Суздалева Раиса Васильевна
Волшебная подушка

Lib.ru/Современная литература: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Помощь]
  • Оставить комментарий
  • © Copyright Суздалева Раиса Васильевна (vladpn@mail.ru)
  • Обновлено: 12/08/2009. 339k. Статистика.
  • Сборник рассказов: Детская
  • Иллюстрации/приложения: 1 штук.
    •  Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Описание: Сказки Раисы Васильевной не только для приятных сновидений. Они дают возможность юному читателю побывать в волшебной стране, совершить вместе с героями путешествия, задуматься о своих чувствах и об отношении к окружающему миру. Доп. информация: Книга издана при участии и духовной поддержке Свято-Троицкой Александро-Невской Лавры. По благословению архимандрита Свято-троицкой Александро-Невской Лавры Назария. При поддержке Фонда Мир книжной культуры

    • Волшебная подушка.

      
       Завистливый колдун подкараулил и схватил доброго сказочника, слава о котором по всей земле шла. И заточил в своей пещере. "Пока все сказки не расскажешь, не выпущу. С этого дня я сказочником буду", - ехидно захихикал он, потирая руки, - "Теперь - то уж я прославлюсь".
       Много дней слушал чернобородый мудреца, а потом запер его понадежней и отправился за славой. В первой же деревне забросали его гнилыми яблоками, а во второй даже поколотили. Потому что в его злой голове все сказки перепутались. Змей Горыныч побеждал Илью Муромца; Емеля ловил щуку для Бабы Яги; царевна-лягушка превращалась в серого волка, а старый царь от молодильных яблочек - в Соловья-разбойника.
       За такие сказки так отблагодарили колдуна люди, что еле он домой добрался. И накинулся на пленника:
       - Ах, ты, облезлая борода, обманул меня подлый? Признавайся, откуда берешь свои сказки? Иначе в ворону превращу.
      -- Ну что ж, - вздохнул старик, - видно придется свою тайну открыть. Все дело в моей волшебной подушке. Сплю я на ней - и вижу свои сказки.
       Обрадовался колдун:
      -- Так бы и давно. А ты, чтобы люди тебя прокляли, будешь гнилым болотом.
       До сих пор лежит глупый завистливый колдун на старой подушке, ждет сказок. Но ему только жабы да змеи снятся.
       А из болота ручеек пробился. Бежит по земле, журчит. Подойдет к нему добрый человек, и услышит хорошую сказку.
      
      
      

    Истории старой груши

      
       Однажды пришлось погостить мне на даче моего давнего друга, недалеко от небольшого российского города у слияния двух рек, Дона и Тихой сосны. Дача была на опушке леса, за ним поднимались меловые горы, заросшие редким кустарником, и совсем недалеко виднелась, обрамленная ивами, Тихая Сосна. От дачи к реке вилась тропинка мимо стариц, по заливному лугу, прямо к уютной лужайке среди деревьев у воды. Старые мостки среди камышей, песчаное твердое дно и чистая вода - что можно придумать лучше для нормального отдыха? Вот и загостился я в этом чудесном месте, право, мне не приходилось еще отдыхать лучше. Во дворе дачи, прямо перед моим окном, росла огромная груша - полудичка. Зеленые плоды ее вязкие и твердые, но стоит им отлежаться, становятся на удивление мягкими и сладкими. Но в то время груша только отцвела, и едва виднелись ее маленькие плоды среди листвы. Груша эта была не совсем обычная: Стоило мне заснуть под ее кроной, как начинались сниться удивительные сны, цветные и яркие ,один интереснее другого. Жаль только, что многие забылись, но некоторые из этих волшебных снов я все же запомнил и расскажу их вам сейчас. Я так и назвал их: истории старой груши.
      
       История первая.
      
       Каждую весну широко разливается наша река, так, что доходит вода почти до самого порога. Но с каждым днем все сильнее пригревает солнце, и вода отступает, оставляя маленькие озерки и просто лужи. Прогретая влажная земля быстро покрывается травой, в озерках прямо из воды поднимаются мощные сочные стебли "куриной слепоты". Атласные, желтые цветы ее сплошь покрывают луг, так, что он кажется золотым.
       В одном из таких бочажков на нашем лугу по весне появился головастик. Сначала он внимательно огляделся: Все вокруг него жило и двигалось. Суетились какие-то рыбешки, личинки, жучки и еще бог весть кто. Он решил найти укромное местечко, чтобы спрятаться, а не то в такой суматохе немудрено угодить кому-то на обед. Он устроился под каким-то листом, и оттуда наблюдал за всем, что творилось вокруг. Прежде всего он убедился, что население озерка мелковато, чтобы навредить ему. Рыбешки были не больше него, а жучки, личинки и прочая мелочь ему были не страшны. Тогда, осмелев, отправился он осматривать свои, как он решил, владения.
       Прежде всего, он столкнулся с личинкой ручейника, похожей на кусок ветки с лапками. Головастик, не задумываясь, так и обратился к ней: "Эй, ты, плавучий чемодан с лапками, уйди с дороги, уродина, ты бы лучше лежал на дне, да не позорился!" Личинка, пока развернулась к головастику, его и след простыл: он уже нежился у самой поверхности воды.
       Вдруг огромная тень метнулась над озерком, вода заколыхалась, и прямо перед собой головастик увидел две длинные ноги. Он посмотрел вверх и обмер: это был журавль! Тут уже не до шуток, и головастик нырнул на самое дно, забившись в ил. Все замерло под водой. Птица недолго постояла, схватила нерасторопную рыбешку и улетела. Тут только увидел головастик рядом с собой жука - бокоплава, он что-то прилаживал под листом калужницы.
       - Как это тебя не склевал журавль, удивительно! Ты такой толстый и неуклюжий. Вот было бы весело. Ты бы вместо лап завел себе вот такой длинный хвостик, как у меня, и тогда был бы таким же ловким и проворным, как я.
       - Но я же жук, а у каждого жука должны быть лапы и крылья, - пытался объяснить ему бокоплав.
       Но головастик уже не слушал его, и посмеиваясь, он отправился вновь погреться на солнышке.
       Прошло несколько дней, и, однажды, увидел головастик, что откуда-то появились у него две лапы, очень похожие на лапки бокоплава ил лапы ручейника, над которыми он так смеялся. Он, было, совсем приуныл и спрятался в тину, но тут увидел стайку рыбок и оживился:
       - Ха-ха-ха, поглядите-ка на этих уродцев, они, видимо, где-то потеряли свои лапы, и у них остались только их глупые хвосты!
       Рыбешки кинулись врассыпную, а головастик все возмущался, хотя его уже никто не слушал: " У нормальных рыб должны быть две лапы и хвост" - заключил он, наконец, и отправился спать в тину.
       А наутро судьба вновь приготовила ему сюрприз: У него отвалился хвост, которым он так гордился, и появилась вторая пара лап. Глаза его выпучились, кожа стала бугристой и зеленой, так что, когда его увидели обитатели озерка, они совсем не узнали в нем бывшего головастика. Опасаясь, что все будут смеяться над ним, жабёнок вынырнул из воды и уселся на какой-то плавучий лист. Но когда он увидел свое отражение в воде, ужаснулся: " Такой уродливый, нарочно не придумаешь", - подумал он и поплыл к берегу. Выйдя на сушу, он долго прыгал, подальше от воды, пока не добрался до прошлогодней листвы под деревом. Он зарылся в ней и затаился до темноты, боясь, что все будут смеяться над ним, как он когда-то смеялся над другими. Лишь в сумерки решил он выбраться из укрытия, чтобы немного подкрепиться.
       С тех пор так и повелось: Выводится жаба в воде, а, став взрослой, она прячется где-нибудь под листвой, и лишь ночью выходит на охоту, когда никто не сможет увидеть ее кривые лапы, пучеглазые глаза и бородавчатую спину. А может, и заслужил заносчивый, ехидный головастик того, что с ним случилось, как вы думаете?
      
      
      
       История вторая.
      
       Дни становились все длиннее, а ночи такими коротенькими, что не успеешь сомкнуть глаз, как заалеет полоска неба, а там вскоре и первые лучи солнца возвестят о наступлении утра. И весь день купается в золотых лучах старая дача, лужайка перед ней, огромные ивы у реки. К этому времени озерки и лужицы пересохли на лугу, все затянулось высокой травой и покрылось самыми разнообразными цветами. Тут тебе и густоцветный подмаренник, нежные колокольчики, глазастые ромашки и розовые гвоздики - словно капли упали на этот июньский луг. А над всем этим великолепием - целые стаи бабочек. Вот простенькая белянка, вот роскошная бражница, а вот целое облачко нежно - голубых, как цветущий лен, голубянок. Ах, как хорошо и привольно им всем в эту пору в теплых солнечных лучах, под безоблачным небом! Цветов столько - не счесть, и в каждом капелька сладкого нектара, пей - не ленись. И порхают - кружатся в бесконечном танце, красуясь друг перед другом, беззаботные создания, похожие на летающие цветы.
       Но даже среди них есть, оказывается, серенькие и неприметные несчастливицы. Никто не восторгается ими, не любуется их грациозным полетом. И посмеиваются над ними удачливые подружки, щеголяя своими радужными нарядами. Куда уж им маленьким да неприметным в своих сереньких платьицах. И пока их подружки беззаботно резвились на лугу, одна из этих бабочек раздумывала над превратностями жизни и над тем, что ждет ее дальше. А называлась эта бабочка - молью. И она успела многое разузнать о том, что ждет ее впереди. Она уже знала, что пройдет теплая пора, и наступит зима. Умрут цветы на лугу и все - все вокруг занесет снегом, реку скует лед и не будет сладкого нектара, и все, кто не позаботится заранее о себе, умрут от холода и голода. Все чаще моль задумывалась о неминуемых холодах.
       Как-то она подлетела совсем близко к человеческому жилью. Она не знала, что это, и присела отдохнуть на растущий у забора лопух. Тут она познакомилась с домашней мухой, и та рассказала ей много интересного о доме и его жильцах - людях, и о зиме: "В эту пору нужно обязательно укрыться в доме, там всегда тепло и много всяких вкусностей, и даже в самую трудную пору всегда можно найти что-нибудь съедобное в человеческом жилье" - рассказывала муха.
       "Пожалуй, все это нужно хорошенько обдумать", - размышляла Моль, возвращаясь на луг.
       А там был настоящий переполох. Оказалось, недавно приходили к реке дети, они купались, собирали цветы и ловили ужасными марлевыми колпаками самых красивых бабочек. И тут же подружки Моли не упустили случай "уколоть" ее: "Ну а тебе-то бояться нечего, кому ты нужна, такая дурнушка" И действительно, когда дети снова пришли на луг, ее никто не заметил.
       "Ну и прекрасно" - размышляла Моль, спокойно расположившись на лепестке ромашки: "Лучше быть серенькой, да живой, чем попасть в этот ужасный сачок". И стала обдумывать, как переселиться в человеческое жилье.
       А лето катилось неумолимо к осени. И вот уже легкий морозец покрывал по утрам изморозью траву. Не было больше сладкого нектара, и многие бабочки погибли. Некоторые прятались в земле или сухих травах, надеясь на лучшее. Но Моль знала, что такое зима, и после первого же заморозка, пересидев его в опавшей листве, не поверив больше довольно ласковому дневному солнышку, отправилась в сторону дома. Залетев в форточку, она столкнулась с уже знакомой мухой. Усевшись на абажуре, они разговорились. Моль поведала о судьбе своих подружек на лугу и сказала, что решила обосноваться на зимовку в доме.
       - Ну и правильно, оставайся, я обычно сижу здесь, особенно вечером, когда горит лампа; от нее тепло, как летом.
       - Ну, нет, здесь что-то неуютно" - подумала моль. И, оглядев комнату, увидела огромный деревянный ящик.
       - А это что? - спросила Моль бабочку.
       - Это шкаф, - пояснила Муха, - в нем люди хранят свою одежду.
       "Вот это то, что надо", - решила Моль, а Мухе объяснила, что она большая мерзлячка, и лучше ей устроиться среди теплых вещей в шкафу, уж там она наверняка не замерзнет. На этом они и расстались бы, если бы не увидела Моль, висящую рядом со шкафом большую плоскую коробку род стеклом.
       - А это люди называют коллекцией бабочек, - ответила Муха, - хочешь, давай полетим, посмотрим.
       И они опустились на стекло. Когда Моль рассмотрела, что было там внизу, ей стало не по себе. Внутри, насаженные на острые булавки, сидели, расправив крылья, ее засушенные красавицы подружки. Моль вздохнула - и отправилась обживать шкаф.
       "Ничего, я привыкну и научусь обходиться без нектара, невелика беда: лучше есть, что попало, хоть жесткую шерсть, чем красоваться на булавке под стеклом или мерзнуть на холодном лугу. Ну, пусть серенькая, пусть дурнушка, зато мне здесь сытно и тепло", - размышляла она, доедая старый носок. "Дурнушка, да не глупышка", - потихоньку распевала она, вспоминая своих подружек на лугу, когда за окнами все замело, и холодный ветер бился в обледеневшие окна.
       Моли часто снилось, что она то огромная красивая бабочка, порхающая с цветка на цветок на летнем лугу, а то маленькая серенькая Моль, забившаяся в старый шкаф. Она вздыхала и просыпалась, так и не решив, что же лучше.
      
       .
       После того, как приснилась мне история о благоразумной Моли, несколько дней провел я безвылазно под крышей, в одной из маленьких комнатушек моих временных владений. Зарядили дожди, да такие, что и носа не высунешь. И все это время ни разу ничего мне не приснилось. Я уже было, совсем приуныл и подумывал о возвращении в город. Но через неделю, хоть изредка, стало проглядывать солнце. И к середине июня установилась, наконец, великолепная летняя погода, и я отправился на рыбалку.
       Солнце едва взошло над горизонтом, и засверкал, заискрился росистый луг. По нему вышел я к реке и расположился с удочкой у маленькой заводи. И поплавок замер на водной глади.
       Я долго и терпеливо ждал клева, но напрасно, и, видимо, задремал. А когда открыл глаза, то рядом с неподвижным по-прежнему поплавком увидел крупный зеленый бутон, наполовину выглянувший из воды. Я так удивился, что даже спать расхотелось, и стал наблюдать, что будет дальше. И увидел, как медленно, лепесток за лепестком, бутон превратился в великолепную белую лилию. Я осторожно смотал удочку, чтобы не потревожить белоснежную красавицу, и перешел на другое место.
       Вскоре начался клев и к полудню я вернулся домой почти с двумя десятками окуньков и плотвичек. И в эту же ночь приснился мне великолепный, сказочный сон, который я записал и назвал:
      
       Белая лилия. (История третья).
      
       Тихо июньским днем на лесной поляне. Жмурятся нежно на солнце цветы, лишь только шмель ворчливо прожужжит: "ж-ж-жарко", кузнечики лениво позвенивают, да ветер листвой перебирает. А ночью тут суета: Светлячки карнавальными фонариками повисают на кустах, освещая поляну, и цикады мелодичные напевы выводят. Столпились, без конца хихикая, легкомысленные Ромашки, плывут в хороводе веселые Колокольчики, позванивая в такт цикадам; и желтый Донник, пестрый Вязель и весь цветочный, яркий народ.
       В сторонке вздыхает Василек, боясь поднять глаза на прекрасную Лилию. Она величаво восседает на троне в великолепном золотисто - оранжевом платье в темную крапинку. Много лет подряд на большом карнавале выбирают ее королевой красоты. Покачивает она изящной шейкой, томно прикрыв глаза, будто не замечая восхищенных взглядов и не слыша лестный шепот преданного Подмаренника и грустных вздохов Василька. Она мечтает о карнавале, ей нельзя волноваться и уставать, чтобы опять быть красивее всех. Лишь изредка обеспокоено поглядывает она на пестрый хоровод и улыбается: нет равных ей.
       Но однажды, в самую последнюю ночь перед ожидаемым большим праздником, начался переполох: на поляне появилась удивительная гостья. Она была так стройна, с такими безупречно белыми лепестками, что сразу поняла самодовольная королева, чем ей это грозит. Гневно встрепенулась она, но, хитро улыбаясь, приласкала пришелицу, пригласила в хоровод: "Не стесняйтесь, сударыня, хотя с вашей внешностью это естественно. Я понимаю, что с такими безобразно - огромными листьями и бесцветными лепестками стыдно появляться в приличном обществе, но чувствуйте себя, как дома". И она опять притворно улыбнулась. Захихикали Ромашки, затряслись от смеха Колокольчики, Подмаренник зацепил гостью цепкими колючками, а ехидная Крапива обожгла стебель. Только старый Камыш горестно покачал головой, он-то понял, в чем дело. Но не успел и слова сказать, как шикнула на него взъяренная королева: "Молчи, высохший бесцветочник, не то выгоню с позором!"
       В ужасе бросилась осмеянная гостья в темноту. Забившись в овраг, она горько плакала. Прозрачные слезы струились по ее лепесткам. Их становилось все больше и больше, и к утру набралось целое озерко, а на его поверхности покачивались большой атласно - зеленый лист и нежная головка красавицы. Камыш подобрался к самой воде, и своими густыми листьями закрыл ее от поляны. Целыми днями шепчет Камыш слова утешения беглянке. А по ночам, когда на берегу в разгаре веселье, прячет она свою белую головку под воду, чтобы не слышать веселой музыки, ехидных шуток злой королевы и глупых ее поклонников.
      
       История четвертая.
      
       Приближалась середина лета. Теперь каждое утро жители соседней деревни "Сосновка" переправлялись на лодках за реку, где были заливные луга. Пришла пора сенокоса. А ребятишки в это время за ягодой на лесные поляны отправляются. И мне захотелось земляникой полакомиться. А может, если повезет, насобирать ягод на баночку - другую варенья, чтобы было чем друзей зимой угостить. И так размечтался я об этом, что решил на следующее утро непременно в лес пойти. Даже лукошко приготовил.
       А вечером на ветку, под самым моим окном, уселась ворона и так раскаркалась, что я не выдержал и прогнал ее прочь. Но настроение почему-то испортилось. И оказалось не напрасно: с утра зарядил дождь, и на целых три дня. Лишь к выходным выглянуло солнце. И я смог пойти, наконец, за ягодами. А в один из дождливых дней старая груша рассказала мне новую историю. Я назвал ее "Земляничная поляна" и записал для вас.
      
       Случилось это на лесной поляне в ту самую благодатную пору, когда прогретая солнцем земля покрылась разноцветным цветочным ковром, потеплела вода в реке и покраснели первые ягоды земляники.
       Две подружки из соседней деревни отправились на поляну с туесками, за ягодой. Всю поляну обошли, да туески почти пустые остались - по горсточке на донышке.
       "Рановато еще", - огорчились подружки, и присели отдохнуть. А вокруг такая красота да покой - все цветет, все теплу радуется. Бабочки, как диковинные цветы, над поляной парят, кузнечики стрекочут, жучки - козявочки суетятся, куда-то по своим делам спешат муравьи, пчелы с цветка на цветок перелетают, нектар собирают. Птицы в кронах заливаются на все голоса...
       Лишь одна ворона Кара с утра не в духе была. В нее мальчишка в деревне из рогатки стрельнул. Задумала она людям отомстить, да не знала как...
       Тут ей на глаза и попались две подружки. Они букеты собирали, да поляну расхваливали. Радовались, что много земляники уродилось. "Скоро - мечтали они - будем полные туески здесь набирать".
       Ворона поближе к ним спустилась, подслушивала, о чем они говорили. Наконец ее заметили подружки:
       - Кыш отсюда, противная! Как нечисть какая-то подкралась. Испугала, уродина!
       Кара отлетела подальше, на ветку уселась. Злоба так и распирала ее.
       - За ягодой они собираются, дуры длинноволосые. Это мы еще посмотрим, что вы тут насобираете. Я вам устрою ягодки - цветочки. Уродина...- Сами уродины!
       В ее злой голове уже созрел план мести. И не успели подруги до деревни дойти, как Кара принялась за его осуществление.
       Сразу она отправилась к самому большому дереву на опушке, там много птиц гнезда свои свили. Уселась на толстый сук в гуще листвы и принялась охать да причитать, судьбу свою горькую проклиная.
       Любопытные пернатые стали вокруг нее собираться. Между собой переговариваются - не поймут в чем дело. А приблизиться боятся. А оно и понятно: ворона-то известная злодейка. Того и гляди - яйца в гнезде расклюет, или птенцов утащит. От такой - лучше подальше. Но уж больно Кара старалась, так стонала и жаловалась, что осмелели пичуги, стали ее расспрашивать, что случилось. Та, всхлипывая и охая, поведала им, что узнала она в деревне великую тайну: Собрались, мол , люди извести все птичье племя за то, что они на полях зерна воруют, на огородах овощи портят да в садах вишни расклевывают. А для этого у них, людей-то, сильнейший яд припасен. Разбросают они тайно его на поляне - и все птицы умрут в муках, на радость людям.
       Заволновались, затрещали на все голоса птицы. Все в панике: что делать? Воробьи засомневались было. Они-то других людей знали:
       - Не станут люди нас изводить! Всегда жили мы мирно, а зимой они нам даже кормушки под окнами делают.
       - А нам люди домики в садах каждую весну вешают, чтобы мы их деревья от гусениц - вредителей охраняли, - поддержали их скворцы.
       - Глупые вы, доверчивые. Жаль мне вас! Пожалеете потом - да поздно будет! Меня они уже сегодня убить собирались. Да не удалось!
       И ворона продемонстрировала всем несколько сломанных перышек на крыле. Пичуги притихли. А тут еще появился хромой воробей. Он только подлетел к собранию и сразу попался на глаза Каре.
       - Вот не верите мне, - обрадовалась ворона - смотрите, что люди с нами делают! Какое вам еще доказательство нужно?
       И хотя перепуганный воробей пискнул, что это его кошка поранила, никто в шуме - гаме его не услышал.
       Долго еще судили - рядили птицы и решили все же уйти из этих мест подальше. Быстро весть эта разнеслась по всему лесу. Каждый толковал ее по-своему. И уже не зная, что и почему, все в панике, бросая насиженные места, собирались в стаи и отправлялись в дальние леса.
       Вскоре затихло все вокруг. Смолкли птичьи песни, а через неделю уже было не узнать земляничную поляну. Полчища гусениц оплетали паутиной деревья и травы, уничтожая листья и плоды. Когда сюда пришли девушки за ягодами - ахнули, цветочной поляны не было. Обглоданные, полузасохшие травы, безлистые ветви деревьев на опушке.
       Вот, что, порой, может сделать одна злая ворона.
      
      
       Это случилось в один из теплых осенних дней, когда первые желтые листья упали на еще зеленеющие травы. В лесу после обильных дождей появились маслята. Половину дня проходил я по лесу и вернулся домой с огромной корзиной грибов. Расположившись у деревянного одноногого стола под грушей, я стал перебирать и чистить толстенькие грибочки с влажной коричневой шляпкой. Солнце ласково пригревало, ветер едва перебирал листья, и я не заметил, как задремал.
       И приснилась мне интересная грибная история, которую я потом назвал "Желчный гриб" А, может быть, мне ее рассказала старая груша?
      
       История пятая.
      
       Прошумел долгожданный дождик. Последние капли, прыгая с листка на листок, падали в траву. Душица многочисленные глаза открыла, зарозовели гвоздики, повеселели, приунывшие было, колокольчики, чудесным запахом окутан желтый подмаренник. Засуетились муравьи и жучки.
       Первыми на умытой опушке появились хохотушки - говорушки. Высыпали кругами и сразу в пляс пустились, придерживая легкие шляпки. Подосиновик алую шапочку на затылок сдвинул, с ними приплясывает, только брызги разлетаются. Семейство красавцев белых под сосной темными шляпками покачивают. Столпились в стороне скромные зеленушки. Всем весело.
       Но тут, на гнилом пне, зашевелилась хвоя. Появилась круглая коричневая шляпа, из-под нее высунулся длинный острый нос, открылись выпуклые глаза и щербатый рот. Быстро оглядев поляну, запоздалый новичок пододвинулся к семейству белых и зашептал старшему на ухо: "Не понимаю, как вы терпите этих безмозглых говорушек. Я бы на их месте в траве запрятался и молчал, а они еще пляшут. А этот подосиновик безвкусную шляпу нацепил. Красный колпачок - любит дурачок. Хи-хи-хи!"
       Ничего не ответил боровик, только крякнул и подальше отодвинулся. Тогда новичок пристроился к подосиновику и зашипел: "Какие глупые эти тонконогие безделицы, им ли веселиться? А этот боровик...еще говорят, что красивый гриб, да он просто безобразно растолстел, а эти..." Но подосиновик отмахнулся от прилипчивого болтуна. Тогда тот к говорушкам пристроился и им нашептывать стал, что белые над ними смеются, а подосиновик бездельницами обозвал.
       Расстроились тонконожки, приуныли, в траву забились. А довольный ехидник уже к зеленушкам отправился сообщить, кто их поганками обозвал. Те совсем в песок запрятались. Всех перессорил "гнилушкино отродье", но не успокоился, злобой так и пышет, даже порозовел. Грустно стало на поляне.
       Вдруг боровик за шляпу схватился: "Братцы, да ведь это желчный гриб!" Обступили виновника грибы и видят: действительно желчный. Так вот кто им настроение испортил, всех перессорил! И решили они изгнать с опушки зловредного завистника. А чтобы он другим не принес зла, черной сеткой пометили его ножку. И с той поры обходят его и звери, и люди, а тот, кому он в корзину попадет, говорят, становится таким же злым и ехидным, как желчный гриб.
      
      
       Когда я проснулся, вечерело. Прохладный ветерок теребил листья груши. Стало зябко и неуютно, подумалось о близких холодах и горячем чае. Я собрал грибы и внимательно их пересмотрел, не попался ли ехидный "желчный гриб", а то, чего доброго, и впрямь стану таким же. Но все было в порядке: грибки все как на подбор. И жаркое получилось на славу. Жаль, что угостить им было некого. Все мои соседи разъехались. Осень... Пора и мне возвращаться в город, где ждут меня проблемы и хлопоты, работа и друзья.
       Как знать, удастся ли мне еще побывать в этих прекрасных местах. Как знать. Но тебе спасибо, добрая старая груша. Возьму с собой на память твои терпкие, еще зеленые плоды и твои чудесные истории. И холодными зимними вечерами, перечитывая их, буду вспоминать пучеглазого маленького жабенка, летний, разноцветный луг и аромат жареных маслят.
       Спасибо и прощай, доброе лето.
      
      
      

    Старая азбука.

      
       В загородном доме, где мои предки прожили долгие годы, нашел я случайно на чердаке старую азбуку. Тисненая, ее обложка покоробилась и вся пропиталась пылью. Я попытался ее отряхнуть, но лишь расчихался и испачкался сам. Так что мне пришлось спуститься вниз и дочистить книгу на улице.
       Кое-как справившись, с этим занес я находку в дом, уселся в кресло напротив окна, и стал листать пожелтевшие страницы. На каждой было по одной букве и несколько великолепных рисунков, удивительно сохранивших яркость красок. Будто художник только вчера закончил работу над ними. Я успел рассмотреть лишь несколько страниц и дошел до буквы "Ж".
       Левая сторона листа была пуста, как впрочем, и во всей книге. Справа в центре красовалась буква, крупная, ярко-красная, с белой окантовкой. Сверху, среди облаков парил жаворонок, в центре, расправив крылья, майский жук летел к веточке березы. А внизу, среди бурых прошлогодних листьев были нарисованы толстенькие желудята с забавными рожицами. Три веселых карапузика отплясывали на кривых ножках, придерживая шляпки. Один опасливо выглядывал из-под листа, два других тащили куда-то малиновую сыроежку, и у всех у них были добродушные мордашки. Лишь один желудёнок не принимал участия во всеобщем веселье. Он сидел поодаль в тени старого пня, и, скривив рот, с пренебрежением смотрел на остальных.
       Рисунки были преотличные, я с удовольствием рассматривал их. Но меня мучительно клонило ко сну. Сомкнув веки, я собрался, было, придремнуть, но только что виденные картинки стали оживать, словно я видел все наяву. Один из желудят выбрался из-под листвы и, приподняв шляпку, хитро мне подмигнул! Те трое, что плясали на странице азбуки, продолжали смешно подпрыгивать и притоптывать своими кривыми ножками. Два желудёнка, которые тащили сыроежку, расположились на пеньке и принялись уплетать ее с двух концов.
       Кроме них, на поляне, под огромным дубом у озера, невесть откуда, появились и другие желудята и тупотили они по опавшей листве, всюду засовывая свои любопытные рожицы.
       Все это я видел так явственно, словно смотрел цветное кино. И в нем время шло совсем по-другому, гораздо быстрее, чем в реальной жизни. И вот там наступила ночь, и мне казалось, я уснул вместе со смешным народцем. А когда пришло утро, пробудились и толстопузики, и принялись шалить. Они удивляли меня своими бесконечными выдумками и забавами. Казалось, они просыпались только для того, чтобы списком и гамом носиться друг за другом, играть в чехарду и салки, таскать за усы жуков и козявок. Но больше всего, пожалуй, нравилось желудятам, лихо раскачавшись на листе стрелолиста, бултыхаться в озеро под восторженные оханья бабочек, стрекоз и улиток.
       Между тем на поляне под дубом стало холодать. Веселье попритихло, и все чаще возникали ссоры то из-за уютного местечка в густом мху, то из-за ягод или грибов. А однажды, Пузатик и Лупоглазый так отколотили друг друга за кусочек рыжика, что их собратья едва отходили драчунов. Надо сказать, что, наблюдая за забавными человечками, я уже научился различать их и многим дал имена. Одним из первых я назвал Желудином самого шустрого и задиристого из них. Того самого, что свысока смотрел на своих собратьев на странице азбуки. Он и теперь всегда держался в стороне от остальных и принимал участие лишь в ссорах да драках, с невероятной жестокостью расправляясь с собратьями.
       Чаще всего Желудин издевался над Чудиком, которого считал дурачком. Особенно он злобствовал, если заставал беднягу, когда тот любовался цветком или бабочкой. Его наивность и доброта доводили Желудина до бешенства. Только Грамотей и Белобрысик спасали незадачливого Чудика от расправы.
       Лес затихал. Опустели камыши, последние стаи птиц поднялись в небо. Холодные капли шлепали по опавшим листьям. По утрам лужицы затягивало ледком. Вся полянка стала пустынной и неуютной.
       Не до забав желудятам. Они уныло бродили по слякоти в поисках хоть чего-то съедобного. Благоденствовал лишь Желудин, который умудрился отыскать старое дупло какого-то зверька с запасами сушеных грибов и ягод. Вход внутрь был защищен старой корягой. В него не затекала вода, не задувал ветер, там было сухо и тепло.
       Я видел, как неудачливые желудята, почтительно скинув шляпки, топтались у входа. Ох, и торжествовал же везунчик. Его верные приближенные Лупоглазый и Пузатик, вооруженные колючками, сторожили владения Желудина, который провозгласил себя царем, а желудят своими подданными. Впуская по одному продрогших и голодных, он каких отправлял в подчинение к генералу Пузатику, каких к министру внутренних дел - Лупоглпазому, для поддержания порядка в царских покоях.
       Скрипя зубами, пришлось новоиспечённому государю вручить ключи от кладовой Грамотею. Шло время. Сугробы почти закрыли дупло, из него едва доносились приглушенные голоса. Ясно слышались лишь повелительные речи "мудрейшего Желудина". Однажды я услышал:
       - Мы должны избавиться от старых и слабых. Только самым сильным выпадет честь завоевать для меня новые земли. Я мудрейший и справедливейший Желудин должен повелевать всем миром.
       В дупле раздалась возня, и из него полетели в снег связанные желудята. На время все стихло. Но не надолго. Вновь визгливый голос повелителя нарушил тишину:
       - Ах, ты, паршивый лодырь! Как почистил ты мои царские башмаки! В темницу его! Пусть умирает голодной смертью, чтобы все видели, как я наказываю нерадивых. Это тебе не цветочками любоваться! Все должны работать день и ночь. Я не собираюсь кормить тунеядцев.
       Утром новые крики донеслись их дупла. Лупоглазый захватил кладовщика Грамотея, который разговаривал с арестованным. И тут же возмущенная толпа вышвырнула обоих к уже заметенным снегом вчерашним жертвам. Лающие крики Желудина и восторженный, торжествующий рев толпы заставил меня содрогнуться. Захотелось крикнуть:
       - Люди остановитесь!
       Но тут я вспомнил, что это, к счастью, лишь видение. И подумал: "Оля-ля! Дальше уже не интересно. Это не сказка. Такое мы уже не раз видели в нашем мире. И не дай бог - это повториться!"
       Я сделал над собой усилие и открыл глаза. За окном по-прежнему была весна. Уже отряхнули последний снег деревья. На проталинах появились первые ростки. Пробуждалась от зимнего сна природа. А в книге, что все еще лежала у меня на коленях, желудята весело улыбались мне. И так хотелось верить, что в нашем мире все будет еще хорошо. Совсем не так, как привиделось мне.
      
      
      

    Рыжая чайка Еугения.

      
       Санкт-Петербург. Вокзал. Обычная суета и толчея. Заканчивалось лето. Горожане возвращались с дач и далекого юга с корзинами яблок и винограда. Я же с утра был не в духе. Дела задержали меня в городе на все лето и теперь, мне казалось, было поздно отправляться к морю. Я не сомневался, что отпуск будет неудачным и скучным. Представились пустые неуютные пляжи и длинные вечера. Небо хмурилось, и когда я вышел к поезду, стал накрапывать совсем по-осеннему дождь.
       "Поистине, как говорят мои друзья, у меня талант все делать не вовремя", - ворчал я про себя, устраиваясь в полупустом вагоне. В купе я оказался один и мирно проспал до самого утра.
       Поезд прибыл в Симферополь. Выйдя из вагона, я подумал, что может быть все не так плохо. Солнце припекло совсем по-летнему, так что мне пришлось основательно оглядеться и уложить в чемодан и пиджак и плащ. И уже немного повеселев, я оправился дальше. Автобус мчался мимо деревень с каменными домами под черепичными крышами, мимо садов, отягченных созревающими яблоками и совершенно зеленых лесов. Все чаще появлялись высокие холмы с каменистыми осыпями и виноградниками, вдали виднелись горы с каменными хребтами, напоминающими огромных древних рептилий. Еще один поворот, и мы въехали в южный городок и вскоре остановились на небольшом "пятачке", где мне нужно было выходить. Автобус отправился дальше, а я стал разыскивать нужную мне улицу. Здесь с недавних пор поселился мой старинный друг и родственник Андрей.
       Дом его оказался крайним на узкой улочке у подножия холма. Его окружал запущенный сад. Виноград одичал и, оплетая крышу сарая и сливовые деревья, свисал до самой земли. В этом зеленом великолепии виднелся небольшой флигелек с двумя окнами, совсем рядом были стены старинной крепости и вершина холма с древними постройками, оставшимися от некогда могущественного города.
       Вечер пролетел быстро с застольем и воспоминаниями и, засыпая под стрекот цикад, я уже не жалел о позднем отпуске. Почти все последующие дни я был предоставлен самому себе. Андрей ушел в рейс, он был штурманом на круизном судне, а его жена - моя сводная сестра - Алина, работала в военном санатории на другом конце города и возвращалась поздно. Так что я проводил время на пляже или бесцельно бродил по живописнейшим окрестностям города. К морю приходилось спускаться по узкой старой каменной лестнице с высокими, трещиноватыми ступенями. На площадке, у самого пляжа, был маленький базарчик, где продавалась вяленая рыба, виноград, арбузы, разные пирожки и соленые каперсы. Там же небольшой паренек в выленялой футболке и шлепанцах продавал сувениры: засушенных крабов, маленьких переливчатых зверюшек из керамики и свистульки из белой глины. Они были удивительно забавные и звонкие. И туристы, направляясь в крепость, толпились возле паренька, высвистывая на все лады. Возвращаясь под вечер мимо торговой площадки, я замечал, что белых свистулек у паренька почти не было, но неизменно оставалась одна большая яркая свистулька, похожая на рыжую чайку.
       Надо сказать, паренек и его веселые сувениры сразу же заинтересовали меня, но я все не решался заговорить с незнакомым, вечно занятым покупателями, мальчишкой. Но, как-то проходя мимо, я увидел его одного, он насвистывал на большой рыжей свистульке, и звук ее был низким и печальным. Я не удержался и заговорил с ним. И не пожалел.
       К моему удивлению паренек был очень начитанный и поразил даже меня, связанного по работе с литературой. В свои двенадцать лет он читал Набокова и Хэмингуэйя, бывал за границей и сам лепил свои удивительные сувениры их белой глины, которую нашел в одном из урочищ Нового Света. Сам обжигал и расписывал их, надо сказать, удивительно мастерски. Я думал, что он вынужден подрабатывать и помогать родителям. Но позднее я узнал, что у его отца был в городе крупный ресторан и кафе. А он копил на книги, чтобы не выслушивать от отца лишние вопросы и упреки в сумасбродстве.
       Мы проговорили с ним до темна. И с этого дня я частенько просиживал с Иваном, так звали моего нового знакомого, не один час в тени огромного абрикоса на лестнице.
       Как-то я заметил, что рыжая свистулька опять осталась одна, и спросил, почему так, у паренька.
       Он улыбнулся - это моя любимая работа, и я говорю, что она не продается. Мне жаль расстаться с ней. У нее получился удивительный голос, напоминающий звуки флейты.
       Заметив мое сомнение, он пояснил:
       - Я учусь в музыкальной школе и немного уже играю на флейте пикколо и кларнете. Вот послушайте....
       Он взял рыжую свистульку и сыграл, казалось, очень незатейливую, но поразительно проникновенную мелодию. У меня даже защемило сердце.
       - Что за очаровательная музыка? - спросил я его.
       - Это старинная чешская песня "Аннушка", - ответил он.
       Помолчав, добавил:
       - А эту свистульку я зову - "чайка Еугения".
       - Еугения? - переспросил я, - какое странное имя, почему?
       - Так зовут у нас рыбаки рыжую чайку. Разве не слышали вы легенду о девушке гречанке, спасшей когда-то город Сугдею?
       - Нет, не приходилось, я по крепости ходил сам, без экскурсии, что-то не было настроения слушать длинный рассказ.
       - Да, эту легенду редко рассказывают сейчас, да и никто не верит, что рыжая чайка есть на самом деле.
       - А разве бывают такие чайки, я никогда не слышал, - тоже недоверчиво спросил я.
       - Есть, и если хотите, я могу Вам ее показать?
       - Пожалуй - согласился я, и мы отправились к морю.
       По берегу мы долго шли в сторону крепости, и вот под самыми ее стенами, недалеко от берега стал виден небольшой скалистый островок. На одном из камней около него сидела крупная рыжая птица, действительно похожая на чайку. Мы долго сидели на берегу, наблюдая за ней. И вот какую легенду рассказал мне светловолосый паренек у старой крепости, в маленьком южном городке.
       Давным-давно был на этих склонах большой могущественный город Сугдея. Правил им мудрый греческий консул, и процветали в городе ремесла и торговля. Зеленели по окрестным склонам виноградники и сады, и приплывали к пристани из далеких стран торговые суда с трюмами, полными товаров. Богател и хорошел город, и слава о его богатстве шла по земле. И завистливые, алчные взгляды все больше устремлялись в сторону Сугдеи. И многие мечтали покорить этот город, да никто не мог сломить мужество защитников и захватить его богатства. Мощные стены окружали крепость с трех сторон, а с моря отвесные скалы преграждали путь врагам. И ни с чем откатывались полчища захватчиков от стен Сугдеи.
       В те времена на другом берегу моря за проливом было могущественное государство Турмира, "черного владыки", как называли его соседи. Смерть и разорения сеял он вокруг себя, грабил и разорял в жестких набегах соседние земли. И не было от него никому покоя, и не было сил, чтобы справиться с ним. Видно не зря шла вокруг молва, что не только в честном бою покорял он чужие земли, называли его "исчадием ада" и могущественным колдуном. Говорили, что превращал он непокорных в породистых лошадей, на которых воины его захватывали и разоряли все новые и новые страны.
       И вот как-то ранним утром увидели жители Сугдеи у крепостных стен многочисленные полчища черных воинов Турмира. Словно из-под земли возникли они вокруг города и окружили его плотным кольцом с трех сторон.
       Да, надо сказать, что у Прианона была единственная дочь - красавица Еугения, отрада и любимица отца. Где-то год назад от Турмира были посланцы в Сугдею, важные послы с богатыми дарами для Еугении и предложением к Прианону отдать замуж дочь за Турмира. Но правитель отверг с гневом сватовство "черного владыки" и не принял его даров. Он знал, что любила Еугения его советника и военоначальника Рема, которого воспитывал он, как своего сына, после смерти родителей во время шторма на торговом судне. Рема, тогда еще совсем маленького выбросило море у пристани, и его первым увидел Прианон с высокой стены своего замка. Посланные воины принесли малыша к Прианону, и с тех пор он считал его своим приемным сыном.
       В тот день, когда подступили полчища врага к стенам города, назначена была свадьба юных влюбленных. Но видно не веселый пир ждал встревоженный город, а кровавая битва. И не в честном бою собирался сразиться с защитниками города Турмир. Еще накануне под видом званых гостей с дарами для молодых и горожанам проникли в крепость слуги "черного владыки". Да не добрыми оказались эти дары. Те из воинов, кто успел примерить посланные якобы соседним правителем праздничные накидки, умерли в страшных муках, лишь накинув на плечи. А вино и мясо были отравленными. И от них тоже погибли многие жители города. Так что в крепости остались в основном женщины и дети. А враг грозил сжечь город дотла. Паника и плачь царили в крепости.
       В это время в город подошло подкрепление. С корабля, прибывшего из Греции вместе с гостями вернулось около сорока мужчин Сугдеи. Они поднялись в крепость по тайному подземному переходу, который вел от берега к замку консула. И, несмотря на явное превосходство врага, город готовился к бою.
       Прибыли посланцы от Турмира. Он требовал в жены Еугению и богатую дань, обещал помиловать горожан.
       В гневе отверг притязания Турмира консул. Но Еугения попросила отца задержать гонцов и послать к воротам за Ремом, который руководил подготовкой к защите города. Пока ждали Рема, Еугения о чем-то говорила с отцом наедине. Невесел вернулся в приемный зал консул, но спокойна и строга была его дочь. Когда пришел в замок Рем, он был поражен переменой в лице девушки. Она показалась старше и бледнее, чем обычно, ее нежное лицо словно окаменело.
       - Моя дочь Еугения решила принять предложение Турмира и стать его женой, - глухим старческим голосом сообщил собравшимся консул.
       Рем схватился, было, за меч, но воины по знаку Прианона разоружили юношу.
       - Ты Рем, вместе с гостями должен будешь покинуть крепость через подземный ход, вас ждет на рейде корабль из Греции.
       В бессильной злобе сжимая кулаки Рем, пытался пробиться к Еугении, но воины оттеснили его и повели к выходу.
       - Ты предала меня, я проклинаю тебя, Еугения, - выкрикнул в дверях Рем.
       Не дрогнула Еугения, лишь еще сильнее побледнело ее лицо.
       - Ну, вот и все, - печально произнесла она, обращаясь к отцу. - Отправь гонцов с известием к Турмиру. Отец, нельзя терять время, я слышу уже шум битвы у ворот.
       Еугения поднялась в девичью башню, оттуда из окна был хорошо виден весь город, крепостные ворота и лагерь врага. Она видела, как открылись железные двери, как встретил гонцов у своего шатра Турмир. Потом она поднялась на крепостную стену и увидела, как отплывал от берега, подняв паруса, греческий корабль, увозя ее счастье. На самом краешке обрыва замерла Еугения. Один шаг - и закончатся ее мучения, один взмах рукой - и Рем, которого она видела еще на палубе корабля, вернется к ней. Но не поднялась рука, не подала долгожданный знак любимому, и не ступила она с обрыва. Как безжизненная тень вернулась она в тронный зал, где ждал ее отец и прибывшие за ней посланцы от Турмира с украшенными золототкаными покрывалами носилками. Собравшиеся у замка горожане видели, как плакал, ставший совсем седым консул, прощаясь с Еугенией, как мертвенно бледна и безжизненна была девушка. Но вот она скрылась в носилках, и почти бегом пустились вниз по главной улице носильщики, окруженные черными воинами Турмира. Заскрипели поднимаемые решетки ворот, и ликующие воины врагов вышли из крепости, увозя Еугению и богатую дань.
       Долго еще не оседала пыль, поднятая отходящими войсками Турмира. С тех пор померкла слава Сугдеи. Вскоре после разлуки с дочерью умер Прианон. Обедневший город переходил из рук в руки, но никогда уже больше не было прежней славы и величия, торговля замерла, зачахли ремесла, со временем жители переселились в долины и занялись земледелием. Город опустел, постепенно разрушались крепостные стены, и оставленные дома зарастали травой...
       Вот почти вся история о чайке Еугении, - закончил свой рассказ Иван. - Сейчас сохранились лишь консульский замок и девичья башня у самого обрыва. Вот она, - показал мне парень. Я посмотрел вверх: мрачная зубчатая башня темнела над обрывом прямо над нами.
       - Ну а при чем тут чайка, - удивился я.
       - Ах, да, я еще не совсем закончил, - откликнулся Иван. - Так вот, говорят, что вскоре после отъезда Еугении дошли до Сугдеи с торговыми кораблями слухи о том, что не довез до своего черного замка Турмир молодую жену. Бросилась Еугения в море с корабля, на котором переправлялся "черный владыка" со своими приближенными через пролив. И в это же время заметили над крепостью странную рыжую чайку. С печальными криками кружила она над городом или, нахохлившись, сидела на самом краю пристани. Там и увидел ее Прианон. А на утро, гласит легенда, нашли его мертвым у окна в девичьей башне. А чайка так и живет с тех пор на этих камнях, это все, что осталось от древней пристани. Люди говорят, она все ждет своего возлюбленного из далекой Греции, и в крике ее будто слышно его имя - Рем.
       - Как же он мог так легко поверить, что Еугения предала его, - удивился я.
       - Как знать... Видимо сгоряча, да ревность. Может, он потом сам пожалел, что проклял ее, да было поздно - как-то совсем не по-детски рассудил Иван.
       - А мне думалось, что рыжая чайка, глядя со старой пристани вдаль, размышляет, наверное, с горечью: "Как же ты мог, мой милый и добрый Рем, поверить в мою измену? Как ты мог?"
       - Ее не любят рыбаки, - добавил мальчик. - Говорят, она пугает их, особенно ночью, с криком проносясь над палубой. И, будто это плохая примета для тех, кто уходит в море. Кто знает. Может и правда.
       - Много таинственного у этой птицы. Я вот, например, никогда не видел, чтобы она ловила рыбу, как другие чайки, как она живет, никто не знает. Может, ночью охотится? Никогда у нее не было птенцов, да и говорят старики, что она живет здесь с незапамятных времен.
       Тут чайка расправила крылья и медленно полетела в сторону крепости. Вскоре донесся до нас низкий скрипучий крик. Мне, признаться, стало не по себе. Тут еще поднялся ветер, надвигая дождь.
       Расставшись с парнишкой, я поспешил домой. Там во флигельке я записал рассказ мальчика. А вскоре я уезжал из Судака. Ивана уже не было, мы с ним простились накануне, закончился сезон и он уехал с родителями в город. Последний раз побывал я на пляже, море уже было прохладным, осень приходила и сюда. А чайка Еугения по-прежнему сидела на каменном островке у крепости. Снизу с пляжа казалось, облака зацепились за зубцы стен, мрачно зияли глазницы консульского замка.
       - Надолго запомнился мне этот поздний отпуск, - подумал я и отправился по старой лестнице вверх, где вскоре пустой автобус увез меня от моря, старой крепости в далекий город, суетный и холодный.
      
