зевс. - И здесь же, - Однако же, обратите внимание, вот и вам приходят в голову неприличные мысли. Точнее мысли о неприличном... Мысли о неприличном и неприличные мысли - это не одно и тоже... и мне приходят в голову такие мысли... Иногда. Не каждый день, конечно, но иногда являются, знаете ли... приходят сами по себе... Как вы думаете, это от растерянности?
       Все же немного странный человек, наш Алексей Ильич.
       - Настоящей подлинной растерянности я не чувствую... Пустота, как будто... Да, пустота, скорее... Именно пустота. Опустошенность... Ничего. Даже покойно.- Это может быть от температуры. - Да, может быть. - Вполне.
       Пауза.
       - Я об этих мыслях... ну, о неприличном... приходят, и не знаешь, что с этим делать... С вами такое случается? - Случается.
       Пауза.
       - Хозяйничают, как хотят. - Да.
       Пауза.
       - Так некстати всегда... но управиться с ними очень и очень трудно. Быть может, в это время человек занят чем-то существенным, чем-то целесообразным, а они являются, здрасьте, пожалуйста, и все насмарку... решительно все насмарку! - Точно.
       Долгая пауза.
       - Прежде их было меньше... Вернее, первоначально их было много... тогда, в юности... Потом уже реже, еще реже... лет семь, наверное, тому назад, их почти не осталось... Я стал размышлять о старости... Как и положено. Как и положено... знаете, это очень приятно размышлять о старости... в мыслях о старости, например, непременно присутствуют собаки. Разнообразные собаки присутствуют... это, согласитесь, приятно... не свиньи, во всяком случае... хотя, знаете, в нас многое от свиней... хотя, думаю, свиньям, к примеру, неприличные мысли как раз не являются... а, впрочем, как знать, как знать?.. О чем я? Ах, да, о собаках. Так вот, снились собаки. Много дворовых... кстати, дворовые собаки - самые преданные и сообразительные среди собак... Они и болеют меньше... жаль, что иногда попадают под машины... но многие выживают... многие... а вы размышляете о старости? - Редко. - Ну да, ну да, вам еще рано. А я лет семь только и думал, что о старости... представлялись такие картинки... благостные, надо сказать... покойные картинки... не густонаселенные, скорее пустынные... но не совсем пустыня, скорее оазис... ну, как будто где-нибудь в библиотеке... Вам нравится запах книжной пыли? Мне очень нравится запах книжной пыли. Его очень хорошо наблюдать, сидя около пальмы или фикуса... многие полагают, что фикус - признак мещанства, я так не думаю, по мне фикус - признак воды... если фикус - вода где-то рядом... тогда уже не так страшна пустыня... во всяком случае, согласитесь, в библиотеке нет змей... во всяком случае, возможность появления змеи в библиотеке равна почти что нулю... почти что нулю... почти что нулю... однако, надобно что-то делать, надобно что-то делать, надобно что-то делать... вот привязалась фраза, а к чему, понять трудно... согласитесь, слова так просто не приходят... уж если слово пришло - это что-нибудь да значит... как думаете? - Не знаю. - Поверьте, это так... поверьте и примите на вооружение... без этого знания очень трудно, очень... Что-то мне плохо... не найдется у вас стакана воды? А то, не ровен час упаду, и что вы будете делать со мной? Что будете делать?.. Как узнать, что делать?
       Даная уходит, возвращается со стаканом воды. Ягнатьев жадно пьет. Даная мысленно повторяет за Алексеем Ильичом каждый сделанный им глоток, - Хорошо? Алексей Ильич отвечает совершенно севшим голосом, - Очень.
       Пауза.
       - Понравилась вода? - Очень.
       Пауза.
       Даная забирает у Ягнатьева стакан, - Я рада.
       Пауза.
       - А вам не приходило в голову? - как-то болезненно оживившись, вопрошает Алексей Ильич. - Что? - Скажите, вам не приходило в голову, что я - нечто другое. - В каком смысле? - Нечто совершенно иное. Совсем не то.
       Пауза.
       - Даже не знаю, как ответить на ваш вопрос. - Не знаете? - Нет.
       Пауза.
       Ягнатьев несколько разочарован, - Наверное, вам скучно здесь целый день? - Я привыкла. - Вот как? - Человек ко всему привыкает.
       Пауза.
       - Вы читаете? - Как? - Наверное, читаете что-нибудь? - Нет. - Верно. - Что? - Верно.
       Пауза.
       Ягнатьев оживляется, - А может быть, меня на улице ждет велосипед? Не приходило вам в голову, что меня на улице вполне может ждать велосипед? Даная улыбается, - Может быть.
       Пауза.
       - Улыбаетесь. У вас хорошая улыбка. - И у вас хорошая улыбка. - И у вас хорошая улыбка. - И у вас. - Спасибо. Вот, видите, улыбаемся друг другу. А это хорошо, знаете, это - очень хорошо.
       После долгой паузы, - Но я, наверное, пойду? - Застывает, ожидая реакции Данаи. - Вы хотели что-то купить?
       Пауза.
       - Скажите, а если бы велосипед и в самом деле стоял на улице? - Не знаю. Ягнатьев неумолим, - Настоящий одноколесный велосипед. Как положено. Настоящий одноколесный велосипед. Как положено. - Не знаю, что и сказать. - То-то и оно.
       Пауза.
       - Вам хотелось бы что-нибудь приобрести?
       Долгая пауза.
       Наконец, Алексей Ильич возвращается от своих мыслей, - Эти люди.
       - Какие люди? - Лучшие. - Лучшие люди? - Лучшие люди, да. Как вы думаете, кто они? - Я не совсем понимаю, кого вы имеете в виду. - Так называемых лучших людей. Я знаю, они среди нас, с каждым днем их делается все больше. Но вот вопрос, как узнать их?.. Вы понимаете, о чем я говорю?.. Я не знаю, как различить их... по какому признаку. Даная улыбается, - Я тоже не знаю.
       Волна гаснет, пауза.
       И вот, уже новая волна, - Но мы должны равняться, не так ли?.. А как же? Раз уж они существуют... разве я отказываюсь? Я - только "за"... Но как узнать? Вот вопрос... вот вы. Как вы узнаете их? - Не знаю. - Знаете. Только не хотите сказать... впрочем, вы правы. Каждый должен сам дойти, понять, различить. Иначе не честно... да, да, вы правы... тысячу раз правы... а что, если их нет? Что, если это очередной обман? Может такое случиться? - Все может случиться. - Правы. Тысячу раз правы... между тем, от всего этого очень и очень грустно.
       И снова штиль.
       Глаза Алексея Ильича наполняются слезами. Даная, стремясь как-то утешить, приободрить выбирает неожиданное продолжение для диалога, - Прекрасный день! - Что? - Прекрасный день. - Да, пожалуй. Там много голубей. Пожалуй, столько голубей разом я и не встречал никогда... Вам отсюда не очень хорошо видно. Но вы поверьте мне. Там несметное множество голубей... к чему бы это? - Не знаю. - Вот и я не могу сообразить. Пустота... пойду, пожалуй...
       Пауза.
       - Вы хотели что-то купить? - Кто, я? - Но вы же приходили зачем-то в магазин?
       Пауза.
       Ягнатьеву уже не хочется ни вина, ни разговора, вот теперь бы закрыть глаза и впасть в летаргический сон, - Видите ли, я... Я скверно чувствую себя. - Наверное, вы простыли? - Да, пожалуй... пожалуй что.
       Пауза.
       - Может быть, у вас нет денег, простите? Взрыв, - Что вы?! Что вы?! Как можно?! Теперь без денег?! - Ягнатьев извлекает из карманов мятые купюры. - Я вовсе не имел в виду... я ... вот, взгляните... у меня есть деньги, вполне достаточно... без денег теперь никак нельзя! Если бы у меня денег не было, я бы и носу из дома не показал. Что вы?! Что вы?! Что вы! Без денег теперь знаете что?! Без денег теперь знаете?! - Простите. - Как можно без денег?!
       Пауза.
       - Но вы не обиделись на меня? - Нет, нет...
       Ах, как хочется ему быть далеко отсюда.
       Пауза.
       - Напрасно вы так взволновались. Слабые отголоски взрыва, - Что вы, как можно без денег?.. - Хорошо.
       Пауза.
       Ягнатьев, позабыв о дрожании рук, сворачивает деньги в трубочку. Сворачивает и распрямляет, сворачивает и распрямляет, - Вот. Всегда ношу их с собой. - Хорошо.
       Пауза.
       - И в прежние-то времена без них было неуютно, но теперь это просто... это просто... это просто... - Все хорошо. - Вы находите? - Да.
       Пауза.
       Ягнатьев прячет деньги в карман, - Я, собственно... - Возьмите медовую с перцем.
       Пауза.
       - Правда? - Да.
       Пауза.
       - Вы находите? - Да.
       Пауза.
       Ягнатьев извлекает купюры, - Видите ли, я немного взволнован. - Ничего страшного. - Вы находите? - Да.
       Пауза.
       Алексей Ильич протягивает деньги Данае, - В таком случае, две... если можно... Если можно... как-нибудь упаковать... Неловко на виду... Все для меня так неожиданно... Еще эта бессонница... Много работаю... Наверное... Сам не знаю... Две. Медовых с перцем... наверное... как вы думаете?.. Если можно, конечно... две... как думаете? Взять три? Нет, нет, три - это слишком, три - это смертельно. Две... на будущее... Мне очень повезло, что я зашел именно к вам... в других магазинах лекарства, наверное, не продают... именно к вам... две... пожалуйста... и заверните, если это возможно.... разумеется, если это возможно... медовую с перцем... да... две... да.
       Даная, улыбаясь, заворачивает бутылки и передает сверток Ягнатьеву, - На здоровье. - Улыбаетесь. Хорошо. Спасибо. - На здоровье. - Как вы сказали? - На здоровье. - Боже мой, неужели вы не забыли этих слов? - Нет, не забыла.
       Пауза.
       - Эти банки... - Что банки? - Эти консервные банки у вас... - Что? - Эти банки точно солью покрыты... нет, сахаром, сахаром, разумеется... Соль - другая, соль - другая, соль - совсем другое... Как я мог?.. как я мог?.. сморозить такое!.. обидно! Сахар, конечно сахар! Разумеется, сахар... откуда мне в голову явилась эта соль?.. Все же я нескладный... но работа позволяет, знаете ли... Я поеду... там велосипед... одноколесный... На улице... Вам не видно... Впрочем, вам и не нужно...
       Минуту-другую Ягнатьев рассматривает консервы и, вдруг, внезапно, неожиданно для Данаи и самого себя обращается в бегство, - Клоун, клоун, клоун!..
      

    БОКОВ

      
       В Бокове по старинке боятся грозы. Гроза чувствует это и на каждый свой выход подбирает особенный, пышный наряд. Одежды грозы никогда не повторяются. Если отбросить суету, жизнь, будучи провинциалом, можно посвятить единственно наблюдением за грозой.
       Такая мысль вполне могла бы посетить и Алексея Ильича.
       Хороши также марши, исполняемые духовыми оркестрами.
       Фальшь в их звучании закономерна и оправдана. За каждой фальшивой нотой - искореженная человеческая судьба.
      

    ПЕРВАЯ БЕСЕДА С ДАНАЕЙ

      
       Ягнатьев поднимается по лестнице. Тяжело, с одышкой, - Не попрощался... Ушел не попрощавшись... Ушел так и не попрощавшись... Бежал... Бежал... Именно бежал... Теперь она знает, что я не прощаюсь когда ухожу... Это так нехорошо... Следовало попрощаться... Теперь она думает, зачем он приходил?.. Пусть думает так... Пусть так и думает... Так даже лучше... Раз не попрощался, приходил за чем-то другим... Не за водкой, за чем-то другим... Вот и не попрощался... Все так не случайно...
       И кто это был?... Ягнатьев был, кто же еще?.. А ну, как не Ягнатьев?.. Кто же, в таком случае?.. Клоун, клоун... Клоун?.. Что-то говорил о велосипеде... Намекал на велосипед. Быть может, это и не Ягнатьев вовсе, а клоун?.. Нет, Ягнатьев, сосед, сосед Ягнатьев, точно... Но почему-то не попрощался...
       А отправлюсь-ка я за ним, узнаю? А отправлюсь-ка я за ним, узнаю? А отправлюсь-ка я за ним, узнаю?
       Даная. Даная. Даная.
       Как ее звать? Клавдия, кажется? Нет, Даная, Даная, Дана...
       Как будто идет за мной. Идет за мной. Идет за мной.
       Точно идет. Дышит. Дышит. Дышит.
      
       Ягнатьев, не сняв верхней одежды, усаживается за стол, наполняет первую рюмку. Морщась, выпивает.
       ЯГНАТЬЕВ Вальсвальсвальсвальсвальсвальсвальсвальсвальсвальсвальс...

    Вальсвальсвальсвальсвальсвальсвальсвальсвальсвальсваль...

    Вальсвальсвальсвальсвальсвальсвальсвальсвальсвальс...

    Вальсвальсвальсвальсвальсвальсвальсвальсвальс...

    Вальсвальсвальсвальсвальсвальсвальс...

    Вальсвальсвальсвальсвальс...

    Вальсвальсвальс...

    Вальс...

      

    ЖИЗНЬ АРТИСТА

      
       Жизнь артиста. Жизнь артиста.
      

    ДО ВАЛЬСОВ ЛИ ТЕПЕРЬ?

      
       До вальса ли? До вальса ли? До вальсов ли теперь?
      

    ПЕРВАЯ БЕСЕДА С ДАНАЕЙ

      
       Ягнатьев наполняет вторую рюмку, морщась, выпивает, закрыв глаза, откидывается на стуле, - Однако, какие голуби!
       А вот и Даная, - Вы что-то говорили о голубях?
       Теперь Алексею Ильичу покойно, ничто не способно вызвать в нем удивления. Даная, ну и что с того? Ну и ничего удивительного, - Я еще на лестнице понял, что вы отправились следом за мной. Зачем? - Любопытство. Разве вы не знаете, что все женщины любопытны? Ягнатьев улыбается теперь легко, раскрепощено, немного с вызовом, роскошно улыбается, - Знаю, конечно, знаю. Вот видите, как я живу? Вы рассчитывали увидеть что-нибудь другое, наверное. Все, кто приходит ко мне удивляются. Ждут большего комфорта. Вот и вы ожидали увидеть совсем другое, не правда ли? Не правда ли, сударыня?.. Фу, простите меня, простите меня за эту речь. Жирная речь. - Как? - Жирная речь. Как будто вовсе и не я говорю. Не находите? - Да нет, вовсе и не жирная. - Жирная, сальная. Как будто совсем другой человек. Клоун, например, в цирке. Вы любите цирк? - Нет. - Наверное... Хотя, жаль, такой предмет... такой предмет этот цирк. Крутится, крутится в голове, свербит огоньками...
       Пауза.
       - Любите цирк? - Нет! В глазах Ягнатьева вдруг занимается лихорадка, - Он же круглый... Он круглый... Шарообразный... Шар, шар, шар... Он не то, что кажется... вот когда в цирке нет никого - совсем другое дело. Если бы я не болел, пригласил бы вас... Возможно... возможно, прямо сейчас?.. Нет, сейчас там еще полно народа. Дети, мотоциклисты... Громко, очень громко! Звук способен убить человека, вы не думали об этом? Я думал... наверное, звук способен убить человека, хотя я лично в смерть не верю... а вы верите в смерть? Я лично не верю... Смерти нет, мне кажется... Смерти, как мне кажется, нет... хотя это банально. Но я не боюсь банальностей... вы боитесь банальностей? Я не боюсь... не боюсь. Не боюсь. Все кругом - банальность, если вдуматься... Все, все буквально... И совсем не обидно. Нисколечко не обидно... а вам бывает обидно?.. За нелепость какую-нибудь?.. из-за нелепости какой-нибудь?.. какой-нибудь нелепицы?.. Я многословен?.. Я чрезвычайно многословен... да. Я знаю... простите меня. - Да нет. Я встречала и не таких говорунов. - Да? - Да. - Зачем? данная смеется, - Не знаю, не знаю, как вам ответить.
       Пауза.
       Заболтал вас. Это - хмель, хмельное, захмелел. Не слушайте меня, это - не я. - К Алексею Ильичу возвращаются его сомнения и мучительная робость. Даная спешит на помощь, - Нет, нет. Мне приятно вас слушать. - Вот уж... - Правда, правда. - Пьяный дурак, "дурак" - тоже словечко... Одним словом, как бы то ни было... и на всякий случай, на всякий пожарный, как говорится, пожара нам еще не хватало, одним словом, простите меня. Даная смеется, - Да за что же? - Уж окажите такую любезность. - Не за что мне вас прощать. Все в порядке. - Находите? - Да.
       Пауза.
       - Вот вы сказали, что вам приятно меня слушать? - Да, мне приятно.
       Пауза.
       - Плохо идут дела? - В каком смысле? - Никто не ходит к вам за лекарством? Даная смеется, - Что вы?! - Не стесняйтесь меня. Говорите правду. Даная смеется, - Что вы, разве такое возможно? - Так бывает, наверное... так может случиться... наверное... Даная смеется, - Исключено.
       Пауза.
       - А как же лучшие люди, склонные к трезвости? осуждающие, осуждающие... ? мне кажется, их становится все больше... с каждым жнем... очень много лучших людей, намного больше, чем прежде, и уж точно больше нежели пропащих, всех этих... таких... таких, как я, например... Даная смеется, - Открою вам профессиональную тайну: с тех пор как люди сделались лучшими людьми, они стали пить значительно больше. - Правда? -Да. - А почему? не отвечайте, я знаю почему. Ответственность. На них лежит колоссальная ответственность. Даная смеется, - Наверное.
       Пауза.
       - Им нравится ходить к вам? - Думаю, да. - Еще бы, - теперь уже Ягнатьев заразительно смеется. Смеется долго. Наконец, умолкает, - Хорошо, если бы у меня была керосиновая лампа. Хорошо было бы на стол поставить керосиновую лампу... жечь керосиновую лампу... Вам нравится запах керосина? - Нет. Скорее, нет. - Уверяю вас, если бы у вас в детстве была керосиновая лампа, вы полюбили бы этот запах. Даная смеется, - Возможно.
       Пауза.
       Теперь Алексей Ильич очень серьезен, - Смеемся. Вы хорошо смеетесь, очень хорошо. - И у вас смех хороший. - А разве я смеялся? - Конечно. - А как я смеялся? - Хорошо. - Хорошо? - Хорошо. - Слава Богу.
       Пауза.
       - Я смешон, знаю. - Нисколько. - Смешон, я знаю. Клоуны вообще смешной народец. - А разве вы клоун? - Клоун. Я. кажется говорил вам? нет? - Работаете в цирке? - В цирке, да... Смешу людей, да... Тяжелый труд, очень тяжелый... изнурительный... Теперь смешить людей не просто... Только если упадешь... По-настоящему. Не понарошку, как прежде, а по-настоящему... До крови. Данае не по себе, - Какой ужас!
       Пауза.
       - Смертность среди клоунов возросла. Многие, очень многие разбиваются насмерть.
       Пауза.
       Даная в шоке, - Не может быть! - Да. Да. Одного своего коллегу я уже потерял. - Какой ужас! - В Дании... Он был датским клоуном. Представьте, умирал, а они смеялись.
       Пауза.
       Данае очень, очень грустно, - Разве в Дании смеются, когда человеку больно? - Еще бы! Там над этим с незапамятных времен смеялись... Именно из Дании это и к нам пришло... Сейчас я немного поплачу, а вы не обращайте на меня внимания, - Алексей Ильич закрывает глаза руками, отнимает руки от глаз, - Не выходит... При вас не могу... Когда остаюсь один, непременно плачу, когда вспоминаю его... Он был очень хорошим клоуном. Наверное, лучшим из нас.
       Пауза.
       - Вы - не клоун. - Я не клоун?! - Я знаю, что вы - не клоун. - Самый, что ни на есть... - Просто вам теперь не очень весело. - Клоун, клоун, клоун... - Ну, зачем вы? - клоун! - Ну, что же, будь по-вашему.
       Пауза.
       - Хотя, откровенно говоря, мне казалось... - Клоун!
       Пауза.
       Ягнатьев пытается сменить тему, - Ожидали увидеть что-нибудь другое? Ожидали большего комфорта, наверное? - Нет. Мне комфорт не нужен. - Вы хотели сказать, что вам все равно? - Нет, просто мне этого не нужно. - Правда? - Да.
       Пауза.
       - Вы меня, ради Бога, простите, мне так не хочется думать обо всем этом! Даже голова заболела. - И не думайте. - Правда? - Да.
       Пауза.
       - Здесь не прибрано. - Не думайте об этом. - Хорошо, я постараюсь... Я выпью лекарство? - Конечно, конечно.
       Пауза.
       - А вам не хочется? - Я на работе. - Вот как?
       Ягнатьев открывает глаза, выпивает еще рюмку, закрывает глаза.
       Пауза.
       Даная осторожно, точно боится спугнуть ангела, присевшего отдохнуть на плечо Алексея Ильича, шепотом, - Вам легче? - Не знаю, как будто.
       Пауза.
       - Легче, легче. Вот и пот выступил. Ягнатьев вытирает пот со лба, - Да, действительно.
       Пауза.
       - Теперь будет легче. - Да, конечно... Спасли меня... Спасли меня от смерти... Мне казалось, что еще немного, и я умру. - Не исключено. - Находите? - Не исключено.
       Пауза.
       Ягнатьев наполняется меланхолией, - А ведь придется умирать однажды... Так не хочется думать об этом. - И не думайте. - Я не приемлю смерть. - Не думайте об этом. - Кажется, я уже говорил об этом? - Об этом не следует говорить. - И о цирке, наверное, не стоило? - Стоило. Алексей Ильич взрывается, - Дался мне этот цирк! Вам, наверное, стыдно за меня? - Отчего же? - Взрослый человек, болтает о цирке... - Напротив.
       Пауза.
       - Не хотите же вы сказать, что вам понравилось? - Понравилось.
       В глазах Ягнатьева появляются уже знакомые нам рождественские огоньки, - Шар? признайтесь, вам понравился шар? - Да. - Не клоуны, а именно шар? - Да. - Напишу роман-шар. - Почему бы и нет? - Куда мне? - Зря вы так. - А что, мог бы из меня получиться писатель? - Конечно. - Пить я уже, как будто научился. - Не обижайте себя. - Кому это нужно? - Я бы читала вас. - Правда? - Непременно. вы - талантливый человек, у вас должно интересно получиться. - Откуда вы знаете? - Чувствую. - Правда? - Правда. - Спасибо. Спасибо. А Чжуан Цзы вы читали? Даная смеется, - Кто же его не читал. - Глупый вопрос. Простите. Напрашиваюсь на комплименты... как девушка... Точно как девушка напрашиваюсь на комплименты... как девушка, точно... - Ничего похожего.
       Пауза.
       Ягнатьев ударяет себя рукой по щеке, - Постыдные мысли. - Постыдные мысли? - Постыдные мысли. Прямо сейчас!.. Вы - ничего? - Ничего. - А у меня... впрочем, я вам уже докладывал... Боже мой, да откуда же они явились?! Ну вот, я говорил вам, я уже говорил вам, я давеча говорил вам!.. Все же это растерянность, растерянность... посмотрите на меня хорошенько, я растерян? - Нет, как будто. - Нет? - Нет.
       Пауза.
       - В таком случае это - пустота... и истома, какая-то истома... какая-то истома... какая-то истома... - Разве истома - плохо? - Не знаю, ничего не знаю... Надобно что-то делать?.. Я не знаю что делать... какая-то истома, и все... Истома, и все... не знаю, что делать. - А разве нужно что-то делать? - Не знаю... но откуда она взялась, откуда она взялась?! Данаю осеняет, - Мед. - Мед? - Не исключено. - Да, это мед. Это все мед. Это мед. Определенно, мед. Теперь вот голова заболела... Опять заболела голова... Голова болит... болит голова... все эти мысли, эти мысли!.. - Ягнатьев раскачивается из стороны в сторону как маятник. - Выбросьте их. - Выбросить? - Точно. Выбросьте их. - Так запросто? - Именно так. - А что нужно для этого сделать? - Вспомните что-нибудь приятное. - Что приятное? - Ну, я не знаю. - Пустыню, разве что пустыню? - Вспомните, пустыню. Пустыня - хорошо. Можно вспомнить пустыню. - Или цирк? - Можно цирк. - Осточертел вам мой цирк. - Не осточертел. - Обманываете меня, но я сделаю вид, что не заметил. Даная улыбается, - Правильно. - Сами цирк предложили. - Точно. - Будь по-вашему. Только ночной цирк, когда никого нет. - Самое лучшее. - Спасибо. - За что же? За все. Ягнатьев улыбается, сквозь выступившие внезапно слезы, - А я стеснялся вас. - Меня не нужно стесняться. - Спасибо вам. - Оставьте.
       Пауза.
       - Вот теперь, кажется, готов расплакаться! - Ну, вот еще!
       Пауза.
       - В детстве не плакал, а теперь готов расплакаться! - Вот еще!
       Пауза.
       - Большое вам спасибо. - Оставьте.
       Алексей Ильич открывает глаза, выпивает рюмку, закрывает глаза, - Нас не ждет рай. - Да? - Рай не ждет нас. Рай не впереди, а позади. - Как это понимать? - Дело в том, что мы уже были в раю. - Да? - Да, мы уже были там. - Когда? - Некоторое время до рождения. Несколько месяцев. Если постараться, можно вспомнить. - Интересно. - Немного банально? - Нисколько. - Но я, знаете, не боюсь банальностей.
       Молчат долго. Каждый думает о своем. Наконец, Даная нарушает тишину, - Как же с этим жить? - Что вы имеете в виду? - Как жить, если знаешь, что все хорошее уже позади? - А как же мы живем, осознавая то, что умрем однажды? Знаем об этом и живем. И ничего. Единицы кончают с собой. Вы пробовали покончить с собой? - Нет.
       Пауза.
       - А ваш муж? - У меня нет мужа. - Вот как? - Вы - глубокий человек.- Правда? - Да.
       Пауза.
       - Скажите, а вы часто вспоминаете атомную бомбу? Даная улыбается, - Конечно... если не каждый день, то уж раз в три дня точно. Ягнатьев потрясен, - Не может быть! - Честное слово. - Играете со мной? - Немного. - Смеетесь надо мной. - Да нет же. - Неужели, на самом деле думаете о ней? - Конечно. И очень часто. - Вы могли бы стать хорошей женой. Даная смеется, - Не знаю, не знаю. - Идеальной женой. А вы уже наверное чья-нибудь жена? Ой, что я говорю?! Это - мед, из-за меда. Если бы не мед, никогда бы и в голову не пришло. Ужас, ужас, спросить такое! Я не заслуживаю прощения. - Заслуживаете. - Устал извиняться. - И не извиняйтесь. - Можно? - Можно.
       Долгая пауза.
       - У меня живет японец. - Я знаю. - Откуда? - Часто вижу его в окне. - Из военнопленных. - Я так и подумала. - Я бы хотел купить для него парочку карликовых белых кроликов. - По-моему замечательная идея. - Находите? - Прекрасная идея.
       Пауза.
       - Большое вам спасибо. - Оставьте.
       Пауза.
       - Лилит. - Что, Лилит? - Ее звали Лилит. - Кого? - Его первую женщину. - Чью? - Адама... но, по-моему, это все враки... по-моему это все враки... Они все придумывают... все время что-нибудь, да придумывают... Им все время хочется новостей. Жить не могут без новостей... Новости - наркотик... Просто наркотик какой-то... Какая Лилит? Откуда Лилит? Зачем Лилит?.. Ничего не пойму!.. Знаю, что брюнетка... или рыжая?.. Впрочем, не имеет значения, рыжие те же брюнетки... откуда это мне известно? Новости, новости, новости... наркотик... яд!
       Пауза.
       - От вас ушла жена? - Ушла... или не ушла... Не знаю... Во всяком случае, на какое-то время точно ушла.
       Пауза.
       - Тоскуете? - Нет.
       Пауза.
       - Так быстро ответили. - Да, моментальный ответ... Можно назвать молниеносным... Что не всегда получается. А теперь вот получилось... благодаря вашему вопросу... это не так просто правильно построить вопрос. Уверяю вас... у вас получилось. Вот и ответ не замедлил себя ждать... Молниеносный ответ... Можно гордиться таким ответом... можно гордиться и вопросом и ответом... Кажется, истома проходит.
       Пауза.
       - Вашей жене не понравилась идея с кроликами? - Я не рассказал ей об этом. - И не стоит.
       Пауза.
       - Не успел. - И не стоит.
       Пауза.
       - Вы так думаете? - Не стоит.
       Пауза.
       Ягнатьев переходит на шепот, - Наш рассудок испачкан. Вот в чем дело... иметь дело с рассудком становится все опаснее. - Вы чувственный человек. Ягнатьев горько усмехается, - Если бы, если бы. Я бесконечно холоден... в юности я даже побаивался себя... Я был совсем другим... Не плакал... Другой человек. Из другого теста. Бесчувственный человек. - Теперь совсем другое дело. - Да, пожалуй. - Теперь вы чувственный человек. - Наверное.
       Пауза.
       Даная чувствует, как тоска вновь принимается пеленать собеседника, и вступает в бой, - Кто кроме нас с вами, да еще японца этого вспомнит теперь атомную бомбу? Алексей Ильич, кажется, оживает, - Это так. - А между тем, бомба - это не игрушка, с которой можно повзрослев расстаться. - И я размышлял над этим. Кажется, вы пытаетесь утешать меня? - Нет, что вы, ни в коем случае... И потом, вы - сильный человек... Знаете, женщина всегда чувствует сильного человека. Вот вы как раз сильный человек.
       Пауза.
       - Лилит? - Что, Лилит? - Вы имели в виду Лилит? - Когда? - Ну вот, когда сказали, что женщина чувствует сильного человека? Вы хотели сказать, Лилит всегда почувствует сильного человека? - Я говорила вообще о женщинах. - О женщинах вообще? - О женщинах вообще.
       Пауза.
       - А что такое "женщины вообще"? Даная растеряна, - Ну, я не знаю... - Вы имели в виду потомство Лилит... сами того не подозревая, назвали вещи своими именами... Да, определенно вы имели в виду потомство Лилит... Вы все знаете. - Не очень понимаю... - Вы всё знаете... И всё. - Я, к сожалению, не так хорошо знаю историю... - История здесь не при чем. Мужчины - слабое племя. Те, что произошли от Евы. Слабое, греховное племя. Вы стараетесь как-то спасти нас, уберечь, стараетесь сделать нас лучше. Очень стараетесь, но у вас ничего не выходит. Ничегошеньки. - Я так не думаю.
       Пауза.
       - Вы упомянули атомную бомбу... - Да. Напрасно о ней стали забывать.
       Пауза.
       - Вы, на самом деле, так думаете? - А вы разве не думаете так? - А вот на этот вопрос моментального ответа не жди... иногда... наверное... Как я мог бы еще ответить?.. Всякий мужчина ответит так и только так... Уклончиво... Хотя, наверное, мог бы дать совершенно определенный ответ... Если вдуматься... Видите, как получается?.. А что, казалось бы, в этом вопросе? В вопросе, который, безусловно, занимает меня, в вопросе, на который я просто обязан дать вполне конкретный ответ? Однако же, как видите, заюлил, стушевался... вы умеете читать мысли? - Нет, что вы?! - Умеете. Женщины умеют читать мысли мужчин.
       Пауза.
       - Наверное, вам крепко доставалось от женщин? - Нет.
       Пауза.
       - И все же помните мои слова, вы - сильный. - Да? - Да. Ягнатьев задумчиво, - А что, может быть. Кто знает? Я так не думаю, конечно... - Это не имеет значения. Это даже очень хорошо, что вы так не думаете. - Правда? - Конечно. Вам кто-то должен был рассказать об этом. Вам нужно поверить в себя. - Да, наверное. - Будем считать, что я - первая, кто сказал вам об этом.
       Пауза.
       - Детство не в счет? - Детство не в счет. - В таком случае, вы правы. - Вот и хорошо. Теперь нужно, чтобы вы поверили мне. - Поверил вам? - Да. Поверили мне, а затем уже поверили в себя. Ничего сложного. Все очень просто. - Кажется просто. - Действительно очень просто.
       Пауза.
       - Тогда мы могли бы беседовать... могли бы беседовать, что называется... на равных? - Конечно.
       Пауза.
       - Но это невозможно, к сожалению. - Отчего же?
       Пауза.
       - Не знаю. Может быть, как раз дело в ней. - В ком? - В этой самой Лилит, будь она неладна. - Далась вам эта Лилит! Что она вам? Кто она вам?
       Пауза.
       - Хотите на чистоту? - Хочу. Ягнатьев переходит на шепот, - Прародительница. - Кто? - Прародительница моя. Вот где ужас-то!
       Пауза.
       - А как вы это узнали? - Я чувствую. - Это - по болезни. Вот вы поправитесь и станете думать совсем иначе. - Вы уверены? - Абсолютно.
       Пауза.
       - Обещаете мне? - Обещаю.
       Пауза.
       - Ах, как было бы хорошо избавиться от нее! - Избавитесь. Непременно избавитесь. Пауза.
       - А зачем вам все это нужно? - Что именно? - Возитесь со мной. - Просто так. - Просто так? - Просто так. - Такой ответ? - Да, такой ответ.
       Пауза.
       Даная находит необходимым сменить тему разговора, - Эта бомба. Лежит, наверное, сейчас где-нибудь в пыли и наливается злом. - Зачем наливается? - А как иначе? - Ну, да, действительно. А вы не находите, что в ней есть, как бы лучше сказать, притягательное что-то? нечто фаллическое. На этот раз речь ни о чем-то постыдном, другое, я другое имею в виду. - Я поняла. - Совсем, совсем другое.
       Даная направляется к выходу, - Я теперь уйду, мне нужно. Хорошо? - Я здесь ни при чем. Я не гоню вас... мало того, мне хорошо с вами... собеседник... собеседница... - да и вам теперь хочется побыть одному. Я права? - Я угадал, вы ясновидящая. Даная смеется, - Многие мужчины думают так. Что мы знаем о себе? Кто мы, откуда?.. Ягнатьев изумлен, - Как, и вы задаете себе этот вопрос?! - Вам бы поспать. - Сна нет. Боюсь сойти с ума. Бессонница - так страшно. - Не думайте об этом. Перестанете думать и уснете. - Мы толком и не поговорили... эта моя болезнь... - Вам сейчас, действительно, лучше побыть наедине с собой... И не ходите больше в магазин. - Нет? - Нет, не ходите.
       Пауза.
       - А если температура?.. - Я все принесу сама.
       Пауза.
       - Вы еще придете? Даная улыбается, - Не могу же я вас бросить больного.
       Пауза.
       - Ночь - лакомство слепых. - Что? - Ночь не для меня. К сожалению. - Мы все поправим.
       Пауза.
       Ягнатьев спохватывается, - Я не рассказал вам о мальчике... - После. - Это слепой мальчик. Я случайно встретил его... - После. Теперь вам нужно отдохнуть.
       Пауза.
       Ягнатьев закрывает глаза, - Вы не ушли?.. Вы еще здесь?.. Вы слышите меня? - Переходит на шепот, - Не думаю, что она бросила меня. - Кто? - Вера... Что же будет со мной, когда вы действительно уйдете? - Я по-прежнему буду с вами. Я умею быть там и здесь одновременно. - Вы так можете? Даная смеется, - Конечно. - Но я не спятил? - Ни в коем случае.
       Пауза.
       В голосе Ягнатьева появляется сонная тяжесть, - Мой отец спрашивал мою мать... мой отец спрашивал мою мать, не спятил ли наш шнурок? Даная смеется, - Да?- Да. - Так прямо и говорил? - Представьте себе... Вообще так не бывает. - Как? - Чтобы одновременно здесь и там. - В моем случае только так и бывает... - Нет, нет, нет, просто вы хотите меня утешить, угомонить... - Хотите, докажу? Вот сейчас я отпускаю в точности такую же, что и вам "медовую с перцем" одному акробату. - Кому? - Кстати, как раз акробату из цирка. - Ага, значит, цирк еще не уехал? Вот видите? И какой он? - Кто? - Акробат. - Белый. Белый-белый, точно пудрой пересыпан. Похож на Пьеро. - Это наверняка клоун. - Нет, акробат. - Почему акробат, почему не клоун? Даная смеется, - Клоун заболел. - Вы - умница. - Спасибо. Ягнатьев говорит, уже с трудом продираясь сквозь сон, - Я буду звать вас Даная. Я буду звать вас Даная, если вы не возражаете. А вы слышали что-нибудь о китайских пытках? Скажите, вас никогда не занимали китайские пытки? Знаете, еще в древние времена в Китае... Эта самая Вера, жена моя... Все же я не думаю, что она ушла, не может такого быть...
      
       Даная. Исчезла. Притихла. Теперь не уйдет. Эта - не уйдет. Другая бы ушла, эта - нет. Останется. Останется здесь. Со мной. Как же она уйдет теперь? Никак. Ответ - никак. не уйдет. Не уйдет. Кто не уйдет? Вера? Даная? Почуяла соперницу! Кто? И та, и другая. Ни та, ни другая. Кто из них кого почуял? Ага! Злорадство! Способен я на злорадство? Нет. Ну, и черт с ним, со злорадством этим. Соперничество, ревность, страсть. О чем я? Как голова болит! Я населю этот дом женщинами! Я буду коллекционировать вас как стрекоз и бабочек! Вы слышите меня?! Глупость какая! Ничего страшного. Еще этот акробат. Ничего страшного. Одним наблюдателем больше, одним - меньше, в сущности, это ничего не меняет. Ничего не меняет. Они не хуже остальных. Во многом даже лучше. Вера, ты здесь? Даная, где ты? Притихли. Даная! Нет ответа. Казалось бы, простушка, торговка, вспомнила Чжуан Цзы, надо же? Немного полновата. У меня никогда не было полных женщин. А, может быть, это только кажется, что она полновата? Женщину нужно видеть целиком. Однако, какие глаза! А какие у нее глаза? Не рассмотрел. Да что со мной?! Как же я не рассмотрел ее глаз?! Что со мной?! Не рассмотрел... Вот, не рассмотрел... Не рассмотрел... Но почувствовал. Одинока. Кажется, что так. Сколько же в моем доме одиноких женщин? Кто бы посчитал? Эй! Отзовитесь! Нет ответа. Притихли. Полон дом одиноких женщин! Эй! Нет ответа. И женщин одиноких полон дом... И какое мне дело до них? Сам не знаю.
      

    ЖИЗНЬ АРТИСТА

      
       Вальс. "Жизнь артиста". Смешно. До колик.
       Эй!
       Нет ответа.
      

    ДИДРО

      
       Огромный чертог, и на фронтоне его надпись: я не принадлежу никому и принадлежу всему миру; вы были здесь прежде, чем вошли, вы будете здесь, когда уйдете отсюда.*****
      

    СМЕРТЬ ИОГАННА ШТРАУСА

       В мае 1899 года Иоганн Штраус-сын (25.10.1825 - 3.06.1899) простудился на утреннике в придворном театре, где дирижировал увертюрой к "Летучей мыши", и слег. Началось воспаление легких, часто фатальное в его возрасте.
       В полубессознательном состоянии он напевал песенку своей юности:
       "Как бы солнце ни светило.
       Как бы ни было прекрасно,
       Путь к закату неминуем:
       К вечеру оно погаснет..."******
      

    ЧАСТЬ ВТОРАЯ

    Глава четвертая

    ДРУЖБЫ - ПОЛНЫЕ ЧАШИ СЛЕЗ

    Все, нет больше крупных бабочек

    Сальвадор Дали

       Человек не рождается демиургом. Он становится таковым, под воздействием тех или иных обстоятельств. Наклонности, талант, врожденная наблюдательность, проницательность, воля, безусловно, имеют значение, но значение это несопоставимо мельче значения обстоятельств. Это следует признать. К сожалению.
       Состоявшись, демиург, уже сам формирует обстоятельства. Но и это происходит вне его стремлений, желаний, влечений, воли.
       Так что самого человека и нет, как будто. Так уж получается. Только блики, только отражения его. Слова его. Слова опасны. Даже сказанные походя, необдуманно, мимолетом, обращенные в будущее слова могут стать пророческими и переменить всякую судьбу, в том числе и судьбу самого нечаянного оракула.
       Что же касается карт, это только видимость, что они - слепки провидения, на деле же, напротив, провидение зависит от их порядка. Все могло бы сложиться иначе, когда бы гадалка ни разложила пасьянс. Притом гадалка может быть очень хорошим, душевным человеком и искренне желать вам добра, но разве зависит от нее что-нибудь?
       Слова - грех и карты - грех.
       И шахматы, по большому счету, грех, ибо это упражнение на властолюбие, суть, беспощадность и коварство.
       Всякая игра - охота наизнанку.
      

    ИЗ ПИСЬМА Н.В. ГОГОЛЯ А.О. СМИРНОВОЙ

       Была у меня, точно, гордость, но не моим настоящим, не теми свойствами, которыми владел я; гордость будущим шевелилась в груди - тем, что представлялось мне впереди, счастливым открытием, которым угодно было, вследствие Божией милости, озарить мою душу. Открытием, что можно быть далеко лучше того, чем есть человек, что есть средства и что для любви... Но некстати я заговорил о том, чего еще нет. Поверьте, я хорошо знаю, что я слишком дрянь. И всегда чувствовал более или менее, что в настоящем состоянии моем я дрянь и все дрянь, что ни делается мною, кроме того, что Богу угодно было внушить мне сделать, да и то было сделано мною далеко не так, как следует. - Но рука моя устает. Друг мой, укрепимся духом! Примем все, что ни посылается нам Богом, и возлюбим все посылаемое, и, как бы ни показалось оно горько, примем за самый сладкий дар от руки его. Злое не посылается Богом, но попускается им для того только, чтобы мы в это время сильней обратились к нему, прижались бы ближе к нему, как дитя к матери при виде испугавшего его предмета, испросив у него силу против зла. Итак, возрадуемся приходу зла как возможности приблизиться ближе к Богу.*
      
      
       Ах, как жаль будет, когда кто-нибудь из тех, что называют себя проницательными людьми, однажды скажет, - Жива-то одна Москва.
       Жива Москва, а вот Россия умерла.
       От пьянства. От пьянства, да. Как могло это случиться? Любила очень. Вот именно, любила очень.
       Нет, этого не может быть! Решительно не может быть!
       Тому есть множество доказательств, первейшим из которых являются все еще рождающиеся дети.
       И женщины, конечно женщины, женщины, разумеется, коим Господь запас прочности и рассудка дал.
      

    ЖЕНЩИНЫ

       Ах, женщины, женщины!
      

    ГАДАНИЕ

       Тем временем в Бокове раскладываются карты.
       Лилия-Лилит раскладывает карты.
       Клавдия раскладывает карты.
       Любушка-голубушка раскладывает карты.
       Липочка раскладывает картиночки.
       Берта Наумовна раскладывает карты.
       Зинка раскладывает картинки.
       Валентина, дай ей Бог здоровья, раскладывает карты.
       Вапрвара Васильевна, Царствие ей Небесное, раскладывает карты.
       Мила вся горит, но раскладывает карты.
       Патрикеевна раскладывает карты.
       Оленька раскладывает карты.
       Вика раскладывает карты.
       Полина Сергеевна раскладывает карты.
       Всего - тринадцать.
       Четыре раза по три и еще одна - Липочка.
      

    ПЛАТОНОВ

       Хочется есть.
       "Естество свое берет". Это я уже вспоминаю Платонова. Его герой, кажется, Федор Пухов, на гробе собственной жены уплетал колбасу, а мне бы сейчас мандариновую дольку - во рту солоно и сухо.
      
       Если вы еще не забыли, уже в первой главе заявлено, что (цитирую себя) ассистент кафедры нормальной физиологии боковского медицинского университета Алексей Ильич Ягнатьев сделался стеклодувом двадцать восьмого февраля 2006 года в половине девятого вечера после полудня. Но, коль скоро, в первой части романа автору как будто удалось убежать от времени, во второй части ему ничего не стоит поменять и число, и время суток, и даже год.
       Было бы желание, как говорится.
      

    МАНДАРИНЫ

       Это к тому, что в годы моей юности одним из символов новогодних праздников были мандарины. Запах мандаринов не спутаешь с запахом родственных им апельсинов, хотя и те и другие состоят из долек.
      

    ЦИТАТЫ

       Федор Пухов, равно как ихтиандр - лишние люди.
       Роман можно было бы назвать "Цитаты". "Цитаты или Энди Уорхолл". "Энди Уорхолл или цитаты". Или просто "Энди", как бы имея в виду Уорхолла, но разве он - единственный Энди? Мало ли на свете белом не менее достойных Энди, о которых мы ничегошеньки не знаем?
      
       Не получается у нас жить одной большой семьей. Каждое утро усаживаться за завтраком. Молиться, беседовать, смеяться, возможно, читать стихи, бросать под стол косточки. Рыбьи - котам, говяжьи - собакам. От куриных не отказались бы ни те, ни другие. На мой взгляд, весьма оптимистичная картина, вполне в духе "Энди".
      

    РОМАН

       Решено - просто "Энди".
      

    МОЙ ЯПОНЕЦ

      
       А знаете, отчего японец остался в далеком Бокове? Отчего хотя бы душа его тотчас после подмены, когда это сделалось возможным, не устремилась домой?
       Именно здесь в русской провинции он впервые столкнулся с чудом.
       То необъяснимое, что увидел он в окне однажды, потрясло его и лишило воли. На его глазах белый, черный, серый изжелта, зернистый, неповоротливый, комаром звенящий дворик стал покрываться тишайшими зелеными островами. Острова, точно в испарине от росы, дышали и улыбались ему. Пожалуй, впервые в своей жизни он ощутил то нежное волнение, что принято называть покоем. Сосредоточенность, напряжение, мука ожидания, усталость в мгновение ока покинули его.
       Так рвется гулкая голубая жилка, удерживающая воздушного змея. Так происходит погружение в облака. Мечи, шелковые кисти и красные барабаны оставили его сознание и карамельными игрушками устроились в спаленке прошлого. Отпустила боль побоев. Жажда мщения обратилась в лень, и впервые за много лет он услышал пение птиц. Нега и безмятежность.
       Наверняка и в Японии творятся чудеса, да еще какие, но наш японец столкнулся с чудом именно в Бокове. Сразу после подмены. Теперь вы уже понимаете, о чем я говорю.
      
       А, может статься, все было и того проще. Дед-фронтовик, стоя возле окна, что-нибудь в мае, когда распускается листва, неожиданно для самого себя впервые пожалел его. Обласкал в своей памяти. Такое нередко случается с фронтовиками. Знаю не понаслышке. Ничего странного. Ведь в сравнении с дедом этот пленный японец был совсем мальчишкой. Мальчиком.
      

    МАЛЬЧИКИ

      
       Мальчики никогда не взрослеют. Кажется, я уже говорил об этом. Мальчики не взрослеют и помнят побои всю жизнь, как будто это случилось только вчера.
       Алексея Ильича Ягнатьева к счастью не били в детстве.
      
       Если вы вдохновитесь моим героем, и вам захочется, чтобы ваш сын стал демиургом, его ни в коем случае нельзя бить. Обладая необходимыми задатками, он на определенном этапе, вследствие побоев, может свернуть с заданного пути и сделаться, скажем, революционером. Как Вагнер.
       В Японии обожают Вагнера. И в России обожают Вагнера. Впрочем, я не уверен, что Вагнера били в детстве. Но в музыке он, безусловно, совершил переворот. Да только ли в музыке? Я уже докладывал, что совершенно не боюсь банальностей.
       И меня в детстве никто пальцем не тронул. Табу и побои не связаны между собой.
      
       Интересно, часто ли выпивает Даная? Это очень и очень опасно при ее профессии.
      

    АЛКОГОЛЬ

      
       Мой хороший знакомый, активный член общества анонимных алкоголиков, рассказывал о своей встрече с одним барменом. Некогда весельчак и балагур, а ныне раскаявшийся молодой человек, несмотря на золотистый глянец завязывающегося после удачного визита к наркологу жирка, выглядевший много старше своих лет, выйдя к трибуне так и не смог выступить перед товарищами по несчастью. Он только дрожал мелкой дрожью, лил слезы и повторял одно и то же, - Ни будь... ни будь... ни будь...
       Вот что водка делает со своими волонтерами.
      

    АМЕРИКАНСКИЙ ДОЛЛАР

      
       Американский доллар Алексей Ильич увидел впервые, будучи уже зрелым человеком. В период накопления капитала. Валентин Кузьмич показал ему диковинный шершавый клочок материи. Тщательнейшим образом изучив банкноту, Ягнатьев произнес, - Вы обратили внимание на то, что изображено здесь? Пирамида. Это предупреждение всем нам.
       Попытка сослуживцев получить от него хотя бы какие-нибудь пояснения насчет этой загадочной фразы не увенчались успехом. До конца рабочего дня Ягнатьев пребывал в задумчивости, а по возвращении домой тотчас завалился спать.
       Однажды, задолго до знакомства с долларом, Алеша получил письмо с каллиграфически выведенным своим адресом и именем. Распечатав конверт, он обнаружил чистый лист бумаги. Это событие отчего-то взволновало его. Предполагаю, что нечто подобное он испытал и теперь.
       Думаю, со временем будет создано общество анонимных любителей денег.
      
       Не каждому дано быть демиургом.
       Побои и наказания - настоящая бомба для энтропии. Сексологи утверждают, что побои и наказания имеют важнейшее значение в формировании сексуальности.
      

    БОКОВ

      
       И теперь отдельные чудаки строят пирамиды. В Бокове, в районе свалки выстроены три пирамиды. Кем, неизвестно. Их сразу не обнаружить. Издалека кажется, что это самые обыкновенные груды мусора. По мере приближения к ним, уверенность, что это хлам, и не больше, возрастает. Но, с высоты птичьего полета картина меняется. С высоты птичьего полета поражает удивительная симметрия этих розоватых, излучающих мягкое свечение строений, окруженных необычайно яркой травой летом и девственно-белым снегом зимой.
      
       Удивительно восприимчив русский народ ко всевозможным заморским чудесам. При этом далеко не всегда осознает он целесообразность тех или иных заимствований. Однако магическое влечение к непознанному принуждает его принимать и лелеять чуждые предметы и явления впрок, на черный день, на всякий случай, а пуще того, в назидание будущим поколениям. Справедливости ради следует заметить, что с подобными приобретениями и расстаются в России легко (вспомните французский язык позапрошлого века), но след остается, и если вы встречаете человека грассирующего, не сомневайтесь, кто-то из его предков владел парижским или прованским диалектом лучше, чем родной речью.
      

    РИХАРД ВАГНЕР

      
       Музыка Вагнера безумно сексуальна. Иную музыку не мог создать человек, заявивший своему другу фон Бюлову, - Вы нужны мне оба!
      
       Вагнер был женат вторым браком на внебрачной дочери Франца Листа - Козиме. Она была прежде женой известного дирижера и пианиста Ганса фон Бюлова, главного помощника Вагнера с середины по конец 1860-х годов. У них было двое детей. Вагнер был старше Козимы на 21 год. Их роман развивался прямо на глазах у Бюлова, который впал в депрессию, провел значительное время в психиатрической клинике, но поступил приказ от Вагнера - вы нужны мне оба!..
       В июне 1865 года фон Бюлов дирижировал в Мюнхене премьерой оперы Вагнера "Тристан и Изольда". В процессе репетиций и на премьере Вагнер был исключительно доволен работой своего дирижера. - Усвоил малейшие нюансы всех моих намерений, - говорил он. В известной книге "Мифы и Маэстро" Норман Лебрехт пришел к выводу, что Бюлов был совершенно подавлен волей Вагнера, которого он воспринимал как своего "суррогатного" отца, а Козиму - трансформацией своей холодной матери.**
      

    ПЕДАГОГИКА

      
       Безусловно, педагогика - штука очень и очень влиятельная. Да только часто приходится сталкиваться с тем, что педагогика оказывается сама по себе, а жизнь - сама по себе. Ибо нет критериев. Нет, и не может быть.
      
       Надобно каким-то образом отрываться от темы женщин. Но как это сделать, когда сам Ягнатьев то и дело возвращается к ней? Он не хочет думать о женщинах, старается изо всех сил, но это так трудно. Понимаю его, но с ужасом думаю о том, что если так будет продолжаться, вместо романа-трактата, вместо романа-приключения и романа-симфонии получиться слезливый дамский роман с ангелами и кружевами.
       Вот уже, кажется, пустота, ее Величество спешит мне на помощь, стремясь облегчить страдания моего героя, вот уже голова его наполняется гулом безвременья, недоумение скатывается теплой волной вниз по позвоночнику, сладкая тьма окутывает его воображение, но сам по себе, зажигается упрямый мятежный светлячок, - Что такое эти тринадцать женщин? Почему тринадцать?
      

    НУМЕРОЛОГИЯ

      
       Согласно нумерологии число тринадцать при сложении единицы и тройки дает устойчивое (элементарное) число четыре (обратите внимание на число главы). Так что, имея в уме "чертову дюжину", мы имеем дело с числом четыре, а собственно тринадцать является всего лишь его отражением. Вот почему с детских лет знакомая нам ловушка для примет и суеверий каждый раз оказывается пустой.
       Итак.
        -- Значение числа по пифагорейской школе.
       Число четыре - из четырех точек образуется первая трехмерная фигура. Это пространственная структура или порядок проявления; статичное в противоположность динамичному и цикличному. Целость, совокупность, полнота, солидарность, земля, порядок, рациональное, мера, относительность, справедливость. Четыре стороны света, времени года, ветра, стороны квадрата. В пифагорействе четверка означает совершенство, гармоничную пропорцию, справедливость, землю. Четыре - число клятвы пифагорейцев. Символизм числа четыре происходит от символизма квадрата и четырехконечного креста. Четырехконечный крест - более распространенная эмблема целостности, это четыре направления космоса.
        -- Значение числа по Агриппе.
       Число четыре означает устойчивость и прочность. Его надежность представлена квадратом - сторонами космоса, временами года и элементами огня, земли, воздуха и воды. Это самое примитивное число.
       3. Значение числа по урокам учителя Миннезингера, иерархии Светлого братства.
       Число четыре - это есть стадия дискретности, то есть происходит проявление разрывов. До этого было непрерывное течение бытия, а в числе 4 зашифровано прерывание и нарушение порядка.
       4. Значение числа по планетам.
       Число четыре - Меркурий. Это число учения, получения информации, быстрого реагирования и быстрого изменения; это умственная деятельность. Это проводник, который определяет контакты, перемещения. Меркурий - посредник, он воспринимает влияние сил духа и направляет их в реальную жизнь, символизирует физические данные, ловкость, приспособляемость, остроумие, молодость. На физическом уровне - дыхательная система и руки.
       5. Значение числа по каббалистической нумерологии.
       Четыре - Квартернер. Закон. Универсальная стабильность, четыре буквы YHVH означали непроизносимое имя Бога Израиля. Двенадцать колен Израилевых группировались под четырьмя эмблемами: человек, лев, вол и орел.
       6. Значение числа по Фэн-шуй.
       Четыре приносит несчастье, поскольку ее название созвучно со словом "сы" - смерть. Медленный прогресс. Может означать пару без потомства. Чтобы избежать негативного влияния четверки и комбинаций цифр, в которых содержится четверка, это число обводится кругом. Еще действеннее - красный круг. Красный цвет представляет огонь, сжигающий все негативное. Предприятия, у которых вначале или в конце телефонного номера появляется 4, могут терять клиентов.
       7. Значение числа по китайскому народному трактованию.
       Четыре - как "смерть".
       8. Значение числа по традиционной китайской нумерологии.
       Четыре - символ медленного, преодолевающего преграды, но неуклонного прогресса.
       9. Значение числа по Скотт Каннингем (учебник по колдовству).
       Четыре - элементы, Духи камней, ветра, времена года.
       10. Значение числа в обыденном понимании.
       Число четыре - цифра четвёрка. Четвёрку можно представить как отделение двумерного пространства мысли от изначальной точки: 1 + 3. а можно представить, как пересечение двух одномерных пространств: 2 + 2, что и будет представлять собой языческий символ Бога - крест. Точка пересечения двух этих пространств будет принадлежать им обоим, следовательно, будет считаться точкой баланса сил и энергий. Благодаря такому количеству направлений действия сил число четыре становится подвижным, как вода. Таким образом, четвёрка представляет собой слияние сущности духовной с сущностью телесной, что для человека будет означать силу, красоту и здоровье, а для окружающего мира Бога живого, то есть природу. Если мы рассмотрим четвёрку как элементный крест, то мы обнаружим, что он может быть с восходящей (освобождённой) и нисходящей (поглощённой) энергией, что приводит к сгущению или разрежению вещества.
       Число четыре также довольно часто используется в амулетах самого разного происхождения. Так, египетские амулеты с этим числом, как правило, апеллируют к четырем временам года или к четырем сыновьям Гора. В Библии мы находим, например, четыре Евангелия. Многие греческие и римские философы говорили о четырех элементах, или стихиях: воде, огне, земле и воздухе - как об основе нашего мира. Одно из центральных понятий иудаизма - тетраграмматон.
       В разговоре мы чаще всего употребляем четыре, в понятии устойчивости - четыре колеса, четыре ножки стула, четыре лапы и т.д.
       11. Значение числа по Авестийской системе.
       Значение числа четыре - положительные качества: предприимчивость, практичность, стабильность, систематичность, надежность, доверие, преуспевание, честность, искренность, вера, упорство, стойкость, выносливость, постоянство, терпеливость, самодостаточность, последовательность, логичность поступков, приверженность выбранному пути, самоконтроль.
       Негативные качества: уныние, лень, скупость, ревность, тугодумие, упрямство, консерватизм, обман, клевета, воровство, паразитизм, ленивость, непоследовательность, нетерпеливость, несговорчивость, необязательность.*****
       Что же, многое прояснилось.
      
       Вообще-то, последовательный поиск закономерностей, на мой взгляд - прямой путь к сумасшествию.
       Все же хорошо, что Ягнатьев не знаком с нумерологией. Демиург - продукт вдохновения, образа, а не расчета.
       Бог с ней, с нумерологией!
       Примем во внимание только тот факт, что эти женщины явились, будущему демиургу в момент его становления, довольно болезненный момент.
       Так складывается жизнь всех мужчин в России - приходит женщина. Или приходят женщины. Так было всегда. И никогда не изменится. И что тратить время, размышляя над этим? Остается только смириться.
       Да разве не я заявлял, что всякий роман пишется вне воли его автора, во всяком случае, при минимальном его участии, сам по себе?
      

    ИСТОРИЯ ЛЮБВИ

       И вообще, роман, по определению - история любви.
       Утешаю себя. Утешаю.
      

    АРИК ШУМАН

      
       Арик Шуман имел привычку складывать деньги рисунок к рисунку.
      
       Все чаще приходится сталкиваться с людьми, похожими на рыб. Прежде в большинстве своем прохожие напоминали животных и птиц. Теперь - рыбы. Даже женщины. Неужели быть таки потопу?
      
       Образ женщины возвращается то и дело. И зачем тому сопротивляться? Все же это роман, пусть и напоминающий фрагментами трактат. Роман об энтропии и броуновском движении. Иными словами - о неприкаянной любви.
       Любовь всегда неприкаянна. Ответственно заявляю как физиолог.
       Почему тринадцать? А почему бы и нет? Вот и весь сказ!
       И как легко и хорошо на душе!
       Хорошо, видимо, жить на островах. Почему? Не знаю. Так, в голову пришло. Блестящий ответ самому себе! Налью себе рюмочку коньяку и поставлю что-нибудь из Вагнера.
      

    ЛЕТУЧИЙ ГОЛЛАНДЕЦ

      
       В возрасте четырнадцати лет Алексей Ильич Ягнатьев упал в обморок на премьере "Летучего голландца". Это случилось в буфете театра, и его падение произвело на публику не меньшее впечатление, чем гремучая песнь Вагнера.
      

    МОЙ ЯПОНЕЦ

      
       Наполняю две рюмки. Одну из них ставлю на подоконник. Для японца. Знаю, что рюмка останется нетронутой, но это не значит, что мой поступок бессмыслен.
       Кое-кому довольно и запаха, - как говаривал один мой знакомый, активный член общества анонимных алкоголиков.
      

    ЛЕТУЧИЙ ГОЛЛАНДЕЦ

       Ницше писал, - Летучий голландец проповедует возвышенное учение, что женщина привязывает и самого непостоянного, на языке Вагнера, "спасает".
       Тут мы позволим себе вопрос. Положим, что это правда; разве это является уже вместе с тем и желательным?
       - Что выйдет из "вечного жида", которого боготворит и привязывает к себе женщина? Он только перестанет быть вечным; он женится, он перестает уже интересовать нас.
       Переводя на язык действительности: опасность художников, гениев - а ведь это и есть "вечные жиды" - кроется в женщине: обожающие женщины являются их гибелью. Почти ни у кого нет достаточно характера, чтобы не быть погубленным - "спасенным", когда он чувствует, что к нему относятся как к богу - он тотчас же опускается до женщины.
       Мужчина - трус перед всем Вечно-Женственным; это знают бабенки. - Во многих случаях женской любви, и, быть может, как раз в самых выдающихся, любовь есть лишь более тонкий паразитизм, внедрение себя в чужую душу, порою даже в чужую плоть - ах! всегда с какими большими расходами для "хозяина"!..***
      
       В возрасте девяти лет Ягнатьев, подобно чеховскому мальчугану уснул, наблюдая, как родители пересчитывали некую накопленную ими сумму. Он так и не полюбил деньги, и каждый раз краснел и волновался, получая жалкую свою заработную плату.
       Точно котенку Алеше нравился запах валериановых капель. Нравится до сих пор. Иногда его посещает следующая мысль, - А не был ли я в своем предыдущем воплощении котом?
      

