Говорят, история повторяется в виде фарса, однако в России это всегда трагифарс, и он, как правило, совсем не весел. "Историческая жизнь России легко распадается на три идущие друг за другом волны - реформы, безвременье и деспотия. Реформы почти всегда вселяют надежды, что-то частное решают, но в итоге почему-то не удаются. Или кажутся неудачными современникам. Безвременье - это растерянность, разочарование и смутный поиск пути. Деспотия занимает то свято место, которое в России никогда пусто не бывает". (1) ХХ век эту мысль подтвердил как нельзя более наглядно.
"Дети ХХ съезда", так называемые "шестидесятники", являясь по своей сути революционными романтиками, рубили под собой сук, как уже не раз у нас бывало, призывая к либеральным реформам в стране. Творческая интеллигенция, кормящаяся за счет государства в обмен на лояльность и гуманитарное обслуживание коммунистической власти, в конце концов ужаснулась глубине собственного падения и через своих отдельных членов начала глухо роптать по поводу тотальной лжи как государственного языка. Этот ропот был слышен немногим - как правило, все той же интеллигенции - выходила "Хроника текущих событий", была создана "Московская Хельсинская группа", звучали на магнитофонах песни Александра Галича... Избавленная государственным строем от необходимости "выживать", имеющая возможность оглянуться вокруг, интеллектуальная элита, как когда-то интеллектуальная элита царской России, торопила перемены в стране, осознавая необходимость таковых, но не осознавая убийственность этих перемен для собственной спокойной и относительно безбедной жизни.
Сначала шестидесятники, поверив слову Хрущева, в краткий либеральный период, называемый "оттепелью", оценили исторический опыт сталинщины, разделив ее историю на историю репрессий и историю жертв репрессий. Теперь все, кто пострадал в эпоху "культа личности", автоматически оказывались вне критики. Эти же тенденции были продолжены "перестройкой", только теперь - в еще более радикальном ключе, потому что к шестидесятникам подключилось следующее поколение обманутых, чье становление происходило в глухой "брежневский" период.
В 1989 году альманах "Ставрополье" опубликовал киноповесть московского писателя Федора Шахмагонова "Дело маршала Тухачевского", где "красный маршал" был представлен как безупречно честный, чистый человек, умный и талантливый военачальник, которого смели с лица земли совершенно чуждые ему злые силы. В повести ни слова не было сказано о безжалостном подавлении Тухачевским Кронштадтского мятежа и Тамбовского крестьянского восстания, не было дано оценки верной службы Тухачевского и таких, как он, коммунистическому режиму, который, в конце концов, и погубил своих слуг. Однако в конце 80-х повесть воспринималась читателями на ура, как и многие другие произведения, основанные на исторической полуправде.
"Дети шестидесятников", лишенные романтического взгляда на историю собственной страны, все-таки оставались достаточно зашоренными и наивными, чтобы правильно оценить происходящие в стране перемены с трезвых и внеиллюзорных позиций. Они горячо обсуждали новомировскую статью экономиста Шмелева "Авансы и долги", больше веря словам генсека Горбачева о том, что безработицы у нас никогда не будет. Восторженно приняв "перестройку", они считали, что свободную и обеспеченную жизнь в России и окрестностях можно создать только отменой коммунистического режима и дарованием народу определенных свобод.
Автор этой статьи прекрасно помнит собственные ощущения по этому поводу: наше общество иерархично, мы привыкли подчиняться сильным мира сего, когда коммунистическое начальство скомандует своим подчиненным: "перестройке быть!", все мы: и диссиденты, и сочувствующие, и рядовые коммунисты, и коммунистические боссы среднего звена дружно пойдем навстречу новой жизни. Но получилось не совсем так, как хотелось бы.
Пришедшее за "детьми шестидесятников" поколение "внуков" уже отказывается рассматривать неравномерное движение от оттепели к перестройке и гласности, от них - к посткоммунистическому обществу с его объективными трудностями и к свободе слова, как движение позитивное (наш российский максималистский менталитет диктует нам тактику поведения - если не "все и сразу", то и вообще ничего не нужно).
Теперь в шестидесятников не кинет камень только ленивый. "Отметим, кстати, что никто так не поносил советскую власть (в узком кругу, разумеется) как шестидесятники, как бы мстя ей за все - невозможность самореализации, убогий быт и непреодолимый страх. Тогда и начались все эти романтические слюни про "возьмемся за руки, друзья" и "обманутых детей ХХ съезда" - пассивность компенсировалась прекраснодушием. Они с умилением пели Окуджаву... Фактически же перестройка стала "временем шестидесятников", которые полезли из всех щелей под песни Окуджавы. Оказалось, что диссидентам нечего противопоставить им даже в песенном жанре. Галича давно не было в живых, а Юлий Ким скатился в "шестидесятничество" - вспомните его "Московские кухни". Шестидесятники начали играть роль "властителей дум" - вполне положительных, умных и респектабельных, особенно на фоне "видной диссидентки" Валерии Новодворской . Это была, поистине, находка - постоянно всюду мелькавшая Новодворская дискредитировала диссидентов, превращала их в маргиналов".(2)
Однако критики шестидесятников недалеко ушли в своих воззрениях от предмета своей критики. Другое дело, стоять на плечах предшественников - значит видеть немного дальше. Лишенные, как им казалось, каких бы то ни было иллюзий, современные молодые писатели и ученые противопоставили романтизму цинизм, ничуть от этого не выиграв. Стоять с презрительной миной, цедя через усмешку унижающие предков определения - не подвиг. "Интеллигенция наша, вообще весьма склонная к сектантству, не может жить без образа внешнего врага. И без чувства своей избранности тоже"(3), - пишет один из самых последовательных и горячих критиков "шестидесятничества" поэт, прозаик и публицист Дмитрий Быков.