      
      

    Аптекарь.

      
       На центральной площади одного южного городка с давних пор была аптека. Никто уже не помнил, кто построил ее. Люди так привыкли к ней, как будто она была здесь всегда. Каменные ступени к ней стерлись от башмаков, многочисленных посетителей и растрескались. Из трещин кое-где пробивалась трава. Над входом аптеки висел старинный бронзовый колокольчик, он звонко приветствовал всех, кто открывал потемневшую дубовую дверь.
       Хозяин аптеки Ефим был вдовцом. Его жена померла рано, когда их сыну Фетису было всего три года.
       По соседству с аптекой жила семья учителя гимназии, жена которого - добрая, заботливая женщина во всем помогала овдовевшему соседу. Фетис воспитывался с их дочкой Варенькой. Вместе играли, вместе делали уроки, часто ходили с аптекарем собирать лекарственные травы. Эти прогулки были большой радостью для детей.
       Дальняя часть аптеки была жилой, она состояла из двух больших светлых комнат, но дети чаще всего играли в кладовой, где хранились лекарства. На полках стояли всевозможные колбы и пробирки, порошки и настойки в коробочках и бутылках, а под потолком сохли травы. Их запах пропитал старые стены дома. Огромное окно кладовой выходило на площадь. Под ним густо разрослась сирень и весной, когда она зацветала, аромат ее был сильнее даже стойкого запаха лекарств.
       А в соседней половине был прилавок, где обслуживались посетители. Множество склянок теснились на полках под стеклом, привлекая причудливыми формами и яркими этикетками. Об этом всегда заботился старый аптекарь. Он считал, что лекарства в красивой упаковке быстрее побеждают болезнь. А людям нравились необычные, разноцветные флаконы и баночки. И они охотно приходили в старую аптеку. Хозяин ее сам занимался приготовлением снадобий и сбором трав.
       Лет с шести Фетис всегда ходил с отцом, как тот говорил в шутку "за травкой-муравкой". Часто с ними отправлялась и Варенька.
       Но случилось так, что однажды поздней осенью, когда зацвел в горах безвеременник, никто не мог пойти с аптекарем. И Ефим отправился за очень ценным, незаменимым растением один. Фиолетовые цветы с яркими оранжевыми пестиками появлялись на каменистых известковых склонах, когда лес почти сбрасывал листву. Встречались эти растения очень редко. За ними приходилось порой подниматься высоко в горы и собирать их на крутых склонах. И случилась беда - аптекарь сорвался со скалы и разбился. Его нашли уже мертвым. Так в неполных пятнадцать лет остался Фетис круглым сиротой и унаследовал аптеку.
       Первое время ему было очень трудно. Он тосковал за отцом. Все валилось у него из рук. И если бы не нежная забота Вареньки и ее родителей, он, наверное, продал бы аптеку и уехал "куда глаза глядят". Но понемногу дела стали налаживаться. Ведь Ефим с малолетства учил сына всем премудростям своего ремесла. Больные по-прежнему приходили в аптеку, и Фетис понял, что ради доброй памяти отца он должен заменить его, так, чтобы, как и раньше весело звонил старый колокольчик у дверей.
       Минуло почти два года. Снова была осень. Фетис стоял у окна, которое выходило на площадь, смотрел, как первые желтые листья сирени падают на булыжную мостовую, и думал о Вареньке. Полгода назад, отца девушки перевили в новую гимназию, и его семья вынуждена была перебраться на другой конец города, и юноша скучал по ним. И особенно за Варенькой, к которой привязался с самого детства. Теперь же он видел ее лишь изредка, когда она возвращалась из церкви и проходила мимо его окна в кладовой. Да иногда заходила в аптеку. Поэтому, когда люди возвращались с воскресной или праздничной обедни, он спешил к заветному окну в кладовой, чтобы хоть издалека увидеть девушку. Она не могла часто бывать у Фетиса как раньше, у нее было много хлопот по дому. Ее мать в последнее время частенько прихварывала. И Варенька, старшая из детей, опекала маленьких братиков.
       В этот день Фетису особенно хотелось увидеть девушку. И когда она вышла из церкви и направилась в аптеку, он так растерялся и обрадовался, словно не видел ее сто лет.
       Фетис поспешил к прилавку, куда должна была подойти Варенька. В волнении, сам не зная зачем, он стал переставлять баночки и не заметил, как задел бутылку с настойкой мандрагоры, и жидкость пролилась в большую посудину с приготовленной для расфасовки мазью от радикулита. Надо сказать, что эта мазь пользовалась большим спросом. Ее готовил Фетис по старинному рецепту, который передавался из поколения в поколение. Но сейчас молодому аптекарю было не до мази.
       Весело пропел колокольчик, и вошла Варенька. Оказалось, что у нее заболел отец, и ему понадобилось то самое прославленное средство от радикулита. Фетис выбрал баночку и заполнил ее из той самой посудины, куда случайно пролилась настойка мандрагоры.
       Девушка взяла лекарство и немного постояла у прилавка. Разговор не ладился. Юноша слишком волновался. Варенька же беспокоилась за отца, который совсем не мог ходить, и вскоре поспешила домой. Сразу же вслед за девушкой в аптеке появился посыльный от самого губернатора. У государственного мужа случился "прострел" спины. Фетис и для него наполнил принесенную посыльным посуду с губернаторским вензелем. Больше посетителей в этот день не было. И хорошо. Молодой аптекарь был совершенно рассеян и взволнован. Все мысли его были заняты Варенькой. Он попытался взяться за приготовление лекарств, но дело не клеилось, и измученный сердечными переживаниями, он задремал сидя за столом.
       Разбудил его громкий стук в окно. Поздние посетители, случалось, беспокоили Фетиса, но этот стук почему-то испугал юношу, от тяжелого предчувствия сжалось сердце. И оказалось не напрасно. Когда Фетис открыл дверь, то увидел взволнованного Каплюса - своего друга по гимназии. Едва отдышавшись тот, сбиваясь и путаясь, рассказал о невероятном происшествии в губернаторском доме, где он служил секретарем.
       - Неужели от моей мази вся спина бедного больного покрылась шерстью?
       - Не знаю, но я сам видел, как он в ужасе метался по комнате в одних панталонах, а на спине и даже на руках была страшная черная шерсть. Его сиделка и жена бегали за ним, пытаясь успокоить, но губернатор был в бешенстве. Я слышал, как он приказал немедленно вызвать полицейских, чтобы арестовать тебя. Он кричал на весь дом, что ты покушался на его жизнь. Скорее уходи отсюда пока не поздно. Полицейские вот-вот будут здесь, и тогда тебе несдобровать, - заключил Каплюс.
       Огорошенный услышанным, ничего не понимая толком, Фетис бросился собирать вещи. Натолкав в сумку, что попадало под руки, он принялся укладывать упаковки с лекарствами, и, прежде всего, злополучную мазь, которую он успел днем расфасовать в самые красивые баночки. И тут Фетис заметил пустую опрокинутую колбу из-под настойки мандрагоры и все понял.
       - Да ты бери в первую очередь еду да деньги в дорогу, деньги, деньги не забудь! - подсказывал ему Каплюс.
       Но выполнить умный совет друга Фетис не успел - на площади появились полицейские. Пришлось друзьям обоим выбраться из аптеки через окно в комнате, которое выходило на другую сторону двора, оттуда Каплюс поспешил окольными путями вернуться в дом губернатора, а Фетис бросился наутек, как можно дальше от аптеки. Он бежал до тех пор, пока не выбрался за город и, совсем выбившись из сил, уснул где-то прямо на земле, примостив сумку под голову.
       Проснулся беглец, когда солнце было высоко. Оглядевшись, Фетис убедился, что был недалеко от города. Он был хорошо виден с небольшого холма, на котором оказался юноша.
       - Боже, - недоумевал аптекарь, - за что такая беда обрушилась на меня, что мне теперь делать, как жить дальше?
       Он подумал о Вареньке и вспомнил, что ей тоже дал накануне злополучной мази.
       - Что же будет с ее отцом? - ужаснулся юноша,- неужели такая же беда, как и у губернатора, настигнет и его? Единственное мое спасение найти краснобыльник! Когда-то с отцом они собирали по берегам реки, на меловых откосах эту редкую траву, и тогда старый аптекарь объяснил сыну, что это лучшее средство для удаления волос.
       - Я должен скорее найти то место, где растет краснобыльник, - решил Фетис, - собрав траву, я приготовлю лекарство и передам его губернатору с кем-нибудь. А когда тот вылечится, вернусь в город, и меня простят, - подумал он и поспешил в путь.
       До реки было далеко. Солнце уже клонилось к западу, когда юноша вышел к обрывистому берегу. Но, отыскав место, где когда-то рос краснобыльник, понял, что было поздно, травы не было. Да и не удивительно, ведь была уже осень, а они собирали ее в июле. Убедившись в тщетности своих поисков, Фетис спустился к реке. Напившись, он присел отдохнуть на песчаный берег. И тут обратил внимание на лодку. Она застряла в камышах недалеко от берега, в ней виднелось весло, а вокруг - никого. Место было глухое, надвигалась ночь, и юноша решил, что сама судьба послала ему эту лодку. Не раздумывая, он уложил на корму свою котомку и, взявшись за весло, оттолкнулся от берега. Доплыв до середины реки, Фетис перестал грести, река сама понесла его на встречу неизвестности. Когда стемнело, он, утомленный, уснул, доверив лодку волнам.
       Утром лодку прибило к берегу в устье реки, совсем близко виднелось море, мерцающее серебряными бликами. Оно раскинулось широкой полосой до самого горизонта. К берегу по пологим склонам невысокой горы спускались улицы небольшого городка. Одна - очень длинная, тянулась, извиваясь, вдоль берега реки до самого моря. По ней и отправился юноша, надеясь найти, где перекусить, его мучил голод.
       - Хорошо еще, что я успел прихватить деньги из аптечной кассы, - подумал Фетис и направился в первую же встреченную им таверну.
       Заняв столик у окна, беглец огляделся. Посетителей было не много, лишь в углу, сдвинув столики, разместилась подвыпившая компания, в тельняшках и одинаковых темно-синих беретах с пушистыми голубыми бомбончиками. Все в их поведении и одежде говорило о том, что гуляки бывалые матросы с одного корабля. Появился молоденький официант с полотенцем через плечо. Фетис заказал жаркое и кружку пива. Когда вернулся паренек с заказом, юноша не удержался и заговорил с ним. Тот охотно отвечал. Посетителей было немного, и ему видимо хотелось поболтать с новым человеком. Они быстро разговорились, юноша немного рассказал о себе, умолчав, правда, о происшествии с губернатором, он поведал, что решил отправиться в путешествии, но случилось так, что оказался без денег, и теперь не знает, как быть.
       - Ну, тогда тебе здорово повезло, дружок, - похлопал по плечу беглеца официант. - Вот эти ребята там, в углу за столиками команда с "Лонгари" - лучшего парусника в нашем порту. А у них как раз нет юнги.
       Фетис даже не успел ответить, как его новый приятель уже о чем-то говорил с матросами, а те дружно разглядывали его. Наконец один из них, видимо, боцман, встал и весьма неуверенной походкой направился к его столику. Переговоры были недолгими. Сговорились о довольстве и жаловании. И уже к вечеру "Лонгари" отчалил от берега, взяв курс на юг.
       Ох, и нелегко пришлось Фетису вначале. Все было непривычно - от жестокой койки до жгучей от перца и прочих специй пищи, не говоря уже о тяжелой работе и бесконечных тычках и ругани боцмана. Но Фетис терпеливо переносил все невзгоды, он решил выстоять во чтобы то ни стало ради того, чтобы через год вернуться, наконец, в милый сердцу город, в привычный уют аптеки, пропитанной запахом трав и лекарств.
       Видя упорную старательность юнги, уважительнее стали относиться к нему матросы, и даже боцман помогал и все реже кричал и ругался.
       Все бы ничего, если не скучал бы он за Варенькой, да не мучили его горькие мысли о вине перед губернатором и отцом девушки. Вот это было самое тяжелое испытание для него. Лишь слабая надежда на то, что в странствиях своих удастся ему где-нибудь добыть столь нужный для него краснобыльник, успокаивала его.
       Прошло полгода, "Лонгари" курсировал между островами, перевозя всевозможные грузы: фрукты, древесину, уголь, а однажды даже кур и гусей в клетках. У юнги выгорели от жаркого солнца волосы, огрубели руки и загорело до черноты лицо.
       Однажды жестокий шторм застал "Лонгари" в самом неподходящем месте - в заливе Последней надежды, ставшего гибельным местом для многих кораблей.
       Экипаж бился до конца, но рухнула под напором ветра мачта, заклинило штурвал, и истерзанный корабль выбросило на рифы.
       Фетис очнулся на песчаном плесе тихой бухты. Немилосердно пекло солнце, пересохли губы, хотелось пить. С трудом поднялся он на ноги, саднило ободранное тело, кружилась от слабости голова. Шатаясь, побрел юнга по берегу в надежде найти пресную воду и что-нибудь съедобное. Вскоре увидел он выброшенные на берег несколько ящиков, кусок доски и обломок мачты. Море было тихо и пустынно. Вокруг ни души.
       К счастью в одном из ящиков оказалась сушеная рыба, она правда немного подмокла, но голодному Фетису оказалась куда как кстати. Подкрепившись, он осмотрел два других ящика. В одном были какие-то детали, а другой по прихоти судьбы, оказался его рундуком.В нём была смена белья, жалование за последний месяц и дорожная сумка, с которой он отправился когда-то в путь. В ней кое-что из одежды, аптекарская утварь, схваченная впопыхах, да множество баночек с лекарствами. Фетис сложил все вновь в рундук, подтащил к нему ящик с рыбой и отправился на поиски воды.
       Долго он брел по горячему песку вдоль берега, напрасно вглядываясь вдаль - море было пустынно. Лишь чайки да олуши кружились над волнами. Фетис обратил внимание, что часто птицы пролетали вглубь острова, и заметил место, где постоянно кружились над землей несколько птиц. Он решил проверить, что там. Это явно было не случайно. И действительно. На плоской вершине скалистой гряды в каменной ложбине накопилось озерко пресной воды, совсем небольшое, но это было спасение. Фетис напился вволю и тут же у воды заснул.
       Разбудила его нахальная чайка, усевшаяся прямо ему на голову. Он открыл глаза и пошевелился. Испуганная птица, взлетела, издав хриплый, пронзительный крик, от которого Фетис окончательно проснулся. И первое, что увидел он - прямо перед ним в расщелине виднелись кустики краснобыльника. Он рассмотрел их как следует, сомнений не было - это была столь нужная ему трава. Оглядевшись, он заметил, что ее здесь было много. Фетис находился, пожалуй, на самом высоком месте острова. Отсюда он хорошо был виден, крохотный, с каменистой вершиной и песчаными бухточками. На берегу одной из них виднелся его рундук и несколько обломков "Лонгари", а вокруг, сколько хватало глаз - бесконечная синь моря.
       Отчаяние охватило, было, моряка, но понемногу он успокоился и стал как-то обустраиваться. Соорудив среди камней нечто вроде лачуги, приспособив обрывок паруса с мачты вместо крыши. Под навесом расположил свой скарб и разложил в тени сушить кроснобыльник. Питался он моллюсками, находя их на мелководье и съедобными водорослями, распознавать которые научили его матросы с "Лонгари".
       - Что-то стало с ними, - часто думал Фетис, вглядываясь в пустынную рябь моря. Его, молодого и сильного больше всего угнетала бездеятельность - ему оставалось только ждать и ждать, вглядываясь в даль.
       К счастью, когда осталось в запасе лишь две сушеные рыбины, на горизонте появился парус. Корабль прошел бы мимо, но на нем заметили Фетиса, который размахивал обломком мачты. На воду была спущена лодка с матросами. Они дружно взмахнули веслами и направились к острову. Когда они причалили, юнга уже был готов в путь, уложив в рундук свои вещи и самое главное - сушеный краснобыльник. И вот уже матросы окружили Фетиса, поздравляя его с удачным спасением. От них он узнал, что корабль направляется на остров Тараберн с грузом строительного леса, а оттуда им предстоит очень дальний переход к островам Молука. Капитан "Голубка" - так назывался спавший юнгу корабль, предложил ему стать матросом на его судне. Но у Фетиса теперь был краснобыльник, из которого он мог приготовить так необходимое ему лекарство, поэтому он попросил капитана высадить его на Тараберне, ведь он был гораздо ближе к его родине, чем далекие Молукские острова. Так и договорились. И корабль направился прежним курсом. Плавание оказалось удачным, и уже через десять дней вперед смотрящий возвестил долгожданное "земля" и "Голубок" бросил якорь в узкой длинной бухте. Матросы принялись за разгрузку бревен, Фетис старательно помогал им. Когда работу закончили и на корабль занесли запасы воды и провизии, Фетис попрощался с командой, еще раз горячо поблагодарив за спасение, и пожелал им удачного пути.
       И вот уже стал отдаляться от берега "Голубок" и, выйдя из бухты, расправив паруса, вскоре скрылся вдали.
       Фетис огляделся. Город казался пустынным, лишь несколько докеров суетились возле пирса, да около таверны под полотняным навесом сидел, отмахиваясь от мух серым полотенцем, видимо, хозяин этого заведения. К нему и направился Фетис. Тот не очень-то приветливо, но все же объяснил ему, что город, как и остров, называется Тараберн. Других, даже небольших поселений на острове не было.
       - Городок наш небольшой, но есть гостиница, лавка и вот моя прекрасная таверна, - показал хозяин на свое немудреное заведение.
       Но самое главное, что узнал у него Фетис, это то, что "Голубок" был последним кораблем в этом году на Тараберне, потому что начинался сезон ураганов и целых полгода к острову не сможет подойти ни один корабль.
       Эта новость так огорчила бедного юношу, что у него совсем пропал аппетит. Фетис стал думать, как же прожить ему так долго на острове. Тут то он пожалел, что не взял у боцмана с "Голубка" собранные матросами для него деньги. Ведь он рассчитывал очень быстро отправиться в путь, нанявшись на попутный корабль матросом. А теперь положение его было отчаянным. Денег хватало, по самым скромным подсчетам лишь месяца на два.
       Хозяин таверны подсказал ему, где находилась гостиница. Там юноша снял самую дешевую комнатушку с облезлыми обоями и скрипучим топчаном. Одно утешение - большое окно с видом на причал.
       Фетис безуспешно пытался найти работу. Жители города удивляли юношу. Любопытные и завистливые они неустанно шпионили друг за другом сквозь щели в высоких заборах. Казалось, единственной их заботой, было не отстать от других. Больше накопить и хотя бы в чем-нибудь обойти соседа. Кормило обитателей острова море. Они ловили рыбу и омаров, собирали мидий. Но самым доходным ремеслом была добыча встречающегося только у Тараберна редчайшей разновидности коралла - перламутрового. Причудливые сплетения его веточек переливались на солнце и играли всеми цветами радуги. Из него изготавливались очень дорогие украшения, которые ценились во всем мире. Именно за ними и прибывали многочисленные корабли в летнее время, доставляя в своих трюмах все необходимое для жизни на острове. Осенью же и зимой жизнь на острове замирала - начинался сезон дождей и ураганов, из-за которых войти в единственную удобную для стоянки бухту было невозможно. Бедолагу Фетиса угораздило прибыть на остров буквально через два дня после отплытия последнего корабля. Вскоре действительно поднялся сильный западный ветер, который буквально сбивал с ног. Фетис вынужден был проводить время в своей холодной комнатушке, радуясь тому, что от предыдущего жильца осталось несколько книг, одна из которых была старым травником с полуистлевшими страницами. Бывший аптекарь купил в лавке большую тетрадь и ручку и старательно переписывал самые истрепанные страницы. Некоторые рецепты были ему знакомы, но большинство он видел впервые. Многие лекарства советовалось изготовлять из морских животных и водорослей. Это очень заинтересовало Фетиса, и ему пришла мысль попробовать зарабатывать, продавая лекарства. Он достал свой рундук и выставил на стол все баночки, захваченные им впопыхах из аптеки. К его великой радости среди лекарств он нашел несколько колб, горелку и даже ступку с пестиком. Теперь Фетис с увлечением занялся своей любимой работой. Сначала собирал нужных для лекарств морских обитателей, выбирая дни, когда немного утихал ветер, а потом уже готовил лечебные составы. Пустых баночек оказалось немного. Большинство из них было заполнено мазью от радикулита. Он открыл одну из них и натер содержимым руки, опасаясь, не загублено ли лекарство. Прошло несколько дней - все было благополучно. "Значит то, что произошло с губернатором это случайность", - решил аптекарь.
       Когда вся пустая посуда была заполнена новыми снадобьями, Фетис отправился в таверну и уговорил хозяина разрешить ему продавать лекарство, отдав ему за это остатки денег, матросскую новую робу и две баночки от радикулита.
       Узнав, что приезжий собирается торговать лекарством, его сосед по гостинице - учитель, как и он, случайно попавший на Тараберн, дал ему разумный совет:
       - Прежде всего, не уставай повторять, что это самое дешевое в мире лекарство и, что кое-кто, например лавочник, уже приобрел ценнейшую из настоек, которой осталось совсем немного. И не сомневайся, они расхватают у тебя даже пустые склянки, - грустно усмехнулся учитель.
       Он прожил на острове целый год и успел, как следует узнать местных жителей. Но аптекарь лишь улыбнулся ему в ответ. Он был уверен, что его снадобья будут продаваться и без рекламы. Ведь он так старательно готовил их
       И действительно - дело пошло весьма успешно. Стоило кому-то купить мазь от веснушек, как немедленно спешили за ней его соседи. В первую очередь расхватали средство от радикулита - оно было в самых красивых баночках. Но вскоре слухи поползли по городу, что многие почтенные граждане вдруг стали почему-то зарастать шерстью, да так быстро, что через полмесяца в некоторых домах все обитатели покрылись густым мехом с ног до головы. У них исчезла речь, удлинились руки, ноги наоборот стали короткими и кривыми. В общем, они превратились в обыкновенных обезьян. И произошло это так быстро, что вскоре уже некому было даже предъявлять претензии аптекарю. Дома опустели, по городу бродила, разбойничая в садах, стадо горилоподобных обезьян. Лишь двадцать пять человек во всём городе остались в облике человеческом. И хотя они тоже пользовались средством от радикулита, на них оно почему-то не подействовало.
       Тут только понял Фетис, что мазь его каким-то чудодейственным способом выбирала и наказывала только плохих людей. А самым первым поплатился хозяин таверны, намазавшись вволю дармовым лекарством.
       Всё это случилось в конце сезона штормов. И вскоре к пирсу пришвартовался первый корабль. Все, кто остался в городе в облике человеческом, покинули на нём Тараберн, где злобные обезьяны не давали им покоя.
       И Фетис наконец-то, спустя год, вернулся в родной город. За это время он так возмужал и изменился, что ему можно было смело появляться в городе. Он прошел по площади мимо аптеки, окна и двери были заколочены, покосилась вывеска, а ступени совсем заросли травой. Юноша направился к дому Вареньки. В разлуке он часто представлял встречу с любимой, но у дверей дома решительность оставила его. И если бы сама Варенька не вышла случайно на порог, как знать - когда бы еще увиделись они. Девушка сразу узнала своего друга и так была рада встрече, что не было сомнений - она любила и ждала его. От неё Фетис с радостью узнал, что отца девушки радикулит больше не мучает, и он продолжает работать в гимназии.
       - А вот наш губернатор почему-то превратился в обезьяну, сначала покрывшись шерстью. Он долго сидел взаперти, но как-то вырвался и сбежал куда-то, - рассказала Варенька Фетису.
       Оказалось, молодого аптекаря никто и не подозревал в злодеянии, потому что очень многие горожане пользовались его мазью, и все они были здоровы. Люди поговаривали, что губернатора покарал бог за жестокость и коварство.
       Фетис вернулся в свою аптеку. А вскоре была веселая свадьба - и старая аптека ожила. Весело играло солнце на мозаичном полу аптеки, толпились нарядные баночки на витрине, радостно встречал старый колокольчик входящих. Привезенный из странствий травник оказал добрую услугу Фетису. Слава о его редкостных лекарствах разнеслась по всей округе, и за ними приезжали из других городов.
       В счастье и достатке зажили молодые. Но все же иногда, особенно ранней весной, когда над городом пролетали на север птичьи стаи, становился молчаливым молодой аптекарь. Все вспоминались ему былые путешествия, пенные гребни волн за кормой, песчаные плесы Тараберна, далекие приморские города. Забылись невзгоды и его приключения стали красивой сказкой.
       А в их городе нет-нет, да и появлялись новые обезьяны, о которых, правда, никто не жалел.
      
      
      

    Хан и фея.

       По всей земле прошелся с войсками могучий хан, покоряя народы, разрушая города и истребляя непокорных. Среди неприступных скал над морем воздвиг он замок покорителя мира. За каменные стены цеплялись облака, под хрустальными сводами красовались цветы и деревья со всей Земли. И тянулись отовсюду бесчисленные обозы награбленного добра и всевозможных диковин. Ими украшал хан свой заоблачный дворец. Казалось, что желать еще торжествующему владыке? Красивейшие женщины услаждают его песнями и плясками, седовласые мудрецы у ног покровителя рассказывают лучшие сказки. От них-то и услышал он легенду. О прекрасной фее родников.
       Загорелись жадным огнем глаза хана. И помчались полчища рабов в поисках необыкновенной красавицы. Но тщетны их попытки. И сложили они головы по приказу разъяренного владыки. А хану не милы все прекрасные пленницы, манит его во сне лучезарная фея. И тогда приказал он оседлать лучшего скакуна своего, и один отправился на поиски.
       Все реки и ручьи объехал. В каждый родничок и болотце заглянул. Но оттуда смотрели на него то солнце, то звезды, да хохотали вслед пучеглазые лягушки. Оброс он бородой, ввалились глаза и впали щеки, а и следов ее не обнаружил. Совсем выбился из сил. И загнал своего любимого скакуна. В изнеможении упал на землю обессилевший повелитель у подножия высокой горы. И тут едва слышная песня долетела почти с самой вершины. Из последних сил стал карабкаться он вверх и увидел желанную фею. Потянул он руки, чтобы схватить ее, но она вмиг чистейшим родником обернулась. Склонился над ним хан и видит на дне его смеющееся лицо красавицы.
       Шли годы. А некогда грозный повелитель мира все смотрел в манящие глаза феи. От тоски полысела его голова, а потом и весь он окаменел, все склоняясь к роднику, вокруг которого поднялась чудесная буковая роща. Там и сейчас по ночам слышны вздохи хана и задорный смех феи родников.
       Со временем забылась старая история о могущественном хане, и теперь безлесую вершину между горой Демерджи и Чатырдагом называют "Лысым Иваном" или Пахлак-Кая.
      
      
      

    Сказка о двух сестрах

       На крутом склоне ущелья сохранился пещерный монастырь. В мрачных кельях по темным углам висят летучие мыши, обвалились, растрескались ступеньки, вившихся когда-то внутри него лестниц. На заросших травой, покрытых лишайником, плитах едва видны древние надписи. Под одной из них, никому неизвестная сейчас Чеслава. Имя ее было забыто и проклято еще с тех пор, когда ее, совсем юную, промозглой ноябрьской ночью тайно заточили в одной из келий. Словно захоронили заживо. А ведь когда-то трепетали перед ней грозные воины и могучие владыки. Славилась красотой она по всей земле. И блекли перед ней другие красавицы, и даже ее младшая очаровательная сестра. Столько было в глазах Чеславы страстного огня, что сгорали в нем души юных поклонников. Это пламя спалило ее счастье.
       За каменными стенами и в отсветах коптилки, чередой представали перед пленницей счастливые дни в отцовском замке, вспоминались безмятежные игры с сестрой в одичавшем саду, нежные теплые волны, льнувшие к их ногам. Однажды далеко в горы забрели они, собирая пионы. Не жаркое еще солнце ласкало лица, птицы распевали на все голоса. Ничего не предвещало беды. Но вдруг на щебнистом откосе натолкнулись они на искалеченное тело молодого воина. Золотой шлем откатился далеко, темные волосы трепал ветерок, безжизненные зеленые глаза смотрели в небо. Сквозь пробитую кольчугу виднелись глубокие раны. В ужасе остановились сестры. Младшая, не выдержав потрясения, без чувств упала на землю. Чеслава, выбиваясь из сил, принесла ее перепуганному отцу. А пока все хлопотали вокруг нее, незаметно выбралась из замка и вернулась к мертвому воину, и долго смотрела на прекрасное застывшее лицо. Тлеющий до того огонь, забушевал в ее сердце. Обхватив под руки тело, дотащила его девушка до укромной пещеры и, замирая от страха, отправилась к ведунье, жилище которой обходили даже звери. Протянула она старухе перстень с большим алмазом, каких немного было на земле, но отвергла дар колдунья:
       - Мне нужны глаза сестры твоей, иначе уйдешь ни с чем.
       В ужасе отшатнулась Чеслава, но могучий огонь сжигал ее душу, и ночью свершила она страшное дело, за что получила взамен кувшин волшебной воды, от которой ожил воин и полюбил девушку.
       Только одно лето и осень пробыли они вместе, когда опала листва и обнажился вход в пещеру, выследили их и схватили. В ту же ночь навсегда скрыл пещерный монастырь красавицу, а имя ее было проклято людьми. И угасла она в каменной келье, как пламя светильника, и никто не причитал у надгробия ее, никогда не приносили сюда цветы. Только однажды приходила слепая старуха. Кто знает, о чем грустила она: о далекой ли молодости или погибшей душе своей сестры.
      
      
      

    Дельфины.

