Сычёв Сергей Федзерович
Му

Lib.ru/Современная литература: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Помощь]
  • Комментарии: 1, последний от 07/04/2013.
  • © Copyright Сычёв Сергей Федзерович (serzh.sichyov@mail.ru)
  • Размещен: 16/10/2010, изменен: 16/10/2010. 237k. Статистика.
  • Роман: Проза
  • Скачать FB2
  •  Ваша оценка:
  • Аннотация:
    думайте


  •   
       МУ!
      
       Город, который в старину славился своим купечеством, возвышался на обрывистом зелёном берегу красивой реки, обрамлённой крутыми берегами, скалистыми отвесными обрывами и заливными лугами с пасущимися на них редкими стадами крупнорогатого скота. Но разрушили сельское хозяйство люди недалёкие, безграмотные, властью наделённые. И потому не увидишь сейчас процветания на противоположном берегу Вятки. Лишь убогая, заветшалая слобода Дымка, украшает городской пляж. Начало своё река берёт на севере земли русской, как и всё племя Россичей, вышедшее с острова Буяна. И расселившееся, по землям славянским, от Каспийского моря, до Средиземного. Грозными скифами вклинились в судьбы многих племён населявших равнину. И род породили бесстрашный, называемый ныне - российский! Несёт она свои не быстрые воды к полноводной Каме, в которую Волга впадает. Когда-то, в далёкую старину, бороздили её волны, быстрые ушкуйки с новгородскими лихими людьми, головорезами отчаянными, основателями земли Вятской. От их неожиданного нашествия мирные чуди и мари, населявшие берега, приходили в ужас. Сохраняя свои селения от погрома, и как следствие - пепелища, покорно отдавали им пушнину, ценившуюся на вес золота. Так бы всё и продолжалось, пока не прибыло сюда племя отяков, с верховьев Оки, сумевшее организовать какую-никакую оборону. Поджарые, коренастые, они быстро освоились на просторах реки, именуемой булгарами Нукрат суы, что в переводе звучало, как серебряная вода, и назвали её Вятка. Так было ближе и понятней. Ведь удмурты звали её В
       Множество эпизодов российской истории пережил город. Помнит и своё основание, и неоднократное разграбление. Вплоть до пятнадцатого века славился он своим непокорством. Не могли сломить его сопротивление посылаемые сюда царские дружины. Вятское вече было крепким, мудрым, но главное - справедливым. Емельян Пугачёв прятал на её берегах награбленные сокровища. Позднее купцы вели бурную торговлю не только по России, но и с западными державами. Богатства накопилось не меряно. А революция настала, попрятали своё добро зажиточные люди по укромным местам до лучших времён. Так и лежит оно до сих пор, хозяев дожидается. Белая гвардия, растаскивая царское золото, тоже искала утайку, где бы положить его, да поглубже упрятать от насильников ненавистных. Многочисленные банды, расплодившиеся в двадцатых годах, прятали награбленное на её гостеприимных берегах. А земля Вятская всё принимала, лишним для себя не считала. Недаром хранитель её, Николай угодник, лик свой даровал верующим, дабы сберегали они святость Божественную во все времена, и лихие, и благодатные. И народ благодарный ход крестный, несмотря на гонения, сохранил. И каждый год за сто вёрст отправлялся к чудотворному месту явления святого, лика благодатного. И молва об этом ходе шла по свету, не зная границ. Со всех концов России и зарубежных стран идут паломники по лесам, к реке Великой, стойко перенося все тяготы и невзгоды веры неугасаемой.
       А надо сказать, что город был сплошь изрезан подземными ходами, проложенными неизвестно кем и когда. Ходы соединяли между собой монастыри, выходили к обрыву, и, говорят, что даже под рекой был выложен кирпичный лаз, уходивший на другой берег, в глухой лес. А кто обнаружит потайной ход да пойдёт искать сокровища, спрятанные в нём, так и пропадёт бесследно. Интересного было много, но вот никто из местных жителей не интересовался подробно историей своего края. И лежат несметные богатства, ждут своего часа. Был однажды такой случай - произошёл обвал подземного хода, в центре города. Кто-то из смельчаков спустился в него и пропал бесследно. Власти, во избежание будущих несчастий, быстро забетонировали вход и посоветовали любопытным - не совать нос, куда не следует. Правда, был один человек, не от мира сего. Всё бродил и ползал по разрушающемуся городу, выискивал потайные двери и ходы, но это так, в свободное от работы время. Мало ли ненормальных шляется в наше прогрессивное столетие по улицам города? И с первого взгляда не видно, что человек-то не в себе. Вроде и живёт правильно, а не нормальный! Это потом узнаётся, когда он уж на смертном одре понимает, что не тому идолу жизнь посвятил. Накопил чего-то, а с собой взять нечего.
       Павел проснулся рано. Его подняла пронзительная боль в спине. С трудом превозмогая её, поднялся, прошёл на кухню и включил электрический чайник, чтобы заварить себе кофе. Так он вставал ежедневно. Странные ощущения, что он каждое утро возвращается от обычной жизни, где всё знакомо и привычно, - к не реальной, существующей по мимо его воли, овладевали им ещё в кровати, пока он лежал с закрытыми глазами. И эта надуманная жизнь заставляет его идти на работу, просиживать там целый день в безделье, создавая видимость усердия, и вечером возвращаться домой разбитым и вымученным, и опять дожидаться ночи, чтобы вернуться в привычный мир, где можно отдохнуть и расслабиться. Выпив горячий кофе, старался вспомнить, что произошло сегодня? А сегодня, как ему показалось, он мельком увидел ту, что будоражила его сознание потоком мыслей и чувств. Всё дело в том, что они не разговаривали. Общение происходило посредством мыслей, передаваемых на расстоянии. Ему это нравилось - не нужно подбирать слова, не нужно искать причину, чтобы прервать затянувшееся молчанье. Всё было просто и ясно - он знал её мысли, а она его. При встрече они здоровались, он восхищался ею, говорил комплименты, а она моментально прервав его взбудораженное сознание, посылала ему краткое - нет!
       "Надо будет всё-таки поговорить с ней", - подумал он, собираясь отправиться на службу. Но пред тем как уйти, включил компьютер, чтобы посмотреть почту. Опять с десяток незамужних женщин желают с ним познакомиться, несколько спамов, и на этом всё. В поисковой системе набрал одно слово "МУ". На его запрос был выдан короткий ответ: "Древняя цивилизация, исчезнувшая с лица земли". Почему "МУ", он и сам не знал, это было подсознательным действием, на уровне его сенсорной системы.
       - Му-му! - промычал он бессмысленно и выключил непонятный для него сложный, умный ящик. Кто-то ведь в этом разбирается, использует его неограниченные возможности для своих целей, а он им научился пользоваться только методом тыка - нажимаешь кнопку, что-нибудь и выплывает. На этом заканчивались все его познания новейших технологий.
       Работал он или, как принято говорить, служил в местном драматическом театре. До этого были и другие театры, но, как правило, все на одно лицо. Придёт новый главный режиссёр и, желая показать неординарность своих взглядов, сразу стремится поставить что-нибудь из классики. Ведь только он один может видеть истинную современность знаменитой пьесы и передать своё видение широкой публике. А та - ахает. Ну, надо же, какой талант! Шекспир, подумать только, сумел предвидеть самолёт! Его герои обнажили шпаги, и честь свою в аэропорту отстаивают гордо. А как поют! И пляшут рок! Вот и у них сменился главный режиссер и приступил к работе над Чеховской драмой "Три сестры". Сегодня предполагалась первая читка по ролям, разбор событийного ряда и т.д. И так изо дня в день, из года в год. Как это всё надоело! Никаких повышений по службе ему не предвиделось, звание заслуженного артиста не светило. А глядя на зарплату, можно только плакать. Другое дело там. Там его интересовало всё. Он мог часами бродить по городу, не переставая удивляться людям, населявшим его. Зданиям, построенным по неведомой технологии, непонятным знакам, высеченным прямо на скалах. Как он туда попадал, было неведомо, просто ложился и как бы проваливался в непонятную бездну видений.
       Придя в здание театра, встретил молодую актрису, тайно добивающуюся внимания с его стороны, но безуспешно. Все её попытки сблизиться до взаимопонимания заканчивались, так и не начавшись. Она поздравила его с ролью и высказала свои пожелания об их дальнейшей совместной работе. Она играла одну из сестёр, что давало ей возможность и право быть чаще рядом с ним и вести беседу на любую тему. Вот и теперь, зная его неудовлетворённость в работе, поспешила его ободрить.
       - Паша, наконец-то тебе выпал случай доказать свою актёрскую состоятельность! Согласись, такие роли получают не каждый день! - её личико светилось счастьем, от того, что и она сопричастна к великому. Но перейдя на частности сделалось серьёзным. - А ты опять не тем занимаешься! Вместо того чтобы работать над ролью, что-то о ней прочитать, что-то со мной обсудить, просто поговорить в конце концов, ты в рюмочной сидишь. Я видела тебя вчера, как ты оттуда выходил. Выговор заработать хочешь?
       Выговор он, конечно, не хотел, но вот лишиться премии за хорошую работу - ему было ни к чему! Денег и так не хватало. Нужно расплачиваться за купленную машину, погашать ипотечный кредит, платить за коммунальные услуги. Всё это накапливалось в таком количестве, что зарплаты едва хватало на скромную, но необходимую пищу. И рюмочку-другую водки нужно пропустить, но не каждый день, а так, когда совсем уж плохо станет. Когда уж свет в конце тоннеля исчезает.
       - Спасибо, Верочка! Ты одна меня понимаешь и сочувствуешь, - глядя ей прямо в глаза, сказал он. - Я когда-нибудь приглашу тебя на ужин в самый дорогой ресторан, и ты мне поведаешь со всей искренностью, как надо правильно относиться к роли, как надо работать над ней, как глубже вникнуть в замысел режиссёра. А теперь иди. И никому об этом не рассказывай.
       Но уже через пятнадцать минут вся труппа знала о романтическом ужине при свечах, на который была приглашена скромная Вера. Надо сказать, что внешности она была непримечательной - слегка "привздёрнутый" нос, крашенные каштановые волосы, пухленькие щёчки и такие же пухленькие губки. В толпе на неё и внимания никто не обращал. Она даже специально смотрела, не оглядывается ли кто на неё? Нет, проходили мимо, безразличным взглядом отсеивая её в сторону. В зоопарке и то, рыжую лахудру - лису рассматривают более внимательней. Девушки, проходя мимо, бросали на Павла вопросительные взгляды, удивляясь его неразборчивому выбору. И с большим достоинством удалялись, в глубине души сочувствуя, что он так глупо лопухнулся.
       Сам Павел тоже не был красавцем. Обыкновенная внешность, каких миллионы. Небольшой животик - признак лености следить за своей внешностью. Как правило, щетина на не выбритом лице. Но вот глаза! Голубые и бездонные, притягивали к себе, как магнит. В них читалась загадка поэта, виднелись звёзды в ночном небе и ласковое солнце в прибрежной волне. Они волновали, зазывали уединиться, предаться любви. Поэтому женщинам было не всё равно, с кем он пойдёт в ресторан. Даже их начальница - директор театра, замужняя дама, нет - нет, да и взглянет игриво на своего подчинённого и простит ему некоторые огрехи в работе - появление на репетиции с глубокого похмелья, или игру на сцене в нетрезвом состоянии. Докладные записки шли регулярно. И она их откладывала глубоко в ящик стола, чтобы, когда-нибудь, при случае у неё был аргумент повлиять на нерадивого сотрудника. Но вот сегодня, день не заладился с утра. Сначала на репетиции, когда режиссёр поздравил всех с началом работы над великим произведением Чехова, он тихо добавил "И с траурным её окончанием", чем вызвал неудовольствие коллег. Но это ещё ничего! А вот когда его спросили, о чём пьеса и в чём её современность, он просто высказал своё мнение, заявив:
       - А чего тут думать? Три инфантильные бабы, хотят перебраться в Москву и заняться проституцией!
       На минуту актёры замерли от неожиданного взгляда на классическое произведение и выжидали реакцию главного режиссёра. Это ж надо набраться нахальства, чтобы вот так, осквернить святыню русской литературы. А вместе с ней, лучшие чувства и мысли всех россиян.
       - Павел Геннадьевич! - после долгой паузы заметил тот. - Я не удивлён вашим отношением к Чехову. Но уважайте хотя бы присутствующих. Не выставляйте свою глупость на показ! - и раздражённо добавил:
       - Всем известна ваша неудовлетворённость работой в театре, но в таком случае мой вам совет: найти для себя более подходящее место для самореализации. Не надо портить праздник остальным. Поверьте, я бы с радостью снял вас с роли, но вы знаете, мужского состава не хватает.
       - Я говорю о её современности, - не сдавался Павел. - Чем они будут заниматься? Москва - город дорогой, надо на что-то жить. А они все только и умеют флиртовать! Что взять с генеральских дочек? На лицо пробелы воспитания и неприспособленность к жизни. Посмотрите, окружили себя мужиками и пудрят им мозги. О чём их мысли? О чём мечты? Нет, ну можно, конечно, найти и другое решение, что они пойдут работать на стройку гостербайтерами, тем самым принося пользу обществу. В глубине сцены будет стоять долгострой, и три бабы в рабочих касках, радостно улыбаясь наступающему рассвету, рядами кладут кирпичи. Или в жёлтых спецовках укладывают рельсы в метро.
       И уж затем, после того как он замолчал, на него посыпались обвинения в неуважении коллектива, руководства театра, взявшего на себя смелость обратиться к столь достойной драматургии. О его без духовности, о падении нравственности. Потом его вызвали на ковёр и пригрозили увольнением, что означало крушение всей его жизни, потому что больше его терпеть нигде не будут. А, следовательно, проблемы с банком, потеря квартиры, ну и так далее, по цепочке. Время дают, подумать до конца сезона. И Павел, после столь задушевной беседы, остался благодарен, этой не молодой, но достаточно симпатичной и страстной женщине, взявшей на себя ответственность за его дальнейшее пребывание в творческом сплоченном коллективе. Во время разговора директриса, то и дело, многозначительно давала понять, что она питает к нему чувства не только как к подчинённому, но и видит в нём потенциально более близкого человека. И Павел не скупился на комплименты, и даже позволил себе признаться, что завидует её мужу чёрной завистью, и в порыве ревности когда-нибудь убьёт его. Чем развеселил и обнадёжил эту, по-своему несчастную, женщину. Трудно жить с накопившейся, невысказанной, не вылившейся лаской и тоской по сильным рукам, обнимающим и ласкающим нежное тело. В результате сошлись на том, что их разговор не последний, и они обязательно продолжат его в ближайшее время. Каждый остался убеждён в том, что ему удалось одержать победу в их кратком словесном поединке.
       В обеденный перерыв, поколупав вилкой сосиску из сои, есть не стал. Неожиданно пришло решение - бросить всё и удалиться туда, в свои сны и видения. Но как это сделать? Ведь не кончать же свою жизнь самоубийством? Реалии были таковы, что в последнее время его всё чаще стали одолевать тягостные мысли о своём предназначении. Он перестал верить в те ценности, которыми нас пичкают средства массовой информации. Ни в друзей, ни в великие идеи человечества. Где и в чём найти себе применение? В каком уголке его сердца таится талант? Раскрытие которого, с нетерпением ждёт всё его существо. Не волновал быт, не интересовала работа.
       Земная любовь исчезла, в её истинном понимании. Настало время секса. Женщины перестали быть дамами. Превратились в станки для ублажения плоти, и продолжения рода человеческого. Ходят по улицам какие-то полу-мужички в штанах - то ли педерасты, то ли недоразвитые? Сразу не поймёшь. Заниматься же бессмысленным накопительством денег - тоже неинтересно. Мы не вечны, всё не истратишь. Мысленно он часто спрашивал себя, где затаилась та исчезнувшая цивилизация, которая достигла высочайших высот в своём становлении и развитии? Оставив после себя кучу неразгаданных тайн, чтобы мы путём самоуничтожения, сами постигали чудо своего существования? Одна из них - Иисус Христос с его учением. Каким образом немногочисленная секта смогла подчинить себе весь мир? Заставила верить и поклоняться одному человеку целые народы. То, что изначально он был человек с присущими ему недостатками, Павел решил для себя давно, читая Евангелие. Взять хотя бы сцену в храме, изгнание из него торговцев? Современным языком это бы назвали вандализмом! Поруганием веры! Хлестать плетью людей, которые ради своего существования торгуют - безнравственно. Если ты Бог, должен найти другие методы воздействия. Но Христос не смог сдержать в себе, или не захотел, нахлынувшую обиду за дом отца, за отношение к вере - и это говорит о его человеческом существе. Но то, что Иисус Христос явление космического масштаба, тоже не вызывало сомнений. Павел относил себя к той категории верующих, которые сомневаются, но веруют и пытаются докопаться до истины. Бог призывает к любви, но она несёт в себе страдания, а значит очищение души, идёт сквозь раны сердца. Какой благодатью должен быть наполнен человек, прошедший эти муки? Ведь возлюбить ближнего, как самого себя, - способен только святой, какими были и Серафим Саровский, и Иоанн Кронштатский, и Сергий Радонежский. И много, много других, посветивших свою жизнь Богу, но он не знал их лично, поэтому не мог утверждать, являлись ли они таковыми? И что такое Бог в нашем сознании? Это предстоящая встреча в далёком будущем, неизвестно с кем, и ожидание от него всепрощение грехов и другой, благодатной жизни. Но существует ли это будущее? Где доказательства, что оно есть? Или же другое непонятное явление. Столько столетий люди не знали средств передвижения кроме лошади. А тут, в течении одного двадцатого века такой резкий рывок прогресса. От лошади и сразу в космос. Уж не влияние ли это других цивилизаций?
       Вернувшись из кафе, где он постоянно обедал, сел за стол в гримёрке и стал обдумывать посетившую его мысль. Раз он где-то бывает, значит, это где-то есть! И не есть ли это настоящая жизнь, вечная и праведная? Но как туда попасть? Спросить у батюшки, а может, в психбольницу лечь? Не напрасно его посещают видения.
       Так и тянулось рабочее время Павла - в рассуждениях, кто виноват, и что делать? Домой он пришёл вновь разбитым и уставшим. Приготовив себе яичницу, посмотрел в окно - там стояли полуразрушенные строения старого монастыря, его любимое место время провождения. Сколько он там исходил и излазил, в поисках неведомого! А недавно обнаружил одно любопытное место, хотел его сразу исследовать, но отложил это удовольствие на потом. И сейчас, глядя на обломки кирпичей, вспомнил о находке. Время было уже не для прогулок, но его это не пугало. Всё равно на работу он больше не пойдёт, а значит, можно всю ночь провести в исследовании таинственной находки. Самое любопытное то, что он много раз бывал в этом месте, проходил мимо и ничего подобного не видел, а тут как будто, кто глаза ему раскрыл. Плотно поужинав, взяв с собой термос с кофе и фонарь, отправился к развалинам загадочного монастыря. Возвышавшиеся в темноте стены красной кирпичной кладки выглядели осыпавшимися, древними, но их величие покоряло душу, властно требуя к себе уважительного отношения. Глядя на них, невольно преклоняешься великому учению Христа! А они, словно подтверждая свою непоколебимость, не смотря на годы и разрушения, крепко стояли на земле, как и сама истинная вера.
       Ох, как он притягивал к себе! Как заманивал к своим заброшенным кельям! Бродя по их коридорам, ощущал душевное умиротворение и небесную благодать. Может, души умерших монахов продолжали нести свою миссию, возвращать на путь праведный заблудших овец? Или место стало святым и обладало непонятной энергией - влиять на забредших сюда мирских грешников? Но, как бы там ни было, на Павла это действовало безотказно. Вот и сейчас, он слышал всенощную службу и завораживающее пение хора в ночной тишине. Видел в свете луны мелькающие тени давно забытых монастырских священнослужителей, захороненных на его территории, и их молитва, проникающая глубоко в душу, бередила сознание, туманила разум.
       Пройдя вдоль колонн, к алтарю, зашёл в него и остановился. Энергия начинала действовать. Тишина стояла такая, что его собственное дыхание казалось шумным и неуместным. Кругом валялась облупившаяся штукатурка, обломки кирпичей, выломанная и согнутая решётка на полу - к чему она здесь? Её он обнаружил случайно, разгребая мусор. В алтаре её быть не должно! Вот это-то и являлась загадкой, ради которой он и пришёл сюда. И что интересно, под ней ничего не было! Такой же слой кирпичей, сырых и старых. Но вот что скрывалось за ней! Павел это чувствовал каждой клеточкой своего тела. Даже по ногам шло тепло, от сырости и затхлости. В ночной тишине послышалось громкое хлопанье крыльев и шум падающего кирпича. Где-то пролетела мышь, мелькнув в лучах лунного света. Дыхание участилось, и он замер в ожидании, что сейчас случится то самое, ради чего он и пришёл сюда. Но прошла минута, другая. Ничего не менялось, опять его окружала тишина и покой. Достав сигарету, он закурил, присел на кучу мусора в углу и задумался. Ясности в голове не было, что он хотел найти? Что обнаружить? Неужели цель его прихода сводилась к тому, чтобы просто выкурить сигарету? Ну, нет! Или он найдёт то, не знаю что! Или же просто удавится на первом же попавшемся суку, что виднелся у самой стены, выходящей к обрыву, на котором стоял монастырь. Внизу, заманивая самоубийц, несла свои тёмные воды холодная Вятка. Её течение длилось веками, унося с собой многие-многие судьбы, смывая в забвение несколько поколений, таких же, как он. Где-то на том берегу осталась его молодость, могилы родных, память друзей. Глядя на её несущиеся воды, невольно сравниваешь себя с мелкой букашкой, раздавленной грубым ботинком. Вот так и его жизнь - протекла между двух берегов, унося с собой бесцельно прожитые годы. И первую любовь, наивную, святую, пьянящие мечты о славе, и молодость в хмельном угаре! Всё - всё, чем было наполнено его существование. Где, в какой теперь пучине эти воды?
       Внезапно кто-то попросил его подвинуться:
       - Разреши, мил человек, рядом присесть?
       Очнувшись от своих мыслей, Павел оглянулся. Ещё минуту назад здесь никого не было. Теперь же рядом с ним сидел старец с аккуратной бородкой, седой, в поношенной, но чистой одежде. Очевидно, где-то рядом ночевали бомжи, решил про себя Павел, хоть раньше он их и не видел. Он подвинулся, но отвечать не стал.
       - Не спится? - спросил тот. - Вот и мне тоже. Хожу тут, смотрю на невежество людское и диву даюсь. Зачем же красоту губить? Веками стояло, а тут на тебе, не нужным оказалось! Что же, предки наши не так жили?
       - Ты лучше о душе своей подумай! - возразил Павел. - А уж кому, что разрушать, без тебя разберутся! Не тебе судить о делах мирских.
       - А я-то что? Уже не человек? Было время, подумал, - ответил незнакомец и достал из кармана трубку. На какое-то мгновение задумался. - В храме гордого одиночества познал я своё ничтожество. В цепях, смирил свою гордыню, умерил пыл. - Набив её ароматным табаком, прикурил. Пуская дым, спросил, как бы невзначай:
       - Нового ничего не слышал о цивилизации МУ? Говорят, археологи что-то диковинное откопали?
       - А ты откуда про неё знаешь? - удивился Павел.
       - Да так, слухи ходят, будто они среди нас живут. И даже в гости друг к другу ходят. Может и ты к ним собрался? - старец подозрительно оглядел Павла. - Неужто не слышал о таких?
       - Слышал, - ответил он. - Но ничего конкретного не знаю.
       - А надо бы! - старец, докурив, выбил трубку, положил её опять в карман и добавил:
       - У тебя ведь и компьютер, наверное, есть. Поинтересовался бы. Мурийцы - это вам не Атлантида!
       - Смотрел я там! Ничего нового! - а про себя подумал: "Человеку жить негде, а он цивилизацией интересуется".
       - Значит, плохо смотрел! Сдаётся мне, что в этом есть какая-то сермяга!
       Непрошеный собеседник начинал раздражать. Даже ночью нет возможности уединиться и привести свои мысли в порядок. Шляются - и млад, и стар! Одни от бессонницы, другие от избытка энергии. Одни избивают встречных, опрокидывают урны, ломают лавочки, тем самым доказывая свою избранность. Другие, тронувшись рассудком, инопланетян разыскивают. Но и обижать напрасно старого человека не хотелось. Тем более, что плохого он ничего не сделал.
       - Не знаю, как вас звать. Что, впрочем, и неважно. Но не могли бы вы пойти к себе домой? Там дети, внуки заждались, а вы тут с незнакомцем, ночью. Не случилось бы чего.
       Старик хитро прищурился.
       - О, мил человек! С тобой беды бы не случилось, а я и в Бога-то не верю, а космос, он вообще необъясним.
       - Напрасно вы так! Верить надо! Сейчас только ленивый не крестится! - как бы подытоживая разговор закончил Павел.
       - Креститься-то вы креститесь и свечки ставите. А только знаний у вас нет! Что слово Бог скрывает! - с этими словами он встал, стряхнул прилипший к штанам мусор и неторопливой старческой походкой стал удаляться в направлении светящихся огней города.
       Тёмный контур его фигуры уже почти исчез, когда Павла осенило нахлынувшее воспоминание. Этого старика он видел там, в своих видениях. Где точно он не помнил, но встречал его не раз! Тот как-то быстро исчезал. Откуда бомжу знать Мурийцев? А может он профессор бывший? Или археолог? И знает про развалины легенды? И про то, что здесь творилось раньше такое может рассказать... Спохватившись, что надо бы расспросить его подробней, кто он и откуда, Павел позвал:
       - Минуточку! Гражданин! - но сумрак ночи уже поглотил странного старца.
       Просидев в задумчивости, ещё минут пять, Павел вспомнил о решётке. Для чего же она тут существовала? Кто её сюда замуровал, с какой целью? Достав фонарь, посветил на неё. Сделано было прочно - века продержалась, пока какой-то вандал не вздумал сдать её в металлолом. И опять мысль! Вандалы - это ведь скитальцы! Ими был разрушен Карфаген. Уж не тень ли Гейзерика посетила его? Если скиталец, то не является ли это потайным ходом? Но под нею кирпич, покрытый плесенью и мхом. Кладка старая, не новодел. Загадка казалась не разрешимой. Здесь только экскаватором копать. Посветив вокруг, заметил странный светящийся предмет - на том самом месте, где только что сидел старик. Подняв его, стал разглядывать. Это был какой-то старинный перстень с выгравированными на нём знаками. Очевидно, старик выронил его, когда доставал трубку. Посчитав всё это знамением свыше, Павел решил вернуться домой, чтобы подробней рассмотреть находку и ещё раз поразмыслить о значении решётки. Направив луч фонаря к выходу, осторожно переступая через груды мусора, он направился к центру монастырского двора, откуда вела едва приметная тропинка в пролом в стене, откуда было рукой подать до его квартиры.
       Вернувшись домой, почувствовал, что устал. Сказалось душевное напряжение, с которым он провёл день. Не раздеваясь, прилёг на кровать и сразу же провалился в глубокий сон. Но являлось ли это сном? Скорее погружение в другой мир. Быстрое скольжение во времени, которое поглощало его в другое измерение. Но почему-то этот мир не менялся, как это обычно бывает во снах. Вот уже, наверное, полгода он жил в этом мире. Постоянно бывал здесь, но никого не знал. По какой-то причине местное население не желало принимать его в своё общество. Редкие прохожие, словно не замечали его, проходили мимо, не удостаивая его даже взглядом. Он мог беспрепятственно бродить по городу, по его окрестностям, но только в одиночестве. А недавно, в горах, он увидел девушку. Та стояла на высокой скале, а рядом с ней - шумный водопад спускался извилистым путём, прыгая с камня на камень глубоко вниз. На фоне шума и грохота воды она казалась такой воздушной, прозрачной. Казалось, ещё мгновение, и она взлетит над скалой. Паря над этой бездной навороченных камней, царственным взглядом дикого хищника высмотрит свою жертву, посмевшую посягнуть на её владения, и уничтожит, разорвёт непрошеного гостя. Он попробовал к ней подняться, но камни предательски осыпались под ногами, а рукам было не за что зацепиться. Но желание познакомиться с ней, было столь велико, что он вновь и вновь, раздирая руки в кровь, силился зацепиться за острые уступы скалы. Она глядела на него, на его старания вскарабкаться по круче вверх, на его беспомощность перед природой, потом повернулась и исчезла.
       А однажды, он видел её, идущую рядом с глубоким старцем с седой бородой и такой же длинной седой копной волос, развевающейся на ветру. Она заметила его, слегка улыбнулась, но сделала вид, что увлечена беседой, и прошла мимо, задев его краешком белого платья. Здесь почему-то все носили белую одежду. Не существовало буйства красок, не было вульгарной пошлости в покрое дамского туалета. Всё было хорошо продумано и взвешено. Он, было, попытался что-то спросить, но его язык, словно прилип к нёбу. Он так и остался стоять, с вопрошающим взором. Только в голове мелькнуло: " В другой раз, в другой раз".
       Сегодня он оказался высоко в горах, на огромном скалистом плато. Именно здесь он видел её. Но тогда его попытки взобраться сюда были безуспешны, а сейчас он спокойно рассматривал прелестный пейзаж, созданный по воле Бога. Внизу полумесяцем лежала равнина, и запах её сочной травы доносился сюда, проникая сквозь лёгкие перистые облака, лежащие под ним, и пьянили своим ароматом. А вокруг торчали острые пики скалистых вершин, суровых и неприступных. И только водопад, по-родственному, омывал их грозные уступы. Гордые орлы замирали в полёте, боясь нарушить царственный покой. Он не почувствовал, не услышал, как кто-то присел рядом, настолько был заворожён чарующей красотой необъятного пространства.
       - А я тебя знаю! - неожиданно раздалось над его ухом.
       Он повернул голову и обомлел - рядом с ним сидела та, с которой он так хотел познакомиться. Которая будоражила его сознание своей таинственностью, загадочностью. Желанная и притягательная, она была необычайно красива. Красота её была тоже неземная. Трудно сравнить её с тем, что было написано художниками на всём протяжении истории. Разве могли Рафаэль, Рембрант или тот же Рокотов уловить оттенки загадочной женщины, созданной самим космосом? Каждая черта её лица могла взволновать и вдохновить любого - художника, поэта, музыканта. В реальной жизни это была бы не мисс Вселенная, а нечто большее, чему ещё и названия нет. Где ещё можно найти выточенную из грозных скал фигуру, гибкую, как лоза, и твёрдую, как сталь? И этот нежнейший шелест губ, сравнимый разве что с лёгким дуновением ветерка в жаркую погоду? Такое совершенство не могло принадлежать реальности, оно могло возникнуть только в воспалённом сознании того, кто чудом оказался в этом мире.
       - И я знаю тебя! - только и смог произнести он.
       - Ты стал часто появляться здесь, как тебе это удаётся? - она говорила тихо, не сводя своих голубых, бездонных глаз с парящей птицы над землёй.
       - Дороги я пока не знаю. Просто оказываюсь здесь и всё! - не сводя своего заворожённого взгляда, едва проговорил Павел, боясь вспугнуть волшебное видение.
       - Тебе не надо бы здесь появляться. Я давно наблюдаю за тобой, ты ещё такой несмышлёныш! Это может плохо кончиться для тебя! - нравоучительно, как маленькому ребёнку, повествовала она.
       - А мне здесь нравится! - он любовался ею и был несказанно рад, что она сама нашла его и заговорила. - Я хочу поселиться здесь, но меня не признают местные жители. Помоги мне.
       - Это невозможно! Ты слаб и беспомощен, но ты мне нравишься. В тебе ещё не погибла частица тонкой материи, благодаря которой ты здесь. А значит, есть надежда, что со временем ты сможешь овладеть тем, что в тебе заложено. Но тогда тебе не окажется места в том мире, откуда ты пришёл. И здесь ты никому не нужен.
       Павла это заинтересовало. Он слышал про какую-то материю, про тонкие миры, ему захотелось познать больше. Но для этого надо хотя бы познакомиться для начала.
       - А как тебя зовут? - спросил он и улыбнулся, стараясь своим обаянием покорить сердце красавицы.
       Она в ответ тоже улыбнулась и продолжила:
       - Ты прекрасно знаешь моё имя. Я тебе его называла. Ведь мы не раз обращались друг к другу. И мы можем продолжить наш разговор мысленно.
       - Нет, нет! - быстро возразил Павел. - Мне так приятно слышать твой голос. Да, я знаю твоё имя, но мне непривычно общаться без слов, и поэтому я боюсь ошибиться. Тебя зовут Юкостаса, правильно?
       - Не совсем, это только первая часть моего имени, а дальше догадайся сам, - она хитро прищурилась, - ну, напрягись, напрягись!
       Павел сосредоточился, и в его голове мелькнуло что-то непонятное, он постарался это сформулировать, и вышла явная несуразица.
       - Южный свод небесного пространства.
       Она засмеялась столь заразительно, что ему захотелось и дальше говорить глупости и нести чушь, лишь бы видеть счастливое сияющее радостью лицо своей знакомой незнакомки.
       - Ты почти что угадал! - Юкостаса вдруг сделалась серьёзной. - Я напрасно подошла к тебе. Твоя вибрирующая энергия не готова к соприкосновению с другой энергетикой. После такого общения тебе может быть плохо.
       - Но я прекрасно себя чувствую! - возразил Павел. - Ты научи меня, как пользоваться материей, что делать? И мы сможем чаще бывать вместе. Я хочу знать о тебе как можно больше! Расскажи!
       Но Юкостаса уже поднялась, пытливо посмотрела на него и почему-то печально сказала:
       - Если у тебя будет желание, то встретимся на этом месте в другой раз. И, может быть, я расскажу о себе.
       С этими словами она удалилась, ступая босыми ногами по раскалённым плитам горного плато. Затем, прыгнув в расщелину и перескакивая с камня на камень, словно горная лань, спустилась вниз. Павел последовал за ней. Ещё окончательно не потеряв спортивную форму, он также ловко прыгнул куда-то в узкую щель и, неуклюже приземлившись на заднюю конечность копчиком, осознал - молодость прошла. Осторожно ступая по камням, руками цепляясь за каждый выступ, он медленно стал продвигаться к основанию скалы. Спускаться с высоты опасней, чем стремиться к ней.
       Уже у самого подножия успел рассмотреть, что попал в какой-то причудливый лес. Он не был похож ни на южные тропики, ни на сибирскую тайгу, это было что-то из области фантастики. Огромные переплетающиеся корни лежали высоко над землёй, создавая сказочный пейзаж. Листья деревьев были такими, что на них можно было разместить пару-тройку автомобилей. Невдалеке он заметил Юкостасу. С трудом взобравшись на один из листьев, лежавших ближе к земле, он, как на батуте, стал перепрыгивать с одного листа на другой, напоминая мелкое насекомое, собирающее пыльцу. Она была чем-то занята и не замечала его. Приблизившись на достаточное расстояние, он замер, обомлев от увиденного. Она стояла на шее громадного животного и гладила его по голове. Тот, прикрыв глаза, блаженно растянулся между корней и мирно сопел. Но, как только Павел придя в себя стал приближаться, тут же вскочил на ноги и, показав зубы, которыми можно было пережёвывать стальные болванки, неравнодушно рявкнул в его сторону, приводя в ужас непрошенного гостя. Юкостаса, заметив Павла, подняла вверх руку и животное тут же притихло.
       - Не бойся, пока я рядом, он не тронет, - сказала она.
       - А что это за зверь такой? - заикаясь, спросил Павел.
       - Мой любимец Гесперорикус! Они давно исчезли на земле. У нас оставлено два экземпляра для выведения потомства. Как, впрочем, и другие особи, жившие когда-то. Тираннозавры, мамонты, да всех не перечислить. Ты заходить сюда не смей, последствия плачевны будут.
       - Я у тебя спросить хотел, когда мы встретимся опять?
       - Не торопись! Я позову тебя, - загадочно улыбнувшись, она подошла к нему и, проведя рукой перед его лицом, исчезла.
       Ему показалось, что своим движением она что-то затронула в его голове, потому что полушария сместились и поменялись местами. Опасаясь оставаться дальше один, он бегом помчался обратно к спасительной скале. Царапая в кровь руки, ноги, мигом забрался на вершину и гордо плюнул в сторону доисторического хищника, показывая ему, кто на самом деле царь зверей!
      
