Туз Галина
Что-нибудь веселое

Lib.ru/Современная литература: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Помощь]
  • © Copyright Туз Галина
  • Обновлено: 30/05/2014. 10k. Статистика.
  • Эссе: Мемуары

  •   Почему-то я загрустила. И решила по этому поводу вспомнить из своей жизни что-нибудь веселое. Взять - и волевым усилием исправить себе настроение. Покопавшись в памяти, я извлекла из нее самого веселого человека из всех встреченных мною "на жизненном пути", так сказать. Звали его Андрей, Андрюха. Впервые я увидела Андрюху на танцплощадке приморского местечка, где он подскочил к моему сопроводителю со словами: "Слушай, говорят, я тут вчера с таким крокодилом был!". Почему с крокодилом и как это можно - не помнить, с кем или с чем ты был где-то вчера - эти вопросы в моей незамутненной сложностями бытия юной голове как-то растопырились и, кажется, торчали оттуда обрывками - так напряженно я вдумывалась в сказанное. Делать этого ни в коем случае не стоило, потому что мой новый знакомец абсолютно не намеревался получать на свой вопрос какие-то ответы, а стал тянуть меня плясать под свежепошедший летний дождик, а я упиралась, потому что считала очень глупым - скакать под дождем. Сроду не было во мне вот этой самой искры, которая зажигает в крови веселье, и на всяких торжествах - и до, и после Андрея - умеющие веселиться сограждане обижали меня, говоря: "Да она как мертвая", а если и не обижали, то на следующий праздник уже не приглашали. Как до сих пор говорит мой веселый муж: "Нас приглашают из-за меня, а потом не приглашают из-за тебя". Однако мое поведение проистекало вовсе не из какой-то там мистической запредельности. Просто я любую ситуацию всегда видела со стороны и оценивала критически. А это мешает естественному ходу вещей.
      Ну так вот, отплясывать с Андреем "под разверзшимися хлябями" я не пошла, но позже сочинила стишок, где назвала его лохматым богом гитары. Там была даже такая строчка: "Из берегов выходит море, чтоб твои песни ночью слушать".
      Уж не знаю, как там море, а я явно выходила из берегов. Много ли нам, девушкам, надо. Уж эта мне гитара - вечная сводница и искусительница и вечная же предательница. Каждой музыкально-ориентированной слушательнице (мужикально-ориентированной) она говорит о том, что та хочет услышать. Ну, и что способна услышать, конечно. Я слышала зов небес, но сосредоточиться на нем мне мешали Андрюхины тексты. Господи, "а поезд мчится на Москву и нагоняет на нас тоску!"... Но не Андрюху я винила в их убожестве, а отсутствие себя рядом. Такой вот горе-Вергилий в мини-юбке должен был повести музыканта по закоулкам поэзии, что я и не преминула сделать, сначала робко предложив в качестве поэтической основы для его песен стихи Олжаса Сулейменова ("Ах, какая женщина, руки раскидав, спит под пыльной яблоней ..."), а потом, нахально, свои. Не хочу вспоминать первую строфу, где я зарифмовала имя моего случайного ухажера, но дальше там было так: "Бабье лето - не весна, вроде, из-за листьев не видна, бродит. Беззастенчиво рыжа осень, лихо челку набекрень носит...". Потом Андрюха сказал, что проходя однажды мимо городского ресторана, слышал, как наше с ним произведение неслось из открытых окон - в исполнении ресторанной группы. Врал, наверное. Это был вдохновенный, восхитительный врун. Что для меня, любительницы упорядочивать хаос, поначалу стало "камушком в башмаке". Но позже я Андрюхино вранье обозначила для себя как "практическую фантазию" и не только успокоилась, но и пришла восторг: "Да ведь он - само веселье на ножках!". Если б я еще понимала тогда, что мой друг как две капли воды, - морской, - был похож не на кого-нибудь, а на Джима Моррисона (только не трагического, а веселого), тут бы мне и конец пришел. Но, по счастью, музыки "Дорз" я тогда еще не слышала, фотографий Джима Моррисона не видела, поэтому мне без особых усилий удавалось оставаться в рамках дружбы и творческого симбиоза. Тем более, к тому времени я вышла замуж - естественно, дружком на свадьбе был Андрюха, - а он женился, причем партии мы с ним составили, как показала дальнейшая практика, преотвратнейшие, и все у нас рассыпалось довольно скоро, но речь здесь вообще-то не о том.
      Как-то, наблюдая мои сосредоточенные манипуляции у зеркала - неумение наносить боевую раскраску заставляло меня от усердия даже кончик языка высовывать, - Андрюха неожиданно проявил любопытство и сказал, что впервые видит, как женщина красится. Почему-то я была польщена - хотя не бог весть, правда, какое открытие я ему позволила сделать. Вероятно, нашему брату (сестре) быть у мужчины первой хоть в каком-то смысле - это всегда победа и триумф. Кстати, женился Андрей на девушке, количество косметики на лице которой можно было мерить килограммами. Она даже губы обводила черным карандашом, что вблизи делало ее похожей на существо из преисподней. Впрочем, я загоняла свой негатив по отношению к Андрюхиной жене глубоко-глубоко. Мы же с ним были только соавторами. Ну и друзьями, конечно.
      Насколько я знала своего незакомплексованного друга, комплекс у него имелся один-единственный. Папаня Андрюхи был эстонцем по фамилии Курвиц, вот это родовое имя и отравляло сынку жизнь. На собственное несовершенство ему открыла глаза чья-то невеста, которая, в отличие от меня, не пожелала, чтобы свидетелем на свадьбе был человек с таким поименованием. Не хочу, мол, чтобы в книге записей актов гражданского состояния рядом с моей фамилией стояло это слово. Может, именно тогда Андрюха закручинился в самый первый раз в жизни, - комплексы - источник размышлений... Потом, правда, судьба подсунет моему другу немало поводов поразмышлять, а пока... Пока Андрюха жил, как песню пел.
