Василий Аксенов в "Записных книжках" Георгия Шумарова
Они шли разными путями, и они пошли разными путями.
Василий Аксенов стал знаменитым на весь мир писателем, его друг студенческих лет Георгий Шумаров (1932-2010) всю жизнь проработал детским хирургом в российской провинции - в Орле и Ставрополе, издал 14 книг, но судьба провинциального писателя известно какая...
Конечно, юношеская дружба - элемент нестойкий, но что-то все-таки их связывало, и до того крепко, что они даже снимали вместе комнату и пытались вместе писать сценарий фильма на конкурс.
Однако начиналось все весьма по-разному: казанский малыш из интеллигентной семьи Вася Аксенов попал в детский дом, когда репрессировали его родителей, пензенский малыш из крестьянского рода Жора Шумаров колесил с семьей по СССР, сменив 11 школ - отец-военный служил там, куда, так сказать, родина пошлет. А встретились Вася и Жора в Ленинграде, в 1-м медицинском, и объединила их литература, вернее, тогда - интерес к ней.
"В том, что однажды встречаются незнакомые люди, нет ни логики, ни тайной нужды, начертанной Провидением. Наш курс большой, на два потока. Черт его знает, как мы разглядели друг друга! Я был уверен, что Аксенов пишет, хотя прозу тогда он не писал" (здесь и далее - цитаты из книги Г. Шумарова "Гвозди в скрипичном футляре". Ставрополь, 1998 г. Г.Т.). Разглядели и стали друзьями: помимо литературы оба любили джаз, Лолиту Торрес, ну и поприкалываться, как бы сейчас сказали, над начальством всех видов:
"...В городе патрули нас останавливали постоянно (это когда на практике в Кронштадте Шумаров с Аксеновым были. Г.Т.).
Эй, ты, хрен, иди сюда!
И пальчиком тебя, пальчиком... В негнущейся робе - бегом. Руку под козырек.
Матрос Хрен явился по вашему приказанию!
Чаще всего какой-нибудь капитан-лейтенант терялся от лихой наглости, патруль начинало трясти от смеха, а мы спокойно объясняли, что идем класть печку майору медицинской службы... мгновенно приходила в голову фантастическая фамилия Артишокман! К майору Артишокману - потому как являемся мастерами печного дела. Вот и роба на нас...
- Ага, значит, Артишокман...".
Что же касается сценария, то дописан он не был - сессия помешала, но трудились ребята, как говорится, с энтузиазмом:
"Наконец-то мы смогли вплотную приступить к сценарию. Писали порознь на противоположных концах нашего длинного "табльдота". Потом сводили написанное воедино, если куски проходили совместный ОТК".
Ну и со съемом квартиры в конце концов все расстроилось:
"Однажды я промчался по кухне мимо зашедшегося в лае баскервиля и увидел, как Вася мечется по комнате и выкрикивает в сторону хозяйской половины жуткие слова, от которых сыпалась со стен штукатурка. Надо сказать, он всегда был спокойным и негромким. Смеялся, похихикивая. Ругался лексикой, мимикой, а не децибелами. Чаще в досаде морщил лоб и отмалчивался. Я сейчас уже не помню, что произошло: то ли хозяйка повысила квартплату, то ли не дала поговорить по телефону, то ли шарила в вещах квартирантов. В общем, Вася, что называется, стравил давление. И мы съехали: на трамвайчике по улице Красных курсантов, по набережной речки Карповки - к себе в общагу, в долговую тюрьму (общежитие 1-го медицинского располагалось в здании бывшей долговой тюрьмы. Г.Т.), благо, нашлись места".
После окончания института их дороги быстро разошлись: Шумаров уехал по распределению в Орел, Аксенов остался в Ленинграде, а потом переехал в Москву. Однако еще долго, до самой эмиграции Василия Павловича, они встречались, если выпадала какая оказия - как правило, если Георгий приезжал в столицу на хирургическую переподготовку:
"В тот раз мы с Васей все-таки встретились. Шли в ЦДЛ. Когда проходили мимо какого-то посольства, расположенного в славном особнячке, он признался:
Больше всего на свете хочу быть послом Швейцарии в Исландии. Договор бы заключил на полторы селедки в год и жил бы припеваючи...