       * * *
      
       Поднялся он часа в четыре утра. Голова раскалывалась и болела. Отдыхом это назвать было нельзя. Сколько же может продолжаться ночное безумие? Надо идти к врачу. Каждый раз одно и то же! Или он помаленьку сходит с ума, или же серьёзно болен. Оно, конечно, и приятно бывать в других мирах, но после каждого такого посещения голова раскалывалась осколочной гранатой. Подумав о работе, вспомнил, что решил бросить её, но на что тогда жить? Нет, придётся идти! Пусть уж выгонят официально, тогда появится повод убить своё время в поисках работы. А может, в психбольнице его признают невменяемым, выдадут справку, и тогда он поселится в монастыре вместе с бомжами, и отыщет разгадку решётки. Его взгляд остановился на перстне, лежавшем со вчерашнего вечера на столе. Взяв его в руки, стал разглядывать. Сделан он был не из золота, но явно старинный. Об этом говорила печать с изображением непонятных знаков. Отдалённо они напоминали иероглифы, но в тоже время проглядывался и рисунок, изображавший не то зверя, не то птицу, а может быть цветок? Надпись по его окружности тоже было не разобрать - она была забита накопившейся на ней пылью. Да и сам он был выточен из цельного камня, если судить по первому взгляду. Находка была любопытной. И главное, как она оказалась у странного ночного бомжа? И для чего он, невзначай вздумал подарить ему перстень? Нужно будет сегодня же сходить туда ещё раз и, если повезёт, то отыскать этого бездомного старика.
       Приготовив себе кофе и позавтракав, он отправился на работу. Явился в театр раньше всех. Заняться было нечем, бродя по пустому неосвещённому фойе, продолжал размышлять о превратностях судьбы. Вот зачем он здесь? Театр сам по себе порождает нездоровую атмосферу, а он ещё вздумал оскорбить Чехова. Что он хотел этим сказать? Чего добиться? Он и так в труппе - мальчик на побегушках. Сплошные эпизоды, ни одной главной роли. Глядя на него, другие считали себя избранными, одарёнными невероятным талантом. Ведь каждый вечер, публика дарила им аплодисменты, тем самым подчёркивая, что они - атланты искусства! Воистину - властители дум. Не понимая, что тешут себя лишь мелким тщеславием, успокаивая внутренний голос, рвущийся из запертой клетки наружу. В одном из переходов, встретил главного режиссёра. Тот, было, хотел пройти мимо, но остановился и подозвал к себе Павла.
       - Павел Геннадьевич, я подумал над вашим предложением по поводу спектакля. Вы знаете, вы правы! Все герои хорошо ассоциируются с сегодняшними бизнесменами. Никто из них никогда не работал, они этого и не скрывают!
       Наслаждаясь произведённым эффектом и выдержав длительную паузу, что бы собеседник понял, насколько он глубоко проник в проблему, выпучил глаза. Уставившись в потолок, выдвинул вперёд нижнею губу. Так делал Муссолини, желая придать своему виду значительность. Высунув язык и облизнув её, глубокомысленно продолжил:
       - Три сестры - это будут строители нового общества! Так сказать, зарождающееся поколение молодых революционеров-реформаторов. И свои начинания они хотят воплотить в Москве! Так как здесь более широкие возможности для самореализации и самоутверждения! Я сам когда-то прошёл этот путь и хорошо знаю, как он труден и каменист, - затем утвердительно потыкал пальцем в грудь Павла. - Именно об этом мы и будем ставить Чехова! Решение не традиционное, оригинальное, спасибо вам. И удачи в работе.
       - Ну, что вы! - скромно потупил взгляд ошеломлённый Павел. Не зная, что добавить в такой ситуации, соображая, к чему это приведёт, сделал комплимент. - Я бы до этого и не додумался. Всё вы, ваш талант! Такое прочтение Чехова, вызовет неоднозначную реакцию публики, а следовательно, и критики! - и уже утвердительно закончил. - Надо оформлять заявку на участие в ближайшем театральном фестивале, и успех будет обеспечен. В провинции, как правило, талант не ценят, а таким спектаклем вы всех сразите наповал.
       - Посмотрим, посмотрим! Загадывать ещё рано. Рад, что нашёл в вашем лице единомышленника. Будем работать, - с этими словами Игорь Сергеевич, так звали главного режиссёра, отправился в кабинет художника, чтобы обсудить новую сценографию будущего спектакля.
       Ему недавно исполнилось пятьдесят, и весь он ещё был полон творческой энергией. Не лишённый тщеславия, маленького роста, всегда гладко выбритый, он проявлял недюжинную работоспособность. Тряся розовыми, пухлыми щёчками, бегал по театру вверх и вниз, организовывая слаженную работу цехов. Его одновременно видели и в пошивке, и у машинистов сцены. С композитором, из местных, он сочинял музыку. На радио вёл передачу "Холостяк в прямом эфире". Ему уже давно хотелось привлечь внимание Москвы к своей неординарной персоне, так сказать, сделать заявку для работы в столице. И Чеховская пьеса подходила для этого как нельзя лучше.
       А Павел прошёл к себе в гримёрку и в ожидании начала репетиции стал заваривать чай. К нему, вся взволнованная и взъерошенная, заскочила Верочка. Усевшись за соседний столик, бурно стала выговаривать Павлу о его неразумном поведении на общей читке пьесы. При этом, не уставая, отчаянно шевелила челюстью, пережёвывая жвачку и смачно чавкая.
       - Ты что? Совсем рехнулся? - она в ужасе развела руками. Открыла рот и вытаращила глаза, чуть не выпавшие из орбит. Есть такая порода людей: " хочу всё знать!" При чём, немедленно и во всех подробностях.
       - Ну, почему? У меня есть одна мысль, я её думаю, - брезгливо глядя в её зубастое пространство, ответил он.
       - Плохая у тебя мысль, выброси. Это ведь Чехов! Во всём мире к нему относятся с благоговением. А ты? - надув и выпустив белый пузырь, она уже глядела на него, сведя зрачки на переносице. - Тебе надо пойти к режиссёру и извиниться! Иначе у меня не будет любимого партнёра, тебя снимут с роли! - сложив на груди руки, в молитвенном "аллилуйя" закончила, - а это Чехов! Понимаешь, Чехов! - ещё мгновение, и ангел в облике писателя присядет рядом с ней, положит в рот жвачку, погладит её по головке и тоже осуждающе остановит свой взор на охальнике, посмевшем посягнуть на святое.
       - Ну, это у них там, на западе, от переизбытка благополучия, появилась ностальгия по страданию о душевной безысходности. Надоели комиксы, боевики разные, вот и тянутся к плаксивой жизни. Есть даже тур для них, на месяц в коммуналку. А у нас оно никогда не кончалось. Другие проблемы. - Павел спокойно заварил чай, предложил его и Верочке. - Будешь?
       - Да как ты можешь! - её тонкие выщипанные брови возмущённо поползли вверх. - Не понимаю я тебя! - её голос стал низким, простуженным, в словах звучала горечь. - Всю труппу оскорбить!
       - А чего тут понимать? Я высказал свою точку зрения. Меня не поняли сначала, потом разобрались. Он уже извинился. Всё нормально будет, сама увидишь. Кстати, ты хорошо смотришься в новых кроссовках. Где такие достала?
       Верочка вытянула ноги, демонстрируя фирменную обувь, а заодно и стройность фигуры.
       - Нравится?
       - Ноги или кроссовки?
       - Я не против, чтобы ты оценил и то, и другое! - проглотив, наконец, белый жевательный шар, она кокетливо застыла в ожидании ответа.
       Отхлёбывая горячий чай, Павел оценивающе заметил:
       - Верочка, ты никогда не задумывалась, как бы отреагировал князь Болконский, если бы на балу Наташа Ростова вот так же выпустила изо рта свою блевотину? Или, представь Татьяну Ларину, сидя за столом, она жуёт и чавкая пишет: "Я к вам пишу, чего же боле?"
       - А причём здесь Ларина? Мы о Чехове говорим, - сконфузилась Вера, стараясь незаметным движением вынуть проклятую резинку.
       - Да, это я так, не обращай внимания. Просто, куда делось женское достоинство и приличие? Не думаю, что сегодня кто-то способен на дуэль из-за дамы с бутылкой пива и сигаретой во рту. А если ещё добавить недостаток культуры, меркантильность интересов и прочее, то образ получается не поэтичный.
       - Ты это обо мне? - вспыхнула Вера. - Вот уж не ожидала!
       Ещё минута, и могла вспыхнуть ссора из-за столь незначительной фразы. Павел даже пожалел, что она у него вырвалась. Он никого не имел в виду конкретно. Так, общие рассуждения на тему морали. Но спас звонок, приглашавший к началу репетиции. Так и не выпив чаю, они заспешили в репзал, где уже собралась почти вся труппа, так как распределение ролей было в двух, а то и в трёх составах. Все расселись за длинным столом, выложив перед собой распечатанный текст роли. Готовые сокращать и выбрасывать фразы, которые автор писал, не задумываясь о том, что они лишние. На Павла старались не смотреть, считая, что его песенка спета, и зря он пришёл на творческий процесс. Ему бы впору с обходным листом бегать по этажам и собирать необходимые подписи. Негромкий разговор между актёрами прекратился сразу, как только в комнату стремительно вошёл режиссёр. Бросив на стол пьесу, втянув нахально выпирающее из-под ремня кругленькое брюшко, он, не садясь на приготовленный для него стул, вдохновенно начал:
       - Друзья мои! Мне в голову пришла неожиданная мысль!
       - А что? Такое тоже бывает? - раздался чей-то недоумённый голос.
       Игорь Сергеевич не стал парировать глупую реплику.
       - Я вот о чём! - продолжил он. - Как вам известно, Антон Павлович стал первооткрывателем новой драматургии. Он обратился непосредственно к душевным переживаниям героев. На первый взгляд может показаться, что ничего не происходит, что персонажи только и делают, что рассуждают. Но, на то он и классик! Что за простыми словами кроются глубинные пласты человеческой личности. На всём протяжении пьесы звучит вопрос, почему мы так живём? И сёстры недаром стремятся в Москву! Они хотят изменить существующий строй. Преобразовать обывательский мир. Человечество должно быть счастливо! Говорят они! - Игорь Сергеевич, вдохновлённый своими словами, нервно заходил вдоль стола. - И мы с вами должны, нет обязаны, продолжить традиции классика и своей работой доказать, что ещё не всё прочитано и открыто в его произведениях. И Павел Геннадьевич, ваш коллега по цеху, на прошлой читке отчасти был прав! Я, признаюсь честно, тоже не сразу понял его мысль. Но, подумав и рассудив здраво, пришёл к выводу, что все мы зависим от сложившегося стереотипа, навязанного нам критиками и исследователями творчества Чехова. Это же так просто - все ищут решение, как поставить сцену "Быть, или не быть". А суть-то кроется в другом! Вот и я, предлагаю взглянуть на вещи иначе. Подумайте, ведь тут заложен Православный смысл! Три сестры - это как троеперстие! Это как Вера, Надежда, Любовь!
       И опять реплика:
       - Они тоже проститутки?
       - Что вы заладили одно и то же? - главный режиссёр не выдержал и сорвался. - В конце концов, секс тоже никто не отменял! Если надо будет, в интересах дела, займётесь и сексом!
       Труппа оживилась. Молодые актёры полностью поддержали начинание. Секс на сцене - это модно! А пожилые недовольно бурчали.
       - Если меня раздеть, - говорила одна из них, - не думаю, что это произведёт нужный эффект!
       - Голубушка, никто вас не собирается раздевать, вы будете этим заниматься в темноте, в одежде и за кулисами.
       - Но это неинтересно! - возмутилась она. - Публика привыкла к откровенности. Что о нас подумают? Скажут ретрограды! Нет уж! Во всём надо идти до конца! Новаторство, так новаторство! Ради дела я разденусь.
       - А репетировать мы, это, где будем? - спросила одна из сестёр.
       - У меня в кабинете! - раздосадованный непониманием Игорь Сергеевич обратился к Павлу:
       - А вы, что молчите? Скажите, это ведь и ваша мысль!
       Павел поднялся, обвёл взглядом разом замолчавших актёров и, обращаясь к Верочке, как наиболее понятливой, раскрыл замысел в полном объёме.
       - Мне думается, мы убиваем сразу несколько зайцев! Во-первых, осуждаем пороки нашего общества, то бишь, разврат! У сестёр происходит переоценка ценностей, и они встают на путь исправления, что благостно скажется на молодом поколении. Учащиеся поймут, сколь губительно влияние запада на нашу культуру. Во-вторых, новое прочтение пьесы сулит нам статус театра, шагающего в ногу с эпохой. Зарубежные продюсеры не преминут использовать возможность - прокат спектакля на мировых подмостках. А кто из нас не хочет прокатиться в Париж? Если таковые есть, то Игорь Сергеевич даст им возможность отдохнуть дома и с радостью выведет из репертуара.
       С этими словами он сел, дав каждому подумать и оценить перспективу. Игорь Сергеевич, благодарно кивнув головой, не спешил продолжать репетицию, он тоже думал. Как хорошо, когда в театре есть твои единомышленники. Люди, способные не только критиковать, но и вносить конкретный позитив. Надо будет подумать о звании - человек уже не молодой, пора бы и оценить его заслуги на театральном поприще.
       Ну, а в дальнейшем посыпалось столько новаторских предложений, одно безумнее другого, что Игорь Сергеевич вынужден был прекратить репетицию:
       - На сегодня всё! Все свободны. Вас, Павел Геннадьевич, прошу остаться, - чтобы не продолжать дискуссию, он решил ещё раз побеседовать с Павлом с глазу на глаз.
       Оставшись вдвоём, они поговорили о настроении в коллективе. О людях, не сумевших принять новаторство и отставших в своём развитии от творческого процесса на полвека назад. Павел заверил его в том, что всё идёт прекрасно, что народ соскучился по настоящей режиссуре и жаждет проявить себя под чутким руководством настоящего мыслителя и неординарного таланта. Это сразу нашло отклик в сердце Игоря Сергеевича, и он ещё глубже проникся симпатией к одарённому и перспективному актёру. Они вспомнили другие театры, где работали до этого, нашлись даже общие знакомые. Оказывается, их пути уже пересекались, но тогда вмешалась судьба, и встретиться им не пришлось. Значит, теперь их сотрудничество должно стать плотнее, плодотворнее, а, следовательно, вылиться во что-то из ряда вон выходящее. К концу разговора они дружески пожали друг другу руки в знак того, что теперь они отныне и навеки единомышленники.
       Верочка ждала его на одном из лестничных пролётов. Всем своим видом она показывала, что задержалась здесь случайно, разговаривая с кем-то из подруг. И, как только он появился, помахала исчезнувшему собеседнику рукой, извиняясь, подошла к Павлу.
       - Прости, я не знала, что у вас совместная работа. Как это здорово! Мне даже нравится ваша придумка. Но когда вы успели?
       - Он ко мне ночью приходил. Принёс бутылку водки, посидели, пораскинули мозгами и решили объединить усилия, - растерянно проговорил Павел. Он и сам не ожидал такого поворота событий. Сгоряча брошенная фраза вдруг материализовалась и приняла реальные очертания. - А потом, разве это важно? Главное, что Чехов может спать спокойно, когда такие мэтры взялись за осуществление его идей. Какие у тебя планы на сегодня?
       Он, не останавливаясь, шагал к себе в гримёрку. Верочка, словно козочка в тридцать лет, прыгала следом. Прыг-прыг, прыг-прыг, мягко топали кроссовки. Бум-бум, бум-бум, стучали его каблуки.
       - Не знаю, вечером спектакля нет, в принципе, я свободна! - под дробь своих "копыт" нерешительно тянула она, не догадываясь, к чему он клонит. Может, решил исполнить своё обещание и сводить её в ресторан? Но она не в форме. - Мне надо зайти в общагу, переодеться.
       - Зачем? - удивился он.
       - Как? Чтобы выглядеть прилично.
       - Верочка, ты неотразима в любом наряде!
       Бездонные голубые глаза Павла не могли врать! Находясь уже в гримёрке, он смотрел на неё, не мигая. И Верочка, глядя в них, поверила. Поверила в то, что и на её пути встретился принц, пускай без лошади и не богатый, зато оценивший её. Она увидела в этой пропасти соблазна своё отражение в увеличенном размере. Вот её страстно целуют, клянутся в любви, и море цветов бросают к ногам.
       - Ну, ладно! Я могу и так.
       - Я хочу показать тебе одну вещь. Пойдём ко мне! - предложил Павел.
       Но Верочку не проведёшь! Знала она, какую такую вещь собираются ей показать. Вот все мужики такие! Сразу в постель затащить норовят. А поухаживать, как полагается, на это у них времени нет. А женщина, она всегда женщина! Она не против, нет! Но дайте ей почувствовать, сколь она желанна! Дайте ей насладиться чувством своего превосходства, демонстрацией своей красоты. Дайте вдоволь искупаться в словах любви, в словах признательности. А уж потом всё остальное.
       - Пойдём, - разочарованно протянула она, подумав, ресторан откладывался до зарплаты, если вообще состоится.
       - Нет, если ты не хочешь, то не надо! - Павел выдвинул ящичек стола, сунул в него свою роль. - Извини.
       - А что мы там будем делать? - по инерции продолжая кокетничать, спросила она, тараща свои невинные глазки.
       - Репетировать - семейный быт! Начнёшь стирать портянки.
       Не обращая внимания на её кокетство, Павел вспомнил, он же хотел зайти к знакомым художникам, узнать, может те слыхали что-нибудь о раскопах, проходивших в их городе в середине прошлого столетия. Отчёт, изданный отдельной книгой, его не устраивал. Слишком сухо изложен. Оставалось впечатление, что в нём недосказано то, ради чего и был задуман проект. Тем более, официально раскопки не признаны, мало пробито шурфов. А больше никто и не пытался узнать историю древнего кремля. Власти запретили копать в центре города, и он стоял нетронутой девственницей на протяжении нескольких веков. И вряд ли кому придёт в голову в наше время - закапывать деньги в землю, чтобы узнать частицу истории. А сколько ещё таких памятников осталось на севере России? Немного, нет - единицы! Они не сфинксы, их не ценят! И никому до них нет дела! И тайны их умрут, исчезнут с лица земли, как и эпоха цивилизации МУ. К чему он сейчас её вспомнил?
       - Совсем забыл! У меня ещё дела. Так что, поход откладывается.
       Он уже хотел было выйти, но Верочка, взяв его за руку, предложила:
       - Возьми меня с собой. Мне всё равно делать нечего, - голос её нервно задрожал. Только-только стали проклёвываться отношения, и на тебе! - А по дороге мы обсудим мою роль, ты так много о ней знаешь.
       Говоря это, она преследовала тайную цель - пусть видят все, что за ней тоже ухаживают. Специфика работы не позволяла ей ходить на ночные дискотеки, а где ещё знакомиться? Она, конечно, состояла на учёте в бюро знакомств, но пока безрезультатно. То же самое и в интернете. Не могла же актриса драмтеатра, дама публичной профессии, выставить своё фото на всеобщее обозрение? Нет уж, пусть уж лучше бытует мнение, что у неё куча поклонников и воздыхателей. В конце концов, мужики просто ещё не знают, какая она на самом деле. Сколько в ней душевного тепла, нерастраченной заботы о ближнем. Не подозревают о тлеющей искре любви, готовой разгореться в любую минуту. Она всё это отдаст тому, кто разглядит в ней королеву и падёт к её ногам, преклонив голову. А она со своей стороны сделает всё, чтобы мужчина чувствовал себя значительным и умным.
       Павел согласился. Они вышли из театра и направились в мастерскую его приятеля, где часто возникали стихийные попойки, при которых перемывали кости всем деятелям от культуры, не присутствующих на данном мероприятии. Того на месте не оказалось, мастерская была закрыта. На двери висела табличка " День трезвости! Нуждающихся прошу не беспокоить". Павел, потоптавшись на месте, не зная, что делать дальше, наконец, набрал номер его сотового телефона.
       - Говорит член общественной палаты Павел Дураков. Не могли бы мы с вами обсудить вопрос о процветающей коррупции в рядах творческой интеллигенции? Тут на дверях одного деятеля висит прямое вымогательство взятки. Культурное население города возмущено поведением отдельных индивидуумов.
       В трубке так же серьёзно ответили:
       - Пожалуйста! В приёмный день, с семнадцати и до полуночи. При себе иметь пол-литра и, желательно, два бутерброда.
       - Найдём! Я иду в магазин и через шесть секунд встречаемся здесь.
       На этом разговор закончился, и Павел с Верочкой, торопливо купив в ближайшем супермаркете продукты первой необходимости - водку, немного дешёвой колбасы, а для дамы два яблока, вернулись к дверям мастерской. Таблички уже не было, значит, хозяин данного заведения был уже на месте и ожидал приёма посетителей, возмущённых его отсутствием.
       Мастерская находилась в чердачном помещении небогатой фирмы - та сдавала чердак в аренду не от сладкой жизни рыночной экономики. Хоть какой-то, но доход имела. Полезной площади, не считая слухового окна, было, примерно, сорок квадратных метров - вполне устраивало бородатого высокого мужика, что сидел, развалившись, на старом потрёпанном кресле. Он был настолько дородный, что едва умещался в него. Гаргантюа и Пантагрюэль просто отдыхали, потому что не могли соперничать с ним в массивности тела.
       Поприветствовав друг друга рукопожатием, Павел представил Верочку своему старому знакомому:
       - Прошу любить и жаловать - Верочка! Благородная ромашка, королева полевых цветов.
       Она сделала книксен.
       - Сергей! Мой ближайший собутыльник. Теперь вы знакомы, совет вам да любовь!
       Верочка вспыхнула, но возражать не стала, да и глупо не прислушаться к совету про любовь. Мужчины попросили её накрыть поляну на журнальном столике, являющимся ровесником кресла и добытым вместе с ним на одной помойке. И пока Верочка занималась сервировкой стола, они с хозяином прошли вдоль картин, стоявших у стены. Остановились перед большим полотном, изображавшим сельских девушек на празднике урожая. На головах у красавиц были свежесплетённые венки из спелых колосьев хлеба, а сами они дружно водили хоровод на краю пропасти, в чём мать родила. Невдалеке, на скалах, стояли молодые трактористы, изображённые в виде страстных сатиров, с пивом в руках. В их глазах искрилась неземная страсть - ещё минута, и вся эта компания бросится предаваться любовным утехам. Одна из пар, не удержавшись на обрыве, уже летела в низ. В верхнем правом углу картины амур в ужасе быстро прятал свои стрелы обратно в колчан, торопясь покинуть развратный вертеп.
       - Что это? - спросил Павел.
       - Моё осмысление действительности. Вульгарность, пошлость поселились в нашем мире.
       - Разве? А как же тогда Евангелие? Вспомни, кто первым бросит камень?
       Сергей задумался:
       - Дело не в камне. Не помню, кто сказал, " вдохновение - это внезапное проникновение в истину". Мне вдруг захотелось сказать. Прощение греха - не есть его поощрение. И гибель нравственности равняется погибели духовной. А без неё нет нации, нет человека.
       - Тогда надо перечеркнуть весь Новый завет. Ученики предают Христа, и прощены. А это тоже нравственный критерий. Пилат, казнивший Бога, награждён. Значит, и убийство - не порок. Империи лишь расцветают, неся насилие и зло.
       - У меня всё готово! - позвала Верочка.
       Прервав свой разговор, мужчины подошли к ней. Сергей, любезно поцеловав ей ручку, сказал:
       - Пожалуйста, наглядный вам пример. Дама уподобляется двум алкоголикам и пьёт в антисанитарийных условиях.
       - Я ещё не пью, а только накрываю стол.
       Усевшись на своё законное кресло, хозяин предложил гостям стулья, стоявшие у слухового окна:
       - Прошу садиться! Итак, с чего начнём? О чём пить будем? Не думаю, что вкус алкоголя перебьёт вашу умную мысль!
       Разлив по стаканам водку, обратился к даме:
       - Верочка, ты здесь единственный нормальный человек, так пожелай же нам ума палату и чуть-чуть таланта.
       Верочка, скромно потупив глазки, подняла стакан, и глядя в пол, стыдливо тост сказала:
       - Я предлагаю за любовь! Она сестра таланта!
       Тост коллективно был поддержан, звякнули стаканы, и собравшиеся дружно выпили.
       - Так что же ты хотел, брат, от меня? Зачем нарушил мой покой и обет трезвости?
       Медленно пережёвывая кусок колбасы, Павел начал с того, что в краеведческом музее присутствуют не все предметы, найденные при раскопках в прошлом веке. Часть их куда-то бесследно исчезла. И не слышал ли Сергей что-нибудь интересное из уст одного из участников этой любопытной истории, ведь он иногда сюда приезжал и проводил семинары среди будущих историков в университете. Сергей подтвердил, что он слышал о странностях, которые происходили с археологами, начиная с первого дня работы. Им страшно не везло. Постоянно шли дожди. Потом стали исчезать найденные предметы. Или же фундамент обнаруженного строения превращался к утру в насыпь песка. Кровля подземного хода обрушалась прямо на голову рабочих, засыпая их с ног до головы. Были ещё необъяснимые случаи пропажи людей. Уйдёт человек после работы домой, а на следующий день его найти нигде не могут.
       - А что это ты вдруг заинтересовался историей? - спросил Сергей.
       - Ну, историей я интересуюсь давно, ты знаешь.
       Павел размышлял, говорить ему о перстне или нет? С одной стороны, он хотел поделиться своей новостью, а с другой, - это привлечёт к находке излишнее внимание посторонних, а он сам ещё не разобрался в ситуации - стоит ли обнародовать это открытие?
       - Что ты собираешься делать со своей картиной? - уходя от ответа, постарался сменить он тему разговора и сам обомлел от неожиданного известия.
       - Заберу с собой в Израиль.
       При слове Израиль Верочка, молчавшая до сих пор, встрепенулась.
       - Ни разу не была в Израиле. Вот бы поклониться гробу Господню! - на самом деле, она вообще ни разу не выезжала за рубеж. Ну, разве только в Киев, к тётке. - А там ведь столько памятных мест, связанных с именем Христа!
       - Ну, что вы! - Сергей со знанием дела вздумал провести краткий экскурс по туристическим маршрутам еврейской столицы. - Это моя историческая родина! Земля обетованная хранит в себе немало чудес. Я покажу вам стену плача...
       - Подожди! - перебил его Павел. - Какая родина? Ты в евреях никогда не числился?
       - Это как посмотреть! Народ мы православный, веруем в Отца и Сына, и Святого духа! Все мы дети Господа Бога нашего, Иисуса Христа. А он был еврей! А раз мы дети, следовательно, и мы все евреи. И не смотри на меня, как на сумасшедшего. Ты тоже еврей! Разве ты не хотел хорошо жить, при этом ничего не делая? Ты в шахте или в руднике встречал еврея? Ты и сейчас продолжаешь дело наших отцов. Я тебе, как будущий раввин, говорю. Строительство церкви и её обряды - это хорошо разыгранный спектакль, с перевоплощением и верой. Всё Христианское учение основано на версии апостола Павла, который даже не являлся учеником Христа. Но он забыл, что у Христа был брат Иаков, защитник и сторонник веры. И, чтобы жить не по законам леса, нам нужен был устав. Вот и придумали Завет. А истинная вера через дела идёт. В душе не сотвори греха!
       Он говорил всё это беззлобно, даже с каким-то уважением. А Верочка смотрела на него восторженно. Какой умный собеседник! Этот русоволосый большегруз, с окладистой старческой бородой, нравился ей своим добродушием, простотой взглядов, открытостью. И формы его её не смущали. Заметив неравнодушие к своей персоне со стороны прекрасной дамы, Сергей предложил:
       - Хотите поехать со мной?
       Неожиданно для себя Верочка согласилась:
       - Я не думала об эмиграции. Что я там буду делать? А впрочем, мне и здесь делать нечего, - она простодушно развела руками и заулыбалась, - только у меня денег нет.
       - У меня их тоже нет! - приободрил её Сергей. - Мы перейдём границу нелегально. Один знакомый бедуин мне обещал верблюда подарить. Я на одном горбу присяду, а ты взберёшься на другой. Нам, главное, пустыню пересечь.
       - Согласна! - Верочка развеселилась. В глазах её светились огоньки. - Я холод не люблю, а сидя на верблюде, можно загорать.
       - Нет, ты это всё серьёзно? - У Павла в голове не умещалось, как же так? Сергей всегда любил Россию, гордился ею. И тут вдруг, на тебе, в Израиль. - А чем же наш народ тебе не угодил?
       - А тебе самому не противно, быть в стаде послушным ослом? - Сергей начал распаляться. - Мне унизительно считать себя одним из тех, кто не ценит национальное достояние и распродаёт его по дешёвке на запад. Вековую культуру продолжают уничтожать планомерно. Дворцы и усадьбы отданы олигархам под дачи! Эрмитаж разворован! Памятники архитектуры подлежат сносу! Да ты и сам об этом знаешь, что я тут перед тобою бисером стелю. Достаточно включить лишь телевизор. Наше главное СМИ превратилось в инкубатор производства дебилов. Сплошное шоу, кто хочет на халяву миллион!
       - Это не повод бежать.
       - Да не нужны мы здесь с тобой! В России мыслящих людей - традиция уничтожать! Давай-ка, выпьем! Ей Богу, мы не за этим собрались, чтоб дискутировать по поводу меня.
       Сергей налил, взглянул на Верочку, спросил:
       - А ты не будешь возражать, если Сарочка со мной поедет?
       - Ну, что ты! Я же понимаю, что холокост нанёс значительный ущерб на численность евреев. У тебя вполне патриотические намерения исправить ситуацию. Только я не понял, Сара - кто?
       - Да вот она сидит! Знакомься!
       Павел изучающим взглядом посмотрел на Веру, на эту хрупкую актрису, сомневаясь, что она может пополнить род Адама множеством Иаковых, Изабелл и Борменталей! На худой конец, разве что каким-нибудь Иваном!
       - Ты, Вера, как? Поможешь?
       Верочка хоть и захмелела, но ясно поняла, Павел не ценит её, как подругу. Ну, что ж! Принц иногда заезжает в Израиль. Поднявшись со своего места, она пересела на подлокотник кресла к Сергею. И, демонстрируя свою независимость, в укор Павлу сказала:
       - Ради любимого человека я готова на любой подвиг.
       - Вот и славненько! Вы уж тут без меня разберитесь, какой у вас по расписанию заложен на сегодня подвиг. Я, пожалуй, пойду.
       - Ты меня оставляешь? - Верочка сделала вид, что обиделась.
       - Только до завтра! Надеюсь, вы ещё не уедете. - Пожав руку Сергею и дружески чмокнув в щёчку Верочку, Павел ушёл, оставив приятеля в недоумении: зачем, собственно, он приходил?
       Домой пошёл не сразу - ещё раз посетил краеведческий музей, где находился макет древнего кремля и экспонаты раскопок. Постоял над ними, о чём-то усиленно соображая и что-то решив для себя, решительно вышел. Зайдя в свою квартиру, обратил внимание на то, что лежавший на столе перстень, странным образом обновился - стряхнул с себя грязь и пыль, отчётливо показывая надпись и рисунок. Взяв его в руки, стал рассматривать. Но, как ни старался, понять ничего не смог. Эти изображения ни о чём ему не говорили. Надо сегодня же найти этого старика и спросить его о перстне. С этой мыслью он не спеша заварил себе кофе, составляя план поиска - обойти два монастыря, женский и мужской, где-то там, очевидно, и нашли себе приют бездомные. Расспросить у них о старике, а там уже по ходу действия. И надо бы загадку разгадать: алтарь, решётка? Надо думать.
       Немного отдохнув, Павел отправился уже не раз исхоженным путём, к развалинам монастырей. В женском, который стоял на обрыве, никого не обнаружил. Благодатная тишина и покой царили здесь. Святое место и поныне берегли небесные покровители. Он представил себе симпатичных монашек, исполняющих послушание, и когда-то живших здесь, двор, усаженный цветами, вот благочестивая молитва льётся из дверей храма, поёт хор. И Юкостаса, настоятельница обители, выходит в окружении послушниц, заботливо, как мать, гладит по голове одну из них, произнося слово Божие. Молодые девушки внимательно внимают, качают головой и крестятся. Захотелось вновь её увидеть, поговорить. От нахлынувших грёз его оторвал опять неизвестно откуда появившийся старик.
       - А я тебя узнал.
       - Это ты? А я как раз ищу тебя! - Хоть и не ожидал так быстро увидеть его, но обрадовался. Не надо бродить понапрасну и тратить своё время. Павел испытующе оглядел его, словно, сомневаясь, тот ли это старче, потерявший загадочный перстень? Поэтому сразу не стал выдавать свои намерения. - Ты ничего не потерял?
       - Мил человек, да что же мне терять? - явно смутился старик. - У меня и кошелька даже не имеется. А ты что-то нашёл? - в свою очередь полюбопытствовал тот.
       Оглядевшись по сторонам и убедившись, что никого нет, Павел схватил его за горло и хрипло прошептал:
       - Говори, откуда перстень у тебя? Или я душу из тебя вытряхну!
       - Не знаю никакого перстня! - пытался вырваться старик. - Отпусти меня, мне больно, - его ноги подкосились, и он слегка присел.
       - Говори, не то придушу, и не найдёт никто. Бомжей не ищут, понял? - Павел мёртвой хваткой зажал его кадык в своей руке и сдавливал пальцами пульсирующий кусочек мышцы. Ещё мгновение, и он вырвет его из прокуренной глотки.
       Бедный старик! Уже ослабев, вяло кивнул головой. Ему ли не знать, что власть к нему безразлична. Она только и ждёт, чтоб они передохли скорей.
       - Скажу, я всё скажу, - освобождаясь и потирая шею, сипел он. - Пойдём.
       - Куда? - Павел подумал, что этот бомжатник хочет вывести его в людное место и там избавиться от него путём взывания о помощи к прохожим.
       - Не волнуйся, не сбегу. Всё равно найдёшь меня! - старичок, оправившись от удушения, говорил убеждённо. - Я давно заприметил тебя, ты часто здесь бываешь. Однако, ищешь что? А может, у меня оно и есть? Я, так и быть, секретом поделюсь. Мне он уж ни к чему. А ты, смотрю, настырный. Пойдём.
       Неуклюжей походкой он заковылял прочь. Павел послушно пошёл за ним. Не знал старик, чем это кончится для него, а то бы предпочёл умереть сразу, не сходя с места. Через какое-то время они оказались у того самого алтаря, где и находилась взломанная решётка. Место, как и тогда ночью, по-прежнему было пустынным - ни тебе случайных прохожих, ни любопытных взглядов. Смеркалось. Старик попросил дать ему отдышаться и присел на кучу мусора. Павел сел рядом. Раскурив свою трубку, пленник поведал печальную историю давно минувших лет.
       Когда-то его отец, служивший в НКВД, на допросе выбил из одного монаха признание, что тот в Гражданскую войну помогал белому движению и прятал царских офицеров в подземной церкви, известной лишь ему. Узнав, где находится в неё ход, в надежде чем-нибудь поживиться, он, быстро расстреляв монаха, спустился туда. Каково же было его изумление, когда он обнаружил там не то чтобы клад, а настоящее хранилище ценностей. И золочёную церковную утварь, старинные иконы, посуду с царского стола, а разных украшений, разложенных по ящичкам, было и не счесть! Единолично обладая таким богатством, расставаться с ним не захотел, но и воспользоваться не мог - времена не позволяли. Так и лежало всё не тронутым многие, многие годы. Единственно, что он взял себе, так это перстень, не привлекавший, по его мнению, большого внимания со стороны знакомых. А перед смертью всё поведал сыну и перстень передал. Теперь вот он хранитель тайны, но как распорядиться столь значительным состоянием, не знает. И потому хотел бы доверить всё человеку бескорыстному и честному, каковым ему и показался Павел. Затем и подбросил перстень, чтобы проверить его реакцию на находку.
       Рассказ старика впечатлил Павла. Не терпелось поскорее взглянуть на эту церковь. Открытие неизвестного хода уже пьянило воображение картинами таинственного прошлого. Сердце подсказывало, что вот-вот он станет обладателем знаний, завещанных нашими предками будущему поколению. Ведь хранятся в Тибете многочисленные рукописи, содержащие сведения о непознанных явлениях и открытиях. Почему бы и здесь не обнаружить нечто подобное?
       - Ну, и где же твой ход? - Павел поднялся, прошёлся по алтарю в надежде, что он сам догадается, как в него войти.
       - Не спеши. Всё не так просто! - выбив свою трубку, старик поднялся, подошёл к одной из колонн, обнял её и заёрзал, вокруг.
       Наблюдавший за любопытной сценой Павел, спросил:
       - Ты никак решил изнасиловать кусок православной реликвии? Не одобряю, Бог накажет.
       - Не смейся. Помоги лучше.
       - Нет уж! Мастурбацией на камне занимайся сам!
       - Старый я стал, сил уже нет. Надо повернуть колону вправо.
       Вдвоём, облепив, как мухи, массивную колону, они с трудом сдвинули её с места. Облегчённо вздохнув, старик подошёл к выломанной решётке.
       - Спускайся первым, у меня нет фонаря.
       Павел вглядывался в открытое перед ним пространство. Камень, лежавший под решёткой, ушёл вниз, открывая чёрный провал в пустоту и образовывая первую ступень для спуска.
       - А если ты меня закроешь там? - закралось у него подозрение о благих намерениях старца. - Нет уж! Только после вас. Кстати, у меня ведь тоже нет фонаря.
       - Тогда давай оставим всё до завтра, - предложил старик.
       Задвинув всё на место, они договорились, завтра, как стемнеет, придти сюда и заняться дальнейшим ознакомлением с подземным царством тьмы.
       В каком-то смысле Павел был доволен. Приоткрылась завеса над одной из тайн.
       Вернувшись домой, подумал, а не отправиться ли сейчас туда одному? А если его там замуруют? Нет, придётся ждать до завтра.
       Но существовала ещё одна тайна. Позамысловатей этой.
       Что за странный сон? Регулярно, каждую ночь он посещает другой мир и в нём живёт реально. Неужели его тонкие материи способны перемещаться во времени? Тогда он необычный человек! Но вот как сделать так, чтобы оказаться там сознательно? Для начала он решил лечь и, не засыпая, попробовать мысленно представить себя, находящимся на горном плато. Лежал часа два, ворочался с боку на бок. В конце концов, понял, что занимается ерундой. Искурив пару сигарет, лёг уже просто так, отдыхать перед рабочим днём. Завтра на репетицию, а он ещё и текст не трогал, на нём и конь не валялся, а Чехов требует уважительного отношения к себе и с того света будоражит сознание режиссёров своими опусами на тему смысла жизни.
      
