Веселов Лев Михайлович
Женщины капитана

Lib.ru/Современная литература: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Помощь]
  • Оставить комментарий
  • © Copyright Веселов Лев Михайлович (leveselov@rambler.ru)
  • Обновлено: 10/07/2011. 81k. Статистика.
  • Рассказ: Проза
  • Иллюстрации/приложения: 2 штук.
  •  Ваша оценка:


    Лев Веселов

    0x01 graphic

    История рассказанная в ресторане в штормовую погоду

      
      
       Совершая "шопинг" по магазинам с целью подобрать автомобиль на время проживания в Испании, мы изрядно подустали, проголодались и решили пообедать в приглянувшемся нам на берегу моря недалеко от наших апартаментов ресторанчике с прекрасной испанской ветчиной и отличной гриль форелью. День выдался сравнительно холодным для этих мест, из-за северного штормового ветра и небольшого дождя, от которых мы, честно говоря, за два месяц на курортном побережье Коста Бланка успели отвыкнуть. Через большое окно в виде иллюминатора было хорошо видно штормовое море, так не похожее на Средиземное из-за непривычного цвета грозных, неприветливых, с пенными барашками волн и низколетящими тучами вроде наших прибалтийских.
       Посетителей в украшенном к Рождеству зале было немного. Несколько шумных пар, разогретых пивом и вином скандинавов, четверо оживленно болтающих испанок, мы да хмурый крепко сбитый мужчина нашего возраста, допивающий, видимо, уже не первую бутылку вина. Заказав обед, мы с женой уставились в окно на море и сидели молча, как оказалось, думая об одном и том же...
       - Господи, - тихо, не глядя на меня, произнесла она, - как хорошо, что ты не там!
       Я согласился, но промолчал и впервые за много лет поймал себя на мысли, что в первый раз, глядя на бурное море, не думаю о том, что бы делал там в такую погоду. Это удивило меня, и я сказал вслух:
       - Теперь понимаю, что с меня хватит. Имею полное право смотреть на него только с берега.
       Видимо произнес это достаточно громко, одиноко сидящий мужчина оторвал взгляд от окна и внимательно посмотрел на нас. Что-то среднее между гримасой и улыбкой появилось у него на лице. Через несколько секунд он резко встал, подошел к окну, сложил комбинацию из трех пальцев правой руки и, показав ее морю, сказал громко со злостью в голосе:
       - Вот тебе! Накось выкуси, хрена два ты меня теперь достанешь! Не твой я больше, не твой!
       Погрозив еще для острастки кулаком, он повернулся к нам.
       - Вот так я теперь с ним разговариваю. Оно сегодня на нас с вами злится за то, что в такую погоду нам на него наплевать. Раньше-то мы его про себя чаще уговаривали пощадить нас, быть ласковей, а оно на наши просьбы плевало и сколько хотело, столько и рычало. Пускай теперь попробует меня достать, - заключил он и сел за свой столик с чувством выполненного долга.
       Разумеется, после этого я пригласил его за свой стол. Он недолго раздумывал и, попросив у официанта бутылку, перебрался к нам. Так и познакомился я со своим коллегой, капитаном торгового флота Сергеем Степановичем Старыгиным, который рассказал историю своей любви, а поскольку она показалась мне интересной, я ее потом записал. Непроста эта история любви к женщинам, которых в его жизни было немало, а вот настоящей взаимности так и не получилось.
       - Тебе многое не понять, капитан. Вот в твои семьдесят рядом с тобою жена и делите вы с ней, как видно, все пополам. Где-то дети да внуки вас и подарков ждут, а меня никто не ждет, и делить мне не с кем ни радость, ни горе и даже деньги. Исключение, пожалуй, кельнер Сержио, которому от меня прямая польза - я его постоянный клиент и в месяц приношу ему минимум пятьсот евро. Бывает, правда, еще девки приходят, простите, - обращается он к жене, - но иначе о них и не скажешь, шлюхи они и есть шлюхи. От них поутру отмываться хочется и противно, будто с похмелья в шторм попал. А разве я об этом мечтал всю жизнь?
       Заметив усмешку на лице, жены он обратился к ней:
       - Да. Не одна у меня была женушка, а где они все? Вот посмотрите на меня, - он встал во весь рост, расправил плечи, поправил прическу, - разве я урод, или недотепа? На меня всегда женщины оборачивались, а я, как осел, только на свое сено смотрел. Все их прихоти исполнял и любил так, что порой сердце останавливалось, а они? Тьфу, на них!
       Он сел на стул, выпил залпом фужер вина и продолжил, обращаясь к жене:
       - Вот вы мужа за что любите?
       - Не знаю, - немного подумав, ответила жена. -- Люблю и все. За то, что он есть, мой один раз и навсегда. Мне просто хорошо рядом с ним, уютно, надежно. И если любишь, разве так важно за что?
       У него поползли вверх брови, удивленный взгляд просветлел, будто наступило неожиданно отрезвление.
       - Не ожидал я, капитан, такого ответа. Морские жены обычно другое говорят, правду скрывают на всякий случай по-привычке.
       - Это на какой же случай? Уточните, - попросила жена.
       - Как бы вам точнее сказать... Морские жены подолгу бывают одни и привыкают рассчитывать только на себя, а потому о своих чувствах, как и о жизни в отсутствие мужа, предпочитают не говорить и от прямого ответа обычно уклоняются по-привычке, на всякий случай. Но если то, что вы сказали не кокетство, то ответ делает вам честь.
       - Спасибо, если не шутите, как говорит мой супруг, но вы дважды упомянули "всякий случай".
       - Вот видите, - он даже обрадовался. - Вы сами-то тоже повторяетесь, а значит, вас мои слова задели. Если говорить откровенно, только с одной целью - чтобы не проговориться. Разве я не прав?
       - Понятно. Bы имеете в виду самое болезненное для мужа-рогоносца. А разве об этом нельзя догадаться без слов? - жена на эту тему, как и все женщины, говорить не любила и слегка занервничала.
       - Вы зря заводитесь. Уж кому, как не вам, жене моряка, прекрасно известно, что от встречи с любимой женщиной моряк глупеет, как пробка, а развесистые рога не дают спать потом, уже в море. Если любишь, измену всегда чувствуешь, и очень обидно, когда вы этого не замечаете или делаете вид, что не заметили. Но с каждой встречей все повторяется - стоит только вновь увидеть свою любимую на причале, как многодневные сомнения улетучиваются в один миг и вместо развесистых вокруг головы лимб эфемерного счастья.
       По виду жены я понял, что разглагольствования мужчины-неудачника начинают ее раздражать, да и мне слушать это было не по душе, среди моряков такие разговоры не популярны и наводят на нерадостные мысли, поэтому их предпочитают избегать. Однако становилось занятным, куда приведет такое начало и сколько еще времени выдержит супруга.
       - Весьма впечатляюще, но в ваших устах не убедительно. Вы же сами сказали, что у вас было несколько жен. Неужели все вас бросили, потому что не любили? Тогда, может быть, скажете, скольких других женщин вы любили, или у вас с этим тоже возникали проблемы?
       Неожиданно для меня он растерялся, по его лицу было видно, что этого вопроса он не ожидал.
       - А причем здесь другие женщины?
       Теперь пришла очередь удивиться жене.
       - Как это причем? -- растерялась она, - вы что, не понимаете?
       - Ах, вот вы о чем! Вы же жена моряка и вам ли не знать, что другие женщины не оставляют в нашей жизни следа. Все, что остается за кормой, кроме створов, для нас, капитанов, не имеет значения. Главное в этом случае оставить о себе хорошую память, но это не любовь, а скорее тренинг для главной встречи или что-то вроде бункеровки, без чего продолжение рейса становится просто невозможным. Любовь это совершенно другое. Быть любимым и оставаться самым лучшим для нее в этом мире - это ни с чем не сравнимое счастье.
       Он помолчал, но потом продолжил:
       - Впрочем, наверное, не обязательно быть самым лучшим, а вот так, как вы сказали: один мой, раз и навсегда! Как все просто и здорово, вот это видимо и есть настоящая любовь.
       Настала очередь удивляться жене:
       - Неужели при таком обилии любимых эта мысль ни разу не пришла вам в голову? Ведь были все же пусть и недолгие, но счастливые минуты и у вас.
       На этот раз задумался он.
       - Разумеется. Только, знаете, они почти не остались в памяти и стерлись. Растворились в море обид и обмана. Как во сне проснувшись, некоторое время помнишь, а затем все забывается под влиянием реальности, будто это и не с тобой было. А когда обид много и их тяжело переживаешь, начинает казаться, что хорошего не было вовсе и вся жизнь кажется бессмыслицей.
       Он замолчал на минуту, ушел в себя и неожиданно спросил меня:
       - А вам, коллега, никогда не приходила в голову мысль о том, что от нас в этой жизни ничего не зависит, и живем мы лишь потому, что кто-то свыше решил все за нас. Одним дал счастье и продолжение рода, других, вроде меня, обрек на беды и одиночество. Только не думайте, что я не сопротивлялся этому. Поверьте, я приложил немало сил, чтобы изменить свою судьбу и долго надеялся, что это произойдет но, увы.
       После этих слов, как я и думал, жена потеряла интерес к разговору и честно призналась что, как и все женщины, не любит неудачников. Попросив извинения, оставила нас вдвоем со словами:
       - Не хочу мешать такому откровенному разговору двух старых моряков. Я знаю, что моему мужу как литератору они по душе, а мне ни к чему. Только хочу сказать вам, и у морских жен жизнь не райские кущи. Только мы, в отличие от вас, не мучаемся сомнениями и храним воспоминания о хорошем, прощая обиды. Думаю, ваша ошибка в том, что вы не умели прощать и забывать обиды. Хотя может быть я и не права.
       Она вышла из кафе на набережную и, не пряча лица от северного ветра, направилась к резиденции Альдея дел Мар, где мы купили апартаменты. Удивительно, но под нашим взглядом она двигалась довольно твердо, несмотря на шторм и свои больные ноги.
       - Я вижу, капитан, вы ее очень любите и вероятно причина не только в ее красоте. Все мои жены были очень красивы, только это была красота без души, что я понял слишком поздно.
       - Под словом ДУША, - скорее для себя, чем для него сказал я, - задумываюсь часто. Считаю ее не столько невидимой субстанцией, а скорее как совокупность мировоззрения, чувств и устремлений человека, заставляющих творить добро и не причинять людям зла. Вероятно, верно, что душа нетленна, и когда тело человека превращается в прах, душа остается. Моя бабушка по отчиму с Кубани, очень малограмотная и совсем не набожная женщина говорила, что затем душа вселяется в новорожденного, которого сама выбирает, чтобы наделить его счастьем и победить зло, которое тоже вечно и так же бродит в поисках убежища. А потом только от самого человека и его дел зависит, кто победит.
       Мои слова собеседник выслушал, прикрыв глаза.
       - Пожалуй, она была права, но у человека есть еще и судьба, от которой тоже многое зависит, если не все. Я уверен - моя судьба, в отличие вашей, несчастливая, а ведь жизнь наша с вами во многом похожа, не правда ли? Хотите, я скажу, что вы ищите на чужбине, здесь в Испании?
       - Не трудно догадаться. Как и многие русские, после развала Союза - покоя все для той же души и защиты от зла. Очень не хочется омрачать себе и жене оставшиеся годы злом и ненавистью не так уж много их осталось. А вот чего ищите здесь вы? Одиночества?
       - И да, и нет. Всю жизнь опасался одиночества, и долгое время мне удавалось избавляться от него, хотя друзей было не так уж и много. У капитана их и не может быть много, настоящая дружба требует большой ответственности, а ее и на работе хватало с избытком. Просто не хотелось оставаться там, где потерял последнюю любовь, а теперь мне не хочется возвращаться туда, где у меня никого и ничего нет. А знаете, капитан, если вы не торопитесь к жене, я лучше все вам расскажу и уверен, вы тогда меня поймете.
      