Но поскольку дипломатическая работа ему не светила, жилось Василию Аксенову скверно. Травля продолжалась. Он много писал, но его не печатали. Вынужден был заниматься переводами. Спросил меня в тот вечер:
Как ты думаешь, возьмут меня назад в медицину?
По правде, в медицину его не тянуло, но, видно, очень важно сознавать, что хотя бы один мост позади тебя не сожжен".
История эмиграции Василия Аксенова общеизвестна: неподцензурный альманах "МетрОполь", главным редактором которого согласился стать Аксенов, скандал, из литературного очень быстро ставший политическим, отъезд в США...
Естественно, дружба с Шумаровым тут прерывается и, увы, навсегда. Последней в мемуарах "Гвозди в скрипичном футляре" стала такая запись об Аксенове - здесь автор неожиданно переходит на второе лицо и с грустью обращается к другу напрямую:
"Когда ты в конце 1989 года впервые за десять лет приехал в Москву, к послу Метлаку понабилось много твоих приятелей, уже забывших, кто ты такой. Я попросил одного рассказать о встрече.
Ростбиф был хорош, - вспомнил он".
Кое-что из записей того времени в мемуары Шумарова не вошло - тем интереснее почитать его "Записные книжки", которые он подготовил к печати, но, правда, издать не успел.
Галина Туз
Из "Записных книжек" Георгия Шумарова
* * *
С Андреем Вознесенским меня познакомил В. Аксенов на похоронах Э. Казакевича (1962 г.). Накануне я приставал к Аксенову со своими оценками. Кажется, он не разделял моих восторгов. По-моему, ему более по душе была Б. Ахмадулина. В день похорон у Дома писателей было столпотворение.
- Вон и Андрей! - сказал Аксенов.
Он не понял меня накануне, посчитал за институтку, которая ночь не будет спать, если не познакомится с "душкой".
На Вознесенском была какая-то крохотная береточка. И еще запомнился сальный нос и угреватое лицо. В общем, я, медик, не увидел его глазами Ильи Глазунова.
Вспомнил об этом дробном человечке с мелким лбом сейчас, читая его "Антимиры". Удивительно не то, что он талантлив, а то, что он выжил, несмотря на все критическое дубье, каким его крестили.
Тогда я, пожалуй, впервые и Симонова увидел, хотя не сразу его узнал с его новой челочкой.
***
Март 1965 г.
Несколько дней назад пролетал чрез Москву. Позвонил Аксенову. Московский автомат - что за штучка: истратил все двухкопеечные монеты, которые загодя собрал в Ставрополе!
Привет, старик!
(А перед этим жена Кира спросила, кто звонит и по какому делу).
- Привет, Гера! - сказал он одышливо: я уже знал, что он растолстел.
- Жизнь? - спрашиваю.
- Да вот, пьеса на выходе.
- Это "НЗ"?
В свое время он говорил, что пишет пьесу, где фигурирует человеческая совесть. Потом он назвал ее "Всегда в продаже". Об этом и сказал, если я не ослышался.
- Кто ставит? - спросил я.
- "Современник". А у тебя как литература?
- Роман написал, - говорю.
- Хорошо, старик. Надолго в Москве?
- Сегодня улетаю.
- Жаль. Никак мы сегодня не увидимся. Сейчас ухожу и буду в бегах.
- Ладно, приезжай в Ленинград.
- Может, и приеду. Где ты там, в ЦИУ?
- В Ленинграде это учреждение называется ГИДУВом.
- Ага, ГИДУВ, значит...
Попрощались...
***
А. Гладилин пришел в "Метрополь" в кожаной куртке: он только что приобрел "Запорожца". Там ему В. Аксенов назначил встречу.
На лице Гладилина - заметные оспины. Говорил неинтересно. Запомнилось, что он целый год где-то бродит. Потом за месяц пишет роман.
***
В. Аксенов в 1962 г. рассказал, как первый секретарь Дальневосточного райкома, приехав в Москву, услыхал, как Аксенова ругают на форумах: шла известная идеологическая кампания с Хрущевым во главе.
- Господи! - воскликнул секретарь. - Ведь он сейчас у меня живет, изнутри меня подрывает!
Аксенов был тогда на Сахалине, там у него родились "Апельсины из Марокко".