       * * *
      
       Когда он пришёл, Юкостаса была уже на месте. Она стояла на обрыве пропасти, и слабый ветерок парусом раздувал её лёгкое платье. Сразу вспомнилась Ассоль с её грёзами о сказочном принце. Захотелось перевоплотиться в красивого, стройного юношу и одарить счастьем мечтательную красавицу, но не было у него ни корабля, ни денег, ни молодости. Были пролысины на голове и небольшой живот.
       - Я не о том думаю! - Юкостаса повернулась к нему лицом. - Мечтать нужно в детстве, тогда появляется стремление быть лучше и чище, ты же пропустил эту стадию, в стремлении быстро повзрослеть. Садись, - жестом пригласила его к камню, как бы самой природой выдолбленного в скале и предназначенного для душевного разговора.
       Они присели на его тёплую поверхность. Павел расслабился, было так хорошо и уютно. Внизу расстилалась цветущая яркими красками равнина, рядом была обворожительная женщина, пахнущая луговыми цветами, и он, влюблённый и счастливый.
       - Я так рад тебя видеть!
       - Знаю! - она помолчала. - У меня к тебе есть просьба.
       - Я готов на всё! Хочешь, я птицей взлечу в небеса? - ему казалось, что он легко может воспарить над равниной, стоит только слегка оттолкнуться ногами от края пропасти.
       - Разобьёшься! - читая его мысли, она ласково улыбнулась. - Но я научу тебя этому. Только не сейчас, позже. Скажи, ты не боишься здесь бывать? И как ты вообще сюда попал?
       - Не знаю. Это происходит помимо моей воли. Разве это так важно? Одно желание видеть тебя может преодолеть любое расстояние.
       Его влюблённость льстила Юкостасе. Как женщине, ей было приятно видеть пылающий страстью взор мужчины, родом из другого мира, примитивного, не развитого. Но нельзя позволять себе слабости. Стоит только один раз дать волю чувствам, как попадёшь в зависимость от них. Да и тот ли это человек, которому суждено сыграть немалую роль в планах её цивилизации?
       - Я прошу тебя пойти со мной!
       - С радостью! - Павел энергично вскочил со своего места, готовый следовать за ней хоть на край света, а может, он и был на краю? Вполне правдоподобно с другой стороны плато не видно больше гор, внизу зияет бездна. Тогда любопытно заглянуть за него. Свеситься вниз, с этого края, и плюнуть. - Но что я должен делать? Ты сама говоришь, что я ни на что не способен, что мне многому надо учиться.
       - Я говорю не от своего имени. Мне поручили спросить твоё согласие на помощь в одном деликатном вопросе. И если ты не возражаешь, то привести тебя для представления нашему коллективному разуму.
       - Это человека так зовут?
       - Можно сказать и так!
       - Веди! - Павлу стало любопытно, что ещё за разум существует здесь? Ведь все его вопросы к жителям города оставались безответными. А сейчас представилась возможность проникнуть к чему-то запрещённому, неисследованному. Возможно, и он станет здесь своим. - Но хотя бы намекни, что от меня требуется?
       - Я не могу. Если твою кандидатуру сочтут подходящей, то ты получишь соответствующие инструкции.
       С этими словами она встала, поднялся и Павел. Взяв его под руку, молча подвела его к краю пропасти. Внизу была бездна, вверху - голубое небо, и два человеческих изваяния застыли перед последним шагом в эту манящую и притягивающую пропасть.
       - Страшно? - спросила Юкостаса.
       - Как подумаю, что от меня останется, если я сорвусь туда, то становится не очень приятно, - ответил Павел.
       - Но ведь ты хотел научиться летать? А для этого нужно преодолеть страх.
       - Если я его и преодолею, то крылья у меня всё равно не вырастут. Я рождён ползать.
       - Ошибаешься! Лети! - и она слегка подтолкнула его в спину.
       Этого было достаточно, чтобы он, беспомощно болтая руками и ногами, мгновенно устремился вниз. Прожитая жизнь перед глазами не мелькала, он только и успел подумать, как больно будет превратиться в кучу дерьма, - это всё что после него останется. И ожидая встречу с приближающейся цветущей землёй, мысль - цветов не надо будет. Они уже растут. Могилой станет вся земля. Неожиданно почувствовал, что кто-то взял его за руку. Рядом оказалась Юкостаса.
       И, о чудо! Тело вдруг стало лёгким, и куда-то пропало земное притяжение. Теперь он уже плавно парил. Юкостаса направила его на встречный поток воздуха, он их подхватил, паруся одежду, и они летели, как по волнам, то опускаясь вниз, то поднимаясь к облакам. В эти минуты восторг переполнял сердце. Какое удовольствие купаться в молочной мгле, выныривая из неё и вновь погружаясь в туманную сырость. Распластав руки, чувствуя себя птицей, он не мог говорить. Только с удивлением озирался по сторонам и молча, недоумевая, вопрошал у улыбающейся Юкостасы: что же такое происходит? Почему они не разбились? А она, положив его руку себе на талию, принялась танцевать вальс. В ушах свистел ветер, звучала музыка, и они, безумные, счастливые, беззаботно кружились в голубом пространстве неба. Даже пролетающие мимо птицы, увлечённые необычайным зрелищем, широко раскинув крылья и соединив их концы, парами вальсировали рядом. Казалось, и горы танцуют вокруг. Наконец, устав, они опустились на землю, и она с блеском в глазах, выражавшим переполненную чашу счастья, спросила:
       - Тебе понравилось? А говорил, не умеешь летать!
       - Я, в самом деле, не умею, объясни! - он ещё не успел отдышаться и говорил взахлёб, восторженно глядя на свою спутницу.
       - Я просто передала тебе энергетику, которой ты не умеешь пользоваться. Она в тебе, её нужно развить. Со временем ты будешь также свободно парить, как эта стая птиц. Легко и свободно, - глядя на порхающую стаю, произнесла она.
       Ещё не отойдя от ошеломительного восторга, он в порыве чувств притянул её к себе и крепко поцеловал. Не ожидая такого нахального и наглого поведения, она тут же оттолкнула его. Озираясь по сторонам, испуганно зашептала:
       - Ты что? Нельзя! - но всё её существо говорило "можно, можно".
       - Почему?
       - Потому что... - не договорив, она прикусила губу и отвернулась. - Я должна отвести тебя в одно место, где у тебя состоится разговор на очень важную для тебя тему. И от его исхода зависит твоё будущее.
       - Так пойдём! - Павел с готовностью протянул ей руку и извинился. - Прости, если обидел тебя. Но мне кажется, я влюблён. Я не могу с собой ничего сделать. Все мысли только о тебе. И я хочу одного - быть только с тобой!
       - Это пройдёт! - неуверенно ответила Юкостаса. - Хотя мне и приятно.
       - Неужели я тебе нисколько не нравлюсь?
       - Дело не в этом. Ты очень даже привлекательный, и будь я... - тут она опять замолчала. Что-то мешало ей закончить свою мысль.
       Склонив голову, она медленно, о чём-то задумавшись, побрела в направлении города. Павел шёл следом. Через некоторое время он услышал странный вопрос:
       - А любить, это как?
       Растерявшись от нелепого вопроса, он не знал, что ответить. А она смотрела на него своими лучезарными глазами, пытливо дожидаясь, что же он скажет про любопытное, интересное чувство? Ей ещё ни разу не доводилось испытывать подобное внутри себя. У них не было принято позволять себе слабость в отношении плоти. Энергия управляла всеми чувствами. Лишнюю, мешающую правильному распределению полезного действия, просто убивала. Когда она впервые увидела его, то сердце как-то странно ёкнуло, забилось учащённо. Тогда она не придала этому значения, а потом и вовсе началось непонятное. Ей захотелось увидеть его вновь и даже говорить с ним. Может, это и есть любовь?
       - Любить - это, значит, не отдавать себе отчёт в своих поступках. Совершать немыслимые глупости и готовность принять смерть ради любимого человека, - он сорвал ярко-красный бутон лугового цветка. - Любовь расцветает, не смотря ни на что! Она сама по себе. Затмевает разум, и в результате, ты можешь полюбить даже ядовитую колючку.
       Юкостаса резко повернулась к нему. Её глаза наполнились лукавством.
       - А ты меня любишь, как колючку? Или я для тебя значу больше?
       - Я ещё сам не разобрался. Но ради тебя готов на всё!
       - Если твой разум не в состоянии управлять, то, значит, ты исчерпал свою энергетику! - из всего сказанного она сделала свой логический вывод.
       Заметно повеселев, взяв его за руку, нежно сдавила её. Их пальцы сплелись, передавая друг другу импульсы взаимопонимания. Так в молчаливом согласии они дошли до строений города. Надо отметить одну удивительную вещь, ни одно здание здесь не походило на другое. Ты как будто попадаешь в музей архитектуры. На огромном пространстве смешалось всё! Все стили разных эпох. Но расположены они были так, что создавали единый ансамбль задуманного проекта. У ворот тебя встречают китайские драконы и постепенно передают египетским сфинксам. А уж далее - и греческие храмы, и римские акведуки, и удивительный Колизей. Мусульманские минареты переплетались с христианскими и буддийскими храмами, и в завершении, на небольшой возвышенности, - высокий готический храм, куполом упиравшийся в лёгкие, белые облака. Такое зрелище обескураживало и одновременно подавляло своим величием. Среди такого нагромождения Павел чувствовал себя мелкой букашкой, нечто вроде муравья перед слоном. Он уже давно ходил по этим улицам с опаской в ожидании, что непременно случится что-то из ряда вон выходящее. Например, вылезет из какого-нибудь собора инквизиция и начнёт пытать его.
       Вот и сейчас, он шёл, полагаясь во всём на свою спутницу. Выйдя на площадь, где красовалась величественная пирамида, они на какое-то мгновение замерли от её подавляющей власти. Кто вложил в неё такое суровое величие? Какие тайны в ней? Зачем, среди песков сооружение из камня? Гордые сфинксы ожившим взглядом прожгли насквозь фигуру Павла. И одобрительно моргнув, позволили войти вовнутрь. Каково же было его удивление, когда они оказались в огромном зале, стены которого были покрыты чёрным мрамором со странными рисунками, выложенными вдоль стен из различных драгоценных камней. Такие же рисунки были выгравированы и на его перстне. В центре стоял необычный длинный стол, весь из цельного куска зелёного малахита, по бокам которого свешивались пещерные сталактиты. Над ним, в стене, был треугольник с глазом. И в центре перстня был такой. В кресле, за столом, восседал мужчина. Не говоря ни слова, он жестом пригласил гостей сесть. Когда же они расположились на стульях из белого мрамора, он прикрыл глаза и задумался.
       Нарушить тишину не смел никто. Павлу даже показалось, что тот уснул. Зато он успел подробно изучить черты его лица. Где-то он его уже видел. Белые длинные волосы спускались до плеч, обрамляя худощавые скулы, покрытые седой бородой. Полукруглые брови, прямой нос. Этот образ напомнил ему икону Спасителя. Глядя на него, хотелось перекреститься. Через какое-то время чудотворный образ открыл глаза и посмотрел на Павла. Это был пронзительный магнетический взгляд, под влияние которого попадали сразу и оказывались в его власти.
       Тело Павла обмякло, и он почувствовал, как какой-то туман окутывает его. Голова мгновенно распухла, кто-то невидимый раскроил его череп, вынул мозги и тщательно прополоскал. Теперь он не помнил своего прошлого, не знал, как оказался здесь? Он не помнил ничего! Как будто и не было жизни! Голова была светла и ясна, как у младенца, в день его появления на свет.
       - Ты, действительно, не помнишь, кто ты есть? - прозвучал голос.
       Павел замотал головой, стараясь припомнить хоть что-то. Но память не прояснялась. Он всегда был здесь! Он даже знает, что отсюда есть ход к нему домой. Если пойти прямо, вон к той двери, то окажешься в пещере, откуда есть ход, по подземному лабиринту, к развалинам старого монастыря. В нём он и жил.
       - Я напомню тебе! - старик встал и вновь стал прохаживаться по пустынному залу. Его шаги гулким эхом отдавались в сознании Павла, впечатывая в него каждое слово. - Ты являешься руководителем одного из подразделений нашего центра. И возникшие в нём беспорядки - отчасти твоя вина. И ты обязан в кратчайшие сроки установить должную дисциплину. Юкостаса определяется твоим ближайшим помощником и советником. Я надеюсь на твоё благоразумие и ответственность, ибо от твоих действий зависит будущее нашего дела.
       Не говоря больше ни слова, он удалился в скрытую от посторонних глаз дверь. Павел молчал. Ему вдруг вспомнилось, его резиденция находится среди жарких песков, где он, избегая палящего зноя, постоянно укрывался в каменных покоях дворца. Ему хотелось задать ещё несколько вопросов, прояснить ситуацию, но они остались вдвоём с Юкостасой. В надежде, что она пополнит его частично утерянную память, взглядом обратился к ней. В ответ она, поднявшись, взяла его за руку и пригласила к выходу.
       - Пойдём. Я должна кое-что тебе показать.
       В такую же скрытую дверь они прошли в коридор, который винтовыми ступенями круто спускался вниз. Шли не торопясь, и по пути она рассказала такое, о чём Павел и не догадывался.
       - Наша цивилизация переживает уже не первое потрясение. Но и мы являемся лишь проводниками более совершенных знаний. Мы никак не можем закончить задуманное, мешают катаклизмы, происходящие во Вселенной. Мы вынуждены жить в измерении, недоступном простым смертным, иначе мы исчезнем вместе с вами. Не удивляйся, что твоя память стёрта временем. Но это необходимое условие для выполнения поставленной задачи. Клонирование общества не закончено. Мы не успели вывести клон, способный достичь уровня нашего развития. Сейчас планете грозит опасность, что приведёт к гибели почти всего живого на земле. Наша задача и цель - сохранить выведенное потомство и ждать, когда оно достигнет эволюционного развития. Но произошло непредвиденное - развитие пошло в сторону нашего наихудшего ожидания. Женщины стали вступать в связь с мужчинами до рождения ребёнка, а это влечёт за собой плохие последствия. Женщина устроена так, что сохраняет в себе генетические коды всех, с кем она вступала в половые отношения. И при рождении плод впитывает в себя всё! И хорошее, и плохое. Наконец, низменные пороки возобладали и грозят самоуничтожению клона. Необходимо дать им тот ориентир, которому они должны следовать.
       - Но причём здесь я? - не понимал Павел.
       - Ты являешься одним из них, и тебе будет проще их понять и принять решение, требующее незамедлительных действий. Мы не в силах заново историю создать, столетия жизни изменить, но вот подправить что-то - можно. Сейчас мы спустимся к аппарату, который перенесёт нас в нужное пространство.
       Юкостаса выглядела серьёзной и сосредоточенной. Павел ничего не понял из сказанного. Что он должен делать, и какие шаги предпринять? И вообще, кто он такой? Эта мысль свербила голову. Почему он ничего не помнит? И что самое странное, эта женщина перестала его волновать! Он чувствовал её близость, но никаких желаний при этом не возникало. Они вошли в абсолютно пустую маленькую комнату и остановились. Где-то под потолком забрезжила светящаяся точка и постепенно залила пространство ярким светом. И Павел почувствовал, как в его тело проникло что-то холодное, чужеродное. Он уже не владел собой, в него вселился другой человек со своими мыслями и поступками.
       Не помня себя, и кто он есть на самом деле, очнулся он в другом мире, как будто и не покидал его. Теперь он помнил своё детство мальчиком из Рима, который с годами превратился в достойного служаку! Воспитали его воином, заложив при этом умение не сомневаться в том, что убивать других - благое дело! Уничтожив зародыши чувств, развили инстинкт самосохранения. При малейшей опасности рука сама тянулась к кинжалу. Теперь он верно служит Риму, сея смерть и проливая кровь.
       Под сводами его дворца не было уголка, где бы он не бывал. Внизу, в подвале, была пыточная. Стояли растяжки, лежали клещи, дробилка для костей. Сейчас он сидел здесь и смотрел на трёх приговоренных к пыткам женщин. Их поместили сюда для внушения страха и ужаса при виде орудия пыток. Своеобразное подавление воли человека перед правосудием. Их осудили за то, что они несли разврат. Считались блудницами, пали в грехопадение. Ему хотелось знать, что заставило их ступить на всеми осуждаемую стезю? Хотя там, откуда он прибыл, в столице священной империи, это не считалось пороком, а являлось обыденным, и как само собой разумеющееся. Схваченные женщины были измазаны кровью, с растрёпанными волосами, плачущие, они валялись на грязном земляном полу. Глядя на них, Павел думал: "А если б он родился здесь? Неужели бы и он слепо верил сказкам о Боге? И следовал его заветам? Почему эти женщины не имеют права на собственную жизнь? Каждый проживает отпущенный ему срок, согласуя свои желания со своими потребностями. И разве это грех, любить тогда, когда захочешь?"
       Одна из сестёр ползала у его ног и молила о пощаде, взывала к состраданию. Но он привык к такой картине. Все они здесь становились чистыми и безгрешными. А он, как наместник, обязан поддерживать церковь. Иначе наступит хаос, и начнутся беспорядки. Об их казни просили и священнослужители.
       - Признаёте ли вы, что нарушив закон церкви, принимали у себя дома незнакомых мужчин? - монотонно спрашивал он. Нужно показать своё безразличие, чтобы дать возможность осуждённым в последнем порыве раскаяния, убедить его в обратном.
       - Признаём, но это были только гости, всё остальное - навет! - плача, обращаясь к нему, голосила одна и них.
       - Вот обвинение святой церкви, - и он зачитал несколько строк из свитка, лежавшего перед ним. - "Три сестры, желая приумножить своё благосостояние, предавались разврату за деньги".
       Старшая из сестёр поднялась на колени и, протягивая вперёд грязную худую руку, спросила:
       - Является ли виной то, что мы выгнали из дома первосвященника, желавшего предаться с нами любви? И разве может церковь считаться святой, если требует смерти? Разве закон запрещает, принять у себя дома странствующего пророка?
       Павел хорошо знал, что в этой стране каждый второй считает себя пророком и старается заманить в свою секту как можно больше верующих. Отсюда среди населения распри и беспорядки. Жалости к этим женщинам у него не было. За годы правления сердце его ожесточилось, да и глупо проявлять сочувствие к людям второго сорта. Но эти были очень симпатичные еврейки, и он подумывал о том, чтоб заменить суровое наказание смертью, на более мягкое - публичное осуждение. Пусть выставят их, по одной, на трёх главных площадях города, и сам народ осудит грешных.
       - Я верю вам. Но не могу простить. Поощрение греха - плохой пример для подражанья. Тому есть доказательства - Иуда Галилейский. Он тоже ученик пророка. Однажды за предательство он деньги получил, теперь же стал врагом. Уж два года восставший город возглавляет, ведёт бунтующий народ к погибели за веру. А верить-то во что? - Он говорил спокойно, без волнения, так как знал, что верить там в какого-то мессию, - просто глупо. Верить вообще никому нельзя - предадут!
       Одна из сестёр поднялась и, обращаясь к двум другим, заговорила:
       - Сара, расскажи, как представитель этой власти, ворвавшись в дом, насиловал тебя. Как убивал отца за то, что он вступился. Как осудили нас в неподчинении властям, а воин Рима лишь смеялся.
       Она закрыла лицо руками, её плечи нервно вздрагивали. Сгустки крови на её волосах и грязная одежда придавали ей зловещий вид несправедливо осуждённой, несущей наказание за то, что женщиной родиться привелось. Успокоившись, она твёрдо, угрожающе заявила:
       - Запомни нас, ты понесёшь ответственность за злодеяния свои, через потомков! И не одно, не два колена, весь род твой будет проклят!
       Буквально пять минут назад он пожалел сестёр, теперь её слова в нём разбудили злость. Никто не имел права повышать на него голос. А тут, какие-то ничтожные, падшие женщины вздумали ему угрожать. Но внутри, у самого сердца, сжался комочек холода. От её слов мурашками покрылась спина. А эта, шлюха, надвигалась на него, тянула руки и с ненавистью шептала:
       - Будь ты проклят! Проклят! Проклят!
       Не помня себя, он вынул короткий кинжал и ожесточённо, взмахом руки, полоснул её вдоль шеи. Женщина тут же безвольно рухнула на колени, глаза её широко открылись и уткнулись в земляной пол. Тело в конвульсии ещё два раза дёрнулось и затихло. В ярости он ещё несколько раз воткнул в её сердце кинжал.
       - Ты сама подписала себе приговор! - он обвёл взглядом притихших сестёр и усталой походкой направился к выходу. У двери ещё раз обернулся и добавил:
       - Молитесь! Завтра ваша участь!
       Теперь они были спокойны. Словно, высшие силы дали им мужество перебороть страх смерти и вселили в них веру, что не стоит печалиться о бренном. Сёстры не плакали, они молились. И уже не обращали на него никакого внимания. Павел поднялся наверх. В тени, спасаясь от палящего солнца, сидела Юкостаса. Её взгляд вопрошал, какое решение он принял по отношению к осуждённым. Кровь на его одежде говорила сама за себя.
       - А ты не милосерден! - с каким-то затаённым смыслом произнесла она.
       - Они достойны того, чтобы принять смерть за свою веру! У них впереди царство небесное! - возбуждённый, он хотел пройти мимо, но остановил вопрос:
       - А если бы среди них была твоя мать?
       - Никто не вправе осуждать мои действия! - сурово произнёс Павел. - А если будешь вмешиваться в мои дела, я и тебя священникам отдам. Скажу, что ты блудница.
       На Юкостасу его слова не произвели впечатление. Её чело нахмурилось, морщинами покрылся лоб, пытаясь что-то решить для себя, сказала своё мнение о церкви:
       - Просящий смерти для других не может быть служителем у Бога! Народ уже не верит тем, кто унижает род Адама. Деяния скомпрометировали церковь. Есть тот, кто им по духу ближе! Кто обещает им защиту. Они пойдут за ним.
       Юкостаса, конечно же, имела в виду мятежника, вставшего на борьбу с римлянами. И с теми, кто, прикрываясь именем Господа, несёт зло. Этот человек в борьбе противоречий смог приоткрыть окно к великому познанию себя. Постигнув глубину тех знаний, что даровал учитель, он смог продолжить его дело, глаголом истину неся. А этот вояка, стоящий перед ней, не понял, что найти себя в себе - есть предначертанное Богом! Нет, не сможет он себя постигнуть и праведное дело совершить. До её слуха донеслось:
       - Сегодня прибудет ещё один легион. Иуда Галилейский должен быть пленён! Иначе все поверят, что за ним стоит Мессия. Слишком долго он удерживает город! - всё ещё нервничая, хрипло говорил он.
       - Что сказали тебе эти женщины? - думая о своём, Юкостаса уже приняла решение, осталось только воплотить его в жизнь.
       - Под пытками они ума лишились и связно говорить не могут! - ему не хотелось обсуждать эту тему. В душе остался неприятный осадок от встречи с этими неблагодарными тварями. Могли бы и в живых остаться, так нет, с проклятьями полезли. Сами виноваты! - Я предлагаю выпить за наведение порядка, за нас с тобой, за цезаря, за то, чтоб жизнь казалась вечной нам!
       Позвонив в колокольчик, стоявший на небольшом столике, он приказал вошедшей служанке принести вино и бокалы. И уже потом, глядя на закат, вновь вспомнил о проклятье. Стоит ли верить в него? По его приказу - тысячи распятых на крестах. Вон их, сколько стоит на горе. И каждый проклинал его пред смертью. А, следовательно, он давно погибнуть должен. Но нет! Он ради них самих несёт то зло, что очищает расу. Они ещё не знают, что впереди их счастье ждёт. Пока они глупы и тупы. Но он их вразумит. Они поймут потом, какое бремя он взвали себе на плечи. И вот несёт его, не плача, не скуля.
      