    ЭНДИ УОРХОЛЛ

       Мы с Энди (Уорхоллом) играем в шахматы. У него черные фигуры и скверное настроение. Энди пытается сосредоточиться на партии, но мысли его не желают следовать заданному направлению.
       Выглядит это приблизительно так: Этот конь в центре доски совсем некстати. Арабский скакун. Араб и его скакун. Вообще-то так шаржировали Пастернака. Не важно. Араб. Пахнет потом. Боже, какая жара! Смертельный номер. Сырые номера в гостинице. Сырое белье. Отчего они не просушивают его? Меня не бывает дома целыми днями. День за днем. Однообразие. Неужели в однообразии заложен какой-то смысл? Определенно в однообразии присутствует некий смысл. Взять хотя бы этих монахов, этих отшельников, их жизнь расписана на десятки, сотни, тысячи лет вперед. Боже мой, разве они столько живут? Безусловно, безусловно. Столько, а, может статься, и больше. Тысячи лет. И бедуины. И эскимосы. Почему эскимосы? Потому. Мне так видится, этого вполне достаточно. Художник никогда не должен забывать об этом. Итак, эскимосы. Маленькие, наивные, живут тысячи лет. Уж о ком, о ком, а об эскимосах не скажешь, скоропортящийся продукт. Итак, эскимосы. Тысячелетия бытия. И бедуины. О пигмеях всерьез не задумывался, но - не исключено. Допустим, с эскимосами все понятно. Они заморожены. Но пигмеи? При такой жаре?! Мумификация? Мумификация. Вяленое мясо. На трехсотом году жизни с однообразием происходят метаморфозы, и томление снимает как рукой. На трехсотом году жизни кажется, - Боже, какая интересная жизнь! Пальмы за неделю достигают небес, птенцы превращаются в орлов и аистов, внуки седеют и поучают правнуков. Даже диван сделался, как будто больше. Эх, дожить бы! Но от нас ничего не зависит. Ровным счетом ничего. Мы зависимы. Как мы зависимы от обстоятельств! Насмерть привязаны к обстоятельствам. Сами не можем ничего. Ни одного самостоятельного движения. Куда не шагни, всюду конь. Повсюду кони. Конница. Целая конница. Кони, ослы, ослики, мулы, зебры, антилопы, гепарды, леопарды, тигры, львы, куропатки и ленивцы... созданы только для того, чтобы пожирать друг друга. Борьба за существование. Эволюция. Дарвин. Не понравилось путешествовать? Разонравилась суета? Отпустил бороду. Эти бороды определенно несут в себе заряд разрушения. Всякая эволюция - медленное разрушение. Детонация. Эволюция. Революция - взрыв. Развитие человечества было революционным. Мы слишком быстро освоили блага цивилизации. Инстинкты, тормозящие агрессию, как у волков и лисиц не успели развиться. Потому добиваем ближних. Доказано. А откуда же любовь? А что такое любовь? Постичь невозможно, но мы чувствуем ее. Иногда или всегда? Иногда или всегда? Любовь - свыше. От Бога. Любовь и есть присутствие Бога. И вдохновение, и волнение. Только не священный трепет. Священный трепет - революционерам. Революционеры. Дарвин, Маркс, Толстой, Фрейд. У последнего борода поменьше. Недалеко убежал от собственной персоны. Ну, этот хотя бы в себе копался. Впрочем, у Локана: "Фрейд натянул свой сексуальный невроз на все человечество". Все равно человечество понадобилось. Без человечества с идеями никуда. Да Бог с ними. Не стоят они того. Тяжеловозы. Думаю, если бы визажист позволил, Гитлер тоже отпустил бы бороду. Но для этого понадобилась бы другая форма. Более свободная, возможно, немного мешковатая. Как у бурлаков. Все что-то пыжимся. Все время. Ни минуты покоя. Зачем? Пирамиды. Полны неведомого нам смысла. Внутри происходит что-то, а что, нам не дано знать. Господи, да мы даже не знаем, что происходит в наших спальнях, когда уходим из дому. Что уж о пирамидах говорить? Генетическая память свербит: надо бы построить пирамиду. Непременно пирамиду. Только эта форма. Строим по вековой инерции. Сами не знаем, что строим. Правильность очертаний раздражает. Правильность очертаний или неспособность разгадать эту тайну? Александр Македонский поступил очень мудро. Разрубил узел, и ваших нет. Наших уже все меньше. Слепнем от рекламы и кровоточим от предчувствий. Девушки, милые, не нужно бояться, когда кто-нибудь из наших заберется вам под юбку. Дальше этого дело не пойдет. Еще способны разрыдаться на опере, но это единственное место, где проливаются наши сильные чувства. В остальном - бесконечное самообразование и нытье по всякому и малейшему поводу. А как же детские площадки, а зоопарки, а альбомы с фотографиями и папки с письмами? Детство возвращается, но уже с новыми игрушками. А уж молодым решать, назвать нас неандертальцами или кроманьонцами. На мой вкус неандертальцы красивее, естественнее, что ли. Хотя у кроманьонцев, спору нет, более правильные черты лица. Возможно, что кроманьонцы уже задумывались о газовых атаках. Кто знает, какими знаниями они обладали, если умели не пользоваться деньгами и презервативами? Все началось с появления прислуги. Как только появляется прислуга, растет заболеваемость. Давление, сердце. Каждодневное наблюдение за размеренными движениями в сочетании с покорностью наводит на мысль, что в третьем действии непременно появится флакончик с ядом. Вот это умение мы подрастеряли. А жаль. Редко кто может похвастаться знакомством с хорошим специалистом в этой области. Цезарь Борджиа находился на том же, приблизительно, витке цивилизации, что и мы. Но мы, в отличие от персон его времени безоружны. Вовсе не обязательно травиться. Хотелось бы впасть, к примеру, в летаргический сон. Неужели Гоголь впал в летаргический сон? Его, хотя бы беспокоили носы, нас же мало что беспокоит. Пожалуй, что ничего, по большому счету. Попробуйте, найдите человека, который расскажет вам, как правильно связать морской узел или поставить силок на оленя. Или тюленя. Попробуйте смастерить арбалет или прочесть Шекспира в подлиннике. Шекспир. В его времена смерти были красивыми, пышными и музыкальными. Не удивлюсь, если кто-нибудь их знатоков тех времен откроет, что во времена Шекспира все говорили стихами. Удивительно, страдаем носовыми кровотечениями, но собственно нос нас совершенно не занимает. И нюх убит окончательно. Если так пойдет и дальше, газовые атаки станут совершенно неэффективными, а наказание розгами будет представляться всего лишь забавой. Закалка. Но поем исключительно в клозетах или ванных. И то пение редкость. Чаще в клозете посещают мысли так или иначе связанные с политикой. Интриги наблюдаем со стороны. Втравиться в интригу не хватает ни воли, не смелости. Впрочем, это хорошо. Жаль только, что выпадают зубы. Демонстрируем друг другу ослепительные улыбки, зная, что в один прекрасный момент какая-нибудь сучка выставит за дверь, да еще и хлопнет дверью. Прежде жеребцам всегда осматривали зубы. Конь. Конь. Впрочем, целоваться уже и не хочется. Если нам нет дела до Луны, не факт, что Луна однажды не убьет нас. Цыгане повсюду. Вот уж от красных глаз нет спасения. И от этих пестреющих пейзажами картинок. Лоскутные одеяла, а не полотна. Между прочим, лоскутное одеяло - честнее. Повесь такое на стену и немедленно захочется печеной картошки или малосольных огурцов. Как, должно быть, хорошо родиться в России! Что за бред пытаться повторить на холсте, то, что ты видишь на каждом шагу? Уж лучше влажные ладони и дрожь в голосе. Но где набраться этих первозданных примет? Где эти страдания по утрате девственности? А оно нужно? Не знаю, во всяком случае, витиеватые, наполненные складками платьев и ароматами цветов тексты сливаются в набор букв и вызывают приторно сладкий привкус. Как при рвоте. Уж лучше откровенные открытки или набор старинных пуговиц. Во всяком случае, с такими предметами скорее вспомнишь лорда Байрона, нежели, когда раскроешь его сочинения. Массовые убийства не волнуют. Возникает привыкание. Как на концерте Шенберга. Плевать на маневры времени. Поезда с горячими самоварами, в конце концов, еще ходят. И лодочку с удильщиком на реке можно встретить. И от реки нет-нет, да потянет мятой. Не все потеряно, голос еще может прорезаться. Это происходит всегда неожиданно. Для себя и для окружающих. Испуг с восторгом пополам. Жаль только, что спелый греческий хор заглушает слова проповеди. В кузовах накоплены тонны хлама. Однако из хлама такие раритеты выглядывают! Точно лики святых из-под штукатурки. Жарко, жарко. Следующим номером программы - потоп. Не забыть бы колибри и бабочку-кардинала. Мартышки сами явятся. Они уже теперь, кажется, готовы к дальним странствиям. Жар порождает блеклые безжизненные образы, и теперь акварель главная краска. Если мы долго-долго не призываем нежность, нежность обрушивается на нас сама, как летний дождь. И глаза блестят. Метаморфозы, метаморфозы. Не почувствуешь разницы - лишишься выбора. Похоже на афоризм. Так и есть. Афоризмы рождались в похожие времена. Но тогда в каждом доме был яд. Яды. Теперь яда все меньше, а женщин все больше. Брюзжание. Брюзжание. И вдруг, умиротворение и слезы. Климат постоянно меняется. Каждые пятнадцать минут, по моим наблюдениям. Пора на бойню. Если в Испании отменят бои быков, случится землетрясение или, того хуже, эпидемия бубонной чумы. Бубонной чумы не стало и вот вам, масса врожденных уродств. Все это говорится очень тихим голосом, и ко всеобщему одобрению. Лучше было бы вовсе не говорить. Господи, да какие могут быть сравнения при такой жаре и мокрых подушках? И какой толк оттого, что я констатирую те или иные факты? Когда уши насмерть запаяны воском. Примета времени: уши насмерть запаяны воском, но сирен не наблюдается. Наблюдается стоячая вода и каменная рыба неопознанной породы брюхом кверху. Лиловая с черными пятнышками. Не по зубам, но все равно будет съедена. Вне всяких сомнений. И королева будет съедена. Задушена, разделана и съедена. Это вам не Шекспир. Съедена за милую душу на офицерской пьянке, окропленной алыми брызгами портвейна, что, по определению, и есть кровь. Бесконечное шествие по кругу с печеньем и крошками от печенья. Хлеб. Тело. А молоко скислось. Температура - сорок градусов не меньше. Поиск выхода - для красного словца. Не больше. Не больше. Хоть бы кто пощечину залепил. Пощечина много значимее ножевого ранения. Ножевых ранений нынче пруд пруди, а пощечин не стало. Сапожники бросили пить, кушают ваксу. Хотят быть такими же ловкими как темнокожие. На пристани готовят мясо. Собаки спят на солнышке. Солнце выбрало фрагмент мороженщицы и силится его растопить. Полуденная пастораль. Катание на трехколесном велосипеде. Серебряная рябь. Середина жизни. Смирение, смирение. В смирении суть. В одиночестве. Господи, да мы и так одиноки все! Зачем же декларировать? Зачем? Чтобы убедить себя в правильности выбранного пути. Выбранного не нами. Смешно. Нет, не то. Просто форма должна соответствовать содержанию. Если ты одинок внутри, и внешне должен оставаться подальше от движения. Только при этих условиях возникает гармония. Каждая мордочка в своем окошечке. Вот тогда - гармония. А нужна ли нам гармония? Не придумка ли это? Придумка. Не придумка. Придумка. Не придумка. Не придумка. Гармонию всегда сопровождают соглядатаи. Злые, завистливые люди. Им нужно разрушить ее, во что бы то ни стало. Вскрыть брюхо, Отрезать хоть маленький кусочек. Их мириады. Каждый отрежет по кусочку, что останется? Божественная пустота. То, с чего все, собственно и начиналось. Вот все переменилось. Теперь бездонная влага. Ни лодочки. Видите? Ни черта вы не видите. Быть может, кто-то все же увидит? Никто. Всякий видит свое. У кого-то пустыня в глазах, у кого-то аэропорт или тюремный двор. Зачем, в таком случае все? Кому это надобно? Ему? Не думаю. Впрочем, как знать, как знать? Знания всегда погибают под натиском эмоций. Наши влечения как саранча. Пожирают все. Лодочки, лодочников, охотников и их дичь, лесорубов и их леса, врачей и их пациентов. Вселенская чистота. Стерилизация сущего. И все с начала. Все с начала? Возможно ли такое, притом, чем мы стали? При всеобщей ненависти ко всему и всем. При всеобщей радости над ошибками и похмельем по утрам. Орудия нацелены, ждем сигнала. Этого высокого, неожиданно высокого, не вяжущегося с угрозой голоса, - Пли. Представляю себе, что будет твориться на рынках. Ах, как они любят взрывать рынки. Фейерверк из томатов и тыкв, и немного человеческого содержимого - предел мечтаний этих вышитых жизнью людей. Они не помнят, как начинали, с чего начинали. Они ничего не помнят. Все больше людей, забывающих собственные имена. Стремление к разрушению. Если исследовать жизнь каждого из них в отдельности, проникнуться, пропитаться ею, гармония покажется бледной матроной, от одного вида которой хочется спать. Рухнуть, где стоишь, и спать, спать, спать. Нет избранных. Все, все участвуем в этом. Даже если и не понимаем, что происходит. И офицеры. Офицеры в парадных мундирах и офицеры в полевых мундирах. Златокудрые и бритые наголо. Каждый месяц репетируют, готовятся. У каждого по две-три женщины с разбитыми на черенки сердцами и слепящая труба. Ходят с флагами из угла в угол, из угла в угол, черт бы их побрал. Правая рука в кармане, указательный палец на спусковом крючке, застрелить кого б. Вот, если бы не эти пальцы на крючках и дуэлей не было бы. И этот африканец Пушкин был бы жив до сих пор. Его дуэль не закончилась на Черной речке. На Черной речке все только начиналось. Настоящая дуэль стартовала после того, как его закопали. Настоящая шрапнель из его слов. Берут фразу и крошат на виду у всех. Прекрасный опыт. Но не для него. Для другого человека, камнетеса, например. У него же все петелька-крючочек, петелька-крючочек, петелька-крючочек. С такой вязью людям на глаза вообще попадаться не стоит. Ни-ни и ни гу-гу. Как стук вагонных колес. Он и сам темный, как товарный состав. Мчится в степь, куда глаза глядят. Степи, степи. Безжизненное пространство. Посели людей - умрут. Немедленно холера, или сибирская язва, или молния ударит. Степи Он оставил для себя. Для себя и кузнечиков. Кузнечики не меньшие болтуны, чем мы. Разговаривают ногами. Танцоры. Беспокойный народец. О чем-то хотят предупредить. Ночами не спят. Сами не спят и другим не дают. Случаются еще конные офицеры. Это - самая большая опасность. Рубят головы как кочаны капусты, как арбузы. Не потому, что жаждут вашей или моей смерти, просто не могут не рубить. Как мясники. Мясо - наша одежда, презренная одежда. Обрастаем жиром и утрачиваем интерес. Ко всему. Все уже было. Все уже познали. Ничего не хочется, только бы оставили в покое. С допотопных времен, все эти свадьбы, чтобы только забыться. Чтобы все оседало на донышко, чтобы можно было сутками колупаться в носу или наблюдать путешествие мухи на потолке. Оттого молчим, когда рубят наши головы в капусту. Не успеваем проснуться. А конные офицеры или конные арабы на арабских своих скакунах тут как тут. Они еще на полпути к вселенской лени. Хотя и на конях, не поспешают. Конь, конь, что делать с ним? Не получается думать. Не получается, не получается. Опахало. Раз уж арабы, должно быть опахало. Жара невыносимое, а белье мокрое. Достаточно влажно простыни, чтобы сойти с ума, чтобы возненавидеть все человечество. Зачем же сетовать на арабов или братьев их старших, евреев? Они несут в себе музыку и числа. Каббала созвучна кабале. Случайность? Все рифмуется, все. Вот революция им не к лицу. Летят переплетные птицы. Какие уж тут шутки, когда все можно прочесть в письмах. В письмах и дневниках. В топку, в топку. Угольщики репетируют ад. Черный цвет, красный цвет. Германия, Германия. Снова рифма. Вот и флаг их, с янтарной примесью пива. Топки, топки. Марши. Воевать, воевать. Если бы не пиво! Пиво подавляет волю к победе. У меня и без пива таковая воля отсутствует. Разобраться бы с конем, и делу конец. Королева. Если бы только захотела. Но, не выспалась. По всей видимости, не выспалась. Да, заспанные глаза. Чудовищная жара, не мудрено. Попробуйте жить по намеченному плану, ничего не выйдет. Ноль. Зеро. Раньше всех это поняли русские. А, может быть, русские - единственные, кто это понял. Все открытия первоначально сделаны в России. Но никто из выдумщиков не позаботился о своем имени. Ибо уверены: имя ничего не значит. Все имена, в конечном итоге сливаются в общий гвалт, или общий гул. Недослышу, а потому с уверенностью сказать не могу, гвалт или гул, гул или гвалт. Но чувствую, чувствую. Довериться чувствам. Можно ли доверять собственным чувствам? При такой-то саранче? Волков бояться - в лес не ходить. Картина. Провинциальный художник Павел Леонов. "Русские путешественники в Африке спасают местных жителей от волков". Волки, лисы теперь не больше, чем сказочные персонажи. А еще недавно - страшная беда. Мы поработили их волю. Таблетки, пилюли, пилюли, таблетки кругом. Им тоже перепадает. Слоняются по лесу, языки на плечах. В поисках доктора. А доктор пьян с утра, лежит на печи и напевает марсельезу. Вольтерьянец. Послед Марата. За что его так? За язык, за что же еще? За то, что на кухне не скучно, а в ремесле скучно. За отсутствие сострадания при отсутствии созерцания. За пустоту. И болтовню бесподобную. Бесподобную, бесконечную болтовню. В глазах разум уже не читается. Бабушка не будет съедена. И проживет тысячу лет. Чем заниматься тысячу лет? Никому ничего не нужно. Погулять на свадьбе и все. Предел желаний. Можно начистить кому-нибудь рожу. Еще похороны, пожалуй. Смерть - единственная возможность обратить на себя внимание. Глазеем в окошки, качаем головами, прицокиваем язычками. Затем спохватываемся, и в чем были, несемся по направлению к кладбищу. Там Шекспир. Разбор полета. В королевстве населения поубавилось. Тоже праздник. Там рады друг другу. В отличие от той же свадьбы. Все. Ритуалов больше нет. Кто теперь затеет хоровод? Кто возьмется каждое утро поливать сухое дерево? Бессмысленность существования прочувствована и принята. Все эти красотки, округлости и наряды, накладные ресницы и рецепты красоты, силикон и чеки, латекс, латекс. Запаха женщины больше не существует. Моряков больше не тянет на берег. Моряки предпочитают грабежи и мальчиков. Им хочется танцевать. Без женщин. Классический балет. В витринах и игрушками на полках. Но. Игрушки агрессивны. Теперь щелкунчик лучше других, лучше всех. Чайковский. Чайковский. С цветами на груди. История садомазохизма. Милые душеприказчики загнали в болото. Только голова на поверхности. И скука в глазах немыслимая. Это в те то времена! А теперь керосин и керосиновые лавки остались только здесь, в Бокове. Керосин. Голубой пламень. Пыльные кривые улицы. Всякий норовит плюнуть. Плюнуть и выругаться смачно. Вот откуда мода на кепки и широкие брюки. Несколько простых слов, можно считать, полное их отсутствие. С утра таскать с собой единственную фразу, и все равно потерять при виде священника, который всегда неожиданность, как прорезавшийся голос. В своем облачении, с медленной походкой и медленным взглядом, всегда неожиданность. Как будто слышали о его существовании в прошлой жизни. Но крепко забыли. Как слова колыбельной или ходики. И где эти дети в домотканых рубашках? Куда подевались глобусы с вензелями и диковинным зверьем? Кто прислушается к скрипу лестницы или тишине? Определенно, гарцевание на столах и мужицкие танцы с бубнами и кабаньими головами - благо. Медведи, медведи, медведи. Шумно. Очень шумно. Уйти в монастырь? Что там они едят? Кажется, чечевичную похлебку. Каждый день, каждый день. Немного черствого хлеба. Почему, обязательно, черствого? Не знаю. Предубеждение. Наша кровь насыщена предубеждением. Монастырь - значит непременно корочка черствого хлеба и чечевичная похлебка. Истязают себя. Лишают радости. Как святые, как все святые. Чушь собачья. Не может человек лишиться радостей в жизни. Жития святых изобилуют такими фактами! Не пройдя сложного противоречивого пути святым не стать. Впрочем, святость попрана. Ничего святого. Не верите? Пойдите на улицу и понаблюдайте. Поздно вечером пойдите на улицу и понаблюдайте. Так и хватают друг дружку за ноги. Притом, противоположное: безразличие. Ко всему и всем. Все мы знаем, все уже было, уже закрыли глаза и приготовились к смерти, - скорее бы, чтобы не видеть всего этого. А счастье? Прочему вы больше не желаете счастья? Разве оттого, что нам так грустно, счастье перестало существовать? Иногда самая малость способна напомнить о счастье. Чья-нибудь мимолетная улыбка. Кто виноват, что, получив эту улыбку, мы немедленно начинаем строить планы. И не всегда безобидные. Как правило, не безобидные, греховные. Всякое благорасположение подталкивает нас к греховным фантазиям. Этого быть не должно. Алеуты прекрасно знают это. Как только греховные мысли приближаются к ним, они тотчас меняют тему. Начинают интенсивно думать о китах или морских котиках. Водятся на Аляске морские котики? Водятся. Даже если это не так. Ибо я так хочу. Художник не должен ориентироваться на картинку, что ему предлагается вне его воли. Золотое правило. Если его не усвоить, можно смело отправляться лудить или плотничать. Часами могу наблюдать за работой краснодеревщиков. Им некогда думать обо всем таком, не смотря на то, что они пьяны уже от запаха стружки. Запах масла тоже пьянит, но возбуждает. А запахи дерева дарят покой. И живут краснодеревщики по нескольку тысяч лет. Как цыгане. Цыгане грешат вне своей воли. Грех содержится в их образе жизни, но душою они чисты. Как новорожденные. Так что, по сути, получается жизнь без греха. Что же, жизнь без греха? Не бывает. Исключено. Живут без греха только идиоты. Они и говорить не умеют. Идиоты - замечательные создания, но провести целый вечер с одним из них где-нибудь в кафе или в парке на лавочке за партией шахмат не хотелось бы. Конь. Что же делать с этим конем? Впрочем, как знать: быть может, мы, говорливые и суетные тени своих надежд и есть настоящие идиоты? А те, кого мы называем идиотами, как раз нормальные люди? Оттого, что мы разные, кажемся друг другу идиотами. И что такое норма? Кто определил это понятие? Что, если это сделал как раз идиот? Об этом хорошо и подробно у Достоевского. У Достоевского вообще все хорошо и подробно. Степень подробности всякого писания предопределена количеством осадков, выпавших на долю писателя. Все равно, снег это или дождь. Вот почему Петербург и только Петербург мог явить миру Достоевского. Немаловажная деталь: осадки должны быть холодными. Тропический ливень не подойдет. Достоевский тоже носил бороду. Но это совсем другая борода. Стоит вам внимательно всмотреться в его портрет, и вы поймете, что борода Достоевского имеет большее сходство с бородой Бехтерева, нежели, предположим, с бородой Фиделя Кастро, единственного, кроме Нострадамуса, человека, который точно знает, что нас ждет. Думаю, команданте проживет тысячу лет, не меньше. Что же нас ждет? Узнаем позже. Обо всем узнаем позже. Вот смеха-то будет, когда выяснится, что там ничего нет. Некто, скорее голос, нежели человек скажет, - А у вас уже все было. И рай был. И ад был. И замолчит уже навсегда. И задумаешься, если еще останется способность думать, - Просвистал. Именно, просвистал. А сколько женщин было вокруг? (И здесь женщины - прим. автора.) Самых разных. В женщинах разнообразия все же больше, чем в мужчинах. Это так. (Пошло-поехало - прим. автора.) Объять необъятное невозможно. Мера. Мера и есть искусство. Безмерна только власть. Власть - точное отражение небес: то перистые облака, то кучевые облака, тучи, а то, вдруг ни облачка, слепящее светило. Или, вдруг, затмение. Вот почему китайцы называют свою страну Поднебесной! Китаянки хороши. Очень много хорошеньких. Китаянки, японки, кореянки, тайки. Интересно, бывают ли смешанные монастыри? Не должно быть. Женщины, женщины. (Определенно мне назло - прим. Автора.) Ну, и пусть их. Не смогу без них. Пусть царствуют, пусть раздают пощечины, топят в слезах. С ними не так скучно. А что? Представить себе на минутку: их нет. Представил. Кома не наступила. (Слава Богу - прим. автора.) Но это временно. Наступит обязательно. Королева. Всесильная, всесокрушающая фигура. Застыла на месте и ничего не может. Обстоятельства? Нет, сама загнала себя в угол. Теперь плачь не плачь. Палач не палач. Калач не калач. Заперта собственными пешками. Заложница дворцовой интриги. Слава Богу, что я теперь в Бокове, а не где-нибудь в Версале. Меня всегда тянуло в Боков, только я не знал об этом. Здесь мне вручено главное оружие от самоистязания - умение пить водку. Так что все больше чем сносно. Но недовольство еще тлеет. Перед сном ноги крутит. Такая пытка! При всех радостях бытия, даров, с каждым годом все больше просыпающихся на нас из рога изобилия, старение неукоснительно и последовательно выполняет свою ювелирную работу. Чернение. Процесс старения начинается еще в утробе. Это так. Какая бессмыслица, вся эта любовь! Придумал же Господь игрушку? Забаву для людей. Человечков. Игра на выживание. Болезнь. Определенно. Болезнь. Не удивлюсь, если будет найден вирус любви. Любовь - вот что мешает нашему счастью. Любовь и конь в центре доски. А так, все, кажется неплохо. Конь - ложка дегтя в бочке меда. В России мед без дегтя к столу не подают. Мед в чистом виде. Как и деготь в чистом виде - большая неправда. Кто же станет употреблять деготь в чистом виде, - спросите вы? Здесь задача решается очень просто. Заставят. Будете есть, да еще и нахваливать. Множество дегтярных празднеств. Не праздников, а именно празднеств. Как у Шагала. Всякая его картина - дегтярное празднество. Души всегда отделены от тела и скитаются в облаках, сверля прозрачными глазами копошащиеся внизу собственные тела. Интересно, кто мы в Его глазах? Нечто среднее между муравьями и слонами. Слон заперт наглухо. Обездвиженность. Парализация. Пешки спят на боевом посту. При такой беспомощности, да мечтать о женщинах? Смешно. Да, это, пожалуй, смешно. (А я что говорил? - прим. автора.) А ведь так живут все. Но как будто не замечают. Иллюзия свободы. Даже в тюрьме. Даже в тюрьме. Надо же? свое общество. Привилегированное положение, отчаянное положение. А рождаемся все приблизительно одинаковыми. Нечто среднее между муравьем и слоном. Если бы у свиньи был хобот, она походила бы на слона. Розовый слон. Вот вам и розовый слон. Карликовый розовый слон. Чудо подстерегает нас на каждом шагу. Не проходите мимо. Стоит хотя бы ненадолго отказаться от болтовни, и вот, ты уже чудотворец. Стоит отказаться от вопросительной интонации, и вот ты уже чудотворец. Каждый несет в себе порцию святости. Зачем же спрашивать, в таком случае? Разве вопросами своими бесконечными не ставим мы в тупик и себя и окружающих? Боже мой, да все ответы вот они, под ногами. Ответы возникают задолго до вопросов. Все, что мы говорим, все эти мириады слов - ответы. Ответы, ответы, ответы. Выходы подсказаны, судьбы предопределены. Но мы не желаем ничего слышать. И взываем, взываем. Слова, слова. Сонм слов. Не стоят одного удачного мазка. Один удачный мазок равноценен жизни. Кощунственно? Грех, грех. Еще грех. И еще. Бесконечность. Еще умудряются убивать друг дружку. Вот этот Трумен Капоте, тюремный репортер. Зачем я вспомнил его? Не знаю. Знакомые и тени знакомых всплывают в нашей памяти произвольно. Вне нашего желания. Являются и усаживаются напротив, глаз не отвести. Зачем пришел? - молчит. И правильно делает, ибо "зачем пришел?" - тоже вопрос. Какая же у него была собака? Не помню. Не помню. Маленькая собачка, а что за собачка? Как ее звали? Мэгги, кажется? Да, точно, Мэгги. Единственная особь женского пола в его жизни. Вот я и сделал ему голубенькие глазки. А что? У него и в самом деле голубые глаза. Я не погрешил. Не погрешил. Зачем он мне показывал эти китайские шкатулки с нарисованными кукурузными початками? И откуда китайцам знать, что такое кукурузные початки? Он уверен, что я коллекционер. Он думает, что я с ума схожу от карточек, открыток, денег, марок, спичечных коробков, этикеток, фантиков, значков, булавок, засушенных насекомых, бутылок, кортиков, салфеток и женских трусиков. Да, я с ума схожу от карточек, открыток, денег, марок, спичечных коробков, этикеток, фантиков, значков, булавок, засушенных насекомых, бутылок, кортиков, салфеток и женских трусиков. Но откуда в нем уверенность в том, что я с ума схожу от карточек, открыток, денег, марок, спичечных коробков, этикеток, фантиков, значков, булавок, засушенных насекомых, бутылок, кортиков, салфеток и женских трусиков? Ну, что же? Заслужил. А что в этом плохого? Если вдуматься, всякий человек - коллекционер. Даже серийный убийца. Коллекционирует жизни. Складывает их в карман или за пазуху. Когда остается один, извлекает, рассматривает, причесывает брови, реснички, приглаживает волосы, наблюдает за неподвижностью. Как же звали его собачку? Представления не имею. Мэгги? Ну да, ну да, конечно, Мэгги. В сущности, не так уж и плохи мои дела. Конь. Конь, конь, конь. Что мне сделать с этим конем? Был бы он собакой, я бы бросил ему кость. Собаки достойнее нас. Если, разумеется, преданность считать достоинством. Преданность порождает ненависть. От ненависти до любви один шаг? Нет. От любви до ненависти один шаг. Нужно сделать этот шаг. Каким-то образом умудриться сделать шаг. Сделать ход. Ход за ходом, шаг за шагом. Шаг вверх, шаг вниз. Шаг в сторону, назад. Вальс? Фокстрот? Шимми на ступеньках? Шаг, шаг, шах. Если убрать ладью, он объявит мне шах. Не знаю, не знаю. Сутки напролет. Эти ребята, ремесленники (ремесленники ли?) работают сутки напролет. Я так не умею. Не хочу. Не желаю. Это не работа. Это сыроварение. Сыра бы теперь с красным вином! Что мешает? Сырость. Жара и сырость. Жара, сырость и страсть к неподвижности. Старцы целыми днями сидят неподвижно. Они знают, спешить некуда. Все - суета. Суета бесплодна и пахнет финиками. Всякая спешка способна породить ненависть к сладкому. А всякая ненависть губительна. Не вернусь в эту гостиницу. Они смотрят на меня черными замогильными глазами. Куда же меня черт занес? И зачем? Зачем здесь этот конь? Как же они ненавидят нас, эти арабы! За что? А, может быть, это только кажется? Ну, конечно, конечно же. Изобрели жупел. Химеры, предубеждения. Холим, лелеем их, наполняем жизнью. Вечное стремление спрятаться, затаиться, забиться в угол. Живем в море предубеждений, океане предубеждений. Все эти наития, предчувствия - чепуха на постном масле. Однако мешает жить. Этот сказал, тот сказал. Боже мой, да зачем мне все это знать? Я говорю им, - не желаю знать всего этого. Все вокруг нас, и мы сами - чаепитие. Вот дивное слово. Чаепитие. Во время чаепития совершенно все равно, кто с тобой и о чем беседовать. О чем молчать, точнее. Умный человек всегда замолчит в нужный момент. Мудрый человек и рта не раскроет. Разве чаепитие не венец человеческой мысли? Зачем нужны словесные добавки? Тем более, все уже сказано. Льюисом Кэрроллом. Эта Алиса - еще та штучка. Представляю себе, что из нее вырастет. Что-то наподобие Лолиты. Уж если она своим любопытством камня на камне не оставила от мира иррационального, представляю, что, при ее появлении, ожидает наш по швам трещащий мир простых соблазнов. Молодое поколение остро почувствовало этот треск и избавляется от слов с космической скоростью. Избавляется от балласта как при путешествии на воздушном шаре. И они правы, черт возьми. Они, будучи еще маленькими, просили нас, - помолчите, хотя бы иногда. Мы не успеваем запоминать ваши проповеди. Но разве, хотя бы раз кто-нибудь из нас, старших послушался? Разве, хотя бы раз кто-нибудь из нас замолчал по первому их требованию? Говорим, говорим, говорим. А они слушают, слушают, слушают. Делают вид, что им это интересно, а думают о своем. В отличие от меня. Я делаю вид, что мне все это совсем не интересно. А самого любопытство так и сверлит. Любопытство. Хорошо это или плохо для художника? Один скажет - хорошо. Другой скажет - плохо. Где же истина? А оно нам надо? Если вдуматься? Тысячу лет твердим "истина". Однажды она сдастся и обрушится на нас. И что будем делать? Бедуины знают, что делать. Если не бедуины - кто? Не мы же с вами? Быть может эти самые бедуины, или как их там, лишенные любопытства, и есть гении? Но если они гении, следовательно, они создают нечто? А что они создают? А, может быть, нам не дано понять творения их рук. Нет, не рук. Творения души. А это уже не подвластно смертным. Это уже из области метафизики. Пешки, пешки. Мешают. Свои мешают больше, чем чужие. Так было всегда. Избавиться бы от них! Какая развернется перспектива! Избавиться. Избавиться. Вот оно. Еще - химера благотворительности. Да кто мы есть такие, чтобы заниматься благотворительностью? Кто позволил нам делать эти ядовитые пожертвования? И что станется с сирыми теми, что приняли наше подаяние. Не прикармливаем ли мы своими подарками ненависть? Ненависть, ненависть, много ненависти. Теперь стало модным кого-нибудь убить. Уже не можем без этого. Нас же рвет потом. Мы же ночами не спим, а все равно, уже не можем без этого. Так смешно, должно быть, священникам на исповеди не слышать признания в убийстве. А помыслы наши? Помыслы наши не принадлежат нам самим. Тоже смешно. Но здесь, как раз, и собака зарыта. Полное неуважение к собакам. Где только их не хоронят! А, вот, интересно, сколько за время существования человечества накопилось нераскрытых убийств? Страшно подумать. Мы можем и не знать подлинных мотивов. Другое дело, задаем вопросы, в отличие от кирпича, падающего на голову. Кирпич. Отменное сравнение. Кирпичи. Сколько среди нас кирпичей? Большинство. Теперь уже большинство. Заводы, фабрики, станки, доки, штольни, экскаваторы, будильник, часы, конвейеры, зуммеры, шестеренки работают денно и нощно. Кирпичей все больше, все больше. Кирпичи, кирпичи, кирпичики, кирпичики, кирпичи. Если следующим ходом он подтянет и второго коня, мне - крышка. Крышка. Вот, вот, на крышке гроба или на мавзолее - "Председатель Земного Шара". Все же эти русские большие оригиналы. Никогда не улыбаются. Что такое? Почему они никогда не улыбаются? А какого черта улыбаться, когда все уже болит от жары. Честнее. Да, пожалуй, так честнее. Нет ничего честнее "Черного квадрата". Написал черный квадрат и назвал "Черный квадрат". Абсолют совершенства. Всякий рядом с ним способен почувствовать себя художником. Почувствовать себя художником важнее, нежели почувствовать себя эмиром или Ротшильдом. Много важнее. Настоящий художник должен жить и умереть в России. В городе Бокове. Прощай, Америка! Здравствуйте, блины с икрой и водка. Всегда есть выход. Всегда. Но сколько самоубийств! По пустякам. Совсем без причины. Без причины? Дурная энергия. Зеленый, коричневый, немного синего. Дно. На дне. На самом дне. Глинозем, сплошной глинозем. Баксы, бабки, бабло: тряпочки с картинками. На картинках гордецы. Только их головы. Обезглавленные гордецы. С какой легкостью эти арабы рубят головы? Дались мне арабы! Для них это также естественно, как для нас разрезать шницель, или яичницу, или сыр. Хочется сыра с красным вином. Вот и все. Вот и все, на что я способен, вот чему призван, пожиранию сыра с красным вином. И чем я отличаюсь от того же слона? Только тем, что слон травку кушает? А мысли у слона приблизительно те же. Не сомневаюсь. Нисколько не сомневаюсь. Слоны вымрут непременно. Как мамонты, как эта птичка, черт, забыл, ах, да, дронт. Додо ее называли. Додо. Она и впрямь походила на это звукосочетание. До-до. Клюв загнут. Еврейские глаза. Беспомощная птичка. Растоптали. Растоптали? Да нет. Негоже так думать, если помнить о том, что все предрешено. К черту этот фатализм! Сколько мистической мути в голове? Сосредоточиться, сосредоточиться. Что мы имеем. Динозавры, мамонты, Додо... Мы - следующие? Не думаю, что динозавры были глупее нас. Кто еще? Микробы? Микробов мы истребляем безжалостно. Господин Александр Флеминг придумал для них маленькую атомную бомбу. Обратите внимание, все мы думаем приблизительно одинаково. Нас волнует одно и то же. Одно и то же. Чтобы хоть как-то выделиться, нужно приложить определенные усилия, сосредоточиться. Да. Нужно сосредоточиться. Зачем? Чтобы стать очередной мишенью? Все равно внутри путешествуют страхи. Что такое страх? Вот откуда он берется. Боль? Боль, конечно боль. Боль порождает страх, а страх вызывает боль. Круг замкнулся. Круг, еще круг. Круги, круги. Круги на воде. Круги под глазами. Выполнил овал, и ты уже художник. Чтобы изобразить человека вполне достаточно овала. Сменил цвет - еще человек. Кажется, совсем разные люди. А, по сути, тот же овал. И Мэрилин овал, и Мао овал. Овал Мао. Овал Мэрилин. Довольно забавно. Нет ничего стремительнее ерничества. Ерничать и смеяться, ерничать и смеяться, ерничать и смеяться. Над всем этим. Инстинкт самосохранения. Когда человек смеется, его довольно трудно ударить. Когда плачет - пожалуйста. Когда смеется - рука не поднимется. Не плачь, ферзь. Нет, королева мне определенно больше нравится. Не плачь, королева. Королева, офицеры. Гораздо лучше, гораздо. Лучше было бы сейчас спать. Вообще спать намного лучше, чем бодрствовать. Ах, как любим мы рассказывать свои сны! Медом нас не корми, дай только поговорить об этом. Кого преследовал, от кого спасался, с кем переспал. Первоначально ощущение свободы. Когда рассказываешь свой первый, самый первый сон - полное ощущение свободы. А затем это чувство тает, тает, затем и вовсе ничего не остается, а хочется повторить тот первый опыт, оргазм, и вот, начинаем выдумывать, фантазировать, обманывать, лгать. Безбожно лгать. Все лжецы. Без исключения. Играем в честность, открытость. Кто-то лучше играет, кто-то хуже. Наигрываем. Фальшивим. По игре и цена. Не очень дорого. Очень недорого. В сущности, наркомания. Опий, кокаин и прочие хорошие вина. Ах, как здесь играют на аккордеонах. Я насчитал до тридцати человек. Женщины, мужчины, дети. Выходят с аккордеонами, рассаживаются, кто на крыльце, кто на бревне, кто, прямо на траве и принимаются играть. Поют редко, в основном играют. Хорошо ли играют, понять трудно, так как каждый играет свою мелодию. Но, в совокупности, получается звучание большого оркестра. Не слышал ничего лучше этого оркестра. Чем-то напоминает Вагнера. Довольно странные взаимосвязи. Необъяснимые. Аккордеон - Вагнер. Вагнер - Гитлер. Гитлер - Россия. Россия - аккордеон. Вот вам и красное колесо. Да, хочется красного вина. Вполне французское желание, еще немного и начну картавить. Они очень скупые, эти французы. Очень и очень скупые. Притом вольнодумцы. Вольтерьянцы и революционеры. Все в одном замесе. Гремучий коктейль. Но врачи неплохие. Хорошие врачи, люди сказывали. Алжирцы. Не знаю, с архитектурной точки зрения мне Бастилия очень нравится. Этакая цитадель вселенской слепоты. Можете выколоть мне глаза, но это моя точка зрения, и я не собираюсь с ней расставаться. Смести все эти фигуры к чертовой матери, и отправиться пить вино! С сыром. Или в бассейн. Хорошо бы напустить в бассейн каких-нибудь экзотических рыб. Красных, как у Матисса. Научиться играть с ними. Как Матисс. Сколько движения! После него все - статика. Ну, и нечего гнаться. А, может быть, свобода вообще иллюзия? Конечно, конечно же, иллюзия. Не иллюзия стремление к свободе. Стремление к свободе, воспитанное долгими месяцами беременности. Инстинкт. Как вожделение. Дарован нам, чтобы мы шевелились, чтобы мы хоть немного шевелились. В противном случае я, лично, вообще не вставал бы с дивана. Вожделение. Или голод. Вот о голоде я забыл. Что еще? Естественные отправления. Ну, это можно и под себя. Мы сами придумали, что это нехорошо, что это дурно пахнет. Мы плохие придумщики. Мы придумываем все не в пользу себя. Работаем на кого-то. Не уверен, что это Он. Он умнее, иначе бы мы его давно забыли. Как забываем своих родственников. Чертов эгоизм. Вечно портит нам жизнь. А чем он портит нам жизнь? Тем, что на нас начинают коситься? И что? Наплевать. И на критиков наплевать. Еще неизвестно, что лучше, когда на тебя косятся, или когда тебе признаются в любви со страстью, придыханием. Сладким пирожком губы в кровь разбить. Японская пословица? Китайская пословица? Какая разница, если на дворе не война? В большинстве своем они ненавидят меня, также они ненавидят себя. Вообще ненависти много больше чем любви. Когда-нибудь ее станет так много, что растают северные льды, и мы все пойдем ко дну наконец-то. Черта с два вы мне докажете, что после этого начнется как раз та самая жизнь, о которой мы все мечтали. Я устроен примитивно. Мне нужны доказательства. А доказательств у вас нет. И что? И вообще, кто это говорит? Другой человек? Во мне живет чужой? Вот это смешно. Да, было бы очень смешно, когда бы не было так грустно. И в тишине нет отдохновения. Ну, час, ну, два часа, хорошо, сутки. А дальше? А дальше медленно, как бы невзначай, затевается иерихонское сражение. Тихое и подлое, как дележка денег, иерихонское сражение. Сосредоточиться. Так. Тяжелые фигуры все закрыты. Точно, тяжелые фигуры, в конечном итоге оказываются в могиле или тюрьме. А легкие фигуры? А легкие фигуры становятся птичками божьими и улетают в Армению. Почему бы и нет? Почему бы и не влюбиться? Кто же эта девочка с зелеными глазами в номере напротив. Хорошее воспитание. Умненькая, похоже. Но очень молода. Очень, очень молода. А что такое молодость? Мгновение. Облачко. Молния. Ветерок. Но успеть можно многое. Особенно в сфере созидания глупостей. Я много успел. Очень много. Пропадите вы все пропадом, друзья-товарищи с вашими телефонными звонками, автомобильными гудками, бессонными ночами, путешествиями никуда, телефонными звонками... кажется, телефонные звонки уже были. А как хотелось спать! Прежде. Очень хотелось! Кажется, проспал бы недели три. Пять. Не дали. Теперь все ночи мои, а уснуть невозможно. Виски не помогает. Секс не помогает. Ничего не помогает. Старость. Кому же это первому пришло в голову считать овец? Хотел бы я посмотреть на этого человека. Пастух. Это был пастух. Когда он принимался пересчитывать овец, каждый раз засыпал. Потому бывал бит хозяином нещадно. Ладья будет бита. Это точно. Некуда идти. Совершенно некуда идти. Зачем я связался с этими шахматами? Ходим, гремя кандалами. Один браслет свободен. Ищем, к чему бы приковать себя. Просто мания какая-то приковывать себя. К женщинам, идеям, обстоятельствам. И все это именуем любовью. Самое распространенное слово на земле. Каждый человек в течение дня произносит это слово как минимум два раза. Как зараза. Вот, вот, осваиваю молодежные ритмы. Темнокожие и жару лучше переносят, и побои, и Вьетнам, и свадьбы, и похороны, и юбилеи, и прыгают выше, и музыку слышат лучше. Темнокожие - вот кто создан для жизни на Земле. А мы - их жалкая пародия. Немочь бледная. Вечно плетемся в хвосте со своими пулеметами и жратвой. Изобретатели хосписов - кладбищ для полумертвых. Интересно, случаются ли в хосписах романы? Случаются. Непременно случаются. Только там и случаются. Нет, с таким настроением работать невозможно. Только играть в шахматы или слушать "Rolling Stones". Неужели трудно высушить белье? Надо успокоиться. Вообще-то причин для беспокойства особенных и нет. Кроме этого сраного коня. Хотя и конь может стать неразрешимой проблемой. Неразрешимую проблему для себя создать совсем не сложно. Достаточно выпить четыре чашки кофе и отправиться в долгое путешествие по многолюдным местам. Между прочим, в таком состоянии, зрение обостряется и удается выхватить, сфотографировать, скорее, засветить именно то лицо, что ты искал, может быть, годами. Потрясающий опыт, но важно не опозориться. А вот Натан Эли, тот, что задушил свою клиентку проводом от пылесоса, на седьмом году пребывания в камере смертников стал мочиться под себя безо всяких упражнений с кофе. Условия были вполне сносные. Нормальное питание. Он не простывал. А вот почки отказали. Все от нервов. Так что успокоиться жизненно необходимо. Есть потрясающий способ. Изобретение афоризмов. Я точно знаю, что есть люди, которые занимаются этим профессионально. Это только кажется, что афоризмы рождаются случайно, как бы из воздуха. Может быть, некоторые афоризмы именно так и появились, но то, что есть профессионалы этого дела, не сомневаюсь ни на минуту. Вообще, любопытное занятие. На мой вкус, афоризм должен содержать неоспоримую информацию. Например, всякий плетень несет свою тень. Отправляться на войну без оружия, все равно, что садиться за пустой стол. Нет, это спорно. За столом не обязательно обедают. Однако же, при всей бесспорности этого утверждения, появляется некая недосказанность, и это придает фразе тонкий аромат. Неплохо. Не вынув из карманов рук, вина не налить. Очень хорошо. Напоминает цитаты Мао. Не расчехлив удочку, рыбку не поймать. Устойчивый, надежный афоризм. Очень пойдет какому-нибудь старому старику во Флориде, если, конечно, он говорит медленно, и если у него низкий грудной голос как у John Lee Hooker. Так и вижу его разомлевшего от солнца, на крылечке с сигарой и бокалом эля. Хорошо, когда бы у него был шрам от крокодильего укуса. Хотя, можно и без шрама. Шрамы. Ширмы. Ширмы юности. Вот когда была любовь. Сколько раз любовь напомнила о себе за последние пять минут? Надо быть математиком, чтобы избавиться от этого коня. О чем они думают, эти математики? Неужели на самом деле они влюблены в свои формулы? Неужели они не понимают, что триста или триста пятьдесят лет назад была допущена ошибка, и, после этого, все пошло вкривь и вкось. Вкривь и вкось. Какая инерция! Вообще мы катимся по инерции. Чтобы не сойти с ума от этого знания, придумали словечко "прогресс". А разговаривать, не открывая рта, разучились. Не открыв рта, не заговоришь. А, может быть, это и есть наше главное знание? Ширмы юности. Сладость запретного плода. Не заглянешь за ширму, не узнаешь, что там. По-моему, очень удачно. Но это специальный афоризм. Только для молодых людей. Очень молодых людей. Теперь я прохожу мимо без малейшего волнения. Могу и не посмотреть в сторону ширмы. Могу и сплюнуть. Если выпил, конечно. Литр-полтора. Красного вина. Защита Каракана. Кто такой Каракан? Как он додумался до своей защиты? Масса бесполезных знаний. Шерлок Холмс был прав, утверждая, что от лишних знаний нужно избавляться. Я бы хотел забыть эту Джулию. Но это невозможно. Что она мне? У нас почти ничего не было. Однако же застряла в памяти как рыбья кость в десне. Даже если и достанешь ее, боль останется. Все равно придется думать об этой самой кости. Черт с ней, с Джулией. Пойду пешкой. Ни жарко, ни холодно. Съест, так съест. Может быть, и к лучшему, что съест. Оторвусь от Джулии. Иду. Пошел. Все. Дело сделано. Освобожусь от пешек, станет легче играть. Во всяком случае, партия кончится быстрее. Быстрее, чем будет, не будет. А вот это уже шедевр. Вне сомнений. Ладно бы, в течение дня, так она и во сне является эта Джулия, черт бы ее съел! Может быть, нарисовать ее? Так я ее совсем не помню. Помню только волосы. Густые, черные как смоль. И глаза. Болотного цвета. Вообще-то этого достаточно. Вполне достаточно. Методология - главное изобретение человечества. Проснулся - выпил стакан холодной воды. Проснулся - выпил стакан апельсинового сока. Проснулся - прочитал молитву. Проснулся - встал с кровати, трижды повернулся через правое плечо, трижды хлопнул себя по ляжкам, трижды прокричал кукареку, и вот тебя уже тащат под мышки к кипятку. Будет наваристый суп, не забудьте добавить чесноку. Были времена, когда о существовании чеснока знали корейцы. В ту эпоху они жили по тысячи лет. Позже, когда чеснок распространился по всей Земле, корейцы стали жить так же, как и все остальные: двадцать, иногда, долгожители, тридцать лет. Не больше. Так как теперь живут в России. Полноценной жизни двадцать-тридцать лет. Большего и не требуется, потому что дальше начинает выворачивать суставы и приходят бредовые мысли, а это уже не жизнь. Какое чудо эта терракотовая армия! Никогда ее воинам не испытать горечь поражения, никогда не попасть в плен, никогда не познать сиротства их близким. Притом, они всегда на страже. Всегда. Нам кажется, что император придумал эту армию для себя? Нет. Эта армия бережет нас. Всех и каждого. Во всяком случае, так хочется думать. Нужна же нам хоть какая-нибудь защита? От самих себя, прежде всего. Нам представляется, что Каин убил Авеля. Так принято считать. Но это не так. Прежде всего, Каин убил самого себя. Вот откуда начинается христианство. Однако эта история хранится в запасниках. Нам же предлагается другая история. История лягушки, взбившей во спасение лапками сметану. Учителя наши - враги наши, если им доверять целиком и полностью, целиком и полностью. Они непременно приводят на тропу войны. Кого с кем, не важно. Война пахнет керосином и еще чем-то металлическим. Если художник-баталист удачно выполнил картину, вместо запаха масла в зале, где выставлена эта работа будет витать именно этот запах. Чем мы теперь занимаемся? Играем в шахматы? Шахматы - модель сражения. Однажды нас научили этой игре. Однажды нас научили гордиться Робином Гудом и пиратами. Что за чертовщина? Уж лучше верить в реинкарнацию.
       Приблизительно так.
      
       С этими мыслями Энди решительно сметает фигуры с доски.
       Встает и уходит.
       Навсегда.
       Он больше не вернется.
       В этом весь Энди Уорхолл.
      
       Теперь вы понимаете, почему иллюстрации к своему роману заказал я именно ему?
      

    ЦИТАТА

      
       На премьере картины "Пираты Карибского моря 2: Сундук мертвеца" Кира Найтли сказала буквально следующее, - Думаю, меня ненавидят все мои подруги, я ведь целовала самые желанные губы Америки - Джонни Деппа и Орландо Блума. Я получила их обоих. Они были очень галантны, и оба, прежде чем мы начали целоваться, воспользовались освежителями для рта, что, на мой взгляд, является признаком внимательного человека.****
      

    АРИК ШУМАН

      
       Закоснелый атеист Арик Шуман и к женщинам и к проблемам реинкарнации относился одинаково скептически. Думаю, если бы в свое время у него была возможность познакомиться с трудами Ницше, он вполне мог бы стать ницшеанцем: "бабенка" - вполне в его стиле.
       Между тем, Вагнер ему был не безразличен.
       По поводу реинкарнации он говорил буквально следующее, - Да ведь это тошнотворно каждый раз начинать свой путь заново. Кто знает, что ждет нас в этой новой жизни? А что, если эта новая жизнь - сущий ад?
       Представляю себе, как он будет удивлен, когда по завершении своего цикла поймет, что любая идея, генерированная человечеством не случайна, и что качество бессмертия зависит от твоего прижизненного выбора.
      

    ТАБУ

      
       В этом деле не последнюю роль играет табу, запрет, система запретов. Откуда берутся эти табу? Наверное, у каждого своя история на этот счет.
       Хотелось бы мне увидеть совершенно свободного человека. В не меньшей степени, чем птицу Пэн. Да разве есть такой? Может быть, где-нибудь на островах? Не думаю, что и на островах человек может быть абсолютно свободен от табу. Вот и являются мысли о Лилит.
      

    АРИК ШУМАН

      
       Арик с рождения не отличался красотой. Правда, он был высок и, в, отличие от Ягнатьева, худощав, но ресниц и бровей как будто не имел, кроме того, в детстве перенес какую-то инфекцию, и землистое лицо его было рябым. При этом у него очень и очень выразительные смородиновые глаза.
       Кажется, что он никогда и не утруждал себя ухаживаниями. Девушки безо всяких усилий с его стороны сами выделяли его из толпы сверстников и оказывали всевозможные знаки внимания. Как будто от него исходил особый, притягательный для них аромат.
       Алеша, честное слово, никогда не завидовал ему. Мало того, иногда ему делалось не по себе от мысли, что он мог бы оказаться в положении своего друга. Он с ужасом представлял себе обилие ритуальных речей и прочих условностей, что непременно пришлось бы соблюдать при такой популярности. Чаще всего с живыми девочками Ягнатьеву было скучно, притом, что красавицей на обложке журнала, какой-нибудь Кирой Найтли, он мог любоваться по долгу, и даже восхищаться ею. Это не стеснительность в том смысле, как принято ее понимать, нечто другое из породы табу, но табу без страданий. Так, пожалуй.
      
       Ягнатьева раздражали люди выходящие из автомобиля и усаживающиеся в него. То и дело эта картинка встречалась на его пути.
      

    ДАМА ВЫХОДИТ ИЗ АВТОМОБИЛЯ.

    ДАМА УСАЖИВАЕТСЯ В АВТОМОБИЛЬ.

      
       Дама выходит из автомобиля. Дама усаживается в автомобиль. Дама выходит из автомобиля. Дама усаживается в автомобиль. Дама выходит из автомобиля. Дама усаживается в автомобиль...
       Какое однообразие! - размышлял он, - если так пойдет и дальше, я начну думать, что все женщины на одно лицо, и единственным отличием в них является голень, предмет обожания фотографов-автомобилистов.
      
       Алексей Ильич не любил целоваться. Морщился каждый раз, когда кто-нибудь из близких совершал над ним подобное насилие. Единственный раз в жизни его посетила странная мысль, - Любопытно было бы поцеловать Фиделя Кастро. Интересно было бы узнать, чем пахнет его борода. Немедленно отвращение настигло его, однако мысль уже проскользнула в подсознание, и, в последствии несколько раз возвращалась к нему. По крайней мере, команданте не спасует перед нашествием денег, - утешал он себя.
      
       Ягнатьев был шокирован свойствами изменившегося до неузнаваемости мира. Однако и в этом состоянии он не смог бы сказать что-нибудь наподобие "мир - сущий ад". Интуитивно он понимал всю опасность проговоренных слов.
      
       Быть может, Кира Найтли - одно из самых непосредственных и добрых созданий на белом свете. Она никогда не станет разыгрывать из себя педагога и праведницу, а, следовательно, и тягостные мысли о наказаниях и побоях не заглянут в ее прелестную головку. Никогда Кира не возьмет в свои руки ремень или плетку.
      
       Конечно, если бы Ягнатьев учился не в советской школе, а где-нибудь в Японии или Шотландии, возможно, он и полюбил бы деньги всей душой.
       Спорное утверждение.
      

    АРИК ШУМАН

       Арик тоже учился в советской школе, однако, даю голову на отсечение - деньги для него не пустой звук.
       Когда бы я имел хотя бы малейшее представление о пребывании Арика Шумана в Дании, я бы охотно взялся за его жизнеописание. Не взирая на то, что он годится скорее на роль лишнего человека, нежели нового демиурга. Арик решительно не годится на роль демиурга хотя бы потому, что однажды, по случаю, отведав креветок, сделался их горячим поклонником на всю жизнь. Демиург же не имеет права на экзотические пристрастия.
      

    МОЙ ЯПОНЕЦ

      
       А знаете что? Пожалуй, мой японец немного похож на Пушкина.
      

    АРИК ШУМАН

      
       В независимости от того, как на самом деле закончит Арик свои дни, храни его Господь, я бы придумал для него смерть в пражском зоопарке: засмотревшись на солнце и прослезившись от величественного единения со светилом, мой друг пропустил бы от страуса смертельный удар в живот. Мой друг даже не успел бы почувствовать боли. И только в момент подмены, когда зрение так называемого усопшего (в чем я не сомневаюсь ни на минуту) восстанавливается полностью, он увидел бы свои перламутровые кишки и подумал, - Боже, как непросто все устроено в этом мире.
       Вероятнее всего, и я заплакал бы от счастья, представляя себе эту патетическую сцену.
      

    ДРУЖБЫ - ПОЛНЫЕ ЧАШИ СЛЕЗ

      
       Дружбы - полные чаши слез. Дружбы - полные чаши слез. Да, дружбы - полные чаши слез.
      
       Хотя бы секунду прожить без греха. Целую секунду? думаю, это очень непросто. И возможно только в воде.
      
       И почему смерть в пражском именно зоопарке? Ни в московском, ни в берлинском, а именно в пражском? Не дано знать. Не дано знать. Не дано знать.
      

    ПЕРЕД ПОГРУЖЕНИЕМ

      
       С этими мыслями Алексей Ильич предпринял еще одну попытку подобраться к воде. На этот раз, он оседлал ледяной край ванны, согнув в колене левую ногу. Таким образом, темя его уперлось в податливую пластиковую панель, которая тотчас издала неприятный синтетический звук, обернувшийся внезапной глухотой, точно невидимая рука захлопнула чулан. Ягнатьев, вздрогнув, покачнулся, рискуя свалиться в зазеркалье, но каким-то чудом удержался и, опершись правой рукой в кафель, осторожно погрузил лицо в ворох махровых полотенец, - А что такое я как мужчина? Кажется, я знаю все свои странности, кажется, знаю...
       На этом мысль его оборвалась, как обыкновенно обрываются мысли у рассеянных людей, и в образовавшийся провал просочилось, - Как, однако, неприятно все. Как неприятно все. Как неприятно...
      

    ВЫБОР КРЕВЕТОК

      
       Только недавно узнал я, как правильно выбирать креветок. Необходимо изучить их головы. Оказывается, черное пятнышко на голове моллюска является признаком того, что креветка болела, а, следовательно, будет горчить. Черное пятнышко может появиться и в том случае, если креветка умерла на судне еще до того, как ее начали обрабатывать. Самые вкусные - беременные креветки. У креветок в положении на голове образуются красно-коричневые пятнышки.
      

    ЛИШНИЕ ЛЮДИ

      
       Уж сколько сочинений писано нами в отрочестве о лишних людях. И сколько перебрано в них разнообразных, порой взаимоисключающих качеств, однако полновесного портрета хотя бы одного из них составить, пожалуй, так и не удалось. Два признака объединяющих лишних людей прошлого задержались в моей памяти. Деятельность и холод. Вот такое сочетание.
       Ягнатьев не отличается ни тем, ни другим качествами.
      

    ДНЕВНИК

      
       Отец настоятельно рекомендовал мне вести дневник. Пусть не каждый день, но хотя бы раз в неделю следовало заносить в него значимые мысли, а также значительные события в моей жизни. Внешне я пренебрег рекомендациями отца, однако внутри меня точно заработал некий механизм, тусклыми щелчками отсчитывающий фрагменты биографии.
      

    АРИК ШУМАН

       Арику отец не советовал ничего похожего, однако дневник он вел исправно. При этом в голове его пышно расцветало броуновское движение. Иначе, какой черт занес бы его в Данию? Я уже не говорю о пражском зоопарке, не смотря на бесподобную ухоженность и чистоту, все равно пахнущем мочой страусов, ленивцев и прочего зверья.
       Прости меня, Арик.
      

    НЕПРЕДНАМЕРЕННОЕ МОЧЕИСПУСКАНИЕ

      
       К слову сказать, Алексей Ильич обмочился только два раза в жизни. Это случилось в возрасте семи лет, на подоконнике в родительском доме. Шла подготовка к первомайской демонстрации, и маленький Ягнатьев разморенный весной задремал, наблюдая за беззвучным шествием нарядных колонн за окном. В это время грянул демонстрационный барабан...
      
       Следующий эпизод непреднамеренного мочеиспускания относится уже к более зрелому возрасту. Соседский мальчонка, пакостник и егоза, оставленный соседями под присмотр, во время ужина незаметно подкрался к нему сзади и выстрелил пистоном из игрушечного пистолета над самым ухом.
       Раньше умели делать по-настоящему громкие игрушки. Не то, что теперь.
      
       Позволю себе высказывание, которое на первый взгляд может показаться читателю парадоксальным. Атомная бомба решительно безопасна для России. Была безопасна с самого начала. Председатель Мао был тысячу раз прав, назвав ее бумажным тигром.
       Да, да, именно так.
       И не удивляйтесь.
       Нечему здесь удивляться. Не буду голословным. Задолго до появления бумажного тигра на свет, в России произошли потрясающие перемены, после которых ей не только что атомная бомба, сам черт не страшен. Однажды столицы русские, вперед Москва, а затем и северная столица подобно двум большим птицам оторвались от земной поверхности и воспарили. Вознеслись на большую высоту. Не так, чтобы вовсе пропасть из поля зрения, однако же, настолько, чтобы все приобрело совсем иной, нежели первоначально смысл.
       Нет, столичные люди не ходят над нашими головами или, как подправил бы меня в юности Ягнатьев, по головам. Не оказались они и вверх тормашками. Вслед за столицами тотчас и сама Россия в отличие от прочих провинций выстроилась вертикально. Таким образом, когда мы путешествуем на поезде или мчим на самолете по бескрайним ее просторам, движемся не как прочий люд слева направо или справа налево, но снизу вверх, когда едем в Москву или Петербург и сверху вниз, когда возвращаемся, предположим, в Боков.
       С тех пор, опираясь ногами о самое дно бездны, рукой или губами мы способны, к примеру, измерить температуру неба, как проверяем жар у больного ребенка.
       Вот откуда в России косые дожди, неурожай и покошенные избы.
       А теперь потрудитесь придумать, как же может быть опасна для нас атомная бомба, когда падает она, как известно, сверху вниз?
       И как может быть страшен для нас лукавый, если верхом его изобретательности является как раз то самое дно, на котором мы стоим, сидим или возлежим праздно, когда воскресенье, или иной праздник?
       В связи с тем, что в силу нового своего положения, а также по причине их неразрешимости бытовых проблем у нас значительно поубавилось, более всего нас интересует жизнь в других странах. И предопределено это тем, что по отношению к иноземным странам мы находимся в точности так, как они, в свою очередь, расположены к бездне и небесам.
       Мы не поняты, и не можем быть поняты иноземцами, ибо знаем то, о чем они и не догадываются. Отсюда их чрезвычайное любопытство с раздражением пополам.
       Вполне естественно, что наша внутренняя жизнь полна подлинных чудес. Одним из таких чудес являются лишние люди. Другое диво - демиурги.
       Лишних людей в России, разумеется больше. Будь помоложе, съязвил бы - большинство.
      

    МОЙ ЯПОНЕЦ

      
       Японец спит глубоким сном младенца, потому невидим.
       Рюмка с коньяком, разумеется, нетронута.
      

    ЧЕХОВ

      
       Чеховская фраза "всю жизнь по капле выдавливал из себя раба" делает его персонажей чем-то очень похожими на моего японца.
       Прозрачностью. Прозрачность состарившихся и выцветших снимков.
       Ах, Чехов, Чехов!
       Конечно же, когда человек так борется со своей судьбой, ему некогда вглядываться в черты толпящихся вокруг и около героев. Довольно того, что они на доли секунды попадают в поле его зрения, и хотя бы в эти короткие мгновения глаза автора отдыхают.
       С этими мыслями Алексей Ильич предпринял вторую попытку подобраться к воде...
      

    ПЛАСТИНАТ

      
       Бытует мнение, что герои - те, кто не обращает внимания на данность, не пытаются что-либо переменить, а принимают мир таким, как он есть. Вспомните Кьеркегора. Не означает ли, что в этом смысле Ягнатьев, покуда не сделался демиургом, представлял собой самого настоящего героя?
       Нет, нет и нет, Ягнатьев - не герой. Все же мой Алексей Ильич пытается погрузиться в воду. Будь он героем, он мог бы на века остаться на ребре ванной. Обратившись в изваяние, к примеру. Или в пластинат.
       Чудовищная мысль. Исключить из романа!
      
       Если исходить из того, что запрет является неотъемлемой составляющей природы Ягнатьева, его смело можно назвать человеком, точно в собственное отражение погруженным в скорбь. Отсюда нетрудно представить себе, что же произошло с ним, когда он, являясь, в сущности, собственным отражением, заглянул в ванное то зеркало.
       Человек со следами побоев может напомнить пластинат. Мне доводилось встречать таковых в больницах. Хорошо помню свою реакцию, - Боже да это же пластинат! Что делает он в больнице среди людей? И впрямь, сущий пластинат.
       Если бы не птичьи глаза. Если бы не птичьи глаза.
       Ах, птицы, птицы!
      

    ДЕД-ФРОНТОВИК ГРЕЕТ НОГИ В ТАЗИКЕ С ГОРЧИЦЕЙ

       Незадолго до смерти Дед-фронтовик возлюбил процедуру, которой Алеша боялся смертельно, процедуру согревания ног в тазике с горчицей. Самое страшное в процедуре - первое погружение в едва ли не кипящую воду. У деда, по всей видимости, было нарушено кровообращение, и ноги мерзли. В горчице же они приходили в чувство, отчего он испытывал несказанное облегчение. Когда деду становилось хорошо, лед в его глазах таял, мир приобретал новые сочные краски, совершались открытия, которыми он спешил поделиться с обожаемым внуком. Иногда эти открытия ставили окружающих в тупик.
       Вот некоторые из звучавших во время процедуры диалогов:
      
       ДЕД Ты только посмотри, сколько его здесь?
       ЯГНАТЬЕВ Чего?
       ДЕД Молока. Как после смерти.
      
       Или:
      
       ДЕД А ведь быть Алешке алкоголиком!
       БАБУШКА С чего ты взял, старый?
       ДЕД А как же им не быть?
      
       Или:
      
       ДЕД Если хочешь внук, с завтрашнего дня стану тебя бить. До крови. Каждый день в восемь вечера.
       ЯГНАТЬЕВ За что?
       ДЕД Побои - великая благость. А ты лишен ее. Детство уходит. Скоро ты станешь таким же толстым как я. Тогда уже никто не побьет тебя.
      
       Не смешно.
      
       Мне думается, колоссальной ошибкой является расхожее суждение о том, что всякий роман (потому, дескать, он и роман) должен содержать любовную интрижку. На наш с Алексеем Ильичом взгляд, всякий роман - это, прежде всего, попытка восстановить доверие к самому себе, иными словами хоть на мгновение остановить неумолимое ускорение вселенной, суть стремительное погружение в скорбь. Стремительное погружение в скорбь и страх одновременно. Стремительное погружение в скорбь, страх и трепет. Так будет точнее. Хотя и длинновато немного.
       Отсюда обилие женщин. Клин клином, как говорится. Говорится. Говорится...
      
       Только упаси вас Бог подумать, что мы с Алексеем Ильичом женоненавистники. Просто хочется иногда понять...
      

    МОЙ ЯПОНЕЦ

      
       Японец проснулся. Умудрился целиком просунуть голову в форточку. Пьет свежий воздух.
       Рюмка остается нетронутой.
      
       Что же следует предпринять для восстановления доверия? У каждого свой рецепт. Мне думается, главное в нужный момент закрыть глаза. Закрыть глаза несложно, весь вопрос в том, когда он наступает, этот нужный момент? Как почувствовать его?
      

    ПЕРЕД ПОГРУЖЕНИЕМ

      
       Скорбь, страх и трепет - вот что почувствовал Алеша, балансируя на ребре ванны, перед тем как уткнуться лицом в махровые полотенца. Уткнувшись в махровые полотенца, он, наверное, впервые за сутки невольно закрыл глаза...
      
       В известной степени история всякого человека - это история побоев, разворачивающаяся как бы параллельно его жизни. Это и побои, наносимые самому человеку, и побои, свидетелем которых он явился. Побои - не цитаты из истории болезни, но своеобразные акценты биографии. Это заблуждение, что побои уходят вместе с тошнотой и синяками. Побои остаются на всю жизнь.
       Когда бы я был не я, а другой человек, предположим, Ловец сюжетов, первая часть романа представляла бы собой историю побоев человечества.
       Войны - не в счет. Войны, разумеется - не в счет. Войны - метаморфозы общественные, а нас интересуют интимные метаморфозы.
       Когда бы Алеша или я, занялись подсчетом, - что же нам запрещено, составление подобного списка заняло бы как раз трое суток.
       Всякий запрет для нас с Ягнатьевым - очень серьезно. Мы наполнены запретами с раннего детства. Однако о нас нельзя сказать, - Впитал с молоком матери. Это не так. Наши предки имели талант к мышлению свободному и независимому. И высказывания и поступки их были таковыми.
       Нас с Алексеем Ильичом вполне можно было бы понять, когда бы в нас вбивали запреты. Однако же биты мы не были. Мало того, нас учили быть гордыми и самостоятельными людьми. Тем не менее, запреты, точно запахи, проникали в нас и оставались в памяти. Проникновение это происходило удивительно легко и, как будто, безболезненно.
       В чем же дело? Быть может, в нас отсутствует иммунитет к этой напасти и мы восприимчивы ко всяческим табу с рождения? Табу на любовь к деньгам. Пренебрежение деньгами. Неприязнь. Определенный страх перед ними и неприязнь.
      

    ПЕРЕД ПОГРУЖЕНИЕМ

      
       Насколько это возможно, Алексей Ильич выпрямился, но глаз не открыл, - Когда я стал другим? В ту минуту, когда встретился со слепой этой девочкой? Когда бежал с работы? Быть может, я стал другим после первой рюмки водки? Когда ушла Вера? Когда я почувствовал облегчение после ее ухода?..
      

    ВЕРА

      
       Почувствовал облегчение после Вериного ухода. Почувствовал облегчение после Вериного ухода.
       Почувствовал облегчение после Вериного ухода.
      

    ОНО

      
       Вот оно.
      

    АККОРДЕОНЫ

       Тем временем в Бокове расчехляются аккордеоны.
       Лилия-Лилит расчехляет аккордеон.
       Клавдия расчехляет аккордеон.
       Любушка-голубушка расчехляет аккордеон.
       Липочка расчехляет аккордеон.
       Берта Наумовна расчехляет аккордеон.
       Зинка расчехляет аккордеон.
       Валентина, дай ей Бог здоровья, расчехляет аккордеон.
       Вапрвара Васильевна, Царствие ей Небесное, расчехляет аккордеон.
       Мила вся горит, но расчехляет аккордеон.
       Патрикеевна расчехляет аккордеон.
       Оленька расчехляет аккордеон.
       Вика расчехляет аккордеон.
       Полина Сергеевна расчехляет аккордеон.
       Всего - тринадцать.
       Четыре раза по три и еще одна - Липочка.
      

    ПЕРЕД ПОГРУЖЕНИЕМ

      
       Итак, с уходом Веры я почувствовал облегчение. Это было роковой ошибкой. Я должен был испытывать совсем другие чувства. Я предал ее. Предал себя. Прежде всего - себя!
       Когда бы она была теперь со мной, она заставила бы меня думать иначе. Она научила бы меня мысли о том, что на самом деле предал не я, но предали меня. Кто? Все. Неважно. Каждый постарался. Каждый внес свою лепту.
      
       Но что я такое, чтобы меня предавать? Зачем я существую, Господи? Я не сделал ничего из того, к чему призвал Ты меня! Утешает лишь то, что, справедливости ради, следует заметить, я и не знал никогда, к чему призвал Ты меня, Господи!
       Впрочем, я и не пытался постичь этого. Ничтожная личность.
       Закономерный финал.
      
       Я не заслуживаю воды. Вот в чем дело. Я не заслуживаю воды.
      

    Я НЕ ЗАСЛУЖИВАЮ ВОДЫ

      
       Я не заслуживаю воды. Я не заслуживаю воды. Я не заслуживаю воды.
       Я, может быть, может быть, может быть, заслуживаю жалости к себе.
       Может статься.
      
       С этими мыслями Ягнатьев вернулся на исходную позицию, на этот раз уже щекой прислонившись к стене.

    ПАРСИФАЛЬ

       Автор надеется, что, казалось бы неожиданное использование именно в этом месте волнующего фрагмента "Парсифаля" не только оживит повествование, но побудит читателя к самым серьезным размышлениям, как говорится, размышлениям высшего порядка.
       Итак.
      
       Лес, тенистый и величавый, но не мрачный. Скалистая почва. Посреди сцены - лесная прогалина, на заднем плане опускающаяся к лесному озеру, лежащему ниже уровня сцены. Налево поднимается гористая дорога, ведущая к замку Грааля.
       Восход солнца. Гурнеманц бодрый старик и два пажа совсем юные спят, расположившись под одним из деревьев. Слева, со стороны замка, раздаются торжественные звуки тромбонов и труб, играющих утреннюю зарю.
      
       ГУРНЕМАНЦ (просыпается и расшевеливает пажей) Гей! Го! Стражи лесов! Стражи сновидений! Скорей проснитесь хоть утром!
       Оба пажа вскакивают на ноги и, пристыженные, тотчас же снова опускаются на колени.
       ГУРНЕМАНЦ Слышите зов? - Всевышний Бог своим избранникам внимает!
      
       Он тоже опускается на колени рядом с ними; молча творят они общую утреннюю молитву. Когда звуки тромбонов и труб умолкают, все трое поднимаются.
      
       ГУРНЕМАНЦ Ну вот, - и к делу! Час настаёт! Пора царя встречать в купальне...
      
       Он смотрит налево.
      
       ГУРНЕМАНЦ Должно быть, уж несут его: вот два гонца спешат вперёд...
      
       Со стороны замка входят два рыцаря.
      
       ГУРНЕМАНЦ Мир вам! Ну, как сегодня царь?
       Чуть свет - он к озеру стремится...
    Но травы, что Гаван
    отважной хитростью добыл, -
    надеюсь, помогли ему?
       ПЕРВЫЙ РЫЦАРЬ Надежды брось, - ты ведь знаешь всё...
       Лишь с новой силой
    вернулась вскоре злая боль;
    всю ночь страдал он тяжко,
    и вот спешит теперь к воде.
       ГУРНЕМАНЦ (печально поникнув головой.)
       Тщетно всё! Леченье там бессильно,
       где только милость лечит! -
       Ищите травы и напитки, вдаль летя,
       по всей земле: спасёт одно лишь,
       - нет, один лишь!
       ПЕРВЫЙ РЫЦАРЬ Но кто же он?*****
      
       При чтении этого отрывка хорошо бы слышать музыку Вагнера, как слышим теперь ее мы с японцем. В Японии обожают Вагнера.
      
       Ягнатьев попытался услышать неведомых женщин. Неведомых женщин больше не было, - Я жалок настолько, что даже неведомые женщины оставили меня, - заключил он. Слезы не появились, - Я жалок настолько, что даже слезы оставили меня, - заключил он, - в моей жизни было так мало побоев. В сравнении с другими можно сказать, что их не было вообще. Кроме того, я так и не научился плакать. Меня не научили плакать. Меня не научили плакать.
      

    БОКОВ

      
       В детстве, в особенности зимой (в Бокове лютые зимы), зарывшись в жаркие одеяла, я отчего-то любил представлять себе, что я - раненый герой войны восемьсот двенадцатого года. Мне представлялось, что ранен я легко, и испытываю скорее сладкую истому, нежели боль. Легко раненый герой, думалось мне, не может испытывать мучений.
       Некие женщины укрыли меня где-нибудь в овине, и вот, теперь пришли выпаивать меня теплым сладким вином, и склонили свои прелестные головки, и сокрушаются, и благодарят. А на мне эполеты и ленты. И кровь. Немного. Ровно столько чтобы им было понятно, что я не просто герой, но раненый герой. Пахнет сеном. И все в зеленоватой такой дымке. И долгая безмятежная жизнь впереди. Не исключено, что с одной из этих прелестниц.
      

    ПАРСИФАЛЬ

       Гроб открывают. При виде мёртвого Титуреля невольный стон вырывается у всех присутствующих.
      
       АМФОРТАС (высоко выпрямляясь на своём ложе и обращаясь к мертвецу)
       Отец мой!
    Чистый, светлый цвет героев!
    Избранник, внимавший ангелам Божиим!
    Я смерти своей искал,
    но - смерть дал тебе!
    О, ты теперь в раю предстоишь
    пред лицом самого Христа!
    Молись же за нас: если дивную кровь
    мы ещё раз ныне узрим, -
    пусть братья в ней обрящут
    источник новой жизни,
    а сын твой - забвенье и смерть!
    Смерть! - Забвенье!
    Умоляю!
    В зияющей ране замри, отрава!
    Пусть этот яд мне сердце убьёт!
    Отец мой! О, сжалься!
    Помолись так Ему:
    "Спаситель, сыну покой пошли!"
       РЫЦАРИ (теснясь к Амфортасу)
       Снимите покров! -
    Откройте ковчег! -
    Долг свой исполни! -
    Отец твой внимает:
    мы ждём, мы ждём!
       АМФОРТАС (в бешеном отчаяньи вскакивая с ложа и бросаясь на рыцарей, которые невольно отступают перед ним)
       Нет! - О, нет! - Как?
    Я чувствую смерти объятья,
       и я должен к жизни вернуться опять?
    Где разум ваш?
       Кто угрожает мне смертью?
       Я жду её, как спасенья!
       (он разрывает на себе одежду)
       Вот здесь я! - Зияет рана вам!
       Я весь отравлен кровью моей!
    Мечи извлеките! Глубже вонзите
       мне в грудь, по рукоять! -
       Что-ж, герои?..
       Грешным страданьям пошлите смерть, -
       и Грааль начнёт тогда сам сиять!..
      
       Все боязливо отступили перед ним. Амфортас, в экстазе, стоит одиноко. - Парсифаль, в сопровождении Гурнеманца и Кундри незаметно появившийся посреди рыцарей, теперь выступает вперёд и, протянув копьё, касается его остриём бедра Амфортаса.
      
       ПАРСИФАЛЬ В одно оружье верь:
       ты ранен им, -
       оно лишь и спасёт!
      
       Лицо Амфортаса просветляется священным восторгом; сильно потрясённый, он готов упасть. Гурнеманц поддерживает его.
      
       ПАРСИФАЛЬ Будь здрав, безгрешен и прощён!
    Знай, - я храню отныне Грааль!
    Блаженство то страданье,
    что робкому глупцу
    дало познанья свет
    и состраданья мощь! -
       (Он выступает на середину сцены, высоко поднимая копьё.)
       Копьё Страстей
    Я вам принёс назад!-
      
       С выражением высшего восторга все смотрят на поднятое копьё. Сам Парсифаль, устремив взор на остриё копья, вдохновенно продолжает:
      
       О, благодатный, чудный вид!
    Копьё закрыло злую рану, -
    и каплет кровь с него святая,
    в томлении стремясь к ключу родному, что там струится в волнах Грааля!
    Пусть он сияет вам всегда!
    Снимите покров! Откройте ковчег!
      
       Парсифаль поднимается по ступеням алтаря. Мальчики открывают ковчег. Парсифаль вынимает из него Грааль и погружается в его созерцание, преклонив колена и творя немую молитву.
       Мягкое сияние Грааля, постепенно увеличивающееся. - Сгущающийся мрак в глубине при возрастающем свете сверху.
      
       ВСЕ (вместе с голосами со средней и предельной высот, чуть слышно)
       Тайны высшей чудо!
       Спаситель, днесь спасённый!
      
       Луч света: ярчайшее сиянье Грааля. С высоты купола слетает белый голубь и парит над головой Парсифаля. - Кундри, поднимая взор к Парсифалю, медленно падает перед ним, бездыханная Амфортас, Гурнеманц коленопреклонно величают Парсифаля, который благословляет Граалем всё рыцарство, охваченное набожным умилением.
       Занавес медленно задвигается.

    Конец.*****

       Катарсис!
      
       Автор уверен: энергии этого заключительного аккорда "Парсифаля" хватит читателю не только что до конца романа, каким бы он не получился, до конца дней хватит. Собственно, роман стоило бы прочитать хотя бы из-за этого отрывка. Вот что значит вовремя вспомнить Вагнера. Конечно, хорошо бы при этом слышать его музыку.
      

    ИХТИАНДР

      
       В романах Беляева многое смущает. К примеру, романы Беляева перегружены всевозможными техническими подробностями. Зачем, скажем, Умному читателю знать, что у ихтиандра, кроме легких были еще и жабры? По моему мнению, вполне можно было обойтись единственной фразой - "легкое дыхание". "Легкое дыхание" - и Умный читатель без труда догадается, что речь идет о подводном жителе. Я уже не говорю о том, что "ихтиандр" созвучен с саламандрой, а так и до змеи недалеко. Ненавижу змей!
       Между Ягнатьевым и ихтиандром бесконечная пропасть. Суть не в возрасте и не во внешних данных. К примеру, Алексея Ильича никогда не интересовала политика. Атомная бомба, как я уже говорил, занимала его, единственное, своей похожестью на цеппелин, а Мао Цзедун привлекал исключительно своей улыбкой, на мой взгляд, не менее загадочной, чем у Джоконды.
       Интересно, каковы кулинарные пристрастия человека-амфибии?
      

