Зелинский Сергей Алексеевич
Опыт памяти /2018/

Lib.ru/Современная литература: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Помощь]
  • © Copyright Зелинский Сергей Алексеевич (s.a.zelinsky@yandex.ru)
  • Размещен: 02/10/2018, изменен: 14/05/2019. 259k. Статистика.
  • Роман: Проза
  • Романы-размышления,философская проза
  • Иллюстрации/приложения: 1 шт.
  • Скачать FB2
  • Аннотация:
    Книга анализ, книга размышление, книга исповедь, и одновременно поиск ответов на такие, казалось бы, простые философские вопросы, но при этом за всей этой "простотой" скрывается порой невероятная сложность. Я никогда не испытывал сильного страдания о когда-то от меня ушедшем. Лишь сожаление быть может, что это случилось.Но проходило время, и чем больше повторялись события, тем явнее они становились "опытом памяти". И в этом (в воспоминаниях? Да нет - в анализе прошлого) быть может (в той или иной мере условности, конечно) и вообще заключается жизнь. По крайней мере моя.А у вас все иначе?

  •   
      
      СЕРГЕЙ ЗЕЛИНСКИЙ
      
      
      ОПЫТ ПАМЯТИ
      
      
      
      
      2018
      
      
      
      љ C.А.Зелинский. Опыт памяти. Роман.
      
      Текст печатается в авторской редакции.
      Все права защищены. Никакая часть данной книги не может быть воспроизведена в какой бы то ни было форме без письменного разрешения владельцев авторских прав.
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      Аннотация
      Не надо было думать ни о чем. И при этом следовало подумать обо всем. И точно также на этом "всем" лежал отпечаток памяти. Памяти о былых событиях. Памяти о чем-то будущем. А может даже и просто памяти.
      И тогда уже я, человек, который прожил на данный момент определенную жизнь (хотя и полвека не срок) наверное должен о чем-то сказать. И если бы так сделали остальные, то может тогда бы всем нам в чем-то и стало хотя бы чуть легче проходить эту жизнь.
      Впрочем, у каждого ведь свой собственный путь...
      
      О книге
      Книга анализ, книга размышление, книга исповедь, и одновременно поиск ответов на такие, казалось бы, простые философские вопросы, но при этом за всей этой "простотой" скрывается порой невероятная сложность.
      Я никогда не испытывал сильного страдания о когда-то от меня ушедшем. Лишь сожаление быть может, что это случилось.
      Но проходило время, и чем больше повторялись события, тем явнее они становились "опытом памяти". И в этом (в воспоминаниях? Да нет - в анализе прошлого) быть может (в той или иной мере условности, конечно) и вообще заключается жизнь. По крайней мере моя.
      А у вас все иначе?
      
      Сергей Зелинский
      Опыт памяти
      роман
      
      
      "Если бы Бога не существовало, его следовало бы выдумать".
      Вольтер.
      
      
      Пролог
      Я, наверное, мог бы сейчас о многом рассказать. Но даже если я пока еще что-то забываю (анализ событий все-таки наиболее ценен, когда они уже почти забываются, а после вдруг вспыхивают яркими красками, отбросив от себя всякую эмоциональную шелуху), значит попросту еще не пришло время.
      Но ведь что-то помню. И наверное на этом "чем-то" уже и можно делать какие-то выводы. Пусть они будут пока преждевременными, даже, быть может, только набросками. Но подобного рода "наброски" - на мой взгляд - тоже ценны. И даже весьма.
      
      
      
      Глава 1
      Я не ведал, в чем была моя ошибка.
      Я не понимал, на каком этапе совершил то нечто, что краеугольным камнем легло в основание всего моего бытия.
      Но я знал, что все подобное способен исправить. И фактически уже в силах изменить судьбу. Ведь я и так с ней все время воевал. А если я за что-то взялся, рано или поздно должен выйти победителем.
      Да, вот еще. Судьба - это женщина. Быть может оттого я частично - одновременно и люблю женщин, и не считаю их за что-то серьезное. Помните старую русскую поговорку? Где сатана не сможет, туда бабу пошлет.
      
      
      Глава 2
      Я понимал, что бессознательное психики все равно довлеет надо мной. И независимо от моего сознания (и подсознания), оно так и будет решать вопросы бытия (и небытия). А если я и смогу что ли поделать, то это будут столь фрагментарные "мелочишки", что вроде как и к делу не относятся.
      Но вот на самом деле к анализу собственного бытия относятся даже порой самые мельчайшие детали. Ибо попросту именно такова жизнь.
      
      
      Глава 3
      Сама по себе словно напрашивалась какая-то истина. Но точно сказать о чем (и вообще, что это было) я не мог. А потому, все, что мне оставалось, фиксировать всю эту психологическую (сродни сновидческой по своей нелепости) бесконечность. И наверное даже ни на что не претендовать. Пожалуй так.
      ................................................
      
      Как я понимал, во всем моем деле (жизни) была всегда какая-то особого рода предначертанность, запрограммированность. Я делал все одинаково и никак не мог изменить общую канву собственной судьбы. Как после этого в эту самую судьбу не поверишь.
      Вы можете делать порой даже невероятные усилия, но, во первых, длительно подобное делать не сможете. А во вторых, совсем скоро поймете, что бьетесь как рыба об лед. Силы внешних обстоятельств словно всегда оказываются выше, лучше, сильнее. А все, что остаётся вам...
      Впрочем нет. Вы ведь нисколько (пока еще) не желаете останавливаться, и все пытаетесь и пытаетесь, все стремитесь и стремитесь вырваться из этих оков предначертанности свыше. Но вот всякий раз вдруг убеждаетесь, что это у вас не получается. И не от того, что вы делаете что-то не так, а просто не дано свыше. У всех своя колея, и двигаемся мы по ней, быстро или медленно, но вот не свернуть. Разве что, конечно, бросить все да перейти в другое место (на другой путь). Ну а если ваша колея имеет некое сверхъестественное (то, что люди не способны объяснить наукой - называют магией) свойство перемещаться вслед за вами? Ведь как ни крути, но недаром бытует пословица в народе "от судьбы не уйдешь". А пословицы - это то единственное, что передается из поколения в поколение, потому что люди всякий раз убеждаются в правоте сказанного (вырисовывая истину в пословицы да поговорки - для лучшего запоминания и устной передаче потомкам, ведь большинство поговорок да пословиц создано в царское время, когда большинство крестьян, постигавших мудрость собственным жизненным опытом, было неграмотно).
      И уже тогда выходит, что у тебя и правда нет иного пути, как следовать изначально "намеченному (не тобой... не тобой...) курсу. А все что можешь ты - лишь слегка что-то улучшить. Хотя и, к сожалению, видимо все равно лишь в рамках уже изначально задуманного (не тобой, не тобой, к сожалению).
      Но вот даже если и имеется у тебя действительно какое-то сожаление, то оно ведь фактически ни о чем. Так, сотрясание воздуха да и только. Да и, к слову, если долго переживать о чем-то, можно сойти с ума. Этак несильно быть может, но можно. Так что не стоит.
      
      
      Глава 4
      Вся наша жизнь есть непременный опыт памяти. То, как это было когда-то - фактически сформировало все то, что с вами происходит сейчас. Ведь это происходит именно с вами - потому что ваша психика работает таким образом, что дает случаться тем или иным обстоятельствам. А с другими подобного не бывает. Не задумывались почему?
      ...............................................
      
      Я совершал своего рода подвиг. Кому-то от рождения достается болезнь тела, а кому-то души. Мне последнее. И всю жизнь я преодолевал собственную психологическую ущербность. И даже, этак "по-еврейски" (корни, однако; прадед по отцу был польский еврей), обращал "минус в плюс". Ну, или вернее, всю свою жизнь стремился обратить.
      ...................................................
      
      Необходимо всегда пользоваться моментом. Мне жизнь давала столько благ, что порой я совсем забывал, что случается и нечто иное. Видимо так особенно ярко проявлялось, пока были живы родители (внезапная смерть в результате двойного убийства оборвала их жизнь в ночь с третьего на четвертое мая две тысячи третьего года; они были убиты в своей квартире, почти под утро, каждому нанесено не менее двадцати пяти - тридцати ножевых ранений; после этого мой мир пошел совсем по иному сценарию; по крайней мере не так, как у большинства из вас).
      ....................................................
      
      * * *
      1
      Я не верил, что тебя больше нет,
      Я боялся себе в том признаться.
      Я сложил из ромашек букет,
      И заставил себя улыбаться.
      
      2
      Видел я - как смутится она,
      А потом потихоньку заплачет.
      Ну а я - скажу не тая
      Что люблю,- и тут же заскачет
      
      В пляске нерв в изможденной душе,
      Разрывая сознание в клочья.
      Слишком поздно признался тебе,
      И вонзаются в сердце сучья
      
      Недосказанных слов и обид.
      И рыдает память; и раной
      Кровоточит мой мозг, и спит
      Вечным сном моя милая мама.
      
      Эти стихи я посвятил своей маме.
      ................................................................
      
      Неумолимо бьет нас всех судьба,
      Выдергивая лучших в одночасье.
      Устало изможденная слеза
      Сползла морщинкой и похоронила счастье...
      
      Это родителям, и наверное будет на моей могиле.
      .....................................................................
      
      * * *
      1
      В тумане утреннем тесня ночную мглу,
      На горизонте адовым багрянцем отливая,
      Лениво выползало солнце, и судьбу
      Да что судьбу,- две жизни обрывая.
      
      2
      В былом столетье встретившись - они не расставались,
      Гранит крошился в пыль - а их любовь цвела.
      И жизнь давая сыновьям - она ему призналась:
      Я в этой жизни - лишь тебя ждала.
      
      И он от этих слов пьянея как мальчишка,
      Готов был на руках любимую носить;
      ...Все в прошлом. Осталась не дочитанною книжка
      На столе. И память. И мысли горькие: как жить?
      
      Как дальше жить, их нет, на рану
      Похожа стала моя жизнь;
      И ночью просыпаясь, зову я папу, маму
      И тишина в ответ... держись.
      
      Держись, хочу воскликнуть сам себе я,
      Но понимаю вдруг: к чему? зачем?
      С тех пор живу я ни во что не веря,
      Не ожидая больше перемен.
      
      Это почти сразу после их смерти...
      ...................................................................
      
      * * *
       Ко всем любовью упоенный,
      Безгрешной нежностью томим
      Покоится - одухотворенный
      Уже бескрылый серафим.
      
      Это видимо разочарование в несбывшихся надеждах собственной мечты.
      ............................................
      
      * * *
      Спасибо добрый друг, за то, что посетил
      Последний наш приют уединенный.
      И не вини себя,- живи так, как и жил
      Да будь любовью к жизни упоенный.
      
      А что до нас, - одно хотели попросить -
      Уж ты не откажи нам в просьбе этой,
      При жизни было что не так - простить,
      А мы уж всех простили на том свете.
      
      Ты оглянись вокруг - какая красота!
      Не правда ли - еще бы жить да жить!
      Но такова уж доля и судьба,
      Что нам пришлось так рано уходить.
      
      Но ты живи, наш добрый друг, живи
      За нас, за всех, за тех - кто с нами рядом.
      Лишь иногда под шум листвы к нам приходи,
      А плакать, - нет, мой друг, не надо...
      
      Памяти родителей
      * * *
      Удар судьбы - пощечина богам,
      Нарушены все связи во вселенной.
      Отняли то, что сам бы не отдал
      Не при каких делах, раскладах, переменах.
      
      И жизнь хлеща по изможденным нервам,
      Я торопил судьбу, крича: скорей!
      Хотел успеть всегда быть только первым,
      И ободрял себя - смелей!
      
      Не оставлял я права на ошибку,
      Сомненья гнал и с храбростью дружил.
      Да, каюсь, забывал вечернюю молитву,
      Но уж такого, право, я не заслужил...
      ..................................
      
      Неприглядное серое утро,
      И дорога струится вдаль.
      Шел я по ней понуро,
      Размышляя о прошлом, как встарь
      
      Было время, еще мальчишкой
      Бегал я на соседский луг.
      И по детски хватал я лишку,
      Обрывая цветы все вокруг.
      
      Я домой возвращался с охапкой,
      Мать журила с улыбкой меня.
      А мне было, друзья, так сладко
      От того, что любила меня.
      
      А потом, повзрослев, поздней ночью
      Приходил я, бывало, домой;
      И ступал осторожной поступью,
      Мать же тихо молилась - живой.
      
      ...Все прошло в этой жизни унылой,
      Да и дома того уже нет.
      И все чаще приходя к могиле,
       Я ищу у судьбы ответ.
      
      А это одно из самых любимых маминых стихотворений из моего раннего творчества (написал я его в семнадцать, после сжег, она его восстановила по несожжённым страницам - сжигал я несколько тетрадей стихов), дописал уже после ее смерти.
      .........................................................
      
      * * *
      Не век утраченных иллюзий,
      Не суматошность бытия,
      Услада горестных коллизий
      Прошла навек мимо меня.
      
      Мне не догнать ее, напрасно
      Печально вслед лишь ей смотрю.
      Как будто кажется забавно
      Что до сих пор еще живу...
      
      Где-то через год после смерти родителей...
      ...................................
      
      Памяти родителей
      * * *
      Они ушли, безропотно и скорбно,
      Рыдаю вслед - не изменить судьбу.
      Кто на кресте, кто за Христом, и больно
      Остаться жить, зачем? ответа не найду.
      
      Они ушли, а с ними и эпоха,
      Не нужно больше ничего, один
      На парапете вечности стою я
      Быть может сон, и мы тогда все спим.
      
      Они ушли, осталась пустота,
      А вместо сердца - огненная рана.
      Оковы времени задвинули врата.
      Быть может за грехи мои расплата?
      
      И я уйду, уйду я вслед за ними,
      Туда, где нет ничего, и где наверное есть все.
      Изменится ли что, ведь все равно навеки,
      Останется тревога, боль, разочарованье... нет, больше ничего...
      
      Это примерно через год после смерти и в день рождения моего родного младшего брата, очень сильно переживавшего за гибель родителей (брат намного честнее, светлее, ранимее и чище чем я).
      ............................................
      
      * * *
      1
      Осталось память нам похоронить,
      А с нею тех, не удалось кому дожить,
      А все же может это были мы,
      Иль ошибаюсь я, и это сны.
      
      Я, право, не решив, - решаю,
      А впрочем: мне ль не знать,- и знаю
      Что я могу, о чем молчу,
      А может правда - просто сплю.
      
      
      2
      Но если вознесется луч надежды
      О чем мы, впрочем, говорим?
      В чертополохе слов невежды
      Запутаешься в истине, не веря, что творим
      
      3
      Он так и не пожил, вернее, не дожил он
       До наших дней, передо мною пустота.
      И по росе, и по траве примятой мною, им?
      В безмолвии брожу один лишь я.
      
      P.S. Внезапно, поздно и случайно,
      Вдруг понимая: это все и про меня...
      
      А это также через год после смерти, в день рождения отца, родившегося двадцатого мая тысяча девятьсот сорок шестого года; мама родилась в том же году, шестнадцатого января).
      