       * * *
      
       Летний рассвет наступает рано. В четыре часа утра лучи восходящего солнца, ещё не совсем проснувшись, бродят по комнате и ищут, кого можно обласкать и разбудить? Заглядывая Павлу в глазки, один из лучей полз по его небритой щеке, укоряя за неряшливость и нечистоплотность. Его теплота возымела своё действие. Он приоткрыл веки, подумал: " Опять эта несносная жара. А ведь сегодня нужно выступать на подавление мятежа"! Проснувшись окончательно, не понял - где он есть? Почему он находится в какой-то грязной комнате? Где Юкостаса? Где прислуга?
       - Вот чёрт! Опять эти дурацкие сновидения! Так и с ума сойти можно, - хрипло пробормотал он.
       Поднявшись, сходил в ванну. Умылся, побрился. Сварив кофе, сел за стол и включил компьютер. Набрал в поисковой системе одно слово - "МУ", хотелось узнать немного больше того, что он уже успел найти. Теперь он знал, что люди этой цивилизации были чрезвычайно развиты и были практически бессмертны. Это уже после них была и Атлантида, и другие высшие стадии развития человечества. Но, почему же, они исчезли? Поисковая система неожиданно зарябила, появился некий график со звуковым сопровождением, похожим не то на пение птиц, не то на кодированный шифр. Слушая это непонятное звукосочетание, Павел заметил, что он делает это помимо своей воли, под каким-то гипнотическим влиянием. Затем машинально стал разглядывать рисунки, выгравированные на перстне. Рука сама потянулась к карандашу, взяв его, быстро начертала непроизвольные линии, чем-то схожие с рисунком на перстне. Что означал этот глаз в треугольнике? Вспомнил, что на фронтоне храма есть такой же, с расходящимися от него лучами. Всевидящее око небес? Но почему оно тогда так плохо смотрит, допуская бессмысленные жертвы человечества? Нет, нет, тут заложено что-то другое. И странный город, почему он снится? Размышляя, заметил, что мыслит на незнакомом языке. Причём, не на одном, а сразу на нескольких. Раньше он помнил только кое-что из школьной программы английского. А тут в голове теснота от непривычных знаний чужих наречий, сочетание незнакомых звуков. Что это? Лёгкое помешательство или же серьёзное заболевание? Посмотрел на свои рисунки - похоже на письменность, но и тут проявлялась некая закономерность. На все эти вопросы ответов не было. Решив, что это просто наваждение, постучался головой об стол. Не помогло! Незнакомый голос твердил: "Нужно обследовать подземный ход. Иди, иди". Нутром Павел понимал, возможно, там хранится разгадка многовековой тайны. Ведь перстень был оттуда!
       Выпив кофе, навёл в комнате порядок. До начала репетиции была ещё уйма времени. Он успел помыть посуду, пропылесосить, подтереть пол и даже подумать над ролью. Просматривая текст, обратил внимание на слова "После нас будут летать", а он уже летал, правда, во сне, но это неважно. Тузенбаху не давал спать утерянный ключ. А Павла мучил перстень. Как много общего между ними. Ирина - это Юкостаса. Солёный - кто? Конечно, режиссёр! И он его убьёт своими нововведениями. Но дуэль не кончена, надо идти на работу. В надежде, что вечером он приоткроет завесу над тайной, Павел отправился в театр.
       Шёл неторопливо, глубоко задумавшись над смыслом снов, перебирая в деталях всё увиденное. И даже умудрился немного опоздать к началу репетиции. Когда он вошёл, все уже сидели за столом и обсуждали событийный ряд пьесы. Так как распределение ролей было в двух составах, то его отсутствие не приостановило начало творческого процесса. При его появлении все замерли в ожидании реакции режиссёра. Опоздания он не приветствовал и мог просто сказать: "Вы свободны". Но на этот раз он ограничился простым приветствием:
       - Нехорошо, Павел Геннадьевич. Нехорошо. Надеюсь, вы опоздали по уважительной причине.
       - Вы правы, заходил в библиотеку, поинтересовался, что же сподвигло Чехова написать эту пьесу, и увлёкся.
       - Ну, ну. Интересно, интересно! Проходите, садитесь, потом нам обо всём расскажете. Сейчас мы обсуждаем, отчего возникла дуэль? Присоединяйтесь.
       Не глядя на собратьев по цеху, Павел скромно присел в конце стола и стал слушать. Говорила Верочка, исполнительница роли Ирины.
       - Мой персонаж - красивая обаятельная женщина!
       Все в недоумении посмотрели на Верочку, о чём это она? Её внешность никак не вязалась со сказанным.
       - Да, да! Она богата внутренним миром, что мужчины особенно ценят в женщинах. Ирина всегда пользовалась у них успехом! - уверенно продолжала Вера. - В неё влюблены все, не исключая и Солёного.
       - Согласен! - поддержал её Игорь Сергеевич. - Вот отсюда и зарождается мысль перебраться в Москву. Чтобы кружить головы столичным франтам. Совсем другой размах и поле деятельности. Зачем ей какой-то пенсионер Тузенбах? Там она найдёт более состоятельного бизнесмена, который сможет обеспечить её и квартирой, и деньгами. Именно здесь зарождается порок и начало падения нравственности. Глубоко в душе она уже падшая женщина. Вы посмотрите, как они ловко обольщают мужчин! Какая хитрость! Какое коварство!
       - На почве ревности Солёный убивает Тузенбаха. Он не желает, чтобы Ирина принадлежала другому!
       Верочка вся раскраснелась и с жаром продолжала:
       - Этой дуэлью он поставил крест на судьбе Ирины. У неё больше нет надежды - выбраться отсюда с репутацией приличной дамы. Ведь её ославят в местных кругах. Скажут, что она имела связь сразу с двумя поклонниками. И теперь она вынуждена ехать в Москву и заниматься проституцией, чтобы иметь хоть какие-то средства к существованию.
       - Совершенно верно! При всём при этом присутствует криминал. Они все - порождение социальной среды. Как это всё современно. Низменные пороки вылезают наружу, создавая в обществе нездоровую среду. Павел Геннадьевич, а что вы думаете о Тузенбахе? Почему он так безропотно отправился на смерть? Ведь он знал, какая молва идёт о Солёном? И, наверняка, ожидал своей участи? - постановщик спектакля докапывался до истины, а так как Павел был немножко соавтором идеи, то мог высказать своё неординарное мнение.
       Игорь Сергеевич стал с любопытством ждать ответа, предвкушая горячие споры со стороны оппонентов. Но каково же было его удивление, когда он услышал непонятную речь на незнакомом языке. Из уст Павла лилось что-то невнятное, неразборчивое, и сам он становился человеком из другого мира со странными мыслями и поведением. В его облике появилась повадка хищника, угрожающая и дикая. А когда исполнитель роли Тузенбаха поднялся и с осторожностью убийцы стал приближаться к нему вплотную, то стало и вовсе не по себе. Вдобавок ко всему, он ещё и заорал с несусветными выкриками горлового восклицания. Игорь Сергеевич просто оторопел и в один момент покрылся весь холодным потом. И, на всякий случай, отодвинул свой стул от стола, чтобы можно было легко встать, и, спасаясь бегством, вовремя покинуть помещение. А Павел, как ни в чём не бывало, не замечая, что говорит языком древних ацтеков, убеждённо что-то горлопанил, жестами подтверждая правдивость своих слов. Высунув язык, проводил рукой по горлу, указывая рукой в землю. Вращая белками глаз, приседал, глядя в небо. Когда он умолк, обескураженный режиссёр, заикаясь, робко попросил:
       - А т-теперь п-переведите, п-пожалуйста, на русский. Что вы х-хотели сказать?
       Павел непонимающе переспросил:
       - Я непонятно выразился?
       - Да уж, будьте любезны. Вы как, нормально себя чувствуете?
       Двоякое ощущение владело Павлом. Он будто раздваивался изнутри. Одновременно жил в двух ипостасях - в настоящем времени и ещё в каком-то. Причём, другое время текло гораздо быстрее, он в нём успевал проживать жизнь сразу нескольких людей. Но сейчас он взял себя в руки и постарался полностью быть в настоящем времени.
       - Тузенбах почувствовал, что окончательно и бесповоротно влюблён в Ирину, - повторил Павел и грустно, с болью поглядел на Верочку. Та только плечиком повела, очевидно, вспомнив вчерашнее. Славный удался вечер. После его ухода они с Сергеем прекрасно провели время. И нечего сейчас ей тыкать любовью, сам виноват, нечего было бросать её одну. - Но, понимая, что их союз обречён на несчастье, - продолжал Павел, - решил покончить жизнь самоубийством!
       От неожиданности такого поворота событий Верочка выпучила глаза. Неужели из-за неё Павел способен на такой поступок? А в душе потеплело - вот, наконец, из-за неё готовы совершать безумные поступки. Однако, поведение Павла вызывало опасение. Что-то в нём изменилось со вчерашнего вечера. Создавалось впечатление, что он постарел за одну ночь лет на десять. Именно постарел. Изменились черты лица, манера поведения, даже голос дребезжал старческими интонациями. И ведёт он себя странно. А дальнейшее высказывание Павла просто посчитала оскорблением в свой адрес.
       - Он не мыслил своего существования рядом с проституткой. Каким бароном он будет выглядеть в общественном мнении, если свяжет свою жизнь с падшей женщиной? Его действия осудит любой корнет, не говоря об офицерском собрании. А для него честь превыше всего. Он кадровый военный! Позор немыслим, только смерть!
       Павел щёлкнул каблуками и, склонив голову, сел на своё место, но не как обычно, а вальяжно, откинувшись на спинку стула, положив ногу на ногу, небрежно опершись рукой о колено. Все вдруг почувствовали в нём дворянское происхождение. Увидели настоящего офицера, имеющего достоинство и честь. У него появилась гордая осанка, независимый взгляд и, что самое важное, - манеры! Утончённость жестов, барская снисходительность и.т.д. Но ещё больше он удивил, когда неожиданно для себя запел, да с такой болью, с таким чувством, что все притихли, завороженные его пением. Начал он тихо, вкрадчиво, постепенно увеличивая силу голоса и страсти:
       - Гори, гори, моя звезда.
       Звезда любви приветная!
       Ты у меня одна заветная,
       Другой не будет никогда!
       Он пел так проникновенно, так страстно, его густой баритон, дрожа, летел к заветной звезде и с плачем в голосе умолял её ещё немного посветить, ибо вместе с ней умрёт и он. Каждый из присутствующих ощутил себя на смертном одре. Их жизнь, с многочисленными ошибками, плыла перед глазами. Стоило ли мучиться, в коротком промежутке длинной жизни? Ради чего они страдали, переживали? Зачем эта звезда напоминает прошлое, какой смысл заложен в её холодный свет? А голос Павла, набрав силу, звучал так, что выжимал из души всё новые и новые муки пережитых страданий, стыд за то, что совершал. Боль открытых ран текла рекой:
       - Твоих лучей, неясной силою,
       Вся жизнь моя озарена.
       Умру ли я, ты над могилою,
       Гори, сияй, моя звезда!
       Когда он закончил, слёзы текли у всех. Верочка - та просто рыдала. Вот-вот и у неё начнётся истерика. Его пение произвело эффект разорвавшейся бомбы. Никто не ожидал от него такого исполнения, ведь до этого никто из присутствующих не имел представления о его вокальных данных. В репетиционном зале стояла тишина, дамы платочком вытирали слёзы, мужчины, стиснув зубы, сурово смотрели вперёд. Кто-то даже начал шепотом усердно молиться:
       - Пресвятая Троица, помилуй нас! Господи, очисти грехи наши! Владыко, прости беззакония наши!
       Только сам Павел, отрешённо глядел на присутствующих, и видел другую картину. Как на верёвке, привязанной к седлу, волочили трупы трёх женщин. И возбуждённая толпа радостно кидала в них камни. Не озарит своим светом их могилу звезда, потому что разорвут на куски их тела бездомные псы да голодные птицы. Голова у него закружилась, потемнело в глазах, и ему показалось, что ещё немного, и он сойдёт с ума. В сознании всплыл компьютер. Его пытались программировать, но что-то у них не связалось, не получилось. Отсюда и вытекал разброд внутри - то он был в одной эпохе, то жил в совсем в другой. Видения сменялись одно за другим, принося с собою новые головные боли.
       - Я приговорил их к смертной казни! - нарушил молчание Павел. Его руки не находили себе места. На лбу выступила испарина. Поёрзав на стуле, он вскочил и в буйном помешательстве стал ходить по комнате. Его глаза налились кровью, безумие читалось в них. Дрожащим от волнения голосом кричал:
       - Их привели церковники. Они были уже избиты. Но их дух оставался силён. Я хотел проявить к ним лояльность, но они меня прокляли. Возможно, они были невинны. Три сестры принимали у себя дома мужчин, но чем они там занимались - неведомо! И Чехов это знал. Недаром он говорит, что люди, может быть, откроют шестое чувство и разовьют его. Он открыл его в себе и видел то, что вам не дано. Он перевёл события тех лет в другую плоскость. Вы бьётесь над разгадкой пьесы, а всё просто - мы платим за грехи! Сёстры должны умереть, никому не позволено нести пропаганду разврата!
       И тут же разразилась буря аплодисментов. Актёры, стоя, благодарили Павла за мастерски исполненный романс и произнесённый монолог. Правда, никто не понял, о какой казни идёт речь? Все ещё находились в шоке - под впечатлением романса. Игорь Сергеевич в порыве чувств обнял его и зашептал:
       - Не ожидал. Не ожидал. Спасибо, брат. Спасибо. Считайте, что звание заслуженного у вас уже в кармане.
       Больше репетировать уже не смогли. Помощник режиссёра объявила, какой эпизод будут репетировать вечером, и отпустила всех по домам. Расходились тихо, без лишней суеты. Поражённые открытием новой восходящей звезды на театральном небосклоне их маленького городишка.
       А сама звезда уже сидела у себя в гримёрке и тупо соображала, где она находится? Когда туда вихрем ворвалась Верочка:
       - Ты почему молчал? У тебя такой талант! Я не поеду в Израиль. Я люблю только тебя! Прости за вчерашний вечер, мне просто хотелось досадить тебе. А Сергей мне нисколько не нравится.
       - Напрасно! Ты ему приглянулась и, возможно, вдвоём вы обретёте новый смысл бытия. А любить меня - безнадёжная перспектива.
       Павел никак не мог понять, что с ним произошло? Отчего такое помутнение рассудка? Он вдруг стал раздваиваться как личность. Разошёлся с собой истинным и собой во снах.
       - Выпить хочешь?
       - У тебя есть предложение?
       - Мы сейчас пойдём к Сергею и обсудим поездку в Израиль. Надеюсь, у его знакомого бедуина найдётся ещё один верблюд?
       - Ты тоже решил эмигрировать? - восторженно воскликнула Верочка. - Как это здорово! Караван из русских переселенцев в тюрбанах, а я в парандже, плывёт в океане пустыни. Давай ещё кого-нибудь позовём?
       - Дура ты, Верка! Но там ума не надо. Арабы любят белых женщин-дур! Так ты идёшь?
       - Конечно!
       Дальше всё пошло по отработанному сценарию. Сначала они зашли в магазин. На колбасу денег не хватило, обошлись малым - купили сто грамм сыра, два яблока, две водки. Сергей оказался на месте. Дверь была приоткрыта, оттуда раздавались громкие голоса - один принадлежал хозяину, другой - незнакомому мужчине, они о чём-то возбуждённо спорили на повышенных тонах. Перед ними стояла уже до половины выпитая бутылка водки и банка с маринованными огурцами. Когда они вошли, мужчины встали. Вновь прибывшим захмелевшие приятели обрадовались. Сергей тут же всех перезнакомил. Незнакомец оказался доцентом исторического факультета местного университета, и звали его Максим. Спор у них шёл о фальсификации истории.
       - Вот, рассуди нас, - всё ещё вгорячах кричал Сергей. - Я ему говорю, что мы совсем не знаем истории. Каждая эпоха правит её по-своему. А он мне одно талдычит - "есть факты, есть факты!" История - наука! Привожу несколько примеров. Спрашиваю, где произошла Куликовская битва? Почему найти ничего не могут? Говорю, где Ноев ковчег? А он мне - фантастика! Не было его! А как же тогда факт? Что его кусочек хранится в Эрмитаже? Почему Иван Грозный - тиран, а Пётр первый - реформатор? Хотя Иван, между прочим, и народу убил меньше, и великое государство создал?
       Максим хотел что-то возразить, но Павел опередил его сказав:
       - Да потому что глупость ценится гораздо выше здравого ума! - подойдя к столу, выставил принесённое и разлил остатки водки по стаканам. - Я предлагаю выпить за верблюдов! Чтобы они не сдохли от жары. Я вступаю в клуб великих путешественников и присоединяюсь к каравану нелегальных эмигрантов.
       - Замечательно! - подхватил Сергей, узрев дополнительный стимул для продолжения беседы. - Истинные евреи должны вернуться домой. Они всегда знают, в какой час и в какую минуту требуется их помощь в деликатном вопросе. Паша, скажи мне, как еврей еврею, ты чувствовал, что здесь не достаёт спиртного?
       - Причём, со вчерашнего дня! - ответил Павел. - А ты не желаешь, посетить нашу историческую родину? - спросил он у Максима.
       - Я не еврей, - ответил он. - Моя родина здесь.
       - Заметь, - обращаясь к Павлу, укоризненно продолжил Сергей. - Как просто человек отрекается от своих предков. Мы это уже наблюдали в тридцатых годах. Вот тебе и история, чему она его научила?
       Подойдя к Верочке, обнял её:
       - А это наша мать! - ласково и нежно погладил её по голове. - Сара, мы дети твои. Родина ждёт нас, верблюды стоят наготове!
       Присутствие постороннего мужчины обязывало Верочку слегка кокетничать. Она отстранилась от объятий, подошла к Максиму, взяла его под руку и встала рядом.
       - Может, хотя бы вы поухаживаете за дамой?
       - С удовольствием! Что желает наша очаровательная женщина? - обратив внимание на отсутствие шампанского, спросил:
       - А что же вы вина не взяли?
       - Ну, что вы? Какое вино? Оно лишь забивает печень. Я пью исключительно водку и самогон. А ваша жена пьёт вино? Не рекомендую!
       Верочка чувствовала себя королевой.
       - Наверное, приятно быть женой такого видного учёного?
       - Она меня бросила. Сказала, что я сухарь и зануда! - Максим брезгливо поморщился, вспоминая неприятный инцидент, и галантно преподнёс наполненный водкой стакан Верочке. - Но не все ведь женщины суки? Не правда ли?
       - Не-е все! - убеждённо протянула она. - Лично я, являюсь стервой!
       - В каком смысле? - не понял её кавалер.
       - Во всех смыслах! Соблазнила вот Сергея, похоронила трёх мужей. Ой, не стоит вспоминать! Давайте лучше выпьем!
       Её предложение тут же подхватил Сергей:
       - Сарочка, ты просто умница! Всегда знаешь, что мужчины ждут. Я предлагаю тост! За исполнение того, что предназначено нам свыше! Ну, как? Умно?
       - Не очень. Водка, возможно, палёная, и нам всем предстоит умереть, - возразил ему Павел.
       - Тьфу, на тебя! Но, значит, нам судьба такая.
       С этим согласились все. Они выпили, и беседа постепенно, по мере того как мысли стали проясняться, приняла миролюбивый характер. Говорили обо всём понемногу - о творчестве, об истории, политике и женщинах, сделав краткое заключение - какие это мерзкие создания! Наливали ещё, и через некоторое время каждый из них стал превозносить свои достоинства. Но как-то незаметно подошли к обсуждению картин Сергея.
       - Я ретроград во всём! - говорил он. - Я выступаю против эмансипации! Своей независимостью женщина нарушает великий завет Всевышнего о её предназначении размножаться, тем самым сохраняя род людской. Ведь только тепло семейного очага может сохранить здоровую нацию! - выдержав паузу, с горечью закончил. - Хотя, должен признать, политика государства направлена на уничтожение мужского пола, как сильного представителя противоположной стороны. Ликвидация бесплатных спортивных учреждений, отсутствие воспитание мужества и патриотизма, унижение человеческого достоинства в армии - привело к тому, что вырастают дистрофики, поколение пидерастов! И этот неполноценный гражданин не в состоянии содержать семью, не в состоянии произвести полноценное потомство, а, следовательно, мужчина просто вырождается.
       - Поэтому в твоих картинах царит безысходность? - задал вопрос Павел.
       - Милый мой, я был бы счастлив, если бы это открытие принадлежало мне! - Сергей вальяжно откинулся на спинку своего кресла и насмешливо добавил:
       - Вспомни Босха! Его слепые бредут в ни куда. Первые уже в яме, а последние шагают, ещё не зная, что уже падают.
       - Давайте лучше о любви! - предложила молчавшая до сих пор Верочка. - Ей Богу, скучно с вами.
       Максим, как учтивый кавалер, тут же предложил:
       - Потанцуем?
       - С удовольствием, но где же музыка?
       - Во мне! - жестом фокусника, он достал из кармана мобильный телефон, нашёл подходящую мелодию и, взяв Верочку за руку, вывел в центр комнаты.
       Пока представитель российской истории старался обворожить в танце прекрасную даму, рассказывая ей о похождениях Казановы, Павел признался Сергею, что с ним происходит что-то неладное.
       - Ты понимаешь, - говорил он. - Мне кажется, что я начинаю сходить с ума. Я делаю не то, что хочу, я говорю не то, что думаю.
       - Это нормально, - успокоил его Сергей. - Гораздо хуже обратное. Ты, лучше, вот что мне скажи, ты, действительно, со мной поедешь в эмиграцию?
       - Не знаю, возможно. Я начинаю задыхаться здесь.
       - Поедем! В конце концов, мы ничего не теряем, а на земле обетованной мы получим прощение и благословение.
       . - Я уже бывал там. - Павел вспомнил ночной сон. - Прощение мне нужно.
       - Оно нужно всем нам, ибо погрязли в грехах. Ибо, хлеб наш насущный, во грехе достаётся. - Сергей разлил по стаканам, спросил:
       - Что тебя мучает? Ты заходишь ко мне неспроста.
       - Я завтра тебе расскажу. Сегодня я проверю кое-что, возможно, мне понадобится твоя помощь.
       - Я буду рад помочь. Но, в свою очередь, хочу спросить, расскажи мне о Верочке подробней.
       Сергей немного помялся:
       - Понимаешь, мы вчера тут без тебя посидели. Короче, понравилась она мне, как женщина. У тебя есть на неё виды?
       - Нет, она мой друг. Что тебя интересует?
       - Как у неё насчёт мужчин? - понимая неловкость и глупость вопроса, Сергей сам не понимал, что он хотел узнать?
       - Ты говори прямо? - не выдержал Павел. - Сомневаешься, порядочная ли она? Заверяю, она не ветрена, в ней нет стяжательства, меркантильности интересов, она до сих пор наивный ребёнок, верящий в принца на белом коне. Так что, успокойся и, если у тебя добрые намерения, то продолжай обольщать и явись к ней на белом верблюде.
       - Спасибо, друг! Я выпью за тебя, - залпом опустошив стакан, таинственно прошептал, - я тебе сейчас что- то покажу. Поднявшись со своего излюбленного места, он сходил в укромный закуток и принёс средних размеров холст. Аккуратно обёрнутый в чистую тряпку, он свидетельствовал о бережном отношении к нему.
       - Вот, смотри! - Сергей с любовью раскрыл его и пояснил:
       - Никому не хотел показывать, но тебе можно.
       На холсте была изображена женщина, одетая в традиционный русский наряд с кокошником на голове. Наклонившись над изголовьем кровати, с перекошенным от скорби лицом, она душила семилетнего мальчика. Худые длинные пальцы крепко сдавливали шею малыша, его язычок вывалился из приоткрытого рта. Ещё мгновение, и он будет мёртв. Глаза матери сияли таким безумием и безысходностью, что становилось не по себе. Рядом лежал ещё один маленький ребёнок с большим серебряным крестом на груди, какие носят священнослужители. Его ангельское личико было столь безмятежно, словно, он просто находился в сладкой дрёме, в ожидании, когда нежные ручки мамы, возьмут его на руки. Но по состоянию женщины было видно, что, именно с него, она и начала свою расправу над невинными. Очевидно, жизнь окончательно довела её до края пропасти, от которого нет пути назад. И над всем этим большая икона Животворящей Богородицы со слезами на глазах.
       - Что это? - удивлённо спросил Павел.
       - Отображение российской действительности. Картина называется "Горечь" Эту историю мне рассказала соседка несчастной женщины. Представь себе положение матери, которой нечем кормить детей. В детский сад не устроить, плата за квартиру съедает всё. Работы тоже нет. Что делать? Вот она и нашла выход из положения.
       - Но ведь можно было отдать детей в приют?
       - Зачем? Если государству наплевать на своих подданных? Что их ждёт в приюте? Сам знаешь, оттуда путь в тюрьму.
       - Да-а! - только и смог произнести Павел. - Ну, у тебя и взгляд на вещи! - А почему она нарядная такая?
       - Чтоб дети видели: смерть краше уготованной им жизни. Ну, как? Впечатляет?
       - Не то слово. Тебя посадят за неё. За извращение действительности, будешь писать пейзажи Крайнего Севера.
       - Да времена не те. Тем более, уедем мы. Я тебе другое скажу. Нет в тебе философского мышления, чтобы обобщить происходящее. Гибнет мир! И мы вместе с ним. Во так! - И закричал: - Эй, парнишка, ты почему пристаёшь к чужой женщине?
       Прервав танец, пара подошла к столу. Максим вежливо усадив Верочку, поинтересовался:
       - А разве наша дама кому-то принадлежит? Насколько я понял, ваше сердце свободно?
       И я вправе рассчитывать на вашу благосклонность? - спросил он у Верочки.
       - Я люблю вас всех! - ответила она. - Паша, я так рада, что ты нас познакомил. Чудесные, милые люди.
       - Но признайся, наконец, что художник, талант которого ещё не воспет, покорил твою женскую душу больше всех! - патетично произнёс Сергей. - Так выпьем за слияние двух творческих натур!
       Глядя на них, Павел заметил, что над Сергеем зависло тёмное пятно. Но приняв это за рябь в газах, он мысленно пожелал им обрести и найти своё счастье в любви. А пятно, покружив над Сергеем, перебралось к нему. Он ощутил его тепло, затем почувствовал, как немеет язык, и непонятно, откуда возникший страх парализует его тело. Через долю секунды услышал явственную речь, звучавшую оттуда. На одном из языков вымершего племени к нему обращались таинственные духи, воплотившиеся в этом пятне:
       - Не беспокойтесь, не волнуйтесь. Это наш способ связи.
       К удивлению присутствующих, Павел вдруг заговорил на иностранном языке. И кому всё это предназначалось, тоже было не понятно. Он что-то лепетал минут пять, обращаясь в пустоту, и постоянно вытирал рукавом рубашки вспотевший лоб. Когда же его хлопнула по плечу Верочка со словами "С тобою всё в порядке?", он очнулся и невинно спросил:
       - На чём мы остановились?
       - С тебя, наверно, хватит, - подозрительно глядя на него, ответил Сергей.
       - Любопытно, откуда вы знаете наречие, на котором говорит население Непала? - спросил Максим.
       - Это текст из роли, - убедительно ответил Павел. - Хотел вас удивить знанием чего-либо неординарного, чего сам не знаю.
       Так, за разговорами и тостами, они просидели дотемна. Как и полагается по закону подлости, спиртного не хватило. Денег же у творческих личностей, конечно, не было. Выручил всех Максим. Достав из кармана увесистое портмоне, отсчитал определённую сумму, чтоб хватило не только на водку, но и на закуску. Но что именно брать, решить не мог. Подумав, отдал всё содержимое Павлу и сказал:
       - Надеюсь на твою порядочность, остальное вернёшь. Но, плюс ко всему, купи ещё фруктов и шампанское. Дамы требуют продолжения банкета!
       - Я схожу с ним! - поднялась со своего места Верочка. - Мне нужно прогуляться.
       - Нет, нет! - остановил её Максим. - Если прекрасный пол оставит нас вдвоём, то мы из-за неё перегрызём друг другу глотки.
       И Верочка осталась развлекать и успокаивать двух ярых поклонников, а Павлу пришлось бежать в магазин. Только на улице он почувствовал, что изрядно захмелел. А ведь ему ещё предстояло идти на развалины монастыря. Но, хотя бы таким образом, затуманив рассудок, он отвлёкся от наседающих раздумий по поводу своего сумасшествия. Что творилось с головой? Кем он ранен в мозг? Как бы там ни было, но желание открыть тайну перстня и подземного хода не пропадало, а, наоборот, только усиливалось. Решив, что сейчас он купит всё необходимое, отнесёт это подгулявшей компании, а сам потихоньку исчезнет, отправится на обследование и раскрытие загадки.
       Когда он вернулся, Верочка сияла от счастья. У неё так редко бывало столько поклонников сразу, что она воистину наслаждалась своим положением. Она без конца хохотала над шутками Сергея, соглашалась с умными рассуждениями Максима, при этом, не забывая и Павла. Когда он вошёл, она протянула ему руку и усадила рядом с собой. Но вскоре под предлогом, что ему надо на одну минуту отлучиться, он, не попрощавшись, скрылся.
       Но прежде чем идти на развалины монастыря, зашёл домой. Нужно было взять фонарь, спички и выпить немного кофе, чтоб просветлели мозги. Проделав этот ритуал, он знакомой тропинкой побрёл сквозь заросли к видневшемуся сквозь заросли строению. В темноте он несколько раз споткнулся, упал, оцарапал себе руки, разбил колено, забыв, что существует фонарь, только яростно матерился на самого себя за свою неуклюжесть. Через несколько минут он всё же добрался до условленного места встречи.
       Старик сидел на груде хлама и покуривал трубку. Они поприветствовали друг друга кивком головы, слова были излишни. Павел присел рядом, надо было отдышаться.
       - Давно ждёшь? - спросил он.
       - А чего мне ждать? Дома у меня нет, не всё ли равно, где сидеть?
       - У меня вот есть дом, а всё равно, как в гостях.
       Он достал сигарету, закурил.
       - Маешься ты от души неуспокоенной. Себя найти не можешь - бывает! - посочувствовал старик.
       - Я вот тут тебе поесть прихватил, перекуси, - Павел протянул небольшой свёрток из газеты, где лежали два чебурека, купленные им в магазине, - сам готовил. Надеюсь, не побрезгуешь.
       - Зачем врёшь? Я бы и так съел.
       Беззубым ртом он тщетно попытался откусить кусочек теста, но он был словно резиновый. Тогда он его просто отломил и засунул в рот. Чавкая, стал рассасывать его содержимое.
       Павел курил и, глядя на него, думал: не дай Бог, дожить ему до такого возраста! Когда ты становишься беспомощным и никому не нужным. Мучаешься сам, мучаешь других. И некому стакан воды подать, присмотреть за тобой и, в конце концов, захоронить, как полагается. А сколько таких, только в этом городе, бродит, не говоря о всей матушке России?
       - Да ты не торопись, ешь спокойно. Завтра я тебя в столовую свожу. Денег не дам, пропьёшь потому что. А вот покормить, покормлю.
       - Благодарствую, молодой человек. Если надеешься, что откажусь, то напрасно. А если можно, то с собой подругу позову, идёт?
       - А если сразу всех бездомных? Откуплю кафе, скажу для юбилея школы, мол, встреча одноклассников проходит, и приходите, мне не жалко.
       - Ну, если пустят, то придём. Но, можно, что попроще. Мы и под забором можем выпить.
       Когда ужин был окончен, старик встал, подошёл к колонне и обнял её.
       - Что стоишь? Мне одному её не сдвинуть.
       - Иду.
       Павел присоединился к объятиям, и вдвоём они сдвинули её с места. Было слышно, как в открывшийся ход скатился обломок кирпича. Запахло сыростью, теперь предстояло самое интересное. Спуск обещал быть любопытным. С множеством открытий и, возможно, приключений.
       Подойдя к решётке, Павел достал фонарь и посветил вниз. Ступени полого уходили в глубину земли. Стены и потолок хода был выложен кирпичом. Идти по нему можно было только полусогнувшись. Перекрестившись, Павел прыгнул на первую ступень и позвал старика:
       - Иди, показывай владения свои. Тебя, хоть, как зовут?
       - Так и зовут - блаженный! - кряхтя, старик тоже опустился в открытый проём, и они пошли.
       Постепенно ход становился выше, и можно уже было двигаться во весь рост. Павел почувствовал лёгкое дуновение ветерка. Значит, был и другой выход, он его найдёт обязательно. Здесь было столько неизвестного, что исследования обещали быть продолжительными. Слева показалось ответвление от основного хода. Он посветил туда фонарём. Железная дверь преграждала дальнейший путь, скрывая свои вековые тайны. Замков на ней не было, но при попытке открыть её, она не поддавалась никаким усилиям.
       - Что там? - спросил он у старика.
       - Понятия не имею, - ответил он. - Сколько раз пытался проникнуть туда, безуспешно. Тут тоже тайный ключ, как та колонна наверху, но я найти не смог. Там, дальше, интереснее, пойдём, - и, словно местный хоббит, гостеприимный и добродушный, жестом руки пригласил продолжить экскурсию.
       Они прошли ещё метров двадцать по закруглявшемуся тоннелю, когда их взору открылась просторная пещера. Её стены, для крепости, были отделаны кирпичом. Два столба подпирали сводчатый потолок. Посередине стоял деревянный стол, две лавки, а по краям - пять сундуков. На вешалке, приделанной к стене, висело несколько пропылившихся шинелей образца девятнадцатого века.
       - Сокровище Али-Бабы? - подойдя к сундукам, спросил Павел. Во всяком случае, он не ожидал найти здесь жилище. Но кто-то ведь здесь жил, иначе стол зачем? Очевидно, здесь и скрывались те, про кого рассказывал старик. А вот куда их трупы делись? - А где скелеты? - поёживаясь и оглядываясь по сторонам, полюбопытствовал он. В дальнем углу пещеры виднелись ответвленные ходы, лучами расходящиеся в разные стороны.
       - Здесь тебе не средние века, все наверху, на кладбище почили, - старик суеверно перекрестился. - Царство им небесное!
       На стенах пещеры были сделаны приспособления для освещения пространства, в которые уже были вставлены и готовы к применению факелы. Павел достал спички и зажёг один из них. При более ярком свете он рассмотрел, что в углу висели старообрядческие иконы старого письма. Под ними полотенца с изображением рыб. А рядом покровец, вышитый руками древних мастериц. Огарки восковых свечей, затушенных после молитвы. Это не было похоже на оставленную без присмотра келью. Создавалось впечатление, что кто-то жил здесь до сих пор. Всё было прибрано и чисто.
       - Что в сундуках хранится? - осторожно ступая по земляному полу, спросил он.
       - Смотри, коли любопытно, - ответил старик. - Барахло разное! - он сел на лавку и с безразличием к происходящему стал раскуривать свою трубку.
       А Павел размышлял, стоит ли идти дальше? Батарейки у фонаря были старые, и они могли остаться без света. Такая перспектива не манила. Надо будет в следующий раз набрать с собой батареек. Можно, конечно, взять и факел, но надолго ли его хватит? Ладно, сегодня он обойдётся осмотром богатства, набитого в сундуки. Тут тебе и клад, и тайные знания! Возможно, он и наткнётся на рукопись, содержащую ценную информацию?
       Сундуки были массивные, старинной работы, окованы медью. Подойдя к одному, он повернул ключ, торчавший из замка, и вздрогнул. Откуда ни возьмись, раздалась мелодия, похожая на звук, извлекаемый из шарманки. Дубовый ящик оказался музыкальным. Тяжёлая крышка поддалась не сразу. Сначала в ней что-то щёлкнуло, а уж только потом она позволила взглянуть на содержимое, хранящееся под ней... Лежало разное тряпьё: тут, вперемешку, были и кафтаны, расписанные серебром, и монашеское одеяние, и офицерские мундиры конца эпохи царской, и кружевные платья, блиставшие когда-то на балах, - всё то, что можно сдать в музей. Другой - завален весь посудой. Даже кубки были. Возможно, сам Иван Васильевич не раз пивал из них. Ещё один сундук - тот просто поразил воображенье Павла. Когда его открыл, то изумленью не было предела. Подвески, кольца, перстни, ожерелья - сияли так, что отнимали разум. Хотелось всё схватить, обнять, укрыть от посторонних взоров. Павла охватила эйфория, он даже забыл, где находится. Гладил руками драгоценности и повторял:
       - Какое счастье, Боже мой! Какое счастье!
       - Вот здесь и взял я этот перстень, - вывел его из этого состояния старик. - Надеюсь, что тебе богатства хватит, чтоб нас сводить в кафе?
       - Да я пожизненно водить вас в рестораны буду!
       Павел оторвался от созерцания камней и перевёл свой взгляд на старика.
       - А что ж ты сам не пользуешься этим?
       - Не моё! - спокойно ответил он. И государству отдавать нельзя - оно и так ограбило народ. А если ты распорядиться сможешь этим, по совести, не оскорбляя память тех, кто сохранил добро, то Бог тебе судья. Бери, ты получил наследство многих, невинно убиенных, но сохранивших честь и веру.
       Что делать с таким богатством, Павел ещё не решил, но твёрдо знал, что не расскажет о нём никому. Присев к старику за стол, пригласил его к себе домой, сказав:
       - Сейчас пойдём ко мне и там обсудим всё. Ты заодно помоешься, я покормлю тебя. И там же отдохнёшь, пока я на работе.
       К этому седовласому человеку он вдруг почувствовал глубокое уважение и даже преклонение перед его скромностью и аскетизмом. Ведь имея такое богатство, можно жить не в грязном подвале, а, на худой конец, купить себе хрущёвку. Старик молча кивнул головой, и они, затушив факел, направились к выходу. Пройдя несколько шагов, старик вдруг вспомнил:
       - Ах, да! Ведь там ещё бумаги есть!
       Павел сразу встрепенулся:
       - А что же ты молчал?
       - Да я забыл совсем про них. Я, от греха подальше, их в землю закопал.
       Возвращаться и откапывать бумаги, было не с руки. Завтра они захватят с собою лопату, всё, что надо, откопают, заберут, и он досконально просмотрит дома.
       Минут через десять они уже находились в квартире Павла. Пока старик мылся, он приготовил ужин и привёл свои мысли в порядок. За день случилось столько, что хватило бы на целую жизнь. И обретение вокального мастерства, и познание неведомых языков, и странное пятно с голосовым содержанием. Кто к нему обращался, он так и не понял. После ужина сразу легли спать. Сознание Павла будоражила картина увиденного. Несметное богатство, хранящееся в пещере, могло принести как большую радость, так и великие огорчения. Он долго не мог уснуть, но вскоре забылся, и опять ночной кошмар настиг его.
      