    ТИТАНИК

      
       С годами, Титаник, взволнованный отчет о гибели которого Ягнатьев в девять лет прочел в одном из потрепанных, обожаемых его котом Валентином журнале "Нива", стал ассоциироваться у нашего героя с другим, не менее экзотическим словом "амнезия" (беспамятство). Когда Алексей Ильич слышал от своих коллег слово "амнезия", в его сознании тотчас всплывал, полон золотых огней торжественный образ обезумевшего корабля, под кашель духового оркестра и восторженные крики пьяных пассажиров смело врезающегося в грудастый айсберг.
      

    ЧЕШИРСКИЙ КОТ

      
       Амнезия - идеальная среда для улыбки Чеширского кота.
      
       В отличие от нас с Ягнатьевым, современников наших политика все же интересует. И не только наше поколение. В качестве доказательства приведу один трепетный человеческий документ, до глубины души потрясший меня. Это эссе некоего Д. Селивёрстова.
      

    МАО ЦЗЭДУН - ПРЕДСЕДАТЕЛЬ ЗЕМНОГО ШАРА

       26 декабря 1893 года в провинции Хунань Поднебесной империи родился Мао Цзэдун.
       Я не буду писать о Мао, я буду писать о себе.
       Мне 27 лет. Председателю было уже 80, когда я родился.
       Рос, не отмеченный какой-либо печатью политической сознательности. Ковырялся в песочнице, лепил куличики, не подозревая, что в мире больших сильных взрослых подходит к концу эпоха. Эпоха наибольшего приближения к коммунизму, самому светлому и справедливому обществу в истории человечества. В Пекине догорала Культурная революция.
       В Пекине умирал Мао.
      
       "Я очень сентиментален, Аля.
    Это потому, что я живу всерьез.
    Может быть, весь мир сентиментален".
       На улицах и в тюрьмах Западной Европы отстреливали левых активистов.
       В Пекине умирал Мао.
       "Чёрных пантер" постепенно сажали на героин.
       В Пекине умирал Мао.
       Советские психушки пополнялись слишком старательными читателями Маркса и Ленина.
       В Пекине умирала революция.
       Помню, как умер Брежнев. Я с матерью собирался ехать на экскурсию, смотреть на один из городов Золотого кольца России. То ли Суздаль, то ли Владимир. Уехать не успели - ведущий группы отменил поездку, сообщив, что умер Брежнев. На следующий день школьный завуч, дама застойного партактива, рыдала, заметно позируя публике. Нам.
       В следующие два года, одни за другим, умерли Андропов и Черненко. Это стало походить на дешевую комедию.
       Дни их смерти для меня были праздником - не надо идти в школу, можно валяться дома и смотреть телевизор. Конечно не "Лебединое озеро", но боевики о героях революции. Если бы их смерти пришлись на выходные, то и обиделся бы - какой толк в таком неудобном уходе из жизни?
       Детские воспоминания - злая штука. Ты ещё не в состоянии сам разобраться, каков в действительности тот человек, о котором все говорят. Но окружающие тебя - родители, школа, радио и телевизор уже определили кто он - белый ангел, чёрный бандит, комик. Этикетка потом остается очень надолго, и отодрать её так же трудно, как вывернуть себя наизнанку.
       Я рад, что совсем не помню Мао-младенца не смогла задеть трескучая антикитайская пропаганда Кремля. Я оказался слишком ничтожной и неинтересной целью для брежневских идеологов.
       "Человек - это белый лист, на котором можно писать любые, самые красивые иероглифы".
       Я заполняю лист "человек Мао" сам; мне не приходится тратить время и портить бумагу, соскребывая с неё словесный понос апологетов "развитого социализма".
       В отрочестве любил Высоцкого. К счастью, его культурнореволюционный цикл песенок не достал меня. Слишком в нём много немотивированной злобы и брызганья слюной. Слишком фрагментарно - красивые слова "хунвэйбин", "культурная революция" и "Мао Цзэдун" не складывались в цельную систему - в то время для меня Китай такое же белое пятно, как и для современников Марко Поло.
       Для советской интеллигенции поколения "кукишей в кармане" Мао был слишком живой. Слишком страстный, слишком увлекающийся и слишком "неинтеллигентный". Певцы у костра песенок о том, как надо обнимать "изгиб гитары жёлтой" и как при этом качается небо, не могли простить Председателю его веры в три вещи. Веры в себя и в народ. Веры в коммунизм.
       Не верившие ни во что мстили, просиживая штаны за написанием пасквильных книжек.
       На одну из них под названием "Мао Цзэдун" авторства ex-спичрайтера Хрущева Ф. Бурлацкого я и наткнулся в книжной лавке в бытность студентом. Подзаголовок гласил: "Наш коронный номер -- это война, диктатура...". Я тут же нарисовал на листе "человек Мао" первый иероглиф, означавший "радость-восхищение-восторг" и купил её.
       Автор сильно поработал, пытаясь кастрировать Председателя. Со страниц книги должен был встать деревенский дурачок, гоняющийся с палкой за воробьями и добывающий сталь из старого кухонного утиля. У меня возникал только один вопрос - как такой человек мог быть одним из основателей компартии Китая, выжить и победить в двадцатилетней народной войне, руководить строительством нового Китая.
       Я учился революции по Брежневу. По книжкам, изданным в годы его правления и призванным утвердить исключительную монополию КПСС на революцию. Результат постоянно оказывался прямо противоположный установкам авторов. Это было неизбежным внутренним противоречием брежневской пропаганды. Ещё в 1852 году управляющий Третьим отделением генерал Дуббельт, умный и квалифицированный царский реакционер, писал: "Частое повторение слов свобода, равенство, реформа, частое возвращение к понятиям движение века вперёд, вечные начала, единство народов, собственность есть кража - и тому подобных останавливают внимание читателя и возбуждают деятельность рассудка".
       Деятельность рассудка сыграла с советскими либералами злую шутку - Мао победил.
       Оплёванный деревенский дурачок победил многоумных университетских профессоров и изворотливых политиков. Самое обидное для последних - то, что он победил их в ихнем же логове, на родине глубоко ими почитаемых Хрущёва, Брежнева и других солженициных.
       Победил потому, что здесь живу я. Мои друзья и товарищи.
       Мы работаем, а значит Мао жив и работает вместе с нами.
       Мы голосовали и приняли его в РМП.
       Приняли, заставили пройти сеанс самокритики, а затем загрузили работой.
       Это ложь, что в Пекине 76-го умирал Мао.
       Умирал, когда:
       Генеральный секретарь ЦК КПСС Л.И. Брежнев продолжал целоваться взасос с Эрихом Хоннекером и прочими "лидерами" стран народной демократии; в Хельсинках и Рекьявиках за раундом раунд брежневские и картеровские дипломаты наводили мосты дружбы и хорошо кушали в дорогих ресторациях.
       Это правда, что в Вологде 74-го родился я.
       Я не знаю, что точно написано на Мавзолее в Пекине. Наверное, просто - "Мао Цзэдун".
       Но я знаю, что там должно быть, потому что ничего другого там быть не может: "Мао Цзэдун - Председатель Земного Шара".******
      
       Коты сопровождают меня на протяжении всей жизни. Снятся чаще собаки, а сопровождают коты. Не следует думать, что коты не могут быть хорошими друзьями. Стоит показать коту мышь, или только подумать о ней - читай в его глазах и сочувствие и понимание. А при хорошем раскладе, он может улыбнуться вам.
       Чеширский кот частенько улыбался, но, в отличие от Валентина, всегда невпопад. Сомневаюсь, что Алиса думала о мышах. Впрочем, как знать, как знать?
       Герои проживают собственные жизни. Я, как будто, уже говорил об этом.
      

    ЧЕШИРСКИЙ КОТ

       Амнезия. Чеширец тут как тут.
      

    АРИК ШУМАН

       Ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха!..
       Признаться, наполнившие разом нашу жизнь глянцевые картинки дальних странствий порядком надоели. Хлопоты над заморской едой, клейкие улыбки шоколадных красавиц, разжиревшее зверье, научившееся позировать перед камерой, не имеют ничего общего с истинным приключением.
       Образцом истинного приключения Ягнатьеву представлялся удивительный вояж Лукиана из Самосаты, который, из опасения быть осмеянным недоверчивыми читателями, поспешил объявить свою одиссею ложью. Алексей Ильич, сам нередко оговаривавший себя с единственной целью не поставить ближнего в неловкое положение, понимал и сочувствовал великому исследователю, хорошо знавшему подлинную ценность своих открытий, но вынужденному прятаться от невежественных соплеменников за маской грустной иронии.
      

    ЛУКИАН

       Пройдя приблизительно три стадии от моря в лес, мы увидели какой-то медный столб, а на нем греческую надпись, стершуюся и неразборчивую, гласившую: "До этого места дошли Геракл и Дионис". Вблизи на скалах мы увидели два следа, один большой, другой поменьше, и я решил, что Дионису принадлежит след, который поменьше, первый же Гераклу. Почтив их коленопреклонением, мы отправились дальше. Не успели мы немного отойти, как были поражены, увидев реку, текущую вином, очень напоминающим собою хиосское. Течение реки было широко и глубоко, так что местами она должна была быть судоходна. При виде столь явного доказательства путешествия Диониса мы еще сильнее уверовали в истинность надписи на столбе. Я решил обследовать исток реки, и мы отправились вдоль течения, но не нашли никакого источника, а вместо него увидели множество больших виноградных лоз, увешанных гроздьями. У корня каждой лозы просачивалась прозрачная капля вина, и от слияния этих капель образовался поток. В нем виднелось много рыб, цветом и вкусом своим напоминавших вино. Мы изловили несколько штук, проглотили их и сразу опьянели: разрезав их, мы действительно нашли, что они были наполнены винным осадком. Впоследствии нам пришла мысль смешать этих рыб с пойманными в воде...*******
      

    ЭНДИ УОРХОЛЛ

      
       Как говаривал Энди Уорхолл, люди вечно преувеличивают смысл и значение жизни. На самом деле в ней нет ничего важного: ложишься ночью в постель, засыпаешь, и все кончается... Просыпаешься на следующий день, и все повторяется...
      
       В Кении не так давно отменили телесные наказания в школах. До этого учителя спокойно били несчастных учеников бамбуковыми прутиками по мягкому месту. Тонкий бамбуковый прутик любили не только в Кении. В Китае был такой же, но им били не по попе, а по пальцам. Отменили это всего 50 лет назад.
       В России били розгами.
       Там же практиковали британское изобретение - горох. На рассыпанный горох ставили голыми коленками. Не больно только первые 30 секунд, а русские школяры иногда стояли на горохе по четыре часа.
       В Либерии бьют плетью.
       Япония. Там тоже, конечно, били бамбуком, но самыми страшными считались два наказания: стоять с фарфоровой чашкой на голове, выпрямив одну ногу под прямым углом к туловищу и лежать на двух табуретках, держась за них только ладонями и пальцами на ногах, то есть, собственно, получается - между табуретками.
       В Пакистане за 2-хминутное опоздание в класс ученики в течение восьми часов читают Коран.
       В Намибии - стоят неподвижно под деревом с осиным гнездом.
       Непал. Самое страшное наказание там - когда мальчика переодевают в женское платье и, в зависимости от степени провинности, заставляют ходить в нем от одного до пяти дней.
       После отмены телесных наказаний в кенийских школах по стране прокатилась волна протестов. Родители и учителя требуют немедленно вернуть все как было.
       Традиционное средство наказания в школах Шотландии - ремень. Стандартный шотландский школьный ремень делают из толстой жесткой кожи по специальному заказу органов образования. Используют его обычно сложенным вдвое.****
      
       Тишина. Слез нет. Слез нет. Слез так и нет. Цвет. Спасение в цвете. В хоромах воды отвратительное серое изжелта свечение, прямо как в преисподней. Да что же я такое говорю? Откуда мне знать, как выглядит преисподняя?!
      

    ЗЕЛЕНЫЙ ЦВЕТ

       Цвет. Какой цвет нужен мне, чтобы успокоиться? Зеленый. Только зеленый. Ближе к болотному. Болотный. Вот тот цвет, что способен успокоить меня.
      

    ЯГНАТЬЕВ ОТКРЫВАЕТ ГЛАЗА

      
       Алексей Ильич открывает глаза. Избегая зеркала, окинул взором пространство ванной и не обнаружил ни клочка желанного цвета, - Нет. Как назло. Ни намека на зелень.
       Главное - вовремя закрыть глаза. Вот именно, не открыть, но закрыть глаза. Чего добился я тем, что открыл глаза? Немедленно закрыть.
      

    ЯГНАТЬЕВ ЗАКРЫВАЕТ ГЛАЗА

      
       Алексей Ильич закрывает глаза, - Зелень, зелень, зелень... Не так это просто. Представить себе острова. Острова. Зеленые острова. Острова. Острова. Острова...
      
       Алексей Ильич открывает глаза. Черный горячий свет ослепляет его. Алексей Ильич закрывает глаза. Белая бездна. Алексей Ильич открывает глаза. Черный горячий свет ослепляет его. Алексей Ильич закрывает глаза. Белая бездна. Алексей Ильич открывает глаза. Черный горячий свет ослепляет его. Алексей Ильич закрывает глаза. Белая бездна.
      

    ЛИПОЧКА (ОЛИМПИАДА)

      
       Какой-то звук. Сопение.
       - Вы все еще здесь? - Кого вы имеете в виду? - Женщин, девушек, я вас чувствую. Я чувствую, как вы наблюдаете за мной. Вас, кажется, тринадцать человек? Вам хочется быть невидимыми? Вы не хотите, чтобы я догадывался о вашем присутствии? Вы подсматриваете? Вы подсматриваете. Вы осуждаете меня? Зачем вы здесь? Что вам нужно от меня? Кто вы? Я теряюсь в догадках. - Вам страшно? - Не то, чтобы страшно, скорее не по себе. - Почему? - Как вам объяснить? Я же голый. - Все голые, если снять одежду. - Да, но вы то в одежде? - Откуда вам знать? - Не знаю, я почему-то уверен. - Ни в чем нельзя быть уверенным до конца. - Но я не ошибся, вас именно тринадцать? - Далась вам эта цифра. Вы боитесь "чертовой дюжины"? - Не знаю, нет. Скорее всего, нет. Но, согласитесь, это странно. В такой ситуации появление числа тринадцать - довольно странно. - Я одна. - А что вы делаете здесь? - Сережка упала в воду. Никак не могу выловить. Сейчас подниму ее и уйду. - Какая сережка? - Зелененькая такая. Как звездочка. - Упала в воду? - Да. - Но как же ее оттуда достать? - Может быть, вы поможете мне? - Но я еще не в воде. Я только собираюсь в воду. - Жаль. Собственно, кто вы? - Девочка. - Девочка? - Или голубь. - Боже мой, голубь. Откуда? - Оттуда. - Птица в ванной - это не к добру. - К добру. Кроме того, я не уверена. Голуби говорят? - Говорят, но я не понимаю их языка. - Выходит, я - девочка. Хотя меня часто называют голубем, голубчиком. - Вы - девочка. Не сомневайтесь даже. - Хорошо, если вам так больше нравится. - А как вы выглядите? - Вам хотелось бы увидеть меня? - Не знаю. - Ну, на мне шляпка. - Что за шляпка? - Самая обыкновенная шляпка. - Какого цвета? - Белая, кажется. - Да разве вы не знаете? - Я не люблю смотреться в зеркало. - И я не люблю смотреться в зеркало. - Вам страшно смотреться в зеркало? - Не знаю. Нет, наверное. - Тогда почему? - А вы почему? - Мне не нравится рама. - Но рамы бывают разными. - Нет, рамы все одинаковые. Послушайте, я боюсь замочить свою шляпку. - Но вы могли бы снять ее. - Не хочется. - Почему? - Шляпка идет мне. Вам нравится сидеть на полу? - Я обязательно войду в воду. Только не сейчас. - Вам нравится сидеть на полу без воды? - Нет. Не очень. Нравится. Но не очень. Пока нравится. Я не знаю... А как вас звать? - Липочка. Олимпиада. - Теперь таких имен не дают. - Дают. - Скажите, Липочка, а вас били когда-нибудь? - Фу! - Не обижайтесь, прошу. Просто мне очень нужно знать. Я исследую... пытаюсь понять кое-что... Впрочем, не хотите - не отвечайте. - Не хочу. - Не хотите - не отвечайте. - Да некому меня бить. - Здо'рово. - Что? - Хорошо, говорю. - Все же почему вы спросили? - Трудно объяснить. И не нужно, скорее всего. - Плохой вопрос. - Согласен. Вырвалось. - У меня зубки острые. - Да? - Очень острые. - Вот как?
       Пауза.
       - О чем теперь вы думаете? - Ни о чем. - И я - ни о чем. - А можно я еще спрошу? - Отчего не спросить? - О чем же спросить вас? - Сами не знаете? - Знаю... только забыл. - Вы, как будто не старый. - Вы так думаете? - Я то вижу вас. Ну, что, вспомнили вы свой вопрос? - Как вас звать? - Я уже говорила. - Ах, да, простите, Липочка. В таком случае, скажите, вы любите молоко? - Наверное. - А сколько вас? - В каком смысле? - Вы же не одна? - Откуда вы знаете? - Чувствую. - А вы - хитрец. - Не думаю. - Тринадцать. Трижды по четыре, и я - тринадцатая. Если честно, иногда, когда я в хорошем настроении, ну, когда у меня все ладится, знаете, так бывает. Так вот, иногда мне кажется, что я не тринадцатая, а первая. Вы находите это нескромным? - Ну, почему же? - Спасибо, вы утешили меня. - Тринадцать, я не ошибся. А почему тринадцать? - Потому, что кончается на "у". - Верно.... А зачем вы приходили? - Вы же сами позвали нас. - Я? Я не звал, не звал, нет, нет, я не мог вас позвать, я не знаю вас, совсем не знаю, даже не знаю ваших имен. - А вы и не обращались к нам по именам. - Как же, в таком случае, мог я вас позвать? - Ну, там, пытались плакать, все такое... - Что, этого достаточно? - Вполне. - Да. - Что? - Нужно быть осторожнее. - А какой смысл? Теперь-то? - И то верно... Как будто в склепе. - Что? - Я здесь как будто в склепе, простите. - Глупости говорите. Вы фантазер. Как и я. - Вы тоже фантазер? - Да. - Тоже говорите глупости? - Нет. - Утонуть не боитесь? - Еще один скверный вопрос. - Согласен, простите. - Утонуть может не каждый. - Согласен. - Это не так просто как кажется. - Простите великодушно. Мне стыдно. - Зря. Чего стыдиться? - Я совсем без одежды. - Разумеется. - Но я уже взрослый, а вы, судя по всему, еще ребенок? - И я не ребенок, и вы - не взрослый. - Что-то муторно мне, Липочка. - Вижу. Хотите, чтобы вас пожалели? - Нет. Да. - А горя-то и нет. - Как, простите? - Горя-то и нет никакого. - Что же, обязательно горе? - Обязательно. А как же?! - А если я скажу, что есть, пусть не горе, но, во всяком случае, повод для грусти. - И повода для грусти нет. Увы. - Откуда вам знать? - Знаю, откуда - не скажу. - В таком случае, что я здесь делаю? - Хотели помыться. Но с похмелья это непросто сделать. Кстати, вам совсем не идет пить. - Да, это так. - Дурак. - Не исключено. - Да точно я вам говорю. А вот и моя сережка. Прощайте, дорогуша. - Эй! Не уходите... не уходи... - Вот еще.
      
       Уходит Липочка, голубчик. Один. Совсем один.
       Цеппелин, сплин, аспирин, цапля...
      

    ТИТАНИК

      
       В 1898 году издательство "Мэнсфилд" выпустило роман малоизвестного писателя Моргана Робертсона "Тщетность", который не вызвал у современников ни малейшего интереса. Действие романа разворачивалось на корабле "Титан", имеющим такие характеристики: длина 243 метра, водоизмещение 70 тысяч тонн, мощность двигателей 50 тысяч лошадиных сил, скорость 25 узлов, 4 трубы, 3 винта. Холодной апрельской ночью корабль сталкивается с айсбергом и тонет.
       Отправившийся в свой первый рейс спустя четырнадцать лет реальный "Титаник" был длиной 269 метров, водоизмещением 66 тысяч тонн, мощностью 55 тысяч лошадиных сил, двигался со скоростью 25 узлов в час, имел 4 трубы и 3 винта.
       Писателем предугаданы практически все обстоятельства катастрофы: и в книге, и в жизни эти корабли считались непотопляемыми. И там, и там во время трагедии не хватало спасательных шлюпок. Пассажиров и в реальной, и в вымышленной жизни было по три тысячи. ********
      
       Конечно же, он не разбил зеркало. Впрочем, я этого от него и не ждал.
      

    ЯГНАТЬЕВ ОТКРЫВАЕТ ГЛАЗА

      
       Алексей Ильич открывает глаза. Черное пятно отступает, уступая место привычному серому изжелта безмолвию. Ухватившись рукой за трубу, приподнимается. Ноги совсем не слушаются его. Ухватившись рукой за трубу, приподнимается. Встает во весь рост. Молоточки в висках. Кружение ослепительных мушек. Держится. Стоит. Держится. Поворот. Протягивает руку к полотенцу. Боль в спине. Некоторое время остается неподвижным. Боль утихает.
      

    ЯГНАТЬЕВ БЕРЕТ ПОЛОТЕНЦЕ

    И НАБРАСЫВАЕТ ЕГО НА ЗЕРКАЛО

      
       Берет полотенце и набрасывает его на зеркало. Берет полотенце и набрасывает его на зеркало. Берет полотенце и набрасывает его на зеркало. Осторожно садится на край ванной. Закрывает глаза. И...
       Ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха!..
       Мальчишка. Как мальчишка. Совсем как мальчишка. Как Арик Шуман.
      

    СМЕРТЬ РИХАРДА ВАГНЕРА

      
       Вагнер был весьма суеверным человеком. Он до конца своих дней приходил в панический ужас от числа 13. Причиной этого его страха был тот факт, что композитор родился в 1813 году и его имя и фамилия Richard Wagner заключает в себе "чертову дюжину". Сам Вагнер говорил по этому поводу, - Если бы от рождения меня не преследовала "чертова дюжина", то я уже к тридцати годам покорил бы весь музыкальный мир!..
       Боясь провала новой оперы, Вагнер категорически запрещал устраивать премьеры тринадцатого числа...
       13 февраля 1883 года в Венеции Р. Вагнер умер от разрыва сердца и под звуки похоронного марша из "Заката богов" нашел вечное упокоение в парке виллы Ванфрид. Он умер в полном апофеозе, в полной силе своего гения. Вся артистическая Европа приняла участие в его похоронах и проводила его до могилы, которая заранее была приготовлена им. Тяжелая мраморная глыба серого цвета гладкая без эмблемы, без орнамента - даже без надписи! Возможно потому, что в этой надписи "Richard Wagner" по случайности тоже тринадцать букв.********
      
       Не много ли эпитафий?
      
       С тем, чтобы как-то разрядить обстановку, и хоть немного облегчить картину изменившегося мира, на мой взгляд, следует включить в роман текст незатейливой песни, исполненной однажды Катей Лель. Авторы песни остаются неизвестными, мне, во всяком случае, что делает ее народной, в моем представлении.
       Незатейливая народная песенка о любви. Своего рода антитеза Вагнеру.
      

    МОЙ МАРМЕЛАДНЫЙ

      
       Не позвонила, не открыла и не спала
       Почти душила, но забила на твои слова
       Опять мне кажется, что кружится моя голова
       Мой мармеладный, я не права
       Поцеловала, обнимала, после развела
       Почти любила, но забыла про твои слова
       Опять мне кажется, что кружится моя голова
       Мой мармеладный, я не права
      
       Попробуй муа-муа
       Попробуй джага-джага
       Попробуй ммм-ммм
       Мне это надо-надо
       Опять мне кажется, что кружится голова
       Мой мармеладный, я не права
      
       Попробуй муа-муа
       Попробуй джага-джага
       Попробуй ммм-ммм
       Мне это надо-надо
       Опять мне кажется, что кружится голова
       Мой мармеладный, я не права
      
       Совсем остыла, не простила и не берегла
       Потом решила и забила на твои слова
       Опять мне кажется, что кружится моя голова
       Мой мармеладный, я не права
       Ему шептала и шипела и опять звала
       И целовала, но забыла про твои слова
       Опять мне кажется, что кружится моя голова
       Мой мармеладный, я не права
      
       Попробуй муа-муа
       Попробуй джага-джага
       Попробуй ммм-ммм
       Мне это надо-надо
       Опять мне кажется, что кружится голова
       Мой мармеладный, я не права
      
       Попробуй муа-муа
       Попробуй джага-джага
       Попробуй ммм-ммм
       Мне это надо-надо
       Опять мне кажется, что кружится голова
       Мой мармеладный, я не права********
      
       Ягнатьев осторожно садится на край ванной. Закрывает глаза. И...

       То, что происходит с Алексеем Ильичом, когда он закрывает глаза трудно назвать сном. Это - забытье. Краткое как путешествие юлы. Забытье сопровождается одним и тем же видением, о котором я уже докладывал вам - широкий склон, до звона в ушах покрытый искрящимся на солнце снегом. Широкий склон, до звона в ушах покрытый искрящимся на солнце снегом. Ягнатьев подходит к самому краю склона. В висок упирается чей-то мертвенный палец, и снег немедленно становится черным.
       Дальше - ослепление. Слепота. Кромешная слепота. Ни зги! Жуть! Вот каково слепым зимой. Вот, что испытывали они, когда холодная как сосулька кисть Брейгеля касалась их бесприютных голов! Вот каково тому мальчику в трамвае! Или девочке. Бедная девочка! Или мальчик.
       Ягнатьев подходит к самому краю склона. Палец к виску. Падает. Здесь же. Здесь же падает. Валится с ног, в кромешную слепоту. Вперед головой. Летит. Кубарем. Вверх тормашками.
       Удар. Прозрение. Никого. Ни единой души. Японец пропал. Или спрятался. Ни единой души рядом. Никого. Нет японца. Нет Данаи. Нет Данаи. Нет Данаи. Не пришла. Не смогла придти. Не захотела. Пропала. Исчезла. Навсегда. Некому подать воды. Некому. И самому подняться - нет сил.
       Вот и октябрь. Или декабрь? Забывается.
       Широкий склон, до звона в ушах покрытый искрящимся на солнце снегом. Алеша осторожно продвигается к его краю. Очень осторожно. Помнит о предыдущем падении. Помнит, потому осторожен. Очень осторожен. Крохотные шажки. Сначала попробует носком, а уже затем ступает. Носочек - пяточка. Носочек - пяточка. Медленно, очень медленно. По чайной ложке в час...
       Не успевает сделать и трех шагов, как мерзкий холодный палец упирается в висок. Слепота. Падает. Здесь же. Здесь же падает. Валится с ног, в слепоту.
       Все сначала. Прозрение. Ни единой души. Даная! Вера! Клавдия! Даная! Никто не подаст воды. Никто. Закрывает глаза.
       Открывает глаза, - Полярники! А как же полярники? А как же эти славные ребята, полярники? Смогли? Могут? Смогли? Могут? Могу. Через "не могу"! Полярники и космонавты! И космонавты, конечно! И полярники. У них получается! У них все получается. Даже когда слепота. Получается! Даже у их собак! Собак Нансена. Собак Седова! Собак Беринга! Собак Павлова! При чем здесь Павлов? Собака Павлова - это только ее морда! Я же видел рисунки. Рисунки или фотографии? Рисунки или фотографии. Нет, нет, другие собаки. Белка и Стрелка. Стрелка и Белка. Такие веселые, улыбчивые. Беззаботные. Точно манной кашей перепачканные вселенной Белка и Стрелка. Милая Белка. Милая Стрелка. Милые, милые Белка и Стрелка.
       Нужно идти. Подниматься и идти. Не бояться упасть. Подняться и идти. Стряхнуть с себя снег и идти. Идти. Идти. Идти...
       Голуби. Голуби брызгами. Прямо из-под ног. Голуби, голуби... Голубь, голубка, голубушка, голубчик Липочка, Олимпиада, зубки острые, как наст. как сосульки. как лезвие. Как взрыв. Ослепительно белые голуби как взрыв.
       Ягнатьев валится назад, в подъезд. Тишина. Вот так бы и остаться здесь навсегда. Лежать с закрытыми глазами и не видеть и не слышать ничего. Навсегда.
       Если бы подали воды. Хотя бы капельку воды. Даная, Даная, Даная! Пахнет травой. Не может быть! Однако пахнет травой. Мятой, кажется, мятой. Не то, что в Москве. Или в Берлине. Или в Праге. В зоопарке. в пражском зоопарке. Или где-нибудь в Дании.
      

    ВТОРАЯ БЕСЕДА С ДАНАЕЙ

       Ягнатьев и Даная. Ягнатьев изучает Данаю. Даная изучает Ягнатьева. Протяжная немая сцена.
       Ход мыслей Алексея Ильича таков: отчего она смотрит так, будто видит меня в первый раз? что же, все мне приснилось? Не может быть. Разыграть клоуна? так на это уже сил не хватит. А что, если все было на самом деле? Просто она не желает меня больше знать? Ладно, если обиделась на что-то, а ну, как разочарована? Показал себя совершенной свиньей, а ей совсем не до свиней, у нее ребенок, сын и высокие устремления. Подумала, - В кои веки приличный человек зашел, потянулась, тут-то я и предстал во всей неприглядности с жалобами и скверными мыслями. Еще неизвестно, что у меня в глазах читалось. А что если я подумал о ней, как о женщине? Наверняка подумал, а она прочла. Господи, что же делать? Бежать не получится, она уже увидела меня. А ну, как подумает, что я от нее бегу? Вообразит, что я испугался ее, начнет размышлять, чем она так могла напугать. Не годится. Не годится. Отвернуться. Вот что, отвернуться. Сделать вид, что меня интересуют консервы или сахар, предположим. Может у человека кончиться сахар? А если она уже забыла меня? Да нет, не похожа она на ветреную особу. У нее сын, мальчик, она об атомной бомбе рассуждает. Отвернуться, отвернуться для начала, а там, уж как Господь распорядится.
       Ягнатьев отворачивается, и вдруг, неожиданно для себя сообщает, - Я пришел. - Доброе утро.
       Судя по тому, как она сказала это, помнит. Все помнит. Отчего же она не вернулась, как обещала? И вот уже новые краски, вот уже обида, - Сам пришел. - Доброе утро.
       Нет. Она думает о своем. Ей нет никакого дела до печального больного клоуна. Можно подумать, что печальные больные клоуны каждый день приходят к ней изливать душу, - Сам, как видите. - Доброе утро.
       Это черт знает, что такое! Что за игра? До игр ли теперь? Точно чья-то скользкая рука по-кошачьи поглаживает сердце, перед тем как схватить его в горсть. Страшно, - Жуткая одышка.
       В ее глазах как будто промелькнуло сострадание, или показалось, - Доброе утро.
       Пауза.
       - Такое яркое солнце. Думал, что ослеп. - Доброе утро.
       Да что же это такое? - Плохо. - Доброе утро.
       Форменное издевательство, - Плохо мне.
       Пауза.
       - Болеете?
       Ну, слава Богу. Вспомнила. Помнила. Уф, - Болеем, да. - Простыли, наверное? - Наверное... простыли, да... можно мне присесть?.. вот здесь, на приступочке?.. Не возбраняется?.. Можно? - Конечно, конечно, отдохните. Отдохните, конечно. Отдохните.
       Ягнатьев усаживается на ворчливую сырую ступеньку возле двери и чувствует такую слабость, о которой и представления не имел прежде. Иглы, точечки, кружочки и бируши в ушах, - Могу провалиться. - Нет, нет, она крепкая. Колючий ком в горле, - О чем вы? - Ступенька крепкая. - Я не о ступеньке, - собственный голос очень далеко, точно отделился от тела и отправился за дверь, на улицу, - Я проваливаюсь в забытье... иногда... вот и сейчас могу провалиться... в забытье... но вы не обращайте внимания... это длится минуту, может быть, несколько минут... очень коротко... если бы я вам не сказал, вы могли бы и не заметить... зачем я вам сказал?.. Вот, отвлекаю вас от дел. - Как видите, у меня никого нет и дел нет. - Больше не пьют? - Пьют. Но теперь час пик. Первая партия уже прошла. Новая - минут через сорок, не раньше. Ягнатьев делает попытку улыбнуться, - Вы сосчитали? - Невольно. - Вы, наверное, хорошо считаете? - Да. Приходится. - А я не умею считать. Никогда не умел. Не получается... я даже не знаю, как будет по часовой стрелке, а как - против.- Хотите, научу? - Нет. - Почему? - Боюсь, это еще больше осложнит мою жизнь... кажется, вот, сейчас провалюсь. - Куда вы все время проваливаетесь? - В забытье... но вы не пугайтесь. Я довольно скоро приду в себя... это какая-нибудь минута... может быть, несколько минут. И я вернусь... не успеете и глазом моргнуть, а я уже с вами... снова с вами... ничего страшного. Я привык... последнее время такое случается со мной... я так рад видеть вас.
       Пауза.
       - Похоже, вы очень устали. - Да?
       Пауза.
       - Ваш организм требует отдыха. - Да?
       Пауза.
       - Вам бы не несколько минут, а всерьез забыться. Ягнатьев испуган, - Что вы имеете в виду? Я еще молод. А что вы имеете в виду? Даная улыбается, - У вас, по всей видимости, было много неприятностей последнее время? - Не знаю. Как у всех. А что? - Что нам все? С вами, лично с вами много неприятностей приключилось? - Да... наверное... я как-то не думал об этом... я размышлял о другом... именно, что другое... именно, что... многократно... не то слово... именно, что в большей степени расстраивает меня другое... другие... не то, что бы расстраивает, но... сами видите, что происходит. - А что происходит? - Все вокруг так переменилось. Все стало совсем другим. - Плюньте.
       Пауза.
       - Как вы говорите? - Не стоит оно того. - Рад бы, но... - Нужно все забыть. - Что забыть? - Все. - Все-все? - Решительно все.
       Пауза.
       - Да, но если забыть все, забудется и хорошее. - Плюньте, живите будущим. Много хорошего впереди.
       Пауза.
       - Да, но опыт моей жизни показывает... - Много хорошего впереди.
       Пауза.
       - Вы уверены? - Конечно.
       Пауза.
       - Я как-то не задумывался об этом. - Это - единственное, над чем стоит задумываться.
       Пауза.
       - Меня от ваших слов, знаете, даже в жар бросило. - Здесь душновато. Ягнатьев стирает пот со лба, - Пот. Холодный. - А вы разденьтесь.
       Удар молнии. Джек здесь! Джек - потрошитель здесь! Инфаркт! Контузия! - Как вы говорите? - Разденьтесь, и вам сразу же станет лучше. - Да, норазве я могу, при женщине? - Ничего, ничего, я всякого повидала. - Да, но я не хотел бы... - Хотите я помогу?
       Не дожидаясь ответа, Даная подходит к Ягнатьеву и, не смотря на некоторое сопротивление, стаскивает с него женину кофту и рубашку. От неожиданности и смущения Ягнатьев хрипит, закатывает глаза и валится на бок. Даная в замешательстве, - Да вам совсем плохо. Вызвать врача? Ягнатьев пытается улыбнуться, - Что вы, что вы? Не нужно врача. Ни в коем случае... разве то, что вы меня совсем раздели? Готов к осмотру, как говорится? Но, уверяю вас, не нужно. Ни в коем случае. Ни под каким соусом!.. Что вы?! Врачи - это врачи. Да и при чем здесь врачи?.. У них - другая работа, совсем другая работа. Нельзя их тревожить. Ни в коем случае... Чем врач поможет?.. Разве что разрежет пополам?.. Настоящие врачи, я имею в виду хирургов, режут пополам. Именно, что пополам... Если хотите знать, это - предел их мечтаний, разрезать кого-нибудь пополам... Меня или вас, все равно... Так что, вы тоже можете пострадать... Будьте осторожны, - надевает рубашку, - простите меня... Без рубашки все же нехорошо... Они и вас могут разрезать. Так, что уж поосторожнее, пожалуйста... Вы дороги мне... Простите, вырвалось.
       Долгая пауза.
       - Зачем вы так? - Пытаюсь шутить. - Вообще врачи дважды спасали меня. - Пытаюсь шутить. - Врачи все время кого-нибудь спасают. - Пытаюсь шутить. - Шутить? - Пытаюсь шутить, да... Хотя... хотя... вы правы, разумеется, вы правы. Каждодневные шутки - медленное самоубийство. - Находите? - Нахожу, да, медленное, да, именно, что... - Я так не думаю. С шуткой веселее жить. С шуткой, прибауткой. Обожаю, когда шутят. - Вы уверены? Странно... Мне казалось, что вы, напротив, не должны любить шутки... Может быть, прежде, когда вам было лет шестнадцать, но не теперь. Не теперь... На мой взгляд, шутить - это все равно, что взрослому солидному человеку примерять на себя короткие штанишки, детские штанишки... портить их, рвать... Хотя, кто это говорит? человек, который только что самым бессовестным образом разделся перед вами? Эксгибиционист м-м! - Как? - Эксгибиционист... надо же, как-то выговорил, трудное слово, намеренно трудное... редкость, м-м... не важно... публично примерять короткие штанишки, понимаете, о чем я говорю?.. Могу и ошибаться, конечно. Я иногда ошибаюсь. Как все, наверное... редко встретишь человека, который бы никогда не ошибался... Впрочем, это мое личное мнение... Понимаете, о чем я говорю? - Не совсем, если честно. - Ну, и не будем об этом.
       Ягнатьев закрывает глаза, на некоторое время отправляется в забытье, открывает глаза. Даная не на шутку испугана, - Быть может, все же вызвать врача? Алексей Ильич пытается улыбнуться, - Если собрать вместе даже тринадцать врачей, солнце не взойдет раньше положенного... Вот это число, "тринадцать". О нем все говоря, все время говорят. - Кто? - Все. Не знаете, почему? И почему именно тринадцать?.. Нумерология, м-м... Нумерология? как думаете?.. Все же никуда от нее не уйти, от нумерологии... Так выходит?.. Еще есть число три... Три, тринадцать... Кстати, давно хотел вас спросить, вы не колдуете? Я все это колдовством про себя называю. А вот вы? Вы не колдуете? Нет-нет, ничего зазорного в моем вопросе не кроется. Это научный, точнее сказать, околонаучный вопрос. Меня интересует околонаука, и все такое. какая=то "околонаука"? По-моему такого слова нет. Так вы не колдуете?
       Пауза.
       Даная виновато улыбается, - Я не совсем понимаю вас, простите.
       Пауза.
       - Аллегория. - Аллегория? - Аллегория, да... Последнее время такое случается со мной, -закрывает глаза.
       Пауза.
       - Все же я вызову врача. Ягнатьев открывает глаза, - Нет, нет. Это опасно. И, потом, как бы это лучше выразиться, я привык лечиться у вас. - У меня? - Да, вы отменно лечите. Даная улыбается, - Интересно, чем?
       Пауза.
       - Словом. - Вы меня путаете с кем-то. - Нет, нет. - Я не психолог. Я - продавец в винной лавке. - Знаю, знаю... Я, собственно... Психолог здесь ни при чем... Я имел в виду другое слово... Из песни, как говорится, слов не выбросишь... "Разговоры, да разговоры слово к слову тянутся..." помните?.. Помните?.. Не помните?.. Не важно... Слова, это - слова. От слова не уйдешь. С него, как вы знаете, все, собственно и начиналось. - Что начиналось?
       Пауза.
       - Я имел в виду эту жидкость... эта жидкость... - Какая жидкость? - Что-то связано с пчелами, медом... И, в то же самое время, такое неожиданное сочетание... от горла... эликсир... этот эликсир! Даная смеется, - Ах, вот вы о чем! - Да, да, не смейтесь, это - эликсир! Уверяю вас, настоящий эликсир! Это... это знаете что такое?! Я же не был таким смелым! Я никогда не был таким смелым и светлым! Я бы ни за что не посмел обратиться к вам, вот так запросто заговорить, если бы не это ваше лекарство! Однако же, говорю, как видите!.. Говорю, да еще, как будто осмысленно... Не хуже собаки Павлова. - Какой собаки? - Собаки Павлова. Был такой ученый... с собакой... Но это не имеет значения... это опять же аллегория... Одним словом, немой заговорил... И не просто заговорил, он думает о вас... Да, да, именно что и именно так.
       Пауза.
       - Вы думаете обо мне? - Думаю, именно, что.
       Пауза.
       - Обо мне? - В этом то все и дело. Я не просто говорю с вами, как, вероятно поступают многие ваши клиенты, я в это же самое время я думаю о вас именно... А на самом деле я не умею так... Никогда не умел так... Прежде, когда я говорил с вами... или не с вами... неважно... одним словом, когда я говорил с тем или иным человеком, думал совсем о другом. О Фритьофе Нансене, например, или о его собаках, меня в последнее время, видите ли, волнует тема собак... Или, вот, думаю о своем деде, он воевал и был контужен, но речь не об этом... Или вот думаю о каком-нибудь тропическом животном, не важно... Говорить с человеком и думать одновременно о нем я не умел... Нас не учили этому, понимаете?.. Точнее, нас учили, но совсем обратному... А вот теперь, после вашей этой микстуры... теперь я совсем другой... Понимаете? Совсем другой... А вы не вспомнили меня? - Вспомнила. - Да?! - Я, простите, не узнала вас сразу. Много работы. Много посетителей. Простите.
       Пауза.
       - Я изменился. - Изменились. - Очень изменился?! - Изменились... Как будто стали меньше ростом, простите... И седины, как будто прибавилось... Но это - ничего... Вам идет... Знаете, я всегда любила у мужчин седину. Ягнатьев вымучено смеется, - Да... годы безжалостны... болезнь, слабость... все время хочется лежать... Но главное, все же вы вспомнили меня! - Вспомнила.
       Пауза.
       - И что, в самом деле, вспомнили? - В самом деле. - А знаете что?.. Ведь и я вспомнил. - Правда? - Вспомнил, да... - О чем же? - О своем предложении. Я хотел... Еще давеча... хотел сделать вам одно предложение. Предложение, да... Правда оно может показаться вам довольно странным... Мне так думается. Прошу не судить строго... Конечно, можно было бы о нем, и забыть, но, знаете, я так не люблю. Уж если пришло в голову, надобно сказать. Не хочется носить в себе, сомневаться - а не лучше было бы сказать?.. Ну, и так далее... Так что я уж скажу, а вас прошу не судить меня строго... Прежде я не усматривал в своем предложении ничего зазорного, ничего особенного. Но теперь... Я прошу вас заранее простить меня... Условились? Условились?
       Даная улыбается, - Чудно как-то... - Условились? - Условились.
       Пауза.
       - Не прогоните меня? Даная улыбается, - Зачем же мне вас гнать?.. Так что за предложение?
       Пауза.
       - А можно вопрос? Даная улыбается, - Можно.
       Пауза.
       - У вас уже есть муж, простите за неучтивость? Даная смеется, - У меня есть муж. Ягнатьев отчего-то переходит на шепот, - Дурак. - Что? - Подкидной дурак... Я хотел предложить вам поиграть со мной в подкидного дурака... Вы могли бы и мужа пригласить. Впрочем, нет, мужа, пожалуй, не нужно... Сам не знаю почему... Не хочется, и все... На том и остановимся... А мы с вами поиграли бы. Что скажете?
       Даная заливисто смеется. Ягнатьев в недоумении, - Чем я вас так рассмешил?.. Да знаете вы, какая это игра? Какая невинная, и в то же время, удивительная игра?.. Вот ведь теперь никто и не играет в дурака, а я люблю. Ужасно люблю. С самого детства... Муж. А что, собственно, муж?.. Ну да, муж, конечно... Однако в моем предложении нет ничего плохого... Если хотите знать, когда вы со мной, вам ровным счетом ничего не грозит... Я, видите ли, провинциал... Совершенно безопасный человек, совершенно безопасный. Уверяю вас!.. Нескладный? Согласен. Немного нудноват? Не стану спорить. Но безопасен совершенно... Ибо провинциал... И горжусь этим, в отличие от большинства своих земляков.
       Даная уже не смеется, - Я придумала. - Что придумали? - Насчет мужа придумала.
       Пауза.
       - Да? - Нет у меня никакого мужа.
       Пауза.
       - А что случилось? - В каком смысле? - Куда он делся? - Ушел. - Оставил вас? - Оставил. Нас с нашим мальчиком. - Совсем оставил? - Совсем... Теперь Персей грозится убить его, когда подрастет. - Кто? - Персей. - А кто это, Персей? - Наш мальчик. - Да, да, я знаю, у вас мальчик. Точнее догадывался, что у вас мальчик... Да нет, я знал, что у вас мальчик, я видел вас вместе... Во всяком случае, всегда был уверен, что у вас мальчик... Почему? Сам не знаю. - Вы могли видеть его в магазине... Он часто помогает мне... Мы с ним вдвоем, - только он, да я... Вот сидим здесь, в деревянном ящике. - Как? - Он называет магазин деревянным ящиком. - Ваш мальчик? - Да.
       Пауза.
       - Нелепый человек. - Кто? - Ваш муж... Нелепейший человек из всех кого я встречал или не встречал... Не случайно мне не захотелось брать его в компанию... Нелепый, нелепый, нелепейший человек. - Вовсе нет. Он... - Еще более нелепый, чем нежели я... А нелепые люди, доложу я вам - большая редкость... Раритет... Знаете, что я вам скажу? Он и должен был уйти. - Почему? - Раритет... Раритетный человек... Такие люди долго не задерживаются...
       Пауза.
       - А вы видели его глаза? - Конечно. - Наблюдали за ними? - В каком смысле? - Как наблюдают за солнечным затмением или молнией? - Нет, так не наблюдала. - Напрасно... Если бы вы понаблюдали за его глазами, не исключено, что в них вы обнаружили бы морской песок. - Морской песок? - Морской или золотой, не важно... Важно, что он перемещался бы... Как барханы... Вы видели, как перемещаются барханы? - Нет. - Сногсшибательное зрелище.
       Пауза.
       - Как-то странно... - Что показалось вам странным? - Это разговор, песок...- Ничего странного... Они надолго не задерживаются, такие люди... У него была любовница, ну, или любовник... если он современный человек? - Думаю, нет. - Просто вы не знаете... Он был рыжим? - Рыжеват слегка. Откуда вы знаете? - Вот видите? Вот видите? Все совпадает... Так и должно было быть... В таком случае, прочь сомнения. Любовница была. Или любовник... Но им теперь плохо. Обоим... Или обеим. Как угодно. Это, в сущности - все равно... теперь уже - все равно... Им очень и очень плохо, поверьте мне. - Почему вы так думаете? - А как же? Как же иначе? Вас-то уже не вернешь!
       Пауза.
       - И что? - Да как же "что"?! Как же "что"?! Удивительный вопрос вы задали - "и что"? Просто не перестаю удивляться вам. - Может быть, им, как раз очень хорошо теперь? - Им?! - Почему бы и нет?!- Им теперь хорошо?! - Почему бы и нет? Алексей Ильич вновь переходит на шепот. На этот раз шепот несет оттенки таинственности, - А вода? Даная непроизвольно начинает шептать вслед за Ягнатьевым, - А что, вода? - А кто подаст им воды?! А кто подаст им эликсира?! Даная горько улыбается, - Ах, в этом смысле? Шепот Ягнатьева набирает силу и делается почти криком, - Да, именно, и во всех остальных смыслах тоже! Если бы он не был нелепым человеком, он ни при каких обстоятельствах не поступил бы так! Когда бы он не был нелепейшим из нелепых, он, уж если так сложились обстоятельства, во всяком случае, не оставил бы вас надолго. Он мог бы... в крайнем случае он мог бы привести ее или его к вам в дом. Я уверен, вы бы приняли эти заблудшие души! - Почему вы так думаете? - Потому, что я чувствую, насколько мы с вами похожи. Потому что если бы моя Вера привела своего любовника, я бы принял его. И даже с некоторой радостью. Потому что во мне есть то, чего нет, и никогда не будет в нем. И ей теперь всегда будет чего-то не хватать. Уверяю вас. А это - стресс. А от стресса недолго и заболеть. А разве в наше время не опасно болеть? А думали вы о том, что болезнь не приходит одна? Одна болезнь цепляет другую, та, в свою очередь, еще болезнь, вот и летим мы по заснеженному склону в черную даль, а не задумываемся над тем, что стоило не сделать глупости, всего этого можно было бы и избежать. А уж мы как-нибудь поладили бы. Во всяком случае, нас с ним связывает главное - любовь к Вере. В конце концов, все люди - братья... И сестры. Братья и сестры. Братья и сестры. Братья и сестры.
       С этими словами Ягнатьев проваливается в забытье.
       Даная не видит этого, она погружена в раздумья.
       Зияющая пауза.
      
       Ягнатьев приходит в себя, - Братья и сестры, братья и сестры, разве не этому учили нас? - Знаете, я бы, наверное, все же не смогла. - Почему? - Я, видите ли, как и вы, провинциалка. - И что? - Не знаю. Не смогла бы и все. - Но должно же быть этому какое-нибудь обоснование? - Я бы ревновала. - Все же ревность? - Ревность. - Не верю своим ушам!.. Ревность?! Просто не узнаю вас! - Что же в этом такого? Все ревнуют. - Да, но вы то - не все! Даная грустно улыбается, - Я ревнива. - Забудьте. Просто забудьте это слово и все. Ревность - это так глупо! А может быть, вы имеете в виду физическую близость? Так это вдвойне глупо. Так-то и я прежде ревновал. Но довольно скоро избавился от этого недостатка. И знаете, как это у меня получилось? Нет ничего проще. Я положил на одну чашу весов эту самую физическую близость, а на другую чашу весов - интерес. - Как это? - А вот как. Я представил себе, что физической близости между Верой и ее новым другом нет, я не случайно использую слово, друг, будьте внимательны. Итак. Я представил себе, что Вера и ее новый друг - не одно в физическом смысле. Предположим, они положили себе это запретом, а только беседуют. Беседуют, и ничего больше. Но, однако же, беседуют с желанием, интересом, чрезвычайно интересны друг дружке. А приходится то и дело посматривать на часы. Потому что каждому нужно домой. Ему - к своей жене, а Вере, соответственно, ко мне. Вот я и представил себе, как же, должно быть, они ненавидят нас! Он - свою жену, а Вера, стало быть, меня! А время летит незаметно. И им очень и очень хочется быть вместе. И чем больше проходит времени, тем больше им хочется быть вместе. Так разве это не самое страшное?! Уж это не оставляет никаких надежд - ни мне, ни его жене. А ну, как мы оказались бы все вместе? Да еще сыграли бы партейку, другую в подкидного дурака? Да когда бы я, предположим, выиграл?! Совсем другой коленкор, согласитесь! И победа, и салют, и в воздух чепчики летят! Про чепчики - опять-таки аллегория. И всем, заметьте хорошо и радостно! А физическая близость? Ну, так это уж совсем пустяки. Это - как аппетит или жажда. Куда уж от этого деться? сами посудите.
       Пауза.
       - Нет, нет, я не смогу... Вы убедительны. Даже очень. Но я - не смогу. - Тогда не думайте об этом.
       Пауза.
       - Нет, нет, не смогу! - улыбается, - остаюсь провинциалкой. - Кем? - Провинциалкой. Кажется, ваше слово? Ягнатьев улыбается, - Да вы разыгрываете меня? Даная улыбается, - Нет, от чего же? - В вас не просто нечто столичное присутствует, в вас нечто римское прослеживается! Вам никто этого до меня не говорил? Даная смеется, - Нет. - Муж не говорил? - Нет. - Слава Богу. Терпеть не могу, когда кто-нибудь кроме двойника пользуется моими мыслями. Вообще, старайтесь поменьше верить людям. По крайней мере, пока. Сейчас, знаете ли, люди - того. - Что вы имеете в виду? - Не очень хороши... Я бы сказал, мельчают. Не в переносном, прямом смысле... Становятся лучше, приближаются, как говорится, к образцам, но мельчают... Один мой бывший сослуживец за полгода десять сантиметров потерял... Еще одна моя знакомая - восемь... Она и не отличалась большим ростом. Тем не менее... Вот вы даже и во мне это заметили. Правда, в моем случае причины измельчания несколько иного рода. Хотя, грешен и я, не скрою... Чего уж скрывать, когда грешен?.. Когда грешен - это сразу же бросается в глаза. Как ни надвигай кепку на нос... Кепка - аллегория, разумеется... Печальная аллегория... С кислинкой... Как лимон... Или, вот, лайм... Вы уже кушали лайм?.. Лайм, наконец-то появился! Это большая радость!.. И не только для кулинаров. Это для всех нас большая радость!.. Хоть он и с кислинкой... А люди совсем измельчали... Сделались меньше собственных изображений на купюрах... Да, да. Именно так... Просто вы не обращали внимания... Или смотрели под другим углом... При правильном освещении это сразу же бросается в глаза. В особенности, если в момент наблюдения купюра у вас в руке... Попробуйте. Непременно попробуйте сравнить лицо изображенное на купюре, я, разумеется, имею в виду американский доллар, ведь все мы теперь в Америке живем... иначе мы так и не попробовали бы лайм... Так вот, попробуйте сравнить лицо на долларе, и то лицо, что окажется перед вами... Лучше немного поодаль, чтобы не резало глаза... Сейчас, знаете столько слепоты: куриная слепота, потом эта еще... забыл. Не важно... Главное, старайтесь никому не доверять... Не время теперь... Доверяйте только мне, пожалуй. Мне можно, - переходит на шепот, - Я спрятался... Я от них спрятался... Во всяком случае, мне так кажется... Верьте мне. Верьте.
       В глазах Данаи читается восхищение, - Боже мой! Как интересно вас слушать, но как далека я от всего этого. - Еще недавно я был далек от всего этого не меньше вашего. Все мы находимся во власти иллюзий. Но вот хлынули новости, и ваш покорный слуга вздрогнул. - Да, к нынешним новостям не так просто привыкнуть. - Невозможно. По правде сказать, невозможно. - Что можно сделать? - Размышлять. Много размышлять... А уж потом, когда ваша бессмертная душа как губка пропитается внятностью, не исключено, что и действовать... Но не забывать - все документируется. - Что документируется? - Все. Все, буквально. До фразы, до слова, до слога, до звука. - Зачем? - А как же?.. Как же иначе?.. Вы разве забыли, где живете? - Вы как будто говорили, что в Америке? - Аллегория... Не все, что я говорю, воспринимайте всерьез... Знаете, когда-то я был неисправимым хохмачом... Но что касается документации, здесь я совершенно серьезен. - О какой документации вы говорите? - Репортажи, протоколы, доносы, объяснительные, телеграммы, телефонограммы, справки, выписки, бюллетени, копии бюллетеней, акты, накладные, числа, прописи. И так далее... Каждый наш шаг... С самого рождения... Умоляю, не забывайте об этом. - И кто ведет всю эту документацию? - А вот этого нам не дано знать. Хотя, можно, конечно, попытаться отследить, но вы потеряете счет этим персонам довольно скоро... Их очень много, поверьте, очень и очень много... Если хотите знать, им несть числа... Не должно быть рационального страха... Вот с чего нужно начинать. Избавиться от своего рационального страха... Только не подумайте, что сам я избавился от него. Пытаюсь. Но пока что-то не очень получается... Оставляя в себе свой рациональный страх, а точнее будет сказать, пренебрегая им, мы мало чего добьемся, - смеется, - Во всяком случае, от преследования не уйти. Это уж как пить дать.
       Пауза.
       - А как избавиться от рационального страха? - Детали, детали. Детали, фрагменты... Вы не задумывались над тем, что разрушают нас именно детали?.. Нам то кажется, что трагедии выбивают нас из седла. Как бы не так!.. Глубокие, подлинные потрясения, напротив, формируют нас, а вот детали разрушают... С трагедиями человечество научилось управляться задолго до своего появления. А вот мелочи, то, на что нас призывали не обращать внимания, способны ввести в такую черную скорбь, что гибель в самолете покажется легким приключением. - Да, но из фрагментов составлено и счастье. - Счастье?! Счастье, вы говорите?! А что такое это счастье?! Вы умеете дать ему определение? - Ну, я не знаю, для девушки, возможно, первая брачная ночь... рождение ребенка... - Как?! - Первая брачная ночь... для девушки... рождение ребенка... - Ловушки! Ловко расставленные ловушки!.. Разве слезы, что льются нескончаемым потоком на протяжении всей ее жизни, имеют тот же удельный вес, что и первая брачная ночь?.. А что ждет ребенка?.. Когда эта мысль появляется в голове новоявленной матери?.. На следующее утро после родов?.. А, может быть, еще до родов?.. Где же тогда, скажите на милость, это самое розовое свечение? - Какое свечение? - Розовое свечение ручья, о котором вы только что так вдохновенно говорили?.. Аллегория... Вся проблема в том, что человек мгновенно забывает одну простую истину. Ему, на самом деле, требуется очень и очень мало... Развороши, простите за грубость, кусок собачьего дерьма, закрой глаза - и вот ты уже в родной деревне, - смеется, - Что, не так? Даная смеется вслед за Алексеем Ильичем, - Вы забавный. - Правда? - Правда.
       Пауза.
       Ягнатьев серьезнеет, - Тогда почему же вы не пришли? - Куда? - Ко мне. - К вам? - Ко мне. Вы обещали. - Разве? - Да. Я открыл глаза, а вас нет. Даная смеется, - А вам хотелось, чтобы я пришла? - Вы разыгрываете меня? - Нет.
       Ягнатьев вытирает пот со лба. Поднимается. Внимательно рассматривает Данаю, - Простите, это - вы? Даная улыбается, - Я.
       Пауза.
       - Вы помните меня? - Помню.
       Пауза.
       - Я уже приходил к вам сегодня. - Это было вчера... кажется. - Вчера? - Да, точно, вчера. - Вчера? Даная улыбается, - Вчера, вчера. - Вчера?! - Да.
       Пауза.
       - Вот оно что!.. Боже мой! А я то думаю в чем дело?! Я обидел вас! Смертельно обидел вас!.. Поверьте, если бы у меня было хотя бы немного побольше сил, я встал бы перед вами на колени!.. Вы приходили, когда я спал! Я уснул непоправимым сном! Как же я мог?! Мне казалось, что я проваливаюсь. На минуту, или несколько минут, не больше. Выходит, я спал? Самым бессовестным образом спал?.. Вот оно что! Вы приходили! Вы, разумеется, приходили! А я спал, как отъявленный негодяй! Как сурок! Как Мопассан!.. Сейчас я заплачу! Кажется, сейчас я заплачу, - закрывает лицо руками, отнимает руки от лица, - Слез нет. Слез, по-прежнему нет... Но сколько же в вас такта?! Боже мой!.. Ни единым намеком, ни единым жестом не показать! При таком-то оскорблении!.. Да вы!.. Да вы цены себе не знаете!.. А я еще храпел наверняка! А, может быть, говорил?! Случается, что я говорю во сне... Я говорил? Что я говорил?.. Мне нет прощения! Сейчас я все же попытаюсь встать перед вами на колени, - делает попытку встать на колени, но тут же кривится от боли в спине, - Простите! Простите меня!.. Все, силы кончились, и я с вашего позволения присяду вот здесь на приступочке.
       Ягнатьев оседает на ворчливую сырую ступеньку возле двери.
       Долгая пауза.
       Даная прикладывает руку к его лбу, - Да, у вас жар. - Не исключено.
       Пауза.
       - Хотите воды? - Очень.
       Пауза.
       - Может быть, стаканчик медовой? - Охотно.
       Пауза.
       - С перцем. - Очень хорошо. - А воды? - Воды обязательно. - Сделаем так. Я принесу вам и медовой, и воды... запить. - Да, это было бы замечательно.
       Даная приносит два стакана. Ягнатьев жадно пьет. Даная усаживается на пол подле него, - Вам легче? - Несомненно.
       Пауза.
       - Скажите... - Я весь - внимание. - Скажите, а отчего вас так заинтересовал мой муж? - А вы не поняли? - Нет. - И у вас нет никаких соображений по этому поводу? - Нет.- Муж есть, и тут же, мужа нет. Понимаете?.. Только что был, и снова нет. Доходит?.. Как будто карты, понимаете?.. Приходят, уходят, приходят, уходят... Приходят, уходят... Только что ты, фигурально выражаясь, был на коне с джокером на руках, и вот уже все переменилось... Вот за что люблю я подкидного дурака. Все так быстро меняется. И вовсе нет причин расстраиваться, если, конечно, не играешь на деньги... Только что на коне. Глядь, а уже в дураках. Лучше, конечно, когда наоборот: только что в дураках, глядь, а уже на коне... Мне кажется, они совершают великую ошибку, что не разрешают в казино играть в подкидного... Если бы они разрешили играть в подкидного, к ним ходило бы много больше народа... Думаю, окажусь недалеко от истины, если предположу, что если бы они разрешили подкидного, к ним пришли бы все... Все буквально... За исключением грудных детей... Хотя, как знать, если грудничка оставить не с кем, не факт, что и груднички не оказались бы там же...
      
       Даная возвращается за прилавок, - Сколько вы возьмете? - Чего? - Медовой. - Я, право, не знаю... Как я могу знать?.. Вам виднее... У вас, все же, опыт... Сколько-нибудь... не знаю, право... Заверните как в прошлый раз. - Я не помню, сколько вы брали в прошлый раз. - И я не помню... Мы с вами действительно очень похожи... И дело не только в том, что оба провинциалы. - Так сколько вы возьмете?
       Пауза.
       - Вот вы обиделись, а я как никогда серьезен... Я вам вот что скажу... Очень важная для меня мысль... Знаете, с вами не хочется покорять Эверест. - Как это понимать? - А так и понимать... От каждого из нас требуется покорение Эвереста... Даже если мы этого не хотим, от нас этого непременно требуют... И если мы не отвечаем требованиям, нас считают бросовыми, никчемными людьми... Так прежде было, а теперь и подавно... Мы обязаны совершать над собой усилия: мокнуть под дождем, непременно кланяться кому-то, подставлять щеку и пальцы, пуще того толкаться... Толкаться - уж это непременно... Локтями, коленями, лбами, чем придется. Непременно... В противном случае на нас смотрят опустевшими глазами и качают головами... Еще могут прицокивать языком, и даже свистеть... Как в дурном театре или цирке... Не умеешь толкаться, так хотя бы проси подаяния. Учись тянуть руку. Через "не хочу", через "не могу". Иначе ничтожный ты человек и фунт презрения тебе. От всех и каждого, всех и каждого... А ведь я совершенно отошел от дел. Когда я окончательно убедился в том, что мы, прости Господи, вырождаемся... Вот вам первой и сказал сокровенное... Так вот, когда я окончательно и бесповоротно убедился в том, что мы вырождаемся, если уже не выродились, я... я просто напросто оставил все, бросил работу и... лег на диван... Можете вы представить себе такое? Казалось бы, не преклонных лет человек, который мог бы приносить какую-никакую пользу, укладывается на диван и, что называется, пускает пузыри... А ведь это тоже поступок, доложу я вам... Быть может не меньшей значимости поступок, нежели, собственно восхождение на Эверест... Это ведь с какой стороны посмотреть... Как думаете?.. Однако тихого, безмятежного лежания на диване не получалось, так как не сами люди, а даже мысли о них приводили меня в беспокойство... Ибо каждую минуту, каждую секунду я ждал того самого прицокивания языком и свиста. И получал! И получал!.. От каждой такой встречи... Но все это было прежде, до того, как в моей жизни появились вы... Понимаете, что я хочу сказать?.. С вашим появлением все решительно переменилось. Я почувствовал, впервые почувствовал сладость лежания на диване. Мне впервые захотелось, чтобы кто-нибудь, да ни кто-нибудь, а вы именно поднесли мне воды. Это, это, уверяю вас, это дорогого стоит... Я не вскочил, не побежал вам навстречу, но только тихонечко позвал - Даная... Я даже пальцем не пошевелил первоначально. Я только закрывал глаза, и снова открывал глаза, в надежде увидеть вас... Подобное блаженство в последний раз я испытывал в раннем детстве, когда болел, а мама приносила мне молоко с медом... С медом, заметьте... Вот я перед вами и раскрылся... Вот я голенький перед вами... Опять голенький... Как только что... Мне стыдно, простите меня за все!.. Отчаянное положение! Просто отчаянное положение!.. Я не хотел обидеть вас, поверьте!.. Поверьте и простите! Если можете.
       Пауза.
       - И что прикажете с вами делать? - Судите меня! - Я не имею права... - Да бросьте вы! Нам всяк судья. - Только не я.
       Пауза.
       - Простите, ради Бога, простите!.. Не гоните меня, прошу. - Я и не собиралась вас гнать... И, кажется, говорила вам об этом. - Простите, простите... Простите меня... Я все это сочинил... Буквально все... Давайте сделаем так - вы забудете о моем визите... Еще раз простите меня... Я сам уйду!
       Ягнатьев поднимается со ступеньки и выходит из лавки.
       Даная кричит вслед Ягнатьеву, - Вы настойку забыли, Алексей Ильич!
       Алексей Ильич стремительно возвращается и, стараясь не смотреть Данае в глаза, бормоча себе под нос, выходит из лавки, - Напугал, напугал ее! Разделся при женщине догола! И, кажется, не без удовольствия. Не без удовольствия.
       Ягнатьев останавливается, по всей видимости, намереваясь вернуться, но после минуты колебаний вновь направляется в сторону дома, - Откуда во мне это?! Откуда?! Что же теперь делать?! Теперь я, наверное, умру! Ну, что же в этом, вероятно и содержится высший смысл! Но неужели для того, чтобы придти к этому высшему смыслу, нужно так унизиться?! Что я наделал?! Как я мог?!
       А ну как меня видят теперь?! Они всегда смотрят в окна. Днем и ночью. Днем и ночью. Что же это будет?! Что станут они говорить обо мне?! А ну как у окон их дети?! Дети, Боже мой, о детях я совсем не подумал!
       А почему, собственно, я еще не умер? Это должно было произойти со мною еще там, на приступочке. Как только раскрылся, моментально молния должна была поразить меня. Как Рихмана. Именно, как Рихмана!
      

    КЛОУН

       Клоун, клоун, клоун, клоун, клоун... А, коль скоро клоун - так и пусть их, дети! Им клоун в радость. В принципе клоун может и раздеться. Запросто. И даже очень смешно. И что мне теперь дети? Теперь, когда я иду умирать! Хотя, надо же, декларировал, при всяком удобном случае декларировал, что не признаю смерти. Что мне теперь дети? Да теперь я, пожалуй, и голову могу поднять. Да, только так, поднять голову! Надобно идти с высоко поднятой головой, как восходят на Эверест или Голгофу... Что сомнительно. Очень и очень.
       Где уж тут голову поднять? Когда так больно. И ветер, и все эти люди, эти люди. Мучение. Где уж тут голову поднять?
       Вот я уже и взбираюсь на Эверест! Только что разливался соловьем о своем укрытии, не прошло и трех минут, а я уже с киркой в пути. С киркой в пути. С киркой в пути. С киркой в пути.
       Ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха!..
       Горький смех.
      

    Глава пятая

    ОГЛЯДЫВАЯСЬ НА ЛИЛИТ

    Вот я весь на виду

    человек преисполненный здравого смысла

    Гийом Аполлинер

       Еще несколько существенных, на мой взгляд, вопросов.
       Быть может, перемены, произошедшие в Алексее Ильиче Ягнатьеве, предопределены естественным процессом старения? Быть может, перемены, произошедшие в окружающем его мире, предопределены естественным процессом старения? А так ли уж естественен процесс старения? Не есть ли процесс старения следствие душевной болезни? Не спровоцирована ли эта болезнь кем-то или чем-то, о чем мы можем только догадываться? Не является ли старение освобождением от мучительного бега по кругу, что мы ошибочно принимаем за плодотворную деятельность, оттого, что по праву именуется суетой сует?
       Правы ли мы, когда прислушиваемся к своим ощущениям, и, опираясь на них, делаем логические умозаключения? Не является ли этот метод своеобразной игрой, предложенной свыше, игрой, в омут которой устремляемся мы, не задумываясь, а не азарт ли это?
      

    ЭРАЗМ РОТТЕРДАМСКИЙ

       Как не согласиться с Эразмом Роттердамским, который провозглашал, - Разве я лгу, утверждая, что люди, по мере того как они становятся старше и начинают умнеть благодаря собственному опыту и воспитанию, понемногу теряют свою привлекательность, проворство, красоту и силу? Чем более удаляется от меня человек, тем меньше остается ему жить, пока не наступит, наконец, тягостная старость, ненавистная не только другим, но и самой себе. Никто из смертных не вынес бы старости, если б я не сжалилась над несчастными и не поспешила бы на помощь. Подобно тому, как у поэтов боги, видя, что человек готов расстаться с жизнью, стараются облегчить его участь посредством какой-нибудь метаморфозы, так и я, по мере возможности, возвращаю к детству тех, кто стоит уже на краю могилы. Недаром про дряхлеющих старцев говорят в народе, будто они впали во второе детство. Если кто спросит, каким способом произвожу я подобное превращение, то это не тайна. Я веду старцев к истоку Леты, берущей свое начало на Счастливых островах (лишь узким ручейком струится она затем вдоль Подземного царства), и там, испив влаги забвения, они понемногу смывают с души своей все заботы и набираются новых сил. О них говорят, будто выжили они из ума и несут вздор... Тем лучше! Это и означает, что они снова стали детьми. Быть ребенком и нести вздор - разве это не одно и то же? Разве не больше других веселится в этом возрасте тот, кто поглупее? Кому не мерзок и не кажется чудовищем мальчик с умом взрослого человека? Пословица недаром гласит: ненавижу я мальчишек, зрелых преждевременно.
       И кто согласится водить знакомство со стариком, который, наряду с приобретенной за долгие годы опытностью, сохранил полностью силу духа и остроту ума? Лучше уж ему, право, стать дураком по моей милости. Это избавит его от тяжких забот, которые терзают мудреца. Благодаря мне он еще считается недурным собутыльником. Он не испытывает пресыщения жизнью, столь мучительного в более молодом возрасте. Когда он, по примеру старичка, выведенного Плавтом, пожелает вспомнить коротенькое словечко: люблю, он будет несчастнейшим из людей, ежели сохранил свой ум. А между тем по моей милости он счастлив, приятен друзьям и может порою принять участие в веселой беседе.*
      

    ЯГНАТЬЕВ ОТКРЫВАЕТ ГЛАЗА

      
       Ягнатьев открывает глаза.
       Что это? Как будто в черной комнате, где держали его неделю, а то и месяц, некто невидимой рукой раздвинул шторы, и пузырящийся солнечный свет обрушился на него, возвращая ощущения реальности и здравого смысла. Человек проснулся. Нет, не так, человек впервые увидел свет.
       Радости от нового своего состояния Алексей Ильич не испытал, так как первое, что пришло ему в голову, - Заговор. Заговор и доведение до самоубийства, не меньше. Они почувствовали, - рассуждал Ягнатьев, - что я стал другим человеком задолго до того, как я стал другим человеком. А кому, спрашивается, нужен другой человек? Другой человек опасен. Кто знает, что на уме у другого человека? Ведь я был безропотен и нем. Я принимал все, что они подсовывали мне, и никогда не роптал. Я не участвовал в их тихих играх, а, стало быть, не претендовал на приз, не ставил вопросов, не тревожил их мутный мирок с мелочью и утварью, жалобами и сплетнями. И вдруг все переменилось. Когда? Не известно. Во всяком случае, прежде чем я сам осознал это. У них чутье. Ах, какое у них чутье! Вот и принялись они за отлучение. Может быть, это происходило подсознательно. А, может быть, и нет. С чего бы это, вдруг, стали показывать они мне доллары? С чего, вдруг, попытки вызвать на откровенный разговор? Нет, нет, все делалось намеренно, чтобы свалить, столкнуть со склона... А день рождения у Валентина Кузьмича? Что же, так просто предлагал он мне, непьющему человеку шампанского? Назойливо, с выдумкой предлагал.
      