       Первые женщины
      
       Жизнь моя, вероятно, не многим отличается от вашей. Вы упомянули свою бабушку с Кубани, а я из Анапы. Мы одногодки, дети военных лет и в море влюблены с детства. Оба немало капитанили, а значит, и повидали в жизни немало. Вот только в любви вам повезло, а мне нет. Вам одиночество неведомо, а я поздно понял, что оно мой удел, моя судьба, хотя поверить в это было трудно - я был удачлив, пользовался почетом и уважением в экипаже и у начальства. Неудачи в любви переживал хотя и болезненно, но не долго, считая, что непременно найду свое счастье, и однажды нашел его, однако оно было недолгим. Но для начала вернемся лет на пятьдесят с лишним назад.
       Когда я закончил восемь классов школы, отец решил, что этого мне хватит. К тому времени, благодаря ему, я знал уже многое. Он, как говорится, был ходок и верности матери женщине тихой и болезненной не хранил. У нас был приличный дом с большим садом и пристройкой во дворе, где мы спали с отцом, куда он приводил женщин, как правило, молодых, до которых был весьма охоч. Ночуя на чердаке пристройки, я все слышал, а одна из любовниц отца, которая некоторое время жила в доме в качестве домработницы, сделала меня мужчиной и обучила всему.
       Мама умерла, когда мне было пятнадцать, и отец привел в дом новую любовницу, очень красивую двадцатилетнюю женщину. Вскоре его сняли с работы в горисполкоме. Он крепко запил и как-то рассказал мне, за что не любил мать. Та в годы оккупации якобы спала с немецким офицером. Я маму любил и назло стал спать с молодухой, но однажды он нас застукал и решил проучить. Попытался меня избить, но не вышло - я уже тогда был сильнее и неплохо дрался. Тогда он выгнал нас обоих.
       Елена, так звали девушку, помогла мне устроиться на работу в порту матросом на буксир, и мы стали жить у ее матери как муж и жена. Через два года меня призвали на флот и по просьбе отца отправили служить на Дальний Восток. С Еленой мы переписывались два года, а на третий во время отпуска узнал, что она вышла замуж за механика буксира и родила ему сына. Переживал недолго, дочка командира корабля, на котором служил, положила на меня глаз и помогла забыть свою первую любовь, тем более в постели она была не хуже, и по окончанию службы по рекомендации командира я поступил в мореходное училище. Командир на предложение своей жены сделать из меня законного мужа дочери был готов согласиться только после окончания училища, но когда я перешел на третий курс, дочка умотала с новоиспеченным лейтенантом в Находку, избавив меня от необходимости "делать ноги" после окончания училища.
       По-настоящему в первый раз я влюбился, когда стал третьим штурманом на теплоходе "Амур". Она училась на филологическом в университете и была очень недурна и умна, последнее и сыграло решающую роль. Когда я сделал ей предложение, она вышла за летчика-испытателя с целью уехать в Питер, которым бредила.
       Неудачные романы я посчитал прелюдией и не придал этому значения, тем более что женщинам я нравился и недостатка в них на берегу не испытывал. Однако вскоре все мои друзья стали семейными, завели детей, и случайные встречи наскучили. Я стал серьезнее относиться к знакомствам, в какой-то степени определил для себя параметры избранницы и решил, что спутницу жизни нужно брать со стороны - в городе, где военных навалом приличной не найдешь.
      