       * * *
       В городе по-прежнему возникали смуты. То тут, то там происходили стычки между различными сектами. Самаритяне проповедывали одно, фарисеи - другое. Многие, сомневавшиеся в том, что сын плотника является мессией, слушая проповеди Иакова, брата Иешуа, поверили в Христа. И таких верующих с каждым днём становилось всё больше и больше. Иуда Галилейский провозгласил себя продолжателем его учений. И что они верны, свидетельствовал непокорённый город. Его жители, не щадя своей жизни, стойко и грамотно держали оборону. Значит, само небо покровительствовало бунтовщикам. Бунтовщики не признавали ни первосвященника, ни римскую власть. Силами вновь прибывшего легиона на территории, подвластной мятежникам, с трудом был наведён порядок. Сейчас все силы были брошены на усмирение Иуды. По приказу наместника непокорный город был окружён крестами с распятыми на них повстанцами - для устрашения тех, кто ещё надеялся на благополучный исход предстоящего сражения. Повсюду валялись трупы с жужжащими над ними мухами. Запах крови и тления распространялся по округе с ужасающей быстротой. Все, кто остался в живых, задыхались от зловоний. Разрасталась зараза, люди умирали от кишечных заболеваний, от отсутствия чистой воды. Но ничто не могло сломить волю проклятого народа. Так повсеместно насаждалось влияние Рима.
       Юкостаса уговаривала Павла воздержаться от радикальных мер. Советовала даже примириться с этой верой. Говорила, если должен появиться мессия, то пусть появится! Неразумному стаду нужен пастух! Вера усмирит людей. Придаст покорность. И если это будет тот, кому они решили поклоняться, пусть молятся ему! Но он-то знал, каким бедствием может обернуться неповиновение. Восставший Спартак со своими рабами мог изменить ход всей истории, если бы его вовремя не остановили. Порой дело доходило даже до скандала. Вот и сейчас, когда он ждал известие о взятии города, она, сидя на террасе, продолжала читать ему наставления:
       - Ты не должен противопоставлять себя целому народу. Сделай вид, что ты согласен с ними.
       - Когда казню Иуду, вера их сама исчезнет вместе с ним! - оборвал он её на полуслове.
       Как она раздражала его! Откуда она взялась? Он даже не помнил, где они познакомились. Её считали его возлюбленной, а они даже не были близки. По какой-то неясной причине выгнать он её не мог, терпел, скрепя сердце. Сколько раз он пытался избавиться от неё, но в самый последний момент что-то останавливало его. Как будто чей-то голос свыше приказывал: "Оставь!" Сейчас Павел не находил себе места. Он нервно ходил из угла в угол и ждал. Ждал, что с минуты на минуту появится всадник, и он сможет облегчённо вздохнуть. Рим требовал доклада о том, что город взят. И он будет взят, чего бы это ему не стоило! В самом Риме шли политические интриги, и его втягивали в борьбу за власть. Каждая партия стремилась иметь как можно больше своих сторонников. Но он пока держал нейтралитет. К чему спешить? Неизвестно, кто одержит верх. И он может оказаться врагом.
       - Иди к себе! И не смей вмешиваться в государственные дела! Твоё дело - постель! К которой ты не пригодна! Рыночная торговка и то, вызывает большее желание, нежели ты! - раздражённо проговорил он.
       С покорным послушанием, не желая дальше нервировать его, она встала со своего места. Её шёлковое одеяние легко скользнуло по креслу, обитому кожей, и заманчиво запарусило в движении. Оно было легко и прозрачно. Сквозь него хорошо просматривались стройные ноги, упругая грудь. Такое тело легко могло возбудить любого мужчину, но только не этого упрямого политика. Юкостасу уже давно терзало желание обуздать этого дикого, своенравного жеребца. Прижаться к нему и ласкать мускулистое усмирённое тело, слышать и чувствовать возбуждённую плоть, учащённое дыхание. Проходя мимо него, бросила:
       - Твоя ошибка в том, что ты вперёд смотреть не можешь!
       После её ухода он немного успокоился. Приказал подать себе обед, но есть не стал. Выпив вина и закусив его фруктами, предался размышлениям об устройстве мира. Незаметно для себя уснул, сидя в кресле. Солнце уже клонилось к закату, когда его послеобеденный отдых нарушил вошедший с докладом центурий.
       - Иуда схвачен! Куда его?
       - Пусть ждёт суда! Пока немного пыток, но чтобы был живой!
       Для чего он нужен живой, Павел ещё не решил. Не успел. После сна немного давило в висках. Мысль работала туго. Свежего воздуха не хватало. "Надо бы немного развеяться", - подумал он. Езда верхом всегда приносила ему удовольствие. Приказав седлать коня и быстро переодевшись в лёгкие доспехи, вышел во двор. Его ждала уже охрана. Вскочив в седло, яростно вонзил шпоры в бока арабского скакуна. От дикой боли тот встал на дыбы и с места рванул в галоп, распугивая встречных прохожих. Павел мчался к покорённому городу, желая посмотреть на пленённого Иуду и на его жителей, рвал удила, торопясь, как можно быстрее добраться до цели. Красный песок, желая разжечь пламя, искрами летел из-под копыт застоявшегося жеребца. И белая мантия с алой подбивкой, победным знаменем развевалась за его спиной, возвещая о приближении важной персоны.
       В городе царил хаос. Повсюду валялись тела, как защитников, так и легионеров. Плакали меленькие еврейские дети. Лишившись родителей, они ещё не понимали, что теперь их судьба вся находится в руках Всевышнего, во имя которого они лишены крова и пропитания. Даже умирая, их отцы произносили имя Христа. Вот две маленьких девочки, очевидно сёстры, кулачком вытирая слёзы, за ноги волокут по земле свою мать, умоляя её проснуться и дать им немного пищи. Невдалеке - старая женщина, сидя среди грязной улицы, рыдая, проклинает его имя.
       Павел смотрел на эту картину без содрогания и жалости. Если они так верят в своего Бога, что восстали против власти, то он позаботится о них, в царствии своём. Вся кавалькада остановилась у одного из храмов - именно здесь, во время молитвы, был взят Иуда. Сейчас он, связанный, валялся на полу. Его одежда была разорвана, а лицо составляло одно кровавое месиво, не видно было даже глаз. По приказанию Павла, его поставили перед ним на колени, и он, глядя на этого бородатого мужчину, которому предстояла смерть, думал: "Быть может, через тысячу лет оживёт эта душа, забытая, неизвестная? А вместе с нею оживу и я? Ведь именно такую веру проповедовал этот безумец".
       - Ты видишь меня? - спросил он.
       - Мне не зачем смотреть тебя! Ты сам во тьме блуждаешь! - Иуда с трудом ворочал языком, так как его рот едва открывался из-за разбитых губ. - Убей меня.
       - Убить - это так просто. Ты не заслужил такой лёгкой смерти, - спокойно и участливо говорил Павел. - Ты должен всенародно признать свою ошибку. Зачем провозглашать Христа, внося раздор среди евреев? Ты сотни жизней загубил сейчас, а сколько впереди?
       Его доброжелательный тон не произвёл должного эффекта. Пленник не смирился. Раскаяния не прозвучало.
       - Какой бы не была моя смерть, твоя будет хуже. Ибо нет за спиной у тебя заступника!
       Иуда держался из последних сил. Его раны кровоточили, и он терял сознание. Сказывался ещё и голод - за все эти дни он едва ли съел горбушку хлеба. Уже, будучи в бреду, он продолжал оправдывать свою смерть.
       - Должно нам найти достойный уход из жизни, дабы не превратилась она в существование личности униженной и оскорблённой, - голова его склонилась, и он затих.
       Павел взялся за удила, не забыв приказать, чтобы этого фанатика, в целости и сохранности, доставили к нему, и чтобы он живым дождался суда. Возвращаясь домой, с отвращением наблюдал, как римляне насилуют женщин, издеваются над оставшимися в живых, мужчинами. Но таковы были условия победы - никакой жалости и пощады!
       Во дворце его ждал первосвященник. Он явно нервничал и в разговоре с Павлом пытался склонить его к продолжению резни. Уговаривая полностью уничтожить род зелотов и саддукеев. Иначе истинное вероисповедание никогда не восторжествует. Будет повержен и Рим, и Иерусалим. Его слова оказались пророческими - всё это сбудется, но чуть позже. Сейчас же, Ессеи, к которым принадлежал и Иешуа, никак не могут успокоиться после его казни, и вот-вот может возникнуть новый бунт. Павел возразил:
       - Но мы ж казнили сестёр. А это соответствует их морали. Они не терпимы к распутству. Теперь на очереди и их противник - Иуда, возглавивший саддукеев. Мы публично осудим его. К тому же, он ещё и предатель, чего ессеи не прощают.
       - Этого мало, мало, мало! - твердил первосвященник. - К преступникам не должно снисхождения быть.
       - Мне лучше знать о стоимости крови! - прозвучало ему в ответ. - Ты сам кого-нибудь убил?
       - Казнить - нам запрещает вера.
       - Казнить нельзя, а вот просить об этом можно? - Павел едва скрывал своё отвращение к этому скользкому, хитрому еврею. - Ты кровожаден. А я не склонен жизни отнимать за то, что веруют не так!
       Сказал он это сурово и дал понять, что разговор окончен. Повернувшись, чтобы уйти, услышал в спину тихий шёпот:
       - Будь ты проклят!
       Оборачиваться не стал, замер в ожидании - услышать продолжение проклятья. Но прозвучали шаги, священник удалился. С каким бы удовольствием он вонзил в его глотку кинжал! Но пока нельзя. Но если возникнет момент, он ему припомнит этот разговор. И уж тогда - желание исполнит, проверит, насколько вера в нём сильна? Настроение было испорчено. Почему все так хотят крови? За свою жизнь ему пришлось стольких убить, что казалось, если существует Бог, то он должен немедленно призвать его к ответу. Но ничего не происходило, он жив, здоров, а значит, нет и Бога!
       Голова всё ещё болела, прогулка верхом не принесла облегчение. Захотелось увидеть Юкостасу. И только он об этом подумал, как голова сразу перестала отзываться тупой болью. Он хоть её и ненавидел, но в глубине души не хотел признаться себе, что любит её до безумства. Отсюда и ненависть. Она не отвечала взаимностью. Всегда холодная, до безобразия разумна, она притягивала к себе чем-то неуловимым, какими-то чарами древнейших колдунов. Овладеть ею силой, значило признать себя побеждённым. А ему хотелось, чтобы она сама распознала в нём личность неординарную, сильную, способную творить великие дела.
       Думая об этом, он отправился на её половину. Под предлогом, что ему захотелось с ней выпить и извиниться за грубость, зашёл к ней в спальню. Она лежала на кровати, усыпанной свежими цветами. Они были повсюду - стояли в различных кувшинах, охапками лежали на окне, в беспорядке были разбросаны по полу. Она вообще любила цветы. От них в комнате стоял такой аромат, что невольно кружило голову. Увидев её, раскинувшейся на прохладных шёлковых кружевах манящего ложа, смутился. Её свободная поза и приоткрывшееся обнажённое тело возбудили в нём непреодолимое желание - любить и целовать это сокровище во все доступные места.
       А она, словно уловив, дразнила ещё больше. Как бы ненароком, случайно, её грудь обнажилась, показывая яркие набухшие соски. Невинно улыбнувшись, она тут же поправила одежду и, приподнявшись, удивлённо спросила:
       - Что привело тебя сюда? Мне всегда казалось, что моё присутствие тебя тяготит? Неужели что-то изменилось?
       Стараясь не выдать своего волнения, Павел подошёл поближе и, любуясь ею, предложил:
       - Ты так прекрасна, что я хочу с тобою выпить и отдохнуть душой от дел! Надеюсь, ты не откажешь мне в этом?
       Она хитро прищурила глазки, немного бровью повела и, уж чего он никак не ожидал, так это то, что Юкостаса вдруг нежно взяв его за руку, усадила рядом с собой. Многообещающе глядя ему в глаза, ласково сказала:
       - Мне так приятно слышать, что я не безразлична мужественному воину. И он готов со мною время провести! - она сжала его пальцы и притянула к себе.
       Не в силах справиться с нахлынувшею страстью, не удержавшись, Павел прижал её к себе и впился в её губы долгим поцелуем. В сладкой истоме, в предвкушении чего-то большего, они обняли друг друга. Их ноги переплелись, руки скользили вдоль тела, скидывая ненужную одежду. Юкостаса, вся покрытая страстными поцелуями, в изнеможении каталась по кровати, шепча:
       - Ещё! Ещё.
       Её ладонь и тонкие пальцы гладили его по сокровенным местам, отчего он всё больше и больше распаляясь, и уже, словно зверь, тискал её в своих объятиях.
       Наконец они оба успокоились и затихли.
       - Ты такой нежный, - сказала она. - Глядя на тебя со стороны, никогда не подумаешь, что ты способен на такое. Я думала, что ты в убийстве ищешь наслаждений.
       - Не говори так. У меня есть долг и служба.
       Павел поднялся, подобрал разбросанную одежду и, не спеша, стал одеваться. Ему хотелось добавить что-то ещё, но он никак не решался открыть свой внутренний мир.
       - Ты знаешь, у меня такое впечатление, что я живу чужой жизнью, - он ненадолго задумался. - Я здесь ненастоящий. Где-то существует другой я. И он совсем иной. Мне часто приходит в голову мысль, а вдруг это и был настоящий мессия? - скрипнув зубами, продолжил: - А мы, как варвары, как дикари! Жестоко расправились с ним. Возможно, их вера возникла не на пустом месте? Ведь что-то руководит ими?
       - Ты просто устал! - оборвала его Юкостаса.
       - Не думаю. Меня поражает другое. Ты посмотри, сколько здесь сект! И у каждой есть свой мессия! Но ни одна вера не распространяется так быстро и не завоёвывает всё больше поклонников, чем вера в этого Христа. Может быть, и вправду, этот босоногий Иешуа знал нечто такое, о чём мы и не догадываемся? Люди готовы умирать с его именем на устах и не боятся смерти. Будто и в самом деле их ждёт царствие небесное? Вот и этот Иуда, знает что-то такое, чего не знаю я. Хочу под пытками его спросить, в чём тайна веры состоит? Он лично был знаком, и проповедь читает, восхваляя имя, запрещённое законом. Сумел поднять народ, а значит, есть в нём некий дар сквозь смерть нести его ученье.
       - Тебе не стоит задумываться о религии. Так можно и с ума сойти. У тебя есть я, и ты всегда можешь утешиться в моей постели. Это лучше, чем разбираться в толкованье веры.
       Юкостасе хотелось отвлечь его от повседневных дел, ей было незачем знать проблемы Иудейского народа. Она почувствовала в себе силу женского очарования, и ей понравилось владеть мужчиной так, что тот готов себя забыть, но лишь бы с ней любви предаться. Это было новое чувство, ранее не испытываемое. Хотя она могла многое, о чём другие и не догадывались. Она не хотела этой близости с ним, но не могла больше сдерживать себя, и в этом была её вина. Но также существовала и её тайная миссия, которую она пока не выполнила.
       - Ты хотел выпить со мною вина? Налей!
       Павел вздрогнул - неожиданно закралось подозрение, что его опять хотят отравить. Уже были такие попытки со стороны недоброжелателей. И эта женщина, прежде недоступная, вдруг стала ласковой к нему. С чего бы это вдруг? Всего опаснее в сражении скрытые удары. Возможно, и сейчас ему готовят смерть. Но он наполнил кубки и первой выпить предложил самой прекрасной даме. Смеясь, коварная без страха кубок подняла и, осушив его дна, здоровья пожелала. Но как только он хотел пригубить свой, она остановила его, затем, взяв в руки крупную розу, сорвала с неё лепестки и бросила их к нему в кубок. Когда же он выпил, сказала:
       - Если бы я хотела, вот так легко, могла тебя я отравить. Так просто, ядом наполнить цветы.
       И она, как-то подозрительно долго изучающим взглядом, стала всматриваться в его лицо, словно в ней вызревало решение, которое она давно гнала прочь. Он не нашёлся, что ответить. Мысленно ругая себя за глупое подозрение, резко поднялся и вышел. В душе смутно зрело чувство неясной тревоги. Что-то складывалось не так. Откуда ждать опасность? Он воин, привык видеть неприятеля перед собой, а сейчас ему напрямую ничто не угрожало. Так что же его взволновало? Проанализировав события последних дней, пришёл к выводу, что слишком уж часто стали проклинать его. Он хоть и привык к этому, но в последнее время стал обращать внимание на ухудшение здоровья - мучал кашель, головные боли, пропал аппетит, чёрные круги перед глазами. Нет, надо! Надо вызвать Иуду на откровенный разговор. Пытки не помогут, эти фанатики умирают легко и с достоинством.
       Павел спустился в подвал, где недавно сидели сёстры, а теперь находился Иуда. Тот лежал на грязном полу избитый и без сознания. Вылив на него кувшин холодной воды, Павел наблюдал, как его губы зашевелились, всасывая влагу в рот, опухшие глаза чуть приоткрылись, и сквозь щели век в него упёрся пронзительный взгляд чёрных глаз. Иуда, с трудом приподнявшись, сел, опираясь спиной на каменную кладку стены. Павел стоял в безмолвии, не зная, с чего начать разговор. Молчание затянулось. Наконец он, отойдя в тёмный угол подвала, слабо освещенный светом факела, заговорил:
       - Ты умрёшь, ты это знаешь. Но вот скажи, неужели ты и вправду веруешь в царство небесное?
       - Есть два пути, - едва ворочая языком, ответил Иуда. - Путь жизни и путь смерти. Они идут параллельно друг другу, но в разных направлениях. Ты выбрал второй, я первый.
       Говорить ему было трудно, он постоянно облизывал сухие губы, мучаясь от жажды, и продолжать беседу дальше не видел смысла. Ему и не хотелось читать проповедь чужестранцу, который уничтожает его народ. Каким бы он ни был, но сюда его никто не звал. И покаяние от него он не получит.
       Павел налил ему воды и подал.
       - Но казнят тебя, а не меня, - сухо выдавил он.
       - Меня казнят, но жизнь моя продлится.
       Сказано это было твёрдо, уверенно. Павел знал, что Иешуа из Назарета заманивал в свою секту иудеев, обещая им вечную жизнь и небесное царство. А что может привлечь к себе больше, чем вечная жизнь? Какой хитрый ход, казалось ему. На него может купиться любой. Даже и он, если б только знать наверняка, что где-то что-то есть.
       - Но если ты проповедуешь небесное царство, то почему ты отказываешь мне верить в него? Или оно только для избранных, как ты?
       Утолив жажду, Иуда бросил любопытный взгляд в его сторону. Удивляясь тому, что этот палач интересуется его верой.
       - Ты никогда не согласишься поклоняться простому еврею. Ты можешь верить только в чудо. И не дано тебе - понять, что существует то, чему нет объяснений.
       - Но ты же веришь почему-то?
       - Он мой учитель, я продолжаю его дело так же, как его братья и сёстры. Я был свидетелем того, что он является Мессией.
       - А почему ты выбрал именно его? У вас мессий тут много. И истинных сынов Давида! Может, он один из них?
       Павел старался говорить дружески, склоняя собеседника приоткрыть завесу тайны. И тот, судя по всему, начинал помаленьку сдаваться, его речь становилась убедительной и заинтересованной.
       - Ты видишь в моей чёрной бороде один седой волос? Он сразу же бросается в глаза. Вот так и мой учитель, он послан небом был! Я знаю, истинная вера стихнет. Придёт немало новых толкований о том, кто эту веру начинал. Придумают и небылицы, смешают правду с ложью, заставят в них поверить, и станет Рим столицей новой веры.
       - Ну, этого не будет никогда! - уверенно заявил Павел.
       - Уже идут посланники небес на смерть свою, во имя жизни! - собирая остатки сил, громогласно и грозно провозгласил Иуда.
       Он замолчал, и устало отбросив голову к стене, вытер рукой выступившие на лбу капельки пота. И только сейчас Павел заметил на его руке перстень. Он был странного вида, не похожий на обычные украшения или печать, которые носят знатные люди.
       - Я вижу на твоей руке перстень. А ты не царь, чтобы иметь печать свою.
       - Возьми его.
       Иуда бережно снял с пальца перстень и с грустным благоговением поцеловал его. Не желая так быстро расстаться с ним, ещё долго держал его в руках, очевидно, вспоминая своего наставника и их последнюю встречу в тёмном саду. Он видел его казнь, видел его муки и помнил слова, сказанные им: "Твоё имя будет неразрывно связано с моим. Помни, этот перстень нужно сохранить, в нём зашифрован код. Нельзя, чтоб он пропал бесследно". Наконец, с сожалением протянул его Павлу и добавил:
       - Он достался мне от учителя. В час нашего прощания с ним. Мне больше некому его передать. Дай слово, что не выбросишь его.
       Павел взял протянутый ему перстень, повертел его в руках, ничего ценного в нём не было. Простой камень, с непонятными знаками.
       - Ты доверяешь мне хранить вашу иудейскую реликвию? Я лучше передам её в храм.
       - Нет, нет! - всполошился Иуда. - Они надругаются над святыней веры. Прошу тебя, не отдавай! Иначе род твой будет проклят!
       И опять проклятие! Да сколько это может продолжаться? Почему его имя вызывает столько ненависти? Ведь лично он сам не желает никому плохого, просто выполняет свой долг.
       - А я к проклятиям привык, мне не впервой такое слышать, - с досадой произнёс он. - Но перстень постараюсь сохранить. И всё-таки мне странно, саддукеи отрицают Бога, а ты возглавил их и веруешь в Мессию.
       - Учитель не был Богом, он был посланником его.
       На каменных ступенях подвала послышались шаги. Через минуту дверь открылась, и с обнажёнными клинками в подвал ворвались пьяные разъярённые легионеры. Вошедших было трое. Во главе стоял Антоний, его личный телохранитель. Без лишних слов он попытался нанести упреждающий удар в грудь Павла. Но он, словно предчувствуя недоброе, успел выхватить кинжал и сделать шаг в сторону, при этом жало его клинка быстро вонзилось в шею Антония. Двое других, видя неожиданный поворот событий, заняли позицию для атаки - опасными для жизни ударами оттесняя Павла в угол. Не имея возможности для маневра и эффективной защиты, он понял, что это - конец. Помощь пришла неожиданно. Сидевший до этого покорный Иуда с ловкостью прыгнул к хрипевшему Антонию, и, подобрав клинок, вонзил в спину одного из нападавших. Момент был удачный. Второй тут же рухнул от разящего удара в живот, нанесённого Павлом с такой силой и ненавистью, что рукоятка кинжала дошла до позвоночника. Теперь перед ним было три трупа и вооружённый Иуда. Но тот, отбросив кинжал в сторону, опять сел на своё место и, как ни в чём не бывало, прикрыл глаза.
       - Вот видишь, смерть стоит у тебя за спиной, это твой путь, ты выбрал его сам, - через какое-то время произнёс он.
       - Я воин, и это естественно! - Павел недоумевал, кому понадобилась его смерть? Что таит за собой этот заговор? Кто руководит им?
       - Береги перстень, пока он с тобой, тебе ничто не грозит.
       Но Павлу теперь было не до Иуды, и не до его предостережений. Следовало срочно разобраться с приближёнными людьми. Перескакивая через ступени, он бегом бросился на верх, где столкнулся с Юкостасой. Она удивлённо раскрыла глаза, не ожидая увидеть его в таком неистовом состоянии.
       - Ты разве...- закончить она не успела, он просто отшвырнул её в сторону, торопясь к своему легиону.
       Если бы не его спешка, то он успел бы прочитать в её взгляде суровую неизбежность приговора. Юкостаса спустилась в подвал, безразлично прошла мимо Антония, лежащего в крови, и остановилась перед Иудой. Их глаза встретились.
       - Где? - спросила она.
       Выдержав её взгляд, усмехнувшись, ответил:
       - У меня ничего нет.
       Нечто подобное она ожидала услышать и была готова смириться с этим.
       - Это плохо.
       С этими словами, подобрав клинок, она спокойно провела им по шее Иуды. Затем, поднявшись к себе, попросила принести ей фруктов, что было незамедлительно исполнено. Но и это было не всё, работа оставалась не выполнена, и следовательно, предстояло действовать дальше.
      