    ВАЛЕНТИН КУЗЬМИЧ ПРЕДЛАГАЕТ

    АЛЕКСЕЮ ИЛЬИЧУ ШАМПАНСКОЕ

       Алексей Ильич у окна. Наблюдает мокрый снег. Он не слышит, что творится за его спиной. А за его спиной отмечается день рождения Валентина Кузьмича. Обычно дни рождения на кафедре представляют собой чаепитие. С пирожными. Иногда кто-то из женщин испечет торт.
       Ягнатьев не любит сладкое, точнее, зная свою склонность к полноте, боится его. Первоначально он отказывался от сладкого, но при виде пирожных или торта испытывал слюнотечение и желание попробовать хоть кусочек, но, однажды, соблазнившись, он испытал самый настоящий ужас. Ему представилось, что с этого момента запустился чудовищный неотвратимый механизм ускоренного ожирения, и сахарный диабет, с неминуемой гибелью всех органов обеспечен. Ночью ему приснилось, что он превратился в желе. А он с детства ненавидел желе. И так далее. Одним словом, желание трансформировалось в страх.
       Вот и теперь, предполагая, что на столе появятся корзиночки, трубочки, эклеры или еще что-нибудь в этом роде, Алексей Ильич поспешил налить себе чаю и отошел к окну, для того, чтобы наблюдать мокрый снег. Коллеги по работе прекрасно знали, что наблюдение за мокрым снегом - любимое занятие Ягнатьева, и старались не тревожить его по пустякам.
       Но, на этот раз, Валентин Кузьмич принес бутылку шампанского. Что, казалось бы, особенного? принес и принес. Опасности не наблюдалось: боковым зрением, слава Богу, Ягнатьев вовремя обнаружил взрывоопасный сосуд, и внутренне был готов к хлопку. Ничего страшного, казалось бы. Но, неожиданно Валентин Кузьмич приблизился к любителю мокрого снега и стал показывать ему шампанское. Не просто показывать, но так и эдак вертеть бутылку, и подмигивать, точно это невиданный предмет, который должен вызвать у Алексея Ильича восторг, и подталкивать его этой бутылкой в бок, и приговаривать, - А сегодня у нас шампанское! От шампанского вам не отвертеться, Алексей Ильич. Пойдемте-ка скоренько к столу. Ждем только вас. Ну, что вы, в самом деле, отвернулись? Мокрый снег? Каждый день теперь мокрый снег. Вы и завтра будете лицезреть этот мокрый снег. И завтра, и послезавтра. А тут день рождения, как никак. Скоренько, скоренько, Алексей Ильич. Не обижайте меня, я давно хотел выпить с вами шампанского...
       И, следом, хор, - И, правда, Алексей Ильич. Что вы отвернулись, точно бука какой? Не обижайте нас. Выпейте с нами шампанского. У Валентина Кузьмича день рождения, с вас тост, - уж это ни в какие рамки не годится, - Идемте к нам, Алексей Ильич. Прелесть, что за шампанское. Давайте напьемся, и будем петь песни! Просим, просим, Алексей Ильич! Какие песни вы любите, Алексей Ильич? Мы знаем много песен. Спойте с нами, Алексей Ильич, - и последняя капля из Ивана Андреевича Крылова, - спой, светик, не стыдись, спой, светик, не стыдись, спой, светик, спой, светик, спой... И ну скандировать: "просим, просим".
       Отчаянное положение. Ягнатьева застали врасплох. Некоторое время он делает вид, что не замечает всей этой вакханалии, но, когда натиск делается уже совершенно невыносимым, срывается с места, и, с нейтральным, на его взгляд, "ну, что же, ну, что же", покидает аудиторию. Тишина сопровождает его. Слава Богу, не смех. Смеха бы он не вынес.
       Позже Алеша гордился своей смекалкой. Редко кому придет в голову в столь сложной ситуации найти подходящую фразу, которая бы, c одной стороны не оскорбила бы чувств присутствующих, а, с другой стороны, предоставила бы возможности для маневра.
      

    ЗАГОВОР

      
       Заговор. Как есть, заговор. Я не удивлюсь, если тот слепой мальчик в трамвае как будто случайно окажется родственником одному из сослуживцев. А что, если проникшие в мое сознание женщины не просто соглядатаи, а кафедральные филеры? Когда же это милые коллеги успели сплести чудовищную сеть? И зачем? Ума не приложу.
       Должно быть, существуют некие неведомые мне данные, некий компромат на всю мою жизнь. Если принять, что все не случайно, и я оказался в окружении подставных людей, так и получается. Да, информация решает все. Решает все? Ну, вот, теперь я обладаю этой самой информацией, и ничего, ровным счетом ничего не могу сделать. Первый раз в жизни попытался слово сказать, свое слово, открыто, честно... и здесь же был съеден. С волками жить - по-волчьи выть? Но не волк я, не волком рожден и не волком воспитан. Не волк, а кто? Что я такое? Чем обусловлено столь пристальное внимание к моей персоне? И впрямь они знают про меня больше, чем я сам позволяю себе знать о себе.
       Что же теперь будет? Где и в чем избавление?
       Вновь электричество спешит по телу Ягнатьева, и, вместе с судорогой, свет пропадает, как будто невидимая рука задернула шторы. Последним сполохом, искоркой - заговор! И кромешная темнота. Знать, не добраться мне до воды.
      

    ШАМПАНСКОЕ

       Тем временем в Бокове откупоривается шампанское.
       Лилия-Лилит откупоривает шампанское.
       Клавдия откупоривает шампанское.
       Любушка-голубушка откупоривает шампанское.
       Липочка откупоривает шампанское.
       Берта Наумовна откупоривает шампанское.
       Зинка откупоривает шампанское.
       Валентина, дай ей Бог здоровья, откупоривает шампанское.
       Вапрвара Васильевна, Царствие ей Небесное, откупоривает шампанское.
       Мила вся горит, и откупоривает шампанское.
       Патрикеевна откупоривает шампанское.
       Оленька откупоривает шампанское.
       Вика откупоривает шампанское.
       Полина Сергеевна откупоривает шампанское.
       Всего - тринадцать.
       Четыре раза по три и еще одна - Липочка.
       Да что же это, в самом деле?!
       Если бы среди них была Мерилин, и она бы откупорила шампанское, вне всякого сомнения.
      

    ЭНДИ УОРХОЛЛ

       Мы с Энди (Уорхоллом) в Музее восковых фигур около Мэрилин. Мне показалось, что Энди не был настроен подходить к ней. Однако ноги сами привели его сюда. Долго стоит он молча, и, наконец, произносит, - Только она знала, что у нее внутри.
       Пожалуй, ничего лучшего не было сказано о великой актрисе с момента ее безвременной кончины.
       Еще некоторое время он стоит неподвижно, после чего, не попрощавшись, стремительно уходит.
       Уходит навсегда.
       Он больше не вернется.
       В этом весь Энди Уорхолл.
      

    ВТОРАЯ БЕСЕДА С ДАНАЕЙ

      
       Ягнатьев поднимается по лестнице. Тяжело, с одышкой, - Возмечтал! Клоун! Скалолаз!.. Все, долой скверные мысли!.. Однако замкнутый круг получается. Просто замкнутый круг какой-то... А все - моя избранность. Безусловно, моя избранность. Избранность - это плохо. Когда говорят, что избранность - это хорошо, лукавят. Лукавые люди говорят так. Когда вам так говорят, вам желают зла. Скорее всего, находятся в заговоре против вас... Заговор, заговор, заговор... С кем я разговариваю? Сам с собой разговариваю? Или кто-то следует за мной? - осматривается, - Нет. Похоже, что никто за мной не идет. А кто же пойдет за мной теперь? Когда я, черт знает что я теперь такое. Клоун, или скалолаз, или вообще какое-нибудь животное, только видом своим напоминающее человека, мартышка какая-нибудь или скарабей... Избранность, избранность, откуда во мне это? Кто нашептал? В плохом смысле избранность. А какая разница? Избранность, она и есть избранность. И в плохом, и в хорошем смысле. И то и другое привлекательно. Пожалуй, что избранность в плохом смысле слова еще в большей степени привлекательна. Откуда во мне этакое фанфаронство? С чего это я взял, что один такой есть?.. А что если каждый в таком колесе вертится, точно белка? Вот и вновь возвращаюсь я к мысли о том, что ничтожен, ни на что не способен... Да, но если понимать, если понимать, что мы не принадлежим себе, по большому счету, что поступки наши, как и судьбы предопределены, надобно ли сопротивляться?.. И уж если не удержался на диване, стало быть, все равно не удержался бы... Ни при каких обстоятельствах. Иного не дано.
       Иного не дано. Иного не дано. И не кирка, а ледоруб. Зачем я? Ведь знаю, никакого ледоруба нет. А что у тебя в руках? А ничего. А в руках? Ничего. А зачем ты ходил? Зачем-то ты ходил? За ледорубом разве? Разве было у тебя в мыслях восходить на Эверест?.. Вот, не попрощался. Ушел не попрощавшись. Впрочем, какое теперь это имеет значение? Жизнь кончена. А когда жизнь кончена... Что дальше? Представления не имею. Конечно, кто-то вспомнит обо мне добрым словом. Вспомнят? Вспомнят. Все одно кто-нибудь вспомнит добрым словом... Не может быть, чтобы не вспомнили. В конце концов, забывать навсегда не принято! Такое не принято! О покойных либо хорошо, либо ничего! Это уже так положено. Это уж как повелось... А найдут меня в укрытии моем? Укрытие-то надежное. Найдут ли? Найдут. Непременно найдут... А когда? Как предписано, тогда и найдут. Завтра - значит завтра, а суждено через месяц - через месяц и выйдет. Тут уж от нас ничего не зависит. Впрочем, как всегда. Впрочем, как всегда. Впрочем, как всегда... Моцарта похоронили в братской могиле. Это я точно знаю. Однако же оттого, что его похоронили в братской могиле, он не перестал быть Моцартом!.. Господи! о чем я?! Какой Моцарт?! Жалкий человек, жалкий голый человек, эксгибиционист в запое. Возвращается с работы. Эксгибиционист возвращается с работы. Эксгибиционист возвращается с работы. Эксгибиционист возвращается с работы.
       Ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха!..
       Ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха!..
      
       Ягнатьев, не сняв верхней одежды, усаживается за стол, поднимает голову. Перед ним Даная. Улыбается. Стол накрыт. Куриный бульон наполняет комнату ароматными золотые кольцами. Ягнатьев наполняет первую рюмку. Морщась, выпивает.
      
       Голова Алексея Ильича наполняется золотистым гулом, - Данаяданаяданая...

    Данаяданаяданаяданаяданаяданаяданаяданаяданаяданая...

    Данаяданаяданаяданаяданаяданаяданаяданаяданаяданаяданая...

    Данаяданаяданаяданаяданаяданаяданаяданаяданаяданая...

    Данаяданаяданаяданаяданаяданаяданаяданая...

    Данаяданаяданаяданаяданаяданаядана...

    Данаяданаяданаяданаяданая...

    Данаяданаяданая...

    Даная...

      

    НЕБЕСНЫЙ ДВОЙНИК

       Вот и небо. Вот и небо. Где-то здесь должен быть мой небесный двойник.
       Если присмотреться, у меня, действительно, собачьи глаза. Если присмотреться.
      
       Ягнатьев наполняет вторую рюмку, морщась, выпивает, закрыв глаза, откидывается на стуле. Ласковый голос Данаи напоминает ему материнский, - Вам нужно бы все забыть. - Да, - Алексей Ильич улыбается, не открывая глаз. - Все забыть и покушать. - Да. - Куриный бульон - очень хорошо.
       Ягнатьев слышит в ее голосе нечто большее, чем куриный бульон, что-то еще, какая-то тайна, - Да... Вы привели мужа? - У меня нет мужа. Я уже говорила вам. - То, что вы говорили, не имеет особенного значения. Вы можете говорить, что у вас нет мужа, а на самом деле он есть. - Зачем вы так? - Я не подозреваю вас в его сокрытии. Вы можете и не догадываться, о том, что он есть, а он есть, на самом деле, еще как есть. - Мне иногда трудно понимать вас. - Это все опыт. Все - мой опыт. Не обижайтесь. Со мной такое часто случается. Я представляю себе одно, а на деле все обстоит иначе. Лучше, или хуже, не важно. Иначе. Теперь понимаете, о чем я? - Более - менее. - Жаль, что вы не привели мужа... А, впрочем, нисколечко не жаль. Я все равно забыл. - Что вы забыли? - Правила. - Какие правила? - Подкидного дурака. - Хотите, научу вас? - А вы умеете? - Да. - Мы действительно очень похожи. - Будем играть? - Нет... не будем... По вашему совету я начинаю потихонечку забывать. - Что забывать? - Все... Иначе я действительно могу умереть... На некоторое время... А мне не хотелось бы расставаться с вами ни на минуту.
       Пауза.
       - Вам нужно покушать.
       Пауза.
       - Пытаетесь меня кормить?
       - Да. - Трогательно... Я бы предпочел виноград. Вы не принесли винограда? - Для винограда еще не сезон. - Жаль, очень жаль... Все же как мы несвободны! Вот вы говорите не сезон. Не сезон для Бокова? А как обстоят дела в Греции, к примеру? Или Греция - другая планета, до коей, в отличие от той же Луны, и на космическом аппарате не добраться? Или все мы не жители, а, следовательно, не хозяева земли, будь то Греция или Гренландия?.. Или пирамиды и терракотовая армия создавалась не для всего человечества?.. Все наши беды заключаются в том, что мы твердо знаем свое место. А кто определил нам это место?.. Или, вот еще, кто сказал, что история, которую мы изучаем, на самом деле есть то, что происходило на самом деле? Не руками ли самых ограниченных и закрепощенных из нас из истории выброшены наиболее сочные и яркие фрагменты? Те фрагменты, что мы, по той же самой ограниченности не можем объяснить, ибо это - опыт других, более свободных поколений, то, что мы в лучшем случае называем вымыслом, а в худшем - домыслом... как быть с греческими богами, Сциллой и Харибдой, драконами и единорогом? Отчего людей, искренне верящих в правдивость легенд, (слово-то какое, "легенда"!) мы спешим объявить безумцами? И не содержат ли в себе те самые легенды намека на верный путь развития человека и человечества в целом? Не сдается вам, что мы отправились однажды по неверному пути? Нет ли у вас ощущения, что перед нами открывалась просторная солнечная аллея, но мы свернули с дороги и забрели в непроходимые чащи?
      

    ЛУКИАН

      
       Пройдя реку в мелком месте, мы натолкнулись на удивительный род виноградных лоз: начиная от земли, ствол был свеж и толст, выше же он превращался в женщин, которые приблизительно до бедер были вполне развиты, - вроде того, как у нас рисуют Дафну, превратившуюся в дерево в то мгновение, когда Аполлон собирался ее схватить. Из концов пальцев у них вырастали ветки, сплошь увешанные гроздьями. Головы женщин были украшены вместо волос виноградными усиками, листьями и гроздьями. Когда мы подошли к ним, они встретили нас приветствиями и протянули нам руки. Одни из них говорили на лидийском, другие на индийском, большинство же - на эллинском языке. И они поцеловали нас в уста. Кого они целовали, тот сразу пьянел и становился безумным. Плодов, однако, они не позволяли нам срывать, а если кто-нибудь рвал грозди, то они кричали, как от боли.**
      

    ВТОРАЯ БЕСЕДА С ДАНАЕЙ

      
       Данае не хочется менять тему, - Так что такое небесный двойник? - Вам нужно знать? - Да. - Вам интересно? - Мне все интересно.
       Ягнатьев открывает глаза, во взгляде читается ирония и некоторое лукавство, - А я, пожалуй, расскажу вам... Хотя о таких вещах обыкновенно не говорят... Это, знаете, из области интимных фантазий... Я ведь фантазер, придумщик... Точнее, был когда-то придумщиком... Откровенно говоря, кому-нибудь еще я постеснялся бы рассказать. Но вам, пожалуй, расскажу, переходит на шепот, - Как знать, может быть, это открытие? Пришла же мне в голову эта мысль?.. Как вы думаете? - Мне трудно сказать что-либо по этому поводу. - Почему? - Но вы еще ничего не рассказали. - Ах, да, конечно... Я немного рассеян... Знаете, так бывает... С близкими людьми. Только с близкими людьми... Если какая-то мысль вертится у тебя в голове, кажется, что и твой собеседник носит в себе ту же самую мысль... С малознакомыми людьми приходится себя контролировать, потому люди и любят бывать дома... Думаю, это одна из основных причин... В противном случае дом, пусть и уютный, скоро наскучил бы... Одна и та же картинка... Одни и те же люди... Одни и те же завтраки, обеды, ужины, одни и те же программы телевидения, один и тот же пейзаж в окне... Разумеется, происходит смена времен года, но, согласитесь, дерево напротив все равно остается деревом... И зимой, и летом, и весной, и осенью. Одно и то же дерево... В том, что его когда-нибудь срубят, не может быть никакой уверенности... Даже если это дерево - сам Иоганн Себастьян Бах... Никакой уверенности... Это так.
       Ягнатьев закрывает глаза.
      
       Вот интересно, если бы меня сейчас подвели к карте мира, смог бы я узнать ее? Очертания материков и стран похожи на летучих мышей. Пожалуй, это - единственное впечатление, что осталось во мне нынешнем от карты мира.
      

    ВТОРАЯ БЕСЕДА С ДАНАЕЙ

      
       Даная несколько расстроена, - У меня складывается впечатление, что вам не хочется говорить. Ягнатьев открывает глаза, - Да я только тем и занят... К сожалению... Не даю вам и рта раскрыть... Когда я так много говорю, это от волнения... Не обращайте на меня внимания, когда я начинаю так говорить... Дело в том... Дело, видите ли, в том... Дело в том, что я, кажется, раскрыл один заговор... Не будем об этом... Итак, я говорю, говорю... Остановить меня бывает невозможно, а вы, чтобы не возненавидеть меня, думайте о чем-то своем... В таком случае, возможно, удастся сохранить отношения... Возможно, удастся... А вы знаете, что Моцарта похоронили в общей могиле? - Нет. - Это так... Да, да... Бедный, бедный Моцарт, - грустно улыбается, - Почти, что Йорик, не находите?.. Бедный, бедный Йорик, помните?..
       Пауза.
       - Ну что же, не могу вас неволить. Не хотите рассказывать - не надо.
       Пауза.
       - Вы что-то сказали? - Если не хотите говорить - не нужно... Я, честное слово, не обижусь. - О чем вы? Я хочу, я очень хочу говорить с вами. Но... Мне стыдно в этом признаться, но я... Я, кажется, забыл, о чем идет речь... Вот если бы вы согласились мне напомнить?.. Все забываю... теперь... Вот если бы вы согласились... - Вы хотели рассказать о небесных двойниках. - Ах, вот вы о чем? - выпивает и делается бодрее, - Да, это любопытная теория... Вам хочется, чтобы я рассказал?.. Я замечаю, что вы не теряете нити разговора. - Я стараюсь. - Почему? - Мне интересно. - Хорошо. Я расскажу вам... Но прежде мне хочется, чтобы вы выпили со мной. То, что я расскажу, может оказаться, как бы это лучше выразиться, неожиданным, слишком неожиданным для вас. - Я не могу себе этого позволить. - Почему? - Я на работе. - Вы на работе? - В настоящий момент отпускаю водку одному дрессировщику... Между прочим, дрессировщик этот не пьет, а водка ему нужна, чтобы обработать лапу льву. Лев поранил лапу, и теперь ему срочно требуется водка.
       Пауза.
       - Как хорошо вы сказали. - Что же такого особенного я сказала? - Лев поранил лапу, и теперь ему срочно требуется водка... Вот интересно, подвержены ли грифы дрессуре?
      

    ЛУКИАН

      
       Мы решили отправиться дальше и вскоре встретили конекоршунов, как они здесь называются, и были ими захвачены. Эти конекоршуны не что иное, как мужчины, едущие верхом на грифах и правящие ими, как конями. Грифы эти огромных размеров, и почти у всех три головы. Чтобы дать понятие об их величине, достаточно сказать, что каждое из этих маховых перьев длиннее и толще мачты на товарном корабле. Конекоршуны были обязаны облетать страну и, завидев чужестранцев, отводить их к царю. Нас они, схватив, тоже повели к нему. Когда он увидел нас, то, судя, должно быть, по нашей одежде, спросил: "Вы эллины, о, чужестранцы?" Мы ответили ему утвердительно. "Каким образом, - продолжал он, - проложили вы себе дорогу через воздух и явились сюда?" Мы ему рассказали обо всем, после чего и он в свою очередь стал нам рассказывать про себя, про то, что и он человек, по имени Эндимион, который был унесен с нашей земли спящим, и что, явившись сюда, он стал править этой страной. "А земля эта, - сказал он, - не что иное, как светящая нам внизу Луна". **
      

    ВТОРАЯ БЕСЕДА С ДАНАЕЙ

      
       Алексей Ильич изучающее смотрит на Данаю, - Что же я такое есть? - В каком смысле? - Кто я в ваших глазах?.. Не подумайте, что я спрашиваю вас об этом просто так. Для меня это очень и очень важно... Клоун?.. Вы так и думаете, что я клоун? - Я не думала так. - Кто же, в таком случае?
       Пауза.
       - Мы так мало знакомы... - Достаточно, вполне достаточно, чтобы сложилось первое впечатление. - А что такое первое впечатление? - О, это очень, очень верная эмоция. Пожалуй, главная эмоция. После первого впечатления, открывая человека, шаг за шагом постигая его, вы можете совершить круг, и еще круг, длиною в год, десять, пятнадцать лет, но после вы все равно вернетесь к тому самому первому впечатлению. Мне думается, что именно по этой причине, видения, что одолевают нас перед смертью, так молоды и ярки... Что скажете? - Не знаю, что сказать. - Хотите, я помогу вам?
       Пауза.
       - Не знаю, что сказать.- Вот я переменился на ваших глазах, так? - Наверное. - Я не имею в виду свое пьянство, это наносное, временное, это не я. Я переменился глубже. Вы помните мой первый визит к вам? Самый первый визит? - Да. - Я не мог заговорить с вами, не так ли? - Мне трудно судить... - Это вы говорите из вежливости. - Да нет же. - Ну, так я вам скажу, это так. Но теперь я говорю с вами свободно. Поверьте, я не испытываю ни малейшего внутреннего напряжения. Робость отступает. - Хорошо. - Хорошо ли? - Хорошо. - Водка здесь ни при чем. - Ни при чем. - Это перемены. Точнее, предвестники перемен. Пока я еще бесчувственен, но скоро, очень скоро я, возможно, стану чувственным. Ведь женщины любят чувственных мужчин? Даная смеется, - Не знаю, не знаю. - Все вы знаете. Все, все вы знаете... Ну, так что? Как вы думаете? Способен я на поступок? - Конечно. Почему же нет? - А что бы вы сказали, когда бы я, вдруг, начал совершать поступки? Даная смеется, - Ничего бы не сказала. - А откуда вам знать, не совершаю ли я их уже теперь? - Этого я не могу знать. - Прежде я не был способен совершать поступки. - Просто вы не знаете себя. - Знаю... И вы знаете... Так вот, сообщаю вам, я начал совершать поступки. - Хорошо. - Еще до нашего знакомства. - Прекрасно. - Вас не пугает это? - А почему это должно меня пугать? - Вы же не знаете о каких поступках идет речь? - Я уверена, на плохой поступок вы не способны.
      

    ЛУКИАН

      
       Гелиоты со своими союзниками порешили заключить мир с Селенитами и их союзниками на следующих условиях: Гелиоты обязуются разрушить выстроенную ими стену, никогда больше не нападать на Луну и выдать пленников, каждого за отдельный выкуп; Селениты же, со своей стороны, обязуются не нарушать автономии других светил, не ходить войной на Гелиотов, а являться им на помощь в случае нападения со стороны. Далее, царь Селенитов обязывается платить царю Гелиотов ежегодную дань, состоящую из десяти тысяч кувшинов росы, и выставить от себя десять тысяч заложников. Что касается колонии на Утренней Звезде, то они должны основать ее сообща и другие желающие могут принять в ней участие. Договор этот должен быть записан на янтарном столбе и поставлен в воздухе на границе обоих государств. Со стороны Гелиотов в правильности изложенного поклялись Огневик, Летник и Пламенный; со стороны Селенитов - Ночник, Луновик и Многосверкатель.
       Таковы были условия мира. Стена была тотчас разрушена, а нас, военнопленников, освободили. Когда мы вернулись на Луну, товарищи наши и сам Эндимион встретили нас со слезами и радостными приветствиями. Царь просил нас остаться у него, участвовать в новой колонии и обещал дать мне в жены своего собственного сына (женщин у них нет). Я не соглашался остаться, несмотря на все его слова и убеждения, просил его отправить нас опять вниз на море. Убедившись в том, что слова его не могут повлиять на нас, Эндимион угощал нас в продолжение семи дней, а затем отпустил.**
      

    ВТОРАЯ БЕСЕДА С ДАНАЕЙ

       Ягнатьев выпивает, - Скажите, а что вы думаете по поводу эмансипации? - Как? - По поводу эмансипации?.. Вы обязательно имеете свое мнение на этот счет. - Вы будете удивлены, но вот как раз на этот счет у меня отсутствует какое-либо мнение.
       Пауза.
       - Вы играете со мной. - Отнюдь. - Вы играете. Этого не может быть. Этого не может быть, потому что эмансипация, и это доказано, есть главная женская идея... Если бы это было не так, теория энтропии и броуновского движения рассыпалась бы в дым. Пирамиды бы рухнули, а лошади начали бы нести яйца.
      

    БЕЛЯНОЧКА И РУТА

       Беляночка и Рута в темном коридоре, в ожидании своего выхода, как заправские актрисы. Беляночка и Рута комментируют беседу Ягнатьева и Данаи.
      
       БЕЛЯНОЧКА Не спроста он упомянул пирамиды.
       РУТА По-моему, он просто болтун.
       БЕЛЯНОЧКА Нет, не скажи.
       РУТА А причем здесь пирамиды?
       БЕЛЯНОЧКА Конус. Символ конуса. Самый простой и доступный каждому образ. Образ, который преследует всякого на протяжении жизни.
       РУТА Кроме меня.
       БЕЛЯНОЧКА Кроме тебя?
       РУТА Кроме меня.
       БЕЛЯНОЧКА А о чем же мы сейчас говорим? Или ты не знала до этого разговора, что такое пирамиды?
       РУТА Так в чем же фокус?
       БЕЛЯНОЧКА Все вертикальное или способное принять вертикальное положение имеет форму конуса. Пирамиды, деревья, люди, мы с тобой. Форма конуса - единственно правильная форма для вертикали.
       РУТА И что же?
       БЕЛЯНОЧКА Обреченность и забвение.
       РУТА При чем здесь обреченность и забвение?
       БЕЛЯНОЧКА А то, что все исходит на "нет". Уменьшается и исходит на "нет". И мы обречены на забвение, как всякий конус.
       РУТА Ты хочешь сказать, что мы смертны?
       БЕЛЯНОЧКА Получается так.
       РУТА Чушь.
       БЕЛЯНОЧКА Не чушь.
       РУТА Ерунда.
       БЕЛЯНОЧКА Не ерунда.
       РУТА Даже если поверить тебе, и бессмертия нет, я проживу намного дольше твоего.
       БЕЛЯНОЧКА Почему?
       РУТА Да потому, что мне, представь себе, до пирамид нет никакого дела.
      
       Если преодолеть отвращение, в мордочке летучей мыши можно найти нечто наивное и трогательное.
      

    ВТОРАЯ БЕСЕДА С ДАНАЕЙ

      
       Даная смеется, - А вот мне, представьте себе, до эмансипации нет никакого дела. Я даже не представляю себе, по большому счету, что это такое. - Непросто вывести женщину на откровенный разговор, даже если она Даная. - Ничего подобного. Я предельно откровенна с вами. - В таком случае ответьте мне на один вопрос - может быть, нам устраниться? Может быть, нам вообще устраниться? Ведь мы только мешаем вам детскостью своей и обреченностью своей! - Кому, вам? - Мужчинам. - О чем вы? - Об опасности, которую мы представляем друг для друга. - О какой опасности вы говорите? - Говорю же, вы играете со мной! - Нисколько не играю. - А как же стремление к слиянию? - Что-что? - Как быть с противоестественным стремлением к слиянию, во что бы то ни стало?.. Не соитие имею я в виду. Стремление прикасаться, обнимать, наклоняться к уху, теребить край одежды, целовать?.. А вам не приходило в голову, что все это ни что иное, как отражение драки? Отражение мордобоя? Войны, наконец, с миллионами, миллиардами жертв, черт возьми! - Мне пока трудно... - Вот, вот, все происходит как будто само по себе. Мы даже не задумываемся, даже не задумываемся... м-м...
       Пауза.
       - Вы теперь очень и очень раздражены. Вам нужно постараться успокоиться. - Да, да, вы правы, - Ягнатьев сжимает кулаки, - И все же, и все же я несвободен!.. Не - сво - бо - ден!.. И что проку от перемен, когда я несвободен?!.. Выпью, пожалуй.
       Ягнатьев выпивает и кладет голову на руки. Пауза.
       - А ведь мы с вами снова отвлеклись, Алексей Ильич! Ягнатьев поднимает глаза на Данаю, - Почему вы не хотите выпить со мной? - Я уже говорила вам, я на работе. - Да, да, что-то такое вы говорили... Что-то про льва, кажется... Работа, работа. Все работают, все что-то делают? Знаете, что мы все делаем? Ничего. Ровным счетом ничего. Какое-то развитие, все говорят о каком-то развитии. Называют имена, будто бы для истории. А я скажу. Нет никаких имен. Перед небесами нет никаких имен. Фамилий, во всяком случае. Все это мы сами придумываем для себя! Для успокоения собственной совести. С тем, чтобы оправдать свои неблаговидные поступки, - смеется, - Господа обмануть. Нам кажется, что мы можем обмануть Господа!.. Да если бы!.. Ведь по большому счету мы ни во что не веруем. Ни во что... История все знает. Историю тоже не проведешь. Уж она умеет отличить фасад от задворок... - Это так.
       Пауза.
       - А если не работа, вам захотелось бы выпить со мной? - Конечно.
       Пауза.
       Ягнатьев неожиданно смеется, - Вы весельчак? Даная смеется, - Наверное. - И я весельчак... Это я уже подбираюсь к интересующей вас теме... Обещайте, что не станете смеяться надо мной. - Обещаю. - Ну, хорошо.
       Ягнатьев закрывает глаза и замирает надолго.
       Даная тихо окликает его, скорее, чтобы убедиться в том, что он уснул, - Эй! Вы уснули? Ягнатьев, вздрогнув, открывает глаза, - Нет, нет. Я настраиваюсь... Но сначала я хочу, чтобы вы ответили мне на один вопрос. Скажите, вы любите смотреться в зеркало? - Как все женщины. - Простите, но все женщины - разные. - В чем-то все женщины похожи друг на друга. - Как кто? - В каком смысле? - Вы говорите, похожи друг на друга. Как кто? После недолгого раздумья Даная подбирает нужные слова, - Обычно говорят "как сестры". - Верно... А еще как можно сказать?.. Если они очень и очень похожи друг на друга? - Как близнецы. - Умница. А еще?
       Пауза.
       Даная смеется, - А больше и не знаю. Иссякла. Ягнатьев смеется вслед за ней, - Иссякли? - Иссякла. - Есть еще синонимы? Можете вспомнить?.. Нет. Синонимов больше нет... Впрочем, если хорошенько поискать, потратив кучу времени, может быть, не исключено, и отыщется что-нибудь, но нас с вами это не интересует. Нам интересно то, что в данном случае мы не употребили слово "двойник". Во всяком случае, это не пришло нам в голову. А, следовательно, это слово не является синонимом. Следовательно - двойник это нечто другое. Совсем из другой оперы, как говорится. Так что же такое этот самый двойник? И где можем мы встретить этого мерзавца?
       Пауза.
       Даная смеется, - Не знаю. Ягнатьев серьезен, - Вы обещали не смеяться надо мной. - Я не над вами смеюсь. - Над кем же вы смеетесь? - Да не над кем. Просто вы забавно сказали "этого мерзавца". Как будто он где-то рядом. - Так и есть. Он рядом... А вам не кажется, что у меня собачьи глаза? Даная смеется, - Нет. - Нет, так нет. Продолжим?.. На чем мы остановились? - На "мерзавце". - Бранное слово... Терпеть не могу бранных слов... Однако же, наступает момент, когда будто прорывает. Валятся прямо как из рога изобилия... Это отвратительно... Я ненавижу себя за это... Вам доводилось встречать своего двойника? - Нет. - Заблуждение. Разве случайно спросил я вас о зеркале? - Ах, вот что вы имеете в виду? Но это - не одно и то же. Это только отражение. На самом деле его не существует. - Разве? - Конечно. - А разве может не существовать то, что вы можете потрогать рукой? - Но рукой я могу потрогать зеркало, а не отражение.- А откуда вы знаете? - Это само собой разумеется. - Вот оно!.. Вот отчего мы остановились однажды и деградируем теперь!.. Как бы не распасться на корпускулы!.. Я частенько размышляю над этим... Бога ради, не обижайтесь, вы здесь ни при чем. Вас так учили... Вас, меня, всех нас... Нас научили, что дважды два - четыре. И мы приняли это на веру. И начинаем отсчет с этих самых четырех... А почему не с трех или пяти? Почему?.. Почему? Охотно отвечу. Да потому, что нам вбили в голову, что изобретать велосипед глупо и смешно. А разве, позвольте вас спросить, велосипед изобретен?.. Точнее так, - вы уверены в том, что велосипед изобретен? Или так, - Вы уверены в том, что предмет, который мы называем велосипедом и есть велосипед?.. Мы не доверяем даже тому, что очевидно... Возвращаю вам ваш пример - вы касаетесь своего двойника, что несомненно, потому что касаетесь его лба, а утверждаете, что касаетесь зеркала... Не приходило вам в голову, что зеркала вы коснуться не можете? Как только вы приближаетесь к зеркалу, дорогу вам преграждает двойник.
       Пауза.
       - Признаться, для меня это новое. - А возможен подобный взгляд на предмет? - Думаю, да. - Вот видите, только выпив я умею по-настоящему открываться... Видите ли, у меня совсем нет убеждений. Там, где у всех людей находятся убеждения, у меня только сомнения и раздражение... Плохо, плохо... Простите, отвлекся. Вернемся же к нашим баранам... Следовательно, зеркало - это зеркало, а двойник это двойник? - С точки зрения... - Должен он где-то жить? - Наверное. - А где, как вы думаете? - Не знаю. - Он все время рядом, не так ли?.. Стоит вам подойти к зеркалу - он тут как тут.
       Пауза.
       - С этой точки зрения... - Так где же?.. За печкой?.. Под креслом?.. В шкафу? За портьерой?.. Где? Где? Где он?.. А, может быть в зеркале? Но разве можно уместить в зеркале двойника?.. Что скажете?
       Пауза.
       - Не знаю.
       Пауза.
       - Если бы он жил в шкафу или за печкой, мы бы то и дело сталкивались с ним, не так ли?.. Не живет он и на улице... Вы, наверняка, слышали страшные истории о случайных встречах с двойниками, что есть предуведомление о смерти. Это все - суеверия... В действительности люди встречают на улицах своих близнецов, братьев, сестер... просто очень похожих людей, но... не двойников... Так где живут наши двойники?.. В море?.. В океане? Но мы же, простите, не рыбы?.. Остается небо. Именно, что небо... Почему, спросите вы? Да потому что небо повсюду. Мы с вами теперь на небе... Как облака... И не нужно быть Аполлинером, чтобы почувствовать его... Вот оно небо. Рядом. Можете набрать полные легкие неба... Остается один вопрос. И этот вопрос - зачем? Вот на этот вопрос и отвечает моя теория... Это не факт, только предположение... Зачем? Думаю, для обмена. Когда человек устает или изнашивается, то, что мы называем болезнью, происходит замена небесного двойника на земного... Пока бывший земной двойник отдыхает или поправляется, бывший небесный двойник выполняет его функции на земле... Через определенное время происходит новая подмена... За ней еще, и еще. Все вместе - бесконечность... А еще есть такой закон парности. Вечное напоминание нам о двуликом Янусе. Вы не обращали внимания на то, что тонут всегда парами?.. Нет, нет, не беспокойтесь. Об этом я не стану рассказывать вам. Я вижу, вы устали... Согласитесь, бесконечно жаль, если вся эта стройная конструкция распадется... А это возможно. И, в свете последних событий, пожалуй, неизбежно. - Почему вы так думаете? - А вы обратили внимание на то, что зеркала стали темнеть много быстрее, чем прежде? - Откровенно говоря, не думала об этом. - А вот теперь понаблюдайте, понаблюдайте. Это чрезвычайно полезно, уверяю вас... всякое наблюдение полезно и непредсказуемо. Никогда не знаешь, на какие дорожки выведет оно вас, и какими выводами одарит. Эта игра почище подкидного дурака будет.
       Даная смеется, - какой вы славный и любопытный человек. - Находите? - Да. Да. С вами очень и очень интересно.
       Ягнатьев мрачнеет, - Это временное впечатление. Уверяю вас, вы еще разочаруетесь во мне. Во мне все разочаровываются. - Ну, уж не знаю, с кем вы водите дружбы... - С разнообразными людьми. С самыми разнообразными людьми... Но, если вдуматься, ни с кем дружб я и не вожу. Вот только с вами... По единственной причине... Хотите знать эту причину?.. Хотите?
       Пауза.
       - Вы как-то неловко ставите вопрос. - Да я и сам неловок. Разве вы не заметили?.. И хватит об этом, я стесняюсь себя... Так что насчет причины? Хотите вы ее узнать или нет? - Любопытно. - Вас мне Господь послал. Вот и вся причина. Даная улыбается, - Это слишком. - Нет, нет, ничего не слишком, нисколько не слишком. Уж если я говорю об этом, значит, прежде долго думал. Вы теперь часть моей судьбы.
      

    БЕЛЯНОЧКА И РУТА

       Беляночка и Рута в темном коридоре, в ожидании своего выхода, как заправские актрисы. Беляночка и Рута комментируют беседу Ягнатьева и Данаи.
      
       РУТА Какие-то зыбучие пески.
       БЕЛЯНОЧКА Зыбучие пески?
       РУТА Именно, зыбучие пески. Она погибнет. Спасения нет.
       БЕЛЯНОЧКА За что ты невзлюбила его?
       РУТА Он не оставляет выбора.
       БЕЛЯНОЧКА Как это понимать?
       РУТА Только внешне он кажется субтильным, незначительным и подавленным обстоятельствами человеком. По природе же своей он хозяин.
       БЕЛЯНОЧКА Хозяин?!
       РУТА Да разве не видишь ты, как ловит он ее на каждом шагу?
       БЕЛЯНОЧКА Твои предубеждения.
       РУТА Она пропала. До разговора о двойниках я еще могла сомневаться. Но теперь, когда уже и Аполлинер пошел в ход, сомнений нет, птичке нашей Клавдии пропасть!
       БЕЛЯНОЧКА Это твои предубеждения.
       РУТА И нам нужно бежать отсюда как можно скорее.
       БЕЛЯНОЧКА Как же бежать, когда только начинается самое интересное.
       РУТА Тебе действительно интересно, что будет дальше?
       БЕЛЯНОЧКА Конечно. Здесь настоящая жизнь.
       РУТА Ты так думаешь?
       БЕЛЯНОЧКА Да.
       РУТА Ну, вот, я оказалась права.
       БЕЛЯНОЧКА В чем?
       РУТА Зыбучие пески. Прощай, сестрица.
       БЕЛЯНОЧКА Ты хочешь оставить меня одну?
       РУТА Нет. Просто прощаюсь.
       БЕЛЯНОЧКА У тебя депрессия. А я предупреждала тебя, то была скверная грудинка.
       РУТА Ах, если бы дело было в грудинке!
      

    ВТОРАЯ БЕСЕДА С ДАНАЕЙ

      
       Даная точно вспоминает что-то, спохватывается и выбегает в коридор.
       Алексей Ильич в недоумении встает, - Что же вы? Куда вы? Опять я напугал вас?
       Даная шумит из коридора, - Нет, нет. Я совсем забыла, - возвращается, держа в обеих руках сверток, - я же приготовила вам подарок.
       Ягнатьев садится, - Какой подарок? Зачем мне подарок? Я не люблю подарков.
       - Ничего особенного. И подарок этот скорее не для вас. Скорее этот подарок для вашего японца. - Вот как? - Да. Единственное, мне хотелось, чтобы вы прежде выкушали бульон, но, я вижу, вам бульона не хочется. А раз уж так, позабавлю вас немного.
       Ягнатьев напряжен, - Что там у вас?
       Даная кладет сверток на стол и разворачивает. На столе оказываются Беляночка и Рута, - Вот, это мои давние подруги. Беляночка и Рута. Та, что белая - Беляночка, та, что рыжая - Рута... Ну, как они вам?.. Я подумала, когда вы еще купите карликовых кроликов? А эти милые создания - вот они... Вы не боитесь крыс? - Нет. Очень милые крысы.
       Беляночка и Рута отправляются в путешествие по столу, изучая запахи и крошки.
       Даная смеется, - А знаете, как они называют вас между собой? - Откуда же мне знать? - Ягнаткой. - Ягнаткой?! - Да, Ягнаткой. - Это очень умные крысы. - Очень умные крысы. - Очень, очень умные крысы. - Очень, очень умные крысы. Но вы не обиделись? - Нет, что вы? Напротив, мне очень интересен образ их мысли. - Со временем, когда вы привыкнете друг к другу, вы сможете с ними общаться. А японец может беседовать с ними уже теперь. - Хорошо. - Они каждый день пропадают у меня. Им хочется поговорить, а мне никогда не хватает на них времени. А японец будет говорить с ними целый день... Быть может, и вам будет веселее. - Несомненно. Спасибо вам. - Ну вот, я очень рада, что вам понравился мой подарок.
       Пауза.
       - Вне всякого сомнения, это очень смышленые крысы. - Очень, очень смышленые. Вы убедитесь в этом многократно.- Но вам не жаль расставаться с ними? Вы, наверное, привыкли к ним? - Они будут приходить ко мне в гости. - Да, конечно.
       Пауза.
       - Где же ваш японец? - Его обнаружить не так просто. Но я уверен, что он теперь, полон счастья, наблюдает за нами из своего укрытия. Когда в доме никого не будет, он тут же явится к ним знакомиться. Уж я его знаю... Но ваш подарок не означает, что вы уже собираетесь уходить? - А вам не хотелось бы, чтобы я уходила? - Нет, нет, конечно. Мы же с вами так ни о чем и не поговорили... Все-таки жаль, что вам нельзя выпить настойки... Садитесь, пожалуйста... Побудьте со мной еще немного.
       Даная усаживается напротив Ягнатьева. Алексей Ильич берет ее руки в свои.
       Долгая пауза.
       Ягнатьев набирает полные легкие воздуха и выдыхает.
       Пауза.
       Ягнатьев набирает полные легкие воздуха и выдыхает.
       Пауза.
       Ягнатьев закрывает глаза, набирает полные легкие воздуха и выдыхает, - Хочется поговорить с вами о важном для меня... Эта тема не для всех... Даже не так... Эта тема - табу... Нет... После дорогого подарка, что вы сделали нам с моим японцем, я могу констатировать: наконец-то! Наконец-то появился человек, которому я могу довериться... Этот человек - вы, Даная. Даная немного смущенно смеется, - Вы так и будете называть меня Данаей? - Так, и только так... Вам это неприятно? - Отчего же? Красивое имя.
       Алексей Ильич еще раз пробует слово на вкус - Даная... Даная... Что же вы пришли без мужа? Ах, да, вы же говорили, что мужа у вас, как будто и нет... Пусть будет так... У вас есть сын, а мужа нет... Надо раз и навсегда запомнить, чтобы впредь не конфузиться... Даная... да... А у меня теперь ни дочери, ни жены... Будто и не было никогда... Забавно, не правда ли?
       Пауза.
       - А я помню вашу жену. Ее звать Вера, кажется? - Да, Вера... Звали... да, вы совершенно правы... Но теперь все в прошлом, все в прошлом.
       Пауза.
       - А как звать вашу дочь? - Звали... Олимпиада... Олимпиада Алексеевна... Липочка...
       Пауза.
       - Что с ней? - Она погибла... в раннем возрасте... совсем маленькой... еще до рождения... К сожалению, у нас было очень мало времени для общения. Большую часть времени я был на работе или... спал... Знаете. Я очень устаю на работе... все эти разговоры... точнее один бесконечный разговор... Вот уже много лет... много-много лет... Выматываюсь, прихожу домой... и, сразу спать... Так что, работа-сон, работа-сон, работа-сон... Если уж быть честным до конца, я и птице Пэн уделял мало времени... Для себя я называл свою жену птицей Пэн... Не слышали о такой?.. Впрочем, это не важно... Важно то, что с Липочкой мы совсем мало общались... Беда, просто беда... Я даже не смог похоронить ее... Говорят, что таких крох хоронят, но я что-то сомневаюсь... Впрочем, какое это имеет значение? Подмена в любом случае совершена. Теперь вы уже знаете, о чем я говорю, когда употребляю термин "подмена"... Так или иначе, она с нами, а грущу я только о том, что не могу полноценно общаться с ней, как другие родители общаются со своими детьми, - переходит на шепот, - Знаете какой на мне грех? Хотите знать, какой страшный грех я совершил?
       - Откровенно говоря, мне становится не по себе.
       - Не бойтесь, чужой грех к вам не пристанет. Я не разделил вину с Пэн, с моей женой. Я оставил ей ее вину. Я устранился. Точнее, отстранился. Я поступил как последний трус и негодяй... И даже гордился этим... Такое не прощается, пожалуй... А знаете, что говорят об этом в большинстве случаев?
       - ?
       - Дело житейское. Как вам нравится? Дело житейское. С кем не бывает? У каждого за плечами такие грешки. Да и не грешки это вовсе, а сама жизнь... Я не сумел простить ее... А теперь не могу простить себя...
       Пауза.
       - Бедный, бедный Алексей Ильич...
       Ягнатьев неожиданно смеется. Даная непроизвольно отстраняется, - Что с вами? Алексей Ильич возвращает ее руку в свою, - Ничего, ничего... Просто любопытно оказаться в одной компании с Моцартом и Йориком... С вашего позволения я выпью... Помяну моих девочек. - Да, да, конечно.
       Ягнатьев выпивает, - Ну, и довольно об этом... Есть вещи более актуальные и, как будто неразрешимые. Во всяком случае, казались неразрешимыми, до вашего появления. - Вы не переоцениваете мою персону? - Нет, нет... В подобных вещах я редко ошибаюсь. Точнее, никогда. - Спасибо. - Да за что же вы благодарите меня? Разгадывать некоторые из моих головоломок - колоссальный труд... Да что же я такое говорю? Может быть, вам вовсе и не хочется тратить время на болтовню со мной? - Нет, нет, мне интересно с вами. Кроме того, мне действительно хочется помочь вам.
       Пауза.
       - Не знаю, с чего и начать... Вот, пожалуй, вопрос для начала... Как вы думаете, что случается с человеком, после того как он решительно переменился? - Все зависит от того, что за перемены произошли с ним. - А не все ли равно? - Ну, как же? Человек может меняться в ту или иную сторону. - А что это за стороны? - Человек может стать лучше или хуже. - А вот как понять, лучше или хуже он стал? - По поступкам.- По поступкам? - Конечно.
       Пауза.
       - А можно однозначно оценить поступок? Хорош он или нет? - Думаю, да. - А каковы, на ваш взгляд, критерии? - Критерии общеприняты. - Как вы сказали? - Есть простые истины. С ранних лет мы знаем, что такое хорошо, а что такое плохо.
       Пауза.
       - Вот как? - Ну да.
       Пауза.
       - Что вы скажете по поводу любви? - Любовь - прекрасное, высокое чувство. - Да? - Да, прекрасное, возвышенное чувство. Мне кажется, любовь - это и есть Бог... Многие так думают. - А что вы скажете по поводу однополой любви?
       Пауза.
       - Неожиданный вопрос. - Неожиданный? - Прямо скажем, неожиданный вопрос. - Что же вы скажете? - Это порицается. - Да, но это любовь? - Не совсем так... Нет, это конечно любовь, но, согласитесь, любовь, от которой не может быть детей... - У нас с Пэн нет детей.
       Пауза.
       - Не знаю... Наверное я не смогу помочь вам... Вы задаете очень сложные вопросы... - А я предупреждал вас, что мои головоломки не просты. - Да, конечно, вы правы... Жаль, очень жаль... - Не отчаивайтесь. Все хорошо, - переходит на шепот, - когда мы жили с Верой, вы понимаете, что в данном случае вкладываю я в понятие жить с женщиной, я нередко ловил себя на мысли, а не гомосексуальна ли наша связь? Да. Да. Все, что происходило между нами, и вне ложа, все, буквально все, до жеста, до интонации смахивало на гомосексуальную связь. Можете представить себе всю гамму чувств, что я испытывал при этом, - после паузы возвращается к обычной интонации, - Прекрасно, что вы не можете ответить на некоторые вопросы. По большому счету на них и не следует отвечать. Ответы существуют. По моей теории ответы являются нам задолго до вопросов... А что вы скажете относительно самоубийства? - Ну, уж это - великий грех. - Хорошо, должно быть, повешенному. - Ужасные вещи говорите. - А как же морские офицеры?.. Что скажете?.. А убийство? Верите вы в убийство во благо? - Вы окончательно запутали меня. Алексей Ильич смеется, - Нет, нет, запутать вас невозможно. Если пользоваться хорошо знакомой аллегорией о стрекозе и муравье, в нашей ситуации вы - муравей, а я - стрекоза. Любите Ивана Андреевича? - Какого Ивана Андреевича? - Крылова. - Не знаю, наверное. - Оставим. Хотите играть в подкидного? - Нет, нет, продолжим. Мне не хотелось бы остаться с ощущением собственной бесполезности. - Так я же спас вас. - Спасли меня? - Назвал вас муравьем. - Это поддавки. - Правда? - Конечно. Ягнатьев оживляется, - Вот, вот, вот... - Что? - Вот, вот, вот, вот, вот, вот, вот... Вот оно. Вот оно... Двойник где-то рядом... Заглянул на огонек... Кажется, мой небесный двойник соизволил таки отметить нас своим присутствием. - Я не понимаю... - Вы теперь сказали именно то, что сам я часто повторяю себе, читай, своему небесному двойнику. Я часто спрашивал его: не бесполезен ли я?.. Разве выполняю я то, чему призван?.. Разве могу я похвастаться перед ним каким-нибудь подвигом, каким-нибудь достижением во благо человечества? Разве достаточно того, что я просто существую, как какой-нибудь папоротник или порей?.. Мне хотелось перемен... Видите ли, мне мучительно хотелось перемен... Хотя я и скрывал это самым тщательным образом, - переходит на шепот, - но вот когда перемены коснулись меня, я не сделал ничего созидательного, ничего такого, за что мог бы переменить собственное отношение к себе, - в голос, - Между тем, окружающие меня люди, те, с кем волею судеб, мне приходится общаться, стали отворачиваться от меня, стали ненавидеть, отторгать меня... между прочим, они же сами побуждали меня к переменам. Им хотелось, чтобы я стал тем-то и тем-то, чтобы я делал то-то и то-то, все какие-то мелочи, но другое, понимаете? другое. И вот я изменился. Кардинально изменился... оказывается, им хотелось совсем иного...
       Пауза.
       - Чего же им хотелось? Ягнатьев смеется, - Им хотелось... им хотелось, что бы я унизился... Всего лишь... Всего лишь... Понимаете? не переменился, а унизился.
       Пауза.
       - Может быть, вам показалось? - Да как же показалось, когда они состряпали против меня целый заговор! - Заговор? - Именно заговор. Именно, именно. Сначала они стали тихонечко посмеиваться надо мной. Над некоторыми моими словами... ну, вот, к примеру, в обиходной речи я стал употреблять те слова, от которых нынче все шарахаются, как черт от ладана... такие слова, как "честь", "достоинство", "человеколюбие", "милосердие", а также "изящная словесность", "отнюдь"... Ну, и так далее. Точно невидимый кто-то вложил мне в уста давно забытые понятия. Этому невидимке, наверное, не хотелось, чтобы они пропали без следа, вот, по причине перемен, новым носителем этих слов стал ваш покорный слуга... Смех... Надо мной стали смеяться... первоначально не впрямую, по углам... Позже уже в глаза... Но это не страшно, согласитесь, в особенности это не страшно, для человека, над которым в большей или меньшей степени посмеивались всю жизнь... Так что я виду-то не подавал... Тогда они избрали новую тактику. Они стали изливать мне душу... Да, да, это довольно изощренный прием... Проверяется ваша реакция. Если реакции не следует или же ваша реакция не соответствует их ожиданиям, вы немедленно становитесь врагом для всех сразу... Так называемой враждебной единицей... Я называю это враждебной единицей... Известно, что единственной целесообразностью при возникновении такой враждебной единицы является ее (единицы) истребление. Достичь этого можно разными способами. Физическое устранение - слишком простой и достойный способ. Физическое устранение им не подходило... А я доложу вам, мои коллеги очень, очень и очень неглупые люди... Тогда они стали посылать мне случайных (как бы случайных) попутчиков... Вериного любовника, несчастного человека, который и до сих пор не имеет представления о ее подлинном происхождении... затем этого слепого мальчика...- Слепого мальчика? - Да, слепого мальчика. - Что за слепой мальчик? - Я встретил его в трамвае. Слепой мальчик. Мальчик-весточка. Мальчик-сигнал. Подсунув его мне, они как бы намекали мне на скорый мой финал. Еще раз говорю вам, это очень и очень неглупые люди... - Какой был номер трамвая, на котором вы ехали? - Третий или тринадцатый. - Что было на мальчике? - Белая курточка. Мне еще подумалось, какая жестокость! Они надели на него яркую белую курточку, чтобы привлечь внимание. Вы же знаете, что в Бокове не принято носить белые одежды. Ну, и, конечно, он выделялся на фоне общей серой массы... Сначала я подумал, что этот мальчик утешение мне, как бы указание на то, что не мне одному так невыносимо в мире людей... Но позже я понял, что явление мальчика имело совсем другое, прямо противоположное значение... Мальчик как бы сигнализировал: вот я слеп от рождения, но живу в согласии с окружающим миром, да мне трудно, но вот теперь я еду на трамвае и я знаю куда, зачем я еду, знаю, что ждет меня впереди, и я по-своему счастлив. А ты имеешь стопроцентное зрение, но не видишь ничего вокруг и путь твой во мраке, и впереди у тебя ужас, ужас и еще раз ужас.
       Пауза.
       Даная говорит тихим голосом. - Вы очень похожи. - Очень похожи? - Да, вы очень похожи. Это одна из причин, по которой я привязалась к вам. - Ничего не понимаю. - Этот мальчик - Персей. Мой сын... Он каждое утро ездит на третьем или тринадцатом маршруте трамвая... Вместе с вами... Просто прежде вы не обращали на него внимания.
       Пауза.
       - Это неожиданно.
       - Он воспитан в несколько старомодном ключе... я дала ему такое воспитание... По этой причине он, как бы это лучше сказать?.. не воспринимает окружающего мира... окружающий мир неприемлем для него... он как бы не видит его, а потому кажется слепым... На самом деле он не слеп, мой мальчик, Персей.
       Пауза.
       - А куда он ездит каждое утро? - Он торгует на привокзальной площади разными безделицами. Помогает мне. - Что же он продает? - Вы с ним очень похожи... Вас, наверное, тоже принимают за слепого? - Что он продает? - Я же говорю, разные безделицы... Крючки для вязания, рыболовные крючки, карты эротического содержания, карты СССР, значки с изображением Мао Цзедуна, значки с изображением Гагарина, Терешковой, значки с изображением Фритьофа Нансена, пуговицы, использованные лампочки для штопки носков, перегоревшие лампы дневного освещения, рапаны с черноморского побережья, граненые стаканы, граненые графины, джурабы, брошюрки буддистского толка, брошюрки баптистского толка, блесны, переводные картинки, розетки, вышедшие из употребления деньги, вышедшие из употребления облигации, фарфоровые сувениры, мягкие сувениры, мертвые бабочки, иголки, открытки с изображением Сталина и Брежнева, "Манифест коммунистической партии" Карла Маркса, кукушки от часов с кукушкой, велосипедные звонки, наклейки с изображением черепа с костями, наклейки с изображением девиц, репродукции русалок, репродукции Сальвадора Дали, фотографии с изображением электрического стула, стальные шарики для кроватей, стальные шарики для интимного самосовершенствования, парафиновые свечки, восковые свечки, обложки от импортных грампластинок, отечественные грампластинки, алюминиевые трубки для глухих, газоотводные трубки, телефонные трубки, пробирки для забора крови, предметные стекла, серку, гудрон, жмых, ручки от двери, старинные изразцы, накладные усы, щипчики для выдергивания волос, использованные станки для бритья, кисточки для рисования акварелью, массажные кисточки, модельная резина, деревянные кораблики, готовые к пуску, карманные шахматы, коробочки для бируш, бируши, трости для тромбона, спицы, тюбики клея, игрушечные пистолеты, оловянные солдатики, сломанные наручники, офицерские погоны, чесалки для спины, ватные тампоны, мешочки для рвотных масс, накладные ресницы, картонные контейнеры для яиц, яйца перепелов, пасхальные яйца, керосин, ацетон, бантики для игры с кошками, капроновые водоплавающие утята, поросята - копилки, свиньи - копилки, матрешки с изображением олигархов, канат для перетягивания каната, лампы, диоды, триоды, катоды, ноты вальсов Штрауса, ноты "Летучего голландца" Вагнера, гребешки с надписью "From Bokov with love", майки с изображением женских грудей, майки с изображением Луны, тройной одеколон, ремень для заточки опасной бритвы, ремень безопасности, денатурат, елочные игрушки, погремушки, гильзы от патронов, спираль для электрической плитки, лак для волос, искусственные паучки, подушечки со звуком пускаемых ветров, подушечки со смехом, деревянные змейки, насосы для велосипедов, фирменные этикетки, перья страусов, золотинки, золотники, фантики, ириски "Кис-кис", мумие, американские флажки, мумие, прополис, дверные ручки, цепи для унитазов, счеты, чистые рецептурные бланки, непарные рукавицы, гипсовый бюст Крылова, гипсовый бюст Наполеона, ластики, пластилин, баночки с вьетнамски бальзамом, баночки с вазелином, шипящие мадагаскарские тараканы...
       - Как вы сказали?
       Пауза.
       - Крючки для вязания, рыболовные крючки, карты эротического содержания, карты СССР... - Нет, нет, что вы назвали последним? - Шипящие мадагаскарские тараканы.
       Ягнатьев бледнеет.
       Долгая пауза.

    ЭНДИ УОРХОЛЛ

      
       Энди (Уорхолл) показывает мне приобретенные на вокзале самодельные порнографические открытки с очень плохим монохромным изображением, - Полюбуйтесь, приобрел у глухонемых за бесценок. - Зачем вам это? - Как? - Но это же гадость. - Вы, действительно думаете так? - Но разве вы сами не видите? - Это - настоящее. Этому цены нет. Это иллюстрации смущения, неловкости, в то же время, стремления к полному раскрепощению. Гамма противоречивых чувств. Борьба мотивов. Отчаяние и первобытная радость. Разве можно сравнить это с глянцевыми журналами, где паясничанье и глаза моделей пусты. Это не разгульная громкая компания с ярким светом и декоративной салонной музычкой, но подробное действо, совершаемое под пологом ночи, в укромном месте, в абсолютной тишине, где всякий, даже самый незначительный звук усиливается во сто крат и проникает в самое сердце. Только взгляните, они совершенно трезвы. Они еще способны к деторождению, а некоторые из них, наверное, уже имеют детей. Они еще знакомы с тем, что такое стыд и не продажны. Главное для них - новые ощущения от новой, немыслимой еще вчера роли добровольной жертвы на алтаре запретной любви. Разве не передается вам их взволнованность? - Не знаю. Я вижу только конечный продукт, и отдаю себе отчет в том, что вы заплатили за него какие-то деньги. - А не кажется вам, что продукта здесь нет? - Что же это, по-вашему? - Слепки таинства, ритуала, значение которого лежит глубоко в подсознании и не поддается расшифровке. - Ритуал ради ритуала? - А разве случается ритуал ради достижения какой-нибудь конкретной цели?.. Ну, вот, предположим, вы убиваете свою жену. Убиваете из ревности. Долго думаете об этом, настраиваетесь, преодолеваете сонм сомнений, затем тщательно готовитесь, подбираете нож, выкладываете его из ящика стола, затем прячете, снова выкладываете, назначаете день, час, разрабатываете тактику, проговариваете про себя или вслух слова, коими должно сопровождаться это убийство, на всякий случай готовите план отступления и так дальше. Что это, по-вашему, ритуал? - Похоже на ритуал. - Нет и еще раз нет. Самое обычное бытовое убийство. И мотив примитивен и результат не отличается от того, что был бы получен вами, ударь вы ее ножом внезапно, в порыве страсти. Нет, нет, ритуал - это другое. Ритуал, это когда цель по-настоящему не ясна, когда цель находится вне вашего рассудка и опыта. Ритуал - явление иррациональное. Ритуалы - родимые пятна бытия. Единственное, пожалуй, что отличает человека от прочего животного мира. Всякий ритуал хрупок. Когда на кладбище вы представляете себе, что слова ваши, обращенные к покойному услышаны им, ритуал поминовения рушится. Когда вы употребляете пищу потому, что голодны, ритуал превращается в ничто. То же самое, когда вы спите с женщиной для того, чтобы получить удовольствие или зачать ребенка, когда вы отправляетесь в путешествие, чтобы повидать кого-либо или заполучить что-либо, когда вы спорите, чтобы ухватить за хвост ускользающую истину, когда принимаете ванну, чтобы смыть с себя грязь или взбодриться... Я оставлю вам эти снимки. Пересматривайте их иногда, и вспоминайте наш разговор.
       С этими словами, вручив мне открытки, он уходит.
       Навсегда.
       Он больше не вернется.
       В этом весь Энди Уорхолл.
      

    ВТОРАЯ БЕСЕДА С ДАНАЕЙ

      
       Даная взволнована, - Что же вы замолчали?.. Да что с вами, Алексей Ильич?
       Долгая пауза.
       - А вы немногословны. - Да, это так.
       Пауза.
       - Вы чем-то расстроены? - Нет, нет, ничего.
       Долгая пауза.
       - Вы очень и очень похожи с моим сыном. Мне даже приходит в горву, что вы единственный человек, который мог бы говорить с ним... на его языке... Я, как собеседница, больше не интересую его. Его никто больше не интересует... вы моя последняя надежда, Алексей Ильич... Я подумала, что он мог бы приходить к вам, если бы вы согласились... Вы любите борщ? Я готовлю прекрасный борщ... Я не пью, а вам как раз нужна непьющая заботливая женщина... Я очень, очень заботливая женщина... У вас когда-нибудь была заботливая женщина?.. Женщина, которая бы не делала вам замечаний, - на глазах появляются слезы, - Не думайте. Что я навязываю себя вам, но мне хочется... мне хочется, чтобы... у меня к вам материнские чувства... очень похоже на мои чувства к Персею... Точно вы - его брат, мой старший сын... Если вам уж так хочется, вы можете сменить сексуальную ориентацию... Я не против, я не стану возражать... вы свободны, вы совершенно свободны... Я думаю, вшестером нам было бы очень и очень хорошо. Отчего-то мне так подумалось... Вы, Персей, японец, Беляночка, Рута и я... Мы могли бы играть в подкидного дурака каждый вечер... Вы могли бы играть с Персеем в карманные шахматы... вы играете в карманные шахматы?.. Я бы подсказывала вам ходы, если вы плохо играете... Господи, сама не знаю, что говорю... Сейчас я разрыдаюсь... вот увидите... Стыдно, стыдно... Но, зная вас... немного зная вас, я предположила, что вам такое в голову не придет... А было бы так хорошо, так замечательно... Простите, простите меня, - плачет.
       Долгая пауза.
       Ягнатьев выпивает рюмку настойки, морщится, улыбается, - Да вы не беспокойтесь. Все мы, живые и мертвые, все находимся под защитой терракотовой армии. Не так ли? - Не знаю. - Да, да... А не приходило вам в голову, что как раз терракотовая армия и есть связующее звено между мертвыми и живыми? - Затрудняюсь сказать.
       Пауза.
       - Зачем вы пришли? Даная вытирает слезы, - Я принесла вам настойку... вы сами просили. - Я просил? - Просили. Вы говорили... - Скажите, а вы верите всему, что говорят клоуны в цирке?
       Пауза.
       - Я чувствую, что наболтала лишнего... Я не хотела... - Вы говорили очень и очень приятные для меня вещи... Вы замечательная, настоящая женщина... но, на вашем месте, я теперь как можно скорее уносил бы отсюда ноги.
       -?
       - Дело в том, что я теперь буду собираться.
       Пауза.
       - Куда?
       - На работу я больше не вернусь. Их намерения мне предельно ясны... Они намерены, простите, отрезать мне член... Угадал? Угадал?! - Не знаю. - Все вы знаете, все, все! И вы, и мальчик в белой курточке... - Вы неправильно поняли меня... - Я правильно вас понял. Разве я не говорил вам? Я - путешественник. Я намерен каким-то образом добраться до ванной и забраться в нее.
       Долгая пауза.
       - Это не простой путь. Я горжусь вами. - Спасибо за все, - закрывает глаза.
       Даная уходит.
       Навсегда.
       Она больше не вернется.
      
       Голова Ягнатьева наполняется золотистым гулом, - Данаяданаяданаяданаяданая...

    Данаяданаяданаяданаяданаяданаяданаяданаяданаяданая...

    Данаяданаяданаяданаяданаяданаяданаяданаяданаяданаяданая...

    Данаяданаяданаяданаяданаяданаяданаяданаяданаяданая...

    Данаяданаяданаяданаяданаяданаяданаяданая...

    Данаяданаяданаяданаяданаяданаядана...

    Данаяданаяданаяданаяданая...

    Данаяданаяданая...

    Даная...

      

    СМЕРТЬ МЭРИЛИН МОНРО

      
       Мэрилин Монро, урожденная Норма Джин, скончалась 5 августа 1962, в возрасте 36 лет от смертельной дозы наркотика. Существует несколько версий смерти Мэрилин Монро, самых правдоподобных четыре: убийство, совершенное по заказу братьев Кеннеди; убийство, совершенное мафией; несчастный случай; самоубийство.
       Убийство, совершенное по заказу братьев Кеннеди.
       В конце 1954 года Мэрилин приобрела дневник в кожаном переплете. Туда она заносила отрывки разговоров с Джоном Кеннеди. Во время разговоров с друзьями Джон обсуждал политические проблемы или объяснял то или иное принятое правительством решение, естественно, эти разговоры не предназначались для широкой публики, но являли собой неотъемлемую часть жизни президента. Мэрилин никак не могла запомнить, о чем же ей говорил Джон Кеннеди, и однажды это вывело его из себя. Вот так и появился знаменитый дневник Мэрилин, который мог содержать компрометирующую информацию и на президента, и на политику страны в целом. Это был лакомый кусок и для политических конкурентов, и для мафии, и для самого президента.
       А в 1960 году у Мэрилин уже были серьезные проблемы с алкоголем и иногда, в состоянии опьянения Мэрилин проговаривалась об интриге с Джоном Кеннеди, что, безусловно, могло негативно отразится на карьере президента.
       Когда наконец-то Мэрилин поняла, что Джон не собирается на ней жениться, то направила свои силы на младшего Кеннеди - Роберта. Она названивала Роберту в Министерство Юстиции, чем дискредитировала его безупречную репутацию. В результате он просто перестал подходить к телефону.
       Принимая алкоголь и наркотики, часто впадая в депрессию, Мэрилин стала серьезной помехой для братьев Кеннеди: в случае придания огласке их отношений, она могла стать бомбой, взрывающей все, чему они посвятили свою жизнь.
       После смерти Мэрилин кто-то перерыл весь ее дом, дневник в кожаном переплете так и не был найден. Были ли это сотрудники спецслужб, или люди Сэма Джанканы, или кто-то еще, и какое они имеют отношение к смерти звезды - неизвестно. Телефонная трубка была снята. Кому звонила Мэрилин перед смертью также остается неизвестным - с телефонной станции пропала запись об этом разговоре.
      
       У Мэрилин Монро были романы и с Робертом Кеннеди, министром юстиции, развернувшем самую настоящую войну против мафии, так и с Фрэнком Синатрой - известным певцом и правой рукой главаря мафии Сэма Джанканы. Мэрилин вращалась в таких кругах и была настолько известна, что являла собой идеальный вариант для шантажа и компрометирования братьев Кеннеди. Знали ли люди Джанканы о существовании дневника Мэрилин - неизвестно, но в случае ее смерти могла всплыть правда о нечистоплотности президента и его брата, что, безусловно, было бы на руку мафии.
      
       В 1953 году Мэрилин начинает принимать наркотики.
       Уже в 1955 году употребляет на ночь снотворное, а с утра - стимуляторы, при этом сочетает лекарства с алкоголем. Впадает в депрессию и по ночам начинает обзванивать всех подряд.
       Во время съемок фильма "Автобусная остановка" пришлось вызвать психиатра, т.к. срыва Мэрилин Монро стали очень частыми. А во время работы над картиной "Принц и хористка" прием лекарственных средств носит хаотический характер.
       После выкидыша в 1957 году Мэрилин опять впадает в депрессию, много пьет и продолжает употреблять лекарства. Из-за передозировки впадает в кому.
       В 1961 году здоровье Мэрилин ухудшилось. Перестало быть тайной, что она употребляет наркотики.
       Так что смерть от случайной передозировки наркотиков представляется вполне реальной.
      
       Всю жизнь, несмотря на толпы поклонников, Мэрилин была очень одинока и подвластна депрессиям. Cудя по всему, опасения Мэрилин о том, что она может тоже стать безумной, как ее мать, были недалеки от истины.
       До девятнадцатилетнего возраста Мэрилин дважды пыталась покончить с собой. Один раз она включила газ, второй - наглоталась снотворных таблеток.
       Вскоре после смерти Джонни Хайда совершила очередную попытку самоубийства.
       В 1958 году психиатр находит у Мэрилин признаки шизофрении.
       После негативных отзывов критиков на "Неприкаянных" у нее происходит нервный срыв, и Мэрилин помещают в психиатрическую клинику "Пейн-Уайтни". В палату для "умеренно беспокойных".
       Получается, что и самоубийство могло иметь место.*****
      

    ЗАГОВОР

      
       Заговор, заговор, заговор...
      

    ЖЕЛТАЯ КОМНАТА

      
       Комната покрыта желанным зеленоватым туманом, в углах, вне законов физики, переходящим в фисташково-желтые интонации. Предметы сделались значительнее и старше. В невесомости, в матовом мареве тишайшего аромата дрейфуют скользкие цветы, с виду напоминающие лилии. Перламутровые пледы на раздувшихся креслах. На стенах патина с еще более глухими темными разводами. Синие провалы зеркал. Посолидневший стол, беспорядочно завален голубым серебром и лоснящимися фруктами. Этакий медленный пунш из прошлого и небывальщины с привкусом пряностей и морской соли.
       Видение голодного человека. Фантазия коренного жителя абсурда.
      