***
- Больше не пишу проблемной прозы, - сказал В. Аксенов в конце 1962 г.
Только что в "Новом мире" прошли его рассказы, по-моему, не очень проблемные, но очень хорошие. Проблемным был "Звездный билет". Потом пошли поиски жанра.
***
В. Гнеушев (ставропольский поэт и прозаик. Г.Т.) передал слова Аксенова обо мне:
- Он до сих пор правильный?
Я бы мог спросить: "А он до сих пор наш?".
Не спросил.
***
Ильгиз (Гизя) Ибатуллин (врач, приятель В. Аксенова и Г. Шумарова. Г.Т.) сообщил мне, что В. Аксенов после того, как забрали его родителей (отец - секретарь Татарстана, мать - писательница) оказался в Казанском детдоме. Ехали они по Волге, и Аксенов сказал. Мне он ничего не говорил на ул. Зеленина в Ленинграде).
Разведенные его родители, встречаясь, спорят:
- Это в нем твое еврейское, - отец.
- Это в нем твое русское, - мать (Евг. Гинзбург).
***
Москва, 1970 г.
Как-то позвонил В. Аксенову в 8 утра.
- Алло! - в трубке.
- Слава труду! Шумаров...
- Привет!
- Привет! Как жизнь?
- Да ничего...
Долгая пауза, холодно в трубке.
- А я вот опять приехал на усовершенствование...
- Мне Гизя говорил.
Гизя - это Ильгиз Ибатуллин. Я у него был дома. Распили полбутылки сухого вина.
- Звонил?
- Да, звонил.
- Как нам свидеться?
- Славка, я сейчас не могу сообразить...
- Меня зовут Жоркой.
- Э-э, Жорка, позвони вечером.
- А ты возвращаешься вечером? Я несколько раз звонил...
- Да, имею такое свойство.
- Ну, привет!
- Привет!
***
В 1955 г. мы с В. Аксеновым проходили военно-морскую практику в Кронштадте. Жили в школе связи, каждый в своем кубрике с матросами.
Вспоминаю, что мы были с ним единственные, кто накануне отъезда не пошел за формой. Я-то миловался с молодой женой...
Утром она меня провожала с Васильевского острова. Аксенова провожала мать.
В Кронштадте нам выдали робу, в которой мы и пребывали месяц. Частенько нас останавливали патрули...
Однажды я уговорил Аксенова помочь морячкам в соревновании по перетягиванию каната: был какой-то спортивный праздник. Ужасно трудный это вид спорта! Тянуть вполсилы, ловчить никак нельзя. Аксенов плюнул и вышел из команды. Помню, тогда наша команда проиграла.
Там мы с ним и сблизились. Однажды пошли на кладбище, и я прочитал ему свои стихи.
- Ты сложившийся поэт! - сказал он мне.
***
В Ленинграде на ул. Б. Зеленина мы жили с Аксеновым последний семестр. Ушли в общежитие перед самым госэкзаменами, разругавшись с хозяйкой (этот эпизод я довольно полно изобразил в романе "Ни эллину, ни варвару": Королев и Мильнер на квартире у Анны Прокофьевны).
У нас был длинный стол. На одном конце Аксенов писал свои первые рассказы, на другом я сочинял стихи. Помню, затеял я поэму. Прочитал начало Аксенову. Он сказал:
- Брось ты эту поэму. У тебя вполне законченные стихи.
Так появились стихи "Косы", которые я потом включил в первую книжку.
Опубликовались мы одновременно в студенческой многотиражке "Пульс". Я напечатал "Давай, присядем напоследок".
Первые его рассказы мне не понравились. Став москвичом, он опубликовал их в "Юности". На курсах усовершенствования он встретил туболога из Орла (он тогда работал по подростковому туберкулезу), которая передала мне его письмо: там он и написал, что встретил в "Юности" хороших людей.
В те поры за своим "табльдотом" мы засели за киносценарий, и тут я увидел, что он человек с фантазией. Несколько дней я посвятил изучению теории вопроса, он же читал в публичке только "Всемирные студенческие новости".
Сценарий мы не закончили: я уехал в Орел, он, кажется, устроился санврачом в порту. Первую премию, на которую мы рассчитывали, получил И. Ольшанский за сценарий фильма "Дом, в котором я живу": был конкурс к 40-летию Октября.