       Раиса
      
       После назначения вторым штурманом на теплоход "Невельской" произошла встреча, которая нарушила мои планы. Я собирался делать последний рейс перед отпуском и уже договорился с другом отправиться с приходом в его родной Иркутск, когда по трапу застучали каблучки-шпильки, и спортивного вида молодая женщина легко вбежала на палубу. Окинув меня небрежным взглядом, спросила, где может видеть капитана и, фыркнув на мой небрежный ответ - "Там!" - тряхнула копной рыжих волос и громко хлопнула входной дверью.
       - Ух, ты, - дружно вздохнули мотористы, перекуривающие на палубе, - видать, новая жена капитана. И где он находит таких телок - одна другой краше...
       Капитан нашего теплохода, как я успел узнать, славился в пароходстве привычкой менять жен, причем все они были женщинами яркими и непохожими друг на друга. Это давало повод думать, что делает он это сознательно, задавшись целью отыскать что-то исключительное и необыкновенное именно среди таких женщин. Но на этот раз мы ошиблись, рыжая оказалась нашим новым судовым доктором. Через пару часов мы уже знали, что она не замужем, и гон самцов начался еще до отхода от причала. Скажу вам честно, в этой женщине было все: красота, стройная фигура, точеные ножки, развитая грудь, холеные и чувственные руки, завораживающие глаза, нежный голосок и необыкновенная способность притягивать к себе мужчин.
       Первым был сражен капитан. Он, не обращая внимания на экипаж, делал все, для того чтобы она легла к нему в постель, но к своему удивлению обнаружил, что ни его должность, ни шикарный белоснежный китель с золотыми галунами, ни роскошная английская фуражка, французский коньяк и швейцарский шоколад не произвели на нее никакого впечатления. Вскоре он получил полный оверштаг и запил на неделю. Еще через неделю к нему по той же причине присоединились стармех и комиссар. Затем их место заняли старпом и начальник радиостанции.
       - Удивляюсь, что вы не упоминаете себя, - перебил его я. - Неужели вы остались в стороне, что-то не верится.
       - Знаете, тогда я сам себе удивлялся. Пока все прыгали вокруг нее, у меня было какое-то предчувствие, что мне этого делать не надо, ибо каждый раз, встречая меня, она фыркала, как при первой встрече, а взгляд ее говорил - ишь, ты какой! Для меня этого было достаточно, и я спокойно наблюдал со стороны битву титанов. До прихода в Сингапур она так и не заговорила со мной, а ведь каюты наши были рядом, и многие думали, что причина ее стойкости в этом.
       Следует отметить, погода на переходе была отменная, и нашей докторше, еще не ведающей штормов, жизни не осложнила. Меняя наряды и купальники, она порхала как бабочка, скрашивая наши морские будни.
       Не знаю почему, видимо считая, что мы друг другу безразличны, для первого выхода в город комиссар включил ее в мою группу. Вообще-то выходить за границей в город с женщинами моряки не любят, они привередливы в выборе покупок, и являются помехой для посещения злачных мест, к тому же все можно купить на борту у торговцев плавучих магазинов или через шипчандлера. Впрочем, вы это знаете. Однако Раиса, так звали доктора, к нашему удивлению проявила незаурядную способность торговаться и сумела купить в городе многое гораздо дешевле, чем мы, которые здесь были не в первый раз. При этом торговцы, очарованные внешностью, а главное, умением торговаться одарили ее многочисленными подарками.
       Возвращались мы под вечер, и, когда подошли к борту, я обратил внимание, что на палубе нас ожидали капитан и старпом. Обычно в это время они собирались у капитана для игры в карты, а конкретнее на "пулечку", преферанс на судне процветал, и играли на довольно серьезные ставки.
       За ужином капитан в шутливом тоне обратился ко мне и доктору с вопросом, каким образом нам удалось так хорошо "отовариться", несмотря на мизерное, по его мнению, у нас количество валюты. Я в том же духе ответил, что наш доктор оказалась неотразимой для индусов женщиной, очевидно из-за рыжих волос, и не придал значение реплике стармеха - не одна она у нас рыжая. Когда вышли из-за стола, в коридоре второй механик, который недолюбливал своего непосредственного начальника, обратился ко мне:
       - Ты намек понял?
       - Это ты про что? - спросил я.
       - Не валяй дурака, - возмутился он. -- Смотри, пришьют ей контрабас (контрабанду), а тебе халатность и попустительство, и тю-тю виза. Они как увидели вас с кучей пакетов, так сразу принялись потирать руки. Не простят они ей гордости, да и тебе не простят ее выбора.
       - А почему ты решил, что она выбрала меня? Я до нее и пальцем не дотронулся.
       - Еще дотронешься, раз она тебя выбрала, - уверенно произнес он, - мимо таких женщин грех проходить, они это чувствуют и непременно тебя подловят.
       Тогда мне его слова показались несерьезными, я посчитал причиной обычную зависть, но все произошло, как он сказал.
       На обратном переходе погода испортилась, сильный шторм в Южно Китайском море прихватил нас сразу же после выхода из порта. Я сменился с ночной вахты и отправился в каюту проверить порядок и крепление имущества по-штормовому. Открыв дверь, услышал стон и увидел лежащую на полу Раису в одной ночной рубашке. Ее мучила сильная рвота, она совсем обессилила и едва двигалась. Ничего не оставалось делать, как привести ее в порядок. Усадил ее в душе, снял белье и обмыл прохладной водой. Обтерев досуха, одел в свою рубашку и халат, уложил в мою койку (на диване она в такую качку не удержалась бы) и отправился на ночной ужин в столовую команды. Я понимал, что случившееся дает повод разговорам, но в свою каюту ее не понес, там царил ужасный беспорядок, а убираться в ней не мое дело. К тому времени, когда я вернулся, старпом изменил курс к волне, уменьшил скорость, и качка стала не столь изматывающей. Раиса спала, беспокойно дергаясь во сне, но тошнота прекратилась. Я лег на диване и уснул, а когда проснулся, увидел аккуратно сложенную и выглаженную рубашку на спинке кресла и убранную кровать.
       В обед все смотрели только на меня и ее, она прятала глаза, изредка бросая на меня благодарный взгляд, отчего остальные едва сдерживались от реплик. В первые минуты вахты капитан устроил мне разнос из-за пустяка: по его мнению, я не удосужился осмотреть груз в трюмах после шторма. Да и вообще, я смотрю не туда, куда надо, делаю не то, и мысли мои заняты, черт знает чем.
       В последнем он оказался прав, теперь я думал только о том, что будет с приходом. Впрочем, если честно, то думал и о Раисе, вернее, о ее теле, которое видел обнаженным под струями воды, ощущал пальцами упругость ее бедер, груди. До сих пор такого тела мне видеть не приходилось, и все прежние мои женщины сравниться с ней не могли.
       С того дня каждую ночь ждал ее прихода, но она так и не пришла.
       С приходом во Владивосток все случилось, как и предполагали. Раису долго "трясли" таможенники, вывернули все вещи, вскрыли переборки не только в ее каюте, но и в амбулатории. Лишних вещей нашли немного, но в амбулатории среди, медикаментов отыскали 200 сингапурских долларов. Сумма, не ахти какая, но акт о контрабанде составили, и началось...
       В парткоме мне объявили выговор за халатность и попустительство, состоялся неприятный разговор и у кураторов. В службе мореплавания зачитали донесение капитана, в котором прямо указывалось, что я в рейсе сожительствовал с судовым врачом. Разумеется, я все отрицал и послал всех подальше, меня в свою очередь послали на каботажную линию Находка-Сахалин-Магадан. Попросил отпуск - дали отгул выходных, дней десять, и не более.
       На второй день меня нашла Раиса, когда я "отдыхал" в ресторане на морском вокзале. К тому времени я уже "притопил грузовую марку" и был "весел бесконечно". Очнулся у нее дома в ее постели, она спала в соседней комнате на диване. Судя по всему, она "расплатилась" со мной за штормовую ночь.
       Завтракали вместе с ее отцом, главврачом поликлиники военно-морской базы, и внимательной, заботливой мамашей, очень похожей на Раису, только значительно большего веса и габаритов, подстать отцу. Состоялась доверительная и непринужденная беседа, в ходе которой глава семейства отблагодарил меня за заботу о дочери и неожиданно предложил вариант спасения моей репутации.
       - Послушайте меня, молодой человек, - сказал он за коньяком, когда женщины оставили нас одних. - Дочь мне все рассказала. Вы, судя по всему, очень порядочный человек и я вас понимаю. Но доказывать это парткому и вашим начальникам бесполезно, моя дочь слишком соблазнительна и вам никогда не поверят, что у вас с нею ничего не было. Не стану от вас скрывать, Раисе вы нравитесь, а моя супруга ей верит и вы в ее глазах благородный герой. У меня, конечно, есть связи, и я мог бы вернуть Раису на суда, но не хочу, к тому же она, как вы знаете, укачивается в шторм. Это не делает женщину красивой, а тем более счастливой. Через месяц, когда она отдохнет и успокоится, я возьму ее к себе в госпиталь, а вот вам может помочь только радикальное средство, ведь вы были до этого случая весьма перспективным судоводителем. Есть только один способ восстановить репутацию, спасти вашу карьеру и заткнуть рот вашим недоброжелателям. Вы, наверное, догадываетесь - жениться на моей дочери. Спасая свою репутацию, вы делаете нам с женой приятное, если, разумеется, Раиса согласится. Не скрою, претендентов на ее руку и сердце немало, но мне кажется, вы ей очень нравитесь. У меня есть укромная дача на территории заповедника в сорока километрах от города. Уютный домик, старый и надежный сторож, он же отличный повар-кореец Донг, бывший моряк, которого я вернул с того света после тяжелейшей аварии на рыболовном судне. Корейцы умеют быть благодарными и никогда не осложняют жизнь своим покровителям. Уверен, вам там будет хорошо. Поговорите с Раисой и отправляйтесь туда завтра. А сейчас вот вам два билета в клуб моряков на торжественный вечер в честь годовщины пароходства. Покрасуетесь с Раисой, места ваши в первом ряду, и не тушуйтесь, начнем решительно и не откладывая затыкать рты клеветникам.