       И Мэрилин и Титаник - жертвы заговора. И Мэрилин, и Титаник - катастрофа. Вот что. Почему бы, в таком случае, их не соединить? Вот когда все они уже оказались на дне, и застыли в ожидании приключения, как нельзя подошла бы им та самая песенка-поздравление президенту Кеннеди, помните?
       Чихнулось во здравие.
      

    ТЕАТР

       Вот уже появились господа и лакеи. Холуи, челядь, смерды. Театр, одним словом. Каждый с большим или меньшим удовольствием исполняет свою роль. Более или менее талантливо.
      
       Единственное, что не нравилось Алексею Ильичу в театре - это то, что в нем играют. После редких посещений театральных представлений он не редко произносил одну памятную фразу. Многие из тех, кто с ним знаком, слышали ее. Фраза звучит так, - Единственное, что мне не нравится в театре, так это - актеры. Они все время лгут.
      
       Ягнатьев ненавидит ложь. Не важно, преднамеренную или непреднамеренную. Ложь для него как красная тряпка для быка. Не буду больше извиняться за банальности. Ягнатьев ненавидит ложь. Хотя сам лжет часто. Как, собственно, все мы. Мне думается, он не верно сформулировал свою театральную неприязнь. Вероятнее всего его раздражает не ложь, а плохая игра. А это, согласитесь, не одно и то же. Одним словом, заврались мы все, и конца нашему вранью не видно, как берегов в космосе.
      

    ЕЩЕ ШАМПАНСКОЕ

      
       Эх, глоточек шампанского бы теперь! Брюта! Из всех шампанских вин я предпочитаю брют. Интересно, какое шампанское просил подать Чехов перед смертью?
      
       Итак. Господа и лакеи, холуи, челядь, смерды. Баре - неловко, а вот "господа" - пожалуй, приживется, несмотря на скептические прогнозы филологов. Осталось только научиться произносить это слово легко и непринужденно, как произносил его, скажем, Николай Васильевич Гоголь.
       Гоголь - птичье имя. Закономерно.
      

    ПТИЦЫ

       Ах, птицы, птицы!
      
       Деньги стали разнообразнее, пестрее. Денег стало больше, чем прежде. Они сделались, как бы это лучше выразиться, аппетитнее, что ли.
      

    МОЙ ЯПОНЕЦ

      
       Моему японцу деньги не нужны.
      
       От размаха воровства дух захватывает. На улицах все больше витрин и педерастов. Электрическое солнце. Дома сделались богаче и ровнее. Неужели России суждено вернуться в горизонтальное положение? Если так пойдет дальше, скоро, закрыв глаза, мы уже не сможем тотчас увидеть Париж во всех подробностях.
       Мир изменился до неузнаваемости. Мельницы захлопотали с удвоенной энергией. Правда, в обратном направлении. И давай толкаться. Все, буквально все: и битые, и небитые в детстве.
       Толкался безносый и кудрявый (a la император Павел) Лев Семенович, колченогий Валентин Кузьмич, фаянсовая Вика, барышня с прошлым, но без будущего, даже Полина Сергеевна, чей английский бульдог накануне разорвал в клочья любимого резинового поросенка соседского мальчика. Не толкались лишь Алеша, слепой мальчик и профессор Жук.
       Мне подумалось, - А что если им, моим сослуживцам, как многим вследствие перемен, смертельно, до зуда захотелось денег? Мне подумалось, - Боже, как я ошибался насчет этих людей! Но немедленно отказался от греховных своих мыслей. Нет и еще раз нет! Исключено. Жизнь не может быть беспробудным заблуждением. Бедные сослуживцы здесь ни при чем. У толкотни этой другой мотив. К примеру, им надоело терпеть плен запретов, и на какое-то время они позволили своим рукам волю. Немного надумано, а, с другой стороны, почему бы и нет?
       Да и успокоилась толкотня довольно скоро. К примеру, когда Алеша рассказал им о мадагаскарских тараканах, уже никто из них не позволил себе ударить или толкнуть его. А повод, согласитесь, был отменным. Они также растеряны. Они той же породы. Того же рода, если хотите. Вот только чей это род?
       Род Адама и Евы? Род Адама и Лилит? Фактография перемен убедительно показала, есть более существенные различия меж людьми, нежели вероисповедание или раса.
       Перемены. Не увертюра ли это апокалипсиса? Вот и мадагаскарские тараканы тут как тут. А что, если дело вовсе не в мадагаскарских тараканах?

    АРИК ШУМАН

       Тем временем Арик уже в Дании, грустно созерцает андерсеновскую русалочку на берегу океана и тоскует по родным местам.
      

    НЕСКОЛЬКО ВОПРОСОВ

      
       Закончился ли род Адама? Вопрос. Если да, когда и как это произошло? Вопрос. С какими переменами пришлось бы нам столкнуться, когда бы Адам остановил свой выбор на Лилит? Вопрос. С какими переменами пришлось бы нам столкнуться, когда бы Лилит остановила свой выбор на Адаме? Парадоксальный вопрос. А могла Лилит остановить свой выбор на Адаме? Парадоксальный вопрос. А что если Лилит остановила свой выбор на Адаме? Парадоксальный вопрос. Если да, закончился ли род Лилит? Парадоксальный вопрос. Когда и как это произошло? Вопрос. Что могло помешать (или не помешать) Адаму остановить свой выбор на Лилит? Вопрос. Что могло помешать (или не помешать) Лилит остановить свой выбор на Адаме? Вопрос.
      

    АНАЛИЗ

      
       Рассмотрим. У Адама не было бороды. Предположение. У Адама бороды быть не могло. Наитие. Не думаю, что во времена Адама существовала опасная бритва. Предположение. Просто, в отличие от Дарвина или Толстого, у Адама борода не росла. Попытка объяснения. Так ли это? Вопрос. Рассмотрим.
       С какими переменами пришлось бы нам столкнуться, когда бы Адам и Лилит нашли общий язык? Вопрос. Зачем нам это знать? Вопрос. Что если именно этот вопрос подобно волшебной шкатулке содержит в себе разгадку всех интересующих человечество тайн? Вопрос в вопросе. Рассмотрим.
       Когда и как закончился род Адама? Неправомерно. Мы не знаем, закончился ли он. Когда и как закончился род Лилит? Неправомерно. Мы не знаем, закончился ли он. А существовал ли вообще род Лилит? Точнее. Закончился ли род Адама? Точнее. Была ли у Адама борода? Думаю, что нет. Почему? У него не росла борода. Почему? Не думаю, что во времена Адама существовала опасная бритва. Почему? Тупик. Рассмотрим.
       Итак, главный вопрос: С какими переменами пришлось бы нам столкнуться, когда бы Адам остановил свой выбор на Лилит, а Лилит, в свою очередь, остановила свой выбор на Адаме? Можем ли мы попытаться получить на него ответ? Рассмотрим.
       Мы не знаем, существовала ли во времена Адама опасная бритва. Утверждение. Мы не имеем ни малейшего представления о быте времен Адама. Утверждение. Мы знаем, что Алеша Ягнатьев безбород и наг. Утверждение. Знаем, что теперь у него закрыты глаза. Утверждение.
       Можем ли мы трансформировать ситуацию "Адам и Лилит" в "Алексей Ильич и Лилит" и, возможно, получить ответ на интересующий нас вопрос? Почему бы и нет? Утверждение в форме вопроса.
       Все условия для моделирования новой ситуации налицо.
       Предлагаемые обстоятельства обозначим "выбор".
      

    АЛЕКСЕЙ ИЛЬИЧ (АДАМ) и ЛИЛИТ

       Просторное белое помещение, напоминающее современную ванную. Много просторнее ванной. Но не бассейн. Нет, бассейном это помещение назвать нельзя. Скорее просторная комната, белая просторная комната. Никаких предметов. Никаких яблок, занавесок, стульев. Стены выложены гладким материалом, напоминающим современный кафель. Просторный резервуар в самом центре. Неподвижная черная вода. Если долго всматриваться, можно обнаружить путешествующие в ней пузырьки воздуха. Резервуар с черной газированной водой. Может быть, кисть винограда или персик где-нибудь в углу.
       Я бы еще добавил лампы дневного освещения. Эти лампы изобретены вроде бы недавно, но исходящий от них свет обладает удивительным свойством растворять приметы времени, равно как и всякое другое беспокойство. Очень кстати, так как последующая сценка представляется мне весьма беспокойной. Важно, чтобы не получилось чересчур.
       Адам и Лилит, нагие Адам и Лилит на полу друг против друга. Каждый прислонился к своей стене. На фоне ослепительно белых стен их тела кажутся смуглыми. Между ними резервуар с газированной водой. По кафелю сочатся молочные струйки влаги. Адам склонен к полноте, без признаков растительности на лице. Лилит рыжеволоса и зеленоглаза. Ноги Адама согнуты в коленях и сомкнуты. Ноги Лилит согнуты в коленях и сомкнуты.
       Пар отсутствует. Окна отсутствуют. Никаких яблок, занавесок, стульев. Никаких окон. Капельница. Невидимая капельница. Звуки немного вибрируют. Реверберация. Молочные струйки прокладывают себе тропинки. Адам и Лилит. Лилит и Адам. Лилит и Лжеадам, если угодно. Может быть, кисть винограда или персик где-нибудь в углу.
       Лилит первой нарушает тишину. Полушепот. Пока не нужно говорить громко. Беседа супругов. Очень похоже на беседу супругов. Правильнее лжесупругов. Лжебеседа лжесупругов Лжеадама и Лилит. Лилит и Лжеадама. Теперь уж совсем точное определение.
       Лилит первой нарушает тишину, - Не желаешь говорить со мной?.. Не в духе?.. Опять не в духе?.. Ты пойми, бывают разные ситуации... Столько разных ситуаций, неожиданных ситуаций... Ждешь как будто чего-то одного, а на деле получается совсем другое... Наперекосяк... Лучше вообще не строить планов... Так - лучше всего... Роскошная могла бы получиться жизнь... но как этого достичь?.. Вообще роскоши не хватает, мне лично не хватает... Не то, чтобы ее не было, она, конечно, присутствует, но как-то дозировано, что ли... Я знаю, ты к роскоши безразличен, но я - женщина, и лично мне роскоши явно не хватает... А тебе до роскоши нет дела?.. Или ты не очень представляешь, что это такое?.. Скорее всего ты просто не знаешь, что это такое... Как бы тебе объяснить?.. Роскошь - это когда что-нибудь ненужное, обязательно ненужное, захватывает тебя целиком... но при этом аппетит не только не теряется, но напротив становится зверским... Аппетит ко всему... Когда хочется не только все попробовать, но и оставить у себя навсегда... чтобы не напрягаясь попробовать еще раз, когда захочется. Не напрягаясь. не тратя времени на поиски и преодоление препятствий... Уж не знаю, понимаешь ли ты меня?... Слышишь ли ты меня?.. - Слышу. - Правда?! - Карманный змей. Лилит улыбается, - Например, карманный змей. Хорошо сказал. Очень хорошо сказал... А я думала, что разговариваю сама с собой? - Ты со мной разговариваешь. Во всяком случае выглядит так, как будто ты пытаешься разговаривать со мной. - И картинка должна быть прекрасной... Картинки... Картинок должно быть много, они постоянно должны меняться, но любая из них должна быть по-своему прекрасной. И сценки из семейной жизни в том числе. Эти сценки не должны напрягать, понимаешь? Брак - это не тяжелый труд, а прогулка в Булонском лесу. ты согласен? Хотелось бы, чтобы брак был не каторгой, а прогулкой. В Булонском лесу, например. Согласен?.. Во всяком случае, я делаю все для того, чтобы это было так. Иногда у меня получается. А у тебя?.. У тебя не всегда, наверное, да, милый?.. Мне моя картинка нравится, а тебе, милый?..Ты наверное представлял себе несколько другую картинку? - Да. - Ну, я догадывалась, догадываюсь, догадывалась. Но, заметь, мы - разные, мы даже внешне разные, если присмотреться. Если обратить внимание на некоторые детали. Ты вообще обращаешь внимание на детали? В особенности на некоторые? - Чересчур. - Как это "чересчур"? Как такое может быть? В рассматривании деталей, правильнее сказать, в любовании деталями чересчур не бывает. - Бывает. В моем случае. - Но ты - необычный человек. Ты не можешь быть обычным человеком даже потому, что ты первый человек. Естественно. Проба пера, так сказать... И супружеская жизнь тебе в диковинку. Не исключено, что супружеская жизнь - вообще не твое. Но куда деваться, так же?.. Так же?.. Скажи, а что ты ожидал от супружеской жизни? Какой ты себе представлял супружескую жизнь? - Ничего. - Так я и предполагала. Но куда деваться? Правда же?.. Правда же?.. Но у тебя могут быть желания, пожелания, может быть, тайные пожелания... Мы могли бы что-то изменить. Ничего сложного в этом нет... Мы вообще меняемся, все время меняемся, мир меняется, чего уж о нас говорить? - Это точно. - Что, что ты хотел сообщить своей репликой?.. - Мир изменился. - К лучшему, надеюсь? - К худшему. Для меня... - А ты бы, наверное, хотел, чтобы он изменился к лучшему? - Не знаю... - Наш мир - это наш брак, так?.. Так?.. А каким должен быть наш брак, как тебе видится? - Без головной боли. - Вот оно что? У тебя опять болит голова?.. Может быть мне лучше помолчать?.. Уж я не знаю, чем тебе помочь... Может быть, мне помолчать?.. Вообще, откровенно говоря, я не собиралась пускаться в рассуждения, ты знаешь, это - не в моем характере. Но сегодня что-то такое со мной. Скорее всего захотелось сменить картинку. Что-то потянуло на разговор. Потом, я вижу, что ты как будто не в себе... Ты - не в себе?.. Или это только головная боль?.. Не в себе или головная боль? что?.. Или что-то задумал?.. Обиделся?.. или взбесился?.. Пытаюсь шутить. Обратил внимание? Пытаюсь шутить. Хотя это совсем не в моем характере... Хотел бы убить меня, может быть? Утопить, например?.. Или утопиться?.. Шучу... Если тебе претят мои шутки, скажи, поговорим серьезно... могу и помолчать. Я люблю молчать, ты знаешь... Что скажешь? - Ничего... - Что-то раненько у тебя сегодня голова заболела. По моим подсчетам это должно было бы произойти часа через два... Ничего не хочешь сказать мне? Нет никаких мыслей, соображений?.. Я ведь, единственное, чтобы только утешить тебя... Хотела сказать, что бывают разные ситуации. И если на каждую ситуацию так реагировать... - Как реагировать? - Я не знаю... это только ты знаешь... я вижу, что ты замолчал, я невольно начинаю думать, что чем-то провинилась перед тобой, хотя, как будто ничего предосудительного не совершала... А может быть, дело вовсе не во мне?.. Очень похоже на то, что ты несчастлив. Может быть, ты разлюбил меня? А, может статься, ты и не любил меня никогда? У тебя же не было выбора, так что ты не обязан... Хотя, я, вроде бы стараюсь, забочусь о тебе... - Смотря, что называть несчастьем. - Решил все же поговорить?.. Ты решил поговорить? поучаствовать в беседе с дорогой женушкой?.. Намерен поговорить?.. Ты сказал что-то, или мне показалось? - Да. - Повтори, пожалуйста, если не трудно. - Что? - То, что ты сказал, если ты что-нибудь говорил. Чтобы рассеять мои сомнения. Чтобы как-то разрядить, разбавить... разрядить, что ли... к разговору о прекрасном... чтобы как то облегчить мне... моё... - Смотря, что называть несчастьем. - Об этом ты хочешь поговорить? - Ты хочешь поговорить. Я думал, инициатива за тобой. - Нет, дорогой. Инициатива всегда за тобой. Ты - мужчина, Адам... - Тебе же хочется разговора?.. - Еще раз, я могу не говорить... Я могу и люблю молчать... Если хочешь, давай будем молчать. Не нужно себя насиловать. - Пожалуй... - Что, "пожалуй"? - Пожалуй топиться рановато, наверное... - Это ирония? Ты иронизируешь сейчас? Шутишь? Услышал мои шутки, и решил ответить тем же?.. Ирония? Это - ирония? - Где?.. - Насчет затопления... утопления... насчет утопиться, это - юмор? ирония? - Ирония.
       Лилит вытягивает ноги, почти касаясь кончиками пальцев края резервуара, - Ну, вот, к тебе возвращается ирония. Это хорошо... Это уже хорошо. - Ничего хорошего в этом, конечно, нет... - Хорошо, хорошо. Знаешь, мне иногда так хочется с тобой поболтать. просто так. Ни о чем... Когда мы болтаем легко, непринужденно, можно сказать, изящно, вот как сейчас, я чувствую себя... защищенной, что ли... Это придает мне уверенности. Рассеивает разные сомнения и придает уверенности... Спасибо, что говоришь со мной. Знаю, у тебя болит голова, а ты все равно болтаешь со мной... Не всякий на это способен. - Только не думай, что снова провела меня. - Я? Тебя? О чем ты? - О хитрости. И коварстве. я не люблю, когда меня водят за нос. - И кто же тебя водит за нос, милый? - Я только сказал, что не люблю, когда меня пытаются провести. - Да разве тебя можно провести? Э-э, тебя не проведешь, мой дорогой. Кого-кого, тебя-то уж точно не проведешь. - И что же такое несчастье?.. - К чему этот вопрос? - Ну, вот, ты сказала, "несчастье", а я сказал "смотря что считать несчастьем". Обратился к тебе. По-моему, вопрос ясен. Что неясного в моем вопросе? Или так называемая семейная жизнь исключает подобные и подобные им вопросы... Ты же, наверное, представляешь себе что-то, когда говоришь "несчастье"? Вот я и хотел бы узнать, что конкретно ты имеешь в виду... И зачем. какое-такое несчастье... И зачем... Может быть, мы говорим об одном и том же. Тогда все было бы проще. Тогда можно было бы поучаствовать в дальнейших вопросах и ответах, уже без выкрутасов... Одним словом, я в шоке от так называемой семейной жизни. Я не доволен ею. Прошу это констатировать и... - Иными словами ты хочешь знать, что такое несчастье?.. Тебя именно этот вопрос встревожил? - А что, были другие вопросы? - Я не знаю, это только ты знаешь, были у тебя еще вопросы или нет. - Были. Если честно, были. Связаны с так называемой семейной жизнью. Но я решил оставить их при себе. Покамест. - Почему? - Потому что правдивых ответов от тебя получить все равно не удастся. - Чем заслужила? - Сама знаешь... - В тебе говорит твоя брутальность. Вот сейчас в тебе говорит твоя брутальность. Я это понимаю, и не ропщу. С этим приходится мириться, когда речь идет о первом человеке... Вообще, если хочешь знать, в некоторой степени эта черточка в тебе иногда кажется мне даже привлекательной. Когда ты, конечно, не переходишь границ. - Нет еще никаких границ. А изворачиваться, выворачиваться ты умеешь. И я догадываюсь, кто тебя научил. - Напрасно. - Нет, не напрасно... Я уже ученый. - Скажи честно... - А вот возьму, и навру тебе с три короба, вот и посмотрим тогда! - Зачем? - Чтобы тоже... - Что? - Пару колец свить на змеиный манер... - Смешной. Ты пойми, у женщин это получается само собой. Ты думаешь, нам хочется лукавить, хитрить? Нет, конечно, но мы устроены так... - ...пару-тройку колец совью на змеиный манер, вот и посмотрим... - И вновь я спрашиваю, зачем, Адам? - А почему только я должен быть честным? - Потому что ты сильный и благородный... Как олень... или манул. - Знаешь, что я люблю этих животных, и этим пользуешься. Лилит игриво улыбается, - Немножко. - Ладно. Пойду тебе навстречу, буду задавать вопросы, участвовать, задавать вопросы. Ври на здоровье, сколько тебе угодно, а я буду спрашивать. Все равно буду спрашивать. Уж решил. Пусть хотя бы вопросы мои тебя хотя бы немного стреножат. - Что сделают? - Стреножат и встревожат немного. Лилит смеется, - Ну, пожалуйста, задавай свои вопросы. - А вот посмотрим, будет ли тебе смешно, когда ты услышишь их. - Ну, пожалуйста, пожалуйста... - А вопросов-то и нет!.. Что ты на это скажешь?.. Как на этот раз выкрутишься?.. Молчишь? То-то. Доказано. Ха-ха-ха! - Это, как я понимаю, ты шутишь? - Да, я пошутил... - А что? мне нравится... Мне нравится, когда ты шутишь. Искренне говорю... Ну, теперь уже спрашивай. - Спрашиваю... - Спрашивай, спрашивай. - Ну, так, расскажи мне про несчастье. Начнем с этого хотя бы. Вот, отвечай. - А сменить вопрос мы не можем? - Началось!.. - Нет, нет, я не против, только тебе не понравится мой ответ. - Пусть не понравится. - Обещаешь, что не замолчишь и не поднимешь на меня руку? - Легко тебе достаются мои обещания. Пообещаю, а потом что?.. Вот, интересно, как ты манипулируешь мной? А вот так ты и манипулируешь мной... Я уже столько тебе наобещал. Тут не то, что руку поднять или ногу, не забыть бы имя свое... "Обещай"!.. Я уже путаться стал в своих обещаниях! - Хорошо. - Что хорошего? - Заработала машинка, затарахтела. Беседуем. Красота! Беседа двух сердец, что может быть прекрасней! - Какая машинка? - Фигура речи. - Выражайся, пожалуйста, яснее... Какая-то машинка?.. Что, опять индустриализация?.. Через Гоби и Хинган?.. И танки наши быстры? Машинка у нее заработала! Надо же такое выдумать?.. Огурцы закатывать будем или прокламации печатать? Какая машинка заработала?.. Я серьезно интересуюсь. Я, когда болит голова, туго соображаю... Ну, вот. Всё. Забыл. - Что забыл? - Вопрос свой забыл. Что-то из так называемой семейной жизни, а что, забыл... - Забыл? - Забыл. Всё. Молчать буду. Так будет лучше для всех. Спокойнее. Голова успокоится. - Ты интересовался, что такое несчастье. - Успела?! Выхватить, ухватить, вырвать из пламенеющего рта?! Хорошо, спрашивай. - Это ты спрашиваешь у меня. - А что я спрашиваю? - Ты хотел знать, что такое несчастье... Нет?.. Так звучал вопрос? - Не помню. - Не капризничай. - Молодой, понимаешь, я же еще совсем молодой, сама говоришь "первый человек". Этот как первый космонавт, то же самое. Гагарин. Попробуй-ка отведать в скафандре эскимо на палочке! Тебе хорошо, ты жизнь повидала. Повидала? Думаю, да. Это ты у меня - первая, а я-то у тебя не первый. Далеко не первый, и не последний. - Опомнись, нет никого кроме нас. - Не знаю, не знаю. Всё - домыслы и предположения. Связи рвутся, с самого начала рвутся. Всё на живульку, как оказалось. С самого начала. А что дальше будет?.. Впрочем, это уже не имеет существенного значения. Что толку рассуждать об урожае, когда колодец отравлен. Вал слов. Говорят: "Слово"! Какое там? Вал слов, лавина. Водопад и Везувий. Где же тут голове не заболеть? Но, повторюсь, ничего из вышесказанного меня не интересует. И никогда не интересовало... - Обожаю эти твои философские отступления! Ты очень талантливый человек. немного грубоват, но таланту можно все простить. - Отвлекаюсь, все время отвлекаюсь. Ты отвлекаешь меня. намеренно. - От чего, милый? - От магистральной линии. Но не сегодня. Сегодня я удержусь в седле, вот увидишь! - Прекрасно! - Хотя, конечно, сосредотачиваться трудно. Не всегда получается. Ничего! Завершим виток! Единственное, себе не принадлежу. Беда!.. Тебе принадлежу. Жутко, если вдуматься... Все время отвлекаюсь. Вот и опять отвлекся, понимаешь? Потому что прислушиваюсь все время. Притом превозмогая головную боль. - К чему прислушиваешься? - Ага! - Что такое? - Охота начинается! - Не сезон. - Первому человеку всегда сезон... А интересуюсь я, где теперь твой настоящий дружок. - Какой дружок, милый? - Змей, какой же еще дружок?.. Вот, теперь отвечай! - Насморк. - Что такое? - Насморк, например. - Что, "насморк, например"? - Для тебя и насморк несчастье. - Насморк - несчастье? - Несчастье, еще какое... Для тебя. - Неправда. - Правда. - Это не так. - Так. - Неправда, это не так. - Ну, что ты говоришь? Вспомни. Недели не прошло, как ты подхватил насморк. И как ты себя вел? - Лежал. - Просто так лежал? - Просто так лежал. Сладким мхом укрыт. - Нет, не просто так ты лежал, и в мох забрался не просто так. - А как? - Смерти ты просил. "Добей", просил, "останови мучения" просил, "вот я себе могилку то и нашел" говорил, "все одно жить не буду" говорил. - Это в бреду. - Нет. - Это все перебродивший виноград. - Нет. Винограда ты ни в тот день, ни накануне не употреблял. - Тебе показалось. Приснилось. Надеюсь. Если уж всерьез умирать, я бы, конечно, первым делом утопился. Это лучше всего, в воде - лучше всего. Там спокойно, размеренно все, медузы ходят, тихо там... - А ты утопленников когда-нибудь видел? - А как же? Сколько раз. Вот, говорят: "толстые". Они не толстые. Они знаешь какие? Солидные, важные, респектабельные. Даже котята, и те по результатам утопления на львов похожи, только небольших. Небольшой лев, согласись, все равно лев. Не котенок, согласись... Слушай, ты с этим змеем своим ни на минуту не расстаешься! Зачем он тебе нужен?! Елозит, елозит по тебе. Стоит мне отлучиться, на луну пощуриться или с теми же котятами поиграть, он - тут как тут... Он и ночи с тобой проводит. Думаешь я не знаю? Знаю. Я ведь не сплю, а только вид делаю, глупенькая. Что он по ночам к тебе прокрадывается? зачем прокрадывается? - Ты так говоришь о нем, будто он нам - чужой. - Представь себе. Мне он - как чужой. - И тебе его нисколечко не жаль? - Нет. Мне его не жаль, нисколечко. У него, к примеру сказать, изо рта вечно рыбой воняет. Что он шастает к тебе по ночам? Вот, наконец, и вопрос вспомнился. Вопрос такой - Зачем змей шастает к тебе по ночам? И какое отношение он имеет к так называемой семейной жизни? - Мерзнет. - Да? - Да... Кроме меня его некому согреть. Ты же не будешь его греть? - Не буду... Не те времена. - Ну, и пожалуйста... несчастный одинокий змей. - Да что-то не похож он на несчастного. - Он вида не подает... - Шелестите, хохочете с ним до утра! - Это не хохот. - А что это? - Нервный смех... Он мудрый, опытный, у него есть чему поучиться. Вот, кстати, ты многому мог бы у него поучиться. - Хочешь, чтобы я стал змеем? - Лилит смеется - Ну, уж нет, с меня одного хватит. - Выходит, он тебе надоел? - Он не может надоесть. - Почему? - Так устроен мир... Мир женщин... Без змея нельзя... Ты пока этого не понимаешь, и не нужно тебе понимать. - Почему это? - Чтобы избежать несчастья. - Вот-вот - о несчастье-то речь шла. Планета совершила оборот, замкнулся круг, разверзлась бездна... Ты думаешь, что я ничего не знаю? а я очень даже знаю. Точнее - догадываюсь. В некоторых случаях догадка важнее знания. В моем случае - точно так. А потому, дорогая, все что ты здесь городила, пытаясь меня запутать и сбить с толку - не лучше мышиной кучки. И не хуже. Таким образом, все что ты здесь городила, пытаясь обвести меня вокруг пальца - мышиная кучка. И больше ничего. Ты думаешь, первый человек - дурачок по определению. Я тоже так думаю, но будущее - за нами, за дурачками. Потому что мы - наивные, открытые, сильные и смелые. Только нам дано падать снизу вверх. А вам, умницам - плести корзинки для маслят. Так что никакая это была не простуда, а было это - самое настоящее отчаяние. А насморк - следствие отчаяния. Так, дорогая, бывает, чтобы ты знала наперед... У некоторых слезы, у лам, например или у окапи, а у меня, видишь ли, насморк. А что это значит? Что-нибудь, да значит. Как думаешь? Что бы это значило?.. Невдомек? Так я тебе скажу, открою, так сказать, очи твои ясные... Дурачок - но Человек!.. Повторить?.. Дурчок - но Человек!!! Помни это. Всегда... А теперь я тебя, как и полагается при таком откровенном разговоре, немножечко поколочу. Лилит вздрагивает, - Ты обещал... - Ага! Ничто человеческое и вам не чуждо? - Ты обещал! - Что? успела подстраховаться?.. Не бойся, никогда не бойся меня... Какова же причина отчаяния, наверняка хочешь ты меня спросить? Отвечаю. Причина серьезная - я не владею ситуацией. Следовательно, мои потомки, наши с тобой потомки, а тебе рано или поздно придется изменить змею и задуматься о потомках... так вот, мои потомки мужеского рода, обитая в одной популяции с женщинами, никогда увы, не смогут вознестись над... Даже на высоте птичьего полета они будут под... Я вижу это сквозь веки и века. Гены, мать их... - тяжело вздыхает, - Короче, гореть Липкам до скончания зим! - Что еще за Липки? - Липки или Лиски. В женском преломлении - Лиски, в мужском - Липки... Так называемая семейная жизнь... - Опять "так называемая семейная жизнь". Семейная жизнь, да... Семейная жизнь, которая тебе не дает покоя, это - прежде всего любовь, мой мальчик. - Нет никакой любви. - А что есть? - Ничего нет. Головная боль, и больше ничего. - Ну, если ты серьезно, это уже - наказание. Вот оно, отворяй ворота! - Наказание. Точно сказано. Умеешь попасть "в десятку"... Но за что, скажи хитрая женщина. - Вот может быть за эти твои слова. - Какие слова? Вал слов, Везувий слов! - За слова о любви, точнее, за слова об ее отсутствии. - Но я произнес их только теперь, а головная боль беспокоит меня тысячу лет. И конца и края не видно! - Знаешь, иногда наказание опережает проступок. - Ты - змея. Потому тебя и тянет к змею!.. Змей, эти отвратительные глиняные игрушки, что ты лепишь, как одержимая, твои ухмылки, ложь... я падаю, ломая ветки. Падаю, разумеется, вверх, как смелый человек, а потому боюсь, что не достигну дна! - Глиняные игрушки, зеркала, молочные капли, игривость, изворотливость, кокетство - все это слагаемые любви... - Змея забыла. - Змей, да, змей... Мне-то любовь знакома, я, в отличие от тебя, соткана из любви. - Кто ты на самом деле? - Жена. Я - жена. - Чья? - Жена - безграничное понятие. Коль скоро ты склонен к всевозможным метафорам, жена - не вода в рукомойнике, а Марианская впадина. - А вода в рукомойнике? - Воспоминания о молоке...
       Адам ложится, сворачивается калачиком, зажав между коленками кисти рук, - Так и этак показываешь свои ноги. Играешь со мной. Все время играешь со мной... Показываешь мне ноги, например... Зачем ты показываешь мне свои ноги? - Опять заболела голова? - Заболела, да... Намеренно выставляешь их напоказ. - С ума ты сходишь, вот что. - Я уже не говорю о других частях тела, прости... - вскакивает, усаживается по-турецки, - Ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха... испугалась? Ты испугалась?.. Немного напугана, согласись. - Почему я должна прятать от тебя свои ноги? - Испугалась? - ...ноги и другие части тела?.. - Да потому что они преследуют меня. Знаешь ли ты, что даже когда я закрываю глаза, чтобы отвлечься, чтобы хоть как-то отвлечься, я вижу твои ноги... и прочие части тела?!. - Давно это с тобой? - Голова? - Ноги. - Не вспомню. - Может быть, так было с самого начала? - Нет, нет, я изменился. Когда - не знаю, но изменился. Мир изменился, и я вместе с ним... - Скажи, а если бы... вообрази, если бы... попытайся представить себе... на минутку представить себе... если бы... я понимаю, что это невозможно, но все же, все же, если бы ты неожиданно, незаметно и неожиданно увидел меня с другим мужчиной... - Как такое может быть? - Я же просила тебя включить воображение. Я же не говорю, что это возможно. Я говорю, как будто, понарошку, понимаешь?.. - Что же тут непонятного? - Представил? - Не знаю. - Ну же! - Ну, как будто, представил. - Хорошо. Скажи. Если бы такое случилось, чтобы ты почувствовал? - Не знаю. - Но ты представил себе эту сцену? - Представил, как будто. - И? - Что? - Что бы ты испытал? - Не знаю. Наверное, испугался бы. - Хорошо. Сначала испугался, а потом? - А что потом? - Сначала испугался, а потом? Не возбудила бы тебя сцена любви? - Какая сцена? - Забудь... - Змей такое придумал? - Забудь. - Это он придумал, точно. - Не говори глупости. - Какие же нужно иметь мозги, чтобы такое придумать? - Помолчи немного. - Он и теперь следит за нами? - Не знаю. Возможно. - Что, он правда за нами следит?.. Я же только пошутил, а это, оказывается, правда?.. Следит? Следит?!. Так ты зависишь от него?!. Вот оно что! Ты зависишь от него! Мы зависим от него... Да?!. Зачем мы ему? Я убью его, раздушу! - Тс-с-с... Иди ко мне. - Зачем? - Ляжем рядышком. - Зачем это? - Так надо. - Я не замерз. - Ложись молча.
       Адам и Ева устраиваются на полу. Шепот Евы, - Обними меня. Адам неловко прижимается к Еве. Некоторое время лежат молча, без движения. Шепот Адама, - Зачем мы ему? Шепот Лилит, - Нам не дано знать. Не дано, и не нужно знать. Не так уж много от нас и требуется. - Вот до чего дошло! Змей, сука! - Не смей. Не змей... - Змей! - Над змеем есть еще змей, и над тем змеем змей... Большое дыхание, понимаешь?.. - Нет. - И не надо... - Это опасно? - Не знаю, может быть. - Что это такое вообще? Во что ты меня втянула? - Жизнь. Назовем это жизнь. Новая жизнь. Большое дыхание, большая игра, жизнь. Мы - всего лишь игрушки. - И ты? - Конечно. - Ха-ха? Мы на одной ниточке! - Тише! - Две косточки на одной ниточке! - Тише! А что им от нас нужно? Что от нас требуется? - Вести себя естественно. - Змей, сука! - Тише! Мы должны оставаться в неведении, не должны знать... - Знать что? - Знать, догадываться... - Догадываться о чем? - Об игре. - Тьфу! - Тише... - Что от нас требуется? - Вести себя естественно. - И все? - Все. - Ха! - Что? - Ха-ха! - Что? - Это как раз самое трудное. - Слушайся меня, и все будет хорошо. - Ах, вот, что это за игра! Знакома мне эта игра. Ну, все!.. - Тише. Тебе понравится, что будет дальше. - Пойдем ко дну? Ха-ха! - Что-то вроде этого. - Слушай, почему бы тебе не начать со змея? Я как-то сегодня не настроен лезть в воду. Эй, змей, выползай! - Тише. Змей затаил дыхание. - Черт знает что! Опять какие-то загадки, шарады. Сил моих больше нет. - Закрой глаза. - С чего это? - Хочу. Адам закрывает глаза. Ева смеется, - Ну, что видишь? - Я тебе уже говорил. - Вот это называется "идеальная женщина".
       Лилит освобождается от объятий Адама, встает, скрестив ноги, усаживается спиной к стене, смеется, - Все, игра окончена. - Окончена? - Перерыв. я устала... Можешь открыть глаза. Адам открывает глаза, - Это все? - Пока - все. - Ой, какая дурь!.. И вот в такие игры вы играете со змеем? - Ну, не совсем... - Ой, какая глупость! - Глупость? - Глупость. - Ну, вот, видишь? А ты страдал! - Всё? - Пока - всё. - Но ты же сейчас снова обманула меня. - Самую малость. - скажи, ну почему ты считаешь, что если человек дурачок, он обязательно глупее тебя? И скажи, зачем тебе понадобился первый мужчина? Издеваться над ним? - Кстати, что там за история с яблоком, первый мужчина? - Какая история? - Тебе лучше знать. - С яблоком? - С яблоком, с яблоком. - Представления не имею. - Смотри, не вляпайся. - Спасибо за заботу. - Не стоит благодарности. - Это уж точно... - А кто такая Даная? - Кто? - Не важно, забудь. - Уже забыл. Но горький осадок появился. принесла бы перебродившего винограда. - Не сейчас. - Почему? - Позже. - Почему?..
       Лилит рассматривает воду, - Хочешь искупаться? - Нет. Лилит поднимается, подходит к резервуару и ныряет в воду, окатив Адама фонтаном серебряных брызг. Через некоторое время ее гладкая голова появляется на поверхности воды. Она смеется, - Иди сюда. Иди. Я расскажу тебе. - Что ты расскажешь? - Все. - Что "все"? - Все, о чем ни спросишь. - Обманешь, как всегда. - Не обману. - Затащишь в воду и обманешь. - Ни за что не обману. - Мне не интересно. - Интересно, интересно. Иди сюда. - Мне не интересно. - Тебе нужно взбодриться, а то ты совсем осовел. Ну же!
       Адам неохотно поднимается. Подходит к резервуару. Пробует воду ногой. Лилит протягивает ему руку. Адам тянется к руке, но в последнюю минуту отдергивает ее и возвращается в глубь комнаты. Лилит, - Напрасно. - Я еще не готов. - Напрасно, - смеется, надо быть готовым. - К чему? - Ко всему.
       Лилит ныряет и надолго исчезает под водой. Через некоторое время Адам начинает беспокоиться, от волнения голос его звучит громко, - И что? Лилит шумно обнаруживает себя, - Ты что-то сказал? - Нет. Лилит выбирается из воды и медленно направляется к Адаму, - У тебя такие испуганные глаза... - Ничего подобного. - Я думаю, что ты забыл мои колени. - Не забыл. - Забыл, забыл. Впрочем, ты их и не видел никогда. Или видел? Отвечай сейчас же. Только не ври. На какой коленке у меня шрам? - Перестань! - На какой коленке у меня шрам? Отвечай! - Прекрати сейчас же! - На какой коленке у меня шрам? - На правой. - Ну, вот и все... - Разве на левой? - У меня нет шрамов. Я идеальная женщина, - Ты что, идешь ко мне? - А сам как думаешь? - Точно идешь ко мне. Зачем? - Я замерзла, и мне хочется, чтобы ты меня согрел. - Как ты согреваешь змея? - Примерно так. - У меня не получится, и это блуд! - Что-что?! - Содом!
       Лилит наотмашь бьет Адама по лицу, - Где ты нахватался этих слов, ребенок? Адам потрясен, - Ты что делаешь? Следует новая пощечина, и еще одна, и еще... У Адама рассечена бровь, кровь заливает лицо, он падает на колени, плачет, - Голова, моя голова... Лилит опускается на колени напротив Адама и мурлычет, - А при чем здесь голова, милый? - обнимает Адама, опускает голову ему на плечо, - Ты меня совсем забыл. Все же тебе надо бы снова рассмотреть меня хорошенько. - Я помню тебя, я... - Все же немного подзабыл... И не перечь мне больше, хватит уже на сегодня... Если я говорю, что ты подзабыл меня, значит так оно и есть... Подзабыл? - Наверное, не знаю, не помню... кровь, я плохо вижу... - Я знаю, ты не хотел, ты - не нарочно, из-за головы. - Голова, да... Лилит шепчет Адаму на ухо, - Все, больше голова не болит. - Мне щекотно... Лилит откидывается, увлекая его за собой. Тот растерянно бормочет, - Что ты делаешь? Не нужно... змей... - Что змей, милый? - Змей смотрит... он же все видит...- Конечно... а разве ты не подсматривал за нами по ночам? - Он может рассказать, он непременно расскажет все тому змею... - Какому змею, милый? - Тому, наверху... - Змей будет молчать... - Нас накажут... - Мы уже наказаны. - Еще строже...что ты делаешь со мной, с моим... - Тс-с...
       Это - не соитие. Это пустынник клокочет в кипятке оазиса. Это воронка сугроба высасывает волчью кровь. Это Вавилон впивается в небеса. Это снимают повязку с обожженных глаз. Это Гаршин летит в красный лестничный проем. Это первый глоток воздуха новорожденного. Это хрустит печень в цепких пальцах палача. Это Дед-фронтовик, обливаясь, пьет долгожданное молоко. Это чертово колесо валится набок. Это известие о помиловании. Это пробуждается Везувий. Это Иаков вступает на золотую лестницу. Во всяком случае, Адаму представляется, что все происходит именно так.
       Бедный Адам! Бедный Алексей Ильич! Бедные дети Лилит!
       Понятно, почему?
      
       Теперь, на мой взгляд, настало время вновь обратиться к Чжуан Цзы.
       Уверен, читатель стосковался по его слову.
      

    ЧЖУАН ЦЗЫ

      
       В своем "Внутреннем разделе" Чжуан Цзы пишет, - Все сущее непрестанно претерпевает превращения и неведомо чему уступает место. Откуда нам знать, где начало и где конец? Нам остается только покойно ждать превращений... В человеческом есть небесное. В небесном же может быть только небесное. Если человек не может обрести небесное в себе, то виной тому ограниченность его природы. Мудрый покойно уходит и в том обретает конечное.
       Когда Чжуан Чжоу прогуливался в парке Тяолин, он увидел странную птицу, прилетевшую с юга: крылья - в семь локтей размахом, глаза - с вершок. Пролетая над Чжуан Чжоу, она коснулась его лба и опустилась в каштановой роще.
       - Что это за птица? - удивился Чжуан Чжоу. - Крылья большие, а летает с трудом, глаза огромные, а видит плохо.
       Подобрав полы платья, он поспешил за птицей, держа наготове лук. Тут он заметил, как цикада, нежась в тени, забыла о том, что ее окружает, а в это время богомол набросился на нее и, упиваясь добычей, забыл обо всем на свете. В тот же миг их обоих схватила странная птица и, любуясь добычей, сама забыла о действительности. Чжуан Цзы, печально вздохнув, сказал: "Увы! Вещи навлекают друг на друга несчастье, разные существа друг друга губят". Он бросил лук и пошел прочь, но лесник догнал его и принялся бранить. Вернувшись домой, Чжуан Чжоу три дня не выходил со двора.
      
       - Почему вы, учитель, так долго не показывались? - спросил его ученик Лань Це.
       - Я оберегал свой телесный облик, но забыл о подлинном в себе, - ответил Чжуан Чжоу. - Я глядел в мутную лужу и не знал, где чистый источник. А ведь я помню, как мои учителя говорили: "Погрузишься в пошлость - последуешь за пошлостью". Ныне я бродил по старому парку и забыл о себе. Странная птица пролетела мимо меня, коснувшись моего лба, и забыла о действительности. Лесник же в каштановой роще набросился на меня с бранью. Вот почему я не выходил со двора.
      
       Ян Цзы путешествовал по царству Сун и остановился на ночлег в придорожной харчевне. У хозяина харчевни было две наложницы: одна красивая, другая уродливая. С дурнушкой он обращался почтительно, а с красавицей был груб. Когда Ян-цзы спросил о причине такого поведения, малолетний сын хозяина ответил: "Красавица думает о себе, что она красива, а мы не знаем, в чем ее красота. Дурнушка думает о себе, что она уродлива, но мы не знаем, в чем ее уродство".***
      

    АЛЕКСЕЙ ИЛЬИЧ (АДАМ) И ЛИЛИТ

      
       Адам и Лилит, подавленные и обессилевшие, точно лишившиеся воды рыбы лежат на холодном кафеле. Их глаза черны и открыты. Долго лежат. Молча. Без движения.
       Первым голос подает Адам, - Знаешь, ты тоже не без изъяна... Я предупреждал тебя... говорил, что у меня смертельно болит голова... Кроме того, мои мысли были далеко... Я все время думал о том, что змей подсматривает за нами. Мне даже казалось, что не он один, целая стая змей свившись в клубок подсматривает за нами сквозь щели в облаках... В конце концов, не очень-то я тебе и нужен. Для чего? Для коллекции? У тебя вон сколько глиняных игрушек. Ты еще слепишь, сколько душе угодно. Кровь вроде бы остановилась... Зачем ты била меня?.. Сама говорила, что лучше нам не иметь детей... Играешь разочарование... Разочарование, обиду. Тебе все время нужно играть. Прирожденная актриса, вот ты кто... А до меня тебе, по большому счету, тебе и дела нет. выполняешь приказ. Выполняешь чей-то приказ! Одного безумного фантазера, извращенца, эксгибициониста. Одного или нескольких. У меня было полное ощущение, что за нами подсматривает целая компания. Подсматривают, отпускают потихоньку сальные шуточки, может быть, даже, запечатлевают. Нас запечатлевали, скажи? Молчишь? Значит я не ошибся. Поздравляю, мы - порнозвезды. первый человек был порнозвездой. Точнее так, первым человеком была порнозвезда, и его супруга. Оба не без изъяна и червоточинки... По поводу изъяна, я, конечно загнул. Ты, разумеется, идеальная женщина... Чего, к сожалению, нельзя сказать обо мне. - Тебе нужна шлюха. - Как? - Просто тебе хочется шлюху. Вот все, что прозвучало в твоем пламенном монологе. - Я волновался. И тогда волновался и потом. И потом, что-то у нас получилось. В самом начале... И даже очень получилось... Не знаю, мне показалось, ты испытала... - А, может быть, меня одной не достаточно? - Как это?.. Что такое ты сейчас сказала?.. - Скажи, ты когда-нибудь мечтал, чтобы у тебя было сразу несколько женщин?.. Может быть, несколько женщин и мужчин? - Гадость, гадость. Как такое вообще может в голову придти? Это змей надоумил тебя. Он научил тебя лепить этих глиняных уродцев, он всему такому тебя учит. Ты гибнешь, Лилит. Как бы это не оказалось раком мозга... того хуже, раком души... - Мечтал, чтобы у тебя было сразу несколько женщин? Три, к примеру! - Успокойся, мне опять становится страшно! - А, может быть, тринадцать? Может быть, тринадцать женщин взволновали бы тебя? - Я не хочу продолжать это бессмысленный разговор. - Это - осмысленный разговор. - Я не привык...- Привыкай. Мы теперь окончательно близки. Мы теперь одно целое. Теперь мой змей - твой змей. - Ужас, ужас! Пожалуйста, не нужно мучить меня больше. Вот, у меня снова заболела голова. - От этого не умирают. - Умирают. Еще как умирают! Вот именно, я теперь умираю, я чувствую. Смерть оказалась совсем рядом. Да, да, да, да, да, я все понял, то что случилось, то, что произошло было началом агонии... Нет, пожалуй, это началось еще раньше. С твоего появления. Да. Мне казалось, что я переменился сам по себе, а теперь я вижу, что переменился из-за тебя. Я стал слабее, беззащитнее... От этого мутит. Меня разъедает хитрость, хитрость и коварство, хитрость, коварство и смутные желания, пагубные желания... С твоим появлением я стал сомневаться по всякому поводу, я стал подозрительным, гадким... от слова "гад", понимаешь? Прежде я бы и не задумался, откуда происходит это слово. Я чувствую, как мутный желтый мир, что тихо дремал во мне до твоего появления, с каждым днем, точнее, каждой ночью все больше проникает в мои жилы. И это очень похоже на сумасшествие. Думаю, сумасшествие так именно и выглядит. Бывает, я нафантазирую себе то и это, чудовищные фантазии в том числе, и, постепенно начинаю верить в то, что это - реальность. Не поверишь, однажды я представил себе... Нет, нет, не хочу... - Ты об этой истории с яблоком? - Что за история с яблоком? То и дело твердишь о каком-то яблоке. - Как ее звали-то Вера? Ева? Даная?.. Видишь, святоша, что я знаю про тебя? Все твои тайны у меня на ладони.- Я не понимаю, о чем ты говоришь. - Может быть, действительно, не понимаешь, может быть забыл, лишился памяти, встретив идеальную женщину, - смеется. - Хочешь запутать меня, унизить в очередной раз. Хочешь доконать меня. - Какой смысл? Зачем? Ты каждую минуту унижаешь себя сам. После бесчисленных твоих проделок с гнусными подозрениями вперемешку я бы и рада, но всякий раз не успеваю. В этом ты преуспел... Открою тебе маленький секрет, бабы - народ отнюдь неглупый, имей это в виду. Рано или поздно она поймет... - Кто? - Кто угодно. Любая. - Но кроме тебя никого нет. - Появятся. Во множестве. И еще, знай, при таких обстоятельствах у мужчин часто развивается косоглазие. - Что?! - Косоглазие. - Ужас, ужас! - Ничего ужасного. Ничего не нужно бояться. Вообще, тебе нужно поменьше бояться. Как ты со своим страхом собираешься воспитывать детей? - Каких детей? - Своих, своих детей. С таким-то отчим страхом они, не ровен час, поубивают друг друга. - Кто? - Твои будущие дети. Назвать имена? - Какие дети, откуда дети?! - Пустой разговор... Всё, сегодня ты мне не интересен.
       Лилит прикладывает ко рту ладони трубочкой, кричит кому-то, - Эй!
       Входит мужчина. Высокий, худощавый. Вылитый Арик Шуман, если ему приклеить усы и бороду. Лилит мстительно улыбается Адаму. Мстительно поднимается. Мстительно посылает Адаму воздушный поцелуй. Мстительно делает Адаму ручкой.
       Лилит трепетно подходит к мужчине. Трепетно обнимает его. Лилит и мужчина, напоминающий Арика Шумана, уходят.
       Адам встает. Подходит к резервуару. Долго смотрит на воду, - Такая ситуация... прямо скажем, не из приятных... Что она хотела этим сказать?.. Хорошо бы сюда бурый осенний лист... с капелькой ртути.
      
       Вот я думаю, быть может, именно в таких ситуациях люди и запивают? Или сюжетец слишком прост, чтобы стать поводом для глубоководного погружения?
      

    МОЙ ЯПОНЕЦ

       Теперь мой японец в ужасе. Он забрался с ногами на подоконник и прислонился щекой к мерзлому окну.
       Беляночка и Рута, привстав на задних лапках, не сводят с него глаз. Да, крысы - далеко не собаки.
       Думается, в своем повествовании незаслуженно мало внимания я уделяю нашим лучшим друзьям, собакам. Спешу исправить свою оплошность.
      

    СОБАЧИЙ КОСМОС

      
       20 августа было объявлено, что "совершил мягкую посадку спускаемый аппарат, и на землю благополучно возвратились собаки Белка и Стрелка". Но не только. Слетали 21 серая и 19 белых мышей.
       Белка и Стрелка были уже настоящими космонавтами. К тому времени отработали методику тренировок биокосмонавтов.
       Чему же были обучены космонавты? Вот как об этом писали: "...Собаки прошли все виды испытаний. Они могут длительно находиться в кабине без движения, могут переносить большие перегрузки, вибрации. Животные не пугаются, умеют сидеть в своем экспериментальном снаряжении, давая возможность записывать биотоки сердца, мышц, мозга, артериальное давление, характер дыхания и т. д.".
       Как видите, это уже не те первые попавшиеся под руку дворняги.
       Через несколько дней телевидение показало кадры полета Белки и Стрелки. Было хорошо видно, как они кувыркались в невесомости. И если Стрелка относилась ко всему настороженно, то Белка радостно "бесилась" и даже лаяла. Медики жалели, что не догадались установить в кабине микрофон. Репортаж получился бы отменный.
       Белка и Стрелка стали всеобщими любимцами. Их возили по детским садам, школам, детским домам. Журналистам на пресс-конференциях давали возможность собачек потрогать, но предупреждали: как бы ненароком не цапнули.
       Ученые не ограничивались лишь космическими экспериментами и продолжали исследования на земле. Теперь предстояло выяснить, повлиял ли полет в космос на генетику животного. Стрелка дважды приносила здоровое потомство, милых щенят, которых мечтал бы приобрести каждый. Но все было строго... Каждый щенок был на учете, и за него персонально отвечали. В августе 1961 года одного из них попросил лично Никита Сергеевич Хрущев. Он отправил его в подарок Жаклин Кеннеди, жене президента США. Так что, возможно, и на американской земле до сих пор водится потомство космонавта Стрелки.****
      

    Глава шестая

    ВАННЫ НАПОЛНЯЮТСЯ

    Идите, милая Мэри, на кухню,

    читайте там ваши стихи перед зеркалом.

    Эжен Ионеско

      
       Домой. Возвращаемся домой. Всякое возвращение домой укорачивает жизнь. Уход из дома укорачивает жизнь еще в большей степени, но об этом как-то не задумываешься.
      

    ВРЕМЯ - ГЛАВНЫЙ ВРАГ ЧЕЛОВЕЧЕСТВА

       Время главный враг человечества.
      

    БОКОВ

       Боков гудит как трансформаторная будка, но мне кажется, что это гудит моя голова.
       Боков покрылся трещинами, как сосок увядшей женщины, но мне кажется, что это пересохло у меня во рту.
      
       Мы слишком высокого мнения о себе, слишком высокого, а потому нам кажется, что те, кто провожают нас домой, счастливы тем, что им позволено провожать нас домой, а те, кто выпроваживают нас из дома - ни больше, ни меньше героические личности, что-нибудь вроде Геракла или Юдифи, в случае женщины.
       Мы рассуждаем так и этак, но довольно скоро приходит старость и все расставляет на свои места. Как жаль, что только в позднем возрасте до нас доходит: мы стоим не больше собственных следов, а следы, на протяжении жизни мы оставляем, где придется.
       Где придется.
      
       Я уже не говорю об отпечатках пальцев, которые не стираются. Никогда.
      
       На протяжении всей жизни следует перечитывать Ивана Андреевича Крылова. Просто положить его книжку где-нибудь поблизости, так, что бы она то и дело попадалась на глаза. Хорош также Мишель Монтень. Но об этом позже.

    ДАНАЯ

       Даная провожает меня. Ведет под руку как слепого. От нее пахнет сиреневым мылом. Данаяданаяданаяданаяданаяданаяданаяданаяданаяданаяданаяданаяданаяданая...

    Данаяданаяданаяданаяданаяданаяданаяданаяданаяданая...

    Данаяданаяданаяданаяданаяданаяданаяданаяданаяданаяданая...

    Данаяданаяданаяданаяданаяданаяданаяданаяданаяданая...

    Данаяданаяданаяданаяданаяданаяданаяданая...

    Данаяданаяданаяданаяданаяданаядана...

    Данаяданаяданаяданаяданая...

    Данаяданаяданая...

    Даная...

    МЕТАМОРФОЗЫ

       На Вере фланелевая ковбойка Ягнатьева и бесформенные пегие штаны. Она вернулась под утро, спала только два часа и теперь не в настроении. Всякая попытка заговорить с ней оборачивается какой-нибудь бессмысленной отговоркой, наподобие "ладно" или "да, я слышу". Алексей Ильич чувствует тяжесть в груди, раздражение и глубинное стремление бежать прочь.
       Вера мертвенно бледна, у нее всклокоченные волосы, под глазами мешки. Алеша никогда не замечал, что она склонна к полноте, но вот теперь видит складки жира над перевязанным бечевкой поясом. Ему приходит в голову, - Смерть любит нас растрепанными. Вера перехватывает взгляд мужа, - Атмосферное давление. - Что, атмосферное давление? - Всему виной атмосферное давление. - Чему виной атмосферное давление? - А почему ты так смотришь на меня?
       Пауза.
       - Ничего похожего на атмосферное давлением. К сожалению. Ничего похожего.
       Пауза.
       Вера явно жалеет, что ввязалась в дискуссию, ее глаза пустеют, - Какой-то бессмысленный разговор. - Всякий разговор бессмыслен, пока не обозначился предмет. - Какой предмет. - Да мало ли их?
       Она неожиданно улыбается. Улыбка кающейся Магдалины, уж она то прекрасно знает, что такое этот предмет, и откуда он взялся, и насколько он опасен, так опасен, что уж лучше бы его и не было вовсе, уж лучше беседа об атмосферном давлении или Монтене, - Наверное, ты прав. Ты голоден?
       Зачем Алексей Ильич утвердительно кивает головой? Это происходит против его воли. В Вериных движениях появляется суета, - Сейчас, сейчас. Будет яичница. К сожалению, ничего лучшего предложить не могу. - Что может быть лучше яичницы? - плохо скрываемая ложь.
       Извлекается хмурая черепашья сковорода, дюжина яиц. У нее слегка дрожат руки, - Сейчас, сейчас...
       И вот уже бледная масса заходится волдырями. Кажется, еще немного и блюдо будет готово. Однако этого не происходит. Ничего не происходит. Масса клокочет, но так и не становится яичницей. Ни через пять, ни через пятнадцать минут, ни через полчаса.
       Вера немного растеряна, нервничает, - Ну, что ты на это скажешь? Вот где Содом и Гоморра. А говоришь, ничего общего с атмосферным давлением. - При чем здесь Содом и Гоморра?
       Вера выключает газ и удаляется к окну. За окном шествует мокрый снег. Алеша подходит и становится позади нее. Свет на кухне зажжен и супруги видят собственные отражения в стекле. Ягнатьев, было, касается ее волос, но отдергивает руку, - Тебе не кажется, что ты изменилась? - В лучшую или худшую сторону? - Трудно сказать. Изменилась и все, - говорит, а сам думает, - Еще немного и эти волосы станут жгуче-малиновыми, затылок приобретет форму чечевицы и трудно представить себе, насколько длинным сделается ее раздвоенный на кончике скользкий язык. - Что это значит? - Стала другой... Теперь ты больше не похожа на птицу Пэн. (А как прекрасна была почти ручная, немного сонная птица Пэн!) - Что это за птица? - Так, одна желанная птица, ты ее не знаешь. (Желанная, конечно желанная, вне всяких сомнений желанная, и что с ней сталось?) - Кем желанная? - Всеми. (К сожалению, к моему великому сожалению, к моему нескрываемому сожалению, жалость всегда направлена на себя, окружающим старость не прощается, к сожалению, к моему великому сожалению, к моему нескрываемому сожалению.)
       Пауза.
       - Ты тоже изменился.
       Пауза.
       - Я знаю. (Неужели она заметила? неужели она взглянула на меня? неужели посмотрела на меня? а что, если и прежде она видела меня и знала меня? вот это новость похуже землетрясения в Японии.) - В худшую сторону. - Допускаю. (Для нее, безусловно, в худшую, превратился в обузу, и для нее, все, больше никого не осталось никого, ни-ко-го.) Да, конечно, в худшую, разумеется, в худшую. Ты же знаешь, они снова провели испытание? - Испытание чего? - Атомной бомбы, естественно. Водородную уже давно не испытывают почему-то. Наверное, в ней, как и в нейтронной уверены. А в атомной все еще сомневаются... Что же еще можно испытывать при таком потеплении? Ты не боишься, что все мы скоро превратимся в плазму? (Было бы весело, в таком случае наши глаза напоминали бы эту самую вечно кипящую яичницу, хорошо бы здесь засмеяться, но смех не приходит, ну и черт с ним.) - Твои странности, прежде носившие периодический характер, теперь закрепились и перешли в хроническое безумие. - Так тебе удобно думать? (Черта с два я безумен, я-то как раз слишком рассудочен, я-то как раз шагаю в ногу, в то время, когда всех по какой-то причине посетила перемежающаяся хромота.) - Да. Так мне проще оправдывать тебя. - Перед кем? (Вот - новости, бесстыжие новости.) - Перед собой. - За что? - За годы пустоты.
       Ну, слава Богу, разрешились очередной порцией желчи, а я уже подумал, что ошибся этажом.
       Вера потягивается и зевает, точно весь предыдущий диалог был бла-бла никчемной болтовней. Обращаюсь к ней в той же салонной интонации, - А дай-ка мне свою сигарету. (Ах, если бы она могла слышать, чем были наполнены все эти золотые годы, если бы только она могла отведать хоть глоточек того вдохновения, что переполняло меня при каждой встрече со своей птицей Пэн! Я - сама элегантность, что-что, а уж мягко стелить я научился, научили, у меня были хорошие учителя, с учителями мне определенно повезло, некоторых из них я отказался бы хоронить, оставил бы себе, вместо фотографий и дарственных надписей.) - Ты же не куришь? Кроме того, они дамские. - Мне нужны именно дамские сигареты. (Да, пожалуй, теперь только дамские, только дамские, я должен хоть как-то прикоснуться к ней в последний раз, пусть это будут дамские сигареты, раз уже все остальное сочится смертоносным ядом, можно ли полюбить яд, как многие полюбили ад, не имея ни малейшего представления о том, что это такое.) Я нынче предпочитаю дамские сигареты. Ерничает, - Решил сменить сексуальную ориентацию? Не моргнув глазом парирую, - Это решили за меня. И ты, в том числе. Видишь ли, времена изменились. (По-моему, очень удачная атака.) Да, да, и не смотри на меня так.
      

    ДАНАЯ

       За исключением вполне земных и немного неловких моих визитов в магазин, все непредвиденно и непознаваемо. Попытки добраться до сути, объяснить себе цвет или звук или слово, или вот объяснить себе Данаю - мучение! А что если она - это несколько женщин? А что, если в каждой женщине - несколько женщин? Вне метафор и аллегорий?
       Она очень сильная. Я чувствую это. У нее тяжелая поступь и острые пальцы. Интересно, что там с ногтями? Хорошо бы при случае рассмотреть ее ногти. Ногти - это очень важно.
       Мне трудно подстраиваться под ее шаг. Впрочем, я мог бы и не переставлять ноги. Женщины сильнее мужчин. Женщины много сильнее мужчин. Много сильнее Много сильнее мужчин.
       Взять, хотя бы ногти...
      

    ЯИЧНИЦА

      
       Вера достает из сумочки сигареты и подает их Ягнатьеву.
       Алексей Ильич затягивается, закашливается, вновь затягивается, - Включи газ. (Газ мог бы стать избавлением, да, газ мог бы стать избавлением и решением всех проблем, разве глупец придумал включать газ перед сном? нет, кто-нибудь из художников, судя по полотнам - Мане, или Моне, вечная с ними путаница, неужели трудно было сменить фамилию, ведь был же кто-то из них старше, старше не значит умнее, может быть, если бы все было наоборот, и тот, кто старше был бы младше, а тот, кто младше - соответственно старше, появилась бы еще одна туманная фамилия, Мане, или Моне, на худой конец - Ван Гог, хотя Ван Гог вряд ли, в нем слишком много золота для подобного изобретения, ему надобно ружье, вот-вот, вспомнил, ружье и было, такие как Ван Гог должны греметь, гулко греметь, как цинковые корыта, или ванны, или корыта...) - Зачем? - Мне захотелось яичницы. (Вот, вспомнил Ван Гога и, на самом деле, захотел яичницы, однако странно, что она продемонстрировала в точности такой же фокус, что и Энди, а не могут они быть знакомы? между яичницей и подсолнухом определенно просматривается родство, скажем, яичница - отражение подсолнуха, или наоборот.) - Но ты же видишь, что яичница не получается. Что-то с атмосферным давлением. - Не сравнивай себя с Ломоносовым. Тем более с Энди. - Каким Энди? - Уорхоллом, разумеется. (Не знает, или делает вид?)
       Вера включает газ, - Что у тебя в голове, Ягнатьев, одному Богу известно. - Вот именно, что Богу все известно. Богу все-все известно. А ты, разве догадываешься об этом? - О чем? - О том, что Богу все известно. (Это я к тебе обращаюсь, Господи, услышь мя, Господи, это я к тебе обращаюсь, Господи, услышь мя, Господи, это я... довольно.) Дурацкий вопрос, Вера, предельно дурацкий вопрос. И что бы ты сказала, если бы я заявил, что на уме у меня только половой акт? - Не цепляйся к словам. - И все же? Ты действительно догадываешься, что Бог считывает все наши мысли? - Догадываюсь. - Ну, что же? Это оставляет некоторые шансы. (Все обо всем догадываются, интуиция получила удивительное развитие, осталось научиться пользоваться ей, а как научиться пользоваться ей, когда желания, вожделения спешат, закусив удила, и тянут за собой слепых испуганных всадников и всадниц, наездниц, точнее, конечно, наездниц, в данном случае, определенно наездниц.) - Шансы на что? - На то, что нам удастся принять решение. (Которого, если быть откровенным не существует, а все, что существует, лишь жалкое подобие решения, тень решения, впрочем, можно захлебнуться и тенью.)
       Пауза.
       - Какое решение? - Ты же понимаешь, что с этим нужно что-то делать? - А что можно с этим сделать? - Попытаться понять, разобраться. (Бред, бред, бред, бред, бред, бред, бред, бред, бред, бред, бред, бред, бред, бред, бред, бред, бред, бред, бред, бред, бред...) - В чем? - Во всем. Перемены не происходят сами по себе. Есть причины. - Зачем тебе все это, Ягнатьев? - Чтобы решить, что с этим делать. - А что с этим можно сделать? - Не знаю. Нужны какие-то поступки... наверное. (Вот именно, вот именно, надобно что-то делать, надобно что-то делать, надобно что-то делать...) Вера смеется, вражина, - Кто это говорит о поступках? - Я говорю. - Зачем? - Не знаю. - Честный ответ. Знаешь, Ягнатьев, это твое качество, запредельная честность, дорогого стоит. Когда-то, очень и очень давно, мне казалось, что это качество способно перевесить любые недостатки, способно компенсировать отсутствие всего остального... - Теперь тебе так не кажется? - Теперь мне так не кажется. (Что же, ты сама отодвигаешь меня на расстояние выстрела из арбалета, ах, арбалет, арбалет!)
       Пауза.
       - Хочешь, чтобы я стал вором? - Что за глупости? - Но ты же хочешь этого? (Все же с ней легко говорить, ни с кем у меня не получается такого легкого, непринужденного разговора, никогда не получалось, с самого детства не получалось, ни с кем, включая Арика Шумана, прости, Арик, ты, наверное, и не знаешь, что я часто вспоминаю тебя, иногда хороню, тебя бы я не оставил себе на память, от твоей головы на комоде я бы вздрагивал по ночам.)
       Пауза.
       - Я собрала вещи. - Какие вещи? (Хорошо ли у меня получилось сыграть удивление? по-моему, не переиграл, сказал несколько взволнованно, но лишь чуть-чуть, не переусердствовал, нет, не переусердствовал, нет, враг опасный с особым чутьем, чутье птицы Пэн осталось, только приобрело несколько иные качества.) - Свои вещи.
       Пауза.
       - Зачем? - Нам нужно некоторое время пожить друг без друга.
       Пауза.
       - Зачем? (Все получается, все получается, ура! ухожу в логику, железную логику, логика для меня как щит, еще немного и полетит кураре на острие иглы, Вера - опасная женщина, Вера - очень опасная женщина, самая опасная женщина на земле, мужчины и женщины, берегитесь Веры, она - наездница.) - Это полезно. - Какая же от этого польза? - Может быть, вернутся утраченные чувства? - Какие чувства? (Вот, что значит, грозный противник, она увидела мое оружие и вооружилась в точности таким же, но мы были к этому готовы, мы были к этому готовы, да, мы были к этому готовы.) - Может быть, соскучимся друг по другу. - Я уже сейчас скучаю по тебе. (Мне нанесен удар, в область паха, я все еще люблю ее, следует признать, я все еще люблю ее, не терять головы, ни в коем случае не терять головы!) Вера смеется, - Ты уже скучаешь по мне? - Да, я уже скучаю по тебе. По тебе прежней. (Не хватало еще пустить слезу, рано или поздно это произойдет, я себя знаю, уж я-то себя знаю.) - Ну, если ты имеешь в виду мою внешность, годы, Ягнатьев, к сожалению не вернешь. Время не остановить. Увы. - Время - главный враг, человечества. - В этом ты прав.
       Пауза.
       - Я знаю, как остановить время. (Я знаю, как остановить время, знаю, как остановить время, знаю, как остановить время, знаю, знаю!) Вера заходится от смеха, - Да ты, оказывается, гений, Ягнатьев! Что же ты раньше скрывал это от меня? - Я никогда не скрывал этого. Я никогда не скрывал от тебя этого.!
       Пауза.
       - Ну и довольно, пожалуй... - Кстати, яичница готова. Выключай, пока не сгорела. - Готова? - Готова. Вера направляется к плите, - Чудеса.
      

    МАРТИН (МАРДОХАЙ) БУБЕР

      
       Уже в разговоре со змеем все происходит достаточно странно. Он говорит не только двусмысленно, но и так, будто совсем не точно знает то, что он, очевидно, знает очень точно. "А сказал ли Бог: не ешьте ни от одного дерева в раю", - говорит змей и умолкает. Теперь в разговор вступает женщина, но она усиливает запрет Божий, добавляя к нему слова, которых Бог не говорил: "Не прикасайтесь к ним, иначе вы должны умереть". То, что змей оспаривает это, является, как оказывается потом, и правдой и неправдой: они не должны умереть, отведав плодов, но должны впасть в человеческую смертность, т. е. обрести знание того, что им придется умереть. Змей играет словами Бога так же, как играла с ними Ева. Затем начинается само событие. Женщина смотрит на дерево. Она видит, что оно не только вожделенно для взора, она видит также то, что не может быть увидено: что плоды его вкусны и дают знание. Это видение объясняют как метафорическое выражение способности замечать, однако как можно было это заметить, глядя на дерево? Здесь должно было иметься в виду созерцание, но странное, близкое к грезам созерцание. И погруженная в это созерцание женщина срывает плод, ест его и дает мужчине, мужчина же, о котором до сих пор не было ни слова, ни намека, также ест плод; вожделенно-мечтательной представляется она; как бы в состоянии вялой мечтательности берет и ест плод он. Все происходящее соткано из игры и грез: и ткет его ирония, таинственная ирония рассказчика. Очевидно, что оба они, мужчина и женщина, не ведают, что творят; более того, они вообще могут только действовать, а не знать. Здесь нет места для пафоса двух начал, для известного нам из древнеиранской религии пафоса выбора, совершаемого этими двумя для себя и для всех последующих людей.*
      
       Отказаться от предметов. Каждый предмет содержит в себе приметы наступающей старости. Ничто как предметы не старят людей так безжалостно. Их надо бы оставить пейзажу. С пейзажем они не смогут тягаться. Пейзаж завсегда победит. И женщина победит. Завсегда. Женщина сильнее. Следует признать, женщина сильнее.
      

    ДАНАЯ

       Что бы я делал без нее? Скажите на милость, вот что бы я делал без нее? Да, она преследует определенную цель. Безусловно, преследует определенную цель. Хочет спросить меня. Я физически чувствую зреющий в ней вопрос. От нее пахнет сиреневым мылом. Не сиренью, но сиреневым мылом. Оттого, что в данную минуту я не принадлежу себе, мне делается не по себе. Но ничего нельзя изменить. А нужно ли менять что-то?
       Череда смыслов, бесконечная череда смыслов - еще одна ловушка. Аналогии плодятся молниеносно, как раковая опухоль. Мы так увлечены этим процессом, что известие о бессмысленности существования является для нас потрясением, не меньшим, чем диагноз онколога. Данаяданаяданаяданаяданаяданаяданаяданаяданаяданаяданая...

    Данаяданаяданаяданаяданаяданаяданаяданаяданаяданая...

    Данаяданаяданаяданаяданаяданаяданаяданаяданаяданаяданая...

    Данаяданаяданаяданаяданаяданаяданаяданаяданаяданая...

    Данаяданаяданаяданаяданаяданаяданаяданая...

    Данаяданаяданаяданаяданаяданаядана...

    Данаяданаяданаяданаяданая...

    Данаяданаяданая...

    Даная...

       Запутался ты в бабах, Ягнатьев, вот что! Что же, человеку с наглядно-действенным мышлением может показаться и такое. Нельзя судить его за это. Судить вообще нельзя. Человеческий суд, как явление и феномен в контексте мировой справедливости - явление ничтожное и вредное. Частность. Хлопоты. Ибо вся наша жизнь, каждый прожитый нами день - заседание Высшего суда. Как должно быть смешно выглядят сверху наши насекомые перебранки в черных саванах с молоточком и усиками?
      