      
      Глава 5
      Я всегда словно боялся быть слишком "хорошим", чтобы после не мучиться, что я именно такой. Ведь согласитесь, "плохим" быть все-таки намного легче. По крайне мере не мучает "чувство вины".
      А это ведь и правда очень мучительное чувство. И все дело в том, что развитие состояний тревожности и беспокойства - базируются на появлении так называемого "чувства вины". Именно чувство вины является причиной возникновения беспокойства, а также еще ряда состояний психики: страхи, психозы, навязчивые состояния, которые вполне можно охарактеризовать как нарушения психического здоровья, то есть отклонений от принятых норм, норм поведения - ориентированных, опять же, на своего рода стереотипность восприятия индивида в социуме. По отношению к социуму. Норм поведения (закладываемых правил, установления ценностей, условий возможности существования в рамках цивилизации) принятых в среде обитания человека.
      Начало зарождения чувства вины Фрейд видел в Эдиповом комплексе. Когда нескольколетний ребенок испытывает либидозные инстинкты по отношению к матери - в подсознании зарождается чувство вины из-за сего факта. Таким образом самым важным событием истории детской сексуальной жизни является половое влечение к матери и связанная с ним ненависть к отцу, так называемый Эдипов комплекс. Первым объектом эротических влечений человека является его мать. Отношения ребенка к матери с самого начала резко сексуальны. Ребенок тянется в постель к матери, прижимается к ее телу, и смутная память его организма влечет его к возвращению назад в тело матери. Таким образом ребенка органически влечет к инцесту (кровосмесительству). Рождение инцестуозных желаний, чувств и представлений при этом совершенно неизбежно. Союзником в этих влечениях маленького Эдипа становится его отец, который навлекает на себя ненависть сына. Ведь отец вмешивается в отношение ребенка к матери, не позволяет брать его в постель, заставляет быть самостоятельным, обходиться без материнской помощь и прочее. Отсюда у ребенка является инфантильное желание смерти отца, которая позволила бы ему нераздельно владеть матерью. Так как в душе ребенка в ту эпоху его развития еще нераздельно господствует принцип наслаждения, то нет никакого предела для развития как и инцестуозных, так и враждебных стремлений, желаний и связанных с ними разнообразных чувств и образов. Когда принцип реальности получает силу и голос отца с его запретами начинает мало-помалу перерабатываться в голос собственной совести, начинается тяжелая, упорная борьба с инцестуозными влечениями и они вытесняются в бессознательное. Весь Эдипов комплекс подвергается полной амнезии (забвению). На месте вытесненных влечений рождаются страх и стыд; их вызывает в душе сама мысль о возможности полового влечения к матери. Цензура прекрасно выполнила свое дело: сознание человека со всею искренностью протестует против самого намека на возможность Эдипова комплекса.
      Также, прослеживая развитие в психике индивида чувства вины, Фрейд предлагает нам вернуться еще более назад, к первобытнообщинному строю, доказывая, что чувство вины было вызвано убийством вождя племени (убийство отца старшими сыновьями). После подобного рода убийства - наступало поедание праотца. Клан умерщвляет жестоким образом свой тотем по торжественному поводу и съедает; при этом члены клана по внешнему виду имеют сходство с тотемом, подражают его звукам и движениям, как будто хотят подчеркнуть свое тождество с ним. При этом акте сознают, что совершают запрещенное каждому в отдельности действие, которое может быть оправданно только участием всех; никто не может также отказаться от участия в умерщвлении и в трапезе. По совершении оплакивают. Но вслед за скорбью наступает праздник. В один прекрасный день братья убили и съели отца и положили таким образом конец отцовской орде. Они осмелились и вместе совершили то, что было невозможно каждому в отдельности. Жестокий праотец был образцом, которому завидовал и которого боялся каждый из братьев. В акте поедания они осуществляют отождествление с ним, каждый из них усвоил себе часть его силы. Тотемическая трапеза - первое празднество человечества, была повторением и вспоминанием этого преступного деяния, от которого взяли свое начало социальные организации, нравственные ограничения и религия. Для того чтобы - не считаясь с разными предположениями - признать вероятными эти выводы, достаточно допустить, что объединившиеся братья находились во власти тех же противоречивых чувств к отцу, которые мы можем доказать у каждого из детей, а также у невротиков, как содержание амбивалентности отцовского комплекса. Они ненавидели отца, который являлся таким большим препятствием на пути удовлетворения их стремлений к власти и их сексуальных влечений, но в то же время они любили его и восхищались им. Устранив отца, утолив свою ненависть и осуществив желание отождествиться с ним, они должны были попасть во власть усилившихся нежных душевных движений. Это приняло форму раскаяния, возникло сознание вины, совпадающее здесь с испытанным всеми раскаянием.
      Отдаляясь от причины зарождения чувства вины в психике индивида, замечу, что специфика существования чувства вины накладывает свой неизгладимый отпечаток на психику человека, не только являясь причиной возникновения симптоматики различных заболеваний, из которых тревожность и беспокойство лишь как следствие (одно из многих) существования факта подобного рода, но и чувство вины, присутствуя в бессознательном, является причиной формирования многих (если не большинства, если не всех) поведенческих мотивов данного человека. Ну и конечно же, чувство вины одна из причин формирования неврозов и является одним из неотъемлемых факторов, сопровождающих невротиков на фоне их беспокойной жизни. Сама по себе теория неврозов была бы неполной, если бы мы не коснулись изначального положения развития неврозов. И уже в данном случае мы должны подойти к теме так называемых травматических неврозов. Симптомы травматических неврозов следующие: а) блокирование или снижение функций "Эго"; б) приступы неконтролируемых эмоций, особенно тревоги и гнева; в) бессонница или тяжелые нарушения сна с типичными сновидениями, в которых снова и снова переживается травма, полное или частичное проигрывание травмирующей ситуации в дневное время в форме фантазий, мыслей, чувств; г) осложнения в виде психоневротических симптомов.
      Попробуем несколько остановиться и разобрать каждое несколько подробнее.
      Блокирование и снижение функций эго (Я). В данном случае характерно обращение психики индивида (в качестве возможного соотнесения к одному из способов защит) к детским периодам развития. Вследствие, своего рода, регрессии. Среди ярко выраженных форм блокирования следует обратить внимание на снижение сексуального интереса. Сексуальные интересы у травматических невротиков уменьшаются и мужчины очень часто страдают временной импотенцией.
      Одной из форм нервного расстройства являются так называемые эмоциональные приступы. В данном случае индивид зачастую характеризуется вспышками немотивированной злобы и агрессии. Для него также характерно общее состояние возбуждения, когда нахождение в каком-либо фиксированном состоянии (требующем покоя и умиротворенности) вполне прагматично. Например, находясь в подобном состоянии, невротикам практически невозможно сосредоточиться на выполнении какой-либо монотонной работы, требующей сосредоточенности. Скажем, чтения или письма. Приступы тревоги представляют собой повторение раннее травматических состояний. Состояние переполнения перенаправленным возбуждением субъективно переживается очень болезненно, и качество этой боли схоже с тревогой. Причина - отчасти в собственно непреодолимом внутреннем напряжении, отчасти в вегетативных аварийных разрядках. Таким образом, тревога и гнев травматических невротиков представляют собой разрядки возбуждения, возникающих в травмирующих ситуациях и не получившего достаточной разрядки. Специфичность их природы часто объясняется испытанными в процессе травмы эмоциями (или эмоциями, возникшими, но не пережитыми.
      Бессонница. Как известно, сон основной способ релаксации. И в данном случае вполне закономерно, что травматический невроз бьет, что называется, по самому дорогому, то есть нарушает сон, и как следствие - подобное способствует сохранению возбуждения в центральной нервной системе. В случаях же когда сон все же становится возможен, в сновидениях невротиков травма так или иначе отыгрывается вновь. Причем повторение травмы возможно и в состоянии бодрствования.
      Психоневротические осложнения - возможны в случаях, когда "Я" индивида не справляется с находящимися в постоянном желании прорваться атаками бессознательного. В случаях, когда подобное случается, можно говорить, что прежний баланс между вытесненными побуждениями и вытесняющими силами нарушает тяжелая травма. В таком варианте развития событий травма может вызвать страхи или депрессии. В данном случае уместна аналогия между страхами, возникающими в процессе утраты любви и в результате так называемого "предательства" родителей (Эдипов комплекс). Такие люди переживают травму как предательство судьбы, которая отказала в дальнейшей защите. И тогда уже замечу, что основу психоневрозов составляет невротический конфликт.
      Кроме того могу предположить, что в основе невротического конфликта лежит состояние тревоги. Сама тревога - это проявление неконтролируемого напряжения. Невротический конфликт усложняется - когда тревога замещается чувством вины. Чувство вины представляет собой тревогу с определенным топическим отнесением: "Эго" испытывает тревогу по отношению к "Альтер-Эго". Кстати, достаточно интересно, что чувство вины, по всей видимости, можно отнести к формированию в оральный период развития (так называемый оральный период развития младенца). Словно в подтверждение этого предположения служит отказ от пищи невротиков во время, например, депрессии. В какой-то мере это уход из невротической реальности, если противопоставить симптом возникновению невроза и проблему, причину его возникновения. И уже тогда, одна из форм освобождения от симптоматики будет заключаться в том, чтобы поставить себя как личность "над проблемой". То есть рассматривать "проблему" с позиции "возвышения над ней". Нивелировать ее сущностное восприятие. Не идеализировать случившееся (психотравму в данном случае), а возвыситься над ней. Быть может - просто взглянуть на данную проблему с другой плоскости восприятия. И уже тогда сама проблема вероятно не покажется таковой.
      В какой-то мере нечто подобное используется в гештальт-терапии, когда идет разделение среды на составляющие фигуры (то, что в данный момент более важно для индивида), и фона (то, что отходит на второй план). Также любопытен в данном отношении психосинтез. Например, в соответствии с принципом разотождествления (метод разотождествления и работа над субличностями - два основных метода в психосинтезе Ассаджиоли) мы раскладываем "мыслеобразы" нашего сознания (любая проблема так или иначе осознается нами, а потому находится в сознании, проецируя, соответственно, мысль о ней) на составляющие, контролируя каждый из них. Иными словами, нам следует наблюдать их холодно и бесстрастно - так, как если бы они были просто внешними природными явлениями. Необходимо установить между собой и ними психологическую дистанцию и, удерживая эти комплексы и мыслеобразы на расстоянии, спокойно изучать их происхождение, их природу и - их глупость.
      Следует, пожалуй, отдать должное и так называемой позитивной психотерапии Пазешкиана. Согласно данному виду терапии, проблема рассматривается с каких-либо позитивных позиций. То есть опять в данном случае мы раскладываем существующую диспозицию (конфликт) между сознанием и бессознательным на ряд составляющих (как бы вычленяя их из проблемы) и рассматриваем каждую по отдельностям, пытаясь отыскать в ней позитивные стороны. И уже тогда, основной целью позитивной психотерапии является желание изменить точку зрения о проблеме. Убрать зачастую достаточно превалирующий негативный аспект восприятия (что, в свою очередь, так или иначе пересекается со спецификой стереотипичности мышления: когда - подсознательно - от случившегося мы ждем больше плохого, чем хорошего). Позитивная психотерапия - это терапия, центрированная на конфликте. Поэтому лечение начинается с тщательной проработки самого конфликта. Если представить конфликт в виде картины, то пациента можно сравнить с человеком, настолько близко подошедшим к картине, что он отчетливо видит только ее детали, но не в состоянии рассмотреть ее целиком. А поэтому и не понимает ее смысла. Вот почему на первом этапе лечения психотерапевт должен помочь пациенту как бы отстраниться от создавшейся конфликтной ситуации, рассмотреть ее со стороны.
      Несомненно, заслуживает внимание еще целый ряд методик, так или иначе приближающих нас к пониманию проблемы, а значит в той или иной мере способствующие отдалению (высвобождению) симптоматики невротической тревоги и беспокойства (беспокойство - как специфическое следствие тревоги и тревожности). Однако мне хотелось бы пояснить, в чем же заключается так называемый синдром ошибочного присутствия чувства вины?
      Впрочем так или иначе ответ на данный вопрос был уже дан. А потому в дополнение вполне можно рассматривать ситуацию с неких резюмирующих позиций, в той или иной мере подытоживающих предыдущие размышления по данному вопросу. И уже тогда могу заметить, что чувство вины, ее присутствие в психике индивида, вполне можно рассматривать как признак невротичности натуры. Если дистанцироваться от сопоставления чувства вины с понятием совести (ибо напрашиваются достаточно явные параллели), то можно заключить, что возникновение чувства вины возможно лишь в случаях изначальной предрасположенности человека к конфликтам. Иными словами, зарождение чувства вины происходит на какой-либо раннее "сдобренной" почве, где все готово к появления сего факта. А значит следует говорить, что чувство вины не только является следствием общей невротичности личности (или следствием какого-либо невроза), но и предтечей его. Потому что как то, что там, где существует невроз, можно говорить о зарождении чувства вины, точно также там, где чувства вины - почти наверняка это явилось следствием невроза. Это, если можно так выразиться, взаимодополняемые понятия, так же как и взаимоисключающие, потому как при отсутствии одного - почти наверняка мы будем наблюдать и отсутствие другого. И иного, как говориться, не дано.
      Рассматривая вопрос тревоги, беспокойства, мне хочется обратить внимание на проявление психикой защит в ответ на подобные раздражители психического аппарата. Защиту "Я" можно разделить на успешную (в результате которой наступила своеобразная блокировка нежелательных побуждений) и безуспешную (характеризующейся повторением процесса запретных побуждений). Несмотря на то, что граница между двумя вариантами защит, по всей видимости, недостаточно очерчена, хочется обратить внимание, что не всегда возможно провести параллель между влечением, измененным под влиянием "Я", и влечением, появившемся в результате запрета "Я", и оттого являющейся непризнанным данной инстанцией. В данном случае любопытны для рассмотрения именно подобные варианты защит. Тем не менее, это совсем не значит, что "успешные" защиты полностью игнорируются. Например, сублимация. В данном случае под сублимацией можно иметь в виду и защиты, общий признак которых можно охарактеризовать как защиты, сублимированная разрядка в которых произошла искусственным путем.
      Достаточно интересен механизм отрицания. Как известно, отрицание - одна из форм защит психики, при которой какие-либо ярко выраженные факты прошлого или настоящего оказываются в вытесненном в бессознательное вследствие отказа психики индивида от их восприятия. В ряде случаев возможно появление замещающего объекта. При этом конечно же искажается смысловая характеристика какого-либо определенного факта прошлого опыта, но можно говорить о той или иной роли сохранения объекта в памяти. Иногда борьба между отрицанием и памятью доступна непосредственному наблюдению. Досадное событие то признается, то отрицается. Если в этой ситуации восприятию или памяти предлагается замещающий объект, хотя и относящийся к неприемлемому объекту, но безвредный, заместитель принимается и борьба завершается в пользу вытеснения. "Эго" изыскивает в своем хранилище образы, которые можно предложить сознанию в качестве заместителя.
      Проекция. Возможность появления проекции связано с тем, что индивид (его психика) значительно легче принимает информацию об опасности (как и саму опасность) снаружи, извне, нежели чем изнутри. В какой-то мере это может быть связано с тем, что целый ряд защит становятся эффективными против внешних раздражителей. Проекция осуществляется образом, когда некогда отринутые ("Эго", "Я") эмоции и волнения оказываются вновь востребованными. Точнее - проявляется возможность для принятия их. При этом оскорбительные побуждения приписываются другому лицу вместо собственного "Эго". Таким образом, для защитного механизма проекции справедливо то же самое, что для тревоги и чувства вины: архаические реакции, которые в раннем периоде развития непроизвольны, позднее приручаются и используются в защитных целях. Обращаю внимание, что подобный вариант защиты возможен лишь в случаях, когда наблюдается нарушение у "Я" чувства реальности (вследствие нарциссической регрессии).
      Интроекция. В какой-то мере можно заключить, что интроекция - прототип раннего могущества, оказываемого ребенком на взрослого (например напрашивается некая аналогия с анальной фазой развития младенца, когда он показным вниманием к своим фекалиям управляет взрослыми. Если захочет внимания и любви - покакает. Если нет - не станет). Отсюда можно заключить, что интроекция может считаться наиболее архаичной нацеленностью на объект. А идентификация посредством интроекции - наиболее примитивным типом отношения к объекту.
      Вытеснение. Вытеснение выражается в ненамеренном (бессознательном) забывании ситуаций, которые или позиционируются как запретные варианты удовлетворения либидо, или выражаются в намеках на них. В данном случае наблюдается блокировка осознания факта наличия желаний. Однако нисколько не означает, что вытеснение из сознания - это окончательное избавление. В определенные моменты можно говорить о внезапном поступлении раннее вытесненной информации из бессознательного в сознание и тем самым превращение раннее вытесненного желания - в симптоматику психопатического или психопатологического заболевания. Также напомню о проведении Фрейдом аналогии между вытесненным бессознательным и проявлением того в сновидениях. В течении ночи вереница мыслей, вызванных к жизни дневной духовной деятельностью человека, находит связь с какими-либо бессознательными желаниями, которые имеются у сновидца с раннего детства, но которые обычно вытеснены и исключены из его сознательного существа. Эти мысли могут стать снова деятельными и всплыть в сознание в образе сновидения, о скрытом смысле которого он как правило ничего не знает и следовательно не догадывается о содержании того, что находится в вытесненном бессознательном. Прототипом для Фрейдовского понимания действия сформировавшихся механизмов защиты было описание им сопротивление вытеснения. Сопротивление вытеснения возникает тогда, когда пациент защищается от импульсов, воспоминаний и чувств, которые, если проникнут в сознание, приведут к болезненному состоянию или к угрозе возникновения такого состояния. Как обращала внимание младшая дочь Фрейда, Анна Фрейд (также ставшая профессором как и папа), у ребенка, который овладевает своими детскими конфликтами в истерической или навязчивой форме, патологии выражены сильнее. Такой ребенок лишен контроля над частью своей аффективной жизни из-за произошедшего вытеснения. Его "Я" претерпело реактивное изменение. Теперь, для того чтобы в дальнейшем обеспечить безопасность вытеснения, большая часть активности таких детей расходуется на поддержание антикатексисов. Именно на них впоследствии и возлагается обеспечение безопасности. Эта трата энергии не проходит бесследно. Она проявляется в сокращении других видов активности и торможения. Однако, разрешив конфликты с помощью вытеснения, "Я" ребенка все же находится в покое. Хотя патологические последствия этого процесса неизбежны. Страдание "Оно" вторичны и являются следствием невроза, который формирует вытеснение. Результатом этого является то, что "Я" овладевает своей тревожностью, избавляется от чувства вины и удовлетворяет свою потребность в наказании, по крайней мере в пределах истерии обращения или невроза навязчивости. Разница в использовании способов защиты "Я" заключается в следующем: если "Я" прибегает к вытеснению, то формирование симптомов избавляет его от необходимости овладевать своими конфликтами; если же "Я" прибегает к другим способам, эта проблема остается. Поскольку вытесненное продолжает существовать на бессознательном уровне и формирует дериваты, вытеснение никогда не происходит раз и навсегда, на его поддержание требуется непрерывный расход энергии, вытесненное постоянно стремится к разрядке. Затрату энергии можно наблюдать в клинических феноменах: например, в общем истощении невротика, расходующего энергию на вытеснение и поэтому испытывающего ее недостаток при реализации других целей. Этим объясняются некоторые виды невротической усталости. Типичное невротическое чувство неполноценности соответствует энергетическому истощению. У невротиков формируются установки во избежание ситуаций, в которых возможна мобилизация вытесненного материала (фобии). Возникают даже установки, противоречащие изначальным побуждениям, гарантирующие, что вытесненное остается вытесненным.
      Реактивные образования. Хочу обратить внимание, что некоторые виды защит способны представлять собой некие промежуточные этапы, между вытеснением и реактивным образованием. Можно привести пример с истеричной матерью, которая поляризирует свои взрослые взгляды на ребенка, от гнева и недовольства до утрированной любви к нему. Дескриптивно это отношение можно назвать реактивным образованием, но в данном случае не подозревается изменение целостной личности в направлении доброты и уважительности. Доброта ограничивается одним объектом, и даже здесь ее приходится "реставрировать" всякий раз, когда того требуют обстоятельства. У компульсивного невротика, напротив, развивается истинное реактивное образование против ненависти, и он навсегда превращается в ригидно-добропорядочную личность.
      Аннулирование. Зачастую подобный механизм защиты проявляется в желании сделать что-то противоположное раннее сделанному. Но иногда возможно и вполне типичное повторение собственного действия, произведенного раньше. Психоаналитическое объяснение двум взаимно противоположным действиям может заключаться в том, что в первом случае индивид производит какое-либо действие с некоей инстинктивной верой в то, что если действие повторяется в другом душевном состоянии, то установка уничтожается. Во втором случае навязчивость продиктована стремлением высвобождения от некоего "тайного" смысла бессознательного, придав ему, быть может, обратное значение.
      Изоляция. В данном случае речь идет о бессознательном избавлении психики индивида (изоляция - один из вариантов защит) от каких-либо сознательно травмирующих ситуаций или моментов, создавая интервалы времени, не позволяющие действиям наслаиваться одно на другое. Например, возможна безэмоциональность при обсуждении волнующего его события, а потом вспышка неадекватных эмоций по поводу совсем нейтральной (его типичному восприятию) позиции. Многие дети пытаются разрешить конфликты, изолируя определенные сферы жизни: например, школу от дома, общественную жизнь от тайн одиночества. В одной из двух изолированных сфер обычно проявляется инстинктивная свобода, в другой - благопристойное поведение. Расщепляются даже личность и сознание. Существуют как бы два ребенка, хороший ребенок не несет ответственности за поступки плохого ребенка. Знаменитые случаи раздвоения личности следует рассматривать как изоляцию или вытеснение в зависимости от того, насколько индивид в одном состоянии знает о существовании другого состояния. Эти случаи показывают, что изоляция и вытеснение по существу родственные явления. В какой-то мере изоляция как защита любопытна в ситуации, когда словно подсознательно нам что-то подсказывает не акцентировать внимание на какой-либо отдельной проблеме. То есть не уделять этому внимание все время, постоянно. Попытаться, если можно так выразиться, оставить проблему в ситуации рожденной ей. Потому как наверняка, не можем мы все время находится в плоскости одних и тех же размышлений. Это и есть болезнь. Когда болезненный синдром, заволакивает ваши мысли и сопровождает постоянно. Почти непременно следует отделить мысли о проблеме - от остальных мыслей. Предназначенных другому случаю. Совсем иной ситуации. И уже в этом плане достаточно уместно будет вспомнить о изоляции. Изоляции, позволяющей отделить одно событие в нашем воображении от другого. И тем самым нивелировать проблему. А значит в какой-то мере и освободиться от нее.
      Защита от чувства вины. Рассматривая чувство вины - достаточно уместным будет осветить вопрос и защиты от постулирования в жизнь индивида данного чувства вины. И уже тогда можно напомнить, что чувство вины имеет целый ряд защит. Данные типы защит в большей степени характерны для неврозов, при которых "Я" ("Эго") испытывает двойное давление и со стороны "Оно" и со стороны "Сверх-Я" ("Альтер-Эго"). Чувство вины может вытесняться, проецироваться (когда в совершении нежелательного поступка обвиняется кто-то другой), квазипроецироваться (когда для совершения поступка имеется напарник, на которого в последующем и перекладывается вина); имеет место быть порицание, укор другим за то, что могли бы сделать сами; также достаточно характерен пример с излишней навязчивостью, общительностью, внезапной словоохотливостью. В этом случае вполне можно заподозрить некую невротическую реакцию, проявлявшуюся в стремлении невротика заглушить собственное чувство вины посредством получения одобрения за то, что внутренне переживается как запретное. Изоляция чувства вины может встречаться, когда, например, индивид совершает какой-либо проступок с достаточно заметным эмоциональным равнодушием; тогда как - за совсем безобидный поступок вполне искренне раскаивается.
      Также состояние "чувства вины" я подытожу на примере одного из моих любимейших классиков литературы Франца Кафки.
      Франц Кафка. Чувство вины.
      Среди исследований творчества Кафки различными авторами в какой-то мере упускается одна немаловажная деталь, заметная лишь при психоаналитическом подходе к анализу творчества. Это - "чувство вины". Чувство вины, которое у Кафки было не только развито в гиперболической степени, но и являлось основополагающей и мотивирующей позицией возможности (да и вообще необходимости) творчества. И уже тогда, как раз на это (причем, как на сами причины возникновения чувства вины, так и на следствие подобного развития) следует обратить особое внимание.
      Так или иначе, это рождающееся (и постоянно поддерживаемое им) чувство вины было некой, если можно так выразиться, объяснительной нитью, связывающей до того, казалось, разрозненные этапы собственной жизни. И конечно же, мотивы поведения героев его произведений. Все они: и Йозеф К. ("Процесс"), и К. ("Замок"), и Карл Россман ("Америка"), и Грегор Замза ("Превращение"), да и тот же самый Георг Бендеман ("Приговор") - не только мучились чувством вины (за какие-то, быть может даже абстрактные и некогда не существовавшие, но на подсознательном уровне более чем явственные, и уже отсюда становящиеся все более и более осознаваемыми, поступки; хотя, как бы то ни было, ни мотивы, ни, главное, ответ на вопрос: "за что?", - так никем из них и не был никогда разрешен), но и даже в большей мере, все герои произведений Кафки понимали, что, по всей видимости, расплата (уже наступающая "на пятки" своей антивеселостью, грустью, тоской и абсурдом возникновения) неминуема. А раз так, то вслед за приближением ее (и, опять же, осознаванием пока только на уровне подсознания: как нечто, что, по всей видимости, конечно же должно случится, но вот когда?.. Да и случится ли вообще?..), уже получала все права именно на "законность" наступления этого чувства. Хотя, замечу, это "понимало" лишь только сознание (достаточно быстро сдавшее свои позиции и легко впустившее в себя самое первое зарождение сомнений, находящихся доселе исключительно в бессознательном), тогда как подсознание (словно освободившись от груза ответственности), уже грозило воспротивиться столь явному вмешательству. А потому и всячески противились осознанию (казалось бы и ожидаемого ими) чувства вины и Йозеф К. (все пытавшийся "достучаться" до суда в поисках причин обвинения), и К. (подступающегося с разных сторон к неприступному руководству "Замка"), и Карл Россман (все чаще и чаще задававшегося вопросом: "за что?"), и Грегор Замза, даже, казалось бы, уже готовый осознать себя в роли жука. Да и Георг Бендеман до самой смерти не сдается в попытке "убедить" отца в своей "лояльности". Все они подсознательно пытались как-то сопротивляться наступлению чувства вины. Хотя надежда что "все образуется" отпала даже у безумно любившей Грегора Замзу, его сестры - Греты.
      Но тогда уже, почти вслед за появлением чувства вины, должна была наступить (или хотя бы значительно приблизиться) и "расплата". А вот этого-то в полной мере почти никогда и не происходило. (И даже в "Процессе", когда вроде бы и совершается правосудие, но на самом деле это происходит скорее уже в "редакторской обработке" друга Кафки Макса Брода, правившего рукопись после смерти автора; тогда как сам Кафка вероятно оставил и банковского клерка К. и читателей перед размышлением: произойдет ли на самом деле ожидаемый с первых страниц финал, то есть сама смерть, казнь главного героя, или ситуация еще может как то разрешиться в иную пользу). И "злоключения" Карла Россмана ("Америка"), землемера К. ("Замок"), в том неоконченном варианте, в каком нам оставил эти романы Кафка, как бы то ни было, но тоже остаются без видимого "финала".
      Впрочем, если говорить о какой-то "предрешенности смерти", то по всей видимости (и это явно бросается в глаза чуть ли не во всех произведениях Кафки, особенно в романах), подобный как в "Процессе" или "Приговоре" конец повествования все же необратим в своей страшной последовательности наступления конца земного бытия. (Хотя, иной раз, вместо главного героя, смерть принимает, например, как офицер в "Исправительной колонии", другой человек). И уже можно предположить, что подобный финал (смерть) как бы изначально запрограммирован подсознанием (его содержанием) самого Кафки. Ведь одной из аксиоматических истин является то, что всё (зачастую почти всё) что происходит с героями произведений, так или иначе берет основу именно в подсознании автора. И только в его бессознательном следует искать нити руководства над тем или иным поступком (в большей мере неосознанной мотивированности его); и тогда уже само действие существует как бы независимо от воображения. Ибо на воображение (воображение - как результирующая основа творчества), оказывает непосредственное влияние бессознательное. А корни самого бессознательного следует искать именно в каких-нибудь симптомах (будущих симптомах - будущей болезни), оказавшихся вытесненным (не принятым сознанием) именно в бессознательное. (Если окунуться еще глубже, то почти так или иначе, мы столкнемся именно с Эдиповым комплексом. И тогда уже, как раз в самом первом возникновении "неосознанного инцестуозного желания", и в еще большей степени, - чуть позже, когда приходит какое-то осознание всей чудовищности подобной мысли, - становятся заметны начало всех будущих бед и страданий как самого Кафки, так и героев его произведений. А потому, как следствие Эдипова комплекса, будет и появление начала "зарождения" чувства вины, словно моток проволоки наматывающего на себя остальные мотивы, которые к тому времени, когда ребенок вырастает, превращаются в более тяжкие оковы, от которых совсем и не так-то легко, а быть может и вовсе невозможно, избавиться. По крайней мере Франц Кафка вынужден был - и жить с ними, и смириться).
      И тогда уже понимаешь, что это чувство вины превратилось во что-то необратимо-важное для тебя. Да и значит оно для тебя несравнимо больше, чем раньше. И в причине "не избавления" от него - заключено желание. Желание жить с ним. Смириться с его существованием. И уже получается, что ты не можешь от него избавиться, - лишь потому что не хочешь. Совсем не хочешь. Хотя можешь пытаться (по крайней мере официально, для всех) завуалировать эту попытку "избавления". Например, представив за некое (свое) "самое сокровенное" желание. Но это только для других. Ибо внутри, в глубине себя, понимаешь, что это совсем даже не так.
      И тогда уже Кафка, подсознательно понимая, что вынужден с этим самым чувством вины (вскоре превратившемся и в настоящую вину, вину перед всеми) прожить всю оставшуюся жизнь, попытался переложить попытку избавления на героев своих произведений. Тем более что вина была страшна и тем, что и сам срок жизни может значительно укоротить. (В собственной болезни, приведшей к его ранней смерти, Кафка просматривал психосоматическую основу).
      И "безутешен" в итоге в своей "безрадостной" безуспешности поиска - землемер К. ("Замок"), когда со временем понимая всю безнадежность попыток попасть в замок, все равно не оставляет своих намерений (перебирая "варианты" и с Фридой, и с Кламмом, и с Амалией и Ольгой, и с Сортини, да и с героями совсем уж меньшего масштаба, как то: Варнава, дубильщик Лаземан, мальчик Ханс Брунсвик). И даже когда, казалось, совсем уже должны быть оставлены все подобные (как оказывается - почти заранее обреченные на неудачу) попытки, никак не хочет отказаться от подобного (неосуществимого) желания.
      Но ведь мы знаем, что иначе-то и невозможно. Признать подобное уже для самого Кафки означало бы смириться с ненужностью своего существования (что для него почти означало бы смерть). А потому и Йозеф К., не хочет соглашаться с затеянным над ним судебным процессом. И почти точно также, как и главный герой другого произведения, "Замка", Йозеф К. не оставляет попыток найти истину. Попыток, впрочем, таких же безуспешных и заранее обреченных на провал. Потому как если бы могло быть иначе, - знал бы и Кафка как выпутаться из тисков сжимавшего его безумия. Безумия, являвшегося почти непреложным следствием чувства вины, которое вызывал и ряд сопутствующей симптоматики, как то: тревожности, беспокойства, неуверенность... страха.
      Но он быть может и понимая это, - все равно не отказывается от своих устремлений. Даже наоборот, пытается подобраться к истине с разных сторон, задействовав и дядю Альберта и адвоката и жену мелкого служащего суда и всех тех коммерсантов, художников и прочих, кто (на что еще оставалось надеяться Йозефу К.?) как ему казалось, могли бы помочь в поиске правды.
      Но в итоге, - а Кафка это понимал более чем явственно, - никто не сможет помочь разобраться в самом себе. И наверное не меньшее потрясение, чем преданный отцом Георг Бендеман ("Приговор"), испытывает Грегор Замза ("Превращение"), когда испытывает на себе отчуждение (постепенно перерастающее в недовольство и злобу) некогда еще близких и родных ему людей. (Будем иметь в виду, что исходя из того, что творчество напрямую зависит от содержания бессознательного, где-то в подсознании подобное чувство откладывалось и у Кафки, являясь следствием уже его отношений и с родителями, и с сестрами. А в образе сестры Грегора Замзы - Греты, тогда уже, по всей видимости, можно заметить и любимую - из трех - сестру Франца Кафки - Оттлу).
      И тогда уже тема предательства будет почти всегда встречаться в произведениях Кафки, повторяясь в образе Фриды, помощников землемера К. - Артура и Иеремии, школьного учителя ("Замок"), Лени, фройляйн Бюрстнер, фрау Грубах ("Процесс"), и, чуть ранее, у двух бродяг, Робинсона и Деламарша, сенатора и дяди Карла Россмана - Якоба, и даже в большей мере - у фройляйн Клары Поллундер (напомним, что "Америка", или, как было в авторском варианте, "Пропавший без вести", был первым романом, над которым начал работать Кафка; потом "Процесс"; потом "Замок").
      И еще о творчестве. Если уж мы затронули тему влияния на творчество бессознательного (а связь между одним и другим не только очевидна, но и более чем вероятна в правоте своего воздействия), то по всей видимости следует хоть несколько слов сказать о сублимации.
      Напомню, что Фрейд видел в сублимации (и в первую очередь в сублимации в художественное творчество), то "редкое" качество, проявление которого возможно только в случае, если индивид, по его словам, обладал неким загадочным талантом. Например, литературным дарованием. (Причем, если рассматривать механизмы сублимации, то непосредственное включение их происходит в тот момент, когда вытесненное раннее из сознания - в бессознательное - какое-либо неудовлетворенное желание, - следствие нереализованного либидо, - грозит разрастись там в симптом будущего заболевания, например того же невроза, и тем самым "вернуться" в сознание неким обходным путем и в другом статусе. И вот тут как раз и включаются механизмы сублимации, являющейся не иначе как одной из защит психики (наряду с вытеснением, замещением, переносом и другими). И уже тогда индивид как бы перекладывает начало развивающегося невроза "на плечи" неожиданно образовавшегося "помощника", и тем самым проецирует, например, в литературное творчество свой бред, фантазии, страхи, тревоги, волнения, то есть выплескивая таким образом бессознательное собственной психики. И уже вполне закономерно, что все подобные характеристики получают и герои его произведений. Отсюда можно сделать вывод - чем больше сумасшествие фантазии и воспаленного воображения было выражено в бессознательном, чем степень начинавшегося невроза или психопатических состояний была там заметнее и ощутимее, - тем ярче и красочнее очерчены сами персонажи такого автора). Но тогда уже применимо к Кафке следует заметить, что (несомненно принадлежа к этим самым, по мнению Фрейда, "счастливчикам", обладающим даром перекладывать груз начинавшегося у них невроза на других, то есть наделяя ими героев произведений), он порой страшился этого осознавания (более чем понимая это бессознательно), делая периодические и повторяющиеся попытки заменить необходимую потребность в литературном творчестве - какими-то другими "вариантами". Пробуя порой "просто не писать".
      Но вот это-то ему как раз и не удавалось. Насколько нам известно (а благодаря "Дневникам", внутреннее состояние Кафки у нас, - уж позволим себе эту метафору, - как на ладони), все (действительно все!) подобные попытки заканчивались еще большим (внезапным и таким нежелательным) обострением невроза. Невроза, в результате которого Кафка не мог "ни спать", ни "бодрствовать", ни читать, ни разговаривать, ни писать, и вообще резко и до боли невероятности своего печального существования у него вдруг пропадало и вовсе желание жить. И как раз на этот период (период подобных "экспериментов" с подсознанием), относится всплеск особенно сильной меланхолии и желания смерти. Причем об одном таком замысле самоубийства как-то (случайно) узнал Брод и донес до сведения Юлии Кафки - матери Франца Кафки, тем самым неосознанно способствуя сближению (но только на миг) матери с сыном.
      В итоге, если и не хотел Кафка писать, то уже и не мог иначе. А ведь помимо всего, своим литературным творчеством он как бы отдалял от себя (отчасти заглушая его) и чувство вины, которое, наряду со страхами да кошмарами, было не иначе как следствием того невроза, во власти которого он находился. И уже тогда именно это чувство вины не давало ему возможности остановится. Ибо лишь только на миг утихала боль осознавания его, как вновь "вина" требовало все новых и новых подношений в виде "согласованных друг с другом" строк, рождая новые фантазийные пертурбации героев произведений, каждый из которых теперь не только мучился и страдал от ощущения виновности в себе, но и всячески искал возможности хоть чем-то искупить свою вину.
      Но вот только методами для этого они пользовались иной раз настолько нелепыми (порой - абсурдными до боли безысходности), что впору было бы задуматься: а приведет ли это к тому, к чему они стремились? Землемер К. отчего-то обращает внимание то на более чем глупую, в сравнении с его интеллектом, Фриду (готовую переспать с любым, представляющим из себя более-менее значительную личность), то на "зачуханных и ничтожных" сестер Барнабе: Амалию и Ольгу, отвергнутых всей деревней и живущих в своем собственном мирке неудачниц. А ведь тогда еще, пожалуй, была возможность для К. задуматься, что не бывает все просто так. И, с одной стороны, в лице Ольги и Амалии Кафка показал некий "плачевный итог" тех, кто решил не поддаваться правилам, навязываемым толпой. Но уже с другой стороны, именно в образе сестер Барнабе Кафка предполагал показать и кое-что другое. Например становится понятно, что до поры до времени Амалия соглашалась играть по правилам. По крайней мере не думала ни о какой конфронтации с односельчанами. Даже наоборот, вполне искренне желала подчиняться этим самым правилам. И тогда уже быть может тут таится причина всех бед. Ибо, пока таким как Амалия нужно затаиться, для видимости смешавшись с толпой безликих - и ничтожных по сути - односельчан, Амалия выжидает. И как вроде бы иной раз даже охотно играет в их игры. Но как только предоставляется возможность возвыситься над ними, Амалия тотчас же решает "не пропустить момент". И уже в характерной для мещанского сословия манере, начинает расталкивать всех остальных руками, желая просунуться в окно удачи первой. Дабы стать невестой (а в перспективе и женой) чиновника, переехать с ним в Замок, и уже оттуда, с недосягаемой для всех деревенских жителей высоты, точно также как и тупоголовые жены многих важных лиц, взирать на других смертных. (А образ Амалии более чем собирательный. Именно так Кафка показал тех глуповатых женщин, которые вовремя успев "отдаться", не только выгодно выходят замуж, но и еще пытаются учить, зачастую таких же недалеких как они, но не устроенных в жизни бывших "подружек").
      Но в том-то и дело, что в своей "вине" герои произведений Кафки как будто и не спешат признаться. Йозеф К. так прямо и недоумевает: кто мог инсценировать начавшийся судебный процесс (ему хоть и оставили свободу передвижений, но находился-то он под следствием)? И как-то совсем даже ирреально пытаться искать правды в суде. (Кстати, вот тут как раз и кроется ключ к пониманию тайны, заложенной в подсознании Кафки. Ведь уже как будто бы и все члены суда, и даже совсем незначительные клерки, да и, как помним, чуть ли не их жены, знают о начавшемся процессе. И даже с вероятностью знают, - именно знают, а не догадываются, хотя суд еще не состоялся, - о его предполагаемом решении. То есть - о приговоре. Но вот как бы никто из них, - за попытками скрываются лишь только попытки, - не может ни предрешить судьбу Йозефа К., ни хотя бы направить его к человеку - по сути, своему же коллеге, - отвечающему за инсинуацию дела. Дела, которое, замечу, при желании вполне можно было и закрыть. Кафка как будто бы сам периодически намекает на призрачность правосудия. Но вот тут как раз и кроется начало заретушированной автором разгадки - Франц Кафка как будто бы и сам не хочет, не верит в то, что это можно все так просто разрешить. А значит в какой-то мере и нам с вами следует говорить о нежелательности для самого Кафки столь быстрого разрешения "загадочности бытия". И уже как таковой "ответ" - ему явно не нужен. Ведь почти абсолютно "все" можно "разложить по полочкам"; и тогда, наряду с открывающейся правдой, будет ясен и очевиден результат).
      И как будто и землемер К., и Йозеф К., да и тот же Карл Россман с Георгом Бендеманом (и от Грегора Замзы мы словно все время ожидаем того же) уже находятся на пути к цели (а цель - это истина, ответы на поставленные вопросы). Но в момент, когда финал словно и приближается, Кафка (словно опомнившись), вновь до невероятности запутывает сюжетные нити романа. И уже в отблеске наслаиваемой друг на друга композиции мы вместе с главными героями внезапно понимаем, что все вновь запуталось до неузнаваемости. Но вот уже в отличие от героев произведений Кафки (а ни К., ни Йозеф К., ни Карл Россман, ни Грегор Замза - не смиряются, словно не замечая лабиринтного тупика прежних ходов, с маниакальной настойчивостью пытаясь отыскать новые пути и совсем не замечая, что все их действия служат не иначе как лишь только для оправданности самого движения: движения - для движения), мы начинаем понимать, что для Кафки и не может быть иного варианта. И уже здесь, наряду с его неверием в достижение истины, скрывается и опасение прекращение страданий. Ибо если только прекратится подпитка его чувства вины, то уже и исчезнет она, эта самая вина. А значит все прекратится.
      И уже тогда все это может означать, что быть может и жизнь тогда придется строить несколько иначе (в согласии с уже новыми позициями). Но как раз подобного Кафка допустить никак не мог. Да и, вероятно, сидящий в глубине его подсознания страх (рождающий иной раз самые настоящие кошмарные ужасы), не позволял ему "остановится". А сам Кафка был вынужден пускать в новые путешествия своих героев, поддерживая в своем бессознательном огонек чувства вины; именно того чувства вины, с которым теперь не только вынужден был жить, но оно уже и вообще для него означало жизнь. И не было на свете силы, способной заглушить все разгоравшееся и разгоравшееся пламя. Ибо иначе означало бы сие, что наконец-то найден некий универсальный способ. А раз так, то все грозило перейти в иную плоскость измерения, что для Кафки почти неминуемо означало бы появлением какой-то новой (и совсем иной, непривычной) природы кошмара. ("Стимулирование" которого в какой-то мере выполняло и поддерживало чувство вины. От него, кстати, вполне можно отталкиваться в попытке как неких порой достаточно абстрактных интерпретаций, так и быть может даже в большей мере, разрешения внутриличностного конфликта. Как, впрочем, и конфликта с внешним миром).
      И все же вероятно, что Кафка не был бы Кафкой, если бы ежедневно, ежечасно, ежесекундно не оправдывал подобные мучения своих героев - правдивостью своей жизни. Ведь он совершенно искренне загонял сам себя в угол, испытывая на себе (в гораздо еще большей, гиперболической степени) все то, что позже получали (по частицы души каждому) его герои. А ведь именно чувство вины было, по сути, нитью, связующей большинство поступков Франца Кафки.
       И тогда уже сама жизнь находилась в прямой зависимости от чувства вины. А все случавшиеся с ним неудачи в личной жизни (и в первую очередь, конечно же, отношения с немногочисленными возлюбленными, - многих из которых могло не быть, если бы все благополучно разрешилось с Фелицией Бауэр), все эти его помолвки и расторжение оных, так или иначе свидетельствовали лишь о том, что Франц Кафка словно боялся лишиться ощущения у себя чувства вины.
      И уже почти ни причём одиночество. Да и что одиночество?! Одиночество было лишь как непреложное следствие... следствие - вины. Ибо, ощущая на себе постоянное давление груза ответственности за совершаемые поступки (и оттого мучаясь от этого еще больше), Кафка как бы и не пытался выправить ситуацию, словно опасаясь что тогда уже (в этом случае) исчезнут причины - вину подкрепляющие. А значит уже как будто и не в чем будет себя корить. А подобное было бы для Кафки слишком непривычно.
      И уже отсюда с большой долей вероятности можно заключить, что Кафка сознательно (вернее - подсознательно, ибо если было бы все под контролем сознания, то не имело бы такой силы, которой располагает бессознательное) провоцировал (всячески вызывая) у себя это чувство вины. И только тогда, когда все происходило именно так, а не иначе (а производные от осознания вины ощущения начинали предъявлять права, оказывая свое неприкаянное воздействие), только тогда в Кафке заглушались силы, способствующие бунту, борьбе; но сколь призрачно, недолговечно, было такое состояние, можно судить хотя бы потому, что в поведении и Йозефа К., и К., и даже несмотря на возраст Карла Россмана, - проявляется бросающаяся в глаза (и пугающая своей откровенной не выраженностью) агрессивность. Причем, что еще более удивительно (ведь каждый из нас "просчитывает" предполагаемые модели поведения встречаемых "героев"), те, на кого, казалось, и обращена эта агрессивность, те, которым и Карл Россман (сцена на пароходе, дома у дяди, в отношении периодически случавшихся бунтов с друзьями-бродягами - Робинсоном и Деламаршем), и Йозеф К. (одна из первых встреч с адвокатом, "диалоги" в здании суда, первая встреча со служителями суда у себя дома, и прочее), и К. (конфликты, особенно первый, на постоялом дворе, в школе, со своими помощниками...) обращают свой гнев (больше похожую на вспышку ярости) - наоборот, как-то странно (непривычно для нас!) реагируют на явный обвинительный взрыв негодования в свой адрес. (Или словно не замечая его или же вообще, невероятно сникая и уже переживая, раскаиваясь, в том, что могли чем-то вызвать раздражение "главных героев").
      И уже как раз в таком "поведении" действующих лиц произведений Кафки, во-первых, проявляется подсознательное убеждение самого автора в лживости чиновничьи-бюрократических "вывертов"; и тем самым как бы проявляется его бессознательное неверие в разрешимости - в нужную для него сторону - происходящих конфликтов. (Словно неким таинственным образом демонстрируется неумелая и неуверенная попытка обмануть природу конфликта, нарушив закономерность причинной связи); а во-вторых, Кафка как бы и спешит (после высказанной его героями агрессии) занять уже их же чем-то иным. Словно опасаясь: а вдруг изменится мир? Вдруг обернется в его сторону, признав уместность высказанных обвинений?
      И тогда появляется, невероятная в своей поспешности, новая композиционная картинка. А все происходящее заставляет на миг забыть о недавнем. Ибо вновь перед нами появляется гениально заретушированная символика абсурда, а окунаясь в мир новых иллюзий, - мы словно окунаемся с головой в ледяную пропасть наслаиваемых друг на друга лабиринтов событий.
      И уже начинает казаться, что ничто не сможет нас вывести обратно из этого лабиринта фантазий и подсознательных сновидений "на яву". А быть может мы и сами не желаем покидать этот мир? Мир фантазий и кошмаров разума. Мир Кафки, в который он пустил нас, попросив в замен лишь согласия с ощущением ирреальности происходящего.
      И лишь раз услышав симфоническую трансцендентальность сюжетных композиционных и стилистических аккордов произведений Кафки, уже не можешь так просто выбраться назад, в другой мир. Словно подсознательно понимая, что тебе там не будет хватать именно последовательности (в своей сумбурной значимости) ходов утраченных иллюзий. Но мы как будто бы и не против...
      