       Раздумывать было глупо. Разговор с Раисой оказался недолгим, она полностью согласилась с отцом, и вечером мы, расфуфыренные по последней моде, уселись в ряду, пусть и с краю, но с высоким начальством пароходства, партийных и городских боссов. Раиса была ослепительна с дорогими украшениями мамы и в светло-голубом платье, весьма похожем на свадебное. По настоянию будущего тестя я выбрал строгий черный костюм, а теща заставила надеть галстук бабочку и жилет. Раиса смотрела только на меня, очаровательно хлопая длинными ресницами, невинно прижималась к моему плечу, порой с непритворным смущением шептала мне что-то на ухо. В первом же антракте к нам подошли секретарь парткома с женой, которая, показывая в улыбке золото зубов, произнесла манерным голосом:
       - Что же вы не познакомите нас с вашей дамой, штурман? Эта и есть ТОТ доктор?
       Ее муж нахмурился, но, овладев собой, произнес как можно миролюбивее, обращаясь к нам:
       - Вас можно поздравить?
       - Спасибо, но еще рано, - опередила меня Раиса. - Сначала мы отдохнем в Сочи, папа устроил пару путевок, - и, посмотрев на меня, добавила: кажется, в санаторий Фрунзе. Может быть, там и распишемся. После того, что случилось, знаете ли, не хочется никого видеть.
       Секретарь растерялся, Раиса попала в цель.
       - Сочи, это здорово, - произнес он и добавил уже только для меня:
       - Когда вернетесь, непременно загляните ко мне. Непременно, - еще раз многозначительно повторил он.
       Перед началом второго отделения партийный босс и его супруга, поглядывая на нас, что-то шептали начальнику службы мореплавания. Тот передал сказанное начальнику отдела кадров. Заметив мой взгляд, Раиса прошептала:
       - Правда, милый, папа у меня очень умный? Оттого, что она впервые назвала меня так, и от упругой и горячей груди, у меня закружилась голова, и я впервые коснулся губами ее щеки. Это не ускользнуло от тех, кто сидел в первом и втором рядах.
       Прождал я ее всю ночь, но она не пришла, и я терялся в догадках. Утром, когда брился, на плечо мне легла ее голова и, обхватив меня руками, поцеловав в щеку, она прошептала:
       - Не обижайся, милый, нужно подождать еще пару дней, ты понимаешь?
       Через пару дней мы наслаждались морем, солнцем, могучей прибрежной тайгой, и я познал истинную любовь, несравнимое наслаждение. Мы были действительно счастливы от обладания и нежности, а кореец Донг готовил пищу, достойную нашему эмоциональному состоянию, появляясь бесшумно и беззвучно исчезая в своем небольшом домишке под кронами огромных деревьев. Так продолжалось почти месяц, пока на дачу не приехал отец Раисы.
       Довольный нашим внешним видом, он приказал Донгу приготовить катер для ночной рыбалки и, извинившись за то, что не берет меня с собой, вместе с Раисой отправился погулять в лесу.
       Прошел час, другой и я, не выдержав, отправился на поиски. Берег уходил круто вверх, куда вела лишь одна проторенная в густом лесу тропа. Не успел я пройти и ста метров, как меня нагнал Донг и настоятельно попросил вернуться. Мне показалось, что он впервые был чем-то встревожен. Мы вернулись, а через минут двадцать показались из леса Раиса и ее отец, у которого в руках был по всему тяжелый портфель, которого я не видел ранее. Отдал его Донгу со словами: "Приготовь катер к рыбалке!", и мы отправились ужинать в наступающей темноте.
       В ту ночь Раиса была рассеяна, отвечала невпопад. Утром встала чуть свет, поговорила с отцом и объявила довольно резко: едем домой! Так закончился наш медовый месяц. Донг отвез сначала отца, потом пришел за нами. К вечеру мы добрались до города рейсовым катером от погранзаставы, а утром раздался телефонный звонок, и теща пригласила меня к телефону. Звонили из отдела кадров, просили срочно прибыть за направлением на новое судно. К моему удивлению это оказался престижный новый теплоход на линии Владивосток-
       Гонконг - Сингапур. Глядя на мое удивленное лицо, мать Раисы произнесла с улыбкой:
       - С нами, зятек, не прогадаешь. Не пройдет и года, как ты станешь капитаном, если будешь умницей.
       Все так и произошло. Через год с небольшим меня вызвали в партком и сообщили решение утвердить подменным небольшого теплохода на время отпуска штатного капитана. Пройдя все формальности, я был утвержден в министерстве и приступил к командованию. Судно стояло на линии с заходом в Сингапур и Японию, и через несколько рейсов я понял, что начальство возлагает на меня надежды не только как на специалиста. Мне стали давать поручения коммерческого характера: производить за границей закупку краски, инструментов, канцелярских товаров, запасных частей для судов пароходства в больших количествах. Не стоит объяснять вам, что положенное капитану в данном случае вознаграждение было весьма значительное и шло на покупку заказов руководства. Городские чиновники, имеющие валютные средства, направляли на мое судно своих хозяйственников, которые умеют ценить услуги и хорошо знали слово "благодарность". Короче, денег у меня стало много, а еще больше необходимых "нужных" людей. Вскоре я получил хорошую двухкомнатную квартиру, обзавелся "Волгой", и мы с Раисой регулярно летали отдыхать в Сочи.
       Слава в нашем деле, капитан, штука коварная, вроде вашего ликера "Вана Таллин", пьется легко, а похмелье тяжелое. Вскоре я понял, что по уши влез в дела, которые иначе, чем контрабандными, не назовешь, а аппетиты у моих начальников все росли и росли, но больше всего меня поразила Раиса. Однажды она пришла на судно с "дипломатом" и попросила передать его в Сингапуре человеку, который сам придет ко мне от ее имени. Я закапризничал, но она настаивала, сказав, что дипломат отца и в нем подарок для его знакомого.
       - Не вздумай открывать, - сказала она, - ты же знаешь, папа хитрый и заложил в него секрет, который его знакомый сразу же все обнаружит. Мне будет очень неудобно.
       Я отказался. Раиса проплакала всю ночь и утром сказала, что она не сможет сказать отцу о моем отказе. Я сказал ему об этом сам. Он очень расстроился.
       - Понимаешь, я очень обязан этому человеку. В свое время он одолжил моим родителям очень большие деньги. Долг для еврея дело святое, к тому же уже набежали большие проценты. Я потратил много времени для того, чтобы собрать эту сумму и очень хочу избавиться от этого бремени. Мне нечего от тебя скрывать, с окончанием срока службы я с женой хочу с чистой душой уехать в Израиль.
       - Это так, милый, - добавила Раиса, -- я тоже вынуждена была отдать отцу все свои деньги.
       - Хорошо, - согласился я, - но только это в последний раз.
       Каково же было мое удивление, когда за "дипломатом" пришел человек со старым и потрепанным саквояжем. Однако еще больше я удивился, когда из "дипломата" тестя он вытащил знакомый портфель. Я узнал его сразу, это был тот самый, который был в руках тестя на даче. Уложив его в саквояж, он протянул мне аккуратную папку.
       - В нем лично ваше, капитан, вознаграждение за работу. Я очень рад, что у моего друга все в порядке. Передайте ему, что заказ выполнен. Когда они будут в Москве, Роман готов их встретить.
       Здесь Старыгин выдержал довольно долгую паузу, извинился, затем встал, подошел к стойке бара и попросил воды. Бросив в рот пару таблеток, запил лекарство и, держась рукой за грудь около сердца, вернулся за стол.
       - Извини, капитан, мотор барахлит, а мне лететь самолетом предстоит часов пять. Впервые страшно боюсь, что не выдержу. А лететь-то надо.
       Он поглядел на часы.
       - Заговорил я тебя. Может, отложим разговор?
       - Да вроде время-то еще детское. Можно часок послушать, если ваш мотор позволит. Меня действительно заинтересовал его рассказ.
       - Тогда слушай. Ты, конечно, представляешь мое состояние. То, что за такие дела мне завяжут визу - ясно как день, но меня больше всего волновало другое. Имя Роман я уже слышал не раз в разговорах тещи и Раисы. Стал вспоминать поведение моей женушки, частые разговоры с "тетушкой за бугром" на переговорном пункте и многочисленные фото в ее альбоме, на которых довольно часто встречался патлатый хлыщ с наглым "фейсом". Каждый раз, когда я спрашивал кто это, она злилась и отмахивалась, пряча глаза. Теща очень любила рассматривать карту Земли Обетованной, особенно ее морского побережья.
       Не тебе говорить, что я передумал и при встрече, а встречать пришли все трое, выложил им все и озадачил вопросом - а что вы готовите для меня? Первой пришла в себя теща:
       - Ты же не мальчик. Ну, был у Раечки молодой человек, ну и что? Ты ведь тоже давно не девственник. Мы с папулей тебя как сына любим, да и Раечка от тебя без ума. Стоит ли огород городить, да и не вечно же нам здесь на краю света жить? Вот выйдет папуля в отставку, может быть все вместе и уедем. У Израиля флот тоже есть, и для тебя работа найдется. После этих слов многое стало понятным.
       Неделя размышлений свое дело сделала, и когда меня спросили показать, что я получил за работу, сделал вид, что не понял, о чем они говорят. Раздосадованные и озадаченные, они ушли, а я, сославшись на занятость, остался на судне.
       Утром в конторе написал заявление с просьбой перевести меня на другое судно. К моему удивлению меня, не расспрашивая ни о чем, отправили в отпуск на полную катушку.
       Вскоре Раиса призналась, что я был просто проходной пешкой. Роман ее суженый и семейство, еще раз получив отрицательный ответ на вопрос о моем вознаграждении, решило, что я подам заявление на развод еще до моего отъезда в отпуск.
       По блату развели нас быстро. В кадрах развод встретили неодобрительно. Я был твердо уверен, что мое плавание за границу закончилось, и махнул к Черному морю.
      