      
       ЧАСТЬ ВТОРАЯ
      
       Успех премьеры был оглушительным. Ажиотажу подверглись все. Начиная с губернатора и заканчивая простым нищим. Депутаты, как городского, так и областного законодательного собрания, горячо обсуждали спектакль. Впервые, за многие годы, они шли в театр не по долгу службы, а по позыву души. Некоторые из них, вообще впервые открыли для себя, что такое есть - театр! Ведь в основной своей массе, это без культурные, необразованные чиновники, дорвавшиеся до бесплатной кормушки. А простой зритель, так тот просто ломился в театр. Билеты на спектакль были проданы на весь сезон. По городу прошёл слух, что во время действия актёры, не стесняясь, занимаются сексом, что, конечно, было не правда! Но обыватели этому верили, и после просмотра никто не уходил разочарованным, каждый увидел то, что ему и хотелось. Пьеса отвечала всем требованиям современного театрала. Тут была и страстная любовь, и социальная направленность, и правдивая современность с её безысходностью - все были довольны! Московские критики во весь голос кричали, что наконец, на периферии появился настоящий театр переплюнувший Москву, с её амбициозностью. Что провинция родила настоящего гения, новатора современной режиссуры. Что актёры превзошли самих себя. Своей игрой, они заставляют зрителя быть соучастниками действия, и во время спектакля, у подъезда театра дежурит скорая помощь, потому что у некоторых зрителей возникает такое потрясение, что приходится их госпитализировать.
       Главный режиссёр театра, уже получил несколько приглашений из Москвы и Питера, возглавить столичную труппу. Был подан список о присвоении звания заслуженного нескольким актёрам, в том числе и Павлу. Игорь Сергеевич даже предложил ему поехать вместе с ним в столицу, обещая своё покровительство и главные роли. А местная филармония обещала организовать ряд его творческих вечеров с обязательным исполнением русских романсов. Его пение поразило многих специалистов вокального искусства. Спрашивали, у кого он учился и не стажировался ли в Италии?
       Но самого Павла, успех не радовал. Напряжение последних дней до премьеры
       сказалось на его здоровье. С большим усилием он играл спектакли. На сцене боль и немощь отступали, и выглядел он вполне здоровым. Но продолжалось это не долго, в конце концов, он таки угодил в больницу. Лежал тут уже две недели. О том, что он актёр, соседи по палате не догадывались, и сам он старался этого не афишировать. Ждал окончательный диагноз болезни. Его тщательно обследовали, но определить причину заболеваемости - не могли. Все органы работали нормально, а он худел, терял аппетит, сон, жизнерадостность. Лёжа на кровати, он и сам старался анализировать своё состояние, понять откуда возник недуг? Много раз, в полудрёме, пытался вернуться в навязчивый сон, увидеть Юкостасу, поговорить с ней. Скучал он по ней безумно, непреодолимая сила влекла его вновь и вновь, пробиться своим сознанием к её видению. Но попытки крепко уснуть, ни к чему не приводили, он мучился, ворочался, бредил, но в странный город вернуться не мог. Да и подземный ход, так и остался до конца не обследованным. Старик остался жить у него, теперь уже вместе, они продолжали хранить тайну подземелья. Ни одна живая душа и не догадывалась, какое состояние лежит у них под ногами. Он приходил к нему в больницу, приносил фрукты, неизвестно на какие деньги купленные, и молча сидел, пока Павел не отправлял его обратно домой. На этот раз, старик, придя в палату, вызвал его в коридор и таинственно зашептал:
       - Надо вернуть перстень, от него всё идёт.
       - Не говори глупости! - нервно оборвал его Павел. - При чём здесь перстень?
       - У меня тоже с него всё началось. Пока его не трогал, жил нормально, а потом, помаленьку такое стало твориться,.. - он помолчал, безнадёжно махнул рукой, - думал с ума сойду.
       Взяв Павла под руку, усадил его на диван, стоявший в коридоре, и, потирая ладонью вспотевший лоб, продолжил, отчего-то слегка заикаясь.
       - С-сразу не хотел тебе г-говорить, чтоб за сумасшедшего не принял, н-но теперь вижу - н-надо! Сначала я странные сны видел, город необычный,.. - и как бы не веря самому себе, ошарашено изрёк, - и я в нём жил. Да, да, я даже в секте состоял. Оно, вроде и сон, а на самом деле, всё по-настоящему происходило. Меня пытали там. Как вспомню, жуть берёт. А эти клещи, не приведи Господь! И Римские солдаты, на пытке вытяжкой, калекой сделали меня. Я когда проснулся, ходить не смог, два года на больничной койке провалялся.
       - Там девушка была? - оживился Павел. - Красивая такая?
       - Понятно. Ты, значит, тоже там бывал? - горестно добавил. - И тебя она сунула в это пекло.
       - Бывал, - в тон ему, печально протянул Павел. - А чем у тебя дело кончилось?
       - Когда поднялся, то потерял семью, работу, в общем, худо стало. Пока я перстень не отнёс обратно.
       - Я имею в виду там! - нетерпеливо замахал рукой Павел. - Ты кем там был?
       - Скажу, так не поверишь, всё равно! - сгорбленная фигура старика ещё более съёжилась. - Одним из тех, кто ныне в храме.
       - Значит, это всё-таки не сон. Но что тогда? - в голове Павла не укладывалось, как можно жить и тут и там? - А теперь? Теперь тебя не мучает кошмар?
       - Понимаешь, в какой-то момент, когда я решил, что хватит мучиться, пора придти к какому-то концу, опять видение было. Я сидел в той комнате, ну в пещере, где мы были. И, то ли я не трезвый был, а может быть в болезненном бреду, моё сознание погрузилось в грёзы. Пришла та девушка из сна и объяснила, что этот перстень предназначен тому, кто в состоянии в другое измерение перейти. Что только он, его энергией воспользоваться может. Другие же - несчастья обретут. И объяснила, что где-то рядом он. А мне, куда его девать? Вот и отдал его тебе, ты молодой, ищи кому его подсунуть.
       Павел задумался. Что это? Случайное совпадение снов? Но так не бывает. И почему он не может туда вернуться? Поинтересовался:
       - А ты не пробовал опять туда попасть?
       - Мне девка та сказала, что слабый я, велела всё забыть. Да и к чему, к мучениям возвращаться? - Порфирий, так звали старика, униженно, заглядывая в глаза Павла, умоляющим голосом просил. - Давай вернём его на место, у меня такое предчувствие, что нам обоим будет плохо. Судьбу пытать не надо.
       Он как-то обречённо стих и замолчал, видимо вспомнив, как нелегко приходилось выживать ему в последние годы. Мёрзнуть в подвалах, прижимаясь к трубам теплопровода, голодным бродить по помойкам, в поисках пищи и свыкнувшись с мыслью, что ты теперь не человек, молить Бога о смерти.
       - Сегодня вечером я буду дома, жди меня
       Павел решил махнуть рукой на все эти обследования, всё равно результата нет! К чему занимать чужое место в палате, когда очередь на него, на месяц вперёд? Отправив старика домой, стал вспоминать события последних дней. Навязчивые сны, открывшийся вокальный дар, а вот теперь болезнь? Неужели медицина, да и вся наука в целом, столь несовершенна, что не в силах распознать явления необычные, связанные с энергетикой других миров. Сколько достоверных фактов чудесного исцеления при помощи веры! Достаточно только осознано преклонится перед святым образом, как жизнь твоя, может круто измениться. Почему мы упорно не хотим верить, что кроме нас существует ещё множество различных субстанций, влияющих на нашу жизнь. Вот взять хотя бы линию отца. В двенадцать лет, его врагом народа посчитали, лишили крова, права жить достойно, за что? Он умер в пятьдесят. А дед его в тридцатых сгнил в тюрьме? Ведь это тоже не случайность! Родному брату было сорок, когда его похоронили, а вслед за ним ушёл и сын его. Теперь вот он к порогу подошёл. И всё по линии мужской. И он не произвёл потомство. Что это? Целенаправленное уничтожение рода? Но кем? За что? В чём грешен его род? На нём должно закончиться проклятье. Ведь и ему дорогу перекрыли. Чего достиг, за прожитую жизнь? Смешную славу балаганного актёра? А было время, когда пророчили ему большую славу. Но только к рубежу он подойдёт, чтобы упрочить своё имя, как тут же появляется преграда. Неведомая сила не даёт продвинуться вперёд, она его назад с позором возвращает. И чего он только не делал, чтобы исправить ситуацию.
       После того как он побывал в Чернобыле, (отправили как узника, в закрытом вагоне, совершать героические подвиги), стал верить в Бога. Не так что бы очень, но вера в нём крепла. А поводом тому послужил крестик, найденный им в избе, одной из заброшенных деревень. Когда народ стали насильно эвакуировать, в пылу борьбы, у кого-то он и оторвался. С тех пор, он считал это знамением свыше и охранной грамотой дарованной Всевышнем. И вот, дабы изменить свою непутёвую судьбинушку, искупить грехи отцов, попробовал пройти крёстный ход, авось Господь и его молитву услышит! Даст ему шанс проявить себя.
       Отправились утром. Народу набралось тысяч двадцать пять. Приехали даже из Англии, Германии и других зарубежных стран поклонники Христианского учения. Шёл проливной дождь, но это не пугало паломников. К этому все были готовы. Кто в полиэтиленовых плащах, кто с зонтиком, собирались они у старой Серафимовской церкви, чтобы начать свой не близкий путь, во имя и во славу Николая-угодника. Впереди колонны шествовали священнослужители со списком чудотворной иконы Николая, а уж за ними все остальные неприкаянные грешники. По пути, следования стоял Трифонов монастырь, где после службы, присоединялись, окроплённые святой водой, и страждущие чуда, ещё сотни паломников. И так на протяжении всего хода, всё вливались и вливались, в ряды шествующих, с окрестных сёл и городов, верующие и не совсем верующие христиане.
       Со своими мыслями, со своими чаяниями шёл среди них и Павел. Ни с кем не общаясь наблюдал, как люди, надеясь на какое-то чудо, упорно месили лесную грязь, с надеждой, кто на исцеление, кто на прощение грехов. Неужто, так грешна Россия, что собирает в свой Великорецкий ход, столько жаждущих прощения? Неужели страданием своим, народ не заслужил лучшей участи? Как грабили его, так и продолжают грабить богатые толстосумы, во главе с правительством. Обещая, что вот-вот наступит лучшая жизнь. В целом, колонна напоминала кадры из документального фильма, первых дней войны. Когда беженцы, спасаясь от врага, покидают родные, обжитые места. И стар, и млад, преодолевая трудности, идут плечом к плечу, каждый со своими мыслями и печалями. Рядом: молоденькие семинаристки из духовного училища, поют псалтырь. Бабушка, лет восьмидесяти, опираясь на палку, с трудом ковыляет до заветной цели. Женщина, с грудным ребёнком на руках, тяжело дышит в спину. Кто-то, не желая идти медленно, подчиняясь общему потоку, бесцеремонно расталкивает более немощных, упорно лезет в гущу идущих, и рвётся вперёд. А он, глядя на многотысячную толпу, ждущую милости от святого угодника, мысленно рассуждал; как же всё-таки был прав Ефрем Сирин, говоря: "По наружности мы смиренны, а по нраву жестоки, бесчеловечны. По наружности мы благоговейны, а по нраву убийцы. По наружности полны любви, а по нраву враги". Мы врём всегда, мы врём везде, мы врём во всём, возвышая себя в собственных глазах. Но неужели только так и можно жить?
       В первый день, подойдя к ночлегу, он уже не чувствовал под собой ног. Подошвы горели так, будто шёл он по раскалённым углям. Спина и ноги отказывались слушаться. Казалось, что на этом путь окончен, что завтра он уже не сможет подняться, и вместе со всеми продолжить шествие. Выпив чаю и слегка перекусив, заснуть не мог, решал вернуться ли домой, проявив свою слабость, или же идти дальше? Но в три часа утра, собрав свою волю в кулак, заставил себя встать и присоединиться к ходу. На пути то и дело встречались сидящие на обочине паломники, бинтующие стёртые, как и у него, до крови ноги. Слепни, комары и мошка добавляли острых ощущений. Но он продолжал идти, думая, что Господь зачтёт ему этот подвиг и облегчит духовное существование, так как материально он не нуждался. Но до конца пройти ему так и не удалось. В середине дня отказала правая нога, (Последствие героизма в Чернобыле). Доволочив её до ближайшей деревни, сел на автобус и вернулся в город.
       Вспомнились и проклятья из снов. Уж не оттуда ли идут несчастья? Но ведь это был не он! Не он казнил и правил. Фантом, вселившийся в него! Могучий демон, явившийся с вселенной. Он, распоряжается нагло его судьбой и жизнью всей. Но перстень есть, и там и здесь! И ведь с него всё началось!
       По какой-то странной случайности, он в тот день, когда попал в больницу, не снял его с руки. Перед спектаклем, сидя в гримёрке, разглядывал рисунки, пытаясь проникнуть в их замысел. Неожиданно появилось ощущение, что на него оказывается чьё-то влияние. Он почувствовал в себе необычайный прилив энергии. А когда вышел на сцену, играл так, словно всё происходило в настоящем времени и с ним. Вокруг были реальные люди эпохи девятнадцатого столетия. Эти привлекательные сёстры, с их проблемами, офицерская честь и достоинство. Зрительный зал, только и ждал его появления, бурными овациями встречая каждый его выход. Но дальнейшее развитие действия, не укладывалось ни в какие рамки, и не поддавалось логическому объяснению. Оно ошеломило не только зрителя, но и актёров, машинистов сцены, и его самого. Когда гроб, с покойным Тузенбахом, проносили в глубине сцены мимо скорбящей Ирины, его тело, скрипнув костями, приобрело невесомость и взмыло вверх, отчего он обомлел, а Верочка, игравшая Ирину, тут же упала в обморок. Монтировщики, несущие гроб, с грохотом бросив его на пол, с душераздирающими криками бросились вон со сцены. Зритель же, посчитав, что всё так и задумано, разразился аплодисментами. А Павел, ударившись головой о штанкет, висевший вверху, приземлился, и не сознавая что делает, раскланявшись, спел Украинскую народную песню: "Дивлюсь я на небо, тай думку гадаю, чому я не сокол, чому не летаю?". После чего спектакль прервали, и, уложив его на носилки, отправили в больницу. Где он и находится по сей день.
       От этих мыслей у Павла разболелась голова. Зайдя в палату, стал собираться домой. Хоть обследование ещё и не закончилось, но он твёрдо решил уйти. Больничный лист ему не нужен, в театре будут только рады. Второй состав хоть и играл спектакль, но зритель ждал именно его, исполнителя роли Тузенбаха. Кто, кроме него, мог пробудить в обывателе сложные чувства такой не поддельной любви и самоотречения ради чести? Сложив в сумку, не хитрый скарб, пожелав всем скорейшего выздоровления, ушёл, как в песне поётся: "Я ровно в семь тридцать, покинул столицу и даже не глянул в окно".
       Выйдя на улицу, с удовольствием вдохнул всей грудью, сырой осенний воздух. После душной палаты, он казался таким насыщенным, таким ароматным! Городской смок, только добавлял ему разнообразие вкусов. Глаз радовала даже слякоть. И капли дождя, что блестели на листьях, и мокрый асфальт, и бурое, низкое небо. Жизнь не стояла на месте, кому-то счастье приносила, а кто-то огорчался. В церквах молили Бога, о всепрощении грехов, а сатана готовил козни. Решив, по пути домой, навестить старого друга, Павел направился в мастерскую Сергея. Может он уже в Израиле? Или верблюд заблудился, и он в эмиратах гостит? Вера не навещала его, и он не знал что с ними. Возможно и она теперь Шахерезада? В песках рассказывает сказки бедуинам? А он вообще уже раввин!
       Проезжавший мимо автомобиль, с радостью обрызгал грязью, из глубокой лужи, размечтавшегося пешехода, и довольный произведённым эффектом скрылся. Павел благодарно выматерил его, отряхнулся, огляделся и зашагал дальше, радостной улыбкой озаряя хмурых прохожих. Которые, в своей неистребимой жажде, во что бы то ни стало выжить, угрюмо спешили по своим делам. Изобразив такой же неприступный и суровый вид, он влился в эту кутюрьму.
       В мастерской царил хаос. Картины исчезли, хозяин пропал, и только сквозняк гонял по полу обрывки газетной бумаги, будто заметал следы прошлого. Журнальный столик, сиротливо, предлагал пустую бутылку из под выпитой водки, и вдвоём с креслом, они уныло смотрел на не званного гостя, ожидая, что он вновь пробудит в них былую желанную, хмельную жизнь. Но гость, прошёлся по пустой комнате, гулким эхом вдавливая в стены собственные шаги, грустно вздохнул и с печалью в голосе сказал:
       - Уходит всё, ушло и это! - и звук пустой комнаты, болью отозвалось в сердце. Ещё одна потеря, ещё одна утрата. С кем он теперь поговорит, пофилософствует на тему дня? Кто покажет новую работу, удивит своей картиной?
       - Ушло, но не уехало ещё! - Загородив своей огромной фигурой весь дверной проём, Сергей, широко раскинув руки, приглашал в свои объятия закадычного друга. - Иди ко мне, мой добрый гений!
       Они обнялись, как и полагается в таких случаях, после долгой разлуки, похлопали друга друга по плечу, расцеловались, Павел виновато улыбнулся:
       - Сам понимаешь, премьера! Хлопоты разные, некогда зайти было.
       - Да уж, наслышан о твоей гениальности, не извиняйся. Каким образом ты летать научился? Такую панику вокруг себя создал. Газеты уже назвали тебя новым мессией. Пророком из будущего. Даже секту создали: "Павлиновы ученья"! Вера говорит, тебя в психушку увезли? И посетителей к тебе не допускают. А ты оказывается тут?
       - А ты поверил в сплетни?
       - Да, не скажи, не скажи. Верочку ведь тоже после того спектакля еле откачали. В реанимации лежала. Я до сих пор к ней каждый день хожу. Она мне и поведала, что ты вытворял.
       - А я не помню ничего! - смутился Павел. - Я говорил тебе, что у меня рассудок ранен. Бывает иногда, ночей не сплю. Я из больницы убежал, хотел тебя увидеть.
       - Главное, из гроба взлетел и порхает! Что за трюк такой? - не переставал удивляться Сергей.
       - Это не трюк. Женщина ко мне приходила, понимаешь, то есть не женщина, девушка. Вернее, я к ней прилетал,.. даже не прилетал, а приходил. Явление такое. Я тебе хотел рассказать...
       Павел совсем сбился и чтоб яснее выразиться, не заметно для себя, продолжил мысль на арамейском языке. Вспомнил даже про Иуду. Про то, как спрятал перстень. Про трёх сестёр, что прокляли его. Как он во сне влюбился и на свиданье к ней летал. Что он уже не он! А он остался там.
       Сергей смотрел на него, слушал, слушал... наконец ему это надоело, он понимающе кивнув головой, сказал:
       - Не надо таких подробностей. У меня от них мозги сохнут. Когда я попаду в психушку, мы там поговорим; и для чего женщины приходят, и как летаешь с ними. Ты, брат что-то постарел, выглядишь не важно. Ну, да ничего, поправишься ещё. Я вот, попрощаться зашёл. Эта мастерская, мне как дом родной. Хоть и не создал ничего выдающегося, но стены её, питали меня вдохновением.
       И он так трогательно прижался лбом к холодным, ободранным стенам, что Павлу стало его жалко. Вот куда он собрался? Разве ж может заменить чужая земля, чужие дворцы, вязкую глину Вятской деревни? Где проходят желанные, такие родные и приятные муки творчества? Она хоть и благодатная, но не приносящая успокоение.
       - Ты всё-таки дурак! Зачем тебе чужая сторона?
       - Не я один такой, со мной ещё и дура едет!
       - Какая дура? - переспросил Павел. - Вера что ли? Ему не хотелось верить, что эта сумасбродка способна на поступок. - Ты как её уговорил?
       - А что её здесь держит? - взорвался Сергей. - Да разве может повседневность сравнится с тем, когда ты каждый день ждёшь новых ощущений? Борьба с самим собой, с обстоятельствами! Там мы будем противостоять! Так сказать битва за выживаемость!
       - Ну, за этим ехать далеко не надо. Мы за это бьёмся каждый день. Но пока безуспешно. И видимо, нам не победить! - безнадёжно махнув рукой, Павел приблизился к Сергею. - Мы так и будем здесь стоять? Может, зайдём куда? Правда, у меня денег нет. Я ведь не из дома иду.
       - А ты всегда был нищета, одним словом - люмпен! Ладно, угощаю! У тебя идея есть? Куда путь держим?
       - Не знаю. Может быть, ко мне?
       - Не хочу нюхать твою грязную квартиру, своей хватает, - оборвал его Сергей. - Давай-ка лучше навестим Верочку, она интересовалась твоим здоровьем. И выпьет за твоё чудесное воскрешение, с большим удовольствием!
       - Давай! - подхватил его идею Павел. - Она где расположилась?
       - Скажет тоже, расположилась! Нашёл туристку! Где расположили, там и лежит! И вообще, не ценишь ты её! И чтоб в моём присутствии, ты вёл себя с ней уважительно, без панибратства, понял?
       - А чего здесь не понять? Сара наша мать, а мы евреи, к матерям всегда благоговейно!
       - Правильно! Пошли! - Сергей уверенно направился к выходу, увлекая за собой Павла.
       Они вышли на промозглую, сырую улицу, где прохожие торопились быстрее юркнуть в какое-нибудь здание, где было тепло и сухо, и направили свои шаги в ближайший супермаркет. Там, купив всё, в чём нуждалась больная, и в первую очередь витамины, то есть большой пакет апельсинов и водку, отправились в больницу. Скромную поляну накрыть решили прямо там. А чего стесняться? Больные - тоже люди! Ехать туда надо было несколько остановок на троллейбусе. Благо был день, и народу в нём было не много. Сев у окна, Павел смотрел на проплывавшие мимо дома и думал, сказать ли Сергею про перстень? Как он к этому отнесётся? Не примет ли за маниакальность его ночные сны? По сути своей, люди всегда видят в других свои недостатки. И в большей степени, для оправдания себя, и своих поступков, стараются подогнать под свою мерку всех, кто их окружает. Когда проезжали по центру города, где виднелись развалины, сказал:
       - Как ты находишь, я в нормальном, здравом уме?
       - Если задаёшь такой вопрос, на лицо - явные признаки невменяемости.
       - Вот эти развалины, которые ты видишь, способны изменить человеческое представление о мироздании, - глубокомысленно начал Павел. - Способны заставить мыслить по-другому.
       Сергей, оторвав свой взгляд от молоденькой кондукторши. В короткой юбочке, она непроизвольно притягивала взор не только мальчиков, но и солидных мужчин. Её бы на привязь, да внушение сделать как себя вести. Но той нравилось, что она пользуется таким успехом. Почему она должна скрывать свою красоту? И она передвигалась по троллейбусу, нет-нет, да и вскидывая прищуриный взор, кокетливо выискивая мужчин, достойных её внимания. Затем внимательно посмотрел на Павла. Действительно, что-то в нём изменилось. Нет, не то, что он похудел и постарел! Не то, что в нём исчезла искорка веселья, а в том, что он стал более рассудителен, более задумчив. Не оспаривает свою правоту с пеной у рта, не высмеивает чужие ошибки. Он вообще становился, как бы - не от мира сего. Может, и правда болеет?
       - Рано ты из больницы сбежал. Я вижу, тебя тяготит какая-то бредовая идея. Врачам о ней рассказывал? Нет? Ну, давай её обсудим после визита к Вере, хорошо?
       Остальной путь они проехали молча, думая каждый о своём. "Может, полегчает душе, после того, как она примет на грудь сто грамм водки?" - мыслил Павел. Недаром, греческие Боги, устав забавляться с народом, придумывая им различные испытания, ходили в гости к Дионису. Знали где можно расслабиться по полной!
       - Билеты надо выкупать, а денег катастрофически не хватает! - прервал его мысли Сергей. - Квартиру я уже продал, а больше продавать нечего, хоть воровать иди. Не знаешь, что ограбить можно?
       - Я тебе добавлю, не переживай. Сколько надо?
       - Да? Ну, надо же какая щедрость! Кстати, мы приехали уже! - троллейбус остановился как раз напротив главного входа в больничный комплекс. - Вот если бы тебя сюда положили, мне было бы проще вас навещать.
       Они поднялись на лифте в кардиологию, располагавшуюся на третьем этаже. Верочка, в домашнем халате, возлежала на кровати, с книгой в руках. Кроме неё в палате находилась ещё одна пожилая женщина, которая с большим любопытством посмотрела на вошедших посетителей и пожалела, что её возраст слишком велик для таких очаровательных, молодых друзей Веры. Одного из них она знала, он часто навещал соседку по кровати. Да и второй, до боли был знаком, где-то она его видела. Так как, она была заядлой театралкой, и здесь оказалась в один вечер с Верочкой, после того злополучного спектакля, то быстро вспомнила - это ж он! Пройдя в палату, молодые люди галантно поздоровались, тот, что по крупнее, поцеловал Верочке руку и протянул ей пакет с витаминами.
       - Как себя чувствуешь? - спросил он.
       - Ой, я сегодня с утра вся в фантазиях! Вдруг такая одухотворённость, на рюмочку потянуло. - мечтательно потянулась она. - Паша, а ты как, тебя выписали?
       - А мы чувствовали. - Сергей достал бутылку водки. - Надеюсь, дама не будет возражать? - обратился он к соседке. - Присоединяйтесь. Я вам как врач рекомендую.