      
      Глава 6
      * * *
      Не слышно в небе ни души,
      Не слышно ни души в округе.
      Лишь коршун в небесах кружит,
      Как память об ушедшем друге.
      
      Давно опала вся листва,
      На смену ей пришли сомненья.
      Да, видимо, молва права:
      Суть человечества в гоненье.
      
      Гоним я всюду, всем я враг,
      Природа рай тебе, бродяга.
      И мне до рая один шаг,
      До ада, правда, лишь полшага...
      
      Кстати, это мое первое стихотворение... Было тогда семнадцать лет. Как сейчас помню, сидел, учась на первом курсе университета, на лекции по марксизму-ленинизму (после я подробно постарался изучить труды Ленина, Маркса и Энгельса и даже собрать у себя все собрание сочинений указанных авторов, включив туда еще и Сталина), и вдруг откуда-то из подсознания "пошли" стихи. Я не мог их не записать. А мой брат помнит наизусть. И при встрече всегда цитирует. (Сказал даже, что выбьет на моем надгробии; но ведь пока мы живы, а там решится само).
      ...............................................
      
      ***
      Летящей полоской ушли вдаль вагоны,
      И ветер тоскливо им дует вослед.
      Гуляют сердито по плитам вороны
      Да плачешь ли ты про не взятый билет.
      
      Тянулись деньки, и время вливало
      Мне в душу и в сердце тоску и печаль,
      Но ты же не знала, ведь ты же не знала
      В какую теперь занесло меня даль.
      
      В бараке уныло, и водка в стакане
      Не в силах развеять думу мою,
      Вдруг дверь отворилась, и в снежном тумане
      Увидел свою я былую мечту.
      
      Видимо уже тогда тема зоны (лагеря) начинала будоражить меня. Совпало наверное с тем, что посадили отца и одновременно с этим случилась Перестройка (вернее, так называемая Перестройка произошла чуть раньше), и вот уже в связи с новыми изменениями режима открыли все границы, как я это тогда называл, то есть стали публиковать всю правду о прошедших временах (кстати, именно тогда же мой дед по матери, в бытность Сталина-Хрущева вторым секретарем горкома партии Краснодара, признался, что перед двадцатым съездом им зачитали секретное письмо Хрущева о культе личности Сталина; дед по матери прошел всю войну, был пулеметчиком, потерял руку, майор, как и мой прадед - дядя бабушки по матери, тоже майор, но уже СМЕРШа, отчасти благодаря обстоятельствам, с ним связанными, я когда-то приехал жить в город на Неве).
      ............................................................
      
      Конечно, тяжелое было понимание души человека, и особенно наверное в еще большей степени мое осознание понимание всего и вся. И я искренне пытался пробить, вернее разрубить, этот "гордиев узел". Но вот пока этого не удавалось.
      
      ***
      1
      Шел я и днем и ночью,
      Проходя сквозь огонь и дым,
      Изорвалась одежда в клочья,
      Но хотел я остаться один.
      
      И желая найти то место,
      Где бы мне никто не мешал,
      Я брел оттуда безбрежно,
      Где тебя впервые обнял.
      
      2
      А ветер с радостным гулом
      Мне снег швырял в лицо.
      И небо смотрело с прищуром
      Как было мне нелегко.
      
      3
      А теперь ты просишь прощенья,
      Вновь - оставшись одна.
      Но напрасно, любви мгновенья,
      Не вернуть нам уже никогда...
      
      ***
      Стонут нервы как шум водопада,
      Мыслей рой, словно моря прибой.
      Капли яда сквозь дуло нагана.
      Дьявол зла насладится душой.
      
      Все погибло, мечты уходили,
      Солнце меркло, стелился туман.
      Грусть с тоскою в сердце входили,
      И любви приближался обман.
      
      А судьба - как корабль в сушу,
      Нервы стали - узлы проводов.
      В кандалы заковали душу.
      И не сбросить печали оков.
      
      А на сердце - дождь с снегопадом.
      А под сердцем - гуляет мороз.
      И слова выбиваются градом,
      И в душе - эпоха из гроз.
      
      Это все из того тысяча восемьдесят девятого года, моего семнадцатилетия.
      ..................................................................
      
      ***
      Давно увяли листья на веранде,
      Забиты ставни, не видно ни души.
      А ночью тихо, грустно, и печально.
      И словно слышатся шаги в тиши.
      
      И дребезжал прекрасный свет луны,
      Освещая, скромно, образа.
      А на дворе собаки-брехуны,
      Заливались, поднявши вверх глаза...
      
      А это уже годом позже. Когда посетил родительский дом. Вернее, дом, где вырос отец и прошло мое детство (станица Кужорская, Майкопского района, Краснодарского Края).
      ................................................................
      
      ***
      Заткнули рот пророку - кляпом в зубы.
      Из вены пили кровь - святой души.
      Биенье сердца заглушали - трубы.
      Страдания и смерть - удел его судьбы.
      
      А после пытки, больно и обидно
      Он прошептал суровые слова:
      "В отечестве - пророков ведь не видно...".
      Он был последний, седая голова.
      
      И заглушали правду - смертной болью;
      А палачам в лицо, - смеялся человек.
      Рыдали скалы - каменною солью.
      И слышалось волненье - бурных рек...
      
      Это из прочувствованного мной.
      .....................................
      
      ***
      1
      На небосклоне пелена из мрака,
      И скоро небо разрыдается дождем;
      В моей любви к тебе "пора заката",
      И нови никакой уже не ждем.
      
      И как тоскливо! Жуткой болью
      По сердцу нервно пробегает дрожь.
      В глазах печаль и боль; и скорбью
      Сквозь душу кровь - как с неба дождь.
      
      2
      А самолет с тобой взлетать не хочет
      Туда, где льдом покрытая земля.
      И кажется, что горько небо плачет...
      Со мной на пару... Для меня...
      
      А это наверное тоже из той же "серии" ...
      
      
      Глава 7
      Вероятно все эти мои наблюдения за судьбой так или иначе помогали понимать мою жизнь нынешнюю. По крайней мере - на мой взгляд - уже не возникало "разногласий".
      И просто потому, что я обо всем (и всегда!) стремился говорить только правду. А любая правда как известно весьма и весьма "травмирует" мозг (ибо заметно отличается от нашего восприятия бытия).
      Но я уже не был способен поступить иначе. А потому все время терпел (на себе... на себе...) скудомыслие души и загадки памяти.
      .............................................
      
      * * *
      1
      Тебя я полюбил, но странною любовью,
      Сомнением полна моя душа.
      А сердце, сердце плачет кровью,
      Но ты,- чудна и хороша.
      
      И вот, еще не разобравшись
      В чувствах, как никому и никогда,
      Впервые я тебе в любви признавшись,
      В ответ услышал просто: я - твоя.
      
      2
      Нелепостью спокойствия сраженный,
      Представил я - что ждет лишь пустота
      В душе моей, любовью опаленной,
      И понял я: любовь - мечта...
      
      * * *
      1
      Распустились, обвисли, обняли
      Листьев цвет деревьев наготу.
      И сижу я с вином в бокале
      Пропустив в свое сердце тоску.
      
      Я не верю разлуке, не верю!
      (Хоть и надо верить порой).
      Сам ушел, хлопнул дверью,
      И навек потерял покой.
      
      2
      Мне сомненья слезу нагоняли.
      Боль измены - обидою жгла.
      А деревья листья роняли...
      Одинокая осень пришла...
      
      Мне было восемнадцать...
      ................................................
      
      ***
      В мире жизнь дается раз,
      За ней следом ступает смерть.
      И прожить надо не на показ,
      Да поменьше слушать лесть.
      
      Если ты живешь как пес,
      Постоянно рыча на всех,
      Постарайся средь белых берез
      Умереть, чтоб не делать грех.
      
      А бывает, живет человек,
      А его как будто и нет.
      Среднячки, среднячки, ваш век
      Так и не понял поэт.
      
      Хоть средняк-молчунок и в почете
      При злых и желчных царьках,
      Но как птицу видно в полете,
      Так и этих видно в делах.
      
      А вот есть еще люди-гиганты,
      Те, кто мыслит масштабно, легко.
      Справедливости жизни гаранты,
      Вам помогут, подставят плечо.
      
      И вот жаль, что так много серых,
      Тех, которым "до лампочки" все,
      Анонимщиков полк неумелых,
      Все загадит - таких большинство.
      
      Мне хотелось бы быть похожим,
      Иль верней - не похожим на всех.
      Чтоб любым деньком непогожим,
      Людям грустным дарить бы смех.
      
      И добро чтобы сеять повсюду,
      Даже там, где росла раньше ложь.
      И для всех я ласковым буду,
      И для всех я буду хорош...
      
      Порыв души. А скорее всего, как смотрю сейчас - после почти сорокалетия - настоящий я. Правда еще слишком юный.
      ....................................................
      
      * * *
      1
      Вот такое мне выпало счастье-
      Уходить в тот край иной,
      В котором встречает господь нас,
      И где обретаем покой.
      
      Ведь на этом свете я вижу
      Шансы выжить ничтожно малы,
      И поверьте друзья и подруги:
      Незачем уходить от судьбы.
      
      2
      Но на что-то еще я надеюсь,
      Но чего-то еще я жду.
      Но во что-то еще я верю,
      Но кого-то еще я люблю.
      
      Все тоже восемнадцатилетние...
      .......................................................
      
      * * *
      1
      Впереди у меня пустота,
      Позади у меня утрата.
      Видно бедный скиталец я,
      Ведь любви наступила растрата.
      
      2
      И грехи все оставлены дома,
      И любви разрушен обман,
      Не наступит в душе перелома,
      А в будущем ждет лишь туман.
      
      
      ***
      Жизни чувства - цвет засохших роз;
      И горечь трав полынных на устах.
      В израненной душе - эпоха гроз.
      Утраты страх замолк в твоих глазах.
      
      Судьбу как мать, нельзя мой друг винить.
      И из любовных мир не состоит утех.
      Хоть без любви и невозможно жить,
      Но с ней все чаще возникает грех.
      
      * * *
      Куда несет меня злой рок,
      И сам, поверьте, не пойму.
      Удача рядом, прыг да скок,
      Но птицу счастья не найду.
      
      Мелькают позади года,
      Я прохожу свои этапы.
      Стремится ввысь моя душа,
      А сердце требует расплаты.
      
      Давно заброшены идеи,
      И позабыты все мечты.
      Не думаю я о постели,
      Хоть и обидно, что не ты.
      
      Загадки, сказки, разговоры,
      Остались в прошлом; как всегда
      Несутся мыслей вдаль вагоны,
      А впереди, лишь пустота.
      
      О том же...
      .................................
      
      И вот еще:
      
      * * *
      Неприглядное серое утро,
      И надежда умчалась вдаль.
      А небо мне кажется будто
      Проливает дождем печаль.
      
      Да, мне нравится эта погода,
      Хотя все же наверно я лгу.
      В этом мире хочу я чего-то,
      Но чего? - и сам не пойму.
      
      Что же, радости мало, смятенье
      Лишь в душе моей бродит сейчас.
      И в костер расставанья поленья
      Кто-то третий бросает за нас.
      
      
      Глава 8
      Конечно же, общее осознание нелепости всегда, с одной стороны, обескураживало, а с другой приводило в замешательство.
      Но это не значит, что я был готов сдаться. Даже быть может наоборот. Всегда, когда меня загоняли в угол, я преисполнялся новой решимости идти до конца. Ведь мне просто необходимо было сражаться. Сражаться даже, главным образом, с самим собой. Самый главный - одновременно и враг и союзник - наша психика. А от того, сумеем ли мы с ней "договориться", порой зависит жизнь. Вернее, то, какая она будет. А уж она может быть самая разная. У кого-то складывается все исключительно хорошо. У кого-то не очень, но они умело скрывают это. А у кого-то вообще все из рук вон плохо. По разному, в общем.
      Но весь вопрос состоит в том, чтобы научиться управлять собой. И не подчиняясь сиюминутным желаниям - при этом все-таки прислушиваться к ним.
      ................................................
      
      Я понимал, что ситуация в жизни, по сути, такая, как мы ее сами когда-то запрограммировали. Всегда может быть лучше, может хуже, но непременно задатки всего таятся в детстве. Фрейд был прав, в который раз прав.
      Я тоже всегда анализировал собственное детство. Именно там скрывалось все то, что случилось со мной после. Именно там таился ключ ко всему, что будет со мной после. Ведь разгадав информацию о себе, каждый из нас смог бы построить собственную жизнь иначе. Совсем не так, как она идет сейчас (хаотично - у большинства - в большинстве случаев; и это не тавтология, как часто повторял в своей ключевой работе Маркс, а именно правда: в большинстве случаев - у подавляющего большинства; к сожалению, это так). Так вот, от того, сможем ли мы что-то понять сейчас - зависит все то, как дальше сложится, в том числе, и наша судьба. Например в детстве я - к сожалению или радости это уже другой вопрос - был свидетелем ссор в семье. Мать, будучи сильной женщиной (с исключительно прямолинейным характером) все время стремилась подчинить отца. Отец, который обладал не меньшей силы характером, но умел лавировать (помните старый анекдот? Политбюро СССР, чиновники вышли на улицу, пошел дождь, спрашивают Анастаса Микояна, мол, как вы без зонтика, а он говорит: а я между струйками; Микоян, напомню, был у руля власти начиная при Ленине и - пройдя Сталина и Хрущева - закончив при Брежневе, то есть в правительстве страны с двадцатых до почти восьмидесятых годов, более шестидесяти лет; "От Ильича до Ильича без инфаркта и паралича" - сложил о нем поговорку советский народ). Так вот. Отец чем-то, наверное, походил на Микояна (не внешне, а в умении лавировать). По крайней мере он всегда легко разруливал любые ситуации. Стравливал ли он своих врагов или нет, сейчас не могу сказать точно (отца нет, а те кто был уже далече), но вот то, что мне достался подавляющая часть его характера - факт. Вторая часть (прямота, иной раз совсем не нужная, а также умение все в одночасье ставить на кон - и дальше или терять или приобретать) от матери.
      В итоге я настолько привык к скандалам, что если их не было - подсознательно начинал сам провоцировать. Только тогда успокаивался. (Вот родители, правда, несмотря ни на что, были женаты одним единственным браком друг с другом и умерли одновременно - точнее, умерли не сами, их убили, а я вот предпочитал, как говорил Владимир Ильич, идти другим путем, а потому когда ссоры становились невмоготу - уходил; то есть разводился).
      
      
      Глава 9
      Еще немного стихотворений. (Я всегда полагал, что прозаик может обмануть своей прозой, но поэт никогда, ибо в стихах - состояние души автора).
      
      * * *
      Самодовольство похвалы
      Слетело, как опали листья.
      Я не боюсь уже молвы,
      Давно с разлукой породнился.
      
      Встреч-расставаний уж не надо,
      Привык с годами ко всему.
      Лишь в одиночестве услада
      А как живу? Сам не пойму...
      
      * * *
      Смело мои года как горькие цветы
      Засохли так напрасно и опять,
      Я вновь пишу печальные стихи;
      Обидно, но вам их не понять.
      
      И сердце не болит давно в груди,
      Все отболело, ведь любовь прошла.
      Хоть и душа порой рыдает от тоски
      Молюсь, что б ты любовь свою нашла.
      
      Прости, опять на ты... не ты -- а вы
      Вы... не любили никогда меня.
      А я любил; дурак, ведь от беды
      Меня моя любовь не сберегла.
      
      И все же вам хочу я пожелать
      Что б жизнь не преподала злой урок.
      И - иногда хоть вспоминать
      Как вас любил наивный мальчик... дурачок.
      
      * * *
      Туманных звезд стремительное рвенье,
      На пленку не заснять, не увидать.
      В душе и в сердце остается сожаленье,
      Что тайну нам мгновенья не понять.
      
      И не спеша укладываясь в ряд
      Научных гипотез и аксиом,
      Живые звезды иногда хотят
      Забыться крепким и счастливым сном.
      
      * * *
      Уже идей не так и много,
      И годы пролетели без оглядки,
      Я не стою уже у каждого порога,
      И не хочу играть с судьбою в прядки.
      
      Меня не гложет грусть-тоска потери,
      Давно не радует успех победы.
      Я замечать стал вдруг что люди - звери,
      А на земле так мало веры.
      
      А за окном давно желтеет осень.
      С усмешкой собирая листья в стаю.
      На кудрях закружила проседь.
      О чем-то мне, наверно, намекая...
      
      * * *
      Бог ты мой, как медленно, с ленью
      Продвигается времени ход.
      В ожиданье проходит мгновенье
      Или год, или год.
      
      Пронесутся над нами столетья,
      И года - уйдут в никуда.
      В сохранившемся мире томленье
      Озареньем придет иногда.
      
      И с досадой заноет сердечко,
      Иль слезою всплакнет душа.
      Прах хочу свой развеять над речкой,
      Что б он плыл неизвестно куда...
      
      ***
      Горькой каплей разлуки и боли,
      Пролетели мои года.
      Будто в рану насыпали соли,
      И друзья ушли навсегда.
      
      Я пред образом стал на колени,
      Что б помиловал он за грехи.
      Но напрасно - такие пени
      Набежали за жизни дни.
      
      И уйду я, уйду далече,
      Вас не жду, не по пути.
      Лишь простите, что стал бессердечен
      К вашим чувствам и к нашей - любви.
      
      * * *
      Навевает тоска одиночество,
      Уж не думаю я ни о чем.
      Смерть близка и ее высочество
      Будет музыкой в доме моем.
      
      Да не надо ребята мне музыки,
      Я без стона уйду в мир иной.
      Лишь ковыль зацветет и до одури
      Будет ветер горланить над мной.
      
      * * *
      Когда-то, как-то, кем-то, где-то
      Придуман образ милой был.
      С тех пор влюбляются поэты
      Да я и сам влюбленным слыл.
      
      Ах, слыл и был - к чему нелепость
      В чудных прошедших временах.
      И та зловещая отпетость
      В немыслимых и странных снах.
      
      * * *
      Чудным трепетом утки встревоженной
      Вмиг вспорхнули косые лучи.
      Лучик солнца судьбы обмороженной
      В мире бурь промигал мне: не жди.
      
      Не пытайся, не надо, все в прошлое
      Уж давно пылью тени ушло.
      ...Попрощался с ней осторожно я,
      Поняв вдруг - не мое, не мое...
      
      * * *
      Таинственно, мрачно, уныло и... серо.
      Вокруг - никого, а в душе - пустота.
      Внезапно грусти накатила волна,
      И кажется прожита жизнь... Да так неумело...
      
      * * *
      1
      Как я хотел бы заглянуть
      Во глубину прекрасных глаз,
      И циферблата повернуть
      Назад ход стрелок хоть на час.
      
      Побудь еще чуть-чуть со мной,
      Хотя бы просто посиди,
      И тайну мне свою открой,
      Но подожди, не уходи.
      
      Я не успел еще спросить
      Где мне теперь тебя найти?
      И сколько жизни до тебя
      Мне предстоит еще пройти?
      
      2
      ...Исчезла в дымке сновидений
      Моя несбыточная фея.
      А может в пелене мгновений,
      Мне это все мечта навеяла?..
      
      * * *
      За потаенностью желаний,
      За чередой ненастных дней;
      Отбрасывая мотив исканий,
      Я все равно грущу о ней.
      
      И пусть для сердца не услада,
      Воспоминаний тяжкий груз;
      И за неверием - расплата
      Придет, ее я не боюсь.
      