Быкову вторит Михаил Берг: "...Нечто анекдотическое, достойное лишь осмеяния, вроде интеллигентской порядочности и чистоплюйства". (4) Помилуйте, но чем же эта пресловутая порядочность вам не угодила? Чем больше в обществе порядочных людей, тем устойчивее общество, тем больше защищено оно от всяческих катаклизмов. Однако в своем эпатаже критики "шестидесятничества" идут еще дальше. Издевательскому остракизму подвергаются исторические фигуры, которые как будто специально подбираются авторами (причем, как правило, те фигуры, которые не могут лично ответить на оскорбления по причине отсутствия среди живых) по безупречности не только творческой жизни, но и личного поведения в условиях несвободы. Вот несколько цитат из авторитетного сетевого "Русского журнала" за 2000 - 2002 годы:
"Терпеть не могу Бродского. На мой вкус, это Земфира от литературы - не в эротическом смысле, а в мировоззренческом. Каждый его текст распространяет вокруг себя ненависть к человечеству как таковому и к его женской половине (...) в особенности, проникающую радиацию абсолютного тлена. (...) Жутко вообразить, что еще может вспомнить эта бостонская дама (Л.Штерн, автор мемуаров о Бродском. Г.Т.) о субъекте, который произнес с нобелевской трибуны едва ли не самую циничную из всех в уходящем тысячелетии фраз: "Многое можно разделить: хлеб, ложе, убеждения, возлюбленную - но не стихотворение, скажем, Райнера Марии Рильке" (5)
"Ох, не любитель я сочинений Ахматовой А. Какая-то уж чересчур непрерывно скорбная. Как начала в 18 лет скорбеть, так до самой старости проскорбела. Профессиональная скорбящая - крайне утомительно Я таких унылых барышень довольно много знал - вечный уксус - ох! Нет, спасибо". (6)
"...Смею утверждать, нам еще только предстоит оценить тот чудовищный вред, который нанесли вирусы, запущенные г-ном Высоцким в русскую культуру. И здесь соперником ему, по силе разрушительных воздействий, может быть разве что второй такой же, с позволенья сказать, певец и исполнитель - г-н Окуджава. Именно они, два этих человека, повели русскую массовую культуру по ложному следу обманок и подобий. В ситуации, когда оригиналы и первоисточники оказались недоступны и в обществе царили суррогаты и заменители, именно Высоцкий и Окуджава создали канон торжествующе приблизительности". (7) Эпатаж, стеб, кураж, ерничанье?..
Однако личные пристрастия в истории и литературе так и останутся безобидными личными пристрастиями, если ты не ученый и не писатель, если ты не экстраполируешь свои убеждения (и являются ли они убеждениями?) на все общество, заражая его тоской, вялостью и желчностью, отсутствием идеалов и желания двигаться дальше. К чему нам выработка национальной идеи (хотя что это за гомункулус - национальная идея вряд ли может быть выработана искусственным путем, а не временем и обществом), если все у нас в конце концов оказывается плохо, если не только правители, но и герои на самом деле никакие не герои, и любая самоотверженность - всего-навсего глупость и пустота.
Отношение к истории - это вектор движения к будущему. Как собственный опыт отдельно взятого человека диктует ему те или иные поступки и заставляет его действовать тем или иным образом, так и опыт поколения заставляет двигаться общество в том или ином направлении, причем опыт не столько всего поколения в целом, сколько его мыслящей части - интеллигенции. "Один из главных уроков, преподанных нам историей, состоит в том, что без этой странной категории людей - ненужного и необязательного украшения жизни - все движение жизни остановилось... Выяснились вообще странные вещи: не народ породил интеллигенцию. Не город вырос из деревни и не хлеб - всему голова". (8) Творческая интеллигенция является носителем идей, которые рано или поздно овладевают массовым сознанием, именно поэтому смысл жизни интеллигенции - это преодоление затянувшегося процесса отчуждения массового сознания от высших достижений культуры и глубокого осмысления истории. Другое дело - победит ли в этом деле здравый смысл, спокойное и серьезное исследование нашей истории или же романтические заблуждения "дедов"-шестидесятников будут перекрыты истерическими и циничными выкриками внуков-постмодернистов.
1.Берг М. Комплекс Ксантиппы //Лит.газета.- 1995.- 16 августа.
2.Серова Н. Образ диссидента-правозащитника в постмодернистском дискурсе //сетевой "Русский журнал".- 2002.
3.Быков Д. Подвинься, подвижник! //Новая газета. - 1998.-18-24 мая.
4.Берг М. Комплекс Ксантиппы //Лит.газета.-1995.-16 августа.
5.Метелкина А. Вкусовщина //сетевой "Русский журнал".- 2000.
6.Немиров М. Все о поэзии//сетевой "Русский журнал".-2001.
7.Бавильский Д. Обло, стозевно и лаяй//сетевой "Русский журнал".-2001.
8.Аксенов Г. Отстрел третьего кита //Открытая политика.- М.,1997.- ?10. -С.59.