Аннотация: Опубликовано издательством "Слово/Slovo", Москва, 1994.
2. КАМЕННЫЙ ДУБ И МАЛЬЧИК
В саду на следующий день обнаружилось много интересного. Самое главное, там не было цветочных клумб, зато кругом росли кусты и деревья - казалось, мало что могло их разрушить. В таком саду тебе не станут постоянно выговаривать: не наступай на цветы, не лазай по деревьям.
Высокий буйный кустарник, что отделял его от соседнего сада, был настоящим кроличьим садком из лиственных шатров и туннелей - туда так и тянуло поиграть. Только вот играть не с кем. Мария бесцельно проползла садок насквозь, обошла вокруг и решила полазать по деревьям. Одно дерево ее особенно привлекло - то самое, большое и темное, которое она заметила из окна, - густая крона, блестящие темно-зеленые листья, мощный ствол и серые ветки, морщинистые, как ноги у слона. Такое величественное и, главное, просто создано для лазания: ветки заманчиво ведут одна к другой и встречаются у ствола размашистыми излучинами, образуя естественные сиденья. Вот это и будет отличный
наблюдательный пункт, решила Мария, заметив одно такое кресло - невысоко, совсем не страшно, зато сквозь листья видно соседний сад.
Там она и устроилась и, скрытая для постороннего глаза, смотрела, как из соседнего дома выходили и входили люди; этот громоздкий нелепый дом служил теперь частной гостиницей. Аккуратно подстриженный газон украшали железные столы и стулья с зонтиками от солнца. Похоже, качелей нет и там, зато есть маленькая лужайка для игры в шары и бадминтонная сетка.
Появился кот и начал шумно точить когти о ствол дерева.
- Как, ты говорила, тебя зовут? - спросил он.
- Мария.
- В смысле Мэри?
- Нет. Мария.
- Модное имечко, нечего сказать, - фыркнул кот.
- Маме нравятся старомодные имена.
- Я бы сказал, вычурные.
Он напряженно глядел на пучок травы, поводя хвостом.
- Послушай, а где живет собака, которая лает по ночам? - спросила Мария.
Кот вздрогнул.
- Тебе-то что? Пусть себе лает.
- Я просто спросила.
В соседний сад вышли дети и с криками принялись энергично играть в бадминтон.
- Веселая компания, - заметил кот. - Не хочешь пойти к ним?
- Можно.
- Тогда давай.
- Сейчас.
- Боишься, не примут? - подковырнул кот.
Мария соскользнула с дерева и медленно направилась к дыре, выломанной в кустарнике, разделявшем их сады. Кот следил за ней из-под полуопущенных век. С минуту она постояла, глядя на детей, потом сказала:
- Вообще-то мне пора домой. Маме надо помочь.
- Как же, - съязвил кот.
На кухне мама деловито наполняла шкафы и полки фостеровскими продуктами и расставляла посуду.
- Зачем ты прогнала кота?
- Много важничает!
- Не выдумывай. Он все утро урчал и терся о мои ноги.
Неужели она не замечала, подумала Мария, что люди никогда не бывают со всеми одинаковыми? Животные, наверное, тоже. Вот, например, наша классная - миссис Хейворд: как придут родители, она рассияется, рот до ушей, зубы блестят, а как снова останется одна с детьми, лицо у нее вытягивается, прямо худеет на глазах, зубов уже не видать, да и голос совсем другой - резкий, раздраженный.
В парадную дверь позвонили.
- Кто-то пришел, - сказала миссис Фостер. - Но ведь мы здесь никого не знаем.
Она направилась к холлу. Из-за распахнутой двери донеслись голоса - чей-то незнакомый и мамин (это ее голос для чужих, подумала Мария). Голоса то нарастали, то стихали, тикали кухонные часы, вышло солнце и положило аккуратный золотой квадрат на край стола, ножки и пол. Мария вдруг спохватилась, что ее зовут, и неохотно направилась в холл.
- Это Мария, - представила ее мама, - а миссис Шэнд - наша хозяйка. Она живет через дорогу.
Миссис Шэнд была очень старая. И одета старомодно, но как настоящая леди, признала Мария, - атласное платье, броши, ожерелье и чулки, уходящие почему-то в парусиновые туфли. Она глянула на Марию и сказала:
- У моих последних жильцов было четверо. Один ребенок - это совсем другое дело. Вообще-то я не против детей.
Мне никогда еще не встречались хозяйки, не знаю, за них я или против, подумала Мария. Надеюсь, пойму со временем.
- Ну что ж, - продолжила миссис Шэнд. - Для троих здесь несомненно хватит места.
- Да, вполне, - откликнулась миссис Фостер. - Мы и не думали, что дом такой большой.
