В незапамятные времена я придумала сюжет - некто уезжает из одного города в другой, оставляя на перроне ничуть не огорченную этим отъездом женщину и желая добраться до кого-то важного в своем прошлом. В конце оказывается, что ехал человек к самому себе, пытаясь пройти "по местам былой славы" и вернуть потерянную когда-то любовь. Ту самую - равнодушную - женщину с перрона. Рассказ назывался, кажется, "Обманны очи улиц". С тех пор возвращение к самому себе стало темой номер один в моей жизни.
Хотя, представляю себе, тема эта может волновать разве что немногих, - созерцателей, а не деятелей, кого-то типа Лягушонка из "Алисы...": "Так и буду тут сидеть - день за днем, месяц за месяцем...". Тех же, кому не сидится, вряд ли увлечет такое путешествие - перефразируя Жюля Верна, "к центру себя". Для них подобное возвращение - момент не просто мучительный и от этого крайне нежелательный, а вообще невозможный. "Я ничего не помню!", - клянется один. "Это был не я!", - вторит ему другой. Третья молчит, потому что не понимает, о чем идет речь. Хотя никто из них не совершал в жизни никаких преступлений, они вертятся, как ужака под вилами, только бы кто-нибудь не напомнил что-то смешное или, как им кажется, жалкое из их биографии. Впрочем, не так уж эти люди похожи. Один выстраивает миф о себе, чтобы потомки изумились прелести характера и красоте жизненного сюжета. Другой открещивается от поступков, которые теперь, во взрослом состоянии, кажутся ему нелепыми и не достойными такой уважающей себя личности, как он. Третья гордится тем, что всего достигла в жизни сама, и этим как бы получает право на отсутствие памяти о себе той, которая была слабее, добрее и человечнее. Думаю, что по третьей стоит зарыдать, второго прекрасно понимаю и очень жалею первого, даже безумства в свое время совершавшего, оказывается, с тонким расчетом на вечность и память в веках.
Первый - важный, солидный. Он говорит: "Как я учу", а мне хочется схватить его за шиворот, да как заорать: "Приди же в себя!" и трясти до тех пор, пока он не станет самим собой. Таким, как прежде. Зачем это мне надо, чтоб таким, как прежде? Думаю, чтоб не прощаться навсегда с тем, кто был частью нашей общей жизни. Чистой воды эгоизм с моей стороны... А прощаться все равно приходится... Что ж, люди исчезают. Не только уйдя из жизни, отчалив в эмиграцию, став взрослыми, но и просто изменившись до неузнаваемости. Им-то изнутри этого не видно. А нам - тем, кто застопорился - очень даже.
Второй - характер слишком монолитный ("Не плачь, сыночек, ты не квадратик!"). Он требует от себя безупречности. Не может простить себе детских шалостей, ошибок, неправоты. Не позволяет о них говорить. Не помнит былых отношений. "Мы же были с тобой такими друзьями!". В недоумении пожимает плечами, молча уходит по своим делам. Все это давно описано в литературе. Андерсен, "Снежная королева". Встреча Кая и Герды в Ледяном дворце.
Третья служит Дому, как некоему божеству, требующему жертвоприношений. В жертву божеству принесены уже дружба (дружат только с теми, кто может достать что-то необходимое для Дома), творчество (им не заработать больших денег, необходимых для обслуживания Дома), любовь (возлюбленный превращен в шофера и охранника, что полезно для Дома). Заклинание: "А помнишь!..", позволяющее время от времени возвращать человека к самому себе, прошлому, - здесь не работает. Потому что возвращение к себе бесполезно для Дома. Ему полезно лишь возвращение под его крышу.
Первый дарил мне диски со своими песнями, собираясь за мной приударить, да так и не собравшись. Второй изрекал умные мысли, изображая их графически в стиле "детский примитивизм". Я прятала их по закоулкам, иначе бы вымелось все с азартом окончательного наведения порядка в своей комнате. Третья пополняла заведенную мной специально для нее папку с рисунками, даря на день рождения цикл иллюстраций к "Алисе". Потом забрала. По важной причине предъявления рисунков в высокие художественные инстанции.
...Мы разлетаемся, как объекты бесконечно расширяющейся Вселенной. Значит, это такой заведенный порядок? Не к себе, а от себя? Значит, таковы законы бытия, и нечего по этому поводу ныть? И нельзя сесть в поезд и вернуться к себе прошлому, к прошлой любви и к прошлым друзьям. И очи улиц, действительно, обманны.
Я плачу по утраченному братству. Кто б мне сказал в свое время, что оно - всего лишь иллюзия того, чем, мнилось, мы владели. Может, узнай я об этом вовремя, и мне удалось бы стать другой, отбросив всяческие иллюзии? Стоишь теперь, незыблемый и неизменный, как развалины старой крепости, становясь центром притяжения разнообразных любопытствующих. Одна надежда - а вдруг кто-нибудь из тех, кто отдалился от тебя на невозможное расстояние, тоже притянется по ошибке? Возвращаясь заодно и к себе.