Вольская Инна Сергеевна
Проделки бюрократии

Lib.ru/Современная литература: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Помощь]
  • Оставить комментарий
  • © Copyright Вольская Инна Сергеевна (involskaya@yandex.ru)
  • Обновлено: 07/04/2009. 85k. Статистика.
  • Сборник рассказов: Проза
    •  Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Аннотация Миновали тяжелые сталинские времена. Хрущев провозгласил: "Максимальное удовлетворение постоянно растущих потребностей. "Постепенно стали возводиться 5-этажки ("хрущёбы"), а потом и высокие коробки панельных, блочных, иногда и кирпичных домов. По-прежнему сохранялся "железный занавес", но стали изредка выпускать простых смертных в зарубежные круизы и прочие поездки. На все - на бесплатную квартиру, зарубежную поездку и прочее, требовалось множество справок. Для их получения надо было походить, поездить по бюрократическим учреждениям, постоять в очередях. Давно уже юмористический персонаж Аркадия Райкина просил: "Дайте справку, что мне нужна справка". В рассказах "проделки бюрократии" приводятся отдельные эпизоды времен "застоя".
    •   В бумажном водовороте
      1.
      
      Как она попала в этот водоворот, Мария Васильевна сама не знала. Невольно как-то оказалась вовлечена.
      Событие, послужившее поводом, было радостным. Дом, почти в центре, где жили ее дочь с мужем и ребенком, решили поставить на капитальный ремонт, а жильцов переселить.
      Трехэтажный дом из красного облупившегося кирпича, еще крепкий, на своем веку столько пережил - революцию, военный коммунизм, нэп, индустриализацию, войну... Кто только не обитал в свое время в старинных лабиринтах обветшалых квартир. Тихий двор, застроенный какими-то флигелями, подлежащими сносу. Несколько уцелевших деревьев, под ними скамейки.
      Ныне двор гудел от избытка информации. Весь день жильцы шушукались об одном и том же: переселять будут в новый микрорайон Москвы, на край света. Если бы чуть ближе, а то куда-то "на выселки". Ходит лишь электричка, автобуса прямого до метро пока нет. И вообще - "загород", хоть и числится Москвой.
      Откуда-то из недр флигеля вдруг явилась миру седенькая общественница тридцатых годов, с вновь пробудившимся общественным темпераментом убеждала несознательных выезжать. Но в отличие от тридцатых годов поддавались плохо.
      Написать первую бумажку Марию Васильевну толкнуло больше всего чувство обиды. Почему вдруг шестнадцатый этаж? Никому не давали на такой высоте. С грудным трехмесячным ребенком, с коляской.
      Многим сначала предлагали квартиру в старом доме на улице Нагорной, и все отказались, назвав место, где был расположен дом, помойкой Москвы. Где-то среди загаженных оврагов. Ринулись назад - "на выселки". Все же там чище и не так страшно. Другие нашли каким-то образом путь к сердцу инспекторши, эти получали квартиры поближе и получше.
      
      
      2.
      
      Вечно усталая Мария Васильевна долго блуждала по Нагорной мимо каких-то свалок, ища 5-й корпус. Неподалеку сиротливо прогудела электричка. Со всех сторон трубы предприятий, выпускающие в воздух свои отходы.
      - Ответ нужен до вечера, - потребовал напористый молодой хозяин квартиры.
      - Мы так быстро не можем: надо еще съездить посмотреть новый дом.
      - Тогда завтра в первой половине дня. А то у меня есть желающие.
      В жару переполненный шумный Павелецкий вокзал оглушил толпами. Народ осаждал дальние и ближние поезда. Время отпусков. Цыгане с мешками, кудрявыми цыганятами, золотыми перстнями, пестрыми шалями, юбками, грязными стоптанными тапочками... Вспомнив, что ничего с утра не ела, она ткнулась было в буфет. Куда там! Шум, гам, пекло. Наконец воскресная, переполненная электричка. Все места заняты. Она ходила из вагона в вагон. Бренчат на гитаре, закусывают... У кого-то орущий на всю громкость магнитофон. Пришлось ехать стоя. В дороге еще поднаперли пассажиры с промежуточных станций, сдавили крепко с обеих сторон. Лишь в конце пути удалось присесть, когда казалось - все, не выдержать больше духоты, жары, долгого стояния на больных, отекших ногах. Чей-то магнитофон возгласил надрывно хриплым голосом Высоцкого: "Все не так, ребята!".
      Красавец-дом возвышался гигантской подковой с одиннадцатью подъездами. Крохотные окна верхних этажей уходили под облака. Место было безлюдным, пустынным, подъезды заперты. В сгущавшейся темноте высились недостроенные остовы таких же гигантов. Но все вокруг разрыто, улица еще не проложена. Москва, с ее увлекательной, манящей жизнью, фейерверком огней, тесными социальными связями, разнообразным транспортом, осталась где-то далеко, недоступная, как мираж.
      Вскоре после рождения ребенка зять попал в хирургическое отделение больницы на операцию. Ездить сюда помогать дочери?
      - Нет, все же Нагорная ближе... - говорила она мужу вечером.
      - Ну смотри, сама решай.
      Домой она добралась в полном изнеможении. В понедельник, скрепя сердце, позвонила расторопному хозяину квартиры. К телефону подошла его жена, издала радостный вопль, услышав об их согласии.
      Через день, уже не торопясь, Мария Васильевна поехала снова смотреть Нагорную, опять с трудом разыскала 5-й корпус. Не заходя в квартиру, огляделась вокруг.
      - Тут вот, когда эту сторону оврага стали засыпать, так все было черное, - сообщила ей женщина, развешивая белье на веревке возле дома.
      - Отчего?
      - А кто ж его знает. От медеплавильного завода какая-то окись идет.
      - А вон там что?
      - Химзавод, лекарства делают.
      - Завод лекарственных препаратов?
      - Говорили так, я сама не знаю. А вон там...
      - Да, у вас тут букет!
      - Ничего, живем...
      А старуха, сидевшая на облезлой скамейке среди чахлых, загаженных кустов, указала на развалины здания из потемневшего красного кирпича, напоминающего старинный замок. Зимой оттуда поздними вечерами слышен смех, пьяные крики, летят на прохожего остатки стекол. Прямо воровская малина!
      Детектив какой-то. Коренная москвичка, она и не думала, что есть еще в Москве такие мрачные углы. Как могла она согласиться, недаром все отказались!
      Назавтра к началу рабочего дня она уже была в отделе учета райисполкома. Скорей отказаться от Нагорной!
      
      
      3.
      
      Когда вначале распределяли квартиры, принимала каждого наедине инспекторша с химической завивкой. Жильцы за глаза именовали ее "кучерявой". Второй стол тогда пустовал. Теперь за столами в комнате сидели перед Марией Васильевной две грубоватые тетки средних лет. Одна - с химической завивкой, упитанными боками. Заплывшие небольшие глазки проницательно и сердито оглядели посетительницу, осторожно спрятались в бумаги. Мария Васильевна безошибочно определила "кучерявую" - во дворе говорили: "Пробы негде поставить". Но "кучерявая" отфутболила тут же к другой инспекторше. Эта, строгая, с честными глазами, напоминала портрет известной ткачихи, только та была снята возле станка, а перед этой громоздились папки, в каждой из которых была, видимо, чья-то судьба.
      "Ткачиха" округлила честные глаза и заговорила с интонацией, какую можно услышать от враждующих соседок на коммунальной кухне:
      - Что делают люди! Согласились, а теперь отказываются!
      "Кучерявая" хитровато выглянула из бумажной засады с видом кошки, чье мясо съела, и снова уткнулась в папки.
      - Извините нас, пожалуйста, я все вам сейчас объясню! - воззвала Мария Васильевна к честным глазам и грубым рабочим рукам "ткачихи", которая наманикюренными пальцами перебирала какие-то бумаги.
      Надо обязательно рассказать, как все случилось. О дочери, которая, едва поднявшись после кесарева сечения, оказалась одна с ребенком, потому что зять в больнице, и о том, что самой Марии Васильевне, бабушке, трудно далеко ездить: стара, больна. Так хотелось, чтобы кто-то разумный, доброжелательный выслушал и успокоил. Просто, по-человечески поговорил. Но ее не стали слушать.
      - Идите! Вам сообщат!
      - Мы не могли так быстро решить: и далеко - не подходит, и Нагорная... - пыталась она объяснить виновато. - Пусть уж тогда лучше загород, хотя очень от меня далеко...
      - Та квартира уже ушла.
      - Как ушла? Куда?
      - Она уже занята.
      - Так быстро? Как же это может быть? - размышляла Мария Васильевна растерянно. - А как же мы?..
      - Женщина, мне некогда! Вас вызовут.
      Мария Васильевна вышла, чувствуя себя последней дурой.
      
      
      4.
      