       - Ой, ну если только самую малость. За знакомство! Я вас, Павел Геннадьевич, просто Боготворю! Вы для меня такой кумир! - она достала из своей тумбочки какую-то закуску и пересела поближе к кровати Верочки. - Вы мне потом автограф дадите? Расскажу кому - не поверят!
       - А у вас тут ничего, уютно. Медперсонал не обижает? - Павел, аккуратно, присел на соседнюю кровать. - А я вот убежал. Задница уколов не выдержала.
       Сергей разлил в предоставленную посуду водку и предложил тост, за скорейшее выздоровление всех тех, кто находится сейчас в больнице и чувствует себя не очень здраво. Верочка посмотрела на него благодарными глазами, пошмыгивая носом. Она уже давно призналась себе, что любит этого нежного здоровяка. Он и в больнице не оставил её, навещает каждый день. А это, многого стоит! Вот когда они переберутся в Израиль, она нарожает ему кучу детей, а Павел будет их крёстным отцом. Спектакль ей вспоминать не хотелось, наверное, у неё было временное помутнение рассудка, не может человек, подняться из гроба и летать. Она перевела подозрительный взгляд на Павла. Может он демон какой? Или этот, ну которые в зверей перерождаются? Шайтаны кажется. Старалась проникнуть в его внутренний мир, найти разгадку его загадочного поведения. Откуда у него знание языков, вокальный дар? А тот, широко улыбнувшись, предложил:
       - Я вижу, у вас всё идёт к брачному союзу. По этому поводу, хочу сделать вам свадебный подарок и прошу всех проехать ко мне. Что бы я, в торжественной обстановке, мог преподнести его молодым!
       - Это что-то новое! - воскликнул Сергей.- Но, чёрт меня возьми, я согласен!
       - Ну, конечно! - возразила Вера. - Как я из больницы уйду? Мне ведь, потом, больничный не дадут, из-за нарушения режима.
       - Не переживай, это мы берём на себя, - успокоил её Павел. - Как вас зовут? - обратился он к соседке.
       - Ольга!
       - Ольга, я прошу вас подтвердить, что вашу подругу похитили двое неизвестных, хорошо?
       - Пожалуйста! - согласилась она.
       - Значит всё в порядке! Согласно древнему еврейскому обычаю, жених похищает свою невесту! Бери её, Серёга!
       - Но я не согласна! - запротестовала Верочка.
       - А тебя никто не спрашивает, не положено! Заткни ей рот, а я прикачу каталку! - скомандовал Павел.
       - Ладно, ладно я пойду, только не надо мне рот затыкать! - Верочка встала, и протянула руку Сергею. - Потом меня вернёшь!
       - Королева моя, я в коридоре, рядом с тобой лягу! Как Цербер буду охранять покой.
       Павел по телефону вызвал такси к подъезду и они, попрощавшись с Ольгой, спустились в приёмный покой. Верочка, взбудораженная выпитым, и неожиданным похищением, взволнованно оглядывалась, как бы кто не заподозрил её в побеге. Но никому до них и дела не было. Посетители, врачи и больные были заняты своими делами. Они спокойно вышли на улицу, где их уже поджидало подошедшее такси и благополучно затерялись в городской суете.
       К дому Павла, голубой шевроле подкатил с шиком, резко затормозив у подъезда. Из него вышли трое, молодая парочка и хозяин квартиры, что располагалась на первом этаже. У этого дома, выстроенного три столетия назад, такси видели не часто, проживали здесь в основном пенсионеры, и такую роскошь позволить себе они не могли. Поэтому соседи с любопытством выглядывали из окон своих квартир, рассматривая, кто же это так неожиданно разбогател? Павел знал, что наружное наблюдение за подъездом ведётся круглосуточно и не обращал на это внимания. А вот на Сергея это подействовало.
       - Ну, надо же! Ты и здесь театр устроить умудрился! Вот в Израиле такого нет. Там народ чинный, воспитанный. Богу молятся, душу спасают, а не любопытство праздное справляют.
       - Пусть у людей, в их скучной жизни, наступит разнообразие! Дайте им хлеба и зрелищ. Верочка, можешь пройтись под окнами? Покажи дедушкам стройные ноги, бабушкам упругую грудь! - пошутил Павел. - Пусть они вспомнят бурную молодость.
       - Скажешь тоже! Веди давай в свою берлогу, - засмущалась Верочка.
       - Прошу, прошу! - угодливо расшаркиваясь перед гостями, раскланивался хозяин. Зайдя в подъезд, он предупредительно взял её под руку. - Вот тут ступенички, смотрите не убейтесь.
       - Он специально для соседей их маслом поливает. - иронизировал Сергей. - Потому они из дому выйти не могут. Из окон жизнь наблюдают.
       - А вот и не правда! - обернулся к нему Павел. - Мне старожилы рассказывали, что из этого дома есть подземный ход в монастырь, он ведь раньше епархии принадлежал, вот по этому ходу они и ходят на прогулку.
       - Да, да! То-то я смотрю, у каждой двери по лопате. Вы тут как кроты живёте.
       - Это мои лопаты, я ими снег откидываю. - Павел открыл ключом дверь и крикнул в глубину квартиры. - Порфирий! Ты дома? Гостей принимаешь?
       В домашних тапочках, одетых на босу ногу, но в рубашке и в галстуке, навстречу им вышел старичок, приятной наружности и улыбающийся.
       - Пашенька! Ты домой? Выздоровел?
       - Знакомьтесь, с недавнего времени, это мой личный домовёнок. Зовут его, как и всю нечистую, необычно. Я его Порфирием назвал.
       - Очень приятно! - протянул ему мощную руку Сергей. - Не думал здесь кого-то встретить. Ну, в крайнем случае, жену, а тут - аж целый домовой! - рядом с Порфирием, он выглядел огромной горой, с вулканом наверху. Его голос , в маленькой квартире, просто грохотал, грозя извержением.
       - Я и не ждал никого. Вы уж извините. Паша, он мне не сказал. Вы проходите, проходите! - засуетился Порфирий. - Я как раз блинов на поминки испёк.
       - На какие ещё поминки? У тебя, что умер кто-то? - оторопел Павел.
       - Ну как же, как же? Умрёт, обязательно умрёт. Не пропадать же добру! Уж, коли испёк, то поминуть надо. Правильно я говорю? - обратился он к Верочке. - Может, я и сам того... годы у меня такие.
       Верочка, с любопытством рассматривала квартиру. Она была здесь первый раз и Порфирия приняла за родственника.
       - Зачем же помирать? Вам ещё жить, да жить! А Паша ничего не говорил, что у него есть дедушка.
       - Какой он мне дедушка! Я же говорю - домовой! - Павел помог Верочке снять плащ и провёл в комнату.
       Сергей был уже там и раскладывал на столе, прихваченные из больницы, продукты.
       - Уж не собираешься ли ты подарить нам эту конуру? - доставая недопитую бутылку, спросил он.
       - Между прочим, эта конура находится в центре города и стоит не малых денег. Но у меня другой подарок. Но для начала я должен посоветоваться, где мой домовой? Порфирий, ты куда пропал?
       С блинами, свёрнутыми на тарелке, вошёл представитель нечистой. Поставил её на стол, и перекрестившись поклонился.
       - Давно уже не поминали никого. Пусть земля нам будет пухом. Молитву бы прочесть.
       - Да, подожди ты с молитвами! - перебил его Павел. - Вот эти двое, решили пожениться.
       - Совет вам, да любовь! - расплылся в улыбке Порфирий. - Я и во здравие могу прочесть! Но сначала надо помянуть.
       - Налей ему, Серёга! Пусть помянет, наконец!
       - Я не могу один, давайте все! - простодушно продолжал улыбаться Порфирий.
       - Ты у меня сейчас добьёшься! - прикрикнул на него Павел. - Кто ж на свадьбе, пьёт за упокой?
       - Так ведь, что бы жили дружно, мало ли чего? - извиняясь и пятясь задом к двери, обеспокоенно забормотал старичок.
       - Оставьте вы его в покое! - вступилась за него Верочка. - Возможно, у него свои проблемы. Куда же вы? Идите к нам, - и взяв его под руку, подвела к столу.
       - Вот как ты думаешь, Порфирий, можем мы с тобой, чего-нибудь подкинуть, на свадьбу молодым?
       - Так ведь, тебе решать, оно уж не моё! - пожав плечами, махнул рукой Порфирий. Ему сразу стало понятно, о каком подарке пойдёт речь. - А коли не жалко, то почему бы нет? Оно ведь на благое дело, завсегда приятно.
       - Общее собрание акционеров тайного общества миллионеров, - торжественно начал Павел, - постановило: выделить молодым энную сумму, для безбедного проживания в Израиле первые два года. Прошу несмолкаемые аплодисменты!
       - Благодарствуем! - Сергей хлопнул в ладоши и поднял рюмку с водкой. - Спасибо тебе, я всегда знал, что ты поделишься последним, которого у тебя нет. Выпьем, за настоящую дружбу!
       - И за упокой, - непреминул добавить Порфирий.
       Когда они выпили, Павел решил ввести в курс дела молодожёнов. Для начала, он снял с руки перстень и, грустно улыбаясь, протянул его Сергею.
       - Дарю!
       - Это и есть твои миллионы? - усмехнулся тот.
       -Ты зря смеёшься, рисунок посмотри! И сделан из чего.
       Разглядывая перстень, Сергей, по мере его изучения, становился всё серьёзней. Необычность подарка дала о себе знать почти сразу. Руки постепенно начинали гореть, жгло кончики пальцев и огонь постепенно переходил на ладони, и дальше, теплом разливался по всему телу, наполняя плоть чувством страха и ожиданием тревожной неизвестности. Отложив его в сторону, спросил
       - Что за странная вещь? Откуда он у тебя?
       - Это ещё не всё. Когда увидишь остальное, боюсь сойдёшь с ума! А ты, Верочка, должна следить за ним, за его здравым рассудком! - загадочно улыбался Павел. - Не верите? Вы у Порфирия спросите, он эту тайну сохранил. И даже больше, первым испытал, что значит этот перстень. И для чего блины испёк, спросите? И раз он поминки устроил, то смерти быть сегодня, я уверен.
       У Верочки, от таких слов, поползли мурашки по спине. Она, поёжившись, передёрнула плечами.
       - Я боюсь! Зачем меня пугаешь? Паша, так нельзя. По твоей милости, сначала я в больнице оказалась, а теперь ты смерти моей хочешь? - в её в голове ясно выплыли воспоминания, как он летал в гробу. Если нечистая существует, то возможно он заключил с ней контракт. Откуда вдруг у него взялись неординарные возможности? Открылись новые таланты? Вот и сейчас, он явно неспроста их в гости пригласил. Не доброе задумал, как показалось ей. Да и старик какой-то странный, всё помянуть пытается кого-то.
       Порфирий нервно заёрзал на стуле, и обращаясь к Павлу предупредил:
       - Учти, если знают двое, знают все! Ты хочешь показать, чем обладаешь? Зря! Я думал, ты простым подарком обойдёшься, там золотишко дашь, или другое что подкинешь, а ты решил их посвятить в чужую тайну, зря! Беду накличешь, слово помяни!
       Сергей снова взял в руки перстень, эта недосказанность ему надоела. И опять пошло тепло, и как-то помимо своей воли и желания, он одел его на палец. Но теперь, тревога исчезла, наоборот, наступило успокоение и уверенность в своих действиях.
       - Если вы хотите что-то мне сказать, то говорите прямо, загадок мне не надо! - он разлил остатки водки, поднялся и добавил, протягивая огромную пятерню Павлу. - Спасибо за подарок, буду помнить и хранить. Что ты там ещё нам приготовил? Ты, паразит, не интригуй! Знаем мы ваши заскоки!
       - Так думаешь? - в упор глядя на него, спросил Павел. Затем, медленно поднявшись, и уже потупив взгляд, мрачно предложил. - Тогда пойдём! Порфирий, ты идёшь?
       - Куда ж я денусь? Мне тут одному не место будет. Да и сподручнее, всем вместе! - он опять засуетился, перекрестился в дальний угол, низко поклонился и со словами, - с Богом! - первым вышел в дверь.
       Знакомой тропинкой, они гуськом прошли к монастырю. Верочка и Сергей не понимали, зачем понадобилось Павлу тащить их на заброшенные развалины? Но лишних вопросов задавать не стали, возможно, он действительно обладает некой тайной, которая в последнее время не даёт ему покоя. Недаром, в нём произошли изменения, повлекшие за собой ряд не объяснимых явлений. Вот и сейчас, зайдя в храм, он зачем-то обнял колону, и, кряхтя, ползает по ней. Нормальный человек не станет обниматься с кирпичом. А этот, как влюбился! Прижался крепко, ещё и целовать начнёт.
       - Ну, чего застыл, как вкопанный? Не видишь, помощь мне нужна? - надсадным голосом просипел Павел.
       - Не понимаю, что мне нужно делать? - пожал плечами Сергей. - Шлифовать своей фигурой столб? Избавь, живот не выдержит такой нагрузки, лопнет. А мне ещё на родину, в Израиль!
       Павел на время опустил колону и, презрительно глядя на друга, вкладывая в каждое своё слово глубокий смысл, нравоучительно заговорил, почёсывая темя.
       - Каждый еврей, являющийся представителем рода Давида, не может отказать себе в удовольствии видеть, как на его глазах, нищает ближний, отдавая последнее лучшему другу. Помоги мне сдвинуть, эту проклятую колонну с места, и твоему взору откроется царство небесное, дарящее тебе безбедное существование на далёкой чужбине именуемой родиной и землёй обетованной.
       Сергей не заставил больше себя уговаривать. Подойдя к колоне, и слегка поднатужившись, повернул её, как и просил Павел. Как только что-то грохнуло и скрипнуло, стоявший у решётки Порфирий, сразу скрылся с глаз, приводя в изумление совершившимся чудом, наивную Верочку.
       - Ой! - вскрикнула она. - А дедушка исчез!
       - Не бойся! - успокоил её Павел. - Он уже в Аиде! Мы последуем за ним. Прошу! - он подошёл к открывшемуся проёму и посветил в него фонарём.
       Сергей сообразил, что Павел, в своих поисках, обнаружил и открыл ранее неведомые страницы истории. В этом старинном городе, самой судьбой, предначертано хранить тайны. Например, всё его население тщательно скрывало своё происхождение. Кто они? Отяки, переселившиеся сюда с верховьев Оки, или же прямые потомки Новгородцев, основавших этот город? Даже известные историки, такие как Костомаров, не могли ответить на этот вопрос. Тайны были разбросаны повсюду. И одна из них, поддавшись уговорам настырного краеведа, приоткрыла свою страницу, приглашая пролистать всю книгу. И сейчас он, как первый читатель и цензор, познает то, что остальным пока ещё неведомо. Спустившись вслед за Павлом в узкий лаз, он подал руку Вере. Она, опершись на неё, тоже спрыгнула вниз. Дальше брели орентируясь на свет фонаря. Пройдя какое-то время по узкому ходу, они, наконец, вышли к просторной пещере, где уже горели факела, давая ясное представление, где они находятся.
       - Прошу не смущаться скудностью бытия, - приглашая войти и располагаться, скромно предложил Павел. - Комната, к приёму гостей ещё не готова, но будем стараться.
       - Невероятно! Потрясающе! - обомлев от увиденного, шептала Вера.
       - И давно ты знаешь это место? - Сергей опустился на лавку, и с любопытством стал разглядывать убранство пещеры.
       У него возникло ощущение, что здесь, кроме них, присутствует ещё кто-то. И этот кто-то пристально наблюдает за ними. Но никого не было. Уж не с иконы ли лился этот пронзительный взгляд? Плотные стены пещеры надёжно охраняли от посторонних глаз тех, кто находился здесь. И, следовательно, видеть их никто не мог.
       - Если бы я знал, что здесь таится, поверь - судьбу бы изменил! - Павел прошёл к сундукам и по очереди открыл крышки. - Этого хватило бы на всё моё потомство. Но я наследников не произвёл.
       Наслаждаясь произведённым эффектом, присел рядом с Сергеем. Верочка, изумлённая и ошалевшая, широко раскрыв глаза, застыла изваянием над сундуками. Её ноги плавно подкосились, и она опустилась на колени. Запустив руки, в сверкающую груду, стала по очереди доставать и любоваться украшениями, изготовленными лучшими мастерами разных эпох. Это были: гранатовые, отделанные жемчугом браслеты, изумрудные подвески, бриллианты, вставленные в кольца, перстни, цена которых, наверняка составляла целое состояние. И всё это музейное богатство, было свалено в один большой сундук. От такого изобилия камней, голова её пошла кругом. Изнемождённая; нахлынувшими чувствами, ошарашенная увиденным, переполненная эмоциями, она на секунду потеряла сознание. Сергей ту же бросился к ней, поднял её на руки и переложил на лавку.
       - Предупреждать надо! А если бы она умерла?
       - От чего? От музейных экспонатов? - усмехнулся Павел. - Ты возьми, сколько тебе надо для счастья, а остальное я закрою, что бы больше не смущать.
       - Взять-то я могу, а вот потом куда его девать? Контрабандистом я ещё не стал. Через рубеж не переправлю. - Сергей, отобрал несколько вещиц и положил их в карман. - Может здесь удастся что продать?
       Павлу, наблюдавшему за ним, показалось, что огонёк алчности мелькнул в его глазах. И он представил себе, что войдя сюда завтра, он уже не обнаружит и половины того, что находится здесь. Стало обидно и досадно, что он так просто смог довериться единственному другу. Ну, и пусть! Плевать! Плевать! Ему они зачем, эти поганые сокровища? Но в душе, уже разрастался, расцветал погибельный цветок жадности. Как же, ведь это всё его! Он обнаружил и нашёл! А завтра он опять нищий и голый? Ну, уж нет! Надо что-то придумать. Надо сохранить тайну. Надо сегодня же всё перепрятать. Или лучше найти другой выход, а прежний подорвать. Наверняка, гранаты где-то есть, старик-то должен знать.
       Неожиданно со стороны входа, откуда они пришли, послышался шум, похожий на скрежет метала. И только тут они заметили исчезновение старика. Когда он успел скрыться? А ведь его с самого начала не было с ними, успел сообразить Павел. Как только они повернули колонну, он сразу исчез.
       - Ты домового тут не видел? - спросил он.
       - Старика твоего? Так он ведь первым сюда юркнул? - оглядываясь по сторонам, переспросил Сергей. - Тут должен быть.
       - Пошли быстрей! - хватая его за руку, заторопился Павел. - Это он недаром про поминки говорил.
       - А Вера как?
       - Хватай её, пошли! - прихватив с собою факел, Павел торопливо направился к выходу.
       Подняв Верочку на руки, Сергей двинулся за ним. По мере их продвижения, шум усиливался. Среди не ясного гула, уже можно было ясно различить человеческие голоса. Железная дверь, которая раньше была таинственным образом заперта, теперь была открыта, гостипреимно приглашая войти. Павел остановился перед ней и заглянул во внутрь. Это была ещё одна пещера, но уже несколько больше предыдущей. Здесь не было никакого убранства, абсолютно голые стены и тёмные, зияющие пустотой дыры, уходящие в разные стороны. Ещё один лабиринт, возможно соединяющийся с другим. Несколько человек, в чёрных балахонах, положив на плечи друг другу руки, с бормотанием ходили по кругу. Перед ними находился жертвенник с ещё пустующим местом для заклания, будущего агнца. В стороне от других, стоял человек с огромным, поднятым вверх, деревянным крестом. В таком же чёрном балахоне, с седой бородой, он воплощал в себе мессию, явившегося на землю, чтобы направить на путь истинный заблудших овец. Павел узнал в нём Порфирия. Так вот значит куда он пропал. Стараясь остаться не замеченными, они прошли дальше, к выходу, но он оказался заперт. Плита, нависшая сверху, по воле молящихся, навсегда замуровала их в подземном лабиринте. Верочка, очнувшаяся к тому времени, встала на ноги, и не понимая что происходит, спросила:
       - Где мы?
       Сергей, всё ещё обнимая её за талию, прижал к себе, и успокоил:
       - Кажется у нас не большие неприятности, нас заперли! - и уже обращаясь к Павлу, поинтересовался. - Как думаешь, кто это?
       - Если ты про тех, что в балахонах, то думаю - скопцы!
       - Но мы-то им зачем?
       - А вот сейчас и спросим. Вы оставайтесь в стороне, и в случае чего бегите. Там дальше лабиринт, укройтесь где-нибудь! - достав из кармана брюк фонарь, передал его Сергею. - Держи, а то заблудитесь ещё. Сейчас немного приотстаньте, я к ним один пойду.
       Вернувшись к двери, остановился в её проёме. Всем своим видом показывая, что он здесь и желает говорить. Но его словно не замечали, творя свою молитву. Тогда он шагнул вперёд и угрожающе спросил:
       - Что всё это значит?
       Танец остановился. Порфирий, опустив крест и откинув балахон, широко улыбаясь, двинулся навстречу к Павлу.
       - А, Пашенька! Пришёл? А мы уж заждались! Ну, проходи, коли пришёл!
       - Кто запер ход? - не отвечая на радушие Порфирия, процедил Павел.
       - Ах, так ты об этом? Не волнуйся, пустяки! Мы пригласили вас, верней тебя, принять участие в молитве, а ты привёл к нам тех, кто продал душу дьяволу.
       - Что вы от нас хотите?
       - А ничего! Ну, разве это золото, по праву ваше? - Порфирий глядел прямо в глаза Павлу. Он явно что-то не договаривал. Но от его взгляда пробирала дрожь. Какая-то жёсткость, властность сквозила в нём. Чувствовалось решимость сотворить что-то, от чего и волосы на голове могут дыбом встать.
       Переборов в себе нахлынувший внезапно страх, Павел приблизился к нему. Желая убедиться в своей догадке, что передним скопцы, одним рывком разорвал, разодрал, накинутый на Порфирия балахон. Неприятное зрелище открылось его взору. Торчащие рёбра на худом теле и напрочь отрезанные половые органы. Порфирий в спешке запахнул свой плащ и отошёл в сторону. Теперь его взгляд пылал ненавистью.
       - Понравилось? Я сделаю тебя таким же! И бесовская власть, уже не сможет управлять тобой. Не согрешишь отныне, и не впадёшь в лукавство сатаны! Ибо невозможно, во грехе приблизиться к тому, что ищешь ты.
       - Тебе ли знать, какие помыслы мои? Вы тут сошли с ума! Что за скверные шутки? Открой плиту! - сжав кулаки, и примеряясь, что ещё можно взять в руки, Павел двинулся на старика. Резким движением вырвал у него крест, и, занеся его над головой, со всей силой опустил на череп Порфирия.
       Удар пришёлся вскользь, так как тот успел прикрыть голову руками. И тут же вся его братия навалилась на Павла. Крепкие мужики заломили ему руки за спину и крепко связали. Оттащив его в сторону и прислонив к стене, стали готовить свой инструмент. Что-то в нём настроили, подкрутили, опробовали не потерял ли он способность быстро и плавно скользить по направленной линии. Внешне, это было похоже на маленькую гильотину. Глядя на это орудие оскопления, Павлу стало не по себе. Неужели он сейчас станет безобразным творением этих сумасшедших? Превратится в уродливого кастрированного примата. Он лишится того, что предназначено Богом для продолжения рода человеческого? И мир тогда замкнётся в узкий круг собственных мыслей, чувств, переживаний. И ради чего?
       - Порфирий, объясни зачем? За что ты меня ненавидишь? - пытаясь освободить связанные руки, взывал Павел.
       Пришедший к этому времени в себя Порфирий, подошёл к нему.
       - А ты не догадался? Мне Юкостаса так сказала. Сам по себе ты мне не нужен. Какая польза от тебя? Ты знаешь тайну перстня. Но чтобы овладеть ей, ты максимально должен быть сосредоточен. Ни что не должно отвлекать тебя. Твоя энергия сольётся с мировой. А женщины всегда служили отвлечением от сути. Мы оскопим тебя, тогда ты будешь наш. Поверь, всё зло идёт от оскверненья плоти. И первый осквернил себя Адам. Тебя интересуют фолианты? Ты их найдёшь, я обещаю.
       - Но я могу и без того...
       - Не можешь! - прервал его Порфирий. Теперь ты связан тайной. И я могу тебе завесу приоткрыть, - он перешёл на шёпот, шепелявя своим беззубым ртом и брызгая слюной. - Здесь, под землёй, во время новолунья, ты можешь встретить тех, кто уж давно почил. В такую ночь, соединяются эпохи, столетия сливаются в одно, и время нет, оно в едином целом, в пространстве бытия. Я здесь встречаюсь с теми, кто и тебя вовлёк в свою игру.
       - Не хочешь ли сказать, что Юкостаса здесь?
       - Она придёт, как только сможешь ты использовать энергию, рождённую в тебе. И, во-вторых, я не хочу раскрыть секрет подземных лабиринтов. Здесь столько тайн хранится! Там, - он указал на один из ответвлённых проходов, - дальше церковь есть, её большевики замуровали. Подумай сам, что будет с ней, когда сюда нахлынут толпы любопытных? Да, и сокровищ жалко.
       - А почему ты уверен, что я буду молчать?
       - Да, потому что ты убил своих друзей!
       - Я никого не убивал.
       - Тебе так кажется. Ведь есть свидетели, как вы втроём сюда пошли. И отпечатки твоих пальцев на ноже. Бутылка водки, трупы. И ты исчез! Что мало?
       Эти сволочи, всё могут сотворить, подумал Павел. Но всё же, он надеялся, что Сергей и Верочка, смогут найти другой выход, и с милицией вернуться на помощь. Но его мысли прервались, как только подошли трое здоровенных скопцов, улыбающихся противной сладостной улыбкой, в предвкушении экзекуции. Один из них держал наготове ужасное приспособление, а двое других, всей своей тяжестью тела, навалились на него. Один сел на ноги, другой держал за грудь. Павел только успел почувствовать, как сдёрнули с него штаны, и тут же пронзительная боль пронзила его тело. Крик замер, не успев родиться, и лужа крови разлилась под ним. Он уже не слышал, как размахивая своими пудовыми кулаками, ворвался Сергей, и, круша разбегавшихся насильников, матерился так, что Одесские грузчики, могли бы, во внеурочное время, брать у него уроки нецензурной речи.
      