      И оживет былая рана,
      Ошибки, боли, крутизна
      Влетевшей мысли поражала,
      Но мы расстались... Навсегда.
      
      * * *
      Не век утраченных иллюзий,
      Не суматошность бытия,
      Услада горестных коллизий
      Прошла навек мимо меня.
      
      Мне не догнать ее, напрасно
      Печально вслед лишь ей смотрю.
      Как будто кажется забавно
      Что до сих пор еще живу...
      
      * * *
      В израненном сердце волна беспокойства,
      И нерв призывом звучит в ночи.
      Среди многочисленного многоголосья
      Один я, но что-то говорит: подожди.
      
      Но как же устал я, душа беспокойно
      Жмется, ежится, просит, скулит.
      И я одиноко бреду в бездорожье,
      И сердце печалью мое болит.
      
      А мне говорят - за тобой не угнаться,
      Ты сам сжигаешь за собою мосты.
      А мне так хочется порой разрыдаться,
      И хоть кому-то признаться в любви.
      
      * * *
      Ведь не сказать, что я боюсь,
      О вас не думаю почти,
      Ко мне приходит только грусть
      От осознания беды.
      
      Да боль какая-то в груди
      Не отпускает ни на миг,
      Ты подожди, не уходи,
      Признаюсь я сейчас в любви.
      
      Но что-то сдерживает вдруг,
      Как и когда-то, и всегда
      Мы говорим друг другу "вы",
      И любите вы не меня...
      
      * * *
      Вы говорите - все напрасно,
      Вам отчего-то верю я.
      Но боязливо и негласно
      Стремлюсь вернуть вас для себя.
      
      Ах, эта чудная нелепость,
      Неспешный шум шагов, туман.
      И позабыта на миг верность,
      И нет меня, и словно пьян
      
      Я от любви, от этой тайны,
      От недописанных стихов.
      И как-то грустно возвращаться
      Обратно мне из мира снов.
      
      * * *
      Вы мне не скажете теперь
      Пред вами в чем я виноват;
      Лишь затворите молча дверь,
      И спуститесь с крыльца вы в сад.
      
      Я выбегу за вами вслед,
      Но вас я больше не найду.
      И мучаюсь, ища ответ
      Не нахожу, и признаю
      
      Одну ошибку за другой
      И так я больше не могу,
      Мне не вернуть вас, и прости
      Я каждый день произношу.
      
      Но полноте, нелепость все
      Мне вас и правда не вернуть;
      Давно за нас все решено
      Но что тогда? Уснуть?
      
      Уснуть и видеть сны, сказал поэт,
      Но не до снов мне, не пойму -
      Прошло с тех пор немало лет,
      А я все жду тебя и жду.
      
      * * *
      Да, я выдумал для себя ваш образ,
      Но от того люблю вас не меньше.
      Ну а вы все твердите: сколько раз
      Говорила вам, что не верю я.
      
      Да ну бросьте, оставьте как есть все,
      Вы поймите, если мне от того легче,
      Что пред этим все слова мне на свете,
      Если хочется быть с вами вместе.
      
      Пусть обман, пусть нелепость, пусть игра,
      Где-то так вы говорите и меня ругаете,
      А я скажу - вы такая хорошая,
      И что ничего про себя и не знаете.
      
      * * *
      Не обижайтесь на меня,
      Обидеть вас я не хотел.
      Быть может только иногда
      Чуть свысока на вас смотрел.
      
      Но в этом нет моей вины,
      И ни о чем вас не молю;
      Лишь признаюсь я вам в любви,
      И ухожу, и ухожу...
      
      * * *
      Не пишите мне больше, не надо,
      Я забыть о вас хочу.
      Напишите хоть строчку, когда-то
      Я любил вас, до сих пор люблю.
      
      Правда, что-то вдруг надломилось,
      Чья-то тень пронеслась надо мной.
      И как-то у нас не сложилось,
      К вам стремлюсь, - попадаю к другой.
      
      Я запутан, унижен, разверзлась
      Предо мной в ухмылке земля.
      И я вспомнил, как когда-то смеялись
      Вы над тем как любил вас я.
      
      * * *
      Признайтесь мне, что любите меня,
      Мне этого так долго не хватало.
      При всех скажите, громко, не тая:
      Любимый! Я давно тебя искала!
      
      И пусть наивны нежные слова,
      Но для меня их нет сейчас дороже.
      Пусть даже скажете о том вы не любя,
      Так вышло, что для меня одно и то же.
      
      Почти одно и то же, ведь я вас люблю,
      И вновь в каком-то жутком изможденье,
      Теряя силы к вам бегу, бегу,
      А вы смеетесь в нервном исступленье.
      
      Да я и сам смеюсь как никогда,
      Смеюсь себе и про себя и все же
      Скажите мне, что любите меня -
      Нет этих слов для меня сейчас дороже.
      
      * * *
      Я живу в иллюзорном мире,
      А в другом и жить не хочу.
      И верхушки берез голубые
      Ближе мне, чем заря поутру.
      
      Точно так же и вами любуюсь,
      Представляя совсем вас иной.
      А потом смеюсь и чаруюсь
      Неземной такой красотой.
      
      Но скажите - насколько возможно
      Продолжать мне и дальше так жить?
      Ведь все время одно непреложно -
      Вас искать мне и не находить.
      
      * * *
      Являться стали мне виденья,
      И кажется - я их боюсь.
      Они рождали вдохновенье,
      И я подумал: ну и пусть.
      
      Потом задумался: быть может
      На все иначе мне смотреть?
      Душа болит, обида гложет
      И вас понять мне не суметь.
      
      Нелепо все и слишком странно,
      И видимо, не суждено
      Нам встретится; и вдруг нежданно
      Пришли вы сами; не дано
      
      Понять мне многого как будто,
      Что не дано - то не дано.
      И вспомнил только я под утро:
      А вы ведь замужем давно.
      
      * * *
      Я пьян, и на кухне сижу полуночной,
      Читая стихи сам себе.
      Я пьян, и в отпуск уехал бессрочный,
      Поставив крест на судьбе.
      
      И как будто давно - расписался в бессилии,
      И нет уж меня - один лишь обман.
      И только бродят кругом в изобилии
      Тени событий, мрак и туман.
      
      Но полно! Устал успокаивать себя же!
      Но полно! Зубами вены на запястьях рву!
      Но полно! И все же, и все же когда же
      Помянешь ты Господи душу мою...
      
      ***
      Теперь все чаще вспоминаю я былое,
      Этапы, переклички, лай собак.
      Скулит душа, воображение больное
      Рисует жизнь, да все не так.
      
      Из памяти не выбросишь срокА,
      И этот запах затхлый казематов.
      Всё ни к чему, и не поднимется рука
      Перечеркнуть все, и распятый.
      
      Перед собою сам я предстаю,
      И хочется напиться с горя водки,
      И все забыть, но все чего-то жду,
      Быть может снова новой ходки.
      
      И по этапам я шагаю улыбаясь,
      И зоны я по кругу обхожу,
      И на суде уже так не теряюсь
      Как в первый раз, и приговора жду.
      
      Кассационных жалоб не пишу, устал
      Суду пытаться правду донести.
      И в жизни столько раз я умирал
      От пули, от ножа, и от тоски.
      
      Пусть кто-то скажет: он со всем смирился,
      Я соглашусь: наверно это так.
      Но в ноги куму никогда я не клонился,
      И бил предателей и сук, чудак.
      
      И жизнь все больше стала походить
      На остов мыслей о хорошем;
      И я стремлюсь о прошлом позабыть,
      Хозяина забыть, и лагерь, впрочем
      
      У нас наивные какие-то мечты,
      За столько ходок - с зоной породнился,
      И вот теперь стал безразличен до молвы,
      И никогда ни перед кем я не таился.
      
      Открытый, честный, и простой,
      Без гонора, и без бандитской спеси,
      Я и сейчас по-прежнему такой,
      Живу как есть, и душу не калечу.
      
      ***
      Я себя потерял, и найти не могу,
      Отовсюду бегу без оглядки.
      На коленях стою и о счастье молю,
      Но напрасно, душа не в порядке.
      
      И тебя я ищу, и сквозь лес прохожу,
      Из болот выбираться пытаюсь.
      Сам себе уготовил такую судьбу,
      Вам об этом с болью признаюсь.
      
      Так спасите меня, заберите к себе,
      Подарите любовь без остатка.
      Пустота безысходностью бьется в душе,
      И жизнь все та же загадка.
      
      ***
      Опять эта ночь, до удержи нежная
      Пришла, чтоб убить меня.
      И ты ушла в поле безбрежное,
      Желанная, как никогда.
      
      И снова один, в паутине безверия
      Не веря сейчас и себе.
      И хочется, чтоб наступило поветрие,
      А в прочем, не в нашей судьбе.
      
      Судьба как икона, сразила безгрешием,
      И вновь я на свете один.
      А ты все также чудишь безразличием,
      А я вроде непогрешим.
      
      Но ложь это все, обман и нелепица,
      Ошибка в жизни моей.
      А за окном все та же метелица,
      И люблю я тебя - поверь!
      
      ***
      1
      Наелся досыта мечтами,
      Любовь оставил позади.
      Не говорите мне устами
      Люби, люби, ее люби.
      
      Ее уж нет, а те далече,
      Их прах развеяла судьба.
      Совсем уж мир наш быстротечен,
       Не задаю вопрос: когда
      
      Когда я снова встречу счастье,
      Да нет его, один обман.
      И ненавистен и ужасен
      Мне этот мир - один бедлам.
      
      2
      Но еще я на что-то надеюсь,
      Но еще я чего-то жду.
      Но во что-то еще я верю,
      Но кого-то еще люблю...
      
      Тут уж, видимо, как говориться, без комментариев.
      
      
      Глава 10
      Поэзия действительно выражает душу автора.
      Занимаясь анализом творчества того или иного писателя, я часто удивлялся, насколько авторы все-таки умеют врать. Точнее, пытаются это сделать, чтобы нельзя (якобы "нельзя") было догадаться что-то об их жизни. Но вопрос ведь в том, что писатели пишут не одно сочинение. И анализируя все, ими написанное (включая письма, хотя к любого рода переписке как правнук царского генерала отношусь крайне негативно, ибо "воспитание не позволяет", да и в жизни никогда не читаю "не мне предназначенное", что меня подсознательно радует), так вот, у автора всегда бывает не одно произведение, поэтому если скрупулезно прочитать все (именно все) им написанное, то вполне можно сделать анализ его состояния души (в свое время я проделал такую работу с величайшим, на мой взгляд, Францем Кафкой; до сих пор жалею, что подобное не проделал с Владимиром Набоковым - два единственных автора, про которых я прочитал все, что было в мире о них написано - помимо их произведений, разумеется; почему "разумеется", - потому что если мне нравится писатель - я читаю все, что он написал. Примеры? Довлатов, Воннегут, Достоевский, - да много; того же Фенимора Купера, Вальтера Скотта, Джека Лондона, Александра Дюма, Марка Твена и других - я прочитал в совсем детском возрасте; также, впрочем, как и Стендаля, Мериме, Монтеня и других - в десять лет уже все собрания сочинений, благо у родителей библиотека насчитывала несколько тысяч томов, что в советское время, когда многие авторы были негласно запрещены или печатались ограниченным тиражом, было определенной редкостью).
      ....................................................
      
      Погружаясь в детство, предположу, что именно тогда фактически произошло формирование меня. Через книги и посредством наблюдения за жизнью. Благо, что могу сказать спасибо папе и маме, которые мне обеспечили все на самом высшем уровне, ведь помимо их характера и генетики (отец - по своей маме, моей бабушке, внук царского генерала, мать - по своей маме - внучка золотопромышленников, - при царе... при царе...), так вот, помимо генетики родители передали мне и волю к жизни, и - управление жизнью. А "управление" как раз и состоит в том, чтобы обстоятельства подчинять собственной воле, а не наоборот (как, к сожалению - или радости, ведь все относительно - случается в жизни у большинства из нас). И как раз те люди, которые хотят чего-то достигнуть - зачастую в свое время идут наперекор всему и вся; отстаивая именно собственные убеждения (а не идя в угоду другим). И хотя всегда и везде во всем есть исключения (в этом я давно убедился), и точно также как всегда вообще возможна игра воли случая (случайность жизни - производное хаоса, а не какой-то равномерности - никто не отменял), но все равно (уже - несмотря ни на что), всю нашу жизнь формирует (влияет на ее направленность) как раз именно генетическая составляющая (родители и сила рода, то есть предки). И во всем этом я не раз убеждался, признаюсь вам.
      
      
      Глава 11
      В свое нынешнее сорокашестилетие (отец прожил ровно на десять лет дольше, из них семь лет пробыв в тюрьме по ложному обвинению; после признали ошибку и сняли судимость, признав невиновным, жертвой репрессий) я пишу эти строки и очень ясно и четко понимаю, что в чем-то фактически всегда повторял судьбу отца. Ведь мне тоже пришлось "там" пробыть почти полтора года, пока не разобрались и не признали меня невиновным (извинения, как водится, в России традиционно никто не приносит, ибо жители страны итак счастливы, если их не посадили "ни за что", или освободили - потому что "наконец-то разобрались"). При том что как "там" знают те, кто "там" был, и совсем не понимают те, кто пока еще не был (помните старинную русскую поговорку? От сумы и от тюрьмы не зарекайтесь).
      
      Весна
      Вот и пришла гражданочка весна;
      Раз в год она приходит на свиданку.
      Зазеленели за решеткой тополя;
      В тот день и я проснулся спозаранку.
      
      Я представлял красавицу весну
      И радовался ей я как девчонке;
      Как будто забрела она в тюрьму,
      Присела рядом на соседней шконке.
      
      Взахлеб весне спешил о чем-то рассказать,
      Она внимала с грустною улыбкой,
      Догадывался ли кто из нас что вспять
      Не поворотишь из пучины зыбкой.
      
      И мне хотелось плакать и смеяться,
      И понимал я иллюзорность бытия.
      Еще хотелось мне в комочек сжаться,
      И пожелать, весна чтоб не ушла.
      
      Весна, весна, через мою судьбу
      Прошла ты словно красной полосою.
      Весной я вышел на свободу и в тюрьму
      Я знаю, попаду опять весною.
      
      Осенний лист
      Лист осенний падает на землю,
      Где-то там, на воле, но не здесь.
      Здесь на нарах жизнь я не приемлю.
      Но живу, по новой успевая сесть.
      
      А на воле, солнышко на лицах;
      Веет ветерок прохладой и мечтой.
      Листик милый, в наших мыслях,
      На свободе мы всегда с тобой.
      
      И судьба бросает нас в этапы, -
      Словно ветер, лист, гоняет по земле.
      Души наши, точно также кляты,-
      Как и ты, листок, в осенней поре.
      
      Сны
      День за днем неделю за неделей,
      Я живу в решетчатом краю.
      И приходят сны ко мне в постели,
      В них я вижу волю лишь одну.
      
      Воля, воля, в дымке синеватой
      Часто ты являешься во сне;
      Кажешься то близкой то далекой,
      Чем-то добрым отзываешься во мне.
      
      Размягчают сердце сны о воле,
      Проявляя таинство в душе,
      Вот мне кажется, что на свободе
      Как мальчишка лезу по сосне.
      
      Снится мне, что я бегу по лугу,
      Радуюсь январскому снежку,
      Обращаю жизнь я в центрифугу,
      Вроде бы сейчас я все могу.
      
      Но к утру как ветром уносило
      Пелену мечты мой сон согнав.
      И в неволе вновь я очумело
      Просыпался, подушку приобняв.
      
      ***
      Разом смолкли шаги и остались в прошлом желания,
      Череда подконвойных ночей навевала тоску.
      И вопрос - не вопрос о возможности наказания,
      И давно не просился ответ чего я хочу.
      
      Постулат недоказанных истин набивших оскомину,
      В пелене бесконечных этапов моя ли судьба,
      Из себя изгонял я предательскую истомину,
      И хотелось все бросить, да сослаться что жизнь такова.
      
      На запреты извне - ложились запреты внутри себя,
      Неразбавленным словом пытался спасти пустоту.
      А свобода совсем вроде как рядом была,
      Только видимо дверь открывал я все время не ту...
      
      ***
      Летящей полоской ушли вдаль вагоны,
      И ветер тоскливо им дует вослед.
      Гуляют сердито по плитам вороны
      Да плачешь ли ты про не взятый билет.
      
      Тянулись деньки, и время вливало
      Мне в душу и в сердце тоску и печаль,
      Но ты же не знала, ведь ты же не знала
      В какую теперь занесло меня даль.
      
      В бараке уныло, и водка в стакане
      Не в силах развеять думу мою,
      Вдруг дверь отворилась, и в снежном тумане
      Увидел свою я былую мечту.
      
      ***
      У окон родительских клен.
      Мне в душу его ветви впились.
      И горькими каплями боли
      По венам уныло спустились.
      
      А мать все грустит у калитки.
      С надеждой ждет сына домой.
      Его же, что листик по плитам
      Уносит судьба долой...
      
      ***
      Вот и скрипнул засов души,
      И не слышен уж плач в ночи.
      Пролетели мои года,
      Не догнать мне их никогда.
      
      На пороге стоит зима,
      У меня на душе тоска.
      Я вернуться хочу туда,
      Кто ответит, ребята, куда.
      
      Облетел давно летний сад,
      Был ему я когда-то рад.
      А теперь я печален и зол,
      Ведь услышал любви приговор.
      
      Ветер клонит к воде сосну,
      Вряд ли я сегодня усну.
      На душе печаль и тоска,
      Как же ты сейчас далека.
      
      Я слезу смахну рукой,
      И останусь сам с собой.
      И закрою засов души,
      Вы простите меня, прости...
      
      ***
      1
      Конвоир вдруг склонился, руками живот свой зажав,
      А второй рухнул рядом, глаза удивленно подняв.
      Поводок натянулся, собака в бессилье металась,
      Что ж ты замер, браток? Подсоби, подсоби мне хоть малость.
      
      2
      Подскочив, зек вогнал острый блудень в брюхо овчарки,
      Побежали,- сказал, обращаясь к другу зека.
      И рванув через бревна знакомой так лесопилки,
      Они долго блуждали, пока не попалась река.
      
      Ну, теперь мы уйдем! По воде не найдут они следа!
      Задыхаясь от бега, подумали оба зека.
      И холодные брызги, ложились на след воровского побега,
      Но раздался вдруг выстрел, окрасилась кровью река.
      
      3
      Вот послышался лай одуревших от злости овчарок,
      Щелк затворов ментовских, оскал предстоящей борьбы.
      И послышались выстрелы, ровненько и без помарок
      Конвоиры стреляли как в тире, шепча: не уйдешь от судьбы.
      
      Рухнул первый зека, а другой поскользнувшись неловко,
      Вскинул руки, как будто желая обнять облака,
      Но, настигнутый пулей, промолвил лишь только, лишь только:
      Слава богу, на воле. Так умерли оба зека.
      
      ***
      Лист закрутился в шуме сплетен осени,
      Уныло падали капельки дождя,
      Сегодня из под стражи, не допрошенным,
      Бежал парнишка стриженный, зека
      
      Сквозь буеромы, горки, косогоры
      Он уходил от псов и от ментов.
      А вслед ему свой взор косили воры
      Мол, молодец пацан, на все видать готов
      
      А он не знал - готов иль не готов он,
      Но побежал навстречу он судьбе,
      А впереди конец печален,
      Быть может это обо мне.
      
      * * *
      Морозно-снежная ночь наступает,
      Гаснут огни, дом засыпает,
      Город уснул, он ведь не знает
      Что о тебе мое сердце страдает.
      
      В разлуке томится душа и рыдает,
      А в небе звезда одиноко скучает.
      И я одинок - жизнь затухает,
      А речку мороз льдом покрывает.
      
      На улицу вышел - иней сверкает,
      Фонарь старинный ветер качает.
      Никто не ждет меня, не встречает,
      Метель лишь снежинки в лицо бросает.
      
      О люди, из вас кто меня понимает,
      Любовь мои чувства давно сокрушает,
      В стремлении к ней душа отдыхает,
      Не уж то она этого не замечает?
      
      Девчонка - ты с кем? Кто тебя ласкает?
      Кого твое сердце к себе допускает?
      По жизни идти кто с тобою желает?
      Да бог с ним, меня же - ломает, ломает...
      
      Любовь не проходит и не отпускает,
      Как имя услышу - душа замирает.
      Да память - те ночи и дни вспоминает,
      И жизнь... Как медленно жизнь протекает...
      
      
      ***
      Печальной тоскою подуло с окна,
      За лампой ночною сидишь ты одна,
      Свой взор он устремил в пустоту,
      И чувствовал лишь одиночества тишину.
      
      Как жаль не пришел твой любимый вчера,
      Хоть плача ждала ты его до утра,
      Сегодня звонок раздался в ночи,
      Привет, я устал, не приду, не жди.
      
      Нелепо с трубкой застыла рука,
      И сердце утратой забилось слегка,
      Рванула аптечку, не споря с судьбой,
      Что делать надумала ты с собой?
      
      Неспешно упали пустые стекляшки на пол,
      Услышала жизнь молодая любви приговор,
      Глаза голубые, но веки налились свинцом,
      Душа же металась, недовольная этим концом,
      
      Но что она может - душа это только душа,
      И взяли девчонку наверх небеса,
      Лишь может быть там обретет покой,
      Лишь может быть там повстречается с тобой,
      
      Сквозь сон он услышал протяжный девичий стон,
      В тревоге очнулся - стоял колокольный звон,
      Она умирала - он чувствовал это!
      Вскочил в мотоцикл не в силах дождаться рассвета
      
      Но он не успел, любовь превращая в потерю
      И расплатился сполна - в это я верю
      Свет фар поздно выхватил сетку стальную забора
      С ударом услышал он судьбы приговора...
      
      
      ***
      В любви признать так и не сумел,
      Хоть и в груди моей пылал пожар.
      От счастья своего я обалдел,
      Что коротко оно - совсем не знал.
      
      А ты тогда смотрела свысока,
      Прищурившись в разрезе своих глаз,
      И мысленно была так далека,
      А я шептал: как, мол, люблю я вас.
      
      И был у нас всего лишь час любви,
      А после ты тихонечко ушла.
      С тех пор проходят веером все дни,
      И я один, и ты одна.
      
      
      ***
      Ну а как-то утречком вдруг раздался стук,
      Закружилось мигом точно все вокруг
      И держали милого сразу столько рук,
      Для меня померкла жизнь как-то вдруг.
      
      Как же так, любимый, ты же обещал,
      Говорил, клянусь, мол, все - я завязал.
      Я тебе поверила, да и ты не знал,
      Что уже ребеночка бог с тобой мне дал.
      
      Плачу я от горя, как же я глупа,
      Накатила грустная девичья тоска,
      Я все же жду любимого и ему верна,
      А у него родимого - этап, тюрьма...
      
      
      Память встреч
      Смело мои года как горькие цветы
      Засохли так напрасно и опять,
      Я вновь пишу печальные стихи;
      Обидно, но вам их не понять.
      
      И сердце не болит давно в груди
      Все отболело, ведь любовь прошла.
      Хоть и душа порой рыдает от тоски
      Молюсь, что б ты любовь свою нашла.
      
      Так хочется поплакать в одиночестве,
      Но слезы вызовут лишь боль.
      И чувствую в душе свое ничтожество,
      И стену воздвигает приговор.
      
      Прости, опять на ты, не ты - а вы
      Вы не любили никогда меня.
      А я любил, дурак, ведь от беды
      Меня моя любовь не сберегла.
      
      И я хотел просить понять, метался в тишине,
      Бил кулаками стену, проклинал всех.
      А мне в ответ смеялось эхо, и к тебе
      Бежал я с памятью о наших прошлых встречах.
      
      И все же вам хочу я пожелать,
      Что б жизнь не преподала злой урок.
      И иногда хоть вспоминать
      Как Вас любил наивный мальчик... Дурачок...
      
      
      ***
      Здравствуй милая, привет тебе из севера,
      Город питерский по-прежнему стоит.
      Я ж хочу лишь одного - что б ты мне верила,
      И поверила, и поверила - что любовь моя крепка как гранит.
      
      Без тебя проходят дни нелепым веером,
      Циферблата стрелки не хотят идти.
      В горле ком разлуки скачет жутким мерином,
      Одиночество толкает к пропасти.
      
      В самом центре юга нашей родины
      У меня осталась часть меня.
      Расписная не краса и не уродина,
      Просто милая, которая нужна.
      
      Для нее планету поверну я вспять,
      Для нее цветами землю засажу.
      Для нее не буду никогда я лгать,
      Ведь эту девочку безумно я люблю.
      
      
      ***
      Когда в глазах твоих твой муж упал,
      Скатившись до ничтожества без чести,
      Ко мне ты прибежала, я прижал
      Тебя к груди, не думая о мести.
      
      Как будто бы забыл, как ты ушла,
      Наговорив мне на прощанье всякой скверны;
      Как горечь с глаз водой текла тогда,
      Хотя и знала, что люблю тебя безмерно.
      
      Природа вьюгой застонала, замер лес,
      Умолкли птичьи голоса, деревьев споры,
      В меня тогда вселился словно бес
      Я недоумевал: ведь не было же ссоры.
      
      Но ты ушла, к чему весны напевы,
      Так думал я тогда, тоску свою храня,
      Тогда передо мною замелькали девы
      Источниками красоты маня.
      
      Я окунулся в омут безобразий,
      Гулял, кутил, не думал ни о чем,
      Стремясь залить я череду оказий
      Вино пил вечером и днем.
      
      А ночью я мечтал, сквозь пьяный сон мечтал я
      О времени былом и вспоминал тебя,
      Порой казалось: спьяну я придумал,
      Порою спал, любовь к тебе храня.
      
      Любовь храня - но думая о мести,
      Хотелось видеть мне: что будто ты пришла
      А я к тебе спиной, ты в плачь, а я тебе о лести
      Потом о чести, совести, когда
      
      Когда ты плачешь - мое сердце тает,
      Да нет - рыдает от любви к тебе.
      Никто так никогда и не узнает,
      Что значишь ты в моей судьбе.
      
      
      * * *
      Мне строчки медленно диктует высший голос,
      Божественную музыку в стихах.
      Из закорючек букв вдруг позолотой колос
      Из снов рождается, и пропадает страх.
      
      И меркнет свечки фитилек над книгой,
      Открытою когда-то на века.
      И я парю над этим грешным миром,
      И лишь строчит слова моя рука.
      
      
      ***
      Напишу короткое письмо,
      К тебе в душу с ним я загляну,
      Разгляжу, увижу и пойму
      Что тебя безумно я люблю.
      Напишу короткое письмо.
      
      Грустная тоска во мне живет,
      Днем и ночью трудно без тебя,
      Сердце и душа порой слегка
      Подвывают с ветром свысока.
      Грустная тоска во мне живет.
      
      И порой вспарить охота всласть
      Насладиться счастьем, не тужи-
      Я приду, - ты только позови,
      В тишину ночную прокричи,
      Дверь открой и просто подожди.
      Мне порой вспарить охота всласть,
      Только воля бы была, да твоя власть.
      
      
      ***
      Словно кровью рассвет окропил снег ночью выпавший,
      И цепочка следов уходила куда-то вдаль.
      А из пасти собак ей вдогонку конвоирами высланных,
      Капал яд со слюной и клубами дымился пар.
      
      А она все бежала, бежала, бежала и плакала,
      И слеза из обветренных век тихо капала
      И таежное солнце взмолилось, посылая лучи.
      