***
В кронштадтской робе мы смотрели с Аксеновым фильм "Возраст любви". Влюбились в Лолиту Торрес и музыку Сарсосо. Кажется, тогда же я совратил его купить двухтомник Брюсова. В Ленинграде он потом не знал, кому его сплавить.
***
В институтском литобъединении на обсуждении моих стихов присутствовал Городницкий из Горного института, ныне прославленный бард.
Помнится, меня ругали.
Попросили Городницкого прочесть стихи. Его я тогда почитал выше Британишского.
Вскоре после обсуждения мы с Аксеновым пошли в нашу многотиражку "Пульс". Напечатали нас едва ли не в одном номере.
***
Большущий дом Љ6 в Москве на Метростроевской построен в форме замкнутого квадрата. Внутри палисадник, где "балдела" молодежь. Я обошел этот бесконечный коридор и едва отыскал квартиру В. Аксенова. Там он жил у тещи во времена "Коллег". В "Звездном билете" этот дом назван "Барселоной". В жизни его звали "Парижем".
***
Когда я был в 70 г. в Москве на усовершенствовании, меня там многие узнавали... На оперативной хирургии встретил Ильгиза Ибатуллина (Гизю), с которым в 62 г. меня познакомил В. Аксенов. Приосанился, ребра не выпирают, улыбчив, радушен. Читал нам лекцию, опрокинул на нас эшелон информации.
После лекции говорю ему:
- Брось свои московские "имеет место", не по-русски это!
Понял, засмеялся, но не бросил, черт.
От Аксенова он в восторге.
- Только недавно Вася мне сказал, что он бы в казанском детдоме, когда посадили его родителей, - припомнил он.
***
Проза "остраненного" периода у В. Аксенова безусловно обладает индивидуальной ценностью, какой не обладали, скажем, "Коллеги". Общественная же ценность его нынешней прозы снижена.
Вещи его более талантливы, чем необходимы. Взрыв ли это таланта или хитрость, я не знаю. Когда-то он божился не писать проблемную прозу. Штучки его интересно подержать в руках. Я бы назвал их прикладной прозой - глаз радует, а куда в дело пустить - не знаешь.
***
Когда мы жили на Б. Зеленина, В. Аксенов принес однажды томик Б. Пастернака. Пастернака я тогда не читал, у меня не было подосновы для его поэзии. А Аксенов бредил строчками:
"Красавица моя, вся стать, вся суть твоя мне по сердцу...".
В раннем рассказе у него помечена эта любовь к Пастернаку. Тогда он рассказал о каком-то казанском приятеле, начинающем поэте. Приятель послал Пастернаку свои стихи. В ответном письме Пастернак не советовал вообще заниматься литературой. "Даже тексты Пушкина уязвимы", - писал он. Именно тексты.
***
Когда мы с Аксеновым писали киносценарий, он предложил диалог, подслушанный на улице:
- В Дрезденке был?
- Был.
- Сикстиншу видел?
- Видел.
- Ну и как?
- Сила!
В том году у нас выставлены были картины Дрезденской галереи.
***
Вспомнил, как В. Аксенов, глядя на мою поэтическую рукопись, сказал:
- Должно быть, приятно считать страницы...
Может быть, с тех пор мне неприятно видеть довольное лицо писателя, считающего печатные листы.
***
В 62 г. Аксенов сказал мне, что у него есть договор с "Советским писателем" на издание "Звездного билета".
- Но они много от меня хотят, - продолжил он. - Я подожду лучших времен.
Насколько я знаю, роман так и не был издан отдельной книгой. Очень скоро он безнадежно устарел.
Я подумал об этом сейчас, читая "Евгению Ивановну" Леонова. Повесть не крикливая, в чем-то камерная, а живет и будет жить.
***
В 1970 г., учась в институте усовершенствования врачей в Москве, я решил взять для ребят, с которыми жил, свой роман в библиотеке общежития.
- Фамилия? - спросила библиотекарша.
Я назвался. Она нашла формуляр.
- Что берете?
Я подал роман и громко прочитал фамилию автора и название. Тогда меня это могло тешить.
Она вписала книгу в формуляр с чудовищным равнодушием. Авторская фамилия и фамилия читателя у нее не связались.