      Не сильно оригинальничая, выскажу мысль, что судьба человека - это не его характер, не его привычки и даже не те "чертежи", по которым он сделан. Судьба человека - это место, в котором он живет. Ну, типа, где родился, там и сгодился. Тот, у кого хватает сил, кто умеет преодолеть эту предначертанность - тот кардинально меняет себе судьбу, фактически, становясь другим человеком. Мой самый веселый друг, красавчик и гитарист, не преодолел судьбы. Он жил в портовом городке и, естественно, капитально подфарцовывал, - странно было бы, если б этого не случилось. Так что первый порножурнал и первые фирменные джинсы попали ко мне именно из рук Андрея. Порножурнал произвел на меня самое неприятное впечатление - я жаждала истинной страсти, а на его страницах царила искусственность с приклеенными улыбками, и я вернула этот дурной глянец его законному владельцу. Ну а джинсы, конечно, как озвучивалось многими моими современниками, были не просто одеждой - они обостряли самосознание и повышали самоуважение, раскрывали горизонты, ну и все в таком роде, проще говоря, делали своего обладателя - без всякого переезда - другим человеком. Так с помощью Андрюхи я стала другим человеком, оставаясь при этом самой собой и попутно дивясь экстравагантным поступкам моего друга: первое, что он делал, приходя ко мне в гости - выпивал все вино в видимых и невидимых пределах, мог запросто уехать из города и три дня не появляться на режимном предприятии, где крутил какие-то гайки в свободное от перебирания гитарных струн время. При этом уверял своих более ответственных друзей, что у него отпуск, не волнуйтесь. Андрея спасала от увольнения мама, милейшая женщина, главный бухгалтер того самого режимного предприятия. Она неожиданно умерла от какой-то стремительной онкологии, оставив беспутного Андрюху наедине со своими проблемами и с двумя маленькими сестрами, которым он ума дать, естественно, не мог. А Андрюхин отец быстренько женился на ровеснице сына, которая "пасынка" тут же посадила, чтоб не путался под ногами. Не думаю, что сделать это было проблематично - Андрюха числился известным в городе шалопаем. Я узнала все постфактум, стала думать, как бы вызволить моего дружка из заточения, а пока не придумала ничего лучшего, как послать ему посылку с чаем, конфетами и сигаретами. Через какое-то время посылка ко мне вернулась в довольно покоцанном виде. "В связи с запретом на посылки для данного заключенного" - как-то так в сопроводиловке было написано. Ишь, мол, чего удумала - чифиристам потакать! Но почем я знала, что в местах заключения чай используют не вполне по назначению?
      Тогда я решила поехать с Андрюхой увидеться, чтобы осмыслить все на месте. Даже договорилась с соседом-мотоциклистом, и он согласился сгонять со мной в соседнюю область - да тут поблизости. Но это сосед явно сгоряча пообещал, а потом откосил, сообразив, наверное, что моя придумка - какая-то авантюра. Может, организация побега или еще что противоправное. Но куда мне было побег организовывать! Я годилась только на то, чтобы письма Андрюхе писать и морально поддерживать. Сосед, правда, этого не знал и доверять мне не мог, хоть шалопайкой я и не слыла. Зато я слыла (вполне заслуженно) книжным червем, и всем, кроме меня, было понятно, что это похлеще любого шалопайства, потому что червь делает из всего неправильные, литературные выводы (если червь вообще способен делать выводы) и не понимает, что дважды два в жизни - не четыре, а полет на Луну, или отдых в горах, или новые ботинки порвались, или... в общем, ясно. Я делала неправильные выводы из чего только можно, из всех человеческих отношений, в результате влетала в какие-то тяжелые для себя жизненные ситуации, из которых не умела выкарабкаться годами: не с теми дружила, не тех любила, наделяя несуществующими достоинствами абсолютно чужих мне людей. Сличая жизнь и литературу, я убеждалась в том, что окончательно запутываюсь в их взаимосвязях, и проще оставить все как есть, прекратив разбираться в происходящем. Неудачнику ведь ничего не остается делать, как полюбить свои неудачи, облагородив и загримировав их под оригинальность и своеобразное отношение к действительности. Зато перед носом неудачника не маячит фетиш успешности, как початок перед носом упрямого осла.
      Или вот еще лягушки. Все всегда очень любят приводить в пример лягушку, которая трепыхалась в сметане и сбила из нее масло, убежав потом из кувшина. Но в этом масле, вообще-то, осталась покоиться ее подружка, которая ранее сложила лапки и утонула. Во мне такая позиция вызывает почему-то больше сочувствия - во всяком случае, утонувшая лягушка никого не потянула за собой, а с другой стороны, не оставила дохнуть в сметане своего друга.
      Впрочем, сейчас трудно разобраться, кто из нас с Андрюхой был какой лягушкой. Я трепыхалась в сметане серых будней, а мой веселый друг вернулся в свой приморский город, и следы его затерялись. Спустя годы я узнала, что он стал работать с шабашниками - строить дома зажиточным горожанам. Как-то раз бригада капитально набралась "на объекте", и Андрюху бросили там на полу в недостроенном доме. Ночи были еще холодными. И мой веселый друг утром не проснулся. Говорят, такая смерть - самая приятная из всех смертей. Хоть это утешает.
      

  • © Copyright Туз Галина
  • Обновлено: 30/05/2014. 10k. Статистика.
  • Эссе: Мемуары

  • Связаться с программистом сайта.