       Море мерно накатывалось и отступало, шурша мелкой галькой, разноцветной и гладкой. Пенистые гребни волн лизали берег, оставляя воздушно-белые клочья, пышные сочные пучки водорослей. Это уже после, на солнце они съеживались, превращались в бесформенные темные комья. И камни тускнели на солнцепеке, пыльные и безликие. Им хотелось к ласковым волнам, чтобы вновь умытыми и яркими вместе с ними любоваться изумрудными берегами. Которые, казалось, вечно были такими спокойными и прекрасными. Но когда-то здесь содрогалась земля, дымилась, стекая, лава, кипело море. Тогда-то и сорвался с вершины громадный каменный обломок и скатился на вздыбленные у берега скалы, нависнув покатой крышей над полоской берега и моря. Так и остался он лежать там. Только с моря можно было добраться в эту потайную нишу. Сверху со временем все затянулось землей, заросло травой. И никто не знал о гроте, хотя по берегам этим уже поселились люди. К этому времени трещины и ущелья заросли, как старые раны. Небольшая долина в кольце гор стала плодородной. Коренастый карагач и земляничные красноствольные деревья умудрились прижиться на крохотных уступах крутых скал. Весной заросли шиповника в ложбинах розовели цветами, склоны пестрели тюльпанами и пионами, цепляясь усиками, оплетал камни дикий виноград и хмель. Деревни расположились, где поровнее и поближе к морю. Оно кормило жителей, которые рыбачили, собирали мидий, крабов, съедобные водоросли. В тихой мелкой бухте добывали жемчуг, а в прибрежной гальке находили аметисты, халцедоны и нежнее лепестков шиповника сердолики.
       Почти все, что давало море, уплывало отсюда в сундуках заезжих купцов. Местные жители не строили не только кораблей, но даже лодок. Старики говорили, что их предки разгневали чем-то подводного владыку, и он потопил их каравеллу. Те немногие, кто спасся, слышали, будто, глас моря, запретивший им и их потомкам во веки веков браться за весла. И люди боялись нарушить этот наказ, довольствуясь тем, что добывали в мелководной бухте. Жили они очень скупо, почти все продавали купцам, охотно приплывавшим сюда за товарами. Особенно ценился очень крупный ровный жемчуг, встречающийся только здесь, розовый сердолик, а так же поразительной чистоты аметисты, алмазы и красивейшая бирюза. За все это платили золотом, оно оседало в тайниках, а сами жители жили впроголодь, оставляя себе даже из пищи только то, что не брали купцы.
       Над потайным гротом начинался ухоженный парк повелителя этой страны, именуемой Златией. Самого же правителя величали Злат Непервый, чем он очень гордился, а еще больше своим несметным богатством, отобранного с трудом у жадных своих подданных. Над верхним сводом каменной ниши была кипарисовая аллея с мраморной лестницей, обвитой глицинией. Несколько толстых гибких стеблей лианы свисали с крыши грота к, невидимому сверху, входу в него. На самом краю обрыва, в укромном уголке среди ветвей глицинии любила отдыхать Карделина - единственная дочь повелителя, который, по понятиям Златии, считался самым добродетельным отцом, так как больше всех накопил в тайниках своих богатства. Но девушке было неуютно в угрюмом замке, забитом драгоценностями, рядом с добродетельным отцом. Ее не радовало "блестящее будущее", о котором без конца твердил Злат Непервый. Она убегала от него и гувернанток в свой любимый уголок под глицинией. Садилась, обхватив колени руками, и любовалась морем, слушая его вечную нескончаемую песню. Птицы в листве среди лиловых кистей распевали самозабвенно, в траве копошились жучки, букашки, солидные шмели прилетали за нектаром лиловых цветов. Карделине казалось, что все они очень счастливы, ведь им совсем нет дела до богатств отца и всей Златии! И ей хотелось стать такой же безмятежной, как они. Про себя она называла уголок этот Тин-Тинией. Когда же мысли ее невольно возвращались во дворец, она мрачнела.
       - Разве счастлив мой отец, самый богатый, по его убеждению, на Земле человек? Все заботы: как накопить еще больше и не потерять то, что есть, да страх нарушить ветхозаветные обычаи этой страны. Почему я должна, когда мне исполнится семнадцать лет, выйти замуж за урода и старика Филимона III. Только ради того, чтобы удвоились сокровища Златии? И это мое "блестящее будущее"!
       От таких мыслей ей становилось так тоскливо, что она согласна была стать кем угодно, букашкой, птичкой, лишь бы избежать этого "ослепительного счастья".
       Ее невеселые мысли прервали голоса слуг, они разыскивали ее в парке. Карделина поспешила выйти на аллею, чтобы не обнаружили случайно ее Тин-Тинию усердные фрейлины. Оказалось, отец приказал позвать ее немедленно в замок. Она должна сопровождать его в порт. Прибыл корабль и правитель спешил, чтобы самому проследить за торгом, дабы тут же собрать как можно большую дань с подданных. Пришлось Карделине следовать за ним на королевскую пристань, к которой причалили уже гости, приплывшие от стоящего на рейде паруснике, едва различимого вдали.
       Лодки эти были удивительны, плоские и круглые, больше похожие на чаши с ажурными перилами вместо бортов. Таких еще никто не видел. Как на них плыли без весел высокие светловолосые люди, было не понятно. Прибывшие говорили между собой на непонятном языке, да и по всему было видно, что они впервые причалили к этим берегам. Они оглядывали собравшихся, те - их. Но праздное любопытство не долго занимало местных жителей. Другие мысли уже беспокоили их: выгоднее, больше продать, обмануть повелителя и незнакомцев, которые уже доставали из своих круглых лодок какие-то тюки и ящики. Поднялась суматоха. Все старались протолкнуться ближе к гостям. Те же, сложив все, что было в лодках на берег, беспристрастно глядели на галдящую толпу и молчали. Вдруг сильный порыв ветра пролетел и затих над берегом. Тут же с моря донесся протяженный трубный звук, похожий на крик огромной птицы, столь необычный, что все замерли. Светлоглазые обернулись к кораблю, старший что-то сказал, и все они поспешили назад к причалу, где покачивались на волнах их небольшие шлюпки. Гости расположились в них стоя, по несколько человек в каждой, держась за высокие перила над бортиками. Плоские днища стали медленно раскручиваться, верхняя же часть их вместе с людьми оставалась неподвижной. Вода вокруг лодок вспенилась, и они одна за другой понеслись от берега к кораблю на рейде. Казалось, незнакомцы летели над морем. Все удивленно ахали, но недолго. Златинян больше интересовали тюки и ящики, оставленные на берегу. И они ринулись к ним, как голодные волки на добычу.
       Поднялся шум и гвалт, тянули, кто сколько мог. Приближенные правителя отбивали его долю, пуская в ход дубинки. Карделине слишком была знакома эта картина. Все увлеклись дележом покинутого товара. Девушка проводила взглядом уходящий к горизонту корабль незнакомцев, поднявший паруса цвета тихого моря; и, незамеченная никем, направилась к замку.
       Вдруг далеко впереди себя она увидела мелькнувший между деревьями силуэт очень высокого человека. Смутная догадка поразила ее. И девушка поспешила вслед за незнакомцем. И почти догнала его у каменной лестницы. Несомненно, это был один из удивительных гостей: светлые волосы, легкие переливчатые одежды, причудливого покроя и невероятно высокий рост. Он, не оглядываясь, сбежал по ступеням, Карделина осторожно, поодаль за ним. Человек на минуту скрылся в зарослях глицинии. Вскоре девушка услышала шелест листвы, хрустнула ветка, потом как-будто сорвался и бултыхнулся в воду камень, и все затихло.
       Хозяйка, конечно, хорошо знала каждый уголок своего парка. Она как ящерка вскарабкалась на один из камней, с которого как на ладони была видна часть парка, прилегающая к ее Тинь-Тинии. Но там не было ни души. Незнакомец словно взлетел или каким-то образом спустился к морю. Она спрыгнула на землю, подошла к обрыву и заглянула вниз. Сверху казалось, что монолитная каменная глыба круто уходила в море, которое было совершенно спокойно и пустынно. Не зная, что и думать, девушка немного посидела в своем любимом потайном уголке, пытаясь разглядеть на горизонте парус. Вдруг неожиданно резкий порыв ветра долетел с моря, за ним другой и вскоре обрушился шторм, свирепый и безжалостный.
       Бедняжка с трудом добралась до аллеи, где ее нашли обеспокоенные слуги. Ураган улегся только через неделю. Когда девушка выбралась, наконец, в Тин-Тинию, земля уже подсыхала. Умытая природа ликовала, радуясь продолжению жизни.
       Во время шторма Карделина много думала о странных происшествиях того памятного дня. И ей не терпелось поскорее осмотреть то место, где так странно исчез незнакомец перед ураганом. На площадке все было по-прежнему. Гибкие лианы почти не пострадали. Хотя немало увядших кистей устилали влажную еще землю, на которой она, осмотрев все внимательно, заметила несколько огромных следов, ведущих к обрыву. Девушка заглянула вниз. Одна плеть глицинии спускалась по крутому склону почти до самого берега. Листья лианы были примяты, кое-где обломались побеги, и присохли комочки земли. Было похоже, что по ней опускался человек, хотя ему нужно было преодолеть не менее ста футов. У Карделины даже закружилась голова при одной мысли о таком спуске. Она отошла подальше от края и присела на сплетении ветвей, похожих на кресло, где она часто отдыхала, когда приходила сюда раньше. "Пожалуй, надо быть отчаянным и ловким смельчаком, чтобы не сломать себе шею", - подумала она о незнакомце.
       Вокруг была та тишина, в которой многочисленные звуки не отвлекают от размышлений. Шум волн где-то внизу, птичье разноголосье, шелест листвы не мешали девушке думать.
       Вдруг где-то прямо под собой она услышала гулкие шаги. Потом кто-то явно прошел по гальке внизу. Затем было слышно, как скатился камень по склону и на край обрыва, прямо перед девушкой, поднялся, придерживаясь лианы человек. Оба ошеломленно смотрели друг на друга. В висках у Каредилины стучало, замирало от напряжения сердце, она не могла пошевелиться.
       Видно, поняв ее испуг, человек улыбнулся и сказал что-то тихо, будто прошелестел листвой ветер. И ей стало легче. Страх ушел. Теперь она рассмотрела, что это был юноша, почти мальчик. Мягкий овал лица, припухлые губы. А глаза очень светлые, лишь капелька синевы в них, а зрачки не черные, а ярко-синие.
       Юноша почтительно поклонился Карделине и объяснил жестами, что никто не должен знать о его убежище. Потом, как-то очень ловко дал понять, что не желает ей зла, и хотел бы научиться ее языку, и что будет ждать ее, когда взойдет луна на этом месте. Девушка кивнула ему и поспешила домой.
       Закрывшись в своей комнате, она долго не могла успокоиться. К ней то подкрадывался страх, то безудержное веселье. Или вдруг ее охватывало нетерпенье. Но все же в темноте она выбралась из замка и нервно содрогаясь, добралась к месту встречи.
       Юноша уже ждал. Начались уроки. Он показывал на что-нибудь - Карделина называла. Так прошел месяц, и они стали довольно сносно понимать друг друга.
       Дельф - так назвался незнакомец, расспрашивал собеседницу о законах и обычаях Златии, обо всем, что росло и обитало в этих краях и чем занимаются местные жители. О себе он сказал только, что его страна далеко отсюда. И все. А повторять расспросы она не решалась.
       Однажды юноша исчез на целую неделю. Девушка вся извелась, ожидая его напрасно каждую ночь. И когда он, наконец, появился, не выдержала и расплакалась. Дельф молча удивленно смотрел на нее, явно не понимая причину слез, и лишь когда она успокоилась, сказал, что настало время ему возвратиться на родину. А эту неделю он был дома и вернулся сюда лишь за тем, чтобы проститься с ней и взять кое-какие из собранных в Златии образцов минералов и растений.
       - Хочешь посмотреть, что я возьму с собой? - спросил юноша.
       Девушка кивнула. Он помог спуститься ей по тропе вниз, которую он проложил за это время. И они попали в обширную каменную залу, обжитую и необычную. Стены и потолок были завешаны плетеными из водорослей коврами с необычными рисунками. Кораллы украшали ажурной своей красотой большой янтарный стол. Рядом с ним возвышалась, похожая на нераскрывшийся цветок магнолии огромная раковина.
       - Садись в это кресло, - предложил Дельф спутнице, - в нем я отдыхал те редкие часы, которые проводил здесь. Ночью я слушал тебя, а днем бродил по вашей Златии. Не удивляйся, мы - жители Дельфии не нуждаемся во сне. Я не случайно остался на Земле, а по велению моей страны, которая когда-то была прекрасным островом. Недра его хранили самоцветы и золото. А в реке, что сбегала с единственной горы Кунь обитали раковины, дающие цветной жемчуг. Наши предки не знали ценности желтого металла и делали из него посуду и прочие вещи. Они не видели других людей, потому что на тысячи верст вокруг был только океан. Но однажды к нашим берегам причалил корабль. Приплывшие с далекой земли люди знали, что такое золото и стали выпрашивать у нас якобы необходимую им в пути посуду. Наши люди давали все, что просили гости, и их судно отправилось на родину с полным трюмом драгоценностей. Но не доплыли до нее, земляне поубивали друг друга, не поделив добычу, лишь один из них спасся, и его выбросило вместе с кораблем на берег. Вскоре он вернулся с десятью кораблями. Все кто приплыл, выпрашивали у нас золото и драгоценности, а взамен предлагали оружие, но наши предки не знали что это и зачем оно, и не брали его. А земляне хотели научить нас убивать и посеять среди нас раздоры, чтобы мы познали силу золота и власти, но ушли ни с чем.
       Среди нас жил великий мудрец - Святидар. Он познал тайну моря, его законы, мог принимать облик любого его обитателя. Мы во всем следовали его разумным советам. Но наше братство не давало покоя землянам, и они напали на наш остров, намереваясь истребить нас и завладеть им.
       Мы вынуждены были обратиться к великому Святидару, и он помог нам, море поглотило остров. К этому времени жители Дельфии могли обитать уже под водой, приняв внешний облик рыб. Наши враги погибли, лишь немногие из них спаслись. Их выбросило на ваш берег. Это были твои предки, Карделина. А наш народ и сейчас живет по законам моря. Но мы люди и тоскуем по своим собратьям. Раз в сто лет остров наш поднимается над водой, целый год мы живем, как и вы, чтобы не потерять окончательно способности жить на земле. В это время наши корабли, построенные по совету Святидара, отправляются в плаванье. Мы путешествуем с надеждой встретить собратьев по разуму, не умеющих убивать друг друга, ценящих золото за его стойкость, а самоцветы за красоту, которую нельзя продать или купить. Много раз наш остров поднимался над водой, но напрасно наши корабли спешили к людям.
       Так было и на этот раз. Ты сама видела, что творилось на пристани. Видно, не скоро еще сможем мы вернуться на Землю. В эти дни, когда меня не было, я виделся со своими братьями. Они выслушали мой доклад о Златии. И теперь мне пора возвращаться. Завтра наш остров опускается на дно. По дороге я собрал для тебя подарок. Посмотри в эту раковину.
       Карделина послушно заглянула внутрь огромной перламутровой чаши. Там переливался разноцветный жемчуг.
       - Посмотри на него, - Дельф протянул ей горсть. - Здесь нет ни одной одинаковой, каждая из них со своим оттенком.
       - Удивительно! У моего отца есть голубая жемчужина, и он утверждал, что на нее можно купить целый корабль, - сказала Карделина.
       - Возьми эту раковину себе на память.
       Девушка долго молчала, перекатывая на ладони жемчуг. Наконец высыпала его назад и посмотрела прямо в глаза юноше:
       - Дельф, возьми меня с собой. Мне давно опостылела Златия. А теперь, когда я знаю о твоей родине, мне невыносимо оставаться здесь. Слишком одиноко.
       Юноша внимательно смотрел на нее.
       - Да я могу открыть тебе тайну, благодаря которой мы можем жить под водой, но после этого ты должна будешь прожить с моим народом сто лет и возможно никогда не увидишь Златию и своих близких.
       Карделина задумалась лишь на мгновение.
       - Я согласно, я понимаю, что это будет нелегко. Но, по-моему, родина это не только место, где ты появился на свет, но это, прежде всего люди, которым ты необходим, которых ты понимаешь, а они понимают тебя.
       - Знаешь, Карделина, я рад твоему решению и постараюсь сделать все, чтобы ты не пожалела о нем.
       - Тогда я поднимусь проститься с Тин-Тинией, только там я бывала счастлива, - обрадовалась девушка.
       Но когда она поднялась наверх, ее окружили стражники во главе с отцом.
       - Хватайте ее, - приказал Злат Непервый.
       - Дельф, Дельф! - закричала девушка, и бросилась с обрыва в море и исчезла в волнах.
       Когда она вынырнула, к ней метнулось огромное черное существо, похожее на рыбу.
       - Держите его, это и есть Дельф, он похитил Карделину - ину - ину..., - откликнулось море.
       Но уже два быстрых тела, с плавниками на спине рассекали волны, удаляясь от берега.
       И с тех пор часто в этих местах стали появляться диковинные существа, похожие на рыб. Они близко подплывают к людям, следуют за их лодками и кораблями, словно наблюдают за ними. Часто они спасают тонущих людей. А называют их земляне дельфинами, в память о Дельфе и Карделине.
      
      
      

    Родник Уинцифер.

       Городок Рони расположился у самого моря. Улицы его, извилисто петляя, спускались вниз по склону горы Уинцифер. Она дугой окружала долину, защищая ее от северных ветров. Так что зима там была мягкой, часто шли дожди, и зеленели круглый год прибрежные склоны. Быстрые речушки, срываясь водопадами, спешили к морю.
       В крохотных садиках на террасах, обложенных диким камнем, дозревали хурма и апельсины. А в феврале зацветали миндаль и абрикосы. В марте же все вокруг покрывалось цветами, чтобы быстрее обзавестись плодами до засухи, которая неизменно наступала в середине лета, когда стаивал последний снег на Уинцифере и пересыхали все ручьи.
       На самой окраине городка, в небольшом доме у реки Уини, что означает водопадная, жила некогда старуха Руна, с маленькой девочкой Нютой. Они были пришлые и поселились в заброшенном доме. Никто не знал, откуда те появились. Пожилая седая женщина оказалась угрюмой и нелюдимой. Так что даже любопытным соседкам не удалось ничего узнать о поселенцах. Затаив злобу, они вскоре оставили их в покое, не преминув, правда, позлословить им вслед при случае. Со временем кумушки насочиняли о них столько сплетен и домыслов, что и сами забыли, где, правда, а где вымысел, и стали не на шутку побаиваться старуху, да так, что, завидев ее издали, старались обойти десятой дорогой. Руну, как видно, это не огорчало. Она редко выходила в город, в основном в ближайшую лавку да на рыбный рынок. Почти все время она посла своих коз на склонах Уинцифера, а Нюта, подрастая, занималась хозяйством в доме и на огороде, который они отвоевали у каменной осыпи. В глубине двора Руна обнаружила старый пересохший колодец. Потихоньку они расчистили его и отвели туда воду из реки. От него из старой черепицы соорудили желоба к грядкам. Так что в самую жару, когда все вокруг пересыхало, их участок утопал в зелени и цветах, на зависть соседям.
       Прошло время, старуха умерла, и Нюта осталась совсем одна. Ей уже исполнилось шестнадцать лет, но вряд ли какой-нибудь юноша отважился бы ухаживать за ней, наслушавшись нелепых рассказов местных сплетниц. Да к тому же Нюта выглядела необычно для этих мест. Она была невысокой, очень хрупкой с мелкими чертами лица и светло-русыми волосами, и одевалась она очень скромно. Местные же девушки были рослыми, смуглыми, с темными, часто вьющимися волосами и крупными чертами лица, одевались по-южному броско и ярко. Они казались пышными тропическими цветами. Рядом с ними Нюта скорее напоминала чахлый картофельный росток, выросший без света. И поэтому все в городе считали ее дурнушкой.
       Молодые люди, словно не замечали ее, а дети часто дразнили и делали мелкие пакости, с молчаливого согласия взрослых.
       Когда жива была Руна, Нюту особенно не обижали, разве что дразнили, а как осталась девушка одна, стали не на шутку донимать ее соседи. То мусор через забор высыпят прямо на цветы, то кошку дохлую на порог подбросят или калитку сломают. Что ни день, то новые сюрпризы. Кумушки и сами не знали, за что измывались над несчастной, все в ней раздражало их, даже то, что она кротко сносила их издевательства. Вот если бы она скандалила или мстила им в ответ, они, может быть, и махнули на нее рукой. Но она вела себя не так, как другие, и это злило их еще больше. Имя ее не сходило с уст соседок, как олицетворение всего дурного и безвкусного. Стоило кому-то из детей испачкаться, тут же матушка его заявляла:
       - Ты что, хочешь стать такой грязнулей, как Нюта?
       Или пугали непослушных детей:
       - Будешь так плохо есть, станешь таким же тощим заморышем, как наша непутевая соседка.
       От обиды девушка часто плакала дома и все реже бывала в городе, а всё больше времени проводила на склонах Уинцифера, где пасла коз, благо трава там густо росла всю зиму.
       В середине зимы одна козочка окотила двух черненьких забавных козлят. Они были очень слабенькие, и Нюте пришлось выкармливать их из соски. А когда они, наконец, окрепли, она с радостью отправилась со своим увеличившимся стадом на ближайшую к ее дому поляну.
       Как-то тихим солнечным днём, когда козочки с удовольствием щипали сочную молодую траву, девушка сидела на поваленном дереве, на берегу Уини и думала о своей странной судьбе. Накануне, кто-то из соседей вымазал всю ее калитку грязью, и она не знала, как защититься от злых людей. От грустных раздумий ее отвлекли козлята. Они до того смешно скакали по лужайке, да еще норовили бодаться друг с другом. И было это так забавно, что Нюта рассмеялась и стала вместе с малышами бегать и прыгать по траве. Ей стало жарко, она сняла черный грубый платок, всегда покрывавший ее голову, как когда-то приучила ее Руна. Волосы ее растрепались и густыми дымчатыми волнами рассыпались по плечам. Бледное личико разрумянилось. Она скинула широкий темный балахон, который обычно носила всю зиму, и осталась в легкой голубой кофточке, которая очень шла к ее серым глазам. Девушка так увлеклась игрой с козлятами, что не сразу заметила незнакомого охотника с собакой. Та залаяла, и Нюта в ужасе замерла...
       Перед ней стоял красивый молодой человек, одетый очень богато и изысканно. Ружье у него было украшено серебром и драгоценными камнями. Он смотрел на девушку очень ласково.
       - Здравствуй, красавица, кто ты? Уж не нимфа ли Уини.
       Нюта, которой охотник показался сказочным принцем, ожидала что-то хорошее, даже чуда. Но его слова она расценила как жестокую насмешку, потому что слишком часто ей приходилось слышать вслед: "Дурнушка, уродина".
       Бедняжка, расплакавшись, бросилась в лес и бежала, не разбирая дороги до тех пор, пока совсем не выбилась из сил. Она упала на сухую прошлогоднюю листву. Слезы скатывались по ее лицу и падали на землю. Маленькое ее тело содрогалось, как от холода. Так горько и тяжело ей было только после смерти ее приемной матери Руны.
       Наплакавшись, она огляделась. Была ночь. Почти полная луна безжизненным голубоватым светом освещала незнакомую поляну с островерхой скалой. У ее подножия был родник. Нюта набрала в ладони из него воды, напилась и умыла заплаканное лицо. И ей стало легче. Она вспомнила о брошенных козочках и, поднявшись на скалу, осмотрелась. Далеко-далеко внизу виднелись огни города. До него было верст семь. И пастушка решила заночевать в лесу.
       Утром девушка подошла к источнику, чтобы умыться. Родничок был небольшой, совершенно круглый, на темно-зеленой глади его покачивались далекие розовые облака. Наклонившись над водой, Нюта увидела, как в зеркале, свое отражение и оторопела. Это было не ее лицо. "Боже, что это со мной", - подумала испуганная девушка. И тут она услышала тоненький, как звон колокольчиков, голосок, и рядом с родником странное существо, похожее на девушку, но полупрозрачную, с шуршащими серебристыми крыльями за спиной.
       - Не бойся меня, Нюта, я нимфа Уини, не принесу тебе зла. Мне жаль тебя, я видела, как горько ты плакала ночью. Я хочу помочь тебе. Это чудодейственный родник. И если ты пожелаешь, то останешься такой же, какой видела себя только что. Посмотри внимательнее на свое отражение. Нравится ли оно тебе?
       Девушка наклонилась над водой и увидела лицо необыкновенной красоты и ответила крылатой Уини.
       - Да, любезная нимфа.
       -Тогда умойся три раза из моего волшебного родника, и все сбудется.
       - Удивительно! А я навсегда останусь такой? - Спросила девушка.
       - Да, но если ты захочешь измениться, снова стать такой, как раньше, приди на эту же поляну к моему источнику и опять трижды умой лицо.
       С этими словами нимфа исчезла, а девушка долго сидела, задумавшись. И вспомнилась ей вся ее нескладная жизнь. Но особенно горько ей было думать о молодом охотнике, который так жестоко насмеялся над ней вчера. Поэтому все же решилась, выполнила совет Уини, и стала настоящей красавицей.
       Солнце уже было высоко и Нюта, мысленно поблагодарив нимфу, поспешила домой. Ей с трудом удалось отыскать своих козочек, они довольно высоко забрались вверх по склону Уинцифера и паслись на лужайке у небольшого водопада. Девушка очень устала и присела отдохнуть. Но тут она услышала заливистый лай, который доносился откуда-то снизу. Нюта поднялась и увидела на поляне, где она пасла коз накануне, уже знакомого ей охотника. Он сидел на камне, опершись о ружье, а его охотничья собака с лаем носилась вокруг сосны, заметив белку.
       Словно почувствовав ее взгляд, молодой человек посмотрел вверх и увидел пастушку и ее стадо. Охотник позвал собаку и стал торопливо подниматься вверх по склону к водопаду. И не успела девушка что-то предпринять, собака и с лаем напала на коз. К счастью, вскоре появился ее хозяин и отозвал задиристого пса.
       Охотник поздоровался, приподняв шляпу с пером.
       - Скажи мне, милая, не знакома ли тебе юная пастушка, что вчера в это же время пасла вот таких же козочек поблизости.
       Нюта покраснела и потупилась.
       Молодой человек внимательно всматривался в лицо девушки:
       . -Ты чем-то похожа на нее и такая же красавица как она. Да и козлята, по-моему, те же. Как зовут тебя, прелестница?
       И Нюта, сама не зная почему, все рассказала незнакомцу о своей нелёгкой жизни, и даже о нимфе Уини.
       Выслушав ее, Идар, так звали охотника, успокоил девушку и сказал:
       - Итак, Аннушка, так я буду звать тебя и впредь - глупых и злых людей всегда было много на земле. Так говорил мой отец. Но надо верить в лучшее, и жизнь непременно вознаградит тебя за долготерпение. А теперь я должен вернуться в город, есть у меня неотложные дела. А ты возвращайся домой и жди меня в гости через три дня.
       И они расстались. Охотник, а это был сын графа Радомирова - властелина здешнего края, поспешил вниз к морю, где ждали его слуги и карета. На ней он отправился вдоль берега моря, а затем через перевал к дворцу своего отца. Разговор с ним у Идара был не легким. Но граф очень любил своего единственного сына, который остался без матери с самого рождения. Отец решил не препятствовать женитьбе Идара на девушке, которая так пришлась ему по-сердцу. Ему трудно было отказать сыну еще и потому, что когда-то и он любил простую девушку по имени Руна, но не посмел признаться в этом отцу и женился по его воле. Но всю жизнь жалел об этом, и даже пытался найти ее после того, как овдовел. Но девушка пропала бесследно, и никто не знал о ее судьбе. Вспомнив об этом, граф приказал всем во дворце готовиться к свадьбе.
       Между тем прошло три дня. Все это время Нюта не находила себе места. С самого рассвета она угоняла свое небольшое стадо на лужайку у водопада. Оттуда была хорошо видна дорога на перевал, и молодая пастушка неустанно всматривалась вдаль. Но вот уже и третий день стал клониться к закату, а охотника все не было.
       - А вдруг Идар уже приехал к моему дому и ждет меня там? - Подумалось ей.
       И она поспешила в город. Когда девушка подошла к калитке, подгоняя своих козочек, ей навстречу попалась соседка, пожалуй, самая ярая сплетница во всей округе. Увидев преобразившуюся Нюту, та выпучила глаза и стала креститься, бормоча:
       - Чур, меня, чур, меня!
       Не обращая на неё внимания, девушка загнала коз во двор и зашла в дом.
       А соседка, тем временем, носилась по улице от одной кумушки, к другой, и всем взахлеб твердила, что Нюта точно колдунья, потому как стала она, вдруг, ни с того ни с сего необычайной красавицей, и даже волосы у нее выросли ниже пояса. И она распустила их по плечам, как сущая ведьма.
       И к вечеру у дома на окраине собрались возбужденные горожане. Среди них кто-то распустил слух о том, что Нюту видели верхом на козле с человеческим черепом в руке, который щёлкал зубами и курил трубку.
       Но девушка не знала, что творилось за ее забором. Она думала о молодом охотнике и не слышала шум на улице. Вдруг в окно, разбив стекло вдребезги, влетел камень, за ним еще и еще. Разъяренная толпа пыталась повалить забор. Нюта поняла, в чем дело и, распахнув дверь, вышла на порог. Толпа замерла и отступила.
       Но чей-то истошный голос вдруг завопил:
       - Ведьма, бей ведьму!
       И прямо рядом с головой девушки просвистел камень. Но тут к дому, заставив расступиться толпу, подкатила богатая карета, увитая гирляндами цветов. За ней следовали всадники в парадных одеждах.
       Все затихли. И на глазах у изумленных горожан открылась дверца кареты, и появился граф Радомиров, а за ним его сын в пышных праздничных одеждах. Он держал в руках букет белых орхидей. Всадники оттеснили толпу от калитки, и граф с сыном вошли во двор. Когда их увидела Нюта, бедняжка потеряла сознание, Идар успел подхватить ее и на руках вынес на улицу. К нему подбежали слуги, привели девушку в чувства и помогли ей сесть в карету. Процессия двинулась прочь от притихшей толпы.
       Вскоре состоялась свадьба, веселая и красивая. И были счастливые молодые.
       Но однажды как-то сказал Идар жене:
       - А знаешь, ведь я полюбил тебя до того, как встретила нимфу Уини. И в самые счастливые минуты я вижу тебя именно такой...
       Выслушала его жена и однажды, когда его не было дома, отправилась верхом через перевал, в городок Рони. На месте дома, где она жила когда-то, были одни развалины. Все заросло травой и диким шиповником.
       Она с трудом отыскала родник и трижды умылась его зеленоватой водой.
       К вечеру она была дома. Когда ее увидел муж, он улыбнулся:
       - Вот теперь ты самая красивая женщина на земле, а я счастливейший человек на свете.
      
      
      

    Мольберт.

