Лучшие люди для дружбы в этом странном мире - это те, в ком - ноль респектабельности и ноль деловитости. Одинокие таланты. Поэты. Те, кто еще не успел вкусить и толики успеха - как это ни банально звучит, медные трубы оглушают практически всех, тогда как огонь и воду проходят многие.
У Володи Кашки были в жизни и огонь, и вода... И вот - зазвучали медные трубы, но то ли не выдержала этого чурающаяся громких звуков его душа, то ли просто время пришло - но ушел от нас Володя именно в тот момент, когда ("Друг Аркадий, не говори красиво!") призрак славы уже черкнул крылом над белоголовым Кашкой (кашка - это полевой цветок такой беленький, очень душистый).
Этим летом по областному Черниговскому радио передали, что Владимир Кашка - замечательно талантливый поэт и прозаик, что ему присуждена литературная премия имени Коцюбинского, что его произведения будут читать и через 200 лет. Районный городок Бахмач пришел не только в восторг, но и в движение: те, кто еще минуту назад был убежден, что Кашка - тип социально чуждый трудолюбивым и тароватым бахмачанам, шел к нему домой с широкой улыбкой и бутылкой горилки, чтобы выпить со знаменитым земляком. Даже бывший начальник вытрезвителя пришел - с той же горилкой: "А помнишь, Васильич...". Как будто он - лучший Кашкин друг, а не тот, кто "по заданию партии и правительства", ну а проще - советского КГБ, вылавливал и отправлял Кашку в ЛТП - не столько за пьянство, сколько за инакомыслие - были в свое время у нас такие замечательные заведения, лечебно-трудовые профилактории. С инакомыслящими тогда боролись всеми возможными способами. А как может быть поэт не инакомыслящим? Все у него с ног на голову поставлено - ценности - совсем не советские, поэзия - совершенно не восхваляющая коммунистическую власть, да еще - на украинском языке, да еще печется этот поэт почему-то об украинской культуре, а вовсе не о победе мировой революции. Вот и приехал Кашка на защиту диплома в Литературный институт наголо обритым...
Вообще, учеба Кашки в Литературном институте - это отдельная песня, пусть ее поют его однокурсники. Я окончила Литературный институт имени Горького несколько позже, и познакомилась с Кашкой, по странному стечению обстоятельств, уже в Бахмаче, прямо в его тесной квартирке на первом этаже двухэтажного восьмиквартирного домишки.
Проводя в жизнь свою идею о нерушимости литинститутского братства, я написала про тот вечер, кажется, лет сто назад:
"...Они не нуждаются в приличествующих застолью вещах, здесь нет ни рюмок, ни тарелок, кто-то в обнимку с гитарой разместился прямо на полу, возле раковины, лениво перебирает струны; косо падающий тусклый свет лишает лица остатков суетного, сиюминутного... Они вне места и времени, вселенскую гармонию вмещает в себя тесная кухня, где створки фанерных самострельных шкафчиков оклеены этикетками от чая. Час за часом стихи сгущаются, зависая над столом, мешаясь с тяжелым табачным дымом, цветом в шерсть хименесовского Платеро...
Это маленький украинский городок Бахмач, неспешная музыкальность украинской речи, за окнами - огороды и огородики, петрушка, вишни, пригнул тяжелую голову полный земных соков подсолнух, домики, наспех сколоченные сарайчики - сквозь щели между досками смотрит кроличий тоскующий глаз... Паровозные гудки день и ночь, стук колес - узловая станция Бахмач, дух захватывает, только подумаешь о просторах, куда бегут отполированные тяжелыми составами рельсы.
А они сидят - чаще втроем, иногда вчетвером, впятером - на маленьком кусочке земного пространства, эдакий утлый челнок в мирском хаосе, житейском море - сограждане озабочены добыванием хлеба насущного, и сход поэтов их пугает. Почему так долго горит окошко кухни - часами, да не в урочное время, о чем ведутся бесконечные разговоры, почему так крепок полуночный чай, - за тысячи миль вокруг - ни одного живого поэта, лишь эти трое, литинститутские отличники, да их малочисленное окружение, смущают душу мирного обывателя общежитской традицией круглосуточных чаепитий, как смущали душу восторженных сокурсниц их украинские круглосуточные песнопения в одной из комнат третьего "заочниковского" этажа литинститутской общаги. Владимир Кашка, Николай Туз, Константин Москалец. Братство".
Колю и Костю, моих однокурсников, Володя нашел и вырастил - в литературном смысле, конечно. Или они его сами нашли - Кашка собрал в свое литобъединение при районной газете, где он работал корреспондентом, весь литературный молодняк района. И не только молодняк.
...Один товарищ, вполне в возрасте, с намотанным на ухо шнурком взамен отсутствующей дужки очков, читает поэму о том, как оса полетела на дно моря и влюбилась там в морского конька. Кашка с Колей и Костей понимающе переглядываются. "А, так вам не нравится! - восклицает товарищ. - Так я сейчас новое стихотворение напишу, подождите!" Понятно, что очень скоро графоманский народ из лито отсеялся, а само лито переместилось под крышу Кашкиной квартирки. Сколько здесь прочитано стихов, сколько сказано умных слов о литературе и о жизни. А с первого этажа так просто выйти покурить - спустился на три ступеньки, и вот ты уже во дворе.