      Двор по-прежнему гудел. Знающие люди не преминули сообщить, что узнали якобы в райисполкоме: семья с Нагорной улицы получает квартиру в новом доме, ту самую, что должна была получить дочь Марии Васильевны. Все же лучше, чем Нагорная. "Они там проворачивают дела!..".
      - Зря вы с самого начала спорили, - сказала Мария Васильевна симпатичная соседка с коляской. - Они вам будут давать все хуже и хуже. Меня тоже не устраивает, но я не стала с ними обсуждать, А что делать? Только нервы истреплешь. Они всегда правы.
      - Но зачем они так?
      Другая соседка, в джинсах, молодая, шустрая, с простоватым, круглым лицом, вскинулась.
      - Вы что, с луны свалились?
      Но возразила симпатичная с коляской:
      - Нет, теперь они боятся - всюду проверки. Андропов все-таки.
      Шустрая не сдавалась:
      - Говорят, раз теперь боятся, так берут больше. Только и всего. У нас одна на работе получила квартиру лет пять назад. Не здесь, в другом районе. Директор объединения подписал на нее ходатайство, и председатель райисполкома наложил свою резолюцию. Там как раз недалеко от ее работы заселялся дом, так чтоб туда. Что с этого вышло? Ни в какую! Полгода мурыжили. Но эта не отстанет, не тот человек! Вот что она сделала. Перед каким-то праздником дождалась инспекторшу, когда та шла на работу. "Ах-ах! Я как раз к вам шла поздравить с праздником!". Всучила ей шоколадный набор. Конфеты такие были тогда, по тридцать рублей коробка. Не коробка, а полный чемодан. Вместо обычных по пять рублей.
      - Обожрешься! - ахнула пожилая коротенькая тетка, бывшая дворничиха, из флигеля, который пока не выселяли, всегда активно участвовавшая в дворовых дебатах. - Ну и что? - с живейшим интересом торопила она шуструю.
      - Ну, та: "Да что вы! Не надо!". Наша говорит: "Подумаешь! Выпьете чайку со своими сотрудницами! Я не знаю, может, кроме конфет еще что-то было. Через два дня инспекторша сама позвонила. Вот такие дела... А вы хотите так всухую!
      - Господи! Да я бы с радостью! - сказала дочка Марии Васильевны. - Но я боюсь! Еще поднимет крик, опозорит. Я не умею как-то...
      - Не стоит, - подтвердила симпатичная.
      Шустрая повертела пальцем у лба и отошла к другой кучке жильцов, толковавших на ту же актуальную тему.
      - Погоди! - заорала бывшая дворничиха. - Ты ж скажи! Может, и правду что- то дать?
      - Не знаю, кто как... А мы с мужем решили не съедем, пока не дадут что нам надо! Буду я еще на подарки тратиться, - сказала шустрая.
      - А если топить перестанут? - спросила симпатичная. - Говорят, в заброшенных домах появляются мыши... Отключат газ, горячую воду!
      - Ничего, переспать можно. Что у нас, дети по лавкам плачут? Мы их возьмем измором, как они нас! - не унывала шустрая.
      Иные мудрецы обсуждали теорию вопроса. Почему бы вместо разжигания страстей не разработать подробные правила распределения и не ознакомить с ними "переселенцев" заранее? Скажем, инвалиды, старики, матери с грудными детьми и т.п. - все, кому трудно тащиться наверх, если откажет лифт, расселяются до определенного этажа. Остальные выше, но тоже в определенной последовательности и так далее. Информировать честно, не лгать. При четко разработанной схеме (в районе столько ученых!) даже электронная машина распределит квартиры без ошибок.
      Вот, к примеру, есть два типа двухкомнатных квартир - тридцатиметровые и тридцатичетырехметровые. В отделе учета с Марией Васильевной разговаривать не хотели, когда она, было невзначай, спросила, кому дают тридцатичетырехметровые. "Семье из четырех человек", - отрезала "ткачиха". (Ложь! Во втором подъезде дали семье из трех человек). "У вашей дочери еще мал ребенок!" - тут же выскочила на миг из бумажной засады "кучерявая". (Но во втором подъезде семь - муж, жена и шестимесячный ребенок. И живут совсем недавно. Им дали тридцатичетырехметровую. Кругом ложь!).
      Но что толку спорить! Отдел учета завален жалобами. Главным образом оттого, что недостает четких правил. Если их составить, обнародовать... На заседаниях эти дамы, видимо, перевирают факты. Неразбериха кому-то удобна. Ведь ничего не докажешь.
      Говорили, что лифт на выселках не скоро заработает. Может быть, к лучшему, что отобрали двенадцатый этаж? Куда с ребенком и с коляской пешком?
      Дочь, инженер в одной из бесчисленных контор, с рождением ребенка от всего отрешилась. Холит маленькое беспомощное существо, подчинила ему всю себя. Очень самоотверженная.
      "Попрошу-ка я Петю, пусть позвонит, - подумала Мария Васильевна. - Не "кучерявой", а другой, которая с честными глазами, - "ткачихе". Мужа моего она по крайней мере выслушает. Ветеран войны, свыше пятидесяти лет в партии. Не станут они его так бесцеремонно обрывать. Только бы выслушали! А выслушав, они поймут, что дочке сейчас трудно, и заговорят как-то по-иному, с большим участием, сердечностью, что ли".
      Муж неохотно согласился, но действительно был выслушан.
      - :..Нельзя ли дать что-нибудь поближе к нам? Дочь сейчас одна, зять в больнице на операции. Нам трудно к ней ездить так далеко.
      - Нет, выделили только в новом микрорайоне.
      - Ну, тогда хотя бы немного пониже. Мы старые, приедем, а лифт не ходит. Такая ситуация вполне возможна. Большую высоту не одолеть.
      - Да что вы беспокоитесь! Может, ваша дочь как раз получит меньшую этажность. Мы вызовем. Подберем!
      - Спасибо, большое спасибо.
      Через месяц дочке, наконец, пришла открытка из отдела учета. Она туда побежала с радостной надеждой, поручив Марии Васильевне ребенка. Ожидание длилось бесконечно. Явилась дочь поникшая, как-то сразу осунувшаяся, точно лишь сейчас вдруг сказались бессонные ночи возле младенца.
      - "Кучерявая" меня обхамила.
      - Что это значит? Но предложили что-нибудь? Ну говори же!
      - Меня вознесли на недосягаемую высоту - шестнадцатый этаж.
      - Шестнадцатый? Ведь был двенадцатый! - упавшим голосом проговорила Мария Васильевна. - Как странно!
      - Да, как хочешь, в том же загороде, "на выселках". Квартира точь-в-точь такая же и дом тот же.
      - Надо было не к ней идти!
      - А вторая в отпуске, "кучерявая" одна. Да все равно. Они же оформили решение, как будто не они распределяют, а комиссия.
      - Но ты бы сказала...
      - Так не слушает! Она мне сказала: Ничего, поедете! Ничего с вами не будет!"
      - А ты что?
      - Я ей сказала, что это хулиганство - так разговаривать. Сказала: "Такие, как вы, дискредитируют Советскую власть!"
      - Ну, теперь уж отношения вконец испорчены. Она нас загонит, - сокрушалась Мария Васильевна.
      (Все-таки почему обязательно шестнадцатый? А главное - с угрозами. Совсем на днях дочкиной соседке предложили в том же доме квартиру на четвертом, а у нее муж и дочь школьница. Не то что младенец с коляской).
      Нехороший осадок остался, как будто над ними поиздевались. Месть, что ли? Но за что? Уж не за отсутствие ли подарка? Быть не может! Тем более, теперь когда так борются со взятками при Андропове.
      - Они берут и деньгами, и духи, и конфеты, - говорила Марии Васильевне о жилищных инспекторшах авторитетная знакомая, много лет проработавшая в Моссовете. - Их часто меняют, но они быстро портятся.
      
      
      6.
      
      "В отдел учета и распределения жилой площади ...ского р-на
      
      Заявление
      
      Я - ветеран труда, нездорова (тромбофлебит и др. ), муж тоже нездоров. Он - ветеран партии, полковник в отставке, уволен из рядов Советской Армии по состоянию здоровья, прослужил 32 года...
      (Не забыть написать, что зять в больнице, и про дочь, оставшуюся с грудным ребенком на руках.
      02.11.1983"
      
      Составить письмо Петру Ивановичу помогал опытный сосед. Ответа не последовало. Послали копию заявления на имя председателя райисполкома. И пришел через полмесяца ответ. Сообщили то, что и так известно: дочери выделена квартира (та же самая, номер тот же). Про этаж не упоминалось ни слова.
      
      
      7.
      
      "Председателю исполкома ...ского района
      
      Заявление
      
      Прошу вторично рассмотреть мое заявление от 2.11.1983 в ваш адрес. Решение о предоставлении дочери и ее семье квартиры, безусловно, значительное событие. Мы это высоко ценим. Однако, к большому сожалению, это событие омрачено весьма существенной деталью, которая в ответе не отмечена. Эта деталь касается этажности. Ведь выделенная им квартира Љ... в доме Љ... по... улице расположена на 16-м этаже. И для дочери, учитывая, что у нее грудной ребенок, а муж серьезно болен, и для нас, стариков, ее родителей 16-й этаж...
      Просим пересмотреть решение вопроса о предоставлении нашей дочери квартиры Љ... и предоставить другую в этом же доме Љ
      5.12.1983".
      
      
      8.
      
      Ответа долго не было. Тем временем жильцы получали квартиры на этажах четвертом, втором, восьмом. Кое-кто даже на других улицах, поближе к метро.
      Что же дальше? Мария Васильевна позвонила "ткачихе".
      - Мы ждем ответа на заявление...
      - Пусть пока сдадут паспорта в ордерную группу, там запишут данные и через три дня вернут. А ордера мы будет выписывать еще не скоро. Ваш вопрос решится до тех пор.
      Мария Васильевна, бросив все свои дела, повезла документы. Велели за ними прийти через три дня.
      Но через три дня оказалось, что ордер уже готов. Опять обманули!
      - Мы подали заявление, а ответа не получили. Вы пока отдайте паспорта, - попросила Мария Васильевна в канцелярии.
      - Не вернем! Или берите с ордером вместе, - агрессивно рявкнула мордастая молодая тетка в канцелярии, похожая на "кучерявую", как родная сестра.
      - Разве можно насильно задерживать документы? - удивилась Мария Васильевна. - Мне же сказали: на три дня, а ордер дадут потом.
      Тетка, видно, была крепко проинструктирована.
      Тогда Мария Васильевна побежала к заведующему отделом учета Кукину. Был не приемный час. Перед кабинетом в коридоре - выгородка, там сидели машинистка и секретарша, тоже тетка, сильно смахивавшая на "кучерявую". Прорвавшись через мощный заслон, взволнованная Мария Васильевна, чувствуя, что давление сильно поднялось, вошла, наконец, в просторный кабинет.
      За массивным письменным столом сидел маленький простоватый мужичок. Такому бы впору заведовать складом стройматериалов. Повел чутко мышиной мордочкой, взглянул подозрительно и настороженно. Узнав, что просят не квартиру, а лишь собственные документы, задумался. Услышав, что было дано заявление, нажал кнопку. Явилась "ткачиха", не замечая Марии Васильевны и не здороваясь.
      - Ответ по Кожевниковой у нас послан?
      - Нет еще. Я могу показать черновик. - "Ткачиха" была само послушание.
      - Принесите!
      - Прочитал, вычеркнул половину, вслух сказал: - Ответ отрицательный, - и отнес в канцелярию, оставив дверь открытой.
      "Ткачиха" потихоньку исчезла.
      - Так я могу взять паспорта?
      - Да.
      - Я сошлюсь на вас, чтобы мне их отдали.
      Он было замешкался настороженно и тут же находчиво сказал:
      - Пусть дочь сама заберет. Мы вас не знаем...
      - У меня с собой паспорт.
      - Нет, пусть дочь сама.
      - А ее как узнаете? - нашлась Мария Васильевна.
      - А по обличию в паспорте. - Для наглядности он пояснил это жестом, описав пальцем овал вокруг собственной физиономии.
      Лишь по пути домой Мария Васильевна сообразила: надо было спросить, отчего документы вместе с ордером доверить можно, а без ордера нельзя.
      На другой день, махнув рукой, дочь забрала документы вместе с ордером. И в этот же день пришел по почте ответ за подписью зам. председателя райисполкома, датированный на несколько дней раньше. В просьбе отказано, поскольку все квартиры в доме Љ... уже распределены.
      