      Вот собаки учуяли запах и злобно оскалились,
      Не понять этим тварям, что есть любовь и мечта.
      И с мечтой на устах девчонка шептала и плакала,
      Мой любимый я так не смогла ведь увидеть тебя.
      
      Рвали ватник собаки, от крови дурея и зверствуя,
      Кровь со снегом смешалась в борьбе за свободу ее;
      А любовь придавала ей силы и в исступлении,
      Сквозь слезы и крик она поняла - вот и все.
      
      Растоптали, забили, отняли, испоганив, унизили
      Ее тело и сердце втоптали в растаявший снег.
      Мусора избивали прикладами хоть и видели,
      Умирала девчонка, жизнь поставившая на побег.
      
      Схоронили по тихому, даже не удосужившись
      Ее мужу с далекой тайги похоронку послать.
      И стояли зека в страданье понурившись
      И рыдала тайга, свою боль не пытаясь унять.
      
      
      * * *
      Смертельной усталостью слипнуться веки,
      Слеза еле слышно сползает в бокал.
      Тебя я в ночи позову - но где ты,
      Мне чудится лишь разлуки оскал.
      
      А может быть это бога усмешка,
      Или дьявола шутка, или жизни упрек;
       И если пока в этой жизни ты пешка,
      То сможешь легко заработать свой срок.
      
      Когда вспоминаю свой срок я, ребята,
      То жаль за загубленные года.
      Но правило жизни: за все есть расплата.
      Хоть плата бывает порой велика.
      
      
      
      ***
      Спустились на лагерь сумерки,
      На вышке зажегся фонарь.
      Надежды давно мои умерли,
      И душа не рыдает как встарь.
      
      Конвойный, конвойный, конвойный
      Зачем ты меня сторожишь,
      Как хочется стать безконвойным,
      И на воле немного пожить.
      
      А в лагере снова баланда,
      Зеки шумят как рой.
      Немного взгрустнулось, да ладно
      Ведь скоро отпустят домой.
      
      Треть срока, пол срока - УДО,
      И ждешь ты меня все равно,
      И точишь давно ножи,
      Не тужи, не тужи, не тужи.
      
      Страданьем полна планеты,
      Не эта, так точно - та.
      Стоит она в саван одета,
      И смотрит слегка свысока
      
      И утром засовы открылись,
      Засовы моей души.
      Запретка во мгле растворилась,
      И я услыхал - беги.
      
      Но суки побег вложили,
      Погоню кум снарядил;
      И пули рядом ложились,
      Но я еще жил, еще жил
      
      А пуля не дура - достала,
      Задела, слегка развернув.
      Другая уже в сердце влетала,
      Упал я, навечно уснув.
      
      Конвойный, конвойный, конвойный
      Не меня ты теперь сторожишь.
      Но я все же стал вольным,
      Только почему ты... молчишь...
      
      
      ***
      Ты для меня - с неба слетевшая звездочка,
      В буре морской - долгожданный свет маяка,
      Среди сорной травы - долгожданная розочка,
      И родник ключевой - средь зыбучих буранов песка.
      
      Губы твои - словно алые ленты рассвета,
      Поступь твоя - словно шелест весенней травы.
      Прекрасное тело волшебной любовью согрето,
      Глазки и стан - неземной красотою милы.
      
      Если б ты знала - о тебе как страстно мечтаю,
      Если б ты знала - в ночи как тайно грущу,
      Если бы ты знала - что слезу украдкой сметая
      В любви я тебе признаюсь и по-прежнему жду.
      
      
      * * *
      В небе таежном чуть слышно - снег одинокий летает,
      Снежная ночь наступает, на звезды смотрю чуть дыша.
      Где ты мой милый? Кто знает. Сердце в груди замирает,
      Зачем же так мучить, любимый? Весточки нет от тебя.
      
      А за колючим забором - ели манят красотою,
      Грустно, тоскливо и больно, крик растворил тишину.
      Мысли неслись чередою, осталась одна под луною,
      Милый, любимый, поверь мне - больше так жить не могу.
      
      А за "запреткой" свобода, сердце рвется на волю,
      Воют от злобы собаки, и от тоски пурга.
      А за "запреткой" свобода,- и мы, любимый, с тобою,
      Жаль мой единственный мальчик, что это лишь сон и мечта.
      
      Темною ночкой решилась, остались вдали засовы,
      Падая, вновь подымаюсь; любимый, к тебе я бегу.
      Тает снежок на ресницах, сброшены с сердца оковы,
      Только б успеть, не сломаться, обняв, прошептать что люблю.
      
      Стоном завыла сирена, ночь осветила ракета,
      Вот они, суки, проснулись - разрезал выстрел пургу.
      Мышцы от боли стянуло, и обожгло ее сердце,
      А на последнем дыханье - она прошептала: люблю...
      
      
      * * *
      За "запреткой" вдали мерцают огни,
      На свободе сейчас зима.
      А в душе моей девичьей столько тоски,
      Как ты милый живешь без меня?
      
      У меня все как прежде - "построенье-развод",
      И любовь, любимый, к тебе.
      У меня все как прежде - "работа-зачет",
      И ты, любимый, во сне.
      
      Истомилась в страдании девичья душа,
      Плачет сердце от страсти к тебе.
      Жду свободу, когда же наступит она?
      Дни разлуки проходят во мгле.
      
      И каленым железом не выжжена боль,
      И слеза затушила свечу.
      Каждой ночью над зоной слышен девичий вой...
      Мальчик мой - без тебя я умру.
      
      Вспоминая свободу, схожу я с ума,
      Приезжай "на свиданку" скорей.
      А на щеку скатилась печально слеза,
      Что ж ты милый молчал мне о ней?
      
      Как же милый, любимый, сумел обмануть,
      Ты ведь письма такие писал!
      Неужели былую любовь не вернуть?
      "Нет возврата",- ты мне прошептал...
      
      
      * * *
      Забили ставни, дом уснул,
      И растворился в бездне мрака.
      И я ушел, назад не повернул,
      Как и не знал тогда - придет расплата.
      
      В смятении жила моя душа,
      Кровоточило сердце скорбной раной.
      Ведь еще раньше - ты ушла,
      Остался я один; нет - с мамой.
      
      Ах, мама, мама, ты была права:
      Она не пара, она - мое несчастье.
      Ко мне неблагосклонна и строга судьба,
      А что она,- она смеялась, я в ее был власти.
      
      И наигравшись, наконец, вдруг поняла -
      Что ей не нужен - мальчишка-несмышленыш.
      
      И лишь должны были пройти года,
      Чтобы понять, что ошибалась; и всегда,
      Призналась, что любила лишь меня,
      Но мне она вот больше не нужна.
      
      
      ***
      Замело все следы белоснежной порошей,
      И разверзлось небо, с собой увлекая закат.
      Непонятным узором всплакнула зима на стеклах,
      Грусть-тоска прошептала, что ты не вернешься назад.
      
      Разнузданный мой нрав понять никому не под силу,
      Да и сам, я, поверьте, порой ничего не пойму.
      А любовь, что любовь, свое чувство я спрячу в могилу,
      Не хочу, не пойму, не люблю,- и так жить не могу.
      
      
      * * *
      Никогда, никому, не желаю теперь расставанья,
      Без любимого часто, в ночи я сквозь зубы реву,
      А ведь думала сильная,- глупая, нету слов в оправданье,
      Приезжай на "свиданку",- я жду тебя, миленький, жду.
      
      Одиноко в тайге - хоть рядом и столько подружек,
      Да какие подружки,- "зечки", такие ж, как я.
      "Нифиля" словно слезы, остались на дне наших кружек,
      И у каждой судьба, и каждая чья-то жена.
      
      А подтаявший снег на ресницах заплачет со мною,
      Сколько боли, надежд, расставаний, потерь и невзгод.
      Мальчик мой, как на воле? Хочу, милый мой, быть с тобою,
      Как живешь без меня, второй, почитай, уже год.
      
      Ни тайга, ни мороз, ни колючка меня не сломали,
      Выживают и здесь - в рог согнув злодейку-судьбу.
      Вспоминаю, любимый, как ждал ты тогда на вокзале,
      А меня уж менты гнали этапом в тюрьму.
      
      А потом я корила судьбу, сколько раз и себя проклинала,
      Неизбежная плата за жизнь воровскую пришла.
      Хоть тогда там была, но ведь я, заходя, и не знала -
      Что та хата давно у ментов на приколе была.
      
      Легаши ощерились, в предвкушенье улова сказали:
      "Ах, какая, мол, рыбка, в невод наш заплыла",
      Я рванула назад, но они уже крепко держали,
      Повязали волкИ, я металась, вспоминая тебя.
      
      На суде ты молчал, кулаки побелели от злости,
      И не слышал суда - свой взгляд устремив на меня.
      Мои губы шептали - любимый, меня не бросай ты,
      Ты один у меня, навсегда, навсегда, навсегда.
      
      До свиданья любимый, прости, если сможешь, приедь по весне,
      Как пред богом, пойми, пред тобой милый мой я чиста.
      И свиданку как чудо все жду я в промозглой тайге,
      Вспоминая слова: "Буду ждать и любить, ты одна, одна у меня...".
      
      
      ***
      Когда ночная мгла спускается незримо,
      Когда уставший день готовится ко сну.
      Воспоминаний грусть придет неумолимо,
      Нагнав тоску на душу, да на сердце - слезу.
      
      Деревню, вспомню, дом; из яблок сад, и деда,
      Что брал меня - мальчишку, за вербой для кролей.
      На пасеке у пчел как набирали меда;
      Потом с соседским Колькой - ловили окуней.
      
      Или, порой, бывало, у бабушки спросившись -
      По ягоды, с друзьями, ходили поутру.
      Наполнив все лукошки - играли в догонялки;
      А, уморившись, весело валялись на лугу.
      
      И детский друг - Сережка, проспав, нас дожидался,
      Мы дружно с ним делились, мол, руки подставляй.
      А к дому подходили - дым из трубы струился.
      И бабушка: "Внучок, ты на блины всех приглашай!".
      
      Сейчас уж нет Сережки - погиб в Чечне от пули.
      И холмики на кладбище - там бабушка и дед.
      А Колька - друг, без ног - отморозил с пьяной дури.
      Лишь я живой - а сколько, минуло с детских лет...
      
      
      Утро
      Неприглядное серое утро,
      И дорога струится вдаль.
      Шел я по ней понуро,
      Размышляя о прошлом, как встарь
      
      Было время, еще мальчишкой
      Бегал я на соседский луг.
      И по детски хватал я лишку,
      Обрывая цветы все вокруг.
      
      Я домой возвращался с охапкой,
      Мать журила с улыбкой меня.
      А мне было, друзья, так сладко
      От того что любила меня.
      
      А потом, повзрослев, поздней ночью
      Приходил я, бывало, домой;
      И ступал осторожной поступью,
      Мать же тихо молилась - живой.
      
      ...Все прошло в этой жизни унылой,
      Да и дома того уже нет.
      И все чаще приходя к могиле,
       Я ищу у судьбы ответ.
      
      
      * * *
      Плачу за боль, за истину, за рифму,
      Приму на веру все и парадигму
      Неверия в вере постигаю,
      Тогда почти и ничего не знаю,
      Когда томим и ужасом и болью,
      Рвусь на все стороны и ролью
      Вмиг придуманной пытаюсь
      Переиначить мир, и каюсь -
      Нет ничего прекрасней феи,
      Мечтательности снов, Орфея
      На гуслях поддерживающего пир;
      Но где (да и когда) исчез кумир,
      Что некогда еще гулял во славу;
      Иль в моих мыслях он бродил, не знаю,
      Но путь итоговый в итоге перекрыт.
      В дороге к будущему - шлагбаум из желаний,
      И тайной пеленой рожденья скрыт
      Весь результат развития мечтаний.
      
      P. S. И что уже наверняка, сомнений
      Почти что нет, ведь ясно все и так.
      Лишь может быть тупик из знаний,
      И полный, извините, кавардак.
      
      Ну, а пора - недоразумений
      Прошла сама; и в вере постижений
      Бытия - мое сознанье спит.
      А из глубин выходит подсознанье,
      Но и оно в итоге лишь молчит.
      
      И нет числа, не счесть и дураков
      Пытающихся постигнуть суть ходов,
      И это все итог небытия,
      Да и вполне возможно - ошибаюсь я,
      А смерть не так уж и страшна,
      Но уже тогда - когда
      Наступит вера полного безверия;
      Тогда все, впрочем, и закончится; и без вранья
      Поймем мы сами все; из тупика
      Не будет выхода и тогда
      Но - когда, когда, когда?..
      
      
      ***
      1
      Не спешите садиться - пацаны;
      Случается, что лучше постоять.
      Сегодня мне не спится, от зари
      Проснулся, и на кичу - опять.
      
      А может быть все ещё - наладится:
      Придет рассвет, тюрьма откроет двери;
      Но что-то мне не верится, и маяться,
      Приходится, лежа в постели.
      
      2
      Когда выйду: прозвенит звонок,
      Закончится мой срок и тогда
      Вдруг нервно пробежит по телу ток,
      Наверное так, как всегда.
      
      Один закон, на мужиков, и на блатных,
      Кто здесь на зоне чалится со мною;
      И хочется утешить безнадежно больных:
      Волей, волей, волей...
      
      3
      За ходкой - ходка, вот она судьба;
      "Сука!", кричу я сам себе.
      На воле никто не ждет меня:
      Я растерял всех - давно уже...
      
      
      * * *
      Я стремился все время кого-то найти,
      И терялся в догадках: кто это был?
      Поднимался почти в стратосферу земли,
      И камнем оттуда - вниз, вниз.
      
      Я взбирался на горы, смотрел в облака,
      И заглядывал к дьяволу в пасть.
      Все наверно хотел отыскать тебя,
      И все время боялся упасть.
      
      Хотя падал я часто, и это в болезнь
      Уж давно могло перейти.
      И влезая на дерево, слышал: слезь
      Там ее тебе не найти.
      
      Я спускался под воду, нырял в глубину,
      И заглядывал под камни я;
      А мне в ответ: не она, не она
      Не она это все, не судьба.
      
      Так когда же смогу отыскать я судьбу?
      Так, чтоб больше - никогда не искать.
      И чем-то гулко отдалось в тишину:
      Об этом не дано тебе знать...
      
      
      ***
      А я откинулся, и хочется смеяться,
      Пойду в кабак, а завтра улечу я в Крым.
      Себе позволю там на пляже поваляться,
      И позабыть суровый Север, и Нарым.
      
      Я был на прииске до самого звонка,
      Конвой спускал собак, и бил меня, паскуда;
      Теперь забуду все и словно никогда
      На зоне не был я, и не было мне худо.
      
      Ну что ж ты загрустил начальник-прокурор,
      Наверно хочется - впаять мне вновь десятку.
      Да, прокурор на приговор всегда был скор,
      И был я не готов к подобному порядку.
      
      Плевал на суд и на законы волчьи,
      Не признавал идейную муру,
      Да и порядки кумовские сучьи,
      На нары больше не пойду.
      
      Что жизнь малина, когда кругом менты,
      Пооткрывали везде себе делянки.
      Ворам свободы не видать, как ни крути,
      Кругом ментовские проделки да порядки.
      
      Но все, о прошлом позабуду поскорей,
      Судьба дала мне шанс, и я теперь на воле.
      Скажу себе - о том что было - не жалей,
      Не вспоминай о суке-прокуроре.
      
      Север, нары, лагерь и чифирь,
       Вас из памяти изжить пытаюсь.
      И готов сбежать хоть на Каир,
      Если там пойму, что потеряюсь.
      
      
      * * *
      А я тебя возьму и выдумаю,
      Нелепо ждать, что ты сама придешь.
      Хочу при этом стать невидимым,
      Чтобы обнять тебя, и ты поймешь
      
      Как я люблю, признаешься в любви
      Сама, я обомлею от удачи.
      Но слов ответных от меня не жди
      Зарок дал не любить, лихачу
      
      По жизни, на секунды замирая,
      И вновь пускаясь в кругосветный бег.
      Ты думаешь, что я не понимаю,
      Как глупо все, и свой побег
      
      От всех - не назову любовью,
      Хотя и к ней стремлюсь я всей душой.
      Но вот расписываюсь кровью
      Я над такой своей судьбой.
      
      
      ***
      Братва, мне вдруг приснился страшный сон-
      Я не хотел из зоны возвращаться.
      Звонок звенел, с утра еще был "шмон",
      А я хотел на нарах поваляться.
      
      Ну вот же и приснится вдруг такое,
      Не то чтобы и сам того желал.
      Ну, кто-то скажет, дело молодое,
      Но я бы про себя так не сказал.
      
      Мне скоро сорок, за спиной три ходки,
      Жизнь по этапам вроде как прошла.
      Брал магазины и хаты по наводке,
      Жил хорошо, потом удача продала.
      
      Но как-то ни о чем я не жалею,
      Все понимаю, мол, такова судьба.
      Но почему из лагеря уйти не смею?
      Дела остались? Да какие там дела!
      
      А впрочем, это ведь все сон,
      Пусть сон и скверный, но он - не настоящий.
      На волю выйду я - таков закон,
      Уйду из лагеря под лета-зной палящий.
      
      Вы, скАжите - запутался, бродяга,
      Рамсы попутал, план перекурил.
      Да нет же, я вот думаю - бодяга
      Все это, ведь на зоне только жил.
      
      Ну что на воле? Был ведь там я мало,
      Все больше вдоль лакалки проходил.
      Жаль только мать, судьбу мою бы знала,
      Наверно не рожала б, рассудил.
      
      Братва, свобода - это дорогое,
      И ценное у каждого из нас.
      А все другое - это наносное,
      И все другое - это не про нас.
      
      
      ***
      Будет ветер, будет мгла, сказал отец,
      Ты не жди суда, иди сам по этапу.
      И тогда поверь, найдешь себе ночлег,
      Там, где хочешь, а не где куму надо.
      
      Я кивнул, и сидор свой собрал,
      Впереди ждала неблизкая дорога
      Разве мог я знать тогда, не знал
      Навсегда с отцом прощаясь у порога.
      
      А в дом уже ломились мусора,
      Кричали, матерились, били стекла,
      Я ствол перезарядил, сказал - пора,
      Живым не дамся ни за что вам.
      
      Там подвал, кивнул мне вниз отец,
      Ты выбирайся, уходи дворами,
      Беги, я задержу их здесь, малец,
      Проводил меня он этими словами.
      
      Я нырнул в подвал, и далее наверх,
      По подземному я выбирался ходу.
      И пустился по жизни в свой разбег,
      Что сил бежал, не выбирал дорогу.
      
      И как будто жизнь прошла, а я
      Все живу как в ожиданье ареста,
      И тот сидор все со мной, всегда
      Выпадает то орел, то решка.
      
      Жизнь играла мной, но помнил я слова
      Моего отца, что бой с ментами принял,
      Говорил он - не сдавайся никогда,
      Больше я отца живым не видел.
      
      Сучья жизнь, ментовские порядки,
      На этапы делится судьба,
      Я играю с ней все время в прядки,
      И удара жду из-за угла.
      
      
      Верните мне детство
      Затянулось небо грустью, я рыдаю вместе с ним,
      Каплями дождя, что на лицо мне падают.
      И все кажется, как будто, я домой к себе бегу,
      И я мал, и ждут меня мама с папою.
      
      И все будет хорошо, и впереди моя мечта,
      Которая исполнится, как будто бы.
      И не спрашивал тогда, за что так больно бьешь меня
      Эх судьба моя ты, эх судьба.
      
      И устала от меня жизнь сердитая моя,
      И так хочется сказать, что я ведь свой.
      И вот понимаю я, что не понял ни черта,
      И хочется кричать: за что итог такой?
      
      А жизнь - она ведь, в общем, хороша,
      Да не про нас тот разговор, проходит мимо все.
      И тихо ноет и скулит, моя пропащая душа,
      И я на все смотрю глазами понимающими.
      
      Верните, верните мне детство,
      Возьмите жизнь, что будет впереди.
      И так мне хочется согреться
      От маминой, неземной, любви.
      
      
      ***
      Вот и пришла гражданочка весна;
      Раз в год она приходит на свиданку.
      Зазеленели за решеткой тополя;
      В тот день и я проснулся спозаранку.
      
      Я представлял красавицу весну
      И радовался ей я как девчонке;
      Как будто забрела она в тюрьму,
      Присела рядом на соседней шконке.
      
      Меня всегда манила красота,
      И я охотно наслаждался волей.
      А тут тюрьма, тюрьма, тюрьма!
      Пока на нарах не будет мне покоя.
      
      Взахлеб весне спешил я рассказать,
      Она внимала с грустною улыбкой,
      А знал ли кто из нас тогда что вспять
      Не поворотишь из пучины зыбкой.
      
      И мне хотелось плакать и смеяться,
      Я иллюзорность понял бытия.
      Еще хотелось мне в комочек сжаться,
      Желая никуда весна чтоб не ушла!
      
      Но как же глупо все, печально и нелепо,
      Что ждет меня? - Этап, колония, срока.
      И не увидеть больше вольного мне света,
      Сейчас тюрьма, и впереди опять тюрьма.
      
      Весна, весна,- через мою судьбу
      Прошла ты словно красной полосою.
      Весной я вышел на свободу и в тюрьму
      Я знаю точно попаду опять весною.
      
      
      ***
      Вы переспросите: неужто это так?
      За все что есть - приходится платить?
      Я сразу захочу уйти в отказ,
      Но разве я смогу с обманом жить?
      
      Как грустно признавать, что все так плохо,
      Устал от жизни, да и от судьбы.
      И не на что надеяться, лишь только
      Что скоро оборвутся жизни дни.
      
      Сам виноват - никто ведь не неволил,
      Свой путь я выбрал под влиянием братвы.
      Так вышло, ничего не строил,
      Лишь разрушал, да обрывал на полпути.
      
      Так хочется вздохнуть мне полной грудью,
      Отца и мать обнять, утешить, объяснить
      Нет поздно, все давно отняли судьи
      И мне уже теперь нет смысла жить.
      
      На шконках с пацанами жизнь я прожил.
      По пересыльным тюрьмам годы разменял.
      Ни счастья ни добра так и не нАжил,
      Лишь только то что было растерял.
      
      Но стоп, хочу воскликнуть: погоди!
      Черт с тем - что все так плохо.
      Я понимал: не верь, не бойся, не проси
      Да и не жди, не жди... Вот разве только...
      
      
      ***
      День за днем неделю за неделей,
      Я живу в решетчатом краю.
      И приходят сны ко мне в постели,
      В них я вижу волю лишь одну.
      
      Воля, воля, в дымке синеватой
      Часто ты являешься во сне;
      Кажешься то близкой то далекой,
      Чем-то добрым отзываешься во мне.
      
      Там на воле ждёт нас радость и удача,
      Там на воле мать, отец, сестра, братишка.
      А на зоне, а на зоне, а на зоне -
      Вновь чифир, братва, конвой, запретка, вышки.
      
      Размягчают сердце сны о воле,
      Проявляя таинство в душе,
      Вот мне кажется, что на свободе
      Как мальчишка лезу по сосне.
      
      Снится мне, что я бегу по лугу,
      Радуюсь январскому снежку,
      Обращаю жизнь я в центрифугу,
      Вроде бы сейчас я все могу.
      
      Но к утру как ветром уносило
      Пелену мечты мой сон согнав.
      И в неволе вновь я очумело
      Просыпался, подушку приобняв-
      
      
      ***
      К черту все, если я и вправду виноват,
      В этом случае ответил по закону.
      Да и что уж точно - нет пути назад,
      И ничто не может быть - по другому.
      
      Да только мне все же кажется - неверно это,
      И был тогда я прав: вы зря впаяли срок.
      Что, гражданин начальник? Нет у вас ответа?
      Так может и на самом деле я от правды недалек?
      
      Сейчас уже не помните, как осудили пацана.
      И первоходом он тогда пошел на зону.
      Не говорите только, что была на то судьба.
      Ведь если бы не вы, все было б по-другому.
      
      И следователь молчал, что было говорить?
      Теперь и сам он понял, что тогда ошибся.
      Но понимать-то понимал, но как с такою правдой жить?
      Ведь годы не вернуть, лишь может быть напиться?
      
      И бывший следователь пил с бывшим осужденным,
      С недавних пор им стало нечего делить.
      Вот разве что сидеть обоим с видом удрученным,
      И недоумевая, как же теперь быть?
      
      Ведь следователь и арестант - лишь только в протоколе.
      Да протоколу этому почти что тридцать лет.
      То был отец и сын, и сын в неволе,
      Почти всю жизнь провел, и осудил его отец.
      
      Когда-то следователь не знал, что стал отцом он,
      Жена тогда бежала, через время родила.
      И только через много лет ему призналась,
      О сыне, и о том, лгать больше не могла.
      
      Отцу сейчас за семьдесят, а сыну под полтинник,
      Судьба вы скажите, да может и судьба.
      Но если так, то в этой жизни я вечный именинник,-
      Сказал отец, а сын... а сын был я...
      
      
      
      ***
      Как устал я от сук, от разборок от лагерных,
      Пусть летит в неизбежность шальная душа.
      Нет на свете историй более занимательных,
      Чем хмельное откровение зека.
      
      Заварили чифир, и чашка по кругу
      Начала свой проверенный и желанный разбег.
      И пошли откровения на фене друг другу,
      Кто-то тихо шутил, кто-то мыслил побег.
      
      Распороли мне душу за годы отсидок,
      В ней осталось так мало людской доброты.
      Навсегда въелись в тело следы от бирок,
      С номером, отделявшим меня от братвы.
      
      Из былого чифир вырывает мгновенья,
      Фотохронику ломаной ментами судьбы.
      Каждый раз новый срок за кумовское рвенье,
      Получал и не знал я, что ждёт впереди
      
      Научил меня лагерь терпеть, не сдаваться,
      Ни о чём не просить, не верить, не ждать.
      Прокурору в содеянном не признаваться,
      И при боли - слез не выдавать.
      
      Завязал свои нервы в узлы, и с усмешкой
      Вновь и вновь на этап я устало бреду.
      А свобода все ждет меня где-то за решкой,
      И как прежде чего то все время я все жду.
      
      
      ***
      Лист осенний падает на землю,
      Где-то там, на воле, но не здесь.
      Здесь на нарах жизнь я не приемлю,
      Но живу, по новой успевая сесть.
      
      Как здесь сейчас? Да так же как всегда:
      Конвой, собаки, крики, пересылки;
      Как здесь сейчас? Да так как никогда
      Я вам не посоветую братишки.
      
      А многим непонятно: что и как?
      Как поступать? Что куму говорить?
      А я уже готовлюсь с хаты на этап.
      Потом на зону; да чего там воду лить.
      
      Грустил судья, заплакала жена,
      И запросил мне прокурор десятку.
      А я молчал, все понимал, как никогда,
      Зал загудел, и секретарь призвал к порядку.
      
      Тюрьма захлопнула железные засовы,
      По хатам гул, и первоходов рой.
      А я по новой в бур, и нарушаются законы
      С изломанной неволею судьбой.
      
      У людей на воле, солнышко на лицах;
      Веет ветерок прохладой и мечтой.
      Листик милый, в наших мыслях,
      На свободе мы всегда с тобой.
      
      Так вышло, что пути иного не дано.
      Все по закону, но мне он ненавистен.
      И видимо давно все предрешено,
      И хватит горя на десяток жизней.
      