- Жильцы часто удивляются. Обстановка тоже вызывает недоумение.
- Мы любим викторианский стиль, - заверила миссис Фостер. - А вы не боитесь за мебель? С детьми все-таки, да и взрослые бывают неаккуратные.
- В этом доме всегда хозяйничали дети, - с ядовитым оттенком сказала миссис Шэнд. - Я сама в нем выросла, с братьями и сестрами. Нас было семеро детей. А до меня - моя мать. Он слишком стар, чтобы меняться, так же, как и я. Кухню я модернизировала, так это теперь говорят, - жильцов не устраивало старое оборудование.
Мария все это время разглядывала лицо на брошке с камеей, приколотой к воротничку платья миссис Шэнд, и слушала вполуха, но тут вдруг прислушалась. Как странно - жить в доме, где выросло столько детей. В ее доме выросла одна она: его построили восемь лет назад, он даже моложе нее. Она представила себе миссис Шэнд девочкой своего возраста когда-то давным-давно, в том же дверном проеме и посмотрела хозяйке в лицо, испещренное ниточками морщин, ища тень той, которой она некогда была, но не нашла. Неужели они тогда тоже носились через три ступеньки вниз по лестнице и сидели на дереве в саду?
- Я спросила, какую комнату ты себе выбрала, - повторила миссис Шэнд.
- Дальнюю, маленькую, - ответила Мария.
- А... старую детскую. В ней всегда жили дети. Ночью из нее слышно море.
И качели, подумала Мария, ей хотелось спросить про качели, но тут снова заговорила мама. Беседа перешла на темы электросчетчика и доставки газет.
- Ну что ж, вот вроде и все, что я хотела вам сказать, - сказала миссис Шэнд. - Рояль месяц назад настроили. Пожалуйста, не стесняйтесь, играйте.
Она задумчиво поглядела на Марию.
- Спокойная малышка. Если захочешь что-нибудь спросить, милости прошу.
И вот ее серое с белым атласное платье уже исчезло между зелеными изгородями, растущими вдоль дорожки.
- Она и сама под стать дому, - сказала миссис Фостер.
- Почему она здесь больше не живет?
- Считает, что дом для нее слишком велик, и живет в гостинице через дорогу.
- Жаль, что она кота не прихватила, - заметила Мария и подумала: зря я не спросила про качели. Ну, ничего, в другой раз.
Днем пошел дождь. Миссис Фостер, довольная, что не нужно идти на пляж, устроилась читать в гостиной, почти не скрывая облегчения. Мария глядела на дождь из окна своей комнаты: он струился по стеклу жирными ручьями, и очертания темного дерева в саду, на которое она взбиралась утром (ее дерева, как она теперь считала), плыли и дрожали, словно водоросли в скальных выемках. Водоросли напомнили ей об окаменелостях - она же хотела посмотреть, как они называются, и прикрепить к ним ярлычки. Она начала их раскладывать и сравнивать с теми, из миниатюрного комодика. Некоторые оказались точно такими же, их названия она установила без труда. Красивым почерком она сделала подписи на маленьких кусочках бумаги - Promicroceras... Asteroceras - разложила их в гнезда из ваты, которую взяла в ванной. Получилось профессионально и научно. Однако одна окаменелость отказывалась называться. Во-первых, она была почти неразличима - лишь намек на рисунок в куске голубого камня, с первого взгляда - ничего особенного, но если приглядеться, проступали четкие линии и узор - каменный призрак древнего существа.
Мне нужна про них книга, вот что, подумала она. А там внизу полно книг.
Однако книги оказались на редкость незанимательными. Она водила глазами по коричневым, темно-бордовым и темно-синим рядам, которые линовали все стены от пола до потолка в библиотеке, между гостиной и столовой. Ничего веселого - ни пестрой обложки, ни иллюстрации; и когда она наугад вытаскивала одну-другую, все они пахли одинаково, как-то странно. Наверное, так пахнут книги, которые долгое время никто не доставал и не читал, решила она. И переплеты с золочеными названиями какие-то неинтересные: "Происхождение видов" Чарльза Дарвина, "Завещание скал", "Принципы геологии". Она посмотрела на них с отвращением, но тут ей в голову пришло, что слова типа "скалы" и "геология" могут быть связаны с окаменелостями. Она вытащила одну книгу, и в ней, конечно же, оказались тщательно выписанные разрезы горных пород и через несколько страниц - ракушки. А дальше опять ничего не понятно, прямо как на другом языке: глыбы тяжелых слов - не разобрать, и предложения такие длинные - не догадаешься, о чем они. А вот картинки ей понравились. По крайней мере, хоть одна книга пригодится. Она набрала небольшую стопку и отнесла ее к себе наверх.