      
      9.
      
      Она съездила дважды к новому дому на электричке, оба раза лифт не работал. Квартиру посмотреть не удалось. Второй раз дошла аж до восьмого этажа, но повернула все-таки назад. Подозрительная боль разлилась в затылке.
      Некоторые жильцы старого дома уже переезжали, другие еще обивали пороги канцелярии. Несколько семей, ко всеобщему удивлению, получили отличные квартиры в центре - предмет всеобщей зависти. У одних якобы родственники в Моссовете, другие дневали ночевали в отделе учета. Шум, слухи, суета...
      "Вы запутались в трех соснах, - сказал Петр Иванович. - Просьба мизерная. Не пойти навстречу в таком пустяке! И причины, по-моему, весомые. Мы, действительно, не в силах ездить к внуку так далеко и еще карабкаться на шестнадцатый этаж, если лифт не ходит. Кажется, яснее ясного. Что это за переписка месяцами! Я позвоню к секретарю парторганизации райисполкома и попрошу вмешаться".
      Петр Иванович! Такой честный, решительный и такой доверчивый! Ему еще много удивляться предстояло.
      Срок действия ордера подходил к концу. После обращения к секретарю парторганизации с просьбой вмешаться, чтобы дали квартиру пониже, секретарь обратился к зам. председателя исполкома Шарикову, тот звонил зав. отделом учета Кукину, которого и надлежало теперь посетить. Об этом победоносно сообщил мужу секретарь парторганизации: "Поезжайте, необходимые указания Шариков Кукину дал".
      Войдя в кабинет, он увидел за столом небольшого человека и двух сотрудниц, стоявших возле. Одна из них, как потом выяснилось, "ткачиха", что-то докладывала, не подозревая, кто вошел. В глубине кабинета были стулья. Он присел в ожидании, пока освободится Кукин. "Ткачиха" докладывала, что квартира, которую она подобрала, на первом этаже, и там очень сыро.
      - Квартира плохая, - подчеркнула она со значением.
      Сотрудницы вышли. Петр Иванович встал, подошел к столу, поздоровался. Чувствовалось, Кукин почему-то настроен агрессивно.
      - Я пришел к вам по указанию Шарикова. Вот копия заявления, которое было адресовано председателю райисполкома.
      - Дайте мне!
      - У вас в отделе учета оно есть. Тут излагается просьба дать квартиру меньшей этажности в том же доме.
      - Мы вам выделили квартиру в другом доме на первом этаже. Вас не устраивает шестнадцатый, мы вам даем первый.
       (Та самая сырая квартира, о которой докладывала инспекторша! Получив указание Шарикова, тут подготовились. Вступать в полемику бесполезно).
      - Нет, на эту сырую квартиру мы согласия не дадим. Просим в том же доме, у нас для этого основания. Давайте позвоним Шарикову из вашего кабинета, и я ему объясню, почему ваше предложение неприемлемо.
      В глазах Кукина что-то взметнулось.
      - Откуда Шариков знает вас?
      - Он меня не знает. Я обратился к секретарю партийной организации исполкома, рассказал о нашей просьбе и просил информировать руководство исполкома, чтобы вопрос решить положительно.
      Кукин, чуть позируя, застучал костяшками пальцев по столу.
      - Я не допущу блатного подхода! Я не остановлюсь... И до ЦК дойду!
      Этот непрерывный изматывающий поток вечно требующих чего-то наглых посетителей! Огромный жилой массив распределялся. Сам черт ногу сломит. Этим людям ничем не угодишь...
      Душа, втиснутая в тщедушное тельце, обреченное весь день корпеть над идиотскими жалобами, в какие-то минуты распрямлялась. И тогда в его глазах просыпалось что-то отчаянное, садистское. Может быть, кто знает... при ином воплощении... Степь, ночь сабельная атака... маленький батька Махно мчится с саблей наперевес. Воля!
      Но на этот раз он встретил достойного противника.
      - Почему вы позволяете себе таким тоном со мной разговаривать? - разъярился вдруг посетитель. - Как вы смеете так разговаривать! А стучать по столу и я могу!
      Размахнувшись, он с громким командирским возгласом: "Вы пороха не нюхали!" - ударил кулаком по столу. Кукин отпрянул. (Может быть, успел нажать кнопку?). Распахнулась дверь, секретарша ворвалась, и уже не закрывала, готовая стать свидетелем или грудью прикрыть начальство.
      - Сейчас же связаться с Шариковым! - приказал Петр Иванович.
      Под бешеным взглядом противника, словно под невидимым дулом комиссарского пистолета, Кукин какой-то номер набрал, заговорил, часто дыша, но успокаиваясь и уже глумясь:
      - Я подобрал ему квартиру другую - на первом этаже. Он опять отказался.
      - А вы дайте мне трубку, я сам объясню все, что вы мне подобрали, - спорил Петр Иванович.
      - Ну вот, - откровенно глумился Кукин, положив трубку, - Шариков ничем вам помочь не может! Привет родителям!
      В дверь по мановению секретарши уже робко протискивался очередной покорный посетитель.
      Вышел Петр Иванович в состоянии почти предынфарктном: силы не те уже, что в период Великой Отечественной. Попросил у секретаря разрешения позвонить в исполком, но та не разрешила. Он рванулся в комнату инспекторов. Там была "ткачиха", разрешила позвонить, явно в расчете послушать.
      - Возмутительно со мной разговаривал Кукин! - говорил он секретарю парторганизации. - К моему приходу подобрали явно неприемлемую квартиру. Прошу разрешения прийти и подробно об этом доложить. Это было настоящим для меня потрясением, которое могло плохо кончиться вообще для меня!
      - Успокойтесь! Петр Иванович, пожалуйста, успокойтесь!
      Но Петр Иванович гневно продолжал:
      - Партийная организация исполкома не может допустить, чтобы для Кукина прошло безнаказанно его поведение. Вы как секретарь парторганизации, если себя уважаете, должны призвать к порядку!
      Секретарь соглашался, успокаивал. Но знал: у Кукина сильные покровители, ничего не поделаешь.
      И в то же время... незадолго до этого писали в газете об участнике войны, которого чье-то должностное хамство довело до инфаркта. Секретарь, человек робкого десятка, не желал неприятностей.
      Однажды вдруг позвонила незнакомая инспекторша, назвавшаяся Анной Петровной. (Или просто общественница). Предложила квартиру "на выселках", но на другом конце. Зато на третьем этаже! -, <""
      С трудом в мороз Мария Васильевна добралась. Туда шла долго вдоль железнодорожного полотна. Какая-то замерзшая свалка... Обледенелая лестница куда-то вниз, к оврагам... Запущенный, грязный дом. Жители сообщили, что зимой квартиры холодные, а весной регулярно все подвалы затоплены, поэтому сырость. Овраги, пруды, место комариное.
      "Не иначе, все проделки "кучерявой" - всех настропалила, не допустит, чтобы через ее голову...", - размышляла Мария Васильевна, добираясь домой. Больные ноги замерзли, устали. Вечером их скрутило нескончаемой судорогой.
      Несколько дней она болела, к внучке ездить не могла. Инспекторше позвонила - отказалась. Теперь у отдела учета был козырь: дали третий этаж - и опять не хотят.
      
      
      10.
      
      Петр Иванович записался на прием к Шарикову.
      Молодой человек, не отрывая кормовую часть от кресла, неохотно протянул по-барски руку, слушал, скучая. Ничего кроме шестнадцатого этажа нет. Ближе? Нет возможности". Говорить о том, что многим дали ниже, не имело смысла. Если бы зам. председателя отнесся чуточку потеплей, заинтересованней, тем бы все, возможно, и кончилось. Но эта надменная холодность молодого человека! Словно пешка незначительная перед ним. Возмущенный, Петр Иванович не мог так уйти. Он пошел к секретарю райкома.
      Райком в том же здании на верхнем этаже. Простор, тишина роскошных кабинетов, и, казалось, нигде ни души. Что-то было музейное в этой роскоши и державновеличественное в этом просторе. Подошел было милиционер: "Вам куда?". Но, увидев на пиджаке посетителя ряды орденских планок и Почетный знак "50 лет в КПСС", успокоенный отошел.
      Секретарь отсутствовал. В роскошном вестибюле была женщина, строгая, но обходительная, назвавшаяся помощником секретаря. С участием поинтересовалась, что произошло. Петр Иванович оттаял и поведал ей свое дело. Приятная женщина пригласила в свой кабинет, слушала, не перебивая, никуда не торопясь. Так неформально, по партийному ответственно и вдумчиво. И Петр Иванович ей поверил. Задыхаясь от возмущения, рассказал об издевательствах, которым подверглась дочь.
      В разгар зимы наполовину опустевший дом вдруг перестали топить.
      Звонки в диспетчерскую. "В квартире холод! На улице мороз!".
      В ответ: "Не знаю, трубы, наверно, завоздушило. Пришлю слесаря".
      Трубы вскоре слегка потеплели. Пришел слесарь. Ушел. На другой день повторилось то же.
      Вскоре все уже знали, что топится дом от бани, находящейся поблизости, что бойлер старый. Но от этого не стало легче.
      - Иди жить к нам с ребенком, - говорила дочери Мария Васильевна.
      - Нет, здесь все у меня под рукой. Я как-то приспособилась. Все равно скоро переезжать. Я хочу жить у себя.
      У родителей в смежных двух комнатенках ветер гуляет: если Мария Васильевна закрывает окно, ей становится плохо. Давление. Склероз.
      Поздно вечером дочь звонила, снова холодно, ребенок может простудиться. И Мария Васильевна звонила опять в диспетчерскую. "На улице пятнадцать градусов мороза, трубы ледяные. Помогите!" - "Уже слесаря ушли. Ждите до утра".
      Куда только ни звонили жители дома: в районную диспетчерскую, в райисполком, в Моссовет, райком, в избирательную комиссию. Им отвечали, что дом на контроле, что вызвана аварийная бригада, что районное начальство в курсе, что тепло через два часа дадут, что теперь занялись вплотную. И все оставалось по-прежнему. А мороз то ослабевал, то усиливался. И грипп в Москве свирепствовал.
      Жгли всю ночь газовые горелки, спали с включенными рефлекторами, пренебрегая противопожарной безопасностью.
      Однажды в ответ на звонок в диспетчерскую к дочери вдруг поздно вечером явилась техник-смотритель, пьяная, встрепанная.
      - Почему не выезжаете? У вас ордер на руках. Уезжайте!
      Подослали ee.
      - Что вы кричите? У меня уважительные причины: муж в больнице, я одна с ребенком, а там лифт еще не работает, дали шестнадцатый этаж.
      - Ну и что? Чего вы здесь сидите? Жалуетесь!
      И трубы после этого несколько дней оставались ледяными.
      Долго шла война с переменным успехом. "Помогите нам! На улице февраль. Зима в разгаре. В Москве эпидемия гриппа. Можно ли допустить, чтобы в центре Москвы продолжалось изо дня в день издевательство. Речь идет о здоровье и настроении людей!" - взывали жильцы всю зиму.
      Рассказывая, Петр Иванович разволновался.
      - Посидите отдохните. Я сейчас позвоню в отдел учета. Кто там вами занимался? - Помощница секретаря райкома владела секретом обходительности. - К нам обратился ветеран войны и ветеран партии, - говорила она затем по телефону. - Что же вы даете шестнадцатый этаж матери с грудным ребенком? Куда ж ей тащиться с ребенком, с коляской? Можно же на пятом, шестом... - Она долго слушала и недовольно сказала. - Ну, тогда он пойдет на прием к Лекареву.
      Петр Иванович ушел пока что без результатов, но воспрянувший духом. Помощница секретаря велела все изложить письменно в заявлении, которое он вручил ей через день.
      - Я вам сама позвоню.
      - Спасибо, большое спасибо! Он ушел окрыленный.
      