       Тихим летним утром с каботажного судна "Фью" сошел на пристань молодой художник с мольбертом за спиной. Оглядевшись, он направился в ближайшую корчму.
       Хозяин этого немудреного заведения, как водится в приморских городках, всегда был в курсе всех местных новостей.
       Он охотно посоветовал приезжему у кого можно снять недорогую, но вполне приличную комнату.
       Бедняжка Берта, она живет на Верхней улице, - пояснил корчмарь, - вот уже третий год как осталась одна, после того как сгинул в море ее Стефан. Упокой, Господи, его душу... Так вот, она совсем недавно говорила мне, что хотела бы пустить постояльца. Она добрая женщина, и я думаю, вы быстро поладите.
       Расспросив подробнее, как найти нужную улицу, художник отблагодарил словоохотливого собеседника и отправился разыскивать владения Берты.
       Хозяйка, действительно, была рада постояльцу и за подходящую плату отвела ему небольшую, но светлую и уютную комнату, да еще с окнами на море. Лаешь (так звали художника), установил мольберт, приготовил краски, но взяться за кисти ему довелось не скоро.
       Без мужских рук хозяйство Берты пришло в упадок. Так что постояльцу пришлось сначала подновить крышу, потом покрасить забор и отремонтировать кладовку.
       Лишь спустя месяц он начал рисовать. И теперь уж проводил у мольберта все дни с утра до вечера.
       Но работа у него явно не ладилась. Несколько незаконченных холстов уже пылились на полках в его комнате. А он почему-то принимался за новую картину. Но вскоре и ее отправлял в шкаф. И с горячностью начинал следующую.
       Берта, любившая посудачить, все реже заходила в его комнату, потому что он стал раздражительным и молчаливым.
       Так продолжалось почти год. Весной Лаешь все чаще стал уходить за город с мольбертом и все реже брался за кисти. Хозяйка сначала приставала к нему с расспросами: куда, да надолго ли? Но художник упорно отмалчивался и старался поскорее улизнуть из дома.
       Когда постояльца не было, Берта пыталась навести порядок в его комнате и частенько, смахивая пыль, рассматривала картины. Ее удивляло, что на всех холстах один и тот же сюжет - по улице города, придерживая рукой шляпу, шла девушка. Из-за каменного глухого забора виднелся угол дома с деревянным балконом, оплетенным глицинией. Густые пряди зелени свисали через стену. На светлое платье девушки падали солнечные блики, ветер теребил ленты шляпы.
       Все было поразительно живо на этих картинах. Все, кроме лица девушки. Его вообще не было. Лишь белое пятно под шляпой. И так на всех полотнах. Тяжёлое чувство беспокойства и тоски неизменно вызывали у Берты эти полотна. И она, торопливо смахнув пыль, уходила к себе или посудачить с соседками. Им она все чаще жаловалась на своего постояльца:
       - Странный он стал какой-то. Слова лишнего от него не добьешься. Все вздыхает да краски изводит. А что толку то! Ни одну картину не закончил. И рисует одно и тоже - девушку какую-то. И все у него неплохо получается, а вот лицо-то ей он почему-то не закончит никак. Странно все это, - вздыхала Берта.
       А сам-то совсем извелся, не ест толком. Молчит да курит. А скажу что, так за мольберт - да вон из дома. Уж я и не рада, что взяла его на постой, - сетовала хозяйка соседкам.
       Кумушки поддакивали ей, охали да ахали. А Лаешь, между тем, все реже бывал на квартире. Бродил где-то, и даже мольберт перестал брать с собой. Пока не исчез совсем.
       Берта долго не трогала вещи художника, все надеялась, что вернется. Но когда прошло полгода, она решилась, наконец, убрать пожитки постояльца. Холсты она раздала соседям.
       Те повесили, было, картины на стены в своих комнатах. Но всем, как и Берте, становилось не по себе от этих полотен. Стоило присмотреться пристально к картине - она словно оживала. Будто сам идешь по улице вдоль каменного забора, мимо богатого дома в зелени и цветах, и яркое солнце заливает все вокруг.
       Но тяжелое, гнетущее чувство неизменно возникало у всех, кто смотрел на холсты. И постепенно все полотна перекочевали в кладовки или на чердаки. А мольберт художника Берта отнесла на окраину города, куда выносили обычно хозяйки всякий хлам. Но не решилась выбросить на мусорную кучу, а прислонилась поодаль к стволу старого вяза.
       Спустя неделю там его увидел молодой паренек Селистен, совершенно случайно оказавшийся за городом. Он внимательно осмотрел мольберт. Тот был совершенно цел. "Странно", - подумал юноша, - "как мог попасть сюда столь необычный предмет? Может это знак судьбы, и мне стоит попробовать рисовать?".
       Надо сказать, что научиться рисовать Селистен мечтал с детства, может быть потому, что ему часто приходилось встречаться на господском дворе герцога Людовика, где он жил в небольшой квартире под самой крышей с придворным художником, который был любимцем господина и жил в роскоши и веселье. Мальчик всегда восторгался им, особенно его великолепным бархатным беретом, украшенным дорогой брошью и огромным белым пером.
      -- Когда я вырасту, - говорил он часто своей матушке - белошвейке Агнессе, обычно сидевшей у окна за работой, - я тоже буду придворным живописцем, таким же важным и богатым, и тебе не придется так много работать.
       Но когда Селистену едва исполнилось двенадцать лет, Агнесса тяжело заболела и умерла. Ребёнок остался один.
       Управляющий Людовика хотел, было, отправить сироту на отдаленную ферму, но жена Генриетта уговорила мужа оставить мальчику квартиру, где он жил с матерью и позволить ему самому решить, какому ремеслу учиться.
       Дело в том, что в молодости родители герцогини долго не имели детей и, отчаявшись, взяли на воспитание совсем крохотную сироту - малышку Агнессу, а вскоре у них родилась своя долгожданная дочь. Девочки росли вместе и очень привязались друг к другу. А когда повзрослели, Генриетту выдали замуж за молодого тогда Людовика, впоследствии ставшего наместником края. А Агнесса страстно влюбилась в красавца офицера - повесу и задиру, и, несмотря на предостережения приемных родителей, все же вышла замуж и уехала с ним в другую страну. Но он вскоре погиб на дуэли, промотав приданное жены и оставив ее и маленького сына в совершенной нищете.
       Генриетта, узнав об этом умоляла мужа помочь несчастной женщине, но суровый и скаредный Людовик согласился лишь выделить вдове пустующую квартиру под самой крышей своего замка, да приказал выдать несколько золотых.
       Агнесса перебралась с сыном на новое место и стала подрабатывать шитьем, Генриетта как могла, помогала ей, в тайне от скупого мужа. Так что жилось им неплохо.
       Когда же Селистен остался один, то решил научиться какому-нибудь ремеслу. Был подмастерьем у сапожника, бондаря. Целый год учился у садовника герцога. Но все не нравилось ему, и он работал "спустя рукава".
       В тот день, когда юноша увидел мольберт у старого вяза, он опять был не у дел. Последний наставник краснодеревщик прогнал его со скандалом из мастерской за то, что он загубил почти готовый шкаф для библиотеки самого наместника края. Расстроенный подмастерье пустился наутек от рассвирепевшего учителя и остановился лишь за городом, где увидел мольберт, тот самый, что оставила там Берта.
       Итак, Селистен, которому к этому времени было уже 16 лет, прихватил необычную находку и отправился к замку Людовика.
       Дома он поставил мольберт у окна и отыскал в шкафу кусок холста, краски и кисти. Все это подарила ему в день рождения как-то Генриетта, знавшая о его детской мечте стать художником. Раньше ребёнок часто доставал подарок крёстной матери, но рисовать так и не осмелился. Сейчас же он решительно взялся за дело и просидел у мольберта не один час. Но краски почему-то впитывались в холст, растекались бесформенными пятнами. Он понимал, что делает что-то не так, а как надо не знал и вынужден был оставить свою тщетную затею и отправился спать. Сон долго не шел к нему. Вспоминалось детство, матушка, бесполезные попытки научиться чему-нибудь в последние годы. А когда бедняга, наконец, задремал, то ему приснился взбешенный краснодеревщик с поленом в руках и он в страхе проснулся.
       Была глубокая ночь. Сквозь окно комнату освещала полная луна. Замок спал. И тут вдруг послышались чьи-то шаги на лестнице. Скрипнула дверь, звук шагов приблизился к окну и затих. Но никого не было видно в комнате, несмотря на то, что она была освещена лунным светом. Холодный пот выступил у Селистена на лбу. Он замер, не дыша и не сводя глаз с мольберта, с которого, вдруг, его холст сполз на пол. Вместо него, невесть откуда, появился чистый, закрепленный на подрамнике. А на нем мазок за мазком стала вырисовываться фигура девушки.
       Что было дальше, Селистен не помнил. Видимо, от потрясения он потерял сознание. Очнулся бедолага на рассвете. Солнце едва появилось на горизонте. Пели птицы, за окном слышались голоса людей, уже хлопотавших на господском дворе. И все случившееся ночью показалось Селистену дурным сном. Потягиваясь и насвистывая, он спустился во двор, рассчитывая отыскать своего приятеля Имре, который когда-то работал в мастерской придворного художника и мог дать ему дельные советы. Так и не встретив дружка, он вернулся к себе после полудня. Как только он вошел в квартиру, ему послышался со двора голос Имре. Он направился к окну, чтобы взглянуть вниз.
       Но, проходя мимо мольберта - опешил - на нем была почти готовая большая картина. По улице города шла девушка. Тщательно и мастерски было нарисовано все: булыжная мостовая, старый каменный забор, свисающие с него пряди зелени, красивое платье девушки... все, кроме ее лица. Опустившись на стул у мольберта, Селистен не мог отвести взгляд от холста. Ему мучительно хотелось рассмотреть лицо девушки. Казалось и он идет по той же улице и вот-вот они встретятся.
       Между тем стемнело. Юноша зажег свечу. Он не знал, сколько прошло времени и, видимо, задремал сидя и очнулся, услышав тяжелые шаги по лестнице.
       Уже наступила ночь. Расширенными от ужаса глазами несчастный смотрел на дверь, она приоткрылась и звук шагов стал приближаться, но, как и в прошлую ночь, никого не было видно в залитой лунным светом квартирке. В панике бросился юноша в соседнюю комнату, оттуда через окно вылез на каменный карниз и, пройдя по нему, спустился на крышу кухни, и дальше по приставной лестнице во двор. Этим путем в детстве он частенько возвращался домой тайком от матери, заигравшись с детьми.
       У входа в кухню Селистен столкнулся с сыном кухарки, своим дружком и ровесником Тадеушем. Тот был сильно навеселе и потащил приятеля на кухню, ему весьма хотелось чем-нибудь закусить.
       Несмотря на бдительность старшего повара, кухарке всегда удавалось что-то припасти и ночью за длинным столом в людской устраивали поздний ужин с чаепитием. Приятели подоспели вовремя. Застолье было в разгаре. Пожалуй, Селистен никогда не был так рад компании и с удовольствием уселся рядом с Тадеушем на деревянную скамью у стола. Напротив их длинноусый конюх Лацек потягивал пиво из глиняной кружки. По всему было видно, что до этого он принял немало чего-то покрепче.
       Когда Тадеуш, наконец-то, перестал препираться с матерью, тщетно пытавшейся вразумить выпивоху-сына, он начал жевать холодную говядину, конюх же продолжил, видимо, прерванный их приходом рассказ:
      -- Спасибо, научили его к старичку одному за советом обратиться, ну из тех, что меж собой люди колдунами называют за то, что они с самим дьяволом дружбу водят.
      -- Господь с тобой, - охнула и перекрестилась набожная кухарка.
       Не обращая на нее внимания, Лацек продолжил свой неспешный, полный ненужных мелких подробностей рассказ о злоключениях своего дружка. Разомлевший от еды и пива он, порой, пытался задремать, но кто-нибудь из слушателей непременно расталкивал его и тот продолжал, казалось, бесконечную свою историю.
       Селистен напряженно вслушивался в путанный, долгий рассказ и с нетерпением ждал конца, чтобы расспросить конюха, без свидетелей о том, как найти Маркуса, того самого колдуна, что так помог его другу.
       Между тем было за полночь. Кое-как закончив свою историю, конюх захрапел за столом. Слуги разбрелись кто куда.
       Оставшись наедине с Лацеком, юноша долго и безуспешно пытался разбудить его. Тот, едва приоткрыв глаза, дико ругался, нес полную околесицу и снова засыпал. Так что парню пришлось окатить непутевого водой. Лишь после этого он добился, наконец, внятного объяснения, как найти Маркуса!
       Путь предстоял неблизкий, и Селистен решил, не откладывая отправиться в Холодную Балку, где жил колдун. Прихватив краюху хлеба, он вышел во двор. И по полусонному еще городу направился к северной окраине, за которой начинались поросшие лесом невысокие Карские горы, там ему предстояло найти Маркуса. По дороге он заглянул в дешевую таверну и лишь к полудню вышел за городские ворота.
       Была середина января. И хотя снег в этих местах выпадал редко, все равно было холодно и неуютно. За городом, вырвавшись из узких улочек, гулял промозглый ветер. Оглянувшись назад, юноша подумал, было, о тепле и домашнем уюте, но, вспомнив прошлую ночь и гадкое липкое чувство страха, решительно направился прочь от городских стен.
       Но как не торопился он, засветло дойти до Холодной Балки не успел. Темнота, как бывает в горах, нахлынула неожиданно быстро. И ему пришлось заночевать в лесу.
       Кое-как, почти на ощупь, наломал он сосновых веток и соорудил нечто подобное шалашу. Землю густо устелил лапником и забрался внутрь.
       Сначала ему удалось согреться и задремать, но под утро, как на грех, пошел дождь. Немудреная крыша вскоре протекла, и Селистен совсем окоченел, но шевелиться у него не было сил. Ему вспомнилось летнее утро, у открытого окна стояла его матушка и улыбалась.
       Очнулся он в теплой комнате на деревянной скрипучей кровати, укрытый поверх лоскутного одеяла овчинным тулупом. Вскоре открылась дверь, и в клубах холодного воздуха вошел пожилой худощавый человек. Увидев, что юноша открыл глаза, он подошел к нему и спросил о его самочувствии.
       Отвечая, Селистен не узнал своего голоса. Он смог лишь едва слышно прохрипеть что-то. Сильно болело горло. Хозяин напоил его горячим, обжигающим питьем и стал возиться у очага.
       Прошло десять дней с тех пор, как оказался юноша у старика. За это время он окончательно поправился и успел рассказать своему спасителю всю нескладную шестнадцатилетнюю жизнь и о том, что шел за советом к колдуну Маркусу.
       Когда старик услышал это, то громко рассмеялся, затем забавно подмигнул и скорчил страшную рожу:
      -- Я - колдун Маркус, - дурачась, прошептал он.
       Паренек растерялся, закашлялся и пролил чай из чашки себе на колени.
       Довольный его смущением, старик, сначала улыбаясь, поглаживал бороду, но вскоре посерьезнел и сел рядом с гостем:
      -- Ты уже давно не ребенок, Селистен. И я хочу поговорить с тобой об очень важном. И разговор этот, возможно определит всю твою дальнейшую судьбу. За долгую жизнь свою убедился я, что люди в большинстве своем темны и невежественны. Они погрязли в грехах и не хотят стать другими, искусно оправдывая свои мерзости. Мало того, они с невероятным озлоблением набрасываются на всех, кто не похож на них, на тех, кто стремится к знаниям и свету. Они боятся и ненавидят то, что им непонятно. И стоит кому-то быть умнее, знать больше них, как уже трубят они повсюду: "Колдун! Колдун!" И травят, и гонят горемычного. А то и с довольным злорадством волокут его на костер.
       Все это высказал Маркус с горечью и, подвинув стул к камину, надолго умолк, глядя на пламя.
       Селистен терпеливо ждал, не решаясь прерывать печальные раздумья старика, пока он не продолжил сам:
      -- Каждого человека судьба рано или поздно приводит на распутье. И только от него самого зависит, какую из дорог выбрать. А коль ошибется человек, то через долгие годы бесплодных скитаний вновь выйдет он на тот же перекресток, и так, до тех пор, пока не выберет единственный, сужденный лишь для него путь.
       Вот и ты сейчас вышел на свой перекресток и даже сделал первые шаги по одной из дорог. Я знаю - труден этот путь, но говорю тебе: "Иди смело, и сбудется твоя мечта, - ты станешь художником!" И я буду рад, если смогу помочь тебе. Знаешь, прежде чем поселиться здесь, много мне пришлось постранствовать по земле и не однажды казалось мне, что пора уже нас людей за все подлости смыть с Земли каким-нибудь очередным потопом. Но каждый раз в самое беспросветное время судьба как бы невзначай сталкивала меня с людьми необычно одаренными и самоотверженными. И я понимал, что есть еще надежда на светлое будущее на Земле, пока создают руки человеческие такие великие произведения искусства. И я верю, и ты будешь писать прекрасные картины...
       Маркус задумался о чем-то и долго молчал. Потом, повернувшись к Селистену, спросил, пристально глядя на него:
      -- А может тебе все же вернуться домой и забыть эту историю как страшный сон. От пугающих ночных визитов я помогу тебе избавиться. Так как?
       От колючего, пронизывающего насквозь взгляда старика гостю стало не по себе. По спине пробежал холодок. Но он ответил уверенно и спокойно:
      -- Нет! Я решил, с тех пор как увидел я мольберт у старого вяза, что нет для меня ничего важней и желанней, чем стать художником. Конечно, я мечтал об этом всегда. Но это желание было чем-то сродни жажде полета - прекрасной, но нереальной. Лишь увидев мольберт, я поверил, что это перст божий. Так что я не могу свернуть на другую дорогу.
      -- Ну что ж! Я рад!
       Маркус встал со стула и стал ходить по комнате из угла в угол. Он то что-то шептал, то умолкал и лишь вздыхал, теребя левой рукой ус. Затем достал из шкафа какие-то свитки и долго рассматривал их и что-то чертил на бумаге, глядя в хрустальный шар на чугунной треноге, который достал с той же полки в шкафу, где хранились свитки. Наконец, он откинулся на стуле и удовлетворенно вздохнул:
      -- Уф-ф! Я, все-таки, разобрался, в чем дело! Так что слушай меня внимательно. Только подвинься поближе к огню. Рано тебе еще замерзать.
       Старик подбросил дров в камин и сел рядом с Селистеном на низкую грубосколоченную табуретку.
       Итак, - начал он, - где-то лет пять назад в небольшом городке Аргос в Гории, молодой художник увидел прекрасную девушку. И полюбил с первого взгляда страстно и безоглядно, как бывает лишь с возвышенными романтическими натурами. К несчастью девушка оказалась дочерью колдуна Берга. Знавал я его, когда он был еще молод. Уже тогда ему не было равных среди черных магов. А уж теперь, когда он вошел в полную силу... Охо-хо, - постучал по колену согнутым пальцем Маркус.
      -- Сам понимаешь! Так вот, этот влюбленный решился просить руки девушки, не зная, с кем имеет дело.
       А кончилось это для него очень печально. Конечно, колдун мог сразу разделаться с парнем, но он придумал весьма изощренную месть. Куражась, он поставил условие художнику, что отдаст за него замуж дочь тогда, когда нарисует тот ее портрет. При этом он, конечно, постарался, чтобы этого не случилось. Он и в молодости любил морочить людей просто так, развлекаясь. А тут уж Берг колдовал старательно, чтобы никогда не смог вспомнить дерзкий лица возлюбленной своей Аннет. Вот с той поры и начались мучения несчастного влюбленного. Все попытки написать портрет были бесполезны. И метался он по свету, надеясь утолить свою печаль и забыть девушку. Но нигде не было ему покоя. Так занесла его судьба в наш город.
       Между тем прошло три года с тех пор, как он был у отца девушки, и сбылась вторая половина проклятья мага: "А если не принесешь мне портрет Аннет через три года и не отречешься от нее, то станешь призрачной тенью и будешь неприкаянно бродить по Земле, с каждым днем становясь все бестелесней, пока не растаешь бесследно, как прошлогодний снег". Так звучало проклятье мага, - пояснил старик. И продолжил:
      -- В конце августа пересеклись пути несчастного влюбленного и Берга, так говорят звезды. И с тех пор стал невидимым для людей художник и бродит где-то в тоске и смятении. Вот так-то!
      -- О, боже! Какая жестокость! Ну, отказался выдать дочь замуж. Но зачем обрекать беднягу на такие муки. Нельзя как-то помочь ему, или хотя бы облегчить участь несчастного художника? - спросил юноша.
      -- Возможность такая есть! Ты видел картину на твоем мольберте?
      -- Видел, правда я был так испуган, что, может, не все рассмотрел, как следует. Помню только, что там было все тщательно нарисовано, только вместо лица девушки белое пятно, - ответил Селистен.
      -- Так вот! Если тебе удастся увидеть Аннет, а затем дописать портрет и отдать его Лаешу до дня летнего солнцестояния, то заклятье исчезнет, - торжественно провозгласил Маркус и в упор, пристально поглядел на Селистена.
      -- Я рад, очень рад, что вижу в твоих глазах сострадание и решимость помочь Лаешу. Это значит, что первый шаг мы уже сделали. Теперь давай думать, как нам поступить дальше, чтобы спасти художника. Ну, во-первых, надо спешить, потому что до Аргоса, того самого городка, где живет Берг с дочерью - не близко. Думаю, тебе потребуется недели две. Во-вторых, уверен, что увидеть девушку будет нелегко. Маг беззаветно любит свою дочь. Мне приходилось много раз слышать о том, как жестоко расправлялся колдун со всеми, кто пытался хоть как-то привлечь внимание девушки. А уж после истории с Лаешем он наверняка постарается скрыть свое сокровище от любопытных глаз. И даже если тебе удастся быстро увидеть Аннет и вернуться, ведь нужно будет еще закончить портрет. А ведь это нелегко.
      -- Да уж, это точно! - невесело усмехнулся Селистен.
      -- Это хорошо, что понимаешь ты, как непросто стать художником. Я в твои годы тоже надумал, было, за кисти взяться, перевел, наверное, ведро краски. Да все бестолку. Не дано! - вздохнул старик. Но будем надеяться, что есть у тебя "искра божья". Без этого нельзя, а как холст грунтовать и краски разводить - невелика премудрость. Быстро научишься.
      -- Уж не знаю, какой из меня выйдет художник, но предателем, бросившим в беде невиновного, я не буду. И мне уже не терпится отправиться в Горию.
      -- Прекрасно, а пока ты будешь в Аргосе, я разыщу Лаеша. К сожалению, это не просто. Я уже пытался, но, увы... Видимо, бродит неприкаянный горемыка бог весть где. Но я найду его, обязательно найду. Это мое дело. А твоя первейшая задача - добраться без приключений в Горию. Главное не привлечь к себе внимания Берга. Лучше всего выдать себя за бедного странника, каких много на дорогах любой страны. Так что оденься попроще. Возьми с собой вот эту дорожную котомку, - старик снял с гвоздя на стене и протянул Селистену видавшую виды полотняную торбу. И пояснил, - она тебя не раз выручит. В ней ты всегда найдешь, что поесть и чем утолить жажду. Думаю, что будет все хорошо. И ты сможешь быстро увидеть Аннет. Но Берг - сильный противник. И если, вдруг, тебе будет очень плохо, ну хуже некуда - я приду к тебе на помощь. Для этого вот, возьми, - старик достал из кармана небольшой синий платочек и протянул Селистену, - приложи его к сердцу и подумай обо мне. Но главное - в дороге, и особенно в Аргосе, будь очень осторожным и внимательным. Стоит тебе заметить что-то необычайное, знай - Берг или его слуги рядом. Не забывай, что как бы не был силен колдун, в кого, во что бы не превращался он - всегда будет что-то неестественное, ну хоть самое малое в том, во что он превратился. А когда поймешь, что колдун близко - четко следи за своими мыслями. Берг умеет великолепно читать их, особенно, когда ему удастся застать жертву врасплох. А этого допустить нельзя. Поэтому возьми с собой мой посох, - старик взял у порога невзрачную деревянную клюку и продолжил:
      -- Когда почувствуешь, что не в силах удержать свои мысли, а это поверь, не так уж легко - возьми посох в руки и не выпускай, пока не минует опасность - пояснил Маркус и протянул его гостю.
      -- Да, вот еще что - когда встретишь Аннет, не смотри на нее пристально, лишь мельком взгляни, чтобы не насторожить Берга, и сразу приложи к глазам платок, ну тот - синий, что я тебе дал.
       В это время представь, что тебе соринка в глаз попала, и ты вытираешь невольную слезу. Это отвлечет твои мысли от девушки. А платок сделает свое дело. Когда ты возьмешься за портрет, он поможет тебе вспомнить мельчайшие подробности лица Аннет. - Ну вот, теперь, пожалуй, все. - Старик вышел с гостем на порог.
      -- Сначала пойдешь по этой тропе - указал старик. Она выведет тебя на большак. На развилке сверни направо, а уж там все время на юг.
       Они обнялись на прощанье, и Селистен зашагал по тропинке. До Гории он добрался довольно быстро и без происшествий. Останавливаясь на ночлег в дорожных гостиницах, как пристало простому путнику. К полудню, на двадцать пятый день пути, он поднялся на Карлакский перевал.
       Перед ним простиралась обширная долина, окруженная заснеженными вершинами. Город хорошо был виден внизу у подножия двуглавой горы.
       Улицы то взбегали по склону, то спускались в долину, прячась за высокие крепостные стены. Выполняя наказ Маркуса, путник внимательно осмотрел городок, сверху он был как на ладони, но не заметил ничего примечательного. Но все же не поспешил к городским воротам, а решил обойти по склону Черского хребта, окружающего полукольцом Аргос, не теряя высоты, так, чтобы рассмотреть сверху не видимые с перевала улицы.
       Ни дорог, ни тропинок вдоль склона не было. То и дело попадались крутые обрывы и каменные осыпи. Но Селистен не отступил, пока не осмотрел весь Аргос сверху и не нашел, то, что искал.
       У самой крепостной стены на северной окраине виден был внешне непримечательный дом, напоминающий каменный гриб. Но сверху было видно, что крыша его прозрачная, так, что просматривалась часть комнаты. Такого не было ни у кого в Аргосе. И юноша решил понаблюдать за домом, укрывшись в зарослях.
       Там ему пришлось провести несколько дней. Но не напрасно. На исходе третьего дня прозрачная крыша приподнялась, и наверх выбрался невысокий горбоносый старик в сером балахоне. Внимательно осмотревшись, он достал из длинного сундучка какой-то странный предмет и направляя его в небо, стал что-то рассматривать вверху над собой.
      -- Да это же сам Берг, - подумал Селистен и тут же человек на крыше насторожился и стал медленно поворачиваться лицом к склону, где укрылся юноша.
       Тот прижался к посоху и в страхе даже закрыл глаза. Когда он, наконец, успокоился и, взяв себя в руки, посмотрел вниз - на крыше никого не было.
      -- Слава богу! Пронесло, - подумал Селистен и стал пробираться к перевалу. А оттуда вместе с другими путниками, вошел через ворота в город. И направился на улицу, куда выходил дом мага.
       Сверху, наблюдая из кустов за крышей колдуна, Селистен хорошо рассмотрел соседний двор, где был великолепный сад, в котором цвели уже абрикосы и миндаль. Ведь была уже середина февраля.
       Старательно вспоминая, чему его учил садовник герцога, он постучался в глухую дубовую калитку.
       Его затея удалась. Богатый хозяин согласился нанять садовника, служившего у самого герцога Людовика.
       Селистен очень старался, и работа его спорилась. Но за высоким каменным забором совсем не виден был двор Берга. Глухая стена соседнего дома едва выглядывала из-за забора. Через узкое окно под самой крышей ничего нельзя было разглядеть. Лишь по ночам оттуда пробивалась полоска света.
       Уже отцветали гиацинты и тюльпаны, посаженные Селистеном, а надежды увидеть Аннет не было ни какой. Ни одна девушка не выходила из ворот соседнего дома. Во всяком случае, за то время, когда у новоявленного садовника было время наблюдать за улицей из окон своей комнатушки в мансарде.
       Он стал нервничать, и, видимо, не так тщательно следил за своими мыслями. Чем вероятно, привлек внимание колдуна. Потому, что, выйдя утром в сад и по привычке, осмотрев все вокруг внимательно, он заметил на одном из белоснежных кустов таволги - ветвь с розоватыми цветами, которой накануне там не было. Хорошо, что клюка была как всегда с ним, и он тут же прижал ее ко лбу.
       Вскоре необычная ветка исчезла, и ничего подозрительного больше не было. Впредь, он был осторожнее. К счастью, в конце месяца его хозяин с женой и сыном отправились на несколько недель в соседний город. И у Селистена появилась возможность больше времени проводить у окна.
       Однажды, ранним утром из соседней калитки вышла в сопровождении двух слуг девушка, в шляпке с густой вуалью.
       Почти скатившись в лестницы, юноша выбежал на улицу и, едва сдерживаясь, чтобы не побежать, пошел вслед за удаляющимися людьми.
       Они шли неспеша, и Селистену удалось вскоре их нагнать. Он шел следом и не мог ничего придумать. Помогла случайность. Налетевший ветер приподнял вуаль, как раз когда Селистен, догнав идущих, поравнялся с ними. Но, о, ужас! Под вуалью было усатое лицо молодого мужчины. "Хорошо, что я не забыл посох", - подумал садовник, пытаясь успокоиться. И, прижав посох ко лбу, взял себя в руки и стал думать о первостепенных делах в саду. Не оглядываясь, он дошел до базарной площади, для вида потолкался в рядах и вернулся домой совершенно расстроенный. Закрывшись в своей комнате, он сел на край постели и внимательно оглядел все до мелочей и, хотя не заметил ничего необычного, все же не решился выпустить посох из рук. Ведь ему нужно было хорошенько все обдумать, не опасаясь Берга.
      -- Итак, я явно привлек внимание колдуна! Но чем? Он стал вспоминать последние дни. Конечно, я очень часто думал об Аннет, вернее о том, как ее увидеть. Но я всегда тщательно осматривал всё вокруг. Неужели я просмотрел когда-то сторожевого пса красавицы, это очень плохо. Возможно, сегодняшний маскарад - подтверждение моему промаху. Есть, правда, надежда, что Берг так тщательно проверяет всех новых людей в своем окружении. Хорошо, что я, благодаря предостережению Маркуса, никогда не называл даже в мыслях имя девушки. А значит, можно попробовать сбить с толку колдуна. Во всяком случае, хуже не будет и стоит попытаться. Мне явно повезло, что напротив хозяйского дома живут сразу две девицы на выданье. Одну, как я слышал, зовут Мариэтта. Теперь осталось только дождаться, когда маг появится рядом. Было уже за полночь, когда расстроенный садовник, наконец, уснул.
       А утром, едва открыв глаза, юноша заметил в шторке иголку, которой еще вчера там не было. Тогда Селистен встал и подошел к окну. Старательно разглядывая дом напротив, он пытался представить облик девушки и неоднократно повторял про себя: "Ах, моя милая Мариэтта, когда же я, наконец, увижу тебя?" Краем глаза он наблюдал за иголкой. Она вскоре исчезла, и юноша смог, наконец, расслабиться и отдохнуть.
       И снова потянулись монотонные, однообразные дни. Берг, видимо потерял к нему интерес и ни в каком виде больше не появлялся. Селистен добросовестно работал и ждал удобного случая, чтобы увидеть Аннет. Перед сном, после очередного, бесполезного для его дела, дня, он обычно утешал себя словами, некогда услышанными от его первого наставника - сапожника: "Терпение и труд и дурака в мудреца произведут".
       И с утра он снова брался за работу, а свободное время проводил у окна, наблюдал за улицей. Постепенно он привык находиться в саду. Общение с природой умиротворяюще действовало на него. Он мог часами с удовольствием рассматривать причудливые формы цветов, которые благодаря его стараниям на удивление пышно разрослись вокруг дома
       Хозяин - большой чиновник, был всегда занят, жена его с дочерью часто уезжала за границу. Так что молодой садовник был предоставлен сам себе. И если бы не сострадание к бедолаге Лаешу, да не мучительное желание стать художником - он, пожалуй, был бы вполне доволен жизнью. Тем более, что Мариэтта, которую он частенько видел в окне напротив, была удивительно милой и веселой девушкой.
       Ее отец был дружен с хозяином Селистена - Антифалком и часто бывал в их доме с женой и дочерьми. Все семейство восторгалось великолепным садом и цветником, и уговорили соседа разрешить Селистену помочь их, не очень умелому, садовнику. Так что работы у юноши прибавилось. Но это не огорчило его. Он был молод и силен, платили ему хорошо. А кроме того, у него теперь была возможность встречаться с Мариэттой, о которой он все чаще думал с большой нежностью.
       Между тем неумолимо приближалось лето. Несколько раз замечал Селистен из своего окна Аннет. Но она была всегда в шляпе с вуалью и не одна. Все попытки увидеть ее лицо были бесполезны.
       И вновь, принимаясь по утрам за работу, Селистен твердил: "Терпение и труд... Терпение и труд...". Как-то под вечер, закончив сортировку луковиц тюльпанов, он сложил лишние в пакет, чтобы, как было заранее оговорено с хозяином, высадить их на участке соседей.
       Уже темнело, когда он, наконец, закончил работу и зашел в дом, чтобы сообщить об этом Антифалку. Его пригласили пройти в кабинет хозяина, который был на втором этаже. Тот писал какую-то срочную записку и юноша, ожидая его, вышел на балкон. Прямо перед ним, у распахнутого окна в мансарде Берга стояла девушка. Она смотрела на заходящее солнце. И лицо ее, освещенное последними лучами, было прекрасно и совершенно, как у мраморной статуи. Она смотрела на затухающее небо и что-то шептала, словно молилась. А Селистен наблюдая за ней, совсем забыл о предосторожности. Хорошо, что Антифалк окликнул его. Он очнулся и прижал, наконец, синий платок Маркуса к глазам.
       Вернувшись в свою комнату, он убедился, что все спокойно, по обыкновению тщательно осмотрев все вокруг и, присев у стола, задумался: "Что же мне теперь делать? Как уйти из Аргоса, оставив ставших близкими людей, ухоженный сад. А главное, что я скажу Мариэтте?" Он представил милое лицо девушки, ее удивление и печаль. "Да так ли это? Может она и не вспомнит обо мне через неделю? Да и что я могу предложить ей? Ее отец так богат, она привыкла к роскоши, разве сможет она быть счастлива со мной? Нет, нет! Надо мне уйти тихонько на рассвете, пока все будут спать. Да, но если я уйду тайно, меня может разыскивать мой хозяин, пойдут разговоры, а это привлечет внимание Берга. Нет, так нельзя!"
       Он долго думал, как лучше поступить, и, наконец, решил уйти, не прощаясь, но оставив подробное объяснение для своего хозяина.
       Вскоре письмо было готово. В нем Селистен объяснил, что вынужден был уйти срочно домой, потому что получил известие о болезни своей тетушки, которая нуждалась в его помощи. И что он вернется сразу, как только позволят дела.
       Оставив письмо на столе, он вышел в сад. Там у него был любимый уголок, где рядом с садовым домиком стояло старое плетеное кресло. Вокруг него пышно цвели пионы. Здесь он немного посидел, слушая птичье разноголосье. Затем, уж нигде не задерживаясь больше, перекинув через плечо дорожную сумку, решительно вышел на улицу.
       В доме Мариэтты все еще спали. Он посмотрел на окна ее комнаты, вздохнул и направился к городским воротам.
       До Холодной Балки Селистен добрался за две недели. Он очень спешил, почти не отдыхал, пользуясь любой возможностью скорее вернуться домой, ведь до дня летнего солнцестояния остались считанные дни.
       В середине двадцатого дня июля подошел юноша к дому Маркуса. Тот ждал его на пороге.
       - Слава богу! - Старик обнял уставшего путника и, ни о чем не спрашивая, усадил за стол у камина, где дымилось горячее, пахучее лобио и жареный картофель. Свежая зелень, молодые огурцы и краснобокая редиска - аппетитной горкой лежали на большом плоском блюде.
       Маркус повесил над огнем чайник. Селистен хотел было спросить, откуда узнал он о его приходе, но вовремя остановился, сам удивляясь своей рассеянности.
       - Эх, Мариэтта, Мариэтта! Все мысли мои о тебе. Недаром говорят, что влюбленный человек глупеет - подумал он про себя.
       Старик поглядел внимательно на юношу и улыбнулся, поглаживая бороду.
       После обеда Селистен рассказал обо всем, что случилось с ним в Аргосе. Умолчав, правда, о Мариэтте, даже когда объяснял, как удалось ему отвлечь внимание Берга, изображая влюбленность в девушку, живущую напротив дома колдуна.
       Рассказывал подробно, хотя ему казалось, что Маркус без того все прекрасно знал. Впрочем, хозяин слушал его очень внимательно и серьезно.
       - Ну что ж, все хорошо, что хорошо кончается, - подытожил рассказ Селистена старик. - Правда, дважды ты был на грани провала, и мне пришлось вмешаться.
       Юноша огорчился:
       - А я-то думал, что справился сам, я ведь так старался.
       - Ты сделал гораздо больше, чем я ожидал, - улыбнулся старик, - гораздо больше... Провести Берга не получалось даже у опытных магов. И то, что тебе удалось-таки увидеть и запомнить лицо Аннет - можно считать настоящим чудом. Пока ты был в Гории, я разыскал Лаеша. Жизнь едва-едва теплится в нем. У нас осталось совсем мало времени, чтобы спасти его. Так что сейчас же, незамедлительно мы займемся портретом. С разрешения Лаеша я взял одну незаконченную картину с чердака того дома на Верхней улице, где жил он когда-то. Вот этот холст, - старик достал с полки сверток и протянул его Селистену.
       - А теперь я расскажу все, что знаю о технике работы маслом, я тут без тебя напросился в ученики к одному хорошему мастеру и теперь попробую научить тебя тому, что умею. Но ты, конечно, понимаешь, что правильно накладывать мазки или грунтовать холст - это еще не значит быть художником.
       Самое главное - призвание у тебя есть. И мне, кажется, твоя жизнь в Аргосе многому научила тебя. Прежде всего, терпению, наблюдательности, трудолюбию. И очень хорошо, что ты был садовником и мог познать подлинную гармонию живой природы. А еще, по-моему, ты научился ценить красоту, - старик улыбнулся, - Мариэтта изумительная красавица!
       Бедный юноша покраснел и смутился немилосердно и принялся усердно готовить палитру.
       Два дня старик и Селистен трудились, почти, не отдыхая. И, наконец, к середине третьего дня картина была готова. Маркус снял ее с мольберта и отправил уставшего парня спать.
       - Теперь все остальное - мое дело, а ты спокойно отдыхай.
       Тот буквально упал на кровать и уснул, не раздевшись. А когда проснулся, было утро. За столом сидели и пили чай Маркус, высокий незнакомец и Аннет.
       Селистен хотел, было, расспросить хозяина, о том, как удалось ему освободить девушку и снять проклятье с Лаеша, но подумал, что за столом все так увлечены беседой, что даже не заметили, как он проснулся. Тогда он тихонько вышел из дома, осторожно притворив за собой дверь. Солнце уже поднялось над горной грядой и заливало ослепительным светом проснувшийся лес и поляну перед домом Маркуса.
       - Как легко и спокойно у меня на душе, как не было давно, с самого детства, - подумал Селистен. - Мои друзья счастливы и я могу теперь вернуться домой и взяться, наконец, за кисти. А когда стану настоящим художником, то напишу портрет Мариэтты и отправлюсь в Аргос. И если она не забудет меня, как знать, может и буду так же счастлив как Лаешь и Аннет.
       Так размышлял Селистен, направляясь домой, а многоголосый птичий хор во всю славил наступивший день.
      
      
      

    Ивушка.

       На правом берегу неторопливой реки Елани росла ива. Недалеко от нее начиналась дубовая роща, а за ней старый сосновый лес. Напротив, на заливных лугах паслись стада, а еще дальше виднелись дома деревни.
       Оттуда, через деревянный мост у излучины приходили люди. Днем молодые девчата и парни спешили к берегу и с писком и гамом плескались в воде, сбросив под ивой свои одежды. А вечером, принарядившись, они водили хороводы и пели чудесные песни. А позже разбредались парочками, и тогда слышала ивушка нежные слова и пылкие признания влюбленных.
       А бывало, подружки укрывались в тени ее ветвей посекретничать, и поневоле приходилось ивушке узнавать их сокровенные тайны и мечты о счастье.
      -- Что такое счастье, о нем так часто говорят люди, интересно бы узнать, да видно мне не суждено испытать его, потому что оно дано только людям, - грустно раздумывала ивушка, полоская ветви в воде.
       А однажды она услышала разговор двух подружек, загоравших на солнышке недалеко от нее:
      -- Да, дождалась таки Настя своего счастья, скоро у нее свадьба. Вот уж тогда погуляем вволю, до самого утра.
      -- И, впрямь, можно позавидовать ей, - откликнулась другая девушка, - ох и любит ее Никита! Он - жених самый завидный в наших краях, и собой хоть куда, а уж богат-то ...
      -- Да, повезло Насте, - заключили подруги. И направились к деревне, все обсуждая предстоящую свадьбу.
      -- Так вот что такое счастье, наконец-то я узнала это, - радовалась ивушка. - Это когда тебя возьмет в жены красивый и богатый человек. Ах, как хочется мне испытать это чувство, ведь недаром к нему так стремятся люди.
       И с тех пор очень хотелось ивушке стать девушкой.
      -- Какая грустная доля все время стоять у реки и видеть одну и ту же картину, - с горечью думала она. - А как хотелось бы мне побежать с подружками туда в деревню, где живут люди, а вечерами водить хороводы и петь песни. Тогда и я могла бы стать счастливой, если б взял меня в жены богатый красивый человек.
       Шло время, ивушка грустила над водой и мечтала о человеческом счастье.
       Пришло лето, сухое и жаркое. Листва на деревьях поникла, пожухли травы, сонные коровы по брюхо в воде отбивались хвостами от слепней. А на небе ни облачка.
       В такой день и появился на берегу путник. Запыленный, уставший едва добрался он до деревца у реки и в изнеможении опустился на землю. Ему было совсем плохо, казалось, жизнь оставляет его. Ивушке так стало жаль человека. Она дотянулась ветвями до воды, влажной листвой освежила лицо его, смочила пересохшие губы. Напоила соком ветвей своих и укрыла тенью от палящего солнца.
       Легче стало горемыке. Заснул он целительным сном и к вечеру совсем окреп.
      -- Спасибо, тебе, ивушка, - поклонился прохожий на прощание. - Как отблагодарить тебя за спасение? Скажи, что бы мог я сделать для тебя?
      -- Больше всего на свете мне хотелось бы стать девушкой, но разве это возможно?
      -- - Не знаю, - задумался человек, - но я иду за советом в Горелые Ольхи к ведуну Маркусу, попрошу его помочь тебе, - пообещал путник и ушел.
       Вскоре прошумел, наконец, долгожданный дождь. Он лил, не утихая, всю ночь. Гроза была такой сильной, что казалось - огненные стрелы разрывали небо на куски, и они с грохотом падали вниз. Все живое в страхе прижималось к земле.
       Только под утро гроза стала затихать. Лишь река не успокоилась и все еще несла мутные клокочущие воды.
       Ива очнулась от странного ощущения - она не была больше единым целым с этой рекой, землей и небом, не проникала уже корнями в землю, не купала ветви свои в воде. Все это было лишь рядом с ней. Девушка стояла босая на сырой земле. Зеленый сарафан облегал ее человеческое тело, темные косы спускались до самой земли. Серые глаза ее на смуглом лице удивленно смотрели на восходящее солнце. От его тепла парила и оживала земля.
       К полудню с пустыми ведрами, переговариваясь, потянулись бабы на дойку. Они очень удивились, не увидев привычную иву у моста на берегу. "Видно, река унесла ее", - решили они.
       Навстречу им, едва касаясь земли, шла босая девушка в зеленом сарафане. Бабы, оторопев, остановились. Они и сами не знали, что их поразило: руки, ноги - все на месте. Разве, что ростом она была чуть выше, чем обычно, да красоты необыкновенной.
       Наконец, любопытство пересилило нерешительность, и бабы засыпали ее вопросами: кто, откуда и как попала в их края.
       - Я - сирота. Дом мой сожгла гроза, вот иду искать пристанища, - ответила она.
       Сердобольные бабы поохали, пожалели ее и посоветовали обраться в трактир. Там хозяйка как раз искала работницу.
       Поблагодарила их Ивушка, и направились в деревню. Всюду ее сопровождали любопытные. Все дивились ее красоте.
       Трактир был у самой торной дороги. Но хозяйка его злющая сморщенная старуха, так запустила его, что везде была грязь и паутина. Поэтому путники, особенно те, что побогаче, часто миновали это заведение.
      -- Ну, уж теперь они будут останавливаться у моих дверей как миленькие, - торжествовала старуха и охотно приняла сироту на службу.
       Слава о необыкновенной красавице быстро разнеслась по округе. И вскоре ни одна тройка не проносилась мимо, как это было раньше. Уж не протолкнуться у стойки. Подолгу простаивали там парни, любуясь девушкой. Да и трактир было не узнать - чисто, опрятно. А на столах в вазочках - пахучие букеты. И все-то успевала девушка: и порядок навести, и товар отпустить, и доброе слово сказать, да так певуче, что всем легко и радостно становилось. Даже старуха помягчала, все деньги пересчитывает да в шкатулку складывает.
       А между тем женихи девушке проходу не дают, цветами да гостинцами задаривают. Однажды заметили хозяйка, что Ивушка с одним из парней благосклонно разговаривает. Не на шутку испугалась она, вот-вот сосватает и увезет девушку и опять придется ей жалкие гроши считать по вечерам.
       И решила старуха своего ленивого сына-увальня женить на Ивушке, во что бы то ни стало. До этого она уже, совсем было, на него рукой махнула, ну не хочет пока жениться - и ладно. Пусть погуляет еще маленько. Но тут уж дело серьезное, и разговор с сыном она круто повела, даже припугнуть лишением наследства решила. Но Пантюха на удивление быстро согласился, даже его толстокожего видно красота Ивушки проняла.
       Довольная мамаша подтолкнула сынка к дверям девушки. С объяснением у жениха явно не ладилось. Он долго нерешительно топтался у порога да бурчал что-то невнятное, пока матушка не пришла на помощь. Она-то за дверью подслушивала, видит, что толку от дитяти не будет, давай сама объяснять, что сынок ее такой уж скромный да застенчивый, что никак не решается о своих чувствах рассказать. Уж что-что, а поговорить старуха умела и так увальня своего расхвалила, что всему поверила неискушенная Ивушка. И тому, что Пантюха - красавец писанный, и что ее любит без памяти, и вообще, лучший жених на всем белом свете. А уж когда трактирщица добавила - что счастлива будет та, кого ее сын в жены возьмет. Тут уж, не раздумывая больше, согласилась девушка выйти замуж за Пантюху.
      -- Вот теперь и я буду счастливая, - мечтала нареченная, - ведь словам людским она свято верила.
       И до самой свадьбы не смолкали веселые песни в доме лавочницы.
       Но очень скоро погрустнела Ивушка. "Любящий муж" говорил ей совсем не те слова, которые когда-то слышала она от влюбленных, будучи деревом у реки. Бедняжка не понимала, чем она не угодила супругу, ведь она так старалась. И чем больше пыталась она ему услужить, тем сильнее раздражала. Больше всего он любил подремать после сытного обеда и хорошей порции вина, а она докучала ему со своими заботами, за что он часто грубо отталкивал ее, а однажды в плохом расположении духа даже ударил ни за что.
       Увидев плачущую невестку, свекровь утешила ее тем, что, на то он и муж, как побьет, так и приголубит. И добавила:
      -- Не ты первая, не ты последняя, подумаешь - невидаль. Ну, поучил немного, цела будешь!
       Как-то после очередного разгула молодого трактирщика выскочила горемычная из дома босиком в одной рубашке, а за ней вывалился пьяный Пантюха с кнутом.
       Не помня себя, бросилась бедняжка прямо по снегу подальше от развеселого муженька, и не заметила, как добежала до реки. А там, через мост обледеневший, туда, где была когда-то на берегу деревом.
      -- Так вот оно какое - счастье девичье, - с тоской подумала она и бросилась в черную воду полыньи.
       А по весне на берегу снова зеленела ивушка. Грело ее ласковое солнышко, пели в небе для нее жаворонки, и несла вдаль река воды свои.
      

    Булавка лесной феи.

      
       В одной деревне по соседству жили Антон и Лаврион. Когда они еще детьми были, родители их от холеры умерли. Остались они сызмальства сиротами. И родных никого. Один тем кормился, что на земле своей выращивал. От темна, до темна трудился. А другой - Лаврушка - попрошайничал. Пришло время, повзрослели они так, что на девушек заглядываться стали. Особенно преуспел в этом Лаврион. И как-то похвастался приятелю, что теперь жизнь у него безбедная пойдет. И не обязательно вовсе от зари до зари в поле гнуться. Удивился Антон:
       Клад ты нашел что ли?
       Ха, клад, лучше! Жить научился. Могу и тебя уму-разуму научить, - самодовольно ответил сосед, поглаживая реденькие еще усики.
       Да нет уж. Лучше я буду зарабатывать, как умею. - Отмахнулся от него приятель.
       А по деревне между тем молва пошла, что Марфу - дочку богатого лавочника с Лаврушкой не раз вечерами видели у реки. Не верил Антон, уж больно некрасива была девица-перестарок. Да пришлось самому убедиться.
       Как-то возвращался он с покоса. Присел отдохнуть, да задремал, усталость сморила. А проснулся оттого, что рядом за соседним кустом кто-то разговаривал, слышались возня и смех. В полудреме доносился до него мужской, казалось, знакомый голос. Кто-то восхвалял девушку, да так, что Антону представилась красавица необыкновенная. "Не иначе фея лесная", - подумал он да хотел, было, уже встать и уйти потихоньку, чтобы не мешать влюбленным. Но тут среди возвышенных признаний услышал он совсем прозаические слова:
       Уж ты, голубушка-душечка, постарайся для своего дружка и принеси завтра не один, а два червонца. Не могу же я перед твоими глазами милыми в таком затрапезном виде появляться, совсем обносился, что люди-то скажут?
       Тут уж сразу узнал Антон соседа своего. От удивления он привстал, рукой оперся о сухую ветку, она хрустнула. Из-за куста раздался испуганный крик, и парочка бросилась наутек. Каково же было удивление парня, когда вместо лесной феи промчалась мимо него, тяжело пыхтя и мелькая грязными пятками, Марфушка.
       Ну и хитер, шельма! - подумал удивленный юноша. - Научился дурачить девок. А я-то спросонья и впрямь болтовне поверил. - Ну и плут, - до самого дома удивлялся он.
       Когда встретились соседи на следующий день, Антон и высказал, что думает, приятелю:
       Пора тебе, Лаврион, уже за ум браться, да своим трудом жить. Не к лицу такому здоровенному детине деньги у девок клянчить, да еще так постыдно обманывать дурех.
       Не твоего ума дело. Завидно стало? Так и скажи. Вот я-то нигде не пропаду, проживу. Научился уж как-нибудь получше тебя свою жизнь устраивать. Нашелся, ковыряешься в земле, так нищим и умрешь. Наслушался я речей умных, а ты вот делом докажи, что честным трудом в люди выбьешься, тогда я тебе поверю.
       Так слово за слово, до того доспорились, что решили свою правоту друг другу доказать. Условились разойтись в разные стороны, ничего не взяв с собой в дорогу, и вернуться домой только через год. И тогда видно будет: кто большего добьется, тот и прав будет.
       И наутро отправился каждый своей дорогой: один на север, другой - на восток. Лаврион через несколько дней вышел к небольшой речушке, берега ее окаймляли густые заросли ивы. А вскоре и лес начался. Под вечер остановился путник отдохнуть на зеленой лужайке. Спелые ягоды земляники прятались в густой траве. Собирая их, он и не заметил, как начало темнеть, и пора было подумать о ночлеге. Выбрал удобное местечко между густых кустов на берегу. Настелил ветвей, поужинал и уснул. Но вскоре его разбудила музыка, она звучала совсем близко. Лаврион раздвинул осторожно ветви кустов и увидел множество светлячков, их было так много, словно десятки гирлянд оплетали вокруг кусты и деревья. На освещенной поляне собрались все лесные жители, от мала до велика. В центре круга танцевали две цапли, торжественно выступая перед плетеным троном лесной феи. Человеку было хорошо видно ее. На ней переливалось серебристое легкое платье, а в косы были вплетены белые лилии. Она любовалась величественным танцем птиц. Затем грянул оркестр, в нем играли кузнечики, сверчки, цикадки и два зайчонка. Музыка была веселой и очень громкой, все пустились в пляс. Такое веселье продолжалось долго, пока фея знаком не остановила оркестр. Она обратилась ко всем:
       - А теперь, друзья мои, мы разыграем приз. Вот у меня в руках волшебная булавка. Она непростая. Если воткнуть ее в одежду и загадать любое желание - оно исполнится. Но будет в силе до тех пор, пока эта чудодейственная вещица сохранится у хозяина. А попадет она другому, и уж тот себе загадать сможет, что захочет. Ну а теперь, когда вы все знаете, можно и к конкурсу приступить.
       Фея подозвала зайчонка и передала ему на маленьком подносе булавку. Тот стал обходить собравшихся, чтобы все увидели приз.
       В эту самую минуту какая-то незадачливая букашка влетела человеку прямо в глаз. Он вскрикнул от неожиданности, на поляне сначала все замерли, а потом в панике бросились кто куда. Через минутку все вокруг опустело и затихло, словно и не было ничего. Человек выбрался из кустов и огляделся. И тут заметил, что в траве что-то блестит. Он нагнулся, это была булавка, Лаврушка поднял ее. Тонкую золотую иглу венчал крупный граненый изумруд. Он вспомнил слова феи, и недолго думая, загадал:
       - Хочу стать самым красивым, чтобы все девицы были от меня без ума.
       "Уж теперь-то я устрою свое счастье", - довольно ухмыльнулся Лаврион и воткнул булавку в рубаху. В тот же миг он преобразился так, что не смог бы сам себя узнать в зеркале. Но, несмотря на то, что была полная луна, он не мог рассмотреть себя как следует, и едва дождался рассвета, чтобы убедиться в могуществе булавки.
       Был уже полдень, когда, вдоволь налюбовавшись собой, Лаврион вышел на дорогу и направился в сторону столицы. В придорожных селах люди удивленно глазели на него, дивясь необычной красоте. Так, сопровождаемый восторгами, пришел новоявленный красавец в столицу и остановился в трактире. Хозяйка ему лучшую комнату отвела и угождала всячески, так что жилось ему вольготно. Но этого ему было мало. Он уже так ценил себя, что считал достойным самой принцессы. Чтобы попасть во дворец, он нанялся на службу, назвавшись садовником. Он рассчитывал, что обман его не успеет раскрыться. "Главное поскорее попасться на глаза принцессе", - думал Лаврион. И это удалось ему. Та, конечно, заметила прекрасного юношу и приблизила его к себе. Вскоре был он уже ее главным советником, а там и о свадьбе речь пошла. Правда, король поначалу и слышать об этом не хотел, но принцесса была своенравна, ни с кем не считалась, совета отца не послушалась и на своем настояла. И вот уже во дворце готовится свадебный пир.
       А тем временем лесная фея собрала на совет своих приближенных. Думают они, как вернуть булавку. Долго судили - рядили, и решили самого мудрого муравья Робина послать за пропажей. Он устроился на спине синички Цинны. Фея прикоснулась к ним своей палочкой, наградив их волшебными силами, и отправились друзья в путь. К вечеру следующего дня были посланцы у дворца. Опустилась птица на окно спальни жениха принцессы. Муравей сполз на подоконник, забился в щель и стал наблюдать. Цинна на ветке недалеко уселась, тоже в окно посматривает. И видели они, как красавец жених вынул булавку и спрятал ее в шкатулку, а ее под подушку положил. И ... стал он при этом весьма заурядным рыжим увальнем, каким был раньше. Вскоре парень захрапел во всю мочь. Робин позвал Цинну:
       - Придется обратиться за помощью нам к мышиной королеве, - сказал муравей. - Отнеси-ка меня в подвал.
       Не сразу удалось Робину уговорить хвостатую повелительницу помочь ему. Только пообещав в награду кусок сыра, получил он двух самых зубатых, серых молодцов в свое распоряжение. Им так хотелось скорее полакомиться, что муравью пришлось изо всех сил вцепиться в мышиный хвост, чтобы не потеряться в подполье. Синица поджидала их на окне. Робин научил ее, как добыть сыр на кухне, и пока мыши прогрызали шкатулку, она успела наносить к входу в подвал целую горку сыра, чем осталась мышиная королева весьма довольна. Вскоре булавка была у посланников лесной феи. Мыши сразу бросились в подвал за наградой, а муравей и Цинна отправились в обратный путь.
       И было бы все хорошо, не налети в ту пору сильный ветер. Не удержался Робин на спине птицы и свалился вместе с булавкой вниз. Она воткнулась в ветку липы, а Робин по листьям скатился вниз и угодил в старую кротовину. Пока он выбирался оттуда, случилось вот что: синица, хватившись муравья, долго напрасно кружила над лесом и полетела к фее одна. А в это время к липе на опушке вышел Антон. Он нанялся в работники в соседней деревне, и хозяин послал его с заливных лугов сено возить. Время было обеденное, путь далекий, и в тени под липой сел батрак перекусить, а коня пустил травы пощипать. После еды прилег он, было, отдохнуть малость, как заметил вдруг, на одной ветке блестит что-то, зелеными яркими лучами играет. Забрался он на дерево и достал булавку. Сел на траву, рассматривает - дивится. Вдруг слышит, пищит кто-то:
       - Это моя вещь, человек, отдай ее.
       Долго оглядывался Антон вокруг, пока не догадался, наконец, что это муравей с ним разговаривает. Робин-то только на поверхность земли выбрался и тут увидел пропажу в руках незнакомца. Поднял его юноша осторожно на травинке поближе к лицу. Расспросил, чья булавка. Ответил тот, что она принадлежит лесной фее.
       - Ну что ж, раз так - верну хозяйке. Показывай дорогу, - обратился к муравью человек.
       И они отправились вглубь леса. К сумеркам как раз добрались. Выслушала фея рассказ Антона, как нашел он булавку, и пригласила его на ночной бал, где булавка будет вручена победителю веселого конкурса. Она предложила и гостю принять участие в конкурсе... Все единодушно решили, что его история была самой занимательной и веселой. Под звуки оркестра ему торжественно была вручена булавка. Юноша поблагодарил всех, пожал на прощание лапки зайчат и белочек, угостил птиц хлебными крошками и, поклонившись фее, простился со всеми.
       Когда работник вернулся в свою деревню, то узнал от купцов, что остановились в доме его хозяина, о том, что в столице готовятся к свадьбе принцессы и на пир приглашают всех желающих. На другой день Антон отправился в город, но был удивлен тем, что никакого веселья на улицах не было. Все объяснила ему хозяйка трактира, в котором он решил остановиться на несколько дней. А дело было в том, что с женихом случилось невероятное происшествие. Из стройного красавца он каким-то чудом за одну ночь превратился в толстого рыжего увальня.
       - Когда увидела его принцесса, - рассказывала трактирщица, - то приказала казнить обманщика. И сегодня на площади, всенародно будет выполнен ее приказ. Я знала беднягу еще до того, как он попал во дворец, он был таким красавцем - глаз не отвести, - сокрушалась женщина, - видно околдовал горемыку кто-то.
       Рассказ хозяйки огорчил Антона, уж очень был похож по описанию незадачливый жених на его соседа. И он поспешил на площадь перед дворцом, где должна была состояться казнь. Народу уже собралось видимо-невидимо. Люди рассуждали между собой о превратностях судьбы, уготовившей бедолаге-жениху вместо трона - плаху. Лишь его приятель знал, что такую судьбу уготовил Лаврион себе сам. Он сразу узнал соседа, как появился тот на площади в цепях, окруженный стражей. Раздумывать, кто виноват было некогда. "Надо спасать беднягу", - решил Антон.
       Когда несостоявшегося жениха подвели к плахе, он воткнул булавку в свою рубашку и загадал желание, и тотчас оказались они с Лаврионом у себя в деревне. С трудом привел в чувство потрясенного соседа юноша.
       Потом они часто вспоминали о том, что случилось с ними, и долго и дружно трудились на своей земле. И были счастливы. А булавку Антон воткнул над кроватью друга, чтобы она напоминала ему о прошлом.
      
      
      

    Хрустальный гребень.

