Первого августа рухнула полка в серванте. Из побитой посуды на полу получилась живописная куча воспоминаний. Я собрала все это в целлофановый пакет, хотя поступила неправильно, потому что, чуть сделав шаг в сторону, тут же чиркнула по растопырившимся осколкам косточкой на лодыжке и заработала долго не заживающую царапину. Зачем-то нынешнему августу потребовалось решительно уничтожить материальные следы людей, некогда преподнесших погибшие сегодня подарки. С момента этого "некогда" прошла целая жизнь...
Потеря первая. Плошка Никольского стеклозавода
На самой вершине осколочной горы переливались всеми цветами радуги останки хрустальной плошки, сделанной на Никольском стеклозаводе Пензенской губернии (производство плафонов, рассеивателей, колпаков и рефлекторов для светильников и люстр, стеклянных горшков, кашпо и ваз для цветов, декоративных изделий, специальной крупноразмерной и химической тары, изделий различного назначения из стекла по чертежам заказчиков. Так на сайте). В плошке у меня стояла толстая новогодняя зеленая свечка, но свечка, разумеется, осталась цела, что ей сделается. А вот плошка разбилась. Ее мне подарила в селе Маис одна из двух девочек - гораздо старше меня, - которых пригласила на мой день рождения отцовская тетушка. Она не спрашивала моего на то желания, просто решила, что негоже оставаться без дня рождения, когда тебе исполняется 10 лет. У меня очень неудобный день рождения, по самой середине лета, и вечно я на тот момент оказывалась в каникулярных поездках - то в Евпатории, то в Джемете, то в Москве, то вот в Пензенской губернии, Никольском районе. Это была родина отца, и меня никто не спрашивал, хочу ли я отмечать свое десятилетие там, где оно у меня случилось. Но если бы спросили, я бы наверняка ответила, что да, хочу. Все дети любят путешествовать.
Так что, наверное, это был 68-й год, високосный, год Обезьяны, впрочем, никакой тебе тогда астрологии и мистики (может, зная, что по гороскопу я Лев, я бы волевым усилием повысила свою самооценку). Впереди нас ожидало введение эсэсэровских войск в Чехословакию (интересно, почему все были так удивлены и возмущены этим после Германии и Венгрии? А чего они, собственно, хотели?), студенческая революция в Париже, фестиваль авторской песни в Новосибирске, где на сцену вышел Галич и, несмотря на договоренность не дразнить гусей, спел "Памяти Пастернака", погиб Гагарин, был убит Мартин Лютер Кинг (потом я привезу из Америки его фото, как символ радикально быстро сбывшейся мечты, которая оплачена жизнью), шла культурная революция в Китае (среди многих тысяч убит писатель Лао Шэ), Нобелевскую премию по литературе получил японский писатель Ясунари Кавабата (невероятных японцев, а еще немцев, я читала на свежую 18-летнюю голову, не замутненную безумием окружающей и внутренней действительности. Отец был недоволен тем, что мне нравилась сложная проза. Он говорил: "Ты еще придешь к простоте!". Я и пришла. Но толку-то?).
Естественно, что ни о каких таких событиях в мире я и не подозревала, а если бы подозревала - что из этого у меня тогда могло бы вызвать интерес? Вудсток (он, правда, в 69-м был)? Отсутствие на нем "Дорз" и "Лед Зеппелин"? Первые лучи солнца при первых звуках "Си ми, фил ми" "Зе Ху"? 200 тысяч рожденных в мае "детей Вудстока"? Увы, понимание того, что ты пропустила, когда все это творилось рядом с тобой на Земле, - придет потом. Хотя, ясен пень, будь ты хоть негром преклонных годов, уж на Вудсток ты попасть никак не могла. И через пяток лет мне пришлось довольствоваться хриплыми записями-перезаписями голосов тех, кого я даже не знала по именам. Ну а если б знала? Что бы это изменило?
Я вела дневник и записывала туда всякие глупости, не отдавая себе отчета в том, что современница Роберта Планта и Джима Моррисона тем уже и интересна. Но в том числе и современница убийцы Мартина Лютера Кинга Джеймса Эрла Рея, который мог застрелить человека только за то, что он посмел сказать прилюдно: "У меня есть мечта...". Наверное, в таком нельзя признаваться. Надо свои устремления хранить в глубокой тайне, и тогда всем от тебя будет ни тепло, ни холодно, но, по крайней мере, ты останешься жив. Если повезет. Не повезло, собственно говоря, многим.