      
      11
      
      Приятель, партнер по забиванию козла, снова помог составить бумагу. Петр Иванович лишь беспомощно таращил выцветшие глаза.
      "Первому секретарю ...ского райкома ПСС г. Москвы тов. Лекареву Н.Е.
      Заявление
      Прошу Вас, глубокоуважаемый Николай Елизарович, изыскать возможность и поддержать мою личную просьбу, касающуюся решения жилищного вопроса моей дочери... Мы просим...
      Мое обращение к тов. Кукину не дало положительных результатов, а его отношение ко мне при личной встрече в середине декабря 1983 г. удивило и взволновало меня. Я встретил в его лице человека административно амбициозного, высокомерного, грубого. Он не может служить нравственным примером для трудящихся.
      Речь идет в данном случае об элементарном внимании к вполне обоснованной просьбе гражданина... Отказали во внимании к справедливой, законной просьбе ветерана-фронтовика.
      С глубоким уважением...
      30.01.1984".
      
      Здорово сосед сформулировал!
      Петр Иванович, все что сказано в заявлении, глубоко чувствовал, но выразить бы не сумел.
      
      
      12
      
      "Я вам позвоню", - говорила обходительная помощница секретаря...
      Долго ждали звонка. Наконец, Петр Иванович сам позвонил. Но теперь помощница секретаря райкома очень спешила, есть ли резолюция на поданном секретарю заявлении, не знала, просила еще позвонить. А в следующий раз прочла по телефону положительную резолюцию, кончавшуюся неопределенными словами "по возможности". "Решить положительно по возможности". Но если возможности не будет? Петр Иванович негодовал.
      Хорошо хоть догадались в заявлении попросить, чтобы квартиру на шестнадцатом этаже не отобрали до тех пор, как покажут новую. Под предлогом замены как бы опять не подсунули что-нибудь похуже.
      - Я так жалею, что вообще мы вмешались - говорила Мария Васильевна мужу не без упрека за его беспомощность. - Ветеран партии, войны... Очень это им важно... Уж "кучерявая" постарается!
      - Таких, как Кукин, призвать к порядку! - петушился Петр Иванович. - Сущий пустяк для них решить вопрос. Я обязательно расскажу секретарю райкома о том, что делается у него под носом. Если я подожму хвост, другие вовсе не посмеют!
      Просьба записать на прием к секретарю помощницу раздосадовала. А может, дамы из отдела учета ее успели настроить? Она явно была раздражена.
      Прием назначили, потом отложили. Наконец, Петр Иванович предстал перед первым секретарем райкома.
      Оказалось, читая по телефону резолюцию, помощница переврала, от себя добавив "по возможности". В резолюции этого якобы не было. Так сказал сам секретарь.
      Но к приему отдел учета подготовил обстоятельную справку: "предлагали то-то" - отказались", "предлагали..." - "отказались...". Тут и там - небольшие вкрапления лжи. Например, говорилось, что требовали квартиру с телефоном, а про телефон речь вовсе не шла.
      Все одна лишь видимость! Никому дела нет!
      Однажды показали по телевизору передачу о ...ском районе, Пекарев участвовал. Он, в частности, должен был отвечать на вопросы жителей. Все выглядело отрепетированным спектаклем. Вопросов мало, и не столь уже существенные. Читали их артистка, директор института, еще кто-то. Отвечал же Лекарев не сам - тут же ловко выдвигал, как фигурки на шахматной доске, соответствующих сотрудников. Из их бойких ответов явствовало, что все в районе идет гладко - и с приемом, и с письмами трудящихся, и во всем прочим.
      А тут опять отдали на съедение тем, на кого жаловались...
      Даже простодушная Мария Васильевна поняла: прием был всего лишь спектаклем! Ничего конкретного секретарь, видимо, сам не решает, полагаясь на исполнителей, зависит полностью от них.
      Секретарь - модно подстриженный, в ловко сшитом костюме... Что-то грубоватое временами в нем проскальзывало, даже чуточку невоспитанность проглядывала, самую малость. Но язык хорошо подвешен. Чувствовалось и образования поднабрался, и книжки почитывает, и на дефицитные спектакли ходит. Гладкий, ухоженный. Себе на уме... Не стар, но и не так, чтобы слишком молод. Не слишком тонок, не слишком толст, хотя щеки фигура - все приобрело приятную, благопристойную округлость.
      Батюшки мои! Да это же Чичиков! - вскричал, возможно, кое-кто из телезрителей. Зачем где-то мотаться в бричке? Он так удобно и надежно устроился за спиной у Шарикова, Кукина и прочих, кто держит круговую оборону.
      Мягко и с достоинством Николай Елизарович, он же Чичиков Павел Иванович, хитровато улыбался с телеэкрана.
      В дальнейшем, в положенный срок, получили ответ из райисполкома, видимо, во исполнение решения Лекарева.
      "На Ваше обращение в приемную РК КПСС о замене семье дочери предоставленной двухкомнатной квартиры Љ... по ...ской ул. д. Љ... на квартиру ниже этажом исполком райсовета неоднократно сообщал, что Ваша просьба рассмотрена, но удовлетворить ее не представляется возможным, т.к. выделенная площадь Управлением учета и распределения жилой площади Мосгорисполкома на это переселение полностью распределена и выданы ордера.
      Секретарь исполкома..."
      
      
      13.
      
      Позвонила вдруг "ткачиха", велела срочно сдать ордер:
      - Квартира стоит пустая, не оплачивается.
      - Нет, мы оплачиваем! За все время, начиная с декабря. Вы что-нибудь хотите предложить взамен?
      - Да нет, я ничего не знаю.
      - Мы просили, чтобы замена была только с нашего ведома и согласия.
      - Так мы не можем! Пусть переезжает в пятидневный срок, иначе квартиру заселят.
      "Нам такую гонку не осилить, - размышляла весь день Мария Васильевна. - Зять в больнице, дочь с ребенком. А у меня лишь на днях был спазм сосудов, вызывали "скорую". И сейчас еще кружится голова. Нет, пусть дадут хотя бы месячный срок и, главное, подтвердят, что квартира за нами, хотя ордер у просрочен. Словам больше не верю. В случае чего, спорить, ходить по инстанциям я не в состоянии. Разве что послать по почте заявление от имени дочери? Тогда хоть ответят письменно. Боже мой! В жизни своей не писала жалоб. Превратилась в сутягу. Как же так получилось?".
      
      
      14.
      
      "В отдел учета и распределения жилой площади ... ского р-на
      Прошу не отбирать у меня предоставленную кв. по ...ской улице Љ... на 16 этаже. В нее не смогла вовремя переселиться по уважительной причине...
      Прошу сообщить мне официальный ответ на это мое заявление о сроках оформления и переезда по месту жительства.
      16.05.1984"
      "На Ваше заявление о сроках заселения жилой площади с момента получения ордера отдел учета и распределения жилой площади сообщает что Вам на семью из трех человек решением исполкома райсовета предоставлена отдельная двухкомнатная квартира Љ... по ...ской улице д. Љ...
      С момента заселения дома-новостройки Вы обязаны в течение месяца переехать на предоставленную жилую площадь.
      Зав. отд. учета Кукин".
      Опять сообщили о том, что известно, и не сообщили того, о чем их спрашивают.
      И соседу пришлось составлять новое заявление.
      
      
      15.
      
      В отдел учета и распределения жилой площади ...ского района
      
      Заявление
      Ответ Љ... от 31.05.1984, полученный из отдела учета, не отвечает на вопрос, содержащийся в заявлении от 16.05.1984, а отвечает на совсем другой вопрос: в какие сроки вообще надлежит осуществлять переселение при нормальных обстоятельствах. Я же обратилась в отдел учета в связи с ненормальными обстоятельствами, вследствие которых не имела возможности выехать в срок (муж в больнице, грудной ребенок и т.д.).
      8 июня с.г. мужа выписали из больницы. Но из Вашего ответа непонятно, считает ли отдел учета меня вправе сейчас переселяться в квартиру Љ... по ...ской ул. д. Љ..., на которую мне был выдан ордер и за которую я в течение всего времени регулярно плачу квартплату, или считает, что я это право утратила, несмотря на уважительные причины...
      Уклончивый ответ плюс недружественное отношение отдела учета, с самого начала выразившееся в упорном нежелании дать мне квартиру пониже, чем на 16 этаже, когда лифт еще не ходил, а я была одна после операции с грудным ребенком, коляской и т.д., и при этом тогда в доме полно было свободных квартир на других этажах, - эти факты дают основания предполагать, что в таком случае отдел учета, возможно, будет пытаться без моего ведома и согласия заменить мне квартиру какой-нибудь другой, еще менее меня устраивающей, чем эта.
      Таким образом, чтобы я со своей семьей могла выписаться и заняться переселением, я должна точно знать, куда именно я переселяюсь...".
      Может быть, все это лишнее... Заняться оформлением? Но столь велико теперь было недоверие, что они уже не решались. Пусть дадут бумажное подтверждение. Иначе, могут даже эту квартиру отобрать, подсунуть еще хуже.
      На днях соседка Марии Васильевны, ветеран труда, грузная старуха с громким властным голосом, рассказала, что когда сын лет десять назад получал квартиру, им давали сначала на восьмом этаже. Так невестка, "современная деловая акула", явилась к инспектору пораньше с утра, пока не было остальных, дала пятьдесят рублей. "Нас тут же спустили с восьмого на шестой!" - "Как все просто! - позавидовала Мария Васильевна. - Сразу надо было так делать, а не пускать Петра Ивановича! Десять минут - и у цели. А мы-то, мы-то, идя официальными путями!..".
      А в результате - люди теряют доверие к властям, ко всей нашей системе!
      