      
       Уродился Евлоха, не то чтобы ленивый или глупый, но ни одно дело у него не ладилось. Поедут землю пахать, братья управятся уже, домой собираются, а у него лошадь не идет, то плуг забивается. Все, словом, не слава богу. Поворчат братья, да сами его работу делают. Убирать хлеб надо, а у него то серп сломается, то руку себе порежет... Беда с ним, да и только. А как-то затеялся печь топить, чуть хату не спалил. Едва братья успели потушить. И так на сей раз они отругали его, что обиделся он и ушел из дома.
       Ходил по людям, нанимался на работу. Но толку с него мало было. Так дошел он до незнакомых мест. Видит, девушка букет собирает, сама, как цветок весенний прекрасна. Он к ней, было, подойти хотел поздороваться, а она - исчезла. Что за наваждение, как сквозь землю провалилась. А запала она ему в душу. Спрятался он в кустах недалеко, заночевал, а утром опять ее увидел. Но только из укрытия вышел, она опять пропала. Наконец, взмолился незадачливый молодец:
       - Сжалься, красавица, пришлась ты мне по сердцу. Не могу уйти от тебя. Не исчезай, прошу, останься!
       Засмеялась девушка, но ответила на мольбы его горючие:
       - Коль так нужна я тебе, достань мне гребень хрустальный, волшебный, тот самый, что хранит хан восточный Будимир. - и исчезла.
       Отправился он сразу. Но путь оказался долгим. Год прошел, пока добрался. А ведь гребень еще достать как-то надо. Думал он думал, и решил во дворец идти. Выслушал его хан:
       - Зачем тебе безделушка эта? Или причесаться нечем?
       - Да не мне это - смутился Евлоха.
       И решил все правдиво о своей жизни рассказать Будимиру. Не умел он хитрить да изворачиваться.
       Выслушал его хан, улыбнулся:
       - Ну что же, дам я тебе гребень свой заветный, хрустальный, если выткешь мне такой халат, чтобы перед его красотой солнце меркло.
       - А тот-то и холста простого соткать не мог. Нанялся он тогда учеником к ткачу. Полгода постигал премудрость мастерства этого, пока первый отрез простенький сделал. А когда настоящее мастерство пришло, стал думать о том, где нитки достать для халата. Пошел в ученики к ювелиру. Еще год прошел, пока тоненькая золотая ниточка получаться стала. Да где же золота взять на нитки? Узнал он, что богач один за год работы в поле платит золотой. Нанялся к нему. Сначала плохо дело спорилось, но уж очень ему монета нужна была, и по ночам работал, получил таки золотой. Вытянул паутинку-нить, и соткал халат из множества лучистых солнц, такой ажурный, тонкий, что в ладони помещался. Принял хан его и гребень отдал. Поспешил человек к невесте. Взяла та подарок и женой его согласилась стать.
       - А что за сила в этом гребне? - спрашивает муж.
       Улыбнулась красавица:
       - Силы в нем никакой, но он из тебя человека сделал.
      
      
      

    Предсказание.

       Попали братья Никита и Ефим в первый раз на ярмарку. Такой шум и гам кругом. Кто продает-зарывает, что покупает-ладится, кто так толкается: на каруселях девчата пищат, в балагане куклы смешат, на веревках акробаты диковины выделывают. Совсем растерялись братья. Пока огляделись, купили что надо, в глазах зарябило даже. Только кое-как из толпы выбрались, бойкая цыганка подскочила, пристала погадать, ручку позолотить просит. А у старшего гривенничек остался, а у Ефимки и вовсе копейки. Высыпали ей, она фыркнула, но в карман спрятала и, было, юркнуть в толпу хотела, но Никита за руку схватил: "А гадать-то, ишь, прыткая какая!"
       "И, красавцы, что и гадать вам, да уж ладно". И принялась пальцем по их ладоням водить: "Тебе, - Никите тараторит, - счастье легкое, на мельничихе женишься, будешь подовые пироги есть. А тебе, младший, у одного соседа быка украсть надо, у другого - овцу, продать тайком, тогда разбогатеешь и удачливым станешь". - И шмыгнула в толпу, только юбки мелькнули.
       Пошли братья домой, о предсказании думают. Догоняет старушка с поклажей, видно тоже с ярмарки. Взялись подсобить ей братья, ну и разговорились по дороге, про гаданье рассказали.
       - Эх, милые, - старушка им в ответ. - Много я повидала на веку-то своем, гадать я не мастерица, а вот что скажу. По моему разумению такая судьба у человека получается, какую он сам заслужит. Жизнь-то вашу по-всякому повернуть можно.
       На том и разошлись.
       Вернулись братья домой, а о гаданье не забывают. У Никиты невеста в селе была, хорошая девушка, да он на нее и не глядит больше, стал к мельнице похаживать. А у мельника дочь рябая да злющая - перестарок, тот уж и замуж спихнуть ее отчаялся. Приметил хлопца, привечать стал, рад без памяти. Быстро повенчали. Не успел одуматься старший, как хозяином стал. И пироги подовые были, да что-то в горле застревали, как на женушку глянет. Да делать нечего: "Судьба видно" - думает.
       И Ефимка не забыл о гадании, долго думал и решил себе, что права старуха была. Да и не такой он был, чтобы чужим добром пользоваться. И жил, как прежде. Трудно, правда, без старшего стало, а тот еще, видно, от жирных пирогов стыд потерял, согнал со двора овец и быков. Не стал ему Ефим перечить. Нанялся к богачу в услуженье. Горе мыкал, за гроши спину гнул почти целый год, скопил немного, быка купил. Гонит домой, навстречу старуха, что с города с ними шла на палку сучковатую опирается. Пожалел он здоровья ей, хотел дальше идти, но остановила его та. Протягивает палку: "Возьми, сынок, она не простая, воткни ее во дворе в землю и все богатство братово к тебе перейдет".
       - Господь ему судья, бабушка, а мен чужое ни к чему.
       Закивала старушка:
       - Не пожалел, значит, что цыганку не послушал.
       - Нет, бабушка, у соседей детей один другого меньше, а я один, много ли мне надо. Вот уж бычка заработал, потихоньку стану на ноги.
       - Вижу я, что хорошая у тебя судьба будет, добрая, а палку возьми все же, она тебя от глупых и злых защитит, а остального ты и сам добьешься.
      
      
      

    Удача и справедливость

      
       Жил на свете человек по имени Назар. Была у него семья и хозяйство, как у всех. В обычных деревенских хлопотах проходили годы. Но что-то не давало ему покоя. Казалось и делает он не то, и живет он не так. Лето сменялось зимой, подросли дети, седины пробивались, а тревога и недовольство не уходили.
       И вот, однажды, ранней весной, собрал он котомку и отправился в дорогу. Ни жена, ни дети не смогли остановить его, а соседи лишь недоуменно пожали плечами.
       Долго странствовал он по всему свету, повидал многие города и страны. Немало узнал, но покоя не обрел и как жить дальше так и не решил. Никак не мог понять он, почему таким тяжким трудом достается людям хлеб насущный. И отчего так много на земле несправедливости и жестокости, зависти и злости. А ведь так щедро природа людей одарила. Как скатерть-самобранка. Где б ни жил человек - везде для него всего вдоволь, если труд приложить, да бережливым быть.
       - Неужели невозможно, чтобы жизнь на земле в радость была, - горестно размышлял Назар. И снова отправлялся в дорогу как перекати-поле, надеясь найти желанную страну, где люди живут беспечально и счастливо.
       Однажды поднялся он на лесистую гору. На самом верху деревья распутал, образуя поляну, на которой виднелись развалины старого замка. Дело шло к ночи, и путнику пора было подумать о ночлеге. К тому же вдали погромыхивало. Надвигалась гроза. Назар стал исследовать развалины в надежде найти хотя бы часть уцелевшей кровли, чтобы укрыться от дождя. Вскоре он увидел пожелтевшую деревянную дверь, едва заметную среди зарослей дикого винограда. Дверь поддалась и со скрипом отворилась. За ней были видны уходящие круто вниз, в темноту ступени. Назар зажег огарок свечи и осторожно стал спускаться по темному коридору.
       Вскоре ему открылась большая сводчатая зала. Она была пустой и сумрачной. Свет едва пробивался сквозь узкие оконца под потолком. Приглядевшись, он увидел, что под лестницей была, невесть откуда, взявшаяся охапка сена. Он постелил поверх нее свой плащ, положил под голову котомку и лег спать.
       Его разбудили громкие голоса. Он выглянул осторожно из своего укрытия. Зала ярко освещалась множеством свечей и в ней были люди в роскошных одеждах. Они танцевали и веселились, не замечая Назара. Потом уселись за столы, полные всевозможных яств, и принялись за еду. Музыканты стали играть тише, и Назару теперь стало слышно, о чем говорили два старца, сидящие ближе к нему.
       - Знаешь, Анисий, что уже много лет не могу я найти свою волшебную книгу, а без нее нельзя снять заклятье и восстановить этот замок. В моих силах лишь ночью собирать вас здесь на веселое застолье. На рассвете же волшебство мое теряет силу...
       Только старец закончил свою речь, как первый луч солнца упал на пол сквозь оконце. И в ту же минуту все исчезло, как и не бывало: и люди, и столы, и свечи.
       Раздумывая о случившемся, Назар достал из котомки краюху хлеба и две картофелины, которые припас на завтрак. Одну из них он нечаянно уронил, и она закатилась в самый дальний угол под лестницей. Досадуя, что может сократиться и без того скудный его завтрак, он зажег огарок и сразу же увидел свою беглянку, а рядом ней виднелся небольшой ларец. Он извлек сначала картофелину, а за ней, оказавшийся довольно тяжелым, сундучок. Смахнув с него паутину, Назар откинул кованую крышку. Внутри лежала книга в потемневшем кожаном переплете.
       Он открыл первую страницу и начал читать. То, что там было написано, так увлекло его, что он забыл о пище и обо всем на свете. В ней были ответы на вопросы, что так волновали его.
       И он не заметил, как прошел день, и стало смеркаться. Вдруг послышались голоса, кто-то спускался по лестнице. Застигнутый врасплох Назар, прежде всего, испугался, что у него отберут книгу и, прижимая к груди драгоценную находку, поспешил спрятаться под лестницей.
       Между тем зажглись сами собой свечи. Грянула музыка. Зал заполнился множеством людей в старинных богатых одеждах, видимо теми же, что были здесь вчера. Они танцевали и веселились.
       Улучив удобный момент, когда все рассаживались за столы в другом конце зала, Назар осторожно выбрался из укрытия и тихонько поднялся по лестнице вверх к выходу. Оказавшись на поляне, он бросился бежать от этого странного места.
       Уже было совсем темно, когда Назар добрался до какой-то деревни и, постучавшись в крайнюю избу, попросился на ночлег. Его приняли старик со старухой. Хозяева были рады гостю, ведь они давно нигде не бывали, и им очень хотелось расспросить нового человека о том, что видел он, странствуя по свету.
       Проговорили до полуночи. Когда же старики уснули, Назар пошел в горницу, где ему приготовили постель, зажег свечу и наугад открыл книгу. Это была глава о "Волшебной воде". Он внимательно перечитал ее и окончательно решил, что ему нужно найти хижину на поляне, о которой говорилось в книге, чтобы получить воду и как следует изучить книгу.
       Когда проснулись хозяева, Назар расспросил их: не знают ли они о реке, что берет свое начало в пещере у красного камня. К его радости старики знали об этих местах и подробно рассказали ему, как добраться до нее.
       Поблагодарив хозяев за приют, Назар отправился в сторону гор. И уже через день вышел к реке, которая струилась по каменистому руслу, окаймленному густой прибрежной зеленью. До вечера шел он вдоль реки вверх по течению и в сумерках вышел к месту, где сливались вместе две быстрые речушки. Вдоль той из них, что была слева, он отправился дальше, как и советовали ему старики. Тропинка поднималась все выше, в сгущающихся сумерках вырисовывались силуэты могучих буков. Под одним из них он устроился на ночлег.
       Когда же он проснулся, солнце уже высушило росу. Назар спустился к реке напиться. Вода в ней была такая холодная, что ломило зубы. Было ясно, что водопад близко. И действительно, вскоре перед ним открылся красно-коричневый склон, почти отвесный, который окаймлял долину с запада. На нем видна была пещера, из которой низвергался водопад. И был уже слышен шум его. Тропинка поднималась круто вверх, по ней он вышел на поляну у самого водопада. Деревья здесь густо оплетали лианы, с ветвей седыми косами свисали лишайники. Это было то самое место, о котором упоминалось в книге.
       На окраине поляны под сенью бука видна была заброшенная хижина. Назар подновил ее, убрал внутри и обосновался на новом месте.
       Каждую ночь новолуния, когда появлялся на небе узенький серп луны, он набирал из водопада кувшин воды и поливал ею крохотный росток у порога хижины, как советовала книга. В ней же было написано о том, что все семь лет, за которые должно вырасти деревце, он не должен общаться с людьми и избегать даже случайных встреч.
       Жилось Назару нелегко. Особенно первые полгода, пока он не изучил ту часть книги, в которой говорилось о пользе трав и деревьев.
       Шли годы. Все меньше оставалось непрочитанных страниц и все выше поднималось деревце у порога. И вот, наконец, прошло семь лет. Последний раз он набрал в ночь новолуния кувшин воды и на рассвете вылил ее под дерево. Тут же, среди резных кожистых листьев стали появляться и расти бутоны. И вскоре все они, один за другим, раскрылись великолепными белоснежными цветами-чашами, в глубине которых поблескивали капельки влаги. Назар осторожно наклонял головки цветков и стряхивал капли в кувшин. К вечеру тот был полон. "У каждого, кто выпьет глоток этой воды, исполнится любое желание" - говорилось в книге.
       На следующее утро Назар без сожаления оставил хижину, где провел более семи лет, и, не оглянувшись, стал спускаться в долину к видневшейся в верстах двадцати деревеньке.
       "Теперь-то, наконец, когда есть у меня "волшебная вода"" - размышлял он: "смогу я помочь людям иметь все необходимое для достойной жизни. А когда они не будут ни в чем нуждаться, то исчезнут на Земле и зависть, и злоба, и несправедливость. Чему завидовать, когда все будут жить в достатке. Какая же привольная, прекрасная жизнь будет в этих сказочно красивых местах" - мечтал Назар, спускаясь по тропинке, лежавшей под пологом величественных буков.
       А когда он дошел до деревни, то внимательно выслушивал людей, вникая в их нужды и проблемы, и всем старался помочь. Так шел он от деревни к деревне, пока не истратил почти всю волшебную воду, и как ему казалось, не напрасно.
       Но спустя несколько лет забросила его судьба в ту самую долину, куда он впервые когда-то спустился. Каково же было его удивление, когда все предстало перед ним в том самом виде, в каком было до его первого прихода. Бедные остались бедными, богатые - богатыми. И никто не был по-настоящему счастлив. Назар ужаснулся:
       - Так дальше нельзя. Что-то не то делаю я. Столько лет набирался мудрости и не набрался. Видно не во власти человека сделать людей счастливыми. Может быть, сама волшебная вода сможет помочь людям?
       С этими словами выплеснул старик остаток воды на придорожный камень, и словно облаком окутало его и появились перед Назаром две девушки: одна - в длинном строгом платье, задумчивая и серьезная; другая - казалось много младше ее, веселая хохотушка, голубоглазая, с короткими рыжими волосами. Ей не терпелось отправиться в дорогу, но старшая взяла ее за руку и подвела к Назару:
       - Я - справедливость, - представилась она, - а это - моя сестра - Удача. Ты заслужил отдых, человек, а мы пойдем по свету и попробуем сделать то, что не смог ты.
       И пошли по Земле Удача и Справедливость, заглядывая в окна домов. И там, где побывали они, улыбались люди. Но часто Удача не слушалась старшую сестру и заглядывала в окна без старшей сестры. Справедливость старалась урезонить ее:
       - Нельзя же так. Вот сейчас ты подарила удачу мошеннику-лавочнику, и он нашел кошелек с золотыми монетами. А в это время его сосед бедняк последний грош потерял.
       Но Удача капризно отмахнулась от сестры и побежала дальше.
       Однажды младшая сестра заглянула в дом судьи, который за взятку осудил на смерть невинного человека. Не стерпела этого справедливость, крепко выругала сестру, а та ответила, что не намерена больше выслушивать ее и что обойдется без ее нравоучений. С тем они и расстались. Каждый отправился своей дорогой. И хотя Справедливость надеялась обойтись без Удачи, но вскоре убедилась, что это невозможно.
       Однажды встретила она в пути однорукого нищего. И тот рассказал ей, как сложилась его жизнь. С детства остался он сиротой и должен был выполнять самую грязную работу в доме богатого соседа. Кормил его тот впроголодь, а когда он попросил расчет, хозяин отругал и выгнал работника ни с чем. Пришлось поселиться ему в хатенке-завалюхе, что досталась ему от родителей, и заняться каким-нибудь ремеслом. С большим трудом он освоил, наконец, столярное дело.
       - Уж и не знаю, как я выжил тогда, пока мастерству научился, - продолжал путник, - Но и года не прожил я спокойно. Одна неудача за другой. Сначала гроза сожгла мой дом, что только заново поставил. Стал ходить я по людям с напарником моим Ефимкой. Нанимались избы ставить, заборы поднимать, утварь всякую мастерить. От зари до зари работали, кормились неплохо и деньжат накопили немного. Стал понемножку дом новый ставить. Тут-то и настигло меня опять несчастье. Ефимка - напарник-то мой, хотел помочь мне бревно подтесать, да нечаянно топором по руке и угодил, да так, что остался я по самое запястье без правой руки. А через месяц сосед-богач, у которого я был батраком, отсудил мою землю, а с ней и дом. "Нашлись, мол, документы, что земля эта принадлежала раньше ему, и из милости когда-то он позволил поселиться в старом доме своем моим родителям". И пошел я, куда глаза глядели. Не верю я больше, что есть справедливость на Земле.
       Тяжело было слушать этот рассказ Справедливости. С горечью подумала она, что без удачи не сможет она по-настоящему этому человеку помочь. И, вздохнув, сказала:
       - Возвращайся в свою деревню. Есть справедливость, не сомневайся. Да только не всегда она вовремя приходит. Дом и земля твои будут, а виновные по заслугам получат. Но большим я пока тебе не могу помочь. Но верь, удача заглянет в твой дом.
       И после этой встречи Справедливость, не сомневаясь больше, отправилась искать свою неразумную сестру. И довольно быстро напала на ее след, узнавая из разговоров с людьми о ее проказах. И вскоре добралась до одной деревни, на окраине которой виднелось издалека странное сооружение. И чем ближе подходила к нему Справедливость, тем больше оно поражало ее. Тесовая крыша, выкрашенная в красный и синий цвета, опиралась на мраморные колонны; многочисленные окна были обрамлены наличниками, расписанными петушками и котиками в розовых бантиках. А на самом верху крышу венчали кирпичные башенки с многочисленными шарами, звездами, разноцветными петушками из жести.
       Вдруг раздалась громкая разноголосая музыка, и на деревянное крыльцо вышел во главе свиты невысокий толстенький человек в ярких одеждах и полосатом колпаке набекрень. Вперед выступил глашатай и, сложив рупором руки, прокричал, пугая прохожих баб:
       - Его величество, Фуфаил I, соизволил выйти на променад.
       Снова грянула оглушительная музыка, и разномастная публика стала прохаживаться взад и вперед перед особняком, поднимая длинными шлейфами тучи пыли. Дворняжки в бешенстве кружили вокруг процессии, норовя схватить Фуфаила за волочащийся по земле плащ. Их пытался отогнать пастушьим кнутом человек из свиты. Взбудоражив всю деревню, вся процессия вернулась к крыльцу, глашатай объявил окончание променада, и все скрылись за дверью.
       Справедливость заглянула в дом. Она видела, как Фуфаил вместе со свитой проследовал сквозь многочисленные комнаты, заполненные всевозможной мебелью и безделушками; затем он появился на заднем дворе, уже один, и направлялся к убогой хатенке в углу двора. Едва протиснувшись в низенькую дверь, он разоблачился, оставшись в рубахе, перепоясанной замусоленной веревкой и стоптанных окорках. Дородная служанка подолом стерла со стола и ухватом достала из печи чугунок с кашей и поставила перед Фуфаилом. Тот принялся за еду. Опустошив чугун, он облизнул ложку и улегся на печке, задернув грязно-желтую парчовую занавеску с красными петухами.
       "Эти петушки и позолота говорят о том, что моя сестра где-то здесь" - подумала Справедливость и отправилась разыскивать Удачу. Она оказалась в одной из отдаленных комнат под бдительной охраной в золоченой клетке. Если бы не вмешательство Справедливости, ей бы никогда не удалось выбраться на свободу.
       Раскаявшаяся пленница всплакнула на плече у сестры, и они вновь отправились вместе по Земле. Но легкомысленная Удача порой забывала о случившемся и тайком от старшей, заглядывала куда вздумается.
       Однажды под вечер, когда солнце клонилось к самым вершинам деревьев, Удача поспешила заглянуть раньше сестры в окошко одинокого дома на лесной поляне. Когда Справедливость подошла к порогу дома, навстречу им вышел старик, опираясь на причудливую резную палку. Сестры сразу узнали его.
       - Как жил ты эти годы, человек? - спросила старшая. - Не жаль ли тебе прошедших лет?
       - Нет, - ответил старик - не зря прошли мои годы, не зря собирал я волшебную воду, коль есть еще на свете Удача и Справедливость!
      
      
      

    Стеклянные бусы.

      
       На окраине села жила бедная девушка-Настя. Она очень любила и берегла единственное свое украшение - стеклянные бусы. Они были похожи на настоящий жемчуг и удивительно шли девушке. Она их одевала только по праздникам, а хранила бусы в большой деревянной коробке, которая стояла на столе. Там же лежали разноцветные катушки ниток, несколько иголок и наперсток.
       Надо сказать, бусы были необыкновенные. По ночам они оживали, превращаясь в маленьких смешных человечков с круглой головой. Были они такие весельчаки и озорники, что всю ночь не утихали писк и смех на столе. Но по настоящему резвиться им мешала прочная нитка, на которую были нанизаны бусы. Только это препятствие их не остановило: Уговорили они старый наперсток попробовать развязать узел на нитке и, к великому их удовольствию, он поддался.
       Теперь по ночам проказники получали настоящую свободу. Каких только забав не придумывали они при лунном свете: Играли в прятки, чехарду, в догонялки, устраивали качели из ниток на стоящем на столе у окна цветке герани. Впрочем, всех их проделок даже перечесть невозможно. Особенно любили они устраивать танцы. Белая катушка барабанила цыганскими иголками по наперстку, а бусины самозабвенно отплясывали, подбадривая себя веселыми песенками, например вот такой:
       Под геранью мы плясали
       И нисколько не устали.
       Пока утро не настанет,
       Мы шалить не перестанем.
       Однажды, провеселившись так до утра, никто и не заметили, как взошло солнце. Когда первый луч упал на стол, всполошились, и поспешили вернуться на нитку. Едва успел наперсток завязать узел, как проснулась девушка. Наступил новый день и весьма необычный. Это был праздник Ивана Купалы.
       Под вечер Настя надела свое лучшее платье и достала заветные бусы. Причесалась перед зеркалом и отправилась на гулянье. К сожалению, поспешно завязанный узел оказался ненадежным, и, когда она вышла на крыльцо - развязался, бусины раскатились кто - куда. Огорченная девушка бросилась их собирать. Хорошо, что они были крупные, так что большую часть из них она подобрала, нанизала на нитку и поспешила к подружкам, которые ждали ее за калиткой.
       А сейчас мы узнаем с вами, что случилось с тремя пропавшими бусинами, которые второпях не нашла девушка.
      

    История первая.

       Одна из этих бусин, сорвавшись с нитки, умудрилась упасть в карман нарядного платья девушки. Была она очень любопытной, поэтому ей не терпелось выглянуть из темноты и посмотреть на белый свет. Добралась Бусина до верха кармана и высунула свою забавную рожицу наружу как раз в тот момент, когда Настя закончила плести венок, который, по обычаю, нужно было опустить в реку, загадав на суженого. Девушка наклонилась над водой, непоседа не удержалась и упала в середину самого большого цветка.
       Венок медленно поплыл по течению, а вместе с ним отправилась в путь и наша беглянка, выглядывая между лепестками мака. И хотя ей было немного страшновато, она была рада выпавшему на ее долю приключению. Но путешествие ее продолжалось недолго. Один из юношей заметил венок своей возлюбленной и длинной палкой стал подталкивать его к берегу. Тот закачался, Бусина не удержалась и упала в воду.
       Всю ночь она смирно пролежала на дне, боясь пошевелиться. Рядом слышались странные звуки, темные тени проносились над ней. Утром, когда рассвело, бусина увидела, что ничего страшного вокруг нет. Лежала она недалеко от берега. К поверхности воды отовсюду тянулись стебли водяных лилий. Солнышко прогревало воду, и в ней резвились головастики и разные рыбешки. По поверхности скользили жуки - водомерки. Было тихо и спокойно, и очень интересно. Ей захотелось с кем-нибудь поговорить. Ближе всех оказался Головастик, он тоже был любопытным и никак не мог понять, что за странный белый шарик лежит на дне и почему он не играет вместе со всеми. Бусина долго думала, как обратиться к незнакомцу: "Скорее всего, это маленькая Рыбка", - решила она - и обратилась к Головастику:
       - Уважаемая рыбка, не скажете ли вы, куда я попала?
       - Вовсе я не рыбка, - немного обиделся тот, - я - будущая Лягушка. Пока я очень маленький, а вот вырасту, буду настоящей большой Лягушкой.
       Он хотел, было, пообижаться еще немного, но любопытство все же пересилило:
       - А кем вы будете, когда вырастете?
       - Увы, - ответила она, - я уже никогда не вырасту, я всегда буду такой, я - Бусина.
       - Бусина? Не знаю такой, но вы кого-то мне очень напоминаете.
       Та вздохнула:
       - Люди всегда говорили, что мы похожи на настоящие жемчужины.
       - Да- да, - обрадовался Головастик, - точно такие же белые шарики видел я у тетушек Жемчужниц.
       - О, мне очень хотелось бы познакомиться с ними! - сказала Бусина
       И ей сразу вспомнились веселые игры с подружками в лунном свете.
       - Я еще очень маленький и сам не найду дорогу. Я сейчас поплыву и спрошу у мамы.
       И будущий лягушонок скрылся в водорослях. Вскоре оттуда появилась пучеглазая зеленая голова с огромным ртом. Чудище с четырьмя лапами опустилось на дно, замутив воду. Когда ил осел, обрадованная Бусина увидела рядом с неожиданной гостьей знакомого Головастика.
       - Это моя мама, - галантно представил тот пучеглазую мамашу. - А это Жемчужина, - назвал он свою новую знакомую.
       - Оч-чень пр-риятно, ква-ква. Вы такая кр-расавица, настоящая Жемчужина, - вежливо сказала Лягушка, - я знаю, где живут ваши подруги, и оч-чень буду рада помочь вам добраться до них.
       - Надо же, - про себя подумала Бусина, - разве можно было ожидать, что она окажется такой учтивой. И решила никогда не судить ни о ком по внешности.
       Лягушка взяла новую знакомую в лапу и, вынырнув на поверхность, быстро поплыла вдоль берега. Так они добрались до тихой заводи. Лупоглазая мамаша нырнула под воду, и они увидели на светлом песке множество темных "шкатулочек" с открытыми перламутровыми крышечками. Бусина догадалась, что это и были жемчужницы. Лягушка опустилась на дно, рядом с одной из таких шкатулочек, у которой не было перламутрового шарика и, поздоровавшись, осведомилась:
       - Не ваша ли это беглянка, сударыня?
       - Ах, я, даже, не знаю, что и сказать. Я потеряла свою жемчужину совсем недавно, но это может быть и не она? Я право так разволновалась, что плохо вижу. Но если она согласна, я с удовольствием буду заботиться о ней.
       Так Бусина обрела новый дом. Ей очень нравилось на песчаном дне. Но довелось пробыть там не так уж долго.
       Однажды днем большая тень упала на дно. Это над заводью остановилась лодка. Из нее в воду выпрыгнул человек и стал собирать раковины. Вместе с другими попала на дно лодки и наша Жемчужница, в которой была Бусина. К тому времени она стала совсем перламутровой, совершенно неотличимой от настоящего жемчуга, если бы не следы от отверстия. То, что удалось собрать юноше, он преподнес своей возлюбленной. Это была та самая девушка, у которой рассыпались когда-то стеклянные бусы.
       Так вернулась наша путешественница в тот самый дом, откуда и начались ее приключения.

    История вторая.

       А вторая Бусина, которую не нашла тогда девушка в день Ивана Купалы, провалилась через щель между досками под крыльцо. Оглядевшись, она заметила, что была не одна в этом мрачном пыльном подполье. Рядом с ней лежала алюминиевая вилка без одного зубца. Чуть дальше, в половинке ореховой скорлупы, расположилась сломанная английская булавка, а в самом углу, в клетчатой шляпке набекрень, привалился к стене большой, слегка проржавевший гвоздь. Над ним на паутине раскачивался мохнатый паук. Надо сказать, что когда-то на этом месте была господская кухня, и все обитатели подполья попали в него именно оттуда. Теперь они внимательно рассматривали новенькую. Она была такая чистенькая, беленькая, и казалась им пришелицей из иного мира. Бусина вежливо поздоровалась со всеми.
       - Добро пожаловать, мадам Жемчужина. - Первым отозвался гвоздь и приподнял шляпку, приветствуя ее.
       Вилка без зуба даже зашипела от злости:
       - Ему любая кажется красавицей, совсем мозги заржавели. Разве не видишь, что это простая стеклянная бусина?
       Гвоздь что-то пробурчал невнятно в ответ.
       - Нашел мадам, недотепа, - подала голос булавка, - Ну какие невежественные и темные пошли мужики, совсем не смыслят ничего. Здесь "мадам" можно назвать только меня, ведь я настоящая английская булавка, а вынуждена проводить время в таком неподходящем обществе.
       - Ба, смотрите-ка на нее, - взорвалась вилка, - нашлась мадам, кому это ты рассказываешь сказки, как будто я тебя не видела там, наверху. Да ты всю жизнь держала старую кухаркину юбку.
       Булавка от возмущения не сразу нашлась, что сказать, а вилка продолжала:
       - Вот я не кичусь своим происхождением, хотя и побывала на светских приемах и неоднократно виделась с самим господином хрустальным Графином. Ах, как он был хорош!
       Ее перебил паук:
       - Ну и сочиняешь ты, голубушка. Я жил там, наверху, в господских покоях, и ни за что не попал бы сюда, не смахни меня с потолка дуреха - служанка. Сначала я очутился на кухне, там-то ты и обитала на столе в людской. Может быть, тебе и доводилось видеть издалека господина Графина, а скорее нет. Кто пустил бы такую в приличное общество? Поваренок выплеснул тебя с помоями на мусорную кучу, оттуда ты и попала к нам. Это я случайно здесь, и временно.
       Вилка зашипела от злости, намереваясь уколоть оставшимися зубьями обидчика, но он забился в самый угол и оттуда, ехидно хихикая, наслаждался безнаказанностью.
       От всех этих разговоров Бусине стало неуютно и грустно. С тех пор подобные перебранки она слышала каждый день и сначала отмалчивалась, лишь когда затрагивали ее, отпускала резкое словечко. Постепенно блестящий покров ее растрескался и осыпался, она покрылась грязью и стала злой и скандальной. И когда сносили старое крыльцо, дети нашли большую черную Бусину. Ее увидела девушка и очень удивилась тому, как она изменилась, и положила ее в коробку рядом с той, что стала жемчужиной.
       А весной, когда девушка сажала цветы на клумбе недалеко от порога, она увидела и третью Бусину. Когда-то, сорвавшись с нитки, она ударилась о порог и отскочила на клумбу, прямо под розовый куст. Здесь ей очень понравилось. Ласково грело солнышко. Рядом были чудесные цветы. Веселые муравьи спешили мимо нее по своим делам. Она любила поболтать с ними, когда те останавливались передохнуть. Дружила бусина и с другими обитателями клумбы: Божьей коровкой, веселыми жучками - Солдатиками и особенно с тетушкой Улиткой, которая жила совсем недалеко, потихоньку путешествуя по стеблям цветов. Однажды та забралась на самый верх розового куста и потом с восторгом рассказывала своей новой подружке о том, как она познакомилась с красавицей красной розой, что распустилась на самом высоком стебле. К несчастью, Бусине не было видно снизу диковинный цветок. Но пришло время, когда на нижней ветке распустилась еще одна роза. Бусина не могла налюбоваться на нее: "Недаром - думала она - все самое хорошее называют красным: красное солнышко, лето красное и красная роза". Бусина старалась помочь всем обитателям клумбы, ставшими для нее друзьями, обитателям клумбы. Укрывала от дождя муравьев в своем отверстии для нитки, рассказывала веселые истории уставшим солдатикам, а на зиму приютила слабую личинку, едва не замерзшую без домика. Ей очень хотелось, чтобы о ней говорили "красная". И она действительно стала такой. Когда ее нашла девушка, то очень удивилась, что та покраснела. И положила находку к двум другим Бусинам.
       Однажды, на ночлег в дом Насти попросился странник. Он обратил внимание на коробку на столе, в которой лежали три разноцветные бусины. Внимательно рассмотрев их, старик обратился к девушке:
       - А я знаю, откуда у тебя эти бусины. И если тебе интересно, я расскажу об их приключениях.
       - О, я бы очень хотела узнать, что случилось с ними, почему стали такими разными, ведь они все были так похожи друг на друга! Я рада послушать вас, - ответила девушка.
       И старик рассказал ей эти истории: о белой, черной и красной бусинах.
       - Жаль, что на этом и закончились диковинные приключения моих путешественниц.
       - О, вовсе нет, - улыбнулся старик. - Если хочешь, они могут продлиться.
       - Конечно же! - Всплеснула руками девушка.
       Она очень любила сказки и волшебные превращения.
       - Ну что же, тогда возьми эти бусины и зарой их в землю подальше друг от друга - ну так, словно ты сажаешь бобы; а завтра посмотришь, что будет.
       Девушка выполнила совет гостя.
       Ранним утром старик, попрощавшись с хозяйкой, и поблагодарив ее за приют, отправился дальше. А девушка поспешила на огород. Каково же было ее удивление, когда она увидела там три кустика, похожих друг на друга, но на одном на ветвях были кисточки с белыми ягодами, на другом - ярко - красными, а на третьем ягоды были совершенно черные.
       Вот с тех пор и появилась в местах этих смородина: белая, красная и черная.
      
      
      

    Четырехцветное кольцо.

       У подножия горы, издали похожей на огромную белую ступеньку, раскинулось тихое глубокое озеро. Северный склон горы бал пологий, южный же, совершенно белый отвесно обрывался к самой воде. Так и называли места эти - Куньулаба, что означало на местном наречии - озеро у белой скалы.
       На берегу озера расположилась деревушка, жители ее занимались рыболовство и разводили овец, которых выпасали на пологой безлесной вершине горы, поросшей высокими сочными травами.
       Было с десяток овец и у Филиппа, он жил один на окраине села у самого подножья горы. Несколько огромных камней возвышались рядом с его домом. За ними по склону горы к вершине вела тропинка среди зарослей шиповника и терна. По ней Филипп выгонял свое небольшое стадо на горные луга. А по осени несколько овец он отвозил в соседний город на базар. И взамен покупал все, что нужно в хозяйстве зимой, благо, что была она мягкой и короткой. Снег выпадал редко и быстро таял, к огорчению деревенских ребятишек. Но зато часто шли дожди, и было сыро и неуютно до самого марта. Когда приходила настоящая весна, на лугах во всем великолепии распускались тюльпаны.
       Вот в такое чудесное время и случилась эта невероятная история. А началась она с того, что заметил Филипп, как странно быстро стали уменьшатся запасы муки в кладовке. И через несколько дней в коробке было пусто. Также бесследно исчезли картошка и крупа.
       А тут еще неожиданно похолодало. На цветущие деревья и зеленые травы выпал снег, и стало так морозно, что озеро покрылось льдом, чего никогда не случалось раньше в Куньулабе.
       А у Филиппа дело дошло до зерна. Он обеспокоился не на шутку и не знал, что делать. Еще раз внимательно осмотрев кладовку, он заметил следы из просыпанной пшеницы, они вели в угол, где стояли старые бочки. Отодвинув одну из них, Филипп увидел большой лаз, похожий на крысиный. И тогда решил хозяин подкараулить бесстыжего воришку.
       Оказалось это непросто. Несколько раз, никого не дождавшись, он засыпал. И лишь когда подкрепился настоем бодрящих трав, наконец-то затея его удалась. На этот раз он спрятался в старой бочке с узкой щелью между деревянными клепками, сквозь которую было видно почти всю кладовку.
       Уже под утро, когда заметно посветлело, из лаза появился маленький старичок в красном кафтанчике, в таких же сапожках и колпачке с кисточкой. Он огляделся и, не заметив хозяина, подергал за кисточку колпачка и тут же подрос так, что стал почти по пояс Филиппу. После этого гномик направился к сундуку с зерном и, откинув крышку, стал насыпать зерно в торбу, которая висела у него на боку.
       В это время из лаза появился еще один старичок, но уже в желтом наряде и когда подрос, направился вслед за первым. Тут выбрался в кладовую гномик в белом, за ним в зеленом. С ним повторилась та же история. И когда все четверо наполнили свои торбы, они снова подергали за кисточки и, став маленькими, скрылись в лазе.
       Это происшествие настолько удивило хозяина, что он так и просидел все это время, не шелохнувшись в своей бочке. Но когда гномики скрылись, он подумал, что пора как-то спасать остатки зерна. Выйдя из кладовки, он осмотрел снаружи тот угол, где был лаз и заметил, что он выходил наружу. Маленькие следы, присыпанные пшеницей, вели к одному из больших валунов недалеко от дома хозяина. Осмотрев все вокруг камня, он нашел такой же ход, как в кладовке, который вел под валун. Филипп попытался заглянуть в него, но безуспешно. Тот был слишком мал для человека.
       Днем, вспоминая все, что он видел, Филипп понял, что ему нужно добыть колпачок, чтобы узнать до конца тайну разноцветных гномиков.
       С большим нетерпением дождался он следующего дня. На рассвете, как и накануне, вновь из лаза появились старички и наполнили торбы зерном. Дождавшись, когда трое из них скрылись в лазе, Филипп выскочил из своего укрытия и преградил путь оставшемуся гномику. Тот от неожиданности остолбенел, и Филипп успел сорвать с него колпачок. В ту же секунду гномик исчез, а довольный хозяин поспешил к валуну и, подергал за кисточку колпачка, как это делали гномики. Тут же все вокруг него стало расти, а он уменьшился так, что мог проникнуть в лаз. За ним начинался подземный ход. Человек соорудил себе факел и, освещая им дорогу, отправился вслед за старичками.
       Переход вывел его в огромную пещеру, свод которой едва виднелся вверху. Было довольно светло, как на земле в пасмурный день. Вдали виднелся лес, к нему вела дорога, по которой вышагивали друг за другом гномики. Филипп поспешил догнать их, но это удалось ему лишь в лесу, когда они вышли на большую поляну. Посреди поляны было огромное четырехцветное каменное кольцо. Вокруг него по краям поляны стояли четыре аккуратных домика с крылечками и черепичными крышами: красный, желтый, зеленый и белый. Но гномики отправились не к ним. Они стали ссыпать пшеницу в огромный короб, стоявший недалеко от кольца, на краю поляны.
       Едва освободили они торбы, как появился рядом с ними высокий черноусый бледный старик в широченном сером плаще и островерхой шляпе. Он поднял гномика в жёлтом за шиворот, как котенка и закричал на него:
       - Так ты нашел свой колпак, коротышка? - Гномик покачал головой. - Я так и знал. Так вот, запомни, не найдешь его до утра - пеняй на себя - и он замахнулся кнутом. Гномик в ужасе закрыл голову руками. Остальные охнули от страха.
       - Предупреждаю в последний раз - заявил черноусый, заткнул кнут за голенище и исчез.
       - Дальше так продолжаться не может, - горестно покачал головой гномик в красном, - этот Озмир погубит не только нас, но всех людей на земле. Мы должны поскорее вернуть стрелку в нужное положение, чтобы снова наступила весна.
       Филипп догадался, что стрелка видимо была в середине кольца, и чтобы убедиться в этом, он привстал и выглянул из-за камня...И тут гномики увидели его и очень испугались.
       - Не бойтесь меня! - обратился к ним Филипп - Я не сделаю вам зла. Я вижу, вы и так попали в беду.
       Гномики осторожно приблизились к нему. Тот, который был в желтом кафтанчике, узнал человека, который украл у него колпачок.
       - Зачем ты пробрался сюда? - спросил он Филиппа.
       - Я хотел спасти свои продукты, - ответил человек.
       Гномики засмущались и потупились.
       - Ты прости нас, человек, - сказал тот, что был в красном кафтанчике. - Не по своей воле мы делали это. Нас заставляет серый Озмир, беспощадный маг. Он захватил нашу поляну и у него волшебный хлыст. Тот, которого он ударит им - окаменеет.
       Все гномики горестно вздохнули.
       - А мы обязаны выполнять свое главное дело - четыре раза в год поворачивать вот эту каменную стрелку внутри разноцветного кольца, чтобы на земле вовремя наступала весна, лето, осень и зима. Ведь мы "гномики времен года" и открыли тебе человеку тайну лишь потому, что большая беда грозит не только нам, но и всем людям. Черноусый надумал уморить голодом, извести холодом всех жителей земли, чтобы стать полновластным хозяином.
       - Для того, чтобы лишить нас волшебных сил, он забросал наш колодец большими камнями. А без этой чудесной воды мы не можем сдвинуть каменную стрелку. И до тех пор, пока указывает она на белую часть кольца, будет на земле зима.
       - А что если я попробую очистить колодец от камней?
       - Что ты! - сказал гномик в зеленом кафтане, - ты такой маленький и слабый!
       - Так ведь у меня ваш колпачок и я снова могу стать большим!
       - Правильно, правильно! - обрадовались гномики, Как это мы не додумались сразу! Этот проклятый Озмир совсем запугал нас.
       - А где этот колодец? - спросил Филипп.
       - Пойдем с нами, он тут недалеко, вон за теми кустами. - И все направились вглубь поляны.
       Когда они подошли к каменному завалу, Филипп одел колпачок, дважды потянул за кисточку и стал таким, как был раньше. Теперь гномики казались ему совсем маленькими, а огромные камни - небольшими.
       Довольно быстро очистил он колодец. Гномик в белом кафтане принес из своего домика белое ведерко с привязанной к нему веревкой. Человек достал им воды. Обрадованные старички стали пить ее по очереди из ведра, а Филипп в это время зачерпнул воды в свою фляжку. Напившись, гномики повеселели и окрепли.
       - Вот теперь мы можем повернуть стрелку, - заявил тот, что был в красном кафтане.
       И они отправились к четырехцветному кольцу. Забравшись внутрь его, они попытались повернуть стрелку, но она не поддавалась.
       - Этот проклятый колдун сильно ослабил нас своим кнутом!
       - А может, я помогу вам, - сказал Филипп.
       Гномики посовещавшись, согласились. Все вместе они повернули стрелку на зеленую часть круга.
       И тут же над лесом раздался странный свистящий звук, напоминающий шум огромных крыльев.
       - Это черноусый! - ахнули гномики, - прячься скорее, тебе нельзя встречаться с ним, а то...
       Филипп успел запрыгнуть в заросли кустарника, и в этот же момент на поляну, размахивая полами плаща, как крыльями, опустился Озмир.
       - Кто посмел ослушаться меня и сдвинуть стрелку? Ну, пеняйте на себя, глупые старикашки! - И, размахивая хлыстом, он стал приближаться к гномикам. У Филиппа от волнения пересохло в горле. Он вспомнил о фляжке.
       - А вдруг эта вода и мне придаст силы?
       Быстренько опустошив ее, он действительно ощутил прилив сил. Не раздумывая, он выскочил из своего укрытия и бросился на черноусого. И вовремя - тот уже занес хлыст над гномиками.
       Филипп сбил колдуна в ног. Не ожидавший сопротивления он растерялся, не понимая, в чем дело. Гномик без колпачка ловко подхватил хлыст и успел дважды им ударить черноусого. И тот превратился в серый безобразный камень.
       Гномики ликовали. Они пустились в пляс вокруг своего мучителя. Потом они дружно стали благодарить человека и любезно пригласили его погостить в их уютных домиках. В каждом из них его угощали своими особыми яствами: в белом домике: солеными грибами и мочеными яблоками, а еще печеной картошкой.
       Гномик в зеленом кафтане потчевал его жареной рыбой с зеленью и березовым соком.
       Гномик в красном кафтанчике приготовил для него свежие фрукты, ягоды да пироги с капустой и яблоками.
       А в желтом домике угостил его гномик тушеными грибами со сметаной, арбузами и клюквенным морсом.
       - Наелся, напился я у вас, любезные хозяева, да пора и домой собираться, - поблагодарил Филипп своих новых друзей.
       Гномики проводили его до самого дома. Желтый колпачок помог стать ему снова большим, Филипп вернул его хозяину и на прощанье поклялся свято хранить тайну "времен года".
       А вокруг снова была весна. Люди обсуждали невероятное нашествие холодов, натворивших много бед в Куньулабе. Но весна брала свое: подрастала трава, распускались новые цветы, вокруг пели птицы.
       С тех пор под Новый Год к Филиппу приходили в гости все четыре гномика со своими дарами. И было у них веселье и пир горой до утра.