       Настя
      
       Билетов на самолет не было, поехал поездом. Со мной в купе ехало три морских офицера. За преферансом и коньяком мы провели два дня, на третий надрались, как свиньи. Они спросили меня о жене, которую, оказывается, знали, сказал им, что развелся.
       - Ну, и правильно сделал, твоя женушка спала в госпитале с каждым, кто отдавал ей половину своего жалования, - сказал один из них. - Хорошая стерва, но ужасно жадная до тугриков.
       Я набил ему морду. Меня сняли с поезда, но посадили в следующий, когда узнали причину.
       В Горьком наши два вагона на Сочи отцепили в ожидании формирования нового состава и объявили, что стоянка четыре часа. Я решил прогуляться, вышел на привокзальную площадь купить овощей и фруктов и увидел ЕЁ. В розовом облаке шифона и крепдешина прямо на меня летело небесное создание с белокурыми волосами и голубыми глазами. Я стоял как завороженный. Она бросила на меня внимательный взгляд и вдруг улыбнулась, словно звала за собой.
       - Кто это? - спросил я у торговавшей пирожками старушки.
       - Что понравилась? Эта наша Настенька, по ней все парни города сохнут. А ты-то, откуда, что-то я тебя не признаю.
       - Издалека, - только и смог ответить я.
       - Значит, не про тебя она парень. Это дочка лучшей артистки нашего театра и доктора, главврача железнодорожной поликлиники Николая Степановича. Милый человек, а жена первая красавица и большая актриса, королев играет, да и сама настоящая королева.
       Я вернулся в вагон, забрал вещи и снял номер в гостинице. Надел свой белый фирменный китель, а через час был у дома Насти с букетом роз. Привратник, очевидно думая, что я очередной поклонник актрисы, назвал номер квартиры. Дверь открыла домработница.
       - Вы ко мне? - спросила величественная дама в японском халате и, увидев мое замешательство, опустила протянутые к букету руки.
       - Нет, мадам, я хотел бы видеть Анастасию, но этот букет для вас.
       - Спасибо, - кокетливо качнув головой, ответила она, - но Насти нет дома. Они с папочкой совершают вечерний променад. Если желаете, можете подождать, к тому же имею желание познакомиться с вами. Проходите в гостиную. Что хотите кофе, чай?
       Мы прождали около часа. За это время пришлось рассказать о себе и честно признаться, что очарован ее дочерью и желал бы познакомиться поближе.
       - Ой, ваша встреча так романтична и напоминает мне мое знакомство с мужем. Он так же явился к нам в дом без предупреждения и был очень экстравагантен. Знаете, а вы появились очень кстати - у меня завтра премьера. Впервые в нашем театре я играю заглавную роль в пьесе "Бесприданница". Вы не хотите посмотреть?
       - Посчитаю за честь, - польстил я и по её лицу понял, что очень понравился.
       Настя, увы, не выразила особого расположения, хотя я видел, что чем-то ее заинтересовал. Ушел с приглашением на завтра в дом и на премьеру.
       Играла Елизавета Георгиевна блестяще и заслужила бурные аплодисменты и неоднократные выходы на бис. Как и положено, в театральном мире в честь премьеры состоялся банкет в буфете театра, который затянулся далеко за полночь. Отец Насти довольно быстро набрался, а супруга напропалую кокетничала с отцами города. Актрисы, не стесняясь, напрашивались на свиданье со мной, и я заметил, что Настя хмурится, видя их ухаживания.
       Вскоре она попросила меня помочь отвезти домой отца, поскольку банкет продлится, а ему с утра на работу. При расставании она впервые улыбнулась мне и сказала, что я настоящий мужчина. Сделал вид, что не обратил на ее слова внимания, решив не торопить события.
       Через неделю я стал в доме своим - меня ждали на ужин, и мы подолгу засиживались за столом. Настя с удовольствием слушала мои рассказы и как-то сказала, что очень хочет к морю. Я решил, что следует действовать, и предложил ей поехать со мной к отцу в Анапу, и она, не раздумывая, согласилась.
       - Как так можно, Настя, - притворно возмутилась мать, - уехать с мужчиной к морю.
       - Можно, - ответил я, - в качестве моей супруги, разумеется.
       - Я знал, Лиз, - сказал отец, - что он порядочный человек и настоящий мужчина. Думаю, вы должны принять его предложение. Я тоже не прочь отдохнуть у моря и погулять на твоей свадьбе, дочка. Все твои ухажеры из театра ему в подметки не годятся, а он в состоянии обеспечить тебе хорошую жизнь. Соглашайтесь, пока он не передумал.
       На другой день с близкими друзьями семьи мы отгуляли помолвку в ресторане и решили справить свадьбу в Анапе, о чем я известил отца по телефону.
       Отец встретил нас в Новороссийске с цыганским ансамблем и многочисленными своими друзьями, половину из которых я не знал. Он и вида не подал, что между нами пробежала черная кошка, многократно расцеловал меня и Настю, при этом я заметил, что он просто обалдел при виде ее, и только большой опыт искусителя помог ему справиться с первым волнением. С вокзала нас сразу же повезли в Анапу, где на пляже в большой палатке был накрыт стол, и ждало довольно много гостей, среди них мои друзья-однокласники, учителя, соседи.
       Я не узнавал отца. Он искренне радовался, расхваливал меня и невесту и ни на минуту не оставлял нас без внимания. От всего увиденного растерялись родители Насти, и даже ее мать, прекрасная актриса, никак не могла войти в новую роль. Вскоре отец познакомил ее с местной элитой, а председатель горисполкома увлек ее в ту часть стола, где расположились жены властителей города. Время было послеобеденное, и после первых тостов все принялись усиленно истреблять закуску, перебивая поглощение продуктов многочисленными тостами, при этом все стремились выпить непременно с женихом.
       - Нельзя отказываться, сынок, тебя так любили наши друзья. В нашем городе всегда уважали моряков, тем более капитанов дальнего плавания, - уговаривал меня отец каждый раз, когда я пытался сдерживаться.
       К вечеру в палатку вошли заведующая городским ЗАГС-ом и священник церкви. Цыганский ансамбль заиграл марш Мендельсона, и началась церемония бракосочетания. Я уже плохо соображал, но еще прилично держался на ногах. Отец поднес два кольца на фарфоровом блюде, я одел его на палец невесте, она с трудом надела мне. Из-за отсутствия моего гражданского паспорта (у меня с собой был паспорт моряка), ограничились свидетельством о браке, и представительная заведующая объявила нас мужем и женой.
       Вот тут-то и появился "Князь", так звали старого друга отца, скандально известного в городе дельца, с которым они много лет проделывали свои темные делишки. Это был высокий чернобородый человек ярко выраженного кавказского типа, красавец, которым любовались не только женщины, а и мужчины.
       Получив хорошее образование в Московском университете, где он учился серьезно, не так, как его земляки, некоторое время он работал в министерстве экономики Грузинской ССР, но вскоре разочаровался и подался в подпольный бизнес, где в короткий срок заработал большие деньги. Но конкуренты не дремали, сдали его прокуратуре, и он "загремел" на пятнадцать лет. Там за решеткой он был коронован на вора в законе и получил свое прозвище. Вышел досрочно, но в Грузию дорога ему была заказана, и он появился в Анапе, где и познакомился с отцом. С тех пор их многое связывало и "Князь" проводил время, как и положено вору в законе, не утруждая себя честным трудом в основном в Краснодарском крае, а в сезон мандаринов на абхазском побережье.
       Не составляло труда заметить, что у него здесь все схвачено, при виде его многие спешили поздороваться с ним, в том числе и местная власть.
       - Поздравляю, дорогой, - обратился он ко мне. -- Покажи свою нэвэсту. Хочу станцэвать с нэй танэц.
       Настя поднялась из-за стола. Брови кавказца взметнулись вверх, глаза заблестели.
       - Bax! Bax! Зачем прячешь такую красавицу. Нэ хорошо, дорогой. Такую жэнщину всем показывать надо. Не жэнщина, а царица Тамара. Эй, романэлэ, - обратился он к цыганам, - давай лезгинку. Пусть нэвэста покажет, как она умеет танцэвать. -- И, положив правую руку на кинжал, он поднялся на носки и легко для его возраста обошел в танце Настю. К моему удивлению Настя, накрывшись платком, вдруг превратилась в изящную горянку и легко поплыла по кругу.
       - Моя дочь еще не то умеет, - услышал я голос ее матери.
       Какое-то нехорошее предчувствие на момент охватило меня, но выпитое и гордость за Настю пересилили, и я стал любоваться ими. Оба танцора были достойны высшей похвалы, а гости смотрели на них как зачарованные. Потом они танцевали еще и еще, отчего я злился и перебрал.
       Проснулся утром в доме отца с больной головой и не мог вспомнить, чем закончилась свадьба. Насти рядом не было, не было ее и в доме. Где она, ее родители не знали, и их похмелье было тяжелее моего. Я бросился к отцу с расспросами. Он встретил меня сдержано и неожиданно серьезно.
       - Садись, сынок, и выслушай меня. Тебе никогда не приходила мысль в голову, что за все нужно платить, а за тобою должок? Забыл, как увел от меня Елену? Тогда тебе не пришла в голову мысль, что она была мне очень дорога, и именно с ней я собирался прожить оставшуюся жизнь, покончив с прошлым. Из-за тебя меня впервые бросила женщина, которая мне очень нравилась. Ты, воспользовавшись молодостью, украл у меня мое позднее счастье и заставил почувствовать униженным стариком. Но я не привык легко сдаваться и поклялся, что непременно увижу твое унижение. Дети при любых обстоятельствах не имеют права обкрадывать родителей, а ты вор и должен понести наказание.
       - Но Елена не любила тебя и выбрала меня, - искренне возразил я ему. - Она все равно бросила бы тебя, ты был слишком стар для нее.
       При этих словах на лице отца появилась, горькая усмешка.
       - Что ты понимаешь в этом? Пора бы уже знать, что женщины от обеспеченных людей не уходят. У меня было все, что они любят: зрелость, деньги, положение. Уж они-то знают всему этому цену и могут завести молодого любовника, но не бросают достаток. К тому же я был еще не так стар. Ты же унизил меня и лишил ее права выбора, решив, что сильнее меня. Однако окончательный выбор остался за мной, и я терпеливо ждал, чтобы ответить тебе тем же. Руками Князя отомстил тебе унижением за унижение. Твоя Настя не вернется к тебе, а ведь хороша девка, чертовски хороша. Если честно, я такой еще не встречал. Ты все же моя плоть, но советую тебе не искать ее. Кавказ большой, у него свои законы, а у Князя много денег и помощников. Уезжай, пока не стал посмешищем всего города. С твоими артистами я поговорю сам, судя по всему, они о тебе долго горевать, не станут, их дочь и они будут иметь все. Князь давно выбирал себе молодую царицу, вот ты и доставил ему ее сам, своими руками, которые на этот раз бессильны.
       На этом месте Старыгин прервал рассказ, попросил бармена принести еще кофе и коньяка. По его лицу было трудно определить, волнует его или нет рассказанное. Скорее всего, не волновало, все было пережито много лет назад. Но мне хотелось услышать от него подтверждение этому, и я спросил:
       - И вы не пытались ее искать и быстро забыли?
       - Такую женщину забыть быстро невозможно, разумеется, я ее искал, правда, потратил на это не так уж и много времени, меня попросту остановили. Он расстегнул ворот рубашки и показал большой шрам на шее. При этом сказали, что я глупый баран и что из меня даже шашлык не получится. Потом в Сухуми подбросили на лайнер "Грузия", с которого меня переправили в сочинскую больницу, где выздоравливать мне помогала ласковая медсестра очень похожая на актрису Наталью Кустинскую.
       Когда настало время отъезда, я был готов взять ее с собой, но она отказалась, сказав, что Князь ее не отпустит. Я решил, что не судьба, и заглянул в Анапу, почему-то очень хотелось увидать отца, и нашел его в больнице. Обширный инсульт сделал свое дело, он лишился речи и разума. Немигающим взглядом смотрел в потолок, доживая, как мне сказали, последние дни.
       - Он сам себя убил, так безжалостно поступив с вами, - сказала мне соседка, навещавшая его, - и скажу по секрету, он составил завещание на вас. Теперь все ваше - и дом и сад, и большие деньги на сберкнижке, он сам говорил мне об этом, когда я убиралась у него в последний раз. А слег он, когда узнал, что вас чуть не убили. Он вас всегда очень любил и ждал.
       Ждал, подумал я, но совсем не потому, что любил, а впрочем, иногда я думаю, что ошибался.
      