      Вместо эпилога
      Ответа на последнее письмо еще нет. Лето в разгаре. Что будет? Какое нерадостное событие - получение квартиры.
      - Мы уж ни на что лучшее не надеемся, - говорит Мария Васильевна соседке. - Сумели нам отравить жизнь!
      Та, человек образованный, опытный подтверждает:
      - Впустую все это. Мы перед ними нули со всеми своими безупречными биографиями! Наша инспекторша всех родственников квартирами в центре обеспечила.
      А ведь все мы на земле немного родственники. Природа всех лепит из тех же атомов. Перемешает, сомнет и снова лепит. Академик Петр Капица, у выдающийся физик, говорил что в глотке воздуха, который мы только что вдохнули, есть атомы, которые были в последнем выдохе "ну например, Ньютона". У всех одна планета, одни на всех атомы и одна судьба. В общем братья... А жить вместе еще не умеем.
      Нет, явных, открытых, доступных всеобщему обозрению нарушений "кучерявая" себе, видимо, не позволит. И Кукин не допустит. И Лекарев за них накажет. И стихийной рыночной конкуренции нет. Все равны вроде бы...
      Но распределение благ - дело тонкое... Нужен разумный, интеллигентный подход, совесть, бескорыстная доброта. Как мы еще от этого далеки!
      И в каждой сфере нашей жизни свои "кучерявые", свои кукины. Люди мучаются. Огромный жилой массив, и, по сути, одна "кучерявая" им распоряжается. Как доверить человеку с ее кругозором вершить судьбы людские! В результате - бумаги, потоки бумаг... Нас вихрем кружит бумажный водоворот. Мы беспомощно мечемся по заколдованному кругу - недоверия, равнодушия, казенщины, корысти. И ничего тут не поделаешь.
      1984 г.
      
      
      ГОЛУБОЙ ДУНАЙ, ИЛИ СКАЗКА ПРО БЕЛОГО БЫЧКА
      
      1.
      
      Ирина Павловна когда-то мечтала путешествовать. Увидеть красоту мира, чужие обычаи, нравы! Экзотика дальних невиданных стран, обрывки незнакомой речи... Не сбылось, увы. Работала, растила сыновей, внуков, заботилась о муже, его карьере, удобствах. Но собственной карьеры так и не сделала, осталась делопроизводителем. Дети жили теперь отдельно, со своими семьями.
      Ирина Павловна гордилась, что дед ее - мелкопоместный, провинциальный дворянин, что муж- полковник.
      Муж, выйдя в отставку, стал всего лишь сотрудником без степени в захудалом НИИ. Сама Ирина Павловна была теперь домохозяйкой-пенсионеркой. Но как бы там ни было, душа, душа втайне жаждала какой-то необычной, красивой жизни. Сколько смутных образов, неясных ассоциаций живет в любой душе... Мы носим с собой невидимый смутный мир, почти не отдавая себе в этом отчета.
      Человек мечтательный, Ирина Павловна обожала искусство, ходила в музеи, гордилась, что в доме их много книг, в том числе о живописи, музыке. И, разглядывая картинки в этих книгах, она замечала не раз свое сходство с некоторыми дамами, которых изображали в свое время художники разных веков.
      Сыта, одета обута. А все же, кто знает, как могла сложиться ее жизнь... Тонкие черты лица как у изысканной маркизы времен Ренессанса, пышная прическа... Еще бы гребень с жемчугами. В повседневной обывательской суете ее жизни эти "высшие" запросы только подспудно таились...
      И вот на седьмом десятке лет какая-то давняя уснувшая надежда вдруг забрезжила. Московская секция Комитета ветеранов войны пригласила некоторых отставников с женами в круиз по Дунаю, который намечался на май в связи с 40-летием Победы.
      Ей сразу представилась весна, голубая бескрайняя гладь, по которой плывет белый теплоход. Она увидела себя на верхней палубе в шезлонге. Увидела не такой, какая сейчас, а прежней. Вернее, той, которой так и не стала. Ветер, свежесть... И не столь уж экзотические, всеми виденные-перевиденные, но для нее по-прежнему неведомые страны - Австрия, Польша, Венгрия, Югославия, Болгария, Чехословакия. В ее такой небогатой впечатлениями, однообразной жизни вдруг просияло что-то из области угасших, несбывшихся надежд. И она поверила, что произойдет чудо - не важно, что для других это повседневность, довольно обычная, - она отправится на белом пароходе в Голубую Сказку.
      Камнем преткновения стала бумага - пенсионерам требовалась характеристика из ЖЭКа. Вероятно, требование характеристики обусловлено вескими причинами. Хотя почему-то весь мир путешествует без характеристик с места жительства или работы.
      Она узнала часы приема секретаря парторганизации своего ЖЭКа, но, прежде чем идти, позвонила в райком техническому секретарю, и та сказала, что для ЖЭКа надо взять характеристику с последнего места работы за подписью треугольника: "ЖЭК ведь вас не знает". Характеристику должны утвердить на заседании партбюро учреждения с указанием номера протокола и даты. И чтобы в характеристике было сказано, что администрация, парторганизация и профком рекомендуют ее для поездки по Дунаю с посещением таких-то стран. А уж потом ЖЭК.
      Интересно, какое учреждение станет командировать человека в зарубежную поездку, если он уже давно оттуда уволился? Ей было ужасно неловко обращаться туда. И как неловко им будет ей отказать: сердечно проводили на пенсию, так тепло относились, когда она работала. Но куда денешься? Попытка не пытка. Ирина Павловна позвонила начальнику отдела, где работала до пенсии.
      Начальник был новый, незнакомый, но очень симпатичный и веселый.
      - Директор не подпишет, - сказал начальник. - Он вас не знает. А от нашего отдела я дам любую характеристику.
      - Ну, пусть хоть отдел...
      - Вы сами напишите! - предложил начальник, вероятно, чтобы себя не утруждать. - А мы подпишем. Можете самую хвалебную.
      - Тогда пусть кроме вас подпишут и парторг, и профорг отдела, - попросила Ирина Павловна, надеясь, что это может при благоприятном стечении обстоятельств заменить треугольник всего учреждения.
      - Хорошо, - сказал заведующий с дружественной готовностью. Такой обаятельный! - Принесите текст, мы все сделаем.
      И она преисполнилась благодарности, которую постеснялась высказать.
      Чтобы не писать о самой себе хвалебных слов, она переписала формулировки из трудовой книжки. Там в разделе "Награды и поощрения" перечислялись трудовые доблести: награждена медалью "Ветеран труда", благодарности в приказе, памятные подарки...
      Через несколько дней характеристика была у нее в руках, подписанная треугольником отдела и заверенная круглой печатью.
      И ей стало казаться, что давняя мечта о путешествии в чужие страны сбудется. Билась, билась вечно, как рыба об лед, в повседневной бытовой суете. Всю жизнь трудилась, не могут ее не пустить при такой рекомендации. Голубой Дунай заструился солнечным сиянием.
      
      
      2.
      