    Мудрый птенец

      
       Жил мужик когда-то: не глупый, не умный, но добрый. Имя у него было красивое - Велизар. Промышлял он в лесу певчих птиц. Тем сам кормился и семью содержал. Вот однажды попался к нему в ловушку птенец.
       - Эх-хе-хе! - сказал человек, - никудышний совсем, никто его не купит. Глупый еще и петь, видно, не умеет.
       И выпустил его из клетки. А птенец на ветку уселся и пищит:
       - Петь я не умею, а хочешь, тебя мудрости научу?
       - Вот, так желторотик... Не успел перьями обрасти, а уже поучать надумал!
       - Вот тебе первый мой совет: не всяк, кто молод - глуп.
       - Кыш, да побыстрей отсюда! Мудрец еще нашелся.
       Отлетел птенец дальше, но не упокоился:
       - И еще: дело сделаешь - много подумай, а слово скажешь - еще больше думать надо. Дело исправить можно, а слово назад не вернешь. И еще вот, что я тебе скажу...
       Но мужик отмахнулся:
       - Лети-ка ты подрасти, тогда и советоваться с тобой буду. - И посмеиваясь, пошел дальше.
       А в другой клетке птица диковинная оказалась. И окраски необыкновенной, бирюзовой, и вся сверху будто золотой пылью припорошена. Принес ее мужик домой. Обрадовались дети, от клетки не отходят. А младший теребит отца:
       - Оставь эту птицу - не продавай. Она нам счастье принесет.
       Отец сыну не поверил, посмеялся, конечно. Только из-за того тотчас не понес ее на базар, что малыша огорчать не хотел. Уж очень он любил младшенького. "Пусть поиграет, а там видно будет. Как надоест она ему, тогда и продам. Пусть, думает, позабавится".
       А когда солнце закатилось, встрепенулась птица, песню запела, а сама все крылышками трясет. А с них-то песок сыпется , да поблескивает. Смотри: Велизар:
       - Вот так дела, это же - золото!
       К утру полную горсть насобирали. Вот радости было в доме! Всем хозяин из города подарки привез. Но больше всех младшему. И зажили они день ото дня все богаче. И дом новый с крылечками да башенками поставили и даже купили карету настоящую. И лошадей к ней заморских.
       Давно уже Велизар в лес не ходит. Кафтан едва застегивается. Все его ко сну тянет. Воду не пьет - настойки, да заморский чай с сахаром. Жена ему по утрам прямо в спальню приносила в дорогих чашках питье это диковинное.
       Поспешил, однажды мужик, а чай-то не остыл еще. И обжегся. Да с горяча, как закричит:
       - Провалилась бы ты, дура бестолковая! Ничего сделать не умеешь, как положено.
       В ту же минуту исчезла баба, как ее и не бывало. Переполох в доме поднялся. Крик, слезы. Дети мать зовут. Не на шутку испугался Велизар. Куда и дрема делась. Успокоил детей кое-как. А у самого на сердце "кошки скребут". Очень он жену свою любил, хотя и старался не говорить об этом. Сам не знает, как он мог слова такие грубые сказать. Огляделся вокруг: всего-то много в доме, а без милой своей женушки ничего не радует. И тут вспомнил он желторотого птенца:
       - Зря я его тогда не послушал и с его советами не посчитался.
       А на утро отправился он в тот лес, где давным-давно птиц ловил. Уж и места не угадывает. Все тропинки позабылись. Долго бродил, пока не вышел к месту тому, где ловушка его стояла. Звал птенца, звал, да бестолку. Уже на опушку вышел, когда на его плечо птица села:
       - Здравствуй, человек - говорит - не меня ли ищешь? Я и есть птенец желторотый, как ты меня назвал когда-то.
       Обрадовался Велизар:
       - Прости меня, дурака спесивого, что посмеялся я тогда над тобой. Все сбылось, как ты говорил. Научил ты меня уму - разуму. Скажи твой последний совет.
       И вот что он услышал:
       - Раздай людям добро свое. А оно трижды добром обернется.
       И улетела птица.
       На этот раз мужик, без раздумий, сделал так, как сказала она ему. Ходил по деревням, всех бедных, чем мог, оделил.
       - Дай бог тебе счастья, - благодарили его вслед. Вернулся домой, а добро и впрямь добром обернулось: навстречу ему жена с детьми вышла.
      
      
      

    Волшебный перстень.

       Умирая, оставила женщина сыну небольшую покосившуюся избенку, да крохотный перстенек. Золотая змейка с зеленым глазком: "Эта змейка не простая, если нажать на камешек, можно повернуть время вспять".
       - Почему же ты не сделаешь это? - удивился сын.
       - Я хорошо прожила свою жизнь и знаю, что люди добрым словом помянут меня. Постарайся и ты прожить так, чтобы не пригодилось это колечко.
       И остался юноша один. Заколотил ставни, попрощался с могилой матери и отправился в путь. Привела его дорога на распутье. Видит на камне три надписи, но знать давно высекали их. Растрескался и осыпался гранит. Только и осталось: "Пойдешь налево..., пойдешь направо..., прямо пойдешь..." - и больше ничего не прочесть. Пришлось ему идти наугад. Выбрал левую едва видную тропку.
       Долго шел. Одни погосты, развалины городов, обвалившиеся заброшенные дома, заросшие сады да одичавшие кошки. Ни людей - ни скота, пусто, жутко вокруг. Наконец дымок впереди заметил и вышел к жилью. Несколько убогих хижин, покосившиеся заборы, но окна светились и печи топились. Постучал в крайнюю дверь. Впустили его старик со старухой. Накормили, расспрашивать стали, видно давно прохожих не видели. Рассказал он им, что знал, что видел, и сам поинтересовался, отчего деревни словно вымерли, города разрушены. Беда стряслась какая, уж не болезнь ли людей выкосила?
       - Эх, путник! Когда-то по стране нашей, богатой и сильной пролегали торговые пути, везли товары к нам из далеких стран, и нам было чем торговать. Всем хорошо жилось, да не долго. Рано правитель наш умер, а преемнику-то его весь мир покорить хотелось, мало добра и власти ему показалось. Вот и началась война за войной. На чужой земле полегли сыновья наши. Надоело воевать соседям, собрались они разом и разбили обессилившее войско наше, страну разграбили, женщин и детей в плен взяли. Оно не зря говорят, что жадный и завистливый правитель хуже чумы. Так-то мил человек - закончил старик.
       Помог юноша, чем мог, старикам и решил на распутье вернуться.
       И теперь уже долго думал, то вправо повернет, то прямо пойдет. Выбрал все же дорогу, что направо вела. И вскоре в рассветных лучах открылась перед ним зеленая долина. По берегам реки поля и сады, хуторки с белыми хатками, под окнами мальвы и подсолнухи. Пастухи под рожок стада собирают. Понравилось здесь юноше, решил пожить немного, оглядеться, что к чему. Выбрал хуторок покрасивей в батраки нанялся. Приглянулась ему дочь хозяйская, все мысли о ней, и он ей по нраву пришелся. Парень он работящий был, да и родителям ее понравился, вот скоро и свадьбу сыграли.
       И покатились годы в заботах и труде. С женой ладно жили - детей вырастили, и незаметно старость подкралась. Тут только и вспомнил он про перстенек. Задумываться начал, хорошо ли он свою жизнь прожил. Много в ней всего было. И вспомнилась молодость, и щербатый камень на распутье. Смутилась его душа, а вдруг та, другая дорога, больше счастья принесла бы? Достал он заветное колечко и нажал на зеленый глазок.
       Очнулся у знакомого камня молодым и сильным. Не раздумывая, поспешил прямо. Вышел к великолепному златоглавому городу. Вокруг дома высокие, каменные. Народ на улицах толпится, галдит. Подошел юноша поближе, видит, царские гонцы указ читать собираются. Так узнал он, что принцесса за того замуж пойдет, кто ей самую необыкновенную диковинку достанет. Обрадовался юноша: "Видно и впрямь здесь счастье ожидало". Во дворец отправился, а там видимо-невидимо людей собралось, на троне царь и принцесса.
       Взглянул юноша на девушку, одета она по-царски, а сама дробненькая, лицо махонькое, востроносое, глянуть не на что: "Ну да ведь, принцесса, кому же не хочется царем стать!" - подумал юноша. Женихи толпятся вокруг, к ногам ее несметные сокровища складывают. Решил и он протиснуться поближе, да набросились на него стража, засмеяли богачи, но заметила его принцесса, знак сделала, чтобы подошел. Расступились женихи, но от злости зеленей травы стали. Протянул юноша перстенек свой простенький. Насупилась, было, принцесса, но когда объяснил он что за сила в змейке, загорелись у нее щеки, протянула руку за ним, но юноша сообразил с нее слово взять, что женой его станет. Неохотно согласилась принцесса. На свадьбе хмурая сидела, на жениха и не взглянула. Когда умер старый царь, стал юноша править страной. И жена вроде бы подобрела, все просит перстенек примерить.
       Вот как-то проснулся молодой царь, а жены нет. Забеспокоился он, вышел в сад и слышит за деревьями шепот чей-то, а потом копыта застучали, и тихо стало все. "Может, послышалось" - понадеялся он, но жена исчезла. Долго искали ее, да напрасно. Загрустил молодой царь, все чаще прежнюю жизнь вспоминать стал. Пусто, одиноко вокруг, не с кем и словом обмолвиться, все чужое, богатство не радует. Задумываться стал, отчего в жизни прежней они с Марьюшкой жили трудно, а радостей было много. Напутствие матери вспомнил.
       А тут злопамятные женихи войной пошли, а во главе их принцесса. Как узнал об этом царь, хватился перстня, да поздно. И погиб он бесславно и никто не пожалел о нем.
      
      
      

    Княжеская сосна.

       В довольствии жил молодой князь Родомир. Плодородные земли щедрые урожаи приносили, и богател он день ото дня. А вот невесту долго не мог он себе найти. Та - высока, та - сутула, а у той - богатства нет. Так и жил бобылем. Однажды задержался он в гостях у брата своего. Собрался уезжать, когда совсем стемнело. Не отговорил его брат, не остановило и то, что слуги после пирушки в мертвецкий сон погрузились. Не добудился он их, один в дорогу верхом пустился. Что-то не терпелось ему домой добраться. Но не доехал. Как раз, когда он через мост проезжал, собрались тучи, скрыли луну, и в кромешной тьме сбился он с дороги. Куда не повернет коня - чаща, не проехать. Пришлось ему спешиться и заночевать прямо на земле, примостив под голову седло. С первыми лучами солнца проснулся он, огляделся и видит, проглядывает невдалеке поляна, на ней домишко с двумя окошками. Тут дверь открылась, на пороге девушка появилась. На плечо коромысло с ведрами взяла и к ручью спускаться стала. Мелькнула за кустом бузины, и опять никого, только потревоженные ветви покачиваются. Понравилась она ему, а у нее спрашивать согласия Родомир и не собирался. Не привык с другими считаться. Подкараулил он ее, схватил. Бедняжка от страха чувств лишилась. Он с ней на коня, и...
       Очнулась она в богатых хоромах. И похититель ее тут. Ласково на нее смотрит, обещает княгиней сделать. Просит его пленница, отцу ее сообщить, где она, что жива-здорова. А то умрет от горя. Обещал князь, а сам от красавицы все согласие на свадьбу добивается, то ласками, а то и грозить начинает. Видит та, что добром ей не выбраться отсюда, и согласилась. Но тосковала о прежней жизни, каждый кустик и деревце вспоминала, оставшегося одного отца и привычные забавы. Не долго прожила она. Осталась сиротой дочка, ей еще и годика не исполнилось.
       Гордился князь подрастающей Нежаной. Красотой она в мать пошла, а повадками-то в отца. Больше всего охоту любила, гончих собак и лошадей. С малолетства брал ее отец на охоту, сначала в карете с "мамками и няньками". А уж как подросла, стала она наравне со взрослыми целыми днями носиться верхом по полям и лесам, за какой-нибудь зверюшкой.
       Но, однажды, осенью молодой княжне сильно нездоровилось. И Родомир отправился со свитой, егерями и сворой собак загонять зайцев, без дочери. Гончие подняли русака и понеслись за ним в сторону Черного леса. Места эти дурной славой известны были, и даже князь избегал там охотиться. А тут не удержался. Казалось, вот-вот настигнет его любимая борзая короткохвостого. Так и влетел он за сворой в Черный лес. Тут его каурая, вдруг, как вкопанная стала. Он перелетел через ее голову и во всего маха упал на мокрую землю. Кое-как пришел в себя, встал, шатаясь и хотел, было, к коню добраться. Смотрит - каурую нигде не видно. А сам он и шага ступить не может. Трясина кругом. И кто-то его за ноги в хлябь тянет. В отчаянье, он попытался за что-то схватиться и видит, что вцепился он в мохнатую бороду какой-то пучеглазой рожи. Похолодел от ужаса князь, взмолился:
       - Отпусти меня, болотный царь, я тебе все золото, драгоценности отдам.
       - Ни к чему мне твои сокровища, а вот если пообещаешь дочь свою в жены мне отдать - отпущу. Будет она жить в роскоши и неге. Беречь и любить ее буду. Ну что, согласен?
       - Все выполню, слово княжеское даю, только выпусти.
       И тут же он на тропе очутился. "Не померещилось ли мне" - думает князь. Но на ногах еще грязь болотная не засохла. Оглянулся он и видит, прыгая с кочки на кочку, удаляется человек, помахал ему издали рукой:
       - Смотри, не забудь слово княжеское - и скрылся.
       Огляделся князь, видит, место знакомое, совсем рядом с домом. И конь его здесь же стоит. Отправился он восвояси, содрогаясь от одного лишь воспоминания о страшной роже. Сначала князь от каждого стука бледнел и голову в плечи втягивал, но со временем забылось все, и успокоился он. А когда дочери рассказал об этом, та даже ногой топнула:
       - Не пойду за чучело болотное!
       Когда исполнилось ей восемнадцать лет, большой пир устроил отец в честь княжны молодой. Прекрасный был бал, удался на славу. Все хорошо шло, вдруг в разгар веселья появился чужеземец. Как взглянул на него князь, узнал сразу, все вмиг вспомнилось. Подошел он к Родомиру и сказал:
       - Не забыл ли ты слово свое княжеское?
       Погрозил ему пальцем и исчез.
       Испугался князь. Приказал слугам найти девушку-сироту и тайно к нему в покои привести. Нашлась такая. И вскоре стояла она заплаканная, в богатых одеждах, в спальне княжны.
       В полночь постучали в окно, и он вывел дрожащую от страха сироту и отдал ночному гостю.
       Зажил опять спокойно Родомир. Вскоре стали сваты наезжать, один другого важнее. Но всем отказывала княжна. Ждала - непременно принца. И дождалась. Подкатила, однажды, к воротам целая вереница золоченых карет, прислали сказать князю, что принц Агабаб княжну в жены просят. Спросил тот, отчего же сам жених не пожаловал? Слуги ответили, что такова воля принца. Коль согласно княжна, пусть в дорогу собирается немедля. Как узнала об этом княжна, не раздумывая, к карете поспешила, и с отцом не простилась, как следует. Недалеко они отъехали, повернулся к княжне жених, и увидела та перед собой уродливого старика. А слуги и карета исчезли. Оказались они перед чудесным замком. Повел княжну к окну старик, и увидела она девушку-сироту, а с ней прекрасного юношу. Оба в дорогих одеждах, глаз друг с друга не сводят, вокруг гости и прислуга, веселое застолье. "А теперь и нам домой пора" - и привел ее к угрюмой пещере:
       Не захотела ты отцовское слово сдержать и его не образумила, за то и выпала тебе такая судьба.
       Пожалела Нежана, да поздно. А князь только отъехала дочь, исчез, как не искали - напрасно. Но, говорят, с тех пор на болоте сосна появилась. Далеко видно ее кривую верхушку. По ночам стонет и гнется она, будто из болота выбраться хочет. Люди ее княжеской прозвали.
      
      
      

    Подсолнечник.

      
       В одном городе в мансарде высокого кирпичного дома жил с матерью маленький мальчик Никита.
       С детства он тяжело болел и не мог ходить. Мать его была прачкой. С рассвета она уходила на работу, оставляя мальчика одного в постели. В обед она приходила ненадолго, и вновь до вечера он оставался один. Правда изредка заходила соседка или заглядывал ее сын. Он был добрый мальчуган, но отчаянный непоседа, так что, побыв немного, он убегал играть на улицу. Единственным развлечением Никиты было смотреть в окно. Прямо под ним рос молодой абрикос. Взрослел мальчик, подтягивалось деревце. И вот уже ветви добрались до самого окна, что было настоящей радостью для ребенка, особенно весной, когда распускались бело-розовые цветы. Но приходила осень, с ветвей холодный ветер, обрывал последние листья, тогда Никите казалось, что деревце горюет и вздыхает. И по лицу мальчика частенько скатывались слезы, такие же, как капли дождя на стеклах. В такие дни ему не верилось, что он доживет до весны, что когда-то зацветет снова абрикосовое деревце.
       А матери мальчика некогда было даже поиграть с сыном. Возвращалась она всегда поздно до того уставшая, что часто засыпала за столом, не доев скудного ужина. А на утро мальчик опять оставался один. Лишь редкие праздники они проводили вместе. Никита очень любил Рождество, когда мать приносила ему подарки и готовила вкусную еду. Но особенно ждал он Троицу, тогда в жалкую, сырую коморку мать приносила полевые цветы, ветви березы, и пахучий чабрец, который настилала на полу. Запах его помнил Никита с раннего детства. По долгу мог он рассматривать каждый цветочек в букете, а после праздника бережно засушивал их и хранил всю зиму в старой книге. Их у него было две - библия и старинный травник. Вот по ним и учился читать мальчик. Мать показала ему буквы, а уж дальше все премудрости он постигал сам. Чтение стало для него большой отрадой. А со временем он знал обе книги наизусть, чем радовал и удивлял мать.
       В долгие зимние вечера, когда голые продрогшие ветви абрикоса стучали в окно от порывов ветра, словно просились погреться, мальчик доставал засохшие стебельки чабреца и вдыхал его едва уловимый терпкий аромат. Он закрывал глаза, чтобы не видеть замершее дерево. И до боли в сердце мечтал о весне. Однажды, когда Никите было уже четырнадцать лет, мать, вернувшись с работы, рассказала ему о чудесном исцелении такого же больного мальчика как он. Феня узнала об этом от новой прачки, этот ребенок был ее племянником и тоже с детства оказался прикованным к постели. А вылечил его знахарь Симон, живущий в деревне Опушки недалеко от города:
       - Завтра мы с тобой поедим к этому лекарю, будем молить его помочь тебе, горемычному. Слава богу, хозяин сжалился надо мной и дал мне целый день для этого.
       Весь вечер Феня то плакала, то смеялась, целуя сына, то молилась богу.
       Никита тоже не мог долго заснуть, так ошеломило и взволновало его неожиданное известие.
       А наутро мать и соседка, которая иногда помогала Никите, перенесли его по лестнице во двор и усадили в тележку. И началось удивительное путешествие мальчика в новый, неизведанный мир.
       Был конец мая. И в городе отовсюду пробивалась трава, даже между камнями булыжной мостовой. Густая зелень из тесных дворов выбивалась на простор улиц, свисая над каменными заборами, делая живописным даже этот бедный квартал, где селился рабочий люд.
       Между тем, улицы становились просторнее, и все больше попадалось одноэтажных домов. Феня торопилась, ведь путь предстоял не близкий. Тележка, в которой соседи возили дрова, грохотала по брусчатой мостовой, колеса часто застревали в выбоинах, и бедная женщина выбивалась из сил, но, наконец, мостовая закончилась, и тележка мягко покатилась по грунтовой дороге. На обочине у заборов паслись козы, горланили, зазывая кур, петухи, беззлобно лаяли собаки. Все было диковинно для Никиты, он непрестанно удивлялся и засыпал мать вопросами. Но вскоре от обилия впечатлений у ребенка разболелась голова, ему стало плохо, он едва не терял сознание. Хорошо, что остались позади уже последние дома города, и они выехали на проселочную дорогу, обсаженную цветущей белой акацией, наполнявшей воздух сладковатым сильным ароматом.
       Феня поняла, что сыну нужно отдохнуть, и он решила остановиться в тени деревьев. Женщина сломала мальчику цветущую ветку, и тот с любопытством рассматривал диковинные, похожие на маленькие лодочки, необычные цветы. Недалеко начиналось пшеничное поле, пестревшее маками и васильками.
       Пока Никита отдыхал, утомленно закрыв глаза и прижимая к груди веточку акации, мать приготовила еду, разложила на полотенце хлеб, зеленый лук, картошку. Нарезала маленький кусочек сала. После обеда ребенок уснул, а Феня сняла тяжелые туфли и пошла босиком по траве, собирать цветы. И для нее этот удивительный мир был давно забытым чудом. С самой молодости, с той самой поры, когда ухаживал за ней Никифор - отец Никиты, она не была за городом. Сразу после рождения сына несчастная овдовела, потом болезнь мальчика, нужда и тяжелый труд, да редкие праздники - все, что было у нее в последние годы. Положив в коляску букет, Феня долго смотрела на измученное, бледное лицо сына и в который раз с горечью вопрошала Бога: "За что такая тяжелая судьба выпала ее Никитушке?"
       Горькие скупые слезы катились по щекам. Она давно научилась плакать беззвучно, чтобы не волновать больного. Никита зашевелился, мать сразу встрепенулся и, смахнув платком слезы, помогла удобнее сесть ему в коляске, дала букет, и они тронулись в путь.
       За полем уже виднелась река, а по берегам ее деревушка, та самая, где жил знахарь, селяне сразу указали им дом Симона.
       Он был на самом берегу, под тенью высоких деревьев, с резными наличниками и забавным дракончиком на крыше. Дощатый забор был весь увит цветами. Вдоль него веселый ручеек сбегал к реке.
       Феня, ожидавшая увидеть мрачное, угрюмое жилище и втайне опасаясь предстоящей встрече, повеселела и почему-то безоговорочно поверила в чудо.
       Над калиткой висел потемневший бронзовый молоток. Феня осторожно ударила им по маленькой тарелочке над входом. Она отозвалась мелодичным звоном. Тут же калитка сама распахнулась. Немного оробев, женщина все же решилась и, подталкивая тележку с Никитой, направилась по присыпанной песком тропинке к дому. Какие-то цветы вдоль дорожки издавали невероятно сильный, своеобразный аромат, от которого и Никита и мать совершенно успокоились и приободрились.
       И хозяин чудесного дома, вышедший на порог показался им давно знакомым, близким человеком. Он радушно встретил гостей и предложил присесть Фене на широкую скамью у дома, затененную каким-то вьющимся растением с трубчатыми оранжевыми цветами.
       Выслушав внимательно рассказ женщины о болезни сына, Симон осмотрел мальчика, постукивая согнутым пальцем по позвоночнику. Феня напряженно следила за ним, боясь, что он причинить боль сыну. Мальчик и впрямь несколько раз вскрикнул и застонал. Но, наконец, мучительная процедура была закончена. Знахарь поднял худенькое тело ребенка и резко и сильно встряхнул его, ловко шлепнув ребром ладони по пояснице. От неожиданности Феня даже не успела испугаться, а Никита только охнул.
       - Ну, вот и все! Ваш сын здоров и может идти сам - с удовольствием сообщил Симон.
       Он поставил мальчика на ноги, и, поддерживая его за плечи, помог ему сделать несколько шагов.
       Феня не верила своим глазам, из которых рекой потекли слезы.
       Симон утешал взволнованную мать, а Никита тем временем еще не уверенно, опираясь на стену дома, впервые шел сам. Женщина бросилась к мальчику, обнимая и целуя его, а Симон стоял в стороне, радуясь их счастью. Немного успокоившись, мать и сын долго и горячо благодарили своего избавителя, Феня даже пыталась стать перед ним на колени, но он вовремя подхватил ее, и даже не взял протянутые деньги. И как она не просила его, он наотрез отказался от всяческой платы. Тогда мальчик достал из котомки, лежащей на тележке, одну из своих книг - травник, взятый им в дорогу, и протянул Симону.
       - Мне так хотелось бы отблагодарить Вас за то, что вы сделали для меня. Возьмите хотя бы эту книгу. На память о нас...
       Голос ребенка дрожал, невольные слезы наполняли глаза. Боясь, что мальчик расплачется, Симон взял из его рук книгу и обнял худенькие плечи Никиты.
       Настало время прощаться. Хозяин проводил взволнованных, счастливых посетителей до калитки. Они, пожелав ему всего самого лучшего, отправились в сторону города. У реки остановились отдохнуть, вода в ней была ледяной, ведь в горах, где она брала начало, еще кое-где лежал снег, поэтому здесь на берегу было прохладно, монотонное журчание успокаивало. Путники отдохнули, приободрились. А за тем, напившись на дорожку, и, прихватив воды в прок, отправились дальше. Дорога шла вверх. Когда они поднялись на холм, остановились и огляделись. Живописная зеленая долина тянулась до самых гор. Они синели вдали, увенчанные белыми шапками еще не стаявшего снега. Покой и тишина царили вокруг.
       - Мама, как хорошо здесь, - сказал с грустью Никита, - но почему мы должны возвращаться в город? Давай будем жить среди этой красоты и благодати.
       - Да, - вздохнула Феня, - я тоже хотела бы тут остаться, а ты еще совсем не знаешь жизнь, и тебе еще много предстоит узнать и хорошего и плохого. Ведь чтобы поселиться здесь, необходимо купить землю и дом, а для этого нужны очень большие деньги, которых у нас с тобой, увы, нет!
       - Но, мама, ведь теперь я смогу работать и если буду очень стараться, мы же сможем переехать сюда, в эту долину?
       Она грустно улыбнулась, глядя на его щупленькое тело, но постаралась успокоить его:
       - Ну да, когда-нибудь и мы обязательно будем здесь жить, а пока нам нужно торопиться, уже вечереет.
       И они отправились в сторону города. Каждый думал о своем. Мать о том, что ждет ее такого несмышленого и беззащитного Никитушку. А мальчик мечтал, как прекрасно заживут они вдвоем в чудном домике у реки. И какие диковинные вырастит он на своей земле цветы и деревья. А под окном он непременно представлял цветущий абрикос. Так, мечтая и раздумывая, и добрались они незаметно до города. Никита очень устал, с непривычки ломила спина, и гудели ноги. И Феня, хотя и с трудом, уговорила его сесть в тележку. Едва присев, мальчик сразу заснул. А женщина, привычно толкая тележку, поспешила к дому.
       Добрались затемно. Мать разбудила сына, и он впервые сам поднялся по лестницы домой. Так закончился этот удивительный день. А на утро отправилась на работу. Никита же не мог усидеть дома. Их мансарда казалась ему еще угрюмей после вчерашнего путешествия. И он спустился во двор, тот был крохотный и темный. Радовал лишь казавшийся снизу огромным абрикос да цветущий куст жимолости у забора. Он вышел за ворота и долго бродил по соседним улицам, наслаждаясь щедрым солнцем и новизной ощущений.
       Так продолжалось несколько дней. Но вскоре, как-то вечером, после ужина Никита завел с матерью давно вынашиваемый им разговор, которого она так опасалась. Да, ее сын, ее Никитушка собрался уйти из дома. Феня плакала, мальчик ласково убеждал ее:
       - Ты пойми меня, мама! Столько долгих лет я провел в этих стенах, не видя белого света, и мечтал о том, что я смогу выйти отсюда. И вот, наконец, когда настало это долгожданное время, я не могу больше оставаться здесь ни одного дня. Я хочу заработать деньги, чтобы купить там, в долине небольшой домик с садом, где я буду заниматься хозяйством, а ты сможешь, наконец, отдохнуть от своей стирки. Ты так устаешь, а я уже взрослый, и должен заботиться теперь о тебе.
       Феня понимала, что сын прав, и хотя неохотно, все же согласилась отпустить его. И после не долгих сборов, ранним утром, через несколько дней Никита отправился в путь. Мать, заливаясь слезами, проводила его до ворот.
       Удача улыбалась ему, и уже к вечеру он нанялся в одну из деревень в долине работником к богатому хозяину. У того было много земли, отара овец и целое стадо коров. Так что Никите приходилось выполнять всякую работу. Но больше всего нравилось ему копаться на огороде, окучивать и поливать грядки, собирать урожай. С виду хлипкий и никудышный, он был очень выносливый и трудолюбивый. И хозяин, который взял мальчика, лишь случайно, лишь потому что в разгар сезона трудно было найти хорошего работника, не пожалел об этом. И к осени уже не мог нахвалиться им. К зиме батраков обычно увольняли, оставляя лишь немногих для ухода за скотиной. Но господин не пожелал расставаться с полюбившимся ему мальчиком и нашел для него работу. Прошла зима, а за ней еще и три года. Никита повзрослел, возмужал. Совсем нельзя было узнать в крепком парне худенького неумелого подростка. Феня, которая часто приходила проведывать сына, не могла нарадоваться на него и горячо благодарила Бога в молитвах за сына и всегда добрым словом вспоминала Симона. Никита не однажды был у своего спасителя. Тот встречал его очень радушно и понемногу старался передать ему свое умение, что было не сложно, ведь юноша знал очень многое о целебных растениях, благодаря старому травнику, а теперь он многие из них видел уже и наяву. Но однажды случилась беда. Хозяина сбросила, испуганная чем-то лошадь, да так, что он, падая, ударился головой об острый камень. Когда его нашли, он был уже мертв. О добром человеке горевали все соседи, тайком плакал о нем и Никита. Наследник не замедлил явиться. Это был сводный брат погибшего хозяина. Жестокий и грубый, он повел дела по-своему. Из батраков оставил лишь треть, нагрузив их работой так, что им пот со лба смахнуть некогда было. Никите он поручил весь огород, пообещав расплатиться с ним по осени семенами, что очень устраивало парня, так как за предыдущие годы работы, он сумел накопить столько денег, что ему хватало на небольшую усадьбу, и семена были бы ему очень кстати, так как он мечтал к весне завести свое хозяйство. В тяжелейшем труде прошло лето, вот уже появились в кронах тополей желтые листья. Пустел огород. Никита мечтал уже о весне, когда он будет работать на своей земле. Уже и дом был присмотрен. В соседней деревне недалеко от реки с очень живописным старым садом, небольшим, но плодородным участком под огород. И задаток уже был внесен, и купчая готова, да хозяин все тянул с расчетом. Жаден он был до беспамятства, вот и придумывал все новую и новую работу для батрака, а сам как-то отправился к одной старухе, о которой очень дурная молва шла, звали ее все не иначе, как черная Аграфена и сторонились ее дома. От нее явился хозяин повеселевший, и пообещал Никите дать на завтра окончательный расчет. И впрямь утром он принес из кладовки несколько мешочков с семенами и вручил их юноше. Тот сразу же в дорогу засобирался, стал свои пожитки укладывать. Якобы по такому случаю, хозяин расщедрился и пригласил работника на обед, чего он раньше никогда не допускал. Парень то на радостях ничего не заподозрил и сел за стол. А господин его потчует, то одним угощает, то другим и преподнес ему "на посошок" рюмку домашней смородиновой наливки. Никита и не заметил, что себе-то он с другого кувшина наливал. И что запах у наливки был совсем не смородиновый. Сильно он спешил, да и доверчивый был, по себе ведь о людях судил. И стало ему как-то сразу от угощения этого нехорошо. Взял он свою котомку с семенами, вышел за порог, совсем плохо ему стало, опустился он на землю, стонет, а драгоценные семена все к груди прижимает. И тут, к ужасу собравшихся проводить его работников охнул и исчез совсем. А на том месте, где он был, появился из земли крупный росток и стал расти, да так быстро, что вскоре превратился в высокий стебель с огромными листьями, а на вершине был виден крупный бутон, похожий на сжатый кулак, устремленный в небо, словно пытался как можно выше спрятать драгоценные семена от жадного хозяина. Тут же, на глазах у всех, стал раскрываться огромный бутон, освобождая один за другим яркие желтые лепестки. Когда он совсем распустился, увидели люди, что и впрямь внутри цветка виднелись, как на блюдце, черные семена. Тут как раз из-за туч выглянуло солнце, и диковинный цветок повернул к нему голову.
       - Смотрите, смотрите, - заговорили все, - он под солнышко цветок свой поворачивает.
       А тут и Феня во двор вошла. Спешила она к сыну, чувствовало ее сердце недоброе. Расступились люди перед ней, и увидела она вместо сына крепкий высокий стебель с огромным цветком на верху. Закачался стебель, зашелестели листья и упали на землю к ногам матери черные семена. Все поняла несчастная, заплакала и бросилась вон со двора. Куда ей было идти теперь? Но тут вспомнила она о добром знахаре и с надеждой поспешила в Опушки. Когда узнал он обо всем, тут же отправился вместе с Феней к коварному хозяину. Как увидел тот Симона, позеленел от страха и бросился наутек, но не далеко ушел, превратился в уродливый куст дурнишника посреди дороги. Так и растет теперь колючка эта в самых неподходящих листах, мешая всем, за что и клянут и топчут ее люди. А Никита предстал перед матерью, все еще прижимая к груди мешочки с семенами. Радовались и смеялись друзья, видя снова доброго парня живым и невредимым. Все поблагодарили Симона и дружно проводили его за околицу. А вскоре и Феня с сыном отправилась в новый дом. А на том месте, где выпали семена, выросли по весне новые желтые цветы на могучих стеблях, которые люди подсолнечниками назвали и стали выращивать в каждом дворе. И вскоре узнали все, что цветок этот ни только к солнышку поворачиваться умеет, но дает чудесные семена, из которых получается пахучее вкусное масло.
      
      
      

    Страшная сказка

      
       Выпало на долю Данилы много всего: и бед, и радостей. И долго пришлось ему странствовать по земле, пока, наконец, не устал он от бесконечных дорог и приключений. Приглянулась ему деревушка у подножия лесистых гор. Сторговал он там себе домишко с землей, и зажил потихоньку. Весна и лето быстро пролетели в хлопотах. Вот уже ночи длинными стали, к утру подмораживало. В эту пору и стал кто-то постукивать в дверь вечерами, явственно так: тук-тук, громко! Сначала думал Данило, что это ветер, да только и в затишье то же самое. Как только стемнеет - слышно, будто пройдет кто-то, постоит у окна и в дверь: тук-тук! У окошка снова потопчется и будто глядит на Данилу кто-то пристально. Смотрит тот сквозь стекло - ничего.
       Данило-то много в жизни насмотрелся, а тут стал страх одолевать. Сам не понимал - отчего? Как завечереет - жутко становится. А от окна отойти не может, уставится в темноту и ждет. Совсем извелся, исхудал, в чем душа держится. Даже днем от малейшего скрипа вздрагивал, и сердце сжималось. И решил: "Будь, что будет. Подкараулю мучителя!"
       Тут еще с утра снег выпал, повеселело вокруг, и ночью светло, празднично. Как только заслышал Данила шаги - дверь и распахнул. А на него глаза глядят, сами по себе. Вокруг пусто. Данила отпрянул. А глаза красивые, светятся и моргают. Смотрит на них Данила, оторваться не может. Шагнул за порог - глаза удаляться стали. Данила за ними, как привороженный пошел. Сам не знает как, дороги не видит. Опомнился - стоит в пещере. Из глубины ее свет пробивается, а у ног - груда самоцветов и золота. От них - разноцветные блики повсюду. А вокруг никого, только вода монотонно где-то шлеп-шлеп, о камень. Поднял Данило несколько самоцветов, на ладони покатал, полюбовался, но с собой не взял: "Не я положил - не мне и брать!" Свято он верил, что чужое добро никогда на пользу не пойдет, рано или поздно все равно платить придется.
       Огляделся, заметил дверь какую-то, толкнул, шагнул через порог и - очутился в своей комнате. "Вот так дела! Наваждение, да и только". В окно выглянул - никого, а снег падает крупный, медленный. "Видно я у печки задремал, во сне и приснилось все" - успокаивал себя Данила. Но сомнения не покидали его до следующего вечера. А ночью все повторилось. Заманили его глаза опять в пещеру. Она была такой огромной, ни конца, ни края. Слабый свет, едва пробиваясь, освещая покатый свод пещеры, похожий на ночное небо, только без звезд и луны. Свет пробивался далеко впереди, откуда-то снизу. Данила пошел на него, медленно продвигаясь по скользким камням. Становилось светлее и просторнее, и он вышел к обрыву. Внизу была освещенная долина с деревушками, лесками, дорогами. На холме у реки - угрюмые развалины замка. Зеленели поля. На лугу размеренно взмахивали косами мужики, оставляя на нем волнистые валки зеленого каракуля. По дороге к ближайшей деревне тянулись возы сена. Был слышен даже скрип телег и голоса возничих, лай собак и звяканье колокольчиков. Только свет вокруг был мертвенно бледный, как от лампы с синим абажуром, и все зыбковатое, будто окутано маревом.
       Заметив пологий склон, Данила спустился на улицу деревни. Из домов навстречу ему высыпали люди. Они почтительно обступили его, снимая картузы, отвешивали поклоны и тихо перешептывались, удивленно разглядывая его. Но когда он обратился к ни с вопросом, все потупили глаза и замолчали. Так и не добившись от них толку и недоумевая, поспешил Данила в другую деревню, надеясь там узнать, куда он попал. Толпа проводила его до околицы и долго все низко кланялись ему вслед, так не сказав ему ни слова. Но и в этой деревне и в следующей повторилось то же самое: смиренное почтение и молчание.
       Так дошел он к подножию холма, на котором видел сверху развалины. Теперь же здесь красовался высокий синий замок с семью разными ажурными башнями, с витыми колоннами у входа и большим позолоченным куполом наверху. К нему вела широкая лестница, обсаженная стриженой акацией и цветами.
       Пока Данила разглядывал замок, на ступенях появился ковер, а недалеко от него собрались богато одетые люди, приглушенно переговариваясь. Когда Данила заметил их, от толпы отделился почтенный старец в отороченном голубоватым мехом синем плаще и маленькой шляпке с пером. С достоинством поклонился, замысловато взмахнув шляпой. Удивленный Данила только хлопал глазами, не зная, что делать и что сказать. Но к его радости старик заговорил сам, витиевато и длинно, без конца выделывая пируэты шляпой. Из его речи понял Данила, что они принимают его за вернувшегося из далеких странствий наследника пустующего престола, долгожданного и почитаемого. Поглядел он на их полные радостной надежды лица и подумал: "Не мои заслуги - не мои почести". И обратился к людям: "Увы, уважаемые придворные, вы ошиблись - я всего лишь путник, и никогда не был принцем".
       И тут же все исчезло, а Данил оказался в своей комнате у печки. За окном белел снег. Тут дверь скрипнула - и появился человек. Глянул на него Данила и обмер: те же глаза, а лицо сумрачное и весь он как сквозь мутное стекло виден, и все на нем синее с головы до пят. Только глаза черные".
       - Не бойся - тихим голосом начал гость, - пришел я тебя поблагодарить за то, что душа моя, наконец, обретет покой. Перед смертью должен я открыть тебе свою мрачную тайну: Много лет в этих местах была богатая страна, в которой родился я в одну ночь с братом - долгожданными наследниками престола. И росли мы неразлучно под одной крышей. Но он был ласков, как котенок, бледный и слабый. Во мне же клокотали злые силы и здоровье. Чем больше жалели его, тем сильнее закипала во мне ненависть к нему и тем, кто жалел его, этого заморыша. Я считал, что мир создан для людей с твердой рукой и волей и что выживает сильнейший, как в диком лесу. Сильный съедает слабого. И мечтал уничтожить никчемного брата-слюнтяя и размазню, как только стану королем. А что я им стану, не сомневался. Но отец завещал престол брату. Я пришел в ярость и поклялся отомстить всем. Я стал грабить, убивать, жечь, прикрываясь именем брата. Но и это было бесполезно. Люди, по-прежнему, уважали нового короля и доверяли ему. А государство наше процветало и богатело, несмотря на все мои старания. То, чего я не мог добиться под страхом смертной казни, он достигал в мирной беседе. Видно в хилом теле таились колдовские силы или великие силы добра и мудрости противостояли мне. И выходило, что прав был наш отец, завещая трон брату. "Нет! Так не может быть! Я сильнее и умнее его! И я докажу им, всем докажу любой ценой".
       И в бешенстве поскакал в черное урочище - обиталище Чура. И в ту же ночь царство наше низверглось под землю. Рухнул и дворец, похоронив брата. А люди попали в рабство Чура, обреченные жить без солнца.
       - Меня же люди прокляли на вечное скитание по земле до тех пор, пока не найду я человека не польстившегося на легкое богатство и власть не по праву. Я был убежден, что таких людей не бывает, и даже не пытался искать их. Но годы скитаний не прошли даром. Я убедился, что люди бывают разные, и много таких, как мой брат. Я уже раскаивался в содеянном и хотел, чтобы все стало по-прежнему. Пусть даже трон останется моему брату. И тогда я очень быстро нашел тебя, будто кто-то помогал мне. И теперь исчезло проклятье Чура, и я, наконец, обрету покой.
       Данила, оцепенев, смотрел, как слабнет и старится каждую минуту "синий человек", как слабнет и потухает живой свет глаз.
       - Я умираю, - спокойно говорил человек, - со всеми пороками люди лучше меня и достойны счастья. А я - тень, закрывшая им солнце. Я ухожу, и оно снова будет светить им.
       Человек замертво рухнул на пол. Это был обыкновенный старик. И его остановившиеся глаза еще долго светились теплым светом покоя.
       А за окном медленно сыпал снег.
      