       Галина
      
       Врачи сказали, что отец вряд ли поправится, но в таком состоянии пролежит долго. Оставаться в Анапе, где все знали о неудачной свадьбе, я не мог и решил возвращаться во Владивосток. К тому времени денег у меня едва хватило на плацкартный билет и, лежа на верхней полке, я часами смотрел в потолок, не желая присоединяться к возникающим в пути компаниям. Красивая и тихая девушка, только что окончившая педагогический институт, занимала место на полке напротив. Занятая чтением романа Жорж Санд, тайком разглядывая фото курсанта военно-морского училища.
       На меня она совсем не обращала внимания, в ее возрасте влюбленных в курсантов девушек почти сорокалетние мужчины не интересуют. Так бы, вероятно и ехали мы до конечной станции, если бы меня не увидал проходящий в вагон-ресторан боцман с моего последнего судна.
       - Какими судьбами, товарищ капитан? - загрохотал он зычным голосом и пригласил меня с собой. При слове "капитан" родители девушки взглянули на меня с интересом, а их дочь, я уже слышал ее имя Галина, отложила книгу.
       - Что ж, боцман, я не прочь, если девушка и ее родители составят нам компанию, - сам не зная почему, выпалил я и боцман немедленно приступил к переговорам. Вскоре все мы сидели в вагоне-ресторане, в котором шеф повар оказался братом дракона (на морском жаргоне - боцман). Поезд Москва-Владивосток идет больше недели, и за оставшиеся дни мы поговорили о многом. Родителям Галины я очень понравился, но она по-прежнему, хотя уже и не так часто, поглядывала на фото. Разумеется, с выходом на перрон я получил приглашение в гости.
       Вероятнее всего я бы и не воспользовался им, но мой шрам весьма заинтересовал кадровиков и кураторов, которые временно, до выяснения обстоятельств, придержали назначение на судно. К тому времени отец Галины был приглашен для преподавания в мореходном училище и, встречаясь со мной несколько раз в городе, он все настойчивее приглашал меня "на чаек".
       Как не старался я умолчать историю с Настей, слухи о моей неудачной свадьбе просочились из недр отдела кадров, и пошли гулять среди работников пароходства и плавсостава. Чтобы как-то укрыться от сочувствующих и желающих развеять мое одиночество я ответил на предложения преподавателя и его супруги, а вскоре и Галина стала относиться ко мне с интересом, особенно после того, как увидала меня при параде. Она все чаще и чаще обращалась ко мне "мой капитан" и уже реже вспоминала своего курсанта Сергея. Когда я зашел попрощаться перед рейсом, она смущенно шепнула мне: "Я буду ждать", впервые назвав меня по имени без отчества.
       Видимо, на всякий случай меня назначили на судно каботажного плавания, и четыре месяца я не приходил во Владивосток, а когда вернулся, то увидел на причале Галину с отцом. Окончив формальности, мы втроем отправились ко мне и засиделись до позднего вечера. Отец ушел, а Галина с его молчаливого согласия осталась. Она была неопытна, но восхитительна и ненасытна. Целую неделю оставалась у меня.
       В училище, где она устроилась секретарем у заведующего учебной частью, ее подменили по просьбе отца. Перед отходом решили, что через полгода во время отпуска мы сыграем свадьбу, но в ЗАГС пришлось идти раньше, меня торопились вытолкнуть в рейс. Радостное событие праздновали пышно, а молодая жена не только энергично занялась моим логовом, но и хорошела с каждым днем.
       Знаете, мне очень не хотелось покидать ее, но начальство не дало отгулять даже медовый месяц и направило на судно, идущее в Ригу на ремонт. Зачем было посылать довольно нестарый теплоход для ремонта на Балтику, когда многие суда уже ремонтировались в Японии и Сингапуре, не знаю, но спрашивать об этом смысла не имело и, распрощавшись с молодой женой, я отправился в рейс почти на целый год. Через три месяца она на одну неделю она прилетела ко мне в Ригу Я был счастлив и этим тем более что она была необыкновенно ласкова со мной. В ней появилось что-то новое, несколько обеспокоившее меня. Ласки стали более бурные и искуснее, временами она замыкалась в себе, на глаза набегали слезы. В эти минуты мне казалось, что она чем-то озабочена, но почему-то скрывает это от меня.
       - Боюсь, что я не привыкну к долгим разлукам, и ты разлюбишь меня, - ответила она на мой вопрос. - Я хочу быстрее стать матерью, так будет легче ждать. Эти слова насторожили меня, такая неуверенность не свойственна молодым любящим женам, еще не познавшим горечь морских разлук.
       Так уж получилось, что сын родился без меня, мы после ремонта сделали несколько рейсов по Европе, потом отправились в Бразилию. Я слал руководству радиограмму за радиограммой с просьбой предоставить отпуск, но безуспешно. Пришли мы во Владивосток, когда сыну исполнилось три месяца. Встречали меня всем семейством, но я смотрел только на нее. После родов она преобразилась, стала более женственной, просто потрясающей, и не обратил внимания, как суетилась теща, расхваливая дочь и сына, часто повторяя:
       - Он весь в тебя, одно лицо и такой же крупный и сильный.
       Вскоре жена стала задерживаться и приходить усталой, словно работала не методистом в училище, а на тяжелой физической работе, и затем отправилась в недельную командировку на Сахалин с комиссией Отдела кадров пароходства. Один из капитанов-наставников пошутил в моем присутствии:
       - Наш зам по кадрам возит с собой Галину как образец активистки-жены моряка.
       - Неудачная шутка, - прервал его другой, стрельнув укоризненным взглядом.
       Я вышел в рейс с отвратительным настроением, меня не покидала ощущение, что жена мне неверна. Ласки при провожании не смогли развеять сомнения. Однако очередной отпуск, который мы провели в Крыму, помог от них избавиться.
       Прошло еще два года в дальних рейсах. Вскоре меня назначили на крупный зерновоз, который я принял на судоверфи в Японии. Мы возили зерно из Аргентины, редко заходили во Владивосток и виделись с женой только во время отпуска. Такая жизнь стала надоедать, к тому же я стал ревнив.
       Галина превратилась в очень красивую и ужасно сексуальную женщину, к тому же сомнения не оставляли меня. Я был готов уйти в каботаж, но меня неожиданно направили во Вьетнам на судно, которое передали в дар этой стране для организации своего судоходства. Одно такое судно типа "Тисса" вашего пароходства уже работало там, и вскоре я познакомился с его капитаном К.А.. Это был отличный моряк и удивительно честный и открытый человек. В отличие от многих наших специалистов он совсем не пил, за что его очень ценили экипаж и вьетнамцы.
       - Я знал К.А. и полностью согласен с вашей оценкой и весьма сожалею о его преждевременной, нелепой гибели, - прервал я его.
       - Он что, действительно отравился из-за супруги?
       - И да, и нет, - ответил я. - Мы стояли с ним лагом в Ветспилсе, когда это произошло. В поисках спиртного он выпил залпом полстакана ацетона, который боцман хранил в бутылке с наклейкой "Столичная", конечно же, случайно. "Скорая" уже ничем не смогла помочь. И все же во всем виновата жена. Неожиданно для всех, после возвращения из Вьетнама, где его по инициативе зама по кадрам задержали на два года, он запил по-черному и не смог, а может, и не захотел остановиться - не пережил обмана любимой женщины. С возвращением нашлись "добрые люди", которые доложили ему о том, что красавица жена все это время жила с другим.
       Мой собеседник поднял бокал.
       - Давайте капитан выпьем за упокой многих капитанов, ушедших из жизни преждевременно из-за жен. К сожалению их немало. И не удивительно - ведь почти все наши жены красивы и желанны, и охотников переспать с ними навалом. Обольстить жену моряка, практически одинокую женщину, измученную ожиданием нетрудно. Не все женщины умеют ждать, а ждать иногда приходится долго и они в этом не виноваты. Он посмотрел на меня пытливым взглядом, ожидая согласия, которое очевидно прочел в моих глазах.
       - Вот вы капитан сами и услышали рассказ о моей жизни с Галиной. Мне тоже люди "открыли" глаза на длительные рейсы, грамоты, трехкомнатную квартиру, предоставленную вне очереди. К тому же во время одной из поездок на пикник со своим ухажером, они не уберегли сына. Пятилетний мальчик без надзора захлебнулся в прибое. Такое простить невозможно, я ушел от нее и перевелся в Сахалинское пароходство. Галина для меня перестала существовать.
      
       Еще две
      
       Старыгин уже немало выпил, но лишь трезвел на глазах и, как мне показалось, успокоился.
       - Я вас не утомил? - спросил он. - Может быть, отложим беседу до завтра?
       Я глянул на часы. Жена вероятнее всего смотрит свое любимое ледовое шоу, а я был не прочь дослушать заинтересовавшей меня рассказ.
       - Боюсь, что шторм к утру стихнет и у нас с вами не будет той атмосферы, которая нас свела. К тому же в шторм мы с вами спать не привыкли, да и время еще детское, - ответил я.
       - Давайте я закажу ножку молодого барашка, хозяин готовит это блюдо только для хороших гостей?
       Это блюдо я уже пробовал и охотно согласился.
       - Судно мне дали неплохое, - продолжил он, - словно замазывали грехи моего бывшего начальника, а вскоре я был в фаворе и работал на престижной японской линии. Отец после моей свадьбы с Настей все же оклемался, пережил еще несколько инфарктов и умер на пороге дома где, как сказала соседка, последнее время ждал моего приезда.
       С очередным своим увлечением я встретился в самолете, когда возвращался из Анапы, где улаживал дела с домом и наследством отца. Это была тридцатипятилетняя шатенка, оператор радиоцентра пароходства. Разговорились, оказалось она знакома с моей фамилией по радиообмену, и мечтала со мной познакомиться. Договорились встретиться, но я ушел в рейс. Увиделись через полгода, стали регулярно встречаться, потом я переехал в ее квартиру. Она хорошо готовила, была не навязчива. Я был у нее не единственный, но после первой совместной поездки к ее матери в Питер, она оборвала все прежние связи.
       Я очень понравился матери, потомственному работнику науки на пенсии, и выбор дочери был одобрен. Жила мать на берегу Фонтанки в большой квартире предков, преподавателей университета, и очень опасалась, что квартиру отберут, но пока благополучно откупалась. Антонина, так звали мою новую избранницу, уехала из Ленинграда после свадьбы с летчиком гражданской авиации, ради больших денег махнувшего на Дальний Восток. Через шесть лет со дня свадьбы он разбился при полетах в Арктике, и она, продолжая "дело мужа", копила деньги на достойную жизнь после возвращения в Ленинград.
       Через три года я предложил расписаться, она соглашалась лишь при условии, если я переведусь в Балтийское пароходство, что не так уж и сложно, учитывая наличие большой квартиры ее матери, но я не согласился, очень не хотелось начинать всё заново. Все закончилось неожиданно, как и началось. Придя из очередного рейса, я обнаружил в квартире другую молодую женщину, назначенную на работе вместо моей возлюбленной. Вместе с Антониной уехала и большая часть моих сбережений, но я ее за это не осуждал, они действительно были ей нужнее, чем мне.
      