Разложенные на столе в ряд, они смотрелись важно, даже грозно. Она села за стол - старый, обшарпанный, с чернильными канавками, а с одного края кто-то еще выдавил ручкой инициалы - X. Д. П., и без особой надежды открыла "Происхождение видов". Внушительная книга, хотя на одной странице, которую она пролистнула, живо рассказывалось о зебрах. А дальше опять все слишком сложно. Она сердито посмотрела на книгу и поскребла каблуками сандалет о перекладину стула; в это время в саду снова залаяла собачонка. Нет, подумала она, эта книга никуда не годится, ничего не понимаю. Она еще немного полистала, и вдруг книга открылась в конце - там, на чистой последней странице, кто-то сделал рисунки хорошо отточенным пером и подписал их.
С неодобрением - ведь ей всегда внушали, что в книгах марать нельзя, - Мария разглядывала почерк: старомодный, решила она, только раньше так выводили - аккуратно и с наклоном, хотя немного неуверенный, наверное, ровесник писал.
Она обнаружила ошибки в правописании. "Виды, собранные на утесе", прочитала она; затем шел список латинских названий - Gryphaear... Phylloceras... (здесь уж, конечно, она не могла судить, правильно написано или нет), и возле каждого названия - тщательный карандашный рисунок окаменелости. Пару раз кончик пера цеплялся за неровности бумаги, и ручка разбрызгивала мельчайшие чернильные точечки; в одном месте их превратили в маленькую фигурку, одетую в платье ниже колен, фартук с оборками и черные ботиночки, застегнутые на множество пуговок. Длинные, стянутые лентой волосы зачесаны назад. Хороший рисунок. Я бы так не смогла, подумала Мария. И, пробежав глазами страницу, она увидела другой рисунок - вроде что-то знакомое.
Так это же моя, обрадовалась Мария, та самая, я еще не знала, как она называется. Она положила свою окаменелость рядом с рисунком - аккуратные перьевые штрихи отчетливо повторяли ее призрачную форму и узор. "Stomechinus bigranularis, - утверждала подпись, - вымершая форма морского ежа. Найдена под западным утесом 3 августа 1865 года".
А сейчас как раз август, другой август... Она сидела с открытой книгой на столе, смотрела в окно и думала о той, о девочке (я почему-то уверена, это была девочка), которая держала в руках ту же книгу почти сто лет назад, нет, даже больше, и, наверное, глядела в то же окно на ту же косматую лужайку и волнующиеся деревья. Потому что она здесь жила, мне кажется, раз книга здесь, и окаменелости в ящичке, наверное, тоже ее. Так она думала, водя пальцем по гладкому с еле проступающим хребтом осколку серого камня, который вмещал в себя Stomechinus bigranularis, и вдруг снова услышала скрип и подвывание качелей - а может, их вообще нет на свете?
И как всегда не вовремя в ее затаенный мир ворвался мамин голос, зовущий к чаю. Неужели уже чай? - подумала Мария. Мы ведь только что обедали, я в этом уверена. Время всегда идет по-разному; иногда день тянется медленно, иногда обыкновенно, а такие дни, как сегодня, пролетают, будто их и вовсе не было... Она сбежала вниз через две ступеньки, перескочила четыре последних и заметила, что дождь кончился. После чая можно снова залезть на дерево.
Спустя полчаса она устроилась на изогнутой ветке, в "кресле". Дерево уже казалось старым другом. Кора была шершавая и теплая, она чувствовала ее спиной через трикотажную футболку, а вокруг свистели и шептались разговорчивые листья. Вскоре к ней присоединилась пара голубей, они уселись поодаль и начали жаловаться друг другу.
Вышло солнце, после дождя наступил яркий сверкающий вечер. Из гостиницы в соседний сад с криком вывалились дети и стали играть в бадминтон через сетку неподалеку от ее дерева. Мария сделалась еще меньше и тише, чем раньше, и внимательно за ними следила. Там было три девочки, чуть младше ее, еще какая-то малышня и мальчик постарше - лет одиннадцати, решила она. Вдруг ее осенило -так ведь это та самая семья с заправочной станции по дороге на Лайм, по крайней мере, возрасты совпадают и в таком же составе; наверное, дети из двух семей. Она заметила, что мальчику стало скучно. Он добродушно поиграл с малышами, потом заспорил с девочками и, наконец, побрел прочь, угрюмо пиная камни вокруг клумбы носком ботинка. Вдруг что-то на дереве привлекло его внимание, и, к немалому смятению Марии, он подошел и, встав точно под ним, поднял голову и стал смотреть сквозь листья. Мария застыла, прижавшись к стволу. Голуби ворковали, монотонно повторяя свои рулады.