    КОГДА ИВАН АНДРЕЕВИЧ КРЫЛОВ БЫЛ МАЛЕНЬКИМ

      
       Когда великий русский баснописец Иван Андреевич Крылов был маленьким, он, конечно, не догадывался, что будет стоять в самом центре северной столицы, в городе Петербурге, посреди Летнего сада в виде бронзового памятника. А вокруг этого памятника скульптор барон Клодт разместит бронзовых мартышку, осла, ягненка, ворону, лисицу и кое-каких других героев знаменитых басен.
       Отец у Крылова был старым солдатом, за старательную службу его даже сделали офицером. Он с утра до вечера на плацу, на утоптанной земляной площадке, учил молодых солдат-новобранцев воинским приемам. Маленький Иван Андреевич прохаживался поблизости с мамой. Мама крепко держала сына за руку, потому что было ему тогда три года. А когда однажды началось восстание Пугачева, отцу, Андрею Прохоровичу Крылову, дали звание капитана и отправили на войну против восставших крестьян и казаков. Отец посадил в крытую телегу-кибитку жену и маленького сына и отправился на Урал воевать.
       Андрей Прохорович так отважно защищал свою крепость, что Емельян Пугачев, который мечтал вместе со своим войском взять ее штурмом, приговорил к смерти не только самого капитана, но даже его жену и четырехлетнего Ивана Андреевича.
       Маленький Иван Андреевич укрывался в это время за стенами другой крепости, побольше. Ее называли город Оренбург. Однажды, когда маленький Крылов вышел во двор, пугачевцы начали стрелять из пушек, и под ноги ему бухнулось с неба огромное чугунное ядро, а потом второе, третье. Ядра ударялись о землю так сильно, что кругом все вздрагивало, а одно ядро, упав, долго еще продолжало крутиться. Маленький Крылов не испугался этой бомбардировки, но тут из дома выскочила его мама, запричитала, схватила сына на руки и утащила в погреб.
       Спустя много лет великий русский поэт Александр Сергеевич Пушкин долго расспрашивал уже старого Крылова про то, как он в детстве жил в осажденном городе. Крылов ему рассказывал и про себя, и про отца. И многие считают, что герой "Капитанской дочки" капитан Миронов получился похожим на капитана Андрея Прохоровича Крылова.
       Только у капитана Крылова была не юная дочка Маша, как написал Пушкин, а маленький сын, будущий баснописец.
       Пугачеву не удалось до них добраться, его, как известно, в конце концов, самого взяли в плен, посадили в железную клетку и повезли в Москву.
       А старого капитана Крылова через несколько лет после победы перевели в город Тверь, с воинской службы в штатскую. Если бы он мог, он бы и вовсе не служил, но приходилось зарабатывать деньги.
       Стал бывший капитан Крылов городским чиновником, но по вечерам, когда вспоминал боевые дни, хватал свою старую саблю и колол ею лучину для растопки печи...
      
       ... Простого неграмотного солдата офицером не сделали бы. Андрей Прохорович, хотя и не учился разным премудростям, но книги любил очень, тратил на них все свои небольшие деньги, и возил их с собою с места на место в тяжелом сундуке, который по углам был обит железом. Андрей Прохорович всего несколько раз показал маленькому Крылову, как складывать в слова буквы, и сын тут же выучился читать. Отец берег книги, потому что стоили они дорого, но иногда доверял посмотреть в них картинки и прочитать хотя бы страницу. И больше всего маленькому Крылову понравилось читать басни Эзопа в переводе "секретаря Российской академии наук Волчкова". Он даже наизусть выучил многие басни и с удовольствием рассказывал их то маме, то своей бабушке Матрене, потому что обе они читать едва умели.
       - Ладно складывает, - удивлялась бабушка. - Только почему кличка у него такая - Эзоп? Или он какой другой веры? По-христиански так человека не назовут.
       - Эзоп жил давно, еще до Рождества Христова, - важно объяснял маленький Иван Андреевич. - И писал истории будто про зверей, а на самом деле о людях.
       Мама была женщина простая, но мудрая.
       - Хорошо бы Ванюшу приставить к наукам, он вон какой у нас умница! - просила она мужа.
       И муж договорился с богатым помещиком Львовым, у которого тоже было два мальчика.
       - Что ж, приводите сына ко мне, втроем станет им учиться веселее, я как раз выписал из Франции гувернера.
       А у маленького Ивана Андреевича и так было полно дел. С утра он носил воду из колодца. Потом готовил корм поросенку и курам. Потом бегал на базар к знакомому итальянцу сеньору Луиджи. Потом бегал на берег Волги повозиться и слегка подраться со знакомыми мальчишками. Потом прибегал домой похлебать горячих щей.
       Но теперь его одели в самую лучшую одежду, отец взял за руку и повел в богатый дом.
       - Внимательно слушай учителя, - наставлял отец по дороге, - учитель станет учить тебя приличным манерам, французскому языку, а еще математике, географии, истории и прочим премудростям, которым сам я так и не выучился.
       Это только мама да бабушка считали одежду маленького Крылова самой лучшей, когда же в доме помещика навстречу им вышли два мальчика в бархатных костюмчиках, он даже попятился от удивления.
       Длинный тощий гувернер повел их в классную комнату. Там стояли шкафы с книгами, настоящий глобус и черная грифельная доска.
       - Сколько книг! Неужели мы их все прочитаем?! - спросил маленький Иван Андреевич, озираясь по сторонам.
       Он стал каждый день приходить в дом помещика на уроки.
       А гувернер, встретив однажды его отца, с волнением сказал:
       - Заниматься с вашим сыном - большое наслаждение. Он делает успехи в каждой науке, и особенно - в математике!..**
      

    ЭНДИ УОРХОЛЛ

       Мы с Данаей только что вышли из магазина. Она держит меня под руку.
       Энди (Уорхолл) неторопливой походкой направляется, судя по свежей газете в кармане пальто, в кафе. Он обращается ко мне так, будто мы расстались только полчаса назад, - Представление уже закончено? - Нет, меня послали за водкой. Лев поранил лапу. - Не познакомите меня со своей спутницей? - Охотно. Это - Даная. Даная - это Уорхол. Энди. - Даная не хотела бы заказать свой портрет? Заказывать у меня портрет очень выгодно, так как каждый мой портрет - сразу несколько портретов. Нечто наподобие зрения пчелы. Скажите, Даная, доводилось вам рассматривать глаз пчелы? Даная смущена (Что там не говори, Энди умеет произвести впечатление на женщину.) - Нет. Энди роняет высокомерное, - Хорошо... и никогда не занимайтесь этой глупостью, - и уходит.
       Уходит навсегда.
       Он больше не вернется.
       В этом весь Энди Уорхолл.
      

    ЯИЧНИЦА

      
       Вера выключает газ, - Чудеса какие-то. - Никаких чудес. Просто мне очень захотелось яичницы. (Ноет в паху, плохой, очень плохой признак, еще немного и я расплачусь...) Вера смеется, - Маг и волшебник? - Ну, не то, чтобы, но... многое мне подвластно. - Да-а-а? - Во всяком случае, в этом доме - все... Время в том числе. (Надеюсь, что это так, надеюсь, все получится, все должно получиться, не бывало, чтобы не получилось...) - Только не я. - Заблуждение. Ты тоже подвластна мне. (Господи, а ведь я говорю это ей впервые, кажется, говорю это ей впервые, как жаль, что только сейчас, ах как жаль, что только сейчас! когда уже поздно, поздно, поздно...) - С каких это пор? - С тех пор, как я решил не отпускать тебя. (Уже не ноет, уже боль.) - Ты решил не отпускать меня? - Да, я так решил. (Страх и трепет, посмотреть бы теперь на себя в зеркало, а что там, в зеркале? ничего нового, точнее, ничего прежнего, был Алеша, да весь вышел, теперь индеец из племени Дакота или Сиу, или китаец из монастыря Шао-Линь, нет, нет, терракотовый воин, вот кто, воин терракотовой армии, великий воин терракотовой армии, берегись, кто может, у меня за пазухой семиглавый дракон, смешон, все равно, смешон, да когда же это все кончится?) - И каким образом ты собираешься меня удержать? - Нет ничего проще. Двери заперты. Ключи у меня. (Только бы не проверила, как же я мог забыть запереть двери? ужас, ужас, ничтожество, ничтожество, ужас, ужас!) - Когда ты успел запереть двери? - Как только обнаружил, что вещи собраны. (Все внутри оборвалось, физические ощущения, боль в паху усиливается, трус, жалкий трус, трус, жалкий трус.) - Ты хочешь, чтобы я убежала через окно? - Это невозможно. (Возможно, очень даже возможно, ей бы сейчас глоток вина, и в секунду на подоконнике, это такое вольнолюбивое создание, о, это такое вольнолюбивое создание, спасает то, что она не знает о своем умении летать, только бы не догадалась, только бы не догадалась!) - Почему же? - Я насыпал под окнами битого стекла. Ты поранишься. (В снегу не разобрать, но я коварен, обновленный я коварен! пожалуй, много коварнее, чем прежде, разумеется, много коварнее, чем прежде!)
       Пауза.
       - Ты шутишь? - Ты же знаешь, что я не люблю шуток. (Боюсь до смерти.) Вера подходит к окну, смотрит вниз, - Когда ты это сделал? - Как только обнаружил, что вещи собраны. (Верит мне, все еще верит мне, милая, милая... ненавижу, ненавижу, ненавижу...) - Послушай, Ягнатьев, но это же бред! - Очень может быть.
       Пауза.
       - Ягнатьев, ты болен! - Не исключено. (Змея, ядовитая змея, кобра, гюрза, гадюка.)
       Пауза.
       - Ягнатьев... миленький... ну, скажи... зачем я тебе нужна? - Не знаю. (Истинная правда, я просто не могу отпустить ее, не могу объяснить почему, и отпустить не могу, если я отпущу ее, я погиб, все, я погиб, почему? не знаю, ничего не знаю, я уже ничего не знаю!) - Вот, вот, ты не знаешь. Ты сам только что признался, что не знаешь... так нельзя, Ягнатьев... ты не любишь меня... - Я любил тебя... наверное... (Не знаю, ничего не знаю.) - Ну, вот же, Ягнатьев! "Наверное"! Ты сказал "наверное"! А это не любовь, Ягнатьев, это все что угодно, только не любовь. Когда любят, не говорят... - Тебе нужно, чтобы я признался в любви? (Кошмар, если только это произойдет, меня ждет оглушительное поражение, нет, нет, она не будет настаивать на своем, это не в ее интересах.)
       Пауза.
       - Ягнатьев, мне нужно уйти. Мне очень и очень нужно уйти!
       Пауза.
       - Нет ничего отвратительнее дамских сигарет. (Дались мне эти сигареты! нечего сказать, нечего сказать, нечего сказать.) Ничего нет отвратительнее. Только мадагаскарские шипящие тараканы. Я уже рассказывал тебе о них. (В новом качестве ей бы пошло нацепить на себя парочку шипящих мадагаскарских тараканов, фу, мерзость!) Надеюсь, ты еще не обзавелась ими? - Кем? - Мадагаскарскими шипящими тараканами. - Нет. - Слава Богу. (На самом деле, все равно, теперь уже все равно, достанутся ли ей мадагаскарские шипящие тараканы или не достанутся, скорее всего, не достанутся, на них теперь такой спрос, все сошли с ума, весь мир сошел с ума.) Давай уже будем есть. - Я не хочу.
       Алексей Ильич усаживается за стол и с жадностью набрасывается на пищу, - Что за капризы? (А я еще не потерял способности получать удовольствие от пищи, что бы мне хотелось? может быть бабушкиных домашних пирожков с капустой и яйцами, вот, снова яйца, стало быть нужны яйца, яичница, нет ничего вкуснее яичницы, может быть, отпустить ее, да и дело с концом? нет, нет, не могу, не могу, прекрасная яичница, восхитительная яичница, словно тысячу лет не ел, нет, все же я - животное, самое настоящее животное, в такую минуту уплетать яичницу, а почему бы и нет? с другой стороны, почему бы и нет, даже приговоренные к смерти, приговоренные к электрическому стулу утром, перед казнью, едят, еще как едят, с большим аппетитом, чем их счастливые сокамерники едят, наверняка с большим аппетитом, уж во всяком случае, с большим аппетитом, чем все эти толстосумы в ресторанах со своими омарами, мидиями, акульими плавниками, черепахами, трюфелями, профитролями, паштетами, икрой, маслинами, диковинной зеленью, лимончиком, коньяками, лимончиком, арманьяками, лимончиком, лимончика бы? не хочу лимончика, со своими винами, водками, с черными горбушками, французскими булочками, галушками, пампушками, трубочками, корзиночками, сазанами, фазанами, с лягушачьими лапками, с осьминогами, с телячьей вырезкой, со свиными ушками, кабаньими ножками, шкварками, ликерами, гранатами, ананасами, виноградом, шоколадами, помадами, черт знает с чем еще...) Ну, что же ты? - Я не хочу есть. - Напрасно. Яичница получилась выше всяких похвал... как думаешь, это потому, что так долго готовилась?.. Пожалуй, в жизни я не ел такой вкусной яичницы... Божественный вкус, просто божественный!
      

    КОГДА ИВАН АНДРЕЕВИЧ КРЫЛОВ БЫЛ МАЛЕНЬКИМ

      
       ...Когда отца похоронили, маленький Крылов написал вместе с мамой прошение в Петербург, чтобы их семье дали пенсию. Но ответ не приходил, и жить стало не на что. Мама пошла убирать в домах и стирать белье у чужих людей, а маленького Крылова взяли на службу. Ему было одиннадцать лет, и у него не было чиновничьего мундира. А на службу полагалось ходить обязательно в мундире.
       - Не беда, я из отцовского перешью, - сказала бабушка.
       Она посидела несколько дней с ножницами, иголкой и ниткой и выкроила для маленького Ивана Андреевича мундирчик.
       Утром он надел этот мундирчик, прихватил оловянную чернильницу, десяток гусиных перьев, хлеба с картофелинами на обед и отправился на службу.
       Чиновниками управлял столоначальник. Старые и молодые, они сидели за длинными столами и писали деловые бумаги. А столоначальник занимал отдельный стол у окна.
       - Это новый подканцелярист, - объявил он, - будет переписывать бумаги начисто.
       И столоначальник подвел одиннадцатилетнего Крылова к свободному месту...
      
       ...На масляную неделю в город приехали московские артисты. Иван Андреевич никогда прежде пьес не видел, а теперь чиновники в присутствии только и говорили о будущем спектакле. Даже самые старые собрались смотреть пьесу.
       На представление собрался весь город. Дамы пришли в роскошных платьях, их сопровождали мужья в шитых золотом мундирах. На лучших местах сидел сам губернатор с семейством, близко от него столоначальник. А маленькому Крылову досталось место в задних рядах, и он изо всех сил тянул голову, чтобы увидеть артистов, даже привставал иногда. Но это не мешало ему волноваться из-за того, что он видел на сцене.
       После спектакля артистов вызывали на сцену снова и снова, они кланялись почтенной публике, им бросали цветы и даже дарили деньги. А Иван Андреевич совсем не хотел торопиться домой. Он еще долго бродил по темным улицам и переживал то, что показали артисты.
       Сердце его билось, словно колокол, а голова кружилась, словно он смотрел в мир с небесной высоты. И всю свою будущую жизнь он увидел в тот миг четко, ясно.
       "Буду сочинять комедию! - негромко самому себе повторял он раз за разом, идя по пустынной улице. - Вот оно, мое призвание!"
       Он уже писал стихи, только товарищей не было, а так хотелось эти стихи прочитать сокровенному другу! Брат был маленьким, а бабушка с мамой нахваливали все, что он сочинял.
       - Кормилец ты наш! - повторяла бабушка. - И так складно у тебя получается, словно ты этот, Эзоп!..**
      
       Беспамятство. Она призывает меня к беспамятству. Беспамятство как обретение покоя. Как очищение. Ну, что же, я, пожалуй, готов. Пожалуй, готов. Пожалуй, готов. Я так устал. Собственно, все устали. Женщины и мужчины. Мужчины и женщины. Мучают друг друга. Все время мучают друг друга. До слез. До смерти. А смерти нет. И вновь мучают друг друга. Почему так? Что надобно нам друг от друга?
      

    МАРТИН (МАРДОХАЙ) БУБЕР

      
       Нам неизменно предлагают три интерпретации того, что же обрели люди, вкусив запретный плод. Одна из этих интерпретаций, указывающая на возникновение половой близости, неприемлема как вследствие того, что мужчина и женщина были сотворены как существа, достигшие зрелости, так и вследствие указания, что, "познав добро и зло", они стали "подобны Богу", ибо при такой интерпретации это подобие невозможно. Другому толкованию, согласно которому люди, вкусив плод, обрели нравственность, сущность Бога противоречит не в меньшей степени, достаточно подумать о словах Бога - человек, который обрел нравственное сознание, не мог бы обрести и вечную жизнь! По третьему толкованию, смысл "познания добра и зла" есть не что иное, как познание вообще, знание мира, всего хорошего и дурного, существующего в нем: это-де соответствует словоупотреблению Библии, применению в ней антитезы добра и зла для обозначения "чего-либо", "того и другого". Однако и эта, сегодня наиболее распространенная, интерпретация необоснованна. В Писании нет ни одного места, где бы такая антитеза означала просто "что-либо" или "то и другое". Если проверить все такие места с точки зрения конкретной ситуации в каждом данном случае и намерения говорящих, то окажется, что речь всегда идет действительно об утверждении или отрицании хорошего или плохого, дурного и злого, благоприятного или неблагоприятного. В выражении "будь то... будь то...", которое употребляется с этой парой понятий, речь идет не о всей шкале сущего, в том числе нейтрального, а именно о противоположности добра и зла и о том, как различать их, хотя знание о них и связано со знанием обо всем в мире. Так, об ангеле как представителе Бога на небе и о царе как о представителе Бога на Земле (2 Сам. 14:20) говорится, что они знают все; но там, где утверждается, что они могут "выслушать и доброе и злое" (2 Сам. 14:17), речь идет, несомненно, о праве и несправедливости, о виновности и невиновности, о чем судьи как небесные, творящие суд над народами (Пс. 82:2 и 58:2), так и земные узнают от своего властителя. Бога, и утверждают в действительности. К тому же словосочетание "добро и зло" (без артикля) за пределами нашего повествования о "грехопадении" встречается в Библии еще только один раз, в позднем тексте (Втор. 1:39), и представляет собой цитату из повествования о грехопадении в раю. И здесь словосочетание "добро и зло" подано посредством повторения и других особенностей стиля с такой эмфазой, что мы не можем трактовать его как риторическое украшение. К тому же первые люди обязаны "знанием вообще" совсем не тому, что они вкусили плод: ведь не к несведущему привел Бог животных, чтобы он дал им названия, а к тому, в кого он вдохнул жизнь, кому Он, несомненно, уже в час сотворения дал полное знание речи и кто умеет владеть ей.*
      

    И СНОВА В ПУТЬ

      
       Замысел. Все - чей-то замысел. Чей-то замысел в чьей-то голове. Предрешено. Осталось топор повесить. Топор не в том смысле, что накурено, в Высшем смысле. Для кого? Для меня, разумеется. Замысел мастера. Из нынешних. Жестокость, столько жестокости стало! Вкус изменяет глобально. Повсеместно. Масса никчемных людишек, с никчемными чаяниями, о вкусе вообще вспоминать не рекомендуется. Мастера! Мастеровые. Маляры и плотники. Топор! Эка невидаль? Однако - опасно. И страшно. Как бы то ни было - страшно. Дух захватывает. Висит на тоненькой веревочке... да что-то и веревочки-то не видно. как же он висит? Покачивается. Прямо над головой. Я иду, и он надо мной движется. Как такое может быть? Одно неосторожное движение и... Нет, нет. Это уже галлюцинации. Финал. Финальная сцена с топором над головой. Голова должна быть на плахе, а я ею верчу туда-сюда, туда-сюда. Агония, вот как это называется. Интересно было бы температуру померить. И что? И что это даст? Кто голову-то на плаху положил? Сам и положил. Лежи тихо, не вертись. Нет-нет. Рано умирать. Да и с какой стати умирать? Не жил еще. Придумал себе любовь, страдания. Страдания - удел мелких людей, людишек. А кто я есть, я и есть мелкий человек. Если по честному. Если без ребячества. Идти, двигаться, двигаться, идти... В движении - жизнь. Надо же было такое сморозить? Кто я - волк или гепард? Волка ноги кормят. какой из меня волк? Волчок, игрушка. Глиняная, из коллекции прародительницы. Опять женщина. Как бы от них отдохнуть. Бедная моя голова. совсем запутался. простые интересы. Интересы человека должны быть простыми, бесхитростными. построить табуретку, например. Чушь какая? Зачем я буду строить табуретку? Для кого? Для веры? Вера ушла. Тьфу. что там топор? Топора, вроде бы не наблюдается. Исчез топор. Что? Свобода? неужели свобода? Нет топора. Идти, двигаться. пока не поздно. Последний поход. Это мой последний поход. Знаю, что последний, но даже как-то весело. Как-то вдруг стало весело. В путь...
      

    ПТИЦЫ

      
       Сегодня нет голубей. Зато много ворон. С усталыми умными глазами.
       Ах, птицы, птицы!

    ЛИПОЧКА

      
       У Веры на глазах слезы, - Я ненавижу тебя Ягнатьев. - Хороший прогностический признак. (Ничего нового.) От ненависти до любви, сама знаешь... - От любви до ненависти. - И наоборот. От любви до ненависти - шаг вперед, а от ненависти до любви - шаг назад. Результат - константа... Топчемся на месте, Вера, топчемся на месте. Или ходим по кругу. Как иноходцы. Я никогда не говорил тебе, Вера, что ты похожа на наездницу? - Будь ты проклят, Ягнатьев! Алексей Ильич с грохотом бросает вилку на стол, - Ты можешь говорить все, что угодно, все, что тебе заблагорассудится. Ты сделала так, что у меня нет никого кроме тебя! Понимаешь, что ты сделала? Ты привязала меня к себе, а себя ко мне! Мы неразлучны, Вера, теперь мы неразлучны до смертного одра! Я не знаю, фантазия это или не фантазия, что касается других счастливых пар, но мы, Вера, действительно, Вера умрем в один день и в один час, Вера... Если хочешь, давай покончим с собой, Вера... Только вместе... Мы заслужили этого... Во всяком случае, ты, Вера! - Чем я заслужила? - Чем?! Ты спрашиваешь, чем?! - Да, я спрашиваю... - Ты еще спрашиваешь?! - Да, я... - Где Олимпиада?! (Липочка, Липочка, Липочка, Липочка... люблю ли я ее? могу ли я любить то, что никогда не видел? могу, раз говорю, значит, могу... не могу, просто не могу простить Вере то, что она убила мое, мое, именно мое, только мое, она посягнула на мое и убила мое, безжалостно и спокойно.)
       Пауза.
       - Кто? - Где наша дочь, Липочка? (Уж если она смогла убить ее, будучи птицей Пэн, что ждать от нее теперь?)
       Пауза.
       - Какая дочь? Что ты несешь? - Наша крошка, наша умница, наша лапочка Липочка?! (Липочка, Липочка, Липочка, Липочка...)
       Пауза.
       - Ничего не понимаю. - Ты убила ее. А теперь ты делаешь вид, будто ничего не было?!
       Пауза.
       Вера смеется, в ее смехе звучат истерические нотки, - Господи, вот ты о чем? Надо же, я уже и забыла. Ты назвал ее Липочкой? - заходится от смеха, - да, вполне в твоем духе. Проще имечка не мог подобрать? Липочка, ой, умру, надо же, Олимпиада!
       Смех обрывается. Во взгляде Веры появляются недобрые огоньки, - А кто тебе сказал, что это была твоя дочь? - Она сама. (Зачем я это говорю?) - Врешь! - Не вру! (Снова она поймала меня, не я ее, а она меня.) - Врешь! - Не вру! (Женщины сильнее мужчин, женщины сильнее мужчин, женщины сильнее мужчин...) - Врешь!.. Вот и от честности один пшик остался... Ты становишься чудовищем, Ягнатьев.
       Алексей Ильич закрывает лицо руками.
      

    ДАНАЯ

       Все забыть. Но как забыть? Как забыть? Как забыть? Стоит войти в ванную, и все забываешь, - говорит она. Тотчас все забываешь, - говорит она. Все забываешь, - говорит она. Даная.
       Каждый шаг - одышка. Куда же подевались голуби? Даная.
       В последний раз взбираемся по лестнице. Каждый шаг - одышка. Дважды останавливаемся. Передохнуть. Каждый шаг - одышка. Идем молча. Даная.
       Барыга - овца. Замолк мурена. Таня В. Даная.
       Продвигаемся к столу. Пустые бутылки. Целый город бутылок. Стеклянный Вавилон. Гулкая спираль. Человеку в таком чертоге однажды становится страшно. В таком чертоге не страшно только собакам. Собакам, напротив, смешно. Собакам смешно. Даная.
       Жаль, что я не собака. Хотя кто-то, помнится, говорил, что у меня собачьи глаза. Кто? Вера. Вера? Вера...
      

    ЧУДОВИЩЕ

      
       Алеша отнимает руки от лица, беззвучно плачет, - Как можешь ты?.. Вера некоторое время стоит в нерешительности, затем подходит к Ягнатьеву и обнимает его. Алексей Ильич рыдает уже в голос, - Как? Как ты могла? Сказать такое? Теперь? - Ну, ну, успокойся. Что ты как маленький? Что же делать с тобой?
       Рыдания.
       - Не знаю. - Понимаешь, я не могу остаться.
       Рыдания.
       - Почему? - Я не могу тебе объяснить. Так нужно.
       Рыдания.
       - Не нужно. - Нужно.
       Тишина.
       - Я догадываюсь... Ты уходишь к этому... этому... примитивному, примитивному, примитивному... - Эта история тебя не касается. - Почему это меня не касается? - Это не волновало тебя прежде, не должно волновать и теперь. - Откуда тебе знать, волновало это меня или не волновало. - Разве ты ничего не знал?
       Пауза.
       - Я думал, что он твой товарищ. (Ненавижу его, но ему не лучше чем мне, нет, не лучше, у него еще все впереди, он не знает, что его ждет медленная смерть, смерть от медленного гремучего яда, от удушья, от вакуума, вакуума, она не верит, не верит...) - Прекрати. Ты отвратителен сейчас.
       Пауза.
       - Я - чудовище?
       - Чудовище.
      

    И СНОВА В ПУТЬ

      
      
       Как добраться до ванной? Сил нет. По спирали? Сил нет. По ледяным ступеням спирали? Сил нет. Совсем не осталось. Шаг, еще шаг. Стол. Стол - спасение. Пусть Вавилон. Пусть будет город Вавилон. Все равно. Стол - спасение. Здесь долгожданный отдых. Шаг, еще шаг...
      

    ПТИЦЫ

       Вороны понимают нас. Каждое слово. Такие умные глаза. Боковские вороны. Таких ворон нет ни в Вавилоне, ни в Дании. Только здесь. Только здесь. Только здесь.
       Ах, птицы, птицы!
      

    МАРТИН (МАРДОХАЙ) БУБЕР

      
       "И открылись глаза у них обоих": они видят себя такими, какие они есть, но только теперь, когда они себя такими видят, они видят себя не без одежды, а "нагими". Это познание, единственный результат магического вкушения плода, о котором нам сообщают, нельзя достаточно объяснить, исходя из отношений полов, хотя вне этого оно и немыслимо. Конечно, раньше они не стыдились друг друга, а теперь стыдятся не только друг друга, но оба стыдятся Бога (3:10), ибо, подавленные познанием противопоставленности, они ощущают естественное для их состояния отсутствие одежды как нечто злое или дурное или скорее как то и другое одновременно и именно тем самым превращают его в таковое; в противоположность же этому они ищут, желают и создают одежду как хорошее. Люди стыдятся быть такими, каковы они есть, потому, что "познают" свое бытие в его противопоставленности некоему предполагаемому долженствующему бытию; однако теперь оно стало действительно чем-то вызывающим стыд. Очевидно, что быть одетым или неодетым, даже если речь идет о мужчине и женщине, само по себе не имеет ничего общего с добром и злом.
       Соотнесенность этих состояний с добром и злом создается только человеческим "познанием" противопоставленности. В этом жалком воздействии великой магии "стать подобным Богу" проглядывает ирония рассказчика, как ирония, возникшая из большого страдания за человека.
       Но разве Бог сам не подтверждает, что предсказание змея свершилось? Подтверждает, но и самое значительное Его высказывание: человек "стал как один из Нас, зная добро и зло" - сохраняет ироническую диалектику всего рассказа, которая, и здесь это наиболее заметно, идет не от свободно возникшего намерения рассказчика, а вызвана самой темой, полностью соответствующей страданию за человека на этой стадии его развития. Вследствие того, что человек стал принадлежать к тем, кто познает добро и зло, Бог не хочет допустить, чтобы он вкусил от древа жизни и "стал жить вечно". Данный мотив рассказчик, быть может, заимствовал из древнего мифа о зависти и мести богов; в этом случае он получил в такой рецепции совершенно иной, отличающийся от первоначального смысл. Опасение, что человек может уподобиться небожителям, здесь выражено быть не может; мы ведь видели, какую земную окраску имеет это "познание добра и зла" человеком. Выражение "как один из Нас" может здесь носить лишь характер иронической диалектики.
       Однако это - ирония "божественного состояния". Бог, вдохнувший жизнь в человека, созданного им из праха, поместивший его в саду, орошаемом четырьмя реками, и подаривший ему спутницу, хотел и впредь руководить им. Он хотел защитить его от латентной противопоставленности существованию. Однако человек, подчинившись демонии, которую рассказчик передает нам как сотканную из игры и грез, нарушил волю Божию и ушел из-под его опеки и, не зная толком, что он делает, этим своим не реализованным в знании деянием привел латентную противопоставленность к прорыву в самом опасном пункте - пункте величайшей близости Бога к миру. С той поры он обременен противопоставленностью не как необходимостью грешить - об этом, о "первородном грехе", здесь речь не идет, - но как постоянно повторяющейся редукцией к состоянию "нет" и его безнадежной перспективе; он все время будет видеть себя "нагим" и искать листья смоковницы, чтобы сплести из них опоясание. Эта ситуация превратилась бы в совершенный демонизм, если бы ей не был положен предел. Чтобы легкомысленное создание не сорвало, не ведая, что творит, плод и другого дерева и не обрекло бы себя на вечное мученье, Бог запрещает ему возвращаться в рай, откуда он его в наказание изгнал. Для человека как "живой души" (2:7) смерть, ставшая ему известной, есть угрожающий предел; для него, замученного противопоставленностью существа, она может стать гаванью, знание о которой целительно.
       Этому строгому благодеянию предшествует предсказывающее изречение. В нем не говорится о радикальном изменении существующего; все сдвигается только в атмосферу противопоставленности. Женщина будет, рожая, для чего она уже подготовлена при ее создании, страдать больше, чем любая тварь, ибо за то, чтобы быть человеком, теперь надо платить, а желание опять стать одной плотью с мужчиной (ср. 2:24) должно сделать ее зависимой от него. Для мужчины же труд, для которого он был предназначен еще до помещения в рай (2:15), станет мукой. Но в проклятье скрыто благословение. Человека направляют из предназначенного ему места на его путь, путь человеческий. То, что это - путь в историю мира, что мир лишь благодаря этому обретает историю и цель в ней, рассказчик по-своему чувствует.*
      

    КОФЕ

      
       Алексей Ильич вытирает слезы, садится на подоконник, рядом с японцем. Беляночка и Рута чинно удаляются под стол. Алексей Ильич кладет ногу на ногу. Алексей Ильич закуривает еще одну Верину сигарету, - Сделай мне кофе, пожалуйста. - И не подумаю. - Сделай мне кофе, пожалуйста.
       Вера отправляется за кофе.
       - Ну, все, решение принято, теперь финал, избавление, спасение себя и, через себя, человечества, ни больше, ни меньше, всего человечества, остановить время, во что бы то ни стало остановить ход времени, пока не наступил этот страшный час, когда в толчее, в неразберихе столько ошибок, столько непоправимых ошибок, несправедливости, под знаком справедливости, смертей, чудовищных мучительных смертей под предлогом продления жизни, под предлогом продления жизней, столько зловония, много больше, чем теперь, зловония, которого еще и не было никогда, животворящего зловония с оторванными руками, ногами, головами, ушами, детородными органами, с выдавленными глазами, отрезанными носами, с колесами, колесами, бесконечными, скрипучими колесами и обожженной кожей, трескающейся обожженной кожей, остановит, остановить весь этот поток, нужно собраться, собраться., теперь думать совсем ни к чему, нужно действовать, и только, действовать и только, взять себя в руки, взять себя в руки, сомнения позади, паника, сомнения позади, все позади, скоро все будет позади, только дорога, широкая дорога, широкая заснеженная дорога, чистая, чистая заснеженная дорога и мальчик на салазках далеко-далеко, мальчик, мальчик на салазках, далеко-далеко, далеко-далеко, - Алексей Ильич поворачивается к японцу, - Не бойся. Скоро все останется позади. Их звать Беляночка и Рута. Они очень милые. На собак или свинок совсем не похожи, но милые. Ты еще не раз в этом убедишься. Я больше чем уверен, пройдет совсем немного времени, и ты сможешь с ними играть. Люди и крысы - чрезвычайно изобретательные создания, могу представить себе, какие игры вы придумаете. Конечно, это не белые карликовые кролики, но, знаешь, на мой вкус, крысы еще лучше, современнее.
       Возвращается Вера, - Ну, и что ты решил? Алексей Ильич берет у нее из рук чашку, зажмурившись от удовольствия, делает первый глоток, - А что я должен был решить? - Ты разговаривал с собой, я думала, что ты принимаешь решение. - Что ты имеешь в виду? (Спокойнее, спокойнее.) - Вообще ты никогда не отличался жестокостью. - И? (Еще спокойнее.) - Ну, и, я надеюсь, разум возобладает, и ты отпустишь меня. - Куда? (Предельно спокойно.) - Ягнатьев, я больше так не могу. Прекрати эту пытку.
       Алеша изучает Веру, как будто видит ее впервые в жизни, - Очень, очень... (А при таком-то освещении, я ее, пожалуй, не видел, как же хорошо, что я вижу ее при таком освещении, никакой магии, никакого волшебства.) - Что, "очень"? - Потрясающие перемены. - Я уже это слышала. - А что будет впереди!
       Вера усаживается на пол в углу, - Нужно было сделать это раньше. - Что сделать? - Бежать, вот что. - Видишь ли, Веронька, от себя не убежишь. - Убежишь. Еще как убежишь. - Поясни. - Ты сам отметил, что я уже другая. Янатьев смеется, - А ведь ты права. - И что ты смеешься? - Первый раз встречаю женщину, которая бы так стремилась к старости. - Это другое. - Одного ты не можешь понять. - Что еще ты придумал? - Когда ты превратишься в печеное яблочко, ты и ему не будешь нужна. (Эти морщинки в складках губ и на щеках, эти трещины, эти трещины...) - Он - не то, что ты думаешь. - Не сомневаюсь...
      

    ВАННЫ НАПОЛНЯЮТСЯ

       Тем временем в Бокове наполняются ванны.
       Лилия-Лилит наполняет ванну.
       Клавдия наполняет ванну.
       Любушка-голубушка наполняет ванну.
       Липочка наполняет ванночку.
       Берта Наумовна наполняет ванну.
       Зинка наполняет ванну.
       Валентина, дай ей Бог здоровья, наполняет ванну.
       Вапрвара Васильевна, Царствие ей Небесное, наполняет ванну.
       Мила вся горит, а ванну наполняет.
       Патрикеевна наполняет ванну.
       Оленька наполняет ванну.
       Вика наполняет ванну.
       Полина Сергеевна наполняет ванну.
       Всего - тринадцать.
       Четыре раза по три и еще одна - Липочка.
      

    ТИФОЗНЫЙ БАРАК

       Алексей Ильич морщится, - Нет ничего хуже твоих сигарет. (Это уже становится какой-то навязчивостью.) - Ты смирился с тараканами? - Нет, но хуже твоих сигарет ничего нет.
       Пауза.
       - Как долго продлится мое заточение? - Все зависит от тебя. - Я все равно уйду. - Уйдешь, конечно. - Как ты сказал? - Уйдешь, конечно.
       Пауза.
       - Когда? - Сразу же после того, как я остановлю твое время. - Ну что за глупости, Ягнатьев? - Для кого-то глупости, для кого-то - нет.
       Пауза.
       - Что ты хочешь от меня? - Я уже все сказал.
       Пауза.
       - Что я должна делать? - А вот это уже по существу. - Я слушаю тебя.
       Пауза.
       - Ты уберешь стекла под окном? - Какого черта ты набросал их? - Ты уберешь стекла под окном? - Уберу... Что еще?
       Пауза.
       - Поговори со мной. - О чем? - Поговори со мной обо мне. Вера вздыхает, - Я поговорю с тобой. - Ты как будто делаешь одолжение? - А тебе хочется, чтобы я сыграла безумную радость? - Я могу отказаться от своих планов. - И что дальше? - Дальше ты состаришься. И произойдет это молниеносно. - Не дождусь, когда все происходящее будет казаться мне страшным сном. - Мне думается, причиной твоего непонимания является твое нежелание слышать и понимать меня. - Не исключено. - Мне не нравятся простые понятия, поступки, элементарная логика, предусмотрительность, очевидное, рациональное, обыденное, каждодневное... все это мне не нравится, всего этого я не приемлю. Я - такой. Я ничего не могу с этим поделать. Хорошо ли это? - Не знаю. - Знаешь. И тебе кажется, что это плохо. - Мы живем среди людей. - Но разве ты не видишь как примитивное, грубое, посконное, пошлое наступает? - Ты замучил меня, - Примитивное и очень-очень агрессивное... - Дальше что? - А это все твои люди, разве нет? - И что? - И что прикажешь делать с твоей фразой "мы живем среди людей"? Выходит, что мы тоже должны становиться примитивными и агрессивными? - Не знаю. По-моему ты глупеешь. - Да, я глупею с тобой, потому что не могу достучаться... - Не надо стучаться, отпусти меня и все. - Боишься топора? - Ты что, приготовил топор? - Топор не нужно готовить. Топор - сам по себе, да себе на уме, как говорится. По идее, если следовать твоей логике, ты должна быть в восторге от народных премудростей!.. Что ты молчишь? - Я жду. Как видишь, терпеливо жду. - Пойми, Вера, я все это говорю тебе не просто так, чтобы только оттянуть уход. Как видишь, я даже оставил попытки уговаривать тебя, но мне хочется, чтобы кое-что дошло до тебя. Ты прожила со мной много лет, и я не хочу отпускать тебя в кромешном неведении. Слышишь? - Что, что? - Ты уже поражена этим вирусом, Вера. - Каким вирусом? - Оттого так постарела. - Каким вирусом?! - Назовем его вирусом пошлости и агрессии. Наш дом, наш милый дом, благодаря тебе превращен в тифозный барак! - Ты бредишь, Ягнатьев. - Ах, если бы это было так. Золотце, как же я люблю наши лирические беседы!..
      

    ТРЕТЬЯ БЕСЕДА С ДАНАЕЙ

       Ягнатьев и Даная за столом. Ягнатьев смотрит на подстригающего ногти японца. Даная смотрит на Ягнатьева, - И что же такое зеркало? Алексей Ильич переводит взгляд на Данаю, наливает себе настойки, морщась, выпивает, - А вот, наконец-то и вопрос...
       Долгая пауза.
      
       Нет, не избавиться мне от чехарды смыслов. Никогда не избавиться. Не позволят. Мой крест. Чем нестерпимее жажда тишины - тем больше вопросов. Окружили как те вороны и клюют.
      
       Я еще в лавку не вошел, а вопрос этот уже стоял в ее глазах. Безусловно, домашняя заготовка. Никаких сомнений. Ну, что же, за участие надобно платить. Теперь за все надобно платить.
       Спрашивать не спешила. Выжидала момент? Выжидала, когда я расслаблюсь, обмякну? Я еще никак не мог понять - что за таинственность такая? Ну, вот теперь все на своих местах. Где уж тут впасть в беспамятство?
       Ничего себе вопросик! Да ответ на него всей жизни равносилен! Как просто - "что такое зеркало?" Звучит легко, я бы даже сказал легкомысленно, на вроде, - А вы не знаете, обещали сегодня дождь? Как вы находите, стоит ли взять с собой зонт?
       Наивность? Не думаю. И что прикажете с этим делать?
       Когда женщина задает такой вопрос, она уже не женщина - нечто новое. Это новое уже не может сомнамбулой бродить по черным комнатам в ожидании гулены-мужа, не восхищается тем, как он уплетает приготовленный ею борщ, не обливается слезами над его выдумками, не целует его в лоб украдкой посреди ночи. Это новое никогда не полюбит тихого и слабого Алешу с улицы, не утешит его пустым разговором.
       Однако же, как скоро случились в ней эти перемены? Стоило пару раз выйти на улицу...
       Нет. Улица здесь ни при чем. Все переменилось, стоило ей встретить Алешу. Стоило встретить Алешу? Стоило встретить Алешу. А сколько времени прошло? Сутки, быть может, двое? А если год? Или годы? Как знать? Как знать? Как знать?
       Да, это я повинен в том, что с нею произошло. Как я грешен, Господи! Что же будет теперь с нею? С ее мальчиком? Как я грешен!
       И как исправить это? Как вернуть ее на круги своя? А может быть, все же не я, но другой мужчина? Отец Персея, например?
       Я, я, все я.
       Как же портим мы людей своими просьбами, беседами, разговорами, жалобами, советами, увещеваниями, трепом, бесконечным трепом своим!
       Надо бы замолчать. На века. Надо бы замолчать. Но как это сделать, при самозабвенной моей трусости?!
       Надо бы все исправить. Надо бы все исправить...
      

    РИТУАЛ

      
       Вера раскраснелась. Ягнатьеву всегда нравился ее румянец. Теперь он любуется ею и путешествует. Из угла в угол, из угла в угол. Путешествует и любуется, - Ты думаешь, я так просто спросил о Липочке? - Ах, вот ты о чем? В таком случае, примитивен ты, а не я. - Ты боишься. Ты смертельно боишься. - Чего? - Задуматься о том, что уже произошло, задуматься о том, что происходит теперь! - Дай, Боженька, терпения! - Вот и теперь ты не желаешь слышать меня. - Честно? - Честно. - Не хочу. - На что же ты рассчитываешь, в таком случае? - Я сделаю все, что ты хочешь, и ты отпустишь меня.
       Долгая пауза.
       - Ну, что же, раздевайся. - Зачем это? - А какая тебе разница? - Что значит?.. - Пока ты находишься со мной, и ты моя жена, и ты согласилась выполнить все мои условия, тебе не должно быть разницы... - Пожалуйста, не унижай меня, Ягнатьев. Ягнатьев улыбается, - О чем ты подумала? - И не строй из себя малохольного. - О чем, о чем ты подумала? - Ты знаешь о чем. - Не знаю.
       Пауза.
       - Что, прямо здесь? - Прямо здесь.
       Вера принимается снимать с себя одежду, - Все снимать? - Все.
       Пауза.
       - Еще философствуешь, имитируешь благопристойность... Боже мой, какая гадость!.. Ты, действительно, чудовище, Ягнатьев... Я тебе этого никогда не прощу...
       Вера остается в неглиже. Стоит перед Ягнатьевым, опустив глаза и прикрывая треугольник внизу живота руками.
       Алексей Ильич подходит к ней, - Зачем ты закрылась руками? Ты стесняешься моего японца? (Спасибо, спасибо, я все вижу, теперь я все вижу, да, все происходит так, как и должно происходить, кто эта женщина? я не знаю эту женщину, и не знал ее прежде, стареющая женщина с дрябнущей кожей, поры, поры точно набухли, зияющие дырочки, и трещинки миллионы, миллиарды трещинок, ссадина, какая неприятная ссадина, это совсем другая женщина, когда ее подменили? подменили при жизни? надо же? когда же это произошло? кто же из них убил Липочку? та женщина или эта женщина? не допустить бы ошибки, глаза, заглянуть в глаза, те же глаза, нет, других таких глаз нет, это она, она, только песок светлее, песок чуть светлее, и все же она, но какие перемены? какие громоздкие перемены, габардиновая женщина, что это такое? откуда это? габардиновая женщина, сшита из габардина, как я жил с ней? как я мог прожить с ней так долго? дряблые соски, дряблые соски, и этот язык, этот растущий как на дрожжах скользкий язык, как она умудряется прятать его, как она умудряется прятать его, Сцилла, Сцилла, Харибда, Харибда...) - Какого еще японца? - Зачем ты закрылась руками? Что у тебя там? Вера опускает руки по, - Что дальше? - Там ничего нет, зачем же ты закрывалась? - Ты совсем с ума сошел. - Напрасно ты так думаешь. Мир меняется, ты меняешься, могло произойти все, что угодно. (Волосы внизу живота редкие и белесые, совсем не то, что в темноте, нет, темнота здесь ни при чем, когда это произошло? а не все ли равно? не все ли равно? не все ли равно?) Я, Вера, теперь ко всему готов.
       Пауза.
       - Что дальше? - Садись за стол и ешь яичницу. Я тебе оставил. - Я уже говорила, что не хочу яичницы. - Нужно есть. Тебе понадобятся силы.
       Вера садится за стол, пытается есть. Алексей Ильич садится напротив, - Правда, вкусно? - Нет. - Очень жаль. Мне хотелось бы, чтобы ты получила от пищи удовольствие.
       Пауза.
       - Вообще, любопытно, конечно. - Что? - Наблюдать тебя в качестве насильника. - Ты видишь во мне насильника? - А как можно расценить, то, что ты заставляешь меня делать? - Это необходимо. Поверь, мне это тоже не доставляет особой радости. - В таком случае, отпусти меня и дело с концом. - Я же сказал, что отпущу тебя... Ты наелась? - Наелась... Что дальше? - Встань. - Как? - Как прежде. Только не закрывайся руками.
       Вера выполняет приказ Ягнатьева. Алексей Ильич вновь подходит к ней и, склонившись, тщательно изучает все уголки тела, нашептывая что-то и прицокивая языком, - Да, да... Именно так... так я и знал... - Что? - Тело тоже поражено, - вздыхает, - Ах, ты, Господи!- Что такое? - Ничего особенного. Старение... Как я и думал... У нас осталось молоко? - Молоко? - Да, да, молоко. - Я не знаю. - Пойди, посмотри.
       Вера удаляется.
       Ягнатьев обращается к японцу, - Ты все видел.
       Вера кричит с кухни, - Целая упаковка.
       Ягнатьев кричит Вере, - Неси ее сюда.
       Вера возвращается с молоком в руках.
       Ягнатьев берет упаковку, изучает ее, затем берет Веру за руку, - Идем. - Куда? - В ванную. - Зачем? - Теперь ты должна принять ванну.
      

    ПАРНОЕ МОЛОКО

       Тем временем в Бокове пьют парное молоко.
       Лилия-Лилит пьет парное молоко.
       Клавдия пьет парное молоко.
       Любушка-голубушка пьет парное молоко.
       Липочка пьет парное молочко.
       Берта Наумовна пьет парное молоко.
       Зинка пьет парное молоко.
       Валентина, дай ей Бог здоровья, пьет парное молоко.
       Вапрвара Васильевна, Царствие ей Небесное, пьет парное молоко.
       Мила вся горит, а пьет парное молоко.
       Патрикеевна пьет парное молоко.
       Оленька пьет парное молоко.
       Вика пьет парное молоко.
       Полина Сергеевна пьет парное молоко.
       Всего - тринадцать.
       Четыре раза по три и еще одна - Липочка.
      
      

    ТРЕТЬЯ БЕСЕДА С ДАНАЕЙ

      
       Ягнатьев, точно в приступе мигрени, интенсивно потирает лоб, - Если не трудно, повторите, пожалуйста, свой вопрос. - Я спросила,что такое зеркало?
       Ягнатьев наливает себе настойки, морщась, выпивает. Закрывает глаза, - Да, тот самый вопрос. Слух еще не потерян. Ошибки быть не может. - Вы что-то сказали? - Простите. Отвлекся немного... мысли, мысли... разные мысли, знаете ли... Случается, нахлынут, хоть вой... С вами не приключается такое? - Нет. - Странно... судя по всему... впрочем, не имеет значения... вы, кажется, спросили меня о чем-то? - Да, я спросила, что такое зеркало?
       Пауза.
       - Как запросто! - Что? - Как музыка, - открывает глаза, - ваш вопрос - музыка. Я и предположить не мог, что вы спросите меня об этом. Да мог ли я, скромный путешественник, носитель простецких, я бы даже сказал, примитивных желаний, надеяться, что в винной тишине, среди пыли и ступеней, обнаружу такого собеседника? Да мог ли я допустить, что вы, в сущности молодая еще женщина когда-нибудь, хотя бы мы с вами состояли в знакомстве и тысячу лет, и две тысячи лет, спросите меня об этом? Мой ответ - нет, - закрывает глаза.
       Долгая пауза.
       - Что же здесь особенного? Ягнатьев открывает глаза, - Сама непосредственность. Наивная, чистая простота. Я теперь вспоминаю себя маленького. Меня, к примеру, бесконечно интересовало: можно ли выучиться заказывать сновидения? Я тоже долго не решился озвучить свой вопрос, интуитивно чувствовал в нем что-то нехорошее, ущербное что-то. И вот, наконец, когда я все же набрался смелости, в ответ получил такой взгляд от своего деда, что, хотите, верьте, хотите - нет, с ног до головы покрылся меленькими такими пупырышками. И, знаете, это может показаться смешным, да и самому мне это кажется смешным... знаете, с тех пор действительность... всякая действительность... даже всякая мелочь и тщета из того, что можно рассмотреть, потрогать руками, попробовать на вкус, ну, и так далее... с тех пор всякая действительность в моем восприятии, как бы покрыта гусиной кожей, - смеется, - Смешно. Не находите?.. Скажите, а если, предположим... Предположим, не более того... если, предположим я отвечу вам, чем станет для вас мой ответ? - Не знаю... - Не торопитесь. Подумайте.
       Пауза.
       - Ваш ответ? Ваш ответ - это... Это и будет ваш ответ.
       Пауза.
       - Ну, хорошо. Предположим, ответ вами получен. Что станете вы делать с ним? - В каком смысле? - Что даст вам новое знание? - Трудно сказать, - бесенок в глазах, - я еще не получила этого знания. - Ловко. Женская мудрость. То, чем я не перестаю восхищаться. Каждой клеточке моей она знакома с рождения. И до рождения. Я вам не говорил, а я помню себя еще в утробе. Мудрость, по причине которой мужья, позабыв о себе, крепко держатся за свои половины, дабы не спутаться и не скатиться. Этакой мудрости не постичь. Вы, женщины, рождаетесь с нею. О, сильные мудрые женщины! Вот из-за чего Он, - Алексей Ильич указывает на потолок,- предпочитает беречь именно ваши краски. Знаете, что я вам скажу? Вы достойны много большего, чем тот или иной ответ в моем исполнении! Вы достойны того, чтобы ответить на этот вопрос самостоятельно. В вас есть все для этого, и даже больше того. Отвечайте. - Я не смогу. - Не говорите так! Не смейте так говорить! Никогда не при каких обстоятельствах не говорите так! Я уже предупреждал вас, все документируется. Не бойтесь думать, рассуждать. Я помогу вам. - Я... - Ничего не желаю слышать! Теперь уж вы обязаны получить ответ на свой вопрос, - Ягнатьев наливает себе настойки, морщась, выпивает.
       Даная обескуражена, - Но я... - Готовы? - Не знаю. Честное слово.
       Пауза.
       - Скажите, вот вы давеча спрашивали, - кто мы, откуда и куда мы идем? Помните? Этот вопрос звучал в первой нашей беседе. Тогда он показался мне несколько искусственным, но теперь я вижу, что ошибался. Так вот. Не находите вы, что нынешний - это тот же самый вопрос?
       Пауза.
       - Не знаю. По-моему это не одно и то же. - Вас смущает внешнее несходство той и другой фразы, не так ли? - Наверное... можно и так сказать. - Не стесняйтесь. Будьте смелее! Вы близки к истине! А человек, глаголющий истину, молодеет. Не замечали? Человек, с головой погруженный в ванну с головой и человек, глаголющий истину... то же самое, что "устами младенца глаголет истина". Если немножечко повернуть. Что же вы молчите? - Не знаю, что сказать.
       Пауза.
       - Вас смутили мои слова? - Не знаю, наверное.
       Пауза.
       - Вас смутили мои слова?
       Пауза.
       - Что должна я ответить? - Вас смутили мои слова? - Да.
       Пауза.
       - А слова-то как раз здесь и ни при чем. Прежде всего, вы должны уяснить именно это. Слова могут быть любыми. Мало ли слов мы произносим? До нескольких сотен в минуту, если говорить быстро. Слова, задушили нас. Их так много, что становится трудно дышать. Не находите? - Я... я не знаю. - А здесь как раз не требуются знания. Нужно чувствовать. Чувствовать. Понимаете, что я имею в виду? - Не совсем. - Скажите честно, признайтесь - вам ведь хочется простого решения? Вам хочется, чтобы всякий ответ был доступным и понятным? Что бы он был также привычен, как и сама вещь, что представляете вы себе, когда вспоминаете "зеркало"? Вам комфортнее с привычными предметами и понятиями, не правда ли? - Наверное. - Однако же вы не обратились к толковому словарю, а спросили именно меня? Почему? - Мне показалось, что вы... что вы знаете нечто такое... нечто... - Что? - Нечто такое... - Ну же, договаривайте. - Не могу сформулировать мысль. - Нечто такое, что способно кардинально переменить вашу жизнь? Потому вам не хочется словаря? Но вы уже переменились, только не замечаете этого. Вы еще не почувствовали в себе перемен, точнее не собрали сладких плодов перемен. Ну, что, я прав?
       Пауза.
       - Пожалуй. Впрочем, я не уверена. - Вам уже хочется чудес, а, между тем, чудеса, дорогая Даная, непредсказуемы и опасны. - Все так сложно. - Не подумайте, что я отказываюсь от своих восторгов, но... но! Знаете ли вы, что такое этот вопрос? Знаете? - Нет. Ягнатьев переходит на шепот, - Ничто иное, как попытка примерить пространство на себя, вновь набирает голос, - Но как природное ваше стремление к простоте совместить с новым вашим стремлением? Ведь это больно. Очень и очень больно, мой друг. Ведь для такого союза требуется всю жизнь перетряхнуть. Подлинную жизнь. Не ту, что вы в анкете напишите, но подлинную, - вздыхает, - ну, да что теперь делать, вопрос уж задан. Теперь надобно как-то выкручиваться... Последнюю фразу опустите, это я, скорее, сам себе говорю. - А зачем? - Что, зачем? - Зачем перетряхивать жизнь? - А как же, друг мой?! А как же?! Как же, в противном случае, вы оторветесь от своего отражения? Понимаете, о чем я?
       Пауза.
       - Нет, признаться.
       Пауза.
       - Знаете, как обучаются игре в подкидного дурака? Просто усаживаются за стол и начинают играть. И другим играм обучают в точности так же. Я знаю. Первоначально дебютант проигрывает, разумеется, но однажды начинает выигрывать. Непременно наступает такой момент. Вот и вы теперь за столом. Уже за столом. Теперь не нужно ничего бояться. Даже шулерства. Мы же не на деньги играем? Согласны вы со мной? Согласны?
      

    ВАННА С МОЛОКОМ

       Вера в ванне с молоком. На самом деле это не молоко, а вода, смешанная с молоком. Горячая ванна. Очень горячая ванна, - Ягнатьев, я покроюсь волдырями.
       Алексей Ильич сидит рядом, на табурете, поглаживает Верины мокрые волосы, зачерпывает молоко, выливает Вере на голову и поглаживает ее мокрые волосы, - нужно потерпеть. Это необходимо. Иначе ничего не получится. - Сколько еще осталось? - Думаю, что совсем немного. Тебе уже не так горячо? - Горячо. - Ягнатьев, ты хочешь, чтобы я сварилась заживо? - Об этом я не подумал. - Все, я выхожу! - Ты ничего не слышишь? - Что я должна слышать? - Женские голоса. - Сумасшедший. - Двенадцать взрослых и один детский голос. - Ты посчитал? - Подсчеты не требуются. Так слышишь ты или нет? - Как тебе нужно, чтобы я ответила? - Хитришь? - Угождаю. - Конечно, я могу сказать, как хотелось бы мне. - Как хотелось бы тебе? - Мне, разумеется, хотелось бы, чтобы ты их действительно услышала. - О, вот они. - Что, правда, слышишь? - Слышу. Слышу, слышу, Ягнатьев. Можно выходить? - Еще немного. Понимаешь, это не такая простая процедура. - Все, я больше не могу. - Жаль, очень жаль. Ну, что же нырни разок, и будем выходить. - А можно обойтись без ныряния? - Без ныряния обойтись нельзя.
       Вера набирает полные легкие воздуха, закрывает глаза и погружается в молоко. Алексей Ильич опускает руку в молоко, нащупывает Верину голову и фиксирует ее под водой. Вера, стараясь освободиться, бьется как большая птица. Тщетно. Через некоторое время Ягнатьев отпускает голову Веры, и Вера вся всплывает. Точнее, всплывают контуры Вериного тела. Точнее, плоскость, двухмерная Вера. Вера из плотного картона. При малом весе Алексею Ильичу не составляет большого труда вынуть ее из ванны, что он и делает. Согнув пополам, он вносит ее в комнату. Укладывает на стол. Вытирает полотенцем. Долго роется в ящике стола, ящиках комода, уходит на кухню, возвращается с большими портняжными ножницами. Усаживается рядом и принимается разрезать на кусочки. Режет на кусочки и плачет. Он сентиментален. Он знает на память стихи, похожие на ракушки. Режет на кусочки, плачет и кладет в рот. Режет на кусочки, плачет и кладет в рот. Режет на кусочки, плачет и кладет в рот...
      

    МОЙ ЯПОНЕЦ

       Мой Японец сконструировал из нитки и кусочка картона бантик и пытается играть с Беляночкой и Рутой, как если бы они были котятами. Быть может, ему хотелось не белых карликовых кроликов и не крыс, а котят?
       Интересно, как долго живут кошки в Японии? После атомной-то бомбардировки?
      

    ТРЕТЬЯ БЕСЕДА С ДАНАЕЙ

       Даная закуривает, - Не знаю. Все так неожиданно.
       Ягнатьев улыбается, теперь он окончательно хозяин положения, - Неожиданность, внезапность - кратчайший путь к поступку. Возьмите хоть меня. Да разве насмелился бы я еще недавно снять перед вами одежду, когда бы предложение ваше не прозвучало как гром среди ясного неба? Разве позволил бы я себе раздеться донага перед женщиной, да еще в публичном месте? И, замечу, не без удовольствия. За что казню себя и нижайше прошу меня простить.
       Пауза.
       - Я не совсем понимаю... - Вы задали, быть может, главный вопрос своей жизни, и от того, сумеете ли вы самостоятельно найти на него ответ, зависит все, решительно все!
       Пауза.
       - Я не вкладывала в этот вопрос столько смысла. - Ну, довольно об этом. Вот что я скажу вам... вот о чем... должен я упредить вас, только заклинаю, не нужно ничего бояться. Дело, видите ли, в том, что я... как бы это лучше преподнести?.. Дело, видите ли, в том, что я буду вынужден уступить свое место другому вашему собеседнику. - Другому... Как вы сказали? - Другому. Другому собеседнику. Но вы не должны его бояться. Вы можете доверять ему в точности так же, что и мне.
       Пауза.
       - Что это означает? Кто он? - Мое доверенное лицо.
       Пауза.
       - Но зачем? - Здесь требуется сосредоточение, особое сосредоточение, а я в нынешнем моем положении, согласитесь, не могу... да вы и сами все знаете... вы же видите меня насквозь, милая Даная. И, потом... видите ли... я вот сейчас понял, что так и не смогу... никогда не сумею говорить с вами на равных. Не получится у меня, и не спорьте. А здесь нужна беседа на равных.
       Пауза.
       - Что все это означает?! - Ничего, кроме того, что я уже сказал вам. Ничего нового. Он строже меня, но это не должно вас смущать. От вас только и требуется, что слушаться его, отвечать правдиво, если он захочет спросить вас о чем-нибудь. Вся ваша беседа останется при вас. Никто не узнает. Никто не услышит. Если хотите, я заткну уши. У меня есть такие замечательные ватные шарики... да. Но вы должны быть правдивой, я вас очень прошу. Он откажется говорить с вами, если почувствует, что вы лжете. И все пойдет наперекосяк, как говорится, все насмарку. Будет очень обидно, при таком восхитительном вопросе остаться ни с чем, согласитесь.
       Даная смотрит на часы, - Ой, я совсем забыла... - Что такое? - Я же опаздываю. - Куда? - Ну, как же? мне нужно было... - Что?
       Пауза.
       - Мне было нужно... - Начинаем со лжи?
       Пауза.
       - Я совершенно не готова ко встрече с новым человеком. - А что такое? - Я боюсь новых людей. - Но ведь еще недавно я был для вас новым человеком. - Вы - другое. - Вы сделали мне комплимент или обесчестили меня? - Что за слова? - Так что же? - Я сделала вам комплимент. - Продолжим?
       Пауза.
       - Могу я отказаться?
       Пауза.
       - А как вы станете жить после этого?! С чем?! Жить в растерянности? О, я знаю, что такое растерянность, уж вы поверьте мне! Такого и врагу не пожелаешь! И потом, ведь вы уже за столом, не так ли?
       Пауза.
       - Но кроме вас я не нахожу здесь никого. - Сейчас вы его увидите. Еще раз прошу вас, будьте предельно откровенны и не бойтесь. Вы играете не на деньги. Вспомните Венецию. Карнавал. - Я никогда не была в Венеции. - Тем более приятно вспомнить ее.
       Пауза.
       Даная пытается встать из-за стола, - Я, пожалуй, пойду.
       Ягнатьев удерживает Данаю за руку, - Поздно! Вопрос задан. И задан, заметьте, вами, - переходит на шепот скороговоркой, - Ничего не бойтесь. Говорите с ним как со мной. А лучше сама с собой, перед зеркалом. Все! Я исчезаю. Да! Что мне делать с ватными шариками? Что вы молчите? Ну, не хотите - как хотите.
       С этими словами Ягнатьев тяжело поднимается со стула, разворачивается на сто восемьдесят градусов и, состроив хмурую гримасу, усаживается на место. Даная некоторое время приходит в себя и затем смеется. Ягнатьев обретает новый низкий голос, каким обычно пугают детишек, рассказывая им скверные истории, - Серьезней, прошу вас, серьезней, милая девушка. Даная смеется. Ягнатьев гневается, - Если вы и дальше будете смеяться, я уйду, и ваш вопрос останется без ответа. Вы хотите получить ответ на свой вопрос? Даная смеется, - Хочу. - Ну, так что же вы? Даная изо всех сил старается удержать смех, - Обещаю, я больше не буду. - Сделайте одолжение.
       Пауза.
       - Уже не смеюсь. - Вы уверены? - Все, больше не смеюсь.
       Пауза.
       - Хорошо. Скажите, милая девушка, чем занимается теперь ваш бывший муж? Что вы молчите?
       Пауза.
       - Не знаю. - Это - не ответ.
       Пауза.
       - У меня никогда не было мужа. - Разве? - Никогда. У меня есть сын. А мужа нет. Я уже говорила вам. - Мне вы ничего не говорили. - Ах, да, простите. Я говорила вашему предшественнику.
       Пауза.
       - Мой предшественник понравился вам? - Да, очень хороший и добрый человек. - Можете не лукавить. Наш разговор останется между нами. - С ним легко... - Да? - Очень легко. - Со мной будет посложнее. - Он предупреждал. - Но это - во благо. Вы понимаете? - Да, он объяснил.
       Пауза.
       - Еще будете меня благодарить. - Я уже благодарна вам.
       Пауза.
       - Вашего мальчика звать Персей? - Да.
       Пауза.
       - А сами вы, как я понимаю, Даная? - Вообще-то меня звать Клавдия... - Сын Клавдии не может быть Персеем. - Можете называть меня Даная. Как вам будет удобно. Ваш предшественник называл меня Данаей. - Он знает толк в таких делах. - Не сомневаюсь.
       Пауза.
       - Но вы понимаете, что это не каприз? - Понимаю, конечно, понимаю.
       Пауза.
       - Значит, Даная и Персей? - Выходит так.
       Пауза.
       - Имя у мальчика громкое. И запоминается легко. С таким именем отец нужен. - Совсем не обязательно. Нам хорошо вдвоем. - Кого же он будет убивать? - Что? - Не волнуйтесь. Это так, мифология. Вы можете и не знать. Это я для себя. Не обращайте внимания. Я иногда буду говорить с самим собой. Но это не из неуважения к вам, а чтобы не терять нить беседы. Надеюсь, вы знаете, что теперь все мы, когда беседуем, на самом деле говорим сами с собой? Как перед зеркалом. Вы - перед зеркалом, я перед зеркалом. Понимаете? Объекту думается, что он беседует со своим отражением, и отражению кажется, что оно говорит со своим отражением. На самом деле это могут быть два объекта или два отражения. Так теперь обстоят дела. - Первый раз слышу такое. - Закон парности. - Первый раз слышу. - Правда? - Правда.
       Пауза.
       - А внешне все как прежде. Если посмотреть на нас со стороны, можно показаться, два человека сидят, беседуют. - А это не так? - Ничего, вы привыкните. Так значит, мужа у вас нет? - Нет. И не было. Никогда.
       Пауза.
       - Позвольте мне не поверить вам. Еще недавно вы так живо описали своего мужа одному человеку. Волосы, глаза, даже походка... - Я ничего не говорила о глазах и походке. - Достаточно волос. О глазах и походке не трудно догадаться. Это все равно, что сказать "стрекоза", и весь образ прекрасного насекомого тотчас всплывает в сознании. Волосы - это очень, очень много, уверяю вас. - Признаюсь, про мужа я все придумала от начала до конца. - Зачем? - Сама не знаю. Мне не хочется больше говорить об этом. Мой вопрос звучал иначе... - А мой звучит так. - Простите.
       Пауза.
       - И не мешайте мне впредь.
       Пауза.
       - Просто вы коснулись такой темы... - Прошу вас не мешать мне!
       Пауза.
       - Просто мне не хотелось бы... - Мы не всегда делаем то, что нам хотелось бы. А если уточнить - мы всегда делаем то, чего нам не хотелось бы. Вавилон. Понимаете, о чем я говорю? - Не совсем. - Если я вам скажу, что мне пришлось разрезать свою жену на мелкие кусочки и съесть, вы мне поверите? Даная смеется, - Нет, конечно. - А если я вам скажу, что последние кусочки я доедал, как говорится "через не могу", вы мне поверите? А ведь это была моя любимая жена. Желанная жена... Так что мы, как минимум, не всегда делаем то, что нам хочется.... Здесь душно. Хотите раздеться? - Нет, нет. Мне не жарко. Даже как будто морозит слегка.
       Пауза.
       - Хотите выпить? - Нет, нет.
       Пауза.
       - Хотите кофту? У меня есть теплая женина кофта. - Нет, спасибо.
       Пауза.
       - Хотите конфет? - Нет, нет.
       Пауза.
       - Хотите плед на ноги? У меня есть теплый женин плед на ноги. - Нет, спасибо.
       Пауза.
       - Хотите валерьяновых капель? - Нет, нет.
       Пауза.
       - Хотите дам вам джурабы? У меня есть теплые женины джурабы. - Нет, спасибо.
       Пауза.
       - Быть может, вам темно? Хотите, принесу настольную лампу? - Нет, нет.
       Пауза.
       - Хотите шаль? У меня есть теплая женина шаль. - Нет, спасибо.
       Пауза.
       - Хотите кофе? - Нет, нет.
       Пауза.
       - Хотите посмотреть портрет моей жены? - Нет, спасибо.
       Пауза.
       - Хотите принять душ? - Нет, нет.
       Пауза.
       - Хотите яичницу? У меня осталась женина порция. - Нет, спасибо.
       Пауза.
       - Хотите тазик с горячей водой? - Нет, нет.
       Пауза.
       - Вы могли бы опустить ноги в тазик с горячей водой. - Нет, спасибо.
       Пауза.
       - Хотите, добавлю в тазик молока? - Нет, нет.
       Пауза.
       - Жена очень любила добавлять молоко в тазик. - Нет, спасибо.
       Пауза.
       - Очень помогает, если болят суставы. - Нет, нет.
       Пауза.
       - Хотите, я принесу вам ее локон? - Нет, спасибо.
       Пауза.
       - А ее очки? Быть может, вы плохо видите? - Нет, нет.
       Пауза.
       - Хотите, я включу вам музыку? У меня есть Вагнер. Жена обожала слушать Вагнера. - Нет, спасибо.
       Пауза.
       - Хотите зеленого китайского чая? - Нет, нет.
       Пауза.
       - Тонизирует. - Нет, спасибо.
       Пауза.
       - Хотите немного поспать? - Нет, нет.
       Пауза.
       - Я мог бы постелить вам в комнате жены. - Нет, спасибо.
       Пауза.
       - Хотите дзэн-палочку? - Нет, нет.
       Пауза.
       - Может быть, дать вам ароматизированных салфеток? Жена во время таких бесед, обычно пользовалась ароматизированными салфетками. - Нет, спасибо.
       Пауза.
       - Ни к чему не обязывает. - Нет, нет.
       Пауза.
       - Не обязывает ни к чему. - Нет, спасибо.
       Пауза.
       - Хотите, буду рисовать вас, пока говорим? - Нет, нет.
       Пауза.
       - Я неплохо рисую. Особенно у меня получаются мосты и радуги, я, как правило, изображаю их в паре. - Нет, спасибо.
       Пауза.
       - Хотите, вырежу ваш силуэт из картона? - Нет, нет.
       Пауза.
       - В натуральную величину? Однажды я вырезал женин силуэт из картона в натуральную величину, я хотел установить его в окне, как на витрине. Я мог бы вырезать и ваш силуэт. - Нет, спасибо.
       Пауза.
       - Хотите подкрасить губы? - Нет, нет.
       Пауза.
       - У меня от жены осталась очень хорошая помада. - Нет, спасибо.
       Пауза.
       - Хотите выпить? - Нет, нет.
       Пауза.
       - А я, пожалуй, выпью.
       Ягнатьев наливает себе настойки и выпивает.
      

    КОНТУРЫ ИЗ КАРТОНА

       Из картона можно вырезать множество любопытных контуров: контур быка, контур рыбы-меч, контур Вестминстерского аббатства, контур китайского кули, контур Луиса Армстронга, контур атомной бомбы, контур маленького Мука с длинным носом, контур Николая Васильевича Гоголя с длинным носом, контур Адмиралтейства, контур облака, контур Титаника, контур Мэрилин с задравшейся юбкой, контур муравьеда, контур фонтана, контур гильотины, контур Робеспьера, раз уж мы вспомнили гильотину, контур повешенного, контур шута, контур прощального приветствия, контур мыльного пузыря, контур розового куста, контур жирафа, контур слепой кишки, контур лодочника, контур укротителя тигров, контур укротителя женщин, контур литературного критика, будь он не ладен, контур чайной чашки, контур греховодника под окном, контур гондольера, контур бутылочки с соской, контур телефона с трубкой, контур телефона без трубки, контур всадника с головой, контур всадника без головы, контур головы, контур маяка Бейли, контур Джонатана Ливингстона, контур осеннего листа, контур осенней мухи, контур слезинки, контур тычинки, контур пестика, контур язычника, контур идола с острова Пасхи, контур Моне, контур Мане, контур умирающего лебедя, контур шулера с высунутым языком, контур пластинки с оперой Вагнера, контур Вавилонской башни, контур Вавилонского столпотворения, контур Сциллы, контур Харибды, контур Содома, контур Гоморры, контур папы римского Иоанна Павла второго, контур папы римского Пия, контур клоуна, контур канатоходца, контур самоубийцы, контур ленивца, контур серьезной женщины, контур женщины легкого поведения, контур фаллоса, не путать с контуром атомной бомбы, контур инфузории-туфельки, контур хрустального башмачка, контур испанского сапога, контур Италии, контур бинокля, контур глазного яблока, контур контрабаса, контур крокодильей пасти, контур Млечного пути, если очень постараться, контур голого короля, что может всякий, контур Авроры, контур броненосца Потемкин, контур зверушки броненосца, контур детской ванночки, контур Мадагаскарского шипящего таракана, контур чугунной ванны и Веры в ней.
       Все так перемешалось, голова кругом.
      