       Новую девушку звали Верой. Окончив радиотехнический институт, она провела одну зимовку на полярной станции Челюскин, после чего была направлена в распоряжение Сахалинского пароходства. Квартиру она получила после отъезда Антонины.
       - Да вы садитесь за стол, - мягким грудным голосом негромко сказала она.- Вещи ваши Тоня собрала, они в чемодане в шкафу. Я чемодан не отрывала, пусть он пока постоит, а мы с вами поужинаем. Из меня, правда, повар никудышный, но я уверена, что не отравимся, - и она смешно развела руками.
       - Спасибо за приглашение, но я сыт, обедал на судне.
       - А этого я не знаю, и слышать не хочу, неужели обидите хозяйку? Что-то не верится, на вид вы вроде порядочный человек, - улыбнулась она и указала рукой на вешалку.
       Оттого, что приглашение было незатейливо и искренне, я решился.
       - А знаете, я все же не откажусь, если вы выпьете вина, которое у меня со мной, - и достал бутылку "Кианти", которое так любила Антонина.
       - Не торгуйтесь и садитесь. Спасибо за дорогое заморское вино, но оно предназначалось не мне, и мы с вами лучше выпьем нашей русской водочки, я к ней привычней.
       - А у меня и "Смирновская" имеется, - я открыл дипломат и выставил на стол бутылку, банку черной икры и шоколад.
       - Вот что значит капитан дальнего плавания, балуете вы меня, а я не заслужила и лишила вас жилплощади, - развела она руками.
       - Жилплощадь у меня в порту имеется. Обжитая и со всеми удобствами, можете не беспокоиться, ее никто не займет.
       - У вас на все есть ответ, будем считать: один -- ноль в вашу пользу.
       Рюмок не оказалось, пришлось наливать в стаканы. Глядя на еще юную женщину, налил по половине ей и себе.
       - Нет, капитан. Так не пойдет. Меня не приучили к неполному стакану, да при ваших комплекции и звании такое не годиться. Наливайте полными за знакомство.
       Борщ оказался вкусным, иваси хорошего посола, и бутылка быстро опустела. На удивление опьянение ко мне не приходило, исчезла куда-то горечь от бегства Антонины. Я смотрел в серые глаза Веры и видел, что она пьянеет, но было приятно наблюдать, как борется с собой, тщательно подбирает слова.
       - Вы не подумайте, капитан, что я запойная. Просто на зимовке мы к спирту привыкли, а его один раз выпьешь, и больше не хочется, а сегодня почему-то еще хочу. Наверное, оттого, что вы мне понравились. Только вы не подумайте чего, я ведь здесь недавно и у меня друзей пока нет. Я их еще не заслужила.
       - А вам хочется иметь друзей?
       - Конечно! Как же без друзей, без них нельзя, свихнешься от одиночества. Только друзья хорошими должны быть, добрыми. Вот вы, капитан, добрый?
       Я растерялся. Так уж вышло, что никто еще мне такого вопроса не задавал и добрым не называл, а вот злым звали неоднократно, в том числе и мой отец. Ответить неискренне этой девушки, которая моложе меня лет на двадцать, я не решился.
       - Честно говоря, не знаю. Наверное, все же скорее злой, во всяком случае, не добренький. Должность обязывает, да и жизнь меня не баловала, а может, я сам во всем виноват. Не удержался и добавил:
       - И мои женщины тоже в этом виновны.
       - Но я-то здесь не причем. Даю слово, что я вас обижать не буду. Знаете что? А давайте мы выпьем за это ваше "Кианти". Антонина не вернется, зачем ему пропадать.
       После дополнительно выпитого она продержалась недолго. Я довел ее до диван-кровати, и вскоре она спала, вздрагивая и повизгивая во сне словно собачонка. Глядя на нее в одной ночной рубашке, я вспомнил Раису во время шторма и невольно подумал, что многое в жизни повторяется, но тут же вспомнил данное слово не заводить больше подобных романов.
       Ночевать ушел на судно под утро, когда понял, что в моих услугах она больше не нуждается. Проспав до обеда, отправился в контору, обошел службы вернулся на теплоход для того, чтобы переодеться. К удивлению недалеко от трапа заметил кутающуюся в воротник пальто Веру и окликнул ее.
       - А что здесь делают работники радиоцентра?
       - Пришла извиниться за вчерашнее и спросить, почему вы ушли. Я выгнала вас?
       - Нет. Вы просто оставили меня без внимания, и ушли в себя по всему до утра, так и не услышав моего ответа на ваш вопрос. Отвечаю - наверное, я все же добрый и потому приглашаю вас к себе на судно.
       - Я воспользуюсь вашим предложением лишь для того, чтобы согреться. Почему-то мне сегодня очень зябко.
       Моя каюта ей понравилась, горячий кофе и немного коньяка согрели ее и она заторопилась домой. Я предложил ей остаться, она решительно отказалась.
       - Хотела только поблагодарить вас за доброту и в вашей каюте я нахожусь не по-праву. Вы оставили у меня дипломат, и я надеюсь, еще увижу вас. Проводите меня только до трапа, как работника пароходства. Хочу, чтобы на судне не подумали другого.
       Проводив ее до трапа, подождал, пока она, ни разу не обернувшись, дошла до проходной.
       - Кто такая? - услышал я за спиной голос помполита.
       Работник радиоцентра, - почему-то соврал я, - проверяла радиожурналы.
       Весьма симпатичная и фигурка, что надо, - заключил он и, помолчав, добавил со вздохом: - жаль только очень молоденькая.
       - Почему жаль? - спросил я.
       - Да потому, что мы для таких уже старые, - еще раз вздохнув, подвел итог нашей дискуссии помполит. Он был женат уже в третий раз, но опять несчастливо.
       Ночью я боролся с желанием увидеть Веру, и мне казалось, что она этого тоже хочет. Дважды вставал и дважды отказывался от принятого решения. Что я мог ей предложить? Зачем ей, достаточному человеку неудачник, от которого уходят любимые женщины? К моим сорока с большим хвостом у меня нет даже квартиры, и придется надолго стать "примаком". Да и что я знаю о ней? Вполне может быть, что у нее есть любимый мужчина, а я лишь случайный встречный.
       Утром сообщили новость: судно ставят на десять дней в док, после чего направляют в арктический рейс на Тикси и Зеленый мыс. Это было неплохо - еще десяток дней можно отдохнуть, старпом у меня был хороший и деловой мужик. Постановку в док закончили поздно к вечеру, но я все же не утерпел и отправился по знакомому адресу.
       Решительно позвонил, дверь открылась, и на пороге я увидел совершенно другую Веру. В красивом платье с новой прической она выглядела потрясающе, хотя по-прежнему ничего особенного в ней не было.
       - Все же пришел! - радостно выдохнула она, впервые назвав меня на ты.
       - Привычка у меня такая, - пошутил я, - всегда возвращаюсь туда, где меня ждут.
       - А разве это видно? - она крутнулась на каблуках, отчего платье вздулось колоколом, обнажив выше колен стройные ноги. У меня перехватило дыханье.
       - Да, но я без подарка, - чтобы скрыть волнение сказал я, - некогда было, да и не ожидал такой встречи.
       - Зато у меня для тебя подарок - я испекла настоящий расстегай с семгой и прикупила бутылочку армянского коньяка. Тут только я вспомнил, что за спиной держу большую коробку дорогих конфет.
       - Это тебе компенсация за отсутствие подарка.
       - Вот это да! Ты где её взял? У нас таких не продают. Ой, так это же "Гейша"! Слушай, Сережа, а я похожа на гейшу? - она поднялась на носки и, подражая японкам, засеменила к столу.
       Стол был накрыт на двоих, рядом с коньяком - лимон и корейские яблоки. Посередине стола подсвечник с тремя свечками и пирог, накрытый льняным полотенцем. Она встала у стола, повернулась ко мне. У меня вновь захватило дух. Простое легкое платье с прямым вырезом на груди облегало стройную фигуру. Через скромный вырез просматривалась небольшая, хорошей формы грудь, свободные складки на животе говорили о тонкой талии и упругом животе нерожавшей женщины. В меру крутые бедра и сильные ноги правильной формы и чуть полноватые манили к себе обещанием скрытой ласки. В ней не было ничего кричащего и все, что находилось под одеждой, было скрыто желанием, не выпячивать достоинства и отсутствие недостатков.
       Я вдруг понял, что у нее было то, чего не было у других моих женщин - скрытая красота, словно помадка в шоколадном ассорти, прелесть которой можно ощутить, лишь надкусив ее. При этом она была лишена кокетства, а видимо и тщеславия, и говорить ей банальности ни к чему.
       Ужинать в столь позднее время не хотелось, мы пили чай с пирогом, изредка прикладываясь к коньяку, и я чувствовал, как растворяюсь в ауре ее искренности и непосредственности.
       - Расскажи мне о себе, Сережа, - попросила она, и в ее глазах я прочел искренний интерес.
       - Зачем это тебе? К тому же я прожил уже немало лет, всего не расскажешь, да и в жизни моей мало интересного.
       - Расскажи мне о своих женщинах, я думаю, их было у тебя немало, ведь ты такой красивый и мужественный. Почему ты один?
       - Потому что женщины от меня все время сбегают, кто в горы, кто в Израиль, кто в Питер, - попытался отшутиться я, но она не отступала.
       - Ты мне очень нравишься, и я хочу хотя бы немного знать о тебе, чтобы решить, как мне поступить.
       Я рассказал ей все, утаив только историю с Настей. Мой рассказ произвел на нее сильное впечатление.
       - Почему, они так поступили, Сережа? А мне кажется, что ты очень добрый и хороший человек, то же самое мне сказала Тоня. Если бы ты согласился уехать с нею в Ленинград, она бы ни за что не оставила бы тебя.
       Она встала, прошлась по комнате, подошла ко мне и вдруг обняла и неожиданно произнесла:
       - А я почему-то сразу решила, что, не задумываясь, осталась бы с таким навсегда.
       Мы так и не уснули до утра. От нее невозможно было оторваться, тело ее было зовущим, ласки нежными. Я не знаю, что произошло со мной. Я держал ее в своих объятиях с нежностью, которой ранее не знал, как хрупкий сосуд, опасаясь раздавить и потерять навсегда. Мне казалось, что все вдруг закончится, исчезнет и уже не вернется никогда.
       Когда она ушла на работу, я ощутил жуткое одиночество и испугался, что это был просто сон, который не повторится, и едва дождался ее возвращения на следующее утро. Она в прихожей сбросила одежду, приняла душ и, сидя в халате, уминала за обе щеки приготовленный мною завтрак. Я откровенно любовался ею, сгорая от нетерпения, еще раз убеждаясь в необыкновенно простой и в то же время неотрази- мой ее красоте.
       И только глядя при отходе на стоящую на причале Веру, вспомнил, что так ни разу и не сказал ей, что люблю. Уже потом в рейсе я понял, что не скажу их, пока не найду таких слов, которых никогда не говорил другим.
       Прошло три года. За это время я узнал, что у Веры не будет ребенка. Ее первый возлюбленный настоял на том, чтобы она сделала аборт. Тогда они учились в институте, и он не хотел заводить семью до окончания учебы. Аборт делал на дому врач, находясь в нетрезвом виде. Вере было отвратительно, страшно и больно, после этого она уже не смогла вернуться к любимому, который не терял надежды. После получения диплома попросила направление подальше, в Арктику. Он еще долго писал ей, а потом женился. Сейчас живет и работает в Ленинграде. У него трое детей, и он изредка звонит ей, а она до сих пор жалеет, что тогда согласилась на аборт.
       С Верой мне было удивительно хорошо и легко. Несмотря на разницу в возрасте нам было интересно вместе, скромность и спокойствие выгодно отличали ее от других женщин, с нею не стыдно было показаться в обществе, я совершенно не ощущал разницы в возрасте, вернее, даже гордился тем, что со мною рядам такая молодая женщина.
       Между тем произошли события, которые разрушили привычный уклад жизни. Не стало огромной страны, Дальний Восток был брошен новым правителем России на произвол судьбы. Криминальная приватизация многих лишила средств к существованию, они остались без привычной работы. Я оказался в числе тех, чьи суда были проданы в частные руки, и мое судно теперь плавало под филиппинским флагом. Хозяин, криминальный "пахан", совершенно не смыслил в морском деле и постоянно требовал сокращение расходов. Экипаж сократил до минимума, средства для текущего ремонта не предоставлял, и судно стало походить на загнанную лошадь. Однажды он, находясь на борту в японском порту, устроил мне разнос за отказ грузить автомашины на верхний мостик и шлюпочную палубу. Я не выдержал, собрал вещи и ушел.
       Через месяц устроился старпомом на испанское судно, на котором мой предшественник упал в трюм и попал в госпиталь. Еще через полгода стал на этом же судне капитаном. В российские порты мы не заходили, но я поддерживал с Верой связь по телефону, писал письма. Как только получил отпуск, прилетел к ней и предложил расписаться. Она обрадовалась, но попросила немного подождать и достала из ящика стола, письмо из Анапы от соседки.
       "Сереженька, - писала та. - Я может быть виновата перед тобой, но уж прости меня старую, отказать не смогла. В мае месяце ко мне пришла твоя Настенька с ребятишками и попросила разрешения пожить у меня. В страшных событиях в Абхазии, сражаясь с грузинами, погибли ее муж Князь и старшая дочка. Ребятишки хорошие, умные и послушные, но у меня им места мало, вот и решила я отдать им ключи от твоей хаты. Ну, что она пустая стоит, а Настя там убирается и в порядке все содержит. Сначала она не соглашалась, но нашла работу - убирается в санатории и денег у нее немного, снимать жилье не хватает. Ты уж еще раз прости меня, приезжай и как решишь, так и будет..."
       Такого сюрприза я не ожидал, но решения своего не изменил и настаивал на браке. Вера поплакала, но настояла на своем - поезжай, разберись. Пусть дети и не твои, но раз ты мне о Насте ничего не сказал, значит, любил ее сильно. Если вернешься, тогда и распишемся.
       мся.
       Настю я не узнал. Она была по-прежнему красива, только теперь с осанкой матери актрисы - царственной, но с потухшим взором, который оживал только при появлении детей. Два пацана, копии Князя, в свои пятнадцать лет выглядели гораздо взрослей. К удивлению, глядя на нее я не испытывал ни ненависти, ни любви, скорее сожаление. Прошлое умерло за многие годы и совсем не волновало. Настя отлично справлялась с садом и домом, и я, к великому удовольствию соседки, попросил ее пожить еще пару лет, пока не покончу с плаванием, и вернулся к Вере. Но свадьба не состоялась, Вера вновь попросила меня подождать. Нехорошее предчувствие охватило меня, я чувствовал, что теряю ее, и не мог понять причины.
       Обиженный отказом собрал чемодан, и пока она была на вахте, улетел. Что-то подсказывало мне, что делаю все правильно, хотя сердце сжималось от мысли, что теряю ее навсегда. Знаете, капитан, это как в море, когда уходишь из понравившегося тебе порта и знаешь, что не вернешься уже сюда и все же надеешься на новую встречу. Тогда впервые мне в голову пришла мысль, что я ошибался, думая, что всегда крепко держал в руках штурвал своей жизни. Оказалось не совсем так, и пришел я к концу своей жизни совсем не туда, куда шел. Вот и выходит, что шел я не своим курсом, наверное, и не по своей воле. Говорят, жизнь может сложиться и не сложиться, но хуже когда ее просто нет. Так бывает, когда ты не можешь ее изменить, или еще хуже, когда не имеешь для этого желания.
       Он замолчал, положил в карман сигареты, зажигалку и мне показалось, что он собирается уходить.
       - Вы не хотите рассказать, что было дальше? - заволновался я.
       Переведя взгляд на окно, за которым уже в темноте бесновался шторм, бросая воду на стекла, он как-то внезапно сник, словно перегорев, как угасает огонь в камине, и ответил бесстрастным и каким-то бесцветным голосом:
       - А дальше ничего и не было, кроме одиночества и тоски. Да, да, одиночества, капитан. Вы этого чувства не знаете и, дай Бог, чтобы не узнали никогда. Вокруг меня уже давно никого нет.
       - А как же Настя, Вера?
       - Настя никогда не принадлежала мне. Она - виденье, мираж, несбывшееся мечта, которую я вижу иногда во сне. Очень красивая бабочка, которую я только осторожно подержал в руках.
       Он говорил уже тихо, не глядя на меня, будто только для себя.
       - А Веру я отпустил, - он развел руками и слегка взмахнул ими, словно отпускал на волю голубку.
       - Она сама попросила меня об этом, узнав, что ее первый мужчина потерял в автомобильной катастрофе жену и остался один с тремя детьми. Разве мог я ее удерживать, ведь она так хотела того, чего не мог ей дать я - стать матерью. Теперь я убежден, что моряк и женщина - непрочный союз. Женщины, как и кошки, боятся воды. Что вы скажете на это капитан?
       Я не знал ответа. Многое, о чем говорил он мне, было знакомым и понятным, но для окончательного решения не хватало главного - я знал его недостаточно, хотя и не сомневался в его искренности. К этому времени на многое в жизни я стал смотреть по-другому и склонялся к мысли, что настоящая любовь часто бывает без взаимности и нужно уметь ждать и терпеть, а нередко и прощать. Морякам чаще всего не свойственно чувство собственности на женщину. Если он умен, то понимает, что в его отсутствие и у женщин это чувство исчезает. Нельзя заставлять женщину ждать любимого ежеминутно - можно сойти с ума.
       Но ему я этого не сказал, да он, скорее всего, в этом и не нуждался. Вместо ответа ответил вопросом на вопрос
       - Но ведь что-то от прошлой жизни осталось?
       Видимо на этот вопрос он уже давно нашел ответ:
       - О чем вы, капитан? Что может остаться на земле у капитана без семьи. Отчий дом в Анапе, как ушла Настя, сгорел, а кладбище с могилой отца и матери перенесли в другое место, и их могил я не нашел. Здесь жизнь не сложилась - заводить жену было поздно, а подругами здешние женщины быть не желают. Вот и выходит, капитан, зря жил я на этом свете. Не остается после меня ничего на земле, а пепел мой по завещанию рассеют над морем, и не над Черным, где я родился. Нет больше на земле могил моих предков, выходит, и меня уже нет, ведь смерть наступает не от старости, а от забвения. И поверьте мне - самое страшное в конце жизни узнать, что она прожита зря.
       Он встал, выпил у стойки еще коньяка, расплатился и, не прощаясь со мной, ушел в штормовую темноту.
       Через несколько дней мы снова "заглянули" в этот ресторан и когда заказали ужин, бармен положил на стол конверт и поставил бутылку дорогого вина.
       - Сеньор капитан просил передать это вам.
       Я раскрыл конверт. Из него выпал листок бумаги, исписанный красивым каллиграфическим почерком:
       "Они где-то рядом и в тоже время далеко.
       Где-то через стену, в жаркой тьме, в полусне,
       в полусознаии. А здесь Я, желание покоя и его
       невозможность. А еще хочется войти в дом,
       где она, дети.... Хочется! А чего больше?- и не
       ответишь. И чем старше, тем сложнее. Мысли
       совсем не там, где можно разрешить вопросы.
       Они увязли в обидах, обмане, которых не удалось
       избежать при долгих расставаньях. Так зачем же
       думать о встрече? Чтобы вновь расстаться?
       Я пытаюсь заснуть и опять вижу их рядом...
       Но они далеко, а со мною только память, от
       которой некуда деться.
       Они тоже память... "
      