      
      

    Косая сажень.

      
       Давно это было. Жил в деревне одной человек. Когда-то нарекли его звучно Варфоломеем. Но уж теперь все забыли об этом. Крепко пристало к нему прозвище "Косая сажень", за рост его могучий и богатырские плечи.
       С родителями-то он жил в достатке. Корову держали, две лошади и мелкую живность.
       А вот, когда один остался Варфоломей, пошло хозяйство его на убыль. И не потому вовсе, что ленивый был. Нет!
       А началось все с того, что курица его к соседу Опанасу во двор залетела. Тот и позарился - не отдал. А она-то приметная была, одноглазая. Хозяин ее сразу признал. Спросил у соседа, не его ли курица случайно залетела к ним? А тот жаднючий был непомерно. Страсть, как ему не хотелось с добром, которое он уже своим посчитал, расставаться. Вот и начал орать, что попало, на незадачливого хозяина. Тот и слова вставить не может. А тут еще жена Опанаса - Гапуська на шум выскочила. И уж, как только она Варфоломея не называла: и вором, и разбойником, и покрепче заворачивала. Потом и вовсе разошлась: "Караул, - вопит, - грабят! Спасите, помогите, люди добрые!"
       Тут уже и любопытные появляться стали. На Варфоломея показывают, перешептываются, смеются. А он от стыда такого скорее в дом, да на засов заперся.
       Два дня на люди не смел появиться. А соседи-то довольны, что так кончилось. Недели не прошло, как еще одна хохлатка в их двор перекочевала. Хозяин молчит, боится слова вымолвить. Увидит соседей - здоровается. А те отворачиваются, мол, обиду простить не могут. А Гапуська-то всем плачется, как их честных, непорочных, вероломный детина опозорить хотел и их добро присвоить. Кумушки-то, хотя и знали, на что они с Опанасом способны, отмалчивались, связываться не хотели. Убедились те, что все им с рук сходит, потихоньку всех курочек к себе переманили. Одна осталась у Варфоломея - старая была, через забор не перелетела.
       Видят соседи с другой стороны, что легко поживиться можно, ночью-то овес у него, что погуще, и выкосили. Хватился поутру Варфоломей - беда, да и только. Догадался, конечно, кто постарался. Следы-то хорошо видны были, овсом присыпанные. Убрать не успели. Да опять промолчал, побоялся скандала. Пришлось лошадь в город отвести на ярмарку. Хотя бы одну прокормить.
       Между тем в деревне все над ним уж открыто посмеивались, за глаза простофилей называли. Лавочник Еська без зазрения совести обсчитывал. А мальчишки улюлюкали вслед, из рогаток в спину стреляли, чем попадя. Он терпел - дети ведь, что с них спросишь?
       До того дошло, что кому ни лень в его дворе хозяйничают, все, что под руку попадет, тащат. Сад у него был хороший, яблок много уродилось - все обтрясли, обломали. Смотреть больно!
       Собрался Варфоломей как-то, к ворожейке пошел. Еле в дом протиснулся.
       - Помоги, - просит, - бабушка! Совсем злые люди разорили. Не знаю, что и делать...
       Поглядела на него бабка - голова в потолок упирается, В плечах "косая сажень"...Покачала головой:
       - Обижают тебя, значит, деточка, такого слабенького. Ну что ж, я тебе помогу, так и быть.
       Покопалась она в сундуке, достала небольшой клубочек шерсти. Пошептала над ним. Отдает гостю и поучает: "Придешь домой и начни его разматывать. А как оборвется нитка - бросай все и спеши скорее с обидчиком рассчитаться. Знаешь ведь, поди, кто и что у тебя украл, аль по-другому как насмеялся. А коль не воротишь своего и не поквитаешься - окаменеешь! И так домотай до конца..."
       Вернулся Варфоломей домой, принялся мотать - нитка сразу и лопнула. Он на улицу, а сорванцы тут как тут. Стали дразнить его и репьями бросать. Хотел он их, было, приструнить. Поймал одного, а тот испугался, заплакал.
       У него рука и не поднялась с малышом связываться. Отпустил: "Лучше - думает - с соседом за кур рассчитаюсь". Направился к его дому. А ворота закрыты, забор высокий. Он и остановился. Только чувствует - ноги потяжелели. Стал лихорадочно раздумывать: "Что делать?" А ноги все тяжелеют! Тут уже не до раздумий. Поналег плечом - ворота и рухнули. Он к курятнику, еле от земли ноги отрывает, дверь вышиб - некогда с запорами возиться, и давай кур с насеста выбрасывать во двор. Такой переполох поднялся: куры кудахчут, перья во все стороны. Хозяева на порог, а детина из курятника вылазит, грязный весь, в перьях, и петуха своего за хвост держит. Тот орет что есть мочи. Он им размахивает и прямо к крыльцу направляется. От борьбы в курятнике глаза злостью горят.
       Гапуська первая испугалась - не своим голосом заорала. Мужик креститься стал, да пятясь за дверь да на засов. Переловил Варфоломей своих несушек, через забор перебросал. Тут только почувствовал, что ноги отпустило: "Фу, пронесло на сей раз", - думает. Вернулся к себе. Опять за клубок принялся. Недолго нитка моталась, мужик еще от первого раза не отошел - опять оборвалась. Тут уж он, не раздумывая, к другим соседям направился. А на улице переполох. Уж прознать успели о событиях у Опанаса. Варфоломей, чтобы на люди не появляться, - через забор; свалился на здоровенного кабана. Тот бежать. Бедолага на нем задом наперед подпрыгивает. Кабан визжит, как резаный, корыто с помоями опрокинул, обоих мешкой уляпало. Собака на цепи рвется, от злости захлебывается, утки кричат, гуси взлететь пытаются.
       Сосед с женой выскочили. Глаза на лоб выпучили. Тут кабан ухитрился Варфоломея в лужу скинуть. Поднялся он - любой черт позавидовал бы. Хозяйка без чувств плюхнулась. Выломал Варфоломей кол из загородки, хотел кабана загнать. Только заметил, что ноги опять тяжелеют. Он к соседу Асафу повернулся. Хотел овес назад потребовать. А тот глаза закатил, трясется весь и икает беспрестанно. Жалко его мужику стало, но чувствует, что ноги уж по колени окаменели. Испугался он, кричит: "Где овес, что у меня украл?" А тот слова сказать не может, только икает. Видит Варфоломей - дело плохо. За колени ноги немеют. Пришлось запустить в Асафа колом. Тот хоть икать перестал.
       - Скорей бери вилы, бестолковый, пока не поздно да овес через забор бросай, - кричит раздосадованный мужик.
       Тот к стогу, вилы не нашел - сено через забор руками стал перебрасывать. Труха во все стороны. А сам от соседа взгляд оторвать не может. Тому то легче стало. Он ноги приподнимает - пробует, а Асафу кажется, что тот к нему идет. Он еще быстрее руками заработал. Все сено перебросал, а остановиться не может. Землю, как собака рыть начал.
       Отошли ноги у Варфоломея. Он к себе домой отправился, от смеха сотрясаясь. Вышел на улицу, а там люди стоят поодаль, побаиваются. Тут жена Асафа очнулась, завопила истошно.
       При виде хохочущего, бог весть чем облепленного великана, толпу как ветром сдуло. За заборами визжали бабы, кричали дети, орала перепуганная скотина, скулили собаки, когда Варфоломей, не успев обсохнуть, снова появился на улице. Подойдя к дому рябого Тишки, который вытащил у него из сарая косу и другую мелочишку - он увидел все сложенное перед воротами. Пособирал мужик все, хотел домой идти. Ан нет - ноги окаменели. Пришлось ему выломать ворота и пару раз тряхнуть рябого "для науки". Ногам сразу легко стало, а Тишка посинел весь, отпустил Варфоломей его, а тот как мешок на землю рухнул.
       Только сложил то, что от рябого принес - в ворота постучали, появился дрожащий лавочник Еська с набитым кошельком. Хозяин молча вошел в избу и домотал до обрыва клубок. Вышел - лавочник еще трясся. Взял у него он свои деньги, выломал хворостину и отхлестал Еську, чтоб впредь неповадно было. Тот и звука не издал.
       Скоро клубок совсем кончился. Он еще рассчитался с теми, кто ему сад обчистил.
       К вечеру снесли к его порогу, все что растащили. А те, кого расплата миновала, еще и подарки принесли.
       С тех пор, как идет Варфоломей по улице, мужики шапки снимают, бабы кланяются, сорванцы за их юбки прячутся. Но он их давно простил - малы еще.
       А старухе, что его уму разуму научила, благодарный хозяин телочку подарил: "Пей, бабушка, молоко да живи сто лет".
       А на деревне не только его имя вспомнили, но и по отчеству величать стали - Варфоломей Иванович. Вот так то!
      
      
      

    Недоверчивый мужик

      
       В одном селе недоверчивый мужик жил. Ничему не верил, во всем сомневался. Все казалось, что все зла ему желают. Часто приговаривал: "От других добра не жди, на себя надейся".
       А случилось с ним однажды вот что: повез в город он зерно продавать. Едет - радуется: "Много зерна!" смотрит, на опушке леса старик деревья пилит. Вот и завел разговор с ним; зачем пилит, да откуда он. И показалось ему, что старик на мешки посматривает. "Как бы на зерно не позарился" - думает. Да и начал он слезливым голосом жаловаться, что детей-то у него много, и живет-то бедно. Вот последний хлебушек собрал, ничего в запас не оставил. "Продам, да и куплю жене и ребятишкам какую ни на есть одежонку на зиму. Совсем обносились".
       Слушал его старик, слушал, да и говорит:
       - Нашел я в огороде у себя клад - пять крупных изумрудов. Да и только они мне никчему. Детей-то у меня нет. А одному много ли надо? Вот избенку подновлю - на мой век хватит, а тебе ребятишек поднимать надо. Возьми себе этот клад. - Достал он из-за пазухи тряпицу и развернул ее. Там были ярко-зеленые прозрачные камни.
       Взял их мужик, отъехал и засомневался: "С чего это старик так просто добро отдал? Видно стеклышки простые". Продал зерно, да к ювелиру подался. Как увидел тот, что мужик перед ним выложил - руки затряслись, глаза загорелись: "Где ж ты богатство такое раздобыл, мужик? Не иначе украл".
       Забожился тут мужик, клясться начал.
       - "Ну а коль так, продай мне их!" - и достает деньги из шкатулки.
       - "Ишь, как быстро деньги-то отдает, не иначе обмануть хочет. Они куда дороже, небось, стоят." Хвать свои изумруды:
       - "Я еще подумаю" - говорит.
       Всю дорогу думал и додумался: "Камни-то, видно, действительно изумрудные. Да неспроста все-таки старик дал мне их. Наверняка с ювелиром в сговоре. Взял бы деньги я у него, а тут меня и схватили бы. Откуда, мол, у мужика такие деньги? Пойди докажи тогда, что не украл я их" - рассуждает. А сам все сильнее лошадь погоняет. "Не выпустит так ювелир меня. Догонит, да убьет меня за камни эти проклятые".
       Зарыл он тряпицу с изумрудами под солому в телеге. Сам сверху сел. А страх пуще прежнего донимает. А тут еще на дороге перед мотом человек стоит, подвезти просит.
       - "Вот и выследили уже!" - и погнал лошадь со всей мочи через мост. Едва не сбил удивленного путника. "Догонят - убьют за камни проклятые. Лучше избавлюсь я от них". Бросил он их в реку - да и дело с концом. А сам со всей силы хлещет лошадь кнутом. Только глядит он - что-то места незнакомые. С дороги-то сбился. Присмотрелся - огонек вдали светится. Вокруг лес, да ночь глубокая настала. Поехал на огонек. "Хоть переночую" - думает.
       Выехал к избушке. Постучал - дверь открыта, вошел. Видит, старуха в углу лежит. Чуть живая.
       - "Видно бог тебя, добрый человек, надоумил, коль попал ты сюда в мой последний час. А то глаза закрыть некому.. Ты уж сделай, мил человек, все, как подобает, жаль , что наградить мне тебя нечем. Разве что платок вот останется, который мать мне завещала. Ты себе его возьми. Он не простой. Набросишь его на крошки - каравай появится, на кости бросишь..."
       Недоговорила старуха, умерла. Похоронил ее мужик по-христиански. А вскоре и дорогу нашел. Добрался домой. Не обманула ли меня старуха? Дай проверю". Насобирал крошек, набросил платок, заглянул на него, а там и впрямь каравай белый. Попробовал косточки накрыть - гусь получился. Обрадовался, было, мужик, да опять засомневался: "Чего это старуха добрая такая? Не так это. Видно, колдунья проклятая, отравить меня надумала. Знаю я их хитрости. Так и норовят человека со света изжить. Нет уж, меня не обманешь" - думает, а сам хлеб черствый жует, да водой запивает. "Избавиться надо от этого платка нечистого и харчей травленых, чтобы соблазна не было". Взял он все, да незаметно в соседский огород бросил.
       Живет по-прежнему.
       Как-то раз возвращается он с поля, а вместо соседского домишки - хоромы. Во дворе скотины - видимо-невидимо ходит, народ вокруг толпится. Удивляются. А сосед с крыльца народу кланяется, да всех в гости зовет. Пошел и мужик. А там пир горой. Смотрит вокруг да слушает, как сосед рассказывает, какое чудо у него приключилось.
       Слышит мужик, речь о платке идет, который сосед в огороде нашел: "Лежал - говорит - платок на бочке, как снял я его, а бочка-то новехонькая, обручами серебряными посверкивает".
       Мужик дальше и слушать не стал. Кричит соседу: "Это мой платок. Я его обронил нечаянно. Обыскался весь".
       Смутился сосед. Перед мужиком извиняется:
       - "Коль твой, возьми его".
       Мужик его за пазуху положил, пошел домой. А мысли невеселые: "Разве бы отдал его сосед, если не сотворил с ним чего-то. Неспроста он мне его вернул". Взял его в старый колодец и выбросил. "Вот уж там его никто не найдет".
       Так и стался мужик ни с чем. Потому что в людей добрых не верил.
      
      
      

    Жадный купец.

      
       У богатого купца умерла жена, оставив крохотного сына. Убивается отец, малыш плачет, как быть? А тут еще по делам торговым непременно в соседнее государство нужно. Стал няньку искать. Никто не соглашается, мал больно ребенок. Наконец указали ему старуху подслеповатую. А та оглядела его и показывает на перстень с сапфиром у него на руке.
       - Отдашь мне работу, когда вернешься, безделицу эту, соглашусь нянчить, а нет - и суда нет.
       - Хорошо, хорошо - не обижу тебя, старуха. Смотри только за мальчонкой, как следует.
       И в тот же день уехал, и оказалось надолго. Когда вернулся, мальчик уж большенький был. Решил купец, что сам теперь управиться. Позвал старуху, денег дает, а та не берет. Требует перстень. И так и эдак уговаривал купец ее - ни в какую старуха не соглашается. Пожадничал купец, уж больно камень в нем дорогой был, ругал и выгнал няньку ни с чем. А она ему на прощанье прошепелявила, что поплатится он за это, пожалеет, и сам к ней на поклон придет. Рассмеялся тот, довольный, что от старухи легко отделался.
       Прошло время, вырос сын. Поручил отец хозяйство ему, а сам за море с дорогими товарами отправился. Тут и подстерегло его горе, все корабли затонули, а с ними половина добра куца. Сам чудом спасся. С оставшимися деньгами, он в далекие страны пустился. Иного трудностей и невзгод вынес, но удачно обернулся. И вдруг, перед самым домом уже, разбойники начисто разграбили караван и перстень сняли. Еле сам живой ушел. А дома еще беда ждала - в пожаре все сгорело. Нищим остался отец с сыном.
       - Видно сбылись проклятия старухи! Тут уж и пожалел он, когда все потерял, что обидел старуху. И с тех пор престали держаться деньги в его карманах. За какое дело ни брались они с сыном, только немного накопят - тут же разоряются дочиста. До того, наконец, дожились, что и хлебная крошка в радость. Пришлось идти на поиски мстительной старухи. Добрые люди дорогу указали. Совсем обессиленный купец ей в ноги поклонился, молит снять проклятие. А та злорадно посмеиваемся:
       - Я тебя просила, как ты мне ответил?
       - Бери что хочешь, я на все согласен!
       - На все? А не пожалеешь опять?
       - Нет, нет, только бы в бедности не жить!
       - Раз так, иди спокойно. Будешь богатым, а я, что мне надо возьму.
       Возвращался купец довольный:
       - Глупая старуха останется с носом, взять-то у меня совсем нечего.
       С тех пор стали дела его поправляться. А скоро и прежнее богатство собралось. Но не до радости ему. Одна болезнь за другой. Ничего не нужно, белый свет ни мил, не то что, золото. До того извелся, что к старухе опять засобирался, да не успел - смерть подобрала.
      
      
      

    Глиняный красавец

       На окраине города в бедной хижине жил одинокий старик - гончарных дел мастер. Трудно жилось ему. Лавки города были полны изящной разнообразной посуды, и только бедняки за гроши покупали скромные кувшины и миски. Особенно тоскливо ему было в долгие зимние вечера, когда в окошко билась метель, а в трубе стонал ветер.
       Однажды, в морозную новогоднюю ночь, вылепил гончар небольшого глиняного человечка и стал разговаривать с ним. А когда старенькие часы на стене пробили полночь - зашевелился, потянулся и стал расти глиняный мужичок; и превратился в красивого юношу с лазурными глазами, рыжей кудрявой бородкой и такими же волосами. Обрадовался старик, бросился к "сыну", но тот оттолкнул его, открыл дверь и скрылся в темноте. Побежал было за ним старик, но вокруг метался только ветер и сыпал снег. "Видно померещилось мне" - решил гончар и оправился спать.
       А рыжебородый красавец шел по заснеженному городу, заглядывая в окна богатых домов, откуда доносилось праздничное веселье и разноцветными огнями светились елки. Но ничего не затрагивало его, ведь он был пуст внутри, как глиняный кувшин. Так, миновав город, попал он в лес и набрёл в чаще на освещенную поляну. Здесь встречали новый год лесные кудесники. Когда вышел на свет незнакомец, заволновались они. Но старший успокоил всех: "Это не человек, это большая глиняная кукла. Посмотрите в его глаза, в них нет ни ума, ни доброты, ни злобы - одно равнодушие и пустота".
       - "А давайте сделаем из него человека?" - предложил волшебник из буковой рощи, и все одобрительно закивали головами. И стали по очереди наделять его человеческими свойствами. Но не успела и половина из них высказать свои пожелания, как новоявленный человек перебил собравшихся:
       - Раз вы такие добрые, сделайте лучше так, чтобы говорил я стихами, мог нарисовать, что угодно и любое мастерство за день постигнуть сумел. Остального я добьюсь сам.
       Покачали головами мудрецы: "Видно не быть тебе настоящим человеком, раз ты просишь только этого. Так и останешься бездушной глиняной куклой. Но пусть будет так, как ты хочешь".
       И пошла по Земле молва о талантливом красивом юноше. Необыкновенные истории передавали люди о нем. Узнал об этом король. Повелел его доставить во дворец. Долго слушал рыжебородого удивленный двор. Но скоро наскучили всем его сладкие, но пустые речи. "Что-то не то в твоих стихах, не пойму даже" - сказал ему король, - "Говорят, ты картины умеешь рисовать?"
       - Я все умею, - последовал ответ.
       И к утру был готов портрет короля. Потом появились изображения придворных, дворца, городских площадей и улиц. Все было очень ярко, похоже, но равнодушно отходили от картин люди. Никому не хотелось вернуться, чтобы посмотреть еще раз эти полотна. "Вы просто не понимаете искусства" - заявил новоявленный художник. "Еще позовете меня! А пока я лучше буду лепить горшки, чем рисовать для таких ценителей". Но вычурные горшки почему-то не покупала даже беднота. Они предпочитали брать посуду у старого гончара.
       - "В твоих горшках замерзает даже летом, вода и каша получается безвкусной, как трава".
       И что бы ни делал глиняный красавец, не радовало это людей. И, в конце концов, пришлось стать ему городским палачом.
      
      

    Весельчак.

       Веселый это был человек Филимон, любил посмеяться и подшутить над другими. А когда люди обижались, фыркал: "Фу, у вас совсем нет чувства юмора".
       Однажды весельчак набрел в лесу на речушку. Видит, на берегу старуха у камня сидит, с него по капельке вода сбегает, и она все ее к кувшин набирает. Нашел Филимон корягу, примостил на тропе, травой забросал и, похихикивая, спрятался в зарослях. Как и ожидал он, старуха подвоха не заметила и плюхнулась на землю, вода пролилась. Ворча под нос что-то, снова к камню поплелась старая. Насмеялся вволю Филимон и смиренно к старухе подошел, будто ни при чем вовсе.
       - Бог в помощь, бабушка, что это ты по капле цедишь воду-то, или тебе в реке воды мало?
       Старуха не удивилась, не заругалась. "Не догадалась, значит", - решил весельчак. Ответила спокойно, что вода с камня чародейная; кто выпьет ее, у того любое желание исполнится. И поплелась своей дорогой.
       Филимон не раздумывая, воды набрал. Напился, подумал немного: "Вот! Чтоб я мог летать, как птица, куда захочу". Зашипела вода на камне и исчезла, а весельчак оттолкнулся - и, даже пальцем не пошевелив, на верхушке сосны оказался. "Вот здорово! Раз!"- и на соседнем дереве. "Прекрасно!" - заключил он, покачиваясь на ветке. "Полетаю вволю! Ну, теперь у меня житуха развеселая пойдет!"
       А и впрямь хорошо стало: Наберет камней, спрячется в облаке и оттуда путников забрасывать: "Вот как они смешно прыгают". А то лягушек в болоте наловит и на деревню высыплет. Какая испуганному мужику на голову упадет, какая в трубу шлепнется. "Красота!".
       Однажды у сонного купца кошелек с золотом украл, высыпал над площадью в городе. Дерутся люди, калечат друг друга, а на небе хохочет, заливается довольный весельчак. Надоест ему над землей летать - к морю отправится. Там тоже весело: зазевается рыбак, подкрадется Филимон, - и столкнет в воду. Вот уж умора, как ошалевший старик барахтается. Или бревно перед лодкой бросит, тоже хорошо: брызги до неба, а какие обалдевшие лица у мужиков, обхихикаешься. Веселая жизнь, что и говорить.
       Как-то старуха ему попалась, что о волшебной воде рассказала. Она у избушки на поляне копошилась, видно травы собирала. Заухмылялся Филимон, набрал яичек из гнезда и на старуху высыпал. Уселся на крышу, со смеху покатывается. Заметила его старуха, спокойно передником вытерлась, слова не сказав, в избу зашла. А весельчак дальше пролетел, только что-то он стал раздуваться все больше и больше, пока не закачался в небе нелепым облачком с человеческой головой и руками. Попробовал, было, на землю опуститься, - не тут-то было! Подхватил его ветер и понес над землей. Под вечер ветер стих, и человек-облако прямо над деревней остановился, покачиваясь. Дети его заметили, смеяться стали, камнями бросать. Прямо в нос угодили. "Одурели, что ли, шалопаи, больно же!" - заругался Филимон, шлепая руками-коротышками по бокам, отчего собравшаяся внизу толпа еще громче заливалась смехом. "Подлая ведьма!" - хрипел Филимон и чернел от злости. Из глаз покатились слезы, капля за каплей, и скоро от нелепого облака не осталось и следа.
       А люди, все еще посмеиваясь, разошлись по домам.
      
      

    Вишня из Черной долины

       Возвращался Евсей из далеких странствий. Торопил усталого коня, спеша к родному дому после долгой разлуки. День и ночь скакал без отдыха, и видно, поэтому сбился с дороги. Заехал в места дикие, пустынные. Огляделся кругом, куда ни глянь - черная безжизненная долина, и ни звука, мертвая тишина. Не только птиц не слышно, но даже вездесущие кузнечики не стрекочут, ветер не шелестит листвой, ни травинки, ни деревца. Сколько хватало глаз - одна чернота, лишь вверху желтое пятно раскаленного солнца. Измученный конь еле плелся. Но вот что-то вроде дерева завиднелось впереди. Оказалось - одинокая вишня, вся в спелых плодах. А под ней спасительная тень. Усталый путник прислонился к стволу и задремал. И видится ему, будто вишня эта девушкой обернулась, да такой красивой, что не налюбуешься. Склонилась над ним и просит о чем-то. Силится Евсей глаза открыть, да не может, а вроде не спит уже. И слышит он:
       - Сжалься надо мной, добрый человек, я - несчастная Цунеко, единственная дочь купца Томихарумива, самого богатого в стране "Восходящего солнца". Многие мечтали заполучить меня в жены, так манило их золото отца моего. Но он очень любил меня и был мудрым человеком. Оттого и завещал состояние свое лишь тому, кого выберу я сама себе в мужья. Особенно настойчиво добивался руки моей один купец из заморской страны - старик Алим. У него было шесть жен, а меня хотел он седьмой сделать. У моего отца были с ним торговые дела, и каждый раз при встрече тот заводил разговор о моей судьбе и убеждал компаньона, что лишь он сможет сделать меня счастливой. Я тогда была еще совсем юной и, сославшись на это, отец отказал Алиму. Затаил купец лютую злобу и однажды хитростью выманил меня из дома и похитил. Но знал он, что отец завещал свои сокровища лишь тому, за кого я добровольно выйду замуж. Вот и добивался старик от меня согласия любым путем. И что только не обещал мне, как только не запугивал. А когда понял, что все бесполезно, обратился за помощью к одноглазому колдуну из Черной долины. И превратил тот меня в вишневое дерево, до тех пор, пока не соглашусь я стать женой Алима. Можешь ты спасти меня, если соберешь все мои ягоды и отнесешь их к Синей скале у Желтой реки. Там есть слабенький росток "дерева желаний". Полей его соком этих ягод. И когда распустятся белые цветы, сорви один из них и загадай желание, чтобы исчезли чары одноглазого колдуна, и я вернулась в дом моего отца. И если хочешь помочь мне, не трогай других цветов, иначе никогда не стану я вновь девушкой и не увижу любимого отца и родной город Ивами. Как только сделаешь то, о чем я прошу тебя, отправляйся сразу же на берег моря, в порт Синин и, дождавшись там корабль "Эдо", доберись на нем до берегов моей страны, а затем уже и в мой город.
       Поселись там у старого моряка Одзаки и жди, когда пришлет мой отец за тобой своих слуг. Знай, что щедро наградит тебя достойный Томихарунива за спасение меня - своей любимой дочери. А если захочешь, то стану я тебе верной женой и ты никогда не пожалеешь об этом. Только в провинции нашей с давних времен сохранился обычай, чтобы невеста не видела до свадьбы лицо жениха своего. Но чтобы можно было узнать тебя, возьми с собой мой знак, по нему я догадаюсь, что это ты.
       Очнулся юноша и не поймет, во сне это было, или наяву. Смотрит, а на коленях у него лежит вишневая веточка. Вспомнил он то, что рассказала ему девушка, ее прекрасное грустное лицо, и, не сомневаясь, стал собирать красные, как капли крови ягоды. Спрятав их в дорожную сумку и поклонившись деревцу, отправился он в путь.
       Почти месяц прошел с тех пор, как Евсей покинул Черную долину, и вот, наконец , выехал он к Желтой реке и нашел Синюю скалу на берегу. Отыскал крохотный росток у ее подножия. Достал вишни из сумки. Они были такими же свежими, как будто он только что сорвал их с ветки. Приготовил юноша сок и полил им росток.
       Тот на глазах стал расти, и вскоре превратился в зеленое ветвистое деревце, на каждой веточке которого появились крупные белые цветы. Евсей сорвал один из них и загадал желание, о котором его просила заколдованная вишня из Черной долины. Он, было, посмотрел на другие цветы, подумал, что бы можно еще пожелать, но, вспомнив о бедной девушке, поспешил в сторону моря.
       Когда он добрался до города Ивами, то неожиданно встретился со своим старым знакомым Шаком. Тот пригласил его к себе в гости. Оказалось, он не так давно переехал в этот город из Калепа, где они оба жили с Евсеем на одной улице. Шак принял земляка радушно. Устроил в честь него званый ужин, а когда они остались одни, стал расспрашивать, по какой надобности он приехал в Ивами, какие у него здесь дела.
       И юноша рассказал ему о своих чудесных приключениях. Недобрый огонек засветился в узких глазах купца. Но занятый своими мыслями, гость не заметил этого. И даже заветную ветку ему показал. Евсею и в голову не пришло, чем обернется его необдуманная доверчивость.
       - Счастливый ты, дорогой мой гость! Отец девушки этой Цунеко очень богатый человек. Говорят, что у него золота больше даже, чем у самого императора, а сама она - первая красавица. Завидное будущее ждет тебя, любезный, - заискивающе лепетал Шак, провожая юношу в спальню.
       Спокойно расположился Евсей на ночлег и крепко уснул, хозяин-то ему сонных капель в чай добавил. А в полночь связали слуги купца сонного юношу и опустили его в глубокий колодец. Очнулся он в каменном мешке, только далеко-далеко вверху в отверстие колодца заглядывали звезды.
       А в доме Томихарумива готовили большой пир. Вернулась прекрасная Цунеко, и спаситель должен стать ее мужем. Заветный знак принес ее будущий муж. И дала согласие успокоенная невеста. Какой же ужас охватил ее, когда после свадьбы увидела она вместо Евсея - своего избавителя, коварного купца. В отчаянии бросилась из окна обманутая девушка, - и превратилась в вишневое деревце - сакуру. Отец Цунеко хотел призвать к ответу Шака, но коварный бежал.
       Когда слуги Томихарумива обыскивали дом купца, надеясь найти и наказать подлого обманщика, то нашли вместо него пленника Евсея, который поплатился за свою неразумную доверчивость и за то, что не послушал до конца совет девушки-вишни.
       Узнав, что случилось с Цунеко, юноша поклялся отомстить Шаку. И отправился, не раздумывая, к Синей скале у Желтой реки. Когда он добрался туда, то на деревце почему-то остались лишь два цветка. Евсей хорошенько подумал, и, сорвав первый из них, загадал:
       - Пусть получит предатель по заслугам.
       И тут же Шак, который уже успел покинуть эту страну, превратился в мерзкого безобразного шакала, который и теперь боится приближаться к людям и прячется днем. А по ночам он рыщет вокруг человеческого жилья и питается падалью.
       Но на дереве желаний оставался еще один цветок. И, прежде чем сорвать его, гораздо больше, чем в первый раз думал Евсей, а когда решился, наконец, то загадал, чтобы превратилась сакура в его возлюбленную Цунеко, и чтобы забыла она обо всем плохом, что случилось с ней. И тут же, к величайшей радости всех, появилась девушка в доме своего отца Томихарумива.
       Она верно ждала жениха своего Евсея, и он приехал вскоре, и была у них веселая свадьба и счастливая долгая жизнь. А деревце сакуры не пропало. И каждую весну распускаются на ветвях его дивные, прекрасные цветы, так похожие на красавицу Цунеко.
      
      

    Новогодняя сказка

      
       Однажды под Новый Год, когда уже внесли в дом пахучую елку, детям подарили новую елочную игрушку. Ах, какая это была красавица! Кукла в блестящем розовом платьице, в ажурной короне в волосах и чудесных розовых башмачках. Дети не могли налюбоваться ею. Старые игрушки, которые уже принесли и разложили на столах, мало радовали их, все внимание отвлекала новая кукла. Ее они повесили на самое видное место и без конца подходили вновь полюбоваться на нее и потрогать ее нарядное платье.
       Весь вечер звучала музыка, люди веселились и пели допоздна. Но вот все затихло, уснули люди, большие часы на стене пробили полночь, и на елке все зашевелилось.
       - Ах, какой праздник, какое чудо, какое чудо! - затараторила картонная сорока.
       - Да уж, - откликнулся попугай. - Настоящий праздник.
       - А как радовалась детвора, - шепнул со своего места зайчик.
       С самой нижней ветки пробубнил звездочет:
       - Праздник, подумаешь - праздник.
       Медвежонок с гармошкой поудобней уселся между иголками и заиграл веселую песенку. С соседней ветки ему подыгрывал на барабане заяц, а все, кто мог, дружно и весело подпевали. Это была чудесная песня. Жаль, что никто не мог ее слышать.
       - А теперь будем рассказывать сказки, - затараторила громче всех сорока.
       - Сказки, сказки, все будем рассказывать сказки, - поддержала ее обезьяна, - но кто же начнет, кто?
       - Ну, давайте я, - откликнулся с верхушки большой шарик с белыми искрящимся цветком посередине. Все притихли, и шарик рассказал сказку о белой лилии. Когда он закончил, все дружно захлопали.
       - А я знаю, как встречают Новый Год мои братья, - сказал гномик в малиновом колпачке, висевший рядом с шариком и продолжил. - Там, в самой глуши буковой рощи, в зарослях ежевики стоит теремок. В нем под Новый Год и собираются все лесные гномики. А елка у них украшена не такими игрушками, как мы. Там все украшения волшебные. И каждый гость может выбрать себе все, что нравится.
       - Какие волшебные подарки? Не правда все это. Не морочь голову. Вот отнесут нас на холодный чердак - сразу забудешь свои глупости - снизу перебил звездочет.
       - А вот и правда! - отчаянно запротестовал заяц. Он так разволновался, что на глазах у него появились слезы, и он смахнул их пушистой лапкой.
       - Правда, правда, - слышалось отовсюду, а обезьяна подскочила к звездочету и, корча рожи, стала дразнит его и выкрикивать:
       - Правда, правда, противный старикашка! Нам об этом говорил сам Дед Мороз. В прошлом году он приходил к нам на праздник. Вот!
       - Послушайте-ка! Давайте споем ту песню о Снегурочке, что мы пели тогда - предложил зайчонок.
       Все поддержали его и так старались, что проснулись люди. Зажегся свет, игрушки моментально замолчали. В зале появились дети. Они подошли к елке и снова полюбовались новой куклой. Но вскоре их позвали взрослые, и снова все затихло.
       - А почему молчит новенькая? - спрыгнула со своей ветки обезьяна.
       - Действительно, теперь ее очередь рассказывать, - поддержал ее попугай.
       - Ах, право, я не знаю, что рассказывать вам, - томно потянулась кукла и посмотрелась в маленькое зеркальце, которое достала из кармана. - Раньше я жила в магазине. Это чудесный большой дом, где много всяких игрушек. А я стояла на витрине у окна, и все, кто проходил мимо, говорил:
       - Ах, какая красивая кукла! Особенно хорошо было летом. Тогда на улице было много людей. Под окнами цвели розы, и все деревья были зелеными.
       - А разве они могут быть не зелеными? - удивился шарик.
       - Конечно, большинство деревьев осенью падают листья.
       - Ах, ах! А вдруг у нашей сосны опадут все иголки.
       - Ну что вы, - успокоила их кукла, - сосны зеленые всегда, у них же нет обычных листьев. Листья не такие. Они плоские, круглые и совсем не колючие. - Она наморщила носик.
       - Как интересно, - начал, было, зайчик, но его перебил звездочет:
       - Будет вам интересно, вот отнесут вас на холодный чердак, будете знать.
       Но луч солнца упал на пол, все игрушки замолчали. Начинался новый день.
       А вскоре, действительно, игрушки уложили в большой картонный короб и отнесли на чердак. И долго еще по ночам они вспоминали ушедший праздник. Рассказывали по очереди сказки и мечтали о Новом Годе. И хотя все истории они слышали по много раз, весело шутили и смеялись. И часто под звуки своего оркестра распевали веселые песни. Не радовалась одна лишь новая кукла.
       - Хорошо веселиться им, - думала она, - они же не такие красивые, как я. Им не обидно сидеть в этом ящике. А я... - и она заливалась слезами. И как ни старались успокоить ее гномик, зайчишка и обезьяна, она только отмахивалась от них:
       - Вы-то можете спать спокойно ждать и еще веселиться на этом чердаке. Вам, конечно, не понять, что значит быть самой красивой. - И она еще громче заплакала, отчего ее белое платьице стало совсем мокрым.
       Так прошло лето и осень. Вот уже выпал снег, и, наконец, настал день, когда короб занесли в дом. Дети с любопытством толпились вокруг него, доставая и разглядывая елочные украшения. Кому-то из них попалась кукла.
       - Какая она противная, облезлая! Фу!
       И кукла оказалась в мусорном ящике.
       Остальные игрушки дождались свой праздник. Они украсили елку, и все радовались им.
      
      
      

    Сверчок и цикадка.