Теперь я вспоминаю, что, встречаясь в ту пору с Аксеновым, я никогда не говорил с ним о своем романе.
***
В Кронштадте на кладбище В. Аксенов прочитал мне свои стихи:
Бронзой мускулов,
день, звени!
Будут ли тусклыми
наши дни?
Несколько лет спустя он втиснул их в роман "Звездный билет" - опубликовал!
***
24. 03. 78 г.
Прочитал "В поисках жанра" В. Аксенова. Холодно, неуютно как-то от его талантливой прозы. Не втягивает он меня в свои вихри, самумы и стаканные бури.
И вместе с тем Аксенов редактировал "Излучину" В. Астафьева. Впрочем, может, это и не тот Аксенов.
Ладно, а я иду на дежурство.
***
Над политикой, вне политики - все равно политика. Кажется, старая мысль. А Аксенов хочет быть не забранным в политику, открестившись от нее в "МетрОполе". Не знаю качества прозы этого альманаха, но это другой вопрос. Судя по тому, кто ее ругает, допускаю, что она хорошая.
***
В. Аксенов написал роман "Ожог" и объявил, что намерен покинуть Россию.
Бог ему судья. Каждый из отъезжающих думает, что его минует чаша Куприна, который вне России ничего не написал.
***
31.08.81 г.
В отпуске, который я частью провел в Кисловодске, побывали мы с женой в гостях у Володи Гнеушева. Произвел он впечатление крайне уставшего человека.
Оказывается, он внимательно читал мой роман, много хвалил, а заключил разговор словами:
- А все-таки ты не Аксенов!
Разумеется, не Аксенов.
***
20.08. 88 г. показывали фильм об Илье Авербахе.
В 1956 г. мы в институте организовали лито. Мои стихи обсуждали едва ли не на первом заседании. Не помню, говорил ли о них Илья Авербах, который был курсом моложе. А вот я о его стихах говорил. Мы собрались у него дома: Вася Аксенов, Семен Ласкин, Алик Пашковский и несколько наших девиц-медичек. Стихи его мне не понравились: были они какими-то не от жизни, надуманными, усложненными. Но я помню, что он произвел на меня впечатление человека, много читающего и знающего поэзию. Аксенов писал после института, что Илья работает на телевидении.
От сложной, сумбурной поэзии он пришел к реалистическому, без изысков, кино.
В институте близкими мы не стали. Мне он показался человеком высокомерным.
***
Ах, Аксенов, твой Техас
прославляю я в стихах-с!
***
В середине ноября 89 г. в Москву прилетел Василий Аксенов. В Москве ставили пьесы по книге матери и по его собственной "Затоваренной бочкотаре".
***
Во время посещения родины В. Аксеновым показывали фильм "Визит дамы" по пьесе Дюрренматта "Визит старой дамы". Художником-постановщиком фильма был Алексей Аксенов, сын Васи.
***
Аксенов: там (в Америке) существует понятие "патриотизм", это точно. Но он не заквашен на национальных дрожжах. И есть в их патриотизме определенный провинциализм - они до сих пор считают, что в Америке все самое лучшее, хотя это не совсем так.
***
Более всего на свете я боюсь, что мир воспринимает бормотание писателя, как подсказку. Оруэлл, Кабаков - это ладно, эти из кожи вон лезли, чтобы слыть пророками. А вот Аксенов, "Остров Крым", а?!
***
Американские журналисты опубликовали материалы об убежище для американского Конгресса в случае атомной войны - штат Зап. Вирджиния, в 400 км от столицы. О существовании убежища не подозревало даже большинство конгрессменов ("Известия", 3.06.92 г.). Интересно, что об этом убежище мне говорил В. Аксенов в 1962 г., когда Хрущев побывал в Америке. Он и рассказал об этом убежище узкому кругу деятелей.
***
29.06. 92 г.
Вчера "Новая программа" дала интервью с Васей Аксеновым. Побывшился, "давношным" стал. Ему, как и мне, 60. В Москве бегает вокруг Кремля: ему дали квартиру в том же доме, откуда он уехал. Того дома я уже не знал.
В прошлом году вышло у него в России шесть книг. ("А денег не хватает"). А у меня не вышла трилогия, кажется, - окончательно.