    * * *

       Прошел год, мы снова уже в который раз прилетаем на зиму в Торревиеху, но я капитана больше так и не видел. На скалистом берегу рядом с пляжем Плайя де Локос у самого среза воды стоит белая двухэтажная вилла с мезонином и площадкой над ним. Стены ее, покрыты толстым слоем морской соли, окна закрыты жалюзями. Поговаривают, что она принадлежит капитану, которого никто не знает. В том, что она построена по проекту моряка, сомневаться не приходится. Когда стоишь рядом с ней, кажется, что она что-то хочет рассказать тебе, но молчит, не имея права раскрыть свою тайну. Я не уверен, что это вилла капитана Старыгина, но почему бы и нет, ее мезонин с мачтой-флагштоком так похож на капитанский мостик.
       Желая узнать что-нибудь о моем знакомом, зашел в ресторан, но там хозяйничали китайцы, которые, пользуясь наступившим экономическим кризисом, успешно скупают недвижимость в Испании. Они, разумеется, ничего о нем не знали. А виллу, говорят, собирается купить местная знаменитость и владелец шикарных апартаментов кинорежиссер Никита Михалков.
       Мне стало очень грустно, возможно это последнее, что осталось от капитана на земле. Наверное, еще и потому, что и моя жизнь тоже клонится к закату, и теперь я все чаще сомневаюсь в том, что знаю для чего жил и живу еще на свете.

    0x01 graphic


  • Оставить комментарий
  • © Copyright Веселов Лев Михайлович (leveselov@rambler.ru)
  • Обновлено: 10/07/2011. 81k. Статистика.
  • Рассказ: Проза
  •  Ваша оценка:

    Связаться с программистом сайта.