      Еще за несколько дней до получения характеристики с работы, вооружившись трудовой книжкой, медалью "Ветеран труда", грамотами, Ирина Павловна, изящная, стройная, с высокой, старательно уложенной прической отправилась в парторганизацию ЖЭКа.
      В небольшой комнате партбюро было тесно, шумно. В одном углу принимали взносы, толпились жители, преимущественно пожилые, в другом, сидя за столиком с телефоном, вела прием энергичная пожилая особа с замашками партийного работника 30-х годов, малограмотного и бдительного. Худое желтое лицо, пронзительный недоверчивый взгляд... Перед ней сидел брюзгливый старичок, ясно чем-то недовольный. Запущенность, отсутствие многих пуговиц на обшарпанном пальто, трясущиеся руки, растерянный взгляд свидетельствовали, что старик одинок и несчастлив. Но в небритом старческом лице, в поблекших глазах таилось что-то подленькое и корыстное. Так, по крайней мере, почудилось Ирине Павловне, и она вдруг представила себе, что когда-нибудь в годы коллективизации, а то и позже этот гадкий старичок уехал из села (тогда молодым парнем себе на уме) не за культурой - за облегчением жизни. И сделался мелким чиновником. В Министерстве обороны. В разговоре старичок, требуя заботы, напирал на медаль, полученную к юбилею Вооруженных сил, но, как выяснилось далее, всю войну просидел в Москве и на фронте не был. Чувствовалось, что у здесь у парторга он не впервые: требует какого-то ремонта, который ЖЭК не произвел, требует, чтобы над ним, как над ветераном Вооруженных сил, кто-нибудь взял шефство, покупал продукты, стирал занавески... Вдобавок не может записаться к невропатологу в поликлинике. Направляет участковый терапевт (без него не попадешь к невропатологу), а к терапевту самозапись, едва положат листок, он тут же заполнен, и когда ни приди, все занято, талонов нет. А у него болят ноги, еле ходит. Старичок давно стоял перед столом (вскочил в раздражении, потом больше не садился) и ехидничал:
      - Наградили медицину! Я вижу, как они обслуживают! В газете пишут: "Советская медицина...".
      Тетка за столом была из породы несгибаемых. Нездоровую критику отечественной медицины решительно пресекла:
      - Зачем я буду говорить про то, чего не знаю. Раз наградили, значит, люди, которым положено, думали? Им видней, чем нам.
      Потом спор еще долго шел так дотошно и беспредметно, что у обоих чуть не дошло до сердечного припадка. Столько было угрожающих намеков, теперь уже со стороны секретаря (видно, в целях самозащиты), что старичок взвыл:
      - Вы мне шьете дело! Вот придешь за помощью... Я лучше пойду! - он махнул рукой и торопливо, по мере сил, удалился.
      Термин "шьете дело" уходил корнями в годы тридцатые, как и авторитетная волевая категоричность пожилой дамы парторга. Худощавая, рослая, в стареньком строгом костюме... Динозавр какой-то. Когда старичок, махнув рукой, засеменил к двери, а Ирина Павловна протиснулась на освободившееся место у стола, парторг, словно не видя ее, сурово заговорила с общественницей, принимавшей партийные взносы, о каких-то лишь им ведомых делах, о каком-то указании райкома. Наконец, милостиво заметив просительницу, сделав знак рукой, чтобы ждала, парторг набрала телефонный номер и в наступившей почтительной тишине заговорила уверенно и фамильярно. Так могли бы говорить члены ордена, приобщенные к неким таинствам.
      - Валентина Михайловна? - Потом, выслушав, угрожающе о ком-то сказала: - Да, она у меня вчера была. А-а, ну-ну! Ну, конечно! Еще чего! Она допрыгается, это я вам говорю, На бюро мы решили... Да... - Снисходительно послушав, она резко, авторитетно бросила:
      - Ладно, обсудим! - Казалось, разговор шел между представителями своего рода элиты, имевшими особый статус. Еще послушала и так значительно и скрытно, словно говорила о деле государственном, не предназначенном для посвященных, заключила: - Мы этот вопрос решим.
      Просьба о характеристике повергла даму в тихую панику, хотя Ирина Павловна предъявила ей официальную бумагу из Комитета ветеранов и все свои документы. Бумагу парторг схватила и спрятала. От прочих документов небрежно отмахнулась:
      - Это мне не нужно. - Пренебрежительно покосилась на трудовую книжку и медаль "Ветеран труда": - Вы мне дайте-ка телефон Комитета ветеранов.
      - Я не знаю, мужа пригласили...
      - Тут нет телефона... - подозрительно повертела она справку. - Давайте так решим вопрос. - Она важно нахмурилась. - Я сегодня буду в райкоме, поговорю, что они мне скажут. Я такой вопрос не могу сама решить. Что они скажут... Да, еще принесите мне характеристику с работы.
      - Хорошо.
      - Узнайте телефон этого полковника, который подписал справку.
      Через неделю снова прием, Ирина Павловна, успев получить, принесла свою характеристику с бывшей работы.
      Суровое лицо партийного секретаря смягчилось при виде печати учреждения. Читая про медаль, чуть кивнула, вроде бы одобрительно. "Кто же ей мешал в прошлый раз прочитать об этом в трудовой книжке?" - подумала Ирина Павловна, ничего вслух не говоря, еще задержишь эту выдачу характеристики. Но желтоватое, беспощадное лицо опять стало озабоченным:
      - Как мы можем вам дать характеристику, когда мы вас не знаем!
      - А как же быть?
      - Оставьте ваш телефон, вот напишите здесь, я вам позвоню. Да! И мне нужен телефон того полковника, что подписал бумагу из Комитета ветеранов, - повторила она упорно. - Тут нет их телефона. - Повертела бумагу. - Эти ветераны не знают, что подписывают...
      - Телефон я не знаю. Московская секция Комитета ветеранов. Можно по справочнику... Но кому вы не доверяете - мне или им?
      - Обижаться не надо. Я вас не хотела обидеть. Но зачем я должна брать ответственность? Узнайте, миленькая, чтобы мне не искать. Я должна выяснить...
      - Вот же все мои документы - трудовая книжка, характеристика, медаль. Вот справка. Тут же все сказано. Я еду не сама по себе, а с мужем. Его характеристика утверждена райкомом КПСС. Чего же еще?
      - Вот если бы вы у нас какую-нибудь вели общественную работу... Вы же могли выступать с докладом или подежурить в агитпункте. Вы человек грамотный. Атак...
      - Если поручите, буду вести.
      - Так когда это еще будет...
      Как ей объяснишь, что бдительность ее мнимая! Человек, замышляющий недоброе, заранее разведал бы, что требуется, и заранее стал бы активным общественником в их ЖЭКе.
      - Не ходи больше в ЖЭК, я тебя прошу, - сказал муж. - Она будет до бесконечности согласовывать, душу вымотает. Дорога ложка к обеду.
      - А как же быть? Я бы с удовольствием больше не ходила.
      - По-моему, этой характеристики с работы вполне достаточно. Ты ведь фигурируешь и в моей характеристике, утвержденной райкомом. Давай мне все, я сдам в комитет, а то срок проходит.
      Медицинскую справку она к тому времени уже получила, фотографию сделала.
      Какое облегчение! Как хорошо, что избавилась от строгой дамы. Тяжко иметь дело с такой настырной деятельницей. Может быть, она чем-то в своей жизни была запугана?
      Через неделю она сама позвонила.
      - Мы вам характеристику дадим. (Видимо, в райкоме порекомендовали).
      - Спасибо, Елизавета Андреевна!
      - Какой ваш адрес?
      Ирина Павловна продиктовала.
      - А с какого года вы здесь проживаете?
      - Но я могу только написать, что ничего порочащего за вами не числится. Рекомендации на поездку я вам дать не могу.
      - Вроде бы требуется как раз, чтобы были такие слова: ЖЭК такой-то рекомендует, или что-то вроде этого...
      - Как я могу дать вам рекомендацию, когда я вас не знаю? Вы беспартийная, на учете у нас не состоите, общественной работы не ведете.
      - Мне никто не предлагал... Я ушла на пенсию, у меня внуки, много всяких забот.
      - Все равно. Как же я буду писать, чего не знаю? - повторила она с упорством гоголевской Коробочки.
      Боже мой! Она по-своему была права. Но что же делать?
      - Вы узнали телефон Комитета ветеранов? - настаивала "Коробочка".
      - Только телефон дежурного. Но дело в том, что муж документы уже подал, потому что срок истекал. Я сдала пока только характеристику с работы. Может быть достаточно... А если потребуется все-таки из ЖЭКа, я вам позвоню.
      Она обрадованно согласилась. Попрощались вполне по-дружески. Шло время. Другие заботы вытеснили воспоминание о Елизавете Андреевне. Но однажды вечером раздался телефонный звонок.
      - Лапшина Ирина Павловна? - спросил приятный женский голос. - Вас беспокоят из Комитета ветеранов. Вы сдали характеристику, не утвержденную райкомом.
      Вот оно, опять начинается! Ирина Павловна лихорадочно соображала: "У меня остался второй экземпляр характеристики с работы... Но в райкоме его не утвердят: "номер протокола, дата, треугольник...". Остается ЖЭК. Ведь Елизавета Андреевна обещала все-таки дать характеристику".
      - Может быть, взять из ЖЭКа? Я сейчас на пенсии.
      - Конечно. Только пятница - последний срок. Мы сдаем документы.
      Ах, как все мешает жить! Итак, характеристика должна быть утверждена партбюро ЖЭКа и подписана треугольником с указанием номера протокола и даты. Секретарь парторганизации, начальник ЖЭКа, председатель домкома... Иной масштаб.
      Номер протокола, дата, треугольник номер протокола, дата, треугольник... Бред какой-то! "Дайте справку, что вам нужна справка...", так, кажется, у Райкина? "Нет, пусть дадут справку, чтобы мы дали справку, что вам нужна у справка...".
      Боже мой! Что же мне делать?
      
      
      3.
      
