Я, конечно, не Пигмалион, не Франкенштейн, не Урфин Джюс и, уж конечно, не Иисус Христос. Однако природа зачем-то наделила меня странной способностью - из неживого делать живое. "На, - говорит, - тебе способность, пользуйся. Только уж не хулиганничай особо, себе же дороже будет".
Но я природу не послушала, а зря. По молодости лет вовсю веселилась: то чугунная ванна от меня своими ногами уйдет, то вентилятор, руками размахивая, ускачет. Однажды из мертвой многоножки сделала живого профессора университета. Меня потом пять поколений студентов крыли почем зря отборным матом, но обратного превращения так и не получилось, потому что из живого в неживое - это другая способность, и наделен ею другой человек. У нас его зовут Киллер, прозвище такое. Киллер редко использует свою способность, потому что ему людей жалко. Он восторгается моим умением и не хочет ничего переделывать - пусть живут, гоняют студентов, дышат, привередничают, заливаются слезами, совершают подвиги... Так он говорит.
Я с ним, в общем-то, согласна, приятно подарить жизнь ажурному покрывалу... разноцветной шкатулке... сережкам из розового кварца (какие вышли красотки-близняшки, загляденье!), но...
На самом деле, хорошее у меня получалось довольно редко. И для меня хорошего из этого тоже ничего не получалось. Бывшая прикроватная тумбочка на улице накинулась с кулаками: видите ли, личная жизнь у нее не складывается - всем подавай высоких и стройных, а она... Бокал красного стекла тоже претензии предъявил: он хрупкий, ранимый - мужчины такими быть не должны, его все обижают, причиняют боль, того и гляди, он треснет, а то и вовсе расколется.
А вчера... уф, сейчас соберусь с духом и расскажу. Это ведь какие собственные язвы придется демонстрировать публике! Вчера, значит, появляется на пороге моей квартиры... Плевок. Думаете, я его в каком-то пьяном угаре очеловечила? Отнюдь. Говорю же: много хулиганила по молодости лет. Помню, сидели мы весной с подружкой на солнышке, и он так блестел, так блестел... Ну и...
Однако противный какой человечишка получился! (не мудрено, да?).
Что за профессию он себе выбрал, не стану озвучивать, чтоб не бросать тень на хороших людей - его коллег. Но - о чудо! - женился Плевок сразу же - на вполне симпатичной даме, запудрив ей мозги своим мнимым обаянием. Она потом рассказывала, во что вляпалась на самом деле. Для начала Плевок не явился ночевать на день ее рождения - подарочек такой преподнес. Ну да ладно - обидно, конечно, но не смертельно. ("Авчемсобственногрядело?", - пожал плечами муженек). Почему-то он с ненавистью относился к полотенцам - при каждом использовании растягивал до дыр. Обожал издавать непотребные звуки, причем со сладострастием и в самый неподходящий момент - во время чтения женою стихов, например. В качестве наказания. "Я из тебя твою интеллигентность выбью!". Но полный бенц наступил, когда по-настоящему стала проявляться ежедневная ревность Плевка. Он нашел на джинсах жены волосок и сразу же на нее набросился: "Ну ты же не станешь отрицать (мать-перемать), что эта шерсть с соседского кота?". В смысле, вместо работы, ты, (...), видать, ходишь налево. Кстати, насчет работы... Работала в семье только жена и по дому крутилась тоже только она - понятное дело. Как-то, перед самым Новым годом, Плевок заставил ее всю ночь стирать постельное белье (ручками, разумеется), потому что 'не хотел входить в новый год с нестираным бельем в корзине'. А однажды ночью Плевок три с половиной часа катался по полу и визжал, потому что она не могла вспомнить - кто именно сказал ей о том, что песню "Я несла свою беду..." Высоцкий посвятил Марине Влади. Ну ясно же - какой-то умный полюбовник жену просветил, кто ж еще?
...Когда дама пришла ко мне со слезной просьбой - вернуть Плевка в его доочеловеченное состояние (и откуда только узнала, благодаря кому влипла в такую беду), я ей очень посочувствовала.
Но, увы, радикально помочь не могла, ведь чем о н и больше взаимодействуют с людьми, тем больше очеловечиваются... Тут даже Киллер не всегда справляется. Хотя в данном случае стоило бы...
Так вот насчет вчера... В дверь длинный такой звонок был, тревожный, и зачем я ему открыла (с немытой головой, в домашнем несвежем халате, без бюстгальтера - как раз генералила зал), надо было сразу дверь перед носом захлопнуть. Но я Плевка не сразу узнала - он расползся, растекся... Аромат по подъезду тянулся алкоголя застарелого... Подумала - газ пришли проверять или водяные счетчики. Но тип перед дверью мне так вкрадчиво и говорит: не здесь ли живет вершительница судеб такая-то? Я не сообразила, что вот тут бы и самоизолироваться в квартире, отвечаю, как дура: "Это я. А в чем дело? Кто спрашивает?". "Да нет, это не ты, - замахал он руками. - Ты какая-то старая толстая уродина, а она была молодая, стройная и красивая!". И тут меня осенило. Я вспомнила о своей ошибке 37-летней давности! Ах, не надо было сидеть тогда с подругой на солнышке. Не надо было весело экспериментировать. Не надо было выпускать в мир подобное существо.
"Что тебе от меня надо?", - спрашиваю. "Поговорить хотел. Но не с тобой, конечно. С той, другой. Молодой и красивой". (О чем мне, черт, с такими говорить? Тоже мне, разговор Пастернака со сталиным о жизни и смерти). "Нет тут ее. Умерла давно", - нашлась я, дабы радикально прекратить прения. И дверь попыталась закрыть, что Плевку, само собой, категорически не понравилось. Он уже готов был подставить свою заднюю лапу в нечищеном ботинке, чтобы мне помешать, как распахнулась дверь из комнаты в коридор и собственной персоной на пороге возник мой заспанный благоверный, а по совместительству Киллер - ненавистник всех обидчиков собственной жены и бесстрашный защитник подобных ей бедных бестолковых дамочек. "А, - сказал он. - Наконец-то. Отшлифую свои практически забытые навыки...". И... Плевок стал просто плевком.
"Жаль уборщицу, - сказал Киллер. - Сейчас сам вытру, не побрезгую". И пошел в глубь квартиры за тряпкой...