      И судьба бросает нас в этапы,-
      Словно ветер, лист, гоняет по земле.
      Только наши души, точно также кляты,-
      Как и ты, листок, в осенней мгле
      
      
      ***
      Мне больно от моих воспоминаний,
      Судьба с усмешкой бьет меня в лицо.
      И кажется, от переизбытка знаний
      О прошлом,- уже мне все равно.
      
      Теперь все чаще зону вспоминаю,
      Этапы, пересылки, лай собак.
      И кажется, что жизнь свою теряю,
      И мысли не могу собрать никак.
      
      Не прошу у других я прощенья,
      Все равно не прощу сам себя.
      И былое незримою тенью,
      Догоняет всю жизнь меня.
      
      Тюрьма прошла по жизни бороздою,
      Не заживает рана, и болит,
      Болит душа, и плачет тихо мама,
      Которая в могиле уж лежит.
      
      О смерти мамы я узнал на зоне,
      На пОхороны "кум" не отпустил.
      Морщины высекли скупые слезы-соли,
      Я все ругал себя, и не простил.
      
      Нет, не простил себе и не прощу я,
      Да что сейчас об этом говорить.
      И жизнь закончится, и ее снова
      Из пепла-прошлого не восстановить.
      
      Не прошу у других я прощенья,
      Все равно не прощу сам себя.
      И былое незримою тенью,
      Догоняет всю жизнь меня.
      
      
      ***
      Мне жизнь блатная надоела, черт возьми,
      И очень хочется, чтоб было по-другому.
      Куда ни кинь, в тюрьме все сходятся пути,
      И не изменится, по счету по большому.
      
      Да это так - и не изменится ничто.
      А впереди - все тот же срок и зона.
      И хочется воскликнуть: е-мое!
      Как ты меня замучила неволя.
      
      Ты не ищи совета у других.
      Все что планировал - с тобой то и случилось.
      И у тебя судимостей одних
      На корешей на всех с избытком получилось.
      
      А мне так хочется и счастья и любви,
      И хоть немножечко, но хочется удачи.
      Нарушен мной закон: не укради,
      С тех пор я с воли получаю передачи.
      
      Нет, не подумайте я вовсе не о том,
      Готов сидеть я столько, сколько нужно.
      Вот только знать бы мне еще - за что.
      За сук? Так ведь и вправду, жизнь-то сучья.
      
      Тем более, когда кругом полно козлов,
      Тех - что сдадут за пайку с потрохами куму.
      Мочить их надо, сук, мочить, да и понтов
      Гнилых не слушать, и поступать по разуму.
      
      А разум говорит - не выйдешь на свободу
      Еще ты долго с правдою такой.
      Так я и не стремлюсь, ведь там что, по-другому?
      Да там все то же и нет разницы большой.
      
      
      ***
      Мне многое казалось непонятным,
      Я воровал - и делал шаг назад.
      При этом для себя считал накладным
      Сменить профессию, я урка - это так.
      
      И вы не знали - куда от меня деться,
      Входил я без привета в любой дом.
      А еще раньше - успевал согреться
      Надежным средством - водкой и вином.
      
      Нет, я не пьяница - кто думает, что так.
      Порой не пью, хоть выпить и охота.
      Но вот случается, и попадал впросак
      Совсем забыв, что ждет меня работа.
      
      Я в этом время, пьяный и разбитый
      Валялся на блатхате и страдал.
      А путь мой был весь козырями крытый,
      Все что поставил на кон - тут же проиграл.
      
      Но честь по чести - бывало так не долго,
      Мне удавалось - разжимать тиски.
      Хотя и попадал, и слышал емко:
      Привет, бродяга, просим в хату, проходи.
      
      Вы не подумайте - я, право, честный вор,
      И за последним к вам я не полезу,
      К тому же ждёт меня суровый приговор,
      Не променяешь совесть на монету.
      
      Да, я садился, это было правдой
      К чему что-то от вас друзья скрывать?
      И мне не удавалось тихой сапой
      Сходить с "скачкА", и убегать назад.
      
      Хотя и многое, конечно же, бывало,
      Как многое, что ещё будет впереди.
      Но я хотел бы, что бы воля знала
      Я к ней стремлюсь, чуток лишь погоди.
      
      И по звонку откинусь я на волю,
      А там весна, сирень, и красота.
      И все конечно же там по-другому
      Да знал и сам, что воля мне мила.
      
      Не век ведь буду тасоваться по этапам,
      Да и к чему блатная жизнь нужна.
      Но это после, на пути распятом
      Дорога мне иная не видна...
      
      
      * * *
      Мне не хотелось душу рвать, устал.
      Жизнь бьет, при этом усмехаясь.
      А я бежал к тебе, любимая, бежал.
      Конвой стрелял, собаки задыхались.
      
      Так вышло, от погони я ушел.
      Ведь я бежал в стремлении успеть.
      Пусть бег напрасен, понимал и сам.
      Но что об этом говорить теперь.
      
      Теперь, когда прошло немало лет.
      И нет тебя любимая со мной.
      Да мне, признаться, уже и не успеть
      Влюбить обратно, да и живу с другой.
      
      Но никого я так не полюблю,
      Да и к чему мне говорить о чувствах.
      Хочу, чтобы пришел покой,
      На воле, а не на нарах ментовских.
      
      Но ты поверь, что на судьбу я не ропщу,
      От этого я как-то отучился.
      И песен новых мало я пишу,
      Ну разве как сейчас, когда напился.
      
      Но так выходит, что свои воспоминанья
      Намного легче, выпив, вызывать.
      Хотя случается такое отчаяние,
      Что ничего не хочется желать.
      
      
      ***
      Мне снится сон: на воле я проснувшись,
      Неспешно вышел утром на крыльцо.
      Слеза дождя игриво улыбнувшись,
      Упала словно в шутку на мое лицо.
      
      Задумался как жить, не понимая
      Чего желать, да и о чем просить?
      И я грустил, ответа не предполагая,
      И если честно: не хотелось жить.
      
      Тогда под утро также было грустно;
      Хоть и манила красотой весна.
      Душа? Да на душе моей так пусто,
      Что если б знал кто, никто и никогда.
      
      Еще мальчишкой я попал на зону.
      За глупость, за ребячество, пустяк;
      С тех пор пустяк всю жизнь передо мною
      Из срока в срок из кичи в кичу - дурак.
      
      Нет счастья. Горечь лишь расплаты,
      Да осмысление нелепости. И дни
      Проходят в однотипной радости. И кляты
      С тех пор все прошлые и в будущем пути.
      
      
      * * *
      Мое счастье смеялось правдой,
      Страницу жизни перевернул.
      И казалось такой отрадой,
      Что в душу к себе заглянул.
      
      Усмехнулся при этом устало,
      Сделал шаг и вернулся назад.
      Было так, как уже бывало,
      Било сердце с улыбкой в набат.
      
      Знал о том, конечно же, знал я,
      Как я мог того не понимать.
      И случилось все как когда-то,
      Ничего не хотел менять.
      
      Время шло вперед спотыкаясь,
      Из ничего рождалось все.
      И я перед собой извиняясь,
      Рассуждал о том, что прошло
      
      Прошло многое, многое будет,
      Как когда-то уже, как всегда.
      И никто меня не осудит,
      И скажу сам себе что пора.
      
      И захватит сознанье мгновенье,
      Промелькнет в нем вся моя жизнь.
      И придет вновь вдохновенье,
      Только вот я в прошлом завис.
      
      Бьет оно исподволь под дых,
      Издеваясь, хлещет по нервам.
      И как искупление стих,
      Из ниоткуда пришел первым.
      
      И за ним - потянулись другие,
      И в них все про меня,
      И мысли бегут шальные,
      И это моя судьба.
      
      
      ***
      Не думал я сбегать с этапа - чудеса,
      Что ноги меня сами уносили.
      И замаячила о будущем мечта,
      Я рассудил: всё без меня решили.
      
      И долго я не разбирал дороги,
      И вроде видел впереди рассвет,
      Но как то вот попал в берлогу,
      Медведя не было, я получил ночлег.
      
      Вот ведь вышло все как-то забавно,
      Убегал, а попал в западню.
      Вроде в зоне был ещё недавно,
      А теперь на яликах я сплю.
      
      Зачем-то дернули из зоны на тюрьму,
      Открыли новый эпизод, мол, в деле,
      Я скоро буду - предупредил братву,
      Когда подняли утречком с постели.
      
      И до поверки мне велели собираться,
      Задумав следственный эксперимент.
      Хотел таким серьёзным я казаться,
      Да только рассмеялся им в ответ.
      
      Меня собрались было в бур, да по закону,
      Да - по закону не имели права.
      А мне плевать, по счету по большому,
      Смирился с зоной, рассудив - расплата.
      
      Расплата зона мне за тяжкие грехи,
      За неумение распорядиться волей.
      Вот только преступления все не мои,
      Да разве им докажешь - сучья доля.
      
      И вот теперь лежу в берлоге, размышляю,
      Что будет если возвратится "миша",
      Но видно все же что-то я не понимаю,
      А может хуже - протекает крыша.
      
      Но всё же допустить такого не могу,
      И буду биться за свою свободу.
      И если будет надо, отправлюсь в тюрьму,
      Эй, где вы там, ведите к прокурору.
      
      Но я сидел один, и темнота
      Стянула веки от усталости и страха.
      Пытался песню петь, да не пошла,
      Ругал себя, что дал такого маха.
      
      Наверно надо было выслушать судью,
      Вдруг он задумал отпустить совсем?
      Да только вот поверить не могу,
      Хотя и не рискую я ничем.
      
      И теперь запутался серьезно,
      И даже сам желал, чтобы нашли.
      И нечем крыть, на сердце беспокойно,
      Я сам себя загнал до одурИ.
      
      Ну а мишка так и не вернулся,
      И рано утром и нашли меня.
      А я ведь братцы здесь чуть не загнулся,
      Да видимо еще мне не судьба.
      
      
      
      * * *
      Не смотри на меня со злостью,
      Я ведь правда - совсем не такой;
      И иду, постукивая тростью,
      И попасть хочу в мир иной.
      
      Там подснежники всходят в июле,
      И сады цветут в декабре,
      Этот мир до сих пор ищу я,
      Разрывая пространство во мгле,
      
      Что спускается в душу незримо,
      И оттаивает там навсегда,
      Если раньше была нелюбима,-
      Здесь любовь обретешь навсегда.
      
      Только верь, что это возможно,
      Этим силы придашь ты и мне,
      Ведь на самом деле все сложно,
      Чтоб поверить самому себе.
      
      
      ***
      Нет, еще не конец, это точно я знаю,
      Да и путь до конца ещё не пройден мой.
      И пусть через тюрьму я и зону шагаю,
      Но с надеждой когда-то вернуться домой.
      
      Было время тогда, а и правда ведь было,
      Детский сад, потом школа, малолетка, тюрьма.
      Нет не то; нет в душе уже такого порыва
      Как тогда, как хотелось бы; но когда?
      
      А ведь можно сказать, что я вырос на зоне,
      По этапам мужал, и на мир сквозь решку глядел.
      Но так хочется мне, чтобы было не так - по-другому,
      Так хочу довершить, что ещё не успел.
      
      Все не так, и сейчас это только начало.
      Все не так, ну от силы - лишь полпути.
      Я вернусь,- ты дождись меня мама,
      Завывает тайга - жди.
      
      Пусть другому достанется счастье, удача,
      По-другому хотел бы пройти я свой путь.
      Но паскуда судьба загоняет снова в этапы,
      Только на пересылке удается вздохнуть.
      
      Мама, пятый уж срок ты за мной по этапам,
      Не угнаться за волей, только выйду - опять.
      И борюсь я с собой, чтобы мне не заплакать,
      Так хочу я обнять тебя и дать волю слезам.
      
      Все закончиться, мама, даю слово, навечно
      Распрощаюсь я с зоной, с хозяином и с братвой,
      Все закончиться, мама, я вернусь непременно,
      Не с этапа, с побега возвращусь я домой.
      
      
      * * *
      Нет, не думал, что так будет, почему произошло,
      И подобным чередом идет по кругу.
      И все кажется, как будто, что случится все равно,
      Только знаю - никогда другим не буду.
      
      Заслоняет солнце решку, громко лязгают ключи,
      Что "попкарь" перебирает между пальцев.
      Если в хате оказался, знал одно я - не молчи,
      Расскажи, что на душе твоей, не майся.
      
      Но молчал пацан на нарах, такова его судьба,
      Он давно уже смирился с долей злою,
      А я знал, что эта доля, точно так же и моя,
      Все с подачи прокурора, я не скрою.
      
      И пошел пацан в отказ, перед кумом и собой,
      Был он чист своею правдою в неправде;
      И за это со всей злобой долго бил его конвой,
       К нам попал он в окровавленном наряде.
      
      Будет день и будет пища, я ему тогда сказал,
      Он тогда лишь призадумался немного;
      Затянувшись сигаретой обо всем мне рассказал,
      Я был в шоке от рассказа от такого.
      
      Несмотря на двадцать лет, в этой жизни он не жил,
      Все искал любовь, в предательство не верил;
      А потом менты списали на него что он убил
      Ту, с которой дни он счастьем мерил.
      
      И водили его на допросы,
      Его били, он не сознался.
      И все время вопросы, вопросы,
      Шили дело, а он не сдавался.
      
      И смирившись с такою судьбою,
      Потерял он надежду и веру,
      И свобода махнула рукою,
      Громко хлопнув железною дверью.
      
      
      ***
      Перевернула жизнь мою тюрьма,
      За много лет подобное бывает.
      К чему слова - что невиновен я,
      Там этого никто не понимает.
      
      И так бы и сидеть мне в лагерях,
      Да встретил я виновного по делу.
      Мы даже подружились, вот дела,
      Судьба сама с усмешкой песню пела.
      
      И вышел я, скостил мне срок судья,
      И прокурор свою признал ошибку.
      А парень тот остался за меня,
      Ну, за себя верней, внакидку
      
      Играть остался в карты, пить чифир,
      Садиться в бур,- ну все что там бывает.
      А я на волю вышел, только мир
      В душе моей никак не наступает.
      
      Я было стал роптать, --зачем?
      Потом подумал, и смирился с фактом.
      Не воспринимал на воле уголовных тем,
      Они мне были как-то непонятны.
      
      И вроде отсидел большой я срок,
      И надо бы признать в себе зека,
      И даже дал себе такой зарок
      Кому-то говорить, что был судим я.
      
      Но полно; и даже как-то странно
      Что я еще о прошлом вспоминаю
      Хотя тюрьма и зона рваной раной
      Разбило сердце,- оно не заживает.
      
      И отучился в зоне я страдать,
      Стремиться к людям тоже отучился.
      Как и во что-то верить и мечтать,
      Так раньше жил. Когда еще и не садился.
      
      
      * * *
      Плыву по лагерям как по этапу,
      Вокруг зека и рожи "мусоров".
      Тяну срока и годы кляты,
      Что потерял среди решеток и оков.
      
      Нет, как же не люблю "приход" нелепый,
      Так после "ханки" вечно сам не свой.
      Мне кажется, что уголовник я отпетый,
      С совсем уже пропащею душой.
      
      Сейчас отпустит, подожди,
      "Чифира" заварю, и будет все в порядке.
      Оставлю "непонятки" позади,
      И попрошу "шныря" сплясать в присядку.
      
      Мне стало безразлично что со мной,
      Так иногда действительно бывает.
      Тем более что срок еще большой,
      Что будет - лишь хозяин знает.
      
      Хотя и сам я знаю: ничего
      Такого уж нового не будет.
      Что будет кроме срока: ничего,
      И я говорю - ничего не будет.
      
      
      ***
      Пожелайте доброй мне удачи,
      Завтра мне с рассвета на этап.
      И пусть сейчас сижу на кичи,
      За решеткой, без креста распят.
      
      Что с того, что ждет меня дорога,
      Она и без того всю жизнь со мной.
      Жизнь прожил по зонам, видел много
      Хотите - поделюсь судьбою воровской.
      
      Зона, зона - не девчонка, не жена,
      Зона, зона - привлекательного мало.
      Отчего же не могу жить без тебя?
      Без твоего тюремного оскала.
      
      Где-то счастье бродит одиноко,
      Не нашел, что было - растерял.
      От того и на душе бывает горько,
      Знал бы где упасть - так ведь не знал.
      
      Конвоир мне лыбится, паскуда.
      В "непонятке" задержал я шаг.
      Потом понял: с кем-то перепутал, сука,
      Или от судьбы какой-то знак.
      
      Нет, напрасно я себя тревожу,
      Пусть проходят как проходят дни.
      И когда-нибудь я сам все подытожу
      С лагерей вернусь словно с войны.
      
      Будет воля - обниму ее как девку,
      Улыбнусь, скажу: не бойся - я ведь твой.
      И на утро мне не надо на поверку
      Можно спать - с распахнутой душой.
      
      Все закончится: тюрьма, срока, этап,
      Все останется в каком-то дальнем прошлом.
      Все закончится, и нет пути назад.
      И лишь слышится, мне что-то только.
      
      Слышится, что словно я не прав.
      Слышится, что я хожу по краю.
      Слышится,- уже не тот канал,
      Жизни. А впрочем, я не знаю...
      
      
      Полшага
      1
      Не слышно в небе ни души,
      Не слышно ни души в округе.
      Лишь коршун в небесах кружит,
      Как память об ушедшем друге.
      
      Давно опала вся листва,
       На смену ей пришли сомненья.
      Да, видимо, молва права:
      Суть человечества в гоненье.
      
      Гоним я всюду, всем я враг,
      Природа рай тебе, бродяга.
      И мне до рая один шаг,
      До ада, правда, лишь полшага.
      
      2
      И что еще хочу сказать,
      Задуматься могу многом,
      Себе удачи пожелать,
      Стать честным перед богом.
      
      И вдаль летят мои сомненья,
      Их обрамляет чистота.
      И многое без сожаленья
      Теперь приму как никогда.
      
      И буду радостью томим,
      И ждать несбывшихся желаний,
      И я по-прежнему раним,
      К безвинным наказаниям.
      
      Будет все, а может и многое,
      Пожелаю себе я любви.
      И скажу: ты любовь осторожно
      Ко мне все-таки приди.
      
      
      
      * * *
      Понять играючи риторику любви
      Стремился, и запутывал себя.
      Не зная правил жизненной игры
      Желал я лишь выигрывать всегда.
      
      И за попытки часто был наказан,
      За помыслы - отвергнут, удручен
      Мечтами о не сбывавшихся желаний,
      И выходило, до сих пор сражен
      
      Тем, что судьба иной раз в злой усмешке
      Стремится наказать меня.
      Вернуть из королей обратно в пешки,
      За что - хочу понять, как никогда;
      
      Но многое останется за тайной
      Семи печатей; от начала до конца
      Бегу по кругу, и небесной манной
      Накормлен вдосталь я.
      
      P.S.
      Ошибки, а за ними и разгадка,
      Наверняка придет черед за мной.
      Ну а пока все как-то слишком гадко,
      Да и не светит мне покой.
      
      
      ***
      Пора настала думать о хорошем,
      К чему себя сомнением терзать.
      Тюрьма и лагерь останутся пусть в прошлом,
      Не время нам иного и желать.
      
      И не скажу, друзья, что все так плохо,
      Мне хочется всем счастья пожелать.
      При этом хочется чего-то мне другого
      Чего? И сам я не могу понять.
      
      Прошла пора успехов и иллюзий,
      Три срока: от звонка и до звонка.
      Оставил на этапах множество сомнений,
      Случалось и срывался я в бега.
      
      Ну а сейчас действительно все в прошлом
      Так думаю, да и наверное - хочу.
      Хотя, как выйдет все на самом деле?
      Не знаю, от кого-то все ответа жду.
      
      В душе вообще творится черт те что.
      Там нет конвоя, сук, и вышек.
      Все представляю я одно:
      Что я навечно на свободу вышел.
      
      
      * * *
      Скажите мне что все на свете правда,
      Чтоб я поверил раз и навсегда.
      И впредь не расхотел бы с вами знаться,
      А вы бы значили хоть что-то для меня.
      
      Ну почему же нет, с обманом ведь не легче,
      И я в каких-то собственных мечтах
      Вдруг проживаю жизнь, и становлюсь все мельче
      Если вдруг вру, но не хочу, в речах
      
      В речах другим я справедлив и важен,
      И словно бы не веря ни во что
      Сам для себя я становлюсь отважен,
      Потом смеюсь, ругаюсь, черт те что,
      
      Кричу себе, и от себя же убегаю,
      И думаю удастся ли догнать
      Себя, и как-то понимаю
      Что нечего мне более желать.
      
      Пусть многого и нет, да и не надо
      Мне многого не надо ничего.
      Ведь все равно вся жизнь - расплата
      За прошлое, за прошлое мое.
      
      Но до конца считать так - сомневаюсь
      Что надо, да и не верю до конца
      Что все прошло напрасно, и теряюсь -
      Действительно ли такая жизнь нужна.
      
      И хочется воскликнуть, понимая
      Ведь правды мало, больше как-то лжи.
      И боль души сомненьем заглушая,
      Затачиваю для себя ножи.
      
      
      ***
      Смотрю - по новой все опять,
      Глазенки ссучила невеста,
      Очередная моя блядь,
      В душе я ей нашел вдруг место.
      
      А надо было бы послать,
      Но как-то сразу и с порога,
      Мне не хотелось обижать,
      Да и по виду недотрога.
      
      Мотал я срок по лагерям,
      Этапы душу загубили,
      Я не скучаю по ментам,
      Да что менты, они ссудили
      
      Меня со строгостью; зека
      Чифир мне в камере давали.
      И не поднимется рука
      Плохого написать, бывали
      
      Бывали дни и тяжелей,
      Обычно водка выручала.
      И говорил себе: смелей,
      Мочи козлов, чтоб правда знала.
      
      Перевернули жизнь мою
      Срока на зоне, и с усмешкой
      Блатные песни я пою,
      О воле, да луне за решкой.
      
      Грозился вышкой прокурор,
      Судья же накатал десятку,
      Что прокурор, он сам ведь вор,
      Его "базар" - так, для порядка
      
      Сейчас откинулся, и всех
      Готов послать и улыбнутся.
      Но вот в душе моей смех,
      Скрутило так - не разогнуться
      
      И нары с матом вспоминаю,
      И с радостью - друзей зека.
      Путь повторить свой не желаю
      Ни вам, ни мне, ни за меня...
      
      
      ***
      Так вышло, что многие ушли
      По этапу - в любое время года;
      И вяжут пацанов менты,
      А жизнь внимает у порога.
      
      А на дворе цветет весна или дожди
      Осенние сменяет холод зимний;
      А пацанам одно - сиди, сиди, сиди,-
      В Крестах, под куполом старинным.
      
      И мне хотелось написать письмо
      Хозяину над всем ГУИНом,
      Чтобы открыл он тюрьмы, лагеря,
      Но рассмеялся от мечты наивной.
      
      Как глупый сон - нелепое письмо,
      А жизнь то била многих по заслугам,
      Вот только правду - не знает никто,
      И неподвластна правда кумовским потугам.
      
      Всю правду каждый держит про себя,
      Не веря ни судам, ни прокурорам;
      Хранит ее братва до высшего суда,
      Ведь умирать не хочется убийцею и вором.
      
      Проходит жизнь, и бывший каземат
      По-новому тюрьмой сейчас зовется.
      Никто не знает кто прав кто виноват,
      Лишь болью в сердце каждый срок мне отдается.
      
      Как было и как будет нам не знать,
      И сам пойду в отказ я, если спросят;
      Но всё-таки могу всем пожелать
      Надежды, ведь и камень вода точит.
      
      Воля, лагеря, этап, тюрьма,
      Ни что не изменяется с годами,
      И жизнь сама играет в решку и орла,
      По ней мы ходим, ходим все кругами.
      
      
      ***
      Эх, не смотри ты так на все тревожно,
      Сам рассуди - о чем теперь нам париться?
      Через порог суда ступай, брат, осторожно,
      Да и не вздумай ни о чем печалиться.
      
      Да, срок получишь, но ты ведь заслужил,
      Признайся сам себе, кивни в согласье прокурору.
      Судье скажи спасибо, что зла не затаил,
      Ведь ты обматерил его по делу молодому.
      
      Ну что ж, ты получил дружок свой первый срок,
      На малолетке год, и дальше по этапу.
      Пять лет за "скок" -- вполне нормальный срок,
      Да раньше по "УДО" уйдешь, предполагаю.
      
      Свой первый срок невольно вспоминаю,
      За первым был второй, и третий, чудеса:
      Всю жизнь по нарам, но больше не желаю -
      Мне надоела воровская суета.
      
      Здравствуй мой друг - пишу письмо на зону,-
      Ну, как ты там устроился? Прости,
      Что всё у нас с тобой не вышло по-другому,
      И через лагерь суждено тебе пройти.
      
      Ты не волнуйся, "передачи" обеспечу,
      И о тебе уже "маляву" отписал.
      Сиди спокойно, брат, надеюсь я на встречу,
      А на свиданку тебе бабу заказал.
      
      А на меня, мой кореш, зла ты не держи,
      Ведь "паровозом" мог уйти на зону.
      Да только мне пять лет не дали бы менты,
      Червонец получил бы,- по делу по блатному.
      
      И я прошел, и ты, и многие другие -
      Сама Россия, брат - синоним лагерей.
      И хочется, чтобы суды дела закрыли
      И отпустили бы домой всех поскорей.
      
      А мне судьба - смеялась злой усмешкой,
      И вновь по зонам проплывал как по волнам,
      На волю долго я смотрел сквозь решку,
      И так хотелось мне прибиться к берегам.
      
      
      ***
      Я брал магазины, ларьки; фраера
      "Капусту" мне сами давали.
      "На дело" ходил я, друзья, без "пера",
      "Терпилы" об этом не знали.
      
      Один раз залез в винно-водочный склад,
      И сдуру решил там напиться.
      Былая удача меня подвела,
      Итог - тюрьма и больница.
      
      В "больничку" попал - избили "менты",
      Легавые злобные суки.
      "Сидельцам" привет передал от братвы,
      Поклон за страданье и муки.
      
      "Кололи" меня, мол, сдавай всех, чудак,
      Все равно ведь пойдешь "паровозом".
      А я все твердил, что один был, ведь так
      Живу я, и буду жить вОром.
      
      И "кум" усмехался, "пресс-хатой" грозил,
      "ДелА" мне "навешивал", сука.
      А я все стоял на своем, говорил
      Не вру, и нету здесь глюка.
      
      Ну что ж, мне сказали, иди на этап,
      Твой суд без тебя состоялся.
      Я понял, что что-то здесь братцы не так,
      Проснулся, оказалось - проспался.
      
      Проснулся - вокруг винно-водочный склад,
      Пустая бутылка под боком.
      Вот видишь, как вышло оно все как,
      Не взяли меня наскоком.
      
      Ушел я домой, а потом "завязал",
      Да видимо срок уже вышел.
      Срок вышел той жизни моей воровской,
      Такое бывает, я слышал.
      
      Теперь не ворую, теперь "завязал",
      И даже чуть-чуть охраняю.
      А впрочем друзья, я вам всё рассказал,
      И всем вам удачи желаю.
      
      
      ***
      Я вышел ночью на крыльцо
      И любовался звездами.
      Не думал будет все равно
      Со взаимозачетами.
      
      Зачет простой - день прошел
      И срок на день скостили.
      Не нужен никакой другой
      Расклад и не тужили.
      