       * * *
      
       Пока он лежал в бессознательном состоянии, где-то, глубоко в сознании, возник образ Иуды. Он помнил, что когда вернулся снова в подвал, тот лежал в луже крови с перерезанным горлом. Но остатки жизни, каким-то странным образом, ещё теплились в нём. Опустившись перед ним на колени, не понимая, кто это мог сделать, Павел только и успел спросить:
       - Кто?
       Приоткрыв глаза и булькая фонтаном крови, Иуда едва выдавил из себя:
       - Не бойся, убивающих тело! Бойся, убивающих душу! И перстень спрячь, его хотят отнять! - после этих слов его туловище обмякло и приняло форму, как показалось Павлу, святого мученика. И тут же, елейный аромат распространился по подвалу, окутывая ароматным облаком, склонившегося над распростёртым Иудой, то ли жестокого убийцу, то ли заблудшую овцу, отбившуюся от стада, и не понимающую, где же путь к спасению лежит.
       Ему тут же вспомнились сёстры, безвинно приговорённые к смерти по его волеизъявлению. Их грязные, трясущиеся руки, тянувшиеся к нему. Затуманенный взор, несущий проклятье. Преднамеренное желание убить его. С чего, вдруг, преданные войны, решили обнажить клинки? Значит, кто-то пожелал его смерти? И всё это произошло как бы в одночасье, в одно мгновение. И так ли уж случайно, у выхода отсюда, он Юкостасу встретил? Уж не отсюда ли идёт злой замысел по отношению к нему? Решив во всём разобраться немедленно, поспешил на выход. По пути вынул перстень, ещё раз взглянул на него, что в нём такого особенного? Но на всякий случай, положил его в тайник, находящийся в его апартаментах, про который не знала, ни одна живая душа. Потому что сотворил он его сам, не надеясь ни на кого. Как-то, обнаружив в каменной кладке стены зияющий провал, расширил его и заложил камнем. После этого стал хранить там то, что считал наиболее ценным. Знал, чувствовал, что в любой момент его могут предать. А собранное досье, на всех и всякого, поможет сохранить ему жизнь. Тот же первосвященник, откуда в нём столько жестокости? Почему люди должны верить только ему? Кто сказал, что истина находится за стенами его церкви? Каждый волен верить в то, что ему кажется незыблемым. Например - варвары! У них другой Бог! У Римлян - свой! И кто прав - неизвестно. Зачем же убивать только за то, что человек исповедует другую, тебе непонятную религию? Тем самым насаждая зло и ненависть между людьми. Вот и Иуда, принял смерть во имя веры. Но за минуты их общения, успел поколебать и его собственные взгляды на всё происходящее вокруг. Ему тоже захотелось верить в душу, которая бессмертна, если не позволить другим, убить её при жизни.
       - Твоя душа уже убита! - услышал он за спиной голос Юкостасы.
       - Ты опять читаешь мои мысли! - Павел обернулся, их глаза встретились. Если тогда, в постели, они проявляли интерес к нему, были ясные и лучистые, то теперь они были холодны и безжизненны. Глубокая пропасть отчуждения и даже презрения сквозила в них. Сомнения исчезли. - Это ты задумала моё убийство? Ты расправилась с Иудой?
       - Я! - спокойно ответила Юкостаса. - И ты умрёшь. Пришёл и твой черёд.
       - Кто ты? И что тебе от меня нужно?
       - Лично от тебя, теперь уже ничего. Ты погубил не только задуманное, но и лично меня. И ты должен быть наказан.
       Какое право имела, эта безумная женщина, творить здесь расправу? Мало того, но ещё и осмелилась угрожать ему? Тому, кого боялись целые легионы. И кто из них умрёт, у Павла даже не было сомнений. Его рука потянулась к кинжалу и замерла, не доходя до рукоятки. Его тело перестало подчиняться сознанию. Словно каменный сфинкс, он застыл в неподвижности. Но голова не переставала работать. Он всё слышал и видел, находясь в здравом уме и сознании. Юкостаса подошла к нему, вынула его кинжал из ножен, и поднесла его к горлу так близко, что одно движение её руки, и он рухнет захлёбываясь собственной кровью. Но она не сделала этого.
       - Твоя задача состояла в том, что бы узнать у последователей учения Христа, где спрятан код развития цивилизаций. Код Хвана был утерян вместе с ним. Когда его казнили, не позаботились спросить о тайне. Но ты нарушил наши планы. Но я не стану убивать тебя сейчас. Ты пригодишься мне потом.
       Она замолчала думая о чём-то о своём. На её лице опять появилась чарующая, обворожительная улыбка, которая и не давала покоя Павлу, постоянно притягивая его к себе и обволакивая его разум чувством необъятной страсти. Такое состояние возникало стихийно, останавливая его безумие. Иначе он давно расправился бы с ней. Вот и теперь, стоя в неподвижности, ему резко захотелось обнять, и в поцелуях терзать эту загадочную красавицу. Задушить её в своих объятиях. И она, опять читая его мысли, ответила ему:
       - Да, и я не устояла пред соблазном. Нарушила запрет. Позволила себе со смертным в ложе лечь. Теперь и мне, назад дороги нет. Но это было так прекрасно! Жалеть о том, что совершил, удел таких как ты, а у меня другие цели.
       Её рука ласково коснулась лица Павла, скользнула вниз, пробуждая его низменные желания.
       - А что мешает нам продолжить? - оставаясь в неподвижности, Павел не потерял дар речи. - Но, что-то плохо мне, я почему-то обессилел, - попытался улыбнуться он.
       - Это обыкновенное воздействие на центральную нервную систему твоего организма. Люди несовершенны. Вы до сих пор не научились пользоваться тем, что в вас заложено первично.
       - Но ты-то кто? Ужели совершенство?
       - Я представитель Ниберу.
       - Это африканец что ли? Вождь племени из чернокожих? - ревниво спросил он.
       Юкостаса рассмеялась. Заходили ходуном её соблазнительные груди, и Павел представил, как чёрный гигант, тискает их в своих потных ладошках. Затем разрывая лёгкую одежду, обнажает её сверкающее белое тело. И с диким воплем набрасывается на него, распугивая своих соплеменников и многочисленных жён.
       - Ниберу - планета! - успокоила его фантазию Юкостаса. - Прототип земли. Она движется с другой стороны солнца по той же орбите. И потому, для вас не видима всегда. И всё неблагополучие вашей планеты, как в зеркале, отражается на нас. Но мы не хотим погибнуть вместе с вами. В своём развитии, мы выше вас. Но и над нами есть та сила, которой подчиняемся и мы. Код Хвана, что был заложен здесь, даёт возможность нам проникнуть в то, во что вы не смогли по глупости своей.
       - И что же он даёт?
       - Постигнуть тайну мирозданья. Рассвет рассудка. Прилив тех знаний, что так необходим для избежания катастрофы. Вселенная - живая клетка организма, она не терпит вредных микроэлементов. Мы многое умеем, но всё ж не совершенны. А код устроен так, считать его лишь может смертный, почувствовав слиянье множества энергий. Тогда он сам становится носителем заряда. Вот потому и привлекли тебя, но ты не оправдал надежд. И я не оправдала. Позволила себе минуту слабости с тобой. Теперь мы вместе, должны объединиться и приложить старанье всё, чтоб нам с тобой открылось то, ради чего уходят в небытье рождённые по чьей-то воле. А воля та предполагает встречу двух планет и гибель двух цивилизаций.
       - А я всегда думал, что меня родила мама. Она, очевидно, не знала про волю отца. Ты как-то сделай так, чтоб двигаться я мог. - Павел косил взглядом в сторону Юкостасы, не в силах повернуть шею. Ему надоела эта чушь про какие-то планеты. Ведь всем давно известно, что земля покоится на трёх слонах и солнце движется вокруг неё.
       - Ах, да! - спохватилась Юкостаса. - Я тороплюсь. Ведь мы твой дух в чужую плоть вживили. А разум твой остался там.
       - Конечно там! Я здесь схожу с ума. Я ничего не понимаю! - Павел блаженно заулыбался, делая вид, что действительно немного тронулся умом. При этом старался ни о чём не думать, что бы она опять не прочитала его мысли. А сейчас ему хотелось одного, освободить своё тело от зависимости и изрубить на куски, эту не по-женски умную, приятную собеседницу.
       - Ты можешь сам освободиться, - тем не менее, она каким-то образом узнала о его желаниии сделать из неё гуляш. - Сосредоточься, выкини дурные мысли, своё сознание направь в себя, и чувствуй только его волю! - голос Юкостасы звучал властно, погружая сознание Павла в туманную глубину непонятного и неведомого.
       Через минуту пелена, возникшая перед глазами, спала и взор его упёрся в скалы. Низкое, тёмное небо нависло над ним, стараясь вдавить его в землю. Так над грешниками нависает грозная расплата за содеянное. Приводя в ужас собственное сознание, от окружающего мрака. Тучи, скользя по нему, пытались размазать его по скале, но их водянистая сущность только мочила его одежду. Они сидели с Юкостасой на знакомом горном плато, тело его было свободно и он уже не питал в своей душе ненависти к своей обольстительнице. Всё что с ним только что произошло, ясно оставалось в памяти, но как картинка из кино или сцена из спектакля. Словно и не он был участником кровавых событий в далёком прошлом. Но от чего тогда на рукаве тёмные пятна, откуда они взялись? Юкостаса нежно гладила его по руке, прижимаясь своим телом к его плечу.
       - Я уснул? - не понимая, что это было, тревожно спросил он у неё.
       - Считай, что это было сном. Ещё немного твоих стараний, усердия познать себя, и ты научишься летать в пространстве, - её голос звучал мягко, успокаивая взбудораженного Павла. - Твоё сознание не совершенно, ещё не может воспринять в реальном времени меня, себя в других мирах. Я научу тебя спокойно относиться, к тому, чем ты почти уже владеешь.
       Он верил ей, однажды он уже над пропастью летал. Но как же быть тогда с Иудой? С сёстрами, что прокляли его? С тем старцем, пирамидой, она сама туда его ввела? Они сидели в зале, затем пошли по узкой лестнице в какой-то лабиринт, потом Иуда? Но есть ещё другая жизнь, где он актёр, старинный город Вятка. Пещера под землёй. Сюда он попадает только лишь в ночном бреду. Опять он спит, сейчас проснётся, сварит кофе и весь кошмар исчезнет, нужно лишь глаза открыть.
       - Скажи, где я сейчас? - он попытался встать, но страшная боль пронзила тело. Взмахивая руками, потянулся к ней, стараясь опереться на её плечо. Но руки не находили её и только судорожно хватали воздух. - Я ранен? Скажи мне, что со мной?
       Некоторое время его вопрос оставался без ответа. А он всё продолжал неуклюже барахтаться, катался с боку на бок, поднимался на четвереньки, искал опору, чтобы встать.
       - Тебе пока не надо это знать.
       - Верни меня домой. Прошу тебя, а ночью опять приду. Клянусь! - продолжал умолять он, в надежде всё-таки проснуться.
       Но сон не проходил. Он по-прежнему оставался в непривычном состоянии беспомощности. Так маленький ребёнок, запеленатый зовёт на помощь мамку. Порхающий над ним мотылёк, хохотал до слёз, видя, как он тянет свои ручки к сидящей рядом даме, показывая свою слабость и немощность.
       - Тебе не надо приходить, теперь ты мой!
       Юкостаса поднялась, её образ стал расплывчатым, её призрачное тело увеличилось до невероятных размеров, превратилось в облако и растворилось. А на её месте стоял Иуда, в окружении сестёр. Он что-то говорил, шевеля распухшими губами, указывая на себя и на сестёр. И до угасающего сознания Павла донеслось: - " Не бойся убивающих тело, бойся убивающих душу!"
       - Помоги мне. - опять теряя сознание прошептал он.
      
       * * *
       Но вряд ли его слова, кто либо, мог услышать. Потому что пересохшие губы едва шевелились. Склонившийся над ним Сергей, не смог разобрать его несвязанные восклицания. Он только понял, другу нужна помощь.
       - Сейчас, сейчас! - не зная, что предпринять, бормотал он. - Ты потерпи! Я быстро! Я сейчас! - глядя на расплывшуюся лужу и валявшийся в ней какой-то обрубок, соображал, а чем же сможет он помочь?
       Подбежала и Верочка.
       - Ой! - ужаснулась она! - Кто его так? Прикрой его, прикрой.
       Павел лежал без штанов, тем самым приводя в смущение, не испорченную, модным в наше время развратом, Верочку. Свет непогашенных факелов, колеблемый слабым ветерком, слабо освещал пещеру. И видеть, что же на самом деле сотворили с Павлом, он не могла. Тем более, стыдливо отведя глаза, ждала, когда Сергей прикроет обнажённое тело. Но вместо этого, Сергей сорвал с себя рубаху, разодрал её на куски и попросил её помочь перебинтовать Павла. Она, превозмогая тошноту, подкатившую к самому горлу, присела на корточки, старясь разглядеть рану Павла на таком интересном месте. Но её взор случайно упал на обрубок, валявшийся рядом с ним, перепачканный кровью, валявшийся между ног Павла, формой, он что-то ей напоминал. Её тут же осенила догадка, что именно лежало в луже крови. Неужели это то, о чём она успела подумать? Бедный, бедный Павел!
       - Он умер, да? - не сдерживая нахлынувших слёз и не совладав с собой, от осознания действительности, она опять потеряла сознание.
       То, что она успела увидеть, действительно, было похожим на некий человеческий орган. На самом же деле, это валялся палец, отсечённый, в порыве борьбы, одному из наседавших. Он так неудачно и торопливо старался исполнить приказ старца, что только успел сильно поранить Павла. При этом пострадав лично, отрубив себе большой палец правой руки. А Павел, вопреки прихоти скопцов, остался нормальным мужчиной. Острым лезвием ему вспороло мошонку, не причинив существенного вреда жизнедеятельному органу.
       Закончив перевязку, Сергей огляделся. Всё-таки без медицинской помощи, здесь не обойтись. Нужен хотя бы элементарный йод. А для этого необходимо выбраться отсюда. А тут два неподвижных тела! Один что-то бессвязно лепечет, другая, разлеглась как у себя на кровати. Кого выносит первым? И куда? Выход заперт. Надо знать, как он открывается изнутри или же искать другой путь. Первый вариант отпал сразу, обнаружить в темноте опять какую-нибудь колонну, открывающую выход - бесполезно, тем более, что их здесь нет. Поэтому, взяв один из факелов, Сергей двинулся к одному из тоннелей для обследования его направления. Но, не успел пройти и двух шагов, как услышал сзади себя душераздирающий крик.
       Это Верочка, очнувшись от обморока, обнаружила, что находится один на один с кастрированным покойником. К тому же этот покойник зашевелился и протянул к ней руки. А она их с детства боялась, потому что была не приучена к мертвецам. Как-то редко приходилось видеть их, а тем более оживших. Вскочив на ноги, прижавшись спиной к стене, она орала так, будто не его, а её саму затаскивали в ад. Отчаянно махая руками, голосила на все лады, надеясь, что покойник, наконец, образумится и оставит её в покое.
       Подбежавший на крик Сергей, едва смог её успокоить. Прижав её к себе, как грудного ребёнка, гладил по голове, приговаривая:
       - Ну, что ты? Что ты? Успокойся. Что тебе привиделось такое?
       - Паша, Паша, - тыкая пальцем в сторону притихшего Павла, твердила она.
       - Ну, что Паша? С ним всё нормально, ему бы надобно врача.
       - А он живой?
       - Живой конечно.
       Верочка, прильнувшая к Сергею и чувствуя в нём уверенную силу, успокоилась. Плечи её перестали вздрагивать, поток слёз остановился. Но ещё с нескрываемым страхом, она выглянула из-за его плеча, что бы убедиться, что Павел действительно жив и опасения её напрасны.
      
      
       Порой, от тоски и безысходности хотелось плакать, рвать на себе волосы
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
       60
      
      
      
      
      
       60
      
      
      
      

  • Комментарии: 1, последний от 07/04/2013.
  • © Copyright Сычёв Сергей Федзерович (serzh.sichyov@mail.ru)
  • Обновлено: 16/10/2010. 237k. Статистика.
  • Роман: Проза
  •  Ваша оценка:

    Связаться с программистом сайта.