      Как найти Елизавету Андреевну? Телефон партбюро не отвечал. Домашнего ее телефона в ЖЭКе якобы не знали. В телефонной справочной он не значился. Наконец Ирина Павловна дождалась дня приема и позвонила. Весть о том, что придется все же характеристику давать, была встречена без радости.
      - Позвоните мне завтра на работу! - И Елизавета Андреевна дала служебный телефон.
      Поблизости от ее дома находилась тихая заводь - крохотный филиал районного Дворца пионеров, занимающий квартиру первого этажа в новом доме. Сколько мимо ни проходи, он всегда закрыт на все запоры, на окнах решетки... Чем тут занимались, непонятно. Кружки, наверное, мероприятия силами сотрудников или общественников... Но почему на запоре? Елизавета Андреевна заведовала этим филиалом, но, как выяснилось впоследствии, редко там бывала. Проведает, видимо, и уйдет по своим делам. (Неплохая, между прочим, кормушка). Сколько ни звонила Ирина Павловна, ни разу ее не застала. И на следующий день в назначенный час телефон молчал. Что делать?
      Она уж стала подумывать о капитуляции: не поеду - и все. Люди старые, все это весьма утомительно, да и денег на поездку надо еще собрать...
      Наконец, после многих звонков поздно вечером трубку взяла какая-то дежурная сторожиха Дома пионеров и после длительных переговоров сказала: "Дома есть у меня ее телефон. Ладно, позвоните мне попозже домой, я вам дам. Только вы ей не говорите, что это я дала. Она капризная!". Поздно вечером Ирина Павловна стала обладательницей искомого телефонного номера и на другой день после ряда неудачных попыток дозвонилась наконец.
      - Характеристика у меня не здесь. - Парторг напряженно думала, а просительница боялась ее вспугнуть. - Приходите завтра ко мне в Дом пионеров.
      - Хорошо.
      - Только ровно в одиннадцать, потом я уйду.
      На следующий день Ирина Павловна получила мятую бумажку, где было напечатано несколько предложений:
      "Характеристика на Лапшину Ирину Павловну
      Лапшина Ирина Павловна проживает по адресу... с... г. За это время никаких порочащих жалоб на Лапшину И.П. не поступало. В общественной работе не участвует.
      Характеристика выдана по просьбе Комитета ветеранов войны, утверждена на заседании партбюро ДЭЗ Љ... 11 декабря 1985 года".
      - Подпишите у председателя центрального домкома и у начальника ЖЭКа, - предупредила строгая дама. - узнайте, когда принимает начальник. А председателя домкома придется ловить, у него нет часов приема.
      На все это ушло еще полностью два дня. Наконец, мятая бумажка с необходимыми подписями была доставлена в райком.
      Просительница подошла к приемной, где помещался технический секретарь, и опять в ней заныло прежнее опасение: вдруг потребуют, кроме характеристики ЖЭКа, заверенную по всем правилами характеристику с бывшей работы. "Номер протокола, дата, треугольник" - "тройка, семерка, туз"...
      Всегда, стоило ранимой и тщеславной Ирине Павловне переступить порог официального учреждения, срабатывало, что-то вроде комплекса тревоги - недоверие, ожидание препятствий, бюрократических ловушек.
      Технического секретаря не было на месте. В просторной приемной восседало за массивным столом юное существо с голубыми, как утреннее небо, бирюзовыми сережками и таким же колечком. Длинные светлые волосы были с помощью нескольких заколок уложены в скромную прическу. Невинное детское личико приветливо обратилось к посетительнице. Чья-то дочка! Чье-то выхоленное, не знающее горестей грубой жизни дитя. Так, наверное, выглядела нежная губернаторская дочка из "Мертвых душ" незабываемого Гоголя. О, как повезло! Приятней иметь дело с этим чистым существом, чем с матерой бюрократкой, так и норовящей загонять человека до смерти во имя пустых формальностей.
      - Какая-то странная характеристика! - сказала девушка, прочитав творение Елизаветы Андреевны. - Вот я вам покажу, как надо сделать... - И она подала бумагу, выданную какой-то счастливице, не измятую, не изжеванную с текстом длинным на весь лист.
      - Мне такую дали в ЖЭКе...
      - Я вам вот что могу посоветовать, - сказала девушка деликатно. - Давайте сделаем так. Технический секретарь обедает, она будет в четыре часа. Вы можете снова подойти?
      - Я живу далековато...
      - Тогда вы ей потом позвоните вот по этому телефону, и она все вам лучше объяснит, чем я. - И добавила с извиняющейся улыбкой: - Мне тут просто поручили посидеть, пока ее нет.
      Часовая стрелка едва перешла за двенадцать. Опять весь день потерян. Да и что может сказать технический секретарь? Гоняют взад-вперед!
      - А нельзя мне у кого-нибудь сейчас выяснить, как быть с этой характеристикой? Кто-нибудь еще этим ведает? Раз уж я приехала... Мне трудно много ездить.
      Девушка сочувственно поглядела. (Как приятно иметь дело с участливым приветливым человеком!).
      - Я вам вот что могу посоветовать: поговорите с третьим секретарем.
      - Хорошо. А где он находится.
      - Надо ее ловить, когда выйдет. Она сейчас у первого секретаря. - Милая девочка оторвалась от конспекта, который составляла, и протянула Ирине Павловне газету: - Может быть, пока хотите почитать?
      - Спасибо. У меня эта же "Правда" с собой.
      Девочка мило улыбнулась.
      - Я хотела, чтобы вам было не так скучно. - Перед ней лежал томик Ленина, общая тетрадь с аккуратными полями. Она с явной неохотой углубилась в работу и опять обратилась к Ирине Павловне с доверчивой улыбкой. - Зачем нас заставляют переписывать целые работы Ленина?
      - Ну, может быть, чтобы убедиться, что вы их читаете. Как еще проверить? И вообще, когда пишешь, лучше вникаешь... - поделилась соображениями Ирина Павловна.
      Девочка вздохнула.
      - Да только потом ничего не запоминается.
      - Вы, наверное, студентка?
      - Да, в юридическом.
      - Вечернем?
      - Да.
      Занимается себе на работе: не у станка стоять. Но не так-то просто устроиться в райком. Наверняка чья-то дочка. Сапоги на ней были шикарные, супермодные. Какая-то оригинальная юбка. А вязаная блузка, легкая, бледно-голубая, очень подходила к сережкам и колечку.
      - А здесь кем работаете?
      - Статистиком, - сказала она с легкой извиняющейся усмешкой.
      Из кабинета первого секретаря вышли несколько человек, громко разговаривая, исчезли в коридоре.
      - Ой, а третьего секретаря там не было? - спохватилась Ирина Павловна. Девушка развела сочувственно руками.
      - Ушла! - И тут же приветливо успокоила: - Ничего, вернется. Тут ее кабинет. - Она кивнула на дверь позади своего стола. Кабинет первого секретаря находился напротив.
      Тем временем в приемной появился коротенький полноватый, сравнительно молодой человек в отлично сидевшем новеньком костюме, в нарядных туфлях на толстой подошве. Походил, как бы разминаясь, взял какую-то бумагу, которую протянула ему "губернаторская дочка", небрежно посмотрев, подписал, наклонившись над краем стола.
      - Ну вот, еще дело сделано, - довольно сказал коротышка, потоптался и пошел в кабинет первого секретаря.
      Мимоходом Ирина Павловна вгляделась в его лицо. Это мог быть научный работник из числа наиболее перспективных: чувствовалось образование, кругозор, известная тонкость и умело запрятанная ловкость. Во взгляде что-то осторожное, ускользающее. Словно вот и уровня уже достиг соответствующего, а все еще не привык и чего-то боязно.
      - Это наш первый секретарь, - сказала "губернаторская дочка", едва закрылась за ним дверь кабинета. Время от времени мелодично звонил один из пяти или шести телефонов рядом с ней, приходилось отрываться от конспектов.
      - Чувствуется, что у него хорошее образование, - заметила Ирина Павловна.
      - Он окончил Высшую партийную школу.
      - Как прекрасно! И, наверное вуз?
      - Да, какой-то технический...
      - Вот настоящее образование!
      Да, не какой-нибудь малограмотный Чапаев, требовавший выдать кому-то справку "на доктора". Далеко мы ушли вперед с тех пор!
      Ирине Павловне как-то даже стало веселей. И коротышка-секретарь, и "губернаторская дочка" вызывали симпатию.
      Вскоре уверенной походкой вошла довольно еще молодая лет сорока, женщина, некрасивая, но приятная, с честной прямолинейностью взгляда. В ней была стремительная динамичность. Она пригласила Ирину Павловну в свой кабинет. Посмотрев быстро характеристику, возмутилась.
      - Как у нас пишут характеристики! Я такую не могу утвердить! "Никаких порочащих жалоб от жильцов не поступало"... А почему они должны поступать? Где же трудовое лицо человека?
      - У меня есть характеристика с работы.. Хорошая...
      - Тем более!
      Нажав кнопку, она вызвала инструктора, которой перепоручила Ирину Павловну, опять выразив свое возмущение характеристикой.
      Инструктор, молодая, немного хмурая и, на первый взгляд, простоватая, получив указание, действовала смело: позвонила Елизавете Андреевне домой, поскольку той на работе, как всегда, не оказалось, и потребовала характеристику переделать, заявив, что получила "втык" от Ларисы Петровны.
      Что-то долго докладывала по телефону Елизавета Андреевна, видно, упрямилась. Наконец, в сердцах, инструктор положила трубку.
      - Она идиотка! На нее столько жалоб. С ней невозможно иметь дело.
      - Мне тоже так показалось, - заметила Ирина Павловна.
      - Она малограмотна! - Не могла успокоиться инструктор. - Куражится над людьми. Просто хулиганка
      Но как случилось, что идиотка - партийный секретарь и почему я должна от нее зависеть, хотела спросить Ирина Павловна. Инструктор, чутко угадав ее мысли, а может, просто сама о том же подумав, пояснила:
      - Должность бесплатная, никто не хочет работать.
      - Я ведь приносила характеристику с работы, трудовую книжку... Вот, я могу показать...
      - Что вы, я верю! Безобразие! Обесценить всю трудовую биографию человека! Я пойду доложу. Вы не беспокойтесь. Мы сейчас решим вопрос.
      Инструктор определенно нравилась. Показалось вначале, что она простовата? Ничего подобного, интеллигентный деловой человек. И гуманный.
      Ирина Павловна долго ждала в вестибюле в кресле. Проша мимо третий секретарь, остановилась:
      - Все будет в порядке, не беспокойтесь. - И заспешила по своим важным делам.
       - Спасибо, - сказала Ирина Павловна от души. Потом она видела, как третий секретарь вернулась в свой кабинет.
      Вокруг шла странная жизнь. То и дело в вестибюль отворялись двери кабинетов, появлялись из разных дверей сотрудники, довольно еще молодые, хорошо одетые, стройные и куда-то направлялись с бумагами, навстречу им безмолвно спешили другие, тоже с бумагами... Все это, в конце концов, слилось в сплошной хоровод. Как будто все эти образованные, полные сил люди ревностно служат одному богу - бумаге. Носят ее на подпись, холят, согласовывают, скрепляют. Ирине Павловне казалось: она в центре какого-то священнодействия, ритуального танца.
      Наконец, вышла инструктор и повела ее обратно в свой кабинет.
      - Давайте вашу характеристику с работы!
      И она сама вместо малограмотной Елизаветы Андреевны стала составлять новую бумагу.
      - Завтра мы Елизавету Андреевну вызовем - надо утвердить на партбюро ЖЭКа. Она еще будет на меня жаловаться, что я ее принудила!
      - Да что вы?
      - Это такой человек. Пишет жалобы от имени жильцов. Склочная особа.
      - А что требуется теперь от меня?
      - Позвоните ей. Завтра не надо... Позвоните послезавтра вечером.
      Ирина Павловна шла к лифту, когда инструктор ее догнала. Поехали вниз вместе. Одна - домой, другая - в столовую.
      - Энергии у нее много, - сказала инструктор в лифте про Елизавету Андреевну. - Хочет работать. Но какая-то она...
      - Она несовременная, - сказала Ирина Павловна. - У нее паническая осторожность, страх перед ответственностью и при этом властные замашки.
      - Она где-то в тридцать седьмом работала машинисткой в органах, - припомнила инструктор. - Наверное, это у нее с тех пор.
      Попрощались внизу дружески. Ожидая застать в райкоме бюрократическую рутину, Ирина Павловна неожиданно встретила там доверчивую откровенность, здравый смысл внимание. Совсем не тот уровень, что в ЖЭКе. На душе потеплело.
      
      
      4.
      