Вообще-то, пишут, что даже семья Кинга не верила в то, что убийца - Рей. Однако если это и так, то на роль ответчика все же выбрали именно его, что, согласитесь, не может быть случайностью. Выбирают подходящих.
Но, опять-таки, не в 10 же лет задумываться о таких вещах! В тот момент я размышляла совсем о другом: одна из приглашенных на день рождения девочек сказала мне таинственным шепотом, кивая на гостью номер два: "Ты знаешь, ее сестра после танцев в клубе забыла на сцене свой лифчик. А потом ей пришлось выйти замуж". Эта тайна мне показалась ужасно волнующей, хотя я, в общем-то, не поняла, в чем тут дело. Я просто ума не могла приложить - как эту деталь женского гардероба можно было потерять? Да еще на сцене? Я представляла себе эту сцену - и подмостки, и часть спектакля - и недоумевала: ну ладно, лифчик у нее, предположим, случайно расстегнулся. Но как она не почувствовала, что лямки сползают с плеч? Дальше моей фантазии не хватало, но я понимала - есть в этом что-то до ужаса неприличное, взрослое. И все-таки: причем тут замужество?
От родителей на день рождения я получила тогда книгу сказок и книгу рисунков Херлуфа Бидструпа. Всю сознательную жизнь мне было не очень понятно, как можно быть таким талантливым художником и одновременно вступить в Коммунистическую партию - слава богу, хоть не СССР, а в Дании - да еще и считаться "большим другом Советского Союза". Потом я поняла - все антифашисты симпатизировали нашей стране, победившей Гитлера. Антифашисты, понятно - люди, ненавидящие насилие. Просто они немножко не в курсе были насчет насилия сталинского разлива. Их нельзя за такое винить.
Как это ни чудовищно (скольких родных и друзей уже нет на свете!), но сказки и Бидструп прилежно стоят на своих местах всю мою длинную (и не такую уж безупречную, как говорила героиня одного фильма), жизнь. Вот я снимаю их одну за другой с книжных полок и... батюшки мои, да ведь год издания Бидструпа - 70-й! А сказок - так вообще 71-й! Вот уж учудила, так учудила! Значит, это был вовсе не 68-й год?
Потеря вторая. Кружка лос-анджелесской полиции
И почему я только не стала эксплуатировать ее сразу? Мне она так нравилась... Вот именно потому и не стала! Как говорила одна тетенька своей подруге - соседке по коммунальной квартире: "Ириша, я хочу поберечь этот тазик!". Вот и поберегла я чашку, которую получила в подарок от настоящих полицейских настоящего Лос-Анджелеса. Они сами из таких чашек пьют.
Как со мной могла случиться такая поездка? Сама не понимаю. А еще говорю, что в чудеса не верю! Короче, самым невероятным образом очутившись в гостях у детективов "голливудской области", я как будто попала внутрь фильма "Секреты Лос-Анджелеса". Или сериала "Коломбо", "Морская полиция", "Южная территория"... Я частенько подсаживаюсь на самые невероятные вещи: полицейские сериалы, например. Хотя прекрасно представляю себе все неприличие таких интересов. Ну, как говорил герой Аркадия Райкина, "Режьте меня на куски, жарьте меня в масле!". А я все равно буду детективы читать и смотреть. Изредка находя среди всей этой петрушки настоящие шедевры. Ведь, как известно, нет низких жанров, есть бездарные авторы.
Ну так вот. Сержант Брайан Моригучи ждал нас в аэропорту с едой и питьем, разложенным по индивидуальным коробкам. Принято у них так в Америке - все предусматривать. Сержант Брайан Моригучи, при ближайшем рассмотрении, оказался истинным совершенством: он был очень интеллигентным, доброжелательным, сдержанно-веселым и вообще, таким классным, каких только в кино и показывают. И все они были именно такими, каких в кино и показывают: огромными и крутыми, или неогромными и некрутыми, неважно. Брайан Моригучи был неогромным, и милейшие чернокожие женщины-полицейские - тоже. Ну и что, что красотками их не назовешь, зато была среди них и одна такая потрясающая красотка - сержант полиции Сан-Франциско, - что все и мужчины и женщины просто рты раскрывали при виде нее. А она довольно улыбалась и комментировала: "Да, преступники, которых я арестовываю, почитают это за счастье!".