    ТРЕТЬЯ БЕСЕДА С ДАНАЕЙ

      
       Ягнатьев вытягивает ноги и складывает руки на затылке, - Ну что, вернемся к разговору? - Вы меня, пожалуйста, простите, но мне кажется, что наш разговор... только не обижайтесь, пожалуйста... уговорились? - Уговорились. - Пожалуйста, не обижайтесь, но мне кажется, что наш разговор... как бы это лучше сказать?.. наш разговор лишен смысла, что ли? - И вы не правы! Чрезвычайно важный разговор! Очень и очень важный разговор! И для вас, и для меня. - Но...- Никаких "но"! Отвечайте! Был у вас муж? - Нет.
       Пауза.
       - Был у вас муж? - Нет. - Еще раз. Был у вас муж? Давайте, назовем его гражданским мужем. Назовем его любовником. Назовем его просто мужчиной. Как вам заблагорассудится. Детали, разумеется, имеют колоссальное значение, но в данном случае значения не имеют. Итак. Был у вас муж?
       Пауза.
       - Да. - Ну, наконец-то! Это надобно отметить, - Алексей Ильич наливает себе настойку, - Выпьете со мной? - Нет. Ягнатьев смачно крякнув, выпивает, - Напрасно. Во здравие принято, - неожиданно смеется, - А вы не боитесь, что я напьюсь и всякой ерунды вам наговорю? - Нет. - Почему? - Вы мне кажетесь таким уверенным сильным мужчиной.
       Пауза.
       - Как он? Он теперь жив? - Да. - А вы уверены в этом? - А что с ним могло случиться? - Вопросом на вопрос? Хорошо. Отлично. Чувствую соперника. Правильнее сказать чую соперника. Как лиса. Похож я на лису? - Нет. - А вот в вас есть нечто лисье. Это - похвала. - Спасибо. - Лисы - умные животные. Я обожаю их. Помните лису Патрикеевну? А лису Алису? Будь моя воля, я бы вместо куриц лис разводил. Колдовские животные. Вы любите лис? - Не очень. - Напрасно. А чем он теперь занят? - Кто? - Ваш муж. Кто же еще? Чем он теперь занят? Да отвечайте же! У меня мало времени! - Не знаю. - А вы вообразите себе, представьте. Представили же вы совсем недавно, как он выглядит? - Да я... я... как бы это сказать...я просто играла... - Что за игра? - Не знаю. - А все же? - Обыкновенная игра. Придумки. Игра в придумки. Как в детстве. Детская такая игра. Ничего особенного. - Ничего особенного, говорите вы?! А что может быть значительнее и серьезнее детской игры?! Да разве есть в мире еще игры, сочетающие одновременно разрушение и созидание, разрушение и созидание, созидание и разрушение... кроме, возможно, подкидного дурака? Впрочем, карты здесь, пожалуй, лишнее. да, карты - лишнее. Карты - определенно лишнее. Итак. Что он теперь делает? - Кто? - Ваш муж! - Откуда же мне знать? Ягнатьев повторяет громко и по слогам,- Что он теперь делает?! - Не знаю!.. читает газету. - Вот как? Он любит читать газеты? - Как большинство мужчин. - Значит, большинство мужчин читает газеты, я правильно вас понял? - Правильно. - Не раздражайтесь. Раздражение - помеха на пути к истине. Какую рубрику предпочитает ваш муж? - Бывший муж. - Простите, бывший муж. - Что-нибудь о футболе. - Он любит футбол? - Как большинство мужчин. - Блестяще! Итак, мужчины любят футбол. - Обожают. - Определились. Мужчины обожают газеты и футбол. А вы? - Нет. - И как часто читаете вы газеты? - Я их совсем не читаю. - Не любите газеты? - Ненавижу! - Хорошее слово. - Что же в нем хорошего? - Жесткость. - А разве жесткость - это хорошо? - А как же без жесткости?.. Он вам неприятен? - Кто? - Да что же вы все время переспрашиваете? Ваш муж, кто же еще? - Не знаю.
       Пауза.
       - Неприятен? - Неприятен.
       Пауза.
       - Итак, вы представили мне мужа, который неприятен вам? - Так получается.
       Пауза.
       - Это что-нибудь, да значит, как думаете? - Не знаю.
       Пауза.
       - С удовлетворением отмечаю, вы, дорогая Даная, настроены на серьезный разговор. Когда бы вы представили мне артиста или миллионщика, я бы усомнился в вашей искренности. Я бы подумал, - Она хочет выглядеть глупее, чем есть на самом деле. Что проку в артистах или миллионщиках, когда это - ни что иное, как химеры? Бестелесные и ядовитые. Да и самый обыкновенный порядочный человек, если, конечно таковые имеются, в чем я лично сомневаюсь - всего лишь предмет будущих разочарований. Одним словом, если бы я попросил вас изобразить птицу, вы, уверен, не стали бы изображать колибри или страуса. Вы бы остановились на воробье или вороне. Угадал? - Не знаю.
       Пауза.
       - Устали от него? - От кого? - От мужа своего? - Устала.
       Пауза.
       - Долго ли вы прожили вместе? Двенадцать, может быть, пятнадцать лет? - Неполных два года. - Да. Иногда год идет за двенадцать. Согласны? - Согласна.
       Пауза.
       - Все, буквально все зависит от системы координат. Перед неравенством в системах координат бледнеет даже национальный вопрос. Это чушь, когда говорят "ворон ворону глаз не выклюет". Выклюет! Да еще как! Да вся наша история - сплошное выклевывание глаз. Утешает то, что вы в нем не разочаровались до конца. Уверенно заявляете, что он жив. Это, знаете ли, обнадеживает. А, может быть, вы все еще ждете его возвращения? - Нет.
       Пауза.
       - Вы никогда не любили его? - Ну, почему же? - Вы любили его? - Да. В противном случае, я не стала бы с ним жить. - А вот эта логика - не по мне. Было бы много выгоднее сказать - "вопреки". - Кому выгоднее? - Вам, разумеется. Впрочем, я не настаиваю. Любили, значит, любили. В таком случае, потрудитесь вспомнить те времена. - Какие времена? - Времена, когда вы были наполнены всем этим. - Чем? - Солнцем, криками первых птиц, счастливыми пробуждениями, овечками на зеленой лужайке, цикадами в тенистом саду в Воронеже и так далее. - Я никогда не была в Воронеже. - Это - не факт. Когда ответите на свой вопрос, поймете. Итак. Я весь нетерпение.
       Пауза.
       - Со мной все происходило иначе. - Как это, иначе? - Без овечек. - Без овечек? Даная грустно улыбается, - Без овечек. - Этого не может быть! Что же это было, в таком случае? - Однажды он подарил мне цветы. - Тоже неплохо. И что это были за цветы? - Ромашки. - Как это случилось? - Я шла по лестнице... - Так. - Думала о своем... - Дальше. - Он крался за мной, незаметно. Ему казалось, я не слышу, что за мной кто-то идет.- А вы всегда знаете, что за вами идут? - Всегда. - Даже если ступают на цыпочках? - Даже если на цыпочках.
       Пауза.
       - А может так случиться, что за вами на самом деле не идут, но только думают о вас, а вам кажется, что за вами идут? Даная смеется, - Нет. - Напрасно вы смеетесь. Ведь вы же не проверяли? - Нет.
       Пауза.
       - А ловили себя когда-нибудь на том, что всматриваетесь в лица прохожих в надежде встретить своего знакомца? - Да. Так бывало. - А могли бы с уверенностью сказать, что тот знакомец не вспоминает вас в эту самую минуту? - Нет. - А теперь подумайте, чем отличаются первый и второй пример. Найдите, как говорится, семь различий.
       Пауза.
       - Да, наверное, вы правы. - Я стопроцентно прав. - Да, вы правы.
       Пауза.
       - Никогда не спешите с выводами. - Вы правы.
       Пауза.
       - Ну что же, продолжим? Итак... - Я чувствовала, что за мной кто-то идет. Одним лестничным маршем ниже. Но я не думала, что это он. - Кто это мог быть? - Так часто делают мальчишки, шпана, из тех, что заглядывают женщинам под юбки... - Зачем?
       Пауза.
       - Что, зачем? - Зачем они заглядывают женщинам под юбки? - Ну, уж этого я не знаю. - Вы лжете, а вас предупреждали, что я не терплю лжи. Вы отлично знаете, что высматривают они там, не так ли? Знаете? - Знаю. - На первый раз я прощаю вас, и не прерываю наш разговор. Но, впредь, прошу вас, не совершайте таких ошибок. Иначе у нас ничего не выйдет.
       Пауза.
       - Ваш вопрос был бестактен, не кажется вам? - А по этому поводу позвольте рассказать вам маленькую притчу. Она близка нашей теме. Назовем ее "Птица-секретарь и зеркало". Одна птица-секретарь стеснялась своих длинных ног. По этой причине она не отвечала на ухаживания знакомого волка, который, в свою очередь, души в ней не чаял. На самом деле оба они были хороши, молодая птица-секретарь и молодой волк. Многие звери говорили между собой, - какая славная была бы пара. Однако, птица-секретарь так уверовала в свою дурноту, что от греха подальше отдала зеркало мартышкам. Те, разумеется, зеркало разбили на тысячу мелких осколков. Волк поранился одним из осколков и умер от заражения крови. А птица-секретарь так и осталась в девках.
       Пауза.
       - Грустная притча. - Очень и очень грустная... Вы не попытались остановиться, прогнать мальчишек? - Нет. - Почему? - Это могли быть вовсе и не мальчишки. - Кто же? - Соседка, например. - Но в тот момент вы думали, что это мальчишки? - Не помню. - Нужно вспомнить. Это важно.
       Пауза.
       - Да, я думала, что это мальчишки. - Так и оказалось? - Нет, это был мой муж. - Так и оказалось. - Да нет же, это был мой муж. - По ряду признаков это - одно и то же. - Что значит, одно и то же? - А вы исключаете, что крадучись за вами, ваш муж мог бы не удержаться и заглянуть вам под юбку?
       Пауза.
       - Зачем? - Идем по второму кругу? У меня мало времени. - Простите.
       Пауза.
       - Где он догнал вас? - Уже у двери. - И что случилось дальше? - Преподнес мне свой букет. Хотел доставить удовольствие. И все же скажите, зачем, по вашему мнению, ему было заглядывать мне под юбку, если он мой муж?
       Пауза.
       - Хотите схитрить? - Нет. - Когда вы догоняете кого-то по лестнице, вы невольно поднимаете голову. Разве не так? А что открывается в таком случае вашему взору? - Ах, в этом смысле? - И в этом смысле, и в другом... Вы любили друг друга в тот день?
       Пауза.
       - Я должна отвечать? - Конечно.
       Пауза.
       - Да. - Это случилось ночью? - Нет. Сразу же, как только мы вошли в квартиру. Персея не было дома.
       Пауза.
       - Хорошо. Персея нет. И что же дальше? - Ну, как же? - Что дальше?
       Пауза.
       - Он набросился на меня. - Как? - Как голодный зверь. - Вот вам искомый второй смысл.
       Пауза.
       - Не понимаю. - Все вы понимаете. Итак. Прошло некоторое время. Вы с радостью вспоминали тот день? - Нет, пожалуй. - Он причинил вам боль? - Сначала. Немного. - Потому вам неприятно вспоминать тот день? - Нет. Не знаю. Не то, чтобы неприятно. Скорее мне - все равно.
       Пауза.
       - А что говорил он вам в тот день? - Теперь уж я не вспомню. - Вы должны вспомнить.
       Пауза.
       - Кажется, что-то беспокоило его. - Что именно?
       Пауза.
       - Он говорил, что это беспричинное беспокойство.
       Пауза.
       - Дурные предчувствия? - Да, дурные предчувствия.
       Пауза.
       - Тревога? - Да, тревога.
       Пауза.
       - Как будто что-то дурное должно произойти? - Да.
       Пауза.
       - С вами или с ним? - С ним.
       Пауза.
       - Как будто ему должна явиться мысль о самоубийстве? - Не исключено.
       Пауза.
       - Как будто ему суждено утонуть? - Может быть.
       Пауза.
       - Как будто у него вот-вот зачешутся руки убить кого-нибудь? - Не исключено.
       Пауза.
       - Вы сочувствовали ему? - Нет. Не думаю. - О чем вы думали в то время, когда он рассказывал вам о своей проблеме?
       Пауза.
       - О Персее, кажется. Он задерживался, и я волновалась. - Таким образом, в тот день оба вы были взбудоражены. Но каждый по своему поводу, так? - Так получается.
       Пауза.
       - О чем вы обыкновенно думаете во время близости? Даная улыбается, - Это бывает так редко. - О чем вы думаете во время близости?
       Пауза.
       - Бывает, что ни о чем. - А бывает?.. - О самых разнообразных вещах. - Например? - Например, вспоминаю фотографии. - Какие фотографии? - У меня подруга фотограф. Она, в основном, снимает пейзажи. Иногда бродячих кошек. Собак. Между прочим, у нее нет двух пальцев на левой руке. Тем не менее, она - отменный фотограф. - Что случилось с ее пальцами? - Вы не поверите. - Почему вы так думаете? - Этому никто не верит. - И все же? - Их переехал трамвай. Она хотела успеть перебежать линию перед самым носом трамвая, но поскользнулась, и рука оказалась прямо на рельсах. Она говорит, что ей ничуточку не было больно первое время. Она говорит, что и теперь чувствует эти пальцы. А так она могла бы стать скрипачкой. Она училась в музыкальной школе. Играла Моцарта. Неужели его действительно похоронили в братской могиле? - Да, это так.
       Пауза.
       - У той вашей подруги есть муж? - Нет. - Но был раньше? - Был. - И что с ним случилось? - Вы не поверите. - Почему вы так думаете? - Этому никто не верит. - И все же? - Его сбило машиной. Насмерть. Грузовиком. - И вы удивляетесь этому? - Немного. - Почему? - Дело в том, что за рулем был он сам. - Что же здесь удивительного?.. Закон парности. А вот как вы думаете, случайно закон парности возник в нашем разговоре с самого начала? - Не знаю.
       Пауза.
       - А вы еще помните вопрос, с которым обратились к моему предшественнику? - Конечно. - И? - Отражения? Вы намекаете на отражения? - Умница. Мой предшественник определенно не ошибся в вас. А какие фотографии вам больше нравятся? - Пейзажи. - Не любите животных? - Мне всегда жаль их. Однажды в аэропорту, перед самым вылетом я увидела брошенного котенка. Он был весь в мокрых сосульках, и жалобно пищал. Я, потом, проплакала всю дорогу.
       Пауза.
       - Вы - сентиментальная женщина? - Да. Очень. - Любите поэзию? - Нет. - Почему? - Мне кажется, там все неправда. - Что неправда? - Все.
       Пауза.
       - Взяли бы вы того котенка себе, если бы не улетали, а только что прилетели? - Не знаю. Нет, наверное.
       Пауза.
       - Ваш муж не любит животных? - Любит. Он просил завести котенка. - А что же вы? - От животных много грязи и горя. Не исключено, что его пришлось бы утопить, а мне, как я уже говорила, жаль животных.
       Пауза.
       - Да. Это, считай, было бы уже два котенка-утопленника. - Почему? - Тонут всегда парами. - Я слышала что-то об этом.
       Пауза.
       - И вы никогда не хотели покончить жизнь самоубийством? - Никогда. Я люблю жизнь. - А ваш муж? - Он пытался сделать это один раз.
       Пауза.
       - Из-за вас? - Он не называл причин.
       Пауза.
       - Как это случилось? - В новый год. В компании. Тихо вышел в ванную, и смастерил там петлю. Друзья подоспели вовремя.
       Пауза.
       - Если бы он сделал это, вам было бы его жаль? - Конечно.
       Пауза.
       - С такой легкостью ответили. - Но это же естественно. - Разве? - Ну, конечно.
       Пауза.
       - А разве вы не желали его смерти? - Случалось. Но это была минутная слабость. - И всего-то? - И всего-то.
       Пауза.
       - Почему он решил сделать это? Как вы думаете? - Он был сильно пьян. - И все?- И все. - Блестящий ответ. - Спасибо.
       Пауза.
       - В тот день с ромашками, назовем его так, ваш муж, когда делился с вами своей тревогой, чувствовал, что вы не слушаете его? - Не думаю. Нет. Не думаю. Точно не чувствовал. Он, например, предложил поехать за город. Я отказалась. - Поехать, чтобы убить вас? - Да что вы такое говорите?! - Раз уж у него не получалось с собой, почему не попытаться сделать это с вами? - Какие странные вещи вы говорите! - Закон парности. - Нет, нет, здесь это не срабатывает. Он хотел отвлечься. Предлагал ехать с друзьями. - Вы уверены в этом? - Уверена.
       Пауза.
       - Почему же, в таком случае, вы отказались? - Я не люблю его друзей. - Почему? - Они пошлые. Рассказывают пошлые анекдоты. Они не любят женщин. - А ваш муж любит женщин? - Не знаю. - Но вас он любит? Даная горько усмехается, - Знаете, как говорят, бьет - значит любит. - Ага! Он бьет вас?! А вы говорите, "не срабатывает". Бьет?! - Случается. - И часто? - Нет, только когда выпьет. - Он часто выпивает? - Нет. - А как он бьет вас? - Не хотелось бы об этом... - Это важно.
       Пауза.
       - Бывает, выдаст пощечину... Бывает, что кулаком.
       Пауза.
       - До крови? - Да.
       Пауза.
       - Вам хотелось иметь от него детей? - Да.
       Пауза.
       - Вы беременели от него? - Нет.
       Пауза.
       - Примирение после побоев наступает быстро? - Да. Он сразу же начинает просить прощения.
       Пауза.
       - И вы прощаете его? - Я плачу. Молчу и плачу.
       Пауза.
       - А он? - Хватает меня и тащит в спальню. Что еще можно сделать, когда женщина молчит? - Разумно. И после этого наступает примирение? - Да.
       Пауза.
       - Но вы испытываете ненависть к нему еще некоторое время?
       Пауза.
       - Скорее, опустошение. - Приятное опустошение? - Скорее приятное. Но зачем эти подробности?
       Пауза.
       - Итак, он подарил вам ромашки. - Да, он подарил мне ромашки. - Это было на третий день супружества? - Нет. - Это было на третий месяц супружества? - Нет. - Это было на третий год супружества? - Я не помню. Во всяком случае, мы прожили достаточно долго. - Это было недавно, или это было давно? - Скорее недавно.
       Пауза.
       - Совсем недавно? - Совсем недавно.
       Пауза.
       - Вы уже выбросили ромашки? - Нет. Они засохли и стоят в вазе.
       Пауза.
       - Боюсь, что у вас нет выбора. - Что вы говорите? - Это я сам с собой. Я вас предупреждал. - Нет, вы обращались ко мне. - Забудьте об этом. А где теперь ваш муж? - На диване с газетой.
       Пауза.
       - У вас две комнаты? - Три. - Обе они соединены с большой комнатой? - Да. - Каждый раз, когда вам нужно пройти, предположим, в спальню, вы проходите мимо мужа с газетой? - Да.
       Пауза.
       - Удобная позиция. - Что вы говорите? - Это я сам с собой. Пора бы уже привыкнуть. - Простите.
       Пауза.
       - Он домосед? - Да. - Курит? - Как сапожник. - Сапожники много курят? - Не знаю. - Вы особенно не задумываетесь над природой пословиц? - Что? - А над природой басен? - Я не понимаю.
       Пауза.
       - А почему бы вам не ударить его?
       Пауза.
       - Как это? - Обыкновенно. Подойти и ударить чем-нибудь тяжелым.
       Пауза.
       - Я не хочу. Зачем это?
       Пауза.
       - А раньше вы били его? - Зачем это?
       Пауза.
       - Били вы его прежде? - Нет.
       Пауза.
       - Но могли бы ударить его? - Не думаю. Нет. Не знаю.
       Пауза.
       - А хотелось вам ударить его? - Нет.
       Пауза.
       - Хотелось? - Нет. - Хотелось? - Да. - Что мешало вам? - Он намного сильнее физически. - Но вы могли бы это сделать, когда он мертвецки пьян. - Да. Но все равно я не решилась бы. - Почему?
       Пауза.
       - Страх.
       Пауза.
       - Боялись убить? - И это тоже. - Боитесь трупов? - Нет. Я даже несколько месяцев работала в морге. - И вы равнодушны к покойникам? - Да.
       Пауза.
       - Так в чем же дело? - Не знаю. Не могла. Не хотела.
       Пауза.
       - В чем дело?
       Пауза.
       - Неприятно.
       Пауза.
       - Что? - Неприятно. - Говорите громче, я ничего не слышу! Даная кричит, - Неприятно!
       Пауза.
       - Что именно?
       Пауза.
       - Мне казалось, что если я ударю его, у него начнутся... выделения, ну, знаете, такая слизь... такая жидкость... одним словом, я представляла себе, что все это окажется на мне... и это... Одним словом, это очень неприятно... Это снилось бы мне потом. Я знаю. - А если бы не это?
       Пауза.
       - Не знаю. - Знаете. - Ударила бы. - Громче! Даная кричит, - Ударила бы!
       Пауза.
       - Один раз? - Не знаю. Я устала. Очень устала.
       Пауза.
       - Один или несколько раз? - Несколько раз! - Чем? - Что под руку попадется. - Пепельницей? - Пепельницей! - Бутылкой? - Бутылкой! - Утюгом? - Утюгом! Все! Больше не могу! - А этого вполне достаточно.
       Пауза.
       - Больше не могу! - Вполне достаточно... Вот и вся любовь... Что и требовалось доказать... Впрочем, у вас не было другого выхода. Здесь как в подкидном дураке, если не он себя и не вы его - он вас... Других вариантов нет. Персей не успевал. Никак не успевал. - Я отвлеклась, простите. Что Персей? - У вас не было выбора!
       Пауза.
       - О чем вы?
       Пауза.
       - Не хотел вам говорить... но, куда деваться? Дело в том... Дело, видите ли, в том, что ваш муж умер. В больнице. Скончался только что. От побоев. Врачи ничего не смогли сделать.
       Долгая пауза.
       - Что это вы такое говорите? - Так случилось. Не могли спасти.
       Пауза.
       - Я ничего не понимаю. - Он умер. - Ничего не понимаю. - Вы убили его.
       Долгая пауза.
       - Но у меня нет, и никогда не было мужа! - Был. Еще две минуты назад. - Да не было, говорю я вам.
       Пауза.
       - Как это не было? - Не было и все.
       Пауза.
       - Вот как? - Именно так.
       Пауза.
       - В таком случае, вы убили меня.
      
       Ягнатьев с криком обрушивается на пол.
       Даная бросается к нему, бьет по щекам.
       Ягнатьев открывает глаза, - Где он? - Кто? - Ваш собеседник. - Я убила его. - Жаль. Впрочем, так поступают все женщины. - Клоун! Вы напугали меня.
       Ягнатьев взбирается на стул, - Да мог ли я, скромный путешественник, носитель простецких, я бы даже сказал, примитивных желаний, надеяться, что в винной тишине, среди пыли и ступеней, обнаружу такого собеседника? Вы умница! Вы обыграли меня! Поздравляю!
       Ягнатьев разливает настойку.
       Ягнатьев и Даная, чокнувшись, выпивают.
       Даная смеется, - А я так испугалась! - Еще бы!
       Пауза.
       Даная смеется, - Как вы разыграли меня! - Еще бы! Ну что, теперь вы знаете, что такое зеркало?
       Пауза.
       - Честно? - Разумеется. - Не знаю, - смеется.
       Пауза.
       - Вот вы и ответили на свой вопрос. - Какой вопрос? - Что такое зеркало. - Я не ответила на свой вопрос. - Ответили. Только что. - Да не ответила же. - Зато Алеша по-прежнему может приходить к вам. И вы по-прежнему будете говорить с ним долго. И за всех прощать его слабости. И жалеть его... - Так что же такое зеркало? Ягнатьев прикладывает палец к губам, - Этого никто не знает. - Вы весь в поту. - У меня, кажется, жар. - Вам бы помыться. - Да. Но как заставить себя сделать это?
       С этими словами Ягнатьев закрывает глаза и проваливается в забытье. Через некоторое время в комнате появляется, судя по движениям, слепой мальчик, - Мама, что ты делаешь здесь? - берет Данаю за руку, и вместе они тихонько, чтобы не разбудить спящего Алексея Ильича, удаляются.

    КОГДА ИВАН АНДРЕЕВИЧ КРЫЛОВ БЫЛ МАЛЕНЬКИМ

      
       ...Стоял солнечный день 1782 года. Тринадцатилетний Иван Андреевич Крылов подъезжал к Петербургу. Он уже чувствовал, что в этом городе когда-нибудь сбудутся его мечты. Здесь он станет известным драматургом, а потом начнет писать басни, которые будет читать и запоминать наизусть вся Россия. И на службу его назначат полезную: в Публичную библиотеку, которую Иван Андреевич и откроет для публики вместе со своими друзьями-коллегами. И квартира у него будет прямо в здании библиотеки, окнами на Гостиный двор. Так он проживет долгую жизнь.
       И однажды, когда в стылый ноябрьский день 1844 года его провожали в последний путь толпы народа, какой-то праздный прохожий спросил у идущих за гробом: "Кого же это тут хоронят?" Прохожему сразу ответили:
       - Министра народного просвещения.
       - Как министра? - удивился прохожий. - Министр просвещения, господин Уваров, живой, я его сегодня видел.
       - То - не настоящий министр. А настоящим министром народного просвещения был баснописец Крылов.
       Так скажут друзья Ивана Андреевича безымянному прохожему, и этот ответ их запомнится на века.**
      

    БОКОВ

      
       На Боков опускается ночь.
      
      

    Глава седьмая

    ЯБЛОКИ И МАНДАРИНЫ

       От мамонтов и Одиссеев,
       От ворожбы и тьмы
       К веселым итальянским феям
       С фламандскими детьми
       Владимир Набоков

       Представьте себе такую картину.
       Сумерки. Вы вступаете в покинутый хозяином мерцающий тенистый сад, где-нибудь на юге России. Предположим, в Воронеже, где так по-особенному пахнут вишни и табаки по вечерам. Приближаетесь к анисовой яблоне, постанывающей от налившихся лунным светом плодов и щедро одарившей ими землю вокруг себя. Нагибаетесь, чтобы поднять самое спелое яблоко и неожиданно обнаруживаете, что оно надкушено.
       Рядом еще надкушенное яблоко. И еще. И еще. Все яблоки надкушены.
      

    ПОСЛУШАЙТЕ

       Послушайте, а может быть, мир остался прежним? Переменился ветер, и всего лишь? Земля чуть изменила траекторию, и тень заиграла по-новому? Далекий вулкан, Везувий вместе с лавой выпустил из плена с библейских времен забытый аромат? И всего лишь? Все как всегда, только приобрело новые черты, а мир и обитатели его остались прежними? Разве прежде не голодали, не прятали себя в тюрьмах и пустынях? Разве прежде не терзались однополой любовью, и не замирали сердцем при мысли о братоубийстве? Разве прежние деньги не были хороши и желанны?
      

    ЯБЛОКИ НАДКУШЕНЫ

       Яблоки надкушены. Все до одного. Анис. Прелесть, как хороши. В сумерках.
      

    ЯИЧНИЦА

       На Ягнатьеве уже знакомая нам фланелевая ковбойка и бесформенные пегие штаны. У Веры превосходное настроение. От нее слегка потягивает спиртным, она то и дело беспричинно смеется, и, когда смеется, напоминает цирковую или сбрендившую лошадь бальзаковского возраста.
       Или ослицу (Зависит от ракурса и освещения.)
       Во всяком случае, не птицу Пэн. Если учесть, что она закрыла глаза затемненными очками, от Пэн не осталось практически ничего.
       Алексей Ильич чувствует тяжесть в груди, раздражение и глубинное стремление бежать прочь. Вместо этого он пытается приготовить яичницу, блюдо, в его личном рейтинге стремительно приближающееся к манной каше. Ягнатьев наблюдает за мутным бурлением в черепаховой сковороде. В то же время, спиной он чувствует, как Вера со злорадством изучает складки жира у него на боках. Последнее время Алеша действительно поправился. Вероятнее всего, от переживаний.
       Несколько раз он пытался натянуть штаны повыше, но они немедленно сползали, выставляя напоказ фрагмент белого рыхлого тела.
       Наконец, не выдержав пытки, он поворачивается и идет в наступление, - Смерть любит нас растрепанными.
       Вера смеется, - Ты, Ягнатьев, круглый дурак.
       Алексей Ильич парирует, - Ты закончишь в тюрьме. Рано или поздно это случится. (В этой или той, им несть числа, на каждом шагу тюрьма, и когда ты выходишь из тюрьмы и радуешься, что ты на свободе, эта радость - пустое, так как единственная цель выхода из тюрьмы - перемена тюрьмы, если учесть, что всякая комната - тюрьма, всякое обещание - тюрьма, всякое согласие и активное несогласие - тюрьма, так что нет ничего зловещего в моем комментарии, ничего обидного, может быть, ты никогда и не испытывала иллюзий на это счет, как большинство женщин, девочек, женщин, старух, женщин, самок, шлюх, секретарш, моделей, императриц, див, шансоньеток, куртизанок, белошвеек, домохозяек, матерей, матерей-героинь, продавщиц, маникюрш, сестер милосердия, пенсионерок, статисток, билетерш, банкирш, раздатчиц, чесальщиц, мотальщиц, певичек, инженю, травести, комсомолок, монашек, синеблузниц, радисток, пианисток, скрипачек, теннисисток, курсисток, бабочек, ночных бабочек, хозяек, хозяюшек и иже с ними, все время укутаны в какие-то коконы, в какие-то тряпки или плащи от ветра, от снега, от дождя, от людей, от взглядов, от особей, от особ, от ос, от комаров, от пчел, от альбатросов, от поцелуев, от приветствий, от навязчивых приветствий, от запаха перегара, от запаха кошачьей мочи, от запаха человечьей мочи, от ресторанных запахов, от запахов конюшен, от голубей, от слепней, от неожиданных известий, от инфекций, от известки, от лавы, от сигаретного дыма, от безрадостных видов, от ненастья, от несчастья, от счастья, от машин, от гула самолетов, от раскатов грома, от беспокойных покупателей, от суетливых продавцов, торгуют все, торгуют все, и ты торгуешь, чем ты торгуешь? свободой? скоро нечем будет торговать, смешно, но смеха нет, смеха снова нет, смеха нет, как всегда.)
       - С какой стати?
       - Потом попомнишь мои слова. (Вспомнишь, все мои слова вспомнишь, каждый слог, каждую букву, нахлынут как рой, нахлынут, и спрятаться будет негде, память, память атакует тебя, как истребитель, как бомбардировщик, сверху, сверху, как ракета, как атомная бомба, как тысяча атомных бомб, и ну кусать локти, но разве дотянешься? кто только ни пытался? кто только ни силился? и я пытался, а кто же не пытался, не плюй в колодец, не плюй в колодец, не плюй, не плюй, все равно плюешь, ничему не научилась, неспособна к обучению, учи, не учи, не в коня овес, стоило ли жить, стоило ли жить, стоило ли жить со мной, стоило ли жить вообще, когда поговорки чужды, и пословицы чужды, и басни, и побасенки, и поучительные истории, и мифы, и легенды, и предупреждения на стенах, и устные предупреждения, сколько слов я сказал, сколько раз пытался научить, научить, научить, даже взглядом, даже не говоря ни слова, научить, научить, все без толку, все впустую, все, чтобы сгореть в этой памяти, в этом омуте, гиене огненной, где ничего не разобрать, со временем ничего не разобрать, туман, сплошь туман, туман, и больше ничего.)
       - Дурак и хам.
       - Дурак и хам. Дурак и хам. Дурак и хам. (Ничего неожиданного, ничего обидного и неожиданного, все уже давно кончено, и мысли должны быть совсем в другом месте, но этот смех, этот вызывающий смех и присутствие собранных чемоданов держит на привязи, крепко держит на привязи, пропади все пропадом, скорее бы уже хоть какой-нибудь исход.)
       - А что случилось, Ягнатьев? Раньше ты таким не был.
       - Я стал другим человеком. (Что случилось? что случилось, если бы знать, что случилось, откуда нахлынули перемены? откуда, откуда? и, главное, зачем, должна же быть какая-то цель, ладно человечество, человечеству положено время от времени глупеть, но при чем здесь я? человечеству нет дела до конкретного человека, равно как и отдельно взятому человеку нет дела до человечества, если он, конечно не идиот, человечество - вообще нечто стихийное и неодушевленное, наподобие цунами или пустыни Гоби, в чем хорошо разбирались два эти запевалы, Маркс и Гитлер, черт с ними, я стал другим человеком, совсем другим человеком, таким человеком, которого раньше не было, таким человеком, каких и нет больше, быть может, даже не человеком, чем-то другим, некоей субстанцией, которая только форму человека имеет, а содержание совсем иное, совсем, совсем иное, вот, только зачем эта толщина? зачем эта толщина? зачем эта толщина? и при чем здесь вообще человечество? скорее всего, болезнь, только бы не ящур и не бубонная чума.) Другим человеком. Другим, другим человеком. Совсем другим человеком. Стал.
       - Вот как? - Именно. - Кто же ты теперь?
       - Не знаю, может быть, Навуходоносор. (Очень даже, почему бы и нет? не исключено, очень может быть, именно, что, тем, да не тем, тем? тем, тем, имечко, ничего себе имечко, новая варварская суть, дикая суть, чудовище, безжалостное чудовище, с волками жить, по-волчьи выть, с волками жить, по-волчьи выть, с волками жить, по-волчьи выть, по-волчьи, по-волчьи, по-волчьи... Атилла, может быть, Атилла, или Пан, Великий Пан, трудно понять, прошло слишком мало времени, возможно, на ушах вырастут кисточки как у рыси, у Сталина были рысьи глаза, говорят, были рысьи глаза, впрочем, как знать? наверное, были, но не Лев Толстой, и не Пушкин, Пушкин был мелковат, Навуходоносор после того, как на него упало яблоко, или яблоко падало на кого-нибудь другого? на Дарвина? на Ньютона? на Ньютона, на Тимирязева тоже падали яблоки, и не одно, и ничего не вышло, почти ничего не вышло, время было такое, тоже время перемен, рысье время, время с рысьими глазами, не зря он жил в бочке, этот Диоген, теперь все ясно, он жил в эпоху перемен, в эпоху кризиса, великих перемен, книга перемен, нужно было читать книгу перемен, а что это изменило бы? а что, если у меня и впрямь теперь рысьи глаза? не приведи Господи, вот она спрятала глаза, и правильно сделала, глаза теряют совестливость не сразу, много времени пройдет, много времени пройдет, если его, время это, будь оно не ладно, не остановить.) Я больше не пойду на работу.
       - Да?
       - Я больше не пойду на работу, я не стану больше бриться, стричься, носить одежду, разговаривать с людьми, постараюсь не выходить из дома, во всяком случае, постараюсь как можно реже выходить из дома. (Забьюсь под диван, закрою голову руками, зажмурюсь, затаю дыхание, отключу слух, важно отключить слух, самое главное отключить слух, чтобы не слышать шагов, капель, стуков, тарелок, зуммера, телефонных звонков, звуков самолетов, звуков пассажирских поездов и товарных поездов, постукивания чашек, звона монет, шелеста купюр, звуков секса, всех этих охов и ахов, лошадиного ржания, в данном случае, лошадиного хохота, кукушкиных прогнозов, бульканья кастрюль, шепотов и криков, шепотов и криков, чавкающих ртов, шепелявых речей, этого бесконечного заикания, бесконечного храпа, хрипов и звона колоколов, по ком звонит колокол? а сами как вы думаете, по ком он звонит? не читайте окончания фразы, просто подумайте, не слышать этих выстрелов, хлопушек, петард, этой невыносимой радости, этой скотской, невыносимой радости, этой скотской, невыносимой, зловонной предсмертной радости, шуток, всех этих шуток, этих гимнов и песен с червоточинкой, воровских песен, этого бренчания, всего этого бренчания, всего этого бренчания.)
       - Протест?
       - Какой, к черту, протест? какой, к черту, протест? какой, к черту, протест? какой, к черту, сраный протест? какой протест? какой, к черту, протест? какой, к черту, протест? какой, к черту, сраный протест? какой протест? какой, к черту, протест? какой, к черту, протест? какой, к черту, сраный протест? какой протест? какой, к черту, протест? какой, к черту, протест? какой, к черту, сраный протест? какой протест? (Какой протест? какое восстание? какая революция? какие путчи? какие волнения? какой еще мордобой? какая бойня? разве сегодня четверг? а ну, если четверг? четверг? не шутите? четверг? какие четверги? какие воскресенья? какие Троцкие? какие Ленины? какие Мао? наперсточники, наперсточники, сплошь наперсточники, наперсточники и шлюхи, наперсточники и сочувствующие им шлюхи, откуда такие слова, словечки, откуда весь этот смрад?)
       - Чем же ты намерен заниматься?
       - Читать. (Нечего читать, нет ничего, чтобы хотелось читать, нет больше литературы, литература скончалась, нечего и незачем читать, сама читай, много мы читали, что толку? что толку от этого чтения? легкого чтения, трудного чтения, бульварного чтения, документального чтения, специального чтения, чтения в сортире, чтения в метро, чтения в самолете, чтения в автобусе, чтения везде и всюду, что толку? что толку? что толку?)
       - Что, если не секрет?
       - Газеты. Газеты. Газеты. (Брошюры, календари, железнодорожные расписания, вывески магазинов, меню, сберегательные книжки, авиабилеты, рецепты, инструкции к применению, охранные грамоты, манускрипты, фолианты, конторские книги, сборники стихов, лупоглазые сборники стихов, что-нибудь о трудном детстве и погодных явлениях, чтобы не болеть, чтобы не забыть в какой клоаке деревенские школы, при чем здесь деревенские школы? чтобы не забыть, что скоро все, поголовно, разучатся читать, писать и говорить, только песни, только песенное творчество, желательно из звуков, без слов, совсем без слов, только скверные слова, хорошо рифмуются, очень хорошо рифмуются, легкие, как белки-летяги, как дельтапланы, как этажерка, как фанерный самолет, как фанера, обожаемая фанера над Парижем, здравствуй, Париж, здравствуй и прощай.)
       - Умрешь с голоду.
       - И ты умрешь. (Вожделение твое съест тебя, желания твои съедят тебя, жалобы твои съедят тебя, мечты твои съедят тебя, звуки твои съедят тебя, химеры твои съедят тебя, поступки твои съедят тебя, мысли твои съедят тебя, сама ты раньше или позже съешь себя, выложишь на стол руку и вонзишься в нее вилкой, так, что кровь брызнет прямо в потолок, смотри, не замочи соседей сверху, смеха нет, смеха нет, смеха нет, и не будет.)
       - Я не умру. - Умрешь. Умрешь. Умрешь. Умрешь. Умрешь. Умрешь. Умрешь. Умрешь. Умрешь. Умрешь. Умрешь. Умрешь. Умрешь. Умрешь. Умрешь. Еще как умрешь. - Почему? - Ты не веришь в бессмертие. (Не веришь, не веришь, не веришь, не веришь, не веришь, не веришь, не веришь, не веришь, не веришь, не веришь, не веришь, не веришь, не веришь.) - Я ухожу от тебя.
       Долгая пауза.
       Реакция Ягнатьева - изумительное равнодушие и ледяной тон, - Какой-то бессмысленный разговор. - Всякий разговор бессмыслен, пока не обозначится предмет.
       - Какой предмет? (Представления не имею, о чем она говорит, о чем же она толкует, эта холодная умная баба, снежная баба, где морковка? где твоя морковка? ты слопала ее, как и все остальное? что ты оставила своему ребенку, мне? с чем ты явишься ко мне на Рождество, хорошо, пусть не ко мне, пусть к нему, хотя в нем нет ничего, точнее в нем присутствует много всего, но все это можно назвать одним словом "дерьмо", чем же ты порадуешь нас, свои аппетитом? теперь все радуют всех своим аппетитом, точно с голодного мыса, точно с голодного мыса, как будто впервые увидели аппетитную дольку арбуза, при чем здесь арбуз? в детстве ел, ах, вот оно что, я в детстве арбузы ел, предмет хвастовства, предмет надвигающегося слабоумия, стремительно надвигающегося слабоумия, пустота, пустота, пустота, пустота, пустота, пустота, пустота, пустота, пустота, пустота, пустота, пустота, пустота, пустота, пустота, пустота, пустота, пустота, пустота, пустота, пустота.)
       - К примеру, мой уход.
       - Тема твоего ухода не придает разговору осмысленности. (Очень сложная фраза, чрезвычайно сложная фраза, как персидский узор, как узбекский узор, как афганский узор, как узбекский узор, как Самарканд, как Кабул, как опасность, которая всегда где-нибудь рядом, а ты и знать не знаешь, что дышит тебе в спину, ты думаешь, наверное, теплый ветер, ветер с востока, а это совсем другое, это уже смерть дышит тебе в спину, пока ты занят починкой велосипеда, вкручиванием лампочки, вкручиванием мозгов слюнявому соседу за чашкой чая, пока жена дома, а потом за бутылкой дешевой водки, когда жена уйдет, пока ты занят починкой утюга, починкой радио, починкой прохудившихся сапог, латанием крыши, игрой в домино, игрой в кости, игрой на нервах у соседки с масляной физиономией и мыслями о лучшей жизни, пока ты гневаешься по пустякам, растрачиваешь себя на кухне, в сортире, в спальне, растрачиваешь себя, перелистывая газеты, перелистывая мелкие купюры, перелистывая альбом с фотографиями, с фотографиями всех этих родственников, которых ты и в глаза не видел, на охоте, в зоопарке, за школьной партой, под школьной партой, в сауне, на пляже, около колокольни Ивана Великого, около Тадж-Махала, около пугала в огороде, перелистывая, зевая, чертыхаясь, смеясь, догоняя, опрокидывая, напевая, давясь и кривляясь, пустота, пустота, пустота.)
       Пауза.
       - Ты, как я вижу, не удивлен?
       - Нет. Тебя всегда тянуло на пошлость. (Пустота, звенящая пустота, звенящая, мерцающая пустота, звенящая, мерцающая, серебристая пустота, паутина, пустая паутина, серебристая пустая паутина, ни паучка, ни его жертвы, словом не с кем перемолвиться и не зачем, раз уж слова кончились, кончились разом, наступила кромешная импотенция, с утратой жизненных сил и интересов, с утратой волос, жизненных сил и интересом, с утратой слуха, зрения, осязания, обоняния, обаяния, покалывания, колотья, хлюпанья, сморкания, сипения, шипения, с утратой всех этих прелестей, что в совокупности называется физиологией или большой политикой, как вам будет угодно, как вам будет угодно.)
       - Это спорно, - Вера смеется.
       - Это бесспорно. (Пустота.)
       Пауза.
       - Надеюсь, ты не впадешь в запой как в прошлый раз? - она все смеется. - А ты, разве, уже уходила от меня? - Уходила. И не так давно, - снова смеется.
       Пауза.
       - Прости, я не заметил. И что, я впал в запой? (Когда, когда, когда, когда же это было? что же, я еще и пьяница? я еще и запойный пьяница? я еще и алкоголик? а, может быть, уже и наркоман? не исключено, не исключено, не исключено, смириться? не смириться, смириться? не смириться, смириться? не смириться, смириться?) - Да. Ты провоцировал мое возвращение. Напивался до бесчувствия, умирал с похмелья, блевал сутками, плакался соседям, рвал фотографии, целовал ноги: рассчитывал на то, что я пожалею тебя. - И насколько я преуспел? (Укол, укол, очень удачный укол, в самое сердце.) - Как видишь. Я вернулась. Но не потому, что пожалела тебя, - снова смеется. - Почему же? (Почему? почему? почему? ведь я так старался, судя по твоим жалобам, так старался, по всей видимости, так старался.) - Мне захотелось некоторое время побыть дома, - и вновь она смеется.
       Пауза.
       - А почему ты все время смеешься? - Хочется и смеюсь. - Может быть, ты тронулась? (А что? а что? а что?) - Нет. Просто у меня хорошее настроение.
       Пауза.
       - Что ты пьешь? (Дурацкий вопрос, самый дурацкий вопрос, который только можно придумать, самый нелепый и дурацкий вопрос изо всех, придуманных человечеством, тьфу, черт, опять это человечество, наверное, я, действительно, кретин, полная растерянность, вот наступила полная растерянность, нить беседы порвана, мысли уснули, эмоции уснули, дежурные вопросы, дежурный разговор, дежурные вопросы, дежурный разговор.) - Мартини. - Гадость. (Не помню, не помню, что-то сладкое, что-то приторно сладкое, что-то тягучее и приторно сладкое, не помню, совсем не помню, горчит, горчит немного, по-моему, горчит немного, не помню, ничего не помню, помню, что ничего не помню.) Гадость.
       - Кого же на самом деле тянет на пошлость?
       Пауза.
       - Яйца не закипают. (Не закипают.) - У тебя они никогда не закипят, - Вера смеется.
       - Почему? (Пустота.) - Потому что ты - импотент, - и смеется.
       Пауза.
       - Когда ты уходишь? (Пустота.) - Сегодня или завтра.
       Пауза.
       - К нему? (Какая разница, к кому?) - Ни к кому. Мне все надоели, - еще смеется. - Точно тронулась. - Пусть будет так, если тебе от этого легче, - она смеется. - Да, да, конечно. Наверное, ты права. Сейчас будет яичница. - И не надейся.
       Долгое томительное молчание.
       - К сожалению, ничего лучше яичницы из дюжины яиц предложить не могу. - Что может быть лучше яичницы? - плохо скрываемая ирония.
      
       Тошнотворная масса клокочет, но так и не становится яичницей. Ни через пять, ни через пятнадцать минут, ни через полчаса.
       Алексей Ильич растерян, нервничает, - Да что такое, в самом деле? - Я предупреждала тебя.
       Вот где Крым и Рым, - Ягнатьев швыряет сковороду на пол, - Все, нет больше Алеши. Был да весь вышел, - хватает Веру за руку, усаживает напротив себя, - все, нет больше яичницы! Яичницы не будет! Яичницы не будет! Яичницы не будет! (Что это со мной? что это? откуда это? что это? что это?) Вера смеется, - А что будет? - Разговор. Серьезный разговор. (Какой разговор? о чем разговор? я не принадлежу себе, откуда это? что это я вдруг вспомнил о каких-то разговорах, кто будет говорить? что будет говорить? и, главное, с кем будет говорить?) Вера заходится от смеха, - хочешь сигарету?
       Пауза.
       - Какую сигарету? - Что бы курить.
       Пауза.
       - Зачем мне сигарета? - Успокоиться. - Я не возьму твоих сигарет. (Почему? почему я отказался? почему я не могу взять ее сигарету? чем ее сигарета хуже других сигарет? она курит плохие сигареты? наркотики? она, что же, предлагает мне наркотики? я, что же, на самом деле наркоман?) - Хорошие сигареты. - Я не приму от тебя сигарет! (Зачем она навязывает мне свои сигареты? она заодно с Валентином Кузьмичем? заговор, заговор, как есть заговор, нужно быть осторожнее, ох, надо быть осторожнее, что-то здесь не так, что здесь не так? все не так, заговор, заговор, заговор, выпить, нужно срочно выпить, вот теперь я понимаю, нужно срочно выпить, спастись, спастись, не видеть ее, не видеть никого, забыть, все забыть, все забыть.) - Тебе нужно успокоиться. Вон как слюна брызжет.
       Пауза.
       - Ты считаешь? - Да.
       Пауза.
       - Черт с тобой!

    ЛОМОНОСОВ

       Думаю, следует включить в роман о новом демиурге некоторые фрагменты из жизни нового Микеланджело Михаила Васильевича Ломоносова. Равно, как и новый Эзоп Иван Андреевич Крылов, Ломоносов впервые пролил свет на то, что теперь кажется само собой разумеющимся, и, не исключено, создал все необходимые и достаточные условия для многочисленных перипетий, метаморфоз и прочих выкрутасов, что не дают теперь спокойно спать, и с коими то и дело приходится сталкиваться лбом.
       Шутка ли дело, кажущиеся теперь основательными и непоколебимо уверенными в своей правоте, оба этих столпа, оба этих выдающихся человека в свое время страдали сомнениями и вопросами, в не меньшей степени, нежели Алеша Ягнатьев.
       А если представить себе, что каждый из них когда-нибудь принимал ванну, ну, или что-нибудь наподобие ванны? Голова кругом идет.
      
       Скоро сам узнаешь в школе,
       Как архангельский мужик
       По своей и Божьей воле
       Стал разумен и велик...*
      
       Архангельский мужик - это Ломоносов. Он пешком пришел учиться в столицу. Шел, как мы теперь знаем в гору, взбирался по отвесной, практически, стене. Без страховки и ледоруба. Вот как хотелось ему учиться. Вот, что это был за архангельский мужик.
       Много позже его обрядили в парик и напудрили нос, а сначала он был самым обыкновенным провинциалом, что гоняет на лошадях, колет дрова и представления не имеет, кто такой Микеланджело.
       А вот Крылов, говорят, не любил воды. Предполагаю, что это было связано с его особым пристрастием к животным. Кстати сказать, животные достойны пристрастного к себе отношения. Взять, хотя бы ленивцев. Впрочем, о ленивцах, насколько я помню, ни Эзоп, ни Крылов не писали. Уверен, это непременно бы произошло, когда бы Господь отмерил им чуть больше земного пути.
       В одной национальной школе учительница русской литературы на уроке, посвященном творчеству великого баснописца, так объясняла суть его творчества, - Дедушка Крылов в своих произведениях высмеивает пороки животных.
       Ах, если бы великие демиурги прошлого могли теперь беседовать с нами! Скольких силков, капканов и ловушек удалось бы нам избежать! Ведь мы нуждаемся в защите и покровительстве в не меньшей степени, чем обожаемое зверье.
      

    ПРЕСКВЕРНЫЙ АНЕКДОТ

      
       Вот вам прескверный анекдот.
       Как будто заключенный, просидевший много лет в одиночной камере, имел в своем распоряжении единственное изображение Ломоносова, и до самого своего освобождения был убежден, что на портрете том женщина.
       Глупость какая!
      
       Однако услышишь такой анекдот и призадумаешься. Так ли безобидны одежды наши, предметы наши и игрушки? Так ли безопасны привычки наши, условности и ритуалы? Мы ли подбираем себе спутников своих немых? А, может статься, безропотные наши спутники выбирают нас? Разве не знал Микеланджело, что такое Давид на самом деле? Разве не помнил он слов Пророка, - Ты тот человек.
       Ты тот человек.
       Ты тот человек.
       Не люблю Белинского, утверждавшего, что в России мало по-настоящему верующих людей, сплошь атеисты. В те-то времена!
       А тем временем, гонимый им, полон сумеречных бликов и легкой зыби Гоголь, руками своего Хомы, начертал меловой круг, призванный охранять всех нас от нечисти и заклинаний.
       Все же время сильнее мела. Время - главный враг человечества.
      

    ЯБЛОКИ НАДКУШЕНЫ

       Итак. Меловой круг пропал. Яблоки надкушены. Все до одного.
       А что, если это только начало, а, в конечном счете, все, буквально все распадется на корпускулы?! И, уж конечно слово, в первую очередь слово, коль скоро, с него то все и начиналось? Жуткое предположение, однако же, прислушайтесь к речи вокруг себя. И в себе. Что там? Какие слова? На что все это похоже? Именно, именно, надкушенные яблоки.
      

    ЯБЛОКИ НАДКУШЕНЫ

       Полна ванна надкушенных яблок.
      

    ЗАМЫСЕЛ

      
       Хорошо, когда это Замысел. Предположение, что это Замысел, хоть немного, но утешает. Когда это Замысел, впереди - нечто такое, чего мы и не знаем, и знать не можем, однако непременно лучшее, чем теперь, до Замысла. С хорошими светлыми душой девушками и юношами. И голубями, непременно голубями.
       Нарастут новые яблоки. Непременно, когда это Замысел.
       Новый Иван Андреевич в новом Оренбурге, греясь на солнышке, прутиком на песке будет вычерчивать контуры слона, и не подозревая, что это слон. Когда это Замысел.
      
       А что если все происходит само по себе?
       Нет, нет, не должно думать так.
      

    МОЙ ЯПОНЕЦ

      
       Японец улыбается. Вот зачем он улыбается? Что у него на уме? Знает ли он сам, что у него на уме?
      

    АРИК ШУМАН

       В Дании теперь, наверное, дожди.
      

    ГРОМ

      
       Вера достает из сумочки сигареты и подает их Ягнатьеву.
       Алексей Ильич затягивается, закашливается, вновь затягивается, - Что твоя тесная, телесная новая жизнь? Как правильнее, тесная или телесная? Слова как будто рифмуются, так что все равно. Как думаешь, все равно? Все равно. Проехали. Как твоя новая жизнь? Жизнь рядышком? Рядышком получается? Все равно рядышком? Со мной ли, без меня ли, все равно рядышком? - Жизнь в вакууме. На какое-то время. Вне потоков воды, что бы было понятнее. - Вне потомков? - Вне потоков. - Да, так, пожалуй, лучше. Вне? - Вне. - Ну, что же? хорошо... Хотя, это - иллюзия. Всё - иллюзия. Живем в мире иллюзий. Предметы уже редкость. Настоящие предметы, без искажений - большая редкость. Вот, ты говоришь, жизнь рядышком, а мне подумалось - голова во рту. Всегда. Во рту. И днем и ночью - во рту. - Это, как сказать. - Как не говори. - Это с какой стороны посмотреть. - С какой стороны не посмотри. - Предположим, взгляд с высоты птичьего полета. - Ну, с высоты птичьего полета ни черта не разобрать. Я, конечно, не птица. Но на самолетах летал. Был у меня такой период в жизни, когда я летал на самолетах. На вертолетах не приходилось, а на самолетах летал... Может быть, ты имела в виду взгляд сверху? Когда ты сидишь, а на твои ноги смотрят сверху? Когда хорошо виден пробор на затылке?.. Это ты имела в виду? - Близко к этому. - Ну, это - не то. Не то, не то, совсем не то. Я бы сказал - не то наречие. - А если я скажу "пасть", предположим? - А это не тот глагол. - Да не глагол это вовсе. - Хорошо, что, в таком случае, ты имеешь в виду? Ты имеешь в виду волчью пасть?.. В прямом или переносном смысле? Уж если ты произносишь слова. Потрудись объяснить, что именно ты имеешь в виду. - Какая разница? Ты же сам говорил, что бечевка одна, тянется от начала и до конца, если речь не идет о бесконечности. - Говорил. И повторюсь. И еще десяток раз повторюсь. Именно, именно что, если не бесконечность. - Не хотела говорить... - И напрасно, и совершенно напрасно. Что бы ни было, мы не чужие... Даже если бы я тебя порезал на кусочки и съел, или ты бы порезала меня на кусочки и съела, мы бы все равно оставались самыми близкими людьми. А потому не нужно ничего скрывать, не нужно ничего от меня скрывать. если хочешь - разденься. - Да нет, пожалуй, обойдусь на этот раз. - Как хочешь... Ну же? Я тебя слушаю. - Честно, не хотела говорить, расстраивать тебя... - Ну, все уже теперь. Уже расстроен... - Во мне замо'к. Тяжелый большой замок. - Врешь. - Не вру. - Врешь. - Нисколечко... - Вот оно! Вот оно!.. Надо же?!. Что же ты молчала? Значит, замок, все-таки? - Амбарный замок. - Ах ты, Боже ж ты мой, амбарный замок! Откровенно говоря, я догадывался об этом. Скажу больше, я это знал! Но стремления и не было, согласись. Когда было бы стремление, хотя бы намек на стремление, все могло бы развиваться совсем в другом направлении. Может быть, и я остался бы прежним. Штучный товар. Надеюсь, ты не сомневаешься, что я штучный товар? Штука, штука. Понимаешь, о чем я говорю? - А вот во мне ты убил стремления. - Да не я же, ты! Своими собственными руками! - Нет, это твоих рук дело. - Ах, вот, оказывается, кто виноват? Вот, оказывается, кто оставил двери настежь? Вот, оказывается, кто довел тебя до рвоты посреди дворца? Или это я блевал? Или это было не во дворце? Где же? Подскажи, подскажи... Ты умная, очень умная. И все умнеешь, и умнеешь. - Не умеешь не ругаться. - И сколько это еще продлится? Долго? Думаешь, долго?.. Нет. Не долго... Не долго, пожалуй. - Ты убил во мне все стремления. - Чем же? - Мокрым снегом, пятым измерением, этими ночными посиделками и байками, бесконечными байками про белого бычка, затем про серого бычка, затем уже и про черного бычка. - Белого бычка не трогай! - Да мне не нужен ни один, ни второй, ни третий. И вообще на кой черт тебе весь этот зверинец, вся эта звероферма! - Понимаешь, хочется разорвать пелену бессмыслицы. Хорошо в пелене, покойно, но так жить нельзя, пойми. Я другому призван. - А, может быть, хотелось разорвать что-нибудь еще, точнее кого-нибудь еще?.. Разорвать на мелкие кусочки?.. Пустить по клочкам по закоулочкам?.. Давай на чистоту, раз уж такой откровенный разговор пошел.
       Пауза.
       - Ты действительно так подумала?
       Пауза.
       - Не знаю.
       Пауза.
       - Разве я не знаком тебе? - Не знаком. Никогда не был знаком.
       Пауза.
       - А приметы? - Ты знаешь, что я глуха к приметам.
       Пауза.
       - А Мадагаскарские тараканы? - Не смей! - Имею право! - Нет!.. Не имеешь!.. Кроме прав должна присутствовать и ответственность! Хоть какая-то ответственность. Ты же окружил себя пустыми хлопотами, всех втянул в пустые хлопоты!.. Зыбкое жалеешь, говоришь? А на деле сам же и топчешь это зыбкое! И прежде топтал зыбкое! Ты всегда топтал зыбкое, хотя создавал видимость ветродуя, не меньше... свиристели, не меньше! - Узко мыслишь! - Черный шар? Думаешь, это - черный шар? Напрасно. Для меня твой упрек - самый, что ни на есть белый шар!.. Моя победа, понимаешь? Очередная моя победа!.. Хотя мне от этого радости никакой. Уж поверь. Хлопоты сделали свое дело. По сути мы оба - старенькие старички. Смешные, как все старенькие старички. - Спешишь. - Не спешу. - Береги лузу. - Моя луза выдержит. - Самонадеянность! Какая самонадеянность! И откуда, м-м, в вас это, м-м? - Опыт. Вы же сами дарите нам бесценный опыт! - Да ты же еще ничего не знаешь. - А ты? А ты разве знаешь? - Время покажет. - Время ничего не показывает! Время остановилось. - С какого времени? - С позапрошлого февраля.
       Пауза.
       - Ты что же, считал? - А как ты думаешь?
       Пауза.
       - И ничего не сказал? - Кому я должен был говорить? Покажи пальцем! Кому я должен был говорить?!
       Пауза.
       - Какой же ты подлец! - А вот я не думаю так.
       Ягнатьев отправляется к окну с мокрым снегом, - Вернемся к нашим баранам? - Все равно.
       Пауза.
       - Хорошо, уходи. - Еще рано. - А чего ждать? Бриза? Светлой аллеи? Розового свиста?! Может быть, крика козодоя? - Козодои не кричат. - Кричат. - Не кричат. - Еще как кричат! - Козодои не кричат! - Еще как кричат! Просто не каждому дано услышать.
       Пауза.
       - Вообще я, конечно, могу подождать и на улице. - Я тебя не гоню. - Да что ты видишь? что ты когда-нибудь видел кроме собственной персоны? - Чужую персону. - Чужую персону? Не смеши. - Да, представь себе, видел, и не одну. - Выдаешь желаемое за действительное. - А открытое забрало, м-м? Как быть с моим открытым забралом?.. Открытое забрало, знаешь, дорогого стоит. Не все это понимают, конечно... да, да, я именно тебя имею в виду... однако сути дела это не меняет. Открытое забрало - достояние, великое достояние!.. Разумеется, когда нет сквозняков, - Ягнатьев нервно смеется, - конечно, случались и сквозняки... с визгом...- С визгом? При моей-то сурдине?! - О какой сурдине ты говоришь?! - О сурдине. О самой настоящей сурдине. - Вот уж о сурдине я на твоем месте бы даже и не заикался... - Я уже сорок лет не заикаюсь. - Не знаю, не знаю... Вообще, чего ты добиваешься? Ты хочешь унизить меня? - Это ты унижаешь меня. Всю жизнь... вся моя жизнь с тобой - сплошное унижение. - Думал, хотя бы раз обойдемся без скандала, поговорим, как большие люди. - Ты не знаешь языка больших людей. У тебя хорошо получается мычать. А говоришь ты с трудом.
       Пауза.
       Алексей Ильич укладывается на пол, подложив под голову руки. - Я отпускаю тебя... Предоставляю тебе новый маршрут... И даже больше... - Ты предоставляешь мне новый маршрут? - предоставляю тебе новый маршрут. И даже больше. - С логовом и треском?! - Но ты же, как будто, претендуешь на роль первой жены! - Я и есть первая жена. - Тебя звать Лилит? - Не важно, как меня знать. И доказывать мне уже ничего не нужно. Подумай о себе. разберись, наконец, в своих маслятах. Иначе все плохо кончится, вещует мое сердечко. - Нет у тебя сердца. - И протяжный удар грома вторит его словам. - Лучше, чем удар хвостом, согласись. - Смотря, чьим хвостом. - Любым хвостом.
      

    ГОЛИАФ

      
       Мне Голиаф представляется простоватым, стесняющимся своего роста, неуклюжим человеком, призванным, единственное, пасть жертвой пращи себялюбивого юноши, во что бы то ни стало стремящегося стать душеприказчиком? А ведь и этот великан был когда-то маленьким. Не исключено, что он обожал свою провинцию, и ее яблоки, и любовался ими каждый раз, когда вступал в гремящий цикадами тенистый сад.
      

    ДАВИД

       И вот - Давид. Прошу любить и жаловать. А ведь мог быть и Голиаф.
       Поверженных титанов любят беззаветно. Это - правило. Порой, в большей степени, чем триумфаторов. О чем думал Микеланджело, выбирая своим героем Давида?
       И потом, разве если слон болен, или ранен, или мертв, он не заслуживает права быть изображенным? И как, в таком случае, жители Крайнего Севера узнают, что он такое? Но, история не терпит сослагательного наклонения. Так или иначе победил Давид, а не Голиаф. Меткость. Все решила меткость. Да вы это прекрасно знаете и без меня. Чего время терять? Я, в связи с историей Давида хотел провести другую мысль.
       Вот, говорят, победителей не судят. Судят, и как еще судят! И побежденных и победителей. Всех судят. От тюрьмы и сумы не зарекайся. Впрочем, это вы тоже слышали тысячу раз. Ничто не ново под Луной.
      

    ПТИЦЫ

       Если в России и во времена Белинского было мало верующих людей, откуда столько голубей?
       И почему всякого русского человека, самого маленького, самого простого, и грешного и порочного, и лаптем щи хлебающего не перестают волновать судьбы всего человечества?
       И случайно ли, что именно сюда, в край простуд, старых солдат и медленного солнца забрел этот гениальный африканец?
      

    ГРОМ

       Охвачен внутренним бесчувствием, вот уже полчаса испытывавший себя острым ребром ванной, Алексей Ильич Ягнатьев исследовал гримасы пара, когда слово "демиург" заявило о себе и незамедлительно попалось в сети считалки. Слово это не явилось со дна сознания торжественно и важно, как являются братьям-ныряльщикам глубоководные рыбы. Подобием грома оно, чертик из табакерки, выскочило с необыкновенной готовностью, будто уже давно просилось наружу и только поджидало часа ненастья. Демиург. Демиург. Демиург. Демиургдемиургдемиургдемиург. Откуда? Что такое? Зачем это? Демиургдемиургдемиургдемиург. Это что-нибудь, да означает. Протяжный удар грома. Ургургургургург.... Подобно протяжному удару грома. Угугугугугугугуг... В сумерках. У...
      

    ЛОМОНОСОВ

      
       ...Беда случилось 26 июля. С утра в Петербурге было душно. К середине дня сгустились тучи, и началась гроза. Ломоносов и Рихман заспешили к инструментам. "Сперва, - пишет Ломоносов, - не было электрической силы, но через некоторое время она появилась, и из проволоки стали выскакивать искры при приближении к ней проводящих предметов. Внезапно гром чрезвычайно грянул в то самое место, как я руку держал у железа, и искры трещали... Все от меня прочь бежали". Решительная жена Михайло Васильевича потребовала, чтобы он отошел от приборов и садился за стол. Аккурат были поданы щи. Ломоносов подчинился.
       А вот Рихман, примчавшись домой и даже не сняв парадного костюма, устремился к своему устройству. Вместе с ним в лаборатории находился гравер Академии наук Соколов, который должен был наглядно "отразить" сей эксперимент.
       Шелковинка электрометра была вертикальной, не заземлена.
       - Теперь нет еще опасности, - сказал Рихман Соколову. - Однако когда туча будет близко, то может быть опасность.
       Он повернулся к установке. И тут прямо в лоб его ударил голубоватый огненный шар. Раздался страшный грохот. Оба - Рихман и гравер - упали. Первый на сундук, второй - на пол.
       Жена Рихмана, услышав грохот в сенях, вбежала туда и увидела мужа бездыханным. Соколов был оглушен...**
      
       Беда.
      

    И МОЛНИЯ

      
       Когда бы Михаил Васильевич не покинул нас так рано, он сумел бы доказать, что молния - живая. Не только шаровая, любительница углов и чуланов, но и самая обыкновенная, что рвет пространство как бумагу, стоит только испугаться ее. Уж немного осталось до того момента, когда она во всеуслышанье объявит о себе. Думаю, заговорит она по-русски. Разве случайно Нострадамус происходит от русского "страдание", а Энди Уорхолл, как выяснилось - сын эмигранта из Закарпатья?
      
       Гроза, одним словом.
      

    МОЙ ЯПОНЕЦ

      
       Японец, между тем, продолжает улыбаться. В его поведении не отмечается ни малейших признаков беспокойства.
      

    ПЕРЕД ПОГРУЖЕНИЕМ

       Напутствие Деда-фронтовика "помни, ты должен стать человеком, который может... и так далее" спит крепким сном в запасниках ягнатьевской памяти.
       Затепленный клетчатым пледом, Арик под шум дождя дремлет в своей Дании.
       Вера наслаждается свободой, как будто свобода когда-нибудь насыщала женщину.
       Даная напивается втихаря, как будто женщина когда-нибудь стремилась к истине.
       Мечты о снеге уже далече, а жаль.
       Гримасничает пар. Повсюду. Вода, утомленная более чем скромными размерами ванной, уже отправилась исследовать комнаты. Алексей Ильич не видит этого. Алексей Ильич не видит этого. Алексей Ильич не видит этого. Он наблюдает пар. Ему кажется, что и сам он пар. Ему сладко от новых ощущений.
      

    ЧЕТВЕРГ

      
       Вера подходит к окну, - Опять мокрый снег. - Мокрый снег навсегда! - Хотелось бы хоть немного солнца. - Зачем, когда ты уходишь? - Ухожу. Наконец-то. А знаешь, все равно немного грустно. - Хочешь, не пущу тебя? - Нет, все уже решено.
       Пауза.
       - Какой ты выбрала цвет? - Синий. - Почему не желтый? - Нужно все менять. Согласись, либо все менять, либо... - Намаешься ты. - Знаю.
       Вера смотрит в окно, - Мотыльки, мотыльки... - Одиннадцать миллионов сто сорок шесть тысяч пятьсот пятьдесят три. - Посчитал? - Разумеется. - Тебе нужно возвращаться на работу. - Не с кем больше работать. - Как это? - Они разучились говорить. - Совсем? - Совсем. Вроде бы произносят слова, каждое в отдельности правильно, а когда выстраивают фразу, получается абракадабра... давеча напоили меня. Шампанским. Хотели напоить. Чуть с ума не сошел. - Мерзавцы. - Я все видел, представляешь? - Что ты видел? - Как оно открывается, как разливается по бокалам, как шипит во рту, струится по пищеводу, гримасничает в желудке... - Негодяи! - Но я сумел сбежать от них. - Слушай, но я же ничего не знала! - Что ты, я такое пережил! - Бедненький. - Все в прошлом. Теперь я уже в полном порядке... К бумаге отношение изменилось. Кардинально. Теперь бумагу носят с собой. На работу с бумагой, с работы с бумагой. Выкладывают на столы, разглаживают. В трубочки не сворачивают, берегут, - смеется, - уж если откровенно, я и за собой стал замечать какой-то интерес, только не к бумаге в чистом виде, а к картону.
       Пауза.
       Неожиданно Вере делается грустно, - Странно. - Что странно? - Беседуем как мирские котики. - Убиваем время. - И только? - Не дразни.
       Пауза.
       Глаза Веры влажнеют, - Ну, хочешь, оставлю тебе вербену? - Вербену оставишь, а сама уйдешь? - Прости, я не подумала.
       Пауза.
       - Четверг? - Четверг. - Не самый удачный день для поиска смыслов. - Смыслы потеряны навсегда.
       Пауза.
       - Чемоданы тлеют. - Думаешь? - А разве ты не слышишь запаха?
      

    ЭНДИ УОРХОЛЛ

       Мы с Энди (Уорхоллом) на вокзале. Он прощается с родным Закарпатьем. На нем смешная атласная шапочка, длинная фланелевая куртка, шерстяные штаны заправлены в высокие замшевые ботинки. Тщательно скрывает волнение, - Странно, шнурки сегодня не развязываются. Такое случается со мной только в ирреальном пространстве. - Вы находите это пространство ирреальным? - Безусловно. Сюда не ступала нога человека. - Как же эти барышни, и этот железнодорожник с черным носом? - Да таких барышень и таких железнодорожников я могу показать вам где угодно. - И мальчика в окне? - Безусловно.
       Не решаюсь спорить, не вижу в этом смысла, да и не хочется, - Сыровато сегодня. Сырость. - Да, иначе не могло быть. Только представьте себе - солнечный день. И что было бы? - Не могу не согласиться с вами. - У меня на брюках сломана молния. Придется всю дорогу не снимать куртки. - Но это так неудобно. Путь не близкий. - Кто вам сказал, что путь не близкий? Пятнадцать минут. Не больше пятнадцати минут. - Не знаю, что и сказать. - А разве не вы вчера засекали время?
       До меня начинает доходить смысл происходящего, - Так вы собираетесь вернуться? - А вы подумали, что я променяю это дивное место на паровоз? - заливисто смеется.
       Умолкает. Умолкает и решительно направляется к зданию вокзала.
       Уходит.
       Навсегда.
       Он больше не вернется.
       В этом весь Энди Уорхолл.
      

    ЯБЛОКИ

       Тем временем в Бокове замачиваются яблоки.
       Лилия-Лилит замачивает яблоки.
       Клавдия замачивают яблоки.
       Любушка-голубушка замачивает яблоки.
       Липочка замачивает яблочки.
       Берта Наумовна замачивает яблоки.
       Зинка замачивает яблоки.
       Валентина, дай ей Бог здоровья, замачивает яблоки.
       Вапрвара Васильевна, Царствие ей Небесное, замачивает яблоки.
       Мила вся горит, а яблоки замачивает.
       Патрикеевна замачивает яблоки.
       Оленька замачивает яблоки.
       Вика замачивает яблоки.
       Полина Сергеевна замачивает яблоки.
       Всего - тринадцать.
       Четыре раза по три и еще одна - Липочка.
      