      Мы жили-жили, не тужили
      И срок тянули поровну
      Мне дали семь, ему четыре,
      Лет расставанья с волею.
      
      Но вот заметил я косяк -
      И честно в том признался.
      А он сбежал, какой дурак,
      Конвой кругом, "лакалка".
      
      Нет-нет, друзья, не тот расклад
      Я не о том толкую.
      Прошла жизнь наперекосяк,
      Но не хочу другую.
      
      Вернули кОреша, срока
      Тянулись по этапам.
      И все путем, и никогда
      Не пожалею, так то.
      
      Лагеря, лагеря,
      Тайга, мороз трескучий,
      На Руси лагеря
      С проволкой колючей.
      
      Не спешите с выводами,
      Еще ничего не ясно.
      Если что-то напутали,
      То это не ужасно.
      
      
      ***
      Я не делил ни с кем ни барышей, ни баб,
      Бывало хапал полные карманы.
      И вроде жизнь прожил, а тут такой расклад,
      Но я сказал: вам не прожить в обмане.
      
      По актировке зона отпустила,
      Хозяин тихо так сказал: иди.
      Не жизнь должна начаться - а малина,
      И только оглянулся - позади.
      
      Мелькали длинные срока, срока не очень,
      Суды и пересылки, лагеря.
      Этапы и бараки, расконвойка,
      И поселение, куда так не отправили меня.
      
      Я жизни прожил от силы половину,
      А с грустью думал - что может уже все,
      Не все, конечно, и будет по-другому,
      Вернется счастье и удача. Ё-моё.
      
      А мне с усмешкой кто-то шепчет: впереди
      Уже, бродяга, нового не будет.
      И вновь под следствием окажешься вдруг ты,
      И арестантские потянутся вновь будни.
      
      Я бил по морде всякое мурло,
      Сидел не раз на кичи, и морально
      Готов уже давно я ко всему,
      Но тут вдруг грустно стало и печально.
      
      Я возвратился с лагеря усталый,
      И повзрослел на много лет вперед.
      Вы дайте отдых мне заслуженный и малый,
      Я расплачусь, когда настанет мой черед.
      
      И верилось, что все и правда будет.
      И даже чуть светлее на душе.
      Бог не продаст, свинья не съест, кум не осудит,
      Ищу тебя, Но где ж ты правда, где?..
      
      
      ***
      Я не думал, что так быстро все закончится,
      Мне хотелось, чтобы продолжалось это вечность,
      Мне казалось, я летел к тебе из космоса,
      А на деле - срывался в неизбежность.
      
      Нет, не пьян был, почему же пьян,
      Пребываю просто в непонятке я.
      А ты смеялась, раздевалась, баловалась.
      Насмехалась надо мной - несмышленая.
      
      Но не надо так, ты не обманывай,
      Сделай шаг назад - если не уверена,
      Да не смейся же так - не показывай
      Ни свой смех, ни гнев, ни истерику.
      
      Как же хочется - чтоб было все у нас.
      И за это - ничего чтобы нам не было.
      И слеза... слеза спустилась из глаз,
      Как же глупо - что жизнь так путь отмерила...
      
      
      ***
      Я провёл срока на зоне,
      А теперь стремлюсь домой,
      Верю будет по-другому,
      Не хочу судьбы иной.
      
      Что с того, что на этапах
      Воспитал себя я сам.
      Эх ты жизнь моя проклятая -
      Восклицаю по ночам.
      
      На судьбу не надо дуться -
      Выбрал сам её, раз так.
      И обратно не вернуться,
      Всё пошло на перекосяк.
      
      Может и о чём мечтаю,
      Да о чём - и не скажу.
      Никому не доверяю
      И не верю, не хочу.
      
      И смеюсь себе я с кичи -
      Размечтался ведь, чудак.
      Прям послушать твои речи -
      Жизнь пошла на кавардак.
      
      Но ведь всё не правда, кореш -
      Там на воле - пустота.
      Здесь на нарах, впрочем, тоже -
      Эх судьбинушка, судьба.
      
      А судьбе уготовано смилостивиться,
      Воровской, уголовной судьбе;
      И когда-нибудь мне посчастливится,
      Возвратиться, воля, к тебе.
      
      
      
      ***
      Я шел по жизни уверенной походкой,
      Лишь мусора махали ксивой предо мной.
      Судьбу испытывал я с каждой новой ходкой,
      Но иногда хотелось, пацаны, домой.
      
      А где мой дом, и как туда добраться?
      Ушел с этапом, а вернусь - я сам.
      По хатам с малолетки стал мотаться
      И срок тянуть по разным лагерям.
      
      Наивные мечты на кИчи
      Вокруг запретка, вышки, часовой.
      Какие могут быть о счастье речи
      Но ведь устал. Пора домой.
      
      И ждут меня везде: в тюрьме, на воле,
      А может и нигде давно уже не ждут.
      Эх, выйти да запеть бы в чистом поле,
      Да знаю, что менты мне не дадут.
      
      И вот я вышел из лакалки, дождь и слякоть.
      Еще два шага и встретится конвой.
      Вернусь назад и прислонюсь я к шконке
      Чифир, быть может, мне принесет покой.
      
      Так жизнь и прожита, не уследишь
      Когда конец ведь было лишь начало.
      Позвал я кОреша: "Серега? Спишь?"
      Он спит. А жизнь его ведь тоже помотала!
      
      Все в лагере с изломанной судьбой
      Издерганные волей и режимом,
      Ведь за решеткой словно первобытный строй,
      И все тусуются в величье мнимом.
      
      Хотя так хочется мне просто ошибаться,
      Не верю никому, давно уже себе.
      И надоело по срокАм уже мотаться
      Но где же воля? Где же она? Где?
      
      
      ***
      Понесло пацана по этапам,
      Но за жизнь не по детски грустить.
      И врагам говорил он заклятым:
      Надо жить, надо жить, надо жить
      
      Раскумарился месяц багрянцем,
      И луна ушла в облака.
      Ну а ты восточным танцем,
      Показала мне то что моя.
      
      Как же раньше я жил без тебя?
      Все ищу и ищу я ответы.
      Почему ты сейчас далека?
      Посылаю тебе я приветы.
      
      И нежданно-негаданно как-то
      Вдруг нашел я то, что искал.
      А глаза открыл и бараки,
      А еще какие-то знаки
      Той судьбы что я потерял.
      
      
      ***
      Там за вязью бродит рассвет,
      Шторы шорохом открывая.
      Я не слышно шепчу ему "нет",
      Но лишь в шуме чудес замолкая,
      Необъятных размеров мечта
      Низко голову склоняя,
      Все как будто бежит на меня,
      На ходу иголки роняя
      С новогодней елки тревог,
      Неудач, расставаний, ошибок.
      И я тихо шепчу: "мой бог",
      Ни в какого бога не веря,
      Как не веря вообще никому,
      И себе наверное тоже,
      И все чаще вопрос: "почему"?
      Задаю, что так непохоже
      На меня, а впрочем, вопрос
      Безобидней чем тень сомнений,
      И спешу я уйти от слез
      Расставаний и недоверий
      
      А что в будущем - себя не спрошу,
      И не зная - предполагаю
      Что все также чего-то я жду,
      И до конца не решаю,
      Оставляя ответ на потом,
      Хотя может и нет ответа.
      И горит раскаленным огнем
      Ранимая душа поэта
      
      
      ***
      Горевать - не горевать, воровать - не воровать,
      Много будешь знать - совсем состаришься.
      Кабы годы повернуть - да назад,
      Да не вернуть судьбу как не стараешься.
      
      Я на свете этом жил, и кого когда любил,
      Что сейчас себя винить - ты не спрашивай.
      И за что кого прощал, изменял и не ругал,
      Эта жизнь была такая, не загадывай.
      
      А когда-то я вздыхал, таял, плакал и мечтал,
      Было время и куда оно подевалося.
      Все напрасно, все менял; я судьбу свою менял,
      И грустил я, и страдал, и просто маялся.
      
      Как хочу все изменить, как хочу тебя любить,
      Не грустить - не переживать, а только радоваться.
      Все закончилось давно, но тебя мне не забыть,
      Как ни стараться, к чему себя обманывать.
      
      
      ***
      Мне режет нервы страх воспоминаний,
      Виски в отчаянье сдавила память-боль;
      Шепчу устало рифмы заклинаний,
      И жизнь прошу: ты больше не неволь.
      
      Ты отпусти меня, устал я воевать,
      Врагов по жизни вижу я везде;
      Порою хочется мне просто помечтать,
      И вновь проснуться... на войне.
      
      Тогда все было просто и понятно,
      Где враг, где друг, в кого когда стрелять.
      Но все закончилось нелепо и внезапно,
      И есть ли смерть - теперь ли мне не знать
      
      И что с того что все-таки я выжил,
      Какая жизнь мелькает впереди,
      Стране я оказался вдруг не нужен,
      И говорю себе - немного подожди
      
      Судьба таких парней как я - едина,
      Нас призывали смерти вопреки;
      А выжила дай бог лишь половина,
      В живых оставшись без души.
      
      И сразу стали никому мы не нужны,
      Да и себе, порой, нужны едва ли;
      И в этой жизни ничего мы не смогли,
      Но разве мы такой судьбы желали
      
      Нам ведь хотелось жить, любить, смеяться,
      Детей хотелось, счастья и семьи.
      Хотелось песни петь, не извиняться
      За то, что ничего и никому мы не должны.
      
      Но не судите строго ни меня, ни тех,
      Кто, как и я, вернувшись - не вернулся.
      Да и судить кого-то это грех,
      И выстрелив в себя, я в снег уткнулся.
      
      
      ***
      Блатуй Россия, это бла-та-та,
      По лагерям идем к вам сквозь этапы
      Поймите люди, с вами навсегда,
      И без вины всегда мы виноваты.
      
      На Кипре, на Сейшельских островах,
      Как в зоне мы берем свои порядки.
      И также нет житья нам при ментах,
      Но мы стараемся, чтоб были взятки гладки.
      
      Да, пусть наш путь лишь лагеря и тюрьмы,
      Но правим бал мы здесь и там,
      И пусть нас осуждают судьи,
      Мы выживаем и подчиняемся ворам.
      
      А что такое вор - ведь это батя,
      При нем порядок, ханка, и покой.
      Когда есть вор, тогда блатная хата,
      И беспредела нет, ты с нами не поспорь.
      
      Блатуй Россия, это бла-та-та,
      Живем как есть, и в воле и в неволе.
      Блатуй Россия, ты наша судьба,
      И нет ни днем ни ночью нам покоя.
      
      
      ***
      В жизни ничего не понимая,
      Я бежал навстречу чудесам.
      Счастье было рядом, ускользая
      Подплывал к чужим я берегам.
      
      А когда тебя на воле встретил,
      Понял я, что жизнь уж не моя.
      А амур стрелой мне в сердце метил,
      Когда ты прошептала: я твоя.
      
      И с тех пор смеюсь я до упада,
      Радостью душа моя полна.
      А такого лучшего расклада
      Не ожидала и сама судьба.
      
      Позади запретка и оковы,
      Впереди любовь и чудеса.
      И пути мои теперь все новы,
      В миг когда сказала: я твоя.
      
      
      Весточка с воли
      Любимый, буду ждать тебя на воле,
      В душе царит тревога и печаль.
      Не пожелаю никому я женской доли.
      Ты только в лагере меня не забывай.
      
      Наш сын растет, мальчишечка отличный,
      Всё что могу, ему дам от тебя.
      Лишь жизни не смогу я дать столичной,
      В деревню к маме уезжаем навсегда.
      
      Как у тебя там? Мне так одиноко,
      Я часто в церкви ставлю свечки и молюсь.
      И сетую, за что судьба жестока,
      Скажи, хоть в снах тебе я снюсь?
      
      Сумбурно всё, нелепо и обидно,
      Смогу ли вымолить у господа грехи,
      Просвета впереди не видно,
      В безрадости проходят мои дни.
      
      Но верю я, ты выйдешь на свободу!
      Мы вместе заживём как никогда!
      Вот только будет это всё не скоро,
      Ну всё, целую, любимая твоя.
      
      
      ***
      Вот снова по этапам, вот снова лагеря,
      Куда же ты уходишь, шальная жизнь моя.
      Люблю тебя, девчонка, люблю тебя и жду,
      Когда ко мне приедешь - на свиданочку.
      
      Ах жизнь что карта бита, что будет еще в ней,
      Судьба вся перекрыта, дамою червей.
      И снова спецвагоны, увозят в тишину,
      Какую-то нелепую - и дальнюю.
      
      И срок идет нелепо, никак я не пойму,
      Не то всё и не это, я не хочу в тюрьму.
      А где-то плачет скрипка, душа моя болит,
      И после приговора, прокурор - тихо спит.
      
      Нас разлучила зона, тихонько и навзрыд,
      Судьба нам подвывает, с луной вопит
      О том что так печально, уходят наши дни,
      Прожить могли их вместе, и - в любви.
      
      В бараках шум и гомон, не спят друзья зека,
      И толковища тянут, с ночи до утра.
      А ты стоишь пред мною, невинна и чиста,
      И так ты одинока - любимая моя.
      
      
      
      ***
      Дела нелепые, случайные ошибки,
      Исчезли в прошлом когда встретил я тебя.
      И не могу с тех пор сдержать улыбки,
      И все шепчу: ты у меня одна.
      
      А ветер листья разметает и закружит
      Из них цветной, веселый хоровод.
      И осень счастьем пусть для нас послужит,
      И счастьем тем, кого хоть кто-то ждет.
      
      Домой я шел, о прошлом забывая,
      Да и о будущем не думал я тогда.
      И все молил, лишь об одном желая,
      Чтоб жили вечно долгие года.
      
      А если нет друзья у вас свободы,
      И воля в прошлом вдруг осталась навсегда,
      Влюбитесь, пусть полюбит вас хоть кто-то,
      И расцветете вы как никогда.
      
      Прошел и тюрьмы, и этапы, пересылки,
      Бараки, холод, зной, и лагеря,
      Но не хочу я совершать теперь ошибки,
      Все потому, что встретил я тебя.
      
      
      ***
      Для тебя я стану всем на этом свете,
      Для тебя я буду каждый день верна.
      О тебе все мысли на рассвете,
      В сердце ты один лишь у меня.
      
      Ты один, один ты во всем мире,
      Один единственный, родной;
      Все тебе, тебе мое сердечко,
      Дарю. Возьми, и береги его.
      
      Каждую ночь во снах с тобой я рядом,
      И все целую и радуюсь любя;
      Ты для меня счастье, и не надо рая,
      Все для тебя, вся жизнь - ты для меня.
      
      
      ***
      Жизнь летела, била, обнимала,
      И дышала смертью мне в лицо.
      Но никто, да и она не знала,
      Что подобное давно мне все равно.
      
      С малолетки жизнь проходит по этапам,
      Там взрослел, учился, понимал
      Что теперь я по любым раскладам
      То чего боялся - все узнал.
      
      Что там будет впереди, не важно,
      Жизнь прожить - не поле перейти.
      Правильно прожить ее так сложно,
      Да и счастье нелегко найти.
      
      С кондачка тут не решишь задачу,
      Но ответ был ясен мне давно:
      Не обманывай и верь в удачу,
      Не загадывай о том что не дано.
      
      И по-прежнему живу - как жил я раньше,
      А кто хочет - ты меня пойми:
      Перетасована давно колода жизни,
      И все по-прежнему: не верь, не бойся, не проси.
      
      
      ***
      Жизнь моя веселая закончилась с тобой,
      И на рассвете, милый, увел тебя конвой.
      А я металась в комнате, не знала, как мне быть.
      Как вышло что могла я жулика любить.
      
      И в дымке предрассветной сидела я в тиши,
      Слезинкой на бумаге писала я стихи,
      Не скоро ты вернешься, любимый не молчи
      Скажи и верь, что вместе будем я и ты.
      
      И грустью отзовется затворами тюрьма,
      И нет тебя на воле, на воле я одна.
      Но срок ведь твой не вечен это знаю я.
      Все потому что милый, люблю и жду тебя.
      
      
      ***
      Зачем ты предала, когда я бы в неволе,
      Да срок мотал, но не по моей вине
      Но что поделать, век сидеть мне что ли,
      Откинулся, приехал я к тебе.
      
      Ты не одна была, и глаза закрыла
      От удивления что встретила меня.
      И тополя взирали так уныло
      Мне вслед как уходил я от тебя
      
      Не предавайте женщины мужчин вы,
      Тех, до сих пор что - чалятся на нарах;
      А мы не верим девочкам смазливым,
      Что в прошлой жизни нас когда-то знали.
      
      
      ***
      И снова север дальний, этап увез в тайгу
      Далекий и желанный, но я тебя люблю.
      А ты так одиноко - скучаешь и грустишь,
      И без меня так грустно - в постели тихо спишь.
      
      А жизнь летит как ветер, с тобой что не пойму,
      Но снова попадаю, я как всегда в тюрьму,
      И нары как родные, и шконка, вертухай,
      Но о тебе скучаю, меня не забывай.
      
      Нежданно и напрасно - душа в груди болит,
      Тихонько и напрасно - подруга моя спит,
      И нет тебя желанней, скучаю по тебе,
      Так грустно и печально, вернись скорей ко мне.
      
      И вьюгой завывает - лихая жизнь моя,
      И ничего не знают, никто - ни ты ни я,
      И кажется сумбурно - пишутся стихи,
      Но ты ко мне вернись, любимая прости.
      
      
      ***
      Люби меня как я тебя, прошу я лишь люби,
      Люби меня как я тебя, и я всегда твоя.
      И ты тогда ответил да и вместе на века
      Мечтала я, но в нашу жизнь ворвалася тюрьма.
      
      И крытки, пересылки, этапы, лагеря.
      И снова спецвагоны уносят вдаль тебя.
      А где-то в Петербурге девчоночка одна.
      Она твоя любимая, она ведь - это я.
      
      Смеялось солнце счастью, светило для двоих.
      И до утра ты пьяный, читал мне чей-то стих.
      А я шептала: милый, возьми скорей меня,
      Любимый, неразлучна с тобою буду я.
      
      И выйдешь на свободу, закончится твой срок,
      Мы будем снова вместе, отзвенит звонок.
      И снова все как прежде, ведь я всегда твоя,
      Любимая и ласковая девочка - мечта.
      
      
      ***
      Перегоном проходят вагоны,
      Вдаль уносят меня в лагеря.
      Передо мною мелькают перроны,
      Заблудилась в решетках судьба.
      
      И тебя никогда не забуду,
      И тебя я всегда ведь пойму,
      И с тобой буду я, гадом буду,
      Потому что тебя я люблю.
      
      И запретка и где-то на вышке
      Сухо лязгнул затвор, а любовь
      Навсегда оборвалася в жизни
      Как когда-то хотел прокурор.
      
      Да, не выйду я больше на волю
      Не увидишь ты больше меня.
      Кто придумал такую долю
      Потеряла меня навсегда.
      
      А могло ведь быть все иначе,
      Вместо крыток - вуз и работа
      Только я ничего бы не значил,
      Впрочем, значу ли я что-то.
      
      Я не путаю больше тебя,
      Лишь тихонько с тобою прощаюсь.
      Только как будешь жить без меня
      И от этого я теряюсь.
      
      
      Одиночество
      Навевает тоска одиночество,
      И не думаю я ни о чем.
      Смерть близка и ее высочество
      Будет музыкой в доме моем.
      
      Да не надо ребята мне музыки,
      Я без стона уйду в мир иной.
      Лишь ковыль зацветет и до одури
      Будет ветер горланить над мной.
      
      И мне кажется, что не найду тебя.
      Потерялась ты навсегда.
      И я бога молю в безысходности
      Заблудилась в потемках судьба
      
      Я тебя никогда не забуду
      И беззвучно во сне я кричу.
      И люблю и сам гадом буду
      Но жить без тебя не могу
      
      Навевает тоска одиночество,
      И не думаю я ни о чем.
      Смерть близка и ее высочество
      Будет музыкой в доме моем.
      
      
      ***
      Парнишка-мальчик клеился ко мне,
      Цветы дарил, "лапатником" играл.
      И всё твердил что даже и во сне,
      Что меня встретит, не подозревал.
      
      А я смотрела, улыбаясь про себя,
      Как же приятно ощущать себя любимой.
      Ведь в прошлом были только лагеря,
      Любовь лишь впопыхах в судьбе голимой.
      
      А тут улыбка фраера и дорогой парфюм,
      Квартира, тачка, и весь как на параде.
      И все без умолку твердит, что, мол, люблю,
      А я стою пред ним словно на облаве.
      
      Не знаю, как мне быть, признаться, как ему,
      Что жизнь прошла за решкой и запреткой.
      Хочу к нему, сдержаться не могу,
      Хочу отдаться, оказаться малолеткой.
      
      Со мной пусть делает что хочет, я его,
      Ведь понимаю просто как нелепо
      Самой сказать, что недостойна никого,
      И что любовь давно испита и отпета.
      
      И я решила, пусть идет всё как идет.
      А кто с укором, мол, влюбила я мальчишку,
      Пусть жизнь мою со мной переживет,
      А я готова от любви идти под вышку.
      
      
      ***
      Передо мною снова лагеря,
      За много лет подобное бывает
      И дома никогда не ждут меня,
      И обо мне никто ничто не знает.
      
      А я простой, открытый, и любимый
      Своей одной несбывшейся мечтой.
      И от порога каждого гонимый,
      А в чувствах я не лажу и с собой.
      
      Мне кажется, всё делаю как надо,
      Покой ищу на свете и любовь.
      Но счастье словно бы заклято,
      Ничто уже не греет мою кровь.
      
      Вино печально высохло в бокале,
      И испарилась намертво мечта.
      Тебя любил, но ты о том не знала,
      А в сердце моем только пустота.
      
      Любимая, поверь, начнём сначала,
      И всё изменим, дай мне только шанс.
      А ты в истерике в лицо смеялась,
      И всё шутила словно в первый раз.
      
      Тогда я полюбил тебя девчонкой,
      Но не поверила любимая в мечту.
      И чувства проверял свои я шконкой,
      В твоих глазах лишь видел пустоту.
      
      Так лучше пусть шумит листвою ветер,
      Мне не вернуть тебя, уж не вернуть.
      И кажется, что путь мой чист и светел,
      Но мне сейчас себя не обмануть.
      
      
      ***
      С малолетки не знал я любви,
      Да и нет её в стенах тюряги.
      Уважуха лишь от братвы,
      И не надо другой мне шняги.
      
      То, что петь ты надумал мне мусор,
      Два этапа назад я прошёл.
      И не надо лечить кто круче,
      Я ведь сиженный - ты не учёл.
      
      И пусть ветер гарланит до кучи,
      Арестанты пусть песни поют.
      А базарить с тобой кто круче,
      Всё пустое, братишки ждут.
      
      Ты поёшь мне сейчас о неволе,
      Мою душу струной теребя.
      Не воспринял тебя я в натуре,
      Мусорская твоя душа.
      
      Развевайся в понятиях ветер,
      Арестанты пусть знают о том,
      Что мой путь ясен, чист, и светел,
      И проникнут божьим перстом.
      
      
      ***
      Смеялась счастливо судьба для нас с тобою,
      Светило солнце и в лучах пылал рассвет;
      Ты называл меня своей женою,
      И знала я, так будет много лет.
      
      Разлука дни размерила тюрьмою,
      Хотя не верили мы ей, ни ты, ни я.
      Не знала я, что расстаюсь навек с тобою,
      Никак не думала, что такова судьба.
      
      И вот по тюрьмам, по этапам, лагерям,
      Ты срок мотаешь, я по тебе скучаю,
      Я приплывала к чуждым берегам,
      Но только лишь тебя люблю и это знаю.
      
      Любимый - я страдала без тебя,
      А дни и ночи проходили как в тумане,
      С тобой теперь я не расстанусь никогда,
      Ведь не прожить всю жизнь в обмане.
      
      Прими меня, и обогрей, и сохрани
      Любовь что навсегда живет со мною,
      Пойми, не разлюби, и обними,
      И назови опять своей женою.
      
      
      ***
      Со мной еще такого не бывало,
      Я вроде жил, а вроде и не жил,
      Судьба-воровка никогда не знала,
      Любил ли я кого-то, не любил.
      
      С тобой у нас совсем все по-другому,
      С тобой у нас любовь и красота
      И если честно, то по счету по большому
      Мы встретились друг с другом навсегда.
      
      А как иначе, да и где оно иначе
      Тебя увидел - и навеки полюбил
      Ты в этой жизни все для меня значишь
      А без тебя совсем я и не жил.
      
      Прошу у бога за тебя и за себя
      Чтоб нас не разлучили злые ссоры
      Любим и счастлив я как никогда
      Любовь впервые отворила все засовы
      
      
      ***
      Судьба меня мотала по этапам,
      А жизнь ломала чтивом приговора.
      И делали меня врагом заклятым,
      Как пацанов гнилые прокуроры.
      
      Вам не понять ментовские прокладки,
      И волю судеб - судьям не решать.
      Не привыкать мне к лагерным порядкам,
      Как вам друзья того не понимать.
      
      А как я выйду на свободу то отмечу,
      Души сей праздник в лучшем кабаке.
      И с центровыми ночь я не замечу,
      Грустить при этом буду о тебе.
      
      Тебя любил я первые два года,
      Потом в маляве написала: не твоя;
      Не ожидал такого я подвоха,
      Но что поделать: такова судьба.
      
      
      ***
      Ты напиши мне матушка письмо,
      Как там вам всем живется на свободе.
      Ведь в камере поверь мне, все одно,
      И словно ничего не происходит.
      
      По первости хотелось и сбежать.
      В снах отворял тюремные засовы.
      Но видимо судьбу не нам решать,
      Да и порядки кумовские мне не новы.
      
      И вот опять попал, по новой закружилось
      Ментовские прокладки, чифир, вертухай,
      И словно ничего не изменилось,
      Ты только, мам, не переживай.
      
      Тюрьму я принял, как и приняла меня,
      Поверь, живут такие же здесь люди,
      Намного разве что честнее, ведь вина
      Быстрее невиновного находит.
      
      Дождись меня, скучаю по тебе,
      Ведь словно что-то в жизни недоделал.
      А приговор как бритвой по судьбе,
      И на свободе путь я свой отмерил.
      
      
      ***
      Я бежал от тебя как шальной,
      И смеялся погоде назло.
      Как хотелось сказать, что я твой,
      И ничто у меня не прошло.
      
      Мои чувства как запах сирени,
      По весне бередят мою кровь.
      Не погрязнул, поверь, я в лени,
      Хоть смотрю на тебя исподволь.
      
      Я мальчишкой прошел все этапы,
      И по жизни со мной лагеря.
      Мусора для меня закляты,
      Но любовь я берёг для тебя.
      
      Я люблю, ты поверь, дорогая,
      Дорогая малышка моя.
      Но откинусь когда не знаю.
      Не привык загадывать я.
      
      
      ***
      Я вся в наколочках откинулась на волю,
      Смеялись вслед подруженьки мои,
      Не примет муж жену такую,
      Но ты все сам обоснуй и рассуди.
      
      Ты чалишься на нарах мой любимый,
      Когда к тебе маляву я пишу.
      И тянешь срок нелепый и голимый,
      Ну а за что, я так и не пойму.
      
      Сама откинулась недавно, и за веру
      За нашу воровскую пострадала.
      Кричала прокурору, знай, мол, меру,
      Что вгонит на катушку я не знала.
      