...А кружку лос-анджелесской полиции ужасно жалко. Но у меня еще осталась стопка лос-анджелесской полиции! Видно, как и мы, они нередко себе позволяют...
Потеря третья. Стаканы питерского поэта
Он был очень странным, этот человек. Добрым. Одиноким. Довольно приятным. Но... настораживающим каким-то. Три коктейльных стаканчика, расписанных лимонами и лимонадными пузырьками, он подарил на 40-летие мужу Коле.
С поэтом мы учились в Литературном институте, правда, на разных курсах, и я запомнила его улыбку в коридорах общежития - для незнакомца чересчур ласковую, - наверное, так улыбаются герои Стивена Кинга, готовые вот-вот превратиться в какое-нибудь безумное чудовище и вцепиться в героя.
Приехав однажды на несколько дней в Питер, мы столкнулись с поэтом на вокзале. Он нес апельсины, причем как будто специально для нас - в тот же момент мы оказались обладателями трехкилограммового пакета цитрусовых. Эта встреча была странной - в Питере мы знали одного-единственного человека - поэта. И сразу же на него наткнулись. Он смотрел на нас настолько ласково, что было совершенно непонятно - кто из нас ему нравится больше - я или муж Коля. Впервые нехорошие мысли закрались в мою голову именно тогда: "Что-то тут не то!". Но я себя оборвала: "Дура ты эдакая!".
Потом я несколько дней провела у подруги под Питером, и тут начались уже настоящие странности. Я позвонила поэту, памятуя его вокзальные апельсины. Мне хотелось его еще раз поблагодарить. Вот, говорю, у подруги гощу. И вдруг, вместо обычных формальных любезностей, которые обычно получаешь в ответ на формальные любезности от малознакомых людей, я услышала странный вопрос: "Спите вместе?". Помню, Алиса говаривала, что настоящие англичане, когда попадают в глупое положение, делают вид, что они никуда не попали, а ведут светскую беседу. Но у меня были свои методы. Я в таких ситуациях прикидываюсь шлангом и не ведусь ни на какие провокации. В ответ на вопрос поэта я стала пространно и настойчиво излагать место дислокации каждой из нас в ночное время: диван, чемодан, саквояж, фэн-шуй и все такое прочее. Если его эта "сказка с подробностями" и ошеломила, вида он не подал. Но основные странности были еще впереди.
40-летие мужа Коли, вопреки правилам - проводить эту дату как можно тише и скромнее, - мы проводили шумно и весело. В гости к нам пришли разные питерские чудики литературной направленности, в частности, миниатюрная девушка с роскошной рыжей гривой, в будущем - довольно известная поэтесса. Чудикам пришлось всем перезнакомиться, потому что ранее друг друга они не знали, и южане, прибывшие к ним ненадолго, вместе их как раз и свели. Поэт остался у нас ночевать. Спал он на полу в спальном мешке, а мне было как-то тревожно: "Вдруг - как прыгнет!". Правда, неясно, на кого именно. Опасения мои, к счастью, не оправдались, и утром я опять-таки устыдилась своих мыслей. "Он ведь просто друг. Просто друг".
Через неделю я встретила на улице рыжеволосую поэтессу, которая, округляя от ужаса глаза, поведала мне такую историю. Она встретила поэта на Невском. Он завел ее в кафе и накормил. А пока она поедала оплаченную поэтом пищу, он ей задал вопрос: "А ты любишь, чтобы на тебя, когда ты с кем-то занимаешься сексом, смотрел кто-то третий?". Уж не знаю, как там выкручивалась поэтесса, но мне стало поэта ужасно жалко. Ну что за мастер задавать столь дикие вопросы, на которые можно ответить, только притворившись шлангом и не ведясь ни на какие провокации. Почему его столь волнует физическая сторона дела? Да какая, в конце концов, разница - у кого какие в этом смысле привычки. "Дева тешит до известного предела...". Почему бы ему не спросить - у меня, у рыжеволосой поэтессы - нечто совсем другое: а чем вы живете, литературные бабоньки, а? Кого читаете на ночь, чью книжку в раздражении забрасываете в пыльный угол, на чьем выступлении были в последний раз, какому поэту-прозаику сказали в последнее время доброе слово? И-эх, никому-то это не интересно! Им интимные подробности подавай. Однако тут нового вряд ли что можно выдумать. Ну разве что: "Он двустворчатое окно застегнет на черный шпингалет"...