Боясь шевельнуться, она, наверное, сжалась так сильно, что нога неожиданно соскользнула с ветки, и Мария шаркнула по коре сандалией; голуби с шумом взлетели, тревожно крича, и спикировал на соседнее дерево, а мальчик, повернув голову в сторону Марии, уставился прямо на нее. Они глядели друг на друга сквозь листья.
- Я сразу понял, что ты здесь сидишь, - сказал он. - Просто притворился, что не замечаю тебя, - хотелось рассмотреть египетских горлиц. Зачем ты их спугнула?
- Я не нарочно, - ответила Мария.
Теперь он с интересом разглядывал дерево.
- Четкое дерево, - одобрил он. - А все остальные - так себе. Ты всегда живешь в этом доме?
- Нет, - ответила Мария.
Ей ужасно захотелось поделиться с ним этим деревом, пригласить его посидеть на нем, но только она решилась заговорить, как сразу смутилась - вот, всегда так: не может она высказать, что хочет, - вечно лепит невпопад, или ее предложение не принимают, а то и просто не слушают.
- Нет, - повторила она.
- А мы только вчера приехали. Кормежка у них тут дрянная, и дают мало. Зато есть цветной телек, так что все о'кей, - заключил мальчик.
Он повернулся и сунул руки в карманы джинсов, собираясь уходить.
- Откуда ты знаешь, что это были египетские горлицы? - в отчаянии выпалила Мария.
- То есть?
- Ну, в смысле не голуби. Я думала, это обыкновенные голуби.
- Ну, конечно, это египетские горлицы, а кто же еще. У лесных голубей полоса на крыле, и воркуют они совсем по-другому.
Он уже побрел прочь.
- До свидания! - крикнула Мария.
Неожиданно ее голос прозвучал так громко, что она покраснела. К счастью, ее скрывали листья.
- Пока, - ответил мальчик и небрежно добавил: - Еще увидимся.
Вдруг он с гиканьем бросился по траве к своим, и Мария услышала, как они кричат:
- Мартин... Давай же, Мартин!
Немного погодя она соскользнула с дерева и вернулась в дом. Там стояла тишина. В кухне тихонько гудел холодильник. Тикали часы. И больше ни звука, лишь изредка из гостиной доносился шорох, когда отец переворачивал страницу газеты. Родители быстро обжились в гостиной. Теперь они сидели у пустого камина на одинаковых стульях с выпуклыми спинками и сиденьями и читали. Мария легла на ковер, по которому шел темный рисунок, и тоже взялась за книгу. Кот декоративно устроился на ручке дивана и смотрел на них.
- Весело же вы проводите отпуск, - заметил он, запуская когти в обивку. - Чем полезным сегодня занималась? Что узнала? Куда ходила? С кем интересным встречалась?
- Я разговаривала с хорошим мальчиком, - ответила Мария и добавила: - Кажется, он мой ровесник.
- Так-так, осваиваемся потихоньку? - отозвался кот. - Надеюсь, он пригласил тебя поиграть с ними?
Мария не ответила.
- Молчишь? - съехидничал кот.
- Мария, - одернула ее миссис Фостер, поднимая глаза, - перестань бормотать. И сгони с дивана этого кота. Он портит обивку своими когтями.
И немного погодя добавила:
- Зачем же ты его из комнаты-то выгнала, беднягу?
- Он сам ушел, - ответила Мария. - Ну, ладно, пойду спать.
Она залезла в ванну, ножки которой были сделаны в форме звериных лап с когтями. Ну и глубина, как ляжешь в нее - ничего не видно, пока снова не сядешь, а уж такой маленькой, как Мария, нужно все время быть на чеку, а то ведь и утонуть недолго. Но ей все равно понравилось. И туалет оказался приятным: коричневое деревянное сиденье, а вокруг фарфорового бачка - розовый венок; такого она, кажется, еще не встречала. Она поняла: в этом доме нет ничего нового. Все обтрепалось от времени и пользования. Дома и у друзей в Лондоне всегда найдешь вещи, купленные месяц назад, год назад. А здесь дерево потрескалось, краска облупилась, обивка истерлась и выцвела. С давних времен здесь жили: X. Д. П., например, нацарапавший на столе свои инициалы. И тот ровесник, наверное, девочка, которая нарисовала окаменелости в книге из библиотеки.
Возвращаясь к себе в комнату, она подумала: а ведь я теперь не одна - у меня появился друг, он уже давно здесь не живет, но он мне помог, подсказал название окаменелости, которую я не знала. "Stomechinus bigranularis", - аккуратно написала она на ярлычке и, поместив его в свою коллекцию, легла в постель и погасила свет.