      Но вот я вышла, милый, на свободу,
      И счастья и без края и по краю,
      А в снах своих я зону вспоминаю,
      И что люблю тебя и жду, я знаю.
      
      
      ***
      Я полюбил девчонку-недотрогу,
      Гонял я с ней по крышам голубей.
      Она же сидор собирала мне в дорогу,
      А я шептал, любимая, смелей.
      
      И вот я снова на этапе, и вокзальный
      Гудок даёт отправку в дальний путь.
      А мне так хочется, чтоб был всегда желанный,
      Любимая, меня не позабудь.
      
      И снова лагерь, всё как прежде, псы и вышки,
      Запретка, нары, чИфир, вертухай.
      А где-то по лесу гуляют мишки,
      Не убежать в тайгу, об этом типа знай.
      
      Да, я не выйду долго на свободу,
      Тебе пишу, меня не забывай.
      И если не откинусь -- гадом буду
      А ты люби и не переживай.
      
      И ждёт меня девчонка-недотрога,
      Скулит душа, поверьте, у меня.
      А впереди всё ждёт меня дорога,
      Менты, бараки, карты, лагеря.
      
      А впереди всё ждёт меня дорога,
      И шьют менты мне новые срока.
      
      
      ***
      Я растаяла в облаке ласок,
      Как к тебе на свиданку пришла.
      И в последние пару напасов
      Я вложила всё что смогла.
      
      Промелькнула судьба воровская,
      Пролетели все эти года.
      И поверь, никогда не желала
      Променять на ходки тебя.
      
      Да, откинулась раньше, мой милый,
      Лист заверив, ворота открыли.
      Мусора меня не журили,
      Лишь подруги слегка приуныли.
      
      Их ведь тоже ждут на свободе,
      А кого-то совсем и не ждут.
      И к тебе прихожу я по воле,
      И свиданки сердце так жгут.
      
      Так пусть пляшет со мной вся Россия,
      А пацанки смеются навзрыд.
      Никогда я тебя не покину,
      И к дьяволу девичий стыд.
      
      
      ***
      Меня тоска сжимала в объятьях,
      Остатки счастья при шмоне забрали,
      В снах арестантских девицы в платьях,
      Как звезды над зоной мелькали.
      
      Судьба была тогда с этапом расчерчена,
      Просвет только в решку заметен,
      И жизнь пока удачей не отмечена,
      Я в арестантской робе не приметен.
      
      Кого-то в жизни я всегда терял,
      Но то осталось в прошлом за запреткой,
      О чем мечтал и что не понимал,
      Накрылось панцирной все сеткой.
      
      
      ***
      Опять эта ночь, до удержи нежная
      Пришла, чтоб убить меня.
      И ты ушла в поле безбрежное,
      Желанная, как никогда.
      
      И снова один, в паутине безверия
      Не веря сейчас и себе.
      И хочется, чтоб наступило поветрие,
      А в прочем, не в нашей судьбе.
      
      Судьба как икона, сразила безгрешием,
      И вновь я остался один.
      А ты все также чудишь безразличием,
      А я вроде непогрешим.
      
      Но ложь это все, обман и нелепица,
      Ошибка в жизни моей.
      А за окном все та же метелица,
      И люблю я тебя - поверь!
      
      
      ***
      Теперь все чаще вспоминаю я былое,
      Этапы, переклички, лай собак.
      Скулит душа, воображение больное
      Рисует жизнь, да все не так.
      
      Из памяти не выбросишь срокА,
      И этот запах затхлый казематов.
      Всё ни к чему, и не поднимется рука
      Перечеркнуть все, и распятый.
      
      Перед собою сам я предстаю,
      И хочется напиться с горя водки,
      И все забыть, но все чего-то жду,
      Быть может снова новой ходки.
      
      И по этапам я шагаю улыбаясь,
      И зоны я по кругу обхожу,
      И на суде уже так не теряюсь
      Как в первый раз, и приговора жду.
      
      Кассационных жалоб не пишу, устал
      Суду пытаться правду донести.
      И в жизни столько раз я умирал
      От пули, от ножа, и от тоски.
      
      Пусть кто-то скажет: он со всем смирился,
      Я соглашусь: наверно это так.
      Но в ноги куму никогда я не клонился,
      И бил предателей и сук, чудак.
      
      И жизнь все больше стала походить
      На остов мыслей о хорошем;
      И я стремлюсь о прошлом позабыть,
      Хозяина забыть, и лагерь, впрочем
      
      У нас наивные какие-то мечты,
      За столько ходок - с зоной породнился,
      И вот теперь стал безразличен до молвы,
      И никогда ни перед кем я не таился.
      
      Открытый, честный, и простой,
      Без гонора, и без бандитской спеси,
      Я и сейчас по-прежнему такой,
      Живу как есть, и душу не калечу.
      
      
      ***
      Над могилой моей никто не заплачет,
      Лишь звезда безымянная с неба спадет;
      Да собака бездомная кость потащит,
      Да шакал в лесу свою песнь запоет.
      
      Да, удивительное поистине было время, которое вот таким образом то ли ломает судьбу, то ли ее изменяет, а может попросту ей следует. Но тот мой срок (ни за что, когда арестовали по ошибке и после это признали) видимо наложил свои отпечатки в моей судьбе. Да и стихи, в общем-то, об этом...
      
      
      Глава 12
      Вообще, конечно, многое бывает забавным в этой жизни. Даже наша память порой настолько избирательна, что только диву даешься, отчего она делает все-таки так, а не этак (замечая одно, и с удивительной настойчивостью отбрасывая другое).
      И в то же время где-то в глубине души сидит понимание, что ведь и не просто все происходящее сейчас. И пройдут, быть может, года, десятилетия (а то и столетия, - тут как повезет), и начнется перед вами совсем иной путь; но (при этом) даже осознание его - будет весьма и весьма затуманенным. Никаким, - одним словом. А может быть и всем. Жизнь ведь все та же загадка - независимо сколько вы прожили лет, один год, пять, семь, десять, сорок или пятьдесят. Или срок шесть, как я на сегодня.
      
      
      Глава 13
      Конечно, порой удивительное дело, но за собственными жизненными якобы проблемами - мы совсем упускаем то, что лежит перед нами. Открыто, можно сказать, самым простым образом. Поистине загадка.
      ...............................
      
      Мне всегда судьба дарила людей, коими я горжусь.
      Не важно, что это было (вернее кто) - жены, друзья или случайные спутники жизни (даже лица коих со временем не вспомнить). Но ведь на тот момент моей жизни они (уверяю я вас) сыграли свою определённую роль. А память, вернее - "последствия памяти" (ибо все, что мы порой даже самым незначительным образом увидим или услышим или прочувствуем - тут же откладывается в подсознании (если, конечно, подобного рода сигнал для психики был закреплён соответствующими эмоциями - иначе забываем напрочь "до следующего раза").
      И в этом поистине великое одновременно и таинство (и "безобразие") души.
      Ну да иного не бывать.
      
      
      Глава 14
      Порой я, видимо, заглушал сам себя. Но ведь это было столь редко (фрагментарно, я бы даже сказал), что у меня была еще поистине надежда обернуть все в лучшую (для меня) сторону. Но все по честному, все по честному... Да и без честности я бы давно уже смог достигнуть всего и вся (чего даже вы не желали), но мне ближе все-таки кодекс чести. Правила. Соответствующие правила жизни.
      Об этом, к слову сказать, совсем не знали (или скорее "не понимали") все мои былые спутницы жизни (ибо полагали, что надо брать от жизни "все" - в самом что ни на есть буквальном смысле), а я вот все же, несмотря ни на что (на мой внешний облик, в прошлом написанные книги, наверняка ещё что-то, а то и даже "много всего") придерживался иных, истинных да честных устоев, сформированных в свое время еще Иисусом Христом: не делай другому того, чего не пожелал бы сам себе ("Итак во всем, как хотите, чтобы с вами поступали люди, так поступайте и вы с ними, ибо в этом закон и пророки" (Мф. 7:12); "И как хотите, чтобы с вами поступали люди, так и вы поступайте с ними" (Лук. 6:31); или из апостола Павла: "весь закон в одном слове заключается: люби ближнего твоего, как самого себя" (Гал. 5:13-15); "Делайте всем людям то, что вы желали бы, чтобы вам делали люди, и не делайте другим того, чего вы не желали бы себе" (Коран); "Не делай другим того, чего не желаешь себе" (Конфуций).
      
      И это все была самая настоящая истина, кою я сначала черпал из первоисточников, а позже научился находить в самой жизни (подтверждая первую). Причем случилось это много лет позже (раньше я вообще не учитывал свой возраст, но чем ближе годовщина смерти отца - тем более задумываюсь, сколько самому ещё осталось; может, кстати, потому, все больше окружаю себя теми, кто намного-намного старше меня - полвека, однако, и причем еще не только в "добром здравии", но и фору могут дать подавляющему большинству "молодых" (мой друг Валерий Васильевич Быстров, которому почти восемьдесят, познакомились когда ему было чуть больше за семьдесят, который в возрасте семьдесят лет выиграл уже более двадцати чемпионатов мира по пауэрлифтингу (поднятие тяжестей - силовое троеборье), установив, словно "попутно", около полсотни мировых рекордов, и на всем не собирается останавливаться (сказал мне, что в сто лет станет чемпионом мира и "уйдёт на пенсию"; но я уверен, что Валерий Васильевич и тогда не успокоится и отодвинет срок до ста десяти, после ста двадцати, а потом и до бесконечности веков жизни человека, особенно в нашей памяти; я очень горжусь, что у меня есть такой друг!).
      
      
      Глава 15
      В жизни, наверное, все и на самом деле уже изначально предначертано. Ведь если мы хотим изменить память - все равно получается все очень даже иначе. А если стремимся изменить судьбу - тогда уже и вовсе хаос. Вот же, однако...
      ............................................
      
      Любого рода жизненный опыт является неизменным подтверждением судьбы, ибо несмотря ни на что, наша жизнь протекает исходя из первоначальной запрограммированности, а не определена нам свыше. Ведь то, что свыше, хоть и присутствует, но верно лишь отчасти, потому что основным программирующим фактором является ваша психика. Именно от нее зависит то, что произойдет в жизни с вами. (Плюс вмешивается, конечно, элемент хаоса, но незначительно, ибо опытный человек попросту исключит из своей жизни наиболее опасные моменты, или же подобную опасность предугадает, по типу как спросили одного старого мастера каратэ: а что будет, если на вас нападут ночью в арке из-за угла несколько человек с ножами, пистолетами да кастетами, мастер, улыбнувшись, ответил, что в ту арку просто не пойдет изначально, ибо почувствовав опасность - пройдет другим путем; мой другой старший друг, Леонид Владимирович Ругачин, рассказал это историю, когда ему было около семидесяти лет...).
      .........................................................
      
      Итак, получается, что именно наша психика программируем нашу дальнейшую жизнь, влияя на судьбу (точнее, самой судьбой и являясь). Но я упомянул выше некий фактор "случайности", а также чего-то "свыше". Остановлюсь тут подробней.
      
      Фактор случайности несмотря ни на что, конечно, играет в жизни определённую роль. Ведь так, иной раз, может случиться, что (словно несмотря ни на что) с человеком происходят разные случаи, от порой катастрофических (внезапная смерть, например, в результате аварии или что ещё хуже), до удивительно счастливых (например, выигрыш в лотерею). И вот как раз эта самая случайность, как ни странно, тоже присутствует в жизни, ибо сама по себе жизнь всё-таки больше представляет собой хаос, чем некую упорядоченность. А вот говоря о вопросе программируемости "свыше", тут стоит обратить внимание на формируемость психики, самое начало коему закладывают именно ваши родители и предки (ведь все дети, так или иначе, похожи на своих родителей). Причем, в равной мере участвуют в формировании генетики рода и папа, и мама (разве что папа в чем-то все же в чуть большей степени). Именно потому, то, какие вы станете и что с вами случится в жизни - влияет в своей основной части то, каков вы есть (то есть, получается, устройство вашей психики). Кто-то рождается этаким "ботаником", и за редким исключением выбирает соответствующий путь. А кто-то уже от рождения полный "отморозок", и высокая вероятность, что таким останется, а значит его судьба сформируется соответствующий образом. То есть, именно его психика повлияет на жизнь, значит его психика и будет являться судьбой, направляющей его.
      Так же есть паталогически нищие люди, и чтобы они и не делали, на них лежит словно венец неудачи. На самом деле это их психика включает блокиратору богатства и успеха, заставляя совершать таким образом поступки (а равно иметь соответствующие мысли), чтобы денег не было. У кого-то наоборот, что бы не делали они - денег катастрофически много. А бывают и те, кое не дают чрезмерно разбогатеть, и при этом также не дают скатится вниз, держа такого человека все время на поверхности. (К подобного типа людей - с такой психикой то есть - долгое время принадлежал я, пока не понял, что тайный секрет изменений судьбы - состоит в сломе собственной психики).
      Психика действительно играет ключевую роль в том, что происходило, происходит и будет происходить. Именно ваша психика, то есть, фактически вы сами (но это уже если условно говоря). Потому что также есть фактор случайности да и, наверное, ещё что-то порой совсем необъяснимое. Быть может мы когда и узнаем, что это такое.
      .........................................................
      
      Я не знал, в чем истинная правда. Я даже не видел, в чём заключается она.
      Но от чего-то мне всегда казалось, что где-то здесь как раз и таится самая настоящая истина; и уже в том, в чём проецировалась, да и являлось, наверное, и как раз тем, о чём я хотел когда-то сказать, стремился поведать, да и, быть может... она будет мне было на удивление одновременно и смешно и приятно.
      И в тоже время вся эта жизнь взяла какие-то новые иллюзии добра и счастья, а мне очень бы хотелось, чтобы мир был добрым, и я жалею, что его делаю злым.
      
      
      Глава 16
      Характерной чертой любого "осмысления бытия" является, конечно же, наш пристальный взгляд на самих себя. Как бы изнутри.
      На подобное способен не каждый. И даже если имеет он соответствующее намерение, то это еще совсем не значит, что у него получится (человеку, не знакомому с психоанализом Фрейда, подобное фактически и не под силу; поэтому в таком случае остается лишь ходить к опытному психоаналитику; после, научившись, можно и самому; ну или окончить институт соответствующего профиля; по книгам, к сожалению, не получится, ибо существует все-таки некая особая составляющая, когда вы должны слушать преподавателя, и можете даже не верить ему, но это не важно, ибо при обучении "вживую" с реальным человеком, активируются как раз именно те подсознательные механизмы, после которых после и можно говорить, - о получении того или иного образования; если обратной связи нет - ничего не получится, разве что вы неким образом сами - за время "самообразования" - сумели постичь истину; а еще вернее - она вам открылась).
      ......................................................
      
      Я все время анализировал себя и искренне верил (ждал и надеялся), что вскоре (все мы хотим всего и сразу, но в моем случае я был бы рад, если и - "когда-нибудь") мне откроется та истина, которая скрыта глубоко в подсознании (таится там), ведь выйдя наружу (если мне удастся докопаться до корня глубин, то значит я ее осознаю, а осознание есть перевод информации из подсознания в сознание, а значит и исчезновение всех тех комплексов - психологических установок - которые, собственно, и вызывают "проблему").
      Кстати, анализ себя - есть вообще неприятнейший факт любой психотерапии. Вы можете сколько угодно лечить других, но если не сможете себя ("...врач! исцели Самого Себя" (Лк.4:23), то точно также не сумеете и более глубоко докопаться до глубины науки, ведь это практика, а в данном случае практика честная и без прикрас.
      
      
      Глава 17
      Основы того, какие мы сейчас, скрывается в глубоком детстве. Именно тогда в наше подсознание были заложены те установки, которые оказывают влияние на совершение нами поступков сейчас. Тогда же произошло формирование характера и даже последующих привычек (которые рано или поздно развиваются у человека, а он, бедолага, ломает голову, откуда у него те или иные наклонности). Да, очень много оказывает влияние род (помните старинную русскую поговорку? "У осинки - не родятся апельсинки"). И это все верно, и это все так (не потому ли, когда-то моя мать выбрала именно отца, как она рассказывала, любила другого человека, но поняла, что он "бесперспективный" как будущий муж ее детей, поэтому смогла с ним остаться друзьями и найти моего отца, с кем и прожила всю жизнь, умерев, как я не раз писал, в один день).
      ......................................................
      
      Когда уходит ваша мысль, это уже тоже все не просто так. Также когда мы что-то забываем. Фрейд был поистине гением, ибо ему удалось открыть то, без чего, наверное, и не было бы до конца понимание жизни (ясности ее понимания, я имею в виду). Описки, оговорки, очитки - все это непременно и очень важно, ибо позволяет приоткрыть истинное положение вещей (люди ведь так часто стремятся сказать неправду; и в большинства случаев происходит подобное неосознанно - а бессознательно).
      Вот взять например меня. Если что-то случалось не по мне (то есть, мне не нравилось), но принять подобное для меня было необходимо - я начинал выдумывать тот сюжет развития события (а равно как и его сценарий), после чего вдруг (даже с удивлением для себя) не только принимал все, но и даже находил в этом свое какое-то удовольствие (то есть моя внутренняя психологическая радости явно подпитывала "приятность" увиденного; а особого рода осознавания всего вместе - приносила дополнительные дивиденды, отчего в душе (или "на душе", как говорят в народе) становилось легко и приятно. Внутренне комфортно, одним словом.
      ................................................................
      
      Мне все больше и больше не только нравилось "копаться" внутри себя, но и я точно также (все больше и больше) находил в этом невероятную пользу. Ведь как ни крути, когда перед вами есть результат, то и о самой цели вы словно добываете на миг; а вспоминая ее - уже даже не обращаете внимание на все то, что как вело вас к ней, так и какие - на этом пути - вы испытывали душевные страдания. Да и сама по себе истина - женщина весьма и весьма непредсказуемая. И когда она перед вами открывается таким вот образом, вы лишь молча благодарите судьбу за то, что все это так. Ну а я постепенно уже даже и не благодарил (ибо понял, что судьба - это мы: наши родители, то есть генетика, наши предки, наш личный опыт, когда все, что мы видим, слышим, чувствуем и прочее - неизменно откладывается в подсознании), хотя и, вернее сказать, не преклонялся неизвестным божкам, а, наверное, просто имел в виду какие-то Высшие Силы, являющиеся, своего рода, конгломератом всего неопознанного нами (как человечеством) - там и бог, и дьявол, и, - да и вообще все и вся (то есть сверхъестественное - которым ученые называют все то, что не смогли доказать научным путём).
      .....................................................................
      
      А еще я очень благодарил судьбу (родителей, их родителей и родителей тех, кто родили тех, кто родил родителей моих родителей, бога, и прочее, что все вместе как раз и называется - для упрощения сказанного - Высшими Силами, а на самом деле есть суть наше подсознание - где все и вся, доставшееся нам от предков, то есть предшествующих поколений как в общем и целом, так и прямых родословных линий каждого из нас).
      Благодарил я судьбу за то, что "на выходе" все складывается сейчас именно так; что если мне и даются испытания в течении жизни, то в итоге я оказываюсь лишь благодарен им (потому что, если нам что-то не нравится сейчас, это скорее всего лишь от нашего общего "непонимания" момента, ибо оказывается ведь, зачастую да в итоге, что как раз именно так было надо, а мы тогда - сейчас - просто этого не понимали).
      ..........................................................
      
      Да, подсознание великая сила, и чем больше я погружался вглубь себя, - тем больше и больше для меня открывалось тех тайн, о существовании которых, быть может, и не думаешь даже, но они наверняка есть. Существуют. Помните Сократовское? Мы то, что о себе думаем. А тут еще можно дополнить, что мы также и то, что знаем о себе. А знаем мы порой ох как мало. Ведь совершаемое ныне - есть непременнейшее все то, что в нас (незримо и, зачастую, непонятно для нас - ибо происходило подобное неосознанно) было заложена когда-то самой нашей жизнью. Неосознаваемое нами тогда (оно и понятно в силу слишком малого возраста для вообще какого-то осознавания).
      И вот это все истина, и вот это (и только это) правда.
      
      
      Глава 18
      Для меня всегда было душевно комфортно, когда предо мной была истина - как результат, и пути достижения подобной истины - как словно бы тихие и незначительные (то есть для публики неосязаемые, - как вроде бы).
      Я не афишировал, как я дошел до того или этого (хотя все фиксировал и публиковал - но исходя из общего количества книг, настоящие "истины" всегда терялись в общем потоке, а потому и становились доступным только по настоящему "избранным"). Точно также было и то, чем я становился старше, тем больше я не стремился "разжевывать" (грубое слово, но только оно здесь уместно) то, какими путями я приходил к тому или иному умозаключению (все также оставляя истину для "избранных").
      Но и при всем при этом, я очень и очень хотел, чтобы таких "избранных" становилось много. Все больше и больше. И не из-за моего какого-то тщеславия (упаси боже), а, скорее, я полагал, что если станет множится штат моих сторонников, то для меня легче будет переходить на следующий уровень развития (это как в тренировках по боксу, борьбе, кунг-фу, фулл-контакт каратэ, кикбоксингу, армейскому рукопашному бою, ММА и прочим единоборствам, кои я преподаю - по мере овладения техникой можно переходить на следующий этап совершенствования мастерства - при должном усердии, конечно; так вот в науке, равно как и в спорте, подобное усердие достигается лишь практикой, - то бишь методичным овладением техникой выбранного единоборства, когда после изучения таблицы умножения - можно постепенно переходить к высшей математике; хотя и придется пройти еще ряд как будто бы "второстепенных" этапов, значение коих постигнется позже, ибо без них - не будет и высших результатов).
      .............................................................
      
      Фактически я, наверное, впервые мог открыто признаться, что по общению с тем или иным человеком (даже по фотографии его, не говоря уже о простом взгляде) мог сказать о его внутриличностных проблемах, мешающих ему жить (ну и, конечно, о чем-то хорошем, то есть о его - так называемых - "плюсах"). И этому научили меня Фрейд и другие мои многочисленные учителя (а ведь помимо моих более чем десяти образований в оконченных с отличием институтах, университетах да академиях - были еще и учителя и по жизни - мой личностный опыт, то есть, получается, и учителя в жизни (люди, встречающиеся мне на пути). И вся эта когорта поистине не только помогала мне, но и могла одерживать любые победы в многочисленных этапах жизни да судьбы. Спасибо вам! - добрые мои. Жаль, наверное, это что я лишь пока еще очень злой. Ну да, наверное, это лишь от того, что не достиг всего - запланированного.
      (Отдельное спасибо действительно людям, встречающимся мне на пути и всегда оказывающим на мою судьбу какое-то особенное участие своим искренним - я верю и знаю, что это так - участием помочь. Низкий поклон и отдельное спасибо!).
      
      
      Глава 19
      Мне всегда, отчего-то, хотелось сделать немного больше, чем на то, наверное, я был даже запланирован свыше (если считать, что всеми нами кто-то управляет кроме нас самих, то есть установок, заложенных в первые годы жизни и подкрепленных влиянием рода). Запланирован - или, пожалуй, тут уместнее слово "запрограммирован". И тогда уже, - мне всегда отчего-то хотелось сделать немного больше, чем я на то был даже запрограммирован свыше.
      И это все не просто так. И это все самая настоящая (да истинная) правда.
      
      И вот как раз выяснением "откуда" все это (и, более "главнее" - как подобное случилось) я все последнее время и занимался.
      Но любого рода "время" ведь не может (не способно, не в силах) длиться до бесконечности. А значит где-то на этом этапе судьбы уже и таилась та самая истина, к коей я так стремился. Ибо, разгадав е, я смогу перенести все то, что скрывается в подсознании (и мешает мне), в сознание. Ибо, если оно станет "осознанным" - то и совсем исчезнет. И это тоже истина. Равно ка и то, что я написал выше.
      
      
      Глава 20
      А еще я заметил, что именно прошлое (наши самые счастливые моменты, кои почти однозначно были только в детстве - хотя бы потому, что тогда "там" не так все "остро" воспринимается) не только накладывает свои отпечатки, и стремится к своему "повторению". И когда случается "это" - тогда лишь счастье и радость в душе. Ну или, - "на душе", - как говорят в народе.
      .................................................................
      
      То, что принято сознанием, еще не есть - необходимое вам.
      И подобное тоже следует понимать. Равно как и то, что уходящее от нас время, в лучшем случае, "дарит" нам одни лишь эмоции; а по сути - ничего. Наверное, к сожалению...
      
      А еще я понял, что не переломить судьбу (как бы вам, наверное, этого не хотелось - если предположить, конечно, что захотелось когда-то). И тогда уже, все моменты нынешнего бытия - проходят перед самими вами словно в тумане. Да, верно, в тумане. Помните? "1. В тумане утреннем тесня ночную мглу, // На горизонте адовым багрянцем отливая, // Лениво выползало солнце, и судьбу // Да что судьбу,- две жизни обрывая. // 2. В былом столетье встретившись - они не расставались, // Гранит крошился в пыль - а их любовь цвела. // И жизнь давая сыновьям - она ему призналась: // Я в этой жизни - лишь тебя ждала. // И он от этих слов пьянея как мальчишка, // Готов был на руках любимую носить; // ...Все в прошлом. Осталась не дочитанною книжка // На столе. И память. И мысли горькие: как жить? // Как дальше жить, их нет, на рану // Похожа стала моя жизнь; // И ночью просыпаясь, зову я папу, маму // И тишина в ответ... держись. // Держись, хочу воскликнуть сам себе я, // Но понимаю вдруг: к чему? зачем? // С тех пор живу я ни во что не веря, // Не ожидая больше перемен".
      
      
      P.S.
      А еще я понял, что опыт играет намного больше значение, чем даже вы все этот представляете. И восприятие вас другими. Вас - другими. Такую силу играют образы... (в которых уже совсем не важно, кто вы есть на самом деле; люди воспринимают буквально; ну, то есть, - в соответствие со своими стереотипами мышления...).
      
      И это, к сожалению, правда.
      
      P.P.S.
      Поэтому не надо меняться. "Они" - это не примут. Оставайтесь такими как есть.
      
      
      Эпилог
      Конечно, сама по себе история, по сути, не может быть окончена, пока продолжается жизнь. И ситуации меняются (жизненные), и мысли приходят (посредством анализа событий). Но всегда неизменным остается все-таки одно: желание двигаться вперед в таком нелегком, но таком чертовски интересном деле как анализ собственной психики. Ну а какие впереди откроются горизонты, знает должно быть только господь бог. Ведь все равно что-то существует Свыше, ибо как бы мы не хотели, если управлять собой еще хоть как-то (сносно... сносно...) можем, то когда вмешиваются иные обстоятельства (в том числе и другие люди) - уже качая головой вынуждены признаться, что не все на самом деле решает наша психика, сила рода, и прочее. На все ведь и действительно существует что-то "свыше". Или кто-то полагает иначе? Особенно памятуя высказывание Вольтера: если бы Бога не существовало, его следовало бы выдумать. Ну кто знает, кто знает... Бог рассудит.
      
      Сергей Зелинский
      Май 2018 год.
      
      љ C.А.Зелинский. Опыт памяти.
      

  • © Copyright Зелинский Сергей Алексеевич (s.a.zelinsky@yandex.ru)
  • Обновлено: 14/05/2019. 259k. Статистика.
  • Роман: Проза

  • Связаться с программистом сайта.