Потеря четвертая. Статуэтка Пушкина
Голову бедолаги-поэта я нашла под диваном. Она откатилась довольно далеко - маленькая и несчастная. Пушкин сидел у нас на полке как защита от графоманов - его перо было отбито и потеряно, и фарфоровый Александр Сергеич как будто прикрывал своей фарфоровой ладошкой то, что создавалось на фарфоровой бумаге: "Не дам списывать!". Так мы в классе, отгородившись друг от друга, пытались сберечь собственные знания от слизывания соседом: "Слышь, ты, "корова" - через "а" или через "о"?".
И вот антиграфоманная блокада была снята из-за произвольного решения хозяйки, то есть меня, поставить белого хрупкого Пушкина на полку пониже, а не повыше. Та, что пониже, как раз и рухнула. Увы, графоманы тут же устроили на меня охоту. Одни звонили по телефону и просили рекомендацию в Союз писателей. Я, извиваясь, как ужака под вилами, в рекомендации им отказывала. Другие просили ознакомиться с их творчеством и обязательно выразить свое восхищение. Я ознакамливалась и искренне восхищалась: "Господи, Василь Василич! "Твои глаза, как розы на заре!" - красные, белые или розовые?".
Вообще, это кошмар, сколько я времени потратила на этот кошмар - ведение литературного объединения от СП. Годы и годы! И кто меня заставлял? И кого я осчастливила? Увы, я рвалась выполнить свою миссию - сама когда-то обреталась в трех лито, и должна была отдать свой долг! Ну не бред ли, ребята? Кому отдать? Вот этому, который "глаза как розы"?
В конце концов, лито мое разбежалось. Натурально рассыпалось! Ушли все. Под Новый год я сидела в ожидании членов лито в комнатушке библиотеки, и когда по коридору не раздалось ничьих шагов, я решила, что свою миссию выполнила сполна - разогнала графоманов, и на этом их учеба может быть окончена.
Жизнь меня, однако, наносила далеко не только на графоманских графоманов. А местные писатели? Эти провинциальные классики, поставившие свое перо на службу родной коммунистической партии? У-у! Я сидела в самом эпицентре событий, и одно только по морде рукописями не получала, если пыталась что-то вякать насчет "уточнить бы фразочку". Один орал: "Не для дураков пишу!". Другой был вкрадчив и, как ему казалось, обаятелен: "Галочка, почему ж ты меня так не любишь?". Да, да, все ушло, сменились правители, сменилась идеология. И лишь графоманы не сменились. Разве что их модификация, да вы знаете, о чем я. Ведь миллионные тиражи и яркие обложки ни о чем не говорят, правда же?
Кстати, к своему стыду должна признаться в ужасном, ужасном: на самом деле, гораздо больше я люблю СашБаша и Веню Дркина. Чем Пушкина. И вы можете подвергнуть меня за это остракизму. Но их статуэток в фарфоре еще не отлили.
Потеря пятая. Стопка тарелок, подаренных тетушкой
Моя тетушка (еще одна тетушка, на сей раз, по материнской линии) не могла оставлять меня без подарка на день рождения. Хотя в последние годы ей было явно не до таких левых трат. Тогда она стала дарить мне посуду из семейных запасов, и я не могла отказаться, так уж в семье было заведено: обязательно что-то дарить.
Однажды, в шестом классе, я съездила на экскурсию в Волгоград - всего на два дня. Холод там стоял дичайший, дело было зимой. Вроде, не так уж наш город далеко от Волгограда, а морозов у нас таких сроду не бывало. Так вот, деньги у меня практически отсутствовали, по морозу ходить желания не имелось, да и возможности - тоже: всех нас водили стайкой и просили не расползаться. Но когда я приехала домой, и выяснилось, что ничего не привезла в подарок братьям, тетушка сказала, и я запомнила это на всю жизнь: "Обязательно хоть какую-то мелочь надо в подарок из поездок привозить". Тогда, после Волгограда, я устыдилась и разломила пополам длинную конфету, которая съездила со мной на экскурсию - туда и обратно. Половинки отдала братьям, сказав, что это "оттуда". Они не были против. Какая разница, сладость же. Сладости нам всегда не хватало. Не то что сейчас. Смешно: когда-то я себе давала слово, что вырасту и буду покупать себе мороженое каждый день. Но выросла, и сначала денег хватало только на хлеб. Потом мне стало "есть кому покупать мороженое". В смысле, детям. А потом уже - тетки в моем возрасте борются с весом, - какое там мороженое, - ну и я присоединилась к этой славной когорте населения, потому что лучше уж бороться с весом, чем с диабетом и инсультом.