      Наконец, как советовала инструктор, она опять (в который уже раз) позвонила Елизавете Андреевне.
      - Бюро будет заседать завтра, вы можете прийти?
      - Конечно.
      - Принесите, пожалуйста, трудовую книжку и характеристику с работы.
      - Вы были у инструктора, когда она со мной разговаривала по телефону?
      - Нет, мне велели подождать снаружи. (Инструктор велела так отвечать, если Елизавета Андреевна спросит).
      - Я думала, это она при вас так выпендривалась! Хочет, чтобы я переписала характеристику. Я не попка!
      - Так что от меня еще требуется? - терпеливо спросила Ирина Павловна.
      - Принесите мне еще телефон того, кто подписал вашу справку от Комитета ветеранов.
      На другой день все требуемые документы были принесены к началу заседания.
      - Мне идти домой или ждать?
      - Подождите!
      Заседание партбюро тянулось долго. Ждать пришлось в коридоре. Вероятно, было много важных вопросов, кроме утверждения скромной характеристики. Ирина Павловна уже прочла большую часть последней "Литературной газеты", когда появилась, наконец, парторг и, возвращая трудовую книжку (характеристику с работы она почему-то у себя оставила), сказала как-то уклончиво:
      - Мы вам утвердили.
      - Спасибо. Что я должна делать дальше?
      - Я завтра сама отвезу все в райком.
      - И характеристику с работы?
      - Все, все!
      Как мне узнать, когда я понадоблюсь? На выездной комиссии я, кажется, должна присутствовать?
      - Я тогда вам позвоню. Телефон у меня ваш есть.
      - Спасибо.
      Она случайно в этот день узнала: у Елизаветы Андреевны тяжело болен сын. Какая она все же несгибаемая! Сухопарая, длинная с выкрашенными в черный цвет короткими волосами, обрамляющими желтое лицо. Упряма, как гоголевская Коробочка... И все же чувствуется сильный характер. Сын в больнице, а она заседает, не показывает переживаний. Несгибаемый большевик.
      - Я от общественной работы нисколько не отказываюсь. Если понадобится в ЖЭКе какая-либо помощь, я охотно приму участие...
      - Вот за это вам большое спасибо! - с чувством сказала Елизавета Андреевна. .- До свиданья, миленькая.
      Прошло три недели. Раза два она звонила Елизавете Андреевне домой, но оба раза та отвечала, что ничего пока не сообщают из райкома.
      - Если что-нибудь будет, я вам сразу сообщу.
      Давно прошли все сроки, установленные для сдачи документов международной комиссии ветеранов. Пришлось опять звонить парторгу домой.
      - Если ничего не сообщают, значит, вам отказали.
      К прежнему тексту она, оказывается, лишь осмелилась добавить: "С места работы характеризуется положительно". И все? Стоило из-за этого огород городить.
      - Но ведь такую характеристику в райкоме не утвердят! Поймите, я не нуждаюсь, чтобы вы что-то мне придумывали, я вам представила трудовую книжку, характеристику с места работы... Ведь я столько лет работала! Почему вы все это перечеркиваете? - прочувствованно говорила Ирина Павловна.
      - Вы на меня не сердитесь, - миролюбиво сказала Елизавета Андреевна. - Я про вас ничего не знаю, а все-таки написала, что нет ничего порочащего, - я вам пошла навстречу. Даже не проверила! Вы не примите за обиду. Но как я буду писать, когда я ничего не знаю. Если что - с меня шкуру снимут.
      Выучка 37-го года в ней сидела крепко.
      "Да, по упрямству настоящая гоголевская Коробочка, страдающая комплексом осторожности. Только предмет беспокойства иной, чем у Коробочки. Страшно все это надоело. Пусть делают что хотят. Никуда не поеду", - решила Ирина Павловна.
      Время шло. В начале февраля она вдруг подумала: "А не позвонить ли инструктору?"
      - Как! Вы до сих пор не получили характеристику? - Инструктор была поражена. - Позвоните техническому секретарю, у нее в книге все поступающие характеристики регистрируются.
      Увы, технического секретаря не было на месте.
      - Она будет в шестнадцать часов, - сказал девичий голос, видимо, это опять была "губернаторская дочка".
      В 16 часов технический секретарь была на месте, но отсутствовала книга регистрации: в райкоме работала какая-то проверяющая комиссия. Лишь в конце дня удалось выяснить, что характеристика нигде не числится.
      На следующий день Ирина Павловна снова позвонила инструктору.
      - Какой подлый человек! Она, значит, наврала! Если бы она сдала характеристику, то в книге у секретаря обязательно было бы зарегистрировано. Подождите минутку, не кладите трубочку.
      Слышно было, как она говорит по другому телефону с техническим секретарем, та, видимо, подтвердила, что характеристика нигде не зарегистрирована; потом инструктор звонила третьему секретарю, симпатичной женщине, которая три недели назад говорила, что все будет в порядке.
      - Может быть, мне пока положить трубку? - подала голос Ирина Павловна.
      - Нет, нет, подождите.
      Затем долго и безуспешно разыскивали по всем телефонам Елизавету Андреевну - той ни дома, ни, конечно, на работе не было. Потом инструктор звонила начальнику ЖЭКа - заместителю секретаря парторганизации, рассказала ему, что произошло.
       - У Елизаветы Андреевны болеет сын, может быть, ей было некогда отвезти характеристику, но ведь вокруг живые люди, никто бы не отказался. Как же так?
      - Нехорошо, - согласился начальник ЖЭКа.
      - Не то слово! Лариса Петровна рвет и мечет! Выясните, что с характеристикой, и сообщите нам!
      - Извините, - сказала она в заключение Ирине Павловне. - Извините! Мы выясним. Но, может быть, вы вечером позвоните Елизавете Андреевне? Интересно, что она все-таки скажет?
      Ирине Павловне тоже было интересно. Удивительная особа! Низовой секретарь, перекочевавший в наше время прямиком из 37-го года со своей осторожностью, запуганностью, малограмотной ограниченностью.
      - Елизавета Андреевна, я звонила в райком, и характеристику не могут найти. Она нигде не зарегистрирована.
      - Не знаю, я отдала.
      - Кому вы ее отдали?
      Она уклонилась:
      - Начальник отдела или его заместитель должны были согласовать... Раз не передали, значит, вам отказано.
      - Но прошло три недели, мне никто ничего не сообщил.
      - Они не сообщают, если отказано, - сказала она с многозначительной таинственностью.
      В словаре Ожегова "бюрократизм - канцелярщина, пренебрежение к существу дела ради соблюдения формальностей". Одна газета предложила новое толкование слова "бюрократ" - "особь исполнителей, которые, находясь "при исполнении", элементарно не исполняют". "...Попросишь у них хоть снега среди зимы (а снег, между прочим, вовсе не их собственность), - говорилось в статье, - все равно нахмурятся, напыжатся, но снега не дадут. Они, мол, приставлены к охранению снега именем государства".
      И на следующий день Ирина Павловна снова позвонила инструктору. Та, о чем-то вдруг догадавшись, пошла в какой-то отдел и потом сообщила (Ирина Павловна ждала у телефона), что характеристика там, но по-прежнему не годится для утверждения.
      - Позвоните после двух Юрию Степановичу, заместителю начальника отдела. Вот его телефон. Сейчас у них заседание. Он мне стал на ходу объяснять в чем там дело, но я не поняла. Сама бегу на заседание... Извините! Он вам все скажет, что надо делать. Я ему сказала, что Лариса Петровна рвет и мечет.
      Все-таки живой человек инструктор Валентина Михайловна - идет, звонит, негодует, пытается помочь. Ей, видно, не хватает власти.
      После двух Юрия Степановича не было. Возможно, обедал. Или другие важные дела... Лишь около пяти удалось дозвониться.
      - Юрий Степанович! Мне сказали, что у вас моя характеристика. Я такая-то...
      Молодой приятный голос, как видно, принадлежавший современному шустрому человеку, все понимающему с полуслова, живо ее прервал:
      - Все ясно! Мы для вас придумали такой выход: я позвоню в ваше учреждение, где вы работали, чтобы дали характеристику за подписью руководства.
      - А вам Елизавета Андреевна передала мою характеристику из отдела, где я работала?
      - Отдел для нас не уровень, - пошутил обаятельный Юрий Степанович.
      Как у него все просто получается. Опять, значит, ехать за этой бумажкой, потом сюда ее привозить, потом еще куда-то...
      - А где характеристика из ЖЭКа?
      - Да это не характеристика, просто отписка.
      (Ну это... Слов нет. Зачем эта стерва три недели водила за нос, говоря, что характеристика, утвержденная ЖЭКом, находится в райкоме?)
      Но ловкий веселый Юрий Степанович молниеносно нашелся:
      - Я думал, вы уже идете к нам с характеристикой. Надо было взять в своем учреждении.
      - Я там уже пять лет не работаю. С какой стати они меня будут куда-то рекомендовать за рубеж?
      - Ничего, ничего, - сказал шустрый Юрий Степанович. - Все можно!
      Что-то тут порочное в самой сути, размышляла потом Ирина Павловна. Хотя, будь на месте Елизаветы Андреевны кто-то другой, все могло быть иначе, сразу бы дали несчастную характеристику, в глаза никогда человека не видев.
      Инструктор говорила: "Она у нас одна такая, все другие секретари люди как люди".
      Но ведь может быть и такая! Зачем же эта нелепая зависимость от гоголевской Коробочки? Зачем эти хождения, звонки, нервотрепка? Обратилась впервые в конце ноября, заблаговременно, сейчас февраль проходит. Сколько есть других забот! Уже месяц прошел с тех пор как сидела в ЖЭКе в ожидании, пока дурацкое заседание их бюро окончится и вернут ее трудовую книжку. Все впустую.
       "Обесценили трудовую биографию!" - возмущалась третий секретарь Лариса Петровна. Да кому нужна трудовая биография! И на что уходят время, жизнь! Ведь чепуха, фантазия, увеселительная прогулка... Да наплевать! А люди, тысячи людей, вот так же (или с еще большими муками) обивают пороги учреждений, не могут добиться элементарных прав, справедливости, а вопросы у них такие, от которых жизнь зависит, - жилье, лечение, неправедные гонения подчас.
      Чего мы боимся? Зачем усложняем себе жизнь на каждом шагу? Месяц ждет человек несчастную бумагу, а ее так составила из осторожности запуганная, оболваненная в свое время идиотка, что нельзя утвердить. И Юрий Степанович небрежно спрятал негодную бумажку под сукно и забыл. (А между тем поступающую характеристику они обязаны рассмотреть за неделю-полторы. Лишь узнав про настроение третьего секретаря, он повернулся на 180 градусов. Как флюгер.)
      "Лариса Петровна сказала, - доверительно цитировала в прошлый раз инспектор Валентина Михайловна слова третьего секретаря, - если мы зарубим эту женщину, мы совершим политический финт".
      "Дался мне этот Дунай! - возмутилась наконец Ирина Павловна. - Да я видеть его не желаю!".
      
      
      5.
      
      На бывшую работу она решила больше не звонить. Добьется у них чего-нибудь Юрий Степанович, так сами объявятся. Она снова пыталась поговорить по телефону с инструктором, рассказать, чем кончился разговор с Юрием Степановичем, но та словно бы охладела к вопросу, который так волновал ее вначале, когда было дано указание разобраться. Попытка дозвониться к третьему секретарю вообще оказалась неосуществимой. Каждый раз брала трубку технический секретарь и неизбежно сообщала, что Лариса Петровна занята. Ирина Павловна рассказала все техническому секретарю, та обещала через десять минут позвонить и соединить с третьим секретарем, но объявилась уже через пять минут:
      - Лариса Петровна занята. Вы звоните секретарю парторганизации своего ЖЭКа, пусть она разберется. - И, видимо, уже от себя добавила. - Райком ведь не может во все вникать!
      Заколдованный круг. Лариса Петровна занята, Валентина Михайловна, инструктор, больше не уполномочена, Юрий Степанович ловчит, Елизавета Андреевна боится, чтобы "шкуру не сняли".
      Проснувшись однажды утром, Ирина Павловна вдруг почувствовала: что-то с ней произошло. Вспомнила мимоходом про голубой Дунай, но в душе не ощутила прежнего восторга. Все как-то потускнело, воспринималось буднично.
  • Оставить комментарий
  • © Copyright Вольская Инна Сергеевна (involskaya@yandex.ru)
  • Обновлено: 07/04/2009. 85k. Статистика.
  • Сборник рассказов: Проза
    •  Ваша оценка:
    Связаться с программистом сайта.