Бывает так - встретишь кого-то (или прочитаешь им написанное), и само существование человечества вдруг становится в твоих глазах оправданным. И пусть оно об этом оправдании даже не подозревает, и имени своего спасителя никогда не слышало, - а он и не претендует на подобную роль, - просто ходит такой человек по Земле, сочиняет книжки, а потом, когда заканчивается его земной путь, написанные им стихи и проза продолжают говорить с нами о добре и зле, тирании и благородстве, о том, что несет свет, а что - тьму.
Таким писателем был Юрий Домбровский, "блистательный поэт и прозаик, сталинский сиделец, человек отважный, умный, пьющий и, по-русски говоря, безбашенный" (Дмитрий Быков "Булат Окуджава", изд. "Молодая гвардия", 2009 г.).
Бескомпромиссный и в литературе, и в жизни, отсидевший 10 лет на Колыме и в Тайшете, при этом оставшийся самим собой, продолжавший писать и создавший один из лучших романов ХХ века - "Факультет ненужных вещей" (изд. "Художественная литература", 1989 г.), текст на все российские времена, Юрий Домбровский всегда оставался человеком "своей собственной температуры". Как он сам писал в письме к Кларе Турумовой-Домбровской ("Меня убить хотели эти суки", изд. "Возвращение", 1997 г.): "Вот это и есть основное - иметь с в о ю температуру, тогда чужая тебя и не охладит, и не нагреет".
"Своя температура" делала Юрия Домбровского не похожим ни на одного из писателей-современников. Мало того, что он никогда не славословил советскую власть и гнул в творчестве свою линию, писал, что хотел, осмысляя в прозе и стихах такие категории, как добро, правда, справедливость, так еще и в жизнь воплощал все эти постулаты. Не очень ведь часто бывает, чтоб у писателя слова совпадали с его собственными действиями, с его собственным существованием. Говорить и писать - одно, поступать же по изложенному тобой в книгах - совсем другое. А вот у Юрия Домбровского это совпадало (см., например, его "Записки мелкого хулигана", документальную прозу о том, как писатель заступился за женщину-соседку и что из этого вышло).
"Несовпадение" написанного и прожитого вызывает у читателя недоверие. Домбровский же - достоверен. Недаром сам он не признавал любую неправду в искусстве, в какие бы одежды она ни рядилась: "Пошлость в искусстве - это прежде всего ложь; о красоте, которая не красива, а только броско эффектна, а значит, просто вульгарна. Ложь о том, что сказано что-то хорошее, хотя ровно ничего не сказано, а только в сотый раз повторено... ложь о том, что говорящий что-то знает, значит, и чувствует, видит, хотя он ни черта не видит, а только пользуется тем несессером с цитатами, который у него в голове...".
Все, кто был с ним знаком, называют Юрия Домбровского абсолютно бесстрашным человеком. "Страхом от страха не лечатся - лечатся бесстрашием", - как написал он в своем рассказе "Ручка, ножка, огуречик", так провидчески предрекшем реальную, не придуманную гибель самого автора. В фойе Центрального дома литераторов на 69-летнего писателя набросилась свора подонков, и он "погиб, как герой, в драке. После выхода "Факультета" они, давно ему звонившие, подстерегли у входа в ЦДЛ и избили до полусмерти - их было больше. Но он им тоже хорошо навалял, до сих пор при одном его имени трясутся" (Дмитрий Быков, "Цыган" в кн. "Советская литература. Краткий курс", изд. "ПРОЗАиК", 2013 г.).
Таким уж оказался выбор писателя и человека, - видно, отстаивать правду - и текстами, и поступками, - было самым важным в его жизни, даже когда на кону стояла она сама. Неслучайно, выходит, в интернете вместе со словом "бесстрашие" ищут слово "благородство".