...Нет, ну от всей стопки ни одной тарелки не осталось - что за чудеса! А на них такие цветики симпатичные цвели...
Потеря шестая. Пивные стаканы художника Остапенко
С ним мы вдруг дичайшим образом задружили. Оказалось, что чуть ли не всю жизнь жили в соседних домах, а познакомились потому, что Остапенко прочитал в газете подборку стихов мужа Коли и пришел на встречу с ним в краевую библиотеку. Я робко спросила тогда: "А вы пойдете с нами немного "посидеть" - нас зовет в мастерскую наша знакомая - она живет там у своей подружки". Остапенко пошел без всяких вопросов. И с тех пор как-то так получилось, что мы стали всюду ходить втроем, не разлей вода. А по вечерам, как правило, сидели у нас в комнате, попивая пиво из чего придется. Приметливый Остапенко очень быстро сообразил, что гораздо эстетичней пить пиво из специальных бокалов, причем одинаковых. И притащил их нам ни с того, ни с сего: ни на праздник и ни на юбилей.
Вся эта наша дружба тянулась, как мне кажется, годы и годы, как в романе Айзека Азимова про триады: рационал, эмоциональ и пестун, с той лишь разницей, что среди нас было три эмоционали и ни одного рационала с пестуном. А потом мы с мужем Колей уехали совсем ненадолочко на ридну нэньку Украину, а приехав обратно, не застали Остапенко нашим третьим: он женился и покинул нас навсегда. Я его жене очень не понравилась, - о чем мне пришлось смекнуть сразу, - и, вероятно, она запретила Остапенко с нами дружить. Но мы все равно с ним встречаемся на выставках и идем "посидеть" в мастерскую - теперь уже его приятеля. И жена нам не указ!
Непотеря седьмая. Вазон Белоусова не разбился!
Нет, это была не первая серьезная потеря в моей жизни, не первая неожиданная потеря. Но разве здесь можно рассчитаться на первый-второй? Мы приехали из Питера, где торчали два года без всякой видимой для себя пользы - Север южан не принял, - а вернувшись, я поговорила с ним по телефону, в полной уверенности, что впереди у нас - куча времени, и мы можем запросто встретиться - завтра или на следующей неделе - какая разница? Но он взял и умер. Да, он был нас намного старше, и, строго говоря, был отцовским другом, который достался нам в наследство после смерти их дружбы - два пожилых человека, продружив больше тридцати лет, разорвали отношения, не сойдясь в вопросе о новой Кавказской войне. И помирить их у меня не получилось. Такие уж писатели люди. Рвут отношения по идеологическим соображениям. Материальные же приметы их мало волнуют - отодвинули рукописи и пишущую машинку, расчистили край стола, очистили от "серебра" плавленый сырок и "Старку" разлили по стаканам - граненых, кстати, у нас не водилось, все больше цивильные, те, которые в подстаканники вставляются. А у отца еще была такая замечательная рюмашка, с разметкой на английском языке: леди - нижняя шкала. Ледям наливали мало. Джентльмены. Им обламывалось побольше. По полной программе получали моряки. И на самом верху была нарисована симпатичная свинка, выше которой были разве что ангелы небесные. Туда и наши писатели стремились. И у них получалось. Какие славные разговоры шли под "Старочку" ("Чего тебе надобно, старче? - Да мне бы бутылочку "Старочки"!), как круто решались судьбы литературы! Я там сперва пешком под стол ходила, потом вертелась возле стола, потом занималась абсолютно своими делами, а потом вот дружила с Белоусовым вместо отца.
Когда я пришла на похороны, его родные меня не узнали. Вдова спросила у дочери: "А кто это так плачет?". Морда у меня распухла поперек себя шире, и, наверное, узнать меня действительно было трудно.
А вот вазон, подаренный Белоусовым, вазон Кисловодского фарфорового завода - не разбился! Как пел БГ, "Золото на голубом". Вазон Кисловодского фарфорового завода - единственный, кто (именно так) слетел с полки и остался в живых. Интересно, почему именно он?
Ну... В жизни всегда всему найдется объяснение. Даже смерти.