...Сидеть здесь под деревом совершенно невозможно - лавки со столиком, конечно, имеются, но того и гляди, получишь спелой грушей по башке. А мы все равно сидим, по возможности уворачиваясь от непрошенной этой фруктовой спелости. Рядом ходят куры, полощет по ветру свежевыстиранное белье - патриархально, неромантично и как-то печально все это. Пес Сирко со странно вывернутыми, расплющенными лапами как ластами шлепает враскорячку по двору, не пуская в Кашкин дом незнакомцев. Верный дружок! Была еще Ласочка, беленькая собачка, та вообще от Кашки не отходила ни на шаг. Спал Володя - она так внимательно караулила его сон... Нет уже ни Ласочки, ни Сирка. Бегают, наверное, за своим хозяином по небесным лугам...
Мне лезут в голову какие-то литературные штампы: "Поэт - воплощение души народа". Я тянусь за Кашкиной книжкой - "Моделі обріїв" - пусть мне Коля переведет поточнее, я процитирую. Книжка раскрывается на 158-й странице: "Умру в дождь. Все точнее, все чаще с каждым годом попадаю догадками в цель..." Шел ли в Бахмаче дождь 8 октября?
Когда-то давно, 15 лет назад Кашка крестил моего сынка, русского мальчика по имени Гоша. На крестины Кашкина жена Галя и его дочки-беляночки Олеся и Яринка (мастерицы!) вышили Гоше украинскую сорочечку, принесли еще влажную, только что отпаренную - всю ночь вышивали. Крестик красный- крестик черный. "Червоный - то любовь..." - пели по Всесоюзному радио когда-то. Кашка пел очень красиво. (Какой русский не любит быстрой езды? Какой украинец не умеет красиво спеть?). Спросил меня как-то: "А ты какие песни русские народные любишь?" "Ну... "Степь да степь кругом",- брякнула я. Я вообще-то любила "Лестницу в небо" Лед Зеппелин и "Рассвет" Юрай Хип. Кашка тут же завел "Степь да степь" - подпеть, увы, я не могла. Я вообще многого не могла по его разумению - не знала украинского языка, не была человеком его, украинской литературы. И вот - пишу о нем на русском языке.
Понятно, что все мы, пока живые, испытываем перед ушедшими чувство вины, и нет этому чувству утоления.
Однажды один Кашкин друг подарил ему свою книгу, где написал о нем совершенно некомплиментарно и даже несправедливо. Мы робко спросили у Володи: "А ты читал?" "Читал..." "?" "Две ночи не спал, а потом - как засмеялся!" Простил. Великая душа! Представляю себя на его месте. Никогда бы не простила.
Однажды другой его старинный друг на Новый год посетил в Бахмаче их общего приятеля. К Кашке не зашел. Зачем? Какая польза? В мире такие дела творятся, все крутится, книги издаются, украинская литература наверстывает упущенное. А Кашка сидит в своем райцентре, как при царе Горохе, неделовой он человек.
Я тоже виновата перед Кашкой - отняла у него то, что было ему очень дорого - друга Миколу - отняла и увезла к себе в Россию. Уж у кого - у кого, а у Володи должны были быть ко мне весьма серьезные претензии. Однако я никогда, никогда от него о них не узнала. Просто годы спустя он мне сказал в порыве откровенности: "Ты мне так не понравилась! Приходила всегда накрашенная..." Естественный человек Кашка...
Есть такие люди, их очень немного, я называю их про себя "человек естественный" - это тот, кто может себе позволить роскошь говорить правду, ну а если нужно солгать - он лучше промолчит, тот, кто может себе позволить быть простодушным, быть справедливым, смотреть в суть предметов и людей.
"Тук-тук" - стучит молоток. Это Кашка (золотые руки!) чинит ботинок Юре Ананко. Юра - очень талантливый поэт и мыслитель, выучил самостоятельно несколько европейских языков, а его шахматный этюд включен в американский учебник по игре шахматы. При всем при этом Юра с рождения очень болен, у него церебральный паралич, и тем самым ботинком, который чинит Кашка, Юра тормозит, разъезжая по Бахмачу на старенькой инвалидной коляске. Вот приезжает Юра к Кашке, привозит свои литературные труды. Кашка говорит с Юрой, десять лет подряд говорит. Юра обдумает, поедет домой, выстукает на пишущей машинке ответ - и опять к Кашке привозит.
Как теперь Юра будет без этих бесед? Он осиротел. Все мы осиротели - его друзья, украинская литература. Но больше всех, конечно, Галя и Олеся с Яринкой.
С Галей Володе повезло. Бывают такие жены у творческих людей, бывают, но редко. "И в горе, и в радости, и в здоровье, и в болезни" - венчаясь, все слышат эти слова. Радость и здоровье - дело хорошее, да вот не у всех сил хватает тащить воз горя и болезней. У Гали - хватало. Далеко не каждая женщина готова безоговорочно верить в талант своего мужа, пока он не достиг успеха. Верить, потому что отдавать себе в этом отчет профессионально - удел профессионалов-литераторов, а Галя - портниха. "Подождем, жена, придет время еще одной свадьбы для нас..." - поэт никогда не ошибается, просто немного фантазирует. А там... Кто его знает - может, что кажется нам фантазией, это "Провісництво"?
Володя мне приснился на девятые сутки, когда, как говорят, душа покидает родное жилище. Приснилось, что он - такой грустный-грустный - должен куда-то уезжать, и грузит почему-то в товарный вагон старенький зеленый диван с отламывающимся деревянным подлокотником. Наверное, поэту без дивана и на небе нельзя - лежит где-нибудь под райскими кущами наш Кашечка на этом диване, сочиняет стихи. Он ведь знает, как мы его любим, поэтому на нас не сердится.