    ЛОМОНОСОВ

      
       Ломоносова Алеша и по сей день считает лучшим художником всех времен и народов. Однажды в раннем детстве увиденная им мозаика, посвященная полтавской баталии, потрясла его до глубины души.
       Нам интересна следующая деталь, - Позабыв о цветовой гамме, композиции и, собственно, исторической составляющей панно, малыш Ягнатьев тотчас принялся рассматривать каждое смальтовое стеклышко. Занимался он этим столь самозабвенно и долго, что тщетно пытавшийся нарушить исследование сопровождавший его отец, образчик такта и терпения, не удержался и шепнул пришедшей на помощь матери, - Да не спятил ли наш шнурок?
      

    НЕ СПЯТИЛ ЛИ НАШ ШНУРОК?

       Не спятил ли наш шнурок?
      

    ТЮРЬМА, ТЮРЬМА

      
       Неужели, в свете растущей популярности тюрьмы, придется переучивать родной язык? Не хотелось бы, не смотря на то, что в актуальном жаргоне много неожиданного и нежного, например "хаза" или "шняга". Слова неведомые, но притягательные. Плохо, что они не сочетаются с некоторыми другими, не менее изысканными и теплыми словами из обычного русского словаря.
       Подобное требует подобного.
       Ах, тюрьма, тюрьма!
      

    НЕ СПЯТИЛ ЛИ НАШ ШНУРОК?

       Не спятил ли наш шнурок?
      
       Когда бы "демиург" так и осталось считалкой, говорить было бы не о чем. Однако "демиург" этот привел за собой целую вереницу несвойственных Алексею Ильичу идей и мыслей.
       Подобное требует подобного.
      

    ПЕРЕД ПОГРУЖЕНИЕМ

      
       Удержавшись от соблазна оставить скользкий и опасный край ванной, Алексей Ильич Ягнатьев не без удовольствия отметил, - Все же я не потерял способности сопротивляться.
       И дальше, - Самый бесценный опыт - опыт человеческой глупости.
       И еще, - Смешно, всю жизнь проведя в тюрьме, тюрьмы же и бояться.
       Или, - Заскучал по плохим временам, но вот что удивительно, кажется, сам от того не стал хуже.
       Что это - подлинное заблуждение или заблуждение отражения?
       Впрочем, зеркало занавешено.
       Или, - Не потерял способности сопротивляться, а кому или чему - не знаю.
       Или, - Атака слева, атака справа.
      

    НЕ СПЯТИЛ ЛИ НАШ ШНУРОК?

       Не спятил ли наш шнурок? Демиург. Демиург. Демиург. Демиургдемиург...
       Что такое, в сущности, сопротивление? Разве сопротивление принесло кому-нибудь счастье? Ничего, кроме сожаления и физической боли сопротивление не приносит. И можно ли сопротивляться системе, когда сама система выстроена на сопротивлении. Да и сопротивление - система, не иначе. Система, не иначе. Если, конечно, объективная реальность существует, и боль - это боль, а не представление о боли. В чем я лично сомневаюсь.
      

    ПЕРЕД ПОГРУЖЕНИЕМ

      
       С этими мыслями Алексей Ильич совершает поворот и располагается вдоль края ванной, - Если теперь стопой упереться в сухое пространство над водой, и перестать контролировать движения, постепенно, в соответствии с законом всемирного тяготения, нога мало помалу начнет спускаться вниз. Если при этом сосредоточиться на чем-нибудь отвлеченном, на Голиафе, например, погружение в воду сделается незаметным и безболезненным. По идее можно закрыть глаза. С закрытыми глазами проще предаваться отвлеченным мыслям.
      

    ФИНАЛ БЛИЗОК

      
       У Веры на глазах слезы, - Ненавижу тебя, Ягнатьев. - Хороший прогностический признак. (Ничего нового.) От собаки до волка, сама знаешь... - От волка до собаки. - От волка до собаки одиннадцать минут вперед, а от собаки до волка шестнадцать назад. Результат - кривая. Вальсируем в темноте на месте, Вера, вальсируем в темноте. Или бьем склянки. Как матросы. Я никогда не говорил тебе, Вера, что ты похожа на собственную тень? - Будь ты проклят, Ягнатьев! - Ты можешь говорить все, что угодно, все, что тебе заблагорассудится. Ты сделала так, что у меня нет никого кроме себя! Понимаешь, что ты сделала? Ты привязала себя к себе и меня ко мне! Мы почти что погружены, Вера, теперь мы уже погружены почти что. И спасения не будет! А оно и не нужно никакое спасение, когда погружаешься. Погружение - это хорошо, Вера. Это прекрасно, Вера! Ты веришь мне? Ну, прошу тебя, поверь мне хотя бы раз в жизни. Я не знаю, фантазия это или не фантазия, не знаю, как будет с другими более или менее счастливыми обитателями Бокова, но мы, Вера, действительно, Вера погрузимся в один день, в один и тот же водоем, Вера. Если хочешь, давай сразу погрузимся, сейчас, Вера, все равно нам не дано знать, река это или озеро, или, может быть, океан. Только вместе. Хотя и поврозь, но вместе. Водоем большой, Вера. Много больше, чем нам кажется. Разве мы не заслужили этого?! Мы заслужили этого. Во всяком случае, я, Вера! Да и ты заслужила, чего уж там. Ты ведь тоже никогда не была в тропиках. Или я ошибаюсь? Ты была в тропиках? Что же ты молчишь? - Нет, не была. - И я не был. Тем не менее, я заслужил погружения. - Чем? - Чем?! Ты спрашиваешь, чем?! - Да, я спрашиваю... - Ты все еще спрашиваешь?! - Да, я спрашиваю. - А как же, Вера? Разве ты не помнишь, я говорил тебе, я помню себя в утробе. Знаешь, Вера, я совсем недавно понял, там, пожалуй, только там я был по-настоящему счастлив. Это, конечно, тоже тюрьма, но, знаешь, какая-то особенная. Я бы сказал покойная тюрьма. Там, Вера, спокойно, очень спокойно. Там же нет никого. Знаешь, я все же особенный человек. Да. Я особенный человек. Не такой, как все. Совсем не такой. И неплохой, Вера. Да что я тебе рассказываю, ты и сама знаешь. Я же тебя никогда не обижал. Я вообще никого не обижал никогда. Это потому, наверное, что у меня нет чувства юмора. И меня никто не обижал. Людей без чувства юмора побаиваются. Честно, честно, побаиваются. Почему? не знаю. И потом, Вера. Не забывай, Вера, все же у меня был Дед-фронтовик.
       - У кого был Дед-фронтовик?
       - Ты не знаешь, у кого был Дед-фронтовик? Ты действительно не знаешь, у кого был Дед-фронтовик? (Дед, дед, дед, дед, дедушка, люблю ли я его? могу ли я любить то, что никогда больше не увижу? могу, раз говорю, значит, могу, не могу, просто не могу простить тебе то, что ты не приняла мое, мое, именно мое, только мое, ты не приняла, не разделила, отторгла мое безжалостно и спокойно, Деда бы на тебя, Деда-фронтовика бы на тебя, вот бы ты поплясала тогда босой на снегу, на печке, как огонек на печке, в зыбучих песках, в койке, без исподнего, как вошь на гребешке, как таракан на занавеске, учтивость, где учтивость? где, черт возьми, благородство? куда делось? какое благородство, когда фурункул на заднице, когда, как говорится, фурункул на заднице и в холодильнике мышь удавилось, что хотят от нас? что ждут от нас? и кто ждет? никто не ждет, никто уже ничего не ждет, обстановка перед массовым отлетом, куда? что ты, именно ты, хочешь от меня? что бы я что? ничего? слава Богу.)
       - Не знаю.
       Пауза.
       - А вообще ты помнишь, кто у меня был? В моем детстве? И позже? Всю жизнь около меня? За спиной. Близко-близко. Помнишь? Помнишь? Знаешь? Помнишь? Знаешь? - Никогда не знала. - Никогда не знала?! - Никогда. Кто? - Дед-фронтовик! (Уж если она сумела забыть его, вычеркнуть его, отторгнуть его, будучи птицей Пэн, что ждать от нее теперь?)
       Пауза.
       - Какой дед? Что ты несешь? - Мой дед, мой дед! (Дед, дед, дед, дед.) Ты все забыла?.. Забыла, вычеркнула, отторгла его. Кто дал тебе право вычеркивать кого-либо из моей жизни? Почему вы вообще считаете возможным вычеркивать что-либо и кого-либо? Вычеркнуть. Что?! Манчжурские волны, громкие мысли, незабываемые дни, янтарную комнату, паровоз на буранном полустанке, пленного японца, керосиновые лампы, пустые мешки, мешки с просом, лебединый суп, картошку в мундирах, золотые огни, золотой дождь, волчьи стаи, мошкару и непроходимые болота, охоту на кабана, следы на снегу, влажное белье, пряники, последнюю корочку хлеба для шелудивого пса, всех этих стрекоз и бабочек, Брема с его ленивцами, Вагнера с его валькириями, папиросную бумагу, металлические шары в изголовье кровати, металлические шары на уроке физики, подслеповатую Жизель, мой геморрой, мои шутки из репертуара Арика, Арика, даже Арика, который смеется так же, как ты, как тронувшаяся лошадь, как ослица, если посмотреть сверху, когда виден пробор, все, о чем я думал! Все, что по крупицам собирал тебе на ужин! Из последних сил! Когда уже, фактически, не принадлежал себе!
       Вера смеется (гадко), - Господи, вот ты о чем, вот ты о ком? - Смех обрывается, во взгляде Веры появляются недобрые огоньки, - О себе? Все о себе? А кто ты, Ягнатьев? А разве ты знаешь себя? А кто тебе сказал, что твой дед знал тебя по-настоящему? Вот что я скажу тебе, Ягнатьев, дело движется к финалу. Судя по дешевой мелодраме, что ты разыграл теперь передо мной, как будто из воздушного шара выпустили пар, как будто пересох источник, а у Отелло отсохли сразу обе руки, дело движется к финалу. Сдох твой шелудивый пес, Ягнатьев. Яблоко надкушено и покрывается зеленым налетом, Ягнатьев. Финал близок. Какая же я, все-таки умница, что так вовремя ухожу! Финал близок. Алеша!
       Пауза.
       - Нет больше Алеши. (Зачем я это говорю? она и так все видит, все увидела, все, всегда все видела, и теперь вот видит.)
       - Врешь! Кроме Алеши ничего нет, и не было никогда. Только Алеша, и больше ничего! Чудовище Алеша.
       - Нет Алеши! (Поймала, поймала, снова поймала меня, всегда ловила, и вот опять поймала!)
       - Врешь!
       Пауза.
       - Не вру! (Женщины сильнее мужчин, женщины сильнее мужчин, женщины сильнее мужчин, женщины сильнее мужчин, женщины сильнее мужчин, женщины сильнее мужчин, женщины сильнее мужчин, женщины сильнее мужчин, женщины сильнее мужчин.)
       - Врешь!.. Вот только от честности один пшик остался... Ты - чудовище, Алеша.
       Алексей Ильич закрывает лицо руками.
      
       К боли можно притерпеться. Можно сделать ее своей союзницей, любовницей.
       Самой необъяснимой является та боль, что стала неотъемлемой частью бытия. Такая боль проживает в каждом движении души, в каждом деянии. С такой привычной болью, однако, ничего не страшно. С такой болью жизнь превращается в увертюру, а так называемая смерть представляется Великим избавлением.
      
       Нестерпимо хочется лучшей жизни.
      

    ЛУЧШАЯ ЖИЗНЬ

       Ах, эта лучшая жизнь! Скольких довела она до гробовой доски?
       Первоначально жажда лучшей жизни выглядит так, - Хотя бы один денек прожить без страдания. Затем - недельку бы. Следом - уже год. И вдруг перед нами во всей своей красе разверзается истина, во всяком случае, так нам кажется, - Каким же глупцом я был прежде, когда нянчил свою муку, точно возлюбленное дитя?
       Да, но при лучшей жизни, прежняя, обыденная жизнь с памятью, любовью и слабостями, с тем из чего мы, собственно и состоим, представляется теперь ужасающей.
       Мы начинаем тихо ненавидеть самих себя. Себя прежних, а стало быть, подлинных. И как страшит теперь данность, - я смертен?!
       И вот новые терзания, - А если я сделаю что-нибудь не так, повернусь неловко, улыбнусь не там, где надо, пропущу взгляд, возьму вилку не той рукой, усну и просплю, не поклонюсь, не опережу события, оденусь невпопад? Что тогда? Все насмарку?
      

    ГЛУПОСТЬ

       Глупость - кольцо. Не имеет ни начала, ни конца.
       Перемены закономерны. Именно, что закономерны. Иначе, откуда это ощущение, что с некоторых пор я беседую с людьми точно через нечистое стекло? Не выборочно, но с каждым, без исключения?
       Быть может, пар навеял мне подобные мысли? Быть может, оттого, что сам я сделался паром, приходит такое в голову? А может человек существовать в парообразном состоянии?
      

    ЛОМОНОСОВ

       Ах, если бы Ломоносов мог и теперь говорить с нами?
       Наверняка, есть явления, о которых он знал, но побоялся передать людям, посчитав преждевременным.
       Что, если он, допустим, уже умел беседовать с молнией, и однажды, вознамерился рассказать об этом какому-нибудь доверенному своему товарищу, и открыл было уже рот, но товарищ тот опередил его, с идеей, казавшейся ему, товарищу, более важной, чем то, что намеревался выговорить Михайло Васильевич, в независимости от того, что именно намеревался он выговорить, и в результате озвученным, из уст товарища оказалось приблизительно следующее, - Что же это вы так одеты, Михайло Васильевич? Да разве кто-нибудь так одевается теперь? Просто как каторжанин какой-нибудь! А, между тем, Михайло Васильевич, вас в свете знают. О вас разговор идет. При вашем теперешнем положении негоже так одеваться. Вот уже и поговаривают - доколе он будет испытывать наше терпение?! И кто поговаривает? Светлые головы поговаривают! Влиятельные вельможи поговаривают! Да не поговаривают, а простаки говорят! Прямо так и говорят! Доколе! И, наконец, разве видели вы, чтобы кто-нибудь из них так одевался?!
       Чем не история с Мадагаскарскими тараканами?
      

    ПРОПАЖА

       Алексей Ильич в ванне с молоком. На самом деле это не молоко, а вода, смешанная с молоком. Горячая ванна. Очень горячая ванна, - Вера, я покроюсь волдырями.
       Вера сидит рядом, на табурете, поглаживает мокрые волосы Ягнатьева, зачерпывает молоко, выливает Алеше на голову и поглаживает его мокрые волосы, - нужно потерпеть. Это необходимо. Иначе ничего не получится.
       Пауза.
       - Сколько еще осталось? - Думаю, что совсем немного. Тебе уже не так горячо? - Горячо. - Вера, ты хочешь, чтобы я сварился заживо? - Ты останешься целым и невредимым. Только успокоишься. Ничего так не успокаивает, как хорошая ванна с молоком. - Кто это придумал? - Не все ли равно. - Дышать над картошкой с мундирами, я еще понимаю, но чтобы ванну с молоком?.. - Скоро это станет твоим любимым занятием. - Что это значит? Все, я выхожу.
       Пауза.
       - Ягнатьев, ты ничего не слышишь? - Что я должен слышать? - Женские голоса. - Я же не сумасшедший. - Двенадцать взрослых и один детский голос. - Ты посчитала? - Подсчетов не требуются. Так слышишь ты или нет? - Ничего я не слышу. - Точно ничего не слышишь? - А как хотелось бы тебе? Я могу сказать, что слышу. - Мне, разумеется, не хотелось бы, чтобы ты их услышал. - Слышу, слышу, Вера. Можно выходить? - Еще немного. Понимаешь, это не такая простая процедура. - Все, я больше не могу. - Жаль, очень жаль. Ну, что же нырни разок, и будем выходить. - А можно обойтись без ныряния? - Без ныряния обойтись нельзя.
       Алексей Ильич набирает полные легкие воздуха, закрывает глаза и погружается в молоко.
       Проходит минута, другая, пятнадцать минут, двадцать минут.
       Вера опускает руку в молоко, погружает руку по локоть, нащупывает дно, шарит по дну, никого. С дрожью в голосе, - Ягнатьев, где ты, Ягнатьев? Куда ты пропал? Алеша?! Алексей Ильич?!
       Нет ответа.
       Вера выходит из ванны, садится за стол, закуривает, - Спрятался. Так и должно было случиться.
      

    ИВАН АНДРЕЕВИЧ КРЫЛОВ

      
       Или, - Что же это с вашей головой, Иван Андреевич? Да разве кто-нибудь ходит с такой головой теперь? Просто как каторжанин какой-нибудь! А, между тем, Иван Андреевич, вас в свете знают. О вас разговор идет. При вашем теперешнем положении негоже ходить нечесаным. Или вы воды да гребня боитесь? Не давайте повода для разговоров. Итак побасенки ваши весьма двусмысленная забава. Вносит и раздражение. Многие узнают своих любимцев. И невдомек, что выписываете вы их любя! Вот уже и поговаривают - доколе он будет испытывать наше терпение?! И кто поговаривает? Светлые головы поговаривают! Влиятельные вельможи поговаривают! Да не поговаривают, а простаки говорят! Прямо так и говорят! Доколе! И, наконец, разве видели вы, чтобы кто-нибудь из них ходил с такой головой?
      
       А что, если во время этого именно монолога, точнее за минуту до него, Иван Андреевич как раз намеревался предупредить о грядущей опасности, о Мадагаскарских тараканах, будь они неладны, о невинных в сущности, насекомых, способных спустя каких-нибудь сто, сто пятьдесят лет, затеять ни с чем не сравнимые перемены в мироздании?!
      

    МЕТАМОРФОЗЫ

      
       Ну, это известная история. Однажды Чжуан Чжоу приснилось, будто он бабочка: слившись с матерью-природой он безмятежно порхал, наслаждался неожиданным своим счастьем и совершенно забыл, что он - Чжоу. Проснувшись внезапно, он уже не знал: Чжоу ли снилось, что он бабочка, или бабочке снилось, что она - Чжоу. Ведь бабочка и Чжоу - совсем не одно и то же. Так выглядят метаморфозы на практике.
      

    МОЗАИКА

      
       До какой же степени я был глуп, рассматривая все эти превращения как отдельно взятые смальтовые стеклышки?! Это же мозаика! Именно, что мозаика! Огромное панно, выложенное отнюдь не рукой Ломоносова.
      

    ПУТЕШЕСТВИЕ

      
       Ах, если бы теперь, как в старину, с сумой на плече отправиться в пешее путешествие? Пусть под дождем, пусть в бездорожье, только бы не спеша, по терпкому сосняку, тугим переулкам, видеть издалека желтые как на рождественских открытках окошки без силуэтов, удивляться царственным переливам утренней росы, а по вечерам дружить с нешумным огнем сквозь приоткрытую чугунную дверцу русской печи. Радоваться на полустанках рассыпчатой отварной картошке с укропом, спать, зарывшись с головою в солому, гладить прибившегося благодушного пса с глазами старого цыгана и наблюдать как, наслаждаясь бархатной тишиной, звезды играют в салки.
      
       Ты не должен забывать, где и с кем ты живешь. Это - твои радость и гордость.
      

    КАК ЗНАТЬ?

      
       Впрочем, как знать, действительно ли в космосе царит тишина? На мой взгляд, в космосе должны присутствовать звуки, что-нибудь наподобие потрескивания мыльной пены. Или манной каши. Ненавижу манную кашу.
       Каждый про себя знает, как выглядит Бог. Мой Бог несет в себе черты Деда-фронтовика.
       Что если мир остался прежним? Переменился ветер, и всего лишь? А, может статься, это и не ветер вовсе, а сквозняк. Мы склонны утрировать. Всякому хочется быть на высоте.
      

    ЛОМОНОСОВ

      
       Не должно тленности примером тое быть,
       Чего и сильный огнь не может разрушить,
       Других вещей земных конечный разделитель:
       Стекло им рождено; огонь его родитель.
       С натурой некогда он произвесть хотя
       Достойное себя и оныя дитя,
       Во мрачной глубине, под тягостью земною,
       Где вечно он живет и борется с водою,
       Все силы собрал вдруг и хляби затворил,
       В которы Океан на брань к нему входил.
       Напрягся мышцами и рамена подвинул
       И тяготу земли превыше облак вскинул.
       Внезапно черный дым навел густую тень,
       И в ночь ужасную переменился день.
       Не баснотворного здесь ради Геркулеса
       Две ночи сложены в едину от Зевеса;
       Но Этна правде сей свидетель вечный нам,
       Которая дала путь чудным сим родам.
       Из ней разжженная река текла в пучину,
       И свет, отчаясь, мнил, что зрит свою судьбину!
       Но ужасу тому последовал конец:
       Довольна чадом мать, доволен им отец.
       Прогнали долгу ночь и жар свой погасили
       И Солнцу ясному рождение открыли.
       Но что ж от недр земных родясь произошло?
       Любезное дитя, прекрасное Стекло.***
      
       Великий демиург прошлого сказал.
       Надобно хорошо знать людей, чтобы так влюбиться в стекло.
      

    ПЕРЕД ПОГРУЖЕНИЕМ

      
       Алексей Ильич медленно, точно опасаясь предстоящего отражения, снимает с зеркала полотенце и опускает его в воду. Полотенце наполняется хмуростью, тяжелеет, но не идет ко дну, - Всякому, даже всякой вещи хочется быть на высоте.
      
       Еще немного, и полотенце отправится в путешествие по комнатам. В гости к японцу. Алексей Ильич не видит этого. Алексей Ильич не видит этого. Алексей Ильич не видит этого. Он переполнен овальными мыслями.
      

    АРИК ШУМАН

       Ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха!..
      

    ТЮРЬМА, ТЮРЬМА

      
       ...В следственном изоляторе (СИЗО) как в детском саду, чрезвычайно ценятся сладости - глюкоза нужна организму, а местное питание не выдерживает никакой критики. На обычный глазированный сырок за 4.50 местные обитатели смотрят как на золотой слиток соответствующих размеров. На вес золота и сало как средство от туберкулеза. В камере заразиться этой болезнью так же легко, как получить по физиономии в дни общегородских праздников. Кстати, в самом СИЗО мордобой - редкое развлечение. Здесь просто так руками не машут. Оплеуха, даже демонстративная, - официальное оскорбление, за которое нужно отвечать.
       Отвечать в тюрьме приходится за все...
       Каждого попавшего в камеру новичка проверяют не хуже, чем при приеме на работу в ФСБ. Для этого в криминальном мире есть отлаженная система связи, и будьте уверены: вскоре ваши соседи по нарам будут знать о вас даже то, о чем вы сами давно забыли. "Косяки" (проступки) срока давности не имеют - это еще одна особенность тюремного мира. А попытаться их скрыть - очевидная глупость и дополнительный "косяк". Все равно узнают...
       Главное развлечение в камере - азартные игры. В основном играют в нарды или шашки (карты запрещены). Фишками служат крышки от пластиковых бутылок, а опытные арестанты, как революционеры на каторге, делают их и из хлебного мякиша. Играют всегда на интерес. Он может быть как спортивным (на отжимания, приседания и т. д.), так и денежным. Раньше размер ставок был неограничен и азартные "сидельцы" нередко проигрывали не только то, что имели сами, но и родительские машины, квартиры...
       Случалось, проигрывали и собственную жизнь...
       Поэтому сейчас размер максимального проигрыша ограничен 500 рублями. И долги здесь надо отдавать вовремя - иначе назовут "фуфлыжником". А это уже масть...
       Мастей в тюрьме больше, чем в карточной колоде...
       Помимо "фуфлыжников" мастевыми считаются просто "лыжники" - те, кто не может ужиться с соседями...
       Неопрятных, не следящих за собой людей не любят нигде, а в камере особенно - там и без них воздух не горный...
       Тех же, кто душем не пользуется, отравляя существование своим соседям по камере, зовут "чушками".
       Есть еще "быки" - хозобслуга, работающая на администрацию, и "козы" - те, кто с администрацией сотрудничает.
       А в самом низу криминальной иерархии находятся "петухи"...
       Масть - штука неприятная: никто из нормальных арестантов не поздоровается с тобой за руку (иначе на себя масть подхватит), тебя будут чураться, никто не поделится продуктами с воли и т. д. Самое неприятное, что реабилитироваться нельзя - разве что из "чушки" можно, если сильно постараться, стать нормальным арестантом. Остальные масти - пожизненно.
       Знак масти - вещи арестанта, брошенные под нары. Отныне ему нет места среди сокамерников, и спит он на полу...
       Больше всего - сластей, прогулок, положения в местной иерархии - ценится свобода. Поэтому человеку, который едет на суд (именно там могут изменить меру пресечения, дать условный срок, а то и вовсе выпустить - за отсутствием состава преступления), на выходе из камеры дают хорошего пинка - чтобы больше сюда не возвращался...
       - Никому не доверяйте (по крайней мере, на первых порах). Вы ничего не знаете о людях, которые вас окружают, и глупо было бы представлять, что они желают вам добра. В тюрьме каждый желает добра только самому себе.
       - Не пытайтесь сразу доказывать свою крутизну. Во-первых, за решеткой о ней свои понятия. Во-вторых, крутых здесь немногим меньше, чем арестантов.
       - На оскорбление, словесное или телесное, необходимо отвечать немедленно и адекватно. При этом не обязательно кидаться в драку или устраивать дуэль над парашей. В каждой камере есть старший, который решает все споры.
       - Не ругайтесь матом - брань в зоне не приветствуется.
       - Если вы случайно (по неосторожности, глупости и т. д.) попали за решетку и собрались, отсидев положенное, вернуться к нормальной жизни - никто вам в этом мешать не будет. Вы станете "мужиком", нейтральным гражданином, которых на зоне большинство.****
      

    ПЕРЕД ПОГРУЖЕНИЕМ

      
       Пяточка уже проворнее скользит по стенке к воде. Ягнатьев не замечает и этого.
      
       Нет, люди не поглупели, как это может показаться. Так не бывает, чтобы люди враз поглупели. Просто-напросто они услышали дыхание приближающегося короля.
      

    КОРОЛЬ ПРИБЛИЖАЕТСЯ

       Вот что. Они услышали дыхание приближающегося своего короля. И, разумеется, сделались послушными. История на все времена. То, что называется обыкновенной историей. Короля своего они видели очень давно, и успели забыть, плох он или хорош. А, может статься, и, скорее всего - это новый, молодой король. Каков он? Что если он - безумствующий Гамлет? Вполне. Мстительный кровожадный датчанин, полон комплексов и обид. Кто он? Каковы его привычки, изъяны? Что, если он - горбун, помните горбуна Ричарда? Или вор? Да разве может быть король вором? Да разве может король не быть вором? Страх с улыбкой на устах. А почему, собственно, страх? Почему не осторожность? Почему не мудрость?
      
       Русский язык содержит столько синонимов. Все его оттенки, нюансы - своего рода оберег от неумолимого греха.
      
       Я - вне игры. Конечно же, я - вне игры. Потому удержался на краю ванны. Да еще и переменил позицию.
       Не думать об этом.
       Не думать об этом.
      

    СЛОНИКИ

      
       Взметнув стену пыли вперемешку с птичьим граем, судорога прошлась по клочкам и закоулочкам. Когда пыль успокоилась, стало очевидным, - Кое-что осталось в прошлом навсегда: бесконечное разматывание ниток; бесконечное вязание на спицах или крючком; бесконечное чаепитие со сливовым, малиновым, яблочным или вишневым вареньем; бесконечное чаепитие с добавлением смородинового листа; бесконечное рассматривание неба (не будет ли дождя?); бесконечные очереди за билетиком в театр; бесконечное заклеивание рассыпающейся оправы; бесконечное путешествие за город на трамвае; бесконечное чтение телефонного справочника; бесконечные хлопоты над гигантской кастрюлей; бесконечное выкладывание елочных игрушек на вату; бесконечное исполнение одной и той же песенки в три аккорда; бесконечное рассматривание альбомов с фотографиями и альбомов с марками; бесконечное перекладывание облигаций трехпроцентного выигрышного займа, а также рассматривание облигаций трехпроцентного выигрышного займа; бесконечное рассматривание коллекций монет и коллекций значков; бесконечные поиски целой гитары, для исполнения одной и той же песенки в три аккорда; бесконечное разоблачение осыпающейся елки; бесконечное мытье гигантской кастрюли, бесконечные гудки по телефону 09; бесконечное возвращение с прогулки за город на трамвае; бесконечные поиски упавшей в лужу линзы; бесконечные очереди за билетиком в кино; бесконечная слепота от долгого выискивания пятен на солнце; бесконечное чаепитие с добавлением душицы и мяты; бесконечное чаепитие с абрикосовым, персиковым или грушевым вареньем; бесконечное вышивание гладью или крестом; бесконечное сматывание ниток; бесконечное шествие слоников в головах...
       Бесконечное шествие слоников в головах.
       Бесконечное шествие слоников в головах...
      
       Так не бывает, чтобы люди враз поглупели... Бесконечные частушки-страдания... Так не бывает, чтобы люди враз поглупели... Бесконечные частушки-страдания... Так не бывает, чтобы люди враз поглупели. Если это и глупость, глупость временная, поверхностная. Вот я глуп основательно. А они играют глупцов. Играют, как всегда. Как всегда.
      
       "Все ради жизни" или "ради жизни можно и умереть". Вот ведь оно как. Золотые слова.
      
       Конечно, они могли бы сопротивляться также как и я, но я - вне игры, и признал это, а им, любящим жизнь, им то зачем это нужно? Безусловно, они умеют сопротивляться, да и сопротивлялись... не все, но многие... когда видели высший смысл, когда видели высший смысл. А теперь? Теперь они говорят, - "Мы видели и это и то, и знаем наверное, хорошо там, где нас нет". А что там, где нас нет, мы не знаем, и знать не желаем. Но если нам надобно помыться, так мы довольно скоро скинем с себя одежды и станем мыться, безо всяких предисловий и фокусов. А если, к примеру, от нас потребуется отойти ко сну, так мы, утомленные трудами и с чистой душой скинем с себя одежды и ляжем спать, безо всяких предисловий и фокусов.
      
       Как бы не складывались обстоятельства, и что бы кто ни говорил, настанет следующее утро и вновь нам потребуется умываться и одеваться, и завтракать, и мы станем делать это безо всяких предисловий и фокусов, и, что характерно, не без удовольствия. Не без удовольствия. Не без удовольствия. Вот ведь оно как.
       И весь сказ.
      
       И нечего на зеркало пенять, коли рожа крива. И нечего плевать в колодец каждый раз, как только он попадается на глаза. И уж если запреты усвоены, учись угождать. А гордиться собой, затевать предисловия и прочие фокусы при запретах - это все равно, что выращивать пальмы на Колыме.
       Вот и весь сказ.
      
       Люблю милых смешных людей! Уж столько я старался угодить им, что не полюбить их невозможно. Даром, что не понят, не любим, а я, все одно, спешу им подставить плечо или щеку. Почему? Люблю. И признаюсь себе в этом впервые. Обыкновенно подобные вещи произносят перед смертью. А я нынче. Так хочу. Люблю и жалею. И мартышек, и ослов, и ягнят, и ворон, и лисиц - милых смешных людей. И безносого, кудрявого Льва Семеновича, и колченогого Валентина Кузьмича, и фаянсовую Вику, барышню с прошлым, но без будущего, и Полину Сергеевну, чей английский бульдог разорвал любимого резинового поросенка соседского мальчика. И Арика Шумана, и слепого мальчика и профессора Жука. И Веру, и Данаю. Трофейного японца. Энди Уорхолла и Мэрилин, конечно. Не забыть Элвиса, предвестника вышеупомянутой судороги. Люблю. Но, к сожалению, плохо вижу.

    ПЕРЕД ПОГРУЖЕНИЕМ

      
       По роковой случайности, в то самое время, когда пяточка Алексея Ильича неотвратимо приближается к кромке воды, кран разражается кипятком, и новые мысли, точно следуя этому сигналу, принимают ускорение.
       Перегоняя друг друга, точно пчелы атакуют они его мозг, как бывает подчас, когда пробуждаешься после тяжелого послеполуденного сна: мешковина сумерек лопнула, и просыпались звуки, слоги слова и словосочетания: у; и; а; вау; уро; бы; же; уже; почему же; почемучки; внучки; сны оголтелые; желторотые скворцы; живость; жимолость; прощай, прощай, прощай; обыкновенно; серость, и еще раз серость; волки; волки златогривые; ослепительные волки; слепые волки; беззубые; пчелки, пчелки, пчелы; жаль - не жаль; жаль - не жаль; жаль - не жаль; а ну, как осы; мех; мехом наружу; рыжий мех; лоно; ласка; лоно; слоны; белые слоны; слоны; слоники; лоно; невидаль; эка невидаль; пустое; пустое; пустое; гляделки; буркалы: зенки; скользко; скользко; немой; немота; глупость; глупость; зуммер; Зинаида; Зина; Зинаида; золото; не все золото; все золото; знать бы; знать - не знать; пчелы; жуки; жук; жуж-ж-ж-жалка; живот; ох; живот; животик; живот; живот; животик; желание; что там? - желание; вожделение; вожжи; вожжами бы; почему бы и не; почему бы и да; Кук; кукольник; кукольные кони; Лета; ленивцы; шары; шепот; шествие; нашествие; шепот; шепот; ш-ш-ш...
      
       Шепот. Шуршание. Тиш-ш-шина. Тишина-а-а... Полный штиль. Никакого ветра. Никаких ураганов, смерчей, штормов. Никаких девятых валов. Никаких сквозняков. Паруса обвисли, запахи притаились.
      
       Судно на дне. На дне суденышко. Сестры - глубоководные рыбы. Не говорят - зевают. Смеются молча. Надсмехаются. Усмехаются. Они-то знают. Уж они-то знают. Не то, что мы. Немые. Немота. Все в прошлом. Шепотом в прошлом. Как под стеганым одеялом. Ш-ш-ш... Вселенская тишина. С холодными ногами. С мерзлыми ногами. С обмороженными ногами. Разумеется, при такой тишине перемены происходят сами по себе.
      
       Однако быть грозе. Пахнет грибами. Пахнет грибами. Дух захватывает. Быть грозе. Не страшно. Не в первый раз. Гроза, так гроза. Нам не привыкать. Только бы дождик. Только бы дождик. Только бы дождик.
      
       Что там наверху? Что там снаружи? Что там? За пределами. За пределами. Бедные люди. Бедные, бедные, бедные... Бедные люди. Что с ними? Что с ними? Что? Что с ними сталось? Что с ними сталось, покуда я здесь? Покуда, покамест, пока, опоек... Покуда сокрыт. Укрыт. Спрятан. От кого? От себя?
      
       Ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха!..
      
       Не смешно. Вообще-то не смешно. Вообще-то нисколько не смешно. Нисколько. Что с ними? Ходят? Ходят. Ходят. Разговаривают. Между собой. Сами с собой. Ходят. Разговаривают. Говорят. Говорят. Они теперь и ходят иначе и говорят иначе. Иначе. Иначе. Говорят. Говорят, говорят, о чем - не могу понять. Копошатся. Копошатся. Точно копошатся. Копошатся точно муравьи. Точно муравьи. Торгуют. В торговых рядах. Торгуют. В торговых рядах. Торгуют, гуляют. Гуляют. Прогуливаются. В парках. Гуляют в парках. По улицам. В парках. По улицам и в парках. Кушают. Кушают. Кушают. Любят покушать. Полюбили кушать. Кушают. В ресторанах. Везде и всюду. В ресторациях. Везде и всюду. В ресторанах. Кушают в ресторанах. Гуляют. В парках и ресторанах. В торговых рядах. В торговых рядах, парках, ресторанах. Копошатся. Копошатся. Копошатся. Как муравьи. Как дети. Детвора. Дети. Копошатся. Детей учат. Копошиться. Чтобы копошились. Чтобы тоже копошились. Ш-ш-ш... Всюду. Повсюду. Всюду. Везде и всюду. Везде и всюду. Везде и всюду. В тюрьмах. В метро. На улицах. В парках. В ресторанах. Везде. Вежде и всюду. Учат. Поучают. Учат. Копошиться учат. В парках. В тюрьмах, метро, на улицах. В парках. Трюмо. Перед трюмо. Трюмо. Перед трюмо. Точно тронный зал. Как будто тронный зал. Не камера, нет, тронный зал. Трюмо. Зеркало. Стекло. Трюмо. Чудеса. Чудеса. Чудеса, и только. Чудеса, да и только. Трюмо. Все - трюмо. Не камера. Не тюрьма. Тронный зал. Учат. Обучают. Учат. Натаскивают. Быть. Быть. Счастливыми. Счастливыми быть. Счастливыми. Счастливыми быть. Учат. Подзатыльником. Розгами. Подзатыльником. Затрещиной. Лаской. Пряничком. Карамелькой. Петушком. Лаской. Разлюли - малина. Разлюли. Малина. Частушки- страдания. Всё частушки-страдания. На улицах. В парках. В ресторанах. На свалках. Повсюду жизнь. Повсюду жизнь. Повсюду жизнь. На свалках. Повсюду. Что там? Что там? Что там? Всё. Всё, что угодно. Что душе угодно. Только наклонись. Только наклонись. Ага! Наклонись! Ага! Не просто. Так бывает. Бывает. Бывает непросто. Бывает совсем не просто. Наклониться - не так просто. Трудно. Труд. Это - труд. Труд, доложу я вам. Еще какой. Труд. Непосильный труд. Так случается. Непосильный труд. Спины. Спины. Спины. У всех спины. Болят. Болят. У людей болят. У других - нет. У кого другого - нет. Не так. нет. Не так. Нет. У людей болят. У других - нет. У других. Другие. Другие. Другое. У людей - болят. У мартышек, ослов, ягнят, ворон, лисиц не болят. У ослов, ягнят, ворон, лисиц, мартышек. У ягнят, ворон, лисиц, мартышек, ослов. У ворон, лисиц, мартышек, ослов, ягнят. У лисиц мартышек, ослов, ягнят, ворон. А у людей болят. У всех. Почти. Почти что. Почти. Беда. Просто беда. Повсюду жизнь. Не Крылов. Дарвин. Не Крылов. Дарвин. По бороде. Борода. По бороде. По бороде и думы. По бороде и думы его. Дарвина. Не Крылова. Нет. Не Крылова. Думы. Думы. Мартышки, ослы, ягнята, вороны, лисицы...
      
       Люблю Дарвина. Милого смешного Дарвина. Путешествовал. Много путешествовал. Он много путешествовал. Как Нансен. Как Фритьоф Нансен. Любимый герой человечества.
      
       Размышлять об обезьянах очень приятно. Очень и очень приятно. Много приятнее, чем о Конце света или переселении душ. Или о Гамлете, принце датском, прости Арик. В обезьянах нет коварства. Вот что. Коварства, лукавства... Впрочем, как знать, как знать? Разве знаем мы их язык?
      
       Движение, движение, движение. Товар. Вот несут товар. Всякий. Всякий товар. Сумки. Огромные. Сумки огромные. Тюки. Целые тюки. Клетка. Клеть. Клетка. Клетчатые. Клетчатые тюки. Красные тюки. Синие тюки. Красные. Синие. Вот еще синие. Тюки. Тюки. Тюки. Огромные. Огромные тюки.
      
       Кроха. Крохотный. Тащит. Тяжесть. Тащит. Зачем, дядя? Зачем, дядя? Зачем? Лиловый. Лиловый уже.
      
       Старичок. Один старичок. Один такой старичок. У булочной на углу. Каждый день. Каждый Божий день. Старенький такой старичок с пшеничной бородкой. Дырка на колене. Колено лиловое.
      
       Бассейны, бассейны. С молочными струйками. На стенах. Что там? Что там, в бассейнах? Что, что там в этих бассейнах?
      
       Проще. Еще проще. Проще. Стали проще. Ветры. Пускают ветры. пускают. В присутственных местах. В присутственных местах. В присутственных местах. Милые. Стоят, улыбаются. Как солдатики. Стоят, улыбаются. Шлюхи. Не шлюхи. И шлюхи. Ш-ш-ш...
      
       Хорошее настроение. Очень. Очень хорошее. Очень. Солнечно. Солнце. Солнечно. Солнечный день. Солнечный день такой.

    ДРАКОНЫ

       Наконец-то нашли драконов. А так же следы огненных их поцелуев. Почитайте, почитайте...
      

    СУИЦИД

      
       В самоубийстве нет решительно ничего хорошего. Хотя людей самоубийства всегда восхищали. Игра в фанты. С судьбой. Сколько львов и акул убил Хемингуэй? Разве не приходилось ему быть в смертельной опасности? Приходилось. Разве не было ему страшно? Было. Что случилось? Зачем он сделал это? Потерял мужскую силу? Акулы и львы кончились? Во всяком случае, импотенция здесь ни при чем. Полет над пропастью. Полет над пропастью, что это? Вода. Вода - полет над пропастью. Вот что такое вода. Полет над пропастью. Полет в воду. Полет. Лечу. Вот уже лечу. Здравствуй!
      

    БУЛТЫХ!

      
       Бултых!
      

    СТРАДАНИЯ

      
       От страданья, от лихого
    Нет лекарства никакого
       Проводила - осерчала,
    А потом по нем скучала.
    Залеточка, где бываешь?
    На заре идешь-играешь!
    Заросла дорожка мохом
    По которой ходил, охал.
    Вспомни, милый, где сидели
    Там расцвел кустик сирени.
    Где ж ты, милый, где ж ты тама?
    А я здесь с тоски пропала.
    Аху давай, милый, гроб закажем?
    Обоймемся - вместе ляжем.
    Прощай, лес, прощай, орешник,
    Прощай, милый мой, насмешник.
    Занесла меня неволя
    На чужое страдать поле.
    Течет речка, край плескает.
    Придет милый, приласкает.
    Мимо дома пройду тихо.
    Роза спит, а сердцу лихо.
       Да течешь, речка, ручеечком,
    Придешь, милый, вечерочком.
    Светит месяц, светит краем.
    Пойдем, милый, погуляем.
    Лягу спать - глаза закрою,
    Ох, не дает любовь покою.
    От страданья от лихого
    Нет лекарства никакого.
    Из окна в окно видаться -
       И то можно настрадаться.
    Ой, колечко, злато, злато,
    Мне залетку жалчей брата.
    Ох ты, милый, где ж ты тама?
    На мой голос иди прямо.
    Хорошо страдать весною
    Под зеленою сосною.
    Хорошо страдать у Кати,
    Когда солнце на закате.
    Хорошо страдать на печке:
    Ноги в тепленьком местечке.
    Эх, пересохни, Клязьма речка,
    Перестань болеть сердечко.***
      

    СТРАСТИ КАК БУДТО УЛЕГЛИСЬ

      
       Страсти как будто улеглись. Хорошо бы как следует выспаться. Наступает час легенд. Надо бы как следует осмотреться. Добровольное погружение. Впереди искомые Пушкиным покой и воля. Не случайно трагическая дуэль состоялась ни где-нибудь на пустыре, а на речке, Черной речке.
      

    БУЛТЫХ!

      
       Великий страх позади. Словечко "бултых" поставило жирную точку. Легкое дыхание. А каким еще может быть дыхание под водой?
      

    С НОВЫМ ГОДОМ, ДОРОГОЙ ДРУГ

      
       Разве кто-нибудь из историков может хотя бы приблизительно указать дату первого Потопа или гибели Содома и Гоморры? Я уже не касаюсь темы всевозможных пророчеств и предсказаний, включая второе Пришествие, где ошибкам несть числа. Так что нет ни малейшего противоречия в том, что первой фразой, услышанной Ягнатьевым после погружения, стало: С Новым годом, дорогой друг!
      

    БУЛТЫХ!

      
       На мой взгляд, словечко "бултых" подобрано весьма удачно. Новая жизнь мерцает в нем как искорки в зарослях рождественской елки.
      

    С НОВЫМ ГОДОМ, ДОРОГОЙ ДРУГ

      
       С Новым годом, дорогой друг! - первое, что услышал Алексей Ильич.
       А первое, что пришло ему в голову - Титаник.
       Вот какие удивительные вещи случаются на дне ванной.
       Многие греческие и римские философы нашли свое успокоение именно там.
       Всякий наполненный водой резервуар изнутри полон неожиданностей.
       Будь то стакан, или озеро, или чрево затонувшего корабля.
       Глупею.
      

    ПОД ВОДОЙ

       Когда Алешины глаза научились видеть под водой, он обнаружил преображенное свое жилище. Много больше, чем выглядело оно извне. Не хватает терракотовой китайской гвардии, - подумалось Ягнатьеву, - А я уже и забыл о ее существовании.
      

    ИСТИННОЕ ПРИКЛЮЧЕНИЕ

      
       А ведь это истинное приключение, - подумалось Ягнатьеву, - а я уже и забыл, что когда-то страстно мечтал о нем.
      

    С НОВЫМ ГОДОМ, ДОРОГОЙ ДРУГ

      
       - С Новым годом, дорогой друг! - знакомый голос сзади, чуть справа. Поворачиваю голову. Правее окна две фигуры. На стуле с вытянувшейся в изумлении спинкой большеротая светлоглазая девочка лет тринадцати в белых гольфах, детских сандалиях, нелепом бумазейном платьице и того же материала безвольной шляпке. Позади нее, бледнее обычного, точно фарфоровый, японец в жемчужном панцире эстрадного конферансье. Девочка кажется мне знакомой. Всматриваюсь. Боже, как она похожа на того слепого мальчика из трамвая!
       Откуда знаком мне этот голос? Обнаруживаю изумрудные лепесточки сережек в ее ушах, и разгадка осеняет меня, - Олимпиада! Липочка! Кажется, даже закричал, - Липочка! Мне казалось, она младше. Намного младше - вот и платьице ее...
       Девочка смотрит мне прямо в глаза, следовательно, зрение ее в порядке. Как будто считав мои мысли, слегка прищуривается. Тонюсенькими ручками поглаживает подлокотники, улыбается, обнаруживая пронзительную щербинку, верный признак грядущих любовных баталий.
       - Мне показалось, там, в трамвае, что ты мальчик. А разве ты видишь? - вопроса бестактнее моего придумать невозможно. - Вы пожалели меня, вот я и прозрела, - смеется. - Это был не я. - А ты сам хорошо видишь? - Под водой вижу очень хорошо.
       Смеется надо мной, - Вы меня с кем-то спутали, дяденька, - смеется.
       Смеется надо мной. Дочка. "Дяденька" - как пощечина. Отрезвляет, знаете ли.
      
       Вне всяких сомнений я существенно поглупел с момента погружения. Не испытываю ни малейшего дискомфорта по этому поводу. Быть может, страсть греческих и римских философов к ваннам и заключалось в том, что именно там, хотя бы несколько минут, они могли раствориться в неге кромешной глупости? - Там, в трамвае мне показалось, что ты мальчик (Полный идиотизм.) - Скорее голубь, - Липочка продолжает демонстрировать мне свою щербинку, и следующей фразой окончательно заводит меня в тупик, - А вы не находите, что я похожа на Мэрилин Монро?
       Да, да, чудовищная пародия на любимую мягкую игрушку моего поколения. Очевидное сходство с наложницей экрана вызывает во мне одновременно радость открытия и жалость. Смесь идиотизма и слабодушия. Я на пороге счастья.
       Пробую принять шутливый тон, - А не кажется тебе, что это пошлость?
       - Что пошлость? - играет со мной, удивляется, как будто не знает о чем речь.
       - Мэрилин, точнее то, что сделали с ней водопроводчики и сутенеры?
       - Вы не смеете так говорить! Девочка ни в чем не виновата.
       - Какая девочка?
       - Мэрилин, конечно.
       - Прости.
       Господи, куда делись эти дети в домотканых холщевых рубашках до пят, дети, знающие молитвы и крестящиеся на грозу, дети, способные часами рассматривать сочные картинки в букваре и обожающие бутерброды со сливочным маслом и смородиновым вареньем? Что с ними сталось?
       Теперь все иное, совсем иное. И зеленкой больше не мажут.
       - Впрочем, все к лучшему, - утешаю себя, - все к лучшему.
       - О чем это вы, дорогой друг?
       Пробую принять шутливый тон, - Это же, наверное, несчастье?
       - Что?
       - Походить на Мэрилин.
       - Если бы вы были девочкой, как я, рассуждали бы по-другому.
      
       Только на дне ванны, где круглые сутки правит лунный свет, понимаешь, что за тряпичная суета осталась там, наверху. Тряпичная суета и пронзительная пустота вместе с тем. Пахнущий подгоревшими гренками круглый половик из пестрых остатков платьев и чулок. Бедная старушенция: над вязанием вспоминала своих маму и сестер, а получилась картинка мира накануне Страшного Суда.
      
       Пробую принять шутливый тон, - Пожалуй, Титаник был бы достойным пристанищем для нее.
       - Для кого?
       - Для Мэрилин.
      
       При чем здесь Титаник? Титаник - совсем другая история. Зачем привязался к бедным девочкам, Мэрилин и Олимпиаде? При чем здесь Титаник?
      
       Липочка разрушает незатейливую вязь моей новой логики, - Разумеется, мне следует немного поправиться. Следует мне немного поправиться, как вы думаете? Она же была склонна к полноте?
       - Кто?
       - Мэрилин, кто же еще? Ей бы не пошло быть худощавой, как думаете?
       - Не знаю.
       - А мне?
       - Не знаю.
      
       В прежней жизни я так и не научился подходить к окну и долго смотреть на дерево. Долго-долго, не размениваясь на мысли смотреть на дерево. Забыть все и смотреть на дерево. Следить за его ветвями, как за увлекательнейшим сюжетом. Я знал, что это необходимо. Но невозможно. В прежней жизни это было решительно невозможно. Хотя я делал какие-то попытки. Бог видит, делал какие-то попытки. Во всяком случае, думал об этом. Ничего не вышло. Вышло у японца.
      
       - Теперь вам следует быть внимательнее к женщинам, - Липочка произносит это с интонациями зрелой женщины.
       Ловлю себя на том, что уже немного побаиваюсь этого не по годам рассудительного существа, притом, что в голосе ее определенно присутствует медь, - Откуда?
       - Вы теперь совсем новый человек.
       - Я?!
       - А что вы так удивляетесь? Разве вы не помните, что сварились заживо? - смеется.
       Она смеется надо мной.
       Непроизвольно перехожу на "вы". Представляю себе, как это должно выглядеть со стороны, - С чего вы взяли, что теперь я новый человек?
       - А то, что вы сварились, не удивляет вас? - смеется.
       Смеется надо мной.
       - Хотите вернуться? - в интонациях Олимпиады опасная игривость.
       - Куда?
       - Ну, предположим, на месяц назад?
       - Нет.
       - На две недели?
       - Нет.
       - Вот и получается новый человек, - смеется.
       Несомненно, смеется надо мной.
      
       - Все же надо поправиться немного. - Липочка вздыхает, поднимается с кресла, подходит ко мне.
       Вспоминаю о своей наготе.
       Краснею.
       Не знаю, что сказать, - Она была так несчастлива.
       - Кто?
       - Мэрилин.
       - Вы имеете в виду историю с Титаником?
       - Да нет, ее не могло быть на Титанике.
       - И я так думаю. Что же в таком случае? - Она уже совсем близко, и я улавливаю исходящий от нее запах земляничной жевательной резинки.
       - Нет, нет. Я имел в виду другое, совсем другое...
       - Что имели вы в виду? - не дает мне придти в себя.
       - Человек, которому выпало так часто обнажаться... так часто обнажающийся, публично обнажающийся человек никогда не остается наедине с собой.
       - Вам это не грозит.
       - Почему?
       - Вы никогда не обнажались публично. Даже когда были женаты. Вы, вообще не публичный человек. Потому вам и удалось помочь мне вернуть зрение.
       - Вы смеетесь надо мной. Разыгрываете меня. Но это отнюдь не смешно. И это такой розыгрыш, это, знаете, такой розыгрыш, который я не очень понимаю. То есть, я не очень понимаю, каковы правила игры. И, вообще, где я?
       - Дома, - смеется. Она все время смеется, - Долой великий страх, дорогой друг. Имею честь сообщить вам, что теперь все ваши желания будут исполняться. Вы заслужили этого.
       - Чем же я?.. Чем это я?..
       С ужасом отмечаю про себя, что не успеваю обдумывать ответы. Я - сам по себе, а слова - сами по себе. Неужели все сначала?
       - Ой, только не делайте такого серьезного лица. Когда вы делаете такое серьезное лицо вы похожи... Знаете на кого вы похожи? На попугая.
       - Я уже думал об этом. У меня есть одна особенность...
       - Без конца повторять одно и то же. Все в прошлом, дорогой друг.
       - Хотелось бы...
       - Притом это красный попугай.
       - Почему красный?
       - Потому что вареный. И глаза у вас теперь белые.
       - Я не буду смотреться в зеркало.
       - Правильно. Вы там ничего не увидите.
       - Почему?
       - Что касается исполнения желаний, - не желает отвечать, - Я хотела бы стать немного постарше. Сделайте меня постарше и чуточку полнее. Самую капельку.
       - Вы говорите смешные вещи.
       - Сделайте, я вас прошу!
       - Послушайте, я понимаю, вам хочется поиграть, но я пока не могу настроиться на игру.
       - Ой, да что же я? Заговорила вас. Но это оттого, что я обрадовалась нашей встрече. Вы же, наверное, устали?
       Как ловко, однако, она ускользает. Теперь - заботливая хозяюшка.
       - Верно. Устал. Мне бы нужно одеться.
       - Кто же одевается в ванной? В ванной, напротив, раздеваются, если вы и это забыли.
       - Да, действительною...
      
       Я и в самом деле многое забыл. Забыл не так, как забывают зонт или имя, кажется, растерял эмоции. Те, прежние эмоции. Происходящее, например, не кажется мне странным. Нет, разумеется, я отдаю себе отчет в том, что творится черт знает что. Но отношусь к этому спокойно. Как будто, так и должно быть. Да, пожалуй, что так. Надо бы проверить. Вспомнить что-нибудь или кого-нибудь. Пусть это будет Вера. Вера, Вера, Вера, Вера, вот снова забормотал. Но без остроты. Могу и один раз. И на том остановиться. Вера. Получилось. Вера. Прислушиваюсь к себе. Ничего. Ни волнения, ни гула, ни запаха, ни шепота даже. Попытаться вспомнить ее лицо. Нет, ничего не получается.
      

    ГОСПОДИН РЮ

       - Вам надо бы прилечь, - в глазах Олимпиады определенно просматривается нечто голубиное.
       - Прилечь?
       - Ну да. Прилечь отдохнуть. Удобнее всего вам будет на столе.
       - Это невозможно. Я не смогу...
       - Господин Рю поможет вам.
       - Кто?
       - Господин Рю. Вы даже не знаете, как звать вашего японца? - смеется, - Да не расстраивайтесь вы. Когда у меня родятся детки, я надену на них холщевые рубахи до пят. И зеленкой стану мазать, и к окну водить, на дерево смотреть. Все будет хорошо. Сомневаетесь?
       Я не успеваю ничего ответить. Все происходит мгновенно. Японец с ловкостью официанта точно ребенка схватив меня в охапку, укладывает на стол. Прямо перед собой вижу населенный водной рябью живой потолок.
       Липочка переходит на шепот, - Сейчас вы успокоитесь, и вам будет хорошо, как в детстве. Я лягу с вами, и мы будем говорить, говорить.
       Этого только не хватало!
       Она проворно забирается на стол и сворачивается калачиком около меня, - Будем говорить, говорить, не заметите, как уснете. Вам нужно соснуть часок.
      
       Готовый к услужению японец застывает рядом, точно постовой. Она тихонько сопит около моего уха. Закрываю глаза. Сна нет. Надобно что-то говорить. Она знает, что я не сплю. Чувствует. Надо что-нибудь сказать, иначе она подумает, что я притворяюсь. Определенно нужно что-нибудь сказать. Все же некоторая суетливость сохраняется. Но никакого сравнения с тем, что было прежде.
      
       Просто рассуждаю, хорошо бы теперь что-нибудь сказать. Выдаю первое, что приходит в голову, - А где Беляночка и Рута?
       - Убежали. Вы не спите?
       - Нет.
       - А я знаю, что вы не спите, - честная девочка, - Вы стесняетесь меня. Не нужно меня стесняться. Я - ваш друг. Если хотите, самый близкий друг.
      
       Такие заявления ничего не стоят. По собственному опыту знаю, если человек разражается этой или подобной фразой - скорее всего вы ему совершенно безразличны. Скорее всего, ему нужно что-нибудь от вас. Ну, что же, это - к лучшему.
      
       Не хочется повторения истории с Данаей. А что, собственно, Даная? Да, я был пьян, думал о женщинах вообще, но был честен. Предельно честен! Что же я должен был предложить ей руку и сердце? Рано или поздно она срубила бы мне голову как кочан капусты. Бред какой-то. Слушаю себя и удивляюсь себе. Прежде такие нотки были мне не свойственны. Что-то со мной явно произошло.
      
       Я все еще молчу. Надо что-то говорить. Кроме фруктов ничего не приходит в голову, - Зачем-то вспомнил о фруктах.
       - Что фрукты? Вот кочан капусты - это да. Мне понравилось.
       - Вы умеете читать мысли? - Это я так, про себя. А вы разве любите фрукты? - Люблю. - Нет, вы не любите фрукты. - Я люблю фрукты. - Нет, фруктов вы не любите. - Хорошо, я люблю мясо. - А коровок вам не жалко? - Не думал об этом. - А корриду видели когда-нибудь? - Было что-то такое по телевизору. - Вас рвало? - Нет, а почему меня должно было рвать? - А как же? А как же?..
      
       Ощущение, как будто ошибся подъездом. А вот интересно, случайно ли человек ошибается подъездом? Быть может, это его шанс? Быть может, стоит закрыть глаза и прислушаться к своему внутреннему голосу и сама по себе обозначится та самая дверь, в которую следует постучать, чтобы...
      
       Прочь дурные мысли.
      

    С НОВЫМ ГОДОМ, ДОРОГОЙ ДРУГ

      
       Усевшись на корточки, Липочка склоняется надо мной, - Господин Рю, отдайте Алеше мой подарок.
       Японец извлекает из кармана округлую белую коробочку и соломинку.
       Липочка буквально сверлит меня своим взглядом, ждет реакции, - Вам теперь будет удобнее сесть. Это не надолго. Вам может не понравиться мой подарок, и вы снова ляжете. Ведь вам удобно было лежать? Удобно? Стол - лучшее место для отдыха, это уж вы мне поверьте. Если бы такое было возможно, я бы целыми днями валялась на столе.
       С подарком в руках принимаю вертикальное положение, - Что это?
       - Мыльница. И соломинка к ней. С Новым годом, дорогой друг! - Спасибо. - Ну, что, вспомнили? - Что я должен вспомнить? - В детстве вы обожали пускать мыльные пузыри. - Да? - Да. - Что-то такое припоминается... А откуда вы знаете о моем детстве? - Пускать мыльные пузыри любят все дети. Ну же, не томите меня, пробуйте.
       Теперь и мне становится смешно.
       Липочка неожиданно серьезнеет, даже слегка обижена, - Над чем вы смеетесь?
       - Над собой. Исключительно над собой.
       И в правду смеюсь.
       Господи, как хорошо смеяться!
      

    КЕМ Я СТАЛ?

      
       Липочка хранит суровость, - Вовсе не нахожу вас смешным.
       - Ну, как же? Старый голый мужчина сидит на столе и пускает мыльные пузыри, - нет, нет, это не истерика. Это настоящий смех. Господи, как давно я не смеялся вот так запросто. А ну-ка еще раз, - Старый голый мужчина сидит на столе и пускает мыльные пузыри.
       Липочка зубами впивается мне в плечо.
       Кричу от боли.
       Липочка дует на ранку, - Бедненький, у вас, кажется, кровь. А я предупреждала вас, что у меня острые зубки. Но, ничего, вода - соленая, заживет быстро. И, потом, вы все же мужчина, хозяин, можно немного и потерпеть. Но вы должны иметь в виду - больше никаких глупостей! Теперь вы не имеете права. Слишком велика ответственность. Шутка ли сказать, всякое желание исполняется. Тут же! Врагу не пожелаешь. Очень, очень осторожным нужно быть, дорогой Алексей Ильич, уяснили?
       - Уяснил, - на самом деле ничего не понимаю.
       - Ну же, не томите меня. Приступайте.
       - Да нет, ну, что, в самом деле?..
       - Вы хотите обидеть меня? Я по первому вашему зову являюсь к вам, сначала в трамвае, затем в ванной, теперь вот спасла вас от затопления, а вы не хотите уступить мне в такой малости?
       - О каком затоплении вы говорите?
       - Почему вы обращаетесь ко мне на "вы", разве не видите вы, что перед вами маленькая девочка, подросток?
       - Прости...
       - Я могла бы уже давно уйти слушать вашего любимого Вагнера, но я терпеливо ждала вас под водой. Все приготовила к вашему приходу. А вы задаете мне вопросы один глупее другого. Вы что, хотите, чтобы я приняла вас за слабоумного? Немедленно возьмите себя в руки и пускайте пузыри!
      
       Вот это поворот!
      
       В сущности, мне не трудно уступить. Может быть, мне удастся испытать что-нибудь наподобие тех сладостных детских ощущений, когда я часами мог пускать пузыри, а это было именно так, и дрожащие всеми цветами радуги воздушные посланники, хранящие в себе тепло моих фантазий, казались мне чудом из чудес.
       Да что же я? Еще недавно возмущался тем, что не бережем ребенка в себе, а теперь, когда представилась, можно сказать, уникальная возможность вспомнить его, стать им, отказываюсь из-за нелепых условностей из породы "небо хмурится", и "смех смехом", и "не до такой же степени", и так далее и тому подобное?
      
       Кем это я стал?
      

    КОРОБОЧКА ИЗ ДЕТСТВА

      
       Ягнатьев бережно открывает коробочку. Да, да, та самая мыльная пена. Переливаясь и потрескивая, волнуется в ожидании полета. Тотчас вдохновенное волнение охватывает Алексея Ильича. Да, да, губы помнят соломинку. Да, да, да. Да, именно эта соломинка была у него в детстве. Никаких сомнений, эта коробочка, и эта соломинка - из его детства. Как получилось, что они целы? Какое счастье!
      

    НЕ НУЖНО БОЯТЬСЯ, ДОРОГОЙ ДРУГ, АЛЕША

      
       Но выйдет ли, получится ли?
       Она считывает мои мысли, - Все получится. Не нужно бояться, дорогой друг, Алеша!
      

    ЯВЛЕНИЕ СТЕКЛОДУВА

      
       Первый пузырь получается крохотным, но очень и очень ярким. И очень самостоятельным. Ему нет дела до того, что Ягнатьеву, быть может, хотелось бы видеть его побольше. Отрывается от соломинки. Совершив круг, не лопается, как положено, но плавно опускается и, едва коснувшись пола, скоренько катится в угол, как будто стеклянный. И даже звук при этом в точности как у стеклянного шарика.
       Алексей Ильич недоуменно смотрит на Липочку.
       Липочка хитро улыбается, - Ну, что скажете?
       - Что это было?
       - Шарик. Стеклянный шарик. Хотите, дам вам его подержать?
       - Но он лопнет?
       - Нет, не лопнет.
       Липочка приносит шарик. И Ягнатьев убеждается в том, что он действительно стеклянный, - Но так не бывает.
       - Отчего же?
       - Не знаю.
       - Вы теперь стеклодув, дорогой Алексей Ильич!
       - Стеклодув?
       - Да. Разве вам не хотелось узнать, как это у них из трубочек выходит всякое такое?
      
       Стеклодув. Вот как? Стеклодув. И как все просто!
      
      
      
      
      
       Липочка вот-вот захлопает в ладоши, - Ну, что, понравилось вам? - А можно, еще? - Конечно. Это хорошее дело. Вы теперь сможете заниматься этим всю оставшуюся жизнь. Согласитесь, много интереснее вашей физиологии. - Нет, физиология - это физиология, нельзя сравнивать. - Ну, какой из вас теперь физиолог? - Я... - Только теперь, я вас прошу, теперь, когда первое волнение позади, выдувая свой шар, или не шар, что получится, постарайтесь подумать о нем. - Как это? - Очень просто. Не торопитесь отпускать его. Придумайте, каким он будет. Какой величины, какого цвета. - Как пожар. - Как пожар? - Да, как пожар. - Странные фантазии. - Как пожар. - Ну же, пробуйте.
       Следующий шар получается огромным и огненным. Комната при его появлении меняет цвет. В глазах японца появляются тлеющие угольки. Алексею Ильичу делается не по себе. Липочка смеется, - Вот какой кошмар, получился! За то теперь все ваши страхи вон!
       - Что же теперь с ним делать? Он половину комнаты занял.
       - Забудьте о нем.
       - Как это?
       - Освободитесь от него. Подумайте о чем-нибудь другом или о ком-нибудь другом. Вот, хотя бы о господине Рю.
      

    МАНДАРИНЫ

      
       Да, да. Японец стал совсем другим. В нем появилась уверенность. Если не сказать самоуверенность.
       И какой он сильный!
       Воздух наполняется запахом мандаринов. Откуда взялся запах мандаринов? Быть может, японец, господин Рю соскучился по мандаринам? Тысячу лет не покупал мандаринов!
      

    МОНТЕНЬ

       ... Я, разумеется, хотел бы обладать более совершенным знанием вещей, чем обладаю, но я знаю, как дорого обходится знание, и не хочу покупать его такой ценой. Я хочу провести остаток своей жизни спокойно, а не в упорном труде. Я не хочу ломать голову ни над чем, даже ради науки, какую бы ценность она ни представляла. Я не ищу никакого другого удовольствия от книг, кроме разумной занимательности, и занят изучением только одной науки, науки самопознания, которая должна меня научить хорошо жить и хорошо умереть:
       Has meus ad metas sudet oportet equus.*****
       Если я при чтении натыкаюсь на какие-нибудь трудности, я не бьюсь над разрешением их, а, попытавшись разок-другой с ними справиться, прохожу мимо.
       Если бы я углубился в них, то потерял бы только время и сам потонул бы в них, ибо голова моя устроена так, что я обычно усваиваю с первого же чтения, и то, чего я не воспринял сразу, я начинаю еще хуже понимать, когда упорно бьюсь над этим. Я все делаю весело, упорство же и слишком большое напряжение действуют удручающе на мой ум, утомляют и омрачают его... ******

    АРИК ШУМАН

       Ну, что? И там повседневность?!
      
       Ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха!..
      
      

    ПРИМЕЧАНИЯ

      
       Вступление
      
       * Е.М.Мелетинский. Демиург / Мифы народов мира: Энциклопедия. М., 1980. - Т. 1. - С.366.
      
       ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
      
       Глава первая
      
       * Н.В.Гоголь. Переписка.
      
       ** С. Кьеркегор. Страх и трепет.
      
       *** М.А.Козлов. Кольцо жизни. М. Современник, 1998 г.
      
       **** Кто есть кто. (А - Й) / Авторы - составит. В. Белявская, П. Кочеткова, Т. Шубина. - Мн.: Литература, (Энциклопедический справочник).
      
       ***** К.И.Чуковский "Таракан"
      
       ****** Материал Интернета.
      
       Глава вторая
      
       * О. Козлова. "Трупный реализм" или "полное и окончательное" решение проблемы аутентичности в искусстве. Художественный журнал N25.
      
       ** В. Шекспир "Гамлет" (Пер. М.Лозинского)
      
       *** TheElectricChair.com / Материалы Интернета
      
       **** В. Воскобойников. Любимый герой человечества Фритьоф Нансен.
      
       ***** Иеромонах Иов (Гумеров). Вопросы священнику / Материалы Интернета.
      
       ****** А. Франс. Дочь Лилит.
      
       ******* В. Набоков. Лилит.
      
       ******** Имеется в виду фильм П. Гринуэя "Отсчет утопленников".
      
       ********* Чжуан-цзы. Философское наследие. Том 123,. Москва. Издательство "Мысль", 1995 - Внутренний раздел.
      
       ********** Материалы Интернета.
      
       Глава третья
      
       * Чжуан-Цзы. Философское наследие. Том 123,. Москва. Издательство "Мысль", 1995 - Внутренний раздел.
      
       ** В. Набоков. Лилит.
      
       *** Речь Аристофана: Эрот как стремление человека к изначальной целостности.
      
       **** Фрагмент интервью с Э. Мулдашевым. АиФ N25, 2006.
      
       ***** Д. Дидро. Жак-фаталист.
      
       ****** Материалы Интернета.
      
       ЧАСТЬ ВТОРАЯ
      
       Глава четвертая
      
       * Н.В.Гоголь. Переписка.
      
       ** А. Штильман. Любите ли вы Вагнера? / Материалы Интернета
      
       *** Ф. Ницше. Казус Вагнер.
      
       **** Материалы прессы.
      
       ***** Фрагмент либретто "Парсифаля", торжественной сценической мистерии Р. Вагнера.
      
       ****** Д. Селиверстов. Мао Цзедун - Председатель Земного Шара.
      
       ******* Лукиан. Правдивые истории. Просвещение, М., Просвещение, 1965
      
       ******** Материалы Интернета.
      
       Глава пятая
      
       * Э. Роттердамский. Похвала глупости. Изд.: Государственное издательство художественной литературы, М., 1960
      
       ** Лукиан. Правдивые истории. Просвещение, М., Просвещение, 1965
      
       *** Чжуан-Цзы. Философское наследие. Том 123,. Москва. Издательство "Мысль", 1995 - Внутренний раздел.
      
       **** В. Федоров. Собачий космос 2 / Материалы Интернета
      
       ***** Материалы Интернета
      
       Глава шестая
      
       * М. Бубер. Образы добра и зла. Издательство "Республика", 1995
      
       ** В. Воскобойников. "Когда Иван Андреевич Крылов был маленьким" / Журнал "Костер", июнь 1998
       Глава седьмая
      
       * Н.А.Некрасов. "Школьник".
      
       ** Н. Ячменникова. "Всепокорнейше прошу миловать науки..." / Материалы Интернета
      
       *** М.В.Ломоносов. "Письмо о пользе стекла..."
      
       **** А. Валагин. Сел - и порядок! Правила поведения за решеткой/ Материалы Интернета
      
       ***** "Надо, чтобы мой конь напряг все силы для достижения этой цели" (Проперций).
      
       ****** М. Монтень. Об искусстве жить достойно. Детская литература, М, 1975
      
       ******* Материалы Интернета
      

    ОГЛАВЛЕНИЕ

      
      
       Вступление
      
       ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
      
       Глава первая ВРЕМЯ - ГЛАВНЫЙ ВРАГ ЧЕЛОВЕЧЕСТВА
      
       Глава вторая СМЕРТЕЛЬНЫЙ ПОЦЕЛУЙ ОСЫ
      
       Глава третья КЛОУНЫ - СЛАВНЫЕ РЕБЯТА
      
       ЧАСТЬ ВТОРАЯ
      
       Глава четвертая ДРУЖБЫ - ПОЛНЫЕ ЧАШИ СЛЕЗ
      
       Глава пятая ОГЛЯДЫВАЯСЬ НА ЛИЛИТ
      
       Глава шестая ВАННЫ НАПОЛНЯЮТСЯ
      
       Глава седьмая ЯБЛОКИ И МАНДАРИНЫ
      
       Примечания
      
      
      
      
       .
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
       120
      
      
      
      
  • Комментарии: 2, последний от 11/10/2022.
  • © Copyright Строганов Александр Евгеньевич (jazz200261@mail.ru)
  • Обновлено: 27/10/2015. 923k. Статистика.
  • Статья: Проза
    •  Ваша оценка:
    Связаться с программистом сайта.