      
       На большой Ковыльной улице, в нарядном плетеном домике, жила цикадка Цит. А рядом - грустный сверчок Чик. Он был большой домосед и выходил из своей земляной избушки только вечерами, когда все жители собирались на поляне под огромным ворсистым листом медвежьего ушка. Приползала, охая и кряхтя, даже тетушка Улитка. Бабочка Бражница усаживалась на край листа, помахивая крыльями, чтобы на поляне стало прохладней, потому что была самая середина лета, и, даже после захода солнца, долго еще стояла жара. Светлячок готовил к темноте фонарик, Жужелица обсуждала новости с тетушкой Улиткой, "Солдатики" играли в прятки, Сороконожка все пересчитывала свои башмачки: не потеряла ли по дороге? Божья коровка поддразнивала непоседливого кузнечика. Но когда появлялась Цит, все затихали. Начинался вечерний концерт, который всегда открывала Цикадка. Все восторгались ее чудесным голоском, а Кузнечик неизменно подносил ей цветы и украдкой смахивал восторженные слезы.
       Сверчок же весь вечер просиживал в своем излюбленном уголке около ромашки, на самом краю поляны, и уходил сразу после выступления певицы, не дожидаясь шумного веселья. Дома он брался за ноты и в отчаяньи, в который раз, все переписывал заново. Но как-то он все же решился, и отправился, прижимая ноты, к Цикадке. Ее круглый домик, сплетенный из сухих травинок, был построен на толстом прошлогоднем стебле татарника. К нему вела высокая лестница. Долго Чик не осмеливался подняться по ней и постучать в дверь. Может быть, он так бы и вернулся домой ни с чем, если бы Цикадка не заметила его из окна. Отступать было некуда, и смущенный гость предстал перед певицей, сбивчиво пытаясь объяснить, зачем побеспокоил ее и протянул свою песню. Она долго разбирала слова:
       - Ах, право, я ничего не могу понять, это слишком неразборчиво, нужно проще и веселее. Да и вообще, разве так важно, о чем петь?.. А что это за крючки и кружочки? - спросила Цит, указывая на ноты.
       - Как, разве вы не знаете, ноты! - смущенно пролепетал Чик.
       - Ах, да-да, теперь вижу. Право, у меня так разболелась голова, я утомилась - протянула, наморщив носик и потирая виски, певица.
       Сверчок понуро поплелся к двери. Легкий домик покачивало, видно начался ветер. Он не давал открыть дверь. Гость нерешительно топтался на месте, не зная, что делать. Вдруг все зашаталось и затрещало. Цикадка закричала, сильный порыв ветра разметал стены и понес их над землей, вместе с Цит и Чиком.
       Сверчок очнулся на мокрой земле у огромного камня. Все болело. Он с трудом встал и огляделся, надеясь разыскать певицу. Но нашел ее не скоро: бедняжка сидела и плакала у куста с крупными белыми цветами. Кое-как успокоив ее, Чик забрался на камень и огляделся. Вокруг были заросли незнакомых трав и кустарников. Над ними возвышались густые кроны деревьев. Сверчку не приходилось никогда все это видеть, но он знал об этих местах от деда, который когда-то слышал о них от перелетных птиц. Несчастный понял, что их занесло в немыслимую даль, и им вряд ли удастся вернуться на Родину. Опечаленный, он спустился к Цит.
       Она была не одна: несколько важных жуков восседали рядом. Приближаясь, услышал Чик веселый голосок Цикадки. Когда она увидела Сверчка, та затараторила ему, что эти господа оказались так добры, что пригласили их в свой город. Усачи закивали головами, и Цит, подхватив Чика, потащила его вслед за степенно удаляющимися Жуками.
       Вскоре они попали в большой богатый город " Почтенный Жук" Отовсюду сбегались горожане посмотреть на чужеземцев. Они стояли на площади, окруженные галдящей любопытной толпой, и им очень хотелось есть. Тогда Цикадка стала петь, надеясь этим расположить к себе собравшихся. Первая песенка им не понравилась, а после второй:
       Ой, ля-ля, ой ля-ля,
       Я иду босиком по улице Ковыля
       По колени в грязи ноги
       Видно сбилась я с дороги
       Да и как не заблудиться
       Надо ж было там родиться.
       Все довольно засмеялись. Тогда Цит спела еще такие же, тут же придуманные песенки, сопровождая их ужимками и приплясыванием. В толпе захлопали, потом пригласили за стол, накормили.
       С этого дня каждый день Цикадка пела, и чем больше подсмеивалась над " улицей Ковыля", тем лучше ей жилось. Сверчок же построил себе такой же домик, как на Родине, и жил, подрабатывая, где придется, перебиваясь кое-как. А для Цит он построил большой, крепкий дом между двух камней. Ведь ей надо было принимать почтенных гостей. Да и сама она стала важной и жеманной. До земляка ей не было никакого дела. Она без конца восторгалась порядочностью и воспитанностью своих новых друзей:
       - Наконец-то я пою для настоящих ценителей искусства - щебетала она как-то на ходу Сверчку: она всегда была теперь занята:
       - Ты уж извини, дружочек, но совсем некогда посмотреть твою песню. А потом... ну что ты, право, без конца расхваливаешь Ковыльную улицу. Это же просто смешно, голубчик. Послушай меня: пиши веселые песенки, подшучивай над своей зачуханной провинцией, и я с удовольствием буду их петь. Публика это любит. Или воспевай город " Почтенный жук", их современную культурную жизнь.
       И она отправилась на званый ужин.
       А Сверчок вернулся к себе. Больше он не встречался с Цит, и не ходил на ее концерты. Ему было больно слышать, как она своим нежным голоском выводила глупые злые шутки на радость потешающимся Жукам. Он часто забирался на тот камень, под которым когда-то очнулся после бури. Отсюда было далеко видно. И ему казалось, что он ближе к дому. А в затишье пригревало осеннее уже солнце. Он смотрел, как пролетали, кружась, пожелтевшие листья и бродяги - паучки: он так завидовал им.
       Как-то рядом с ним присела отдохнуть небольшая птичка с желтой грудкой, видно, она очень устала: крылья ее бессильно поникли. Заметив Чика, она вздохнула:
       - Счастливый ты, длинноусый, остаешься на Родине, а мне нужно лететь, выбиваясь из сил, иначе меня погубят злые холода.
       - Эх, сударыня, моя Родина так далеко, и даже не знаю где, и я... я очень несчастен.
       И он рассказал ей о том, что с ним случилось.
       - Сегодня утром наша стая останавливалась подкрепиться в степи у большого коровяка, там много вкусных зерен, и я слышала, что это место называли ковыльной улицей. Это на Востоке, там еще протекает недалеко ручей.
       - Да-да! - обрадовано закричал Чик.
       - Вот за теми деревьями я видела родник - продолжала птица - от него и начинается тот самый ручей, и по нему ты прямехонько попадешь домой. Желаю тебе удачной дороги, а мне нужно спешить, иначе я отстану от стаи.
       И, сделав круг, она поднялась в небо. А Сверчок, прихватив ноты, отправился в путь. К вечеру он устал, а деревья все еще были далеко. Ему так и не добраться бы до темноты, если бы не Веретеница, на которую он свалился впопыхах, а та, с перепугу, бросилась наутек и прямехонько доставила его к самому роднику, где она жила в длинном глиняном доме с большим окном.
       На пороге Чик свалился со спины ящерицы и вкатился кубарем внутрь. Конечно, ему долго пришлось успокаивать вконец перепуганную бедняжку, но когда та, наконец, поняла, в чем дело, они долго смеялись. Хозяйка угостила неожиданного гостя чаем и оставила ночевать. А наутро сверчок смастерил плот с парусом из буро-красного листа скумпии, попрощался с Веретеницей и, управляя сухой травиной, вывел плот на середину. Ручеек был мелкий и слабенький. Плотик забивало в траву или выносило на мель, так что путешественнику хорошенько пришлось потрудиться шестом. За полдень стал накрапывать холодный дождь, Сверчок снял парус и закрепил его над собой. Плот тихонько продвигался среди еще зеленой и сочной травы. Чик слушал, как шлепают по навесу капли, и у него складывалась новая песня:
      
       Дождик льется не стихая,
       Облетевший лес продрог,
       А ручей спешит, сверкая,
       Прямо к морю, без дорог.
      
       Будет он в краях далеких,
       Где богаче и теплей,
       Среди пальм и гор высоких,
       Но нет Родины милей.
       А на рассвете Сверчок увидел знакомый берег. Ручей от дождя помутнел и разлился. Шест не доставал дна, и плот несло мимо. В отчаянии Чик схватился за нависшую над водой траву, окунулся в воду, и, не выпуская опоры, расцарапавшись, с трудом выбрался на землю. А плот, мелькнув ярким листом, уплыл вдаль вместе с печальными песнями о Ковыльной улице. Но сверчок не горевал, ведь он был дома, а, значит, напишет новые песни. Ему так много нужно было рассказать друзьям! Он все это переложил на музыку и стал великим музыкантом.
       А Цит? Она все еще жила в городе "Почтенный жук", где ей сначала было сытно и тепло. Но скоро настала другая пора: ее глупые песенки всем надоели, да еще появилась новая певица, и о Цикадке все забыли. И она осталась совсем одна, жалкая и беспомощная, в чужом, богатом городе.
      
      
      

    Клещ и муравей

      
       На небольшой лесной поляне, где по весне расцветали желтые тюльпаны, а летом краснела земляника, темным рыхлым холмом возвышался муравейник, который все вокруг почему-то называли Стоуном.
       Каждое утро появлялись из открытых многочисленных ходов муравьи и принимались за работу. Нелегко в порядке большой муравьиный дом содержать: там крышу закрепить надо, там переходы почистить, подновить... И упираются, тянут муравьи соломины, веточки, травинки - все в ход пойдет, все пригодится в большом хозяйстве. А сколько похлопотать нужно с муравьиными коровами - тлями, да и за личинками приглядеть надо, и о пище для всех позаботиться. Так что хватает дел всем до захода солнца.
       Вместе с другими принимался с утра за дела муравей Кныш. Чаще всего приходилось ему доставлять строителям сухие соломины для перекрытия переходов. За ними приходилось отправляться на соседнюю поляну, где росла когда-то пшеница. Возвращаясь домой с ношей, мураш, обычно, останавливался отдохнуть на полпути у старого пня, , рядом с которым разросся огромный лопух, с мягкими большими листьями своими, дающими густую тень. Здесь в прохладной тишине заметил как-то муравей клеща, и, почтительно поклонившись, поздоровался с ним.
       Тот же едва кивнул ему в ответ, приподняв клетчатую кепку. С тех пор Кныш часто видел клеща, дремлющего на краю листа.
       Однажды мураш, по обыкновению, добрался с ношей до пня, намереваясь отдохнуть в тенечке. Надо сказать, что погода в этот день с самого утра была никудышней. Выглянет солнышко ненадолго, и снова за темные тучи спрячется. Только жители Стоуна за дела примутся, как надо бросать все и спешить к муравейнику, чтобы дождь вдалеке от дома не застал. А тот покропит немного - и снова солнышко проглянет. Одним словом, работа не ладилась.
       И решил Кныш очередной дождичек под лопухом переждать. " Отморосит, посветлеет небо, тогда и доберусь домой", - подумал он, - " жаль бросать на полпути такую славную соломину". Но дождь словно решил наверстать упущенное, припустил не на шутку. Ветер налетел откуда-то, деревья зашумели, трава к земле пригнулась. Даже лопух не устоял, листья наверху как крылья птицы раненой захлопали.
       Мураш под кору пня запрятался и из укрытия своего наблюдал, что вокруг творится. Хлынул дождь. Повсюду появились лужицы. В одной из них кто-то барахтался. Кныш узнал знакомого клеща и поспешил ему на помощь. Хорошо еще, что соломину водой не смыло. Муравей конец ее тонущему подтолкнул и, упираясь лапками в скользкую мокрую землю, вытащил его из воды. Пострадавший так ослаб, что муравью пришлось нести его на себе до сухого места под корой пня. Там они обсохли и немного согрелись. Клещ поблагодарил спасителя и назвал свое имя: - "Гарик". Представился и муравей.
       К счастью, дождь вскоре затих и Кныш помог добраться прихрамывающему бедолаге домой, который оказался недалеко, в дупле пня. Но его не было видно из-за листьев лопуха. И был тот дом, как говорят "полная чаша". Даже по тому, что увидел мураш, можно было судить о богатстве хозяина.
       Дно дупла устилали пушистые ковры из тополиного пуха. Такие же, но более яркие, украшали стены. Большие округлые окна были затянуты крылышками стрекозы, а под потолком в ажурной клетке сидел светлячок. Гарик толкнул тростинкой "живой фонарик", и комната осветилась. В ней гость успел рассмотреть множество диковин, но расспросить о них он не решился. Клещ же, довольный впечатлением, произведенным на муравья, снисходительно похлопал его по плечу:
       - Ну, ты заходи, как-нибудь, а то притомился я что-то сегодня. Пора отдохнуть.
       И он уютно устроился в пушистом кресле. Кнышу ничего не оставалось, как откланяться.
       Целую неделю муравью было не до гостей. После ливня рухнула в нескольких местах крыша муравейника, и все работали "не покладая лап", так как ожидались еще дожди, и надо было спасать Стоун.
       О Гарике он вспоминал редко, и может быть, совсем забылось бы их знакомство, если б тот вновь не встретился ему недалеко от муравейника.
       - Что-то ты не заходишь посидеть, отдохнуть, - приветствовал его, приподняв кепку, клещ. - Ты совсем не жалеешь себя, дружочек, разве так можно относиться к себе? - Охал и причитал он.
       Мураш был не в духе, бедняга действительно устал, работая с утра до вечера, так что слова зацепили его за живое, в сердцах бросив ношу, несмотря на строжайший запрет не уходить далеко от муравейника, он отправился вслед за клещом. На сей раз Гарик был разговорчивее и еще более хвастливым, чем в первый раз. Он показывал оторопевшему гостю свои многокомнатные владения, заполненные всяческими заморскими диковинами. Особенно поразила Кныша привезенная из неведомых далей засушенная бабочка с изумительно красивыми крылышками, которая украшала спальню хозяина. В довершение всего тот угостил муравья драгоценным заморским питьем, которое, правда, совсем ему не понравилось, но из учтивости он все же похвалил его.
       За столом Гарик все расспрашивал о делах в Стоуне. Все вокруг знали, что муравьиная королева стара и у нее нет наследников. Клещ слушал внимательно, подшучивая над покорными мурашами и высмеивая указы и законы Стоуна.
       - Чтобы править таким большим домом как ваш, - поучал хозяин, все подливая Кнышу в рюмку, - нужен разумный, опытный правитель, который не только наведет порядок в муравейнике, но и сделает жизнь трудолюбивых его обитателей легкой и веселой. Каждый из вас должен иметь такую же квартиру, как у меня.
       - Разве это возможно? - Удивился захмелевший мураш.
       - Ну конечно, если бы я был правителем Стоуна, я бы сделал это сразу. Надо только уговорить твоих друзей избавиться от старой глупой королевы и выбрать умного повелителя, радеющего о благополучии достойных жителей вашего дома. Посуди сам, - продолжал Гарик, - разве я вкалываю как ты?
       - Нет, - подтвердил, покачивая захмелевшей головой Кныш, - ты не вкалываешь.
       - Вот-вот, а я о чем говорю, главное голова.
       И Гарик в доказательство постучал по лбу Кныша. Тот согласно кивал, восторженно глядя на хозяина.
       - Как ты все понимаешь, ты такой мудрый и добрый, вот если бы ты все это рассказал моим приятелям...
       Хозяин стал отнекиваться.
       - Ну, ради нашей дружбы, - уговаривал его Кныш.
       - Так и быть, - изрядно поломавшись, согласился Гарик.
       И выпив еще раз "за удачу" они расстались, условившись, что Кныш соберет завтра своих соплеменников у лопуха послушать советы клеща.
       Наутро у старого пня бурлила толпа муравьев. Надо сказать, что среди них были недовольные тем, что им приходилось много работать и, по их мнению, мало иметь. Они и задавали тон среди большинства сомневающихся муравьев. Рассказы Кныша о богатстве друга и его умных советах повлияли на всех. Так что, когда клещ появился на листе лопуха, его встретил одобрительный гул толпы. А после его "пламенной" речи все стали дружно скандировать:
       - Да здравствует, новый правитель!
       - Долой глупую королеву!
       Возмущенная толпа направилась к Стоуну, и вскоре на престоле обосновался довольный клещ - Гарри Мудрый, как повелел он себя величать. Веселье длилось несколько дней. И уже через неделю в муравейнике действительно все изменилось. Большая часть подданных теперь день-деньской маршировали на площади перед Стоуном, вооруженные острыми колючками шиповника. Немногочисленные рабочие выбивались из сил, но муравейник дряхлел, многие переходы обвалились, сквозь дыры затекал дождь, по уютному некогда дому гулял ветер. Порядок и роскошь царила лишь в покоях правителя. Жители начинали голодать, так как заканчивались запасы пищи в кладовых и теперь получали продовольствие лишь воины. Только они и интересовали правителя, ведь он задумал расширить свои владения и готовил поход на соседний муравейник Морва.
       Выступая перед своими "славными воинами" и заметно осунувшимися остальными подданными он во всех бедах Стоуна винил глупую королеву и коварных жителей Морвы - серых муравьев.
       - Это они захватили наши лучшие угодья, воруют наши запасы и обрекают вас на голод, мы должны отомстить им, - призывал клещ.
       И вскоре голодные муравьи уже люто ненавидели соседей. Война становилась неизбежной. А тут еще стражники захватили в кладовых двух серых муравьев. Они, правда, почему-то были мертвы. Но Гарри Мудрый, собрав жителей Стоуна и показывая на тела шпионов и воров, восклицал:
       - До каких пор мы будем терпеть наглость серых?! Из-за них голодают наши дети, - и Гарик подхватил на руки одного из похудевших малышей.
       Толпа волновалась. В это время Кныш, который был назначен клещом главным хранителем королевских складов, проверял свои караулы. И заметил на пыльном полу в переходе, ведущем к закромам, следы крови. Он пошел по ним и убедился в том, что серые были убиты далеко от их владений и затянуты уже мертвыми в кладовые. Некоторые мураши уже начали понимать, кто был виноват во всех их бедах , а теперь убедились окончательно.
       Собрав друзей, Кныш высказал свои опасения:
       - Нашему доблестному правителю нужны новые владения, наши жизни для него ничто. Это я виноват во всем, очаровали меня заморские крылышки, - горестно заключил он. - Мне и спасать Стоун.
       - Мы с тобой, - поддержали его друзья.
       Они вышли на площадь. Но было поздно. Войско, под предводительством короля, уже подходило к Морву. И восставшие муравьи застали лишь кровавую развязку боя. Жители Стоуна были захватчиками и, хотя перед походом все воины получили по порции "напитка храбрости", так назвал его Гарри, исход боя был предрешен. Хозяева Морвы сражались за правое дело. И лишь жалкие остатки перекалеченного войска вернулись домой.
       А клещ сбежал, успев, правда, прихватить сокровища Стоуна. К счастью, жестокий урок не прошел даром для уцелевших муравьев и со временем на прежнем месте вновь вырос замечательный муравьиный город - Новый Стоун, так стали называть его.
      
      
      

    Оса-блестянка

       Много лет в дупле одряхлевшей осины у развилки лесных тропинок жила пчелиная семья. Недалеко из-под мшистого валуна пробивался ручеек, сбегая по пологому склону горы в зарослях дикой алычи и шиповника. Все лето утопали щебнистые берега ручья в цветах, а над ними суетились пчелы.
       - Скорее, скорее! - перекликались они, перелетая от цветка к цветку, спеша насобирать нектара. Еще одна капелька меда появится в ячейке под восковой крышечкой. И такой вкусной покажется она долгой зимой, сохранив тепло земли, неповторимый аромат каждого цветка.
       - Я несу нектар с василька, ж - ж - ж ...
       - А у меня с гвоздики, вкусный ...
       - А я нашла целое поле лаванды. В нем густой пахучий нектар. Оно там, на востоке, за вершинами сосен. Летите за мной, скорее, скорее!
       Весело пчелам лететь вместе, дружно размахивая крыльями в теплых лучах солнца над цветущей землей к голубому полю. И в дупле горячая пора - растут личинки, толстенькие и прожорливые. Проглядишь, и не вылетит маленькая пчелка-помощница. Вот и хлопочут над ними пчелы-няньки. Молоденькие пчелы им помогают, следят за порядком, пока не подрастут. А у входа - начеку стража: вдруг чужой в дом проберется или враг проскользнет.
       Как-то под вечер, когда возвращались последние отставшие жительницы дупла, на сучок у входа опустилась оса-блестянка в ярком наряде. Стражники метнулись к ней, намереваясь подальше отогнать, но та подняла лапки и жалобно запищала:
       - Ах, я бедная, бесприютная, несчастная сирота... За что набросились, воины доблестные, на беззащитную горемыку? А я к вам с доброй вестью пришла: ваш смертельный враг, волк пчелиный за дела свои черные поплатится: угодил в смолу и прилип намертво. И теперь вам бояться нечего. С этой вестью я к вам поспешила и о всем из силенок выбилась. Приютите, спасите несчастную! Вот уж ночь надвигается страшная. До утра лишь вздремну в уголочке я и совсем не стесню вас нисколечко.
       Задумались стражники: и осу жалко, и нарушать приказ боязно. А блестянка их сомнения заметила:
       - Коль боитесь вы сами решиться, отведите меня к матушке-королеве, что она скажет, то и будет!
       Повели ее воины в глубину дупла, в покои королевские. А уж там так старалась она, обливалась слезами горючими, что поверила ей добродушная королева. Приказала накормить и приютить несчастную. А наутро оса опять королеве в ноги бухнулась:
       - Не гоните меня сиротинушку, буду я вам служить покорно, а местечка много ли мне надо? Буду спать я у ног ваших на коврике, чтоб никто ваш покой не тревожил.
       Королева всплакнула от жалости и осу при себе оставила. Зажила блестянка припеваючи. Королева души в ней не чаяла и вела без конца с ней беседу. Та умела ее позабавить, рассказать про чудеса разные: волшебные травы и ведьмины кольца... Королева была уж в годах и во все эти присказки верила. Как-то говорит ей Блестянка, что будто бы знает она, как со старостью справиться и где взять нектар жизни. Взмолилась королева:
       - Достань, да достань, а я тебя век не забуду!
       - Поломавшись для виду, согласилась оса. Мол, она для государыни и жизни не пожалеет.
       - Но уж так-то его трудно достать будет. Нектар этот в цветке подводном, - сочиняла ей пройдоха, - а цветок - на дне озера глубокого, а озеро то пуще ока своего нечисть всякая хранит.
       Простившись слезно с королевой, вылетела Блестянка из дупла и, усевшись в тенечке, стала раздумывать: что королева ей не помеха, она давно поняла, когда та ее - пройдоху ночевать оставила. Но другие ... "Как бы ее, на чистую воду не вывели, - размышляла оса. - Значит, дуреха - королева мне еще пригодится! А нектар я ей раздобуду". И она отправилась в чащу к осиному гнезду, где ее уже ждали. К вечеру она вернулась в дупло с соломинкой, в которой была черная капелька. Королева сразу же выпила ее и стала ждать, когда помолодеет. А верная подружка нашептывала ей:
       - Что-то плохо работают ваши слуги? Когда пролетала я на черное озеро, видела, как они на цветках без дела нежатся.
       - Я так и знала, - заплакала Жу.
       - Такие неблагодарные, - подзуживала Блестянка. - Вы, наша добрая матушка, только о них и печетесь, ни сил, ни здоровья не жалеете. А они добротой-то вашей пользуются. Хотят разорить вас, жестокие!
       - Может, мне выйти к ним, да посовестить, они-то и одумаются?
       - Ой, что вы, матушка, разволнуетесь вы, похудеете! Я уж сама постараюсь с ними управиться. Только много в дупле их без дела слоняется, лишь для вида копошатся, хитрющие. Прикажите вы им всем, голубушка, за нектаром с утра отправляться. Я уж в дупле за порядком присматривать буду. И у входа видимо-невидимо бездельников околачивается. И под видом охранников пьют, едят да проказят, мешают другим работать. Вы уж им прикажите отдельно, чтоб они не хитрили, а для блага всех потрудились.
       И наутро дупло опустело. Улетели все до единого. И от голода гибли личинки. А оса по дуплу расхаживает, приказывает, куда мед складывать. А сама королеве все плачется, что одной ей не управиться:
       - А вот есть у меня верные друзья, они для королевы-матушки послужат без корысти, по своей доброте душевной.
       И на это та согласилась. Отправилась блестянка за помощниками, и уж целый рой ос по дуплу разгуливает, попивает медок да покряхтывают. А королева-то? От нектара осиного перестала откладывать она яички пчелиные, одни трутни вывелись. Пчелы из сил выбиваются, ос до трутней кормят. Королева же совсем постарела, из покое своих - ни шагу, а уж березы первые желтые листья примерили. Терпели пчелы, терпели - собрались и тайком к королеве проникли. Стали ей обо всем рассказывать, та уж и поверить готова. Тут блестянка в покои влетела:
       - Заговор, государыня-матушка! Это хитрые изменники, лодыри подлые! Они вас погубить замышляют и от злости себя не помнят, на меня и на трутней клевещут. Ведь на нас все заботы хозяйские: от зари до зари мы в работе. Разве я для Вас не старалась? Свою жизнь ни во грошь не ставила! Вы тогда не забыть обещали, а теперь уж разбойникам верите?
       Королева ее уговаривать. Видят пчелы, что напрасно надеялись и другим все рассказали. Возмутились все, зажужжали, собрались в рой и улетели в другое дупло. Оса, как смекнула в чем дело, удрала восвояси, вместе с друзьями-дармоедами. А Жу ползала по пустому дуплу и все звала свою верную подругу.
      
      
      

    На пустыре.

       Весной по пустырю за деревней ручеек к овражку бежал. Нанес бурой листвы, мелкого мусора и сухих хворостинок в колдобину, и пересох. А как пригрело солнышко, и высоко в небе запел жаворонок свою первую песню, очнулся, присыпанный влажной землей, слабенький прутик. Потянулся - и раскрыл махонькие морщинистые листочки, и улыбнулся, радуясь теплу и свету. Огляделся и увидел вокруг зеленую путаницу молодой листвы. Прямо перед ним крепкий сильный стебель выше всех вынес свои резные листья. Посмотрел он на его верхушку и не решился заговорить.
       Солнце все сильнее заливало землю теплом, и у прутика появилась кисточка зеленых цветов - кувшинчиков. Он очень гордился ими, и ему хотелось, чтобы все заметили их, но никто не обращал на него внимания. А ему не терпелось поделиться своей радостью, ведь это были его первые цветы. Тогда новичок решился заговорить с соседом: "Такой красивый и сильный - подумал прутик, - должен быть чутким и великодушным".
       - Доброй весны, сударь, - обратился он к великану.
       - Что такое? - недовольно пробасил сосед, поглядев вниз, - это ты, замухрышка, беспокоишь меня?
       Тот растерялся:
       - Простите, сударь, я хотел только пожелать вам доброй весны.
       - А кто ты такой, чтобы мне желать, заморыш?
       Прутик совсем приуныл.
       - Кто это там? - томно потянулась повилика. Поглядев на соседа, она хмыкнула и обратилась к великану:
       - Высокочтимый дурман, уж не ваш ли это бедный родственник подал голос?
       - Ну что вы, голубушка, как можно! - взъерошился тот.
       - Ты откуда такой взялся на нашей территории? - осведомилась повилика.
       - Квартирант мой, - ответил дурман.
       - Жаль, что не мой, - презрительно хмыкнула и отвернулась та. - А то бы я вытянула из него все соки.
       Прутик сник, ему стало очень горько. Он вспомнил, как был веткой большого зеленого куста в саду, и как там было хорошо. " И зачем меня только занесло сюда" - посетовал он и съежился.
       Наступило лето. На кисточке зазеленели крохотные бусинки, но ему не хотелось никому показать их, и он старательно укрывал кисточку листьями. В это время у дурмана раскрылся великолепный белый граммофон - цветок и, то ли ему радостью этой поделиться захотелось, то ли от тепла разнежился, но он сам к "квартиранту" обратился:
       - Эй, ты, там внизу, не засох еще? Хе-хе, тогда полюбуйся, как цвести надо, вот это цветок так цветок! - И он гордо вскинул белую чашу вверх.
       - А ты не засох, значит? Ничего, засохнешь. У нас и не такие не приживались.
       - Вот-вот! - вставила повилика. - Не умеешь вести себя - не суйся в приличное общество. У нас хочешь жить - умей вертеться. И она обвила еще петлю вокруг полузасохшей лебеды.
       - А ты видно из провинции: с огорода, что ли?
       - Нет, сударыня, я жил в саду - вздохнул прутик.
       - Ха! - Вмешался дурман - представляю этот сад, если там такие, как ты.
       И все вокруг дружно засмеялись, даже чуть живая лебеда и пожелтевший лисохвост. Бедняга был готов провалиться сквозь землю и отчаянно покраснел. И зеленые бусинки стали совсем алыми. И так это было прекрасно: рубиновая подвеска среди узора резных листьев, что все смолкли.
       А вскоре проходил по пустырю человек, увидел веточку смородины и вырвал вокруг нее сорняки, чтобы дать ей солнце. Полетели на мусорную кучу и дурман, и повилика с лебедой, и лисохвост. Они скорчились от злости и засохли.
       А прутик вскоре превратился в великолепный куст, который каждый год густо покрывался алыми ягодами.
      
      

    Ореховая ветка

      
       На опушке леса у родника много лет росло огромное ореховое дерево. Толстая нижняя ветвь его нависла над самым родником, скрывая его листвой своей от редких путников. Так бы и шло все по-прежнему в местах этих, если бы не поселились недалеко отсюда люди, и не пролегла совсем рядом с ореховым деревом дорога. По ней проезжали экипажи, направляясь в соседний город, проходили люди. Часто останавливались они у родника в тени дерева. Чтобы добраться до воды приходилось всем низко накланяться и снимать шляпы, стараясь не зацепить нижнюю ветку.
       - Ну, наконец-то меня оценили по-достоинству, - думала, глядя на склоняющихся людей, ореховая ветка. - Вот как почтительно снимают они шляпы. Ах, как хорошо, что поселились здесь люди, они-то сразу заметили меня! Не то, что эти корявые дурехи, - и она покосилась на соседние ветви. - Всем сразу видно, что я - самая важная на дереве, недаром же путники так раскланиваются передо мною, - рассуждала ветка.
       И если раньше она, как и другие ветки любила поболтать с соседками, поиграть с легким ветерком, не забывая накопить солнечное тепло в листве, то теперь считала, что другие ветки существуют лишь для того, чтобы защищать ее от палящего солнца, ствол нужен для того, чтобы поддерживать ее над землей, а корни - чтобы поить ее земными соками.
       - А люди живут для того, чтобы кланяться мне, - думала ветка.
       Как-то под осень проезжал по дороге человек на телеге с дровами. Остановился воды родниковой набрать, и больно головой об ореховую ветку ударился. Рассердился он не на шутку:
       И скоро ореховая ветка лежала на земле, утешая себя тем, что без нее будет плохо: и дереву, и прохожим.
       Но все шло по-прежнему. Шумел ветвями орех у родника, и спешили по дороге люди.
      
      

    Магнолия.

       Проснулись весной деревья в парке. Потянулись, раскрыли почки, на солнышке под легким ветерком нежатся. Огляделись и увидели новенькую.
       - Ах! - зашелестела осинка, - какие у нее современные атласные листья! Сразу видно - она из-за моря. Разве у нас достанешь такие! - И от восторга затрепетала всеми листочками.
       Взлохмаченная сосна обратилась к незнакомке:
       - Расскажите же нам, сударыня, откуда вы, как вас зовут и прочее...
       Но пришелица только вздохнула.
       - Да, отстаньте, вы, видно она не понимает нашего грубого языка, - затараторила Осина.
       - Это Магнолия - сообщил всезнающий тополь.
       - Ах, - томно протянула Осина. Как звучно! А тут: то дуб, то береза. Никакого вкуса! А там, за морем, так чудесно! Я знаю. Такой воздух! И солнце необыкновенное!
       - Ну, уж солнце одно и то же, - вмешался Дуб, а воздух и у нас хорош.
       Осина хмыкнула:
       - Деревенщина... ничего не смыслит.
       А пришелица все вздыхала и тосковала о родине, лишь один цветок раскрыла, и тот быстро завял. И в середине лета пожелтели ее листья.
       - Какое чудо! - Забеспокоилась Осина! - Это последнее слово моды! Но где сейчас добыть желтой краски?
       - Не время еще желтеть - прокряхтел Дуб. Можно листву растерять.
       Но Осина и ее подружки - Ольха и липа, отмахнулись:
       - Молчи уж, дубина!
       И всецело занялись добычей краски. Выпросили-таки у цветов, какой придется, и старательно размалевали друг друга. Теперь уж совсем никого не замечали вокруг, кроме иностранки.
       А в августе разгулялся ветер. Всю ночь бушевал - и к утру на модницах не осталось ни листка.
       Вволю посмеялся Дуб, а Сосна даже до слез.
       А Магнолия засохла, и теперь стоит с сухими ветвями среди пристыженных пустышек - подружек!
      
      

    Смородина

      
       На вершине горы в бедной хижине жили три брата. Старшие - один красивее другого. А младший и ростом не вышел, и лицом подкачал. Все братья любили фею облаков. Она часто проплывала на синем облаке над самым жилищем юношей. Старшие целыми днями ждали, когда появится красавица, и она иногда, улыбалась им, покачивая ножкой в серебряном башмачке. Младший же, таясь, смотрел ей вслед из окна. И утешался лишь тем, что дорогие украшения, которые он вытачивал из камней, она принимала благосклонно, правда из рук братьев. Но, ведь милые пальцы касались их, и еще с большим усердием он принимался за работу.
       Много дней трудился младший брат, вложив в изящную брошку всю силу печальной безответной любви. Настоящее чудо сотворили его руки: на изогнутой темно-вишневой веточке яшмы, два малахитовых резных листика и подвеска из капелек сердолика, чисто-прозрачных и нежных. Даже братья любовались, и довольные отправились поджидать красавицу.
       С тоской приник к стеклу юноша. На солнце отсветом ветреного заката горели камни. Издалека увидела необыкновенную вещицу фея и спустилась совсем низко к братьям, края платья коснулись земли.
       На белой, бархатной подушечке протянул старший ей подарок. Но вдруг красавица наморщила носик, вместо подвески появились невзрачные, мелкие, зеленоватые цветочки. Погас нежный свет.
       - Что ты подсунул нам, негодный обманщик? Иди, полюбуйся! - закричал старший брат.
       Трепеща, приблизился юноша - подвески не было. И, не веря глазам, положил на ладонь веточку, и - капли засверкали опять. Он протянул драгоценность девушке и поднял на нее глаза. И такая в них была любовь и мука, что затрепетало гордое сердце красавицы, дрогнула рука, упала на землю веточка - превратилась в большой куст, весь алый от кистей ягод. Но влюбленные и не заметили этого. Вот так любовь рождает большое искусство, а оно приносит счастье.
      
      
      

    Мидия

       Много лет прожила Мидия у этого берега на плоском камне, среди пестрых водорослей. Проплывали над ней медузы, сновали любопытные рыбешки, проползали мимо крабы. Заглядывало и ласкало ее солнце. Но она грустила. Волны шептали о дальних теплых морях, сказочных берегах, и убегали навстречу новым чудесам. Дрожали водоросли, раскачиваясь в такт волнам: "Нет нам покоя!"
       Мутные дни уходили бесследно. "Нет, разве можно смотреть на жизнь из-под камня? Ведь где-то, быть может, ждет меня необыкновенный мир, полный чудес" - и Мидия бросилась вслед нахлынувшей волне, и долго металась не ее пенистом гребне, пока не занесло ее под тот же камень, где и родилась она.
       Тут под створками Мидии что-то слабо шевельнулось. Это была крохотная песчинка, которых было много вокруг, но эта дрожала от холода и доброй Мидии стало жаль ее, такую беспомощную. Она плотнее прикрыла свои створки и запеленала песчинку. И теперь уже не скучала и без грусти смотрела вслед убегающим волнам, ведь ей было о ком заботиться.
       Прошло время, и из песчинки выросла жемчужина. И поняла Мидия, что она счастливей волн, которые ласкают любые берега, и вечно мечтающих о покое водорослях. Ведь она нужна своей жемчужине, самой прекрасной на свете.
      
      

    Глициния

       У самого берега теплого моря на склоне причудливой трехглавой горы есть старинный замок. Зубчатые сторожевые башни и крепостные стены окружают его с трех сторон. Фасадом замок обращен к югу, к морю. Вход в него под ажурной аркой охраняют шесть мраморных львов, расположившихся вдоль лестницы, ведущей к берегу. А вокруг дворца, спускаясь до самой воды, раскинулся чудесный парк с диковинными растениями, с беседками, увитыми розами и диким виноградом, и прохладными гротами. Недалеко от замка, среди огромных каменных глыб - чистейшее озеро, на тихой глади которого живут лебеди.
       На окраине парка в небольшом доме жила с бабушкой маленькая девочка Поля. Старушка ухаживала за лебедями, а девочка всегда была рядом с ней. Жили они уединенно, вдали от деревни, так что играть Поле было не с кем.
       Зато в парке у нее было много друзей. Больше всего она любила черного лебедя Черныша и его подружку Принцессу, для них у нее всегда было припасено что-нибудь вкусненькое. Им она доверяла свои детские тайны, приносила игрушки и красивые цветы, головки которых она пускала по воде как кораблики. И тогда озеро становилось совсем, волшебным, а камни вокруг озера превращались в сказочных героев. Самый огромный из них был "лихой Пит", рядом с ним Одноусый и Лысый. А те, что поменьше - гномы: Бум, Тум и Торопыжка. С ними она отправлялась в далекое путешествие за трехглавую гору, где ждали их чудесные приключения. И деревья в парке тоже дружили с девочкой, и шептали ей свои удивительные истории о далеких странах и городах.
       Однажды, ранней весной, когда солнце едва пригрело землю, заметила Поля, что недалеко от озера, из-под прошлогодней листвы появился упругий розоватый росток. Девочке было очень интересно, что же вырастет из него, и она каждый день приходила туда, где он взошел. Солнце пригревало все сильнее, росток вытянулся и выбросил первые зеленые листья. Но у него словно не хватало сил подняться вверх, и он все прижимался к земле. Через месяц побег дотянулся до цветущего деревца боярышника.
       - Бабушка, посмотри, мой росточек хотел забраться на деревце, - показала Поля, - но оно, почему-то, не пустило его, видишь, какие колючки выросли у него на стволе. А мне жалко бедный стебелек, он, наверное, больной и слабенький, раз не может расти сам, - сказала девочка.
       - Нет, Поля, это лиана глициния и совсем она не беспомощная, а хитрая и коварная. Понаблюдай за ней и дальше, и тогда поймешь, что я говорю правду.
       Прошло несколько лет. Девочка подросла, а бывший росток добрался до ствола роскошного дуба. Теперь это уже был толстый гибкий стебель. А еще через несколько лет лиана обвила ствол дерева до самой макушки. Каждую весну глициния покрывалась огромными кистями лиловых душистых цветов и разрасталась все пышнее, а некогда могучий дуб засыхал. Коварная красавица просто задушила своего неосторожного покровителя, который вскоре совсем засох, а лиана перебралась на соседнее дерево.
       Как-то у цветущей глицинии остановилась девушка. Она долго смотрела на нее, задумавшись, видно вспоминая о чем-то своем.
       - Ты, как всегда, была права, бабушка, - тихо произнесла девушка, - жаль только, что кому можно доверять, мы понимаем слишком поздно.
      
      
      

    Две сосны.

      
       Подрастали в лесу две сосенки - однолетки. Одна посмеяться любила, посудачить с подружками о том, о сем. Другая же никогда не вмешивалась в их бесконечную болтовню. Подшучивали над ней соседки:
       - Маленькая, а уже себе на уме.
       - Выше всех вырасти хочешь?
       - Ну, расти, расти - на дрова спилят.
       Отмалчивалась та, а сама всё не небо смотрела, где плыли белые облака, похожие на большие корабли, о которых ей рассказывал старый бук. Сосенка знала, что где-то недалеко море, и ей так хотелось скорее его увидеть. И она изо всех сил тянулась вверх. Однолетка же её спешила ветками себя принарядить. Ей хотелось попасть на новогодний бал, о котором без конца твердили подружки:
       - Я буду самая красивая, самая пушистая, чтобы люди украсили меня блестящими игрушками.
       И она старательно расправляла веточки.
       Прошло время. И действительно появились люди, заметили её, и красавица попала на новогодний бал. Все восторгались ею, а она, вся яркая и блестящая, наслаждаясь славой. И посмеивалась про себя, вспоминая неказистую однолетку, на которую и не взглянул никто. Но быстро отшумел праздник. Игрушки сняли, а пожелтевшее деревце изрубили на дрова.
       А неказистая сосна, у которой на самой макушке только покачивались ветки, наконец, вытянулась так, что увидела желанное море и корабли на нём. И её заметили люди. Но она стала высокой корабельной мачтой. И не призрачной мишурой украсили её, а тяжелыми парусами. Но она стойко держала их и ещё долго служила людям, странствуя по морям и океанам. Много довелось ей увидеть прекрасных островов, далёких городов и стран. Иногда, когда утихало море, и не рвал бешеный ветер паруса, она вспоминала далёкий берег, свою ровесницу и жалела о том, что она никогда не увидит весь этот чудесный мир и не узнает великой радости выстоять против бурь и ураганов. Чтобы вновь и вновь, расправив паруса, мчаться вдаль.
      
      
      

    Как стать морем

       В темном облаке, нависшем над землей, дремала капелька по имени "Кви". Издалека доносились раскаты грома, а рядом, не умолкая, болтали соседки, вспоминая свои приключения на земле. Невольно капелька слышала их разговор:
       - Ах, как бы здорово опять упасть на самую верхушку ели. До чего же весело скатываться вниз, прыгая с иголки на иголку, - говорила одна.
       - Ну что ты, куда лучше попасть в густую траву и притаиться где-нибудь под большим листом. Там долго можно спокойно подремать, - прячась от солнца, отозвалась другая.
       - А я хочу, чтоб там, где я упала, выросла роза, - сказала соседка.
       Наша же капелька подумала: "Уж если и мне суждено упасть вниз, то я непременно хочу стать безбрежным морем, а не каким-то там колючим цветком".
       Удары грома раздавались все ближе. Ветер крепчал. Кви представила плывущие над ней корабли с парусами. И ... упала на крышу деревенского дома. А оттуда через водосточную трубу попала в лужу. Оглядевшись, она фыркнула:
       - Фу, какие здесь все чумазые, - и взобрались на старую соломину, - все подальше от этих грязных простушек, - подумала она, даже не допуская мысли, что сама не чище их.
       - Хорошо, что хоть корабль появился вдали, - подумала Кви.
       Но увы, он оказался из дырявого газетного листа и вскоре пошел ко дну.
       - Какое-то странное море, - приуныла капелька.
       А тут еще старый голенастый петух надумал напиться из лужи. И Кви чуть не угодила ему в клюв, она едва удержалась за край соломины.
       - Но это совсем не море, а тогда мне здесь не место, - заключила она и забилась под газетный лист.
       И вовремя, выглянуло солнышко, да так припекло, что от лужи осталось вскоре лишь мокрое место. Надоедливый петух принялся разгребать мокрую землю, пытаясь достать из-под газеты толстого дождевого червяка. И не успела дождинка охнуть, как полетела вверх, вслед за последними соседками по луже.
       Шло время. И вот уже новое облако появилось над землей. Оно росло, тяжелело, и вскоре, пролилось дождем. И опять уже знакомая нам капелька полетела к земле. Но как ни старалась она, но опять не стала морем.
       А попала в самую середину цветка ромашки, растущей на каменистом пригорке. Дождь был слабый и едва промочил землю. Заглянув вниз между лепестками, дождинка увидела на земле крохотные лужицы. Измученные засухой травинки, жадно пили долгожданную влагу. И лужиц скоро не стало. Но как преобразился пригорок. Поникшие стебли окрепли, умытые листочки ярко зеленели, а на желтую душистую серединку ромашки опустилась напиться сладкого нектара лилово-голубая бабочка.
       - Надо же, оказывается, это так здорово: напоить землю, чтобы она покрылась душистыми цветами, - подумала Кви и оказалась над землей в облаке.
       Теперь она внимательно слушала рассказы соседок и поняла, какой глупой и самодовольной была она и теперь с нетерпением ждала возможности полететь к земле, чтобы стать проросшим семечком или распустившимся цветком, или просто маленькой лужицей на земле, из которой может быть напьется уставшая птица.
       На сей раз серебристое облако с капелькой долго скиталось над землей, пока, наконец, не разразилась сильная гроза. Начался ливень. Ураганный ветер разметал облако, подхватил дождинки и закружил в бесконечном круговороте между небом и землей. Все вокруг смешалось, гудело и стонало. И Кви не знала, где теперь небо, где земля. Казалось, время остановилось.
       - Наверное, я умираю, - подумала дождинка...
       Очнулась она ранним утром. Удивительный покой и блаженство царили вокруг. Рядом с ней было множество таких же, как она, капелек. Они блаженно нежились, наполненные солнечным светом.
       Недалеко от нее был виден борт огромного корабля. На палубе стояли люди.
       - Посмотри, дорогая, - сказал один человек, - какое сегодня великолепное море.
       - Море! Так вот что такое быть морем! - воскликнула Кви. - Оказывается я - капелька не могу стать морем одна. Нужно, чтобы множество таких же, как я, забыли о себе и захотели вместе быть единым целым. И тогда лишь живет прекрасное море. Это чудо! Теперь я знаю, что когда-то я уже была морем, но лишь забыла об этом. А теперь я вернулась домой. Я вернулась!
  • Оставить комментарий
  • © Copyright Суздалева Раиса Васильевна (vladpn@mail.ru)
  • Обновлено: 12/08/2009. 339k. Статистика.
  • Сборник рассказов: Детская
    •  Ваша оценка:
    Связаться с программистом сайта.